Логика против «перипатетика»

Перевод – К. Леонов

Вряд ли в сферу деятельности нашего журнала входит упоминание о мимолетных выходках случайных корреспондентов в ежедневных газетах, хотя иногда отдельные статьи содержат некоторую полезную или весьма интересную и совершенно объективную информацию. До сих пор мы придерживались этого хорошего правила и надеемся так же поступать и далее. В соответствии с этим принципом, мы едва ли обратили бы какое-либо внимание на заметку в «Bombay Gazette» (16 марта, 1881), подписанную «ваш Перипатетик», и озаглавленную «Ходячая философия», если она не позволила бы нам хорошо проиллюстрировать тот порочный дух, называемый «почтительным уважением к общественному мнению», который мы «для краткости» называем лицемерием. Автор бросает камни в наш огород, и лишь потому, что у нас сегодня появилось некоторое безразличие к такого рода вещам. Мы могли бы найти в его выпадах достаточное оправдание для наших возражений против него, но мы имеем много более серьезное намерение, и это спекулятивное, вымученное произведение «ходячего» философа сослужит нам лучшую службу, чем это, вероятно, ожидала его партия. Ибо для нас «Перипатетик», безусловно, представляет некую партию. Он является рупором того большинства в нашем современном обществе, которое проводит тщательно разработанную политику, полную софистики и парадоксов, за которой каждый из его членов неуклюже скрывает свои собственные личные взгляды. Слова из Откровения: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч»,[344] более приложимы к нашему современному обществу, чем к Лаодикийской церкви; и, зная их труды и то, что они «ни холодны, ни горячи», но подобны точному термометру, следующему за изменениями моральной температуры дня, мы теперь проанализируем некоторые отрывочные ???????? [рапсодии, или песни рапсода, «высокопарное пустозвонство», греч. ] автора «Ходячей философии».

Если бы мы этого не сделали, он был бы волен порадоваться своему перу, сотворившему довольно пошлое обличение «простоты» м-ра *** и «оккультистов» из Симлы! Навешивая ярлык «Простоты» на джентльмена, которого «Перипатетик» называет в газете полным именем (дурной пример, следовать которому мы, конечно, не собираемся), обладающего исключительно острым и выдающимся интеллектом, чьи способности и таланты равно признаны как в Индии, так и в Европе, автор, между прочим, расписывается в своей собственной недальновидности. Когда кто-либо берет на себя смелость, подписываясь «Перипатетик», он должен уважать свой классический псевдоним и, по меньшей мере, позаимствовать немного логики, если уж он не имеет своей собственной. Бегло упомянув, таким образом, о его жалком выпаде против «простаков» из Симлы, мы представим теперь читателю образец логики этого мнимого ученика Аристотеля, которую «Перипатетик» столь парадоксальным образом приписывает себе.

Цитируя знаменитое утверждение Карлейля (который мог иметь в виду таких «Перипатетиков») о том, что население Великобритании состоит из «тридцати миллионов преимущественно дураков», и, принеся на алтарь патриотизма, прибегая к самовосхвалению, свой собственный постулат о том, что «интеллект среднего британца, все же, значительно выше, чем средний интеллект человечества в целом», критик переходит – да простится нам американизм – к скальпированию тех, кто верит в феномены. Простота «оккультистов из Симлы», однако, по его собственному признанию, «была превзойдена невежеством некоторых титулованных особ, которые, согласно данным очевидца опыта Флетчера, готовы поверить во что угодно», – утверждение, которое представляется абсолютно точным.

Флетчера и компанию, включающую две трети продажных профессиональных медиумов, мы можем отдать ему на милость. Обличая их в течение последних шести лет, мы в некоторых отношениях искренне соглашаемся с автором, например, тогда, когда он резко осуждает тех, кто «поверил бы во что угодно». Ни один из этих чересчур доверчивых людей, которые, во время сеансов, проходящих в затемненных помещениях, столь охотно готовы признать в каждой тени на стене или в носовом платке медиума своих «тетю или дядю, или еще кого-нибудь», не имеет права жаловаться, если их посчитают «дураками», хотя даже в таких случаях намного более достойно оказаться искренним дураком, чем обманщиком-медиумом. Также мы не осуждаем автора, когда он высмеивает тех, кто столь легко поверил: «что, когда медиум попросил завести музыкальную шкатулку, один из этой интеллектуальной аудитории стал уверять, что он почувствовал исходящую из него силу, и что этот магнетизм завел шкатулку»; как бы это ни было жестоко, это все же естественно. И если бы «Перипатетик» прекратил свои философские изыскания следующим замечанием: «И все же, вероятно, эти титулованные глупцы были бы не прочь поговорить о темных предрассудках невежественных индусов или, если бы они оказались ревностными протестантами, о заблуждениях их католических соседей, полагая, что сами они, вне всякого сомнения, занимаются научным исследованием», – то эту рецензию на «Ходячую философию» не следовало бы публиковать. Мы бы даже пропустили ту странную ошибку, в которую он впадает вместе со многими другими критиками, смешивая явления, в которых якобы участвуют «бестелесные духи», с естественными феноменами, в которых нет и намека на сверхъестественное. Мы могли бы не заметить его невежества, поскольку ему, может быть, никогда не говорили, что теософы признают лишь естественные феномены, и для них это единственный подход к раскрытию тайны; и что их целью является развенчание каждого элемента суеверия или веры в чудесное и сверхъестественное, а вовсе не в их одобрении, как он полагает. Но что мы должны думать о философе, считающем себя перипатетиком, который после своих резких высказываний о «глупости» суеверий спиритуалистов и оккультистов, заканчивает в высшей степени неожиданным кульбитом. Утверждение, которое он делает не переводя дыхание, кажется до такой степени нелогичным и невероятным, что мы можем охарактеризовать его лишь уместными здесь словами Саутея, viz. [а именно, лат. ], как «одно из наиболее несостоятельных, которое когда-либо было выдвинуто извращенным, парадоксальным разумом». Послушайте его и рассудите, вы, логики и истинные ученики Аристотеля:

«Нет, нет!» – восклицает наш философ. – «Религиозные верования, которые мы впитали с молоком матери, и которые принимает большинство из нас, не могут рассматриваться как суеверие. Для ума человека естественно рассматривать учения, одобренные авторитетом прошедших поколений, как возможные и естественные. Самая искренняя вера такого рода не всегда может заслуживать нашего уважения, но она должна неизменно привлекать нашу симпатию, а суеверные глупости столовращателей и спиритистов всех мастей могут заслужить лишь наше искреннее осуждение. Сколько нужно времени для того, чтобы объяснить людям подобного сорта, что тайны природы, сокрытые от таких исследователей, как Ньютон, Деви, Фарадей и Тиндаль, вряд ли будут открыты ими?»

Да будет нам позволено сказать ему, что тот, кто не верит в спиритуализм, не может верить и в христианство, ибо истинной основой этой веры является материализация Спасителя. Христианин, если он вообще имеет право выступать против духовных феноменов, может делать это лишь на основе догм своей религии. Он может сказать: «все эти проявления от дьявола»; он не может сказать, что «они невозможны и не существуют». Ибо спиритуализм и оккультизм являются суеверием и обманом по сравнению с христианством, тем самым христианством, с его чудесами Моисея и Аэндорскими ведьмами, с его воскрешениями и материализациями ангелов, и сотнями других спиритуальных и оккультных феноменов.

Не забывает ли «Перипатетик», что среди всемирно известных ученых есть много истинных исследователей, таких как г-да Уоллес, Крукс, Вагнер, Бутлеров, Цельнер, Хари, Фихте и Камилл Фламмарион, которые основательно изучили и вполне верят в феномены, названные «спиритуальными», пока им не найдено лучшее имя, а в некоторых случаях они сами являются спиритуалистами; но ни Тиндаль, ни Гексли, ни Фарадей и никакой исследователь, со дня творения, не в состоянии были доказать не только какую-либо из религиозных человеческих догм, но даже существование души или Бога?

Мы не «спиритуалисты», и, следовательно, говорим беспристрастно. Если религиозная «искренняя вера, даже не внушающая нам уважения, все же неизменно вызывает нашу симпатию», почему же тогда искренняя вера в духовные феномены – наиболее утешительная, наиболее священная из всех вер, дающая надежду на сохранение тех, кого мы больше всего любили на земле – не должна «привлекать нашу симпатию»? Не потому ли, что это – ненаучно, и точная наука никогда не сможет доказать это? Но религия еще более ненаучна. Является ли вера в Святого Духа, спросим мы, менее слепой, чем вера в «духов» наших умерших отцов и матерей? Является ли вера в абстрактный и недоказуемый с точки зрения науки принцип более «респектабельной» или достойной симпатии, нежели эта другая вера людей – не менее искренних, чем христиане, – согласно которой духи тех, кого они больше всего любили на земле, их матерей, детей и друзей, постоянно находятся около них, хотя и покинули свои тела? Разумеется, мы «впитываем с молоком матери» такую же любовь к ней, как и к мифической «Матери Божьей». И если в первом случае это не рассматривается как суеверие, то к другому случаю это можно отнести еще в меньшей степени! Мы полагаем, что если бы перед профессором Тиндалем или м-ром Гексли встал выбор, верить в воплощение Девы Марии в Лурде или Кноке, или материализацию их собственных матерей в комнате для сеансов, они скорее рискнули бы оказаться «одураченными» в последней. Ибо феномены, как бы редко это не происходило, но все же более чем единожды, оказывались реальными, о чем было засвидетельствовано людьми, обладающими бесспорным авторитетом в науке. Под феномены подводятся научные основания; все психологические проявления рассматриваются как факты, имеющие отношение к точной науке – физиологии, патологии или магнетизму. Физические, как и психологические, феномены поддаются экспериментам и научным исследованиям, тогда как сверхъестественная религия боится и всячески избегает их. Первые не требуют в подтверждение никаких чудес, ничего сверхъестественного, в то время как религия не может обойтись без них и терпит полное фиаско, лишаясь такой веры.

Сами мы, как уже было сказано ранее, не верим в участие «бестелесных духов» в физических медиумических феноменах, но это не дает нам права догматизировать это и пытаться заставить других отказаться от своих убеждений. Все, что мы можем сказать сейчас – это то, что последнее слово об этих феноменах все еще не было сказано; и как теософы – то есть искатели истины, не претендующие на непогрешимость – мы говорим, что спиритуалисты, в конце концов, могут быть столь же правы на своем пути, как правы, по нашему мнению, и мы на своем. То, что никто из спиритуалистов никогда не верил в чудеса и сверхъестественные воздействия, хорошо доказывает их многочисленная литература. Может ли «Перипатетик» сказать то же самое о христианской вере? Послушаем бомбейского епископа, публично провозглашающего свой символ веры:

«Мы», – обращается он к своему клиру, – «те, кого профессиональная честь обязывает утверждать и разъяснять превосходство сверхъестественного над естественным… упрочили свое исключительное общественное положение в реальности и притязаем сделать то же самое в сверхъестественном. Наше одеяние, наш статус, наш труд, все наше ежедневное окружение, является постоянным напоминанием миру о важности духовных вещей; о том, что они превосходят, по крайней мере, в наших глазах, агрессивные претензии всего преходящего. Следовательно, мы обязаны, исходя из чувства нашего собственного достоинства, подтверждать то, что мы ежедневно провозглашаем».

И это обязан делать каждый верующий, независимо от того, во что он верит, если он не хочет потерять свое лицо.

Однако в этих иезуитских словах «Перипатетика» отражается в целом положение современной веры. Вера в «сверхъестественное» не может внушать ему уважение, но он чувствует себя обязанным симпатизировать ей; ибо это вера тех, кто его окружает, и это считается заслуживающим уважения; короче говоря, это общепринятая государственная религия, и, возможно, – религия его собственных принципов и приоритетов. И все же к такой честной и искренней вере, как спиритуализм, у него есть «лишь презрение». Почему? Потому что она непопулярна; потому что люди его круга, вовлеченные в такую веру благодаря очевидности фактов, скрывают это от остальных и, подобно Никодиму, пробираются к ее «профессорам» лишь под покровом ночи. Это не модно. Религия и спиритуализм, это примерно то же самое, что распитие в обществе спиртного и курение сигарет. Дама, которая не покраснеет, опустошив на виду у всех стопку крепкого бренди с содовой, будет вытаращив глаза и в шоковом изумлении смотреть на представительницу ее пола, курящую невинную сигарету! Не потому ли автор статьи в «Gazette», которому следовало бы назвать себя «Софистом», ставит подпись «Перипатетик». Очевидно, что он не является христианином, ибо, если бы он был таковым, он никогда не осмелился бы на lapsus calami [описку, лат. ], которая вынуждает его признать, что христианство «не всегда может заслуживать нашего уважения»: но, тем не менее, он таковым считается. И в этом тенденция нашего девятнадцатого века: человек образованного, цивилизованного мира скорее выскажет самый нелогичный, абсурдный софизм, чем искренне признает свою веру того или иного рода! «Для ума человека естественно», – считает он, – «рассматривать учения, одобренные авторитетом прошедших поколений, как возможные и естественные». Если это так, то мы приглашаем всех перипатетиков прошлого, настоящего и будущего, указать нам какую-либо другую доктрину, хоть наполовину столь же живучую, или такую, в какую верили бы столь повсеместно бесчисленные «ушедшие поколения» во всем мире, чем вера в «привидения» и «духов». Вот уж действительно, лучше тысячекратно столкнуться с искренним, сквернословящим, бескомпромиссным фанатиком, чем с глумливым лицемером, говорящим вкрадчивым голосом.