Глава 3

Молодой факир. Миражи психики и история магнетической силы

Верховным судьей является практика. Если вы представите убедительные опыты, которые продемонстрировали бы мне, что человек состоит из тела и души, я перейду в другую веру. Но полагаю, что не придется этого делать ни мне, ни моим потомкам. Успехи науки каждый день в каждый час демонстрировали торжество представлений о единстве природы, то есть о том, что весь мир – живой и неживой – построен из тех же строительных камней и жизнь всех построек подчиняется одним и тем же законам.

(А. И. Китайгородский. Реникса)

Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (1493–1541) – знаменитый врач и естествоиспытатель, один из основателей ятрохимии. Подверг критическому пересмотру идеи древней медицины Авиценны и Галена, демонстративно сжигая их рукописи перед студентами. Способствовал внедрению химических препаратов в медицину. Известен под своим псевдонимом Парацельс, что означает «подобный Цельсу» (Цельс – римский философ и врач, учению которого следовал фон Гогенгейм). Парацельс считал, что человек образован духом, душой и телом. Нарушение взаимного равновесия главных элементов ведет к болезни. Задача врача – выяснить отношение между основными элементами в теле больного и восстановить их равновесие.

Следовательно, это нарушенное равновесие можно восстановить при помощи определенных химических препаратов. Поэтому первоочередной задачей химии Парацельс считал поиск веществ, которые могли быть использованы как лекарственные средства. С этой целью он проверял действие на людей различных соединений меди, свинца, ртути, сурьмы, мышьяка.

Рис 5. Парацельс


«Когда мне исполнилось лет пятнадцать, импресарио снова перепродал меня в знаменитый в то время цирк Буша. Шел роковой для человечества 1914 год. Началась Первая мировая война, унесшая столько миллионов жизней. Теперь я понимаю, что мой импресарио господин Цельмейстер специально отгораживал меня от большой жизни мира, пытался сосредоточить все внимание на стремлении к успеху, к заработку. Но это ему не всегда удавалось. Я понимал уже тогда, как мало я знаю. В Берлине в те годы я посещал частных учителей и занимался с ними общеобразовательными предметами. Особенно интересовала меня психология.

Поэтому позже я длительное время работал в Вильненском университете на кафедре психологии, стремясь разобраться в сути и своих собственных способностей.

Помню моих учителей и коллег – профессоров Владычко, Кульбышевского, Орловского, Регенсбурга и других… Систематического образования мне получить так и не удалось, но я внимательно слежу за развитием современной науки, в курсе современной политической жизни мира, интересуюсь русской и польской литературой. Знаю русский, польский, немецкий, древнееврейский… Читаю на этих языках и продолжаю пополнять свои знания, насколько позволяют мне мои силы.

Но я отвлекся… Вернемся в цирк Буша, в 1914 год… Мало что изменилось в моей программе. Те же иглы, то же прокалывание шеи. И первые психологические опыты. В цирке Буша мы уже не «убивали миллионера» и не раздавали его драгоценности посетителям, а, наоборот, собирали у них разные вещи. Потом эти вещи сваливали в одну груду, а я должен был разобрать их и раздать владельцам».

– По-моему, здесь в одну груду свалены не только вещи доверчивых простаков на выступлениях нашего феноменального факира, – Психолог достал с книжной полки журнал и прочитал несколько строк из заметки, напечатанной мелким шрифтом: «Сколько бы ни пытались такие исследователи творчества артиста Мессинга, как профессор Львов, установить реальную подоплеку его рассказов, у них ничего не выходило. Не нашлось также следов пребывания Мессинга в Вильненском университете и цирке Буша.» Впрочем, если вдуматься, то здесь нет ничего удивительного, ведь в начале двадцатого века методы психического внушения были окутаны густым туманом мистики магнитно-флюидной теории. Да и вместо привычного нам термина «гипноз» чаще можно было услышать о введенном еще Парацельсом и Месмером понятии «животный магнетизм». По Парацельсу, окружающий мир был наполнен сидерической (звездной) «магнетической силой», перетекающей с небесных тел в организм человека. Поэтому и сам человек питается не только грубой видимой пищей, но и рассеянной в природе магнетической силой. Эта сила связывает между собой все космические объекты во Вселенной и… человека. Так Парацельс не только обосновывал абсурд астрологии, но и взаимное «магнетическое» влияние людей друг на друга, когда один человек силой своего «волевого магнетического напряжения» может влиять на духовную сущность другого, бороться с ней и подчинять ее своей власти.

Рис. 6. Антон Месмер


Немецкий целитель и философ Фридрих Антон Месмер (1734–1815) известен своей магнитно-флюидной теорией, основанной на наличии в человеческом организме некоего магнетического флюида, вызывающего животный магнетизм, или месмеризм. Для распространения своего учения Месмер основал в 1783 году орден Всемирной Гармонии, в котором учил животному магнетизму, разъясняя его медицинское значение.

– Через полтора столетия «вселенский магнетизм» Парацельса возродился в магнитно-флюидной теории немецкого врача Антона Месмера, – продолжал рассказывать Психолог. – Месмер, как и Парацельс, полагал, что наш Мир наполнен вездесущей магнетической силой, «связующей в единый целый организм звезды и человеческую сущность». Эту космическую магнитную силу в приложении к человеку и животным он назвал «животным магнетизмом», в противоположность «магнетизму минеральному». Сначала Месмер разработал собственную «систему животно-магнитного врачевания», включающую массаж и пассы, проводимые над больным руками с зажатыми в них магнитами. Однако впоследствии он решил, что лечебный результат может быть достигнут и без применения магнитов, лишь с помощью прикосновения рук к определенным частям человеческого тела. При этом целитель считал, что сами по себе магниты играют роль передатчиков особого «магнитного флюида», входящего или исходящего из человеческого тела. В конечном итоге «магнитно-флюидное врачевание» по Месмеру свелось к довольно сложной системе плавных ритмических пассов, проводимых над телом больного от головы к ногам. Месмер также заявлял, что легко может «намагничивать неодушевленные предметы», после чего они приобретают некую «целительную силу».

Просто потрясающе, – расхохотался Физик, – а я и не подозревал, что наш Алан Чумак не только отъявленный аферист и жулик, но еще и банальный плагиатор! Впрочем, простите за всплеск эмоций, и прошу вас продолжать.

Нет-нет, вы абсолютно правы, – было видно, что Психолог сам с трудом сдерживает смех. – Вы только послушайте, что было дальше: в целях массового применения своего «лечебного способа», получившего название «месмеризм», или «животный магнетизм», Месмер расставил в своей лечебнице бочки со всяческим мусором из битого стекла, черепицы, металлических обрезков и опилок. Проводя пассы над этими мусорными баками и бормоча какие-то усиливающие действие заклинания, он «намагничивал флюидами» содержимое «чанов-индукторов». Каждый чан имел крышку с прорезями, из которых торчали металлические «прутья-индукторы». Больные выстраивались вокруг баков, и каждый брал в руку прут, «накачиваясь магнетическими флюидами» под фортепьянные пассажи. В конце сеанса выходил сам Месмер, задрапированный в экзотические блестящие ткани яркого цвета, и прикасался своим «магическим жезлом из позолоченного железа» к больным органам пациентов. Одновременно его ассистенты слегка встряхивали больного и надавливали на пораженные части тела. По свидетельству очевидцев, при этом наблюдалась самая различная реакция испытуемых: большинство оставались совершенно спокойными и ничего не чувствовали, но у некоторых внезапно возникали приступы судорожного кашля, переходящего в рвоту, другие впадали в истерику и начинали рыдать, а третьи ощущали странные колющие боли, жжение в больных органах, у них резко повышалась температура. Были и такие, у которых вдруг возникали сильные истерические судороги, перемежающиеся лихорадочным смехом и бессвязными криками. Эти «кризы животного магнетизма» иногда продолжались часами, пока у пациентов Месмера не наступало полное физическое и духовное истощение и они не впадали в своеобразный «магнетический сон», будучи полностью подвластны командам гипнотизера. Некоторые индивидуумы впадали в гипнотический транс уже после нескольких пассов или команд Месмера, причем находились в этом состоянии с открытыми глазами, продолжая реагировать на его взгляды и знаки. Сейчас очень трудно оценить эффективность врачебных методик Месмера, но сохранились отдельные свидетельства больных, которые, очнувшись после «магнетического забытья», чувствовали некоторое облегчение. Судя по скупым записям самого целителя, это в основном касалось невротических болей, мигреней и хронических болезненных воспалительных процессов. Впрочем, в последнем случае Месмер честно отмечал, что достигалось лишь «временное освобождение от ужасных телесных страданий».

– Лечебные методы Месмера были настороженно восприняты научной общественностью Франции, особенно критиковали месмеризм парижские врачи, объявившие магнитно-флюидное лечение неэффективным и даже вредным, – Психолог продолжил: – В конце концов под давлением общественного мнения Парижская академия наук сформировала специальную комиссию во главе с выдающимся естествоиспытателем Лавуазье. Вывод комиссии был однозначно негативен, а подлинность исцелений поставлена под сомнение, так что месмеризм был объявлен отчасти выдумкой, а отчасти просто плодом воображения легковерных пациентов. Практически все известные психиатры того времени восприняли выводы академической комиссии с большим удовлетворением, выразив свое отношение к животному магнетизму крылатой формулой: «Обмануть, обмануться, быть обманутым». Надо сказать, что скрытые сторонники месмеризма страшно отомстили Лавуазье за разгром шарлатанских опытов своего учителя. Во время Великой французской революции один из депутатов Конвента, бывший апологет месмеризма, обвинил великого ученого в надуманных экономических преступлениях и тот был «по законам революционного времени» гильотинирован. Другой выдающийся естествоиспытатель того времени – Лагранж по этому поводу сказал: «Всего мгновение потребовалось им, чтобы срубить эту голову, а и во сто лет не будет такой другой».

Блестящее разоблачение наукой месмеризма сыграло большую роль в скептическом отношении большинства медиков к существованию мистического «магнетического жизненного флюида», – увлеченно рассказывал Психолог. – Так, знаменитый немецкий исследователь-энциклопедист Гельмгольц вполне справедливо считал месмеризм «фокусничеством, чем-то близким к помешательству», объясняя все явления подобного рода истерической раздражительностью, действием воспаленного каким-либо психическим недугом воображения, разновидностью каталепсии и болезненного экстаза. Под влиянием авторитетов Лавуазье и Гельмгольца среди настоящих ученых долгое время считалось просто несерьезным обсуждать «магнетический гипнотизм» и тем более изучать его. В научном сообществе существовало вполне обоснованное мнение, что вопросы «магнетических животных флюидов» слишком близки к области мистики, оккультизма и теософии.

Вот здесь мы и могли бы, – Психолог с усмешкой посмотрел на Физика, задумчиво глядевшего в книгу воспоминаний гипнотизера, – продолжить анализ крайне необычных способностей нашего юного дарования.

Отлично, тогда давайте вернемся к психологическим «подвигам» мага и факира с Горы Кальварии, – Физик откашлялся, спрятал пустую трубку и, найдя нужный абзац, продолжил чтение:

«Понемногу я становился все более известным, а мой импресарио господин Цельмейстер – все более представительным. Лицо у него все более округлялось, стройность фигуры была под сильной угрозой.

Наконец, в 1915 году он повез меня в первое турне – в Вену. Теперь уже не с цирковыми номерами, а с программой психологических опытов. С цирком было покончено навсегда. Выступать пришлось в Луна-парке. Гастроли длились три месяца. Мои выступления привлекли всеобщее внимание. Я стал «гвоздем сезона». И здесь, в Вене, выпало мне счастье встретиться с великим Альбертом Эйнштейном.

Шел 1915 год. Эйнштейн был в апогее своего творческого взлета. Я не знал, конечно, тогда ни о его исследованиях броуновского движения, ни о смелых идеях квантования электромагнитного поля, позволивших ему объяснить целый ряд непонятных явлений в физике, идеях, которые тогда, кстати, разделяли лишь очень немногие физики. Не знал я и того, что он уже завершил, по существу, общую теорию относительности, устанавливающую удивительные для меня и сегодня связи между веществом, временем, пространством. Это великое открытие Эйнштейна было опубликовано через год – в 1916 году. Но хотя я всего этого тогда не знал и знать не мог, имя Эйнштейна – знаменитого физика – я уже слышал.

Вероятно, Эйнштейн посетил одно из моих выступлений и заинтересовался им, потому что в один прекрасный день он пригласил меня к себе. Естественно, я был очень взволнован предстоящей встречей».

Тут Физик резко отставил в сторону раскрытую книгу:

– Нет, вы только подумайте! Эйнштейн и спиритизм! Подобную чушь я слышу впервые!

Затем, успокоившись, Физик продолжил читать:

«На квартире Эйнштейна меня в первую очередь поразило обилие книг. Они были всюду, начиная с передней. Меня провели в кабинет. Здесь находились двое – сам Эйнштейн и Зигмунд Фрейд, знаменитый австрийский врач и психолог, создатель теории психоанализа. Не знаю, кто тогда был более знаменитым, наверное, Фрейд, да это и непринципиально. Фрейд – пятидесятилетний, строгий – смотрел на собеседника исподлобья тяжелым, неподвижным взглядом. Он был, как всегда, в черном сюртуке. Жестко накрахмаленный воротник словно подпирал жилистую, уже в морщинах шею. Эйнштейна я запомнил меньше. Помню только, что одет он был просто, по-домашнему, в вязаном джемпере, без галстука и пиджака. Фрейд предложил приступить сразу к опытам. Он и стал моим индуктором.

До сих пор помню его мысленное приказание: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну… выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Взяв пинцет, я подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, что хочет от меня его ученый друг. Эйнштейн улыбнулся и подставил мне щеку… Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить его поиграть на ней. Я выполнил и это безмолвное приказание Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял смычок и заиграл. Вечер прошел непринужденно-весело, хотя я был и не совсем равным собеседником: ведь мне было в ту пору 16 лет.

На прощание Эйнштейн сказал:

– Будет плохо – приходите ко мне…»

Зря, конечно, наши авторы – и сам Мессинг, и его биограф – используют имена столь известных ученых, – Психолог сокрушенно покачал головой. – Вот, к примеру, что выяснил по этому поводу профессор Китаев:

«Так, автор „мемуаров“ сообщает, что в 1915 году во время своих выступлений в городе Вене он посетил квартиру Альберта Эйнштейна, где его „поразило обилие книг“, и провел телепатический сеанс с Эйнштейном и со „знаменитым психологом Фрейдом“. Прочтя мысленное задание Фрейда, Мессинг выщипнул три волоска из пышных усов Эйнштейна.

В. Е. Львов отыскал подробную биографию А. Эйнштейна, изданную Р. У. Кларком в 1971 году в Нью-Йорке, сравнил с «откровениями» Мессинга, после чего заключил: "Как давно установлено биографами Эйнштейна, он никогда не имел квартиры в Вене и в промежуток времени с 1913 по 1925 год вообще не приезжал в Вену. Кроме того, Эйнштейн никогда не держал в своих квартирах «обилия книг» и говорил своим друзьям, что ему «достаточно нескольких справочников» и что он хранит у себя лишь «оттиски наиболее важных журнальных статей».»

В. Е. Львов, безусловно, прав в своем скептицизме, но нас интересуют иные случаи, описанные Мессингом, которые в основном и создали сенсационную славу его «мемуарам», – заметил Физик и продолжил читать мемуары Мессинга:

«С Фрейдом я потом встречался неоднократно. В его квартире так же безраздельно царствовали книги, как и в квартире Эйнштейна. Одна небольшая комната была превращена в лабораторию. Не знаю, были ли действительно нужны Фрейду для работы все те предметы, которые там стояли и лежали на полках, – свесивший тонкие кости рук скелет на железном штативе, оскалившие зубы черепа, части человеческого тела, заспиртованные в больших стеклянных банках, и т. д., – или они целиком предназначались для воздействия на психику больных, которых врач принимал дома, но впечатление эта комната производила сильное. Особенно в сочетании с аскетической, суровой, одетой в черное фигурой ее хозяина, напоминавшего злого демона. Мне почему-то даже в домашней обстановке он представляется обязательно со складной палкой-зонтиком в руках. Впрочем, посетителей у Фрейда было немного. Чаще всего пожилые люди, строго чопорные, накрахмаленные и всегда, по моде того времени, с бакенбардами. В общем же, как мне сейчас помнится, Фрейда-человека не любили. Он был желчен, беспощадно критичен, мог незаслуженно унизить человека… Но на меня он оказал благоприятное влияние. Он научил меня самовнушению и сосредоточению. Шестнадцатилетний мальчик, мог ли я не попасть под власть этого очень интересного, глубокого, я бы сказал, могучего человека?! И власть свою Фрейд употребил на благо мне. Более двух лет продолжалось наше близкое знакомство, которое я и сегодня вспоминаю с чувством благодарности».

Рис. 7. Зигмунд Фрейд (1856–1939)


– Надо ли говорить, что здесь мы опять встречаем массу неточностей, – Психолог в немой мольбе воздел руки. – Поймут ли когда-нибудь посторонние, что для нас, психологов, имя Фрейда не менее значимо, чем для физиков, скажем, Эйнштейна! Биография этого выдающегося австрийского психотерапевта изучена досконально, и в ней нет ни черных костюмов (Фрейд любил бежевые цвета), ни зловещих медицинских препаратов со скелетами (ученый имел не лабораторию, а книжный кабинет, где и вел свои приемы). Непонятно, почему Мессинг акцентирует внимание на неких методах самовнушения и сосредоточения, то есть самогипноза. Ведь основной метод, которым Фрейд пользовался для психоанализа, был толкованием сновидений пациента. После того как больной сообщал содержание своих сновидений, Фрейд начинал задавать вопросы об отдельных элементах, образах и сюжетах этого сновидения. При этом он акцентировал внимание на том, что же приходит пациенту в голову относительно того или иного элемента, когда он думает о нем? От человека требовалось сообщать все свои мысли, невзирая на то, что некоторые из них могут казаться нелепыми, не относящимися к делу или непристойными.

Сигизмунд Шломо Фрейд – выдающийся австрийский психолог, психиатр и невролог, основатель психоаналитической школы, терапевтического направления в психологии, постулирующего теорию, согласно которой невротические расстройства человека вызваны многокомплексным взаимоотношением бессознательных и сознательных процессов.

– Обоснование этого метода, – продолжал раздосадованный Психолог, – состоит в том, что психические процессы строго детерминированы. Имеется в виду следующее. Если человеку приходит в голову какая-то мысль относительно данного элемента сновидения, то эта мысль никак не может быть случайной; она непременно будет связана с данным элементом. Таким образом, психоаналитик не толкует сам чьи-то сновидения, но скорее помогает в этом сновидцу. Кроме того, некоторые особые элементы сновидений все же могут быть истолкованы психоаналитиком и без помощи обладателя сновидения. Это символы – элементы сновидений, имеющие постоянное, универсальное значение, которое не зависит от того, в чьем именно сновидении данные символы появляются. Как мы видим, основная профессиональная деятельность австрийского врача была весьма далека от того образа, который мы встречаем в «мемуарах гипнотизера».









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх