«Типичный прогрессор…»

Иоганн Вольфганг Гете подсчитал, что вся мировая драматургия обходится 36 сюжетами. А исследователь русского фольклора В. Я. Пропп сообщает о 24 сказочных сюжетах. Интересно, какой выбор предлагает нам сама жизнь?

…Бартини Роберт Людовигович, 1897–1974. Сюжет «Лжеподкидыш». Внебрачный ребенок подброшен садовнику в дом своего же отца — знатного итальянца, австро-венгерского вельможи, барона Людовико ди Бартини. Как и следовало ожидать, очаровательный малыш попался на глаза бездетной баронессе, был усыновлен и получил блестящее образование. Чему весьма способствовала феноменальная одаренность мальчика, а также абсолютная свобода — в качестве главного принципа воспитания. В четырнадцатом году, когда оранжерейные идеалы европейского гуманизма рухнули и были перемолоты — в верденской мясорубке, на гиблых полях у Ипра, в болотах Полесья — восемнадцатилетний Роберто уходит на фронт. Далее русский плен, возвращение в Италию, компартия, подполье, операция против Савинкова в Генуе.

И за те же два года после возвращения из русского плена Бартини закончил воздухоплавательный факультет Миланского политехнического института. А в Риме получил диплом пилота!

Странное «подполье», не правда ли?

1923 год: провал и эмиграция в Советскую Россию. Последующие шесть лет покрыты мраком, из которого бывший аристократ и миллионер выходит комбригом РККА. В тридцатом году он возглавляет конструкторское бюро. В тридцать восьмом — арест. Выжил. Работал в тюремном КБ с Туполевым. Освободился лет через пять после войны.

Про Бартини рассказывали легенды — как работал в кромешной темноте, как выкрасил свою комнату в красный цвет, как носил шапку, которой впору было чистить обувь. И как упал однажды у кульмана — от голода. Жажду и голод он вовсе не чувствовал.

— Чепуха! — усмехнулся С., старый приятель конструктора («Имейте в виду — я вам ничего не говорил. Ни-че-го!»). Можете мне поверить: ел и пил он как все люди. Женщин любил. А то, что без чувств его находили — факт. И не раз… Талантливейший визионер был, по-нынешнему — контактер: без страховки «улетал» на несколько дней! Иногда едва выкарабкивался — смотреть страшно было: бледный, под глазами круги черные, как после глубокого запоя. В Туполевской «шараге» его таким и запомнили — сидит часами, глаза закрыты, в лице ни кровинки. А потом выдавал сумасшедшие проекты… И по мелочи тоже поразительные вещи делал. Когда Ту-2 еще не летал, Бартини неприятно удивил коллег — «зеков», предсказав максимальную скорость на сотню километров меньше расчетной. Но вскоре опытный экземпляр выжал расчетную скорость. Туполев, конечно, посмеивался. И что вы думаете?! Серийные машины — с усиленным, по требованию ВВС, вооружением и другими моторами давали точнехонько предсказанную Бартини скорость!

Ну откуда он мог знать, что отличный «движок» АМ-37 снимут с производства? Таких случаев было немало — достаточно, чтобы понять: это не расчет, не интуиция… Как, извините, рассчитать — в каком гастрономе хороший коньяк дают? А ведь ни разу не ошибся! Обладал ли он гипнозом? Не знаю. Вряд ли. Хотя… красивые женщины летели, как бабочки на свечу! Удивительный был человек, какой-то… неземной, что ли. Не помню, чтобы на кого-нибудь голос повысил. Совершенно одинаково держался, разговаривая с министром и со своим чертежником — редкостное, знаете ли, свойство! Кто-то рассказывал, что Роберт Людвигович не мог выбросить даже пустой аптечный пузырек — они у него на кухне целый шкаф занимали. «Люди трудилисьжалко…» А какой кошмар был в кабинете?! Бумаги лежали везде — на столе, на полу, на подоконнике — в несколько слоев! В этом хаосе была какая-то непостижимая система — он никогда ничего не искал, брал нужный чертеж из кучи не глядя…

«Не расчет, не интуиция…» Специально потом интересовался — были ли в Москве 60-х годов проблемы с коньяком? Не было, говорят. Хотя любители побегать за отдельно взятыми сортами встречались.

Но — допустим… Поверим на слово: Бартини был визионером. Есть великое множество гипотез относительно природы ясновидения — хорошо бы что-нибудь выбрать!

— Нам это действительно необходимо? — ядовито осведомился Скептик. — Не собираетесь ли вы объяснить одно неизвестное через другое? Помню, однажды в «Крокодиле» был потрясающий рисунок: баба Яга увидала «летающую тарелку» и кричит: «Ну вот, а говорили — сказки?!!»

…Мир един, но в нем много дорог. Человек создал нечто. Мы сократим путь, если найдем его дорогу. Поняв, как он мыслил, как видел мир, мы поймем и «продукт» мысли — «самолет-невидимку».

Обладая чудесным даром, Бартини не мог не задуматься над устройством такой Вселенной, где можно ясно видеть события, которые еще не произошли. «Предопределенность мира — единственная настоящая трагедия человека», — сказал Гете после беседы с Наполеоном.

Если будущего еще нет, а прошлого — уже нет, что же остается? Нечто эфемерное, соединяющее одно небытие с другим. Не имеющее длительности, вечно ускользающее от наших попыток рассмотреть и дать определение. Настоящее логически противопоставлено будущему и прошлому. Если нет ни того, ни другого — нет и настоящего. Но это значит, что наш мир вообще не существует! Единственный способ избежать абсурда — признать, что все времена существуют одновременно. Дорога не исчезает оттого, что мы проходим по ней. И уж совсем глупо утверждать, что озеро, которое вот-вот покажется из-за поворота, не существует — только потому, что мы его не видим! Обычный человек видит только синхронный с ним «кадрик» киноленты. Визионер может «взлететь над дорогой» — и увидеть остальное…

Величайший в истории пророк, живший в ХVI веке, Мишель Нострадамус оставил человечеству свои «Центурии». Ценность этой книги возрастает с каждым веком. Список сбывшихся предсказаний столь огромен, а детали событий столь точно совпадают, что заставляют задуматься самых замшелых ортодоксов. Между тем ответ содержится в самой книге, ожидая того, кто задаст вопрос. В предисловии к «Центуриям» Нострадамус выводит возможность предсказания «из самого факта абсолютной вечности, включающей в себя все времена».

…Если Вселенная — это дорога, значит, «есть смысл слегка прибавить шагу, чтобы оказаться первым…»

…Его самолеты опережали свое время. Как минимум на пять-семь лет. В тридцатом году Бартини строит самолет со скоростью 420 км/час — на сто пятьдесят километров больше скорости лучших истребителей тех лет. Через три года — новая машина: первый в стране цельнометаллический истребитель — 630 км/час! Такой скорости винтовые машины достигнут к концу войны, но только со вдвое более мощными моторами! 1936 год — новый самолет — двухмоторный, дальний, скоростной… Об этой машине вспомнили перед самой войной и спешно переделали в бомбардировщик (под общим руководством «итальянского шпиона» Бартини!). Осенью 1941 года, когда немцы захватили балтийские аэродромы Ханко и Эзель, «Илы» уже не могли долететь до Берлина и вернуться назад. Но бомбежки германской столицы продолжили с подмосковных аэродромов бартиниевские бомбардировщики ДБ-240.

А заключенный Бартини уже работал над новой машиной. У Шаврова описан этот удивительный для тех лет проект: «…сверхзвуковой одноместный истребитель типа „летающее крыло“ малого удлинения, с большой переменной по размаху стреловидностью передней кромки, с двухкилевым вертикальным оперением на концах крыльев». Не оценили… Через двадцать лет устроили повторную экспертизу. Специалисты признали: проект был вполне осуществим!

…Он умер в середине «ватного десятилетия». «Никому ничего не надо!» — это оттуда, из глухих семидесятых. О покойном конструкторе еще раз вспомнили, когда в Арктике гибла наша атомная подлодка. В тот черный день базовые «Илы» безнадежно кружили над морем, разбрасывая спасательные плотики. Гидроавиация Северного флота не сделала ни одного вылета — шторм… Только одна машина в мире могла бы сесть на такую волну — четырехдвигательная реактивная амфибия вертикального взлета конструкции Бартини, стоявшая без крыльев на поле Монинского авиамузея. Этот уникальный гидросамолет построили и начали испытывать при жизни конструктора. Смерть подрезала этой машине крылья в самом прямом смысле. «Нет человека — нет проблемы».

На первый взгляд конструкторская судьба Бартини — пример удивительного невезения. Словно злой рок встал на пути человека, которого академик О. К. Антонов назвал «непонятым гением советской авиации». В стране строили все, что могло мало-мальски летать. Жили впроголодь, но радовались беспосадочным перелетам. С миллионов плакатов суровая парашютистка вопрошала прохожих: «Что ты сделал для Воздушного Флота?» И при такой общенародной нужде в аэропланах — всего одно серийное «изделие» за полвека работы!

…Эйнштейн играл на скрипке. Максвелл и Чижевский писали стихи. Менделеев на досуге выделывал чемоданы. Ну и так далее… А теперь представим великого химика в стране, которой позарез нужны чемоданы. Более того, безопасность этой страны напрямую зависит от их количества и качества. Думаю, что наукой Менделеев все равно занимался бы — но только как хобби!

В 30-е годы Стране Советов требовались самолеты. А чтобы сталинские соколы летали «дальше всех, выше всех, быстрее всех», три сотни лучших конструкторов однажды собрали в такое место, где ничто человеческое им не мешало — в тюрьму. Так появились несколько отличных самолетов — Туполева, Петлякова, Мясищева, Томашевича, Бартини.

Пусть заклеймят меня бывшие узники бериевских «шараг», но — факт: единственную свою машину конструктор довел до серии именно в тюрьме. Убежден — на свободе он бы ее не вымучил! Бартини делал… «чемоданы». Всю жизнь. Его самолеты — ширпотреб блестящего интеллекта. Иначе просто невозможно объяснить то поразительное равнодушие, с которым Бартини относился к гибели своих замыслов!

…Его идеи шокировали физиков-теоретиков в 50–60-х годах. Бартини предложил и математически просчитал «достаточно безумную» модель Вселенной — трехмерное пространство в трехмерном времени. Он рисовал фантастические картины, писал стихи и киноповесть, в которой есть некоторые труднообъяснимые места. Знал семь языков, еще на двух — читал. «Типичный Профессор! — полушутя-полусерьезно уверял один таганрогский знакомый Бартини, большой почитатель Стругацких:

— Все, кто рассказывают или пишут про Бартини, отмечают его единственный галстук, который он носил, очень свободно повязывая. А на галстуке — обязательно зажим с каким-то блестящим камушком. Этот же камушек был у него на белом шелковом кашне — если надевалось пальто. Странное совпадение — помните, в „Трудно быть богом“ прогрессор Антон-Румата носил телекамеру в виде золотого обруча с блестящим камнем?..»

«…Стисни зубы и помни, что ты замаскированный бог, что они не ведают, что творят, и почти никто из них не виноват, и потому мы должны быть терпеливы и терпимы…»

…Перед самой смертью «консультант по отдельным вопросам» просил у Минавиапрома двух молодых физиков. В штат. «Есть идеи — надо передать».

Не дали…