ГЛАВА 4. ГОЛ ДЛЯ СПАРТАКОВСКОЙ ИСТОРИИ

Прием длился не более пяти минут. Горьков вместе со старшим тренером «Спартака» Никитой Симоняном оглядел новичка, сказал: «Худой, как жердь, статью на Нетто похож. Может, и у него дело в «Спартаке» заладится».

В новой команде Сёмин сразу подружился с Вайдотасом Житкусом, Валерием Дикаревым, но особенно с Геннадием Логофетом. Если тренеры в резкой форме выражали недовольство игрой новичка, Логофет защищал его, а потом наставлял: «Самое главное для тебя сейчас — бороться. Если ты попал даже в дублирующий состав, не считай, что это насовсем, каждый раз умирай на поле». И сам Логофет по этой части был образцом.

«Самоотдача в игре у него была на современном уровне, — рассказывает Сёмин о своем друге. — На поле не щадил ни своих, ни чужих. Сейчас футбол везде ужесточился, а Логофет в 1960-е годы так играл».

Однако вкус дубля Сёмин почувствовать едва успел, почти сразу же стал игроком основного состава. «Спартак» тогда попал в полосу неудач, и команде срочно требовалась свежая кровь.

Уверившись в том, что Юрий занят серьезным делом, Павел Ильич не только проникся вниманием к выступлениям сына, но и взялся помогать ему на свой лад — привозить тренерам, председателю спортивного общества рамочки меда, считая, что Сёмин может получить таким способом предпочтение перед остальными. Юрий увещевал отца, что в спорте по блату не прорвешься, все на виду. А тот гнул свое: «Да ты ничего еще в жизни не понимаешь. Окажи человеку внимание, и он к тебе станет лучше относиться». Когда Павел Ильич пытался пересылать свои презенты через сына, Юра раздавал их товарищам по команде.

Сначала Сёмина поселили на базе в Тарасовке, а вскоре выделили комнатушку с кухонькой на Дубнинской улице в Бескудникове в... Доме престарелых, воспоминание о котором сохранилось у него на всю жизнь.

«Другим давали приличное жилье, а я вроде без претензий, ничего не просил, не обговаривал, что было, то и дали, — без всякой обиды вспоминает Сёмин. — Но денег, чтобы комнату обставить, у меня еще не водилось. Тут пришел на помощь наш администратор Александр Головушкин. "Я тебе привезу классный диван, — говорит. — Он у нас давно в кладовке пылится". Доставили диван, сплю на нем месяц, другой — и вдруг весь пошел красными пятнами. А доктору показаться боюсь, еще от тренировок отстранит. Потом кто-то приехал ко мне, вскрыли этот диван и ужаснулись, обнаружив... море клопов, о которых я раньше не знал, даже не слышал».

Но в Доме престарелых Сёмин и ночевал-то не всегда. Его другу Житкусу выделили шикарную квартиру в Сокольниках, оба были холостыми, и Юрий часто оставался на ночь у литовского защитника «Спартака». Партнеры удивлялись этой дружбе: во время тренировок Сёмин с Житкусом выглядели как два лютых врага, их столкновения в борьбе за мяч редко обходились без синяков и ссадин. Но заканчивалось занятие, и из раздевалки они выходили чуть ли не в обнимку, чаще всего вместе ехали домой к литовцу.

Спартаковские премьеры произвели на новичка неизгладимое впечатление. Он восхищался техникой, цирковыми трюками Вячеслава Амбарцумяна, космической скоростью Валерия Рейнгольда, мощью, универсализмом, неутомимостью Анатолия Крутикова, который, по его мнению, как и Логофет, своей игрой опережал время. Но больше всего любовался совершенством на поле Галимзяна Хусаинова, который умел в футболе буквально все.

В Орле Сёмин играл больше инсайдом, а в Москве его, при модной тогда тактической схеме 4—2—4, отрядили в пару к восходящей звезде атаки могучему центрфорварду Юрию Севидову. Первый гол в высшей лиге Сёмин забил горемычному в ту пору «Локомотиву» с помощью своего напарника.

«Оба центральных нападающих (Севидов и Сёмин) оказались против одного защитника железнодорожников (Чиненов) и сумели его обыграть, — писал в отчете о матче популярный журналист Геннадий Радчук. — Затем Севидов, обведя вратаря Туголукова, передал мяч Сёмину, а тот направил его в пустые ворота».

После несчастья с Севидовым, выбывшим из футбола на долгий срок, Сёмина выдвинули на передний край атаки в одиночестве — «Спартак» начал играть в три форварда. Рядом с широкоплечим, пробивным Севидовым спартаковский новичок чувствовал себя более или менее комфортно, а в новом амплуа оказался не в своей тарелке — силенок, чтобы таранить неприятельскую оборону, ему не хватало. Но спорить не стал.

Москва заговорила о восходящей звезде «Спартака». Подлила масла в огонь и традиционная классификация журнала «Смена» «11 лучших дебютантов сезона-65». Юрий Сёмин оказался согласно классификации популярного молодежного журнала в компании будущих звезд Владимира Мунтяна и Анатолия Бышовца («Динамо», Киев), Валерия Поркуяна («Черноморец», Одесса), Владимира Штапова («Динамо», Москва), Давида Пайса («Арарат», Ереван) и других.

На следующий год Никита Симонян уступил место у руля «Спартака» Николаю Гуляеву, который в разгар смены поколений стал активно доверять молодежи. Юрий Сёмин начал сезон в основном составе и с большим подъемом. Его игра в июньском матче с ЦСКА вызвала подлинный восторг болельщиков. На 33-й минуте спартаковцы Амбарцумян и Янишевский провели молниеносную, на одном дыхании комбинацию, и с прострела последнего Сёмин, летевший к воротам на полном ходу, в броске головой вонзил мяч в сетку — красивейший гол сезона! Со временем такие голы прочно вошли в сёминский репертуар, стали его коронным номером. Как только следовал прорыв кого-то из партнеров по флангу, новый спартаковский центрфорвард мчался что было сил по центру, а после прострела налетал на мяч головой с разбегу, вытянувшись в струнку, столь же эффектно, как цирковой гимнаст, — куда только девалась в этот момент его природная неуклюжесть!

Теперь у Сёмина даже и в мыслях не было, что он может не подойти «Спартаку». Но, вероятно, ему все-таки требовалось пройти школу дубля. В основной состав популярнейшего клуба его включили в авральном порядке, еще не сформировавшимся в настоящего мастера. В середине сезона-66 отсутствие игрового, да и психологического фундамента начало сказываться. Все чаще у него не складывалось на поле, удачных матчей становилось все меньше. Опытный Гуляев чувствовал состояние игрока, но верил в него и стал давать ему передышки, не привлекая даже к играм дубля.

Вот и перед дебютом «Спартака» на европейской арене в Кубке обладателей кубков Сёмин пропустил три матча чемпионата СССР, и тем не менее его включили в число 18 отъезжавших в Белграде на встречу с местным ОФК. Но на тренировке перед самым выездом он повредил боковую связку.

«Сначала подумал — ерунда, а утром просыпаюсь — болит. — Сёмин как бы заново переживает те свои ощущения. — Доктору ничего не сказал. Он же передаст тренеру, и меня отцепят. Во время тренировки уже в Белграде сжал зубы и виду не показывал. Наутро — зарядка, а мне больно, но признаваться опять не стал. Объявляют состав — я играю. Молчу, только посильнее растер колено и — на поле. Это был мой лучший матч за «Спартак».

На 10-й минуте Осянин навесил мяч с левого фланга, вратарь неудачно отбил его, а Сёмин сначала убрал мяч под себя, а затем без помех отправил в сетку. Спустя шесть минут он совершил индивидуальный проход, обыграв по пути нескольких соперников, а напоследок и вратаря — 2:0. В итоге же «Спартак» отметил свой дебют в еврокубках победой — 3:1. В ответном лужниковском матче уже выздоровевший Сёмин тоже много солировал и вновь не ушел с поля без гола. Окончательный счет матча был 3:0 в пользу красно-белых. «Спартак» вышел в 1/8 Кубка кубков, и в ноябре — декабре должен был играть с венским «Рапидом». Московский матч завершился вничью — 1:1, и по окончании чемпионата страны спартаковцы выехали на подготовительный к завершающему матчу сбор в Сочи.

— Странно было слышать во время подготовки примерно такие разговоры некоторых игроков: «Проиграем в Вене — и черт с ним, с Кубком, поскорее в отпуск уйдем», — и сейчас продолжает недоумевать Сёмин. — А мы выглядели сильнее «Рапида» и просто обязаны были его проходить. Если бы все бились насмерть, как Логофет, наверняка выиграли бы. Но и от руководства не исходило особой стимуляции, серьезных премиальных не объявляли. А в «Спартаке» тогда собралась слишком большая группа ветеранов, у которых все больше начинали превалировать собственные интересы.

Первый круг чемпионата-66 мы шли в головной тройке, но потом растеряли преимущество. Всю вину за это свалили на Гуляева. Группа игроков старой закваски во главе с Маслаченко решила убрать Гуляева, а на должность начальника команды вернуть Николая Старостина, которого в конце 1964 года опрометчиво перевели на другую работу. Началась смута, брожение, составление писем, прошений. Мнения молодых игроков никто не спрашивал, все решало старшее поколение, члены КПСС. Гуляев понимал, что команда у него чересчур возрастная, пытался провести смену поколений, но «старики» всячески ему препятствовали и уволили его самого. За все время моего пребывания в «Спартаке» настоящего командного единства в команде не наблюдалось. Молодежь держалась обособленно. Припоминается лишь один случай внимания к нам ветеранов. Гиля Хусаинов привез с чемпионата мира-66 в Англии всем нам бутсы «Adidas». Я в то время заказывал бутсы за свои деньги у сапожника на стадионе «Динамо», который шил их лучше всех в стране. Но Хусаинов — это нечто особенное, и футболист, и человек потрясающий.

Безусловно, Николай Петрович Старостин был великим психологом. Обычно на установке сначала говорил старший тренер, а потом брал слово Чапай, как игроки между собой называли Старостина. Выступление его всегда было коротким, но необычайно емким, патриотичным, доходившим до сердца каждого футболиста. Старостин пользовался безграничным авторитетом не только в команде, он был вхож в самые высокие кабинеты горкома КПСС, Моссовета, и, если бы меня, к примеру, пригласили в «Спартак» при нем, то не поселили бы в клоповнике. Его возвращение напрашивалось, но не за счет неоправданных жертв (имею в виду Гуляева), не в ущерб футболу, команде.

Многое в «Спартаке» казалось Сёмину странным, например, ход заключительного матча чемпионата-66 в Баку с «Нефтчи», когда на кону для обеих команд стояла бронза чемпионата.

«Решалась судьба третьего места, а игроки, причем в основном опытные, допускали грубейшие промахи, — удивлялся Сёмин. — Команды, как таковой, на поле не было, и "Спартак" закономерно проиграл — 0:3. При чем тут Гуляев?»

Сёмину было неуютно в противоречивом «Спартаке», скучал он и по дому, и по своим орловским друзьям. В свободное время гулял по центру Москвы, ходил в кино, познакомился с молодым спортивным журналистом Александром Львовым. С ним и сейчас не соскучишься, а тогда Львов был заводилой, центром внимания любой компании. Как только выпадал свободный день, Сёмин спешил домой, обычно на третьей полке плацкартного вагона. Определенных выходных у футболистов не было, все буквально накануне решал тренер, и, когда Юрий приезжал на вокзал, билетов в кассе, как правило, уже не оказывалось. Но — «пятерка» на лапу проводнику — и полезай на третью полку, чтобы контролеры не обнаружили. Многие проводники знали его уже в лицо. Зимой по старой привычке ходил на каток и там познакомился с девушкой Любой. Пошел провожать. Потом стал у выхода из школы поджидать, а она убегала через черный ход — не по нраву ей пришелся сначала новый ухажер.

Но в декабре 1965 года Сёмин отправился со «Спартаком» в свою первую зарубежную поездку в Израиль. Там игрокам выдали суточные... аж по 50 долларов. Целыми днями он ломал голову, как на эту сумму привезти подарки всем своим орловским друзьям и родственникам. А в результате даже ухитрился выкроить себе на пальто. В этом пальто он впервые понравился Любе, которая примерно через год стала Сёминой, его женой.

Революция состоялась. В начале 1966 года Николай Старостин вернулся в «Спартак» начальником команды, а готовили ее к сезону новые тренеры, бывшие спартаковцы Сергей Сальников и Николай Дементьев. Но в середине сезона уже сам Старостин инициировал возвращение на пост старшего тренера Никиты Симоняна, при котором спартаковская эпопея Юрия Сёмина завершилась. Он перестал попадать в основной состав, и тут неожиданно на него вышел динамовский селекционер Лев Рудник, сказав: «Осенью тебе в армию, для дублера "Спартак" вряд ли добьется отсрочки. Константин Иванович Бесков приглашает тебя в "Динамо". У нас и отслужишь».

Примерно в это же время из «Спартака» отчислили Дикарева, Корнеева, Рейнгольда, и многие болельщики грешным делом решили, что и причины расставания с Сёминым также дисциплинарного характера. На самом же деле он сам попросил Старостина, Симоняна отпустить его для решения армейской проблемы. Никаких грехов за ним не водилось, и спартаковские руководители переходу препятствовать не стали.

— Я не строил великих планов покорения Москвы, — признается Юрий Сёмин. — Жил одним днем — завтра тренировка или игра, и я должен хорошенько подготовиться к ним. Цель определяла и характер поведения. Компаний не избегал, но из спиртного употреблял разве что немножко шампанского. От крепких напитков меня отвратил случай, произошедший еще в Орле по окончании восьмого класса. Отметили мы, одноклассники, это событие каким-то крепленым пойлом, и мне стало так плохо, что не дошел до дома. Нашли меня на нашем футбольном поле, мама устроила страшную взбучку. Главным маминым аргументом было: «Как же ты мог променять свой любимый футбол на стакан какой-то гадости!»

Мама, кстати, со временем станет не только самым горячим поклонником спортивного таланта своего сына, но и начнет разбираться в футбольных делах. После первого завоеванного с «Локомотивом» в 2002 году чемпионского титула Сёмин рассказывал: «В Орел к маме стараюсь выбираться два-три раза в год. Ей 93 года, регулярно смотрит футбол и читает "Спорт-Экспресс". Встречает меня своими фирменными ватрушками — в таком возрасте, дай ей Бог здоровья, их здорово печет. Игроков "Локомотива" знает всех до единого, спрашивает, все ли живы-здоровы? И когда даю ей подробный медицинский отчет, в ответ слышу: "Пусть не болеют". За всех переживает. Лет пять-шесть назад после телетрансляции Кубка Содружества позвонила мне и покритиковала, что мы не взяли в "Локомотив" белорусских братьев-близнецов Маковских. Такие хорошие ребята, говорит».

— В Никите Павловиче, и когда он стал тренером, чувствовался великий футболист, — продолжает Сёмин. — Никто в команде не владел ударом так, как он. Игроков он понимал, но в коллективе нашем сложилась напряженная обстановка, и, может быть, не до меня ему было. От него требовали результат сегодня, а не завтра. И хотя он мог по какому-то поводу вспылить, я ни разу не слышал от него грубого слова в свой адрес. Просто, наверное, он не видел для меня будущего в «Спартаке», изюминки в моей игре, характерной для настоящей спартаковской звезды. А Старостин мог подолгу беседовать со многими футболистами. Со мной не разговаривал ни разу. Видимо, тоже не считал меня значимым для команды игроком.

— Сёмин перестал попадать в основной состав, что не прибавляло ему настроения и в дублирующем, — вспоминал Никита Симонян. — В таком состоянии вернуться в главную когорту было делом нереальным. Никаких нарушений режима за ним не водилось. Формально он оставался в «Спартаке» до перехода в новый клуб.

Старостина уже не спросишь, но, может быть, все дело было в том, что подписи Сёмина не оказалось под прошением игроков о возвращении Николая Петровича. Великим ведь тоже, порой, присущи маленькие человеческие слабости, о которых простые смертные и не догадываются.