Что бывает с плохими людьми, если они хотят править миром

Жил-был вождь, имя его было Бабузе; и хотел он идти к девушке. Его отец воспретил ему; сказал он: «Не ходи к той девушке, ибо кто идет, тот не возвращается». Но вождь Бабузе сказал: «Я хочу идти туда». Тогда его отец согласился, дал ему много скота и сказал: «Ну иди же». Отец дал ему людей, чтобы они шли с ним.

И пошел он; он собрал всех людей и пошел. Сказал ему его отец: «Дитя мое, не иди той дорогой, которая идет в гору; иди дорогой, которая спускается». И пошел Бабузе. Но случилось, что у раздела двух дорог оставил Бабузе ту дорогу, о которой говорил его отец, говорил ему идти по той; он пошел другой дорогой, о которой говорил его отец, говорил ему не идти по той.

Случилось дальше, встретился Бабузе с множеством зверей; они увидели его, когда он появился, и закричали ему, когда он был далеко, они сказали: «Бабузе, Бабузе, сын вождя!» И сказал Бабузе: «Мой отец говорил мне, приказывая, чтобы я не шел этой дорогой; он говорил – плохая дорога, с гиенами». Так, говоря о гиенах, он дал им много скота. Они снова вернулись и сказали: «Бабузе, сын вождя!» Он снова дал им скот, пищу гиен. И вот скоро скот пришел к концу. Они опять попросили и сказали: «Бабузе, сын вождя!» Он тотчас отдал половину людей. Они вернулись и повторили снова, сказали они: «Бабузе, сын вождя!» Теперь прикончил он для них людей. Но опять попросили гиены. Теперь он не знал, что делать, ибо люди все кончились. Теперь он шел один.

Гиены вернулись и попросили снова, сказали они: «Бабузе, сын вождя!» Он побежал и встретил впереди полевую мышь. Сказала полевая мышь: «Обдери меня и держи в руке мою шкуру». Он ободрал ее тотчас, ибо тут были гиены, которые собирались есть, которые были близко. Взял он шкуру мыши, и она тотчас подняла его ввысь, когда явились гиены, желая его съесть; подняла она его далеко в облака, гиены же бродили по земле. Гиены вернулись обратно.

И шкура повлекла его в облака; она положила его на краю селения, там, где была девушка, которую он любил. И вошел он в дом, идя теперь по тверди. Шел он со шкурой, привязанной к своему жезлу. И дома люди открыли празднество, сильно радуясь, говоря: «Пришел жених дочери вождя».

(Сказка зулусов)

К вечеру в деревню стали собираться люди. Рядом образовалась целая парковка джипов. Надо сказать, что в этих краях джип – не роскошь, а средство передвижения. Это были люди Бина, черные и белые. Часть из них оцепила деревню, чтобы обеспечить охрану своему хозяину. Вскоре пожаловал и сам будущий владыка. Щуплый, рыжий, ростом с сидящую собаку – я сразу подумал обо всех низкорослых тиранах, которые компенсировали свой рост отвратительным характером и амбициями.

Два африканца в одеждах колдунов вуду, с особыми амулетами и масками, почтительно несли четыре сундучка. Я догадался, что там лежали те самые древние фетиши: маска, нож, амулет и окарина. Им выделили четыре хижины, откуда они не выходили. Фальку было не до меня, так же как и старой Ньямбе; мы с Ньянгой сидели как мыши, чтобы нас не выгнали. Ее руки были ужасно холодными.

– Ты боишься?

– Да, очень. Никто и никогда не знает, во что выльется древний ритуал, ведь о нем известно лишь по легендам. Никто и никогда еще не опробовал его силу.

– Ну так он может просто не сработать – и дело в шляпе.

– Тогда разъяренные люди Бина, натравленные своим хозяином, убьют нас всех.

– А если все получится? Так ведь еще хуже? Почему вообще не разыграть ему маскарад?

– Его колдуны – сильные мастера, они почуют подвох.

– Тогда остается только ждать…

Время тянулось резиново медленно, я никогда не испытывал таких ощущений, будто нахожусь на краю мира и сейчас он может рухнуть вниз и завалить меня своими обломками.

Наконец наступила ночь, все заняли свои места. Черные воины выглядели во тьме устрашающе, в свете костра лишь поблескивали влажные белки глаз и белые зубы. Фальк вновь застыл на своем месте, а из хижины показался Бин, облаченный в ритуальный наряд. Я невольно хихикнул, Ньянга толкнула меня в бок. Да, я забыл сказать, что эта девчонка нравилась мне все больше и больше. Мулатка с европейскими чертами лица, с горящими глазами, она была прекрасна и в гневе, и в радости.

Бин выглядел довольно жалко. Словно тощий куренок, он семенил в своем наряде, а маска смотрелась на нем слишком комично, чтобы придать величие моменту. И вот действо началось. На этот раз у костра вытанцовывали пришлые колдуны. Ньянга сказала, что они вудуисты. Под барабаны один из них вошел в транс и что-то выкрикивал, другой катался по земле и тоже кричал. Их действия повергали в ужас, почему-то хотелось забиться в угол, чтобы не слышать этих воплей.

– А человеческая жертва?

– Нет, сегодня первая часть ритуала. По старым законам каждому фетишу посвящается один день. Сегодня день первый, день Белого Духа. Если он решит, что готов идти в услужение к Бину, то остальные фетиши не смогут сопротивляться. Сегодня день первый и решающий.

Фальк вышел к костру, он тоже был в маске. Ньянга сказала, что это маска вождя зулу. Оказывается, когда-то он был назначен вождем рода за заслуги перед племенем – не главным, конечно, а кем-то вроде нашего почетного президента. Черная, с красными продольными полосами, расширенная к основанию черепа и украшенная перьями, маска выглядела завораживающей, будто сам бог спустился с небес, грозный и великодушный.

Унзин, действующий вождь рода, освятил церемонию, и действо началось. Воины все быстрее и быстрее были в барабаны, участники ритуала все сильнее и сильнее ударяли ногами о землю, а Ньямба, словно помолодев лет на двадцать, распрямившись и раскачиваясь, пела чистым, как колокольчик, голосом то ли молитвы, то ли заклинания:

«Лейле ла лилу лэ ли, абу ра ту на ни ла лэ ли ла…» – звуки словно взлетали к звездам, и ей подпевали мужчины под бой барабанов. В центр круга к костру встал Бин, словно карлик на фоне могучих зулу, тени которых удлинял костер, превращая их в великанов. Ньянга, впав в транс, бросила в огонь щепотку зелья. Пламя стало менять цвет, а дым поднялся до небес, явив образ Огди. Он молча смотрел на тех, кто поклонялся ему, не обращая внимания на принесенные в жертву дары природы и блеющего барана, связанного у подножия алтаря. Ньянга на ухо прошептала мне, что сейчас Бин будет спрашивать у Огди, какую жертву тот захочет получить за передачу тому Белого Духа.

Я восторженно смотрел на Огди, пусть бы кто попробовал меня убедить, что тут происходит коллективная галлюцинация! Я видел его второй раз и второй раз был подавлен его величием. Его глаза – они были так глубоки, будто хранили в себе все тайны Африки, а черты лица, черного как смоль, – утонченны и благородны. Огди мельком глянул на Бина, и тут же из костра полыхнула молния, припечатавшая его к земле. Бин закричал от боли, запахло паленым мясом. А Белый Дух упал рядом и перестал испускать лучи света, он погас. Бой барабанов прерывали только крики несчастного, а его люди бросились врассыпную. Кто-то потерял сознание, кто-то в панике пытался завести джип – машина хрипела, но отказывалась ехать. Ньямба подняла руки к нему, запела новую молитву, и вдруг в небе сверкнула молния и полил дождь. Образ Огди исчез, костер потух от ливня, и люди разбежались по хижинам. Только Бин остался лежать у пепелища и тихо стонал, но никто из его соратников даже не подумал подойти к нему. Не сразу я понял, что Огди проклял его. Я дрожал, Ньянга прижалась ко мне… Так, молча, мы сидели больше часа. Дождь кончился, и где-то вдалеке от деревни раздался утробный вой леопарда, ему ответил другой леопард. Его вой был душераздирающим, словно предсмертным…

Мы не заметили, как уснули, а потом было утро. Звенящие зеленые холмы, окружавшие деревню, сияли омытые ночным дождем. Радовало веселое синее небо и горячее ласковое солнце. Ньямба разбудила меня и позвала завтракать. Фальк, точно такой же, как в университете, уже сидел на циновке и уплетал маисовые лепешки. Ньянги нигде не было. Жители деревни вновь занимались своими делами, только мужчин почему-то не было видно. Вождь важно восседал около хижины и разбирал спор двух зулусок, которые, кажется, не поделили овечье молоко.

А было ли что-то ночью? Может, я спал и мне все приснилось? И если спрошу, то профессор высмеет меня?

– Юноша, запомни все, что видел этой ночью, – вряд ли тебе доведется когда-то еще присутствовать на подобном ритуале.

– А Бин?

– Его доставили в центральную больницу Йоханнесбурга с подозрением на белую горячку. Он все время говорит, что колдун Огди явился и проклял его, а профессор Фальк пособничал колдуну.

Профессор и Ньямба вдруг задорно рассмеялись. Они так хохотали, что и я не удержался и начал смеяться вместе с ними, чуть ли не катаясь по полу хижины.

Но тут в деревню вошла странная процессия. Воины-зулусы на длинных палках под бой барабанов тащили трупы трех леопардов. У всех была опалена шкура и больше не было ни одной царапины.

– Почему Гуини не дожила до этого дня? – прошептал Гарри Фальк, и губы его дрогнули. Ньямба стала что-то шептать ему на языке зулу.

– Профессор, простите, можно задать один вопрос?

– Белый Дух? Ты хочешь знать, что с ним? Огди усыпил его душу, теперь это просто камень из древнего города. Возможно, когда-нибудь он снова проснется. И я по-прежнему его хранитель.

Профессор расстегнул ворот рубахи: на его шее, на бисерном шнуре висел Белый Дух, спокойный и умиротворенный. Он действительно спал.

– Арчи, пожалуй, нам пора собираться. На этот раз все закончилось благополучно: Джонни Бин больше не будет бесчинствовать, а его люди не скоро залижут раны. Да и вряд ли в ближайшее время найдется такой же подлец, как он, чтобы собрать вокруг себя подобное воинство колдунов и мерзавцев, наживать счета в банке и вынашивать амбициозные замыслы стать властелином Африки. Люди-леопарды снова стали людьми, злые лоа покинули их. Даже Сагиб получил успокоение на земле предков. А нас с тобой ждет Нью-Йорк.