Истоки атеизма относятся к той далекой поре истории, когда развитие общественно–производственной практики впервые позволило накопить относительно большой объем знаний, а создание письменности дало возможность ускорить их накопление и совершенствование. С другой стороны, это была эпоха, когда впервые эксплуататорский строй предоставил немногочисленному меньшинству людей возможность заниматься политической, художественной, научной деятельностью, возложив на большинство всю тяжесть рабского физического труда. В тот период в противоположность представлениям, где подлинное знание тонуло в массе мифологических, фантастических преданий и поэтических образов, зарождается система знаний о природе, о людях и их сознании, о законах, которым подчинены мир и мышление.

Уже первые шаги людей, пытающихся постичь мир, приводили к требованию ничего не принимать на веру, считать истинным лишь то, что доказано разумными доводами, основанными на фактах. Так возникают первые зачатки науки и научного мировоззрения.

Это первоначальное научное, атеистическое по существу мировоззрение представляло собой материализм, поскольку «материалистическое мировоззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений, и поэтому у греческих философов оно было первоначально чем–то само собой разумеющимся» (Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 513).

Борьба между научным и религиозным мировоззрением осложняется и переплетается с борьбой между материализмом и идеализмом. В основе этой борьбы лежали социальные конфликты. Сама коренная противоположность научного, материалистического, атеистического мировоззрения религиозному и идеалистическому не сразу и не вполне осознавалась ее участниками. Пионеры научной мысли зачастую не могли освободиться от некоторых господствующих религиозных представлений, а среди их противников Некоторые вводили в свои в целом антинаучные системы материал, содержащий научное знание о природе, о человеке, о его мышлении. Кроме того, в религии и философии «связь представлений с их материальными условиями существования все более запутывается, все более затемняется промежуточными звеньями. Но все–таки она существует» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 312). Так, конфликт между материализмом Демокрита и идеализмом Платона связан с конфликтом между демократией и аристократией в Афинах.

Для Древней Индии эпохи создания религиозных книг — Вед (середина 2–го тысячелетия до н. э.) характерно поклонение обожествленным силам природы. Позднее, с образованием рабовладельческого общества, возникает вера в бога, развивается мифология. Священным книгам — Ведам приписывается божественное происхождение и непререкаемость. Против авторитета Вед восстают первые индийские ученые–философы школы локаята (чарва–ка) - Брихаспати, Дхишан и др. (VIв. до н. э.).

Философы локаята утверждают, что никакого бога (иншвары) нет; что мир никем не создан, а существует вечно по своим законам. Все вещи состоят из земли, воды, света и ветров. Различным образом соединяясь, эти элементы образуют все сущее, в том числе и людей. Порознь каждый из элементов сознанием не обладает, но при особом соединении они образуют тело, одаренное сознанием. С разрушением этого тела неизбежно исчезает и сознание. То, что рассказывается в Ведах о загробном мире и рае, представляет собой обман, в том числе и то, будто животное, убитое при жертвоприношении, попадает в рай. Если бы это было верно, говорили локаята, то любящий сын должен был бы принести в жертву отца, чтобы тот попал в рай.

По воззрению локаята, природа безразлична ко всему человеческому, ее свойства не имеют никакого отношения к нравственным правилам. Ни в природе, ни в человеческой истории нет никакой целесообразности.

Очень близок к этим воззрениям видный представитель школы санкхья Капила (ок. VI в. до н. э.). Вещей, существование которых нельзя доказать убедительными аргументами, нет, учил Капила. Ни восприятием, ни умозаключением, ни аналогией бытие бога не подтверждается, а это единственные формы достоверного познания. Следовательно, бога нет.

Ничто, утверждал Капила, не может возникнуть из ничего. Из вполне определенных вещей возникают вполне определенные вещи. Первые служат материалом для вторых; и те и другие состоят из вечной материи — пракрита, которая является причиной всех вещей.

Все состоит из атомов. Из неживых тел образуются живые, между теми и другими трудно провести резкую границу. Возникновение сознания в теле, состоящем из элементов, лишенных сознания, Капила объясняет так же, как локаята.

В системе взглядов Капилы содержится непоследовательность — учение о пуруше. Помимо материи, лишенной сознания, Капила признает еще тонкий элемент, обладающий сознанием, — пурушу, которая не имеет ни начала, ни конца и всеведуща, хотя не имеет контакта с материей. Материя активна и постоянно изменяется; пуруша пассивна и неизменна.

Возникновение материалистических и антирелигиозных идей в Древнем Китае тесно связано с развитием науки, особенно астрономии. Записи о солнечных затмениях китайские ученые начали вести за тысячу лет до н. э. На протяжении столетий в Китае велись наблюдения за движением светил, и в IV в. до н. э. там был создан первый в истории звездный каталог. Установленная астрономами периодичность движения светил сыграла важную роль в выдвижении идеи объективной закономерности — дао, управляющей всем происходящим в природе.

Уже в эпоху Западного Чжоу (XI–VIII вв. до н. э.) в Китае было выдвинуто положение: «Высшее существо не может существовать! Мир образован из пяти первоэлементов, а именно: из металла, дерева, воды, огня и земли».

Дальнейшее развитие этих идей хорошо видно в дошедшей до нас знаменитой книге «Дао–дэ–дзин» (IV–III вв. до н. э.). В этом произведении проводится мысль, что миром управляет не бог, а присущий самому миру закон — дао. Бог творец мира в книге вообще не упоминается. Дао определяет непреложно весь ход событий и исключает возможность чего–либо сверхъестественного.

Материалистические и антирелигиозные идеи получают значительное развитие у Сунь Цзы (III в. до н. э.), отрицавшего существование бога или какой–нибудь иной сверхъестественной силы, распоряжающейся природой. Ван Чун (I в. н. э.), крупнейший материалист и атеист Древнего Китая, в книге «Лунь–Хэнь» провозглашает, что мир вечен, его основу образует субстанция (ци), из которой все вещи возникают и в которую они превращаются. Вселенная не имеет никакой цели. Вещи возникают сами собой, они не суть творение какого–нибудь духа. Все совершается по естественному закону, в соответствии с которым все возникающее рано или поздно гибнет. Нет бессмертия сознания так же, как нет бессмертия тела. Ван Чун выдвигает требования, которым должно удовлетворять познание: правду и неправду дела решает только опыт, а правду и неправду спора — только доказательство.

В Древней Греции первые попытки научно–материалистически осмыслить окружающий мир предприняли философы милетской школы (VII–VI вв. до н. э.) Фалес, Анаксимандр и Анак–симен. Они стремились объяснить мир из него самого, не прибегая к внепри–родным, сверхъестественным силам. Милетцы внесли очень ценный вклад в науки — в математику, астрономию, физику, биологию.

Гераклит (ок. 540–480), Эмпедокл (ок. 490–430), Анаксагор (500–428) разделяли и развивали дальше взгляд милетцев, согласно которому вселенная существует вечно, не создана богами и управляется не ими, а естественной закономерностью. «Этот космос, — говорит Гераклит, — один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим». По Эмпедоклу, основу мира образует вечная несотворимая и неразрушимая материя, сводящаяся к четырем «корням»: земле, воде, воздуху и огню. А Анаксагор в утверждении вечности материи идет еще дальше. Он утверждает, что не только материя в целом, но и каждая из ее качественно определенных частиц–гомеомерий — никогда не возникает и никогда не уничтожается. Анаксагор, правда, ввел в свою систему ум — некую силу, приводящую в порядок частицы материи. Однако из дошедших до нас фрагментов сочинения Анаксагора видно, что под этим умом он понимал скорее материальную движущую силу, нежели какое–то объективное сознание. Ум не создает мир, не управляет им, а лишь дает ему толчок, после которого никакого влияния на ход событий не оказывает. Единодушны эти философы и в признании царящей в мире объективной закономерности.

Отношение материалистов рассматриваемого периода к религии содержит некоторые новые моменты по сравнению с милетцами. Хотя взгляды названных трех философов еще не свободны от мифологических элементов, но нельзя не заметить, что у них толкование мира является не только безрелигиозным, как у милетцев, но и антирелигиозным.

К этому же периоду относится деятельность Диагора Милетского, прямо заявившего в своих сочинениях, что богов нет, что культ богов нелеп, и доказывавшего это тем, что люди, совершающие дурные поступки, благоденствуют, а хорошие люди терпят гонения (чего не было бы, если б существовали боги, управляющие судьбами людей).

Знаменитый философ Демокрит (ок. 460–370 гг. до н. э.), сочинения которого по математике, астрономии, физике, биологии, социологии, этике, эстетике, логике, теории познания содержали крупные открытия, был величайшим мыслителем древности, поднявшим материализм на недосягаемую для его предшественников высоту. Положение предшествующего материализма и атеизма о вечности вселенной выступает у Демокрита в виде учения о вечности ее основы — атомов. При этом в отличие от Анаксагора, видевшего в материи нечто инертное, нуждающееся в привнесенном извне движении (взгляд, легко могущий привести к религии), Демокрит считает движение свойством, органически присущим атомам. Несотворимость и неуничтожимость он приписывает не только материи, но и движению.

Демокрит полностью исключает целенаправленное вмешательство вне–природных сил в естественные процессы. Он утверждает безраздельное господство причинности, отвергает богов как творцов мира и его правителей. Мнение о существовании богов, утверждал Демокрит, — «хитрая выдумка… на самом деле их нет, но их существование признается лишь в силу некоторых установлений и обычаев, принятых у того или иного народа».

Тем не менее Демокрит не был последовательным в своих взглядах. Он говорит, что в воздухе носятся образы, состоящие из огненных атомов, что «из них одни благотворны, другие зловредны… Они предвещают людям будущее…». Эти образы Демокрит называет богами. Но боги Демокрита не всемогущи и не бессмертны.

Величайшим атеистом древности, чье учение стало синонимом атеизма, явился Эпикур (341–270 гг. до н. э.). Эту славу он по праву заслужил, всесторонне разработав, опираясь на философское наследие Демокрита, атеистическое мировоззрение. «Эпикур… — писали Маркс и Энгельс, — был подлинным радикальным просветителем древности, он открыто нападал на античную религию, и от него ведет свое начало атеизм римлян…» (Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 127).

Исходный пункт Эпикура: «Ничто не происходит из несуществующего: если бы это было не так, то все происходило бы из всего…». Отсюда следует вечность вселенной, исключающая ее сотворение богами, и отрицание каких–то сил, находящихся вне природы и способных на нее воздействовать.

Один из источников религии, по мнению Эпикура, — отсутствие знаний об устройстве мира. А величайший вред, причиняемый религией, он усматривал в том, что она делает людей несчастными, подавленными страхом за свою судьбу. Эпикур осуждает тех, кто «оставляет область всякого научного исследования природы и спускается в область мифов». Научное исследование должно развеять загадки. Это исследование доказывает, что небесные светила так же материальны, как и земные тела, что движение светил, а также землетрясения, ураганы, гром, молния и т. д. — естественные явления, подчиненные законам природы, а не богам.

Особенно настойчиво Эпикур опровергает веру в загробный мир, где греческая мифология сулила человеку бесконечные муки. Вне посюстороннего материального мира, доказывает он, ничего нет.

В качестве одного из важнейших аргументов против религии Эпикур использует религиозное представление о совершенстве, безмятежности и высшем счастье богов. Приписать богам управление природой и судьбами людей — значит лишить их всех этих атрибутов, отождествить их со смертными. Следовательно, заключает Эпикур, безмятежность и блаженство богов исключают их руководящую роль в мире. Но такая аргументация имеет и другую сторону: в учении Эпикура сохраняются тем самым остатки религиозных представлений. Он учил, что в межмировых пространствах обитают некие существа, не вмешивающиеся ни в дела людей, ни в дела природы. Это боги. Они состоят из атомов и, следовательно, смертны. Но они абсолютно безмятежны: в них реализуется идеал мудреца, к которому должны стремиться люди.

В древнем мире весьма распространенной была антирелигиозная аргументация, разработанная греческой философской школой скептицизма. Отстаивая принцип воздержания от суждения, в том числе и по вопросу о существовании богов, скептики заявляли, что выполняют обряды общепринятой религии не потому, что разделяют ее верования, а потому, что не следует противиться образу жизни, какого требует общество. Но, занимая такую позицию, коренным образом отличную от воинствующего атеизма эпикурейцев, скептики подвергли сокрушительной критике самые основы религиозного мировоззрения, показали полнейшую абсурдность религиозной веры.

В пользу религии выдвигался в ту эпоху довод, что все или почти все люди верят в богов и вряд ли все они заблуждаются. На это видный представитель скептицизма Карнеад (214–129 гг. до н. э.) возражал, что большинство людей в силу своего невежества часто впадает в заблуждение, и поэтому общепринятость взгляда не говорит о его истинности. Кроме того, утверждает Карнеад, есть народы, не верящие в богов, есть и среди религиозных народов люди, отвергающие существование богов; значит, вовсе неверно, что в этом вопросе существует всеобщее согласие. Этот скептик отвергает и внемирового бога, творящего мир, и учение о боге, совпадающем с миром.

Особенно обстоятельна и убедительна скептическая критика учения о провидении, целям которого подчинено все во вселенной (телеология). Что касается природы, говорил Карнеад, то регулярность, с которой совершаются периодически повторяющиеся движения светил, морские приливы и другие природные явления, вовсе не доказывает, что все это — дело богов.

Карнеад возражает религиозному учению о том, что боги, управляя делами людей, направляют все события нашей жизни к определенной — благой цели: «Если бы боги действительно заботились о роде человеческом, они должны были бы сделать всех людей хорошими или по крайней мере окружить надежной опекой хороших людей». Но на деле в жизни общества царит несправедливость. Хорошим людям приходится туго, а негодяи, безнаказанно совершая подлости, благоденствуют. Сторонники религии на это обычно отвечают: виноваты здесь не боги, а люди: боги дали им разум для хорошего употребления, а люди пользуются им для низких дел, ибо люди порочны. В связи с этим Кар–неад отваживается выступить с таким упреком божеству: «Ты говоришь, что вина заключена в пороках человека? Нужно было дать людям такой ум, который исключал бы пороки и вину!» Либо надо признать религиозный тезис, что, «куда ни обратилось провидение, оно может сделать все, что захочет»; тогда бог виновник зла, царящего в жизни. Но какой же это бог? Либо надо отвергнуть всемогущество бога, но в этом случае он утрачивает свою божественность.

Не менее убедительна аргументация Секста Эмпирика (II в.). Если бог, говорит он, озабочен судьбами мира, то либо всего мира, либо части его. Но в мире немало зла, откуда следует, что обо всем мире бог не заботится. Значит, если он заботится о судьбах мира, то лишь о судьбе его части, что возможно лишь при одной из следующих альтернатив: либо бог может и хочет распространить свои заботы на весь мир; либо он хочет опекать весь мир, но не может; либо он не желает этого делать, хотя и может; либо он и не желает, и не в силах позаботиться обо всем мире.

Первая из этих альтернатив отпадает, так как на свете существует зло. Если принять вторую альтернативу, бог лишается всемогущества. Если принять третью, бог оказывается существом завистливым, а если принять последнюю альтернативу, он окажется и слабым и завистливым. Так как принять одну из этих альтернатив необходимо, то остается признать, что бог вовсе о мире не заботится. «Если же он не имеет забот ни о чем и у него нет никакого дела и действия, то никто не может сказать, откуда он воспринимает существование бога. И вследствие этого, значит, невосприемлемо, есть ли бог».

Дальнейшее развитие атеистическая мысль получает в Древнем Риме.

В римском обществе эпикуреизм имел значительное число сторонников. Школа эта просуществовала там около шести веков — со II в. до н. э. до IV в. н. э. Если из огромного научного наследия Демокрита, Эпикура и других атеистов Древней Греции до нас дошли лишь небольшие и немногочисленные фрагменты, то Рим оставил нам единственное целиком дошедшее до нас крупное античное философское атеистическое произведение одного из величайших материалистов и атеистов древности — Тита Лукреция Кара (I в. до н. э.). Знаменитая поэма «О природе вещей всесторонне освещает и обосновывает учение Эпикура, подвергая критике идеализм. Но главный объект ее критики — религия, которой Лукреций противопоставляет науку, исследование, основанное на точно установленных фактах и разумном, естественном их объяснении.

Исходный пункт Лукреция — «Вещам невозможно из ничего возникать и, родившись, в ничто обращаться». Тезис о том, что «вся существует материя вечно», выступает здесь как несотворимость и неразрушимость атомов, вместе с которыми несотворимо и неуничтожимо присущее им «движение, в котором первичные тельца вечно бывают». Как сотворение мира богом, так и внесение в мир движения извне решительно отвергаются.

Все в мире совершается по неизменным законам, исключающим вмешательство каких–нибудь таинственных сил в естественный ход событий. Мир не только не сотворен богами. Он ими и не управляется.

Не боги, а естественные причины обусловливают ход событий, в котором вовсе нет той целесообразности, которая, по мнению религиозных людей, доказывает существование богов. Природа, таким образом, оказывается «лишенной хозяев надменных, собственной волею все без участья богов создающей».

Лукреций подвергает убедительной критике не только религиозные представления, но и идеалистическое учение Платона о бессмертии души.

Дав научное объяснение всем явлениям, искажаемым религиозными верованиями, поэт отвечает и на вопрос о причинах возникновения этих верований. Это страх смерти, обусловленный незнанием природы тела и духа и влекущий за собой веру в загробный мир, в бессмертие души и т. д. Далее, это страх перед грозными стахийными явлениями природы, обусловленный незнанием их действительных причин. Одной из причин возникновения веры в богов является незнание законов природы, в силу которых небесные светила совершают свои движения в определенном порядке, который совершенно безосновательно приписывают богам. К вере в богов приводит также, по утверждению Лукреция, незнание естественных явлений, лежащих в основе сновидений.

В отличие от многих античных мыслителей, усматривавших в религии лишь ложное, несостоятельное воззрение, Лукреций в еще большей степени, чем Эпикур, видит в религии не только ошибочное, но прежде всего чрезвычайно вредное, пагубное для человечества учение.

Присоединяясь к мнению Эпикура, Лукреций показывает, что религия делает людей несчастными. Но он идет дальше, опровергая общепринятый взгляд, что религия делает человека нравственным. Лукреций доказывает тезис: религия источник преступлений.

Автор поэмы считает за высшую честь для себя сокрушать веру во всесилие богов и показать людям их собственную силу, могущество их разума, способного проникнуть в самые сокровенные тайны природы.

Выступивший двумя столетиями позже Лукиан (ок. 120 — ок. 180 гг. н. э.) создал бессмертные образы классической сатиры, которые, как и поэма Лукреция, беспощадно разят и верования его современников и основы всякой религии.

В беседах «Разговоры богов» срываются покровы святости со всех божеств, которым поклонялись греки и римляне. Здесь не только показано, что эти мифические существа — те же люди, лишь вознесенные человеческой фантазией на Олимп, но и обличается ничтожество этих существ, сравнимых лишь с самыми жалкими людьми и даже с животными. Разврат и грубая похотливость, беззастенчивая ложь и хвастовство, низкая зависть и готовность стащить все, что плохо лежит, — такими выглядят боги в этих беседах.

Лукиан, высмеивая стародавние античные верования, с не меньшей язвительностью и беспощадностью издевается и над новыми верованиями, получившими распространение в его время, в том числе над христианством. Он показывает (диалоги «Любитель лжи», «Лукий, Александр, или Лжепророк», «О кончине Перегрина»), что проповедники этих верований–обманщики, шарлатаны, прикрывающие болтовней о высокой нравственности свою собственную безнравственность и проповедующие учение, ложность которого отлично им известна. Показывается пустота и вздорность учения о загробной жизни, а также призывов к пренебрежению благами земной жизни и обещаний «вечной жизни».

Памфлет римского сатирика «О кончине Перегрина» посвящен одному из видных деятелей раннего христианства. Защитники христианства, признающие падение нравов многих деятелей этой религии с тех пор, как она стала государственной, по сей день уверяют, что христиане первых веков — образец высокой нравственности. Свидетельство проницательного современника — Лукиана решительно опровергает этот вымысел христианских богословов.

В произведениях Лукиана остроумно высмеиваются самые основы религиозного мировоззрения. Лукиан считал, что все в природе совершается по присущим ей законам, а не по воле богов.

Ни природой, ни обществом боги не управляют. Они не только не в силах покарать подлеца, но бессильны расправиться даже с эпикурейцами, отрицающими их существование; им остается лишь рассчитывать на то, что среди людей достаточно глупцов, готовых верить в существование богов.

Господство религиозных представлений над умами всех слоев феодального общества в течение тысячелетнего периода, отделяющего эпоху Возрождения от классической древности, очень затрудняло развитие атеистической мысли. Как справедливо заметил Анатоль Франс, в этот период «счастливому единодушию паствы несомненно способствовало также обыкновение… немедленно сжигать всякого инакомыслящего». Но и это не могло полностью задушить мысль, пытавшуюся разбить цепи, в которые ее заковало мракобесие.

Крупнейшим представителем средневекового свободомыслия был французский философ Пьер Абеляр (1079 — 1142). В своем трактате «Введение в теологию» он не побоялся заявить, что либо все религиозные догматы–звук пустой, либо они имеют смысл, доступный пониманию разума человеческого. А раз так, истины религии подлежат контролю разума. «Опрометчиво верит тот, кто, не разобравшись, беззаботно удовлетворяется тем, что ему говорят, не взвесив это, не зная, насколько основательны доказательства в пользу сообщаемого».

Провозглашая высший авторитет разума, призывая ничего не принимать на веру, Абеляр не остановился перед тем, чтобы заявить: «Не потому веришь, что так сказал бог, а потому, что ты убежден, что так оно и есть».

Единственный разумный путь к достижению истины, утверждал Абеляр, сомнение, которое должно быть исходным пунктом при решении любого вопроса. «Сомневаясь, — писал он, — мы начинаем исследование, а благодаря исследованию мы приходим к истине». Такая высокая оценка сомнения имела огромное значение для подрыва религиозного мировоззрения.

В сочинении «Да и нет» Абеляр, подчеркивающий, что из двух противоположных высказываний по одному и тому же вопросу по крайней мере одно ложно, собрал множество цитат из «священных» текстов, исполненных противоречий. Эти цитаты свидетельствуют, что на вопросы о первородном грехе, о свободе воли, о сотворении мира или его вечности, о вечности творца и на другие коренные вопросы религии «святые отцы» церкви и даже само «святое писание» дают диаметрально противоположные ответы. Так была показана явная ложность многого сообщаемого в текстах, которые религиозное мировоззрение провозглашало непререкаемой истиной.

Несмотря на свой рационализм и борьбу свою против догматизма средневекового сознания, Абеляр оставался в плену религиозных представлений. Тем не менее его взгляды, объективно подрывающие основы религии, вызвали в среде духовенства бурю негодования. В 1121 г. собор в Суассоне объявил эти взгляды еретическими, заставил Абеляра публично сжечь свой трактат и заключил его в монастырь.

Свободомыслие пробивало себе путь и в Италии. В XII в. во Флоренции выступил ряд ученых, выдвигавших эпикурейские, материалистические и антирелигиозные идеи.

Ряд видных представителей антирелигиозного свободомыслия выступил в эту эпоху в мусульманском мире.

Здесь прежде всего следует упомянуть таджикско–персидского мыслителя и поэта Омара Хайяма (1040–1123). Стихи Хайяма «Рубай» не только глубоко проникают в мир чувств человека, они исполнены философских раздумий и откровенной антирелигиозности.

Хайям высмеивает религиозный призыв к отказу от благ земных во имя благ, ждущих нас за гробом. Никакого загробного мира, говорит он, нет. Существует лишь посюсторонний мир, где царят законы природы. Перед их лицом молитвы и болтовня о рае и аде смешны. «К чему кумирен дым, светильники мечетей? К чему про рай и ад все разговоры эти?» Все религии, включая ислам, обманывают людей, одаряя их «сорной травой» веры в воздаяние.

Поэт часто повторяет и остроумно иллюстрирует ту мысль, что единственная реальная действительность — земная действительность, что ею только имеет смысл дорожить, а ее утрата принесет не божественное воздаяние, а небытие: «Когда покинешь мир–ведь будет все равно, что делал, говорил, чем запятнал себя ты».

Хайям вскрывает противоречие между религиозным учением о всемогуществе и всеведении бога и учением о воздаянии: «Когда ты для меня слепил из глины плоть, ты знал, что мне своих страстей не побороть; не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна? Скажи, за что же мне гореть в аду,господь?»

Эпикурейское положение о том, что несправедливостью, царящей в обществе, опровергается существование провидения, получает яркое выражение в творчестве Хайяма, страстно обличающего социальное зло и так же страстно отвергающего существование всеблагого господа: «О небо, к подлецам щедра твоя рука. Им — бани, мельницы и воды арыка; а кто душою чист, тому лишь корка хлеба. Такое небо — тьфу! — не стоит и плевка!»

Некоторые рубай позволяют предполагать, что смелые идеи Хайяма разделялись определенными кругами общества, в котором он жил. Например: «И так вот и живем под сводом голубым. Полубезбожники и полумусульмане».

Рубай часто облекают антирелигиозную мысль в шутку, но автор подчеркивает: «Не только на словах я враг всей этой лжи» — и самым серьезным образом заявляет, что решительно отвергает порабощение разума какой бы то ни было религией. «Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе, трезвон колоколов язык смиренья рабий, и рабства черная печать равно лежит на четках и кресте, на церкви и Мирхабе».

Ряд важных антирелигиозных идей выдвинул знаменитый арабский философ Ибн–Рошд (Аверроэс) (1126–1198). Рассматривая себя как верного последователя Аристотеля, этот выдающийся мыслитель развивает материалистическую тенденцию аристотелевского учения. Будучи сыном своего времени, Ибн–Рошд сохраняет в своем учении и бога (играющего здесь роль, подобную роли «перводвигателя» у Аристотеля) и бессмертие духа, которое арабский философ приписывает общечеловеческому разуму.

Но Ибн–Рошд решительно отрицает божественное сотворение мира и отстаивает положение о том, что материя и движение существуют вечно, что в мире царят естественная необходимость, непреложные законы природы. Сам бог действует по необходимости, он не может отменить законы природы. Поэтому такие сверхъестественные события, как откровения и чудеса, невозможны. Молитвы не могут повлиять на ход событий. Сознание отдельного человека — это способность тела, особенно мозга. Ибн–Рошд поэтому отрицает бессмертие души (хотя признает бессмертным безличный интеллект всего человечества), а также и веру в воздаяние.

Ибн–Рошд — первый философ, выдвинувший учение о существовании двух истин: научной, философской, с одной стороны, и религиозной, богословской с другой. В общем, учил Ибн–Рошд, наука и религия, философия и богословие согласуются друг с другом. Но в отдельных вопросах они могут приходить к различным результатам. Для толпы нужна вера в откровение, в авторитет и т. д., ибо «вера налагает узду на людей из народа». Для тонкого слоя образованных людей есть наука и философия. Один и тот же автор имеет право в богословском труде защищать бессмертие души, а в философской работе отрицать его, поскольку в богословии истиной является то, что бессмертие существует, а в философии истинно, что бессмертия нет. Хотя это учение Ибн–Рощда о «двойственности истины» исполнено духом компромисса, оно имело огромное значение для своего времени, впервые строго разграничив разум и веру, что в конечном счете служило высвобождению знания из–под гнета религии.

Проникнув в страны Европы, где господствовало христианство, идеи Ибн–Рошда оказали большое прогрессивное воздействие на развитие материализма и религиозного скептицизма в этих странах. Особенно значительным было выступление французских последователей этих идей, развернувших активную деятельность в пользу воззрений Аверроэса в парижском университете. Во главе парижских аверроистов стоял Сигер Брабантский (ок. 1240–ок. 1282).

В своих произведениях («О возникновении и уничтожении», «О вечности мира» и др.) Сигер доказывал, что вселенная существует вечно, что в жизни людей действует естественная необходимость и бог не управляет их поступками, что сознание человека неразрывно связано с его телом, гибнет вместе с телом и не может после смерти человека испытывать те муки, какие его якобы ждут в аду.

Великие открытия и антирелигиозная мысль Возрождения

Период, охватывающий вторую половину XV в. и весь XVI в., выдвинул антирелигиозные идеи в центр внимания передовой мысли Западной Европы. Это время начинающегося крушения основ феодализма и формирования в борьбе с ним буржуазных общественных отношений.

Исторические успехи мореплавания, промышленности, торговли, с одной стороны, требуют создания опытной науки о природе, подлинного знания о ней, а с другой — сами создают основу для развития такой науки. Разработка опытного естествознания становится настоятельной необходимостью для буржуазии и для возглавляемого ею поступательного развития общества.

И с той же настоятельностью, с какой утверждение новых общественных отношений требовало сокрушения средневековых социальных институтов, утверждение подлинной науки о природе и неотделимого от нее научного мировоззрения требовало сокрушения религиозного мировоззрения, в тиски которого была зажата вся духовная жизнь средневековья.

Огромной силы удары обрушили на религию научные открытия рассматриваемой эпохи. Великие географические открытия сокрушают средневековые представления о земле и ее обитателях. Освященные религией взгляды на мироздание ниспровергаются Коперником и Галилеем. Особенно ощутимый удар нанес по религиозному мировоззрению великий польский ученый Николай Коперник (1473–1543), разработавший гелиоцентрическую систему мира. Старые, поддерживаемые церковью представления о том, что в центре вселенной находится Земля, а не Солнце, потерпели крах. Земля, это избранное богом обиталище людей, низводилась до уровня рядовой планеты солнечной системы. Лишались всякого основания представления об исключительности Земли, а также противопоставление земного небесному. Подрывалась догма о человеке как высшей цели божественного творения. И хотя церковники объявили учение Коперника «еретическим», они были не в силах затормозить победную поступь науки.

В авангарде европейской мысли в эпоху Возрождения выступает Италия. В XV в. университет в Падуе становится настолько общепризнанным центром аверроизма, что учение о «двойственной истине» и о вечности мира начинают повсеместно называть паду–анским. Часть падуанцев всецело присоединяется к взглядам арабского философа Ибн–Рошда, что смертна лишь душа каждого человека, а безличный разум человечества бессмертен. Некоторые представители падуанской школы пошли дальше — объявили смертным всякое сознание. По имени греческого автора III в. Александра Аф–родизийского, разделявшего этот взгляд, их называли александристами. К ним принадлежал Пьетро Помпонац–ци (1462–1524).

В своей книге «О бессмертии души» Помпонацци пишет, что законодатель религии, обращаясь к народу, проповедуя ему веру, ставит себе иную цель, нежели ученый, обращающийся к своим коллегам, свободным от суеверий толпы. Отсюда неизбежно различие выводов, к каким нас приводит разум (наука) и вера (религия). Разум, например, в отличие от веры находит, что действие законов природы исключает чудеса, что вера в чудеса — «результат обмана со стороны жрецов и плод болезненного воображения простых людей».

Помпонацци высказывает мысль, что так как иудаизм, христианство и ислам взаимно исключают друг друга, то по крайней мере две из этих религий ложны; значит, большинство верующих обмануто. Но если дало себя обмануть большинство, то не обмануты ли и остальные?

Бессмертна ли душа? В «писании», говорит Помпонацци, есть места, подтверждающие такое мнение, но изучение природы и размышление его опровергают. Во–первых, сознание неотделимо от телесных органов, с гибелью которых оно гибнет. Во–вторых, учение о бессмертии и воздаянии внутренне противоречиво: всемогущий бог должен сам быть ответственным за человеческие поступки. На известный религиозный тезис, гласящий, что, лишившись надежды на награду и избавившись от страха наказания, люди станут совершать злодеяния, Помпонацци отвечал, что существовало немало праведников, не веривших в бессмертие души и воздаяние, и еще больше людей порочных, веривших и в то и в другое. Добрые дела, совершаемые без надежды на награду, гораздо более нравственны, чем те, единственным стимулом которых является расчет на вознаграждение. Тот, кто избегает совершать дурные поступки единственно потому, что считает их бесчестными, гораздо нравственнее того, кто отказывается от дурных поступков лишь из страха перед загробной карой. Поэтому отрицание бессмертия души и воздаяния гораздо лучше укрепляет нравственность, чем признание этих положений.

Наиболее ярким выражением борьбы науки этой эпохи против религии являются идеи Джордано Бруно (1548–1600). Отправляясь от открытия Коперника, Бруно идет дальше: на место гелиоцентризма он ставит учение о бесконечной, лишенной центра вселенной и бесконечных мирах. Сокрушая христианскую космологию, он восклицал: «Вперед!.. Ниспровергай теорию о том, что Земля будто бы является центром мироздания… Распахни перед нами дверь, чтобы мы могли взглянуть на неизмеримый и единый звездный мир…» Разум, заявляет Бруно, может все постичь «благодаря имеющейся в нем бесконечной мощи». В победе человеческой мысли над тайнами природы, над предрассудками, тупостью и нетерпимостью он видит высшее счастье. Религиозный иррационализм и обскурантизм–смертельные враги Бруно.

Бруно отвергал и откровение, и божественный промысел, и бессмертие души. Переход европейцев от, язычества к христианству он описывает так: «Для народов была выдумана нелепая сказка, появилось варварство, и начался преступный век, для которого знание считалось опасным». Деспоты, тираны пользуются религией, чтобы держать народы в страхе посредством лжи о бессмертии души и ожидающей на том свете каре за непокорность.

«Вселенная не была сотворена, — писал Бруно. — Нельзя допустить бытие творца, нисходящего свыше, дающего порядок, творящего извне». Это, в сущности, атеистический взгляд. Но Бруно не смог полностью освободиться от влияния идей, с которыми боролся. Заявляя, что «бог и природа есть одна и та же материя», он одухотворяет материю и все вещи. Этот гилозоизм сочетается у него с телеологическим представлением о процессах, совершающихся в природе. И в этом смысле его позиция содержит пантеистический элемент. Но сам пантеизм, отмечал Энгельс, есть лишь последняя ступень к свободному человеческому воззрению, т. е. к атеизму. Бруно, которого послали на смерть римские инквизиторы, выслушав их приговор, заявил: «Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его». Столь же мужественно встретил смерть другой выдающийся итальянский атеист — Лючилио Ванини (1585–1619), отправленный на костер тулузским парламентом. Он заявил в присутствии тысяч людей, собравшихся посмотреть на его казнь: «Если бы был бог, я попросил бы его поразить молнией парламент, как совершенно несправедливый и неправедный; если бы был дьявол, я попросил бы его, чтобы он поглотил этот парламент… но, так как нет ни одного, ни другого, я ничего этого не делаю».

В своих произведениях Ванини писал, что мир существует вечно, что бог его не создавал и не руководит им. Пребывающий вне мира «бог не является перводвигателем». Такого бога вообще нет. Существует лишь «природа, которая и есть бог, так как она является началом движения». Если же богом называть природу, то нелепо ей приписывать разум, черту чисто человеческую.

Используя аргументацию древних, Ванини показывает противоречия, к которым приводит вера в бога: «Бог или не хочет устранить зло, или не может. Второе подтверждает мнение атеистов, первое делает бога источником зла». «Бог или знает о заблуждениях людей, или не знает. Если он знает о них, следовательно, он их творец, так как для бога знать и хотеть — одно и то же». В этом случае он не может быть богом. «Если он их не знает, он не берет на себя никаких забот в руководстве миром, так как не может им управлять, не зная его». «Если великие преступления и заблуждения не были предупреждены богом, нужно утверждать, что бог совершенно не заботится о земных делах». И в этом случае он не бог. Но допустим, что он заботится о земных делах, в которых так много преступлений. «Если он не смог их предупредить, занимаясь ими, он не в силах принять действенные меры для пресечения преступлений и зол. Если он не всемогущий, значит, он не бог».

Считается, что в «писании» запечатлено откровение бога. Но так ли это?

Есть серьезные основания считать «писание» обманом, ибо оно само себе противоречит, утверждая всемогущество бога, между тем как «из текста Библии вытекает, что сила дьявола выше силы бога… Бог хочет, чтобы все были спасены, однако мало кто спасается. Дьявол хочет, чтобы все люди были осуждены, и они почти все бывают осуждены».

Воздаяние неправомерно, поскольку за поступки людей отвечает управляющий этими поступками бог. Воздаяние к тому же требует бессмертия души, которое Ванини детально опровергает. Во–первых, рождение, питание, рост, смерть, строение тела и основные черты психики у людей и животных одинаковы, «поэтому, если душа умирает вместе с животным, она должна умереть и вместе с человеком». Во–вторых, все созданное умирает, значит, и душа тоже. В–третьих, «еще никто не возвратился из царства мертвых». В–четвертых, «бессмертие души отвергали наиболее видные ученые мужи», и античные, и «крупнейшие мыслители наших дней».

Социальная роль религии, по мнению Ванини, отрицательная; это орудие, при помощи которого «невежественный народ содержится в рабстве из боязни перед всевышним».

Ванини, как и Бруно, сохраняет еще некоторые средневековые представления. Он уверен, что небесные светила определяют судьбы людей. Он иногда впадает в пантеизм. И все же оба великих итальянца навсегда останутся в памяти человечества глашатаями атеизма.

Передовая мысль Италии оказала положительное влияние на другие европейские страны. Но главной причиной распространения передовых идей были обстоятельства, дававшие себя знать во Франции, Голландии, Германии не меньше, чем в Италии. Социально–политические движения эпохи, облекая свои требования в религиозную форму, породили множество различных церквей (лютеранская, кальвинистская, англиканская и др.), взаимно опровергавших и преследовавших друг друга. При этом протестантизм, едва возникнув, проявил не меньшую нетерпимость и бесчеловечность, чем католицизм. В маленькой Женеве за 60 лет сожгли 150 человек за инакомыслие.

Возрождение положило начало крушению взглядов, веками господствовавших над сознанием людей. Если положения, считавшиеся безусловно истинными, оказались неверными, можно ли рассчитывать, что есть что–либо истинное? Не означает ли это, что все признаваемые людьми мнения безусловно ложны? Таков ход мысли, неизбежно получающий распространение (при незнании диалектики) в эпохи крутой ломки идей. Чтобы канули в прошлое фидеизм и догматизм средневековья, чтобы восторжествовало научное материалистическое мировоззрение, путь ему должна была проложить работа отрицания. Эту работу выполняет скептицизм Возрождения, тесно связанный с рационализмом. Последний состоял в призыве ничего не принимать на веру, все взвешивать разумом, следовательно, все поставить под сомнение, подвергнуть критике.

Страной, где антирелигиозный скептицизм Возрождения получил самое яркое выражение, явилась Франция.

Проникнутое эпикурейским материализмом бессмертное творение Франсуа Рабле (1494–1553) «Гаргантюа и Пантагрюэль» мастерски использует оружие скептицизма в борьбе со средневековым мракобесием. В этой книге высмеивается вера в бессмертие души и христианский призыв к отказу от земных радостей. Великий сатирик с позиций здравого смысла издевается над откровением, как нелепой заумью. Рабле беспощаден к порабощающей умы слепой вере. Сообщая, что его герой был рожден через ухо, он прибавляет: «Я подозреваю, что вы не верите такому странному рождению. Если не верите, мне до этого дела нет; но порядочный и здравомыслящий человек верит во все, что ему говорят и что написано. См. Притчи Соломона, гл. XIV: «Невинный верит каждому глаголу», см. святого апостола Павла Первое послание к коринфянам. Гл. XVIII: «Милостивец верит всякому». Почему же вы не верите? Никакой видимости правды, скажете вы. Я же вам скажу, что именно по этой причине вы и должны верить совершенной верой, ибо сорбонисты говорят, что вера есть «вещей облачение невидимых». Разве противоречит этот случай нашей религии, закону, разуму и «священному писанию»? Что до меня, то я не нахожу в святой Библии ничего, что бы противоречило этому. Но если бог так хотел, то ведь не скажете же вы, что он не мог этого сделать?., ибо, говорю вам, для бога нет ничего невозможного, и если бы он захотел, то все женщины рожали бы детей через уши».

В еще более острой форме выступает антирелигиозный скептицизм в сожженной в 1538 г. по приговору парижского парламента книге Б. Деперье «Кимвал мира», в «Цицерониане» Э. Доле, в «Диалогах» Ж. Таюро и ряде других произведений.

Значительную роль в борьбе с мракобесием сыграл видный французский политический деятель и мыслитель Жан Боден (1530–1596), выдвинувший материалистическое учение о том, что верования, нравы и социальный строй каждого народа обусловлены природой и климатом его страны. В сочинении Бодена «Беседа семерых» (получившем распространение в рукописных списках уже после смерти автора) участвуют три защитника христианства, сторонник иудаизма, сторонник ислама, деист и скептик, близкий к атеизму.

Сопоставление евангельских текстов, говорится в диалоге, доказывает, что они не заслуживают доверия, ибо сами себе противоречат, не говоря уже о том, что сообщаемое там противоречит разуму.

И божественность Христа, и догматы об искуплении И евхаристии, как показывает Боден, противоречат здравому смыслу, а бессмертие души и воздаяние выдуманы для укрепления социальных установлений.

У сторонников религии «в роли всех аргументов, принципов и доказательства выступает одно только слово — верьте!» А на каком основании? На основании слов Христа, так как он бог? Но надо еще доказать, что он бог. На основании «писания»? Но оно само себе противоречит. Веру, утверждает Боден, вытесняет знание.

Показывая несостоятельность всех существующих религий, Боден отдает предпочтение «естественной», «присущей человеку от природы» религии, что свидетельствует об исторически неизбежной его ограниченности.

Самым глубоким выразителем скептицизма Возрождения явился Мишель Монтень (1533–1592). В своих «Опытах» (1580–1588) он призывает сбросить гнет общепринятых взглядов и последовать примеру людей, «которые все взвешивают и оценивают разумом, ничего не принимая на веру и не полагаясь на авторитет».

Монтень детально обосновывает положение о том, что сознание человека всецело зависит от его тела, что приводит его к выводу о неизбежной гибели духа со смертью тела. Сон, обморок, любая потеря сознания являют нам «подлинный и неприкрашенный лик смерти». Люди, как и их «братьяживотные», — дети «нашей матери–природы». Материальный мир, в котором мы живем, — это все, что существует. Нет никакого иного, потустороннего, мира.

С этих позиций, обильно цитируя Лукреция и присоединяясь к его взглядам, Монтень критикует идеализм Платона, волюнтаризм стоиков, мистицизм и антропоцентризм. Вместе с бессмертием души опровергается и воздаяние. Доказывается, что оно невозможно, а если бы и было возможно, то было бы крайне несправедливо.

Если видеть в боге первопричину вещей, т. е. нечто коренным образом отличное от людей, говорит Монтень, то нельзя ему приписывать ни разум, ни справедливость, ни милосердие. В противном случае он окажется человеком. В этой связи с одобрением приводится мнение Эпикура и Стра–тона, согласно которому природа, вовсе лишенная сознания, развивается в силу внутренней необходимости и ни о каком вмешательстве богов в ход событий не может быть и речи.

Религия внедряется не божественными средствами «сверху», а человеческими «снизу». Религии основаны не богом, а людьми. «Религия есть не что иное, как их (людей) собственное измышление», созданное, «чтобы налагать узду на народ и держать его в подчинении».

Полезна ли религия? Религии, выдуманные для достижения безнравственных целей, приносили, конечно, вред. А религии, созданные с благими целями (к их числу Монтень относит христианство) ? Сделали они людей лучше? Сделали они их счастливее? Требование религии, в том числе христианства, предписывающее отказываться от радостей жизни, противно природе и делает людей несчастными. Еще больше горя приносят людям массовые бесчеловечные расправы с инакомыслящими, на которые толкают людей религии, особенно христианство, на протяжении всей своей истории порождающее жестокую нетерпимость, преследование науки, уничтожение культурных ценностей.

Борьба с фидеизмом — главная задача Монтеня. Ратуя за науку, изучающую не книги, а вещи, опирающуюся на опыт и разум, Монтень провозглашал безграничность возможностей такой науки: «То, что осталось неизвестным одному веку, разъясняется в следующем… Поэтому ни трудность исследования, ни мое бессилие не должны приводить меня в отчаяние, ибо это только мое бессилие», а не бессилие человеческого разума вообще.

Для произведений передовой мысли этой эпохи характерно то, что самые смелые высказывания в них сопровождаются заверениями в религиозной лояльности. На страницах этих книг зловещий отблеск костров, на которых гибли борцы против мракобесия. Ссылаясь на эти лояльные заявления вольнодумцев, реакционеры наших дней утверждают, что эти мыслители были преданы христианству, что в эпоху Возрождения антирелигиозные идеи не имели никакого распространения. Опровержением этого являются многочисленные свидетельства современников о том, как много появилось в XVI в. в Европе эпикурейцев, деистов, атеистов, о том, что именно в этом веке впервые стали употреблять слова «вольнодумец», «деист», «атеист».

Опровержением взгляда о невозможности деизма и атеизма в данную эпоху является факт значительного распространения в это время произведений, открыто отвергавших христианство и все существующие религии. Они ходили по рукам в печатной и рукописной форме и (несмотря на то, что одно их хранение могло стоить жизни и в XVI, и в XVII, и в XVIII вв.) дошли до нас.

Такова изданная в 1573 г. книга «Блаженство христиан, или Бич веры».

Ее автор Жоффруа Балле вместе со своим произведением был сожжен в Париже в 1574 г. Центральная идея книги — призыв отказаться от веры и заменить ее знанием. Знание вытесняет веру, с которой оно несовместимо: чем больше у человека знаний, тем меньше у него веры. Если кто–нибудь, «кому выплатили большой долг, потребует от вас его вторично, — каким из следующих выражений захотим мы, говоря по совести, воспользоваться, чтобы ответить на это: «Я верю, что уже расплатился» или «Я знаю, что уже расплатился»? Я убежден, что нет такого верующего, который в данном случае сказал бы «Я верю», отвергнув «Я знаю».

Балле отвергает католицизм, кальвинизм, христианство вообще, так как его сторонники принимают религию «на веру и из страха». Это же обвинение Балле бросает всем религиям. Все религии не только ложны, но и вредны. Человек должен «осознать яд и разврат, мерзости и злодеяния, причиняемые всеми религиями», и отвергнуть их.

Отрицая падуанский принцип «двух истин», Балле заявляет: «Существует одно воззрение, порожденное в нас знанием, и другое, которое в нас вселили, пользуясь нашим невежеством, посредством веры, боязни или внушенного нам страха перед богом… вера есть недостаточность знания, ибо, где имеется знание, там вера умерла и не может существовать». И нравственность человека и его счастье, по словам Балле, зависят только от знания и разума.

Правда, Балле полагал, что, вооружившись знаниями, мы придем к какому–то пониманию бога, основанному на разуме. Эту ограниченность XVI в. не могли преодолеть многие представители антирелигиозной мысли даже двумя веками позднее.

Подобно вышеупомянутой книге Балле, не прибегает к маскировке и анонимный трактат «О трех обманщиках», в котором открыто отрицаются все религии. Самое раннее его издание, дошедшее до нас, датировано 1598 г., но, по свидетельству современников, первые его издания получили значительное распространение уже в первой половине века.

Основная мысль трактата: если рассказы Моисея и Магомета об их сношениях с богом — ложь, то такой же ложью являются соответствующие утверждения Христа. Христиане уверяют, что Библия содержит откровение самого бога. То же самое говорят китайцы о своих древних книгах, индийцы — о Ведах, мусульмане — о Коране. Какой же религии верить? «Ведь каждая обвиняет другую в обмане… Что же мы должны теперь делать? Или должны верить всем, что было бы смешно, или ни одной, что, конечно, верней…» Моисей разоблачил ложь язычества, Христос — ложь иудаизма, а Магомет — ложь и того и другого. «Отсюда следует, что каждый новый создатель религии наперед должен быть заподозрен в мошенничестве».

Шаг за шагом в трактате опровергаются доводы в пользу существования бога. Один из таких доводов состоит в том, что все люди на земле согласно свидетельствуют, что бог существует. Так говорят лишь те, отвечает автор, кто отождествляет мнение своих родичей и трех–четырех прочитанных книжонок с мнением всех людей. «Пойдите в Италию, столицу христианства, и попытайтесь там сосчитать свободомыслящих и, скажу больше того, атеистов. И после этого вы посмеете еще говорить о согласном свидетельстве всего человечества, что бог есть и что следует ему поклоняться?»

На другой довод защитников религии: «Но разве вселенная не зависит от руководства своего творца?» — автор трактата отвечает: «Возможно, но необязательно». Более вероятно, что все совершается без вмешательства внеприродной силы. Такое объяснение естественнее. Но если даже допустить, что бог есть, почему ему надо поклоняться?

Считать, что поклонением можно польстить самолюбию бога, подольститься к нему, — значит отождествить его с худшими из людей. Автор трактата отвергает какое бы то ни было поклонение богу — природа в поклонении не нуждается. Отказавшись от религии, люди обретут счастье–для этого достаточно следовать природе.

Своим возникновением религии обязаны выдумке тунеядцев, живущих народным трудом: «…из корыстолюбия бездельники выдумали затейливый и непонятный для обыкновенного человеческого рассудка хлам…

О, какие лакомые куски для этих чародеев — плоды твоей горькой работы!» «Эти господа, сидящие у кормила правления, вытягивают ростовщические проценты из народного легковерия», ибо для разоблачения этого обмана нужно много знаний и много времени, а «простые честные люди, пастухи и крестьяне, не располагают ни свободным временем, ни знаниями».

У этих антирелигиозных идей те же социальные истоки, что у философии вождя революционного выступления немецких крестьян и городской бедноты в 1524–1525 гг. Томаса Мюнцера (ок. 1490–1525), который «в христианской форме… проповедовал пантеизм… местами соприкасающийся даже с атеизмом» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 370).

Даже оплот мракобесия в ту эпоху — Испания испытывает на себе влияние новых идей. Здесь с учением, направленным против мистицизма и теологии и проникнутым убеждением, что наука всесильна, выступает X. Л. Вивес (1492–1540). В 1575 г. выходит «Исследование способностей к наукам» Хуана Уарте (ок. 1530–1592), где отвергаются чудеса и какие–нибудь ссылки на бога при объяснении явлений природы, доказывается всесторонняя зависимость сознания от тепа и опровергается бессмертие души. Еще дальше идет другой испанец — выдающийся ученый Мигель Сервет (ок. 1510–1553). В его книге «Восстановление христианства» (1553) отвергаются все религии и выдвигается учение о том, что бог не дух, не разум, а все, т. е. природа. Спасаясь от добивавшихся его смерти католических мракобесов, Сервет бежал в Женеву, где угодил в лапы мракобесов протестантских: Кальвин отправил на костер и ученого и его книгу.

Таким образом, распространенность антирелигиозных идей в рассматриваемую эпоху — бесспорный факт. Это, однако, не означает, что все предрассудки, встречающиеся в произведениях передовых людей Возрождения, высказываются ими лишь с целью маскировки. Само мировоззрение этих мыслителей было по необходимости противоречиво. «Им трудно было вырвать из груди мнения, освященные веками» (Герцен).

Для антирелигиозной мысли XVI и начала XVII в. характерны противоречивость, несистематичность, доходящая до эклектичности, и преобладание негативного, разрушительного элемента над позитивным.

В XVII в. возникают стройные, детально разработанные философские системы, главное содержание которых — позитивная разработка идей, частью выдвинутых ранее, частью выдвигаемых впервые. Это учения Декарта, Гассенди, Спинозы, Гоббса, Локка.

Деструктивный элемент хотя и отходит на второй план, но и здесь играет весьма важную роль. Это прежде всего относится к Рене Декарту (1596 — 1650) и Пьеру Гассенди (1592–1655). Несмотря на противоположность их позиций по некоторым коренным философским вопросам, оба они выступают против догматизма и фидеизма, оба призывают покончить с рабским подчинением авторитетам и общепринятым взглядам, ничего не принимать на веру; оба наносят сильные удары по схоластике. Характерно, что хотя оба они противники агностицизма, но исходным пунктом для них служит скептическое сомнение.

Хотя ни тот, ни другой не присоединились к антирелигиозной позиции своих предшественников, их учения явились большим вкладом не только в борьбу против средневекового мировоззрения вообще, но прежде всего в борьбу против религии. Многочисленные последователи Гассенди, так называемые либертены (вольнодумцы), отнюдь не разделяли его религиозности. Талантливые писатели Ф. Ламот–Левайе, Ш. Сент–Эвремон, Б. Фонте–нель, Теофиль де Вийо, С. Сирано де Бержерак и великий Мольер, опираясь на скептицизм Монтеня и эпикуреизм Гассенди, выдвигают даже атеистические идеи, находя для них остроумные формы, неуязвимые для мракобесов. Что касается картезианства, то хотя его слабые стороны и были использованы идеалистами и апологетами христианства, но и лагерь реакции и лагерь передовых мыслителей сразу же оценили огромное прогрессивное значение идей Декарта. Недаром через шесть лет после выхода в свет первого его произведения все его книги были осуждены на сожжение, а проповедь его идей запрещена.

Выдающийся материалист XVII в. Бенедикт (Барух) Спиноза (1632–1677) явился крупнейшим представителем атеистической мысли столетия.

Отвергнув дуализм Декарта, Спиноза признает только одну субстанцию, обладающую и протяжением и мышлением. Эта единственно существующая субстанция есть природа, которую Спиноза называет также богом. Ни умом, ни чувствами, ни волей этот бог не обладает: эта пантеистическая форма, в которой выражается система Спинозы, весьма отлична, как отмечал Маркс, от ее атеистической сущности.

Спиноза отвергает телеологическое понимание действительности, справедливо усматривая тесную связь между телеологией и религией. На место телеологии философ ставит причинность и непреложную необходимость, исключающие какие бы то ни было случайности, не говоря уже о сверхъестественных явлениях.

В своем «Богослов ско–политиче–ском трактате» Спиноза выступает как основоположник научной критики Библии. Здесь ярко проявилось своеобразие спинозовского материализма — его рационализм. Исходя из того, что каждому принадлежит «верховное право и высший авторитет свободно судить о религии», Спиноза считает, что при интерпретации Библии ничто не должно быть нормой, «кроме естественного света, общего всем», т. е. разума. Тщательно исследуя текст Библии, он убедительно вскрывает множество противоречий и нелепостей. Развенчивает Спиноза и чудеса, которыми переполнено писание: «Чудо, будет ли оно противо–или сверхъестественно, есть чистый абсурд».

Таким образом, не только о божественности, но и о простой разумности этой книги не может быть и речи. Так был разрушен ореол книги, считавшейся запечатленным откровением. Спиноза был первым проделавшим эту работу на основе тщательного анализа библейских текстов.

Все религии, писал Спиноза, — это предрассудки, «которые превращают людей из разумных существ в скотов, так как совершенно препятствуют пользоваться каждому своим свободным суждением и распознавать истину от лжи, и которые, будто нарочно, по–видимому, придуманы для окончательного погашения света разума». У религии не божественный, а земной, общественный источник. Заявляя, что в сознании угнетенных религия–это «фантазии и бред робкой и подавленной души», Спиноза приближается к пониманию одного из важных социальных истоков религиозности масс.

Атеизм Спинозы был непоследователен. Это выражалось не столько в печати теологии, лежащей на всей философской системе, сколько в учении о том, что для «повиновения и благочестия» нужна вера, которую нужно привить народу как «чувствование бога» и догматы которой сводятся к важнейшим требованиям нравственности. Здесь проявилась классовая ограниченность буржуазного философа.

Пьер Бейль (1647–1706) посвятил свою жизнь борьбе с нетерпимостью ревнителей христианства разных толков, не только призывавших к зверствам, но и обосновавших их теоретически. У Бейля, в отличие от рассмотренных философов XVII в., доминирует деструктивная, разрушительная задача, и, хотя он имеет определенные положительные взгляды, системы он не создал.

Вслед за Декартом и Спинозой он считает, что «верховным трибуналом, который обо всем, что нам предлагается, выносит приговор в последней инстанции без права обжалования, является разум». Разуму принадлежит решающее слово и в религии, и в нравственности: «Всякое положение, выдвигают ли его как содержащееся в «писании» или предлагают как–нибудь еще, ложно, если оно опровергается ясным и отчетливым понятием естественного света, особенно в отношении морали».

Бейль приходит к признанию материальности души, что согласуется с опытом, говорящим о зависимости сознания от тела. К тому же религиозное воззрение о наличии у человека нематериальной души, каковой лишены животные, видит в последних лишенные представления и чувств автоматы, что нелепо, так как психика людей и животных в общем идентична. А с признанием материальности души обнаруживается, что она не может быть бессмертной.

Бейль опровергает учение о провидении и религиозные доказательства бытия божьего. Но с наибольшей страстностью он развертывает моральную антирелигиозную аргументацию. Он камня на камне не оставляет от тезиса, что религия делает людей нравственными, а атеизм — безнравственными. Прежде всего это опровергается массой злодеяний, совершенных верующими христианами, и образцами высокой нравственности, показанными безбожниками Эпикуром, Стильпоном, Диагором, Ванини, Спинозой. Бейль доказывает, что в нравственном отношении атеист не только не ниже, но гораздо выше верующего. Он, таким образом, как отмечал Маркс, «возвестил появление атеистического общества, которому вскоре суждено было начать существовать».

Скептицизм Бейля, как и скептицизм Монтеня, противоречив. Его рационализм сочетается с заявлениями, что «разум способен только разрушать… возбуждать сомнения»; мораль, которую он ставит на место религии, несет на себе печать теологии, как и многие рассуждения Бейля вообще. Но основное в скептицизме Бейля — его антирелигиозная направленность–выступает отчетливо.

Нидерландская революция конца XVI в. и английская революция середины XVII в. знаменовали собой начало нового времени, наступление эпохи капитализма. Буржуазия впервые выступила на историческую сцену как самостоятельный класс и открыто заявила о своих интересах и целях. На смену феодальному способу производства шел общественный строй, основанный на более прогрессивных экономических отношениях. Становление буржуазного строя отражалось на духовной жизни общества, сопровождалось острой идеологической борьбой. Представители буржуазии ополчились против взглядов и традиций, господствовавших в период феодализма, против средневековой схоластики, религиозного мракобесия и фанатизма. Они решительно критиковали старые порядки, нравы и учреждения, выступали против духовной диктатуры церкви, провозглашали необходимость веротерпимости и свободы мысли.

Одной из первых стран на путь капиталистического развития стала Англия. Идеологи нарождавшейся английской буржуазии заложили основы научного метода познания природы, внесли крупный вклад в развитие материалистической философии, в критику религиозного мировоззрения. Фрэнсис Бэкон (1561–1626) вошел в историю как мыслитель, провозгласивший силу и мощь научного знания, бросивший вызов схоластическим догмам и авторитетам. Познание природы и подчинение ее власти человека составляет, по Бэкону, главную цель и назначение науки. Поставленная Бэконом задача возрождения науки и отыскания нового метода познания с необходимостью вела к разрыву с религиозным вероучением, к утверждению приоритета разума перед верой. И хотя учение Бэкона еще кишит, по словам Маркса, «теологическими непоследовательностями», оно объективно содействовало развитию свободомыслия, служило делу критики религии.

Прогрессивное значение имело также разоблачение Бэконом предрассудков, сковывающих ум человека, препятствующих распространению знаний. К числу таких предрассудков, или, по терминологии Бэкона, «идолов», он относил слепую веру в авторитеты, рабское следование отжившим традициям.

Бэкон был далек от подлинного атеизма и допускал серьезные уступки религиозному мировоззрению. Он признавал, например, бытие бога, существование разумной души, откровение. Компромиссный характер носило и учение о двух истинах, разделяемое философом, а также его стремление синтезировать естественную философию и религию, которые якобы должны дополнять друг друга. Однако историческое значение свободомыслия Бэкона определяется не этими теологическими непоследовательностями, а его философским материализмом, защитой и обоснованием опытной науки, утверждением человеческого разума.

Выдающимся английским философом–материалистом XVII в. был Томас Гоббс (1588–1679), который продолжил начатую Бэконом борьбу против религиозно–схоластической идеологии. Атеизм Гоббса проявлялся прежде всего в вопросе о возникновении религии. Он решительно отвергает представления о божественном происхождении религии и доказывает, что «естественное семя религии» находится в самом человеке, коренится в специфическом качестве человеческой натуры. В своем произведении «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» (1651) Гоббс указывает на следующие обстоятельства, которые способствовали появлению религии: это, во–первых, свойственное человеку стремление «доискиваться причин наблюдаемых событий»; во–вторых, желание познать «начало вещей»; в–третьих, неумение или неспособность людей «удостовериться в истинных причинах вещей» (ибо они большей частью бывают скрыты); в–четвертых, страх и беспокойство о будущем, возникающие из–за незнания причин. Он подчеркивает правильность положения о том, что страх создал богов–Однако, по Гоббсу, страх людей перед всем тем, что им неведомо, порождает лишь языческие религии, или многобожие. К мысли же о едином боге люди приходят главным образом под влиянием стремления познать конечную причину всех вещей, установить первопричину бытия.

Не ограничиваясь рассмотрением гносеологических корней религии, Гоббс выявляет также те социально–политические факторы, которые превратили религию в значительное явление общественной жизни, придали ей силу, укрепили ее авторитет. Томас Гоббс характеризует религию как инструмент политической власти, используемый правителями для того, чтобы держать народ в повиновении.

Раскрывая политическую роль религии, Гоббс подчеркивает ее подчиненное положение по отношению к государственной власти. С этих позиций он борется против притязаний церковников утвердить свой приоритет в государстве, присвоить себе не только духовную, но и светскую власть.

Непоследовательность атеистических воззрений Гоббса проявлялась в том, что, развенчивая религию, он все же ратовал за ее сохранение, заставляя ее служить интересам господствующих классов. Ограниченность взглядов Гоббса выражалась также в том, что он допускал существование бога, считая его первопричиной мира и первоисточником движения материи. Как известно, такое понимание бога характерно для религиозно–философского учения, называемого деизмом. Но деизм может быть как идеалистическим, так и материалистическим. Деисты–материалисты старались создать такую систему представлений, в которой, как правильно подметил Плеханов, «власть бога со всех сторон ограничивается законами природы». Именно такой характер и носил деизм Гоббса.

Гоббс был одним из первых буржуазных атеистов, осмелившихся выразить сомнение в святости библейских текстов. Он доказывал, что Библия была написана в разное время и разными людьми, высмеивал тех, кто слепо верит каждому слову Ветхого и Нового заветов. Подобные взгляды на Библию находились в резком противоречии с официальным богословием, требовавшим беспрекословного признания богодухновенно–сти «священного писания», осуждавшим всякое сомнение в его истинности. Труды Гоббса были преданы проклятию со стороны как католической, так и англиканской церкви.

Дальнейшее развитие английского свободомыслия связано с именем Джона Локка (1632–1704). По философским взглядам Локк был материалистом. В своем главном произведении — «Опыт о человеческом разуме» — он подробно разработал сенсуалистическую теорию познания, всесторонне обосновал положение о происхождении всего человеческого знания из ощущений. Но английский философ допускал отклонения от материализма в сторону идеализма и дуализма, что не могло не отразиться и на его воззрениях на религию. Компромиссная, половинчатая позиция

Локка в отношении религии выражалась в том, что он, с одной стороны, выступал против религиозной ортодоксии и церковной догматики, а с другой стороны, доказывал бытие бога, видел в нем источник движения и сознания, отстаивал «разумность христианства», делал выпады против атеистов.

Распространяя критику теории врожденных идей на идеи бога, бого–почитания и т. п., Локк приходил к выводу, что они также не являются врожденными, а приобретаются людьми в процессе жизни наравне с другими идеями.

Откуда же берет свое происхождение идея бога, если она не является врожденной? Будучи деистом, т. е. признавая бога безличной разумной первопричиной природы и человека, Локк считал, что понятия о боге «приобретаются размышлением и обдумыванием», направленным «на исследование устройства и причины вещей». Однако «самые верные и лучшие понятия о боге» доступны, по его мнению, лишь немногим мудрым и добродетельным людям. Значительное же большинство находится в плену суеверий, передающихся от поколения к поколению. Отрицание идеи личного бога и его вмешательства в течение природных процессов и общественную жизнь, которое пропагандировалось Локком, носило для его времени прогрессивный характер.

В противовес богословским теориям о примате веры Локк объявлял человеческий разум верховным судьей в вопросах религии. Локк подверг рационалистическому анализу содержание Ветхого и Нового заветов, вскрыл недостоверность библейских догм.

В то же время он решительно выступал против религиозного фанатизма, боролся за веротерпимость. В «Письме о веротерпимости» он доказывал, что в вопросах религии каждый человек волен поступать, лишь сообразуясь с собственной совестью. Поэтому государство обязано предоставить своим подданным полную свободу в выборе и исповедании религиозных взглядов.

Впрочем, в своих требованиях широкой веротерпимости и свободы совести Локк допускает одно исключение. Оно касается атеистов. «Те, кто отрицает бытие божье», не могут, по его мнению, «претендовать на привилегию веротерпимости». Мотивируется это тем, что атеизм несовместим якобы с нравственностью и правопорядком, что он представляет собой угрозу для общества.

Несмотря на свою ограниченность, свободомыслие Локка сыграло важную роль в развитии критики религии и церкви.

Наиболее выдающимися представителями английского свободомыслия конца XVII — начала XVIII в. были Джон Толанд (1670–1722) и Антони Коллинз (1676–1729). Ученики и последователи Локка, они развили его материализм, обогатили философию новыми положениями и вместе с тем преодолели его теологическую ограниченность. Д. Толанд в своем произведении «Христианство без тайн» (1696) смело выступил в защиту разума, против слепой веры. Никакая религия не может быть принята, если она недоступна разуму или противоречит ему. Толанд обвинял духовенство в том, что оно извратило истинный смысл христианской религии, окружило ее тайнами, придало ей мистический характер.

Отправным пунктом для критики религиозного мировоззрения Толанду служил его философский материализм, и в особенности выдвинутое и обоснованное им положение о неразрывной связи материи и движения. Тезис о движении как существенном свойстве материи, провозглашенный Толандом в его «Письмах к Серене» (1704), был направлен своим острием против идеи божественного первотолчка, против деистических представлений о боге как источнике движения материи, источнике жизни и сознания.

Критика религии пронизывает все произведения Толанда. Так, в «Письмах к Серене» он разоблачает предрассудки, связанные с представлениями о бессмертии души, вскрывает корни идолопоклонства, богопочита–ния, религиозных обрядов.

В 1720 г. выходят в свет два последних произведения Толанда — «Тетрадим» и «Пантеистикон». «Тет–радим» состоит из четырех самостоятельных статей. Одна из них посвящена знаменитой Ипатии, ученой женщине древности, ставшей жертвой религиозного фанатизма. Толанд обвиняет священников в том, что они во все времена выступали гонителями духовной свободы, разжигали нетерпимость и фанатизм.

«Пантеистикон» — глубокое и оригинальное философское произведение. В нем утверждается вечность и бесконечность вселенной, материальность мира и многообразие движущейся материи, постоянное взаимодействие и непрерывное изменение всех вещей в природе. Вместе с тем философ отвергает все существующие религии, требует, чтобы всем людям было «разрешено мыслить так, как они хотят, и высказывать то, что они мыслят».

Толанд вошел в историю как основоположник идейного движения «свободомыслящих» (так стали называть в Англии наиболее решительных и непримиримых противников религии). Одним из первых «свободных мыслителей» был А. Коллинз, единомышленник и соратник Толанда. В 1713 г. вышла в свет книга Коллинза «Рассуждение о свободомыслии», получившая широкую известность не только в Англии, но и в других странах. Эта книга стяжала Коллинзу славу ярого вольнодумца, острого критика религиозного вероучения и культа. Коллинз требует, чтобы свободной мыслью было исследовано учение о божественном откровении — этот краеугольный камень христианства и других «положительных» религий. Критическому анализу должны быть подвергнуты, согласно Коллинзу, и такие узловые вопросы всякой религии, как вопросы о природе бога и его атрибутах. Английский вольнодумец убедительно показывает, насколько противоречат здравому смыслу представления верующих о природе или сущности бога, в какой степени расходятся друг с другом богословы в определении божественных атрибутов. Нет согласия между церковниками относительно того, является ли бог телесным или бестелесным, подобен ли он человеку или нет, обладает ли такими аффектами, как гнев, мстительность, или не обладает, можно ли ему приписать такие свойства, как мудрость, воля, доброта, милосердие, святость и т. п., или нельзя.

Коллинз подвергает неотразимой критике основы христианского символа веры. Пункт за пунктом раскрывает он внутреннюю противоречивость и несостоятельность учения о троице, воскресении из мертвых, загробном воздаянии, божественном предопределении, первородном грехе, искуплении и т. п.

Критика религии ведется Коллинзом в общем с деистических позиций. Философ исходит из существования «вечного существа» и считает отрицание бытия бога «неестественной и абсурдной мыслью». В соответствии с этим он не приемлет «системы атеизма» и даже допускает отдельные выпады против безбожников. Однако Коллинз тут же подчеркивает, что «лучше допустить свободомыслие, хотя оно увеличит число атеистов, чем путем ограничения свободомыслия увеличить число суеверных людей и фанатиков».

Характеристика английского свободомыслия XVIII в. будет неполной, если не упомянуть такого своеобразного критика религии, как Давид Юм (1711–1776). Сторонник и яркий представитель агностицизма в философии, он распространял свой скептицизм и на познание бога, сомневался в истинности христианского вероучения, подвергал критике религиозные суеверия, поднимался до воинствующего антиклерикализма. Он поставил задачу выяснить происхождение религии, раскрыть причины, способствовавшие ее появлению, обрисовать процесс исторического развития религиозных верований.

Первоначальной и самой древней религией человечества был, по его словам, политеизм, или идолопоклонство. Политеизм порождается, по Юму, тем, что ограниченный ум невежественного человека, находившегося в полном неведении относительно подлинных причин всего происходящего, наделял их «чувством и разумом». Многообразие явлений природы, сложность и противоречивость общественной жизни закономерно вели к признанию многобожия. Переход от политеизма к монотеизму является, согласно Юму, процессом постепенного и длительного развития религиозных представлений. В основе этого процесса лежало возвышение какого–то одного божества, которое делалось объектом особого почитания и поклонения.

Юм проводит аналогию между возвышением какого–либо божества и возвышением земных владык над своими вассалами, обожествлением неограниченных властителей подобострастными придворными.

Христианское богословие, заявляет Юм, соткано из противоречий и нелепостей, оно опирается на самые непостижимые софизмы, стремится к темноте и неясности.

Отвергая все исторические религии, отметая богословскую догматику и церковную ортодоксию, Юм не исключал, однако, «идею о некоторой разумной причине или о разумном творце». Он считал, что к этой идее человека подводит удивительная целесообразность объектов природы, правильность и единообразие природных процессов. Таким образом, философ приходил к тому же выводу, что и другие деисты, полагая, что «мир есть произведение какого–то божественного существа, первопричины всех вещей». Отличие же Юма от традиционных концепций деизма состояло в том, что он объявлял ту естественную религию, которую пропагандировали деисты, не первоначальной формой религиозного сознания (искаженной последующими наслоениями), а его конечным продуктом. Согласованная с принципами человеческого разума вера в существование «высшего разума» смыкалась для Юма с философским познанием и учением о мире. Но, верный своему скептицизму, он тут же заявляет о непостижимости природы и намерений божественного существа.

Свободомыслие, зародившееся в Англии, оказало большое влияние на развитие атеистической мысли в других странах. Особенно велико было его воздействие на идеологию французского Просвещения. Передовые французские мыслители, продолжая и углубляя критику религии, начатую по ту сторону Ла–Манша, довели ее до полного отрицания веры в бога, до прямого атеизма.

Задолго до того, как выступили энциклопедисты — Дидро и Ламетри, Гольбах и Гельвеции, во Франции получило распространение (в рукописи) «Завещание» Жана Мелье (1664–1729). Эта книга, ставшая достоянием общества лишь после смерти ее автора, представляет собой замечательное сочетание материализма, воинствующего атеизма и утопического социализма. Проведя всю жизнь в среде крестьян, Мелье главную свою задачу видит в том, чтобы помочь им освободиться от ужасного гнета и эксплуатации, свергнуть тунеядцев королей, дворян и богачей, уничтожить частную собственность, в которой он усматривает главный источник социальной несправедливости. В этой борьбе за освобождение народа Мелье придает первостепенное значение разоблачению лживости религиозных учений, являющихся, по его мнению, главным орудием, при помощи которого сильные мира сего держат в подчинении народ и высасывают из него последние соки.

Мелье без колебаний отстаивает материалистическую позицию в философии и подвергает всесторонней критике дуалистические положения Декарта и Мальбранша. При этом Мелье показывает, что в реальной действительности царят законы природы, которым подчинен и человек, что его сознание есть продукт его материальной, телесной организации, вместе с которой оно возникает и гибнет. Какие бы то ни было сверхъестественные явления совершенно невозможны, как невозможно и бессмертие души.

Критика религии в «Завещании» Мелье основана, с одной стороны, на материалистической философии, а с другой, на очень подробном разборе основных онтологических положений религии и ее нравственных принципов, широко привлекая цитаты из Ветхого и Нового заветов, из отцов церкви, Мелье доказывает не только явную ложность всех коренных положений религии и различных сообщений «писания», но и огромную вредность религии. Он всесторонне обосновывает положение о том, что одним из источников пороков и преступлений, одной из причин безнравственности людей и всевозможных социальных бедствий является религия.

Важно отметить, что Мелье, будучи выразителем дум и чаяний трудящихся масс, ни в своих социально–политических высказываниях, ни в своем атеизме не проявляет половинчатости. Он открыто призывает народ силой свергнуть угнетателей и так же открыто заявляет, что не только христианство, но любая вера в бога, с попами или без них, с обрядностью или без нее, представляет собой не только абсолютно ложное, но и исключительно вредное воззрение, с которым необходимо бороться.

Даже энциклопедисты, будучи философами буржуазии, не пошли так далеко в своих социально–политических взглядах, как Мелье. Что касается атеизма, то такие крупнейшие представители французского Просвещения, как Руссо и Вольтер, будучи деистами, в своих воззрениях значительно умереннее и менее последовательны, чем Мелье.

Одним из первых выдающихся французских просветителей, выступивших против религии и церкви, был Вольтер (1694–1778). В 1722 г. Вольтер пишет философскую поэму «За и против», в которой дает торжественное обязательство «священный развенчать обман». С того времени вплоть до последних дней своей жизни философ не прекращал титанической борьбы с религией, создав десятки антиклерикальных произведений всех жанров.

Произведения Вольтера неоднократно конфисковывались и сжигались. Его дважды заключали в Бастилию, долгие годы он провел в изгнании, подвергаясь непрерывным нападкам со стороны духовенства и властей. Почти до самой смерти въезд в столицу Франции Вольтеру был запрещен, и последние 20 лет жизни он провел в усадьбе Ферне, расположенной на франко–швейцарской границе.

Трудно переоценить заслуги Вольтера в критике религии, но нельзя забывать и об исторической ограниченности этой критики, ее непоследовательности. Сражаясь с религиозными предрассудками, Вольтер не только не отрицал существования бога, но и требовал поклонения ему. Но бог Вольтера, разумеется, ничего общего не имел с триединым богом христианства. Это некое высшее, разумное существо, которое «существует вечно само по себе и является причиной всех других существ». Бог выступает у Вольтера как конечная первопричина мира, как активная сила, сообщившая материи движение и упорядочившая ее.

Вместе с тем деизм Вольтера имел ярко выраженную этическую и социальную подоплеку. Вера в бога должна, по его мнению, быть основой нравственности. Религия, идея бога, утверждал он, необходимы так же, как необходимы законы. «Это узда», — неоднократно подчеркивал Вольтер. Причем главное назначение узды–сдерживать народные массы, «чернь», как выражался Вольтер, от посягательств на собственность и интересы имущих классов. Фраза, брошенная Вольтером: «Если бы бога не было, его бы следовало выдумать», — предельно кратко выражает сущность его двойственной и противоречивой позиции по отношению к религии, недостатки его свободомыслия.

Вольтер принадлежал к старшему поколению французских просветителей. Начатую им борьбу с религией продолжило среднее поколение–Дидро (1713–1784), Гельвеции (1715–1771), Гольбах (1723–1789). В их трудах философский материализм становится цельным мировоззрением, охватывающим учение о природе и теорию познания, приобретает ярко выраженный атеистический характер. Атеизм французских материалистов был воинствующим и бескомпромиссным, он представлял собой высшую форму буржуазного атеизма, отличался непримиримостью ко всем защитникам религии и церкви. «Я ненавижу, — писал Дидро, — всех помазанников божиих, как бы они ни назывались… и нам не нужно ни священников, ни богов».

Дидро был основателем знаменитой «Энциклопедии наук, искусств и ремесел», которая объединила вокруг себя лучшие умы той эпохи, стала величайшим памятником свободной мысли XVIII в. Дидро принадлежит также множество замечательных материалистических и атеистических произведений: «Письма о слепых в назидание зрячим», «Мысли об объяснении природы», «Сон Даламбера», «Беседа с аббатом Бартелеми», «Племянник Рамо» и ряд других. За свои убеждения Дидро подвергался преследованиям и репрессиям. Его «Философские мысли» были сожжены, а сам мыслитель посажен в Венсенский замок.

Соратник Дидро по «Энциклопедии» — Гельвеции также стяжал славу одного из самых решительных противников религии. Эта слава прочно укрепилась за Гельвецием после выхода в свет его сочинения «Об уме», проникнутого духом материализма и атеизма. Король, архиепископ Парижский и сам папа осуждают и запрещают книгу Гельвеция, как содержащую «мерзкое учение, стремящееся нарушить основы христианской веры». В 1760 г. книга была публично сожжена у подножия главной лестницы парламента. Второе крупное произведение Гельвеция, «О человеке», могло быть напечатано только после смерти автора. В нем философ доказывает пагубность религии «для национального блага», выступает против религиозной нетерпимости, защищает свободу совести, обличает духовенство.

Выдающуюся роль в борьбе с религией сыграл Гольбах. Им было написано более двух десятков произведений, обосновывающих философский материализм и атеизм. Всемирную известность приобрели такие сочинения Гольбаха, как «Система природы», «Письма к Евгении», «Галерея святых», «Карманное богословие», «Разоблаченное христианство», «Священная зараза» и др. Антирелигиозные работы Гольбаха подвергались особенно жестоким преследованиям, за чтение или распространение их грозила тюрьма. Поэтому не случайно книги Гольбаха выходили, как правило, анонимно. Несмотря на предосторожности, философ постоянно находился под бдительным надзором тайной полиции и считался духовными и светскими властями одним из самых «злонамеренных атеистов» во всей Франции.

Каков же конкретный вклад французских материалистов в обоснование и развитие атеизма? Сопоставляя все так называемые исторические религии, Дидро, Гельвеции, Гольбах приходят к выводу об их несостоятельности и вредности, враждебности человеческим устремлениям. «Все религии одинаково ложны» — вот тезис, который без устали доказывают и пропагандаруют просветители. Ложной для них является прежде всего основная идея всякой религии — идея бога. Французские материалисты, опираясь на данные естествознания, полностью отвергают идею бога–творца и вседержителя. В этом отношении они делают значительный шаг вперед по сравнению с английскими деистами, по сравнению со своим старшим современником–Вольтером. Материальное единство мира, вечность вселенной, всеобщий характер движения материи исключают, по твердому убеждению французских философов, «предположение о каком–либо существе, стоящем вне материальной вселенной», превращают понятие бога в фикцию, химеру, плод человеческого воображения.

Немало новых и глубоких мыслей было высказано французскими материалистами о происхождении религии, ее сущности и социальной роли. Религия порождается незнанием естественных причин, страхом перед неведомыми и могущественными силами природы, неуверенностью людей относительно своего существования и своей судьбы. Вместе с тем возникновение религии, ее утверждение и распространение, отмечали французские материалисты, обусловлены ее ролью в обществе, интересами тех, кому она верно служит. Французские философы–материалисты вплотную подошли к выяснению социальных корней религии, ее земных источников. Однако в целом у них преобладал еще просветительский подход к религии. Поскольку вера в бога коренится главным образом в невежестве и обмане, постольку уничтожение религии мыслилось путем распространения знаний и разоблачения предрассудков.

Главную ответственность за сохранение религиозных предрассудков должно нести, по мнению Дидро, Гельвеция, Гольбаха, духовенство. Церковники и богословы были постоянной мишенью их разящей критики. Никто из атеистов прошлого не бросил в лицо защитникам религии столько гневных, обличительных обвинений, никто не подверг их столь беспощадному осмеянию и разоблачению, как это сделали французские материалисты XVIII в. «Критика неба», выражаясь словами Маркса, связывалась французскими атеистами с «критикой земли». Их борьба против религии неотделима от борьбы против деспотизма и произвола абсолютной монархии, всей социальной системы феодализма.

Ценным вкладом в развитие атеистической мысли явилась критика французскими материалистами религиозной морали. Для них религия и мораль–это антиподы. Развенчание укоренившейся легенды о полезности религии для насаждения и укрепления морали — историческая заслуга французских материалистов.

Со всей решительностью выступали Дидро, Гельвеции, Гольбах против религиозной нетерпимости и фанатизма. С особой силой и настойчивостью они разоблачали христианскую религию и церковь. Поистине уничтожающей критике подвергаются ими евангельские мифы о Христе, о его рождении, чудесах, страдании, смерти и воскресении. Едко высмеиваются христианские таинства и обряды. Раскрывается лицемерие христианской морали, ее антигуманизм. Христианство, как и всякая религия, калечит человека, превращает его в раба, сковывает его силы и способности, подавляет его волю и разум.

Никто из среднего поколения французских материалистов не дожил до буржуазной революции 1789–1794 гг. Однако их идеи имели исключительное значение для успешного исхода той решительной исторической битвы между отжившим свой срок феодализмом и новым буржуазным строем, которая разыгралась во Франции в конце XVIII в. Современниками революции стало младшее поколение французских просветителей: Нежон (1738–1810), Марешаль (1750–1803), Вольней (1757–1820). В их произведениях содержалась не только всесторонняя критика религии и церкви, но и талантливая пропаганда атеизма.

Главное атеистическое произведение Нежона — «Воинфилософ» — представляет собой острый памфлет против христианской религии. В мировой атеистической литературе трудно найти столь же глубокую по содержанию и выразительную по форме характеристику христианства. Непримиримый противник религиозных предрассудков, Нежон сделал предложение Учредительному собранию, созванному в годы революции, исключить из «Декларации прав человека и гражданина всякое упоминание о религии и боге. Он решительно возражал против установления культа «верховного существа», которым французская буржуазия пыталась заменить ненавистный массам католицизм.

Убежденным и деятельным атеистом был Марешаль. Его перу принадлежит ряд замечательных антирелигиозных сочинений: «Французский Лукреций», «Книга, спасенная от потопа», «Альманах честных людей». Последнее произведение, вышедшее в свет в 1787 г., было сожжено по решению парижского парламента, а автор подвергнут тюремному заключению.

Основой атеистических взглядов Марешаля был философский материализм. Природа, учил Марешаль, не нуждается ни в каком творце. Бог — это химера, фантом. Упразднение религии он связывал с установлением имущественного равенства в духе утопического коммунизма. Подлинным гимном атеизму звучат его слова: «Поднимись, человек! Встань в позу господина! Поднимись! Уважай себя! Познай цену себе! Не поклоняйся какому–то богу. Перед тобою только равные тебе. Ты не сын мгновения, твой род вечен. Не какой–то бог сотворил тебя некогда по своему образцу. Исходные элементы твоего существа навсегда будут служить вечными основами вселенной».

Французский историк и просветитель Вольней не был столь воинствующим атеистом, как Марешаль. Однако главное произведение Вольная — «Руины, или Размышления о революциях империй» — оставило заметный след в истории атеистической мысли. Вольней пытается проследить развитие религиозных представлений от культа стихий и сил природы до христианства. Корни религии он усматривает в искаженном сознанием людей отражении реального мира, «физических сил вселенной». Раскрывая содержание идеи бога, Вольней писал: «Не бог создал человека, а человек создал бога по образу и подобию своему. Человек дал богу свой разум, наделил его своими склонностями, приписал ему свои суждения…» Приближаясь к атеизму, к материалистическому пониманию природы, Вольней отдавал в то же время дань деизму и признавал существование «тайной силы», одушевляющей весь мир.

Но он требовал отказа от всех религиозных систем и считал, что подлинным божеством являются законы природы.

Развитие свободомыслия и атеизма происходило и в Германии. При этом надо учитывать экономическую и политическую отсталость Германии по сравнению с Англией и Францией, которая не могла не отразиться на истории духовной жизни немецкого народа.

В условиях феодально–абсолютистского строя, который господствовал в германских государствах XVII–XVIII вв., пропаганда подобных идей наталкивалась на неимоверные трудности. Произвол властей, засилье князей и дворянства, притеснявших и грабивших народные массы в союзе с духовенством, разобщенность и слабость прогрессивных элементов общества в Германии длительное время мешали развитию атеистической мысли. Однако и в этих условиях мы встречаем отдельные ростки материализма и атеизма.

Существование в Германии XVIII в. серьезной материалистической и атеистической традиции не подлежит никакому сомнению. Эта традиция восходит к замечательному немецкому атеисту и революционному демократу XVII в. Маттиасу Кнутцену (1646–1674), автору ряда листовок антирелигиозного и антиправительственного содержания. В одной из них, в частности, говорилось: «Я не верю в бога, ни в грош не ставлю Библию, и я заявляю вам, что надо прогнать попов и начальство, так как без них можно прекрасно прожить». Кнутцен отвергал богословское учение о бессмертии души, существовании рая и ада, сверхъестественных силах, чудесах. Единственно реальным является внешний материальный мир, земная жизнь. Немецкий атеист отрицал также богодухновенность Библии и считал ее чисто человеческим произведением, имеющим лишь определенную историческую ценность.

В Германии того времени мы находим таких критиков господствовавших религиозных представлений, как Т. Лау (1670–1740) и Г. С. Реймарус (1694–1768). В своей книге «Размышления о боге, мире и человеке» Лау отрицал сотворение мира, утверждал его вечность, отвергал религиозные догматы. Реймарусу принадлежит заслуга критического исследования Библии с позиций рационализма и свободомыслия. Однако Рей–марус не решился опубликовать при жизни свои исследования, и они были впервые изданы после его смерти выдающимся немецким писателем и философом Лессингом. Примыкая к английским и французским деистам, Реймарус противопоставляет официальной христианской религии и прочим религиям откровения «естественную религию», основанную на данных разума и науки. Реймарус считал, что Библия не является и не может быть «богодухновенной» книгой. Ветхий и Новый заветы — произведения многочисленных авторов, живших в разное время и имевших различные воззрения. Резко осуждает Реймарус библейскую мораль. Критический анализ Нового завета, проделанный Рейма–русом, приводит его к выводу, что Иисус Христос был всего лишь мессианским проповедником, не имевшим намерения основывать новую религию взамен старой, а добивавшимся с помощью своих учеников и последователей захвата власти и объявления себя царем израильским.

Оставляя в стороне вопрос о правомерности такого толкования евангелий, следует подчеркнуть, что оно полностью расходилось с церковной концепцией Нового завета. К тому же Реймарус отрицал божественную сущность Христа, не допускал возможности чудес, которые приписывались «сыну божьему», воскресение же Христа объявлял выдумкой апостолов.

Если Реймарус критиковал религию с деистических позиций, то Ф. В. Штош выступил как материалист и атеист. В анонимно изданной книге «Согласие разума и веры» (1692) Штош, следуя философской теории Спинозы, утверждает, что существует единая материальная субстанция. Отвергая положение о нематериальности души, Штош отстаивал учение о связи сознания с мозгом и приходил к выводу, что никакой отличной от тела бессмертной души не существует: «Ясно, что душа, или дух, по себе и по своей природе не бессмертна и не существует вне человека». Штош открыто критиковал основные догматы христианского вероучения: о сотворении мира, о воскресении из мертвых, о загробном воздаянии. Библию он рассматривал как исторический документ и отрицал ее священность. Книга Штоша была запрещена, и за ее нелегальное распространение взимался штраф. В 1694 г. она была публично сожжена на дворцовой площади в Берлине.

К немецким спинозистам принадлежал также И. X. Эдельман (1698–1767). Под влиянием Спинозы он становится пантеистом–материалистом и доказывает, что бог немыслим без материи и не существует до природы. «Бог и материя есть единое, неразрывное целое, без материи бог никогда бы не смог создать материального мира», — писал Эдельман. Критическое изучение Библии и истории религии приводит Эдельмана к отказу от христианства. Не отвергая историчности Христа, Эдельман видел в нем обыкновенного проповедника, а евангелия рассматривал как своеобразные литературные произведения. Немецкий атеист отвергал церковные обряды, называл церковь служанкой светских властей. За свои взгляды Эдельман подвергался гонениям и вынужден был в течение многих лет скитаться по Германии. Его книги сжигались.

В защиту свободомыслия выступал в Германии и пастор И. Г. Шульц (1739–1823). Его анонимное сочинение «Философское рассмотрение теологии и религии вообще и иудейской в частности» содержит попытку материалистического объяснения происхождения религиозных верований. Понятие бога, по мнению Шульца, есть плод фантазии–Религия, по его словам, не может быть основанием морали. «Человеку достаточно естественной морали для того, чтобы быть полезным и достойным членом общества». Религиозная же мораль — это мораль, искаженная и извращенная богословием. Шульц требовал полной свободы совести. Каждый человек волен сам решать вопрос о своей вере или неверии, и государство не должно вмешиваться в эти дела. За свою антирелигиозную деятельность Шульц был лишен духовного сана и привлечен к суду.

С позиций философского материализма подходил к критике религии И. А. Эйнзидель (1754–1837). Происхождение религии он выводил из бескультурья и невежества, связывал с «рабским сознанием» людей. Религия абсолютно бесполезна: «Народ ее не понимает, и она не может ни в чем помочь ему». Особое возмущение вызывала у Эйнзиделя христианская религия. «Всякая религия имеет свои глупости, но эта содержит их в превосходной степени». Немецкий философ характеризует христианство как религию рабов, рассчитанную на унижение и запугивание человека. Зло и остроумно высмеивает он веру в чудеса, евангельские и библейские мифы. Острой критике подвергал Эйнзидель и религиозную мораль. Только безрелигиозность открывает возможность становления «истинной морали». Свои произведения Эйнзидель не публиковал, до нас дошли лишь выписки из них, сделанные известным немецким гуманистом и демократом И. Г. Гер–дером (1744–1803), с которым Эйнзидель находился в дружеских отношениях.

К концу XVIII в. относится так называемый «спор об атеизме», который характеризует идейную обстановку, сложившуюся в Германии к этому времени. Спор был вызван статьей Ф. К. Форберга (1770–1848) «Развитие понятия религии», опубликованной в 1798 г. на страницах Йенского «Философского журнала», который издавался Фихте. Статья Форберга носила атеистический характер, хотя автор не отрицал значения религии. Однако в понимании Форберга религия состоит не в почитании божества, она возникает из стремления человека к добру и справедливости. Традиционное же представление о боге как бесконечном, абсолютном существе Форбергом фактически отрицалось и бытие бога объявлялось недоказуемым.

Лишь немногие немецкие мыслители выступали против религии с открытых атеистических позиций. Большинство из них критиковало религию с позиций свободомыслия, не порывая полностью с религией. Это относится к таким видным представителям немецкого Просвещения, как Готхольд Эфраим Лессинг (1729 1781) и Иоганн Готфрид Гердср (1744–1803).

Первый из них считал себя последователем Спинозы и утверждал, что бог существует не вне мира, а в нем самом. «Ортодоксальные понятия о божестве не существуют более для меня», — писал Лессинг. К проблеме религии он подходил исторически, утверждая, что религия с необходимостью возникает на определенной ступени развития человечества и с такой же необходимостью исчезает. Большое значение имели произведения Лессинга, посвященные борьбе с церковной ортодоксией. В драме «Натан Мудрый» он отстаивал веротерпимость, равенство людей независимо от их вероисповедания и сословного происхождения. Язычество, иудаизм и христианство Лессинг рассматривал как последовательные ступени нравственной эволюции человечества, конечной целью которой является торжество разума и справедливости.

Младший современник Лессинга Гердер также стремился к историческому объяснению религии. Он считал, что возникновение религиозных представлений связано с трудностями и лишениями, с которыми сталкивались люди на заре своего существования и которые вызывали в них «страх и ужас». В своем произведении «Бог» Гердер выступает в защиту учения Спинозы и, следуя идеям голландского материалиста, отождествляет бога с миром, отвергает акт божественного творения, создания мира из ничего. Хотя Гердер был протестантским пастором и не смог полностью отойти от религии, он вошел в историю немецкого свободомыслия как решительный противник клерикализма и христианской ортодоксии, как выдающийся просветитель и гуманист.

Велика роль в развитии свободомыслия в Германии замечательных немецких поэтов и писателей Иоганна Фридриха Шиллера (1759–1805) и Иоганна Вольфганга Гете (1749–1832). Шиллер отвергает официальную религию, поповские сказки о рае и аде, высмеивает и разоблачает священников и монахов. Поэт прославляет свободного и сильного человека и объявляет единственно истинной религией стремление людей к счастью, радости и любви.

Идеал целостного, гармонично развитого человека отстаивал и проповедовал Гете. Гуманизм великого немецкого поэта сочетался с философским материализмом, что приводило его к отрицанию религии. В своих произведениях он выступает как противник религиозно–идеалистического мировоззрения, как сторонник того жизнеутверждающего взгляда, согласно которому природа самодовлеющее единое целое, а человек — ее часть, ее творение. Все творчество Гете проникнуто антиклерикальным духом, враждебностью к религиозным догмам и обрядам, презрительным отношением к церковникам.

Начало XIX в. в Германии связано с ростом демократического движения в стране, усилением оппозиционных настроений в кругах поднимающейся радикальной буржуазии. «Речь прямо шла, — подчеркивал Ф. Энгельс, — уже об уничтожении унаследованной религии и существующего государства». Два обстоятельства в идейной жизни Германии способствовали развертыванию борьбы против религии. Это, во–первых, исследования по истории первоначального христианства, проделанные группой немецких либерально–протестантских богословов из университета Тюбингена (тюбингенская школа). И во–вторых, оформление левого крыла гегелевской философской школы–так называемых младогегельянцев, выступивших с еще более решительной критикой христианской религии и подготовивших почву для утверждения атеизма.

Представители тюбингенской школы на основе анализа Нового завета пришли к выводу, что «все четыре евангелия являются не рассказами очевидцев, а позднейшими переработками утерянных писаний и что из посланий, приписываемых апостолу Павлу, подлинными являются не больше четырех и т. д.» (Энгельс). Тю–бингенцы выявили в книгах Нового завета многочисленные противоречия, столкновения и борьбу противоположных точек зрения. Они отказывались признавать достоверными евангельские чудеса, отвергали многое в Новом завете как неисторическое или подложное. При этом они целиком оставались еще на религиозной основе и пытались, как выразился Энгельс, «спасти то, что еще можно спасти».

Из тюбингенской школы вышел известный немецкий философ и историк, один из видных младогегельянцев Д. Ф. Штраус (1808–1874). Он приобрел широкую популярность не только в Германии, но и во всей Европе благодаря своей книге «Жизнь Иисуса», вышедшей в 1835 г. Изложенная в этой книге теория возникновения евангельских мифов полностью расходилась с церковным учением о Христе. Критически проанализировав новозаветную литературу, Штраус показал, что содержание евангелий представляет собой продукт мифотворчества, что «ни в личности, ни в деятельности Иисуса нет ничего сверхъестественного». Штраус рассматривал Христа как обычную историческую личность и стремился освободить жизнеописание легендарного основателя христианства от всевозможных фантастических наслоений. Важным пунктом теории Штрауса было утверждение, что евангельские притчи создавались в недрах религиозно настроенных масс и лишь впоследствии были записаны их авторами. Именно против этого и выступил другой видный представитель младогегельянского движения–Б. Бауэр (1809–1882), который считал, что целый ряд евангельских рассказов сочинен самими евангелистами, черпавшими материал в собственной фантазии. Бауэр, в отличие от Штрауса, отрицал историчность Христа и доказывал, что все то, о чем говорится в Новом завете об Иисусе Христе, «принадлежит к миру представлений и, следовательно, не имеет ничего общего с человеком, принадлежащим к действительному миру». Заслугой Бауэра явилось обоснование положения о возникновении христианства в недрах греко–римского мира и об исторической и социальной обусловленности новой религии. Несмотря на то что общефилософские взгляды Бауэра были подвергнуты острой критике со стороны основоположников марксизма, тем не менее его работы по истории раннего христианства получили высокую оценку Ф. Энгельса, отметившего, что исследования Бауэра расчистили почву, на которой возможно разрешение вопроса: «Откуда происходят представления и идеи, которые в христианстве сложились в своего рода систему, и каким образом они достигли мирового господства?»

Существенный вклад в решение этого вопроса внес выдающийся немецкий философ — материалист и атеист Л. Фейербах (1804–1872). Свои сомнения в истинности христианской религии Фейербах высказал уже в работе «Мысли о смерти и бессмертии» (1830), где утверждалось, что бессмертны лишь великие деяния человеческого разума, а не отдельная личность. В 1841 г. выходит главный труд Фейербаха — «Сущность христианства», где впервые в истории атеистической мысли были показаны с позиций философского материализма земные корни религии как фантастического отражения сущности человека. «Всякий бог, — писал Фейербах в своих «Лекциях о сущности религии», — есть существо, созданное воображением, образ, и притом образ человека, но образ, который человек полагает вне себя и представляет себе в виде самостоятельного существа».

Немецкий философ связывал возникновение религии с беспомощностью и невежеством первобытного человека, его полной зависимостью от стихийных сил природы. Человек обожествлял все то, от чего он зависел, что казалось ему чуждым и таинственным. Так возникли и культ явлений природы («естественная религия»), и культ человека («духовная религия»). Последняя появляется на более поздней стадии исторического развития как результат превратного выражения чувств, потребностей и стремлений самого человека.

Наряду с психологической, эмоциональной основой религии Фейербах отмечал наличие у религиозных представлений гносеологических корней. Он усматривал их в отрыве мышления от бытия, в развитии абстрактного мышления, таящего в себе возможность отхода от восприятий органов чувств и создания понятий, которые искажают действительность. Именно таким путем и возникает понятие бога — этот центральный пункт всех религий.

Мы находим у Фейербаха попытки раскрыть и социальные причины религии, ее общественную функцию. Так, например, он подчеркивал, что переход от языческой религии (политеизма) к монотеизму связан с возрастанием зависимости людей от своих земных владык, от царской власти. Возвышение монархов обусловило, по Фейербаху, возникновение идеи единого, всемогущего бога.

Большое значение имела критика Фейербахом религиозной морали, разоблачение нравственных принципов христианства. Для того чтобы быть нравственными и праведными, люди не нуждаются в вере в бога, подчеркивал немецкий атеист. Более того, религия является «источником безнравственных действий», «мораль и религия, вера и любовь прямо противоречат друг другу». Особенно резко он отзывался о религиозной нетерпимости и фанатизме, видя в них источник бесчисленных преступлений.

Исторической заслугой Фейербаха было раскрытие внутренней связи религии с идеалистической философией, единства религиозного и идеалистического мировоззрений. С позиций материализма и атеизма Фейербах развенчивает объективный идеализм Гегеля, агностицизм Канта, мистицизм Шеллинга.

Немецкий философ–гуманист мечтал об освобождении человека от пут религии, о торжестве знания. «Никакой религии! — такова моя религия», восклицал он. Основоположники марксизма дали высокую оценку фейербаховскому атеизму, использовали его критику религии в процессе формирования собственных атеистических воззрений. Материализм и атеизм Фейербаха явились одним из теоретических источников марксистского атеизма. Вместе с тем в трудах классиков марксизма содержится всесторонний анализ ограниченности материализма и атеизма Фейербаха. Характеризуя религию как продукт и порождение человека, доказывая, что идея бога есть отчуждение человеческой сущности, Фейербах имел в виду не определенного «исторического» человека, а человека абстрактного. Такой подход к человеку, изолирующий его от конкретных общественных отношений, рассматривающий человека только как природное существо, как биологический тип, получил название антропологического принципа. Именно этот принцип и мешал Фейербаху выявить и раскрыть в полной мере социальные корни религии в классовом обществе, найти и указать действенный путь к освобождению от религиозного дурмана. Преодоление религии мыслилось Фейербахом исключительно путем просвещения масс, распространения образования «по всем классам и сословиям». Немецкий философ–просветитель не дошел до понимания необходимости коренных преобразований общественной жизни, что неумолимо повлекло бы за собой и устранение религиозных предрассудков в сознании людей.

Ограниченность фейербаховского атеизма проявилась и в вопросе о том, есть ли будущее у религии. Решительно отвергая религиозные представления, существование потустороннего мира и сверхъестественных сил, Фейербах ратовал за новую, «разумную» религию — религию любви. По учению Фейербаха, любовь человека к человеку должна вытеснить традиционную религию и стать истинной религией. Будучи идеалистом в понимании истории и отвергая революционный путь переустройства общества, Фейербах пришел к переоценке роли религии, к превращению ее в панацею от всех социальных бед.

Яркую страницу в историю атеистических учений вписали русские революционные демократы — А. И. Герцен, В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов. Особенность их атеистических воззрений в конечном итоге обусловлена той исторической ситуацией, которая сложилась в России в первой половине XIX в.

В тот период в России в недрах феодально–крепостнического хозяйства все явственнее проявлялись новые, буржуазные отношения, обострялись классовые противоречия и классовая борьба. Этот кризис способствовал росту политического сознания передовых слоев русского общества. Революционные, антикрепостнические настроения русского крестьянства нашли свое выражение во взглядах революционных демократов, что обусловило радикализм их воззрений, большую, чем в западноевропейском атеизме, последовательность взглядов. Именно поэтому атеизм русских революционеров–демократов представляет собой высшую ступень в развитии домарксистского атеизма.

Официальная идеология помещичье–крепостнической России основывалась на триединой формуле: «Православие, самодержавие, народность». Русская православная церковь выступала как одна из основ самодержавно–крепостнического строя. Вполне понятно, что, выражая интересы революционного крестьянства и борясь против существовавшего в России режима, революционеры–демократы выступали и против церкви, так как церковь и самодержавие находились в тесном союзе, поддерживая друг друга в ущерб интересам народа, который они совместно угнетали.

Идейной основой их атеизма была материалистическая философия. Для революционеров–демократов характерна попытка создания стройной атеистической концепции, охватывающей как происхождение религии, формирование и роль важнейших религиозных направлений, так и разоблачение социальной функции религий, в том числе и православия.

Революционеры–демократы считали, что религия возникает в результате бессилия человека перед стихийными силами природы, по отношению к которым он раб, не умеющий ни понять, ни объяснить окружающее. Поскольку эти внешние силы выступают как враждебные, человек обращается к ним с жертвоприношениями, стремясь их умилостивить. Открытая пропаганда атеизма в то время была невозможна, поэтому революционные демократы, не будучи в состоянии прямо критиковать православие, разоблачали другие религии, намекая тем самым на православную церковь. Так, Н. А. Добролюбов, анализируя происхождение ислама и буддизма, справедливо указывал, что было бы неправильно рассматривать религию лишь как глупость или преднамеренный обман. Религия — это продукт определенной эпохи, общества.

Революционеры–демократы отчетливо понимали прямую связь религии с любыми формами деспотизма (а история православия давала для этого богатый материал). Так, Герцен писал, что религия заставляет людей поднимать взоры к небесам, чтобы не видеть того, что творится на земле. Белинский в письме к Гоголю, названном Лениным одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, вскрыл прямую связь церкви с самодержавием, с крепостническим строем России. Он утверждал, что только цивилизация и просвещение могут обеспечить светлое будущее.

Герцен говорил, что проповедь покорности и смирения глубоко реакционна и вредна, она помогает унижению, угнетению народных масс. Русские революционеры–демократы понимали, что религиозные сказки о загробном мире с его адом и раем используются церковью в интересах господствующих классов, учат избегать земных радостей, терпеть страдания, нищету — и все только ради посмертного воздаяния.

Страстное обличение религии и духовенства, борьба против официальной идеологии православия и ее союзников, стремление понять социальные корни религии — вот исторические заслуги атеизма русских революционеров–демократов. Однако задача вскрыть социальные корни религии оказалась для революционных демократов неразрешимой, хотя они и подошли вплотную к ее решению. В объяснении происхождения религии они, высказывая много справедливого, иногда допускали формулировки идеалистического характера.

Ограниченность воззрений революционеров–демократов явственно сказалась в вопросе о путях преодоления религии. Одним из главных средств борьбы с религией революционеры–демократы считали просвещение, не понимая того, что при антагонистической классовой структуре общества просвещением никогда не преодолеть религии, так как ее существование закрепляется и поддерживается господствующими эксплуататорскими классами. Создание научного атеизма оказалось задачей, которую идеологи революционного крестьянства решить не смогли. Она была решена только идеологами рабочего класса.

XIX столетие было ознаменовано целым рядом смелых выступлений выдающихся ученых–естествоиспытателей о несовместимости религии с научным миропониманием.

Среди естественнонаучных открытий, сделанных во второй половине XIX в., особую роль в разоблачении несостоятельности религиозных мифов сыграло учение Чарлза Дарвина (1809–1882) о естественной эволюции животных видов и происхождении человека. Оно наносило сокрушительный удар по библейским сказаниям о сотворении человека богом. Дарвинизм был исторической «смертью Адама». Сам Дарвин отдавал себе отчет в крамольном с точки зрения церковных догматов характере своих открытий. «Наконец, — писал он еще в 1844 г. (т. е. до написания работы о происхождении человека) своему другу сэру Джозефу Хукеру, — появились проблески света, и я пришел к убеждению… (признаться в этом — все равно, что признаться в убийстве)… что виды изменчивы».

Сам Дарвин не сделал, однако, вытекавших из его открытий антирелигиозных выводов. Это сделал один из его друзей и ближайших последователей, выдающийся английский биолог Томас Генри Гексли (1825–1895). В 1869 г. Гексли в диспуте с епископом Уильберфорсом подверг с научных позиций сокрушительной критике один из основных устоев религиозного миропонимания — веру в божественное творение человека. И хотя Гексли называл себя агностиком, его агностицизм был своеобразным, ибо он утверждал, что бытие бога не может быть познано и доказуемо как научная истина. С точки зрения ученого, это было достаточным для исключения бога как объекта достоверного познания. По сути дела, «агностицизм» Гексли был, по выражению Энгельса, «стыдливым материализмом» или, по словам Ленина, «фиговым листком», прикрывающим естественнонаучный материализм, не оставляющим в картине природы места для бога.

Еще большую роль в защите и распространении атеизма сыграл другой единомышленник и соратник Дарвина — знаменитый немецкий биолог Эрнст Геккель (1834–1919), самостоятельно пришедший к созвучному дарвинизму строю научных мыслей и сделавший из них должные атеистические выводы. В своей «Естественной истории творения» (1868) он доказывал никчемность и несостоятельность допущения сверхъестественного начала для уяснения возникновения и эволюции живых существ, обосновывая автогенез жизни из неживой материи. Дарвин высоко оценил работу Гекке–ля. Он писал: «Почти все выводы, к которым я пришел, подтверждаются этим исследователем, познания которого по многим вопросам богаче моих».

Философской основой биологических теорий Геккеля был естественнонаучный материализм, хотя не вполне последовательный, но гораздо более четкий, нежели в воззрениях Гексли. Свое учение Геккель называл «монизмом», утверждая естественное единство мира, не допускающее никакого сверхъестественного начала. Он не только укрепил естественнонаучные посылки атеистического миропонимания, но сделал из них прямые антирелигиозные выводы, энергично выступая с пропагандой воинствующего атеизма. В своей критике религиозных верований он не останавливается перед резкими, язвительными выступлениями, насмехаясь над созданным людьми образом бога, как «газообразным позвоночным», решительно отвергая христианские догмы о бессмертии души и загробной жизни.

Особенно велико для атеистической пропаганды было влияние работы Геккеля «Мировые загадки» (1899). Как писал В. И. Ленин, «сотни тысяч экземпляров книги, переведенной тотчас же на все языки, выходившей в специально дешевых изданиях, показали воочию, что книга эта «пошла в народ», что имеются массы читателей, которых сразу привлек на свою сторону Э. Геккель… Профессора философии и теологии всех стран света принялись на тысячи ладов разносить и уничтожать Геккеля… Нет такой бешеной брани, которой бы не осыпали его казенные профессора философии. Весело смотреть, как у этих высохших на мертвой схоластике мумий–может быть, первый раз в жизни–загораются глаза и розовеют щеки от тех пощечин, которых надавал им Эрнст Геккель» (Ленин В. И. Поли, собр. соч., т. 18, с. 370–371).

В 1906 г. Геккелем был организован в Мюнхене «Союз монистов», объединявший свободомыслящую интеллигенцию, ставящую своей задачей искоренение религиозных предрассудков и распространение научных знаний.

Вскоре подобные организации возникли и в других странах. В 1911 г. в Гамбурге состоялся первый международный конгресс «Союза монистов». В числе его участников было немало крупнейших ученых–естествоиспытателей: шведский физико–химик Сванте Арре–ниус, швейцарский психопатолог Август Форель, американский биолог Жак Леб, австрийский химик Вильгельм Оствальд и др. Организация эта издавала на протяжении многих лет ряд научно–популярных журналов, брошюр и антирелигиозных календарей. После смерти Геккеля «Союз монистов» возглавил В. Оствальд (1853–1932).

Атеизм Геккеля и его соратников не был последовательным научным атеизмом. У них не было полноценного научного понимания социальной функции религии и, стало быть, ее преодоления в общественном сознании. К тому же и их материалистическое понимание природы не имело достаточно прочного философского обоснования. Так, например, Оствальд, по характеристике Ленина, очень крупный химик и очень путаный философ, своей философской концепцией энергетизма сделал серьезные уступки идеалистической философии. Помимо того, преодоление религиозных предрассудков не сопровождалось у этих ученых преодолением социальных, классовых, буржуазных предубеждений. Геккель по своим политическим воззрениям был откровенным консервато–ром. Одобряя установленные Бисмарком исключительные законы против социалистов, он оправдывал социальное неравенство и объявлял социализм «равнозначащим с некультурностью, с возвратом к варварству». Не случайно В. И. Ленин отмечал «философскую наивность» Геккеля, отсутствие у него «определенных партийных целей», его желание «считаться с господствующим филистерским предрассудком против материализма». Тем не менее эти крупные буржуазные ученые сыграли бесспорно прогрессивную роль как своими научными открытиями, так и атеистическими выводами, сделанными из этих открытий, восстав против религии во имя науки, против веры во имя разума.

Историческим преемником «Союза монистов» является в наше время основанный в 1889 г. в Брюсселе «Всемирный союз свободомыслящих», имеющий свои организации в ряде капиталистических стран, регулярно созывающий конгрессы и выпускающий свои периодические печатные издания. Союз этот неоднороден по своему составу. Далеко не все его члены являются последовательными атеистами; многие из них придерживаются пантеистических или деистических убеждений. Тем не менее антиклерикальная деятельность этой организации либерально–буржуазной интеллигенции в целом играет положительную роль.

Нельзя не отметить также деятель–ность Международного гуманистического и этического союза, созданного в 1952 г. в Амстердаме и выступающего за секуляризацию сферы идеологии, утверждающего ценности светской морали, ее преимущества перед моралью религиозной. Союз объединяет представителей либеральной интеллигенции, ратующих за утверждение гуманистических идей, веры в могущество человека, в его способность познавать окружающий мир. На деятельность союза оказывает влияние буржуазная ограниченность большинства его членов, которые не видят иных путей к решению поставленных задач, кроме просвещения, при сохранении буржуазного строя.

История философии убеждает в том, что, несмотря на кровное родство религии и философского идеализма, не все формы идеализма исходят из религиозных предпосылок или завершаются религиозными выводами. Известны философские течения, которые, несмотря на свой идеалистический характер и вопреки ему, занимают антирелигиозные позиции. Наглядный тому пример — явно реакционное иррационалистическое учение Ницше, провозгласившего, что «бог умер». Среди современных немарксистских философов мы также наблюдаем случаи, правда немногочисленные, когда отдельные мыслители обнаруживают ярко выраженные атеистические тенденции.

Наиболее значительными представителями атеистической мысли среди современных философов–идеалистов являются два столь различных по своим воззрениям мыслителя, как английский неопозитивист Бертран Рассел (1872–1970) и французский экзистенциалист Жан–Поль Сартр (1905–1980).

Большинство приверженцев того направления в идеалистической философии, родоначальником которого является Рассел, не делает атеистических выводов из этой философии, как и большинство приверженцев того идеалистического направления, одним из лидеров которого является Сартр. Эти философские течения допускают, таким образом, как религиозные, так и антирелигиозные выводы, что является свидетельством несостоятельности философских основоположений обоих течении, ибо научная философия не допускает антинаучных, религиозных выводов.

Уже с юношеских лет Рассел усомнился в достоверности религиозных догматов. Чем больше он задумывался над ними, тем более крепло его убеждение в их несостоятельности. От отрицания догмата о бессмертии человеческой души он пришел к уверенности в том, что признание бога–творца лишено всяких оснований, что все приводимые теологами доказательства бытия бога не выдерживают критики.

На протяжении десятков лет Рассел активно боролся с религией — в своих статьях, лекциях, на диспутах, в выступлениях по радио. В публичной лекции, прочитанной более сорока лет тому назад, Рассел дает ясный ответ на вопрос: «Почему я не христианин?» Христианство, как и всякая другая религия, покоится не на знании, а на заблуждении. Главный источник этого заблуждения — страх: «страх перед таинственным, страх перед неудачей, страх перед смертью». В этом объяснении корней религиозной веры Рассел продолжал многовековую традицию домарксистского атеизма — от Лукреция до Фейербаха. Страх же, согласно данной традиции, порождается бессилием, беспомощностью человека перед лицом непостижимых и недоступных его влиянию сил.

Один за другим подвергал Рассел суду разума выдвигаемые богословами и философами доказательства бытия бога, вскрывая их логическую несостоятельность и софистический характер–Он не ограничивался так называемыми классическими доказательствами, рассматривая и новейшие попытки доказать недоказуемое: разум всегда оказывается обвинителем, а не защитником теологов.

Большое внимание Рассел уделял выяснению той негативной роли, которую религия играла и играет в истории человечества: ее упорной борьбе против научного познания; авторитарному догматизму, противодействующему прогрессу и новаторству; порождаемым ею распрям и междоусобицам, тормозящим единение человечества. Рассел убедительно опровергал религиозные представления о происхождении морали, приводил достаточно веские доводы, свидетельствующие о том, что нравственное совершенствование достижимо лишь на пути преодоления религиозных предрассудков.

Многолетняя антирелигиозная активность Рассела, в сочетании с его философским и моральным авторитетом, литературно–публицистическим мастерством и непоколебимостью убеждений, сыграла значительную роль в пропаганде атеистических идей в капиталистических странах. Тем не менее теоретический и политический уровень этой формы современного атеизма ближе к домарксистскому просветительскому атеизму, чем к уровню, достигнутому марксизмом. Пытаясь вскрыть земные корни религии, Рассел не проникает глубже психологического, эмоционального уровня, не вскрывает социальной, классовой основы религии. Опровержение религиозных догматов ослабляется тем, что философской позицией Рассела являлся идеализм, неизбежно ограничивающий критику веры в нематериальное, сверхъестественное. Наконец, неприязнь к марксизму и коммунизму не позволила английскому просветителю XX в. направить борьбу против религии по наиболее действенному пути революционных социальных преобразований.

Как по своим философским, так и по своим политическим воззрениям Сартр существенно отличается от Рассела. Соответственно и его атеизм характеризуется иным звучанием, иным настроением, иной направленностью. В основе атеистических взглядов Сартра лежат не столько логические аргументы, сколько психологические и моральные мотивы. Не случайно критика им религии получила более яркое выражение не в его философских, а в литературно–художественных произведениях. Задачей Сартра является не столько логическое опровержение теологических доказательств, сколько противодействие эмоциональным стимулам веры, преодоление религиозных чувств.

«Генрих, — восклицает герой пьесы Сартра «Дьявол и господь бог», — ты сейчас узнаешь о величайшем жульничестве — бога нет… Бог не существует!.. Ты видишь эту пустоту над головой: то бог. Ты видишь щель в двери: то бог. Ты видишь дыру в земле: то бог. Бог есть молчание, бог есть отсутствие».

Вера в бога, согласно Сартру, несовместима с основоположениями экзистенциалистской философии, и те, кто проповедует эту веру, противоречат своим собственным принципам. Особенно явственно основоположения экзистенциализма якобы вступают в противоречие с телеологическим характером религиозного миропонимания, с его верой в разумность и целесообразность всего сущего и всеобщую гармонию, предустановленную и охраняемую божественным провидением. Столь же неприемлемо для экзистенциалистского антропоцентризма, по словам Сартра, признание человека божественным творением: «Если есть бог, то человек — ничто». Человек — не то, чем создал его бог, «человек есть то, что он сам творит из себя… Человек есть не что иное, как то, что он из себя делает. Таков первый принцип экзистенциализма».

Вера в бога обрекает человека на покорность и смирение, побуждает возлагать надежды не на самого себя, а на иллюзорное сверхъестественное существо. Эта вера способствует беспомощности и разобщению людей, она антигуманистична. «Я убил бога за то, что он отделял меня от людей… Не потерплю, чтобы этот гигантский труп отравлял людскую дружбу», — говорит Сартр устами своего героя.

Религиозная вера и человеческая свобода исключает одна другую. Дарованная богом человеку свобода воли под вечным страхом греховности и наказания — сплошное лицемерие. Либо свобода, либо воздаяние — третьего не дано. Религиозная мораль, основанная на данных свыше заповедях, — прямое отрицание свободного выбора как источника нравственного деяния.

Казалось бы, перед нами решительный, непримиримый атеизм. Но как далек он от научного атеизма! Ведь вместе с божественным предопределением Сартр выбрасывает за борт своего мировоззрения естествен–ноисторическую закономерность, всякий детерминизм вообще. Свобода превращается в субъективно–волюнтаристский абсолют, отрицающий всякую причинную обусловленность и не связанный с познанием объективной необходимостиМораль, отвергающая всякие социальные нормы, категорическим императивом которой является: «будь самим собой», лишается объективных критериев и перерождается в этический нигилизм. Не случайно Сартру импонирует формула одного из героев Достоевского: «Если бога нет, значит, все дозволено».

Парадокс экзистенциалистского атеизма состоит в том, что ничем не обусловленный, произвольный, свободный выбор, требующий отрицания бога и разрыва с религией, вместе с тем не допускает никаких ограничений, не может исключить «выбора» бога, религиозного «ангажирования». И хотя, по словам Сартра, «бог мертв, это факт: а факт не подлежит дискуссии», экзистенциалистское отмежевание от научного атеизма превращает и веру и неверие в предмет произвольного и равноправного личного самоопределения.

Говоря о виднейших представителях современного немарксистского атеизма, нельзя не отметить активной антирелигиозной деятельности американского философа Корлисса Ламонта (род. в 1902 г.). «Натуралистический гуманизм», как Ламонт называет свою философскую позицию, в ряде существенных вопросов расходящуюся с марксизмом, все же, в отличие от воззрений Рассела и Сартра, тяготеет к материализму. Это придает его антирелигиозной аргументации большую обоснованность, прочность и убедительность.

Не случайно тема основного антирелигиозного произведения Ламонта бессмертие души. Это не только один из основных догматов христианства, но и ключ к религиозной психологии и морали. Ламонт опровергает догмат о бессмертии души во всеоружии современных научных знаний, полностью разрушающих самый фундамент религиозного верования. Он не довольствуется критикой традиционных вульгарных представлений о взаимодействии души и тела, а вскрывает несостоятельность более утонченных психофизических концепций, стремящихся оправдать дуализм души и тела. Приговор науки, осуждающий веру в бессмертие души и загробную жизнь, является окончательным и безапелляционным. «Вся эта книга, — пишет Ламонт о своей «Иллюзии бессмертия», — должна именно показать, что верить в бессмертие — значит растоптать разум».

Ламонт делает попытку выявить социальную функцию веры в посмертное воздаяние. Эта вера, по его словам, подрывает гуманистическое осознание ценности реальной земной жизни и необходимости ее совершенствования и преобразования. «Если бы люди, — пишет он, — осознали, что эта жизнь есть все, они были бы менее склонны примиряться с обычными несправедливостями и неразумными сторонами нынешнего существования и не оказывать им самого ожесточенного сопротивления». Вера в загробное воздаяние, реабилитируя бога за царящую на земле несправедливость, способствует примирению с этой несправедливостью в предвидении неземного блаженства.

В своей критике религии Ламонт все же не доходит до понимания классовых корней религии и ее роли в классовой борьбе, ограничиваясь расплывчатым гуманизмом и демократизмом. Признавая ценный вклад марксизма в понимание исторических процессов, он тем не менее не идет по пути исторического материализма, толкуя его упрощенно, схематически, как только лишь «экономический материализм». Доказывая в своей работе «Утверждение свободы и воли», что люди — не автоматы и не марионетки судьбы, управляемой волей провидения, резонно отвергая фаталистически понимаемый детерминизм, Ламонт неправомерно стирает грань, отделяющую механический детерминизм от марксистско–ленинского учения об исторической закономерности как диалектическом единстве необходимости и свободы.

При всем прогрессивном влиянии, оказываемом атеизмом Ламонта на общественное сознание, при всей решительности отрицания им какого бы то ни было сверхъестественного начала, он делает все же характерную для буржуазного либерализма формальную уступку традиционализму, когда допускает «переопределение» термина «религия», сохраняя его для обозначения преданности высоким идеалам.

Возникновение первого в истории научного мировоззрения диалектического и исторического материализма — привело к появлению подлинно научной формы атеизма как неотъемлемой черты мировоззрения пролетариата.

Возникновение новой формы атеизма было обусловлено социально–экономическими сдвигами, затронувшими наиболее развитые страны Европы. Быстрое развитие капитализма в первой половине XIX в., формирование промышленного пролетариата и развертывание его классовой борьбы означали, что на историческую арену вышел новый класс — класс рабочих, мировоззрением которого становится марксизм. Идеологи этого класса, подойдя с новых классовых позиций ко всему, что накопило человечество в философской, общественной и естественнонаучной мысли, выявив тем самым все ценное, созданное учеными и мыслителями прошлого, смогли создать мировоззрение нового типа, отличающееся от всех прошлых теорий своей научной обоснованностью.

Если социальной основой научного атеизма является рабочий класс, то теоретической его основой является диалектический и исторический материализм. Материалистическое понимание истории дало возможность Марксу и Энгельсу понять религию как своеобразную форму отражения бытия и объяснить ее возникновение и существование материальными условиями жизни общества.

Марксистский атеизм, впитавший в себя и творчески переработавший все ценное, что было создано атеистами прошлого, коренным образом отличается от всех других атеистических учений, как последовательное, строго научное учение.

Домарксистский атеизм видел свою задачу в том, чтобы объяснить религию из ее земной основы, ограничиваясь, таким образом, лишь критикой религии. Марксистский атеизм видит свою задачу не в том, чтобы просто еще раз подвергнуть религию критике, а в том, чтобы революционным путем преобразовать земную жизнь, создать общество, в котором существование религии станет излишним.

Марксистский атеизм является революционным. Он неразрывно связан с революционным движением рабочего класса, с целями и перспективами пролетарской революции.

Марксистский атеизм представляет собой конкретную программу практической деятельности рабочего класса, его партии и государства, а не собрание благих пожеланий, которыми ограничивались атеисты прошлого.

В противоположность предшествующему атеизму, являвшемуся достоянием узкого круга образованных людей, марксистский атеизм обращен к трудящимся и эксплуатируемым и не случайно становится наиболее массовым мировоззрением.

Научный подход к религии дал возможность основоположникам марксизма выяснить действительные причины возникновения религии и пути ее преодоления.

Атеистическая направленность характерна уже для ранних работ Маркса и Энгельса. Конечно, ранние произведения основоположников марксизма следует рассматривать не как изложение взглядов пролетарского атеизма, а только как путь к нему, который вел от атеизма революционно–демократического к атеизму пролетарскому.

Важным этапом в становлении марксистского атеизма явились такие произведения К. Маркса, как «К еврейскому вопросу» (1843) и «К критике гегелевской философии права. Введение» (1843–1844), опубликованные в «Немецко–французских ежегодниках».

В статье «К еврейскому вопросу» Маркс выступает против утверждения младогегельянца Бруно Бауэра о том, что эмансипация евреев, как и всякого другого народа, есть в первую очередь ликвидация религии. Маркс утверждает, что источником социального гнета является не религия, а материальные условия, сложившиеся в обществе. Маркс доказывает, что в условиях современного ему общества политическая эмансипация практически реализуется в праве частной собственности, в то время как для освобождения человека необходимо ее уничтожение. Таким образом, вопрос о преодолении религии впервые поставлен в прямую связь с коренным преобразованием общественного строя.

Эти идеи Маркс развивает в произведении «К критике гегелевской философии права. Введение», где впервые формулируются основные принципы марксистского атеизма. Маркс исходит из того, что не религия создает человека, а человек создает религию, что «религия есть самосознание и самочувствование человека, который или еще не обрел себя, или уже снова себя потерял» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 414).

Религия возникает не случайно. Она создается обществом, «превратным миром», как его превратное мировоззрение, являющееся общей теорией этого мира. Религиозное убожество Маркс рассматривает как выражение действительного убожества и протест против него. «Религия–это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 415).

Вполне понятно, что предпосылкой критики таких социальных условий является критика религии. Не будучи самоцелью, «борьба против религии есть косвенно борьба против того мира, духовной усладой которого является религия» (там же, с. 414–415). Борьба против религии должна быть подчинена общей цели–освобождению народа от угнетения, воспитанию в нем способности к историческому действию. Критика религии сбрасывает с цепей рабства фальшивые цветы, освобождает человека от религиозных иллюзий для того, чтобы он мыслил и действовал, изменяя мир, который его окружает.

Однако Маркс обращает внимание на то, что сама по себе критика современного ему общества еще не решает задач его переустройства, хотя теоретическое решение этих проблем является необходимой предпосылкой их практического решения. «Оружие критики не может, конечно, заменить критики оружием, материальная сила должна быть опрокинута материальной же силой; но и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами» (там же, с. 422).

Маркс доказывает, что только пролетарская революция открывает действительный путь к освобождению общества от религии.

Дальнейшее развитие идей марксистского атеизма мы находим в таких фундаментальных исследованиях основоположников марксизма, как «Святое семейство, или Критика критической критики», «Немецкая идеология», «Крестьянская война в Германии», «Капитал», «Происхождение семьи, частной собственности и государства», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», «Анти–Дюринг», «Диалектика природы» и др.

Если домарксистский атеизм исходил из того, что основой религии является невежество масс и что путь к освобождению от религии лежит в просвещении, то Маркс и Энгельс доказали, что религия возникает в силу действия причин, заложенных в самой организации человеческого общества. Религия не результат невежества или преднамеренного обмана (хотя она вовсе не исключает ни того, ни другого) . Она необходимый продукт такого общественного строя, где человек находится в состоянии рабской зависимости от господствующих над ним сил. «…Всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отражением, в котором земные силы принимают форму неземных» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 328).

На ранних стадиях развития человеческого общества, когда природа господствовала над человеком как внешняя сила, еще не познанная им, объектами такого фантастического отражения являлись силы природы. По мере развития человеческого общества наряду с силами природы вскоре объектами такого отражения становятся и общественные силы, господствующие над человеком и также непонятные ему. Таким образом, Маркс и Энгельс, опираясь на материалистическое понимание общественной жизни, впервые в истории сумели объяснить религию из реального процесса развития человеческого общества.

Маркс и Энгельс впервые в истории атеистической мысли установили, что религия возникает как результат действия причин двоякого рода: во–первых, в силу причин социальных и, во–вторых, в силу гносеологических причин. Иначе говоря, религия, с одной стороны, уходит своими корнями в общественную жизнь, с другой — религия имеет корни в познавательной деятельности человека.

В чем же состоят социальные корни религии? Религия, возникнув в первобытном обществе как выражение бессилия людей перед стихийными силами природы, продолжает затем существовать и в последующие исторические эпохи, отражая в фантастической форме бессилие человека перед общественными силами, которые господствуют над ним.

Начиная с рабовладельческого общества, религия отражает и защищает отношения эксплуатации, выступает как орудие духовного угнетения трудящихся.

Социальные корни религии состоят в том, что в условиях классового общества религия защищает интересы господствующих классов, оправдывая все формы эксплуатации и угнетения.

Но если религия коренится в определенной классовой структуре эксплуататорского общества, то это значит, что преодолеть религию только путем распространения просвещения нельзя. Это можно сделать лишь путем уничтожения тех классов, чьи интересы защищает религия и которые поддерживают ее существование.

Религия имеет также и гносеологические корни. Как известно, человек в процессе познания оперирует понятиями. Любое понятие возникает как результат абстракции. Каждый предмет, каждое явление обладают как неповторимыми, присущими только им признаками, так и признаками повторяющимися, присущими всем явлениям определенного рода. Например, все дома отличаются друг от друга какими–то признаками, но в то же время всем им присуши такие признаки, которые являются общими для всех домов. Общие признаки, присущие всем домам, закрепляются в понятии «дом», причем в процессе образования этого понятия мы абстрагируемся от индивидуальных признаков, присущих отдельным домам. Это отвлечение от действительности создает возможность отрыва понятий от тех явлений, которые отражаются в понятии. Человеческое сознание может произвольно оторвать понятие от реальных вещей, начать рассматривать его как субстанцию, первооснову вещей. Благодаря этому свойству сознания возможно возникновение религии и идеализма. Эта «тайна спекулятивной конструкции» была раскрыта Марксом и Энгельсом в книге «Святое семейство, или Критика критической критики».

Вполне понятно, что для возникновения религии необходим, как одно из главных условий, определенный уровень развития человеческого сознания. Возникновению религии предшествовал длительный безрелигиозный период в истории человечества, когда люди были еще более бессильны в борьбе с природой. Однако религии тогда не существовало. Это происходило потому, что для возникновения религии необходимо не только фактическое бессилие человека, но и способность сознания отразить этот факт, осознать его в фантастическом религиозном виде.

Религия прошла ряд исторических форм в своем развитии до тех пор, пока не возникло представление о боге. Это тоже является не только результатом развития общества, но и результатом развития человеческого сознания, которое достигло такого уровня, когда стала возможной чрезвычайно высокая степень абстракции.

Итак, Маркс и Энгельс доказали, что религия имеет классовые и гносеологические корни, и тем самым выяснили важнейшие причины появления и существования религии. Выяснение этих обстоятельств дает возможность не только правильно понять и объяснить происхождение религии, но и позволяет наметить пути преодоления религии. Для того чтобы религия перестала существовать, совершенно недостаточно только бороться с невежеством. Необходимо уничтожить в первую очередь классовые корни религии, т. е. уничтожить эксплуататорское общество, эксплуататорские классы, поддерживающие религию и насаждающие невежество.

Выяснив общий характер и направление развития человеческого общества, Маркс и Энгельс установили, что переход от капитализма к коммунизму является исторической необходимостью. В такой же мере неизбежным является переход к обществу без религии. Поскольку религия существовала не всегда, а возникла лишь в связи с определенными условиями, сложившимися в обществе, постольку устранение этих условий в результате революционного преобразования общественной жизни открывает путь к полному преодолению религии.

Однако было ясно: автоматически вслед за победоносной пролетарской революцией религия не исчезнет, потребуется целый исторический период для ее полного преодоления. Исходя из этого, Маркс и Энгельс сформулировали основные задачи рабочего класса по отношению к религии и церквиОсновоположники марксизма установили, что борьба рабочего класса против религии есть составная часть всей его борьбы против сил и традиций старого общества, за установление диктатуры пролетариата. Маркс указывал, что требование свободы совести, являющееся по своему характеру общедемократическим, не может удовлетворить партию рабочего класса, конечной целью которой по отношению к религии является ее полное преодоление.

Но преодоление религии после победы диктатуры пролетариата не может быть осуществлено путем запрета……Преследования, — писал Ф. Энгельс, наилучшее средство укрепить нежелательные убеждения! Одно несомненно: единственная услуга, которую в наше время можно еще оказать богу, — это провозгласить атеизм принудительным символом веры…» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 514). Всякие попытки запретить религию с неизбежностью привели бы к ее закреплению на длительное время и увенчали бы служителей религии земным ореолом мученичества.

Таким образом, Маркс и Энгельс не только создали теорию научного атеизма, но дали практическую программу борьбы рабочего класса и его партии за полное преодоление религии.

Дальнейшее распространение и развитие марксистского атеизма связано с именами выдающихся мыслителей–марксистов Поля Лафарга (1842–1911), Августа Бебеля (1840–1913), Георгия Валентиновича Плеханова (1856–1918), Франца Меринга (1846–1919), Иосифа Дицгена (1828–1888) и др. Выдающиеся последователи Маркса и Энгельса сделали очень много для распространения идей марксизма и атеизма в европейских странах. Но этим их исторические заслуги не исчерпываются. Ими сделано многое не только для распространения идей, которые были сформулированы основоположниками марксизма, но и для развития этих идей, для разработки проблем марксистского атеизма. Труды выдающихся последователей Маркса и Энгельса явились необходимой ступенью в развитии марксистского атеизма.

В конце XIX в. капитализм вступает в свою высшую и последнюю стадию империализм. Эпоха империализма, загнивающего и умирающего капитализма, есть в то же время канун социалистической революции. Деятельность Владимира Ильича Ленина развернулась именно в тот исторический период, когда перспективы пролетарской революции стали близкими и реальными.

В условиях империализма буржуазия, напуганная ростом революционного движения рабочего класса, потеряв перспективу исторического развития, отказывается не только от лозунгов свободы, равенства и братства, под которыми она во главе масс шла на борьбу против феодализма, но и от идей буржуазных философов эпохи буржуазных революций, призывавших на суд человеческого разума все общественные институты.

Обострение идеологической борьбы в условиях империализма, в частности после поражения первой русской революции, было связано со все усиливающимися попытками ревизии марксизма с позиций различных направлений буржуазной философской мысли (неокантианства, махизма). Объектами ревизии становятся не только марксистское учение о классовой борьбе, государстве и революции, не только диалектический и исторический материализм, но и марксистский атеизм.

Задача критики религии является исторической задачей революционной буржуазии. На Западе эту задачу в значительной степени выполнила буржуазная демократия в период ее становления. Однако после победы буржуазных революций и введения более или менее полной свободы вероисповедания, вследствие обострения классовой борьбы между рабочим классом и буржуазией вопрос о борьбе с религией отошел на второй план. Западноевропейская социал–демократия проявила «равнодушие» к этому вопросу. В известной степени объяснялось это тем, что буржуазные правительства (Франция, Германия) сознательно стремились отвлечь внимание трудящихся от классовых проблем с помощью «похода» на клерикализм. «Буржуазный антиклерикализм как средство отвлечения внимания рабочих масс от социализма, — писал В. И. Ленин, — вот что предшествовало на Западе распространению среди с. — д. современного их «равнодушия» к борьбе с религией» (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 424–425).

В отличие от Запада в России сложились совсем иные условия. Пролетариат России, как вождь буржуазно–демократической революции, должен был стать идейным вождем в борьбе с религией.

Исторической заслугой В. И. Ленина является развитие марксистского атеизма в условиях империализма, в борьбе против ревизионистов различного толка, когда задачи подготовки социалистической революции стали непосредственными практическими задачами Коммунистической партии. В сложных условиях отсталой России В. И. Ленин не только развил дальше теорию научного атеизма, но сыграл решающую роль в формировании практической программы партии по отношению к религии и церкви до победы пролетарской революции и после установления диктатуры пролетариата, в период строительства социализма.

В период первой русской революции, в декабре 1905 г., В. И. Ленин опубликовал статью «Социализм и религия», ставшую одним из программных документов нашей партии.

Охарактеризовав современное общество как общество эксплуататорское, В. И. Ленин отмечает, что экономическое угнетение трудящихся с неизбежностью порождает и все другие виды угнетения (политического, духовного и пр.). Одним из видов духовного гнета является религия, имеющая в классовом антагонистическом обществе глубокие социальные корни. «Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п.» (Ленин В, И. Поли. собр. соч., т. 12, с. 142). Отмечая, что религия служит интересам угнетателей, В. И. Ленин подчеркивает, что «религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько–нибудь достойную человека жизнь» (там же, с. 143). Путь к освобождению от религиозного гнета один — революционная борьба рабочего класса, в ходе которой достижения науки используются для борьбы с религиозным дурманом.

В. И. Ленин отмечает, что религия должна быть объявлена частным делом по отношению к государству. Это значит, что каждый человек может совершенно свободно выбрать ту религию, которая ему подходит, или не признавать никакой религии и быть атеистом. Все члены общества должны быть уравнены в правах, независимо от их вероисповедной принадлежности, а упоминания об этом–изъяты из всех документов. Должна быть прекращена всякая денежная помощь со стороны государства церковным и религиозным обществам. «Полное отделение церкви от государства — вот то требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 12, с. 144).

Признавая религию частным делом по отношению к государству, В. И. Ленин решительно выступал против всяких попыток идейного разоружения партии, примирения социализма и религии.

По отношению к партии рабочего класса религия не может быть частным делом. Партия — это союз сознательных борцов за освобождение рабочего класса, основанный на научном, марксистском мировоззрении, принципиально враждебном всякой религии. Партия стремится к освобождению рабочего класса от всех видов угнетения, в том числе и религиозного. И эта борьба для члена партии не частное, а общепартийное дело. Поскольку религиозный гнет является порождением эксплуататорского строя, то его преодоление невозможно без революционной борьбы рабочего класса за победу социалистической революции, за диктатуру пролетариата. И в борьбе за ее достижение нельзя допускать раздробления революционных сил по религиозному признаку, к чему всегда стремится буржуазия, так как ей выгодно отвлечь внимание трудящихся в сторону религиозных вопросов.

Поражение революции 1905 — 1907 гг. и наступившая полоса реакции наложили отпечаток на идейную жизнь России в последующие годы. Настроения безысходности, бессмысленности общественной борьбы получили широкое распространение. В этот период вместе с идеями крайнего индивидуализма, мистики и эротики распространяются идеалистические направления в философии, растет влияние религии. Становятся модными и такие религиозно–философские течения, как богоискательство и богостроительство.

В процессе борьбы с реакционной философией махизма (эмпириокритицизма) было создано главное философское произведение В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1908), защитившее и развившее философскую основу марксистского атеизма — диалектический и исторический материализм. Развив далее марксистское учение о партийности философии, В. И. Ленин показал, что философский идеализм и религия имеют одни и те же классовые и гносеологические корни и выполняют одну и ту же социальную функцию, что философский идеализм в условиях XX в. есть не что иное, как дорога к поповщине. Попытка буржуазных философов стать выше борьбы партий в философии есть, по существу, защита идеализма и религии от ударов, наносимых развивающейся наукой и материалистической философией. Только последовательный философский материализм Маркса, являясь антиподом любых идеалистических теорий, дает возможность вести идейную борьбу с религией и ее союзниками от философии с позиций современной науки В. И. Ленин доказал, что попытки ревизионистов примирить социализм и религию не случайны, что философской основой таких попыток является отход с позиций марксистской философии на позиции идеализма. И это вполне закономерно, ибо есть внутренняя логическая связь между марксистской философией и марксистским атеизмом, с одной стороны, и идеализмом и религией — с другой.

Марксизм, будучи материалистической философией, стоит на позициях борьбы с религией. Но он идет дальше любой другой формы материализма, научно объясняя источник религии в эксплуататорском обществе. Если буржуазный материалист причиной существования религии считает невежество масс и поэтому видит свою задачу в их просвещении, в пропаганде атеизма как единственного средства борьбы с религией, то марксист утверждает, что в современных капиталистических странах религия имеет в первую очередь социальные корни. Такими корнями религии являются социальная придавленность трудящихся, их кажущаяся беспомощность перед слепыми силами капитала.

Но если так, то только просвещением масс в условиях капитализма невозможно преодолеть религию. Надо вести борьбу против господства капитала во всех формах, и этой борьбе должна быть подчинена атеистическая пропаганда, которую ведут марксистские партии. До победы пролетарской революции, учил В. И. Ленин, необходимо терпеливо работать, организуя массы для борьбы против эксплуататорского общественного строя, одновременно просвещая трудящихся. Объявление же политической войны религии, «есть лучший способ оживить интерес к религии и затруднить действительное отмирание религии».

В статье «Классы и партии в их отношении к религии и церкви» (1909), посвященной прениям в Государственной думе по вопросу о смете синода, В. И. Ленин показал, что отношение к религии различное у различных классов. Господствующие классы относятся к религии иначе, чем угнетенные. Но в пределах одного и того же класса, в частности среди буржуазии, различные ее социальные группы относятся к религии по–разному.

Анализируя ход дебатов в Государственной думе, В. И. Ленин дает четкую и глубокую по содержанию оценку позиций представителей различных политических партий (октябристов, кадетов, трудовиков и др.) и показывает, что только отношение большевиков к религии и церкви, вытекающее из самой сущности марксистского мировоззрения, отвечает чаяниям народных масс и является действительным решением религиозного вопроса.

Разоблачению мировоззрения буржуазной интеллигенции посвящена ленинская статья «О «Вехах»". В. И–Ленин назвал этот сборник «энциклопедией либерального ренегатства». В эпоху реакции идеологи буржуазии, ведя борьбу с материализмом, подвергают критике Чернышевского, Белинского, Добролюбова за их вражду к идеализму и религиозно–мистическим учениям и стремятся восстановить во всей полноте религиозное миросозерцание. Подобный отход на реакционные позиции в идеологии не случаен. Он сочетается с реакционными политическими позициями и определяется ими.

Трудно переоценить роль, которую играла и играет в наши дни статья В. И. Ленина «О значении воинствующего материализма» (1922) в развитии теории научного атеизма и в практике атеистической работы. Статья В. И. Ленина посвящена выходу в свет теоретического журнала «Под знаменем марксизма». В. И. Ленин указывает, что этот журнал должен быть органом воинствующего материализма и атеизма и должен вести неутомимую атеистическую пропаганду. Давая высокую оценку атеистическим произведениям французских материалистов XVIII в., он рекомендует издавать их с соответствующими комментариями, так как они, по его словам, лучше скучных пересказов марксизма. В. И. Ленин подчеркивает необходимость союза с буржуазным атеизмом; такой союз необходим для борьбы против религиозных мракобесов. Ставя перед журналом конкретные задачи по пропаганде атеизма, В. И. Ленин обращает внимание на необходимость борьбы с современными, подчищенными и «улучшенными» формами религии.

Марксистско–ленинский атеизм получил поддержку и признание трудящихся масс. В этом большая заслуга таких выдающихся атеистов–ленинцев, как Ем. Ярославский, И. И. Скворцов–Степанов, А. В. Луначарский, Н. К. Крупская, П. А. Красиков и др.

До 1941 г. выходило несколько атеистических журналов и газета «Безбожник». Издательство «Атеист» опубликовало за эти годы множество книг и брошюр. Основными направлениями в атеистической литературе были популярные массовые издания, рассчитанные на самые широкие слои читателей, и серьезные исторические исследования, представлявшие интерес для специалистов (работы Виппера, Рановича, Никольского и др.). Существенный вклад в пропаганду идей атеизма внес Союз воинствующих безбожников.

Продолжается разработка проблем атеизма и в наши дни. Одним из основных направлений в атеистической литературе является исследование еще не решенных проблем. Изучение ранних форм религии, работы по истории современных форм религии, исследования социальной природы религии, структуры религиозного сознания вот некоторые из проблем, разрабатываемых советскими атеистами.

Чрезвычайно интересными являются конкретно–социологические исследования в области атеизма, получившие уже значительное распространение и дающие ценный материал как для теоретических обобщений, так и для практической деятельности по атеистическому воспитанию.

В последние годы советские исследователи большое внимание уделяют разработке научных основ атеистического воспитания. Опираясь на труды классиков марксизма, они определяют конкретные пути преодоления религиозных предрассудков в условиях нашей страны.

В связи с обострением идеологической борьбы между империализмом и социализмом на современном этапе ведется изучение методов использования западной реакцией некоторых зарубежных религиозных организаций в планах антикоммунизма.

Разрабатывая фундаментальные проблемы научного атеизма, ученые помогают решению практических задач по преодолению религиозных пережитков в сознании людей.

Значительный вклад в разработку проблем научного атеизма вносят научные работники, занимающиеся атеистической проблематикой в социалистических странах. Опираясь на марксистско–ленинское атеистическое наследие, они занимаются решением теоретических и практических вопросов, имеющих важное значение в конкретных условиях той или иной страны. В социалистических странах проведены весьма основательные конкретные социальные исследования, сделаны попытки выявить современные тенденции в различных религиозных системах, показать несостоятельность аргументации современных теологов, пытающихся вывести религию из–под ударов науки. Подвергая критике ухищрения теологов, которые стремятся любыми средствами преодолеть кризис религии, ученые социалистических стран утверждают научно–материалистическое мировоззрение, показывая, что только марксистский подход к проблемам современного мира позволяет решить самые животрепещущие вопросы нашего времени.

Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В. И. О религии. М., 1983.

Деятели Октября о религии и церкви. М., 1968.

Кубланов М. Мыслители древности о религии. М., 1960.

Ламонт Корлисс. Иллюзия бессмертия. М., 1984.

Лункевич В. Герои и подвижники науки. М., 1961.

От Эразма Роттердамского до Бертрана Рассела. М., 1969.

Черный туман. М., 1976.