Решение Бессарабского вопроса

Вот с Бессарабией Сталин, похоже, был в «своем праве», хотя вопрос довольно путаный, и эта территория никогда не входила в состав СССР, да и молдаван жалко.

Румыния почти два года колебалась, на чьей стороне с выгодой для себя можно было бы вступить в Первую мировую войну. В русском Генштабе по этому поводу даже ходил такой анекдот: «Если Румыния примет сторону немцев, нам понадобится 40 дивизий, чтобы ее разгромить; если она объявит войну Германии, нам будут нужны 40 дивизий, чтобы ее защищать». 14 августа 1916 года, под впечатлением знаменитого Брусиловского прорыва, поставившего на грань военного поражения Австро-Венгрию, и обещаний Антанты признать «румынскость» Трансильвании, Баната и Буковины, королевская Румыния объявила войну Тройственному союзу. Румынские войска, перейдя Карпаты, фурией вторглись в Трансильванию и к началу декабря потерпели сокрушительное поражение от армий Фалькенгейна и Макензена, потеряв свыше 300 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. 6 декабря пад Бухарест, правительство перебралось в Яссы, золотой запас страны был вывезен в Россию. Было потеряно 3/4 территории страны. В январе 1917 года, с прибытием русских подкреплений — 35 пехотных и 13 кавалерийских дивизий, Румынский фронт стабилизировался на линии рек Сирет и Дунай. За спиной войск находилась российская Бессарабия, по площади превосходившая тот клочок земли, который оставался под контролем румынского короля.

После Февральской революции 1917 года обстановка в — Бессарабии становилась все более нестабильной, а в октябре, после организованного большевиками переворота, была близка к хаосу. Русская армия разлагалась с катастрофической быстротой, тыл фронта наводнили дезертиры и мародерствующие анархические отряды. В этих условиях «на обломках самовластья» 21 ноября в Кишиневе начал свою деятельность Совет края — «Стафул Цэрий» — некий аналог Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, с местным национальным колоритом (около 70 % депутатских мест принадлежало представителям коренного населения). Во всяком случае, большевизмом здесь не увлекались. Председателем был избран Ион Инкулец. Вначале этот «парламент» представлялся временным органом, считавшим своей основной целью подготовку и созыв Бессарабского Учредительного собрания. 2 декабря 1917 года он провозгласил образование Молдавской Демократической Республики в составе Российской Федерации. Москва республику незамедлительно признала.

Для стабилизации обстановки в крае «Стафул Цэрий» обратился к помощнику главнокомандующего Румынским фронтом генералу Щербачеву (главнокомандующим был король Фердинанд) с просьбой о помощи в ликвидации захлестнувшей край волны анархии, убийств и насилия над населением. К этому времени большевики на весь мир объявили о своем выходе из войны и вступили в переговоры с Германией и Австро-Венгрией. 15 декабря в Брест-Литовске было достигнуто соглашение о прекращении военных действий на Восточном фронте, что позволяло кайзеру перебросить на Запад до 80 высвободившихся дивизий. В.И. Ленину «мирная передышка» нужна была не меньше, чем Германии, чтобы как можно быстрее укрепить свою власть в огромной стране, сломать государственный аппарат, развалить армию, создать новые силовые структуры для борьбы с «внутренней контрреволюцией». Нужны были хаос и гражданская война. Словом, интересы Председателя Совнаркома и кайзера Вильгельма II на этом этапе идеально совпадали, да и многие шаги революционного правительства были обговорены и профинансированы заранее.

Одновременно Совнарком обратился к странам Антанты с предложением присоединиться к переговорам, обещая оказать «полную поддержку рабочему классу каждой страны, который восстанет против своих национальных империалистов, против шовинистов, против милитаристов под знаменем мира, братства народов и социального переустройства общества». Державам Антанты становилось ясным, что Россию можно смело вычеркивать из списка союзников.

С этого момента главным противником румынского правительства стали не немцы, а большевики. 9 января генерал Щербачев заключил перемирие с австро-венгерским командованием, а военный министр Янковеску, с одобрения Франции, 11 декабря 1917 года отдал приказ войскам занять территорию Бессарабии. При этом румынское правительство выразило готовность вывести свои войска, как только в Бессарабии установится порядок и спокойствие, а представители французских держав подтвердили, что акция предпринята для обеспечения ру-, мынского тыла и является временной мерой. В связи с этим 16 декабря Народный комиссариат иностранных дел РСФСР выразил официальный протест румынскому посланнику в Петрограде, а 13 января 1918 года по постановлению Совнаркома дипломатические отношения с Румынией были прерваны, ее золотой запас реквизирован. 24 января, после провозглашения в Киеве Украинской Народной Республики, Молдавская Демократическая Республика объявила о своей независимости, тр есть о выходе из состава России.

Против румынских сил выступили объединенные формирования украинских и молдавских большевиков.

Боеготовность румынских частей была невысокой, и военные действия развивались для них неудачно. 15 февраля, после взятия Киева, красное командование на Украине предъявило Румынии ультиматум, требуя немедленного вывода румынских войск из Бессарабии. 22 февраля в Одессе начались переговоры советских и румынских представителей, на которых присутствовали делегаты английской и французской военных миссий, предложивших свое посредничество. В итоге был согласован договор, главным условием которого было обязательство Румынии в течение двух месяцев вывести свои войска из Бессарабии и не предпринимать никаких «военных неприятельских или других действий» против Советской России и не поддерживать аналогичных действий со стороны других государств. Учитывая возможность продолжения войны против Германии и ее союзников, было оговорено, что в случае «вынужденного отступления румынской армии с румынской территории» она найдет убежище и продовольствие на территории РСФСР. Предусматривалось также поддерживать контакты между советским и румынским военным командованием в случае совместных действий против Германии и ее союзников. То есть фактически это был союзнический договор. 5 марта в Яссах его подписал премьер-министр и министр иностранных дел Авереску, 9 марта в Одессе — глава правительства Советской Украины Х.Г. Раковский.

Договор не был выполнен, поскольку ситуация резко изменилась и к началу апреля никакой Советской Украины уже не существовало. 3 марта 1918 года правительство Ленина подписало Брест-Литовский сепаратный договор с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией. Как писал американский дипломат Э. Сиссон: «Германия заключила русский мир с собственным подставным правительством, ложно называющимся Советом Народных Комиссаров… Германия не отказалась от большевистских главарей, признавая их дальнейшую пользу для Германской мировой кампании, направленной на внутреннюю дезорганизацию народов, с которыми она воюет». Москва становилась фактическим союзником Германии, снабжая кайзеровскую армию хлебом и маслом, отпуская из плена целые корпуса, выплачивая миллионные контрибуции золотом. Очень возможно, что и румынским тоже. Кроме того, большевики признали независимость Украины, и в Киеве теперь правила Центральная Рада, которая тоже подписала договоры с Германией и Австро-Венгрией и пригласила на свою территорию немецкие войска. Рада априори считала Бессарабию составной частью «самостийной и вольной Украинской Народной Республики», во всяком случае, к России она теперь не имела никакого отношения.

Румынам, получившим от дохлой кобылы хвост и окруженным врагами со всех сторон, даже чисто с военной точки зрения не имело никакого смыслы выводить свои войска, а молдаване не стремились стать украинцами. В этой ситуации 27 марта депутаты «Стафул Цэрия» проголосовали за присоединение Бессарабии к Румынии на правах автономии. За это решение проголосовали 86 человек, трое были против и 36 воздержались. По свидетельству депутата Центральной Рады от Заднестровья И. Думитрашку, это известие вызвало в Киеве взрыв негодования. На специальном заседании Рады ее председатель профессор М. Грушевский заявил, что «Бессарабия с момента образования не принадлежала Молдове» (имелась в виду румынская Молдова). Председатель зачитал ноту протеста против «аннексии Бессарабии Румынией».

Румыния между тем была совершенно не в состоянии продолжать войну против Центрального блока и по примеру России вступила с ним в сепаратные переговоры. В обмен на территориальные уступки с румынской стороны в пользу Болгарии и доступ к румынской нефти, Германия и Австро-Венгрия согласились признать Бессарабию за Румынией. Это было закреплено Бухарестским мирным договором, подписанным 7 мая. Державы Антанты, естественно, его не признали, а пришедшее на смену Центральной Раде правительство гетмана П.П. Скоропадского 11 мая разорвало с Румынией дипломатические отношения.

Однако поражение Германии, особенно после вступления в Первую мировую войну США, было неизбежным. В сентябре 1918 года началось общее наступление союзников на всех фронтах. На Балканах французы прорвали Болгарский фронт, заставили Софию капитулировать и форсировали Дунай. Уцелевшие германские войска начали отход из Румынии через Трансильванию. 29 октября в Германии разразилась революция, кайзер бежал в Голландию, а 7 ноября начались мирные переговоры. Германская империя прекратила существование, и все договоры с ней утратили силу. 10 ноября, за сутки до подписания перемирия, Румыния успела еще раз объявить австро-германскому блоку войну, вскочив в последний момент на подножку колесницы победителей, и оккупировала венгерскую провинцию Трансильванию, приступив, таким образом, к строительству «Большой Румынки» с включением в нее всех земель, населенных в той или иной степени народами румынской языковой группы.

27 ноября 1918 года «Стафул Цэрий» проголосовал за вхождение Бессарабии в состав Румынского королевства, упразднив существующую автономию. На следующий день, находясь в аналогичных условиях, Буковинскйй национальный совет в Черновицах также принял решение о присоединении к Румынии. Понятно, что в присутствии румынской армии, твердо решившей остаться, волеизъявление «избранников народа» мало походило на праздник демократии.

^{Английская карикатура «По любви или по расчету?» (1939 г)}

«Надо признать, что атмосфера для подобного акта была в достаточной мере подготовлена, — рассказывал бывший член Учредительного Собрания от Бессарабской губернии М. Слоним. — За несколько дней перед этим в Бессарабию на помощь Венгерской республике, где установился коммунистический режим и где полки товарища Бела Куна сражались с румынскими войсками, пытаясь вернуть Трансильванию. 18 мая Советская Россия объявила Румынии войну. Одновременно была провозглашена Бессарабская ССР и сформировано ее Временное правительство во главе с И.Н. Криворуковым. Оно тут же огласило манифест, провозглашавший добровольное вхождение в РСФСР на условиях федеративных отношений. Правительство БССР пыталось вести переговоры с представителями французского командования по вопросам военного и политического урегулирования. Однако победоносные красные полки сначала были задержаны поляками, занявшими Галицию, и григорьевским мятежом, а затем разбиты войсками Добровольческой армии А.И. Деникина. Не дождавшись помощи, Венгерская республика пала под ударами «реакции», в первую очередь румынской армии, занявшей Будапешт. Прекратила свое существование и виртуальная Бессарабская ССР.

26 июля правительство Украины, видя в Румынии потенциального союзника в борьбе как против «красных», так и против «белых», согласилось признать присоединение Бессарабии к Румынии. Большевиков летом 1919 года, когда Деникин двинулся в поход на Москву и народные комиссары заготавливали заграничные паспорта и, как выражался Николай Бухарин, «пети-мети», вопрос о Бессарабии пока не волновал.

Перемирие Советской России с Румынией было подписано только 2 марта 1920 года. Достичь политического компромисса, однако, не удавалось: Румыния отказывалась от выполнения условий Ясского мира. По поручению советского правительства заместитель наркома иностранных дел, полпред в Варшаве Л.M. Карахан, вступил в контакт с послом Румынии в Польше и в предварительном порядке обсудил с ним возможность возвращения Бессарабии России при условии отдачи реквизированно-то румынского золота. В полноценные переговоры этот зондаж не перерос, так как Бухарест отказался их санкционировать.

Стремясь оказать дипломатическую поддержку Румынии, объявившей себя аванпостом на фронте борьбы с большевизмом и требующей вознаграждения за услуги, 20 марта 1920 года Антанта особой нотой признала права Румынии на Бессарабию, а 28 октября Англия, Франция, Италия, Япония и Румыния подписали в Париже так называемый Бессарабский протокол, согласно которому они признавали суверенитет Румынии над Бессарабией и постановили, что этот суверенитет «не может быть, поставлен на обсуждение».

Протокол не имел юридической силы, так как не был ратифицирован одной из подписавших его держав — Японией, Советское правительство не признало парижских решений. Для укреплений своих позиций в конфликте с Москвой румынское правительство 3 марта 1921 год заключило оборонительный союз с Польшей, направленный против Советской России.

В марте-апреле 1924 года в Вене была предпринята новая попытка переговоров СССР с Румынией по вопросу Бессарабии, смысл которых состоял в обсуждении предложений Москвы о проведении в этой провинции плебисцита доопределения ее дальнейшей судьбы. Положение коренного населения этой территории, под румынским правлением было таково, что советские руководители имели основания надеяться на благоприятный для них исход голосования. Но Бухарест отказался принять и этот советский проект, объявив его прямым вмешательством в свои внутренние дела.

Со своей стороны СССР неоднократно и регулярно настаивал на возвращении оккупированных территорий и при любой оказии подтверждал, что не признает Бессарабию частью Румынии. Положение Бухареста осложнялось тем, что претензии к нему имели также Венгрия и Болгария, считавшие «своими» территории Трансильвании и Южной Добружди. Окруженная соседями, почти у каждого из которых она что-нибудь да оттяпала, Румыния стремилась получить французские и итальянские гарантии своих границ. Ей удалось этого добиться путем подписания в 1926 году с Францией и Италией договоров, согласно которым участники обязались «немедленно консультироваться о необходимых действиях, если возникнет угроза их законным национальным интересам и порядку, установленному договорами, которые подписали обе стороны», к примеру, Бессарабским протоколом. Советский Союз на эти недружелюбные акты реагировал резкими нотами протеста, в очередной раз заявив, что «по-прежнему и неизменно считает аннексию Бессарабии Румынией фактом голого насилия».

Позиция СССР не изменилась и в 1934 году, когда Румыния, используя факт установления с Москвой нормальных дипломатических отношений, пыталась добиться от нее признания аннексии Бессарабии. В 1935 году ради признания границы по Днестру Бухарест был готов подписать с большевиками даже договор о взаимопомощи.

Во второй половине 30-х годов обстановка изменилась: рухнула Версальская система, англо-французские позиции в Европе все более ослабевали, усиливалось влияние Германии и Италии. Активизировалась деятельность румынской компартии, получившей инструкцию Коминтерна: «лишь низвержение капиталистических правительств, лишь установление рабоче-крестьянского правительства и присоединение к Советскому Союзу на основе равноправия и взаимности, лишь осуществление социализма обеспечит трудящимся балканских стран национальное равноправие, свободную и счастливую жизнь».

По мере нарастания напряжения в Европе румынское правительство, как и большинство малых стран, стало проводить политику балансирования между основными игроками — Англией, Францией, Германией и Италией.

23 марта 1939 года было подписано румыно-германское соглашение, расширявшее германское экономическое присутствие в Румынии. Только в 1939 году экспорт румынской нефти в Германию составил 848,6 тысячи тонн и возрастал ежегодно в полтора-два раза. Англия и Франция, стремясь удержать Румынию от сближения с Германией, 13 апреля дали ей гарантии независимости.

Начало войны в Европе, успехи Вермахта, пассивная позиция Англии и Франции, «популяризации грандиозного опыта СССР» в Польше и Финляндии заставили Бухарест искать реального союзника против Москвы. Попытки получить гарантированную поддержку со стороны соседей не принесли результатов, у них не имелось никакого стимула втягиваться в советско-румынский конфликт. 3 ноября 1939 года Румыния вновь пыталась выяснить у Англии и Франции, распространяются ли их гарантии на Бессарабию, шантажируя их возможностью сближения с Германией. 14 декабря Англия заявила, что гарантии распространяются на Бессарабию в том случае, если Румынии немедленно поможет ее союзник по Балканской Антанте — Турция и если Италия не станет помощи препятствовать. Тогда ситуация будет «рассмотрена» совместно с французским правительством, чтобы определить вклад, который Англия и Франция способны «внести в защиту Румынии». Германское правительство в ответ на неоднократные румынские зондажи 8 февраля 1940 года ответило, что положение Румынии не вызывает у них беспокойства.

29 марта на, сессии Верховного Совета товарищ Молотов, обозревая международную обстановку, напомнил депутатам и Бухаресту: «У нас нет пакта о ненападении с Румынией. Это объясняется наличием нерешенного спорного вопроса о Бессарабии, захват которой Румынией Советский Союз никогда не признавал, хотя и никогда не ставил вопрос о возвращении Бессарабии военным путем». Скоро поставит: Политбюро уже утвердило решение о формировании войсковой группировки для похода в Бессарабию.

Все это не прибавило бодрости румынскому правительству. На следующий день, прочитав газету «Правда», премьер-министр Г. Татареску обратился к немцам с просьбой повлиять на Москву в том смысле; чтобы она не претендовала на Бессарабию. Однако Берлин, гарантировавший Сталину свою «незаинтересованность», отрицал возможность советской агрессии и делал вид, что, кроме экономических отношений с Румынией, их ничего не интересует.

С апреля 1940 года началась массовая переброска войск Красной Армии с финского фронта и внутренних районов СССР в Киевский особый, Одесский и Закавказский военные округа. 9 апреля Москва направила в Бухарест меморандум с претензиями к румынской стороне по поводу неоднократных обстрелов советской территории. Согласно советской версии: «Румынская военщина организовала 26 военных провокаций и вылазок на советско-румынской демаркационной линии по Днестру. Румынские самолеты вторгались в советское воздушное пространство». По отношению к СССР «правящие круги» Румынии «взяли воинственный тон» и даже «превращали Бессарабию и Северную Буковину в плацдарм для нападения» на Советский Союз.

«Военщина», естественно, свою вину отрицала и нагло интересовалась, а чьи это самолеты летают над Румынией, такие — с красными звездами на крыльях?

Все это потребовало от Румынии пересмотра внешней политики в пользу сближения с единственно возможным в то время противником Советского Союза — Германией. 15 апреля король Кароль II высказал мнение, что Румыния должна присоединиться к «политической линии Германии». 19 апреля 1940 года Коронный совет Румынии высказался против добровольной уступки Бессарабии Советскому Союзу, предпочитая пойти на военный конфликт. В стране открыто была проведена мобилизация и призвано под ружье более миллиона резервистов.

28 мая 1940 года между Германией и Румынией был подписан новый торговый договор, согласно которому предполагалось увеличить поставки нефти Германии на 30 % в обмен на обеспечение румынской армии современным вооружением. Румынское руководство выразило горячее желание сотрудничать с Третьим Рейхом в любой области. Но на новые румынские запросы о действиях Германии в случае «агрессии советской России» 1 июня последовал ответ, что проблема Бессарабии Германию не интересует — это дело самой Румынии, вот хорошо бы цены на нефть понизить.

Одновременно Бухарест предложил Москве расширить товарооборот, но советская сторона проектом не заинтересовалась. Оно и понятно, еще 11 мая оперативный отдел штаба КОВО приказал военно-топографическому отделу заняться отбором комплектов карт пограничной зоны Румынии.

20 июня германскому посланнику в Бухаресте было передано заявление румынского правительства, в котором отмечалось, что «идентичность интересов, которая связывала оба государства в прошлом, определяет также сегодня и определит еще сильнее завтра их взаимоотношения и требует быстрой организации этого сотрудничества, которое предполагает сильную в политическом и экономическом отношении Румынию, ибо только такая Румыния явится гарантией того, что она сможет выполнять свою миссию стража на Днестре и в устье Дуная». Берлин с ответом не торопился.

Крупные перемещения советских войск не остались незамеченными. 25 мая граф Шуленбург обратился к Молотову за разъяснением слухов о концентрации советских войск на границе с Румынией. «Молотов ответил, что все эти слухи лишены оснований», — докладывал Шуленбург.

Поскольку румынские «бояре» намека не поняли, Сталин решил, что пора «поставить вопрос о возвращении Бессарабии военным путем» параллельно с «возвращением Прибалтики». Историческая справедливость требовала. И безопасность страны. Да и время уж больно было подходящее для «укрепления юго-западных рубежей».

Конкретные приготовления начались 9 июня 1940 года, когда Военные советы Киевского и Одесского округов получили директивы наркома обороны: привести войска в состояние боевой готовности по штатам мирного времени без подъема приписного состава, сосредоточить их на границе с Румынией и подготовить операцию по возвращению Бессарабии.

На базе управления Киевского военного округа было создано полевое управление Южного фронта под руководством свежеиспеченного генерала армии, героя Халхин-Гола, Г.К. Жукова, включавшее 5-ю армию под командованием генерал-лейтенанта В.Ф. Герасименко, 12-армию генерал-майора Ф. А. Парусинова и формировавшуюся из войск Одесского округа 9-ю армию генерал-лейтенанта И.В. Болдина.

13 июня в Кремле состоялось совещание высшего военно-политического руководства, на котором присутствовали Сталин, Молотов, маршалы Тимошенко и Шапошников, заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант И.В. Смородинов, начальник Политуправления армейский комиссар 1-го ранга Л.3. Мехлис, командующие войсками и члены Военных советов КОВО — Г.К. Жуков, корпусной комиссар В.Н. Борисов и ОдВО — И.В. Болдин и корпусной комиссар А.Ф. Колобяков, нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, начальник Главного морского штаба адмирал Л.M. Галлер и командующий Черноморским флотом контр-адмирал Ф.С. Октябрьский. Разговор шел о подготовке операции против Румынии.

К17 июня Военный совет Южного фронта разработал план, который был представлен на утверждение наркому обороны. 19 июня в Проскурове генерал Жуков провел специальное оперативное занятие с Военными советами армий и командирами корпусов с целью ознакомить их с характером и планом операции. Были даны указания об особенностях боевой подготовки войск и тылов к предстоящей операции, докладывалось о состоянии войск, уточнялись задачи, порядок взаимодействия.

22–23 июня Военные советы армий прорабатывали на местности с командирами корпусов и дивизий вопросы занятия исходного положения, организации предстоящего наступления, взаимодействия родов войск, управления, связи, устройства тыла и действий на ближайшем этапе. С командирами нижестоящего звена эти вопросы прорабатывались за день до начала операции.

Военные стратеги разработали два оперативных, варианта. Первый рассматривал ситуацию, когда Румыния не согласится на мирное урегулирование территориального вопроса и придется начать еще одну войну без объявления войны. В этом случае предусматривалось нанести концентрические удары силами 12-й армии из района севернее Черновиц вдоль реки Прут на Яссы и 9-й армии из района Тирасполя южнее Кишинева на Хунта и окружить румынские войска в районе Бельцы — Яссы. Для дезорганизации тылов противника, после сокрушающих ударов с воздуха по румынским аэродромам, со 120 тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 под прикрытием 300 истребителей планировалась выброска 2000 человек десанта из состава 201-й, 204-й и 214-й воздушно-десантных бригад. Черноморский флот, приведенный 15 июня в состояние боевой готовности, получил задачи по борьбе с румынским флотом. На реке Дунай создавалась военная флотилия.

Чуть позднее был разработан второй вариант оперативного плана, предусматривавший мирное разрешение конфликта. В этом случае отход румынских войск на реку Прут должен был сопровождаться опережающим выходом подвижных советских частей на новую границу и установлением контроля над тем, как бы румыны ничего ценного из Бессарабии не унесли.

Советские войска были приведены в боевую готовность и 10 июня получили директивы на сосредоточение под видом учебного похода, которое должно было завершиться 14 июня. Однако выдержать график не удалось. Приведение войск в боевую готовность без призыва приписного состава потребовало перераспределения военнослужащих для формирования необходимых тыловых и вспомогательных подразделений. Для этого привлекалось почти 35 тысяч солдат из нестроевых частей, слабо подготовленных к выполнению возложенных на них новых обязанностей. Нехватка начальствующего состава тыловых специальностей и медицинского персонала восполнялась их призывом из запаса. В тылу для обеспечения боевых операций разворачивались склады, хлебопекарни, полевые госпитали и эвакуационные пункты, ве-теринарные лазареты. Убыль личного состава должны были восполнить 27 маршевых батальонов, 5 запасных саперных рот и 255 танковых экипажей. Из-за недостатка транспорта выступавшие в поход войска не могли сразу взять с собой все необходимое вооружение и имущество, что приводило к задержке сосредоточения. Организационные проблемы привели к тому, что войска Южного фронта смогли завершить развертывание только к 27 июня. К началу операции в войска фронта было завезено 142 эшелона боеприпасов, 85 эшелонов продовольствия и фуража.

Части 12-й армии сосредоточились в Прикарпатье фронтом на северо-восток. Штаб генерала Парусинова передислоцировался из Станислава в Коломыю, где ему были подчинены 8-й, 13-й, 15-й, 17-й стрелковые корпуса (всего 12 дивизий и 5 танковых бригад) и Армейская кавалерийская. группа генерал-лейтенанта Я.Т. Черевиченко в составе 2-го и 4-го кавалерийских корпусов (4 кавдивизии и 2 танковые бригады). Часть войск 5-й армии, развернутой на Волыни, была переподчинена 6-й и 12-й армиям. Штаб генерала Герасименко был переброшен из Луцка в Дунаевцы, где он объединил 36-й и 49-й стрелковые корпуса (5 стрелковых дивизий и 2 танковые бригады). Штаб 9-й армии, в состав которой вошли 7-й, 35-й, 37-й, 55-й стрелковые и 5-й кавалерийский корпуса (14 дивизий и 2 танковые бригады), обосновался в Гроссулово. Войска частью перебрасывались по железной дороге, частью — пешим порядком.

Таким образом, в состав Южного фронта вошли 32 стрелковые, 2 мотострелковые, 6 кавалерийских дивизий, 11 танковых и 3 воздушно-десантные бригады, 14 корпусных артполков, 16 артполков РГК и 4 артдивизиона большой мощности. Общая численность группировки составляла до 460 тысяч человек, до 12 000 орудий и минометов, около 3000 танков. Военно-воздушные силы объединяли 21 истребительный, 12 среднебомбардировочных, 4 дальнебомбардировочных, 4 легкобомбардировочных, 4 тяжелобомбардировочных авиаполков, в которых насчитывалось 2160 самолетов. На приморском фланге должен был действовать специальный отряд сил Черноморского флота. Созданная по такому случаю Дунайская военная флотилия под командованием контр-адмирала H.A. Абрамова имела в своем составе 5 мониторов, 22 бронекатера, наземные и воздушные силы прикрытия.

После Финляндии Сталин усвоил, что на войне лишних сил не бывает. Впрочем, похоже, что советское планирование не ограничивалось операциями в Бессарабии.

На этот раз советская разведка обладала достаточно полными данными о противнике. На северном фланге румынского фронта была развернута Черновицкая группировка в составе 8–9 пехотных, двух горнострелковых дивизий и одной кавалерийской бригады. Внушительную силу представляла собой Днестровско-Прутская группировка, ядро 3-й румынской армии: 7–8 пехотных, 2 кавалерийские, 1 мотокавалерийская дивизии, 2 мотобригады. На подходе была 1-я королевская дивизия. Эти силы опирались на протянувшуюся по правому берегу Днестра линию укреплений «Карол». Второй эшелон румынского Восточного фронта составляла Сиретская группировка — 6 пехотных, 1 кавалерийская дивизия 4-й полевой армии. За Дунаем, в Добрудже, находились войска 2-й армии — 4 пехотные, 1 кавалерийская дивизия и бригада морской пехоты. В Трансильвании и Банате располагались соединения, не вошедшие в Сиретскую группировку, и войска 1-й армии, всего 6 пехотных, 1 кавалерийская дивизия, горнострелковая бригада и части резерва Главного командования. Южный фланг фронта обеспечивал румынский флот, представленный легким крейсером, одним лидером, двумя эсминцами, пятью миноносцами и одной подводной лодкой. Румынская Дунайская флотилия в своем составе имела 7 мониторов, два десятка речных катеров, в том числе 8 бронекатеров и 3 плавбатареи, и бригаду пехоты.

Военно-воздушные силы Румынии на восточном направлении состояли из 200 устаревших морально и физически летательных аппаратов, базировавшихся на авиабазах Констанца, Текуч, Бакэу, а также на аэродромах гражданской авиации в Черновицах, Бельцах, Кишиневе, Бендерах. Несмотря на устаревшее вооружение и невысокую боевую выучку войск, румынское командование проповедовало наступательную доктрину.

С конца апреля в румынский Генштаб поступали сведения об интенсивных перевозках живой силы и техники из внутренних районов Советского Союза в приграничье. Отчеты убедительно свидетельствовали о том, что на границе по Днестру происходит накопление советских сил, понтонных парков, ведется интенсивная разведка. Румыны ответили интенсивными фортификационными работами на линии «Карол», которая, впрочем, в описании маршала H.H. Воронова выглядела довольно убого.

21 июня 1940 года началась дипломатическая «пристрелка» и «разведка боем». Советский полпред в Бухаресте в беседе с румынским министром иностранных дел отметил, что для улучшения советско-румынских отношений следует в первую очередь решить неурегулированные политические вопросы, в частности вопрос о Бессарабии. В Москве Молотов, обсуждая с итальянским послом А. Россо возможности разрешения спорных вопросов на Балканах, заявил, что СССР стоит за урегулирование бессарабского вопроса мирным путем, «если, конечно, он не будет затягиваться без конца».

Наконец, 23 июня Вячеслав Михайлович вызвал Шуленбурга и прямо заявил: «Разрешение бессарабского вопроса не терпит дальнейших отлагательств. Надо же что-то делать! Почти три месяца прошло после выступления Молотова в Верховном Совете, а румыны так и не сделали никаких выводов». Заодно Москве хотелось бы «прихватизировать» и Буковину, поскольку там кое-где живут украинцы: «Румыния поступит разумно, если отдаст Бессарабию и Буковину мирным путем… Если же Румыния не пойдет на мирное разрешение бессарабского вопроса, то Советский Союз разрешит его вооруженной силой. Советский Союз долго и терпеливо ждал разрешения этого вопроса, но теперь дальше ждать нельзя».

Германский посол, едва переваривший внезапную аннексию большевиками Прибалтики, ответил, что решение советского правительства является «совершенно неожиданным» и требует консультаций с Берлином: советские претензии на Бессарабию, конечно, не оспариваются, но у Германии в этом регионе возникли серьезные экономические интересы: «Я заявил Молотову, что немедленно доложу своему правительству, и попросил не предпринимать никаких решительных шагов, пока германское правительство не выработает определенную позицию». Советский нарком «выразительно подчеркнул», что вопрос срочный и в Кремле ожидают, что Германия «не будет препятствовать советской акции, а поддержит ее». Со своей стороны СССР обеспечит охрану экономических интересов Рейха в Румынии. Молотов уведомил также, что «советское правительство будет ждать ответа германского правительства до 25 июня включительно».

В этот день Москва сочла необходимым опубликовать заявление, которым давало понять, что Советский Союз ничуть не волнуют немецкие успехи во Франции:

«В связи с вводом советских войск в Прибалтийские государства в западной прессе муссируются упорные слухи о 100 или 150 советских дивизиях, якобы сконцентрированных на советско-германской границе. Это, мол, происходит от озабоченности Советского Союза германскими военными успехами на Западе, что породило напряжение в советско-германских отношениях.

ТАСС уполномочен заявить, что все эти слухи — сплошная ложь. В Прибалтику введено всего только 18–20 советских дивизий, и они вовсе не сконцентрированы на германской границе, а рассредоточены по территории Прибалтийских государств. У СССР не было никакого намерения оказывать какое-либо давление на Германию, а все меры военного характера предприняты только с единственной целью: обеспечить взаимопомощь между Советским Союзом и этими странами… За всеми этими слухами отчетливо видится попытка бросить тень на советско-германские отношения. Эти слухи порождены жалкими домыслами некоторых английских, американских, шведских и японских политиков».

«Недвусмысленное разъяснение германо-советских отношений в целом для нас при сложившихся отношениях выгодно, — обращал внимание Берлина граф Шуленбург. — Однако совершенно очевиден и дальний прицел сообщения: подчеркивание германо-советской солидарности — подготовка к решению бессарабской проблемы».

24 июня Риббентроп составил для Гитлера меморандум, в котором напоминал о том, что в августе 1939 года Германия декларировала свою политическую незаинтересованность в бессарабском вопросе. Более того, в августе 1939 года, накануне вторжения в Польшу, немцы готовы были обещать «незаинтересованность» в территориях Юго-Восточной Европы вплоть до Константинополя и Черноморских проливов. К счастью, Сталин об этом не знал. Что касается экономических интересов Рейха, то они были «должным образом подчеркнуты». В тот же день Риббентропу были переданы соображения статс-секретаря Вайцзеккера, который предложил принять меры для удовлетворения советских претензий мирным путем, при соблюдении Москвой следующих условий:

Не переходить в Бессарабии участок р. Прут и нижнего течения Дуная, чтобы не подвергать опасности наши интересы в районах нефтедобычи.

Обещать соблюдать права и интересы граждан Рейха.

Обещать охрану интересов фольксдойче способом, который будет установлен позднее.

В случае военного столкновения не бомбить районы нефтедобычи.

Румынию необходимо предупредить, что Германия поддержит советские требования.

Вопрос, касающийся Бессарабии, для немцев был ясен. Непонятно только, при чем здесь Буковина, которая никогда России не принадлежала и, как бывшая территория Австро-Венгерской империи, согласно устным договоренностям, считалась германской сферой интересов. Во-вторых, наличие советских войск на территории Буковины создавало прямую угрозу захвата нефтяных подей Плоештинского бассейна, вся добыча которого шла в Германию, обеспечивая вместе с поставками из СССР 87 % потребностей германских вооруженных сил в топливе.

25 июня советская сторона скоординировала свои позиции в балканской политике с Италией, которая после вступления 10 июня во Вторую мировую войну на стороне Германии была заинтересована в налаживании дружеских отношений с СССР. В беседе с итальянским послом А. Россо Вячеслав Молотов первым делом отметил, что «Советская Россия и Германия находятся в очень хороших отношениях и что их правительства прекрасно сработались», и предложил итало-советские отношения строить на той же основе. Что касается отношений Советского Союза с другими государствами, то СССР «не имеет никаких претензий к Венгрии, считает территориальные претензии Венгрии к Румынии имеющими под собой основания». Советско-болгарские отношения крепкие, а притязания Болгарии на румынскую Добруджскую область советское правительство также считает обоснованными. Основные претензии СССР к Румынии известны. Советский Союз хотел бы получить от Румынии то, что по праву принадлежит ему, без войны, но последнее станет неизбежным, если Румыния окажется несговорчивой. Что касается других районов Румынии, то СССР учитывает интересы Италии и Германии и «готов договориться с ними по этому вопросу». Кто внушает Москве глубокие подозрения, так это Турция. Эти подозрения еще более усилились после того, как Стамбул отказался поделиться «господством» в проливах. Поэтому Советский Союз в перспективе предполагает «защитить себя на юге и юго-востоке». Если Италия готова признать гегемонию СССР на Черном море, то советское правительство готово признать гегемонию Италии на Средйземноморье.

Полностью удовлетворенный разговором Россо побежал к телеграфу просить Рим как можно скорее отреагировать на столь «разумные заявления».

Вечером 25 июня Шуленбург сообщил Молотову ответ Берлина:

1. Германия остается верной московским соглашениям. Поэтому она не проявляет интереса к бессарабскому вопросу, но надеется на гарантии относительно проживающих на этих территориях этнических немцев.

2. Претензии советского правительства в отношении Буковины — нечто новое. Буковина была территорией австрийской короны и густо населена немцами.

3. В других районах Румынии Германия имеет очень важные экономические интересы. Эти интересы включают нефтяные поля и сельскохозяйственные земли. Поэтому Германия крайне заинтересована в том, чтобы эти районы не стали театром военных действий.

4. Полностью симпатизируя урегулированию бессарабского вопроса, Имперское правительство надеется, что Советский Союз в сотрудничестве с румынским правительством сумеет разрешить этот вопрос мирным путем. Берлин готов, в духе московских соглашений, посоветовать Бухаресту достигнуть «полюбовного урегулирования» бессарабского вопроса.

Германия еще раз подчеркивала недопустимость превращения Румынии в театр военных действий. Молотов еще раз подчеркнул, что вопрос крайне срочный и Москве уже просто невтерпеж. В разговоре Шуленбург указал, что отказ Советов от Буковины, «которая никогда не принадлежала даже царской России», способствовал бы мирному решению вопроса. К чему так жадничать? Вячеслав Михайлович возразил, что Буковина — это как раз «недостающая часть» Украины, пообещал учесть германские экономические интересы в Румынии и обеспечить безопасность этнических немцев.

Между тем «Аннушка уже пролила масло».

Красная Армия заняла исходные рубежи, войска заканчивали последние приготовления. Как всегда, на последнем этапе развернулась бурная политическая подготовка «среди личного состава», базирующаяся на установках, выданных директивой Мехлиса: «В 1918 году, воспользовавшись Гражданской войной в СССР и интервенцией англо-французских империалистов, Румыния воровски захватила у нас Бессарабию. Наши братья живут в Бессарабии в ужасающей нищете и влачат жалкое существование… Правительство королевской диктатуры дополняет экономический гнет народных масс Бессарабии политическим и национальным. Этнографически Бессарабия не имеет никакого отношения к Румынии. Там проживает не более 9,1 % румын. Все остальное население — это русские, украинцы и молдаване. Русскйм, украинцам и молдаванам под страхом суда запрещается разговаривать на родном языке. Их культурные учреждения и школы разгромлены.

Особенно жестоким издевательствам румынские капиталисты и помещики подвергают русское и украинское население в Бессарабии. Они бьют и уничтожают всех, кто в какой-то мере симпатизирует Советскому Союзу.

Стремление бессарабского населения освободиться от румынского гнета сказывается в массовых революционных выступлениях и восстаниях, которые на протяжении всех 22 лет оккупации Бессарабии жестоко подавлялись. Так, были потоплены в крови трудящихся Хотинское (1919 г.) и Татарбунарское (1924 г.) вооруженные восстания. Бессарабские тюрьмы переполнены политическими заключенными и крестьянами.

Советский Союз никогда не признавал захвата боярской Румынией Бессарабии. 5 марта 1918 г. Румыния по Ясскому мирному договору обещала в 2-месячный срок очистить Бессарабию от своих войск и вернуть ее нашей Родине. Этот договор, при поддержке Англии и Франции, не выполнила (Ещераз напомним, что Ясский договор румынское правительство подписывало не с Москвой, а с харьковским правительством независимой Советской Украины).

Настал момент вырвать из воровских рук боярской Румынии нашу землю, вызволить из румынского плена наших братьев и граждан. Уворованная Бессарабия должна быть и будет возвращена в лоно своей матери-Родины — Союзу Советских Социалистических Республик».

До сих пор не пойму: кто такие эти знаменитые румынские «бояре» с «воровскими» руками? Дикая, должно быть, была страна Румыния.

Политуправление РККА обязывало политорганы перед выступлением «разъяснить всему личному составу внешнюю политику СССР, разоблачить Румынию, захватившую воровским путем нашу советскую землю. Мы идем освобождать наших единокровных братьев украинцев, русских и молдаван (неужто: тоже славяне?) из-под гнета боярской Румынии и спасать их от угрозы разорения и вымирания. Вызволяя советскую (?) Бессарабию из-под ига румынских капиталистов и помещиков, мы защищаем и укрепляем наши южные и юго-западные границы».

Директива требовала «всей партийно-политической работой создать в частях боевой подъем, наступательный порыв, обеспечивающий быстрый разгром врага (захват в плен его основных сил и очистку Бессарабии).-.. Задача Красной Армии, как указано выше, — возвратить Бессарабию нашей Родине и вызволить из боярского плена наших единокровных братьев и граждан. На своих знаменах Красная Армия несет свободу трудовому народу от эксплуатации и национального гнета. Рабочие будут освобождены от капиталистического рабства, безработные получат работу, батраки, безземельные и малоземельные крестьяне получат земли румынских помещиков, налоги будут облегчены и временно совсем сняты. Будет положен конец дикой системе «румынизации» русских, украинцев и молдаван. Население Бессарабии получит возможность строить свою культуру, национальную по форме и социалистическую по содержанию. Бессарабия станет советским форпостом на нашей южной и юго-западной границе… Подготовка наступления должна проводиться в строжайшей тайне. Решительно бороться с болтливостью. Каждый должен знать лишь ему положенное и в установленный срок… Тексты листовок к солдатам и населению даст Политуправление Красной Армии. Их надо будет разбросать по всей Бессарабии самолетами в первый день наступления». Военнослужащим, невзирая на лица, запрещалось обижать аборигенов и, во избежание морального разложения, «совершать какие бы то ни было личные покупки в магазинах».

По отношению к противнику основная цель пропагандистской работы заключалась в том, чтобы «быстро разложить его армию, деморализовать тыл и, таким образом, помочь командованию Красной Армии в кратчайший срок и с наименьшими потерями добиться полной победы». Требовалось «на конкретных фактах показывать тяжелое положение трудящихся масс, особенно батраков и малоземельных, в Бессарабии, террор и насилие в тылу со стороны полицейско-жандармского аппарата… Разъяснять румынским солдатам несправедливость и безнадежность войны против СССР и задачи Красной Армии. Разоблачать произвол офицеров на фронте, капиталистов, помещиков, чиновников и полицейских в тылу… Пропагандировать переход солдат на нашу сторону, антивоенные настроения в армии противника. Широко пропагандировать каждый факт поражения румынских войск.

Показывать счастливую и радостную жизнь рабочих и крестьян в СССР. Разъяснять, как рабочие и крестьяне СССР управляют государством без капиталистов и помещиков. Противопоставлять этому бесправное положение рабочих и крестьян в Румынии. Показать принципиальную разницу между царской Россией — тюрьмой народов и Советским Союзом — братским союзом освобожденных народов». Для идеологического воздействия на вражеских солдат было отпечатано 6 миллионов листовок.

Богатства недр, сады долин, сокровища отар —
Все это Сталинисполин принес народам в дар.

26 июня Молотов «успокоил» Шуленбурга заявлением, что Москва решила ограничить свои аппетиты лишь северной частью Буковины с городом Черновицы, и добавил, что «советское правительство ожидает поддержки Германией этих требований». Когда граф заметил, что вопрос решился бы легче, если бы СССР возвратил Румынии золотой запас румынского Национального банка, Молотов ответил, что об этом не может быть и речи, так как Румыния достаточно долго эксплуатировала Бессарабию. Относительно дальнейших действий Молотов сообщил, что он передаст требования СССР румынскому посланнику в Москве в течение ближайших нескольких дней и ожидает, что Германия посоветует румынскому правительству подчиниться, «так как в противном случае война неизбежна».

В этот же день свою позицию обозначил Рим: в беседе с советским полпредом граф Чиано информировал Москву, что Италия «целиком признает права СССР на Бессарабию», но заинтересована в мирном решении этого вопроса. При этом итальянская сторона выразила готовность вместе с Германией «посоветовать Румынии принять советские предложения».

В Румынии еще не знали, что судьба Бессарабии уже решена. 25 июня румынский премьер-министр интересовался у германского посланника в Бухаресте, нет ли ответа на румынское заявление от 20 июня. Получив сведения о сосредоточении Красной Армии, Татареску заявил, что «румынское правительство и король полны решимости скорее воевать, чем просто уступить». Столь же воинственные заявления выслушали 24–26 июня от румынских коллег американские дипломаты. Правда, в Бухаресте росли опасения в связи с тем, что неоднократные обращения в Берлин наталкивались на стену молчания.

Румынского посла советский премьер вызвал через несколько часов после разговора с Шуленбургом и вручил господину Г. Давидеску ноту советского правительства, в которой говорилось, что «в 1918 году Румыния, пользуясь военной слабостью России, насильственно отторгла от Советского Союза (России) часть его территории — Бессарабию… Советский Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии, о чем правительство СССР неоднократно и открыто заявляло перед всем миром. Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, а сложившаяся международная обстановка требует быстрейшего разрешения нерешенных вопросов, советское правительство предлагает Румынии: 1. Возвратить Бессарабию Советскому Союзу. 2. Передать Советскому Союзу северную часть Буковины в границах согласно приложенной карте». Одновременно Москва выразила надежду, что Румыния «примет настоящее предложение СССР и тем даст возможность мирным путем разрешить затянувшийся конфликт». Ответ румынского правительства ожидался не позднее 27 июня.

Попытка посланника оспорить кремлевскую интерпретацию событий не вызвала интереса у Молотова, который заметил, что румынские аргументы «не соответствуют ни историческому развитию, ни реальной ситуации». Так же не удалась попытка продлить срок для ответа на ультиматум, поскольку советское правительство уже «ждало 22 года» и потому «надеется, что ответ будет дан без опозданий, и если он будет положительным, то вопрос будет решен мирным путем».

О предпринятых шагах Молотов по телефону известил Шуленбурга, который пытался уточнить, «как понимать требование советского правительства, что румынский ответ должен поступить еще сегодня». На это ему разъяснили, что советские войска в любом случае, независимо от реакции Румынии, перейдут границу завтра утром.

Получив советскую ноту, румынское правительство обратилось за поддержкой к Италии, Германии и союзникам по Балканской Антанте. Кроме того, от Рима и Берлина требовалось повлиять на Венгрию и Болгарию, чтобы они не удумали потребовать удовлетворения своих территориальных претензий. С утра 27 июня в Румынии была объявлена мобилизация, а в 10.30 Риббентроп передал посланнику в Бухаресте Фабрициусу инструкцию, в которой предлагал заявить министру иностранных дел Румынии И. Джигурту следующее: «Советское правительство информировало нас о том, что оно требует от румынского правительства передачи СССР Бессарабии и северной части Буковины. Во избежание войны между Румынией и Советским Союзом мы можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям советского правительства». Схожие ответы были получены от Италии и стран Балканской Антанты. Обсуждая варианты действий в данной ситуации, в Бухаресте решили попытаться затянуть время, вступив в переговоры с СССР.

В 23 часа 27 июня в Москве был получен ответ Бухареста, в котором румынское правительство заявляло, что «оно готово приступить немедленно, в самом широком смысле к дружественному обсуждению, с общего согласия, всех предложений, исходящих от Советского правительства». Румыния просила «указать место и дату» будущих переговоров, делегаты на которые будут назначены с румынской стороны после ответа из Москвы. В ноте выражалась надежда, что «переговоры будут иметь результатом создание прочных отношений, доброго согласия и дружбы между СССР и Румынией». Выслушав столь обтекаемый ответ, Молотов заявил, что «не видит в сделанном заявлении согласия на советские предложения и что он полагает, что завтра же советские войска должны вступить на территорию Бессарабии и Северной Буковины». Давидеску заверил наркома, что румынское правительство согласно с советскими предложениями, но следует договориться о «процедуре и юридических формах осуществления данных мероприятий». Однако все попытки румынского дипломата договориться о будущих переговорах были безуспешны, поскольку, как заявил Молотов, «сейчас речь идет о вопросах политических, а не технических».

Советская сторона предложила немедленно подписать соглашение о том, что 28 июня «советские войска должны занять определенные пункты» и за три-четыре дня всю остальную территорию. Румыния должна гарантировать сохранность предприятий, железных дорог, аэродромов, телеграфа и телефона, государственного и частного имущества, а позднее «советско-румынская комиссия сможет договориться о деталях реализации намеченных соглашений».

Давидеску отказался подписать соглашение, сославшись на отсутствие у него необходимых полномочий. Тогда ему была передана новая советская нота, в которой отмечалась уклончивость ответа румынского правительства, «ибо в нем не сказано прямо, что оно принимает предложение Советского Союза о немедленной передаче Советскому Союзу Бессарабии и северной части Буковинй». Однако, принимая во внимание разъяснения румынского посланника в Москве, советское правительство предложило:

«1. В течение 4 дней, начиная с 2 часов дня по московскому времени 28 июня, очистить румынским войскам территорию Бессарабии и северной части Буковины.

2. Советским войскам за этот же период занять территорию Бессарабии и северной части Буковины.

3. В течение 28 июня советским войскам занять пункты: Черновицы, Кишинев, Аккерман.

4. Королевскому правительству Румынии взять на себя ответственность за сохранность и недопущение порчи железных дорог, паровозного и вагонного парка, мостов, складов, аэродромов, промышленных предприятий, электростанций, телеграфа.

5. Назначить комиссию из представителей сторон для урегулирования спорных вопросов по эвакуации румынских войск и учреждений». Ответ должен был поступить в Москву не позднее полудня 28 июня.

В Бухаресте продолжали обсуждение сложившейся обстановки, не исключая вероятности оказания сопротивления. Однако поздно вечером 27 июня, реально оценив свои возможности и опасаясь социальных потрясений в случае войны с СССР, Коронный совет 27 голосами против 11 решил согласиться на уступку требуемых Москвой территорий. Как позднее заявил в парламенте Татареску: «Мы решили отступить из Бессарабии и Верхней Буковины, чтобы спасти сегодня румынское государство и уберечь от опасности будущее румынской нации».

В 11 часов 28 июня румынское правительство заявило, что, стремясь «избежать серьезных последствий, которые повлекли бы применение силы и открытие военных действий в этой части Европы, видит себя обязанным принять условия эвакуации, предусмотренные в советском ответе». Румынская армия получила приказ организованно отойти к новой границе согласно плану «Тудор», не оказывая сопротивления Красной Армии, и организовать оборону по реке Прут. Войскам предписывалось эвакуировать вооружение, технику и сугубо военное имущество и оборудование. Офицеры и служащие имели право взять с собой лишь самые необходимые личные вещи. Например, мебель увозить запрещалось. Категорически запрещалось уничтожение складов, аэродромов, заводов, электростанций, средств связи, железнодорожного подвижного состава. При этом Румыния просила продлить срок исхода, «принимая во внимание, что эвакуацию территории было бы крайне трудно осуществить в течение четырех дней вследствие дождей и наводнений, которые попортили пути сообщения». Москва изъявила желание не откладывать дело в долгий ящик и начать восстановление исторической справедливости в 14 часов того же дня. Сторонами были оговорены последовательность занятия важнейших городов Бессарабии и Северной Буковины, а также дистанция между румынским арьергардом и советским авангардом в пять-десять километров. Новую границу договорились закрыть в 14 часов 3 июля.

Поскольку дело решилось «полюбовно», войска Южного фронта получили приказ осуществить операцию по второму варианту. В Бессарабию и Северную Буковину вводилась лишь часть сосредоточенных войск. От 12-й армии — 4-й кавалерийский корпус с 23-й танковой бригадой и 2-й кавкорпус с 5-й танковой бригадой, 60-я, 58-я, 131-я стрелковые и 192-я горнострелковая дивизии. От 5-й армии — 36-я, 49-я танковые бригады, 80-я, 169-я стрелковые дивизии. От 9-й армии — 5-й кавкорпус, 4-я танковая бригада, 15-я мотострелковая, 95-я, 25-я, 74-я, 140-я стрелковые дивизии. Кроме того, предусматривалось использование 201-й и 204-й воздушно-десантных бригад фронтового подчинения. Все остальные войска оставались на старой границе в полной боевой готовности.

28 июня войска получили указание Политуправления РККА, которое требовало разъяснить всему личному составу, что «благодаря мудрой сталинской внешней политике мы избавили от кровопролитной войны трудящихся Бессарабии и Северной Буковины и решили вопрос о возвращении Бессарабии в могучую семью Советского Союза мирным путем». Войскам приказывалось сохранять бдительность и вести активную политработу среди местного населения.

В 14 часов танковые и кавалерийские части Южного фронта хлынули через границу и в тот же день заняли Черновицы, Хотин, Бельцы, Кишинев и Аккерман.

34-я кавалерийская дивизия заняла Жадово, 16-я кавалерийская дивизия — Вашкивцы, 5-я танковая бригада — Топорцы, 23-я — Сторожинец, 4-я — Кишинев, 60-я стрелковая дивизия переправилась через реку Черемоши, 58-я заняла Коцман и Витиловку, 80-я — Новоселицы и Лукачены, 169-я — Флексеры и Скинени, 95-я — Колоницу и Бендеры. Население Восточных румынских районов встретило известие о вступлении советских солдат на их территорию спокойно. Лояльность жителей в течение операции поддерживалась работой нескольких типографий, издававших газеты и листовки на русском, украинском, молдавском и румынском языках. Сотрудниками редакций за неделю операции было отпечатано больше двух с половиной миллионов экземпляров. Для наблюдения за проведением операции на границу прибыли С.К. Тимошенко, Л.З. Мехлис и первый секретарь ЦК КП(б)У Н.С. Хрущев, которые в дальнейшем приняли активное участие в политической работе с населением «освобожденных» территорий.

«Братья молдаване, русские и украинцы! — говорилось в обращении советского командования. — Пришел великий час вашего освобождения из-под ига румынских бояр, помещиков, капиталистов и сигуранцы. Украденная советская земля — Бессарабия — возвращается к своей матери-Отчизне».

Советские дивизии продвигались практически вслед за арьергардами румынских войск, а подвижные соединения обогнали их и раньше румын вышли на реку Прут, немедленно установив на дорогах свои контрольно-пропускные пункты. Часть жителей, мечтавшая что-нибудь отобрать, поделить и обрести счастье под кремлевскими звездами, радовалась советским войскам, как родным. «Все увеличивающаяся толпа молдаван с обнаженными головами приветствовала своих освободителей, — вспоминал свое участие в «ликвидации вопиющей несправедливости» маршал H.H. Воронов. — Перед толпой оказался оркестр народных инструментов человек в сорок, который очень хорошо исполнил старинный русский марш «Тоска по родине». Раздался шум моторов — наша танковая колонна подошла к мосту и точно в 2 часа дня перешла границу. Под радостные возгласы и громкие аплодисменты молдаван проходила кавалерия, мотопехота, артиллерия… Мирное освобождение Бессарабии закончилось парадом советских войск в Кишиневе при большом стечении жителей этого красивого южного города. Ликование освобожденного народа было неописуемо… Народы, населяющие Бессарабию и Северную Буковину, освобождены, и теперь они смогут зажить полнокровной жизнью в братской семье народов Советского Союза». Другая часть населения снималась с насиженных мест и бежала в Румынию.

Форсирование нижнего течения Днестра войсками 9-й армии затянулось, поскольку понтонеры 275-го понтонно-мостового батальона оказались недостаточно обученными: понтоны несколько раз разрывались и уносились течением в сторону. Командование 37-го стрелкового корпуса было вынуждено батальон от работы освободить и поставить 147-й отдельный инженерный батальон 140-й стрелковой дивизии, который справился с поставленной задачей с большим опозданием. Но и усилия инженерного батальона оказались напрасны: вечерний прилив разорвал непрочно связанные понтоны. Быстро устранить разрыв батальон не сумел, поэтому пришлось наводить понтоны заново. Генерал-майор В.В. Меликов, наблюдавший за переправой частей 9-й армии, в докладной записке сообщал: «Командиры саперных частей заявили, что они на месте перед отправлением забыли взять с собой для крепления железные болты, некоторые пришли без верхних перекрытий, а некоторые заявили, что полтора месяца как сформированы и «на воде» еще не обучались, а учились больше в классах теории. В результате переправы наводились медленно, с прохладцей, с добыванием у соседа подсобного материала, забытого на местдх отправления. Когда я приехал к переправе, то пришлось давать элементарные распоряжения по скорейшей наводке понтонов. Желание быстро и хорошо работать у солдат огромное, но они не имеют четкого руководства от своих командиров. Когда были наведены мосты, то командиры дивизий и корпусов, находившиеся на переправах, показали свою безрукость, особенно командиры 55-го CK, 25-й, 74-й и 97-й стрелковых дивизий. Вместо того чтобы энергично и всесторонне способствовать наведению переправ, налицо была вялая многочасовая переправа батальонов. На аккерманском направлении переправа наводилась одиннадцать часов. Командир стрелковой дивизии с передовыми частями ушел вперед, фактически бросил свою дивизию и, когда командарм-9 и я приехали к переправе и спросили комкора-55, где его командир дивизии, он ничего не смог ответить. Этот же командир с момента нашего приезда проявил большую суетливость на переправе, в то время как само-то прохождение батальонов по понтону проходило медленно. Когда я заметил ему: «Вы все торопитесь в движениях и жестах, а все время опаздываете», — то последовал спокойный, флегматичный ответ: «Да, опаздываем, ну так что же, войны ведь нет».

Задержка с продвижением в юго-западные районы Бессарабии и поступившие сведения о вывозе и уничтожении румынами материальных ценностей привели к тому, что было решено высадить туда десанты. Их задача состояла в том, чтобы быстро и внезапно высадиться в районе Болграда и Измаила и поддерживать порядок до подхода главных сил Красной Армии. Для десантирования двух бригад (214-я ВДБ оставалась в резерве) привлекались четыре тяжелобомбардировочных авиационных полка, временно сведенных в авиационную группу, в состав которой вошли 170 самолетов ТБ-3, приспособленных для выброски людей и грузов. В каждой машине, в не оборудованном сиденьями фюзеляже и даже в крыльях, с трудом могли разместиться от 20 до 35 парашютистов. Воздушно-десантные бригады заблаговременно были переброшены по железной дороге в исходные районы: Борисполь, Калиновка, Скоморохи, Гоголево.

Рано утром 29 июня командир 204-й воздушно-десантной бригады полковник И.И. Губаревич получил приказ на десантирование. Незадолго то этого бригада была фактически созданазаново, поскольку первоначальный ее состав почти полностью погиб в боях за «линию Маннергейма». Как сообщал в своем донесении Военному совету КОВО и Управлению боевой подготовки полковник Губаревич, 28 июня 1940 года бригада была приведена в состояние боевой готовности и в 20 часов через командира 29-й тяжелобомбардировочной авиабригады получила боевую задачу, поскольку штаб фронта всю подготовку доверил штабу ВВС. В 4 часа утра 29 июня личный состав бригады был выведен к самолетам и находился там до отлета, имея на себе один боекомплект патронов и две сутодачи мясо-овощных консервов, концентратов и сухарей. Подготовка операции командованием ВВС фактически не производилась: не была осуществлена разведка места выброски, отсутствовала организация связи, а подготовка авиаполков для десантирования оказалась низкой, что привело к рассеиванию десанта на большой территории. В 8.00–9.30 был произведен вылет 99 самолетов ТБ-3, а в 12.30–14.30 десантирование в 10 км севернее Болграда.

До цели долетели 97 самолетов, а 2 машины совершили вынужденную посадку. С одним самолетом (экипаж: лейтенант П.А. Науменко, штурман лейтенант П.А. Параев и второй пилот младший лейтенант С.М. Рагома) приключилась любопытная история: в течение 5 суток командование авиабригады ничего не знало о судьбе «пропавшего» самолета с десантниками на борту. Самолет тем временем, сбившись с маршрута, перелетел новую советско-румынскую границу, затем вернулся и произвел вынужденную посадку на оставленном румынами комратском аэродроме. Десантники примкнули к 140-й стрелковой дивизии, а экипаж бомбовоза, не подозревая о том, что его с нетерпением разыскивает командование, преспокойно добрался до Одессы.

Полностью бригада сосредоточилась к 16.30, но еще до этого два батальона были отправлены в Болград и на станцию Троянов вал, которые они заняли в 18.30. Всего было высажено 1372 бойца 204-й воздушно-десантной бригады. Для усиления десанта командование направило к району выброски 36-ю танковую, бригаду полковника Г.Б. Визирова. Проделав трехсоткилометровый марш-бросок, танкисты прибыли в заданный район к 17.00. Соединившись с танковыми батальонами, командование 204-й бригады получило задачу занять города Рени и Кагул, находящиеся в 40–50 км от района выброски десанта. В ночь на 30 июня батальон десантников капитана Н.Г. Кузнецова с танкистами занял Рени, где произошла двухчасовая перестрелка с румынским гарнизоном. Ранним утром 1 июля, соединившись с передовым батальоном 25-й стрелковой Дивизии, десантный батальон под командованием капитана П.А. Андреева занял Кагул, где разоружил 28-й и 32-й пехотные батальоны 142-й румынской дивизии.

К 4 июля подошли части 25-й стрелковой дивизии, и 204-я бригада десантников была отведена в Болград, оттуда по железной дороге переброшена в Бендеры.

В 5 часов утра 30 июня был отдан приказ о переброске в окрестности Измаила частей 201-й воздушно-десант-ной бригады генерал-майора И.С. Безуглова, и в полдень 44 самолета с 809 десантниками на борту взяли курс на цель. Бригаде предписывалось выставить заслоны на дороге Измаил — Новая Некрасовка, взять под охрану склады, сооружения, промышленные объекты, порти воспрепятствовать отходу от причалов судов. Первоначально предполагалось, угго самолеты приземлятся на измаильском аэродроме, но оказалось, что он слишком мал для четырехмоторных гигантов. После посадки двенадцати ТБ-3 и аварий трех машин остальной десант решили выбросить на парашютах. Три самолета с десантом, сбившись с маршрута, произвели вынужденную посадку на кишиневском аэродроме.

Всего было высажено 240 и выброшено с парашютами 509 человек. К вечеру крылатая пехота заняла Измаил и взяла под охрану границу. Операцию поддерживала 42-я танковая бригада полковника Н.П. Еременко. Вместе с танкистами крылатая пехота к утру следующего дня выставила заслоны на дорогах. При этом высланный в качестве головной заставы танковый батальон старшего лейтенанта И.И. Иванова пресек попытку румынского гарнизона, соединившись с отступающей кавалерийской бригадой, оказать десантникам вооруженное сопротивление.

В ходе десантных операций погибли 4 человека, 7 получили переломы, 25 человек — легкие травмы. По мнению командования фронта, «проведенные десантные операции, несмотря на то, что они проводились на устаревших самолетах и на глубину до 500–600 км, полностью себя оправдали. Дальнобойность, быстрота и внезапность появления десантов ошеломили отходивших румын и заставили их считаться с имеющимися соглашениями о сохранности оставляемого имущества».

Маршал Г.К. Жуков впоследствии вспоминал, что по поводу десантной операции у него произошел следующий разговор по телефону со Сталиным: «Что у вас происходит, — спросил он, — румынский посол обратился с жалобой на то, что советское командование, нарушив имеющиеся договора, высадило воздушные десанты наберег Прута, отрезав все пути отхода. Будто бы вы высадили с самолетов танковые части и разогнали румынских солдат». — «Разведкой было установлено грубое нарушение договора с румынской стороны, — ответил я, — вопреки договору с освобождаемой территории вывозился железнодорожный транспорт и заводское оборудование. Поэтому я приказал выбросить две воздушно-десантные бригады с задачей захватить речные переправы, а им в помощь послал две танковые бригады, которые подошли к назначенным районам одновременно с приземлением десантников». — «А какие же танки вы высадили с самолетов?» — спросил Сталин. «Никаких танков по воздуху мы не перебрасывали, — ответил я, — да и перебрасывать не могли, так как не имеем еще таких самолетов. Очевидно, отходящим румынам с перепугу показалось, что танки появились с воздуха». Сталин в ответ рассмеялся».

Несмотря на столь высокую оценку действий десантников, командование воздушно-десантных бригад было настроено в отношении проведенной операции достаточно критично.

Начальник Управления боевой подготовки Красной Армии генерал-лейтенант В.Н. Курдюмов, докладывая 24 июля наркому обороны о ходе воздушно-десантной операции в Бессарабии, отметил, что она была «выполнена исключительно плохо», поскольку отсутствовала «всякая подготовка к операции». Экипажи самолетов не имели опыта выбрасывания парашютистов: командиры бригад не успели провести хотя бы минимальную подготовку и ознакомление штурманского состава с требованиями к массовым прыжкам с парашютом, и все ограничилось невразумительными объяснениями.

«Выброска 204-й бригады 29 июня, — написано в докладной, — была совершена с запозданием на 1 час 30 минут вследствие несвоевременной отдачи распоряжения о вылете. Вылет 201-й бригады вместо 9.00 был произведен в 14.00 30 июня по той же причине, а также из-за необеспеченности бензозаправщиками аэродрома Скоморохи. Воздушная переброска десанта производилась по-мирному — без прикрытия боевой авиацией и предварительной разведки района выброски (высадки). Строи и высота полета не соблюдались. Выброска производилась неорганизованно, на различных высотах и очень растянуто. В результате этого бригады разбрасывались на площади 10 на 10 км, а сбор после приземления производился в течение двух часов, что для боевой обстановки недопустимо. Полет десанта проходил днем, в условиях наибольшей болтанки в воздухе, отсюда лишь в одной 204-й бригаде было возвращено на аэродромы вылета 50 человек, оказавшихся не в состоянии прыгать (укачало). Воздушные бригады выбрасывались и высаживались, не имея никаких задач и указаний о характере действий. Пункты выброски командованию десантных бригад стали известны лишь от командиров летных частей. Со стороны штаба фронта никакого руководства бригадами не было, и лишь спустя 5 часов после выброски в 204-ю бригаду прибыл представитель фронта с весьма общим распоряжением о занятии новых пунктов, но опять-таки без упоминания о характере действий бригад.

При использовании бригад не учитывалась степень их состояния и готовности. Так, 204-я бригада, имевшая 42;2 % состава из людей, прибывших в бригаду в июне месяце и наспех совершивших 1–3 прыжка, была сброшена на парашютах в сложных условиях при ветре 8–9 м/с. В то же время наиболее подготовленная для парашютной выброски 214-я бригада не была использована совсем. Время на подготовку операции от момента получения распоряжения и до вылета исчислялось 4 часами, и то за счет лишения необходимого отдыха личного состава бригады. Пополнение выброшенных бригад огнеприпасами и продовольствием по воздуху, а также эвакуация раненых и больных предусмотрена не была. После многих запросов лишь 5 июля (спустя пять дней) в расположение 204-й бригады прибыл санитарный самолет. Перечисленные недочеты в боевой обстановке неизбежно привели бы к провалу воздушно-десантной операции и к напрасной гибели людей и самолетов».

Еще раз подчеркнем, что десантная операция происходила при полном отсутствии противодействия со стороны противника. В боевой обстановке, то есть в ходе Отечественной войны, великий Жуков, не сделавший никаких выводов, так и будет выбрасывать десантников на головы врагов, к примеру, прямо в расположение танковой дивизии, без «учета степени состояния», без разведки, продуманной подготовки, материального обеспечения и конкретных задач. Все жуковские десанты, а кроме него, никто из советских полководцев этим делом не баловался, окажутся провальными и приведут к напрасной гибели большого числа людей и самолетов.

29 июня войска первых эшелонов вышли на реку Прут, где заняли переправы и установили порядок осмотра отходящих румынских частей, а также ударившегося в бегство населения, у которого отнималось все имущество вплоть до часов и зажигалок.

«Нами было установлено, — вспоминал (и размышлял) маршал Жуков, — что румынское правительство и командование, не выполнив обязательств, начали спешно вывозить в Румынию с освобождаемой территории все, что можно было вывезти. Чтобы пресечь эти нарушения договорных условий, мы решили выбросить две воздушно-десантные бригады на реку Прут и захватить все мосты через реку. Двум танковым бригадам была поставлена задача: обогнать отходящие колонны румынских войск и выйти к реке Прут.

Совершив стремительный марш-бросок (около 200 километров), наши танковые части появились в районах высадки десантов одновременно с их приземлением. Среди румынских частей, местных властей, всех тех, кто стремился скорее удрать в Румынию, началась паника. Офицеры, оставив свои части и штабное имущество, также удирали через реку. Короче говоря, королевские войска предстали перед советскими войсками в крайне плачевном состоянии и продемонстрировали полное отсутствие боеспособности».

В описании Воронова румынское войско выглядит совсем карикатурно: «Впервые в жизни мне встретились королевские офицеры-щеголи с подведенными бровями и ресницами, напудренными и подкрашенными лицами, а у одного из них была даже черная мушка на щеке. Персонажи из оперетты, да и только!» Совсем не смешно будет, когда румыны окажутся на Волге.

К вечеру 29 июня передовые советские заставы закрепились на левом берегу Прута. Батальон 5-й танковой бригады занял Мамалыгу и Липканы, батальон 23-й бригады — Каменку и Скинени, разъезды 34-й и 16-й кавалерийской дивизии — Сторожинцы и Качуртаре. 3-я и 5-я кавалерийские дивизии освободили Новоселицы и Вашкивцы, 24-я танковая бригада — Колодницы, 36-я и 49-я бригады — Липканы и Проскуряны. 15-я мотострелковая дивизия оказалась в Корнештах и Перлицах, 4-я танковая бригада — в Гранчештах и Бедражах, 9-я кавалерийская дивизия — в Петровках. К исходу 30 июня заставы первого эшелона оставались на достигнутых рубежах, а передовые батальоны второго эшелона достигли: 60-я стрелковая дивизия — Тираблешти, 58-я и 131-я дивизии — Динауцы, Хотенво и Черчены. 9-я и 32-я кавалерийские дивизии вошли в Чимишлия и Романово, 25-я и 74-я стрелковые дивизии — в Акманши и Татарбунары. Несмотря на то что войсковая операция проходила почти по-парадному j она тем не менее оказалась очередным нешуточным испытанием для красноармейцев. Дивизии двигались по разбитым дорогам, при недостаточном материальном обеспечении. Как свидетельствуют документы, в наиболее тяжелом состоянии оказались 15-я моторизованная, 25-я, 95-я и 97-я стрелковые дивизии: рваные ботинки и брюки, часть бойцов в зимних шинелях, большая растяжка колонн, скудное и редкое питание, большое количество отставших. В 352-м артполку 97-й стрелковой дивизии на поверке не оказалось 124 человек, включая 6 командиров, в 567-м мотополку 95-й стрелковой дивизии — 210, включая 4 командиров, в 25-й стрелковой дивизии — 254. Большинство красноармейцев, заблудившись, приставали к первым попавшимся батальонам. Серьезной проблемой стали эвакуация и ремонт поврежденной техники, на плохих дорогах Бессарабии, залитых проливными дождями, ее оказалось много.

Тем не менее советское командование отмечало, что, невзирая на имевшиеся трудности, настроение у большинства солдат «здоровое» и «боевое». Хотя политработники были вынуждены отметить и проявления «нездоровых» настроений. Так, красноармеец 107-го артиллерийского дивизиона 131-й стрелковой дивизии Колыванов заявил: «Зачем нам делать такие марши, подумаешь, суворовскую систему придумали. Гитлер имеет успехи, потому что немецкие солдаты двигаются на машинах, питание хорошее, а мы кушаем всякую гадость, ходим голодные и поэтому никогда не одержим победы». Красноармеец 275-го полка 164-й стрелковой дивизии Андреенко: «Сами сидим голодные, разутые. Посмотрите на Гитлера, он, конечно, агрессор, но он умеет воевать и побеждать, он настоящий большевик (!), не то что мы сейчас».

Войска выступили в поход в разной степени готовности. Так, одно из стрелковых подразделений 25-й стрелковой дивизии прибыло на новую советско-румынскую границу без винтовок, другое, из 140-й дивизии, освобождало Бессарабию с учебными винтовками. Политруки по этому поводу сообщали в донесениях, что красноармейцы поговаривали о «вредителях», которые затаились в командовании и правительстве. Красноармеец 454-го батальона (169-й стрелковой дивизии) Ноздрачев: «Сами сидим голодные, а еще стремимся воевать и завоевывать». Красноармеец 371-го артиллерийского дивизиона (60-й стрелковой дивизии) Головня: «Когда был наркоминдел Литвинов, не было войны, а при наркоминделе Молотове начались захваты, солдат не жалеют и бьют, вот и теперь гонят, неизвестно зачем, быть может, на верную смерть». По мнению младшего командира 60-го батальона связи из 131-й стрелковой дивизии Коваленко, «нас кормят как бычков, бычков убивают, и нас скоро поведут на Карпаты и убьют».

В целом занятие Бессарабии и Северной Буковины прошло спокойно. Деморализованные румынские солдаты отступали, не оказывая сопротивления. Имевшие место столкновения были, как правило, следствием «энтузиазма» советских командиров, не обращавших внимания на мелочи вроде соблюдения условий соглашения с румынской стороной. И то сказать, румын Красная Армия не боялась, не то что немцев. 28 июня при продвижении 15-й стрелковой дивизии за Кишинев румынской стороной был обстрелян передовой батальон, в получасовой перестрелке погибли два бойца. 29 июня 138-й противотанковый дивизион 58-й стрелковой дивизии в районе станции Рогозка встретил вооруженное сопротивление румынской конной группы из 20–30 человек. В результате подучасовой перестрелки был ранен красноармеец. Румынские солдаты разбежались, потеряв, по донесению командира дивизии, двух человек убитыми. При попытке головной заставы той же дивизии подойти к приштинским высотам, передовой батальон 321-го мотополка был обстрелян румынским пулеметом; погибли 6 бойцов и 8 было ранено. По донесению командира дивйзии, ответным огнем были уничтожены 12 румынских солдат и 16 человек было ранено. Расследуя произошедший инцидент, командир 14-го румынского стрелкового корпуса генерал Д. Карлаонец заявил, что «советские солдаты, не соблюдая оговоренных правил, опережают румынские колонны, в которых возникают волнения и беспорядки». Он указал, что «румынским солдатам отданы приказы открывать огонь по советским бойцам, если они будут и дальше неотступно следовать за румынскими колоннами». 29 июня у поселка Сергиены на пути продвижения батальона 60-й стрелковой дивизии румынской стороной была устроена засада, из которой были убиты 2 советских солдата. 30 июня передовой батальон 58-й стрелковой дивизии натолкнулся на конный румынский разъезд из 30–40 человек, который оказал сопротивление. Согласно донесению командира дивизии, во время Непродолжительной перестрелки румынская сторона потеряла двух солдат. В тот же день в районе Кориешти части 15-й стрелковой дивизии были обстреляны из засады. В результате погибли 4 красноармейца и 6 были ранены. С румынской стороны потери, как указано в донесении, составили 8 человек убитыми.

30 июня румынская сторона обратилась с протестом по поводу инцидента, произошедшего в деревне Дорохове, недалеко от новой границы. В заявлении указывалось, что «советские солдаты, придя в тамошнюю деревню, застрелили румынского офицера и нескольких солдат, а затем углубились дальше установленной демаркационной линии». В той же телеграмме румынское руководство» ссылаясь на незаконные действия советской стороны, связанные с появлением танкового десанта на прутской переправе, выдвинуло протест по поводу события, произошедшего у города Кетрушина. Здесь советский танковый батальон 46-й танковой бригады полковника М.Е. Катукова атаковал румынскую кавалерийскую бригаду в момент, когда командир последней договаривался о переправе на левый берег реки Прут.

Румынское правительство потребовало, чтобы советское руководство приняло «срочные меры, для того чтобы успокоить советских военачальников». «Мы не находимся в состоянии войны, а осуществляем мирную эвакуацию, следовательно, — указывалось в телеграмме, — военные действия, убийства и разоружения румынских солдат являются в сложившейся ситуации совершенно недопустимыми». Москва выдвигала встречные претензии, указывая, что «подобные обращения в дальнейшем она будет считать попыткой запугать советскую сторону».

Вооруженные инциденты продолжались. 30 июня румынской засадой была обстреляна колонна 25-й стрелковой дивизии, погиб один красноармеец. Во избежание дальнейших «провокаций» солдаты дивизии разоружили в соседней деревне батальон 37-й румынской пехотной бригады. Вечером батальон 321-го мотополка, посланный для обеспечения переправы, был дважды обстрелян с левого прутского берега. В ту же ночь команда телеграфистов 53-го отдельного батальона связи подверглась обстрелу в районе юго-западнее Тырлица. В начале перестрелки был убит боец, четверо оставшихся, по донесению командира 131-й стрелковой дивизии, в течение трех часов отражали нападение румын. На следующий день недалеко от переправы была обстреляна колонна машин 321-го мотополка. 2 июля румынский пулеметчик обстрелял батальон 74-й стрелковой дивизии; погибли 3 бойца. Командование отмечало в донесениях и происшествия иного рода. Из-за отсутствия контакта с соседними дивизиями 14-й мехполк на перекрестке дорог наскочил на разведывательный дивизион 131-й стрелковой дивизии, не разобравшись в обстановке, солдаты дивизии открыли огонь. В результате 4 красноармейца дивизиона получили тяжелые ранения. В другом случае передовые батальоны 15-й моторизованной дивизии перепутали маршрут и врезались в колонны соседней 140-й стрелковой дивизии, получасовая перестрелка закончилась гибелью солдата. В третьем случае кавалерийский разъезд 44-й кавалерийской дивизии по недоразумению был обстрелян батальоном 4-й танковой бригады.

В результате столкновений с румынскими солдатами советская сторона, по неполным данным, потеряла 29 человек убитыми и 69 ранеными (в результате неосторожного обращения с оружием погибли 4 красноармейца), за время операции отмечено 4 случая самоубийства. Происшествия привели к гибели 15 человек. В ходе их расследования за нарушения дисциплины, в первую очередь за «антисоветские» разговоры, к судебной ответственности были привлечены 28 человек. Восемь человек приговорили к расстрелу за «террористические» высказывания по отношению к командирам, 16 бойцов получили тюремные сроки за дезертирство.

К исходу 1 июля новая граница была полностью занята войсками, а с 14 часов 3 июля была уже «на замке», и румынские военнослужащие, не успевшие переправиться, были задержаны и разоружены. Тем самым «войска Южного фронта выполнили поставленную перед ними задачу pi обеспечили нашему правительству возможность мирным путем освободить Бессарабию и Буковину и своими действиями быстро закрепить их за СССР.

Граница надежно обеспечена. Главные силы приступили к нормальной боевой учебе в занимаемых ими районах… В освобожденных районах была восстановлена (!) Советская власть…»

С 5 июля 1940 года войска были переведены в состояние обычной готовности мирного времени, и с 8 июля началось их рассредоточение по местам постоянной дислокации. 7 июля было расформировано управление Южного фронта, а 10 июля — управление 9-й армии. Отсутствие боевых действий не исключало мелких стычек румынских и советских войск, потери Красной Армии в которых, а также от несчастных случаев за период с 11 июня по 6 июля 1940 года составили 119 человек.

В ходе молниеносной и самой бескровной Бессарабской кампании советские войска захватили значительные трофеи. К 14 июля они насчитывали: 52 796 винтовок и карабинов, 4480 пистолетов, 1 автомат, 1071 пулемет, 32(станковых пулеметов, 149 малокалиберных винтовок, 40 минометов, 6 зенитных пулеметов, 258 орудий, 14 миллионов патронов, 54 309 гранат, 1512 противотанковых мин, 79 320 снарядов, 15 грузовых автомобилей, 545 тонн ГСМ, санитарное, инженерное, вещевое имущество, 141 паровоз, 1866 крытых вагонов, 325 полувагонов, 45 платформ, 19 цистерн, 31 классный и 2 багажных вагона, 10 тысяч тонн продовольственного фуража. СССР получил территорию площадью почти 51 тысяча квадратных километров с населением 3776 тысяч человек.

Передачей Советскому Союзу требуемых им территорий не завершилось урегулирование спорных вопросов. С 29 июня в Одессе начала работу советско-румынская правительственная комиссия по урегулированию спорных вопросов и эвакуации румынских войск и учреждений. С советской стороны председательствовал генерал-лейтенант Д.Т. Козлов, с румынской — дивизионный генерал А. Алдя. Советская сторона, силой отобрав у румын территории, в том числе никогда России не принадлежавшие, потребовала, чтобы Бухарест возвратил угнанный подвижный состав железных дорог и передал техническую и картографическую документацию на новые советские территории. 31 июля было подписано соглашение о передаче СССР к 25 августа 175 паровозов и 4375 вагонов. Со своей стороны СССР отказался рассматривать контрпретензии Румынии по военному имуществу, оставленному в Бессарабии, на основании заявления румынской делегации, что имущество расхитили дезертиры. Правда, позднее большая часть военных трофеев была возвращена Румынии.

2 сентября начала работу советско-румынская техническая комиссия по определению убытков и разрушений, нанесенных румынской армией при отходе из Бессарабии и Северной Буковины, которая занималась проверкой предъявленных документов через свидетелей или с выездом на место. Члены комиссии побывали в Кишиневе, Рени, Бельцах, Черновицах и Липканах. В ходе переговоров советская сторона требовала от Румынии возмещения ущерба и оплаты всевозможных документов финансового характера за май-июнь 1940 года на общую сумму 2601 миллион лей. Проверки на местах показали, что претензии советской стороны были, как правило, завышены и во многих случаях не подтверждались. Румынская сторона, как правило, указывала на чрезмерность и необоснованность советских претензий и выдвигала собственные контрпретензии. 22 ноября техническая комиссия прекратила свою работу. В ходе переговоров была достигнута договоренность о сумме ущерба, нанесенного жителям Бессарабии, оцененного в 266 миллионов лей, но 28 ноября Румыния отказалась его возмещать, сославшись на то, что СССР не требовал этого в своих нотах.

Никаких выборов и референдумов на «исконно российских» землях не проводили. Просто 2 августа 1940 года Верховный Совет принял закон об образовании Молдавской ССР на большей части Бессарабии и молдавской автономной республики, существовавшей с 1924 года на левом берегу Днестра. Северная Буковина и три уезда Бессарабии на Черноморском побережье вошли в состав Украины. Таким образом, Советский Союз прирезал себе территорию в 51 тысячу квадратных километров с населением почти 4 миллиона человек.

В дальнейшем Сталин сделал все, чтобы молдаване снова захотели оказаться в составе Румынии. Вполне логично, что одними из первых по обвинениям в антисоветизме, контрреволюционной деятельности и принадлежности к «румынским буржуазным партиям» были арестованы бывшие депутаты «Стафул Цэрия».

23 августа 194Q года снова встретились Молотов и Шуленбург. На этот раз по торжественному случаю: «В начале беседы Шуленбург благодарил тов. Молотова за статьи, помещенные в советской прессе в связи с годовщиной заключения советско-германского пакта о ненападении, и выразил свое удовлетворение тем, что ход событий полностью оправдал возложенные на этот пакт правительствами обеих стран надежды.

Тов. Молотов ответил, что советская печать pi мнение Советского правительства единодушны в отношении к советско-германскому пакту о ненападении, и отметил роль Шуленбурга в деле подготовки и заключения пакта».

Дружба с Гитлером себя уже окупила сторицей. Как писал У. Ширер: «Гитлер развязал войну с Польшей и выиграл ее, но куда в большем выигрыше оказался Сталин, войска которого вряд ли произвели хоть один выстрел. Советский Союз получил почти половину Польши и взялся за прибалтийские государства. Это как никогда ранее отдалило Германию от ее основных долговременных целей: от украинской пшеницы и румынской нефти, остро ей необходимых, чтобы выжить в условиях английской блокады. Даже польские нефтеносные промыслы Борислав, Дрогобыч, на которые претендовал Гитлер, Сталин выторговал у него, великодушно пообещав продавать немцам эквивалент годовой добычи нефти в этих районах».

Иосиф Виссарионович по-прежнему думал, что обманул Адольфа Алоизовича, и рассчитывал на еще большие дивиденды.

11 июля Шуленбург дал свой прогноз Берлину: «Большинство западных дипломатов считают, что все три прибалтийских государства будут преобразованы в организмы, полностью зависящие от Москвы, т. е. будут включены в состав Советского Союза… Это, без сомнения, также относится к Турции и Ирану».

«Очевидно, что в свете дальнейшей перспективы Бессарабия является в советских планах лишь отправной точкой для действий, промежуточной целью которых будут Дарданеллы с возможностью выхода к водам Средиземного моря… — сообщал в Лондон представитель польского эмиграционного правительства в Бухаресте Игнатий Клещинский. — Решения Сталина выглядят логично. Находясь в стороне от европейской войны, следует загрести как можно больше, малыми усилиями занять ключевые стратегические позиции и в любом случае выжидать. Остальное придет само собой в результате взаимного истощения сражающихся сторон, в результате революции, которая должна разразиться в Германии в случае поражения. Тогда организованное выступление свежих военных сил позволит взять свое. Стремление Советов к господству в Скандинавии и на Балканах — несомненно и очевидно».

Впрочем, кремлевские «борцы за мир» и не скрывали, что успокаиваться на достигнутом они не собираются. 1 августа, повествуя депутатам об успехах внешней политики Советского Союза, Молотов, что стало уже привычным, произвел очередной пристрелочный выстрел: «На прошлой сессии Верховного Совета мне приходилось докладывать о мирном договоре с Финляндией… Понятно, что если некоторые элементы финляндских правящих кругов не прекратят своих репрессивных действий против общественных кругов Финляндии, стремящихся укрепить добрососедские отношения с СССР, то отношения между СССР и Финляндией могут потерпеть ущерб».

18 сентября нарком обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Мерецков подписали документ № 103 203 — «Соображения по развертыванию вооруженных сил Красной Армии на случай войны с Финляндией».

Итак, планов имелось громадьё: вслед за Польшей, Прибалтикой, Бессарабией оккупировать Иран, Турцию, Финляндию, установить контроль над Черноморскими проливами — все дальше отодвигая советские границы.

Это был единственный способ «укрепления безопасности», который признавал товарищ Сталин.

А перспективы открывались захватывающие. 13 октября 1940 года генсек получил письмо от Риббентропа, в котором имперский министр заявлял: «…в полном соответствии с мнением Фюрера, что историческая задача Четырех держав (имеются в виду Германия, Италия, СССР и Япония) заключается в том, чтобы согласовать свои долгосрочные политические цели и, разграничив между собой сферы интересов в мировом масштабе, направить по правильному пути будущее своих народов».

Кремлевский горец готовился к новой сделке «на прочной основе разграничения долгосрочных взаимных интересов». Причем было похоже, что Гитлер увяз в схватке с окопавшимися на Острове британцами. После того как Лондон в очередной раз отклонил предложение пойти на мировую, фюрер объявил: «Германия намерена вести войну против Англии и ее империи до окончательного разгрома Британии. Эта борьба идет уже сейчас и закончится лишь тогда, когда враг будет уничтожен в военном отношении или когда будут устранены силы, ответственные за войну. Когда это случится — значения не имеет». Что ж, для Москвы это было очень кстати.

В ходе ноябрьского «дружественного визита» Молотова в Берлин Гитлер предложил Советскому Союзу присоединиться к Тройственному пакту, напомнив, что от сотрудничества «спиной к спине» обе стороны получили весомые выгоды, а вражда их будет выгодна только третьим странам: «Оба партнера по германо-русскому пакту хорошо поработали вместе. Это — наиболее прочная база для любого пакта. Вопрос теперь в том, могут ли они продолжать работать вместе и в будущем и может ли Советская Россия извлечь соответствующие выгоды из нового порядка вещей в Британской империи, т. е. не будет ли для России наиболее выгодным выход к морю через Персидский залив и Аравийское море и не могут ли быть в то же самое время реализованы и другие устремления России в этой части Азии, в которой Германия абсолютно не заинтересована». Затем Риббентроп ознакомил советского премьера с текстом соглашения, предусматривавшего раздел сфер влияния между четырьмя державами с целью «учредить» на благо всех народов «новый порядок» в Европе, Азии и Африке. Пункт четвертый конфиденциального протокола гласил, что основные интересы Москвы «лежат к югу от территории Советского Союза в направлении Индийского океана». Германия и Италия будут делить Европу и Африку, Япония — создавать свою «зону процветания» в Восточной Азии. Во время переговоров Гитлер настаивал на том, чтобы СССР «уважил» его экономические интересы в Румынии и Финляндии, поскольку в условиях войны с Англией финские и румынские поставки имеют для германской промышленности огромное значение: «Россия в условиях мира получит все, что, по ее мнению, ей причитается… Советский Союз должен понять, что в рамках какого-либо широкого сотрудничества двух стран выгода может быть достигнута в куда более широких пределах… Гораздо большие успехи могут быть достигнуты при условии, что Россия не будет сейчас искать выгоды на территориях, в которых Германия заинтересована на время продолжения войны».

В беседе с Гитлером 13 ноября Молотов откровенно заявил, что советское правительство «считает своим долгом окончательно урегулировать финский вопрос» в тех же рамках, что и в Бессарабии и в соседних странах. То есть «урегулирование» кремлевские мечтатели трактовали однозначно — оккупация, советизация и «добровольное» присоединение Финляндии к СССР. Как ни уговаривал фюрер советского премьера войти в положение ведущей войну и экономически заинтересованной в финских и шведских поставках Германии, как ни просил обождать хотя бы год или полгода до заключения мира, Молотов был непреклонен, выражая решительное непонимание: с какой стати Советский Союз «должен откладывать реализацию своих планов на шесть месяцев или на год»?

25 ноября 1940 года Молотов передал в Берлин условия, на которых Советский Союз был готов присоединиться к Тройственному пакту для участия в совместном германо-итало-японо-советском проекте по перекраиванию карты мира. В целом Кремль изъявил согласие подписать многообещающее соглашение Четырех держав, однако, непримиримо крохоборничая (ответ от 25 ноября), настаивал на уступке Советскому Союзу Финляндии (нам уже было обещано!), а также Балкан, в первую очередь Болгарии (она «географически расположена внутри зоны безопасности черноморских границ СССР») и Румынии (или хотя бы «недостающей» части Буковины), и Турции.

В тот же день нарком обороны Тимошенко направил командованию Ленинградского округа директиву о подготовке войны с «финской козявкой». Директива ставила задачи «разгромить вооруженные силы Финляндии, овладеть ее территорией» и выйти к Ботническому заливу. Хельсинки предполагалось «освободить» на 25-й день операции.

Сталин был уверен, что связанный борьбой с Британской империей фюрер не решится на войну на два фронта и, как уже было не раз, пойдет на уступки.

Однако Иосиф Виссарионович просчитался. Согласие Берлина на эти условия означало бы, что немцам предоставлялась лишь возможность продолжения затяжной борьбы против Англии на западе Европы или в Африке при постоянном усилении Советского Союза в тылу Германии. Своей позицией советское правительство продемонстрировало, что потребности увязнувшего в войне Рейха, ясно обозначенные Гитлером, Кремль не волнуют. Фюрер, любивший повторять: «Те, кто хотят напасть на меня сзади, должны остерегаться!» — начал поворачиваться к СССР лицом.

Лимит дружбы был, исчерпан, двум хищникам стало тесно в Европе. Сталин, доверчивая душа, до самого последнего момента не мог поверить в измену союзника. В Москве почти два месяца ожидали ответной реакции Берлина, но продолжения не последовало.

18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву № 21: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии (вариант «Барбаросса»)». К Тройственному пакту присоединились Венгрия, Румыния и Словакия. Полгода спустя Турция подписала с Рейхом пакт «О дружбе и ненападении».

Советский Союз благодаря «мудрой политике партии» остался один на один с немецкой военной машиной, не имея ни одного союзника или хотя бы страны, относящейся к нему с симпатией.

«Что же в действительности представляет собой СССР? — задавался вопросом корреспондент газеты «Нью-Йорк уорлд телеграмм» Рой Ховард. — Несмотря на громадную армию и огромные по своему количеству воздушные силы, СССР в настоящее время… представляет собой потерянную надежду. Он сброшен со счетов как фактор при любой ближайшей комбинации сил против фашизма»