ОДИН ИЗ КАНЕБЬЕР

— Авиньон… стоянка три минуты… Пересадка на поезд, следующий в Кавайон…

Скорый поезд Париж — Марсель только что подошел к вокзалу. В углу, возле окна купе первого класса, дремали два пассажира: швед и швейцарец. День на скамье поезда тянется бесконечно. Все газеты прочитаны и перечитаны. Даже обворожительное лицо кинозвезды на журнальной обложке кажется банальным, если смотришь на него часами.

Шведу было 22 года. На вид такой, что того и гляди живым в рай попадет. А между тем он вчера покинул Гётеборг, чтобы быстренько заработать несколько миллионов. Да, да, небольшое состояние, причем всего-навсего одним способом — быстрым ударом прямо в цель. А на это он был большой мастер! Ему посчастливилось учиться у настоящего виртуоза по имени Грен, человека, наводившего страх на всю Италию.

Грен был патроном, мыслителем и безупречным стратегом. Если удар подготавливал он, больше не о чем было заботиться: забить мяч мог бы и восьмилетний мальчишка.

— Противник действует хитро, но в любых условиях наступает момент, когда противник ослабил бдительность. Это неизбежно. Главное состоит в том, чтобы мгновенно этим воспользоваться и тут же среагировать, куда и как бить.

Эту формулу Грен целыми днями повторял своим ученикам. Те, кто ее усвоил, действовали уже самостоятельно и успели сколотить довольно приличное состояние. И для этого потребовалось всего-навсего работать несколько часов в неделю, пожертвовать воскресными и праздничными днями и — невероятно, но факт — уйти в отставку в 35 лет.

Эта радужная перспектива читалась в мечтательных глазах молодого шведа. Жизнь хороша, когда ты ждешь, что вот-вот на твою долю выпадет солидный выигрыш… Но до тех пор, пока не положишь его в карман, всегда возможны осложнения. Швейцарцу все это было знакомо. Не один раз удача ускользала у него из рук, причем из-за ерунды, из-за ничтожной промашки, неосторожно сказанного слова, из-за отсутствия билета на поезд или опоздания самолета. Так что этот искушенный в делах пятидесятилетний седеющий скептик уже давно привык верить только своим собственным глазам и никак не был уверен, что он смог заменить в этой истории своего босса.

— Пассажиров, едущих в Марсель, просят занять места! Двери закрываются!

Еще несколько секунд, и все будет в порядке. Скорый поезд не останавливается до самого Сен-Шарля! А в Сен-Шарле… Но внезапно дверь открывается, и в купе входят двое неизвестных.

— Возьмите свои вещи и следуйте за нами! — приказывает один из них.

— Позвольте, с какой стати?.. — начал быстро швейцарец дрогнувшим голосом.

— После поговорим. Побыстрее, времени у нас нет!

Поезд уже тронулся, когда два наших пассажира спрыгнули на платформу вокзала Авиньона и им выбросили через дверь их багаж.

— Пройдем здесь, иначе нас заметят! — решили двое неизвестных, неожиданно появившихся в купе поезда Париж — Марсель.

На улице ждал автомобиль. Мотор нетерпеливо гудел. Две минуты спустя они уже мчались по дорогам Прованса со скоростью сто километров в час. Швед все еще не мог понять этого внезапного переезда, швейцарец оцепенел. Еще одно происшествие, и просто не знаешь, что будет…

— Очнитесь, господа, и не предавайтесь унынию! — сказал, смеясь, водитель машины. — Не думайте, что вы попали в ловушку. Мы журналисты и решили подшутить над вашим будущим патроном. Он без конца отравляет нам жизнь и все держит под контролем. Да, да, все! Он даже установил подслушивающий аппарат, чтобы проверять нашу информацию. Теперь вы понимаете, что нам представился великолепный случай его проучить. Он будет вас ожидать на вокзале Сен-Шарль, в то время как вы будете принимать душ в гостинице, а назавтра он прочитает о ваших приключениях в газете! Его ярость компенсирует нам многие наши неприятности, и в дальнейшем он, конечно, будет более вежливо обходиться с представителями прессы!

Все весело рассмеялись. Только швед не вполне понимал, что происходит. Но на другой день, когда ему перевели рассказ, опубликованный в марсельской газете, он полностью ощутил весь смак авиньонской авантюры.

Шведом был Гуннар Андерсон. Его сопровождал Вольф, один из многочисленных тренеров французского «Стада» того времени.

У Андерсона было плоскостопие, и поговаривали, что оно у него врожденное. В Швеции никто бы на это не обратил внимания, но у марсельцев какой-то особенный дар выставлять напоказ совершенно незначительные детали.

Неподражаемым болельщикам «Стад-велодрома» достаточно было одной недели, чтобы найти Гуннару прозвище, да еще какое: «10 часов 10»! Оно было закреплено в среде болельщиков, которые вот уже тридцать лет переносят все, что происходит во время матча.

— А! «Десять часов десять», забьешь ты гол или нет?

Гуннар вошел в легенды марсельского клуба, который имел в своем составе блестящих игроков. «10 часов 10» оправдал свое прозвище лучше, чем это можно себе представить, причем во время разговора с теми же самыми болельщиками.

Речь шла о бомбардирах.

— Скажи, Гуннар, левая нога у тебя сильная?

— Не жалуюсь…

— А правая?

— Тоже ничего.

— А внутренняя часть ноги?

— Приличная.

— А внешняя?

— Эта помягче. Но надо уметь бить, а я умею неплохо…

— А головой как играешь?

— Иногда лучше, иногда хуже. Все зависит от обстоятельств, а по правде сказать, я не большой любитель бить черепком.

— Ну, это занятие для Фели (Пиронти). Такого удара головой, как у него, больше не увидишь в футболе… А как у тебя удар с лёта?

— Это вопрос везения.

— По-твоему выходит, что бомбардир должен надеяться на господа бога?

— Получается так…

Страсти разгорались по мере того, как начались всевозможные сравнения. Уже пустились в воспоминания о футболе 1938—1942 годов.

— А Азнар? Это же был динамит! Двенадцать голов за один матч в Авиньоне!

Теперь у них был Андерсон.

— Ты, Гуннар, сильнее их всех, — уверял один энтузиаст. — Ты способен просидеть на поле восемьдесят минут и при этом забить три гола. Больше того: я уверен, ты можешь забить в тот момент, когда тебе захочется, с точностью до минуты.

Последние слова вызвали хохот присутствующих. В Марселе видели мастеров любого калибра, но центра нападения, действующего по хронометру, там не видали.

— Ты уж слишком! Нападающий, который забивает в сетку ворот в заранее указанное время! Да такого не существует даже в Бразилии. А там чародеи! Ведь это неправда, Гуннар?

— Сожалею, но ваш коллега прав. Такие игроки есть, и я сам могу вам это доказать, когда вы захотите. Да хотя бы в воскресенье…

— Черта с два!..

— Я вас уверяю…

— Хорошо, ты забиваешь за пять минут до конца первого тайма, ни секунды раньше, ни секунды позднее. Договорились?

— Договорились!

В воскресенье двадцать или тридцать свидетелей этого необычайного пари ожидали начала игры, чтобы выбрать места поудобнее. Увидев, что капитан команды указал своим игрокам половину поля, где ветер дул в спину, они обогнули трибуну и сели как раз против центра поля ближе к той стороне, где находились нападающие во главе с Андерсоном.

Было 15 часов.

В 15 часов 15 минут — 0:0.

В 15 часов 20 минут — первый удар Гуннара: мяч пролетает рядом со штангой, продолжительный рокот трибун и несравненные комментарии нашей группы:

— Еще чуть-чуть, и мяч был бы в воротах.

— Это точно. Но он не имел права.

— Какого права?

— Ты что, забыл о договоре?

— А, правильно. Наш друг нарочно промазал.

— Ясное дело, он просто не хотел. Еще не время.

15 часов 25 минут. Ничего нового.

В 15 часов 30 минут — возгласы изумления и традиционный свист огорченных болельщиков: «Ницца» ведет 1:0!

15 часов 36 минут. Общая атака белых футболок и стремительные контратаки противника.

15 часов 40 минут. Гуннар оставляет центр, убегает на правый край, подходит к штрафной площадке, удар… счет сравнялся!

Друзья Андерсона от радости вскочили со своих мест и бросились проверять часы.

— До конца тайма остается четыре минуты! — воскликнул самый педантичный. — Он ошибся на одну минуту.

— Извините, сейчас пятнадцать часов сорок одна минута, но в момент, когда мяч пересек линию ворот, было пятнадцать часов сорок минут…

Гуннар Андерсон вновь показал, на что он способен. А вечером он признавался:

— Теперь я могу вам сказать, что этот гол на сороковой минуте — просто везение, ибо, если б я мог забить раньше…

Но разве в этом дело! Порою случай способствует утверждению репутации… а репутация Андерсона глазах марсельцев осталась незыблемой.