ГЛАВА 10

ГРУБОСТЬ УБИВАЕТ ФУТБОЛ

Матч 37-го чемпионата страны в Ереване на стадионе «Раздан» с «Араратом» наши тренеры рассматривали как генеральную репетицию перед финалом Кубка кубков. На этом стадионе гостям всегда было трудно играть. А игра с киевским «Динамо», несомненно, была для ереванцев вполне престижной: представлялась возможность на глазах у своих болельщиков победить финалиста Кубка кубков! Правда, мы лишили их этого удовольствия и в хорошем стиле обыграли «Арарат» со счетом 3:2. Но, поверьте, это был как раз тот случай, когда победа не радует.

…Я проходил по флангу и видел, что параллельно мне в центре на хорошей скорости к воротам прорывается Колотов. Собираясь выполнить прострельную передачу партнеру, я уже занес ногу для удара, как вдруг ко мне метнулся защитник. Ногу обожгла резкая боль, и я рухнул на землю. Товарищи отнесли меня к краю поля. Подбежали врач и массажист, но я уже чувствовал, что они вряд ли смогут оказать мне действенную помощь. Доктор стянул с меня окровавленный гетр и взглянул на рану.

— Неужели так страшно? — нетерпеливо спросил я, следя за выражением его лица.

Он молча обрабатывал рану и цокал языком. В тот момент я уже не думал о том, доиграю ли матч с «Араратом». Меня беспокоило другое: «Как травма? Смогу ли играть в Базеле?»

— Надо зашивать, — наконец сказал доктор. — Рана глубокая.

Мы прилетели в Киев поздно ночью, и прямо из аэропорта меня отвезли в больницу. Хирург Виталий Николаевич Левенец, латая мою разорванную икроножную мышцу, наложил пять швов. К слову, этому специалисту, о котором по праву говорят, что у него золотые руки, наша команда многим обязана. Сам в молодости увлекавшийся спортом, замечательный хирург возвращал в строй многих спортсменов, в том числе и моих товарищей по команде. В разные годы побывали на операционном столе у Виталия Николаевича, а затем возвращались на футбольное поле такие известные динамовцы Киева, как Виктор Ко лотов, Владимир Мунтян, Владимир Веремеев, Владимир Бессонов, Сергей Балтача, Иван Яремчук и многие другие.

После операции хирург ободряюще похлопал меня по плечу:

— Ходить разрешаю, но осторожно и очень мало. Швы сниму числа шестнадцатого—семнадцатого.

Услышав такое, я чуть было не застонал: матч с «Ференцварошем» в финале Кубка кубков мы должны играть в Базеле четырнадцатого! По моей кислой физиономии Виталий Николаевич, вероятно, все понял.

— Ты только заранее не расстраивайся, — сказал Левенец. — Помни, что у веселых людей и раны быстрее заживают!

Через день после игры в Ереване капитан киевского «Динамо» Виктор Колотов давал интервью корреспонденту «Комсомольской правды»:

— Матч в Ереване принес нам серьезные потери. Ведь кроме Олега Блохина, тяжелые травмы получили на «Раздане» Мунтян и Онищенко. Конечно, ребята постараются выйти на поле в Базеле, но вот вопрос — смогут ли они играть в полную силу? Хочется верить, что впредь матчи чемпионата страны будут обходиться без столь откровенной грубости.

Грубость убивает футбол. Убивает мастерство. В специальном журнале, который скрупулезно вели врачи киевского «Динамо», в звездном для нас сезоне 1975 года было зафиксировано более тридцати травм. И надо сказать, что этот «средний показатель травматизма» у игроков нашего клуба с годами не убывал, а держался, примерно, на одном уровне. Заметим, что регистрировались только серьезные повреждения — переломы, рваные раны, тяжелые ушибы и тому подобное. Ссадины и синяки не в счет. И чаще других в этом печальном журнале встречались фамилии Колотова, Веремеева, Мунтяна, Онищенко и моя. Мои товарищи по клубу, которых по праву считали виртуозами мяча, игра которых для истинных ценителей футбола была настоящим праздником, из-за травм пропускали немало матчей.

Впрочем, есть разные травмы. Одни могут быть вызваны слишком большими тренировочными нагрузками и слабым медицинским контролем. Иногда мышцы и связки просто не выдерживают того напряжения, которое выпадает на их долю. Впрочем, думаю, что опытный спортсмен, хорошо знакомый с принципами самоконтроля, может предохранить себя от перегрузок. Но чаще всего футболистам грозят травмы, вызванные грубой игрой. Я страдал именно от таких травм…

В 1979 году я в очередной раз выбыл из игры и попал на операционный стол в клинику спортивной и балетной травмы Центрального института травматологии и ортопедии. Операция, которую сделала мне заведующая клиникой профессор, доктор медицинских наук замечательный специалист Зоя Сергеевна Миронова, длилась час десять минут. В кабинете у Мироновой я увидел интересную таблицу травм и не удивился: оказывается, на футбол приходится почти четверть всех повреждений, зафиксированных в спорте. Два года спустя я прочитал в газете «Правда» интересное высказывание профессора Мироновой:

«Футбол, к сожалению, лидирует в травматологии. Причины? Их несколько, но главная — нездоровый азарт. На наших глазах, случается, умышленно бьют по ногам. Как жаль, что раньше времени, не отыграв положенного срока, ушли из футбола многие звезды, в том числе и капитан первой олимпийской сборной В. Бобров… Бывает, когда выступают команды, в которых играют настоящие мастера, защитники соперников, охотясь за ними, сбивают их с ног, не в силах догнать, валят на землю».

Наблюдение Зои Сергеевны очень точно. Я на себе не раз испытывал этот самый «нездоровый азарт», когда соперники то и дело целились не по мячу, а по ногам. Причем, как правило, старались нанести удары сзади, когда невозможно себя защитить: сзади глаз нет! Если в команде соперников есть такой костолом, то в отдельные моменты матча неизбежно думаешь не о том, как сыграть острее, хитроумнее, а о том, как бы уберечь ноги.

После того как я забил двести голов и установил в нашем футболе абсолютный рекорд результативности, перед одним из календарных матчей в Киев приехал обладатель прежнего рекорда, замечательный в прошлом бомбардир, заслуженный мастер спорта Никита Павлович Симонян, с которым мы были хорошо знакомы. Приехал, чтобы вручить мне специальный приз газеты «Комсомольская правда».

— Я тебя от всей души поздравляю, Олег, — сказал Симонян, — и желаю совершенствоваться дальше и забить голов больше!

— Можно было бы и больше, — ответил я, — но охотятся, как на зверя, бьют…

— На то ты и бомбардир, — сказал мне Симонян, — должен быть приучен к тому, что тебя били, бьют и будут бить…

Да, грубость стала правилом для многих моих опекунов. Игру без грубости, без «врезания в кость», как выражаются футболисты, я порой воспринимал как исключение из правил, как благородство, что ли… Впрочем, так было в футболе, кажется, во все времена. В книге Пеле, которую он написал совместно с журналистом Робертом Фишем, я прочел очень теплые слова короля футбола об игроках сборной Чехословакии, проявивших, по мнению Пеле, настоящее спортивное благородство. Это было на чемпионате мира 1962 года во время матча Бразилия — ЧССР. Пеле получил травму и во время матча испытывал сильную боль в паху. Но замен тогда, кажется, не проводили, и он вынужден был оставаться на поле. Пеле мало участвовал в игре, но его партнеры все же в отдельных эпизодах играли с ним в пас. И вот, когда мяч попадал к Пеле, соперники, зная о травме бразильца, не шли с ним в единоборство, не атаковали его жестко. «Масопуст, Поплухар и Лала — настоящие спортсмены, — писал Пеле. — Помня об интересах своей команды, они не забыли о благородном отношении к своему сопернику. Чехословацкие спортсмены подарили мне одну из самых прекрасных минут за всю мою футбольную жизнь».

За многие годы выступлений в командах соперников у меня даже появились свои персональные, как я их называл, «молотки», которые постоянно оставляли на моих ногах свои зарубки. Порой дело доходило до курьезов. С московским динамовцем Сергеем Никулиным мы вместе играли в различных сборных. Но когда в календарных матчах встречались наши клубы, мне от Никулина доставалось, как говорится, по первое число. Сидим мы однажды на скамеечке на базе в Новогорске, я его спрашиваю:

— Сережа, мы с тобой друзья?

— Друзья!

— Так ты меня на поле не бей, как врага.

— На поле у меня нет друзей, — убежденно ответил он.

А однажды в сезоне 1981 года я пытался прямо во время игры в Краснодаре с местной «Кубанью» перевоспитать одного своего довольно грубого опекуна. Матч только начался, как я почувствовал его горячее дыхание на своем затылке. Только мне следовала передача и мяч оказывался у меня в ногах, как я сразу ощущал удары сзади — по пяткам, в область ахилловых сухожилий, по икроножным мышцам. Я оглянулся, вижу — Вася Шитиков, защитник «Кубани». Через некоторое время смотрю — он же! Персональная опека никому из нападающих удовольствия не приносит. Особенно когда опекун малотехничен. Он к нападающему словно привязан. Будет толкать, бить, валить, только бы выполнить задание тренера. Поняв, что «мой Вася» не оставит меня в покое до конца матча и еще чего доброго под его бдительным присмотром я целым с поля не уйду, решил поговорить с ним по душам. В очередной раз, после его удара по пяткам, резко повернулся к Шитикову и говорю:

— Вася, у меня к тебе большая просьба: бога ради, не бей сзади! Бьешь, так уже хотя бы спереди, чтобы я видел.

А Вася невозмутимо мне отвечает:

— Я футбольных академий не кончал, мне все равно, что спереди, что сзади… Мне сказано тебя держать, я и держу…

Прямо как в песне Владимира Высоцкого: «Приказано метать — и я мечу»… Да, в таких случаях не договоришься. Приходилось терпеть. Но бывало и так, что терпение лопалось, нервы не выдерживали, и меня даже удаляли с поля.

Никакой высокой цели нельзя достичь ложью. Надо быть честным и искренним до конца. Понимаю, что удаление с поля не красит любого футболиста. Тем более заслуженного мастера спорта. Но не рассказать об этом нельзя…

Меня удаляли с поля трижды. Первый раз — в 1970 году. Я был тогда еще дублером. И, конечно же, в каждом матче старался играть вовсю, зарекомендовать себя в команде и в лице тренеров. Дублеры киевского «Динамо» принимали на своем поле кутаисское «Торпедо». Высокий, атлетического сложения центральный защитник гостей, как только мне удавалось его обыгрывать, бесцеремонно бил меня по ногам. В самом конце игры я не выдержал столь откровенной грубости и, как говорят футболисты, «отмахнулся» — ответил ударом на удар. Судья немедленно удалил меня с поля.

— На поле ты свой характер не показывай, — выговаривал мне после матча Коман. — Настоящий спортсмен должен стерпеть и такое. Сам ты не имеешь права наказывать своих противников, для этого на поле есть судья…

Совет тренера я твердо усвоил, и подобных инцидентов со мной не случалось… целых одиннадцать лет. А в 1981 году, весной, во время контрольного матча сборной СССР в Болгарии судья снова удалил меня с поля. Правда, вместе с соперником. Впрочем, оба эти случая не были преданы широкой огласке, и кроме меня, вряд ли их кто-нибудь помнит. Но вот факт третьего моего удаления с поля стал предметом обсуждения в прессе, а кроме того, и на заседании спортивно-технической комиссии.

8 июля 1981 года мы на своем поле встретились с ташкентским «Пахтакором» в матче чемпионата страны. С утра было душно, собиралась гроза. Апатия и вялость, вызванные, может быть, погодой, сменились у меня состоянием крайней взвинченности, как только я столкнулся на поле с грубостью защитников. В самом конце игры, когда в штрафной площадке гостей защитники грубо снесли Лозинского, в ворота «Пахтакора» был назначен пенальти. Нашего основного пенальтиста Буряка на поле не было, и пенальти пришлось бить мне. И ташкентский вратарь, и защитники «Пахтакора» грубыми репликами всячески пытались вывести меня из терпения. Пенальти я все же забил, и счет стал 3:0 в нашу пользу. Но спустя две минуты нервы у меня сдали и… судья показал мне красную карточку, что означало: «Уходи с поля, Блохин!»

— Зачем же сразу красную? — только и сказал я ему.

Никто не видел, что произошло на самом деле, и не знал, за что судья удалил меня с поля.

Через три дня после этого матча в газете «Советский спорт» было опубликовано интервью с Владимиром Бессоновым, в котором капитан киевского «Динамо» назвал мое поведение на поле неспортивным.

«Бывает так, что игрок одной команды намеренно провоцирует соперника на нарушение правил…» — говорил корреспондент в том интервью.

«Приходится терпеть, другого выхода нет, — отвечал ему Бессонов. — Терпеливо ждать решения судьи. Не знаю точно, что там произошло между Олегом Блохиным и игроком «Пахтакора», которого он в конце матча ударил, но совершенно четко знаю, что Олег был неправ. Думаю, что такие срывы ему непростительны. Команда осудила его неспортивное поведение».

Да, команда мое поведение осудила. Правда, заочно — без меня. После того матча ночью у меня поднялась высокая температура, и я три дня пролежал в квартире у родителей. Где, к слову сказать, от матери мне тоже досталось.

— Ты виноват, сын, никуда не денешься, — твердо говорила мама. — Всем можно нарушать правила, а тебе нельзя. У тебя имя! Тебе ничего не простят.

Я только и ответил маме, что она права. А что мне было еще говорить?! Десятки раз прокручивал события на поле. Сам до конца хотел разобраться в причине своего удаления. Понял, что сорвался. Но мне было очень важно разобраться, отчего произошел срыв, как случилось, что обида и злость затмили мой разум настолько, что я ударил кулаком игрока «Пахтакора». Ведь уже спустя несколько секунд я горько и жестоко раскаивался в содеянном.

Грубость соперников — серьезный раздражитель, и привыкнуть к ней нельзя. Но дело не только в этом. Я пришел к выводу, что мог бы держать свои нервы в узде, если бы действия судьи по отношению к грубиянам были четкими, строгими, бескомпромиссными.

Позже, представ в Москве перед членами спортивно-технической комиссии, я попытался, ничуть не умаляя своей вины, обсудить с членами СТК и эти острые, злободневные проблемы судейства. Но дело в том, что моя вина была вполне конкретной, а претензии к судейству казались членам СТК попыткой оправдаться. И разговор, столь важный для меня и для футбола, не получился.

— Вы виноваты в совершенном поступке? — спросили меня.

— Да, виноват.

— А причем же здесь судья?

— Если бы арбитр присек грубость на корню, мне не надо было бы самому расправляться со своим обидчиком.

— А разве только вас одного обижают?

Что ответить? Мучительно анализируя все произошедшее со мной, я пытался разобраться в первопричинах подобного инцидента. Ясность в этом была необходима не только мне одному. В правде и честности нуждался наш футбол… С самого начала игры я ощутил на себе грубые действия защитников ташкентской команды, среди которых особенно «усердствовал» Белялов. Приемы антифутбола он постоянно сопровождал нецензурными выражениями в мой адрес. Грубили и другие игроки «Пахтакора». К примеру, в первом тайме капитан ташкентцев Якубик ногой (без мяча!) ударил нашего защитника Баля, и последний от этого удара рухнул на землю. А что же судья нашей встречи Козьяков? Увы, он словно бы не замечал грубости гостей, а если и реагировал на нее, то только лишь общими фразами в адрес нарушителей: «Не ругайтесь!», «Не грубите!», «Покажу карточку!». Но реплики арбитра не останавливали грубиянов. И так ведь было не только в том злополучном для меня матче, а во многих играх чемпионата. Грубили не только против меня, и у меня, когда я разговаривал с членами СТК, было желание говорить не столько о себе лично, сколько о проблемах грубости в нашем футболе и либералах-судьях, которые не ведут решительную борьбу с подобными явлениями. И я ответил на вопрос одного из членов уважаемой комиссии:

— Я не говорю только о себе. К примеру, после матча в Киеве «Пахтакор» играл в Москве со «Спартаком». Я видел по телевизору, как тот же Белялов при любом удобном случае косил и сносил талантливого игрока сборной страны Юру Гаврилова. — По выражению лица одного из членов комиссии я понял, что он спешит мне возразить, и, волнуясь, заговорил еще быстрее. — Зная, что судьи разрешают, как мы говорим, играть на грани фола, костоломы распоясываются. Больно наблюдать за тем, как они грубо действуют против таких больших мастеров футбола, как Кипиани, Шенгелия, Бессонов…

— Вы что, собираетесь здесь обвинять наших судей?! — перебил меня один седовласый член СТК. — Скажите, во время вашего матча с «Пахтакором» судья назначал штрафные удары в сторону ташкентцев?

— Да, — ответил я, — мы били штрафные удары.

— Ну вот! — воскликнул тот, который задал мне вопрос. — Какие же у вас могут быть претензии к судье?!

— Но ведь фол фолу рознь, — пытался возразить я. — Есть ведь фолы, грозящие обернуться травмой…

Но меня опять прервали. Разумеется, я полностью признал свою вину. Потом начались выступления членов СТК. Они словно бы не слышали моего выступления, и на мою голову посыпались сплошные обвинения. Один из выступавших предложил даже исключить меня из символического «Клуба Федотова» и лишить меня абсолютного первенства в этом клубе бомбардиров. Потом стали предлагать, на сколько же игр дисквалифицировать меня. Команда просила — на две игры и еще на десять «условно». Кто-то предложил на пять, но ему возразили: «Блохину же играть в сборной!» Приняли решение: дисквалифицировать меня на три игры.

Я покидал СТК с тяжелым чувством. Члены этой очень авторитетной комиссии убеждали меня в том, что я и сам хорошо усвоил: на поле я должен (как бы меня ни били!) сдерживать свои эмоции. Что же до судей, то это, дескать, не моя забота…

Весьма знаменательным кажется мне, журналисту, тот факт, что мотивы удаления с поля у всех знаменитых форвардов похожи. Таких историй я слышал от самих футболистов немало. К примеру, тренер Блохина Михаил Коман однажды был удален с поля в Тбилиси за то, что ответил ударом на удар футболисту, который, по словам Комана, «отбил ему все пятки».

А вот что рассказывал заслуженный мастер спорта и заслуженный тренер СССР, чемпион Олимпийских игр наш прославленный форвард Никита Симонян:

— В 1959 году во время тренировочного матча в Сочи бил меня один парень нещадно! На что уж я терпеливый, и то не мог выдержать. Как раз за год до этого я установил свой рекорд: забил в одном сезоне тридцать четыре гола. Вероятно, поэтому тренер дал своему защитнику установку держать меня любой ценой. Под конец матчи я не стерпел, ударил своего обидчика и, не дожидаясь решения судьи, сам ушел с поля. Правда, когда поостыл, поехал после матча к нашим соперникам и извинился…

Мастер спорта международного класса, неоднократный чемпион СССР, участник чемпионата мира Анатолий Бышовец:

— Мы играли на нейтральном поле, на стадионе в Тбилиси, на Кубок СССР. С первых минут матча приставленный ко мне защитник не отпускал меня ни на секунду — толкал, валил на землю. Я терпел, как мог. К концу матча на мне были разорваны футболка и гетры, а судья делал вид, что ничего особенного не происходит. Перед самым финальным свистком, оказавшись в очередной раз на земле после удара по ногам, я не выдержал: развернулся и дал сдачи обидчику. Судья тут же удалил меня с поля…

Удаляли и многих других бомбардиров, против которых защитники особенно жестко — порой жестоко! — и откровенно грубо играли. Удаляли и знаменитого Эдуарда Стрельцова. По воле судей покидал поле даже король футбола Пеле. К примеру, во время матча в Колумбии знаменитый бразилец пререкался с судьей за то, что тот оставлял безнаказанными грубые действия защитников, сбивавших Пеле с ног. Но вместо того, чтобы судить строже, арбитр… удалил с поля Пеле за пререкания с судьей. В знак протеста против такой вопиющей несправедливости толпа ринулась на поле, и рефери спасся только благодаря вмешательству полиции. По настоянию публики Пеле вернулся на поле — беспрецедентный случай в истории футбола!

Блохин, на мой взгляд, совершенно правильно и справедливо хотел заострить внимание убеленных сединами членов СТК на проблемах судейства. Зря они не прислушались к мнению выдающегося советского форварда. Впрочем, пользуясь случаем, в настоящей книге эту ошибку можно исправить.

На судей жалуются все. Мне не раз приходилось слышать жалобы на арбитров от футболистов из Югославии, Польши, Чехословакии, Болгарии и многих других стран. Похоже, что недостаточно высокое качество судейства — проблема мирового футбола. В начале 70-х годов опытнейший специалист Ковач, тренировавший в то время знаменитый голландский «Аякс», говорил о работе судей:

«Нужно ли идти на то, чтобы изменить некоторые правила? В основном они мне кажутся удовлетворительными, но их интерпретация и применение составляют проблему. Например, недопустимо не удалять с поля игрока, который вместо мяча бьет по ногам противника».

Несправедливое решение судей всегда вызывало у меня бурную реакцию, за что мне не раз доставалось и от арбитров, и от тренеров. Вероятно, надо иметь очень большое самообладание, чтобы молча соглашаться с судейскими несправедливостями. В последние годы я стал пристально следить за высказываниями о работе судей в прессе и по телевидению. Вырезки из газет складываю в отдельную папку, а передачи по телевидению записываю на магнитную ленту. Приведу несколько примеров из моей коллекции.

Фрагмент из телеобозрения «Футбол», переданного 2 августа 1981 года. Беседу ведут известный комментатор радио и телевидения Н. Н. Озеров и старейшина советских арбитров Н. Г. Латышев.

Н. Н. Озеров:

— У нашего микрофона председатель Всесоюзной коллегии судей Николай Гаврилович Латышев. Николай Гаврилович, вот судья назначает штрафной удар. Выстраивается «стенка» — девять метров. Как всегда, нет положенного расстояния, но все равно арбитры не наказывают виновных…

Н. Г. Латышев:

— Если принципиально придерживаться этого правила, то судья должен сделать предупреждение. Однако не всегда судье надо устанавливать «стенку». Мы недавно видели, как в игре ЦСКА — «Торпедо», когда игроки «Торпедо» не хотели становиться на положенное расстояние, футболисты ЦСКА решили откинуть мяч своему партнеру. И он пробил мимо растерявшихся соперников. Забил гол! Так что игроки сами должны выбирать правильную тактику игры — когда ставить «стенку», а когда играть и без «стенки»…

Н. Н. Озеров:

— Я помню, как один известный игрок на чемпионате мира, получив удар, может быть, даже не умышленно, упал, и зрители увидели страдания этого футболиста. Страдания были нарочитыми, были, так сказать, плохо исполнены. Короче говоря, футболист симулировал. Арбитр стоял рядом. Стоял и смотрел. И вот, когда этот футболист легко побежал вперед, арбитр остановил игру и, подняв желтую карточку, сделал ему предупреждение. Я хочу сказать, что, к сожалению, и на наших стадионах такое бывает довольно часто. Не очень ли уж мягко мы обходимся с симулянтами?

Н. Г. Латышев:

— Если судья видит, что игрок действительно симулирует, то он обязан публично дать ему предупреждение…

Слушал я все это и не все … понимал. Председатель в то время Всесоюзной коллегии судей советовал, как противодействовать нарушителям правил! Не надо, дескать, арбитрам отодвигать «стенку» на положенные девять метров, а надо пострадавшей команде как-то умудриться обхитрить нарушителей. Но это ли не судейство в пользу провинившихся? Справедливо объявлена война и симулянтам. Верно, всякая симуляция на поле претит и зрителям, и футболистам. Но

всегда ли легко отличить симулянта от пострадавшего? Значит, судьи начнут теперь присматриваться: больно тебя ударили по ногам или не очень? Сможешь ты быстро побежать сразу или чуть-чуть похромаешь, за что и желтую карточку недолго схлопотать? Но это ведь — внимание арбитров к тем, кого бьют по ногам! А как же быть с теми нарушителями футбольных правил, кто бьет по ногам? И к чему может привести переключение внимания арбитров с прямых нарушителей на пострадавших?

Рассказывая о своей жизни в футболе и обвиняя в грубости некоторых футболистов, я отдавал себе отчет в том, что киевское «Динамо» тоже небезупречно в этом отношении.

Меня не раз упрекали в том, что я слишком часто апеллировал к судьям. Каюсь, был такой грех. Вероятно, находясь на поле, просто острее, чем сидя на трибуне, чувствуешь несправедливость судейских свистков или их неуместное молчание.

Я всегда завидовал тем футболистам, которые умели все стерпеть. Помню, как Никита Павлович Симонян во время тренировок сборной страны, призывая меня к терпению, рассказывал об известном английском форварде Алане Болле, который в составе сборной Англии стал чемпионом мира 1966 года. Его тоже часто били по ногам, и он по этому поводу обращался к судьям. Однажды Болла удалили за это с поля. И тогда он сам себе сказал: «Я по отношению к судьям глух и нем». Впрочем, сам Симонян в свое время тоже дал «обет молчания», хотя ему доставалось от защитников не меньше, чем мне.

Симонян рассказывал: в 1958 году сборная страны должна была выехать в Лондон на товарищескую встречу со сборной Англии. Накануне этой поездки московский «Спартак», в составе которого играл Симонян, проводил матч на Кубок страны с красноярским «Локомотивом». С первых же минут игры красноярцы начали «охаживать» спартаковцев по ногам.

— Сережу Сальникова раза четыре уложили на землю, — рассказывал Симонян. — И мой партнер не выдержал. Подбежал ко мне и говорит: «Ты капитан, принимай меры! Еще раз меня огреют, уйду с поля». А мне и самому доставалось от их центрального защитника. Не выдержав, я сказал ему: «Милый мой, вот же мяч, что же ты по ногам бьешь?!» Мне в ту пору уже тридцать два года было, а тому защитнику — лет двадцать. «Тебе же надо учиться играть в футбол, — говорю ему. — Так учись! Но при чем же здесь мои ноги?» А он мне с наглым видом заявляет: «Ты в Лондон собрался? А я тебя отсюда отправлю в госпиталь».

Да, похоже, что во все времена нашего футбола были свои грубияны. Но я твердо убежден в том, что борьбу с грубостью можно — и нужно! — вести не уговорами и призывами, не только воспитательной работой среди футболистов и тренеров, а прежде всего повышением качества судейства, усилением его строгости по отношению к грубиянам от футбола.