ВВЕДЕНИЕ

В самом начале мы обратимся не к теоретическим или практическим аспектам учения Новое Бессмертие, не к теории и практике Живого Мультиверсума, а к биографии их основателя — Алекса Рона Гонсалеса.

Как вы увидите далее, все в нашем мире имеет личностную природу. Поэтому знакомство с любым предметом — это, в первую очередь, знакомство с личностью его создателя. Творение и творец зачастую связаны столь прочно, что любые попытки их отдельного рассмотрения приводят не более чем к недоразумению — конечно, не столь трагичному, как при неудачном разделении сиамских близнецов, но все же...

Итак, Алекс родился в 1977 г., в южной части Сан-Диего — в пригороде, недалеко от мексиканской границы. Он стал единственным ребенком в семье русского эмигранта Михаила Гриневского и мексиканки Долорес Розалинды Ортега Гонсалес из обедневшего, но еще достаточно состоятельного аристократического рода.

Александром его назвали, как любит шутить сам Алекс, «в честь одного русского поэта, который, правда, был по происхождению африканцем»[1]. Второе имя — Рональд — вряд ли можно считать данью уважения губернатору штата Калифорния, позднее ставшему президентом[2]. К этой версии Алекс относится довольно скептично. По его собственным словам, весьма трудно представить такой приступ местного патриотизма в русско-мексиканской семье...

Однажды, еще в молодые годы, в период работы в советском торговом флоте, с отцом Алекса произошел удивительный случай, приведший к знакомству с основателем Сайентологии Л. Роном Хаббардом. Но весьма сомнительно, что именно это повлияло на выбор второго имени для сына. Несколько более вероятной кажется версия именования в честь одного из родственников по материнской линии.

Однако самым достоверным представляется предположение, основанное на увлечении Михаила Гриневского всем, что, так или иначе, было связано с космосом. Известно даже, что он поддерживал знакомство с астронавтом Рональдом Эллвином Эвансом — участником последней в истории экспедиции НАСА на Луну.

В декабре 1972 г. полет «Аполлона-17», пилотируемого Эвансом, завершил лунную эпопею, ставшую в последующие годы причиной стольких шумных скандалов и обвинений в мистификации. А в 1977 г. Рональд Эванс, только-только уволившись из НАСА, некоторое время гостил в Сан-Диего, в доме Гонсалесов — как раз в те дни, когда произошло пополнение их семейства. И хотя новорожденный не был крещен по христианскому обычаю, бывший астронавт в какой-то мере мог считаться его крестным отцом.

Позднее, уже после того как маленький Алекс потерял отца, именно «дядя Рон» помог устроить его в элитный интернат и даже внес необходимую для зачисления оплату. Внезапная смерть благодетеля, случившаяся в 1990 г. от сердечного приступа (по крайней мере, так было сказано в официальном некрологе), в возрасте 56 лет, стала одной из главных причин перевода Алекса в другую школу.

Обилие внезапных и странных смертей окружающих людей — одна из деталей, характерных для биографии Алекса. И вряд ли в этом есть что-то веселое...

Рассказ о родителях Алекса начнем с его матери.

Долорес Розалинда Ортега Гонсалес — мексиканка наполовину индейского происхождения.

Изначально Гонсалесы были богатым аристократическим родом — потомками испанских завоевателей, что обязывало их ко многому, особенно в вопросах, касающихся фамильной чести. Жили они, разумеется, в столице, в Мехико, в собственном доме. Но шли века, аристократы беднели, утрачивали влияние, менялись их взгляды, строгость нравов уступала место демократическим тенденциям. Последнюю точку в истории падения старинного рода поставил дедушка Алекса Рона, женившийся на индианке. Это сейчас все индейское модно, да и то, почему-то, в основном, в тех странах, где индейцев нет, а тогда, в первой половине прошлого века, поступок дедушки завершил падение Гонсалесов по общественной лестнице. В конце концов, дедушке с бабушкой пришлось переехать из столицы в портовый город Тихуана на западе страны. А затем, уже в 60-е годы прошлого века, один из их сыновей — дядя Алекса Рона — сумел обосноваться в США, куда из Тихуаны со временем перебрались и остальные представители засыхающей ветви родового древа Гонсалесов.

Бабушка Алекса Рона была не просто индианкой по происхождению. Она являлась еще и держательницей древней шаманской традиции одного из племен майя. Чрезвычайно привязавшись к внуку — сыну единственной и любимой дочери, в доме которой она жила, бабушка с самого рождения, как могла, старалась передавать ему древнее Знание. Сначала в сказках и песнях, потом в виде ритуалов и особых практик...

Другую, еще более тайную, духовную традицию частично передал Алексу его отец — незаконнорожденный сын Константина Эдуардовича Циолковского — знаменитого русского ученого, основателя космонавтики и, вместе с тем, не столь известного философа.

Памятник К.Э. Циолковскому в С..Петербурге (установлен в честь 300-летия города в сентябре 2005 г.)

Судьба отца, необычная с самого начала, была предопределена за много лет до его рождения. Появление Михаила Гриневского на свет в 1947 г. стало удачным завершением смелого медицинского эксперимента и, одновременно, малопонятного эзотерического действа. Его мать и, соответственно, вторая бабушка Алекса, аспирантка ленинградского медицинского института и в то же время участница тайного масонского ордена, была — разумеется, с ее согласия — оплодотворена размороженной семенной жидкостью давно умершего человека — ученого Циолковского. Однако вовсе не интересами науки и не простым стремлением подарить миру потомка гения руководствовались участники операции. Их далеко идущие планы охватывали неизвестное трагическое прошлое планеты и ее, возможно, еще более трагичное будущее...

Когда Сталин ознакомился с частью информации, касающейся упомянутого эксперимента, он был настолько испуган, что санкционировал начало массовых репрессий среди врачей и ученых-медиков — печально известное «Дело врачей». Но это только ускорило его собственную гибель. Все в мире имеет свойство повторяться. Библейская история царя Ирода, истреблявшего младенцев, чтобы добраться до новорожденного Иисуса, эхом отозвалась в действиях другого знаменитого деспота. В обоих случаях тираны не понимали истинной подоплеки происходящего, не видели, что их краткому и эфемерному с точки зрения вечности правлению ничто не угрожает со стороны невинного младенца и его родителей.

И. В. Сталин (посмертная маска)

Царь Ирод (фрагмент работы Георга Швайггера, ок.1648 г.)

В жизни Михаила Гриневского, на первый взгляд, было всего два ярких момента — его необычное рождение и эмиграция в США. Но существовало, как уже было сказано, еще и тайное, сокрытое от посторонних глаз бытие великого духовного подвижника. Скромная карьера врача-патологоанатома в одной из больниц Сан-Диего, заурядная семейная жизнь, нарочитая религиозность (он регулярно посещал единственную в Сан-Диего православную церковь), антикоммунизм и прочие меры социальной мимикрии не могли создать достаточно надежной и долговременной защиты. В возрасте тридцати восьми лет он трагически гибнет. Произошло это не в результате бытовой ссоры, как считали его знакомые, и не вследствие несчастного случая, как было записано в полицейском протоколе. В его смерти был повинен тот же тайный орден, действия которого когда-то стали причиной его рождения...

Здесь мы прервем свой рассказ, чтобы предоставить слово самому Алексу Р. Гонсалесу. Ниже, с согласия автора, мы приводим фрагмент из ранее не публиковавшейся автобиографической повести.

* * *

Трудно было сказать, в какой момент у входа в прозекторскую появились серые фигуры. Бесплатная городская больница финансировалась весьма скупо, и ее руководство экономило на освещении даже в вечернее и ночное время. Казалось, что в сумраке подвального коридора стоят два подростка лет десяти, одетых в одинаковые темно-серые спортивные куртки с капюшонами. Однако стоило им шевельнуться и начать движение к световому пятну в центре зала, как стало очевидно: это не дети, а может быть, и вообще не люди.

Когда молоденькая медсестра-мулатка, заметив краем глаза движение, повернула голову в сторону двери, то ей сначала показалось, будто ветер гонит к ней через всю комнату столбы пыли. Но откуда ветер в подвале без окон? Девушка попыталась всмотреться в неясные объекты, однако глаза вдруг начало резать, словно кто-то швырнул в них горсть песка. Недоуменно встряхнув хорошенькой головкой в белой сестринской шапочке, она привычно сдула прядь выбившихся из-под нее непослушных черных волос. На ее руках были перчатки — только что сестра помогала врачу-патологоанатому уложить труп на стол. Рефлекторно правая рука потянулась вверх, к глазам. Но на полпути замерла... и вот, тихо выдохнув, лишившееся чувств тело осело на холодный кафель пола.

— Михаил Гриневский.

Слова, произнесенные бесцветным, почти лишенным эмоций голосом, прозвучали не вопросительно, а утвердительно — с еле уловимым оттенком удовлетворения. В этих нарушивших тишину подвала звуках человеческого было еще меньше, чем во внешности пришедших. Как будто балующийся эмбьентом[3] музыкант сложил на синтезаторе слова, составив их из электронных гармоник и случайных механических шумов — шуршания песка, шелеста бумаги, скрипа дверных петель и шипения пневмоклапанов.

Тот, к кому обращались — патологоанатом в зеленой клеенчатой одежде, колпаке, пластиковых очках, закрывавших пол-лица — стоял, слегка нагнувшись над столом, погрузив обе руки внутрь только что вскрытого трупа пожилого мужчины. Он поднял голову, среагировав на звук и движение, но его синие глаза посмотрели на пришельцев сквозь пластик хоть и утомленно, даже с некоторой грустью, однако без удивления или страха.

— Прошу вас выйти. Здесь нельзя находиться посторонним, — спокойно произнес доктор.

— Мы не посторонние. Это вы посторонний. И здесь, и в любом другом месте. Михаил Гриневский, не осложняйте нашу задачу — передайте нам артефакт или сообщите, где он. Мы сами его заберем.

Трудно было понять, кто из двух пришедших говорит. Впрочем, ввиду их полного сходства, это было и не важно. Возможно, они говорили одновременно.

«Посторонний...» Когда-то, в юные годы, в руки Михаила Гриневского попал толстый литературный журнал с переводом повести Альбера Камю, которая так и называлась — «Посторонний». Облеченные в художественную форму идеи экзистенциализма и абсурдизма произвели на молодого человека столь сильное впечатление, что, фактически, послужили внутренней основой, психологическим фундаментом для решения бежать из Советской России.

Альбер Камю

— Меня зовут Майкл Гонсалес. Вы ошиблись. Я не знаю того, кто вам нужен, и не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы — Михаил Гриневский. Предатель. Мы не ошибаемся. Вы все понимаете и отдадите нам артефакт добровольно, иначе мы сами извлечем из вас нужную информацию — из живого или из мертвого.

— Вы ведь в любом случае убьете меня.

— Да. Но если вы откажетесь сотрудничать, тем более если окажете сопротивление, то испытаете сильное и длительное страдание.

Михаил, словно бы в раздумье, опустил голову. У него уже созрел план нового побега. Сейчас, для достоверности, важно было выдержать паузу, означающую внутреннюю борьбу и колебания, а затем согласиться.

— Хорошо. Вы меня убедили. Я отвезу вас к артефакту.

Михаил медленно отошел от стола, стянул с рук перчатки, усталым движением снял очки и колпак. Стоя перед стендом с аппаратурой спиной к пришельцам, он бросил им, не поворачивая головы:

— Подождите, я должен здесь все выключить.

Но вместо этого он незаметно включил какой-то прибор. Когда тот тихонько загудел, быстро увеличивая частоту звука, стало ясно — это мощные конденсаторы набирают заряд. Спокойно и неторопливо Михаил сделал несколько шагов в сторону раковины, повернул вентиль и, пополоскав руки под струей воды, плеснул пару пригоршней себе в лицо и на голову. Затем, не вытираясь, все так же медленно прошел обратно. Повернул ручку регулировки электроразрядника на максимум, прижал электроды к вискам и нажал кнопку...

Серые фигуры, метнувшиеся к нему в самый момент разряда, успели подхватить падающее тело. Но уже через несколько секунд бросили бесполезную мертвую плоть на пол, рядом с лежащей без сознания медсестрой.

Он успел уйти и испортить носитель информации.

Вслух произнесено это не было. Адресатом же для сообщения являлся некто, находившийся чрезвычайно далеко от больничного подвала в Сан-Диего.

Через некоторое время мертвую тишину нарушил вопль несчастной женщины, внезапно осознавшей себя вдовой.

Сеньора Гонсалес давно была одержима идеей, что муж изменяет ей. Она примчалась в больницу, собираясь застать любовников на месте преступления. Но при виде тела, лежащего бесформенной зеленой грудой, и мокрого бледного лица со следами электрических ожогов на висках, все в ее бедной голове смешалось.

Крик привел в чувство медсестру. Она села, недоуменно озираясь, пока ее взгляд не остановился на лежащем рядом бездыханном докторе. Затем она увидела сеньору Гонсалес и, видимо, все еще не понимая, что происходит, смущенно одернула задравшийся и обнаживший смуглые бедра халат. Похоже, это движение что-то переключило в голове вдовы. Яростно завопив: «Проклятая сучка, верни мне мужа!» — мексиканка бросилась на мулатку и, несмотря на сопротивление, расцарапала ей щеку. Когда девушка с воем, на четвереньках — будучи не в силах встать — попыталась спастись бегством от утратившей разум сеньоры Гонсалес, та резво оседлала ее, словно опытная наездница, и принялась душить.

Еще одной трагедии не случилось только благодаря двум санитарам и охраннику, вовремя прибежавшим на шум.

Для Алекса закончилось прежняя жизнь. Из нее исчезли родители, которых он знал и любил. На похоронах, глядя на мать, Алекс не узнавал в этой постаревшей и полубезумной женщине ту, которая была ему столь близка, к которой он привык с рождения. Переводя недоуменный взгляд на то, что лежит в гробу, Алекс ощущал твердую уверенность в одном: это не его отец. Его отец в каком-то в другом месте, далеко отсюда. Может быть, в своей загадочной России — где-нибудь на Урале, в сказочных поселениях бессмертных старцев-ведунов, или в алтайских горах, или в масонских катакомбах таинственного и блистательного Санкт-Петербурга. А может быть, он стал астронавтом, как дядя Рон и теперь странствует по звездному небу..

Я тень среди теней.

Но что есть тени? Тьма,

Разъятая самообманом.

Исчезнет Свет — и я исчезну,

Вновь растворясь во Тьме.

А вдруг меня не станет раньше...

Изменится ль соотношенье

Тьмы и Лжи?

Слова, ритмически организованные и явно связанные каким-то общим смыслом, звучали, словно повторяемая кем-то мантра. Откуда они взялись, каков их смысл? Алексу никак не удавалось понять. И было что-то еще, ускользающее словно сон, но все же более реальное, чем пробуждение... Ясное осознавание промелькнуло, подарив проблеск ужаса, и еще один эпизод из раннего детства всплыл радужным пятном из темной глубины.

— Папа, смотри: я нашел монетку!

Он подбежал к отцу, сидевшему в тени обрыва на чьей-то опрокинутой лодке, и положил в протянутую ладонь темный с прозеленью металлический диск. В другой руке отец держал початую бутылку текилы, завернутую в бумажный пакет, дабы не привлекать внимания блюстителей порядка.

— Ну-ка... Ооо! Да она старинная... Испанская, похоже. Или португальская... Ей, наверняка, не меньше трехсот лет!

— Она не золотая?..

— Медная. Ну и что! Если ее отчистить, будет сверкать не хуже золотой. Как же она здесь оказалась? Может быть, если копнуть глубже, найдется сундук с пиратским кладом?

— Ух ты! Здесь были пираты?

— Конечно! Лет двести-триста назад пираты везде были. И не только в Карибском море — в Тихом океане они тоже промышляли.

— Круто! Завтра с ребятами будем играть в пиратов. Я назначу себя капитаном, а эта монета станет магическим талисманом. Или амулетом... Она совсем настоящая!

— И от этого ваша игра тоже станет более настоящей... — подхватил отец, — это так важно! Достоверность — самое главное условие игры. Чем больше в игре предметов, внушающих уважение своей достоверностью, тем большую важность приобретает игра... Вот тело человека... или эта лодка — они совсем настоящие... А вот эта бутылка!..

Майкл Гонсалес приложился к горлышку и, сделав изрядный глоток, продолжил свои рассуждения. Он даже не обратил внимания на то, что Алекс уже не слушает его, увлекшись откапыванием воображаемого пиратского клада.

— Эта бутылка здесь самый настоящий предмет из всех! Ведь чем отличается настоящее от ненастоящего? Точнее, более настоящее от менее настоящего (здесь вопрос степени, только степени!..)? Более настоящее принадлежит к более сложной, более крутой, как ты говоришь, и навороченной игре. А значит, в присутствии чего-то более настоящего очевидна иллюзорность и ненастоящесть игры меньшего уровня... С этой бутылкой мир становится куда как менее реальным! Лезет наружу, выпирает отовсюду его грубая фальшь, игровая условность... Море, небо, лодки, люди... Декорации! Получается, бутылка — настоящая, а мир — нет. Однако... Так и спиться не долго!.. Но и это ведь тоже игра?..

Отец замолчал, сосредоточенно вглядываясь в темную глубину круглого бутылочного горлышка, словно пытаясь разглядеть выход в иной, более реальный мир...

Был субботний день. В выходные они частенько вместе выбирались к океану и подолгу бродили по берегу, купались, строили песочные замки, ели в какой-нибудь прибрежной закусочной, смотрели на закат... и поспешно возвращались домой, навстречу быстро надвигающейся с востока ночи.

Раньше отец никогда не пил во время их прогулок. Это случилось в первый раз. И в последний. Всего через несколько дней его не стало.

* * *

Ты полагаешь, он проснулся?

Полагаю, что он притворяется.

Притворяется, что проснулся? Пытается нас обмануть.

Пытается обмануть себя. И делает вид, что проснулся.

Пока он спит, нам нечего делать здесь.

Свети немного правее, где он еще не спит.

Тусклый лучик самоосознания вытягивал Алекса в основную реальность, и наконец он ощутил, что вернуться все-таки удалось. Локализуя и закрепляя себя в континууме определенности, он принялся выстраивать воспоминания о произошедшем в простую линейную последовательность, в цепочку событий. Однако, даже спустя годы, Алекс порою снова и снова будет задавать себе вопрос: действительно ли он тогда проснулся, а не остался лежать в дождевой луже обугленным, окоченевшим трупом? И каждый раз, когда он вспоминал этот момент, реальность начинала двоиться.

* * *

То, что происходит с Алексом дальше, лучше всего можно понять в контексте особого феномена, получившего название «Психоделический опыт». Что это такое? Какой смысл сам Гонсалес вкладывает в эти слова, и в чем отличие его понимания от общепринятых заблуждений? Ответы вы обнаружите в нижеприведенном и немного отредактированном нами тексте одной из встреч Алекса с учениками. Его составной частью стал еще один фрагмент автобиографической повести Алекса Р. Гонсалеса.

Примечания:

1

Речь, разумеется, идет об Александре Сергеевиче Пушкине.

2

Рональд Уилсон Рейган (1911-2004), американский актер и государственный деятель, известный своими консервативными взглядами. 40-й президент США в 1981-1989 гг. от Республиканской партии, губернатор Калифорнии в 1967-1975 гг., с 1937 до начала 1960-х гг. актер Голливуда.

3

Ambient (англ. окружающий) — одно из направлений в современной музыке, сочетающее электронное звучание и различные звуки естественного происхождения.