Замечания о статье «Теософическое общество и Е. П. Б.»

Перевод – К. Леонов

[Я рада предоставить место для следующего возражения. Оно мудро и своевременно, и может, вероятно, более способствовать предотвращению худших последствий, чем «мелочная критика Е. П. Б.». Нет необходимости говорить о том, что статья миссис Безант не появилась бы, если бы я увидела ее до ее публикации. Но я могу обратить внимание м-ра Петтерсона, что многое в его протесте, сколь бы справедливо это ни было, не относится непосредственно к тому, что написала миссис Безант. Она не говорила, что Т. о. обучает каким-либо специфическим доктринам, но просто выразила свое собственное мнение, что положение того, кто принадлежит к Т. о. и грубо критикует его пионера, основавшего это Общество, было нелогичным. Очевидно, что это лишь вопрос личного мнения, и м-р Петтерсон придерживается в этом противоположного взгляда. Достаточно прочитать новую «Конституцию и правила Теософического общества» за 1891 года (в приложении к январскому номеру «Теософиста»), чтобы найти в статье XIII, п. 2, следующее: «никакой член, руководитель или Совет Теософического общества, любой из его Секций или Отделений, не может провозглашать или утверждать какую-либо доктрину, как предложенную или защищаемую Обществом»; и что бы мы не делали, мы должны оставаться верными Правилам Т. о. Миссис Безант поступила бы мудрее, если бы она назвала свою статью «Замечания об Эзотерической секции Теософического общества и Е. П. Б.», и тогда бы она не подвергала себя опасности; ибо член Э. с., который получил наставления, пришедшие от Учителей оккультной философии, в то же самое время сомневающийся в достоверности этого источника или в искренности скромного передатчика древних эзотерических доктрин, – лжет своей собственной душе и нарушает свой обет. В таком случае он не может быть честным и оставаться в Э. с. Но тогда Эзотерическая секция, несмотря на ее определение как Э. с. Теософического общества, не представляет последнего, и в будущем ее название будет вообще лишено этого добавления. С самого основания ее второе правило утверждало, что «Эзотерическая секция не имеет официальной или корпоративной связи с Экзотерическим обществом» (см. «Люцифер», октябрь 1888 г.).[164] Поэтому впредь она будет называться просто «Эзотерической школой теософии». Между тем, я благодарна нашему брату, м-ру Петтерсону, за то, что он предоставил мне возможность выразить свои чувства. – Е. П. Б.]

В декабрьском номере «Люцифера», в статье, озаглавленной «Теософическое общество и Е. П. Б.», содержатся следующие утверждения:

«Данная статья выражает взгляды многих членов Теософического общества, которые ощущают, что настало время заявить протест против постоянной мелочной критики, направленной против Е. П. Б. Как со-редактор, я публикую эту статью, которая не была предварительно представлена на рассмотрение Е. П. Б., и она не увидит ее до тех пор, пока не выйдет этот номер журнала; таким образом, она не несет никакой ответственности за ее появление». – Анни Безант.

«Нижеследующее является кратким изображением того, что касается положения Е. П. Б. по отношению к Теософическому обществу и в нем, как это видится многим из нас:

(1). Либо она является посланцем Учителей, либо же она обманщица.

(2). В любом случае Теософического общества без нее не существовало бы.

(3). Если она обманщица – она женщина удивительных способностей и учености, верящая, что все эти заслуги принадлежат неким личностям, которых не существует.

(4). Если Е. П. Б. – подлинный посланец, то оппозиция к ней есть оппозиция к Учителям, причем она является их единственным каналом связи с западным миром.

(5). Если не существует никаких Учителей, Теософическое общество – это нечто абсурдное, и нет никакой пользы в его сохранении. Но если Учителя существуют, и Е. П. Б. является их посланцем, и Теософическое общество – это их организация, то Теософическое общество и Е. П. Б. не могут быть отделены друг от друга перед миром.

Если члены Общества вообще хоть сколько-нибудь озабочены его будущим, если они хотят, чтобы двадцатый век увидел его стоящим выше всяких партийных разногласий и раздоров, неким путеводным огнем во тьме, который будет вести людей, если они верят в Наставника, который основал его для человеческого служения, – пусть пробудят они себя от ленивого безразличия, со строгостью заставят замолчать голоса, декларирующие разногласия и мелочные склоки, и выступят плечом к плечу, чтобы выполнить ту тяжелую задачу, которая возложена на них и требует от них силы и мужества. Если Теософия чего-либо заслуживает, то она заслуживает того, чтобы жить ради нее и умереть ради этого. Если же она ничего не стоит, то пусть она исчезнет раз и навсегда».

На этих вот основоположениях мы и остановимся. Если она чего-либо заслуживает, то это того, чтобы жить ради нее и умереть за это; и она стоит того, чтобы работать, писать и подвергаться риску; именно с риском подвергнуться неправильному пониманию и с риском причинить боль чувствам тех людей, которые совсем этого не заслуживают, и была написана эта статья и выше в нашем журнале были процитированы некоторые возражения против нее. Ибо, как нам кажется, ее автор, благодаря своей пылкой доброжелательности и преданности, позволил своему мнению отчасти подпасть под влияние собственных чувств. И хотя немногие из теософов не согласятся с основной частью ее критики, все же нам кажется, что здесь есть некое зерно ошибки, из которого может появиться огромная и ядовитая поросль. А если это так, то указать на это – значит лишь проявить истинно братское отношение. Одно ошибочное суждение, во-первых, заключено в утверждении, что: «Если не существует никаких Учителей, Теософическое общество – это нечто абсурдное, и нет никакой пользы в его сохранении». И снова, в другом утверждении, что: «Раз приняв эту философию, вы должны признать ее (Е. П. Б.)». Не могут ли подобные взгляды принести большего вреда? Не склонны ли они оставить в стороне многих, кто был бы полезен внутри Общества и для кого оно главным образом и было создано? Не являются ли сами эти утверждения по своей природе несколько догматическими? Нет имеем ли мы все еще в самой нашей природе некоторой нетерпимости, которая скорее заставляет, чем ведет, которая преследует во имя справедливости? Ибо в наших характерах происходят малозаметные трансформации, в результате которых обнаруживаются старые недостатки в новых личинах, и нет среди нас никого, ни одного человека, совершенно свободного от нетерпимости. У церквей есть символы веры, но желающим вступить в них как правило дают понять, что не нужно их принимать полностью; и их немного. У Теософического общества нет символов веры, но его члены едва ли могут избежать их создания, несмотря на все попытки помешать этому. И наблюдение за теософским движением должно помочь тем, кто верит в Учителей, увидеть, насколь успешно они и их глашатай, Е. П. Б., работают против их возникновения. Для того чтобы этому теософскому движению суждено было с успехом пронести свою деятельность через три-четыре поколения первых семидесяти пяти лет грядущего века, нам надо быть очень внимательными. Что говорят нам Конституция и уставные правила Общества, что говорит нам заявление о приеме в него? Ни единого слова о вере. Они просто содержат в себе условия, призванные гарантировать свободу и способствовать терпимости. И не противоречит ли их духу высказывание: «Раз приняв эту философию, вы должны признать ее»? Приняв какую философию? У Общества нет таковой. Не так давно один искренний ученый, ищущий истину, но не являющийся нашим членом, спросил, не иезуиты ли мы. Правомерна ли его позиция? Да, он прав, если у нас, как у Общества, есть некая философия. Мы постоянно плачем о том, что у нас нет никаких символов веры, никаких догм, никаких верований, и мы столь же постоянно, или во всяком случае очень часто, непреднамеренно изобличаем все это во лжи.

И почему надо полагать, что Общество без Учителей – это нечто абсурдное? Разве его цели, особенно первая, – это ничто? Если бы мы жили согласно этим целям, пусть даже отчасти, и опять-таки, позвольте сказать нам, «особенно с первой из них», – разве не было бы от этого добра? Это совершенно несомненно, и, быть может, это было бы именно то добро, к которому стремятся Учителя, – в большей мере, чем к принятию любой философии или к какому-либо признанию существования их самих.[165]

Даже признанный авторитетный руководитель может быть опасен. Сама Е. П. Б. всегда внушала необходимость уверенности в собственных силах и отговаривала от любой зависимости от других, в том числе и от нее самой. Она понимает, что подлинный алхимик стремится к тому, чтобы люди собрали свои мнения в один общий тигель, зная, что они возьмут из него всю ту истину, которую они туда положили, и некоторые из их ошибок будут трансмутированы. Вот истинное превращение неблагородных металлов в золото.

Если Общество имеет авторитетного лидера и убеждения будут приниматься просто на основании авторитета, то убеждение, принятое подобным образом, будет почти обязательно извращено. Посмотрите на учения о карме и реинкарнации. Многие считают это совершенной ересью и не принимают их; и все же из первого часто делают фетиш, и оба они понимаются многими самым грубым и примитивным образом; одно из них часто рассматривают таким образом, чтобы вывести из него некий положительный фатализм, а другое – как своего рода личное воскрешение. Это происходит от доверия к определенным людям или книгам, признанным авторитетными. Такое доверие находится в противоречии с предполагаемым желанием Учителей. Мы должны пользоваться своей собственной истиной и самим постигать ее, и если мы поступаем так, то не сможем извратить ее подобным образом.

Настоящий слуга должен не только повиноваться, но, если это возможно, интуитивно улавливать желания того, кому он служит. В статье, по поводу которой написана данная работа, говорится, что Е. П. Б. «пожелала бы держаться в тени, если противоположное не требовалось бы для успеха ее миссии». И разве она не сказала бы: «Сперва человечество, затем Теософическое общество, и в последнюю очередь, я сама»?[166] В отношении же скандала, связанного с Куломами, сказано так: «Но тогда, вместо того чтобы сплотиться вокруг подвергшегося нападению Наставника и защищать до последней возможности ее позицию и ее честь, была принята фатальная политика попытаться преуменьшить ее положение в Обществе». Вероятно, это справедливо; но каким же лучшим способом можно было защитить ее? Некая плохо спланированная sortie [вылазка], конечно, является неблагоразумной. Скрытый враг может находиться в засаде, и нам говорят, что силы тьмы очень активны, бдительны и коварны. Мы можем в неблагоразумных действиях просто следовать их гипнотическим внушениям, и любое утверждение, которое не соответствует строгой правде, является неблагоразумной вылазкой. И когда говорят, что: «Если не существует никаких Учителей, Теософическое общество – это нечто абсурдное, и нет никакой пользы в его сохранении», то делается ложное утверждение. Пусть мы любой ценой объединимся вокруг нашего наставника, – но только если она сама захочет этого, а не потому, что этого хочется нам самим. И, делая так, мы должны помнить, что нам следует вести людей к истине, а не понуждать их идти к ней. Мы должны делать это со всей нежностью, со всей добротой, со всем терпением, со всей мягкостью. Мы должны представить наши взгляды для слабых, а не для сильных. Не для того, чтобы приспособиться к времени и обстоятельствам, но для того, чтобы выразить те истины, которые наиболее необходимы. Мы должны попытаться понять, что нам следует учиться для того, чтобы стать подлинными пастырями, когда придет наше время, и во время учебы нам следует помнить, что именно заблудшую овцу должны мы спасти. Искренний материалист, искренний агностик, искренний спиритуалист, искренний христианский ученый, истинный догматик-христианин – может быть искренне неверующим в Е. П. Б. и Учителей и в то же время быть настоящим членом Теософического общества, при условии, что он вступил в него ради человечества.[167] Оставим же двери широко открытыми; не будем воздвигать никакие ненужные барьеры, и подождем снаружи, пока не войдет последний. Таким образом, мы сможем оказаться более полезными, так мы лучше защитим ее. Это не является политикой молчания, это не мешает нам устно и в печати защищать нашего любимого лидера, но это должно препятствовать созданию веры (пусть даже и неписанной) в некую ее особую квалификацию, связанную с ее длительным пребыванием в Теософическом обществе. Сегодня есть много хороших членов Общества, которые скептически относятся к этому вопросу. Так не будем прогонять их прочь, проявляя нетерпимость. Возможно, они находятся в под воздействием глубокой иллюзии, которую создали братья тени. Понуждая их, мы не поможем им и не принесем добра никому. Если, метафорически говоря, мы дадим пощечину кому-нибудь, кто, возможно, неуважительно выразился о Е. П. Б., мы не поможем ее репутации, но скорее укрепим клеветника в его позиции. Наш способ защиты не может быть избранным правильно, если он причиняет вред. И он будет приносить вред, если будет проводиться при помощи создания веры в какую-либо персону или философию, как критерий хорошей репутации. Встанем же плечом к плечу; затянем те узлы, которые мы завязали, для этого и последующих воплощений; безусловно, будем благодарны ей, от кого пришло столь многое к нам и ко всему человечеству, – но будем же рассудительными и здравомыслящими ради всех остальных. Пусть же те, кто не верит в Е. П. Б., в карму, в реинкарнацию, в Учителей, будут для нас столь же желанными, или даже более желанными в Обществе, чем другие, если только они хотят создать ядро всеобщего братства.

Все это говорится искренне и честно, но с некой тревогой: не достигли ли мы некоего еще более высокого уровня беззаботности и не стали ли мы еще равнодушнее к мнению других людей? Но если такой знаменитый член нашего Общества, как автор статьи «Теософическое общество и Е. П. Б.», предлагает то, что кажется некоторым из нас опасным учением, мы не имеем права молчать.

(Г. Т. Петтерсон, член Т. о.)