Эту историю мне поведал ее очевидец, некий русский джентльмен, очень набожн...

Эту историю мне поведал ее очевидец, некий русский джентльмен, очень набожный и полностью заслуживающий доверия. Кроме того, эти факты запечатлены в полицейских рапортах П. Очевидец, о котором идет речь, разумеется, объясняет происшедшее отчасти божественным вмешательством, а отчасти – вмешательством со стороны Дьявола.

(Е.П.Б.)

В одной из отдаленных провинций Российской империи, в небольшом сибирском городке примерно тридцать лет тому назад произошла весьма загадочная трагедия. Приблизительно в шести верстах от городка П., прославившегося красотою своей местности и богатством его жителей – главным образом, владельцев рудников и сталелитейных предприятий – располагалось аристократическое поместье. В нем проживали его хозяин, старый богатый холостяк, и его брат, вдовец и отец двух сыновей и трех дочерей.

Известно, что владелец поместья, господин Изверцов, усыновил детей своего брата, и, испытывая особую привязанность к старшему из племянников, Николаю, сделал его единственным наследником своего баснословного состояния.

Шло время. Дядя старел, племянник становился старше. Так, в скучной безмятежности, проходили дни и годы, когда, на пока еще ясном горизонте этой благословенной семьи, внезапно появилось облако. Воистину несчастливым стал тот день, когда одной из племянниц взбрело в голову учиться играть на цитре. Однако нигде поблизости не было ни инструмента, изготавливаемого только в Германии, ни преподавателя игры на нем, поэтому снисходительный и потакающий во всем детям брата дядюшка послал за ними Санкт-Петербург. После неустанных и кропотливых поисков нашелся один-единственный профессор, выразивший желание отправиться в городок, находящейся в такой близости от Сибири. Это был старый немецкий музыкант, разделяющий свою любовь поровну между цитрою и дочерью, очаровательною блондинкой, с которыми не расстался бы никогда. И вот, в один прекрасный день, старый профессор появился в поместье, с цитрою в одной руке, а другой рукою опираясь на ручку своей очаровательной Мюнхен.

С этого дня еле заметное облачко быстро стало превращаться в тучу; ибо каждый мелодичный отзвук цитры отдавался эхом в сердце старого холостяка. Говорят, что музыка пробуждает любовь, и это пробуждение, начавшееся с первым звуком цитры, завершилось благодаря небесно-голубым глазам Мюнхен. По истечении полугода племянница прекрасно выучилась играть на цитре, а дядя безумно влюбился.

Как-то утром, собрав возле себя пятерых детей брата, он по очереди стал нежно обнимать их, при этом обещая, что не забудет их в своем завещании, а потом неожиданно ранил их в самое сердце, объявив о своем твердом намерении жениться на голубоглазой Мюнхен. Произнеся это, он по очереди бросался к ним на шею, рыдая от молчаливого восторга. Его домочадцы, осознав, что их обманули с наследством, тоже рыдали; но отнюдь не от восторга, а совершенно по иной причине. Проплакавшись, они утешали себя и пытались порадоваться вместе с пожилым джентльменом, которого искренне любили. Впрочем, радовались не все. Николай, пораженный в самое сердце прекрасной немкой, чувствовал, что его обманули как с красавицей, так и с деньгами дядюшки, не радовался и не утешал себя, а на целый день куда-то исчез.

Тем временем, господин Изверцов приказал приготовить ему на следующий день карету. Вокруг шептались, что он собирался отправиться к губернатору, живущему на некотором расстоянии от его поместья, намереваясь внести изменения в завещание. Несмотря на баснословное богатство, у господина Изверцова не было поверенного, управляющего его состоянием, ибо он вел свои денежные дела собственноручно. Тем же вечером после ужина все услышали, как из его покоев доносились крики. Господин Изверцов яростно бранил своего слугу, проработавшего у него больше тридцати лет. Этот человек, по имени Иван, был уроженцем северной Азии, Камчатки, он воспитывался семьей в христианской религии и, как считалось, был очень привязан к своему хозяину. Несколько дней спустя, когда первое трагическое событие, о котором я рассказываю, привело в поместье всю полицию городка, кто-то вспомнил, что Иван напился пьяным и что его хозяин, ненавидевший этот порок до глубины души, по-отечески поколотил его и выгнал прочь из своей комнаты. Кто-то видел, как Иван вылетел за дверь, бормоча угрозы.

В обширных владениях господина Изверцова находилась прелюбопытная пещера, вызывающая огромный интерес всех, кто приезжал в поместье в гости. Эта пещера существует и по сей день, и хорошо известна каждому жителю П. Сосновый бор, начинающийся сразу в нескольких футах от ворот усадьбы, взбирается на крутые уступы длинного ряда каменистых холмов, которые он покрывает широкой лентой непроходимой зеленой чащобы. Грот, ведущий в пещеру, известную под названием «Пещера, где живет эхо», расположен примерно в полумиле от усадьбы, откуда она кажется маленькой выбоиной на склоне холма, почти скрытая от посторонних глаз пышно разросшейся растительностью. Однако пещера скрыта не совсем, поэтому с уступа, находящего напротив дома, легко можно разглядеть человека, входящего в пещеру. Очутившись внутри грота, вошедший обнаруживает в его противоположной стене узкую расщелину; а пройдя через нее, попадает в величественную пещеру, едва освещаемую светом, проникающим через трещины в сводчатом потолке, находящемся в пятидесяти футах от земли. Сама пещера огромна, и в ней без труда поместилось бы три тысячи человек. В те дни, когда жил господин Изверцов, часть пещеры выстлали камнем-плитняком, а летом любители пикников часто использовали пещеру, как танцевальную залу. Она имела форму неправильного овала, постепенно сужающегося в довольно тесный коридор, простирающийся на несколько миль под землей, время от времени образуя другие залы, такие же просторные, как «танцевальная зала», но совершенно на нее не похожие, ибо их невозможно было преодолеть, не имея лодки, поскольку они всегда заполнены водою. В народе поговаривали, что эти природные бассейны бездонны.

На краю одного из этих бассейнов располагалась маленькая платформа, с несколькими грубо отесанными и покрытыми мхом камнями, приспособленными как сиденья, откуда можно было услышать необыкновенное и почти сверхъестественное эхо, отчего пещера и получила свое название. Слово, произнесенное шепотом, или даже вздох подхватывались бесконечными игривыми голосами, и вместо того, чтобы постепенно затихнуть, как случается с обычным эхо, звук становился все громче и громче с каждым его повторением, и так продолжалось до тех пор, пока он не взрывался грохотом, наподобие пистолетного выстрела, и затем с жалобным воем исчезал где-то в бесконечности коридора.

В тот день, о котором идет речь, господин Изверцов выразил намерение устроить танцевальный вечер в пещере в день его свадьбы, который он назначил заблаговременно. На следующее утро, когда он готовился к поездке, домочадцы заметили его входящим в грот в сопровождении лишь одного сибирского слуги. Спустя полчаса Иван возвратился в дом за табакеркой, забытой хозяином в его комнате, а потом снова отправился в пещеру. Еще через час весь дом содрогнулся от его пронзительного крика. Совершенно бледный и насквозь промокший Иван, словно безумный, стремительно ворвался в дом и заявил, что он не нашел господина Изверцова в пещере. И, решив, что хозяин упал в озеро, он нырнул в первый бассейн, чтобы найти господина Изверцова, но сам едва не утонул.

Целый день прошел в тщетных попытках обнаружить тело. Дом наводнила полиция. Громче всех рыдал от отчаяния Николай, который вернулся домой уже после того, как было получено это печальное известие.

И вот, черные подозрения пали на сибиряка Ивана. Ведь все знали, что прошлым вечером хозяин поколотил его, и многие слышали, как Иван поклялся жестоко отомстить обидчику. Кроме того, только Иван сопровождал Изверцова в пещеру, а когда полиция тщательно обыскала покои господина, где, как известно, тот хранил шкатулку с фамильными драгоценностями, то ее обнаружили под матрасом Ивана. И тщетно крепостной призывал в свидетели Господа, что перед самым уходом в пещеру хозяин собственноручно отдал ему шкатулку на хранение, объяснив это тем, что хочет сделать невесте свадебный подарок; тщетно Иван клялся и божился, что, не задумываясь, отдал бы жизнь за воскрешение своего хозяина, если бы знал, что тот умер. На его стенания не обратили никакого внимания, и Иван был арестован и препровожден в тюрьму по обвинению в убийстве. Там его и оставили, ибо по российским законам преступника нельзя было (во всяком случае в те времена) осудить за преступление, даже несмотря на неопровержимые доказательства, до тех пор, пока он не признает свою вину.

Итак, ранним утром после недели бесполезных поисков, вся семья собралась вместе; и поскольку первоначальное завещание так и осталось без кодицилла, [1] вся собственность перешла в руки племяннику. Старый учитель музыки и его дочь восприняли этот внезапный поворот судьбы с чисто немецким бесстрастием и стали готовиться к отъезду. И вот, с цитрой под мышкой, старик уже протянул свободную руку к Мюнхен, как вдруг племянник преградил им путь, предложив прекрасной деве руку и сердце вместо своего усопшего дядюшки. Это предложение нашло приятный отклик, и без долгих разговоров и суматохи молодые люди обвенчались.

Незаметно пролетело десять лет, и мы снова видим счастливую семью в начале 1859 года. Очаровательная Мюнхен стала толстой и вульгарной. Со дня исчезновения старика Николай стал мрачным, замкнутым и неопрятным человеком, и многие люди изумлялись происшедшей с ним перемене, ибо теперь он никогда не улыбался. Казалось, что его жизненная цель состоит лишь в одном: отыскать убийцу дяди, или точнее, заставить Ивана сознаться в содеянном. Но сибиряк по-прежнему упорно утверждал, что он невиновен.

У молодой четы родился единственный сын, оказавшийся весьма странным ребенком, маленьким, хрупким и очень болезненным. Казалось, что его жизнь висит на волоске. Когда черты его лица разглаживались, его необычайное сходство с покойным дядей становилось настолько поразительным, что все члены семьи часто приходили в ужас. Ибо у этого девятилетнего ребенка было сморщенное лицо шестидесятилетнего старца. Никто ни разу не видел, чтобы мальчик смеялся или играл. Он восседал на своем высоком стуле, сложив руки тем особенным образом, как это делал старый господин Изверцов; причем в этой неподвижной, дремотной позе он мог пребывать часами. Няни часто крестились тайком, и ни одна не соглашалась провести ночь в детской наедине с мальчиком. А поведение отца в отношении сына было еще более странным. Казалось, что он страстно любит мальчика – и одновременно ненавидит лютой ненавистью. Он редко обнимал или ласкал его, зато мог часами наблюдать за ним пристальным взором, когда мальчик тихо сидел в своем уголке в старомодной позе, очень походя на домового. Когда Николай рассматривал сына, его лицо всегда было белым, как мел.

Ребенок ни разу не выходил за пределы усадьбы, и мало кто, за исключением родственников, знал о его существовании.

Примерно в середине июля в городок П. приехал некий венгерский путешественник, имеющий репутацию весьма эксцентричного, баснословно богатого и загадочного человека. Он приехал с севера, где, как поговаривали, прожил много лет. Он поселился в городке вместе со своим спутником – шаманом, или сибирским колдуном, на котором, как утверждали, он производил месмерические опыты. Путешественник давал роскошные ужины и званые обеды, и всякий раз демонстрировал своего шамана, которым весьма гордился, ибо приводил этим в приятное изумление своих гостей. Однажды дворяне городка П. неожиданно приехали во владения Николая Изверцова, и попросили его предоставить им пещеру для вечернего приема. С огромной неохотой Николай дал согласие, и только после величайшего колебания и уговоров решился присоединиться к знатным гостям.

Первая пещеры и платформа, примыкающая к озеру, были ярко освещены огнями. Сотни зажженных свечей и факелов, установленных в щелях между камнями, озаряли это место, а также темные закоулки, заросшие мхом и плесенью, которые пребывали в покое долгие годы. На стенах сверкали сталактиты, а уснувшее эхо внезапно пробудилось от веселого смеха и разговоров. Шаман, всегда находящийся под неусыпным взором своего друга и хозяина, сидел в углу, как обычно пребывая в трансе. Он сидел, сгорбившись на выступающем между входом и озером камне, и, с лимонно-желтым изможденным лицом с приплюснутым носом и редкой бороденкой, скорее походил на уродливого каменного идола, нежели на человеческое существо. Большинство из присутствующих тесным кольцом обступили его, чтобы получить верные ответы на свои вопросы. А венгр с веселым видом подвергал свой месмерический «объект» перекрестному допросу.

Внезапно одна из дам заметила, что они находятся в той самой пещере, где десять лет назад совершенно непостижимо исчез господин Изверцов. Похоже, иностранца заинтересовало это замечание, и он выразил желание узнать как можно больше об этом происшествии. Тогда Николай протиснулся сквозь толпу вперед и остановился напротив собравшихся, глаза которых горели нетерпением. Ведь он был хозяином, и поэтому посчитал неприличным отказать гостям в рассказе о случившемся со старшим Изверцовым. Дрожащим голосом он повторил эту печальную историю, а на фоне побелевших щек лихорадочно горели его глаза, повлажневшие от слез. Его рассказ произвел на общество неизгладимое впечатление, после чего все произнесли панегирик достойному поведению любимого племянника в честь памяти его усопшего дяди и благодетеля. Затем все стали перешептываться, продолжая обсуждать случившееся, как вдруг Николай поперхнулся, а глаза его выступили из глазниц, и, издав сдавленный стон, он отшатнулся назад. Присутствующие не сводили с него глаз, с любопытством глядя на его изможденное лицо, и изумленный взор, устремившийся на болезненное личико, показавшееся за спиною венгра.

– Откуда ты пришел? Кто привел тебя сюда, дитя мое? – выдохнул Николай, бледный как смерть.

– Я уже лег спать, папа; и тут ко мне пришел этот человек. Он взял меня на руки и принес сюда, – просто отвечал ребенок, показывая на шамана, рядом с которым он и стоял на камне. Шаман, закрыв глаза, раскачивался из стороны в сторону, словно оживший маятник.

– Все это очень странно, – заметил один из гостей. – Ведь этот человек вообще не выходил отсюда.

– О, Боже милосердный! Какое поразительное сходство! – пробормотал один из старейших жителей городка, друг исчезнувшего господина Изверцова.

– Ты лжешь, дитя мое! – с чувством произнес Николай. – Отправляйся в постель, здесь тебе не место!

– Ну, полно, полно, – вмешался венгр, и выражение его лица было очень странным. Сказав это, он обнял хрупкую детскую фигурку. – Малыш видел двойника моего шамана, который иногда выходит из его тела и бродит далеко-далеко от него. Мальчик ошибся, приняв призрак за человека. Пусть он немного побудет с нами.

Услышав эти странные слова, гости стали переглядываться в немом изумлении, а некоторые, самые набожные, перекрестились и сплюнули в сторону, вероятно, на дьявола и на его нечестивые дела.

– Кстати, – продолжал венгр решительно, обращаясь скорее ко всему обществу, нежели к кому-либо в частности. – Почему бы нам не попытаться с помощью моего шамана разгадать тайну этой трагедии? Подозреваемый все еще в тюрьме? И что? Он до сих пор не признался? Это очень и очень странно. Но теперь мы узнаем правду за считанные минуты! Только пусть все соблюдают тишину!

Тогда он подошел к шаману и тотчас же начал представление, даже не спросив согласия хозяина пещеры. Последний стоял неподвижно, точно врос в землю. Казалось, что он не способен вымолвить ни слова от сковавшего его ужаса. У всех остальных это предложение вызвало одобрение. У всех, кроме Николая. И особенно похвалил эту идею полицейский инспектор полковник С…

– Дамы и господа, – приглушенным голосом промолвил последователь Месмера. – Позвольте мне на этот раз отступить от моих обычных методов. Я воспользуюсь методом природной магии, поскольку он более соответствует этому дикому месту и гораздо действеннее, нежели европейский метод гипноза. Вы сами это увидите.

И, не дожидаясь ответа, он вытащил из сумки, с которой никогда не расставался, сначала маленький барабан, а потом – две крохотных пиалы, одну наполненную жидкостью, а вторую – пустую. Он начал обрызгивать шамана содержимым из первой пиалы. Все заметили, что шаман задрожал и закивал намного сильнее, чем когда-либо прежде. Воздух наполнился терпкими ароматами, и сама атмосфера стала намного яснее. Потом, к ужасу всех присутствующих, он подошел к тибетцу, и, вытащив из кармана крохотный стилет, вонзил сверкающее лезвие ему в предплечье. Когда оттуда хлынула кровь, он подставил под нее пустую пиалу. Когда пиала наполнилась наполовину, он большим пальцем закрыл разверстую рану, и остановил поток крови также легко, как закупоривают бутылку, после чего он окропил кровью голову мальчика. Затем он повесил барабан себе на шею и двумя палочками из слоновой кости, с вырезанными на ними магическими знаками и буквами, пробил короткую барабанную дробь сигнала утренней побудки, дабы, как он пояснил, привлечь духов.

Свидетели этого необыкновенного действа столпились вокруг венгра. Выражения их лиц были наполовину испуганными, наполовину изумленными этим процессом, и в течение нескольких секунд в гигантской пещере воцарилась мертвая тишина. Николай, похожий на живой труп, как и прежде, стоял неподвижно с искаженным лицом. Гипнотизер встал между шаманом и платформой и опять начал медленно бить в барабан. Первые удары были приглушенные, они разносились по воздуху так тихо, что не вызывали эха, а шаман стал раскачиваться, как маятник, еще быстрее. Ребенок же беспокойно задвигался. И тогда барабанщик стал напевать медленную, тихую, выразительную и очень торжественную песнь.

Когда эти неведомые слова сорвались с его губ, огни свечей и факелов заволновались и замерцали, и так продолжалось до тех пор, пока они не заплясали в такт этой песни. Откуда-то из-за озера, из кромешной тьмы коридора сильно подул холодный, пронизывающий до костей ветер, оставляя за собою жалобный стон эха. Затем все увидели, как по стенам и каменистой земле начал расползаться расплывчатый пар, который постепенно стал обволакивать шамана и ребенка. Вокруг мальчика образовалось прозрачное серебристое свечение, а шамана скрыло красное зловещее облако. Чародей приближался к платформе, и по мере своего приближения он бил в барабан все сильнее и сильнее, и на этот раз эхо подхватило этот звук. Эффект был ужасающий! И тут и там эхо превратилось в непрерывные, грохочущие раскаты, пока этот громоподобный звук не стал походить на хор тысяч и тысяч демонических голосов, все громче и громче доносящихся из бездонных глубин озера. Вода, поверхность которой была освещена множеством цветов, и до этого казалась ровной, как стекло, внезапно забурлила, будто волнуемая мощными порывами ветра. Венгр запел еще одну песнь и снова забил в барабан, и вместе с этими раскатами, напоминающими пушечные залпы, гора задрожала у самого основания, в то время как эхо прокатилось по темным и самым отдаленным ее коридорам. Тело шамана поднялось в воздух на высоту двух ярдов, после чего, он, раскачиваясь из стороны в сторону и кивая, растворился, словно привидение. И тут тело ребенка стало видоизменяться, что привело в священный трепет всех присутствующих, которые наблюдали за происходящим, лишившись дара речи. Казалось, что серебристое облако, обволакивающее мальчика, тоже поднимало его в воздух; однако, в отличие от шамана, его ноги не отрывались от земли. Ребенок стал увеличиваться, словно годы каким-то загадочным образом завершили свою работу за какие-то несколько мгновений. Он стал высоким и крупным, а проявившиеся на лице старческие черты становились еще старше по мере старения его тела. А еще несколько секунд спустя детские формы полностью покинули его тело. Оно полностью растворились совершенно в другой личности, и, к ужасу тех, кто некогда знал, как он выглядел, эта новая личность оказалась не кем иным, как старым господином Изверцовым. На его виске зияла глубокая рваная рана, из которой крупными каплями сочилась кровь.

И тут этот призрак двинулся к Николаю и остановился прямо напротив него, застывшего со вздыбленными волосами от изумления от этого превращения его сына в его дядю. И в эти мгновения могильную тишину прервал голос венгра, который, обращаясь к ребенку-призраку, торжественно спросил:

– Именем Великого Мастера, Того, кто обладает всем могуществом на Земле, расскажи правду, и ничего, кроме правды. О, потревоженный дух, поведай же нам, погиб ли ты от несчастного случая или был предательски убит?

Губы призрака зашевелились, но не он ответил на вопрос, а эхо, которое отозвалось повсюду замогильным криком:

– Убит! У-у-бит!

– Где? Как? И кем? – вопрошал чародей.

И тут привидение указало пальцем на Николая, а затем, не сводя с него взгляда и не опуская протянутой руки, стало медленно отступать к озеру. И с каждым его шагом младший Изверцов, словно подверженный чарам, которым не мог сопротивляться, тоже начал приближаться к озеру, до тех пор, пока призрак не достиг воды. А в следующий момент все увидели, как призрак заскользил по его глади. Это было ужасающее, жуткое зрелище!

Когда Николай оказался в двух шагах от края этой бездны, наполненной водою, страшные судороги пробежали по телу виновного. Резко упав на колени, он отчаянно вцепился в одно из поросших мхом сидений и безумным взором вперился в озеро, издавая пронзительные, леденящие душу вопли. В эти секунды призрак неподвижно стоял на воде и, выпростав палец, медленно поманил Николая к себе. Съежившись от презренного страха, он извивался и громко кричал, а эхо разносило его вопли по пещере:

– Нет! Нет… Я не убивал тебя!

Но тут послышался всплеск, и теперь все увидели, как в темной воде барахтается мальчик, который отчаянно боролся за свою жизнь. Он находился на самой середине озера, а над ним нависал неподвижный, суровый призрак.

– Папа! Папочка! Спаси меня! Я тону!.. – жалобно восклицал тоненький детский голосок, подхватываемый громким издевательским эхом, разносившим его по пещере.

– О, мой мальчик! – вскричал Николай безумным голосом и резко вскочил на ноги. – Мой мальчик! Спасите его! О, спасите его!.. Да, я признаюсь… Я – убийца! Это я убил дядю!

Раздался еще один всплеск, и призрак исчез. С криками ужаса все присутствующие устремились к платформе; но внезапно ноги отказались им повиноваться, и гости словно вросли в землю. И они увидели сквозь кружащийся водоворот белесую бесформенную массу, которая крепко схватила убийцу вместе с мальчиком и медленно утянула обоих в бездонное озеро…

На следующее утро после этих событий, когда, проведя бессонную ночь, часть компании отправилась в дом венгерского джентльмена, они обнаружили дверь запертой, а дом – пустым. Венгр и шаман исчезли. Среди старых жителей П. многие помнят его; и особенно полицейский инспектор, полковник С., скончавшийся спустя несколько лет в полной уверенности, что знатный путешественник оказался самим дьяволом. Вдобавок к ужасу, перенесенному всеми свидетелями происшедшего, той же ночью усадьба Изверцова сгорела дотла. Архиепископ тотчас же произвел обряд изгнания дьявола, однако эта местность и по сей день считается проклятой. Губернатор распорядился произвести тщательное расследование случившегося, после чего приказал хранить молчание.