«УХОДИТЬ НАДО ВОВРЕМЯ»


Человеку со стороны понять мое тогдашнее настроение трудно. Из футбольных справочников известно, что в сезоне 1953 года «Динамо» Провело тринадцать международных встреч, одержало восемь побед, три матча закончило вничью и лишь два проиграло. Соперники были, как говорится на современном жаргона, «не подарок»: дважды — сборная Чехословакии, сборные Румынии и Албании. Сборные против клубной команды! И с «Юргорденом» свела судьба, и с венским «Рапидом», и в Дании довелось сыграть, и в Индии. Так вот, в справочниках черным по белому напечатано, что Бесков забил в этих матчах шесть мячей. Не смогли обогнать меня молодые, подававшие надежды Рыжкин, Шабров, Владимир Ильин. Так почему же «пора уходить»?

В 1948 году мне в числе других известных в то время футболистов предложили поступить без отрыва от соревнований к Высшую школу тренеров (ВШТ). Предложили это и Хомичу, Леониду Соловьеву, Трофимову, Карцеву и другим (называю лишь одноклубников). Учиться, тренироваться и играть в полную силу оказалось более чем трудно. Утром раненько просыпаешься и, откровенно говоря, думаешь: «Идти или не идти сегодня на улицу Казакова?» (то есть в Институт физкультуры, в помещениях которого базировалась ВШТ). Ну, как говорят англичане, делаешь над собой усилие и отправляешься, так чтобы успеть к 8.00 на занятия (между прочим, проснуться для этого нужно в 6.30). Изо дня в день такое выдержать, особенно после напряженного сезоне, способен не каждый. Некоторые хорошие футболисты бросали Высшую школу тренеров, отсеивались: тяжело совмещать.

Убежден, что стоило выдержать это испытание. Футбол нам преподавал в ВШТ Михаил Давыдович Товаровский, один из первых тренеров «Динамо». Он и в 1938-м динамовцев тренировал. Это Товаровский организовал в Государственном институте физкультуры кафедру футбола и хоккея, стал автором опубликованных трудов по технике и тактике игры.

В ВШТ работали и другие авторитеты. Так что, если испытываешь настоящий интерес к тренерскому делу, можно многое почерпнуть для будущей профессии.

Но суть не только в занятиях; наверно, как говорится, пора было честь знать: к началу пятьдесят четвертого года из той плеяды, которая участвовала в турне по Англии, остался я один… Первым покинул нас, перейдя в сорок шестом в «Спартак», Николай Дементьев… Он знал свои диспетчерские способности, которые и проявил блестяще в «Спартаке». А у нас в «Динамо» было много тогда мастеров, с которыми ему пришлось бы соперничать; были и серьезные претенденты на место в команде, к которому тяготел Николай Тимофеевич. Большая конкуренция была тогда в «Динамо». Думаю, Дементьев поступил разумно: в «Спартаке» он пережил поистине вторую молодость, внес большой вклад в успехи команды и всего нашего футбола.

Дементьев и в «Спартаке» оставался шутником-выдумщиком, умевшим поднять настроение товарищам. Николай Гаврилович Латышев вспоминает об одном своем «столкновении» с Николаем Дементьевым. «В пятидесятых годах судил я встречу «Спартака» и киевского «Динамо», — рассказывал Латышев. — Буквально перед самым выходом на поле у меня остановился хронометр. У кого попросить часы? Смотрю, на обе руки спартаковского тренера Петра Исакова надето по нескольку пар часов: на время матча футболисты отдали на хранение. «Петр Ефимыч, одолжи на игру часики, а то мои встали. Дай вот эти, Николая Дементьева, я их узнаю». — «Бери, пожалуйста», — отвечает Исаков. Сужу встречу. Дементьев забивает гол из офсайда, я не засчитываю. «Почему не засчитываете, товарищ судья?» — спрашивает Дементьев. «Положение «вне игры» у вас было», — объясняю. Дементьев несколько мгновений молчит и вдруг заявляет: «А ну снимай-ка мои часы!» Окружавшие нас игроки обеих команд рассмеялись…»


— Знаете, Константин Иванович, мне тоже довелось наблюдать Николая Тимофеевича. На дне рождения Игоря Нетто, на его 50-летии, я оказался как старый школьный товарищ: как я уже упоминал, мы учились с Игорем Александровичем в одной школе. Остальные гости были футболисты московского «Спартака». Николай Тимофеевич произнес тост: «Подумай, Игорь, тебе сегодня на старые деньги пятьсот лет исполнилось!» Такая шутка, сказанная а футбольной раздевалке, привела бы команду в отличное расположение духа перед выходом на поле…

— В каждой команде, как правило, наличествует свой вариант Василия Теркина, Тиля Уленшпигеля, Ходжи Несреддина — неформального лидера, как теперь говорят. Человека, поднимающего настроение. У нас в «Динамо» всегда были мастера разыграть, подшутить.


— Раз уж зашла у нас речь о том, чего не видит или на слышит зритель, позвольте задать вам, Константин Иванович, такой вопрос. Осенью 1989 года в интервью газете «Советский спорт», уточняя обстоятельства вашего снятия с должности старшего тренера сборной СССР в 1964 году, вы описали сцену, разыгравшуюся на заседании президиума Федерации футбола СССР: «Особенно усердствовали на заседании президиума его тогдашний председатель Николай Ряшенцев и Михаил Семичастный, работавший в тот период, если не ошибаюсь, в городском совете «Динамо». «Какой из Трофимова тренер?» — вопрошал Семичастный (Василий Трофимов был вторым тренером сборной, которую вы возглавляли). Ну, Трофимов потом доказал, какой он тренер, в московском «Динамо» и в сборной СССР, но уже по хоккею с мячом. Хотя, уверен, мог бы доказать и в футболе. Но он настолько близко к сердцу принял эту вопиющую несправедливость, что ушел из футбола раз и навсегда». Не могу понять, Константин Иванович; неужели Михаил Семичастный, столько лет игравший в одной команде с Василием Трофимовым, так сказать варившийся в одном котле с ним, общавшийся так, как общаются члены семьи, настолько не верил в своего, несомненно талантливого, товарища? Чем объяснить такое высказывание на заседании президиума федерации?

— Не могу ответить. У каждого свое мнение, свои мысли. В чужую душу не проникнешь. Вот вы, например, играли когда-нибудь в футбол в более или менее постоянной команде?


— Играл. Конечно, не в командах мастеров, а в самодеятельных, но состав у нас годами был один и тот же: все мы были сослуживцы.

— И что, все общались душа в душу? Никто ни с кем не конфликтовал, не ссорился? Всегда в коллективе кто-то нравится кому-то больше, кто-то меньше.


— Вы правы. Вспоминаю интервью, которое дал мне космонавт Олег Григорьевич Макаров. Я все допытывался, бывают ли между космонавтами в полете или на земле ссоры, конфликты, бывают и возможны ли среди них люди с трудными характерами. Макаров отвечал уклончиво. И спросил меня: «У вас на работе такое случается?» — «Да». — «Ну вот, а у нас — та же работа, с одной лишь разницей, что вы у себя на службе посуду не моете и кабинеты не подметаете, а в космическом полете и это нужно делать. В остальном — все как у людей».

— Нельзя не согласиться с космонавтом. В футбольной команде тоже кто-то дружит с кем-то больше. В момент игры все заодно, все — единое целое. Но игра кончается, и проявляются особенности, свойства, взгляды каждого. Яркие индивидуальности…


— Рассказывая о матче с «Норчепингом» в 1947 году, вы, между прочим, заметили, что забили в шведские ворота три мяча из пяти. Я разыскал номер газеты «Советский спорт», вышедший через день после матча, 28 октября, с репортажем из Стокгольма «Пять мячей в воротах «Норчепинга» (подзаголовок — «Триумф московских динамовцев»), в котором говорится: «Блеснул Бесков, которого шведские газеты называют лучшим игроком «Динамо». Через несколько дней в репортаже «Снова 5:1!», переданном по телефону из Гетеборга, приводятся любопытные подробности: «Видя, что Бескова неизменно держат двое, динамовцы используют образовавшиеся бреши. Свободу действий получает Трофимов, прорывается в освободившуюся зону — 2:0. На 34-й минуте Трофимов, оказавшись на месте правого инсайда, принимает пас от Сергея Соловьева, который переместился на правый край и красивым ударом в нижний угол забивает третий мяч…»

— Трофимов играл мастерски. Знаете, в театре говорят: «Чем большой мастер отличается от плохого актера? У большого мастера двести штампов, у плохого актера — три». Так вот, арсенал приемов Трофимова был очень богат.


— Не случайно вы в своей книге «Игра нападающих» приводите в пример именно Трофимова, описывав приемы, обманные движения и отвлекающие действия, хотя бы вот это место:


«Когда Трофимову удавалось обойти противника и тот пытался его догнать, наш нападающий вдруг резко замедлял бег, Противник делал то же самое, но вновь предпринятый Трофимовым внезапный рывок позволял ему уходить от противника…»


Или: «Бывали случаи, когда нападающему удавалось обвести двух или даже трех защитников, а затем и вратаря и забить гол. Обводить защитников можно и необходимо в тех случаях, когда партнеры — не в лучшей позиции, а противники один за другим нерасчетливо атакуют нападающего; такими острыми индивидуальными действиями отличались В. Трофимов, В. Бобров, Б. Пайчадзе…» Книга вышла в издательстве «Физкультура и спорт» в 1958 году.

— Это у вас второе издание, А первое вышло в свет в 1956 году. Книга пригодилась мне во время работы в футбольной школе молодежи в Лужниках, стала учебником Для ребят этой школы, В свое время издательство предложило мне написать пособие «Игра нападающих», в выполнил этот заказ как мог.


— Надо сказать, очень обстоятельная, скрупулезно выписанная методическая работа — эта книжка. Все учтено: и тактика звеньев нападение, и тактика всей линии атаки, и расположение атакующих игроков на поле в различных ситуациях, и создание выгодной позиции партнеру, и выход на ударную позицию, и техника дриблинга, ударов

по воротам… И заключительный раздел «Несколько советов футболисту» охватывает прочие стороны его спортивной жизни: и как держать режим, воспитывать в себе волю, и как сохранять нормальные отношения в коллективе. Написанная больше трех десятилетий назад, эта книга полезна футболисту и сегодня. Но в одном хочется вас упрекнуть. Вы не коснулись того, как сочетаются особенности характера, личности того или иного игрока с манерой и стилем его игры. Что такое его недостатки, действительно ли они, как гласит поговорка, продолжение достоинств? Или наоборот? Ну, к примеру, Сергей Соловьев. Знаменитый таран, мощный, неудержимый, на вид даже свирепый, — каков он был в быту, в общении с товарищами, с окружающими людьми?


— В быту Сергей Александрович был мягким, очень добрым, несколько стеснительным человеком. Тут есть психологическая загадка: возможно, внутренние противоречия этой мягкой натуры находили выход в его грозных атаках на футбольном поле. Но описывать в методической книге нюансы характеров, разгадывать психологические парадоксы — такая задача передо мной не стояла. «Игра нападающих» — значит игра. Зато сейчас, на этой странице, я могу сказать, что с нежностью и благодарностью вспоминаю своих собратьев-динамовцев, с которыми играл. И конечно же Сергея Соловьева, так рано ушедшего от нас. Пятидесяти двух лет. Да… Григорий Иванович Федотов, великий наш центрфорвард, прожил всего сорок один год…


— В своей книге «Записки футболиста», вышедшей в свет в 1959 году, уже после его кончины, Григорий Иванович в главе «Слово о тактике», отдавая должное главным соперникам армейцев конца сороковых годов, то есть вам, динамовцам, написал: «Наша защита получала задание прикрыть прежде всего Бескова, организатора динамовских атак». Насколько известно, армейская защита с этим заданием далеко не всегда справлялась.

— Не в том суть. Не знаю другого такого футболиста, каким был Федотов. Вроде бы неудобно мне об этом говорить: он мне родня, у нас с ним общий внук, сын моей дочери Любы и Володи Федотова — Гриша. Но когда Григория Ивановича не стало, его сыну Володе было всего четырнадцать лет, а нашей Любе — десять; того, что у нас будет общий внук — Федотова и Бескова, Григорий Иванович и предположить не мог. Это был действительно великий футболист. Если бы не бесконечные травмы, не беспощадная «рубка» по ногам, которую позволяли себе некоторые «защитники»… Он выдавал поразительные пасы партнерам. Он неотразимо бил по голу — с такой легкостью, с какой люди дышат… Между прочим, и для Федотова настал момент, когда он решил перестать играть. Иногда выступал лишь за ветеранов, и в этих ветеранских матчах мог вдруг вколотить могучим ударом с лёта мяч в самую «девятку», в верхний угол ворот.


— Одни уходят в команды ветеранов, другие — учиться. Что вам, Константин Иванович, дала Высшая школа тренеров?

— Большой объем специальных знаний по организации учебно-тренировочного процесса, по физиологии, физическому воспитанию. Теоретические познания добавились к практическому опыту игрока. Это и требуется современному тренеру.


— И все-таки как-то тяжело прощаться с футболистом, который еще мог бы показать класс в игре. В конце 1953 года в английской газете «Дэйли уоркер» спортивный обозреватель Эрик Батлер написал: «Арсенал» собирается встретиться вновь с московским «Динамо». В этой команде уже нет великого Хомича и вообще осталось только одно знакомое британским любителям спорта лицо: великий Бесков, участник победного матча с «Арсеналом» 1945 года. Остальные из той когорты уже не выступают в «Динамо»…» «Арсенал» приехал в Москву в 1954 году, встретился с динамовцами, но вас, увы, уже не было в их рядах…

— Уходить надо вовремя. Тренеры и товарищи по команде обязаны найти в себе силу и принципиальность, чтобы сказать ветерану откровенно: «Пора, брат…» Ну что ему сидеть на скамье запасных и тоскливо ждать, наступит ли момент, когда «подпустят» за десять минут до финального свистка! Чувствовать на себе сожалеющие или снисходительные взгляды юных «хозяев жизни» из дублирующего состава!

Сознание своей зависимости, беспомощности, невозможности изменить ситуацию разрушает психологический фундамент футболиста, подрывает остатки его веры в себя. А если при этом он пытается составить оппозицию тренеру, организует группы обиженных и портит, таким образом, микроклимат в коллективе, ему просто нужно помочь уйти. Тут уж ничего не поделаешь.

Сегодня стало легче объяснять ветерану, что его время истекло. Объяснять надо не на основе субъективных впечатлений, а с цифрами и фактами в руках. Например: «Чтобы считаться активно действующим игроком, нужно совершить минимум восемьдесят игровых действий (передач, ударов, отборов мяча и т. д.) с минимальным процентом брака А ты, мой друг, совершил их за матч всего тридцать и половину — с браком, в пользу противника. И так уже не один-два раза в нынешнем сезоне, а почти каждую игру. Пора, мой друг, пора!»

Когда я принял московский «Спартак», то предложил игрокам демократичную и гласную систему определения состава на очередной матч. Каждому из тех 16-18 игроков, которые, вероятнее всего, должны были выйти на поле, следовало заполнить листок фамилиями тех, кого надо выставить на игру, и передать свой листок тренерам. Можно было указывать свое авторство, а можно было заполнять листок анонимно. И как правило, по большинству позиций мнения этого костяка команды и тренеров совпадали. Что становилось, кроме прочего, убедительнейшим аргументом для ветерана или для того игрока, который утратил игровые кондиции: видишь, брат, это не интриги против тебя, не чья-то злая воля, это — глас народа, мнение тех, кому предстоит вынести на себе всю тяжесть сегодняшнего поединка.

Такую систему определения состава на матчи мы сохраняли в «Спартаке» все годы моей там работы.

В связи с этим вспоминается забавная история. Знаменитый испанский тренер Эленио Эррера, работая в Италии, представил тренерскому совету состав национальной сборной страны, которую намеревался вывести на чемпионат мира. Все члены тренерского совета поначалу были совершенно ошеломлены, настолько неожиданным выглядел этот состав. Тогда Эррера предложил каждому члену совета написать свой вариант состава на отдельных листках. Когда проанализировали все эти варианты и сосчитали число голосов, поданных за того или иного футболиста, выяснилось: определенный большинством голосов состав полностью (!) совпадает с тем, который предложил сначала Эррера. Эта история лишний раз учит: надо верить в тренерское чутье.

Бывало и так: вижу, что игрок Н. хорошо выступает в дублирующем составе, заметно прогрессирует. Предлагаю испытать его в основном составе. На первых порах костяк команды не очень поддерживает эту идею. Тогда я выпускаю дебютанта на замену, и он подтверждает мои ожидания. Поэтому, когда предлагаю его в основной состав на следующую игру, команда поддерживает меня уже полностью. Есть много примеров, когда мнения тренера и коллектива совпадали, хотя на первых порах точка зрения тренера выглядела в глазах большинства абсолютно неприемлемой.

В ходе подготовки к отборочным матчам Кубка Европы 1964 года я старался создать практически ту модель новой сборной СССР, которая сложилась в моем представлении.

И в различных вариантах состава испытывал молодых футболистов: Шустикова, Туаева, Мустыгина, Шикунова, Корнеева. Проверил их в двусторонних тренировочных матчах, затем в товарищеском международном — с белградским «Партизаном», базовым клубом сборной Югославии. Счет был 1:1, молодые не особенно себя проявили, но выводы делать было еще рано. В программе подготовки было участие в локальном турнире в Мексике — «Торнео секстагонале», о котором здесь уже шла речь.

У первых двух местных клубов мы выиграли, следующим соперником стала мексиканская команда «Америка». В начале игры ее нападающие забили нам гол, который никак не удавалось отквитать. Осталось примерно четверть часа до конца матча, когда я решил заменить двух наших ведущих форвардов Валентина Иванова и Виктора Понедельника на новобранцев сборной Михаила Мустыгина и Эдуарда Малофеева (еще один новобранец, Казбек Туаев, уже находился на поле). Краем глаза заметил недоумение, которое вызвал этот мой шаг у начальника сборной Андрея Петровича Старостина: дескать, кого заменяет и кого выпускает!.. Но я понимал так: хотя в целом мастерство молодых запасных несомненно ниже мастерства признанных бомбардиров сборной, в данной ситуации может принести успех их индивидуальность, свежесть, заряженность на гол. И рискнул.

Минут за пять до финального свистка Миша Мустыгин от центра поля повел мяч к воротам мексиканцев, обошел одного за другим четырех оборонявшихся и точным ударом, словно по учебнику, сравнял счет. А на последней минуте почти такой же проход, сыграв в стенку с Мустыгиным, выполнил Казбек Туаев. «Все-таки везунчик вы, Константин Иванович», — шепнул мне Андрей Старостин. Опять везунчик. Надобно же когда-нибудь и умение.

Похожий случай был со мной и раньше, когда я в 1956 году, тренируя московское «Торпедо», ездил с ним в Швейцарию. Мы играли там с известным клубом «Грассхопперс». Стрельцов был в составе, а вот Иванов не смог выступать, у него случилась очередная беда с мениском. Мы проигрывали — 0:3. Оставалось минут десять. Смотрю на скамью запасных: кто из них самый везучий? Взгляд останавливается на Юрии Золотове.

А, думаю, у Золотова иногда бывают «взрывы», когда он начинает сыпать голами… Выпускаю на замену Золотова! И он в оставшееся цейтнотное время забивает «Грассхопперсу» три мяча подряд! Мы с честью выходим из трудного положения. Везение? Разве нет тут доли расчета?

Я бы не спешил с глаголом «угадал». Чтобы «угадать», необходимо хорошо знать возможности и особенности, а то даже и странности своих футболистов, которые могут оказаться решающими в том или ином конкретном случае.

Окончив Высшую школу тренеров, я поступил в институт физкультуры, но продолжал выступать за московское «Динамо». В 1952 году окончил институт и был принят в аспирантуру Научно-исследовательского института физкультуры. Сдал кандидатский минимум, теперь нужно было садиться за диссертацию. К тому времени Сергей Соловьев, Леонид Соловьев, Карцев, Трофимов и другие ветераны, с кем мы столько лет слаженно играли, покинули команду. В нее пришли новые люди, моложе меня, несколько иного стиля и характера игры. И я решил завершить свои выступления на футбольном поле. И тут-то передо мной встали самые прозаические, материальные проблемы.

Стипендия в аспирантуре была 650 рублей (дело было до денежной реформы; по существу это 65 рублей). Легко ли жить втроем на столь незначительную сумму, даже если прибавить к ней стипендию, которую получала жена, учась в ГИТИСе! Я отправился в Комитет по физкультуре и спорту к заместителю председателя Константину Александровичу Андриянову. Объяснил свое положение. Попросил: нельзя ли выделить мне ту стипендию, которую начали в то время выплачивать слушателям Высшей школы тренеров: 1300 рублей (то есть, по истинным меркам, 130). Тогда я смог бы закончить выступления за «Динамо» и написать диссертацию, а в итоге найти новое место в жизни, оставаясь в сфере футбола.

Андриянов ответил: «Хорошо. Думаю, что сумеем выделить эту стипендию. Невелика сумма. Разница-то в каких-то 650 рублях»;

Обнадеженный открывшейся перспективой, я разыскал Михаила Иосифовича Якушина. Изложил свои доводы. С начала сезона пятьдесят четвертого года я сыграл всего шесть матчей чемпионата страны, а была уже середина лета; значит, не так уж я нужен команде. Не оставляют меня и травмы. А заместитель председателя Спорткомитета обещал мне, аспиранту, повышенную стипендию; открывается возможность заняться диссертацией… Якушин все понял и сказал:

— Что ж, с богом. Насчет того, что ты не нужен, — зря. Нужен! И опыт твой нужен, игра нужна, ты в неплохой форме. Но планы твои я нарушать не имею права. Поступай, как считаешь разумным.

Я простился с командой московского «Динамо». Не скажу, что было легко это сделать. Я не сентиментален, но тут на сердце кошки скребли.

Впервые за много лет возникло у меня среди лета «окно»! Мы с женой отправились к Черному морю. Это было ни с чем не сравнимое и еще не знакомое мне ощущение полной свободы, беззаботности, возможности просто плавать и просто лежать на песке, а не выполнять упражнения или отдыхать по расписанию.

Как было не вспомнить о моем первом знакомстве с морем: в 1936 году меня, игравшего в заводской команде, пригласили в Центральный совет общества «Темп» (оно было основано строительными организациями) и попросили сыграть за команду «Темп» на турнире в Симферополе, где по какому-то, точно не помню, поводу состязались шесть или восемь команд. Возможность впервые в жизни съездить в Крым! Я отпросился на несколько дней в своей команде и стал временно темповцем. По окончании турнира мы поехали на берег моря, и я, в восторге от первой встречи с пушкинской и жюль-верновской стихией, с пляжем, так с непривычки обгорел, что кожа чулком сходила… Весь в пузырях-волдырях, я был мало на что годен, мучился в поезде всю обратную дорогу и долго в Москве вспоминал эту горестную эпопею… Теперь, рассказывая о ней Лере, можно было смеяться. У меня был удивительный, неповторимый летний отпуск футболиста…

Возвращался с самыми радужными надеждами, мысленно сочиняя первую страницу диссертации. Захожу на следующий день в Комитет по физкультуре и спорту — никакой стипендии слушателя Высшей школы тренеров мне не назначено… Еще целых четыре месяца ходил в Комитет, но так и не дождался стипендии. «Бухгалтерия не разрешает», — разводил руками Андриянов.

Что мне оставалось? Отправился к начальнику отдела футбола Валентину Панфиловичу Антипенку: «Надо бы мне устроиться на работу». Антипенок подумал и ответил:

— А возьмись-ка за восстановление сборной команды СССР. Гавриил Дмитриевич Качалин назначен ее старшим тренером; предложим тебя ему вторым тренером…












Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх