Глава 9. Жизненный путь Д.Д.Хоума

Даниэль Данглас Хоум[118] родился в 1833 году в деревне Карри неподалёку от Эдинбурга. Его происхождение окружено тайной. Есть свидетельства как за, так и против его родства с семейством графа Хоума. Независимо от происхождения, это был джентльмен, получивший от своих предков благородство облика, утончённость черт, чувствительность и прекрасный вкус. Его психические способности и глубина этой неординарной личности выдают в нём младшего отпрыска аристократического рода, который получает в наследство от своих предков всё, кроме семейного состояния.

В возрасте девяти лет Хоум перебрался из Шотландии в Новую Англию в сопровождении тётушки, которая усыновила его. Тайна, окружавшая его происхождение, так и не была разгадана. В тринадцать лет он начал проявлять признаки наследственных психических способностей: его мать, происходившая из одного из знатных семейств горной Шотландии, обладала характерным для её племени «вторым зрением». Эта склонность к мистике проявилась при следующих обстоятельствах. Хоум обсуждал с другом, мальчиком по имени Эдвин, рассказ, где влюблённый герой, погибнув, является своей возлюбленной. Мальчики поклялись друг другу, что тот из них, кто умрёт первым, явится тому, кто останется в живых. Через некоторое время Хоум переехал в другую местность, за несколько сотен миль. Прошёл месяц, и однажды вечером, перед самым сном, его вдруг посетило видение Эдвина, после чего он заявил своей тётушке, что Эдвин умер. Это подтвердилось через несколько дней. Второе видение, явившееся ему в 1850 году, было связано со смертью его матери, приехавшей вместе с мужем в Америку. Мальчик болел и лежал в постели, а мать находилась в гостях у друзей, живших в другом городе. Однажды вечером он стал звать на помощь, а когда тётушка прибежала к нему, то нашла его в глубоком горе. Он сказал, что его мать умерла в этот самый день, что она явилась ему и сообщила об этом. Это видение также, к несчастью, очень скоро подтвердилось. Тётушка — последовательница догматических религиозных взглядов, заявила, что мальчик — посланец дьявола, и выставила его из дома.

Он нашёл прибежище у друзей и в течение последующих лет путешествовал с ними из города в город. Его медиумизм развился настолько, что в тех домах, где он останавливался, ему приходилось проводить множество сеансов, иногда по шесть–семь в день. В те времена пределы психических возможностей и их связь с физическими силами были изучены мало, поэтому чрезмерная активность существенно подорвала его здоровье, и он стал часто болеть. Со всех сторон съезжались люди, желавшие видеть чудеса, происходившие в присутствии Хоума. Среди тех, кто исследовал связанные с ним феномены, был американский поэт Брайант, которого сопровождал профессор Уэллс из Гарвардского университета. В Нью–Йорке он встречался со многими выдающимися людьми, из них трое — профессор Гэр, профессор Мэйпс и судья Эдмондс — участвовали в сеансах. Все трое, как уже говорилось, стали убеждёнными последователями Спиритизма.

Обаяние молодого Хоума и глубокое впечатление, произведённое на окружающих его способностями, привело к тому, что на него посыпалось множество предложений. Профессор Буш предложил ему присоединиться к сведенборговской миссии для совместной работы; мистер и миссис Илмэр — богатая бездетная чета — прониклись к нему столь глубоким обожанием, что предложили усыновить его и сделать своим наследником, если он поменяет свою фамилию на фамилию Илмэр.

Его замечательные целительские способности вызывали восхищение, и он, поддавшись уговорам друзей, стал изучать медицину. Однако его здоровье, слабое от рождения и подорванное к тому же серьёзным лёгочным заболеванием, заставило Хоума отказаться от этого намерения. По совету врачей он покинул Нью–Йорк и перебрался в Англию.

9 апреля 1855 года он прибыл в Ливерпуль. По описанию тех лет, это был высокий, стройный молодой человек, отличавшийся элегантностью манер и утончённым изяществом в одежде. На его выразительном лице читались следы усталости и возбуждения, вызванные страданиями, связанными с болезнью лёгких. Голубоглазый, с золотисто–каштановыми волосами, он принадлежал к тому человеческому типу, который более других предрасположен к туберкулёзу. Донельзя изнурённый вид свидетельствовал о том, сколь мало осталось у него сил для сопротивления недугу. Квалифицированный врач, осмотрев его, предсказал бы, что в нашем сыром климате он проживёт от силы несколько месяцев. Из всех чудес, связанных с личностью Хоума, продление собственной жизни — едва ли не самое поразительное. Уже тогда его характеру были свойственны те эмоциональные и религиозные порывы, которыми он станет знаменит впоследствии. Сообщают, что когда судно прибывало в Ливерпуль, он бросился в каюту, пал на колени и вознёс молитву. Если принять во внимание удивительнейший жизненный путь, предстоявший ему, и важнейшую роль, предназначенную Хоуму в деле определения физических основ принципиально нового религиозного течения, то можно с уверенностью назвать его одним из самых выдающихся миссионеров, когда–либо посещавших нашу страну.

В то время Хоум был очень одинок: ни одной родной души. У него удалили часть левого лёгкого. При отсутствии профессии и постоянного занятия он имел скромные, хотя и достаточные доходы, его образование было прервано болезнью. Застенчивый, мягкий, чувствительный, артистичный, порывистый и глубоко религиозный, он обладал незаурядными способностями в области изобразительного и драматического искусства, был неплохим скульптором и, как выяснилось впоследствии, одним из лучших чтецов своего времени.

Однако все эти качества наряду с неколебимой честностью, столь бескомпромиссной, что от неё страдали даже его сторонники, — всё это меркло и становилось малосущественным на фоне его замечательного дара. Речь идёт о способностях, совершенно не зависевших от его воли, появлявшихся и исчезавших с ошеломляющей внезапностью, но доказывавших всем, кто относился к этому непредвзято, что этого человека окружала атмосфера, позволявшая неким внешним силам, лежащим за пределами обыденного сознания, проявиться на внешнем плане нашего существования. Другими словами, он был величайшим физическим медиумом современности.

Человек менее великий употребил бы свои необычайные способности на то, чтобы создать какую–нибудь секту и стать её предводителем, или окружил бы себя атмосферой власти и таинственности. Безусловно, многие в его положении испытали бы искушение сделать свой дар источником обогащения. Что касается этого пункта, то заявим сразу: за все тридцать лет своего подвижничества он не принял ни шиллинга в благодарность за свои усилия. Достоверно известно, что французское Общество спиритических исследований предложило ему за один сеанс в Париже две тысячи фунтов, и он — бедняк и инвалид — отказался принять эту сумму. Он заявил: «Я послан с миссией, цель которой — доказательство бессмертия. Я никогда не брал за это денег и никогда не возьму.» Коронованные особы дарили ему подарки, не принять которые было бы неучтиво: кольца, булавки и другие безделушки — скорее знаки дружбы, чем плата. Задолго до его безвременной кончины в Европе практически не осталось монарха, с которым бы у этого застенчивого юноши, прибывшего когда–то в ливерпульскую гавань, не установились тёплые и доверительные отношения. Наполеон III взял на себя заботу о его единственной сестре, русский император устроил его брак — кто из романистов способен придумать подобный сюжет?

Но есть соблазны более изощрённые, чем богатство. Бескомпромиссная честность защитила Хоума от них. Ни на мгновение не утратил он скромности или чувства меры. Вот его кредо: «Я обладаю некими способностями. Я буду счастлив продемонстрировать их в меру своих сил, если вы отнесётесь ко мне как джентльмен к джентльмену. Я буду рад, если вы сможете в какой–то мере объяснить эти явления, и готов участвовать в любых разумных опытах. Сам я не имею власти над этими силами. Не я использую их, а оне — меня. Бывает, оне покидают меня на несколько месяцев, потом проявляются вновь с удвоенной силой. Я — не более чем пассивный инструмент.» Этому кредо он не изменял никогда. Он всегда вёл себя, как простой, дружелюбный мирянин, никогда не рядился ни в мантию пророка, ни в колпак мага.[119] Как большинство истинно великих людей, он был полностью лишён позёрства. Показательно, что если при описании своих опытов ему приходилось ссылаться на свидетелей, он никогда не поминал ничьих имён, пока не был полностью уверен, что эти люди не пострадают от обнародования их связи с «сомнительным» учением. Порой он избегал упоминать имена даже получив это разрешение, чтобы случайно не навредить своим друзьям. После публикации первого тома книги Хоума «Происшествия в моей жизни»[120] «Сатердэй ревью» весьма саркастически писала об анонимных «свидетелях» — графине О., графе Б., графе де К., герцогине де Б. и миссис С., которые, по его словам, наблюдали потусторонние явления. Во втором томе Хоум, заручившись согласием друзей, публиковал фамилии полностью: графиня Орсиньи, граф де Бомон, граф де Кома, герцогиня де Бове и широко известная американка, миссис Генри Синьор. Об особах королевской крови, удостоивших его своей дружбы, он не упоминал никогда, хотя достоверно известно, что император Наполеон III, императрица Евгения, царь Александр II, германский кайзер Вильгельм I, а также правители Баварии и Вюртенберга были хорошо знакомы с его способностями. Хоума никто ни разу не уличил во лжи ни на словах, ни на деле.

Приехав в Англию в первый раз, Хоум остановился в отеле «Кокс», на Джермин–стрит. Возможно, этот выбор объяснялся тем, что хозяин отеля являлся приверженцем нового учения ещё со времён приезда миссис Хайден. Как бы то ни было, мистер Кокс быстро обнаружил, что его постоялец — весьма замечательный медиум и пригласил ведущих мыслителей того времени для изучения явлений, которые демонстрировал Хоум. Среди прочих приходил лорд Бругем со своим другом–учёным сэром Дэвидом Брустером. Они наблюдали новые явления при ярком дневном свете. Сообщают, что Брустер в удивлении заявил: «Это ставит под сомнение все достижения научной мысли последних пятидесяти лет.» Скажи он «пятнадцати сотен лет», то оказался бы ближе к истине. В письме к сестре он описал всё увиденное. Это письмо опубликовали спустя много лет в книге его дочери — миссис Гордон.[121] На том сеансе присутствовали лорд Бругем, сэр Дэвид Брустер, мистер Кокс и сам медиум.

«Мы вчетвером, — писал Брустер, — уселись вокруг стола скромных размеров, с конструкцией которого нам было предложено ознакомиться. Через некоторое время стол пришёл в движение и по нашим рукам прошла дрожь; по нашему желанию это движение прекращалось и возобновлялось. В разных частях стола раздавались стуки неясной природы, а когда все убрали руки со стола, он в буквальном смысле слова поднялся в воздух. Был принесён стол больших размеров, аналогичные движения произошли и с ним.

На пол положили маленький колокольчик, его язычок лежал на ковре. Полежав немного, колокольчик вдруг зазвенел, хотя никто до него не дотрагивался.» Он пишет далее, что колокольчик переместился и расположился в его руке, затем то же произошло с лордом Бругемом. В заключение Брустер сообщает: «Таковы были первые опыты. Мы не могли объяснить их, не могли также представить, с помощью какого механизма можно сделать всё это.»

Лорд Данрэйвен признаётся, что именно рассказ Брустера заставил его обратиться к изучению этих явлений. По его свидетельству, Брустер заявил ему сам, что какой бы то ни было обман полностью исключался и в то же время никакими известными ему физическими законами эти явления объяснить невозможно. Хоум послал отчёт об этом сеансе своему другу в Америку, где тот был опубликован с примечаниями. Когда эти документы перепечатала английская пресса, Брустер сильно встревожился. Одно дело — придерживаться определённой точки зрения в частном порядке, совсем другое — оказаться перед угрозой потерять репутацию в научных кругах, где он вращался. Сэр Дэвид не был сделан из материала, который идёт на создание мучеников или первооткрывателей. Он написал в «Морнинг эдвертайзер», что хотя и являлся свидетелем некоторых механических явлений, которые не смог объяснить, но совершенно убеждён, что их осуществление под силу рукам или ногам человека. В то время он, конечно, не предполагал, что его письмо сестре когда–либо увидит свет.

Когда же это всё–таки произошло, «Спектейтор» прокомментировала поведение сэра Дэвида Брустера следующим образом: «Доподлинно известно, что на сеансах мистера Хоума и сразу после них он выражал изумление и даже благоговение, от чего впоследствии хотел откреститься. Герой науки, вопреки ожиданиям, проявил себя совсем не так, как можно было бы предположить.»

Мы слегка задержались на этом происшествии с Брустером, потому что такое поведение весьма типично для учёных людей того времени, а также потому, что это происшествие возбудило широкий интерес общественности к Хоуму и связанным с ним явлениям, привлекло сотни новых исследователей. Людей науки можно разделить на три типа: те, кто совсем не изучал данный предмет (что не мешало им весьма агрессивно высказывать своё мнение); те, кто знал, что всё — правда, но боялся сознаться в этом; и, наконец, блестящее меньшинство — Лодж, Крукс, Баррет, Ломброзо и иже с ними — те, кто знал истину и был готов на всё, чтобы защитить своё мнение.

С Джермин–стрит Хоум переехал в Илинг, в дом семейства Реймер, где провёл множество сеансов. Здесь его навещал лорд Литтон,[122] знаменитый романист, который хотя и получил ошеломляющие свидетельства, никогда не говорил публично о своей вере в способности этого медиума. Тем не менее его частная переписка и, конечно же, его творчество свидетельствуют о подлинных взглядах лорда. Так вели себя сотни известнейших людей. Среди участников первых сеансов были социалист Роберт Оуэн, писатель П.А.Троллоп, доктор–психиатр Дж.Гарт–Уилкинсон.

В наши дни, когда психические явления знакомы каждому, кто не упорствует в собственном невежестве, трудно себе представить, какая смелость потребовалась Хоуму, чтобы продолжать развивать свои способности и демонстрировать их публично. Среднестатистический образованный британец викторианской эпохи, насквозь пропитанный материализмом, считал негодяем и шарлатаном любого, кто утверждал, что может продемонстрировать нечто, противоречащее ньютоновскому закону тяготения. Никто и слушать не хотел о воздействии какой–то невидимой разумной сущности на видимые материальные объекты. В своей речи на процессе Хоум–Лайон вице–канцлер Гиффард выразил точку зрения сословия, к которому принадлежал. Он ничего не знал о сущности Спиритизма, однако был абсолютно уверен в невозможности существования подобных явлений. Вне всякого сомнения, подобное, по слухам, происходит в далёких странах, о таких вещах написано в старинных книгах, однако предполагать, что то же может произойти в старой доброй Англии, в стране банковских котировок и беспошлинного импорта — полный абсурд. Сообщают, что в ходе упомянутого судебного разбирательства лорд Гиффард обратился к адвокату Хоума и спросил: «Следует ли понимать, что ваш клиент утверждает, будто поднимался в воздух путём левитации?». Адвокат ответил утвердительно, после чего судья обернулся к присяжным с выражением лица, достойным какого–нибудь священнослужителя древности, рвущего на себе одежды в порыве негодования, вызванного чьими–то богохульными речами. В 1868 году мало кто из присяжных был достаточно образован, чтобы усомниться в правоте судьи. Хорошо, что хоть в этом отношении за последние пятьдесят лет произошёл некоторый прогресс. Темп не слишком быстрый, однако даже Христианству потребовалось триста лет, чтобы как–то утвердиться.

Способности Хоума к левитации позволяют судить о масштабе его силы. Сообщают, что он поднимался в воздух сотни раз при хорошем освещении и в присутствии достойных доверия свидетелей. Вот одно из свидетельств. Он поднялся под потолок одной из комнат замка, расположенного вблизи Бордо, в присутствии мадам Дюко, вдовы морского министра, а также графа и графини де Бомон. В 1860 году Роберт Белл опубликовал в «Корнхилл мэгезин» статью под названием «Удивительнее, чем фантазия».[123] Белл пишет: «Он оторвался от стула, поднялся на четыре–пять футов над землёй… Мы видели, как его фигура перемещается от одного края окна к другому, ногами вперёд, в горизонтальном положении.» Доктор Галли из Малверна, известный врач, и Роберт Чамберс, автор и издатель, также были свидетелями. Следует ли считать этих людей лгунами, вступившими в сговор, или, может быть, они не способны отличить, когда человек летает по воздуху, а когда просто делает вид? В том же году Хоума подняло в воздух в доме миссис Милнер–Гибсон в присутствии лорда и леди Кларенс Паджет, причём первый провёл рукой под его телом, чтобы убедиться, что обмана нет. Спустя несколько месяцев мистер Уэйзон, ливерпульский адвокат, и ещё семеро свидетелей видели то же явление. Он пишет: «Мистер Хоум пролетел над столом и людьми, сидевшими вокруг него.» И добавляет: «Я взял его за руку, когда он висел в семи футах над полом, и, потянув за собой, сделал пять–шесть шагов.» Миссис Паркс с Корнуолл–террас, Риджент–парк, сообщает, как в 1861 году она вместе с Бульвер–Литтоном и мистером Холлом видела, как в её собственной гостиной Хоума подняло в воздух так, что его рука достигла верхнего края двери, после чего он горизонтально полетел вперёд. В 1866 году мистер и миссис Холл, леди Дансэйни и миссис Синьор, находясь в доме мистера Холла, видели, как лицо Хоума преобразилось, засияло, после чего он дважды поднялся к потолку, причём во второй раз поставил там крестик карандашом, чтобы убедить свидетелей в том, что они не стали жертвами собственного воображения.

В 1868 году лорд Адэр, лорд Линдсей, капитан Уинн и мистер Смит Барри неоднократно видели, как левитировал Хоум. События, происшедшие в Эшли–Хаузе 16 декабря того года, были подтверждены первыми тремя из перечисленных свидетелей. В тот день Хоум, находясь в состоянии транса, вылетел из окна спальни и влетел обратно в дом через окно гостиной, пролетев семьдесят футов над улицей. После чего вернулся в спальню в сопровождении лорда Адэра. По воспоминаниям последнего, когда он выразил недоумение, каким образом смог Хоум пролететь через окно, которое было лишь частично приоткрыто, «он попросил меня немного отойти. Затем пролетел через имевшийся проём в окне весьма быстро, причём его тело стало как бы деревянным и лежало почти горизонтально. Обратно он влетел ногами вперёд.»

Таков отчёт, составленный лордами Адэром и Линдсеем. В ответ на эту публикацию доктор Карпентер, известный своим неизменным отрицанием любых фактов, связанных с этим вопросом, не преминул сообщить, что третий свидетель происшедшего пока не сообщил своего мнения. Будучи уверен, что капитан Уинн сообщит нечто, противоположное мнению обоих лордов, он даже отважился написать: «Единственный скептик честно заявляет, что мистер Хоум всё это время сидел на стуле», — что было ложью от начала до конца. Капитан Уинн немедленно выступил в поддержку остальных свидетелей: «Если вы не собираетесь верить трём надёжным свидетелям, показания которых совпадают, то ставите под сомнение само понятие честности и принципы законности.»

Критикам трудно было найти хоть какую–нибудь зацепку, чтобы отрицать очевидное, поэтому они с готовностью ухватились за слова лорда Линдсея, написавшего через некоторое время, что всё происходило при ярком свете луны, в то время как, согласно календарю, луна в ту ночь была не видна. Мистер Эндрю Ланг замечает: «Однако даже в туманную погоду люди, сидящие в комнате, способны увидеть, как негнущееся тело влетает вперёд ногами в окно.»[124] Наверное, при виде столь удивительной картины далеко не каждый зритель запомнит, освещалась ли она светом луны или уличными фонарями. Следует отметить, что отчёт лорда Линдсея написан достаточно неуклюже, и мы можем в чём–то понять мистера Джозефа Мак–Кейба, сделавшего после его чтения вывод, что наблюдатели следили не за самим объектом или его очертанием в оконном проёме, а будто бы стояли спиной к окну и наблюдали за тенью, отбрасываемой на стену. Но если принять во внимание заявление трёх свидетелей, видевших всё своими глазами, то возникает вопрос: подтверждались ли когда–нибудь, в наше время или в древности, сверхъестественные явления более убедительным образом?

Случаи левитации Хоума столь многочисленны, что можно написать огромный труд, посвящённый одной лишь этой разновидности его медиумизма. Профессор Крукс многократно был свидетелем этого явления: он сообщает об известных ему пятидесяти случаях. Но найдётся ли хоть один ответственный человек, который, прочтя описание приведённого выше случая, не присоединится к словам профессора Чаллиса: «Либо следует признать, что всё происходило так, как сообщают, либо следует отрицать способность людей верить собственным глазам.»

Читатель вправе воскликнуть: «Разве мы вернулись в эру чудес?». Никаких чудес не бывает. Всё, что мы увидели и о чём сообщают источники прошлого, есть не что иное, как проявление действия законов, ещё не открытых нами. Мы уже начали понимать, чего можно ожидать при подобных явлениях, а чего нет, и ограничения эти столь же жёстки, как если бы речь шла о явлениях из области физики. Следует соблюдать здравомыслие и не примыкать ни к тем, кто не верит ни во что, ни к тем, кто готов поверить слишком многому. Постепенно туман рассеется, и мы увидим очертания берегов, скрытых до поры от нашего взора. Когда иголка впервые подпрыгнула, притянутая магнитом, это не было нарушением закона тяготения. Это было лишь локальное проявление более сильного взаимодействия. Так же можно расценивать и случаи действия психической силы на материальном уровне. Если бы Хоум усомнился в своих возможностях или если бы кто–то нарушил спокойную обстановку его окружения, то он бы упал на землю. Когда Св.Пётр утратил веру, вода тут же накрыла его. В течение многих веков одна и та же причина приводила к одному и тому же следствию. Духовная сила не покидала нас на протяжении веков, и то, что было дано древней Иудее, не отнято и у современной Англии.

Деятельность Хоума, ставшая подтверждением могущества невидимых сил и окончательным ответом материализму в современном его понимании, имела очень большое значение. Он подтвердил существование так называемых «чудес», ставивших в тупик многих честных мыслителей, подтвердил истинность исторических преданий. Миллионы душ, охваченных мучительными духовными исканиями, требовали доказательств того, что нас окружает не мёртвая пустота, что существуют силы, недоступные нашему восприятию, что человеческое «я» — не просто продукт деятельности нервных клеток и что те, кто умер, продолжают своё вечное существование. Все, способные честно наблюдать и делать разумные выводы, получили от этого величайшего из современных миссионеров убедительное подтверждение истинности сказанного выше. Легко высмеивать летающие столы и дрожащие стены, однако это были самые доступные и естественные объекты, способные отобразить на материальном уровне действие силы, недоступной человеческому восприятию. Рассудок, остававшийся глухим к возвышенным рассуждениям, проснулся и обнаружил новые направления для исследований, столкнувшись с простейшими, но при этом совершенно не объяснимыми фактами. Можно назвать эти явления детской чепухой, однако они выполнили своё предназначение: потрясти до самых основ мировоззрение тех учёных–материалистов, кто войдёт с ними в непосредственный контакт. Их надо рассматривать не сами по себе, а как простейшие средства, способные направить мышление по новому пути. Эти пути вели прямиком к осознанию жизни духа после смерти тела. «Вы принесли неописуемую радость и спокойствие миллионам людей, — сказал епископ Кларк с Род–Айленда. — Вы осветили те жилища, что были погружены во тьму.» «Мадемуазель, — сказал Хоум той леди, что стала впоследствии его женой, — мне доверена некая миссия. Это великая и святая миссия.» Знаменитый доктор Эллиотсон, которого Теккерей[125] обессмертил под именем доктора Гудинафа, был одним из лидеров материализма в Британии. Он встретил Хоума, убедился в его способностях и вскоре заявил, что всю жизнь провёл во тьме, полагая, что кроме материального мира не существует ничего. Однако теперь он обрёл твёрдую надежду, которую надеется сохранить до самой смерти.

Можно бесконечно приводить подтверждения духовной значимости жизненного пути Хоума, но лучшее обобщение мы находим в работе миссис Уэбстер из Флоренции, видевшей многое из того, что он сделал: «Это самый чудесный миссионер нашего времени, работавший в важнейшем направлении, и содеянное им благо невозможно измерить. От самой фигуры мистера Хоума распространяется величайшая благодать: он вселяет уверенность в то, что вечная жизнь существует.»

Сейчас, когда подробности его жизненного пути хорошо известны, ясно, что он был носителем важнейшего знания. Собственное понимание своего предназначения он сформулировал в лекции, прочитанной в помещении Уиллис–Румз в Лондоне 15 февраля 1866 года. Он сказал: «Я всем сердцем верю, что эта сила крепнет день ото дня, чтобы приобщить нас к Богу. Вы спросите, делает ли она нас чище? Могу только сказать, что мы всего лишь смертные, а значит, нам свойственно ошибаться. Однако тот, кто чист в сердце своём, тот узрит Бога. Она учит нас, что Он есть любовь и что смерти не существует. Старикам, для которых жизненные бури отгремели и грядёт отдых, она несёт успокоение. Молодым она говорит об ответственности, которую мы несём друг перед другом, ибо каждый пожнёт то, что посеял. Всех людей она учит смирению. Она призвана разогнать облака заблуждений и стать зарёй нового дня: дня, который не кончится никогда.»

Интересно, как реагировали на его миссию современники. Читая жизнеописание Хоума, созданное его вдовой, — наиболее убедительный документ, ибо она как никто иной знала истинную жизнь мужа, мы узнаём, что самую сердечную поддержку и признание он получил в среде аристократов Франции и России, с которыми Хоума свела судьба. Нигде не найти столько восхищения и даже преклонения, как в их письмах, адресованных ему. Что касается Англии, то там ему оказывал поддержку узкий кружок преданных людей, в основном, представители высшего круга, и среди них Холлы, Хоуиты, Роберт Чамберс, миссис Милнер–Гибсон, профессор Крукс и другие. Но, что печально, очень многим людям, признававшим истину в частном порядке, не хватало честности подтвердить это публично. Лорд Бругем и Бульвер–Литтон оказались подобными «никодимами»,[126] причём романист оказался худшей версией. Поведение «интеллигенции» в целом достойно сожаления, и многие известные люди запятнали своё доброе имя подобным отношением к этой истории. Фарадей и Тиндалл проявили на удивление ненаучный подход, выразив откровенно предвзятое мнение и проведя все исследования так, чтобы это мнение подтвердилось. Сэр Дэвид Брустер, как мы показали, сначала честно признал факты, а затем, поддавшись панике, отрёкся от своего мнения, забыв, что оно уже было предано бумаге. Браунинг написал длинную поэму — если можно назвать подобную собачью чушь поэзией, — описав в ней то, что в действительности никогда не происходило. Карпентер со своей собственной, так называемой «теорией» завоевал репутацию несерьёзного оппонента. Секретари Королевского общества не пожелали совершить небольшую поездку в кэбе, чтобы посмотреть на демонстрацию физическик феноменов в лаборатории Крукса. Лорд Гиффард отрицал в суде само существование явлений, о сути которых не имел ни малейшего понятия.

Что касается духовенства, то оно не смогло пережить того обстоятельства, что в течение тридцати лет публике демонстрировались удивительнейшие явления из мира духов — ярчайшие из известных нам на протяжении веков. Невозможно припомнить хотя бы одного британского деятеля Церкви, проявившего хоть какое–нибудь подобие разумного интереса, а когда в 1872 году в «Таймс» началась публикация полного отчёта о сеансах в Санкт–Петербурге, его пришлось урезать, и сделано это было, по словам мистера Х.Т.Хэмфриса, «ввиду недвусмысленных указаний, данных редактору мистеру Дилэйну неким представителем верхушки Англиканской церкви». Таков был вклад наших официальных духовных пастырей. В рационалисте докторе Эллиотсоне оказалось больше жизни, чем в них. Горький вывод миссис Хоум таков: «Суждение его современников подобно суждению глухого слепца, оспаривающего слова человека, способного видеть и слышать.»

Благотворительность Хоума — одна из прекраснейших его черт. Как всякая истинная благотворительность, она была тайной, и о ней становится известно случайно, косвенным образом. Один из бесчисленных клеветников утверждал, что Хоум осмелился выставить своему близкому другу счёт на пятьдесят фунтов. В ходе разбирательства выяснилось, что это был не счёт, а, наоборот, чек, высланный Хоумом другу, оказавшемуся в трудных обстоятельствах. Если принять во внимание его собственную постоянную бедность, то можно предположить, что пятьдесят фунтов могли составить добрую половину средств на банковском счёте Хоума. С оправданной гордостью приводит вдова Хоума множество свидетельств, обнаруженных после смерти в его переписке. «То пишет неизвестный художник, получивший заказ благодаря содействию Хоума, то какой–то рабочий благодарит за помощь, спасшую жизнь его больной жены; а вот мать выражает признательность за то, что он помог её сыну сделать первые шаги в самостоятельной жизни. Как много времени посвящал он заботам о других, сам будучи в обстоятельствах, толкающих к заботе лишь о самом себе.»

«Пришлите мне слово от сердца, которое так хорошо знает, как поддержать друга!» — пишет один из его подопечных. «Смогу ли я когда–нибудь отблагодарить Вас за всё, что Вы для меня сделали?» — пишет другой. Мы видим, как на полях сражений вокруг Парижа он заботится о раненых, его карманы набиты сигарами для них. Германский офицер растроганно напоминает ему в письме, что остался жив лишь благодаря тому, что Хоум вынес его на собственных плечах из опасного места. Воистину, миссис Браунинг лучше разбиралась в людях, чем её муж, и имя «сэр Галахад» гораздо больше подходит ему, чем «Сладж».

В то же время абсурдно утверждать, что личность Хоума не имела изъянов. В его характере была некая слабость: часто в нём проскальзывало нечто женоподобное. Находясь в Австралии, автор этих строк обнаружил переписку между Хоумом и старшим сыном семьи Реймер, датированную 1856 годом. Они вдвоём путешествовали по Италии, и там Хоум неожиданно оставил своего друга при обстоятельствах, свидетельствовавших о его непостоянстве и неблагодарности. Справедливости ради следует добавить, что к тому времени здоровье Хоума оказалось настолько подорвано, что его едва ли можно считать полностью ответственным за свои поступки. «В его характере имелись недостатки, — пишет лорд Данрэйвен. — Например, чрезмерное тщеславие, что, возможно, было и к лучшему, ибо помогало ему держаться своего мнения в обстановке, полной насмешек над Спиритизмом и всем, что с ним связано. Он имел склонность впадать в состояние глубочайшей депрессии и страдал труднообъяснимыми нервными кризисами, однако по отношению ко мне он был преисполнен простоты и доброго расположения, проникнутого любовью и юмором… Мои дружеские чувства к нему оставались неизменными.»

Лишь очень немногими разновидностями «медиумических», как мы их называем, или, по определению Св.Павла, «идущих от духа» способностей не обладал Хоум. Ему была свойственна исключительная разносторонность. Обычно нам встречаются медиумы, способные вызвать голос, или медиумы, вещающие в состоянии транса, ясновидящие или физические медиумы. Хоум обладал всеми четырьмя перечисленными видами способностей. Насколько нам удалось установить, он мало знал о способностях других медиумов и не был свободен от того, что можно назвать «психической ревностью», характерной для этой породы чувствительных людей. Миссис Дженкин, урождённая мисс Кейт Фокс, являлась единственным медиумом, с которым его связывало нечто вроде дружбы. Его глубоко огорчали доказанные случаи шарлатанства, поэтому он с подозрением относился к любым проявлениям потусторонних сил, не согласующимся с тем, что известно ему самому. Об этом Хоум с изрядной прямотой пишет в своей последней книге «Свет и тени Спиритизма»,[127] чем вызывает естественное недовольство других медиумов, заявляющих, что они не уступают ему в честности. Изучи он более тщательно те явления, на которые обрушился его гнев, то, возможно, отнёсся бы к ним более справедливо. Так, например, он выступал против опытов в темноте, однако в некоторых случаях темнота просто необходима, ибо опыты с эктоплазмой, которая служит основой всех материализаций, показали, что она распадается под воздействием световых лучей, если не использовать красный светофильтр. Хоум не имел большого опыта в области полной материализации, такого, как у мисс Флоренс Кук, мадам д'Эсперанс или у нашей медиума–современницы мадам Биссон, поэтому он и не признавал в своей деятельности условий полной темноты. Так порой он оказывался несправедлив к другим. Хоум также во всеуслышание объявил, что материя не может проходить сквозь материю. Однако на некоторых сеансах в комнату доставлялись даже птицы редких видов, причём при обстоятельствах, исключающих подлог. А отчёты, помещённые Цолльнером в «Трансцендентальной физике»,[128] заставляют считать доказанными факты прохождения дерева сквозь дерево. Этот великий физик и прочие лейпцигские профессора наблюдали подобные явления в присутствии Слэйда. Так что подозрительное отношение Хоума к тем способностям других медиумов, которыми он сам не обладал, можно считать небольшим изъяном его личности.

Некоторые могут упрекнуть Хоума в том, что он нёс свои знания представителям верхушки общества, а не простому люду. Возможно, Хоуму, как натуре артистической, были свойственны соответствующие слабости: он хорошо чувствовал себя в атмосфере изящества и изысканности, а всякая неуклюжесть и невоспитанность вызывала у него неприязнь. Кроме того, слабое здоровье не позволило ему возложить на себя более тяжкую миссию, ибо постоянные кровотечения принуждали его стремиться к спокойной и приятной жизни в Италии, Швейцарии или на Ривьере. Да и сам успех его миссии зависел в большей степени от демонстрации новых явлений в лаборатории Крукса или при дворе Наполеона III, чем от вынесения их на обозрение толпы. Чтобы публика поверила в истинность фактов, необходимо было признание со стороны людей науки и предводителей общества. И если этой цели удалось достичь лишь частично, то винить в этом следует узколобых учёных и мыслителей того времени, а уж никак не Хоума, с блеском сыгравшего роль демонстратора, оставив другим людям, лишённым его дара, право анализировать и выносить на суд общества то, что они увидели. Он не претендовал на роль учёного; он был подопытным объектом, искренне стремившимся к тому, чтобы другие познали через него всё то, что он мог показать всему миру — так, чтобы наука смогла подтвердить истины, проповедуемые религией, и религия получила научное обоснование. Когда знание, принесённое Хоумом, будет полностью воспринято, неверующих начнут обвинять не в отсутствии благоговения, а в элементарном невежестве.

Есть нечто трогательное в попытках Хоума найти такую Церковь, примкнув к которой он мог бы удовлетворить свой инстинкт принадлежности к общине, ибо его нельзя было назвать убеждённым индивидуалистом, и, одновременно, обрести нишу, куда бы он мог целиком поместить бесценную истину, открывшуюся ему. Его паломничество подтверждает утверждение некоторых спиритов, что человек может принадлежать к любой общине и нести при этом спиритическое знание; подтверждает оно, однако, и слова тех, кто считает, что истинная гармония для проводников спиритического знания в наше время возможна лишь в условиях специальной спиритической общины. Печально, если последние окажутся правы, ибо нет ничего хуже сектантства, как бы ни была велика секта. В юности Хоум являлся последователем Уэсли, однако вскоре присоединился к более либеральным конгрегаторам.[129] Пропитанная высоким искусством атмосфера итальянского католицизма, его история, богатая явлениями, сходными с теми, что демонстрировал сам Хоум, заставили его обратиться в католичество. Он даже собирался вступить в монашеский орден, от чего его всё же удержал здравый смысл. Смена религии произошла в тот момент, когда психические способности оставили его на целый год. По уверениям духовника Хоума, эти способности, будучи порождением зла, никогда не вернутся к нему, ибо он стал сыном истинной Церкви. Однако, спустя ровно год, день в день, эти силы вернулись к нему. С того момента он если и оставался католиком, то лишь номинально. А после второй женитьбы — обе его жены происходили из России — он ощутил сильнейшую тягу к Греческой церкви. По православному обряду он и был похоронен на кладбище Сен–Жермен в 1886 году. На его могиле краткая надпись: «До следующей встречи с духами» (I Кор., ХII, 10)[130] - намёк на события, о которых мир ещё услышит.

Если бы потребовались доказательства честной жизни Хоума, то главным из них могла бы стать бесплодность всех попыток его многочисленных врагов найти в этой жизни хоть один повод для злословия, за исключением абсолютно невинного случая, известного как «Дело Хоума–Лайон». Любой беспристрастный судья, изучив подробности этого дела, опубликованные без всяких сокращений во втором томе книги «Происшествия в моей жизни», убедится, что Хоума можно обвинить только в излишнем сострадании. Нельзя найти лучшего доказательства благородства его характера, чем обращение с этой неприятной, ненормальной женщиной, сначала настоявшей на том, чтобы он принял от неё большую сумму денег, а затем, когда её каприз принял другое направление, а надежды быть немедленно принятой в высшее общество не оправдались, предпринявшей весьма недостойные действия, чтобы вернуть свои деньги. Попроси она попросту вернуть их, Хоум, движимый чувством деликатности, вне сомнения тут же сделал бы это, несмотря на все хлопоты и затраты, которые он уже понёс в связи с этим делом. Ему даже пришлось, идя навстречу желанию этой дамы сделать его своим приёмным сыном, поменять фамилию на Хоум–Лайон. Её требование, однако, было высказано в такой оскорбительной форме, что подчиниться ему значило признаться в собственной виновности всего лишь за то, что он принял от неё в своё время подарок. Если ознакомиться с оригиналами писем, что мало кто из комментаторов удосужился сделать, становится ясно, что сам Хоум, его представитель С.К.Холл и его поверенный Уилкинсон прилагали массу усилий, чтобы как–то ограничить её неразумную щедрость, обернувшуюся ещё менее разумной озлобленностью. Она очень хотела, чтобы Хоум взял деньги и стал её пасынком. Однако большего бессребреника, чем Хоум, наверное, никогда не существовало. Он долго умолял её подумать о своих родственниках, но она отвечала, что это деньги её собственные, она вольна распорядиться ими, как пожелает, и что никто из родственников не зависит от этих денег. С того момента, как он подчинился её требованию, он стал обращаться с ней, как преданный сын, и глупо было бы предположить, что эта ограниченная женщина не ждала от него именно такого обращения. Так или иначе, она вскоре устала от своей щедрости и потребовала деньги назад, выставив в качестве оправдания поистине чудовищный — если внимательно прочесть все письма и сопоставить даты — аргумент: она якобы действовала, подчиняясь спиритическому влиянию.

Дело рассматривалось в Суде лорда–канцлера, и один из судей вспоминает о «многочисленных показаниях — ложных в многих существенных деталях, данных под присягой и не только приведших в большое замешательство весь суд, но и совершенно дискредитировавших свидетельства истицы». Несмотря на этот едкий комментарий и вопреки элементарной справедливости, решение суда — исключительно по причине недоверия к показаниям ответчика — было принято не в пользу Хоума, хотя такое решение не могло появиться, если обе стороны заслужили недоверие суда. Лорд Гиффард, несомненно, смог бы подняться над буквой закона, если бы не имел предубеждения против проявлений психической энергии, которые считал полным абсурдом и на существовании которых, тем не менее, настаивал ответчик перед лицом суда. Даже злейшие враги Хоума признали, что если он хранил деньги в Англии, а не перевёл в такое место, откуда их нельзя было бы вернуть, то его намерения в этой злополучной истории были абсолютно честны. Не известен ни один честный человек, который бы порвал с Хоумом вследствие успешных махинаций миссис Лайон. Её мотивы совершенно очевидны: поскольку все документы в порядке, то единственным способом вынудить Хоума вернуть деньги являлось обвинение его в обмане. У неё хватило коварства сообразить, какую репутацию будет иметь медиум — даже выступающий бесплатно — перед лицом материалистически настроенного суда викторианской эпохи. Увы! Слова «викторианской эпохи» мы могли бы отбросить, и от этого истинность утверждения не пострадает.

Способности Хоума подверглись исследованиям настолько большого числа известных экспериментаторов, и были продемонстрированы столь явственно, что ни один разумный человек не может в них сомневаться. Свидетельство Крукса само по себе исчерпывающе.[131] Кроме того, в недавно переизданной книге лорда Данрэйвена автор вспоминает о том, как был свидетелем замечательных опытов Хоума. Но и помимо этого можно упомянуть очень многих в Англии, кто проводил исследования в первые годы его деятельности и чьи публичные выступления или письма, адресованные Хоуму, доказывают, что они были убеждены не только в исключительности демонстрированных им явлений, но и в их духовном происхождении. Это герцогиня Сазерленд, леди Шелли, леди Гомм, доктор Роберт Чамберс, леди Отуэй, мисс Кэтрин Синклер, миссис Милнер–Гибсон, мистер и миссис Уильям Хоуит, миссис де Бург, доктор Галли (из Малверна), сэр Чарльз Николсон, леди Дансэйни, сэр Даниэль Купер, миссис Аделаида Синьор, мистер и миссис С.К.Холл, миссис Макдугал–Грегори, контр–адмирал мистер Пикерсгилл, мистер И.А.Бланшар и мистер Роберт Белл.

Есть и такие, кто был убеждён, что эти явления невозможно объяснить какими–либо трюками: мистер Рёскин, мистер Теккерей (редактировавший в то время «Корнхилл мэгезин»), мистер Джон Брайт, лорд Дафферин, сэр Эдвин Арнольд, мистер Хифи, мистер Дарэм (скульптор), мистер Нассау Синьор, лорд Линхерст, мистер Дж.Хатчинсон (бывший председатель Биржи) и доктор Локарт.

Таковы были его труды и их свидетели. Несмотря на это, за всю его плодотворную и бескорыстную жизнь, которая ныне уже закончена, не нашлось ни одной газеты, где его не назвали бы шарлатаном и обманщиком. Но грядут времена, когда он будет оценён по достоинству — как один из первопроходцев, ведших человечество по трудному пути, прочь от невежества, в джунглях которого оно так долго блуждало.

Примечания:

1

«Нужно стремиться лишь к тому, чтобы мыслить и говорить согласно истине, без всякого желания привить наши вкусы и убеждения другим: предприятие сие и без того грандиозно.» Ж.Лабрюйер. (франц.)

11

Кристофер Полхем (1661–1751) - шведский изобретатель и инженер, чьи многочисленные разработки внесли важный вклад в прогресс технических наук. Родился на острове Готланд. Его семья носила фамилию Полхаммар. Полхем поменял фамилию в 1716 году после того, как получил звание пэра. Окончил университет Упсалы, работал горным инженером. С середины 1690–х читал лекции по инженерному делу во многих европейских университетах. Полхем работал над созданием собственных проектов оборудования для сельского хозяйства, кораблестроения, горной и текстильной промышленности. Начал работу по проектированию канала, соединяющего Гётеборг с Балтийским морем, опубликовал множество научных работ. С 1735 года президент вновь образованной Королевской Академии наук. Умер в Стокгольме. (Е.К.)

12

Непонятно, о каком Браге идёт речь; во всяком случае это не может быть Тихо Браге, живший столетием раньше - (1546–1601) - выдающийся датский учёный, один из создателей современной астрономии, задолго до изобретения телескопа проводивший точнейшие астрономические наблюдения. (Й.Р.)

13

Более подробно это описано в «Записках о Спиритизме» Конан–Дойля, в статье «Медиумичество, силы зла и кружки духовного спасения». (Й.Р.)

118

Следует иметь в виду, что в русской спиритической литературе, издававшейся до октября 1917 года, его фамилия ошибочно писалась как «Юм», что по–английски было бы «Hume», тогда как английское «Home» правильно передавать через русское «Хоум» или в архаичных формах как «Гоум» и даже «Гом». (Й.Р.)

119

Истинный оккультист понимает, что колпак мага сродни колпаку шута. И точно так же мантия пророка — не более, чем театральный реквизит, назначение которого воздействовать на детское воображение, которым однако в полную меру всё ещё наделено и большинство взрослых. (Й.Р.)

120

«Incidents in my Life» by Daniel Dunglas Home.

121

«Home Life of David Brewster» by Mrs.Gordon, 1869.

122

Эдуард Бульвер–Литтон (1803–1873) - лорд, английский писатель и политический деятель, изначально либерал, позже придерживался консервативных взглядов. (Е.К.)

123

«Stranger than Fiction» by Robert Bell.

124

«Historical Mysteries» by Andrew Lang, p.236.

125

Уильям Мейкпис Теккерей (1811–1863) - английский писатель, автор романа «Ярмарка тщеславия» (1848). (Е.К.)

126

Никодим в христианском предании — тайный ученик Иисуса Христа из числа фарисеев и «начальников иудейских». Ему Христос сообщил о необходимости перевоплощения как средства совершенствования души: «Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится вновь, не может увидеть Царствия Божия… Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться вновь.» (Й.Р.)

127

«Light and Shadows of Spiritualism» by D.D.Home.

128

«Transcendental Physics» by Friedrich Zoellner (English translation).

129

Члены нонконформистской ассоциации автономных церквей. Придерживались доктрин Кальвина и признавали право на участие в делах Церкви всех верующих. Первая независимая конгрегация была организована Робертом Брауном (1580г.). (Е.К.)

130

Первое соборное послание апостола Павла к коринфянам («Новый Завет»). В своём послании апостол Павел излагает догматическое учение о воскресении мёртвых. (Е.К.)

131

«Researches in the Phenomena of Spiritualism» by W.Crookes, and S.P.R. «Proceedings», Vol. VI, p.98.