Предисловие

На пороге звездных войн

Все ученые должны соблюдать высокие этические стандарты. Для научных профессий должен быть установлен моральный кодекс, основанный на актуальных международных нормах по правам человека. Социальная ответственность ученых требует, чтобы они поддерживали высокие стандарты научной честности и качества, делились своими знаниями, доносили их до общественности и обучали молодое поколение. Политические власти должны уважать такие действия ученых. Учебные программы должны включать научную этику, а также изучение истории, философии и воздействия науки на культуру.

(Декларация о науке и использовании научного знания. ЮНЕСКО – МСНС)

На вопрос, что такое чудо и чем оно отличается от самого необычного научного факта, можно дать четкий ответ: чудо есть результат, возникающий вне необходимых причинно-следственных связей… Когда говорят, что чудес не бывает, то под этим подразумевают возможность установить истинные причинно-следственные связи, ибо современная техника и технология позволяют сегодня получать в самых разных областях настолько фантастические результаты, что их вполне уместно называть чудесами.

(А. М. Хазен. О возможном и невозможном в науке, или Где границы моделирования интеллекта)

Рис. 1. Один из космических кораблей многоразового использования проекта «Спейс Шаттл» на старте

…Пентагон также рассчитывает использовать челночные корабли для регулярного вывода в космос спутников-шпионов и другого тяжелого военного оборудования. Именно по настоянию министерства обороны, сообщила телекомпания Эй-би-си, грузоподъемность корабля увеличена до 30 тонн. Согласно данным «Нью-Йорк Таймс», в случае успеха намечено еще три испытательных полета «Колумбии». В настоящее время в стадии строительства находятся еще по меньшей мере три корабля по программе «Шаттл». До 1992 года запланированы 113 полетов по программам Пентагона.

(Сообщение ТАСС о первом полете челнока «Колумбия»)

Темный усеченный конус трехметровой длины медленно плыл в сотнях километров над земными морями и материками. Если бы он был одушевленным существом, то давно бы потерял счет бесконечным оборотам вокруг голубой планеты, с тех пор как перестало биться его электронное сердце и застыли потоки электронов в закоулках многочисленных таинственных приборов. Почти четыре десятка лет назад тогда еще новенький аппарат непонятного назначения с каким-то тысячным номером серии «Космос» был выведен на орбиту со стандартной формулировкой «для метрологических и геофизических исследований». Прошло много лет, прежде чем на стол руководителя спецподразделения «космической разведки» Пентагона легла страничка зашифрованного текста шпионского сообщения с перечнем космических объектов, участвовавших в грандиозном сверхсекретном проекте советского военно-промышленного комплекса «дальней лазерной локации» под странным названием «Гранит». Тогда самая мощная в мире военная лазерная установка импульсной накачки, воплотившая безумные мечты инженера Гарина, начала «визирование орбитальных объектов», фактически обстреливая их монохроматическими пучками высокоэнергетических квантов.

Изменение оперативной обстановки над Западной Сибирью первыми почувствовали многочисленные американские спутники-шпионы, которые стаями вились на низких орбитах, спиралями охватывающих земной шар. Сначала стали необратимо выходить из строя большие пленочные интегральные схемы, и космические шпионы ослепли, оглохли и онемели, затем настала очередь высокочувствительных детекторов радиационной обстановки, и, наконец, выгорели фотомножительные сенсоры «звездной привязки», управляющие сервоприводами внешней ориентации солнечных батарей. Сами же солнечные ячейки кремневых и арсенид-галлиевых полупроводниковых преобразователей света в электричество еще долго бессмысленно пытались питать энергией мертвые электронные приборы.

Как и предполагалось советской аэрокосмической разведкой, вскоре для ревизии довольно странных внештатных сбоев явился американский пилотируемый челнок, буквально нашпигованный разнообразнейшими детекторами и измерительными системами. В его грузовом отсеке расположился громадный «многодиапазонный электронный магнитооптический локатор земного рельефа», или, попросту говоря, сверхчувствительный гибрид подзорной трубы и фотоаппарата для подглядывания за тем, что же творится на территории вероятного противника.

Начальник комплекса «Гранит», узнав о том, что операторы Центра управления полетами (ЦУП) на мысе Канаверал начали перевод «Шаттла» на другую орбиту, с удовлетворением откинулся в кресле и с усмешкой, слегка пожав плечами, распорядился:

Загрузка «Программы 3», отрабатываем схему контроля поля излучения аппаратами «Метеор» и «Космос».

Не прошло и получаса, как вблизи «космического Бермудского треугольника», который эксперты из США впоследствии более правильно назовут «вытянутым эллипсоидом аномального воздействия микроволнового излучения», возник американский космический корабль многоразового использования (ККМИ). Челнок появился на гораздо более высокой орбите, настороженно ощупывая десятками сенсорных систем лежащее внизу пространство.

Детектирую вспышку лазерного визира, – доложил бортинженер челнока, с трудом преодолевая внезапно навалившуюся сонливость.

Сибирские астрономы, наверное, подумали, что мы новый Тунгусский метеорит, – отчаянно борясь с нахлынувшей зевотой, хихикнул командир экипажа.

У-у-у, мои пломбы, – неожиданно взвыл второй пилот. Его всхлипывания и взвизги уже никто не слышал, весь оставшийся небольшой экипаж погрузился в глубокий, на грани обморока, сон. К счастью, не автопилот уверенно выводил челнок за границы странного «Сибирского эллипса», как его впоследствии прозвали операторы НАСА…

Далеко внизу, в сотнях километров под «Шаттлом» бесшумно смыкались ирисовые диафрагмы и броневые заслонки над странной конструкцией из переплетающихся волноводов и фазированных антенн – истинного виновника этих событий – настоящего чуда инженерной мысли, второго компонента проекта «Гранит», сверхмощного мазера[1] «Гранит-М»…

На следующий день где-то в недрах аналитического центра Главного разведывательного управления (ГРУ) два человека в неприметных штатских костюмах просматривали листки скупого текста с множеством схем, графиков и диаграмм. Наконец один из них, выглядевший постарше, с довольным видом откинулся в своем кресле.

Ну что же, – его уверенный властный голос тут же выдал в нем старшего по званию, – картина ясна, и в целом успех налицо.

Немного посидев с отсутствующим видом, как бы вслушиваясь в свои мысли, начальник резко перестал улыбаться и отрывисто скомандовал:

Записывайте: объект «Гранит-Один» вывести из эксплуатации и законсервировать, развернуть в утвержденных ранее точках строительство второго и третьего объектов. Все, – он решительно захлопнул красную папку с золотым гербом, – можно «наверх», докладывать результаты.

Второй, молчаливый, собеседник пружинисто подскочил и вытянулся по стойке смирно:

– Разрешите идти, товарищ генерал?

Небрежно кивнув, начальственный хозяин кабинета не удержался от невольного вопроса:

Так что, говоришь, в «насовском» центре Годдарда лихорадочно меняют полетную сетку «Спейс Шаттлов»?

И, не слушая уставного ответа: «Так точно! Меняют, товарищ генерал!», еще раз небрежно махнул рукой и погрузился в следующую стопку бумаг из папки с угрожающим грифом «Строго секретно», на которой каллиграфическим почерком было выведено «НИР "Гранит-М"».

Пролетели десятилетия, рухнула одна из могущественнейших в мире держав, что кардинально изменило геополитическую обстановку. Вместе с политической системой обрушилась и экономика страны, потянув за собой науку, культуру и образование. Лишь в редких интеллектуальных «очагах» на месте распавшихся и разгромленных НИИ теплился огонь исканий. И над всеми этими проблесками разума распростерли свои долларовые крылья многочисленные заокеанские фонды «развития», «поддержки» и «содействия».

Подбрасывая жалкие грантовые подачки наиболее перспективным коллективам, они тут же «выдергивали» наиболее интересные результаты вместе с одаренными исследователями, вынужденными с этого момента влачить сытую, но жалкую судьбу «интеллектуальных рабов» вдали от своей Родины.

НИИ проблем нейрофизиологии и космической медицины некогда входил в одно из отраслевых подразделений всемогущей «фирмы Королева». Когда так называемые «демократы» в ходе «перестроечного» развала страны подняли по заокеанской команде жуткий вой, стеная о «бесчеловечной космонавтике, выкачивающей последние копейки у бедствующего народа», институту и костяку его ведущих сотрудников удалось-таки остаться на плаву. Впрочем, рано поседевший директор этого уникального исследовательского центра, практически не имеющего аналогов в мире, склонен был считать такое положение института скорее «полузатопленным».

Как-то раз в кабинете седовласого директора, ломавшего голову над тем, как же оплатить гигантские счета за теплоснабжение и электроэнергию, прозвенел тревожный телефонный звонок. Звонил один из многочисленных заместителей мэра, бывший бандит, утомившийся от кровавых «разборок» и легко купивший себе приносящий немалый доход муниципальный пост. Сопя и отрыгивая остатки недавнего хмельного застолья с другими «отцами города», этот малограмотный «светоч новой демократии и истинного народовластия», как, не замечая явной тавтологии, наперебой возносили его местные продажные борзописцы, начал поучать убеленного сединами академика:

– Ты, это, того, директор, делись давай. Ты что думал, закрылся там у себя и спрятался? – послышалось некое подобие утробного хохотка. – Я тут послал людей к тебе, они присмотрят все, что понравится, снимать будут, ну, что выкупят, может… Ты того, в доле будешь, а не то смотри, «прохфесор», – утробное ржание повторилось, но уже явно в угрожающем тоне.

Задохнувшийся от негодования ученый молча положил трубку и надолго застыл в немой горести, охватив голову руками. Когда же минута душевной слабости прошла, за директорским столом сидел совсем другой человек. На губах академика блуждала ироническая полуулыбка, а в уголках глаз, спрятанных за толстыми полихромными стеклами очков, затаилось что-то очень жесткое и не обещающее ничего хорошего для окружающих. Это состояние яростного тихого гнева прекрасно знали все провинившиеся сотрудники. Поэтому, когда секретарь услышала по селектору обманчиво спокойное: «Пригласите ко мне, пожалуйста, начальника третьего сектора», она даже непроизвольно вздрогнула. Лихорадочно щелкая рычажками допотопного коммутатора в поисках вызванного сотрудника, она как-то отстраненно и неожиданно для себя подумала: «А вот теперь все будет хорошо, все плохое позади, шеф вошел в раж и наконец-то распустил крылья и не опустит их до тех пор, пока, как всегда, проблема не будет решена полностью и окончательно».

Символически постучав костяшками пальцев в дверь, порог директорского кабинета переступил моложавый доктор биологических наук, он же начальник одного из самых загадочных секторов института, называемого в просторечии «биоквантовым». Не тратя времени на приветствия (оба уже виделись на кратком утреннем совещании), директор в двух словах пересказал разговор с бандитствующим «светочем нового народовластия».

Ну, это только цветочки, – неожиданно весело прокомментировал слова директора начальник третьего сектора, – и, как я понимаю, горькие ягоды воцарившейся анархии нам срывать вовсе ни к чему.

Да, вынужден признать. Вы были полностью правы, – академик как-то виновато хмыкнул, – мягкая либеральная интеллигенция должна когда-нибудь научиться зажигать спички.

Внимательно взглянув на своего подчиненного, директор широко улыбнулся:

Да знаю я, кого вы привели с собой, входите, входите, – директор махнул рукой в сторону двери, куда уже бочком протискивался человек странного, но хорошо известного типа: ученый в разорванном лабораторном халате, из-под которого выглядывали прожженные паяльником джинсы, растрепанной бахромой спадающие на старые кроссовки. Впрочем, все присутствующие знали, что за затрапезной внешностью скрывается один из самых блестящих умов современности – доктор физико-математических наук, открывший новые закономерности нейрокибернетической физиологии активных имплантатов. Весело блеснув глазами из-за толстых стекол очков, вошедший тряхнул спутанной рыжей шевелюрой с еле заметной проседью и хриплым голосом завзятого курильщика провозгласил:

– Итак, господа-товарищи, какие воспитательные меры будем применять к отбросам общества человеческого?

Маятник новейшей истории сделал еще одно совершенно неуловимое движение по временной спирали, и канули в небытие бурные и лихие девяностые. Страна медленно, но верно выходила из пьяного ступора и кровавого разгула «первичного накопления капитала». Заработали, и уже по-настоящему, а не на грантовых инъекциях, многие известные научные центры. Ну а в одном из «наукоградов» недалеко от столицы еще долго ходили слухи о странном приборе, созданном в местном НИИ. Подобно волшебной дудочке Крысолова, этот чудо-прибор насмерть перепугал всех местных бандитов и мздоимцев, побросавших свое неправедно нажитое добро и разбежавшихся как ошпаренные кипятком тараканы по всем далям и весям необъятной страны. Рассказывали и о странном случае с делегацией скабрезно ухмыляющихся (а как еще можно назвать многочасовую «американскую» улыбку?) заокеанских работодателей. Посетив несколько лабораторий и напоследок повосхищавшись чудесами электронной нейрофизиологии третьего сектора, мародеры интеллекта как-то сразу, без обычных проволочек и кабальных условий подписали все необходимые документы. После этого чахлый, но столь необходимый в разворовываемом государстве ручеек грантов несколько лет просачивался в институт, помогая не бросившим на произвол судьбы свою Родину ученым преодолеть страшные последствия глубокого системного кризиса науки.

Как уже, наверное, догадался читатель, все это было как-то связано с уже известным нам НИИ космической медицины и нейрокибернетической физиологии, в конце концов снова заработавшим на воспрянувшую после долгого летаргического сна космическую отрасль.

…В одном из читальных залов института, примыкавшего к лаборатории электронной диагностики высшей нервной деятельности (ВНД), заставленном стеллажами и полками с книгами, журналами и растрепанными папками, оживленно беседовали двое ученых. Один из них – назовем его Физик – удобно откинулся в кресле за обширным письменным столом, выложив перед собой коробку ароматнейшего табака и трубку. Напротив него за журнальным столиком с аккуратной стопкой книг расположился его коллега по работе, назовем его Психологом. Психолог уже несколько минут в возникшую паузу с улыбкой наблюдал за ритуалом набивки трубки табаком и ее последующего раскуривания. Все это выглядело несколько комично, поскольку прямо над головой Физика висело чудесное увеличенное фото Эйнштейна, держащего в руках точно такой же курительный прибор и с лукавой усмешкой посматривающего на спорящих собеседников.

Дождавшись, когда Физик закончит церемониал и выпустит первый клуб дыма, Психолог продолжил прерванный разговор:

И все равно, коллега, я не совсем понимаю, почему этот странный эффект воздействия лазерного излучения на определенную группу БАТов (биологически активных точек) вы назвали квантовым эффектом Мессинга. Все-таки это выглядит несколько странно – связать физическую суть новейшего эффекта с именем этого полузабытого эстрадного иллюзиониста.

Точно о том же меня спросил и шеф, когда я представлял ему результаты проделанной работы, – Физик пыхнул трубкой и хитро посмотрел на коллегу. – Ему я ответил очень просто – это единственный известный человек в новейшей истории, который утверждал, что владеет «комплексной методикой проскопического гипнотического транса». Ну а результаты наших опытов вы знаете, да и сами не раз участвовали в экспериментах, в полной мере ощутив на себе квантовый эффект Мессинга.

Психолог непроизвольно передернул плечами, тут же вспомнив свое последнее погружение в «иную реальность».

Легкое покалывание миниатюрных полупроводниковых ОКГ-лазеров[2] меняет свой ритм, по телу проходит горячая волна, и вместо ванны с компенсационной жидкостью тело оказывается летящим в орбитальном полете. Плоское изображение, проецируемое на лицевой щиток скафандра, мгновенно распахивается немыслимой глубиной пространства, и где-то на многосоткилометровой высоте медленно вращается голубоватый лик родной планеты.

Нужно только взять себя в руки – сосредоточиться, и включается запутанная паутина обратных биологических связей, лихорадочное вращение прекращается, и начинается неописуемое парение в «ближней Вселенной».

Наверное, что-то подобное испытывали герои американского писателя-фантаста Джека Финнея, когда, вживаясь в иную реальность, они силой разума преодолевали барьер между прошлым и настоящим. Еще более близка аналогия с «глубиной виртуального мира», куда погружались дайверы Диптауна из трилогии Сергея Лукьяненко «Лабиринт отражений»:

«Хочется закрыть глаза. Это нормально. Цветной калейдоскоп, блестки, искрящийся звездный вихрь – красиво, но я знаю, что стоит за этой красотой.

Глубина. Ее называют «дип», но мне кажется, что по-русски слово звучит правильнее. Заменяет красивый ярлычок предупреждением. «Глубина!» Здесь водятся акулы и спруты. Здесь тихо – и давит, давит, давит бесконечное пространство, которого на самом деле нет.

В общем-то, она добрая, глубина. По-своему, конечно. Она принимает любого. Чтобы нырнуть, нужно немного сил. Чтобы достичь дна и вернуться – куда больше. В первую очередь надо помнить – глубина мертва без нас. Надо и верить в нее, и не верить. Иначе настанет день, когда не удастся вынырнуть».

Физик с видимым любопытством наблюдал за гаммой чувств, промелькнувших на лице Психолога.

А знаете что, коллега, почему бы нам не написать статью или даже обзор, посвященный нашему экстрасенсу. Кстати, и шеф давно уже намекал на необходимость удовлетворить аппетит газетчиков, рыщущих вокруг нашего института. Материалов у нас более чем достаточно.

Психолог с нескрываемым сомнением посмотрел на стопку книг, но, немного подумав, решил все же принять предложение своего коллеги:

Хорошо, давайте попробуем, во всяком случае суть квантового эффекта Мессинга в ходе такого разбирательства станет только яснее.