ОЛИМПИЙСКАЯ СБОРНАЯ, 1955

С Качалиным у нас с самого начала сложились очень хорошие отношения. И не удивительно: интеллигентный, доброжелательный, справедливый, Гавриил Дмитриевич к тому же выступал некогда за московское «Динамо», и какое-то время мы даже играли вместе. Словом, легко нашли общий язык, и ни малейших трений между нами не возникало.

После разгона в 1952 году до конца 1954-го сборная СССР ни разу не созывалась. Мы с Качалиным начали создавать ее заново. Призвали под знамя сборной не только признанных мастеров из «Спартака» и «Динамо», но и молодых, в том числе почти или совсем не известных широким кругам почитателей футбола. Например, привлекли из класса «Б» нападающего Юрия Кузнецова. Спустя годы, став заслуженным мастером спорта и одним из самых популярных в стране футболистов, Кузнецов вспомнил об этом в книге-сборнике «Играя, сужу об игре»:

«В 1954 году «Нефтяник» выступал в финальной пульке команды класса «Б» в Донецке. Там после окончания игр («Нефтяник» занял третье место) второй тренер сборной СССР Константин Иванович Бесков включил меня а состав команды, выезжавшей на тренировочный сбор и матчи в Индию. В 1955 году я сыграл за второй состав сборной СССР со шведами… В том же году стал выступать за московское «Динамо».

Мы пригласили в сборную и 20-летнего Валентина Иванова, й 17-летнего Эдуарда Стрельцова из «Торпедо». Один из них появился в команде совсем недавно, другой чуть раньше, но его не часто привлекали в основной состав автозаводского клуба (не могу представить, чем Иванов не понравился тогдашним своим наставникам). Мы начали наигрывать в атаке этот оригинальный тандем, углядев в нем будущую грозную силу сборной команды.

— Позвольте мне опять прервать вас, Константин Иванович.

Валентин Иванов, один из самых ярких футболистов пятидесятых-шестидесятых годов, один из основных бомбардиров тогдашней сборной, стал авторитетным тренером, под руководством которого «Торпедо» завоевывало медали разного достоинства в чемпионатах и Кубок СССР. Он известен как человек колючий, способный «резануть» правду-матку в глаза кому угодно. Тем ценнее для читателя его мнение о тренере, от которого он ни в чем не зависит. Вот строки из книги Иванова «Центральный круг»:

«Бескова вы легко выделите с первого взгляда в самой большой толпе, даже если прежде никогда его и не видывали. Так невольно замечаешь человека, который и одет, и выбрит, и причесан лучше всех. Уверен: никто и никогда не видел его иным. Каждая мелочь в туалете Бескова тщательно продумана, абсолютно гармонирует с остальным, и — ни одного яркого пятна. Так одеваются скорее дипломаты или крупные режиссеры… Не знаю, есть ли на свете более изнуряющая душу и тело работа, чем работа футбольного тренера. Но ни годы, ни удары судьбы — а их он испытал, пожалуй, больше, чем многие его коллеги, — будто и не меняют Бескова, только все выше поднимается седина на его висках. И в дни побед своей команды, и в дни горчайших ее неудач он одинаково любезно раскланивается, придя на стадион, с многочисленными своими знакомыми — журналистами, судьями, тренерами, просто болельщиками, которые стремятся попасть ему на глаза. Не могу представить себе Бескова не то что кричащим — даже повысившим голос. Это вовсе не означает, что он не может сказать резкие, обидные слова. Но все это — ровным голосом, и во фразе, как правило, длинной и обстоятельной, обязательно будут и подлежащее, и сказуемое, и придаточное предложение…

Внешняя корректность чаще всего свойственна людям бесстрастным. Бесков — страстный человек. Его страсть — футбол. Говорить о футболе он может сколько угодно, а думать о нем не перестает, по-моему, никогда. Здесь, как в собственном костюме, для него не существует мелочей: все важно и все значительно. Любую мелочь он готов объяснить и повторять хоть тысячу раз, пока не уверится, что его поняли и с ним согласились. И от своего, даже в пустяке, он не отступится ни за что на свете…»

— Валентин обрисовал меня каким-то упрямцем. Я стою на своем, когда вижу несомненную пользу делу, футболу, игре. Не стану же я просто так, из амбиций/ отстаивать какой-нибудь действительно пустяк…

— А он, Константин Иванович, и не имеет в виду пустяк. Он как раз имеет в виду футбол, пользу делу. Но я продолжу цитирование.

«Однажды Володя Федотов рассказывал:

— Во время чемпионата мира 1958 года Интервидения не было, во всяком случае для граждан нашем страны. Я тогда занимался в ФШМ у Бескова, а он как раз съездил в Швецию на чемпионат наблюдателем. Так вот, без всякого телевизора я знал и помнил во всех подробностях каждую игру бразильцев, каждый забитый ими гол. Все это рассказал нам Бесков. Рассказал и показал на доске. И объяснил, как и почему все было. И кто куда бежал, и кто где стоял, и кто в какой миг ошибся. И как кто должен был сыграть, но не сыграл…

А Валентин Иванов вспомнил разборы игр, которые проводил Бесков в «Торпедо». Они продолжались иногда часа по два, а если бы мы, устав, как после трудного матча, не роптали, длились бы, наверное, бесконечно. И не то удивительно, что Бесков помнил сыгранный матч так же, как гроссмейстер помнит только что сыгранную партию. Кажется, он столь же детально представлял себе и будущую игру со всеми ее возможными вариантами. На установке он «проигрывал» за каждого футболиста его партию и старался внушить игроку во всех подробностях, что тот должен делать, если противник сыграет так или эдак или изберет третий путь. И все это мы репетировали и репетировали на тренировках. А после игры — иногда не сразу, а через неделю — Бесков мог вдруг подойти и сказать по поводу какого-нибудь совершенно незначительного, всеми забытого эпизода, который даже не привел к острому моменту: «Видишь, как здорово там получилось». Это значит, что какую-то комбинацию (сыграли в «стенку» или сделали «скрещивание») мы провели «по Бескову», в точности так, как разучивали заранее… Его память хранит несметное множество игровых ситуаций, в которых участвовал он сам или свидетелем которых был, и каждая из них может служить темой урока.

…Тогда, в начале лета 1956 года, за несколько месяцев до Мельбурнской олимпиады, я был благодарен тренеру сборной Г. Д. Качалину и тренеру «Торпедо» К. И. Бескову, только что принявшему нашу команду, за то, что они без всяких колебаний доверили мне место в основных составах своих команд».

Надо пояснить читателю смысл последнего цитируемого абзаца из текста Иванова: летом 1956 года он был жестоко травмирован, десять месяцев медики делали все возможное, чтобы вернуть футболу замечательного нападающего. Качалин и Бесков верили в него и, в какой-то степени оба рискуя, включили в основной состав сборной и «Торпедо». Жизнь доказала, что оба тренера не ошиблись. Валентин Иванов вырос в большого мастера, одного из тех, кто прославил футбол нашей страны.

Гавриил Дмитриевич Качалин поручил мне проводить с игроками сборной разнообразные упражнения, отрабатывать с нападающими и полузащитниками удары по воротам. Я занимался этим с удовольствием, игроки — тоже.

Приближался главный экзамен сезона, да и не только этого сезона. В Москву летом 1955 года должна была приехать сборная ФРГ, чемпион мира 1954 года. К тому же прежде наша национальная команда никогда с чемпионами мира не встречалась.

Примерно за месяц до этого матча стало очевидно, что обе наших центрфорварда — Никита Симонян и Эдуард Стрельцов — выступить против сборной ФРГ не сумеют: один заболел, другой был травмирован. Я предложил поставить в центр атаки Николая Паршина. Мотивировал это так: сборная составлена на базе московского «Спартака», нападающие Татушин, Исаев, Сальников и Ильин, а также полузащитник Нетто четко взаимодействуют именно с Паршиным, привыкли к нему. Да, он не может быть назван игроком экстра-класса, виртуозом, но умеет в нужный момент оказываться на голевой позиции, результативен.

На совещании руководителей отечественного футбола В. В. Мошкаркин, услышав предлагаемый состав команды, заявил:

— Паршин в центре нападения сборной — это позор для советского футбола!

Мне пришлось вновь изложить свои аргументы. Удалось убедить руководство. Николай Паршин вышел на поле и вскоре забил в ворота западногерманского голкипера Фрица Геркенрата первый мяч и внес оптимистичную ноту в начало матча, который был выигран со счетом 3:2. Футбольному миру стало ясно, что сборная СССР возродилась, она сильна и жизнеспособна.

Больше года проработал я вторым тренером в команде, которой было суждено выиграть Олимпийские игры в Мельбурне. Правда, в Австралию со сборной я не поехал — тому была причина, о которой сейчас расскажу. Не мне судить, каков мой вклад в победу советской команды на Олимпиаде, но полтора года кропотливой работы все же что-то значат и для меня самого, они принесли немалое творческое удовлетворение.

В конце сезона 1955 года мне вдруг предложили принять в качестве старшего тренера команду московского «Торпедо». Чрезвычайно заманчивое предложение: первая самостоятельная работа, возможность на деле проверить свои принципы, идеи и попытаться воплотить в жизнь концепцию создания сбалансированного, остро атакующего и цепко обороняющегося коллектива. Я смолоду впитывал все то, что давали нам ведущие партнеры и такие тренеры, как Борис Аркадьев и Михаил Якушин. Примерял их взгляды и выкладки к своим представлениям о тактике, учебно-тренировочном процессе, индивидуальной и коллективной подготовке игроков, о стратегии команды в длительном чемпионате и в блицтурнире… Теперь все это можно было переосмыслить, систематизировать и вынести «на натуру», на футбольное поле, где ты уже не второй, а старший, и твое слово — решающее…

Я подумал, что сборная, набравшая темп, уверенную игру, способна добиться многого в опытных и искусных руках Качалина. Следовательно, мой уход из нее не будет дезертирством. И я дал согласие принять «Торпедо». Качалин не был обижен моим решением; вообще, все причастные к работе сборной меня правильно поняли.

Между прочим, в материальном отношении я заметно проигрывал: в сборной мой оклад был 3 тысячи рублей в месяц (значит, 300 — напоминаю, дело было до денежной реформы), в в автозаводской команде 2 тысячи рублей. Однако самостоятельность, возможность творить, экспериментировать, реализовать собственную концепцию перевешивали любые «но».