ФУТБОЛЬНАЯ ШКОЛА МОЛОДЕЖИ

В 1957 году мне предложили стать старшим тренером футбольной школы молодежи в Лужниках. Такие школы в порядке эксперимента были организованы кроме Москвы в Ленинграде, Киеве, Минске и Тбилиси сроком на пять лет. Но уже в 1960 году этот срок закончился; тогдашние руководители нашего футбола не осознали перспектив и возможностей таких школ, хотя из них и вышли высококвалифицированные футболисты, ставшие со временем известными мастерами. Оправдывая попытку ликвидировать школы, тогдашний председатель президиума Федерации футбола СССР Валентин Александрович Гранаткин заявил: «Мы откроем школы подобного плана при командах мастеров».

Группа родителей наших учеников, узнав об этом, написала протестующее письмо, которое опубликовала газета «Советская Россия». Выступление газеты как-то подействовало, и школу при Центральном стадионе в Лужниках сохранили, правда без стипендий и других материальных стимулов как для учащихся, так и для преподавателей.

Пожалуй, то была моя первая встреча с мальчишками в полном смысле этого слова. Вспоминаю, как на вопрос: «Любите ли вы детей?» — знаменитый французский актер и режиссер Жан-Луи Барро ответил: «Не больше двух одновременно». А мне было по душе общество сразу двадцати, и то были не просто дети, а футбольные сорвиголовы, грезившие именами тех мастеров кожаного мяча, которые блистали в обозримом для моих питомцев времени. Все, что им говорили тренеры — мои коллеги по школе, эти мальчишки слушали с раскрытыми ртами и спешили «поверить алгеброй гармонию», хотя и представления не имели ни о той, ни о другой. Меня они тоже хорошо слушали.

Спустя годы я узнал от Володи Федотова, что в 1957-1960 годах многие учащиеся лужниковской ФШМ стриглись «под Бескова» — подражали мне в прическе. Что лукавить, приятно было об этом услышать: значит, уважали (а я как-то и не приглядывался к их шевелюрам).

Принимали в школу совсем маленьких, таковыми считались одиннадцати-двенадцатилетние (поступающие сегодня еще моложе). С первого года моей работы в ФШМ мы стали устраивать чемпионаты Москвы для различных детских команд одинакового возраста. В пятьдесят седьмом один тайм матча в таком турнире продолжался двадцать минут, годом позже — уже тридцать. Если наши соперники за весь детский чемпионат сумели забить самое большее 60 мячей и пропустить минимум 17, то фэшээмовцы забили 107, а пропустили всего пять; полагаю, это свидетельствует об уровне их подготовки.

У каждого тренера нашей школы была своя группа. У меня — ребята 1939 года рождения; среди них были Валерий Короленков, Виктор Шустиков, Олег Сергеев, Евгений Журавлев…

О том, как мы занимались, вспоминает заслуженный мастер спорта Виктор Михайлович Шустиков в книге «Футбол на всю жизнь»:

«Константин Иванович сначала очень толково объяснял нам технику выполнения какого-то элемента, приема или проведения комбинации. Потом показывал, как это нужно делать. Показывал не один раз, а несколько — сначала медленно, словно в рапидной съемке, потом на скорости, в бурном темпе. После его показа сразу становилась ясна суть приема. Он спрашивал:

— Все понятно? Тогда прошу каждого проделать то же самое.

И у нас почти сразу получался прием. Константин Иванович радовался, мне кажется, этому больше, чем мы сами.

Он всегда зажигал ребят личным примером. На занятиях по общефизической подготовке скажет: «Кросс тридцать минут», станет во главе группы и ведет ев по безлюдным аллеям, по асфальтовым и песчаным дорожкам, ныряет в овраги, поднимает цепочку по косогору. «Ну как, устали?» — спросит на ходу. Мы смотрим на его слегка раскрасневшееся лицо, видим, что у него почти ровное дыхание, и нам ничего не остается, как Дружно прокричать: «Нет, Константин Иванович!»

Уже после, попав в основной состав «Торпедо», я понял, что Бесков строил занятия с нами на уровне требований команды мастеров.

…В ту пору у нас в стране проводилось первенство футбольных школ молодежи. В 1957 году я попал в сборную Москвы. Турнир проводился в Харькове… И вот мы совершаем круг почета. Я иду впереди, подняв над головой завоеванный кубок, а рядом — счастливый, но внешне по-прежнему невозмутимый Константин Иванович Бесков.

Это были последние дни учебы. Вскоре из школы вышли в Большой футбол Володя Федотов, Гена Логофет, Игорь Численко, Геннадий Гусаров, Олег Сергеев, Николай Маношин… За последующие годы юношеский футбол не дал столице и половины игроков такого класса, как эти. Вот вам и ответ на вопрос: откуда берутся таланты? Они рождаются там, где с ребятами работают умные, талантливые, с большой душой педагоги».

В пятьдесят восьмом году руководство Федерации футбола СССР решило направить меня в качестве наблюдателя на чемпионат мира в Швецию. Вероятно, учли, что я вместе с Г. Д. Качалиным готовил олимпийскую сборную, которая затем выиграла золотые медали в Мельбурне, а также мой сравнительно молодой возраст (37 лет) и не исключавшуюся возможность возглавить ту или иную команду мастеров. На чемпионат мира по футболу мы, советские спортсмены, ехали тогда впервые. Для меня этот турнир стал подлинной футбольной школой, я впитывал каждую деталь, каждый штрих всемирного футбольного спектакля.

И здесь хотелось бы привести отрывок из книги Льва Ивановича Филатова «Ищи борьбу всюду», посвященный тем памятным дням:

«Я жил в одной комнате с Константином Ивановичем Бесковым, командированным в Швецию в качестве тренера-наблюдателя. В те часы, когда шел первый для нас матч чемпионата СССР — Англия, он был в другом городе, на встрече наших следующих противников — Бразилии и Австрии.

Пришла ночь, мы улеглись, погасили свет. Но мне не спалось после стольких переживаний, да и Бесков, я слышал, ворочался.

— Знаете, — проговорил он тихонечко, словно опасаясь, что его услышат за стенкой, — чемпионами станут бразильцы…

— Будет вам! — возразил я. Мне памятны были выступления в Москве бразильских клубов «Байя» и «Атлетико Португеза», игравших в мягкий, изящный, кошачий футбол, удивительно непрактичный, словно не от мира сего.

— Вот увидите, — твердо сказал Бесков.

Тут я встревожился: ведь со мной говорил большой мастер футбола.

— Почему же вы так думаете?

— Бразильцы умеют все, что можно уметь. Я не представляю, как можно сыграть лучше, чем они с австрийцами. 3:0! Как легко, как красиво, без всяких шансов у противника…

— Но мы же с вами видели бразильцев раньше, — попытался я сопротивляться.

— Нет, эти совсем другие. Вот увидите, — строго и упрямо повторил Бесков. — Но только пусть это останется между нами.

Его просьба была понятна: столь категорическое мнение наблюдателя могло вызвать неудовольствие в нашей делегации…»

Интересное воспоминание. Что же дало основание определить по ходу и результату первого увиденного на турнире матча, кто именно станет чемпионом мира? А если бы среди других команд — участниц чемпионата оказалась еще более искусная и сыгранная?

Годы, предшествовавшие мировому первенству в Швеции, я прожил, как говорится, не в безвоздушном пространстве. Видел фактически все европейские сборные и очень многие клубные команды, имел достаточное представление и о латиноамериканском, и об африканском, и об азиатском футболе. Неплохо знал, в частности, австрийский футбол, некогда славившийся «венскими кружевами», к 1958 году — добротный, схожий и с футболом ФРГ, и с французским, шведским, чехословацким: довольно высокий уровень, незаурядные исполнители, такие, к примеру, как Буцек, Зенкович, Хорак. Правда, у австрийцев был тогда крен в сторону откровенно силового стиля, но, полагал я до их встречи с бразильцами, может быть, именно атлетический натиск и принесет успех — в состязании с мягкими, обычно слишком увлекавшимися техническими трюками, не слишком стойкими прежде игроками из Рио и Сан-Паулу? Не зря же их прозвали жонглерами.

С первых минут матча Австрия — Бразилия я увидел четко оформившуюся, новую для нас, европейцев, гибкую и эффективную систему. Она была подогнана предельно до микрона, все футболисты расставлены в точном соответствии со своими физическими данными, действовали безошибочно, и буквально каждый был виртуозом мяча. Система 4+2+4, словно пружина с ударным бойком, сжималась при атаке соперников и распрямлялась при своей атаке, нанося неотразимый укол. Опасные рейды вперед крайних защитников, постоянное численное преимущество в обороне и нападении, и никакой попытки подстроиться под противника — нет, только своя, оригинальная игра! Явный сдвоенный центр защиты, явный сдвоенный центр нападения. Игра очень широким фронтом атаки (как тут не вспомнить примету театральных режиссеров — тот из постановщиков спектаклей искуснее, кто использует всю площадь сцены, а не собирает исполнителей на мизансцену только в центре подмостков). Крайние нападающие действуют у самой бровки поля, растягивая оборону противников (при этом левый крайний. Загало, несколько оттянутый назад, тоже двигался вдоль бровки), вынуждая крайних защитников противника отходить к боковой линии, отчего создавались бреши между центральным и крайними обороняющимися, и в эти бреши прорывались полузащитники бразильской команды.

Все, что делали бразильцы, выполнялось так, будто это был естественный образ их существования: без малейшего напряжения (по крайней мере, видимого), без какого-либо «трудно, очень трудно нашим ребятам…» Три сухих мяча в ворота сборной Австрии дались воспитанникам Висенте Феолы, на взгляд со стороны, легко. Мысленно сравнив эту чудо-команду со всеми теми, которые были мне знакомы до этого часа, я понял, что передо мной — новые чемпионы мира. Но сказал об этом лишь Льву Ивановичу Филатову.

— Вы сказали, что система 4+2+4 оказалась «новой для нас, европейцев». Но вы же сами в московском «Динамо» в послевоенные сороковые годы применяли эту схему расстановки игроков.

— Ту нашу расстановку определить как систему 4+2+4 можно было лишь ретроспективно. Она, вынужден повториться, сложилась стихийно, в силу особенностей того или иного игрока, его привычек (мы с Карцевым играли каждый в центре нападения до прихода в «Динамо», Леонид Соловьев — в центре защиты, поэтому невольно тяготели к центровой позиции). Михаил Якушин закрепил, утвердил наши самодеятельные сдваивания, но ушел из команды он, ушли некоторые другие реализаторы этой схемы, и «Динамо» надолго вернулось к старому доброму «дубль-ве».

На чемпионате мира в Швеции преимущества бразильской системы перед «дубль-ве» стали очевидны не только мне одному. Наблюдатели из многих стран изучали бразильцев, снимали их игры на кинопленку, пытались наскоро скопировать, перестроиться — ничего не получалось. Бразильцев изучали и французы, и шведы, еще не зная, что им предстоит сразиться с командой Феолы в полуфинале и финале. И что же? Оба матча, с французами и шведами, бразильцы выиграли с одинаковым счетом — 5:2, подтвердив свой задорный девиз: «Нам забивают, сколько могут, мы забиваем, сколько хотим».

Возвратившись с чемпионата мира в ФШМ, я старался как можно подробнее и нагляднее рассказать нашим ученикам обо всем, что увидел. На макете показывал расстановку бразильских игроков и их соперников, объяснял преимуществе применяемой бразильцами системы. Мальчишки, конечно, слушали и смотрели как зачарованные.

Иногда меня спрашивают: как же удается запечатлеть в памяти игровые моменты многих матчей? Видимо, здесь «срабатывает» профессиональный уровень. Многие специалисты запоминают матчи от начала до конца. Сравните с шахматами: гроссмейстер легко восстановит все ходы партии, сыгранной много лет назад. А футбольный тренер должен свою партию еще и рассчитать на много ходов вперед.

Повторяю, мальчишки упивались этими рассказами. И тем из них, кто по-настоящему любил футбол, это пошло на пользу. Но надо признать, что условия работы и занятий в ФШМ были посредственные. В каждую группу набирали до двадцати мальчиков, однако на зиму приходилось оставлять лишь двенадцать из них, а остальных добирать весной. Залы в школе были баскетбольного размера; в таком зале одновременно могли заниматься только шестеро ребят и тренер.

Да и в теплое время года мы не часто получали в свое распоряжение полноценное футбольное поле. У ФШМ не было и загородной базы. Периодически по собственной инициативе мы приобретали путевки в подмосковные пансионаты, везли туда ребят и за неимением при пансионате футбольного поля тренировались на какой-нибудь более или менее подходящей лужайке. Тем не менее ФШМ дали отечественному футболу целую когорту игроков высокой квалификации, многие из которых выступали в сборных командах страны.

— Все так, Константин Иванович. А не тосковала ли тренерская душа, посвятив себя воспитанию ребят, по большому футболу? Не хотелось ли возглавить команду повзрослев?

— Еще бы не хотелось! Между прочим, мы вместе с Александром Пономаревым в 1958 году стали тренировать молодежную сборную СССР, и в том же году она выиграла турнир в Генте (это в Бельгии, в провинции Верхняя Фландрия). Ну а когда Гранаткин объявил, что эксперимент с ФШМ заканчивается, пришлось задуматься над тем, что мне делать дальше.