ГЛАВА XI

Но «Вселенная по Бартини» — не ниточка, протянутая из прошлого в будущее, не унылая пятимерная «плоскость» миров-двойников — «растущая, головокружительная сеть расходящихся и параллельных времен»! Вечный взрыв: ежесекундно расщепляются мириады вселенных, образуя новые и новые «кусты миров». Миры, дробясь, мельчают — до бесконечности. Возможно, еще вчера, читатель, ты был размером с нынешнее Солнце! Мы «съеживаемся», воображая, что галактики бросились от нас врассыпную. Миры миниатюризуются и «умнеют» — известно, что чем меньше размеры носителя информации, тем больше байт на него можно «накрутить». Бесконечное падение в микромир! Но — бесконечное ли? Быть может, Вселенная «тороидальна» — бублик с дыркой, стремящийся к нулю? Пройдя «дырку», миры начнут укрупняться — до наступления нового цикла. Все это очень напоминает древнеиндийскую космологию, где мир то «падает» в плотную материю, то «взлетает» на некий чрезвычайно разреженный, «духовный» уровень.

…И лететь никуда не надо. Зачем? Человечество в шестимерном континууме не нуждается в гипотезах о внеземных цивилизациях. Шестимерное человечество самодостаточно — но не печальной самодостаточностью астрофизика Шкловского, а осознанием себя движущей силой миропорядка. Бесчисленные варианты земной цивилизации в бесчисленном множестве вечно ветвящихся миров — плоть и разум Вселенной!

Вспомним детскую игру, придуманную Льюисом Кэроллом — у нас ее называют «глухой телефон». Происходит накопление ошибок — и результат становится непредсказуемым. Расподобление «отдаленных» параллельных цивилизаций, очевидно, зашло так далеко, что при встрече с тамошними существами мы не испытали бы никаких родственных чувств. Они могут выглядеть, по нашим меркам, чудовищно. Но это — мы…

«…Каждый из миров повинуется своим собственным особым законам и условиям, не имея непосредственного отношения к нашей сфере. Обитатели их, как уже сказано, могут без того, чтоб мы это знали и ощущали, проходить через нас и вокруг нас, как бы сквозь пустое пространство, их жилища и страны переплетаются с нашими, тем не менее не мешают нашему зрению, ибо мы еще не обладаем способностью, необходимой, чтобы различать их…»

Елена Блаватская, живой факел оккультных знаний. Из книги «Тайная доктрина».

«…Привидения — это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало, — рассуждает Свидригайлов. — Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну, а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше…»

А это — хрестоматийный Достоевский, мимо которого мы проходим в школе: «Преступление и наказание». Мысль малосимпатичного господина Свидригайлова нуждается в расширении — речь идет о любой проблеме, встающей перед человеком: болезнь, житейский тупик, муки творчества… И тогда возникает «подсказка» — обычно во сне. Этим эффектом осознанно пользовались люди, которых мы называем великими. Наполеон, например, мог в самый разгар сражения заснуть минут на десять-двадцать. «Ночь приносит совет», — говорил император своим маршалам, откладывая до утра важнейшие решения. Шлиману снилась Троя, Нильсу Бору — модель атома…

«Учитесь видеть сны, джентльмены!» — самодовольно наставлял коллег Фридрих Кекуле. Морфей подарил ему формулу бензола.

«Практический интерес», вероятно, представляют только «ближние» миры — и лишь те из них, которые сдвинуты вперед по длине времени относительно нашего мира. Когда необходима «подсказка», мозг сканирует соседние миры-варианты и, найдя подобную ситуацию, включается в наше тамошнее «Я». «Утро вечера мудренее!» — даже если вещий сон не запомнился, суть «подсказки» обязательно всплывет в виде правильного решения.

«Механизм» сновидения — это нечто похожее на телефонный коммутатор. Важно правильно и четко сформулировать вопрос — и лечь спать. Но почему — во сне?.. А почему звезды не видны днем? «Виновато» Солнце и свечение атмосферы. Реалии нашего мира «ослепляют» нас. Спящее сознание — «ночь», когда становятся видны «звезды» — «параллельные» миры. Люди, для которых это необязательно — визионеры. Они выполняют ту же операцию, входя в необходимое состояние во всякое время. «Сломанный коммутатор» — психически больной человек. Идет бессмысленная мешанина «картинок» — бред — или всюду чудятся опасности. Но это опасности иномиров! Или же — раздвоение сознания, когда мозг не в силах «выключиться» из контакта — «эффект доктора Джекила и мистера Хайда». «Имя нам легион, ибо нас много»…

Но вещий сон в чистом виде — явление достаточно редкое. Обычно мы просыпаемся, помня о каком-то коктейле из обрывков разных сюжетов — и при этом отнюдь не чувствуя себя больными. Особенно часто хаотичные сны бывают после напряженной умственной работы. Можно допустить, что в экстремальной обстановке происходит не просто просмотр и отбор подходящих вариантов. Одновременно подключаются десятки индивидуальных сознаний. И не только во сне. Известно, сколь различна у людей реакция на смертельную опасности. Слабый человек мгновенно отключается: обморок — это стремление мозга «сжать» время ожидания неизбежного. Сильный «растягивает» секунды чуть ли не в часы — и спокойно находит выход. Летчик-испытатель Марк Галлай пишет о своих ощущениях в охваченной пламенем машине: «Каждая секунда обрела способность неограниченно — сколько потребуется — расширяться. Кажется ход времени почти остановился!..»

Дисторсия времени. Наука, по сути, подтверждает это — и останавливается за полшага до истины. Вот что пишет известный исследователь «физиологического времени» профессор Н. Моисеева: «Решение принимается за счет одновременного параллельного (а не последовательного, как обычно) рассмотрения вариантов. При этом в сознании фиксируется только тот единственный вариант, который совпал с моделью идеального решения».

Моисеева совершенно справедливо связывает этот процесс с ощущением замедления времени. Разумеется, — с субъективным ощущением… Но это не иллюзия. Трехмерное время действительно меняет свои параметры — в зависимости от того, сколько «параллельных» индивидуумов перед лицом опасности на мгновение образовали «мозговой трест». Грубая модель этого процесса — река. «Трус» — как горный поток в узком ущелье, у него нет других вариантов и он стремительно несется к развязке. «Супермен» словно разливается по равнине иномиров. Его личная скорость времени резко падает. Спокойно обсудив ситуацию с «двойниками», он принимает верное решение. Разумеется, это упрощение почти до абсурда. Но смысл ясен: время и пространство — лишь свойство нашего сознания.

— Велосипед изобретаете, уважаемые! Об этом еще Кант говорил — и почти теми же словами!

Ничего не имеем против такой компании. Но, если перевести это в практическую плоскость — становится возможным буквально все! Например, пересмотреть представление о том, что до Нью-Йорка сколько-то там тысяч километров. Окажемся ли мы при этом на Бродвее?

— А вы поспите! — советует Скептик. — Чуть проблема появилась — скорее баиньки! Как двоечник, который сразу в конце задачника норовит ответ посмотреть. Или — в тетрадку к соседу… Предпочитаю по старинке полагать, что мои сны — продукт моего сознания!

Мало найдется людей, способных зримо представить — лицо своей матери, например. Попробуйте сами! Простейшее задание: красный кубик на голубом фоне. Трудно? А ведь в наших снах — полнейший эффект присутствия!

Наука прилагает прямо-таки фантастические усилия, чтобы механизм сновидения свести к жвачке дневных впечатлений. Все мы — ночные Бергманы, Феллини, а иногда прямо Хичкоки! И не только режиссером и сценаристом, но и художником, костюмером, бутафором, гримером, осветителем, пиротехником, звукооператором…

Мании величия можно избежать, допустив реальность того, что мы видим во сне. И — альтернативность истории.

— Ну, хорошо — согласился Скептик. — Не получается — подсмотрим у соседей. А они где берут? Где подсмотреть самое первое — то, чего нет ни у кого? Ведь должно же быть что-нибудь самое первое?!

Нас губит «одна, но пламенная страсть» — к упрощению. Упрощаем до подмены одного другим — и приходим к абсурду. Никто никому ничего не подсказывает! Может ли, допустим, ваше правое полушарие подсмотреть у левого?! Подойдем осторожно к краю бездны и заглянем. Узрим жуть шестимерную: себя — единого и неделимого — во многих мирах. Даже в самых «дальних» — в таких, что и не поймешь ничего, если «забредешь» случайно. Я — нить. Рядом вьются нити моих родных, друзей, коллег, соседей, знакомых, полузнакомых и совсем не знакомых людей. Все это свивается в шнур сверхцивилизации, на который тесно нанизаны прозрачные бусины отдельных миров — они делят единый шнур на маленькие участки. Это — мы…

«Бусинки», «ниточки», «шнурок»… Мы снова прячемся за метафорой. Так астроном чередой нулей откупается от страшной реальности, абстрагируется от бездны — иначе она раздавит слабый разум, как муравья — асфальтовый каток!

…Упавшая книга раскроется на нужной странице, нечаянная встреча подскажет выход, форма облака замкнет цепь догадок, чья-то рука сунет журнал в ваш почтовый ящик… Или — выпадет карта, закрутится биорамка, черный кот дорогу перебежит — да мало ли что еще!.. Нужно только спросить — и быть готовым услышать ответ. Наше единое «Я» решает все проблемы сообща, подключая при необходимости новые и новые «мощности». Это похоже на стрелковый взвод, наступающий цепью. Со временем цепь редеет — число миров, где мы есть, сокращается. Снижается ментальность, скорость реакции, а значит и возможность выживания каждого индивида. Угасание. Старость.

Фронт Разума: отдельные цивилизации гибнут и отступают, устремляются в прорыв или топчутся на месте. Но единый фронт ширится и движется вперед. Дарвиновская теория не может объяснить, как успевает происходить отбор и закрепление полезных признаков — ведь для того, чтобы эволюционно, путем проб и ошибок, «сконструировать» даже вирус, природе нужно времени больше, чем существует сама Вселенная! Все становится на свои места, если допустить мысль об эволюции «по всему фронту», и о совместном использовании наработанных результатов. Нечто похожее уже нашли кибернетики — новейшие суперкомпьютеры класса «Крей» обрабатывают информацию по десяткам параллельных логических цепей.

Какую же задачку запустила в свой «сверхкомпьютер» Вселенная? И что получит на выходе?

Еще в начале столетия русские философы-космисты пришли к мысли о том, что в процессе эволюции человечество трансформируется в единое космическое существо — вездесущее, всемогущее, всепровидящее… Самую законченную форму придал ему калужский мечтатель: поток лучистой энергии, заполняющий весь мир. Реликтовое излучение?! Быть может, это память миллионов цивилизаций, живой океан информации, который плещется у наших ног, и незримые волны шепчут о том, что было и что будет. И мы сольемся с ним, вспыхнув пылинкой в золотом луче Всеразума…

…Попробуйте поджечь кусок угля. Не получится. Нужна критическая масса вещества — как в бомбе. Из космологии Бартини должно проистекать, по меньшей мере, два интереснейших следствия. Если Жизнь и Разум — условия существования Вселенной, то количество того и другого, необходимое и достаточное, можно подсчитать. Более того, отношение массы косной материи к массам материи живой и разумной должны быть величинами постоянными. И, если верно то, что формула Бартини позволяет выводить значение любой константы, то с ее помощью можно вывести и две величайшие постоянные — Константы Жизни и Разума. Но в теоретических работах Бартини эти константы даже не упоминаются!

Каково же было наше удивление, когда в одном сборнике, посвященном космонавтике, мы обнаружили слова Циолковского: «Космическая материя, время и разум связаны между собой простым математическим соотношением, которое я еще не написал». А два года спустя, в новом издании повести «Красные самолеты» появились те двенадцать строчек, ради которых нужно было написать эту книгу:

«— Я убрал из моих статей о константах одно следствие. Прошу вас, когда вы сочтете это уместным, сообщить в любой форме, по вашему выбору, что я, Роберто Бартини, пришел к нему математически, не уверен, что не ошибся, поэтому публиковать его не стал. Оно нуждается в проверке, у меня на это уже не осталось времени. А следствие такое: количество жизни во Вселенной, то есть количество материи, которая в бесконечно отдаленном от нас прошлом вдруг увидела себя и свое окружение, — тоже величина постоянная. Мировая константа. Но, понятно, для Вселенной, а не для отдельной планеты…»

…Наверное, такое чувство бывает у штурманов, которые долго прокладывают курс вслепую, по счислению — пока на горизонте не появятся проблески маяка…

Жизнь во Вселенной — как вода в организме. В том смысле, что соотношение воды и остального — физиологическая константа. «Жизнь представляет собой необходимое звено в цепи миров, которые не могут существовать без нее, как и она не может существовать без них», — говорил Гурджиев.

Идея антропоморфной архитектоники Мироздания — очень древняя. Упоминание о ней есть у Борхеса: «…монахи Махавиры, которые учат, что Вселенная имеет вид человека с расставленными ногами…» Это — макроуровень. Но, значит, есть некто, склонившийся сейчас над письменным столом — на планете, которая вращается вокруг одного из мириадов атомов, составляющих мою ресницу…

«Быть может, эти электроны — миры, где сто материков…»

…Жуткое и прекрасное зрелище: человекоподобная Вселенная, «прорастающая» в себя самое все более тонкими веточками расщепляющихся миров!..

Вам не нравится «человекоподобность»? Ну, хорошо… Пусть это будет Птица — та самая, которая «все птицы сразу». Или — дерево… Нужно смириться с мыслью о том, что никакого движения нет. Нет «вечного взрыва», нет растущей — вовне или внутрь — Вселенной. Какая сила расщепляет миры? Та самая, которая разветвляет корни и кроны деревьев, сеть кровеносных сосудов, дельты рек, молнии… Но это «дерево» шестимерной Вселенной уже есть — все, что было и что будет, существует одновременно — наше прошлое и будущее, а также прошлое и будущее миров-вариантов. Нет никакой «хронодинамики», есть хроногеометрия! Потоки времен «обтекают» препятствия — но это совсем не похоже на крыло и воздух. Это похоже на продольный распил дерева — видно, как слои древесины «обтекают» сучки — точки бифуркации, места расщепления параллельных миров. Разум — живительный сок Вселенной — толчками поднимается выше и выше, к умонепостижимой Цели.

Дерево. Образ, пришедший из глубочайшей древности. Случайно ли то, что этот архетип прослеживается в «космологическом» фольклоре на всех континентах? Древо познания… Здесь — ответвление к другому «космологическому» архетипу — яблоку. Яблоко и дерево — как единый образ Вселенной. «Нет, не умрете — но станете как боги!» — соблазнял Еву библейский змий. Рассказывают, что однажды Бартини выпросил у своего приятеля детскую соску, которую надевают на бутылочки с молоком. Дело было в самом начале тридцатых, соски — дефицит. Он вывернул наизнанку кончик соски, перевязал его суровой ниткой, в таком положении накачал соску велосипедным насосом и завязал той же ниткой. «Полюсы» стянулись, и получилось большое резиновое яблоко — демонстрационная модель трехмерной Вселенной. Кто-то из конструкторов, с которыми он тогда работал — кажется, Ценциппер — рассказывал, что Бартини показал эту модель на «философском вечере» у Попова. О самом Попове и его кружке ничего узнать не удалось. А вот надувное яблоко с легкой руки одного из бартиниевских приятелей завоевало сначала маленький Минаевский рынок, а затем всю страну — «до самых до окраин». Рыночные умельцы красили игрушку анилиновыми красками, а сухие горошины внутри гулко гремели. «Изделие пошло в массовую серию», — шутил Бартини.

Их подвешивали над детскими кроватками и в колясках — ребенок видел яркие шары большую часть дня. Смутный образ — чего-то округлого, пустотелого и в то же время уходящего в самую глубь — сохранит один из десяти. Один из тысячи запомнит осязаемую форму пустоты. Один из десяти миллионов задумается. Один — поймет…

Яблоко — тороид. Бублик с «нулевой» дыркой. «Древо Вселенной ветвится параллельными мирами словно по поверхности яблока — сначала вверх, а затем, достигнув экстремума, „падает“ вниз, в сердцевину — чтобы пройдя ее, вновь подняться».

«Вселенную по Бартини» можно трехмерно смоделировать, как сеть из параллельных миров, свернутую в тор. Некоторые восточные учения утверждают, что человеческое биополе тороидально по форме, и ось тора проходит по позвоночному столбу. Это подтверждают экстрасенсы, умеющие «видеть», операторы биорамок, а также приборные исследования.

Согласно теории профессора Козырева, Земля и другие планеты должны иметь форму яблока, чуть сплюснутого у полюсов, северное полушарие массивнее южного. Этот прогноз недавно блестяще подтвердился с помощью геофизических спутников. Яблоко можно увидеть и в силовых линиях магнитного поля Земли. А российский ученый А. Ацюковский уверен, что электрон представляет собой долгоживущий торообразный вихрь из мельчайших частиц того, что мы называем «вакуумом». По Ацюковскому, вакуум — это газоподобная диэлектрическая среда, состоящая из частиц «эфир-1», который в свою очередь состоит из «эфира-2» — и так до бесконечности. Вселенная Ацюковского циклична и перманентна. Время цикла точно совпадает со временем одной Манвантары древнеиндийской космологии! И совершенно неудивительно выглядит тот факт, что А. Ацюковский прекрасно знал Бартини и даже хранит несколько его работ.

— Значит, все повторяется?

Мы — тени, живущие на экране. «Кинолента» бесконечна. Бесконечна в том смысле, что первоэлемент — нить, из которой соткано все сущее. Нить, замкнутая в кольцо.

Все повторяется?

Представим лужу — большую-пребольшую. Поверхность — поле из бесконечного множества ветвящихся миров — вариантов. То, что альбигойцы называли «абраксас» — сумма всех времен. Мы — волны. Мы — круги на воде, мы — полностью реализуемая всевозможность. Но волна нарушает порядок связей — и каждая следующая встречает на своем пути измененный рисунок судеб. Свобода выбора — абсолютна! В том смысле, что ее вообще нет. Если ты можешь поступить так или эдак — поступишь и так, и эдак. В обязательном порядке! Когда рыба мечет икру, тысячи икринок гибнут, единицы выживают. Вселенная абсолютно самоценна — и поэтому абсолютно избыточна. Риск исключен. «Бог не играет в кости!»

Было ли Начало? Будет ли Конец?

На этот счет существовало четыре варианта ответа.

Не было. Не будет.

Было. Будет.

Было. Не будет.

Не было. Будет.

Бартини нашел пятый вариант: Мир конечен и бесконечен. На поверхности шестимерной гиперсферы Макрокосма может разместиться бесчисленное количество трехмерных миров-«точек».

— Бред, конечно, но — любопытно! — благожелательно усмехнулся Скептик. — Я даже соглашусь еще минут пять не напоминать о наших баранах, если вы из этого космологического кошмара выведете что-нибудь этическое. Насчет того, что такое «хорошо» и что такое «плохо»…

Вывести что-либо новое — вряд ли… Но некоторые аксиомы, возможно, удастся обосновать.

…На ветвящиеся структуры обратили внимание совсем недавно, лет пятнадцать — двадцать назад. Появился специальный термин — фрактал — структура, состоящая из геометрических фрагментов различных размеров и направлений, схожих по форме не только друг с другом, но и с общей структурой. Оказалось, что фрактальность явная или скрытая — чуть ли не единственная форма существования материи! Снежинки и молнии, горные цепи и кроны деревьев, кровеносные системы и бассейны великих рек. Природа применяет фракталоподобную структуру там, где необходимо собрать нечто в одну точку или, наоборот, распределить из одной точки — равномерно и при минимальных затратах. Подсчитали, что общая длина ветвистого корня одного пшеничного колоска со всеми его отросточками составляет… 10 километров! В идеальных фракталах длина всех элементов, видимо, бесконечна.

Но фрактал — это не только то, что ветвится. Главный признак — ступенчатая миниатюризация составляющих элементов, каждый из которых геометрически подобен целому. В этом смысле Солнечная система фрактальна — ведь атомы, составляющие ее, по строению напоминают планетную систему! Шарики планет и атомов — трехмерный поперечный срез «кроны» единого четырехмерного «дерева». Фракталоподобна и любая система государственного управления. Чем демократичнее государство, тем больше оно приближается к идеальному фракталу. О том же говорил древний маг и философ Гермес Трисмегист: «То, что наверху — подобно тому, что внизу». Он имел в виду фрактал сил, надстоящих над человечеством и управляющих им.

Чем разветвленней фрактальная система, тем она устойчивей, тем легче адаптируется к меняющимся условиям. Лучшая форма любой системы — шарообразный фрактал, обеспечивающий максимальную площадь «основания» при минимальных размерах.

Человеческое сердце — фрактал из сухожилий, артерий, вен, мышечных и нервных волокон. Американские ученые обнаружили интересное свойство: наложение ритмов отдельных систем — «веточек» единой «ветви» — дает совершенно хаотичный график сердечных сокращений. Никаких периодических закономерностей в здоровом сердце найти не удалось. Упорядоченность появляется лишь за несколько часов до… остановки сердца!

«То, что наверху, подобно тому, что внизу».

Навязчивая идея порядка сопутствует всей человеческой истории. Платон перекликается с Кампанеллой, Конфуций — с Аракчеевым, Маркс — с Гитлером. Вечный Угрюм-Бурчеев шагает по странам и эпохам; в его оловянных глазах белеет страх перед непредсказуемым будущим, и эту непредсказуемость он хочет отменить — раз и навсегда! — осчастливив человечество идеальной государственной системой. Разумеется — не все человечество. И даже не большую его часть. Весьма скоро выясняется, что идеальная система требует идеальных людей — «людей без чувства, без сердца, но с точным сознанием, с числовым разумом, людей, не нуждающихся долго ни в женщинах, ни в еде и питье и видящих в природе тяжелую свисшую неотесанную глыбу…» Их надо родить, вырастить, воспитать — «чтоб сказку сделать былью». Но реформатору фатально не везет — все рушится тотчас же, как только начинаешь упорядочивать этот бедлам, именуемый обществом. История отводит «мученику догмата» слишком мало времени — словно в отместку за то, что он хотел сделать ее предысторией, а настоящую Историю начать первым годом Эры Порядка.

Урок: «этого не может быть, потому что не может быть никогда!» Однообразие составляющих элементов гибельно для любой системы. Должно быть, это учел и Архитектор Вселенной: не случайно французские астрономы за десять лет поиска так и не смогли обнаружить ни одной звезды, подобной нашему Солнцу!

…Полтора века назад в Санкт-Петербурге рухнул мост — в тот момент, когда по нему маршировала рота гренадеров. Сей факт вошел даже в военный устав. Когда-нибудь он войдет и в учебники истории: по мосту из прошлого в будущее нельзя идти строем!









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх