Циклическое движение

Перевод – О. Колесников

Дайте же этому великому миру кружиться по грохочущим желобам перемен.

(Теннисон)

Вчерашняя цель – это исходный пункт для завтра.

(Карлейль)

Величайший мистик восемнадцатого века, ревностный последователь Якоба Бёме – Луи-Клод де Сен-Мартен – в последние годы жизни часто говорил: «Мне бы очень хотелось познакомиться с теми, кто угадывает истины, ибо только такие люди – живые». Эта фраза подразумевает то, что, кроме ограниченного круга существовавших в каждом веке мистиков, людей, наделенных верным психическим чутьем, в конце прошлого столетия все же было меньше, чем теперь. И действительно, тогда были годы, отмеченные душевной слепотой и недостатком интеллекта. Во время этого века хаотическая тьма и вавилонское столпотворение в отношении духовных предметов как никогда прежде царили в людских умах, переполненных заурядными научными познаниями, которые совершенно утвердились в массах. В целом отсутствие духовного восприятия не ограничивалось «Сорока Бессмертными»,[787] равно как и их менее претенциозными европейскими коллегами, однако почти все общественные классы заразились хронической болезнью под названием скептицизм и отрицание всего, кроме материи.

В последней четверти каждого века на запад периодически отправлялись посланники – с тех пор как тайные обряды (мистерии), единственные, имевшие ключи к секретам природы, были уничтожены в Европе языческими и христианскими завоевателями. И на этот раз все оказалось безуспешным. Феноменальные возможности Сен-Жермену и Калиостро приписывались только в модных романах – чтобы их имена остались в энциклопедиях для недальновидных, а, по нашему мнению, для более трезвых умов грядущих поколений, как имена обычных, но очень ловких шарлатанов.

Единственного человека, чьи силы и знания можно легко проверить при помощи точной науки, и тем самым установить прочную связь между физикой и метафизикой – Фридриха Антона Месмера – с научной арены Европы во всеуслышание называли величайшим «школяром-неучем» во всем, что касалось духовных предметов. Почти на целое столетие, а именно: с 1770 по 1870, на западное полушарие спустилась кромешная духовная тьма, и она установилась так, словно намеревалась надолго остаться среди образованных обществ.

Однако примерно в середине нашего века, где-то между 1850 и 1860 гг., Атлантику пересекло подводное течение, которое достигло Америки. Затем, прямо по его пятам, в Америку для психических опытов прибыл удивительный медиум, Д.Д. Хоум. После того как он штурмом взял Тюильри и Зимний Дворец, он больше не стал скрывать свой ум и талант. Уже за несколько лет до его прибытия «над духом мечты» почти всех цивилизованных народов на обоих континентах произошла «перемена». Теперь же эта великая движущая сила работает вовсю.

Что же это было? Ответ прост. В центре величайшего накала самоуверенности точной науки и отчаянных триумфальных криков победы над развалинами основы основ – как безрассудно предвкушали некоторые дарвинисты – прежних предрассудков и убеждений; в самом центре мертвого спокойствия всеобщих отрицаний, внезапно повеяло ветерком из совершенно неожиданного места. Сначала это выдающееся вдохновение напоминало едва ощутимое шевеление, порывы ветра, надувающие паруса гордого корабля – корабля, имя которому «Материализм», команда которого бодро и весело вела своих пассажиров навстречу Мальстриму уничтожения. Но очень скоро этот бриз усилился и наконец превратился в шторм. С каждым часом он все сильнее ударял по ушам борцов с традиционными верованиями и в конце концов стал достаточно силен, чтобы стать услышанным всеми, кто имеет уши, и увиденным всеми, у кого есть глаза, и понятым всеми, у кого есть разум. Это был внутренний голос масс, их духовное чутье – этот традиционный враг холодного интеллекта, этот законный предшественник материализма, пробудившийся из своего долгого каталептического сна. И в результате все идеалы человеческой души, до сих пор попираемые ногами будущих завоевателей мировых предрассудков, самозванных проводников нового человечества – внезапно появились в самом центре всех неистовых стихий человеческой мысли и, подобно Лазарю, восставшему из могилы, подняли свой голос и громко потребовали признания.

Все это пришло вместе с лавиной «духовных» манифестаций, когда по всю Европу поразил феномен медиумизма, словно инфлюэнца. Несмотря на их неверное истолкование, эти явления, будучи в своем существе и реальности истинными и правдивыми, как сама правда, не вызывали сомнения; и, будучи по своей природе неоспоримыми, стали рассматриваться как очевидные доказательства загробной жизни – и более того, стали широким полем признания всяких метафизических возможностей. На сей раз все усилия материалистической науки опровергнуть их не привели ровным счетом ни к чему. Вера, что человек возрождается после смерти, и вера в бессмертие души больше не считались презрительно игрою воображения; ибо однажды уже доказали истинность подобного трансцендентального явления, что находится за пределами царства материи и недоступно исследованиям посредством психической науки. Поэтому независимо от того, что этот феномен содержит per se, и является ли он доказательством бессмертия, он демонстрирует существование невидимых и духовных областей, где действуют совершенно иные силы, чем известные точной науке, показывает, что все это лежит за пределами царства материализма. Стоит лишь переступить границу материи, и область духа становится беспредельной. Следовательно, тех, кто в это верит, больше нельзя запугать угрозами общественного отвержения и остракизма. По этой, очень простой причине после начала этих представлений почти все высшие европейские классы стали приверженцами «спиритуалистов». По сравнению со всеми этими людьми, верящими в эти феномены, оставалась лишь небольшая горстка недовольных и все на свете отрицающих консерваторов. Они и противостоят мощной волне этого процесса.

Тем самым, было еще раз продемонстрировано, что человеческая жизнь, свободная от всех мировых идеалов и верований, в чем и заключалась вся философская и культурная жизнь античности, в те давние, исторические времена возглавляемая Сократом, Платоном, Пифагором и неоплатониками Александрии, лишилась своего высочайшего смысла и значения. Мировые идеалы не могут полностью исчезнуть. Изгнанные отцами, они будут приняты детьми с открытыми объятьями.

Давайте вспомним, как все происходило.

Случилось так, что между третьей и четвертой четвертями нынешнего века это влияние установилось в Европе – а еще раньше в Соединенных Штатах. Произошло это в предустановленное и предназначенное законом циклического развития время – в дни решительного восстания психики против сухого научного догматизма и еще более пугающих учений школ Бюхнера и Дарвина. Те, кто читали наш журнал с самого его основания, могут без труда вспомнить ход этих событий, наводящий на определенные размышления. Так пусть же они вспомнят, каким образом волна мистицизма, первые двенадцать-пятнадцать лет свобода распространения которой в Америке публично не позволялась, особенно из-за религиозных предубеждений, наконец прорвалась через все искусственные преграды и наводнила Европу, начав с Франции и России и завершая Англией – страной, где медленнее всего принимаются новые понятия, даже если они преподносят нам истины такие же старые, как мир.

Тем не менее и вопреки этому противостоянию, «спиритуализм», как вскоре было названо это явление, получил «права гражданства» в Великобритании. Несколько лет он царствовал там повсеместно. И все же, в действительности, сам его феномен, его психические и месмерические манифестации оказались не чем иным, как циклическими возвращением возрожденной доисторической теософии и оккультного гностицизма допотопных мистерий. Существуют факты, которые не может отрицать образованный спиритуалист; а именно: на самом деле, современный спиритуализм есть не что иное, как самый ранний этап возрождения еще не сформировавшейся теософии, а современная теософия есть renaissance [возрождение] древнего спиритуализма.

Таким образом, волны великого спиритуалистического течения оказались ни самостоятельным, ни чем-то принципиально новым. Когда, ведомые законом цикличности, они появились впервые, проявив себя в Рочестере, то оказались на попечении двух молоденьких девушек и их неуклюжими приспособлениями, которые дали им название и истолкование. И потому, когда, сломив все преграды, этот поток проник в Европу, он нес с собою накипь, окалину и всяческий мусор, старые обломки гипотез и смутно намеченные стремления, основанные на заявлениях, высказанных этими девушками. И все-таки рвение, с которыми почти все образованные европейцы приняли «спиритуализм» и спиритизм сестер-близняшек, несмотря на всю его несостоятельность, являет собою превосходный урок.

В этом страстном порыве человеческой души – в этом безудержном стремлении самых высших человеческих стихий навстречу к своим забытым богам и Богу внутри них самих, можно было услышать голос общественного сознания. Это и было явным и правильно понятым ответом внутренней природы человека на тогдашнее буйство, поглотившее материализм этого века, восторжествовавший в качестве бегства еще одной формы зла – приверженности догматическому, духовному консерватизму государственных религий. Это было громким, страстным протестом против медленного перемещения к средней точке между двумя крайностями – а именно: между принудительным насаждением в течение многих веков личного Бога бесконечной любви и милосердия посредством дьявольских методов меча, костра и инквизиторских пыток; и с другой стороны (как естественная реакция), царства полного отрицания такого Бога, а вместе с ним бесконечного духа, Универсального Принципа, проявляющегося в качестве непреложного Закона.

Истинная наука мудро старалась покончить с этим ментальным рабством человечества, с его ортодоксальным и парадоксальным Богом; псевдонаука придумала как при помощи софистики избавиться от всякой веры, кроме веры в материю. Ярые противники мирового Духа, отрицая Бога в Природе, равно как и особое космическое Божество, долгие годы прилагали усилия к созданию искусственного, лишенного души человечества; но получилось лишь так, что их карма послала сонмы псевдо-духов или душ, чтобы воспрепятствовать их усилиям. Разве стал бы кто-нибудь отрицать, что величайшие и лучшие представители материалистической науки не выдержали чар этой обманчивой надежды, которая на первый взгляд выглядела весьма очевидным доказательством бессмертия души человека[788] – то есть сомнительной связи между жизнью и смертью?[789] И все-таки подобные неестественные проявления, будучи в своей массе неподдельными и самопроизвольными, привлекали и убеждали всех, обладающих в душе священной искрой интуиции. Некоторые примыкали к ним вследствие гибели идеалов, крушения богов и верований в каждом центре цивилизации, где сами они изнывали от духовного голода; иные, живя среди софистического искажения всякой достойной истины, предпочли даже самое слабое приближение к правде вере во что-либо иное.

Но, возлагали ли они надежду на веру и последующий за ней «спиритуализм» или нет, находились многие, на которых духовная и психическая эволюция цикла производила неизгладимое впечатление; и подобные экс-материалисты уже никогда не возвращались к своим идеям, направленным против традиционных верований. Огромное и постоянно растущее количество мистиков, появившихся в настоящее время, доказывает лучше, чем что-либо еще, явную оккультную работу этого цикла. Тысячи мужчин и женщин, не принадлежащих к церкви, секте или какому-либо обществу, не теософы и не спиритуалисты, все-таки фактически являются членами этого Молчаливого Братства, в котором они часто не знают друг друга, принадлежа разным народам по всему земному шару, и все же каждый несет на выражении лица отметину кармической печати – печати, которая делает из него или нее члена Братства Избранной Мысли. Потерпев крах в удовлетворении желаний в их ортодоксальных верованиях, они отделяются от своей церкви душой, а не телом, и посвящают остаток жизни поклонению более величественным и чистым идеалам, чем может дать им любое мыслительное умозрение. Как мало по сравнению с их количеством и как редко кто-то встречается с подобным, и все же имя им – легион, если только они захотят открыться.

Под влиянием такого же страстного поиска «жизни в духовности» и «жизни в истине», чего добивается каждый ревностный теософ, тяжело идущий по жизни сквозь годы морального осуждения и общественного остракизма; движимый той же самой неудовлетворенностью принципами полнейшего консерватизма современного общества и презрения к все еще победоносному, модному мышлению, которое, беззастенчиво присваивает себе благородные эпитеты «научное», «передовое», «новаторское» и «либеральное», пользуется этими привилегиями, чтобы безраздельно властвовать над малодушными и эгоистичными – теми отважными мужчинами и женщинами, предпочитающими идти в одиночку и без посторонней помощи по узкой и тернистой тропе, пролегающей перед тем, кто никогда не признает авторитетов и никогда не склонит голову перед ханжеством. Пусть они без возражений уходят от «Господ Оракулов» современного мышления, равно как и Пекснифов,[790] опозоренных временем и запятнавших себя догмами манекенов церковного консерватизма; и все-таки, неся в молчаливой обители своей души такие же идеалы, как и все мистики, они и вправду становятся теософами если не de jure, то de facto. Мы сталкиваемся с подобным явлением во всех слоях общества и в каждой жизненной категории. Их можно обнаружить среди артистов и писателей, среди аристократии и в коммерческих кругах, среди самых высокопоставленных и самых богатых людей, равно как среди самых низких по положению и самых бедных. Среди самых выдающихся людей этого столетия живым примером можно назвать графа Л. Толстого. Он – одно из знамений времени этого периода оккультных работ постоянно продвигающегося цикла. Послушаем же несколько строк об исторических особенностях психо-спиритического развития этого аристократа, величайшего писателя современной России, написанных одним из лучших фельетонистов Санкт-Петербурга.

…Самый знаменитый из наших российских авторов, «художник слова», писатель шекспировского реализма, языческий поэт, один из тех, кто в определенном смысле в своих литературных произведениях боготворил жизнь ради самой жизни, по словам Гегеля – an sich und fur sich (в себе и саму по себе), внезапно сломал свою волшебную палитру, погрузился в мучительные думы; и тотчас же поставил собой и миром самые сложные для понимания и неразрешимые задачи… Автор «Казаков» и «Семейного счастья» облачился в крестьянское платье и лапти и отправился пешком, как паломник, на поиски божественной истины. Он заходил в уединенные лесные скиты[791] раскольников;[792] посещал монахов Оптиной Пустыни, постился и молился. В своих belles lettres[793] и философских произведениях он подменяет Библию и писания Отцов Церкви; и, как следствие этого появляется «Анна Каренина», затем он создает свою «Исповедь» и «Объяснение Нового Завета».

Тот факт, что граф Толстой, несмотря на всю свою неистовую серьезность, не стал ортодоксальным христианином и не поддался на уловки спиритуализма (как доказывает его поздняя сатира на медиумов и «духов»), это ничуть не спасло его от того, что он стал вполне созревшим мистиком. Какое же таинственное влияние внезапно заставило его поддаться этому сверхъестественному течению почти без всякого переходного периода? Какая неожиданная идея или воззрение повело его в это мысленное русло? Кому это известно, кроме него самого или тех абсолютных «духов», которые, вероятно, не распространяются об этом в современных комнатах для сеансов?

И все же граф Толстой отнюдь не являет собой единственный пример работы этого таинственного цикла психической и духовной эволюции, которая пребывает ныне в своем полном действии – работы, которая, бесшумно и незаметно будет перемалывать в пыль самые крупные и величественные строения материалистических рассуждений и в считанные дни превратит в ничто интеллектуальный труд многих лет. Что же это за нравственная и невидимая сила? Только восточная философия может объяснить это.

В 1875 году начало свое существование Теософическое общество. Оно вступило в мир с определенным намерением стать союзником, поддержкой и помощником спиритуалистического движения – конечно, в его самом высоком и наиболее философском аспекте. Однако оно преуспело только в том, чтобы стать самым ярым врагом спиритуализма, превратиться в его самых неутомимых преследователей и обличителей. Быть может, наиболее вескую причину всего этого можно обнаружить в том обстоятельстве, что большинство лучших и наиболее образованных его представителей перешло в Теософическое общество телом и душой. Действительно, теософия была единственной системой, которая давала философскую рациональность феноменам медиумистики и их логический raison d'etre.[794] Конечно, существует незавершенность и неудовлетворительность некоторых из ее учений, что происходит из-за несовершенства человеческой природы ее истолкователей, однако здесь нет никакой вины самой системы или ее учений. Основанная на древних философиях, проверенных веками, на опыте отдельных людей и целых народов, находившихся ближе нас к происхождению вещей, и записях мудрецов, последовательно и в течение бесчисленных поколений вопрошавших Сфинкса Природы (который ныне крепко-накрепко смежил губы) касательно секретов жизни и смерти – эти доктрины, безусловно, должны были остаться немногим больше заслуживающими доверия, чем суждения некоторых «умов».

Либо интеллект и сознание последних были «вынужденными» и искусственными – как мы полагаем – либо произошли из персонального источника и бытия, неважно какого. Даже экзотерические философии восточных мудрецов – величие и логичность системы мышления которых станут отрицать лишь немногие – одинакового мнения в каждом фундаментальном положении с нашими теософскими учениями. Что же касается тех созданий, которых называют и воспринимают как «духов смерти», их истинная природа не известна как спиритуалистам, так и их медиумам, поскольку они, говоря честно, сами так утверждают. Для большинства интеллектуалов Теософического общества этот вопрос и по сей день остается sub judice.[795] Но отнюдь не это теософы различали бы из них в своей наиболее высокой оценке духов.

Однако, поскольку цель этой статьи заключается не в том, чтобы противопоставить два наиболее значительных движения нашего века, равно, как и не в том, чтобы оспаривать их относительные заслуги или преимущества, сразу оговоримся, что наша единственная цель – это выдвинуть их вперед, дабы привлечь внимание к удивительным достижениям оккультного цикла за недавнее время. Сейчас огромное число приверженцев теософии и спиритуализма, внутри или за пределами наших связанных с ними обществ, показывает, что оба эти движения были тем не менее необходимой и, так сказать, кармически предопределенной работой века, и что каждое из них родилось в свой должный час и выполняло свою должную миссию в должное время; но при этом существуют и другие, даже более значительные знамения времени.

Несколько лет назад, мы прогнозировали в печати, что после короткого периода оскорблений и преследований многие из наших противников поменяют убеждения, в то время как остальные en desespoir de cause[796] последуют нашему примеру и сами создадут мистические общества. Подобно Египту в пророчестве Гермеса, теософия обвинялась «безбожными чужеземцами» (в нашем случае, теми, кто находился в стороне от своей церкви) в поклонении чудовищам и химерам, а также в том, что она учит «загадкам, в которых не разберутся последующие поколения». Если наши «святые писцы и жрецы» не скитальцы по белу свету, то это не вина добродетельных христианских священников и пасторов; и по примеру египтян в ранние века новой веры и эры мы, из страха еще худшей профанации священных вещей и имен, должны запрятать глубже, чем когда-либо, наше ничтожное эзотерическое знание, чтобы не дать ему исчезнуть с лица земли.

Но в течение последних трех лет все это очень быстро изменилось, и спрос на мистические сведения стал настолько велик, что Теософическое издательское общество не сумело найти достаточно работников, чтобы удовлетворить этот спрос. Даже «Тайная Доктрина», самая сложная для понимания наша публикация – несмотря на ее непривлекательную цену, заговор молчания и отвратительные, презрительные заметки некоторых ежедневных газет – добилась финансового успеха. Теперь обратимся к переменам. Ранее теософы с трудом осмеливались говорить, а если и говорили, то, затаив дыхание, из страха, что их назовут сумасшедшими, еще несколько лет назад, который теперь разогнали лекторы, публично защищаемые мистически настроенными священниками. В то время как ортодокс спешит избежать древнего ада и вымощенного сапфирами Нового Иерусалима, то нынче самый отъявленный либерал принимает христианские завеса и библейскую терминологию нашей доктрины Кармы, Реинкарнации и Бога за абстрактный Принцип.

Тем самым церковь медленно дрейфует в сторону философии и пантеизма. Ежедневно мы замечаем, как обсуждаются некоторые из наших учений – с религиозной, поэтической и даже научной точки зрения; это с уважением отмечалось теми же самыми газетами, которые не допускают своего теософского происхождения, равно как не воздерживаются от очернения «житницы» подобных мистических идей – Теософического общества. Примерно год тому назад один слишком умный критикан громко воскликнул в газете, в рекламе которой мы не нуждались:

«Чтобы продемонстрировать совершенно ненаучные идеи, которыми этот труд («Тайная Доктрина») буквально переполнен битком, наверное, достаточно указать, что его автор отвергает веру в существование неорганической материи и наделяет разумом атомы».

И вот недавно мы обнаруживаем концепцию материи Эдисона, которая излагается с одобрением и симпатией лондонскими журналами, например, «Harper'ом», в котором мы читаем следующее:

«Мне не верится, что материя инертна и действует лишь благодаря внешней силе. Мне кажется, что каждый атом обладает определенным количеством примитивного разума: стоит лишь взглянуть на тысячи способов, которыми атом водорода комбинируется с другими элементами… Неужели вы хотите сказать, что у них нет разума?..»

Мистер Эдисон – теолог, хотя и не очень активный. И несмотря на очевидный факт обладания дипломом, похоже, верит в теософские истины.

«Теософы верят в реинкарнацию!» – презрительно заявляют наши христианские противники. – «Мы не сможем обнаружить ни одного слова, изреченного когда-либо нашим Спасителем, которое можно было бы истолковать против современной веры в реинкарнацию…» – поучает во время проповеди Преподобный мистер Баллард, тем самым наполовину открывая (и, кстати, очень мудро) заднюю дверь тому дню, когда это буддистское и брахманское «бессмысленное верование» станет общепризнанным.

Теософы считают, что самые ранние человеческие расы были бесплотными, а теперь существуют их астральные двойники; и их называют чхайя (тени). А сейчас послушаем знаменитого английского поэта, воспевающего в своей последней книге стихов «Деметра и другие поэмы»:

Призрак в человеке, призрак, который
некогда был человеком,
Но не могущий полностью высвободиться
из человеческой оболочки.
И они зовут друг друга сквозь Рассвет.
Громче, чем когда-нибудь слышала земля; покров
Разорван, и эти дневные голоса
Слышны чрез голоса кромешной Тьмы.
И для человека нет ни неожиданного рая,
ни неожиданного ада,
.
.
Вечная эволюция, быстрая или медленная,
Проходит чрез все сферы… на всегда открытых высотах
И вечно уменьшающейся земле…[797]

Создается впечатление, что лорд Теннисон прочитал теософские книги, или его, как и нас, вдохновили те же самые великие истины.

«О! – громко обращаются к нам некоторые скептики. – Но ведь это поэтические вольности! Сам поэт не верит ни одному слову из этого». Откуда вам это известно? Но даже, если это было бы так, существует еще одно доказательство циклического развития наших теософских идей, которые, надеюсь, не будут соответственно пообтесаны, чтобы соответствовать «поэтическим вольностям». Один из самых уважаемых и благожелательных лондонских священников, Преподобный Г.У. Аллен только что сменил наши теософские одежды и последовал нашему доброму примеру, основав «Христианско-теософическое общество». Как показывает такое двойное название, его позиция и программа неизбежно должны быть намного уже и ограниченнее наших, ибо, как сказано в его проспекте «оно предназначено (только) для того, чтобы изучить вопросы, которые в настоящее время не изучены (первоначальным, Основным) Обществом. Тем не менее, наш весьма уважаемый друг и коллега по теософии, по-видимому, ошибается, считая, что учения Теософического общества не изучают эзотерическое христианство, как они изучают эзотерический аспект всех остальных религий мира. И все-таки его новое Общество, бесспорно, занимается полезной работой. Поскольку его название все-таки означает, что работа и обучение членов его общества по необходимости должно быть теософским. Вышесказанное дополнительно обосновывается тем, что в проспекте «Христианско-теософического общества» содержатся следующие слова:

«Считается, что в настоящее время существует множество людей, не удовлетворенных грубым и нефилософским изложением христианского учения, очень часто высказываемым на проповедях и в теологических произведениях. Некоторые из таких недовольных вынуждены совсем отказаться от христианской веры, однако большинство из них делает это неохотно, и они бы с радостью приветствовали бы изложение старых истин, которые продемонстрировали бы им гармонию разумных умозаключений и свидетельство неоспоримой интуиции. Также есть и многие другие, чье единственное чувство заключается в том, что истины их религии практически значат для них очень мало, и у них недостаточно силы, чтобы повлиять и облагородить свою повседневную жизнь и характер. К подобным лицам и взывает Христианско-теософическое общество, приглашая их собраться вместе в едином усилии, чтобы обнаружить это осознание Христианской Истины и чтобы достичь той Мощи, которая сумела бы удовлетворить страстные желания человеческого сердца и дать силу для самообладания и существования для остальных».

Все это превосходно, и оно явственно говорит о намерении общества противостоять пагубным влияниям экзотерической и догматической теологии; и это – именно то, что мы и пытались сделать с самого начала. Однако на этом и заканчивается наше сходство с этим обществом, поскольку совершенно ясно, что оно имеет отношение не к универсальной, а к сектантской теологии. И мы очень опасаемся, что «ХТО» – поскольку

Приглашает в свое членство тех лиц, которые, несмотря на жажду еще более сильно постичь Божественную Истину, все-таки желают сохранить в качестве основания для своей философии христианские учения о Боге, как Отце всех людей, а Христа, как Его Собственное откровение человечеству

– ограничивает «Мистерии Божественной Истины» до единственной и самой юной из всех религий, и к аватаре только одного человека. Мы искренне надеемся, что члены Христианско-теософического общества, вероятно сумеют «избегая Сциллы, не попасть к Харибде».[798]

На нашем пути есть еще одна трудность, и мы смиренно попросим, чтобы нам ее объяснили. «Общество» заявляет в проспекте, что «оно составлено не их Учителей и Учеников. Все мы ученики». Это, вместе с надеждой, ясно выражено в нескольких строках выше, где говорится, что члены общества «с радостью приветствовали бы изложение старых истин… гармония разумных умозаключений» и так далее, приводит к вполне естественному вопросу: каким образом «ученики» представят вышеуказанные истины другим ученикам? После неизбежно возникает объяснение, что кем бы ни был этот «ученик», он сможет взяться за свое «изложение» не раньше того, как сам волей-неволей станет «учителем».

Однако все это пустяки. Мы испытываем гордость и радуемся тому уважению, которое, тем самым было оказано теософии представителем английского духовенства, последующего за нами, и не имеем намерения отыскивать недостатки в деталях его организации или желать Христианско-теософической ассоциации что-нибудь, кроме удачи.