«Четыре проигранных дуэли»

Передо мной перевод статьи из газеты «Юманите», опубликованной в июле 1952 года, вскоре после того, когда наша молодая олимпийская сборная, отчаянно сражавшаяся в течение двух дней с одной из лучших команд Европы, все-таки уступила ей. Статья называется «Олимпийские размышления», в ней есть строки, посвященные нашей команде. Вот они:

«…Хотя советская сборная проиграла, она оставила очень сильное впечатление. Матч, сыгранный ею с сильнейшей в истории Югославии сборной, несомненно, войдет во все учебники футбола как образец выносливости, мужества, ошеломляющей скорости. Да, русские проиграли. Но их сборную можно сегодня сравнить с сапером, взорвавшимся при разборе неизвестной мины, но успевшим объяснить товарищу тайну действия взрывателя. И кто знает, может быть, опыт, приобретенный советскими футболистами на земле Суоми, поможет им в далеком Мельбурне»…

Эти слона французского журналиста оказались пророческими. Пролетело время, и вот в Австралии, пройдя сквозь горнило многих тяжелых испытаний, наша новая, но более закаленная сборная оказалась финалистом XVI Олимпийских игр. Теперь один шаг отделял ее от победы. На пути к этой победе вновь стояла сборная Югославии.

Жребий свел старых соперников. Между прочим, в нашей спортивной историографии этому матчу уделено крайне мало места. Скупые, лаконичные отчеты повествуют лишь о том, как был забит золотой гол. Объяснить это нетрудно: матч проходил за многие тысячи километров от Москвы. Возможности связи были в те годы предельно ограничены, а потом, в суете будней, его свидетели не нашли времени подробно рассказать о состязании, исполненном высокого напряжения, боевитости, мужества и мастерства.

Полтора года тому назад я послал три письма в адрес Федерации футбола Югославии на имя участников этого олимпийского сражения — Драгослава Шекулараца, Петера Раденковича к Златко Папеча. Как и других, я просил их вспомнить все, что касается игры Яшина в этом состязании. Но оказалось, что Драгослава Шекулараца нет в стране — он играл в то время за одну из профессиональных команд далекой Колумбии. Два других письма, как мне официально сообщили из Федерации, были переданы адресатам. Но шли месяцы, а ответа я не получал.

И вдруг радость: мой товарищ, корреспондент ТАСС, прекрасно знающий югославский спорт и пробывший несколько месяцев в этой стране, привозит на мое имя объемистый пакет. В нем оказалось долгожданное письмо от Златко Папеча, которое он написал, по его словам, после тщательных консультаций со своими товарищами, в том числе с бывшим вратарем сборной Петером Раденковичем.

Прежде чем изложить письмо, несколько слов о его авторе. Златко Папеч, несомненно, один из признанных героев югославского футбола. Игрок знаменитого клуба «Партизан» и национальной сборной, он прославился, как «форвард с железными нервами», неутомимый спортивный боец, мастер обводки и точного, неотразимого удара.

— Пожалуй, периодом наивысшего расцвета нашей национальной сборной,— пишет Златко,— было начало пятидесятых годов, когда на зеленом поле блистали такие звезды, как Бобек, Чайковский, Митич и другие. В 1952 году мы связывали с этой дружиной самые радужные олимпийские надежды, но в финале она уступила команде Венгрии.

Шло время, старая гвардия начала понемногу сдавать. Особенно плохо сборная прежнего состава выступала в 1956 году, том самом, когда ей предстояло ехать в Мельбурн. Ветераны, как назло, проигрывали один международный матч за другим, плохо провели важнейшие контрольные состязания.

И тогда руководство федерации изменило состав, введя в него молодых, но уже проявивших себя во внутреннем чемпионате и международных встречах игроков. Вместе с такими мастерами, как Шекуларац, Радейкович, Крстич, Сантек, Веселинович, пришел в национальную сборную и я.

Мы были молоды, честолюбивы и полны желанием оправдать доверие. Мы очень много тренировались, охотно участвовали в товарищеских матчах и лелеяли в мечтах мысль осуществить то, что не удалось в пятьдесят втором нашим предшественникам.

Предварительные состязания, проведенные в Мельбурне, не доставили нам особых трудностей. Встречи со сборными США (9:1) и Индии (4:1) скорее походили на напряженные тренировки. Мы получили возможность лучше сыграться, понять друг друга, опробовать наигранные комбинации.

И вот финал. Нашим соперником в нем оказалась сборная СССР. Мы знали ее убедительную силу. И несмотря на это, признаюсь откровенно, мы искренне надеялись выиграть. На чем, спросите вы, основывалось это убеждение? Я хочу ответить на этот вопрос.

Прежде всего, ваша команда прошла через тяжелые испытания на пути к финалу. По существу, лишь игра со сборной ФРГ далась ей легко. Два матча с командой Индонезии, добавочное время в драматическом поединке с Болгарией потребовали значительного расхода физической и нервной энергии. Вы пробились к финалу по скалам, мы прошли ровной, спокойной дорогой. Разве это не давало нам преимущества? К тому же было известно, что несколько игроков вашей команды получили травмы и не смогут выступать.

И, главное, мы не считали себя слабее вашей сборной. Мы видели ее в матчах, в том числе в знаменитом поединке с Болгарией, и полагали, что можем бороться на равных. Ваша сборная была так же молода по составу, как наша, так же, как и наша составлена на базе одного-двух клубов,

Мы отдавали должное мастерству и боевитости советских спортсменов, их физической закалке, непреклонной воле, но этими качествами и нас судьба не обделила.

Легкого поединка мы не ждали и со всей ответственностью готовились к нему, продумывая до деталей тактику.

Решение тренера сборной было таково: атака и только атака. С первых же минут постараться навязать сопернику свой темп. Свою волю, И обязательно добиться первыми успеха.

— Посмотрите на себя, ребята,— обратился к команде ее руководитель.— Вы похожи на великанов — рослые, крепкие, сильные. Неужели вам эта задача не по плечу?

Не знаю, что думали в ту минуту другие, я был согласен с нашим шефом. Я чувствовал необычайный прилив энергии и желание сыграть как надо.

8 декабря 1956 года было заключительным днем XVI летних Олимпийских игр. По решению оргкомитета они завершались финальным футбольным матчем.

Утро выдалось хмурым, небо от края до края заволокли тучи, сплошная серая пелена. Когда мы вышли на прогулку, пошел дождь. Кто-то предложил:

— Вернемся, переждем…

Но переждать дождь оказалось невозможным: он лил не переставая. Нудный, мелкий, холодный, какой бывает у нас в Югославии только зимой. Тренер собрал нападающих и внес поправку в тактическое задание:

— Скользкое поле. Скользкий мяч. Надо чаще и сильнее бить со средних дистанций, ребята. В таких условиях вратарю недолго и ошибиться.

Когда мы приехали на главный Олимпийский стадион Мельбурна, на его трибунах, вмещающих больше ста тысяч человек, не было ни одного свободного места. А ведь поначалу австралийцы не признавали футбола. Популяризации этой игры способствовал олимпийский турнир и, в первую очередь, встреча сборных команд СССР и Болгарин. О ней тогда много писали газеты, как интересный приключенческий фильм несколько раз повторяло в записи этот матч мельбурнское телевидение. Я сам два или три раза просматривал его от начала до конца.

Настают решающие минуты. Чем ближе начало матча, тем сильнее и сильнее волнение.

Выстраиваемся в центре поля, Я смотрю на огромное световое табло, которые потом появились на всех европейских стадионах. Там мерцают блеклые, рыжеватые нули. Кому же из нас суждено перечеркнуть их?

Звучит свисток австралийского судьи Роберта Райта. Мяч введен в игру.

Как и было задумано, мы пошли в наступление. Поначалу игра шла хорошо: несколько раз разыгрывали свои излюбленные комбинации, наступая флангами и в центре. Уже на третьей минуте быстрый, техничный Мунч, овладев мячом, срезает угол, играет «в стенку» с Веселиновичем и неожиданно сильно, резко бьет в нижний угол. Но именно там оказывается советский вратарь и берет этот труднейший мяч.

Нужно сказать, что когда мы в дни отдыха на Олимпиаде встречались с болгарскими футболистами, они все в один голос предупреждали нас:

— У русских самая серьезная сила — это Яшин.

Но, честно говоря, я тогда не придал значения этим словам. Наблюдая матч СССР — Болгария со стороны, я не увидел ничего исключительного в действиях этого голкипера. А гол, проведенный Колевым, рассеивал слухи о его «непробиваемости».

Но когда русский голкипер накрыл в самом углу ворот мяч, пробитый Мунчем, рассказы болгарских друзей почему-то сразу всплыли в памяти. И в душу закралась тревога.

Но в пылу сражения она быстро исчезла. Мы шли вперед. Через какую-то минуту-другую товарищи вывели меня на выгодную позицию.

Всего мгновенье потребовалось мне, чтобы оценить обстановку: пас пришел слева, и Яшин еще стоял ближе к левой от меня штанге. Я немедленно сильно ударил и правый угол и… мяч попал прямо в руки вашему голкиперу, который каким-то чудом — иначе это не назовешь — успел переместиться вправо. Ему не пришлось совершать бросок, делать какие-то резкие движения — он спокойно и деловито поймал мяч, направление полета которого так блестяще угадал.

Через некоторое время мне вновь представился счастливый случай: я оказался свободным в зоне штрафной площади, прямо перед воротами, и немедленно получил от своих партнеров точную передачу.

Взглянул прямо перед собой: Яшин стоял в самом центре ворот, чуть пригнувшись и вытянувшись вперед. «Надо его обмануть»,— мелькнула мысль. Я сделал ложный замах, имитируя удар влево. Он не шелохнулся. Раздумывать больше было некогда: я чуть протолкнул мяч вперед, набежал и ударил, И в эту же секунду русский голкипер резко оторвался от земли и, достав труднейший мяч, отослал его на угловой. Стадион ревел от восторга, разрывался аплодисментами, а я, отбегая к центру поля, думал о том, что произошло. Я думал, что этому человеку, заслонившему собой четырехугольник ворот, подвластно читать мысли на расстоянии. Иначе чем можно было объяснить, что он угадывает каждый мой шаг?

Мы продолжали штурм. Спасая положение, защитники советской сборной несколько раз вынуждены были отсылать мяч за лицевую ливню. Был момент, когда в течение минуты мы подали подряд три угловых.

При выполнении одного из них произошел случай, который, вероятно, хорошо памятен всем, кому довелось видеть этот матч. Мяч от флага подал на этот раз Мунч — хороший, сильный навес в зону одиннадцати метровой отметки. Кто-то из наших форвардов пытался использовать эту передачу, но его опередил защитник и головой послал мяч в поле — подальше от беды.

Я повернулся в сторону наших ворот, чтобы оценить обстановку, и увидел, как мяч, возвращенный кем-то из игроков нашей средней линии, летит прямо на меня, примерно на метр от земли.

Решение созрело молниеносно: и акробатическом прыжке я достал мяч и сильным ударом через голову послал его в том направлении, где должны были быть ворота, Стадион взревел так, что я невольно подумал об удаче. «Неужели попал?» — спрашивал я себя, вскакивая на ноги. Но передо мной был Яшин с мячом в руках. Как выяснилось тут же в летучей беседе с товарищами, удар мне действительно удался: мяч полетел точно к левой боковой стойке ворот. Но именно там, прямо на его пути, оказался мой «злой гений».

Постепенно игра выровнялась. Одну или две успешные контратаки провели наши соперники. И вдруг…

Опять пошла вперед ваша команда. Я находился неподалеку от центра поля. Передо мной был только один ваш защитник, кажется. Масленкин. Внезапно передачу советских форвардов перехватил наш «стоппер» — Радович — и сильно и точно адресовал мяч мне. Приняв передачу на полной скорости, я резко пошел вперед и как-то неожиданно даже для самого себя оставил позади своего единственного сторожа. Впереди были ворота и в них Яшин,

Рвусь вперед. Сзади слышу нервное, тяжелое дыхание. Нет, меня уже не догнать! Все ближе и ближе желанная цель. Мяч катится в ногах, как привязанный. А я, двигаясь на полной скорости, внимательно слежу за голкипером. Он стоит в своей традиционной стойке — спокойный и неподвижный, как памятник. Согнутые в локтях руки — словно два огромных крыла приготовившейся к взлету огромной птицы.

Я жду, когда он дрогнет, не выдержит, бросится мне навстречу, чтобы именно в этот момент произвести удар. Я знаю: он будет неотразим. Такие мячи, в движении, не берутся.

Но Яшин неподвижен. Неужели у этого человека нет нервов? Куда же бить? Как поступить в этот момент, который, я знаю, уже никогда не повторится.

Последний раз окидываю взглядом очерченный белыми линиями прямоугольник. Яшин неподвижен. Его взор впился в меня. Может быть, он уже знает, куда полетит мяч? Может быть, снова в кошачьем прыжке остановит его? Нет, этого нельзя допустить! Нужен сильнейший, неотразимый шут. В самый угол. Решено! Я заношу ногу. Удар! О, боже — со страшной скоростью мяч уходит в стороне от боковой стойки за лицевую линию. Я хватаюсь за голову. Стадион ревет — то ли от досады, то ли от радости. И только Яшин спокойно, невозмутимо следит за его полетом. И даже сейчас на его лице ничего не прочтешь.

…В тот раз я мог наверняка дважды поразить ворота советской сборной и не сделал этого только потому, что в них стоял Лев Яшин. В финальном матче олимпийского турнира в Мельбурне он сыграл безупречно, и своей замечательной победой советская сборная, безусловно, во многом обязана ему.

Много позже, когда к нему пришла слава, мне пришлось читать восторженные статьи о нем, как о выдающемся вратаре нашего времени. Одни отмечали его безупречную технику, другие — мудрую тактику, третьи — великолепную ориентировку… Мне лично хочется сказать, что сила советского вратаря прежде всего в том, что он великолепный психолог. Пожалуй, никто так тонко не знает «душу форварда», как он. Он умеет, как великий актер, выбрать точную мимику, предельно выразительный жест, неповторимо точное движение, которые гипнотически действуют на тех, кто сражается против него. Это яркая черта его таланта.

Мне пришлось испытать на себе силу психологического воздействия этого замечательного голкипера тогда, когда он только начинал свою жизнь в большом спорте. По-видимому, с каждым годом это неоценимое качество усиливалось в нем, помогая выигрывать одну за другой многие важные дуэли на зеленом поле во славу своей команды.

В заключение хочу сказать, что в Мельбурне мы первые от всего сердца поздравили наших советских друзей с большой и заслуженной победой, с высоким званием чемпионов XVI летних Олимпийских игр. С особым удовольствием я пожал тогда руку русскому голкиперу в знак преклонения перед его мужеством и его мастерством. И оно, это преклонение, осталось навсегда.