Имя из списка забытых героев

Сергей Г. Вахрушев/ Иркутск

Фото из фондов музея ИАПО и семейных архивов Г. В. Кузнецова и 3. Д. Кузнецовой

Бывают люди, у которых судьба – покруче любой приключенческой повести. Они живут на грани почти невозможного, а окружающие к этому просто привыкают и не видят ничего особенного. Так эти люди уже при жизни становятся забытыми героями. И хочется, чтобы вспомнили их хотя бы тогда, когда они уходят…

Иннокентий Васильевич Кузнецов родился 12 декабря 1914г. в селе Дума (ныне Нукуты) Аларского р-на Иркутской обл. в крестьянской семье. После смерти отца в 1923 г. на руках матери Анны Петровны остались пятеро детей, и семья жила на грани нищеты. Иннокентию удалось закончить школу-семилетку, а позднее – курсы трактористов. Некоторое время он работал в местном колхозе разъездным механиком от МТС, но хронический голод вынудил Кузнецовых в 1934 г. ехать на прииски. Месяц дорожных мытарств неожиданно закончился на станции Иннокентьевская, где вся семья завербовалась на строившийся рядом с Иркутском авиазавод. Иннокентий был землекопом, слесарем, мастером. По неписаному молодежному закону тех лет он поступил в парашютную школу и на всю жизнь сохранил в памяти свой первый прыжок 18 августа 1935 г. В 1938 г. без отрыва от производства он закончил Иркутский аэроклуб, получив свидетельства пилота и летчика-инструктора. Именно здесь, по его собственным словам, он «обрел крылья и умение летать». Летные способности Иннокентия были замечены, и в том же году по рекомендации комсомола его направили в Батайскую истребительную авиашколу. Позднее Иннокентий Васильевич с грустью вспоминал, что в летной школе, где преподавались основы высшей математики и достаточно сложная физика, с его «сельским образованием» приходилось затрачивать «в пятьдесят раз больше усилий, чем остальным».

В 1940 г. новоиспеченный мл. л-тИ. В. Кузнецов получил распределение в Западный Особый Военный округ в 129-й истребительный авиаполк. В этой части, как в зеркале, отразилось положение, в котором пребывала авиация РККА накануне войны. 129-й ИАП базировался на самом острие печально известного «Белостокского выступа». И, хотя части вермахта стояли всего в 12 километрах, летное поле было буквально забито самолетами: одних только истребителей более сотни, из них 57 – новейших МиГ-3, которые лишь начали осваивать. Этот процесс шел далеко не блестяще – «к началу войны в полку летать на МиГе более или менее сносно могли человек двадцать». О групповой слетанности и отработке боевого применения пока только мечтали, и фактическая боеспособность 129-го ИАП обеспечивалась полусотней устаревших И-153. Осведомленность о вероятном противнике также оставляла желать лучшего. Воевать готовились с Bf 109E, знакомым еще по Испании, в то время как основу немецких «ягдгешвадеров» уже составляли Bf 109F, превосходившие по основным ЛТХ новые советские истребители. Большинство летчиков ВВС РККА не только не знали характеристик новых «мессеров», но и не представляли даже, как они выглядят. Отсюда впоследствии и пошли бои с мифическими «Хейнкелями-113».

Близость границы позволила немцам 22 июня не только бомбить, но и обстреливать Тарново артиллерией. Однако в первые часы войны 129-й ИАП смог оказать достойное сопротивление захватчикам. Услышав канонаду, командир полка Ю. М. Беркаль объявил боевую тревогу, и уже в 4 ч 05 мин его летчики вступили в бой. Кузнецов в тот день сбил своего первого фашиста, о чем упомянул в письме родителям его однополчанин, а в прошлом сокурсник по аэроклубу и Батайской авиашколе л-т А. И. Кошелев. Сам же Иннокентий Васильевич был человеком немногословным, писем с фронта писал мало, о войне и своих победах говорить не любил даже с родными. Тем не менее, по рассказам брата Георгия Васильевича именно этот эпизод войны был для него одним из наиболее ярких и памятных.

В тот страшный день в воздушных боях, под почти непрерывными бомбежками и артобстрелами были уничтожены практически все самолеты 129-го ИАП. К вечеру летное поле Тарново было перепахано гусеницами немецких танков (впоследствии гитлеровцы называли район Белостока «русским Дюнкерком» – за огромное количество уничтоженной и брошенной военной техники). Иннокентий Кузнецов вместе с другими «безлошадными» летчиками и техниками через болота пробивались на восток. Спустя несколько дней около сорока человек (все, что осталось от полка) вышли из окружения. Часть из них, в т. ч. Кузнецов и Ко-шелев, после переформирования попали в 180-й ИАП, который был наспех собран из трех эскадрилий, вооруженных И-16 и МиГ-3. В августе 1941 г. полк вступил в сражения под Ржевом. Герой Советского Союза генерал-л-т авиации С. Ф. Долгушин вспоминал: «… эскадрильи были рассредоточены по разным сторонам аэродрома и вели боевые действия самостоятельно, поэтому знакомство летного состава происходило, главным образом, в столовой за ужином… В боях я уже более тесно познакомился с боевыми качествами летного состава. Особенно мне нравились Кузнецов и Кошелев… 13 октября 1941 г. полк попал в окружение на аэродроме Ерши, севернее Ржева. Взлетать пришлось под обстрелом танков, в тумане. Приземлиться собирались в Мигалово, под Тверью, но аэродром уже заняли немцы. Эскадрильи были вынуждены садиться в Клину. При перелете оттуда офицер, исполнявший обязанности командира эскадрильи, вместо назначенной посадки под Талдомом, привел истребители на Центральный аэродром в Москве. Будучи ранее летчиком-испытателем, он уехал в Чкаловскую, бросив подчиненных и технику. Оставшись без командира, летчики во главе с Кузнецовым перелетели под Талдом и позднее вернулись в полк…».

По итогам боев с люфтваффе 180-й ИАП можно было назвать одним из самых результативных на тот период. Однако общая обстановка была такова, что уже 17 октября полк оказался на аэродроме Борки, на северной оконечности Московского канала. МиГи и ЛаГГи 180-го ИАП (И-16 в части практически не осталось) все чаще стали летать на штурмовки, а во время декабрьского контрнаступления удары по наземным целям стали их основной боевой работой. «В связи с постановлением командования перевести авиаполки на 2-эскадрильный состав,… ЛаГГ-3 вошли во вторую эскадрилью, которой командовал я, – вспоминал С. Ф. Долгушин. – Самолетов в полку становилось все меньше. Приходилось летать подчас составом обеих эскадрилий. В этих случаях я возглавлял группу. Кузнецов и Кошелев были прекрасные летчики, хорошие товарищи, упорные в бою,… у меня как ведущего группы претензий к ним не было…».

А в Иркутске с самого начала войны родные Иннокентия считали его пропавшим без вести. Кошелев 10 ноября 1941 г. писал с фронта: «… Мама, к вам есть одно поручение. Мы живем вместе с другом, с которым вместе и на заводе работали. Нужно вам сходить к его родным…, а то он связь потерял и не знает, где они есть…». Подробнее Кузнецовы узнали о фронтовой судьбе Иннокентия, когда получили вырезку из праздничной газеты от 23 февраля 1942 г. с заметкой «Командир, выросший в боях с оккупантами». В ней, в частности, говорилось: «… Великая Отечественная война с немецкими захватчиками закалила наши командные кадры, выдвинула огромный слой боевых талантливых командиров, испытанных в боях и до конца верных своему воинскому долгу и командирской чести. К числу таких… относится командир подразделения старший лейтенант тов. Кузнецов. Отличный воздушный боец, он умело передает молодым летчикам свой богатый боевой опыт. Партия и советское правительство достойно оценили заслуги т. Кузнецова. Его грудь украшают два ордена Красного Знамени и Красной Звезды…». Многие ли в начале войны были удостоены трех орденов в течение семи месяцев?

17 марта 1942 г. бои под Москвой для 180-го ИАП закончились. Часть была выведена на переформирование. Личный состав направили в 22-й запасной авиаполк в Кинешме, где проводилась сборка поступающих по ленд-лизу английских истребителей «Харрикейн» и обучение строевых летчиков. Кинешма запомнилась Иннокентию на всю жизнь: там он познакомился с самой лучшей девушкой Зоей, которая после войны стала его женой, и освоил самый «отвратительный» свой самолет. Ветеран битвы за Британию «Харрикейн» по многим параметрам уступал «мессеру», но, как бы там ни было, он выручил наши «безлошадные» авиачасти в самый тяжелый период войны. Советские специалисты усилили вооружение «британца» пушками ШВАК, и освоившие его летчики вполне успешно вели бои с противником (как признавали сами англичане, они «и не подозревали, на что способен этот самолет»).

Получив 22 «Харрикейна», в июне 1942 г. 180-й ИАП был переброшен в район Белгорода и попал в самое пекло «харьковской мясорубки». А в полку 60% летного состава – свеженькие выпускники ускоренных курсов. Через месяц в 180-м ИАП осталось всего 5 самолетов, из летчиков-«стариков» – только семеро. «В один из вечеров, после ужина, Пасечник*, Кузнецов и Кошелев пришли в мою эскадрилью и предложили драться только «старикам», вспоминал С. Ф. Долгушин. – Чем мотивировали – летая с молодежью, мы и их потеряем, и сами можем погибнуть, а старым составом – и немцев будем сбивать, и сами уцелеем, и молодежь сохраним. Командир полка согласился с нами…». Таким образом, в июле 1942 г. «боевая мощь» 180-го ИАП практически выражалась одним звеном (Долгушин – Марикуца – Кошелев) и одной парой (Пасечник – Кузнецов). Однако потерь больше не было, а немцам досталось изрядно – только Долгушин, Кузнецов и Кошелев сбили, как минимум, по 5 самолетов**. В конце июля, передав «Харрикейны» в 436-й ИАП, личный состав 180-го ИАП отправился на переформирование в Иваново.

В августе часть посетил инспектор ВВС РККА подп-к А. Ф. Семенов, отбиравший самых опытных летчиков во вновь формируемый 434-й ИАП м-ра И. И. Клещева – первую элитную истребительную часть советских ВВС (позже 32-й ГИАП, которым командовал В. И. Сталин). Ст. л-т Кузнецов был одним из первых кандидатов в компанию асов, но тут «встал на дыбы» командир полка м-р И. М. Хлусович, справедливо не желавший отдавать сразу двух опытных командиров (комэск Долгушин, как бывший сослуживец Семенова, был отобран сразу, а Кузнецову предстояло принять его эскадрилью). Вместе с другими летчиками полк покинул и Кошелев. Иннокентий расстался с другом навсегда – 6 января 1943 г. гв. ст. л-т Александр Иванович Кошелев погиб в воздушном бою над Великими Луками.

В ноябре 1942 г. 180-у полку было присвоено звание Гвардейского, и он стал именоваться 30-м ГИАП. К этому времени полк был перевооружен на американские истребители Р-39 «Аэрокобра». Однако И. В. Кузнецов, как свидетельствуют записи в личном деле, дополнительно освоил Як-1 и некоторое время летал на нем. Но перевооружался и противник. 3 марта 1943 г. «кобры» 30-го ГИАП в районе Курска встретили незнакомые тупоносые машины с крестами. «Мы летели двумя парами, когда чуть в стороне и ниже увидели шестерку немецких истребителей, – вспоминал Иннокентий Васильевич. – Чего тут не атаковать – всего по полтора фрица на брата, да и преимущество в высоте наше! Скомандовал я своему ведомому – и вниз. С первого захода зава лил одного. Только смотрю – ведомого нет. Оказывается, я атаковал одну шестерку, а на моих товарищей свалилась сверху вторая шестерка и связала их боем. Остался я один против пятерых. Окружили они меня, как разозленные осы, грамотно так закрутили – и подожгли. Делать нечего – надо выходить из боя, тянуть к аэродрому. Только черта с два! Пристроились эти пятеро за моей горящей «коброчкой» и расстреливают, как в тире. Один, особенно нахальный, почти в хвост сел – видно, ждал, когда летчик с парашютом вывалится, чтобы очередью прошить. Как же стряхнуть его с хвоста? Резко сбрасываю газ, рву ручку на себя, самолет задирает нос, и скорость гасится. А фашист не успел среагировать. Вижу – он уже чуть впереди и внизу. Решением это назвать нельзя. Мелькнуло только: «На, мать твою!» – и камнем на него. Удар! Треск, жгучая боль по ногам…».

*Ст. л-т И. С. Пасечник летом 1942г. был командиром эскадрильи 180-гоИАП.

** Для двух последних – с учетом групповых побед.

Из-под купола парашюта Иннокентий видел, как вниз осыпаются перемешавшиеся обломки двух самолетов. Так состоялось знакомство с новыми немецкими истребителями «Фокке-Вульф-190». Но бой на этом не закончился. «Подвешенный» летчик в горящем комбинезоне стал мишенью для немцев. Спасло то, что высота была уже небольшой. Однако злоключения продолжались. Кузнецов приземлился на нейтральной полосе, вблизи вражеских окопов. Немцы тотчас же организовали группу захвата, и у Иннокентия с его израненными ногами и обширными ожогами шансов уйти почти не оставалось. Выручили наши артиллеристы. Они открыли заградительный огонь, причем стреляли снайперски – преследователей накрыли, а сидевшим в окопах гитлеровцам не давали и головы поднять. Подоспевшие «пехотинцы тащили на плащ-палатке, говорили, что видели таран и что немец не покинул падающий самолет – вместе с ним грохнулся…». После этого боя командир 30-го ГИАП Хлусович в первый раз ходатайствовал о представлении Кузнецова к званию Героя Советского Союза: «Командир эскадрильи тов. Кузнецов в 32 воздушных боях сбил лично 7 самолетов… (4 бомбардировщика и 3 истребителя) и в группе – 15 самолетов противника. В проведенных 178 воздушных боях его эскадрильей сбито 78 самолетов противника». Этот документ был «оставлен без последствий». Второй раз за награждение И. В. Кузнецова Золотой Звездой хлопотал в 1943 г. сам командующий 16-й Воздушной армией С. И. Руденко – и летчик получил… орден Отечественной войны и звание капитана. Третье ходатайство, поданное в 1944 г., также оказалось «замято».

Зато была получена самая неожиданная и необычная награда. Посетивший советскую передовую американский посол А. Гарриман передал от имени английского короля личный адрес, который для летчика ВВС РККА начинался до смешного непривычно: «Георг Шестой – Милостью Божьей Король Великобритании, Ирландии и Британских Доминионов, Защитник Веры, Император Индии и Основатель Самого Высшего Ордена Британской Империи приветствует Гвардии старшего лейтенанта* Иннокентия Васильевича Кузнецова…». И далее британский монарх ставил в известность советского летчика, что ему присваивается титул почетного члена указанного Высшего Ордена с вручением Рыцарского креста. Этим награждением (в отличие от «Креста за летные заслуги») за победы, одержанные на «Харрикейне» и «Аэрокобре», Георг VI указал пример особой воинской доблести для своих верноподданных, которые не очень-то жаловали эти истребители. А вот для нашей военной бюрократии это был пример оперативности – указ был подписан в Сент-Джеймском дворце 19 ноября 1943 г., а уже в январе 1944 г. награда нашла своего героя на полевом аэродроме под Калинковичами. И еще. Обладателями Самого Высшего Ордена Британской Империи в СССР было всего семь (!) человек. В основном, маршалы и генералы.

… В начале 1945 г. гитлеровская авиация с отчаянием обреченной предприняла свои последние наступательные действия. В ходе операции «Боденплатте» немцы атаковали базы союзной авиации и сумели нанести немалый урон. Кроме того, активно штурмовались советские аэродромы, а в воздухе над переправами через Одер разгорелись ожесточенные бои. Именно здесь в апреле 1945 г. Кузнецов совершил свой второй воздушный таран. Ведомая им четверка истребителей встретилась над Штернбеком с двенадцатью FW 190, и ситуация двухлетней давности почти в точности повторилась. Немцы атаковали превосходящими силами, однако Иннокентию сразу удалось сбить их ведущего. В это время вражеская пара набросилась на ведомого Кузнецова. «Фоккеры» были совсем рядом, времени маневрировать и прицеливаться не оставалось. «Решение идти на таран… Да не решение это, а одновременное движение души и мускулов. На обдуманное решение время требуется, а в воздушном бою его не бывает». Грохот удара и скрежет металла были последними звуками для немецкого летчика. Иннокентию свою поврежденную «кобру» удалось дотянуть до линии фронта и посадить на нейтральной полосе. По последним официальным данным, за годы Великой Отечественной дважды тараны совершили только 34 летчика.

9 мая 1945 г. его истребитель барражировал в небе Берлина. «Вся война пронеслась под крылом – от первого часа до последнего!». На счету зам. командира 30-го ГИАП Гвардии м-ра И. В. Кузнецова значилось 356 боевых вылетов и 27 официальных воздушных побед, из них 15 сбитых лично и 12 – в группе. Фактически их было больше. Вспомним, что м-р Хлусович называл 15 групповых побед еще в апреле 1943 г. Не всегда регистрировались сбитые самолеты, упавшие на вражеской территории или «забытые» в суматохе отступлений начала войны. (Так, очевидно, это было и с Не 111, который Кузнецов сбил 22 июня 1941 г.) Его боевой счет уже давно «тянул» на звание Героя Советского Союза, но Иннокентий Васильевич был награжден лишь орденами Красного Знамени, Отечественной войны, Красной Звезды и 4 медалями. В конце войны его в очередной раз «ограничили» и вместо Золотой Звезды вручили орден Александра Невского. Впрочем, эта редкая награда среди ветеранов подчас считалась даже более престижной.

* К тому времени уже капитана.

Спустя годы причина «зажима» Кузнецова отчасти прояснилась. Не взлюбили «политотдельцы» офицера, у которого и образования-то 7 классов да авиашкола, а командует он слишком самостоятельно (и тем обиднее, что успешно!), да еще и «по характеру вспыльчив». Впрочем, у комиссара 180-го ИАП В. И. Зиновьева «не самые добрые отношения» были и с другими летчиками полка. Например, тому же С. Ф. Долгушину, ставшему Героем Советского Союза уже в начале 1942 г., он «простил» 4 победы, которые тот имел до прихода в эту часть. Есть и другая, еще более интригующая версия. После первого тарана Кузнецов находился на излечении в московском Центральном авиагоспитале в Сокольниках. В ожоговой палате с ним соседствовал Василий Сталин, попавший туда после своей известной рыбалки со взрывчаткой. Разжалованный из командиров 32-го ГИАП и отлученный от полетов Сталиным-отцом, находившийся фактически под домашним арестом, Василий Иосифович пребывал не в лучшем расположении духа. А тут еще рядом не признающий «политеса» ас, представленный к Золотой Звезде. Мало ли что могло произойти между молодыми мужиками. В такой ситуации достаточно было одного неверного слова, чтобы возникли большие последствия.

В 1946 г. И. В. Кузнецов демобилизовался и вернулся в Иркутск, на авиазавод. В отделе кадров «летных» вакансий не нашлось, и мирный труд он начал мастером группы сборщиков-клепальщиков. Но 28 сентября 1946 г. разбился заводской транспортный самолет В-25, экипаж из 4-х человек погиб. Эта трагедия дала Кузнецову возможность снова летать. Но бывшему истребителю было трудно смириться с рутинной работой «воздушного извозчика», а тут еще завод начал выпускать самолеты нового поколения. Полулегально Иннокентию Васильевичу удалось «прокатиться» на бомбардировщике Ту-14, и он буквально влюбился в реактивные машины. Возможность летать на них законно для него виделась только в одном – стать летчиком-испытателем. Через руководство завода да бывших однополчан, что «забрались повыше», Кузнецову в сентябре 1951 г. удалось добиться перевода в ЛИИ, пока в качестве транспортного летчика. Но именно здесь, в Жуковском, у Иннокентия Васильевича появилась реальная возможность стать испытателем, пройдя курсы параллельно с основной работой… Если, конечно, не забывать о политорганах. Из характеристики начальника комплекса № 1 ЛИИ Ю. Гринева: «За свою короткую работу в Институте тов. Кузнецов И. В. показал себя с хорошей стороны, дисциплинированным, исполнительным и энергичным работником, любящим летную работу. Летает на истребительных, бомбардировочных и транспортных типах самолетов…». Из характеристики секретаря партбюро комплекса № 1 ЛИИ М. Постнова: «… Над повышением идейно-политического уровня работает «удовлетворительно». В общественной работе… активности не проявляет. С коллективом общителен. По характеру вспыльчив». По воспоминаниям родных и сослуживцев, Иннокентий Васильевич был человеком добродушным и немногословным. «Вспыльчивость» его заключалась в том, что, «когда ему навязывали очевидную дурь, он мог в двух крепких словах сказать, что об этом думает, или махнуть рукой и уйти. Он никогда не лицемерил».

Все же Кузнецов стал летчиком-испытателем и в 1954 г. опять вернулся на родной завод. Но проблемы во взаимоотношениях с «руководящими, направляющими и ставящими на место» остались. Аттестационная характеристика, составленная по горячим московским следам, вызывает недоумение своей нелогичностью. «Должности летчика- испытателя III класса МАП соответствует». И тут же: «Строго указать на недостаточную техническую грамотность и слабое знание матчасти самолета. Пройти проверку практики самолетовождения… Провести проверку пилотирования в сложных метеоусловиях и установить «минимум». До проверки знаний и установления «минимума» к полетам не допускать». Вот тебе «соответствие» для летчика-испытателя! И в конце как издевка: «Рекомендовать закончить среднее образование». Как вспоминала Зоя Дмитриевна Кузнецова, «пошло это все из НИИ* где он работал. Причина мне известна. Он, сам того не ведая, занял тогда место, которое предназначалось другому. Человек, который ходатайствовал за другую кандидатуру, не мог простить Кузнецову свою неудачу. Плохо знающего самолеты никогда бы не послали в Египет для выполнения правительственного задания». О той «спецкомандировке» в личном деле не сохранилось практически никаких сведений, но в семейном архиве есть фотография с «египетскими товарищами» – вероятно, это было началом вооружения Египта бомбардировщиками Ил-28.

* Так в оригинале.

Но время и преданность любимой работе поставили все на свои места – последующая аттестационная оценка однозначна: «За время работы на заводе аварий и поломок не имел. Общая оценка техники пилотирования отличная. В полетах вынослив, материальную часть эксплуатирует грамотно…». За несколько лет на испытаниях Ил-28 Кузнецов налетал 627 ч 34 мин. Осталось его имя и в истории небесного долгожителя Ан-12. Сегодня среди первых испытателей этой машины называют обычно Я. И. Берникова и Г. И. Лысенко, но вместе с ними работал и И. В. Кузнецов. Его общий налет на первых Ан-12 составил 174 ч 12 мин. А дальше завод начал выпускать сверхзвуковые бомбардировщики Як-28, и для полетов на них Иннокентия Васильевича признали «несоответствующим по состоянию здоровья». Из воспоминаний 3. Д, Кузнецовой: «Он страстно любил свою работу, небо, ощущение высоты. Не знаю, помнит ли кто-нибудь в Иркутске на заводе тот день, когда он прощался перед пенсией с небом и самолетами, его последний вылет, когда он на бомбардировщике выделывал в небе фигуры высшего пилотажа, а потом на бреющем полете пронесся над аэродромом. Потом мне рассказывали, что те, кто это видел, долго не могли прийти в себя, на это было страшно смотреть. А после полета, говорят, он махнул рукой, ушел от людей, а в глазах были слезы». В 1963 г. Кузнецовы уехали из Иркутска. Сначала они поселились в Ейске, потом перебрались в Геленджик. Бывший летчик стал хорошим огородником, тихо и незаметно проживал в курортном городке. Как кавалер Самого Высшего Ордена Британской Империи, он имел право на персональный особняк в любом понравившемся месте Англии и даже получил соответствующее приглашение, но остался верен Родине, которая, даже после ампутации ноги (последствия первого тарана), не торопилась предоставить ему что-то получше «особняка с удобствами во дворе»*. О его боевом прошлом напоминали лишь вышедший в 1980 г. справочник «Бессмертные подвиги», где отмечен его первый таран, да встречи с ветеранами и местными жителями по праздникам. Именно эти «негосударственные» люди, непосредственно испытавшие на себе, что такое война, оказались благодарными и десятилетия спустя. В 1989 г. геленджикские ветераны организовали инициативную группу, которая ходатайствовала об окончательном решении многолетнего вопроса о присвоении звания Героя Советского Союза И. В. Кузнецову. Группу возглавил Герой Советского Союза И. С. Кравцов, на которого легло бремя общения с чиновниками Министерства обороны. Вспоминает ответственный секретарь группы бывший флотский офицер В. А. Самойлов: «В апреле 1990 г. мы получили ответ из Центрального Архива МО за № 11/11749, в котором сообщалось со ссылкой на соответствующие документы, что И. В. Кузнецов неоднократно представлялся к званию Героя Советского Союза. Никакой причины, которая бы препятствовала награждению И. В. Кузнецова, нет и не было. Документы пылились на полках архива и не поднимались почти 50 лет. Доступ к личным делам воинов был засекречен. Вот и вся причина, непонятная для нормального человеческого разума».

И все же с трудом верилось, что в ЦАМО при Сталине сидели настолько бесстрашные или безответственные люди, которые могли преспокойно и без всяких последствий несколько раз терять документы на присвоение звания Героя одному и тому же человеку. Да ведь и не одному! «Забыть» про такие бумаги можно было только по высокому указанию! Ветераны войны дошли до тогдашнего Министра обороны Д. Язова и в вопросе своем были по-солдатски упорными. Под написанным ими обращением в Верховный Совет СССР поставили подписи около 1300 жителей Геленджика. И вот в декабре 1990 г. они получили письмо № 159-МО, подписанное Язовым, в котором сообщалось, что Министр обороны «полагает возможным ходатайство ветеранов… о присвоении звания Героя Советского Союза т. Кузнецову И. В. поддержать и направить на рассмотрение комиссии Президиума Верховного Совета СССР по государственным наградам…». Указом Президента СССР от 22 марта 1991 г. наконец-то завершилась история, которую командир 30-го ГИАП гвардии майор И. М. Хлусович начал 4 апреля 1943 г.

В 1996 г Иннокентия Васильевича Кузнецова не стало. В Геленджике, на могиле аса Великой Отечественной, дважды совершавшего воздушные тараны, стоит скромный гранитный обелиск с очень лаконичной надписью: «Иннокентий Васильевич Кузнецов. Герой Советского Союза. Летчик.» Есть сведения, что к 55-летию Победы собирались присвоить его имя одной из школ. В Иркутске же, где он начинал свой путь в небо, – ни на авиазаводе, которому отдал столько души и лет жизни, ни в поселке авиастроителей на его доме нет даже мемориальной доски. Ничто не забыто, никто не забыт?

Автор выражает благодарность за предоставленные архивные материалы и помощь в подготовке статьи Герою Советского Союза генерал-лейтенанту авиации С. Ф. Долгушину, генеральному директору РИЦ «Авиантик» Д. В. Гринюку, 3. Д. Кузнецовой, Г. В, Кузнецову и заведующей музеем ИАПО Л. П. Вахониной.

* Благоустроенную квартиру Кузнецовы получили всего несколько лет назад.