XVIII

У главного вождя Биримаратаоа по всему лицу были вытатуированы спиральные линии. Ушные мочки сильно оттянуты, так что, когда он поднимал нижний конец к верхнему и скалывал их иглой, получался удобный карман. В правом ухе он носил серебряную табакерку с нюхательным табаком, в левом — связку ключей от сейфа, драгоценный подарок одного американского купца. Самое роскошное украшение — желтый карандаш Кохинор твёрдости HBB — он носил в носу.

Биримаратаоа, главный вождь, сидел на своем троне между ухмыляющимися кривоногими божками. Клапзубовцы стояли перед ним, окруженные тремя рядами диких воинов, зорко следивших, чтобы пленники не вздумали убежать.

Биримаратаоа, главный вождь, со сморщенной кожей, но горящим взглядом, заканчивал допрос пленных. Отвратительный старик, обвешанный зубами и когтями диких зверей, служил переводчиком.

— Великий Биримаратаоа, — сказал он с почтительным поклоном, — хорошо знает белых люди. По островам идет слава о братьях, которые делают футбол. Великий Биримаратаоа любить футбол. Делать хорошо футбол — делать хорошо воевать. Великий Биримаратаоа есть площадка, великий Биримаратаоа есть команда. Команда Биримаратаоа делать футбол, белые братья делать футбол. Когда белые братья делать проиграть — команда Биримаратаоа делать их сожрать. Когда белые братья делать выиграть — великий Биримаратаоа делать их жить. Биримаратаоа есть великий.

— Их людоедское величество, пан король, — ответил учтиво старый Клапзуб, Гонза переводил его слова на английский, а маленький старичок на папуасский, — если я не ошибаюсь, речь идет о матче?

— Да, белые братья делать футбол, и команда Биримаратаоа делать футбол. Биримаратаоа есть великий.

— А когда должен состояться матч?

— Биримаратаоа делать созвать народ завтра днем. Весь народ рад посмотреть, как делать футбол. После делать футбол весь народ делать пировать. Биримаратаоа есть великий.

— Нам возвратят наши вещи для матча? Мы привыкли играть только в костюмах.

— Белые братья делать получить все, что надо. Биримаратаоа есть великий.

— Какой будет мяч?

Старик, не понимая, растерялся.

— Мяч? Что быть мяч?

— Ну мяч, такой круглый, по которому ударяют!

— Круглый? Делать футбол в круглый?

Команда Биримаратаоа не знать делать ударять в круглый. Команда Биримаратаоа делать футбол только так. Биримаратаоа есть великий.

Теперь, в свою очередь, растерялся старый Клапзуб.

— Что значит — футбол только так?

— Да, так! Делать футбол ноги, руки, девать футбол брюхо, нос, делать футбол все. Но не делать хватать, держать, душить, не делать руками. Го быть грубость. А кто делать убегать, тот делать проиграть. Биримаратаоа есть великий!

У папаши Клапзуба вытянулось лицо, глаза полезли на лоб, и он только почесывал затылок. Но Биримаратаоа, великий вождь, вынул из правого уха табакерку, понюхал табачок и чихнул, вытащил из левого уха связку ключей и звякнул ими. Это означало, что аудиенция окончена, и воины отвели клапзубовцев в их хижину.

Когда пленники остались одни, папаша Клапзуб принялся бить себя по голове и ругаться на чем свет стоит.

— Ах ты, голова садовая, вытопленные мозги, это ты учинил, это ты наделал! Глупец я, балбес, осел, болван! Куда девалась моя смекалка, как мне в голову не пришло! Матушка моя, родненькая, тут хоть бей, хоть обводи! Ну и заварил я кашу. Вот и применяй свой любимый удар. Вот тупица, вот болван, вот дурак, вот осел!

Одиннадцать сыновей с ужасом смотрели на отца. Наконец, Гонза пришел в себя.

— Отец, что с вами? Что вас так пугает?

— Что? — накинулся на него старик. — И ты еще спрашиваешь? Завтрашнего дня боюсь! Разве вы, глупышки, сможете быть жестокими? Ведь вы, простачки, играете, словно у вас на ногах лайковые перчатки. И теперь я должен вас выпустить против одиннадцати людоедов без мяча! Вы поняли, что от вас требуется? Вы должны их избить и запинать! Да разве вы на это способны? Гонза, — ты самый старший и самый сильный — можешь себе представить, чтобы ты кому-нибудь дал пинок? Как следует прицелился и лягнул ногой в живот?

— Честное слово... отец... не знаю, но кажется, что не смог бы!

— Еще бы, еще бы! Ты моя камера с покрышкой, разве я не сам вас воспитал? Ведь вы играете, как барышни! Как ангелы! Как учителя танцев и хорошего тона! Ведь ваши ноги деликатнее и вежливее, чем у иных смертных губы! Какой я олух! Теперь мы с нашими футбольными правилами сели в лужу. Пропади ты пропадом, мой характер! Если бы мы хоть раз получили штрафной удар, у меня была бы капелька надежды. А так... Куда вам с вашей святой невинностью против людоедов!

Он стал посреди хижины, сразу постаревший и похудевший, и обратился к сыновьям:

— Послушайте, ребята, и самый лучший из отцов может иногда ошибаться в детях. Прошу вас, очень прошу, признайтесь: нет ли среди вас лицемера? Понимаете, я имею в виду такого, кто всегда играет тактично и благородно, но, когда никто не видит, не прочь разок-другой пнуть игрока? Прошу вас, ребятки, золотые мои мальчишки, может быть, кто-нибудь из вас тайный грубиян? Подумайте — и признайтесь. Этим вы доставите мне несказанную радость!

Ребята переглянулись, опустили глаза, потом, взглянув на отца, один за другим покачали головой. Клапзуб в отчаянии хлопнул себя по ляжкам.

— Значит, мы пропали. Как пить дать закончим жизнь на вертеле, словно гуси в день Святого Мартина. Я уже вижу, как меня поджаривают. Черт побери, как тут не ругаться, хорошенький конец для чемпионов мира, нечего сказать! Сожрут нас и волос не оставят.

Старик замолк и жалобно посмотрел в дверную щель. Он увидел три хижины, а за ними большую поляну. Очевидно, это и есть футбольное поле, где завтра будет решаться их судьба.

— Послушайте, отец, — тихо сказал Юрка. — Наверняка можно будет как-нибудь схитрить. Рассудите, пинать людей, даже если они людоеды, нам трудно. Но когда вы нас учили, чего следует избегать и на что у противника обращать внимание, вы преподали парочку приемов, которые сейчас нам могут пригодиться. Я не помню, как это произошло, но однажды в Берлине я грохнулся так, что думал и не встану. Это меня уложил полузащитник, а я даже не заметил, как он меня пнул...

Чем дальше говорил Юра, тем внимательнее слушал его старый Клапзуб. Вдруг папаша стал почесываться. Все тело у него загудело. в печальных глазах сверкнула искра, и он сразу перебил Юру.

— Постой, Юрка! В этом что-то есть! Это сойдет! Дело не только в пинках! Правда? Ведь можно нагрубить весьма деликатно! А я, старый пентюх, не подумал об этом! Юрка, золотой мой мальчик, поцелуй меня! Вот это идея! Пусть людоеды изобьются сами! До чего человек иной раз может потерять голову! Будто я никогда не видел состязаний на Летне! А ну-ка, поспешим. Кончим разговоры, придется вам опять поучиться.

Старика словно подменили. Он скинул пиджак, закатал рукава и начал открывать сыновьям тайны кое-каких недозволенных приемов. Он описал разнообразные способы подставлять подножки и сбивать игрока с ног. Папаша вошел в раж, а сыновья наматывали все на ус.

— Если вы идете или не очень шибко бежите, а ваш противник находится сбоку, его можно красиво уложить пяткой. Смотрите: правая нога выступает вперед, опускается, а теперь вместо того, чтобы поднять левую ногу, приподымите правую пятку... Вы стоите на носке и поворачиваете правую ногу так, что пятка оказывается снаружи. Этим вы задержались на один темп. Противник, идя в том же темпе, поднял левую ногу и направил ее вперед. Но вместо того, чтобы опуститься на нее, он спотыкается о вашу пятку и летит на землю...

— ...А теперь великолепный прием, как повалить противника сзади. Парень бежит перед вами, вы за ним по пятам. Следите за его ногами. Вот его левая нога находится позади. Он поднял ее, она в воздухе, но все еще позади. В этот момент вы стукните его носком бутсы с внешней стороны, ближе к пятке или лодыжке — все равно! Но лучше всего попасть ему в носок. Когда нога ничего не подозревающего человека находится в воздухе, она бессильна. От вашего толчка она отлетает на пять сантиметров вправо, при этом немного поддается вперед — и человек теряет равновесие. Вместо того, чтобы опуститься на землю, левая нога подъемом задевает правую ногу, цепляется за нее — парень летит и никогда не сможет объяснить, как это произошло...

Весь вечер до поздней ночи в хижине пленников раздавался топот, слышались звук падения, слова команды и тихие разговоры. Примерно в полночь папаша Клапзуб закончил тренировку.

— Фокусы фокусами, а мир довольно-таки паршивый,— сказал он, утирая пот. — Но, даст бог, не придется нам выть на вертеле.