Является ли теософия религией?

Перевод – О. Колесников

Религия – лучшее оружие, которым обладает человек,

Но она мерзкая клоака.

(Буньян)

Не преувеличением будет сказать, что никогда не было – во всяком случае, на протяжении нашего века – движения, общественного или религиозного, настолько ужасно, мало того, настолько до абсурда непонимаемого или понимаемого совершенно ошибочного, чем ТЕОСОФИЯ – рассматривалось ли оно теоретически, как нравственный кодекс, или практически, в своем объективном выражении, т. е. как Общество, именованное в ее честь.

Год за годом и день за днем нашим сотрудникам и рядовым членам приходится вмешиваться в разговоры людей о теософском движении, выражающих более или менее настоятельные протесты против теософии, на которую ссылаются как на «религию», а Теософическое общество рассматривают своего рода церковь или религиозную организацию. Хуже того, о нас много раз говорилось, как о «новой секте»! Это что, упорное предубеждение, ошибка или то и другое? Вполне вероятно, что – последнее. Самые узколобые и даже печально известные несправедливые люди все еще нуждаются в благовидном предлоге, в том пресловутом гвоздике, на который они могли бы повесить свои неблаговидные замечания и с невинным видом высказанную клевету. И такой гвоздик – более надежен для подобной цели и более удобен, чем всякие «измы» или «секты». Огромное большинство оказалось бы весьма опечалено, что его вывели из заблуждения и наконец заставили принять тот факт, что теософия – ни то, ни другое. Имеющаяся репутация их устраивает, и они притворяются, что не понимают ее ошибочность. Но также есть и многие другие, более или менее дружественно настроенные люди, которые искренно находятся под тем же самым заблуждением. Им мы и говорим: Конечно, мир до сих пор был в достаточной мере обречен на страдания от «гасителей» интеллекта, известных как догматические кредо, и без того, чтобы возлагать на него новую форму веры! Действительно, слишком многие уже облеклись в свою веру, по замечанию Шекспира, «как в модную шляпу», чтобы действовать далее «как все». Более того, самый raison d’etre[822] Теософического общества с самого начала выражал громкий протест и вел открытые военные действия против догм или любого верования, основанного на слепой вере.

Возможно, это прозвучит странно и парадоксально, но, по правде говоря, до сих пор самые способные работники в практической теософии и ее самые преданные члены набирались из рядов агностиков и даже материалистов. Ни одного истинного, искреннего искателя правды никогда нельзя обнаружить среди слепых верующих в «Божественное Слово», что позволяет им провозглашать себя пришедшими от Аллаха, Брахмы или Иеговы, или их Корана, Пураны или Библии соответственно. Ибо:

Вера – это не смысл действий, а успокоение.

Тот, кто верит в свою собственную религию по причине самой веры, будет относиться к вере любого другого человека как ко лжи и ненавидеть ее по той же самой причине. Кроме того, если вера сковывает разум и полностью ослепляет наше восприятие чего-либо, находящегося за пределами нашей личной веры, то это – вовсе не вера, а временное верование, заблуждение, под влиянием которого мы находимся некоторую часть своей жизни. Более того, по меткому определению Колриджа: «Вера без принципов – это всего лишь красивые слова для поддержания преднамеренной самоуверенности или изуверских телесных ощущений».

Что же тогда есть теософия, и как можно ее определить в понятиях завершающей части 19-го столетия?

Мы утверждаем, что теософия – это не религия.

И все-таки, как всем известно, существуют определенные убеждения, философские, религиозные и научные, которые недавно стали настолько близко ассоциировать со словом «теософия», что воспринимаются обычными людьми как сама теософия. Так что нам следовало бы рассказать об этих убеждениях, имеющих место, объяснить и защитить при этом тех самых Основателей, которые во всеуслышание объявили, что теософия – не является религией. Каково же тогда будет объяснение этого явного противоречия? Как может определенный предмет убеждений, учение и тщательно разработанная доктрина фактически назваться «теософией» и с молчаливого согласия девятнадцати членов Т. о. признаваться теософскими, если теософия – это не религия? – спрашивали нас.

Объяснить это и есть цель настоящего возражения.

Наверное, прежде всего необходимо сказать, что утверждение «Теософия – это не религия» никоим образом не исключает того факта, что внутри себя «теософия – это все же религия». Религия правды и единого верного восприятия – это узы, объединяющие людей вместе – а не ряд особых догм и убеждений. В наше время религия per se в ее самом мудром значении – это то, что связывает не только всех ЛЮДЕЙ, но также и все существа и все вещи во всей Вселенной в одно огромное целое. Вот наше теософское определение религии; однако же подобное определение зависит от кредо и страны, а в наше время даже двух христиан нельзя считать сходными верою. Мы обнаружили такие вот слова у одного более чем выдающегося автора. Вот как в свое время Карлейль определил протестантскую религию, осмотрев все своим пророческим оком, и значение его слов в наши дни только выросло:

Поскольку мудрые, продиктованные благоразумием чувства упростились до простого расчета, вопрос, как ныне и все остальное, заключается в целесообразности и практичности; на основании чего некоторое самое малое количество земных удовольствий имеет смысл обменять на гораздо большее количество небесных удовольствий. Тем самым – религия тоже является выгодой, работой за заработную плату; и это не почитание, а вульгарная надежда или страх.

В свою очередь миссис Стоув, либо сознательно либо нет, представила римский католицизм, по ее мнению более предпочтительный, чем протестантизм, когда устами своей героини сообщает следующее:

Религию она рассматривала в качестве билета (с соответствующим количеством индульгенций, купленных и оплаченных), который, будучи только что приобретен, уютно расположился в книжке карманного формата, чтобы предъявить его у небесных врат и тем самым обеспечить допуск на небеса…

Но для теософов (здесь подразумеваются истинные теософы), которые не принимают посредничество, выданное по доверенности, равно, как спасение через невинное кровопролитие, и не задумываются о «работе за заработную плату» в Единой Вселенской религии, существует лишь одно определение, с которым бы они могли согласиться и полностью его принять, и это определение дано Миллером. Как правдиво и теософично он описывает это, доказывая, что:

…истинная религия
Всегда снисходительна, благожелательна и скромна;
Она не играет роль тирана, и не сеет веру на крови,
Не несет разрушения на колесах своей колесницы;
А нагибается, чтобы погладить, прийти на помощь
и загладить ущерб,
И создает свое величие на благо людей.

Вышесказанное – это точное определение того, какой должна быть истинная теософия. (Только среди убеждений буддизма существует подобная философия, связывающая сердца и людей, поскольку это – не догматическая религия). В этом отношении, поскольку долг и задача каждого истинного теософа принять и довести до конца эти принципы, теософия это РЕЛИГИЯ, и Общество – ее единая Вселенская Церковь, Соломонов храм мудрости,[823] при построение которого «ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно» (3-ая Царств, гл. 6); ибо этот «храм» был сделан не человеческой рукою, и не построен ни в каком-либо месте на земле – но, поистине, он был воздвигнут только во внутреннем святилище человеческого сердца, где царствовала только пробудившаяся душа.

Тем самым, теософия не религия, но, скажем мы, РЕЛИГИЯ в самой себе, одно сплоченное сообщество, которое настолько вселенское и всеохватывающее, что ни человек и ни крупица – от богов и простых смертных до животных, ни травинка и атом – не смогут находиться за пределами его света. Следовательно, любая организация или группа, именуемая теософской, обязательно должна быть ВСЕЛЕНСКИМ БРАТСТВОМ.

Если же будет иначе, то теософия была бы лишь словом, добавляемым к сотням других подобных словам, настолько громко звучащим, насколько притворным и пустым. Рассматриваемая в качестве философии, теософия в своей практической работе – есть перегонный куб средневекового алхимика. Он превращает явно низкокачественный металл любого ритуалистического и догматического кредо (включая христианство) в золото факта и истины, и тем самым действительно производит универсальную панацею от болезней человечества. Вот почему, когда обращаются с просьбой вступления в Теософическое общество, никого не спрашивают, к какой он принадлежит религии, равно, какие у него деистские взгляды. Эти взгляды и убеждения – его персональное достояние, и они не имеют никакого касательства к Обществу. Потому что теософией может заниматься христианин и язычник, еврей и иноверец, агностик и материалист, и даже атеист, при условии, что никто из перечисленных людей не слепой фанатик, отказывающий признавать своим братом или сестрою любых мужчину и женщину, находящихся вне его особенных личных убеждений. Граф Лев Николаевич Толстой не верил в Библию, церковь и в божественное происхождение Христа; и все же ни один христианин не превзошел его в практическом подтверждении заповедей, высказанных во время Нагорной проповеди. Таких же заповедей придерживается и теософия; не потому, что их изрек христианский Христос, а потому, что они являют собою универсальные нравственные нормы, и тысячи лет до этого их проповедовали Будда, Конфуций, Кришна и все великие Мудрецы. Отсюда, коли это мы оправдываем теософией, это действительно становится универсальнойпанацеей, ибо это врачует раны, наносимые грубыми жестокостями церковных «измов» на чувствительную душу каждого естественно религиозного человека. Какое великое множество тех, которых мощным толчком разочарования швырнуло с тесной поляны слепой веры в ряды бесплодного неверия, и все же они возвратились к вселяющему надежду стремлению благодаря простому присоединению к нашему Братству – даже хотя оно несовершенно.

Если, в качестве некоего отклонения от темы, мы напоминаем, что несколько выдающихся членов покинули Общество, разочаровавшись в теософии, когда они были в других ассоциациях, то по крайней мере это не сможет привести нас в смятение. Ибо за очень, очень немногими исключениями на ранней стадии деятельности Т. о. некоторые покидали его, потому что посчитали мистицизм, практикуемый в Главной Организации, не таким, как они его понимали, или потому что «у лидеров отсутствует духовность» и они «были нетеософичны, а отсюда, не честны по отношению к правилам». Как понимаете, большинство покинувших Общество были либо полны противоречивых чувств, либо слишком самоуверенными – в церкви и в непогрешимой вере в себя. Некоторые разошлись опять же под какими-то неясными предлогами, как, например, «потому что христианство (было бы правильнее сказать: церковность или фальшивая церковность) слишком грубо трактовалось в наших журналах» – словно другие фанатические религии когда-нибудь поддерживали что-нибудь и относились к этому лучше! Таким образом, все те, кто покинул нас, правильно сделали и никогда об этом не пожалели.

Кроме того, нам есть еще, что добавить: количество тех, кто ушел, едва ли можно сравнить с количеством тех, кто нашел все, на что надеялся, в теософии, Ее доктрины, если их серьезно изучить, призывают вперед, посредством стимуляции интеллектуальной мощи человека и пробуждая внутреннее в плотском человеке, и все до сих пор дремлющие в нас силы к добру; а также пробуждая восприятие истины и реальности, как противоположность лжи и нереальности. Срывая неуверенной рукою плотную завесу мертвой буквы, в которую облачены все старинные религиозные письмена, научная теософия, знающая лукавый символизм веков, открывает цинику и насмешнику древнюю мудрость происхождения мировых верований и наук. Это открывает новые панорамы за пределами старых горизонтов закристаллизованных, неподвижных и деспотических верований и обращает слепое убеждение в осмысленное знание, обнаруженное в законах математики – единственной точной науки – это показывает человеку под самыми глубокими и самыми философскими аспектами существование то, чего, отталкиваемого грубостью формы своей мертвой буквы, он был лишен долгие-долгие годы, подобно колыбельной песне на ночь. Это предоставляет ясную и четко определенную цель, идеал для жизни, для каждого честного мужчины или женщины, принадлежащим к какому бы то ни было общественному положению, культуре или уровню интеллекта. Практическая теософия – это не просто единая наука, она охватывает все науки о жизни, морали и физике. Короче говоря, теософию справедливо можно считать универсальным «учителем», преподавателем всемирного знания и опыта, а также эрудицией, способной не только помочь своим ученикам и направить их к успешному изучению всех научных или нравственных учреждений в земной жизни, но и приспособить их к грядущим жизням, если эти ученики будут изучать только вселенную и ее загадки внутри них самих вместо изучения через представление ортодоксальной науки и религии.

А теперь, ни в коем случае нельзя позволить читателю неправильно понять эти утверждения и, тем более, смешивать понятия. Оба – и теософия и Теософическое общество – это как транспортное судно, и всякую всячину, содержащаяся в нем, нельзя смешивать. Первое – это идеал, божественная Мудрость и само совершенство; второе же – ничтожная, несовершенная вещь, пытающаяся действовать под, если не в пределах своей тени на Земле. Никто не совершенен; тогда почему же каждый член Т. о. должен надеяться стать образцом всех человеческих добродетелей? И почему надо критиковать и обвинять всю организацию за ошибки, настоящие или воображаемые, совершенные некоторыми ее «собратьями» или даже лидерами? Никогда не существовало общества, как и любой другой конкретной организации, свободного от порицания или греха – errare humanum est[824] – равно как и любой из его членов. Следовательно, скорее те члены – большинство из которых не последуют за теософией – должны быть порицаемы. Теософия – душа своего Общества; последнее же – грубая и несовершенная организация первой. Отсюда, и эти современные Соломоны, которые будут восседать в судейском кресле и утверждать, что они ничего не знают об этом, что их пригласили до того, как они поносили теософию и теософов, чтобы сперва ознакомиться и тем и с другими, вместо того чтобы по незнанию назвать первую «смесью нечестивых верований», а вторых «мошенниками и умалишенными».

Несмотря на все это, теософия представляется и друзьям, и врагам как религия, а не секта. Давайте-ка посмотрим, как неким особым убеждениям, ставшим ассоциироваться с этим словом, пришлось занять эту точку зрения, и насколько они оказались правы, что ни один из лидеров Общества никогда даже не задумывался отречься от их учений.

Мы уже говорили, что верим в абсолютную целостность природы. Целостность подразумевает возможность единства на одном уровне, взаимосвязанного с другим единством из другого уровня. Мы в это верим.

В недавно опубликованной «Тайная Доктрина» показано, каково было представление античности относительно первобытных учителей первобытного человека и его трех более ранних рас. Происхождение МУДРОСТИ-РЕЛИГИИ, в которую верят все теософы, относится как раз к той эпохе. Так называемому «оккультизму» или, точнее, эзотерической науке, пришлось проследовать в своем происхождении до тех Существ, которые, ведомые кармой, инкарнировались в наше человечество, и тем самым задали тон этой тайной науке, породив несметное количество поколений более поздних адептов, число коих увеличивалось с тех пор в каждом веке, которые проверяли свои теории посредством личных наблюдений и опыта. Огромное количество этого знания – которым никто не способен обладать во всей его полноте – составляет то, что сейчас мы называем теософией, или «божественным знанием». Существа из других, более высших миров, возможно, владеют ею полностью; мы же знаем эту науку только приблизительно.

Таким образом, всеобщее единство во вселенной подразумевает и подтверждает нашу веру в существование знания одновременно научного, философского и религиозного, доказывая необходимость и актуальность связи человека и со всеми другими вещами во вселенной; и что это знание тем самым, по существу становится РЕЛИГИЕЙ, и из-за своей целостности и универсальности должно называться МУДРОСТЬЮ-РЕЛИГИЕЙ.

Именно из этой МУДРОСТИ-РЕЛИГИИ происходили все разнообразные «религии» (называемые так ошибочно), формируя в свою очередь ответвления и «разновидности», а также все особенные верования, основанные и всегда порожденные через чей-то личный психологический опыт. Каждая такая религия или разновидность религии, считалась она ортодоксальной или еретической, мудрой или глупой, начиналась как чистый и естественный ручеек, вытекающий из Материнского Источника. Но фактически каждая такая религия со временем загрязнялась часто людскими спекуляциями и даже выдумками, вследствие корыстных мотивов, и предотвратить это было невозможно, какой бы чистой она ни была в своих первых начинаниях. Существуют такие убеждения – и мы не сможем назвать их религиозными – в некоторых не признавался человеческий элемент; другие же просто являли знаки раннего разложения; и ни одно не могла избежать руки времени. Однако все религии считались божественными, из-за своего природного и истинного происхождения; и это справедливо для всех – маздеизм, брахманизм, буддизм, равно как и христианство. Догмы плюс человеческий элемент в христианстве привели прямо к современному спиритизму.

Конечно, со всех сторон послышатся громкие крики, если мы скажем, что современный спиритизм per se, очищенный от нездоровых спекуляций, основанных на утверждении двух юных девушек и их весьма не заслуживающих доверия «духов» – тем не менее, гораздо правдивее и философичнее любой церковной догмы. Лишенный же одухотворенности спиритизм теперь пожинает свою карму. Его первоначальные новаторы, вышеуказанные «две юные девушки» из Рочестера, Мекки современного спиритизма, уже выросли и стали двумя пожилыми женщинами, с тех пор как произведенные ими первые стуки открыли настежь врата между этим и другим миром. Это их «невинное» свидетельство, которое выработало план звездной Летней страны (Саммерленда) с ее воплощающимся в действие намерением «духов», вечно носимых ветром между их «Страною Безмолвия» и нашей громкоголосой и наполненной слухами землей – именно оно началo всё это. Но теперь два Магомета современного спиритизма женского пола изменили своим взглядам и обманывают ими же созданную философию, тем самым перейдя во вражеский стан. Они выставляют спиритизм в неверном свете, объявляя практический спиритизм многовековым обманом. Спиритисты (кроме кучки явных исключений) – обрадовались и примкнули к нашим врагам и хулителям, когда те, которые никогда не были теософами, обманывали нас и показывали дьявольски злобный характер, объявив Основателей Теософического общества мошенниками и самозванцами. Стоит ли теософам в свою очередь смеяться над тем, что теперь своеобразные «открыватели» спиритизма стали его «хулителями»? Ни в коем случае! Ибо феномен спиритизма – это факты, а предательство «девушек Фокс» вызывает у нас только сожаление ко всем медиумам и подтверждает перед всем миром наше постоянное объяснение, что на медиума нельзя полагаться. Не-истинный теософ будет всегда смеяться или отчасти радоваться при виде крушения всех планов даже своего противника. Смысл такого подхода прост:

Поскольку мы знаем, что существа из других, более совершенных миров беседуют с некоторыми избранными смертными, и это как сейчас, так было и всегда; несмотря на то, что сейчас оно случается гораздо реже, чем в старину, когда человечество становилось с каждым цивилизованным поколением хуже во всех отношениях.

Воистину, теософия – обязана настроить к бою всех спиритистов Европы и Америки по отношению первым же словам, обращенным против мысли, что каждый сообщающийся разум – непременно есть дух какого-нибудь бывшего смертного с этой земли – хотя последнее слово по поводу спиритизма и «духов» еще не сказано. Но однажды это случится. Тем временем, покорный слуга теософии, Главный Редактор, еще раз заявляет о ее вере в Существа, которые величественнее, мудрее и благороднее любого персонального Бога, который находится вне любого «духа умершего», почитаемых святых или крылатых ангелов, которые, тем не менее, время от времени снисходят во все века к очень редко встречающемуся медиуму, пребывающему в тени – и это часто совершенно не связано с церковью, спиритизмом и даже теософией. И, веруя в высшие и священные духовные Существа, она должна также верить в существование их противников – низших «духов», хороших, плохих или равнодушных ко всему. Следовательно, она верит в спиритизм и его феномены, некоторые из которых вызывают у нее сильнейшее отвращение.

Это – случайное замечание и небольшое отклонение в сторону сделано для того, чтобы просто-напросто доказать, что теософия включает в себя спиритизм – как и должно быть, но при этом – лишь как одну из наук, основанных на знании и опыте бессчетного количества веков. И не может быть религии, заслуживающей такое название, которая основывалась бы на другом, нежели вследствие подобныхпосещений от Существ, обитающих на более высших уровнях.

Таким образом родилась вся предыстория, равно, как и вся история религий, маздеизма и брахманизма, буддизма и христианства, иудаизма, гностицизма и магометанства; короче, все эти более или менее удачные «измы». Вся правда на самом дне, а ложь – на их поверхности. «Открыватель», мастер, который внушил некоторое количество Истины в мозги Провидца, во всех случаях оказался настоящим мастером, который провозглашал настоящие истины; но этот своеобразный «инструмент» доказательств, во всех отношениях, был всего лишь человеком. Пригласите Рубинштейна и попросите его исполнить сонату Бетховена на ненастроенном рояле, где половина клавиш западает, а струны натянуты еле-еле; и тогда вы увидите, что, несмотря на гений музыканта, вы не сможете узнать сыгранную им сонату. Мораль этой фабулы заключается в том, что человек, пусть самый величайший из всех медиумов или Провидцев – это всего лишь человек; и человек, предоставленный самому себе и своим размышлениям, должен быть не в ладах с абсолютной истиной, пусть даже он нахватался некоторых крупиц необходимых сведений. Ибо Человек – хотя и падший Ангел, с Богом внутри себя, но с мозгами животного в голове, больше подвержен холоду и винным парам, когда находится в компании с другими земными людьми, чем к безошибочному восприятию божественных откровений.

Отсюда такое многоцветие церковных догм. Отсюда также тысяча и одна так называемые философии (некоторые – включающие в себя противоречивые теории) и разнообразные «науки» и схемы, духовные, ментальные, христианские и светские; сектантство и фанатизм, и особенно личное тщеславие и самомнение почти в каждом «Новаторе», и все это – со средневековья. Но хотя факт существование ИСТИНЫ пребывает во тьме и скрыт от всех – все имеет один корень. Смогут ли наши критики вообразить, что мы исключаем теософское учение из этого перечня? Вовсе нет. И хотя эзотерические доктрины, которые истолковываются нашим Обществом – это не ментальные или духовные впечатления из чего-то «неведомого или находящегося наверху», но плоды учения, предоставляемые нами живым людям, не считая тех, что диктуют и пишут им сами Мастера Мудрости, все же возможно, что эти доктрины во многих случаях неполны и ошибочны, чего очень хотелось бы нашим противникам. «Тайная Доктрина» – это работа, которая провозглашает все, что, вероятно, было провозглашено в течение этого столетия; это попытка отчасти открыто изложить простое обоснование и наследие всего – больших и малых религий и философских систем. В ней обнаружилась необходимость освободиться от целой массы конкретных неправильных представлений и предубеждений, которые ныне скрывают исходный стержень (а) всех великих мировых религий; (в) всех мельчайших сект; и (с) – теософии, какова она пребывает при существующем состоянии вещей – часто скрытая великой Истиной для нас и нашего ограниченного знания. Панцирь, в котором скрыта ошибка – очень прочный, и сооружен он не просто чьей-то рукою; а поскольку нам приходится персонально снимать хотя бы его часть, это усилие вызывает непрестанные упреки, направленные против всех теософских авторов и даже самого Общества. Некоторые из наших друзей и читателей ошибочно истолковали наши попытки выявлять ошибки, в «Теософисте» и «Люцифере», как «жесточайшие нападки на христианство», «нетеософские резкие выпадки» и т. д., и т. д. И все-таки это необходимо, мало того, это то, без чего нельзя обойтись, если мы желаем «выкопать» хотя бы приблизительные истины. Нам приходится открыто излагать эти вопросы и быть готовыми пострадать за это – как обычно. Совершенно тщетно обещать предоставить правду, ибо тогда осталось бы лишь смешивать ее с ошибками из простого малодушия. Результат подобной политики смог бы только загрязнить поток правды из фактов, что совершенно ясно. За двенадцать лет упорного труда и борьбы с врагами со всех четырех сторон света, тем не менее, наши четыре теософских журнала – «Теософист», «Путь», «Люцифер» и французский «Лотос» – наши слабые, нерешительные, мягкие протесты, опубликованные в них; наши робкие заявления, наша «мастерская политика бездеятельности» и наша игра в прятки в тени мрачных метафизиков, привели лишь к одному: теософию стали серьезно считать религиозной СЕКТОЙ. Ибо в сотый раз нам сказали: – «Чем же хорошим занимается ваша теософия?» и «Вы посмотрите, сколько хорошего делает церковь!»

Тем не менее, существует доказанный факт, что человечество ни на йоту не стало лучше в своем нравственном облике, а в определенном отношении даже в десять раз хуже, чем в эпоху язычества. Кроме того, за последние полвека, с того периода, когда Свободная мысль и Наука взяли самое лучшее от церквей, христианство ежегодно теряет гораздо больше приверженцев среди образованных классов, чем приобретает себе прозелитов в нижних слоях общества, этой языческой накипи. С другой стороны, теософия из материализма и полного отчаяния в вере (основанного на логике и очевидности) привнесла обратно человеческое божественное Я и бессмертие последнего, причем тем людям, которых церковь лишилась из-за своих догм, категорического требования веры и тирании. И если доказано, что теософия спасает только одного человека из тысячи тех, кого лишилась церковь, то разве не теософия – гораздо более высокий фактор добра, чем все собравшиеся вместе миссионеры?

Теософия, как неоднократно повторялось в печати и viva voce[825] членами Общества и его сотрудниками, продолжает ступать диаметрально противоположными путями к тем, которые ведут к церкви; и теософия отвергает методы науки, поскольку ее индуктивные методы могут лишь привести к совершеннейшему материализму. И все же, de facto,[826] теософия претендует быть и РЕЛИГИЕЙ и НАУКОЙ, ибо теософия – сущность обеих. И это происходит ради блага и любви к этим двум божественным абстракциям – т. е., теософская религия и наука и ее Общество становятся добровольным уборщиком мусора и из ортодоксальной религии, и из современной науки; как безжалостная Немезида тех, кто довел эти две благородных истины до их конца, а потом жестоко разъединил их одну от другой, хотя эти две истины должны быть единым целым. Чтобы доказать это, в настоящем документе есть одно из наших возражений.

Современный материализм настаивает на том, что существует непреодолимая пропасть между религией и наукой, объясняя это тем, что «конфликт между религией и наукой» завершился победой последней и полным поражением первой. Современные теософы: напротив, отказываются видеть между ними какую бы то ни было пропасть. Если и церковь и наука претендует на то, что каждая из них ищет истину и ничего, кроме истины, тогда либо одна из них ошибается, принимая за истину ложь, или ошибаются обе. Любое другое препятствие для их примирения должно рассматриваться, как чисто фиктивное. Истина одна, даже если она ищется или преследуется с двух противоположных концов. Тем самым, теософия призывает примирить этих двух противников. Это предпосылается из утверждения, что истинная духовная и примитивная христианская религия, как и другие предшествующие ей великие и древнейшие философские системы суть – свет Истины – «жизнь и свет всех людей».

Но так же происходит и с истинным светом науки. Тем самым, затемненная, как и первая, которая утверждалась посредством догм и изучалась сквозь стекла, закопченные суевериями, искусственно производимыми церковью, и свет этот с трудом проникает и встречается со своим родственным лучом в науке, в равной степени покрытой паутиной парадоксов и материалистической софистикой этого века. Учения религия и науки – несовместимы, и не могут найти общий язык до тех пор, пока религиозная философия и наука о физической и внешней (в философии – ошибочной) природе не добьются непогрешимости своей почти недостижимой цели. Эти два света, посылая лучи одинаковой длины на то, что касается ошибочных заключений, могут уничтожить друг друга и породить еще более глубокую тьму. И все-таки, они могут совместиться при условии, что и религия и наука очистят свои дома, первая от вековых человеческих подонков, а вторая от ужасающей опухоли современного материализма и атеизма. И когда обе избавятся от этого, произойдет самая похвальная и лучшая вещь – именно то, что способна сделать и сделает только одна теософия: т. е. укажет невинным, пойманных в тенета этими двумя захватчиками – воистину двумя драконами старины, один из которых жадно поглощает умы, а второй людские души – что их гипотетическая пропасть есть не что иное, как оптический обман; и что, находясь очень далеко от кого бы то ни было, он – есть огромная груда мусора, возведенная обоими этими противниками, как крепость против обоюдного нападения.

Таким образом, если теософия не более чем поясняет и обращает серьезное внимание мира на тот факт, что предполагаемое разногласие между религией и наукой – условно, то с одной стороны разумные материалисты правильно отбиваются от абсурдных человеческих догм, а с другой стороны слепые фанатики и корыстные священники, которые вместо того, чтобы защищать человеческие души, просто впиваются зубами и ногтями за кусок своего личного хлеба с маслом и за власть – почему же, даже тогда, теософия должна доказывать, что она станет спасительницей человечества?

Теперь мы продемонстрировали, как и надеялись, что такое настоящая теософия и кто суть ее приверженцы. Теософия – это божественная наука и нравственный кодекс, настолько возвышенный, что ни один теософ не способен об этом судить, ибо все они – лишь слабые, но искренние люди. Почему тогда теософию должны судить за персональное несовершенство какого-нибудь руководителя или члена наших 150 филиалов? Кто-то может работать из последних сил, и все же никогда не подняться на вершину своего призвания и стремления. Это его или ее несчастье, но никак уж не теософии или даже ее организации в целом. Основатели Общества не претендуют на другие заслуги, кроме того, чтобы однажды установленное теософское колесо продолжало вертеться. Если бы судили всех, то их, вероятно, можно было бы судить за их проделанную работу, но не за то, о чем думают их друзья или скажут враги. В нашей работе нет места для личностей; и все должны быть готовы, как всегда готовы Основатели, если понадобится, броситься под колесницу Джаггернаута, чтобы она лично раздавила их для всеобщего блага. Только в дни туманного Будущего, когда смерть возложит свою хладную руку на несчастных Основателей и тем самым завершит их деятельность, только тогда их заслуги и ошибки, их добрые и плохие деяния, равно как и их теософский труд может быть положен на чаши Весов Потомства. Только тогда, после того как две чаши с их противоречивыми грузами обретут равновесие и конечный результат станет очевидным во всей своей полной и подлинной цене, только тогда можно будет вынести вердикт, который можно счесть нечто, похожим на правосудие. В настоящее время, везде, кроме Индии, такие результаты слишком уж разбросаны по Земле, слишком сильно ограничены кучкой индивидуалов, чтобы было возможно судить. Сейчас эти результаты едва ли можно воспринять; сейчас гораздо больше слышен шум и крики, издаваемых нашими кишащими повсюду врагами и теми, кто готов им подражать. Это не вызывает ничего, кроме равнодушия. И все же, если хоть раз доказано существование добра, то он даже сейчас каждый человек, который ощущает в сердце нравственный прогресс человечества, должен за это поблагодарить теософию. И поскольку теософия снова возродилась и предстала перед миром, посредством своих недостойных слуг, «Основателей», если их работа оказалась полезной, то это и есть единственное доказательство, независимо от нынешнего состояния баланса их деяний, выражаемого мелкими монетами кармы, невзирая ни на какие общественные «светские условности».