О РЫНОЧНЫХ МУХАХ

Пациентка принесла мне для ознакомления книжку какого-то психолога средней руки. Суть этого удивительного своей беспутностью бестселлера сводилась к следующему: существует карма, существуют уровни, где прохлаждаются души умерших, всё объясняется двумя этими несложными константами.

Особенное же впечатление на умы пациентов клиники неврозов произвели следующие соображения автора: у каждого из нас есть притязания, и, чтобы нас от этих притязаний избавить, некие ангелы-смотрители посылают нам то, что будет этим нашим притязаниям в жесткой форме противоречить.

Например: женщина, мечтающая об идеальном муже, получит в день свадьбы исчадие ада; человек, помешавшийся на деньгах, денег не получит; а если кто зарвался в своих притязаниях, тот и вовсе ничего не получит, поскольку обратное соорудить несчастному ангелу не под силу.

Замечательная теория! По крайней мере, она лучше всех прочих объясняет моим пациентам, почему их жизнь не удалась: всё дело в злосчастных ангелах! Не знаю, на что рассчитывал автор, но это, по-моему, единственный результат, которого он добился своим захватывающим слабые умы опусом.

Зар, конечно, смеялся как сумасшедший, листая эту брошюру. А я злился: ну ведь глупость! Зар не унимался, и хохот его был так заразителен, что через какое-то время я стал подсмеиваться, потом смеяться, а спустя ещё пару минут мы оба ухохатывались, корчась на полу в характерных для этого дела судорогах: Зар сполз с дивана, я рухнул там, где стоял.

Что так сильно развеселило Зара, известно только самому Зару, а я смеялся над той серьёзностью, с которой я принял эту глупость к своему «благородному» сердцу.

Когда мы отсмеялись и отдышались, Заратустра говорил так:

«Говорите глупости с серьёзным лицом — это выглядит обаятельно! Очень! Мудрость же обаятельна сама по себе, поэтому не важно, как вы говорите о ней.

Не выбирайте также и тех, кому и что говорить. Мудрый нуждается в глазах, а не в ушах. Мудрому скучно в его одиночестве, а у одиночества нет глаз.

В чём отличие мудрого от глупца? Мудрый видит то, что есть, глупец — то, чего недостаёт ему. Поскольку последнего нет, то каждый глупец видит своё. Забавен разговор двух глупцов, и содержательно молчание мудрых.

"Я" искажает собой реальность, у мудрого нет «Я», а глупец гордится своим безумием. Нет знания о реальности, есть знание лишь о «Я» — это единственное, что можно было бы знать. Но глупец не знает именно этого!

Спросите глупца о том, как представляет он себе мир. И когда он расскажет вам, вы узнаете его «Я», только он об этом не будет знать. Мудрый не ждёт понимания, но живёт — в том его знание.

Муха ничем не хуже пчелы. Только глупец скажет, что помёт хуже мёда, он скажет также, что день лучше ночи, лето — зимы, а жизнь — смерти. Он рассказал вам о своём «Я», так поверьте ж ему!

Актёры — актёры. Кто видит в них плутов, видимо, сам плут. Игра — мастерство актёров; пчела не способна быть мухой — дурна ли она оттого? Что ж набрасываетесь вы на актёров? Зачем срываете вы с них маски? Вы пропустите представление, любители правды!

Великое без великого, что представил это великое, — мёд без пчелы, он сладок, но мёртв. Но и великий пуст, если он не представил великого. Если же его не услышали, не будет сокрушаться великий, ибо он ищет глаза, а не уши! Нет новых ценностей, ибо ни форма, ни содержание сущности не меняют. Слепец глядит пустыми глазами, мудрый не ищет таких глаз. Интерес — вот что подлинно интересно в глазах! В глазах познающего интерес познающего, в глазах мудреца — интерес к интересу познающего.

Нет проблем, кроме глупости. Но ведь глупость отнюдь не проблема, так что не переживайте из-за неё! А её переживания просто глупы, так не переживайте же из-за её переживаний! Вы не можете любить глупость, так что же? Вы можете радоваться вместе с ней. Все имеют право на радость.

Гул рынка приятен тому, кто не ищет того, чего нет. Гул рынка приятен мудрецу. Только глупец будет сокрушаться от этого гула. В этом гуле — жизнь, мудрый любит жизнь, ибо любит он то, что есть. Любит — и только!

Глупость не противоположна мудрости. Они не соприкасаются, как огонь не дотрагивается до воды, кипящей в чугунке. Всякая глупость сокрыта в чугунке глупца, что же боитесь вы глупости? Только глупец боится глупости, мудрый же просто не желает разбивать хрупкую тару.

Кто за мишурой не разглядел сути, тот видел лишь мишуру, но он ею радуется. Так чего ж теперь мудрому сокрушаться? Радость — всегда радость, если радость, и только. Суть же — не самоцель, мудрый о том лучше знает любого глупца!

Лучше быть калифом на час, чем калифом навсегда! Так не бойтесь же смеха людского, не противьтесь гневу людей, не избегайте их глаз. Как иначе узнают они о мудрости вашей? Пусть час будет вам вечностью, нежели вечность — часом!

Всякий желает быть интересным. Кто ж откажется от интереса к своему интересу? Мудрому интересен твой интерес, ибо через него он видит тебя Самого, а иначе ты страшишься ему показаться! В малом видит мудрый большое. Вот в чём мудрого сила: не внедряться, но находить!

Чешет руку безумного мухобойка. Не искушайте же себя глупостью, выкиньте мухобойку! А если муха хочет тебя ужалить, разве можно ей помешать? А потому, если льстит тебе кто-то, и льстит неустанно, узнай же, чего недостаёт ему. Ему полезно будет это узнать!

Мудрость не знает безумия. Будет ли мудрый оспаривать престол безумия? Стремится безумие к мудрости, стоит ли ей препятствовать? Пламя испаряет воду — о том надо помнить, и нечего трепетать! Не предсказывает мудрый, но констатирует. Только безумный опережает собственный визг!

Гордость мудрого — в смехе, смелость — в радости, величие — в нежности. Разве же будет мудрый беречься малых? Мудрый не унизит тебя своей мудростью, но возвысит всякого малого, ибо он дорожит страстью человека желать или же не ведает он мудрости.

Если же начнут малые подгребать угли к костру мудрого. Что останется ему? Молчать, дабы малых не разозлить гордостью своего смеха? Благодарить небеса за судьбу свою своей радостью? Или ухватки предложить поджигателям, чтобы не обожгли они руки?

Нет, эгоист думает о себе Самом и не ищет того, чтоб другие в потьмах думали бы о нём. Он будет танцевать! — этого никто не в силах отобрать у мудрого, даже паралич, даже смерть.

Танец — это больше, чем пляска. Танец — это больше, чем смерть!»

Так говорил Заратустра. Говорил задорно, весело, смело! Лицо его лучилось, и казалось мне, что не говорил он, а танцевал.

— Ты знаешь, какая разница между мудрецом и эгоистом? — спросил меня Заратустра, завершив свою речь.

Я опешил — сложный вопрос!

— Правильно, никакой! В этом секрет! — и он расхохотался, глядя на мою растерянность.

Боже, как я раньше жил без него!