ГЛАВА 11 

ПО РОССИИ С ЛЮБОВЬЮ

Начать работу с московским «Динамо» мне пришлось еще во второй половине сезона 1985 года, хотя, как я говорил, мне не хотелось разрываться между сборной и клубом, добиваясь результата на двух фронтах. Согласиться на это я был вынужден после своеобразного стихотворного предложения.

В сезоне-85 «Динамо» показывало просто ужасающую игру и, как следствие, занимало место в самом низу турнирной таблицы. И вот когда я находился в Коломне, раздался телефонный звонок и один из руководителей клуба сказал, что мне нужно срочно принимать «Динамо».

Я ответил:

— Дайте мне, пожалуйста, немного отдохнуть. Тут есенинское Константиново недалеко, я брожу по святым местам. Дайте мне побыть еще немного вдали от столичной суеты.

А этот руководитель спрашивает:

— Есенин, говоришь?.. Так ты идешь по росе?

— Да, — отвечаю, все еще пребывая в лирическом настроении.

— Босы ноги мочишь?

— Ну да, — говорю, не понимая, куда может вырулить этот разговор. — А что?

— А то, — отвечает звонивший и заканчивает четверостишие в его лексически ненормативном, знакомом, наверное, многим варианте.

Шутка оказалась уместной. Он засмеялся, я тоже. И ответил:

— Завтра буду в Москве.

Начав тренировать московское «Динамо», я еще больше ужаснулся. Команда была совершенно неуправляемая, футбол показывала действительно «стоячий». Ну игры две-три я это потерпел, а потом стал отчислять ребят из клуба. В том числе и ведущих футболистов. Руководство «Динамо» дало мне карт-бланш. Мол, делайте, Эдуард Васильевич, то, что считаете нужным.

В итоге к началу 1986 года «Динамо» человек десяти недосчиталось. Игроков вполне приличных, но играть не хотевших. Мне в «динамовском» Центросовете не верили, что можно будет удачно выступить в сезоне без этих футболистов. Говорили: «С кем вообще играть-то думаете?» А я стал комплектовать коллектив молодыми ребятами. Тогда целая плеяда перспективных футболистов взошла: Игорь Добровольский, Игорь Колыванов, Сережа Кирьяков, Андрей Кобелев, Саша Бородюк — он постарше был, а остальным как раз лет по двадцать. Они и до моего прихода неплохо смотрелись, привлекались в состав различных сборных, но необходимо было в «Динамо» создать настоящую команду. Так что я в Центросовете сказал: «Давайте немного потерпим, «Динамо» обязательно заиграет!»

И сезон 1986 года доказал, что избранный мной путь оказался правильным. Удалось создать коллектив, который своей игрой вернул зрителей на трибуны. А это и есть первый признак положительной работы тренера и футболистов. Мы должны были стать чемпионами страны. Увы, решающий матч в Москве, который мы обязаны были выиграть, «Динамо» свело вничью. Единственное, о чем я жалею, вспоминая тот год, что не ставил в ворота Сашу Уварова. Наверное, моя доброта не позволила мне посадить на скамейку запасных другого вратаря. Потом Уваров заиграл отлично…

Став серебряным призером, «Динамо» вышло на международную арену. Специалисты высоко оценивали наши перспективы на сезон 1987 года. Во время подготовительного периода мы всех соперников буквально крошили — даже без трех человек, приглашенных в олимпийскую сборную, которая потом стала чемпионом Сеула.

Начинался чемпионат СССР, в первых трех играх мы взяли пять очков (при двух очках за победу). А потом с командой произошла непонятная метаморфоза. Это теперь известно, что в советские времена существовало у нас в стране подпольное «Спортлото», в которое играли люди высокого ранга и так называемые «теневики». В общем, ставки на игры делались огромные, и, очевидно, победная поступь «Динамо» стала кому-то мешать.

Поблизости от базы «Динамо» вдруг появлялись таинственные личности. Не знаю, какую политику по отношению к моим подопечным эти личности исповедовали — кнута или пряника, — но игра команды тут же ухудшалась. Я был вынужден обратиться к руководству: «Дайте мне следователей, оперативников. Ведь «Динамо» представляет Министерство внутренних дел!» В шпиономании меня не обвинили, но ответили фразой, которая в чиновничьих устах, как известно, означает что угодно — от активных действий до полнейшего бездействия: «Разберемся».

Таинственные личности возле «Динамо» маячить перестали, но начались таинственные события внутри коллектива. Некоторые игроки все чаще акцентировали мое внимание на том, что им мало платят за выигрыш. Я отвечал, что у нас существует свой, оговоренный заранее норматив премиальных. На это футболисты мне советовали поговорить с руководством, мол, пусть там изыщут возможности платить больше. Пошел, поговорил. Здесь уже «разбираться» не стали, ответили, что дополнительных денег нет. Реакция некоторых футболистов оказалась для меня более чем странной. Последовало заявление примерно следующего характера: «А, Малофеев… Он всего лишь фанат футбола. Не умеет деньги искать — мы их в другом месте найдем».

Их «поиски» вели к тому, что команда играла из рук вон плохо. Когда же я захотел расставить точки над «i», в Центральном совете «Динамо» мне посоветовали:

— А ты поступи, как в свое время Константин Иванович Бесков. Возьми недельки на две отпуск себе. Мол, обиделся я на вас. Попробуйте без меня сыграйте.

Я доверился этому совету. Но в первый же день «отпуска по обиде» ко мне подошел Лев Иванович Яшин и сказал:

— Эдуард Васильевич, не поступай так. Этот ход рассчитан на то, чтобы убрать тебя из команды.

— Да ну, Лев Иванович, — отвечаю. — Это же несерьезно.

Он говорит:

— Хорошо, давай-ка поговорим серьезно, не торопясь.

В общем, решили мы за столом посидеть.

Только приехали ко мне, сели, как раздался телефонный звонок.

— Лев Иванович у вас? — спрашивают.

— Нет, — отвечаю в трубку и вешаю ее.

Но когда я сказал Яшину, кто звонил, он извинился передо мной и сказал, что должен идти.

В итоге, пока я две недели обижался, на тренерской скамейке «Динамо» появился новый человек. Тогда я попробовал пойти напрямую к министру внутренних дел, но получил ответ, что он сейчас занят и в ближайшее время будет занят тоже. Встретиться с Власовым мне удалось только через месяц. Министр был очень лоялен ко мне. Но самое удивительное, он спросил:

— Ну что же ты бросил команду?

— Как бросил? — не понял я. — Я всего лишь взял временный отпуск.

А министр говорит:

— Эдуард Васильевич, да ведь это же действительно был «ход конем». Поймите, теперь даже я ничего изменить не могу.

На должность главного тренера назначен новый человек. А в отношении вас мне доложили, что вы покинули команду добровольно.

Да, кстати, как только я ушел из «Динамо», деньги на повышенные премиальные для футболистов в клубе сразу же нашлись. Но я считаю вправе говорить о том «Динамо», которое завоевало в юбилейном, пятидесятом чемпионате СССР серебряные медали, которое на европейской арене разгромило в гостях швейцарский «Грассхопперс» 4:0, которое потом еще несколько лет поставляло игроков в сборную, в зарубежные клубы, а во внутреннем чемпионате оставалось далеко не последней командой, — говорить о нем, как о своем. Потому что я его создал.

И тут есть повод задаться вопросом, что же вообще произошло с советским футболом тогда? Что происходит с российским футболом сейчас? Я никогда не шел на компромисс со своей совестью, не допускал и мысли о договорных матчах. И вдруг московское «Динамо» решает убрать из команды тренера, который вновь ведет клуб во главе турнирной таблицы. Значит, кому-то мешали сами принципы искреннего футбола, который я исповедовал и исповедую. Значит, были люди, которые боялись моей правды — футбольной, жизненной. Значит, клуб, с которым нельзя заранее договориться о результате игры, самому руководству московского «Динамо» был не нужен.

Но доказать, что твой клуб сильнее с помощью денег и нечестных сделок, — нельзя. Чемпионом стать можно, а доказать, что ты сильнее, — нельзя! Ведь начиная с восьмидесятых годов наш футбол стал превращаться в бизнес, хоть мы при советской власти официально считали это слово каким-то порочным. И получается, что в нашем футболе сильнейшими становились не лучшие футболисты и тренеры, а лучшие бизнесмены. Но при чем тут футбол? Если в послевоенные годы и даже в годы шестидесятые у руля советского футбола стояли люди, преданные его идеалам, в которых был жив победный дух, то потом настала пора «деловых людей». Деловые-то они были деловые, но похвастаться спортивными достижениями до сих пор не могут. Значит, они решают не дела, а делишки. А вот люди, жившие по принципу «сыт, одет и ладно», привели наш футбол к званиям европейских и олимпийских чемпионов, не пропустили ни одного финала чемпионатов мира и любое поражение сборной, исходя из ее реальной силы, рассматривали как национальную трагедию. А потом молодого игрока вместо техники или тактики стали в первую очередь учить, что в футболе главное — иметь выгодный контракт, а лучшим футбольным руководителем является тот, кто может добыть наибольшую сумму премиальных. То есть фактически стали сажать молодого человека — как наркоторговцы — на иглу. Первая доза бесплатно, зато потом вернется с огромными процентами, потому что без наркотиков человек жить уже не сможет…

А я к концу 1987 года в итоге остался без команды. Впрочем, руководство Центросовета «Динамо» не решилось полностью выдворить меня, человека с международным футбольным именем, из клуба. Препятствий в возможности получить военную пенсию мне чинить не стали и взяли на инспекторскую должность. Да, Эдуард Малофеев — инспектор Центросовете «Динамо». Пришлось заниматься бумажной работой, ездить в «динамовские» команды Киева, Минска, Тбилиси. Вроде бы все нормально. Но проблема заключалась в том, что инспектор из меня был, честно говоря, никакой. Зная не понаслышке о тренерской работе, я не считал возможным вмешиваться в действия специалистов, вникать в их «кухню». Я на собственном опыте прекрасно знал, что присутствие посторонних людей в команде вносит нервозность в жизнь коллектива. Поэтому я, приезжая в клубы, старался как можно меньше с ними контактировать. Ну напишешь что-нибудь тренеру, какие-нибудь замечания, расспросишь его, заранее зная ответы. И так месяца три-четыре продолжалось. Ерунда, конечно, полная — ревизия без желания найти растраты. Этот период времени так и остался в моей памяти самым неприятным в трудовой биографии. Согласно Уставу приходилось — представляете! — ездить на стрельбище, сдавать нормативы. Да какой я стрелок?! Я футболист! А тут еще необходимость порой носить военную форму…

Стоит ли удивляться, что я с радостью согласился на свое второе пришествие в минское «Динамо» в середине сезона 1988 года, когда последовало приглашение из столицы Белоруссии. Тем более что минчане по составу оставались моей командой чемпионского образца 1982 года, но как раз в это время наступила пора смены этого «золотого» поколения. Увы, ребята, которых я довел до уровня сборной, стали неузнаваемы и практически неуправляемы. Пришлось некоторых своих воспитанников из команды освобождать. Впрочем, я не стремился поставить крест на их карьере, имея право обвинить игроков в нечистоплотности — факты были налицо. Дал им возможность перейти в другие, в том числе и в зарубежные клубы, и поступил, по-моему, справедливо. И сам в этом помог. Однако на их лицах появилось недоумение, пошли разговоры, дескать, Малофеев такой сякой и нехороший. Письма полетели в высокие инстанции. Наверное, сегодня эту писанину с радостью опубликовали бы некоторые газеты. Но тогда вопрос решился просто и быстро по одной причине — это могло бы помешать делу. А дело заключалось в том, что необходимо было создавать новую команду.

В сезонах 1989-1990 годов в минском «Динамо» на смену ветеранам пришли Эрик Яхимович, Валентин Белькевич, Александр Хацкевич, Радислав Орловский, Александр Лухвич. Но опытных игроков в клубе практически не оказалась, что не могло не отразиться на результате. Вся надежда была на преемственность поколений — основополагающий принцип для жизни любого футбольного клуба. Поэтому на разговоры о том, что «команды нет», я отвечал «не спешите». И команда вскоре появилась, заиграла. Да, мастерства чемпионов СССР этому минскому «Динамо» еще не хватало, однако снова появился свой стиль, игроков стали приглашать в различные сборные, а в сильном по составу участников чемпионате страны мы не затерялись.

И все же требования стать чемпионами страны были преждевременными. Тем не менее их высказывали с раздражающей частотой. Наверное, в руководстве клуба забыли, с какими словами рекомендовали меня московскому «Динамо»: «Малофеев сделает вас чемпионами, только вы ему не мешайте!» В общем, подумав и все взвесив, я решил уйти из команды. Была у моего отъезда из Минска и причина личного характера. Моя вторая дочка на традиционные тогда для студентов осенние сельхозработы ездила в Краснопольский район Могилевской области, а по данным МАГАТЭ эта территория наиболее пострадала в Белоруссии от аварии на Чернобыльской АЭС. У дочурки началось заболевание щитовидной железы. Я испугался, супруга испугалась, решили — надо уезжать. Хотя Дина говорила: «Опять, опять куда-то переезжаем… Может, хватит?»

Тут как раз настала пора оформлять мне пенсию — двадцать семь лет выслуги во внутренних войсках. Надо было на месяц ложиться в госпиталь для медицинского обследования, так что в клубе я заявил: пусть на время команду возглавит кто-то другой. Руководство «Динамо» удивилось, но потом вошло в мое положение. Мне дали возможность несколько месяцев поработать в Белсовете «Динамо», ничего, по сути говоря, на этой должности не делая. Так что расстались мы если не друзьями, то, во всяком случае, без взаимных обид.

А тут мне поступило предложение от господина Аль Халиди, владельца клуба «Асмарал», возглавить кисловодскую команду. Предложение было заманчивым с финансовой точки зрения, а что касается работы в Кисловодске, мы ведь с женой всегда отдыхали на Северном Кавказе. Начало моей работы в «Асмарале» оказалось интересным для меня как для тренера. Я собрал ребят из региона, среди них были и русские, и кавказцы, и два, теперь уже легионера, латыша. Как-то все у нас удачно складывалось — тренировались футболисты с полной отдачей, матчи проводили достаточно успешно. Даже «Аланию» из высшей лиги обыграли, правда, она выступала не в сильнейшем составе. Аль Халиди очень любил футбол, в Кисловодске не раз устраивались товарищеские игры между руководством клуба и местной администрацией. Лучшим игрокам вручались призы. И меня пару раз признавали лучшим футболистом этих матчей — костюм подарили. А у дочки эндокринная система пришла в норму. В общем, все было вроде бы прекрасно. Но вскоре ребята стали обращаться ко мне с жалобами на то, что руководство не полностью выполняет финансовые обязательства, а быть заложником в такой ситуации я не хотел. Поэтому, поняв, что настоящую команду в Кисловодске по независящим от меня причинам построить не удастся, позвонил президенту клуба и сказал, что ухожу. Тем более что в «Асмарале» был тренер, который безболезненно мог заменить меня. Его я и рекомендовал на свой пост.

А в Кисловодске я успел добиться начала реконструкции старого стадиона, теперь там есть стадион-красавец. Так что, думаю, меня хотя бы за это сейчас вспоминают добрым словом.

Итак, я, уйдя из минского «Динамо», а затем из «Асмарала», снова оказался в России и без команды. Предложения возглавить различные клубы ко мне поступали, но завершались они одинаково странно — обещание позвонить и последующее гробовое молчание. Раз молчат, думаю, поеду-ка я поработаю за границей. Мне хотелось доказать, что мы, советские люди, и там можем работать достойно. Причем на достаточно высоком уровне. Предложения у меня были из клубов Германии, Греции, Кипра. Я даже поступил на курсы по углубленному изучению английского языка, стал понимать обыденную разговорную речь. С президентом одного из кипрских клубов договорился, что буду ждать его вызова. Жду. Опять молчание. Вдруг узнаю, что с этой командой на сборы едет совсем другой тренер. Еще в одну страну сунулся — тоже, сначала «добро», потом обрыв связи. Что такое, понять не могу?

И тут я вспомнил, как «меня уходили» из московского «Динамо». Вспомнил и переоценил ситуацию.

А дело было так. Мне позвонил, царство ему небесное, Анатолий Владимирович Тарасов.

— Эдуард, — говорит, — давай, приходи работать в ЦСКА. Я тебе буду помогать в любом качестве. Могу начальником команды быть или как иначе буду с тобой работать. Я всех генералов знаю, не волнуйся. Полковника тебе здесь враз сделаю!

А я подполковником внутренних войск тогда был.

— Спасибо, — отвечаю.

Через день-другой звонок. Высокий чин из футбольных кругов спрашивает:

— Эдуард Васильевич, а ты хочешь в ЦСКА поработать?

Отвечаю:

— Мы с Анатолием Владимировичем уже у всех генералов каких надо побывали. Процесс, так сказать, идет. Так что зачем «хочешь»? Мы с Тарасовым в этом направлении уже работаем.

Вскоре вновь звонит Анатолий Владимирович и говорит:

— Эдик, ты же, оказывается, враг народа!

— То есть как?! Почему?

А Тарасов продолжает:

— Тут такие вихри закружились! Через кого-то передали от имени высоких чинов: «Малофеева не бери, а то к ЦСКА наше отношение будет соответственным. Ты нас понимаешь? Вот и отлично!»

Вспоминая о случае с тарасовским приглашением, я понял, что столкнулся не с артобстрелом в стиле «короткими очередями по Малофееву пли» — вокруг меня минные поля расставили. Зачем, почему? Я же боролся за свою профессиональную жизнь, за чистоту футбола. Вот, думаю, тут-то и напоролся. Боролся, но напоролся. Как же это все организуется, думаю, очень хотелось бы знать! Узнал «как» я через три года. Оказывается, на всех на моих зарубежных приглашениях стояла хо-о-орошая такая формулировка: «В связи с чернобыльской аварией у Малофеева неизлечимый рак крови!» Написали бы «дебошир и алкоголик» или «бьет жену и курит в постели», я, ей-богу, меньше бы этой нелепости удивился. Ведь такая лживая виза стояла на официальных документах, ее автором был государственный человек! А с президентом кипрского клуба я потом встретился на сборах. Он так обрадовался, закричал: «О, Малофеев, вы живы?!» Я говорю: «Ну в общем-то да, а что?» Вот тогда иностранец и рассказал мне о нашей федерации футбола.

Но тогда, к счастью, меня пригласил тюменский клуб «Динамо-Газовик», игравший в первой лиге. Наверное, мне и туда могли дорогу закрыть. Однако решили: «Тюмень — это такая Тмутаракань, что и связываться-то не стоит. Да еще и первая лига. Пусть едет в сибирскую ссылку». Я поехал и попал в клуб с хорошим руководством, разбирающимся в футболе, стремящимся развивать его в своем регионе, честолюбивым: «Эдуард Васильевич, мы хотим, чтобы клуб играл в высшем дивизионе», — «Конечно, — отвечаю, — будем выходить в высшую лигу, и никаких!»

В Тюмени наш стадион и ледовый дворец спорта стояли рядом, мы были тесно связаны с хоккеистами, часто посещали их матчи. Учебно-тренировочный процесс был полноценным, мы в подготовительный период работали на снегу, на льду — о необходимости такой подготовки я уже говорил раньше. Удалось пробить для команды базу. Ею стал бывший обкомовский двухдневный санаторий, куда областное руководство приезжало на выходные — в лесу грибы пособирать, заготовки домашние сделать. Большую помощь в работе президенту клуба Владимиру Долбоносову, в прошлом игроку московского «Динамо», оказывал начальник областного УВД Вениамин Михайлович Башарин. За год мы добились поставленной цели — получили право играть в высшей лиге. Вспоминаю случай, произошедший на финальных играх, — тогда победители трех зон первой лиги играли с тремя командами, которые из высшей лиги вываливались. Мы в первых трех матчах соперников обыграли и сразу завоевали путевку наверх. Потом доиграть турнир было делом техники. Честно говоря, я радовался и тому, что тюменцы шагнули вперед и что сам в высшую лигу вернулся. Правда, в «вышке» нас в следующем сезоне сразу стали поддушивать — и с помощью судейства, и другими «компонентами». Но мы 12-е место все-таки заняли. А я ушел из команды, потому что видел: особых перспектив для работы нет. Плюс к тому сибирские команды целенаправленно выдавливали из высшей лиги — никто не хотел за Урал из Москвы на матчи летать. Но Сибири, считаю, я в какой-то степени помог обрести в себе «футбольную уверенность».

Месяца через три меня пригласили поработать в махачкалинском «Анжи». Сначала к подобному предложению я отнесся как-то… «с непониманием». Это ведь было время первой чеченской войны. Но других предложений ко мне не поступало, и я поехал работать в Дагестан, во вторую лигу. Там меня и мою семью — а один я никуда не ездил, потому что без поддержки семьи не могу работать, — встретили душевно. Я приступил к созданию команды, не заключая жесткого контракта с клубом.

Вообще я всегда стремился работать «на доверии», больше полагался не на подписи и печати в договорах, а на свое мнение о людях. Я рад, что при этом мне ни разу не довелось столкнуться с обманом. Речь идет не о том, что мне, дескать, обещали зарплату одну, а потом могли дать меньшую, нет. Я говорю о том, что на личном опыте мне довелось убедиться: в мире гораздо больше честных и добрых людей, чем злых. К сожалению, люди злые порой оказываются более сплоченными в своих действиях, их «клубок друзей» оказывается живучим. А несмышленая толпа имеет свое мнение о чести, но истинную честь и нравственность увидеть и понять не может. И люди, сбитые с толку голосом толпы и мнением большинства, впадают в заблуждение и полагают почетным то, что превозносит толпа. Но это, к счастью, происходит не всегда. Как я уже говорил, по-прежнему главными положительными критериями оценки человека, его дел остаются душевная доброта и щедрость. К чему я это повторяю?

Перед тем как принять приглашение «Анжи», я встретился с руководителями республики Дагестан. Наверное, они знали, что я в какой-то мере ретро-тренер, придерживаюсь в футболе принципов, которые ставились во главу угла в советское время, — пекусь о честности, преданности клубу. И мне сказали: «Эдуард Васильевич, вы порядочный человек, преданный футболу. Видите, как тяжело нашей республике! Да, мы сейчас во второй лиге. А вы специалист, поработавший на самом высоком уровне. Пожалуйста, помогите нам. Нам необходимо привлечь зрителей на трибуны. Мы хотим подарить Дагестану праздник футбола. Нашему народу очень нужна отдушина, ведь рядом идет война».

И этот разговор, безусловно, повлиял на мое положительное решение возглавить «Анжи». Я там оказался в роли посланника, миссионера большого футбола. А на исполнение этой роли меня подвигло искреннее стремление создать в Махачкале сильный профессиональный клуб президента «Анжи» Магомедсултана Магомедова и вице-президента Александра Маркарова. Они, собственно, и были основателями «Анжи» — руководящий тандем бизнесмена и политика, с одной стороны, и прекрасного в прошлом футболиста, с другой, мог решить серьезные задачи. Чего, как мы теперь видим, в итоге махачкалинский клуб и добился.

После развала Советского Союза положение простого народа в Дагестане значительно ухудшилось, многие, с кем я встречался, вспоминали о прошлом добрыми словами. Думаю, поэтому и ко мне, человеку, делающему доброе дело, относились по-доброму.

Вспоминаю такой случай. Женщины, которые убирали на стадионе мусор, представляли, говоря современным языком, самые необеспеченные слои населения. Не раз и не два я давал им деньги, чтобы они могли купить что-нибудь для своих семей. И поверьте, их слова «Храни вас аллах! Дай аллах вам здоровья!» были искренними. Народ, он везде одинаковый и на добро всегда будет отвечать добром.

В Махачкале я проработал два с половиной года, вывел команду в первую лигу и закрепил ее там. Но потом мне стало трудновато в психологическом отношении работать в «Анжи»… Скажу так: мне не хотелось, чтобы у меня в Махачкале появились враги. Я имею в виду житейский быт. Словом, расстались мы с клубом без взаимных упреков.

Уйдя из «Анжи», я решил осесть в Москве. Наконец-то появилось время серьезно заняться ремонтом квартиры. Мы ведь в ней практически и не жили, и вид ее представлял зрелище поистине ужасное. Что ж, свой дом надо обустраивать!