ГЛАВА 7 

ТАК СРЫВАЮТ ПОГОНЫ, ИЛИ КАК Я ОПРОВЕРГ ВЫСОЦКОГО

Завершился сезон 1974 года, выйти из первой лиги в высшую минскому «Динамо» не удалось. Чтобы все-таки решить эту задачу, на пост главного тренера был приглашен Евгений Иванович Горянский — известный специалист, который успел поработать и с ленинградским «Зенитом», и со сборной страны. То есть тренер, чье имя было, как говорится, на слуху. Вторыми тренерами остались мы с Леонардом Адамовым. Я по-прежнему отвечал за дублирующий состав, однако понял, что карьеру действующего футболиста пора заканчивать.

Мне было тяжело выходить на поле, зная, что не могу действовать в полную силу. Ведь проведя практически без травм столько игр в чемпионатах страны и за сборную СССР, теперь я был вынужден играть на уколах. Сказывался пусть и «закаченный», но дающий о себе знать при больших нагрузках мениск, да и перерыв, связанный с тренерской работой в детском футболе, отрицательно отразился на моей спортивной форме. Увы, но я набрал два-три килограмма явно лишнего веса, и поэтому мне перед выходом на поле устраивали обезболивающую «блокаду» уколов. К решению уйти из большого футбола меня подтолкнуло и то, что я не смог реально помочь команде, так и оставшейся в первой лиге. Ей, правда, не хватило для шага вверх всего одного очка, но — не хватило ведь…

Однако тут судьба захотела сыграть со мной злую шутку. Только я полностью переключился на работу с дублем, как Федерация футбола решила исключить из соревнований турнир дублеров клубов первой лиги. Вторые команды были расформированы, каждый стал волен решать, как готовить резервы. В минском «Динамо» бывший дублирующий состав был «запущен» для участия в первенстве республики. Эту команду я и возглавил, пересекаясь с основным составом только во время подготовительного периода или выезда на сборы. Самостоятельная работа сразу же заставила меня относиться более критично и к своей тренерской деятельности, и к поступкам моих подопечных футболистов.

Как раз тогда я был избран секретарем парторганизации минского «Динамо» и к исполнению этой должности, естественно, приступил ответственно. Думаю, это должно быть правилом для всех и во всем — исполнять свои обязанности ответственно. Но сейчас хочу сказать о другом. Да, теперь я раскаиваюсь, что был членом КПСС. Однако раскаиваюсь не с политической точки зрения, а с христианской. Я могу вспомнить о многом хорошем, что осуществили настоящие коммунисты, но это учение антихристианское, оно ставит человека на место Бога. Более того, коммунисты отнимали у человека Бога… Хотели отнять, но не смогли. К сожалению, я понял это позже, когда окунулся в христианство, узнал его историю, стал понимать его истоки…

Но, возвращаясь к футболу, еще раз повторю, что к обязанностям секретаря парторганизации я отнесся со всей возможной серьезностью.

Заметив как-то на сборах, что дисциплина в команде стала хромать, я сказал Горянскому: «Евгений Иванович, надо провести собрание, ребята ведут себе недостойно, позволяют себе недопустимые шалости». На это Горянский мне ответил, что на любом предприятии за все отвечает директор, а в нашем случае директором является он и ему решать, когда созывать собрания. Сказано это было без тени хамства, но решительно. Я, молодой специалист, заявил: «Тогда разрешите мне уехать со сборов. Я не согласен с вами и не хочу продолжать работу».

Ну как-то нас помирили, и я, «проглотив пилюлю», остался. Теперь, вспоминая ту ситуацию, считаю: я был прав, но еще в большей степени был прав Евгений Иванович, прав как главный тренер. Хотелось мне по молодости все и сразу решить самому, был в этом момент самоутверждения. Что ж, я получил жизненный урок, и хорошо, что сделал из него правильные выводы. В дальнейшем мы прекрасно работали с Горянским. Хотя наши стежки-дорожки и разошлись — дубль, как я говорил, играл в первенстве республики, основная команда — в первенстве страны. Я получил гораздо большую свободу для творчества, чего, не скрою, очень хотел.

С Евгением Ивановичем у нас сохранились прекрасные отношения. Я могу вспомнить его исключительно как честного и порядочного человека, опытного специалиста. Да, некоторые вещи в проводимом им учебно-тренировочном процессе мне казались спорными, но, во-первых, у каждого тренера существует свой взгляд на работу с командой, а во-вторых, мне тогда еще грамотенки тренерской не хватало. Слава Богу, интуиция не подводила.

Здесь показательным может быть такой случай. Однажды, на проводимой мной тренировке, врач команды пожаловался Горянскому: «Что делает Эдуард Васильевич?! Он же ребят загонит! Разве можно работать на пульсе 180 и выше так долго!»

Когда мы стали разбирать и анализировать ситуацию, я в какой-то мере усомнился в своей правоте, но потом подумал: «Нет, не может быть. Я же только с курсов вернулся, узнал много нового!» А вот слова врача породили сомнения в правильности моей работы у Евгения Ивановича, тем более что аргументированно отстоять свою точку зрения я не мог. Часа два мы сидели. Сначала Горянский с доктором разбили меня в пух и прах, но потом, продолжая дискуссию, наш «консилиум» пришел к выводу, что я имел право проводить именно такие тренировки. Только при условии жесткого врачебного контроля, который не позволил бы «посадить» ребятам сердечнососудистую систему.

Как практик я сделал правильное открытие, но теоретически еще не мог его обосновать. Хотя вроде бы все открытия в мире так и совершались, вот в чем штука-то! Вспоминаю я подобные казусы и думаю: «Господи, это же такие элементарные вещи, а я тогда не мог их объяснить. Мучился один на один с собой». Значит, фундамент у моих знаний был не такой уж прочный, песчаный он был фундамент этот. Надо было его сцементировать, заложить прочней. И теперь, когда вижу, что молодые тренеры попадают в аналогичные ситуации, я всегда стараюсь перехватить инициативу, помочь им, практикам, преодолеть незнание теории. Вспоминая себя в молодости, стараюсь взять на себя их треволнения в подобных случаях.

Именно с «динамовским» дублем я добился первого серьезного тренерского успеха — мы стали чемпионами республики. А ведь противостояли нашей команде, основу которой составляли восемнадцати-девятнадцатилетние ребята, взрослые коллективы, где было немало опытных футболистов, проявивших себя на более высоком уровне. Успеха добился и основной состав «Динамо», завоевавший путевку в высшую лигу.

Но я был неудовлетворен происходившим в нашем клубе, видел — что-то не так, несмотря на успех. Это было какое-то необоснованное чувство. Подобные переживания заставили меня обратиться к Горянскому с такими словами:

— Евгений Иванович, я не хочу чтобы в дальнейшем хоть кто-то мог сказать: «Малофеев настроен против вас. Он мешает вам в вашей работе». Еще больше я не хочу, чтобы у вас лично был повод так думать. Не дай Бог, чтобы у меня проскочило осуждающее вас каким-то образом слово… В общем, я хочу попробовать поработать самостоятельно.

В ответе тренера проявилась та порядочность, о которой я говорил. Он сказал:

— Я хорошо вижу, что ты мучаешься, переживаешь. Все правильно. Думаю, ты хочешь идти по пути, которым шел я. Да, тебе стоит поработать одному.

Так в конце 1975 года я принял команду брестского «Динамо». Это была моя первая настоящая взрослая команда, с которой я работал в качестве главного тренера.

В середине декабря мы отправились на сборы. Тогда было модно ездить на длительные сборы — по месяцу, по два. Сейчас я противник такого ведения учебно-тренировочного процесса, но в 1975 году я в какой-то степени копировал старших коллег, не зная досконально физиологии. Потом, когда круг моих знаний стал значительно шире, когда вместе со знаниями ко мне пришла способность обосновывать свои действия, я всегда старался не вывозить — точнее, не вывозил — никуда ребят дольше чем на две недели. Но тогда…

В январе мы поехали на Украину, и эти сборы у нас прошли очень хорошо. Молодость и неопытность в теоретическом плане я компенсировал страстным желанием работать. Мы играли с приличными украинскими командами первой и второй лиг. По своему содержанию это были хорошие матчи — отличное подспорье на пути обретения своего тренерского «я». Выступили мы прекрасно, и казалось, сил и энергии у нас хватит, чтобы начать «на ура» игры первенства.

Но в марте я узнал, что в Москве открывается Высшая школа тренеров, и не задумываясь ринулся туда. Хотя пришлось преодолевать серьезные препоны. Как только я официально объявил, что поеду учиться в ВШТ, раздался звонок из Минска. Звонил председатель Белсовета «Динамо», который в жесточайшей форме сделал мне выговор:

— Для кого мы, понимаешь, команду брестского «Динамо» делали?! Ты что, Малофеев, такой неблагодарный человек?! Ты почему так ведешь себя?! Ты всегда был такой — взбалмошный и неуправляемый!

Я ответил:

— Знаете, я, по-моему, доступно объяснил, почему мне необходимо ехать в Москву. Ваши разговоры в таком тоне я слушать не хочу. Я еду учиться в Высшую школу тренеров.

— Тогда мы снимем с вас звание, — официально заявил он.

— Снимайте!

И сняли.

Так я оказался единственным человеком среди всех футболистов, игравших раньше за «Динамо» или армейские клубы, который учился в высшей школе тренеров без звания. В одночасье меня сделали лицом гражданским, аннулировав весь срок моей службы и капитанское звание. Пенсии, естественно, никакой при таких условиях мне не полагалось. Обидно, конечно, было. И нелегко — жить на одну стипендию. Потом, когда я окончил ВШТ, меня встретил Петр Миронович Машеров и спросил:

— Почему же ты ко мне не пришел, не пожаловался, не объяснил происходящее?

— Петр Миронович, — ответил я. — Видимо, так я устроен, что никогда не жалуюсь. Не привык. Да и не хотел я ни на кого жаловаться, я одного хотел — учиться. Теперь закончил школу и надеюсь, что потверже как тренер стою на ногах.

Моими однокашниками в первом наборе высшей школы тренеров оказались прекрасные футболисты, многие из которых успели поработать с командами в качестве тренеров — Павел Садырин, Виктор Прокопенко, Владимир Федотов, Николай Киселев, Геннадий Костылев, Гаджи Гаджиев, Виталий Хмельницкий и другие уважаемые мной тренеры. Школа собрала ребят, которые действительно хотели учиться! Это меня очень обрадовало. Ведь, знаете, при выборе нового жизненного пути можно быстро разочароваться, понять, что ошибся, пошел не туда. К счастью, попав в Высшую школу тренеров, я понял, что пошел именно туда, куда мне было нужно.

Как только начались занятия, учеба сразу отвлекла меня. Преподаватели в ВШТ подобрались изумительные. Это и Лев Павлович Матвеев, читавший теорию физвоспитания, и физиолог Яков Михайлович Коц, и биохимик Николай Иванович Волков, это и Владимир Михайлович Зациорский, который великолепно донес до нас, что же такое — управление спортивной тренировкой. То есть в Школе работала целая плеяда выдающихся людей, каждый в своей области, в своих науках. Преподаватель педагогики Михаил Ефимович Станкин был ходячей энциклопедией. Как он строил преподавание своего предмета! Цитаты из классики на все случаи жизни, великолепное знание поэзии, афористичность мышления, умение мгновенно привести поясняющий теорию пример. Я заслушивался на его занятиях! Их, кстати, никто из нас никогда не пропускал. Ну разве что в случае форс-мажорных обстоятельств.

Когда теперь некоторые тренеры признаются, что поступают в ВШТ лишь для получения «бумаги», проводят в Школе время, ожидая предложений от клубов, я решительно заявляю, что такие горе-тренеры испохабили школу. Другого определения их действиям подобрать, уж извините, не могу! Нельзя было этого допускать, надо было строже производить отбор слушателей…

А свои лицейские годы, именно так мне хочется называть время, проведенное в ВШТ, я вспоминаю с теплотой… Вот мы после занятий и ужина собираемся в холле; естественно, что в разговоре затрагивается какая-нибудь из животрепещущих для нас футбольных тем. Я начинаю отстаивать свою точку зрения, а мне говорят: «Эдик, ты еще молодой, ты еще не обтерся в тренерском деле, не оббился о жизненные углы, ты еще многих вещей не знаешь». Но уж что-что, а принципиальность во мне всегда присутствовала, так сказать, в полном объеме. Я стою на своем, доказываю свою правоту. Сами собой создаются два лагеря — спор идет стенка на стенку… В хорошем смысле этого слова, но до полночной хрипоты. Потом мы отправляемся спать — перефразировав известное выражение, «уставшие, но хорошо поспорившие». А утром опять на занятия.

В выходные мы выбирались за город или устраивали воскресные обеды в общежитии. Правда, я в основном на выходные уезжал домой, к семье в Минск, но уж если оставался, то от коллектива не отрывался. Погулять мы тоже умели неплохо! Помню, ребята с ташкентского направления делали прекрасный плов, мы, представители средней полосы России, отвечали за салаты. Потом все вместе садились за стол, ну и выпивали, конечно… И о чем возникал разговор за столом? Правильно, о футболе!

К нашим спорам вскоре присоединились хоккеисты — их первую группу набрали на полгода позже нашей, и мы с ними устраивали настоящие мини-Олимпиады. Соревновались в легкой атлетике, шахматах, игровых видах спорта. В общем, в Школе царили доброжелательность и дух искреннего спортивного соревнования, не могу вспомнить ни одного скандала и каких-либо склок.

К экзаменам мы готовились обстоятельно, причем меня ребята обычно «выталкивали» сдавать экзамен первым из потока. «Давай, Василич, — говорили. — Иди! Убей предэкзаменационный мандраж!» Перед сдачей сессии бывшие футболисты волновались ничуть не меньше, чем перед стартом очередного сезона.

А преподаватели относились к нам душевно, иначе не скажешь. Никогда не торопились, преподнося новый материал. Если кто-то чего-то не понимал, тема разбиралась досконально, по косточкам. Например, на теории физвоспитания, разбирая скоростно-силовую подготовку, мы получили знания из биохимии о биохимических процессах, происходящих в организме, об особенностях энергообеспечения спортсменов при работе в этом режиме.

Но мы не только посещали занятия, сдавали экзамены, но и активно поддерживали спортивную форму. Вставали в полшестого утра, часиков в шесть начинали пробежку, потом на маленькие ворота в футбол, в «дыр-дыр» поиграем, и в Школу отправляемся с отличным зарядом бодрости. Такой образ жизни приветствовали преподаватели, они помнили нас действующими футболистами и сами были не прочь встретиться с нами на футбольном поле после занятий.

Получали мы уроки и на личных примерах. Курс врачебного контроля нам читал профессор Владимир Львович Карпман. Он вспомнил, что в сборной страны, когда я только был включен в нее, у меня была отрицательная кардиограмма. Карпман логически объяснил, почему это произошло — потому что неправильным было чередование нагрузок. С тех пор я всегда в своей работе стремлюсь к тому, чтобы, не дай Бог, не «загнать» игроков, и всегда требую с врачей особой внимательности к состоянию футболистов. Ведь при нынешнем техническом оснащении ведущих клубов никаких проблем не должно возникать, скажем, с ежедневным контролем электрокардиограммы. Надо помнить, что здоровье футболистов — залог успеха клуба. Как же можно не следить тщательно за динамикой состояния тех, кто делает игру?! Профессор Карпман как раз этим проблемам уделял много внимания. Мы научились не спрашивать у врачей команды что-то вроде: «Ну как дела со здоровьем футболистов?», а требовать необходимых данных.

А как великолепно преподавал нам педагогику Станкин, блестяще совмещая теорию с практикой! Он конструировал различные тупиковые ситуации, заставляя нас на занятиях решать воспитательные проблемы. Причем так, как сейчас предлагают модные ролевые игры. На практических занятиях мы знакомились с различными приборами и тренажерами, которые тогда только появлялись в футбольных клубах. Например, с «Кардиолидером», позволявшим проводить беговую тренировку на одной пульсовой стоимости спортсмена и дающим звонок, как только человек начинает «сачковать».

Побывал я и на зарубежной стажировке с Юрой Литвиновым; дай Бог, чтобы земля была пухом этому недавно умершему хорошему человеку. В Голландии мы в течение двадцати дней знакомились с учебно-тренировочным процессом клуба «Твенте». Честно говоря, он удивления у меня не вызвал, чего нельзя сказать о всей профессиональной организации клуба. Побывали мы и на тренировке знаменитого «Аякса». Страна тюльпанов приглянулась нам чистотой, аккуратностью и, чего уж тут, изобилием товаров и продуктов в магазинах. Впрочем, теперь в этом вопросе мы Голландию, наверное, почти догнали. Жаль, что эта стажировка была короткой. За двадцать дней в чужой стране и в чужом футболе можно кое-что посмотреть, что-то взять на заметку, но понять структуру учебно-тренировочного процесса, почему он именно такой, а не иной, успеть сложно.

Были у нас стажировки и в наших командах. Я проходил ее в минском «Динамо». В это время главным тренером команды был Олег Базилевич. «Олег Базилевич и его команда» — так, наверное, правильнее будет сказать. В ходе стажировки ко мне в «Динамо» относились прекрасно, и я хочу поблагодарить за это и Олега Петровича, и Анатолия Михайловича Зеленцова. К тому времени я уже забыл о нанесенных мне в Белоруссии перед отъездом в ВШТ обидах, настраивался на самостоятельную работу. И хотя я с уважением относился к деятельности Олега Базилевича, но видел, что учебно-тренировочный процесс можно улучшить.

Вспоминаю, как Леонард Адамов рассказывал мне о четкой работе, организованной в клубе, а я отвечал:

— Лера, можно лучше! Намного лучше!

Он удивлялся:

— А как лучше-то, Василич!

Я же ему обещал:

— Ну потом посмотришь. Дай Бог, закончу школу, мы вместе с тобой поработаем. Тогда и увидишь!

Увы, поработать нам вместе не удалось. Лера трагически погиб примерно за месяц до защиты мной диплома. Это событие глубоко ранило мою душу. Леонард был мне настоящим другом, настоящим футболистом. Мы ведь вместе перешли в Минск из московского «Спартака», были знакомы долгое время, я хорошо знал его родителей. На одного друга стало меньше у меня в этой жизни. Переживал я еще из-за того, что недели за две до гибели Лера звонил в Минске моей супруге, хотел связаться со мной. Но не поставил вопрос ребром, и жена не позвонила мне в Москву. Может, наша встреча все изменила бы в судьбе Леонарда? Я даже покаялся в церкви, но священник объяснил мне, что это уже Божья воля. Что ж, пусть так, но мне от этого не легче.

А тогда, перед завершением практики в «Динамо», Базилевич и его помощники, сватали меня на должность начальника команды по окончании ВШТ. Второй раз меня на эту работу приглашали! Почему? Может, хотели мои связи, мой авторитет для дела использовать? Но Господь вел меня по своей дороге, и я отказался от реальных денег и перспектив. Теперь я только радуюсь тому, что тогда не поддался на уговоры, не свернул на боковую тропинку, ведь мечтал я о самостоятельной работе.

Итак, приближалась защита диплома. Моя работа была посвящена качествам, необходимым форварду; к ее написанию мой научный руководитель Михаил Семенович Бриль и я сам подошли очень требовательно. А потому исследование получилось на уровне кандидатской диссертации, это уже не мое мнение, а достаточно высокой комиссии. Я протестировал по различным методикам всю сборную страны, практически все клубы высшей лиги.

Вспоминаю, как мы сдавали государственные экзамены, как волновались. Не обошлось без казусов. Один молодой тренер так разволновался, что долго не мог выдавить из себя перед экзаменационной комиссией ни слова. Хотя чему тут удивляться, комиссия-то была какая: председатель спорткомитета СССР, патриархи тренерского цеха страны, высокие начальники из Федерации футбола. Но члены комиссии поняли причину такого волнения и по-доброму предложили: «Ничего страшного. Идите, погуляйте немного в коридоре, успокойтесь». И человек по возвращении хорошо справился со всеми экзаменационными вопросами.

Я об этом потому вспоминаю, что еще раз хочу сказать: отношение к нашему образованию не было формальным, преподаватели были заинтересованы в том, чтобы мы получили качественные знания. Не зря ведь нас приглашали на заседания тренерского совета Федерации футбола, где присутствовали такие мэтры, как Бесков, Якушин, Качалин, Маслов. Обсуждался календарь чемпионата, проблемы тренерского и судейского корпуса, решения, направляемые в ФИФА. На заседаниях Совета мы были желанными гостями, слушали, учились аргументированно, взвешенно и спокойно отстаивать свою точку зрения, идти, если надо, на разумные компромиссы, не бояться доказывать свою правоту людям, облеченным властью в масштабах страны. Это была учеба, которую бескорыстно давал нам высший свет советского футбола.

А потом я первым на курсе защитил дипломную работу, защитил ее на отлично. И мне приятно, что моя тяга к знаниям была отмечена тем, что мне выдали диплом № 1 об окончании Высшей школы тренеров.

Да, о Школе я могу вспоминать и вспоминать, рассказывать долго. Но завершить воспоминания о тех годах мне хочется вот каким рассуждением. В ВШТ я очно учился два года, то есть на два сезона я был оторван от проблем клуба и получил возможность посмотреть на футбол со стороны, оценить судейство, действия игроков беспристрастно. Два года очного обучения — немалый срок, чтобы все изучить, понять, взвесить. Заочная учеба тоже дело хорошее, но продуктивнее быть оторванным от ежедневных проблем внутреннего чемпионата. Каждый тренер обязан выходить из ВШТ со своим пониманием учебно-тренировочного процесса и педагогическим багажом. Педагогика — такой багаж… Тащишь, тащишь его, а бросить нельзя — каждая мелочь может пригодиться. А еще можно ее, педагогику, сравнить с работой фокусника. Вот он делает вроде бы ненужные движения, отвлекает ваше внимание на свою шляпу, а потом, бац — и достает из рукава двух голубей, трех кроликов и шесть букетов цветов!

И еще. Хорошо бы понять тренерам, что, идя каждый раз на работу, они идут в школу. Потому что каждая тренировка должна ставить перед ними новые проблемы. Но и с тренировки тренеры должны возвращаться как из школы — обогатившись сделанным, увиденным, прочувствованным.

Из Высшей школы тренеров я вышел со своими принципами игры — и морально-нравственными, и технико-тактическими. Я крепче встал на ноги как тренер и начал творить. Хотя некоторые считали, что не творить, а чудить, потому что им, так считающим, были непонятны и многие вопросы тактики, и то, как нужно готовить игроков к матчу психологически, и многое другое.

Защитив диплом в Высшей школе тренеров и вторично отказавшись от должности начальника команды в минском «Динамо», я вернулся туда, откуда ушел, — в «Динамо» брестское. Вернулся главным тренером, понимающим, что творческий поиск нельзя прекращать ни на минуту, что учебно-тренировочный процесс можно совершенствовать до бесконечности, что следует работать во взаимодействии с тренерами из других видов спорта. По возвращении в Брест мне было присвоено очередное звание, я стал майором внутренних войск. Так я опроверг слова из песни Владимира Высоцкого: «Капитан, никогда ты не станешь майором!» Я стал. Да еще успел побыть между «капитаном» и «майором» два года гражданским человеком.