Маска, я вас знаю!

Какое у тебя авто? «БМВ»? «Опель Омега»? «Тойота Королла»? А у нас — новейшая «Батман Тандю». Модификация «Плие» и «Антраше». Не слышал? Еще бы: супер-модерн! Легкость, грациозность, прыгучесть…

Хочешь убедиться? Сели, поехали…

Отличная дорога, зеленый ландшафт, упитанные утки… Но вот вдалеке… что это может быть? Неразборчивое что-то… пятно… Приближаемся… Ага, рекламный щит на столбе! Ну-ка, ну-ка… что там у нас сегодня? Подъедем поближе… еще… еще… Бубух! — боднулись… Ах, чтоб вас, понаставили тут… Ну мы вам сейчас… Доставай монтировку, друг, разнесем это безобразие в щепки!..

Вот примерная схема развития событий в типовом житейском шоу «Под прицелом». Нет нужды заботиться о своем будущем: в нас целятся, надежно, со знанием дела. И, сколько ни увертывайся от вездесущего следящего снайпера, пуля неизбежно достанется нашему лбу.

ЧИТАТЕЛЬ. Непонятно все же, откуда возьмется пуля? Каким образом на чистой трассе может появиться пятно?…

Ну, скажем, так. Представь себе, что ты получил сотню поздравительных писем в связи с юбилеем. Листаешь их в свое удовольствие… и вдруг среди этого вороха — невзрачный конверт. Странно… Вскрываешь: ты оштрафован за какую-то чепуху, к которой абсолютно не причастен. Да и фамилия не твоя… Но письмо-то пришло тебе! И вот отправляешься по указанному адресу доказывать, что произошла ошибка… Распускаешь язык — тебя задерживают. Руки распускаешь — дают срок…

Вернемся к завязке этой трагикомедии: как в массе приятных писем могло оказаться то, «роковое», затягивающее в игру? Точно так же, как возникла сама игра, игротека. Ведь очевидно же, что общепит существовал не всегда, кто-то его придумал, изобрел… И если мы однажды сворачиваем со своего дочеловеческого маршрута, соблазнившись здешними кухонными ароматами, — путь протоптан. В бочке меда вполне может появиться ложка дегтя (и не одна) как «приправа» к нашему безмятежному существованию. То есть с трассой ничего не случилось — как была себе, так и есть, никакой деготь не повлияет на ее вкусовые качества… Но мы-то, выбрав именно этот привкус, смакуя этот «деликатес», перекрыли им все другие свои ощущения. Он стал главной для нас, можно сказать, единственной мерой жизни, ее ценности, смысла, вожделенной нашей мечтой и неусыпным кошмаром…

Конечно, можно было бы вспомнить, что мы сами определили себе этого киллера, сами назначили место встречи. И коль скоро она не представляет для нас уже интереса, что мешает отмахнуться от пули, как от мухи, и выйти из зоны обстрела? Ведь видно же, без телескопов и микроскопов видно, что ничего загадочного, озадачивающего в этом городке аттракционов нет. Если же и возникнет какой-либо «невзрачный конверт», цепляющий наше внимание, достаточно мельком глянуть на поздравительные письма, рассыпанные кругом (они же никуда не делись!), — и он утонет в их океане…

Но — легко сказать: вспомнить, глянуть… Нами овладевает странная забывчивость. Банальные, тысячекратно обнюханные вещи вдруг начинают интриговать своей… непостижимостью, мы смотрим на них, как алкаш на себя в зеркале. И, естественно, настраиваемся на сюрпризы.

Как происходит это смещение в нашем сознании? В принципе, толчок для него задается с момента начала мутации, когда мы зависаем над Землей. Наше бесформенное Я входит в материнское лоно, эмбрион осторожно нащупывает, примеряет чуждую человеческую форму… Это своего рода подготовительный, ясельный» этап перед более активным погружением в общепит.

Следующий период — школьный»: промежуток между рождением и ростом, достижением подростковости. Экспрессивная «намотка» черт, правил нашего окружения, формирование личности, социального сознания. И опять-таки все это — как бы впервые, критериев «хорошо-плохо» у нас пока нет, опираться на нечто определенное трудно…

Далее. Обучение в общих чертах завершено, наступает короткий период шлюзования от детскости к взрослости — «переходный» (Хотя краткость этого этапа относительна: у некоторых он, как и предшествующие периоды, затягивается на всю жизнь.) В эти годы мы «перевариваем», усваиваем полученную информацию, долепливаем свой характер, подготавливаясь к встрече с кулинарной общиной на новой, наиболее протяженной по времени волне.

Эта волна вскоре захватывает и несет нас к берегу, за которым когда-то опустится занавес жизни. Идет житейский «практикум». Здесь уже назвать себя незнайками — язык не поворачивается: мы сами теперь претендуем на статус учителей. Окружающим предъявляется для копирования наша сложившаяся личность. Но среда не очень спешит примерить на себе предложенное: сплошь да рядом мы наталкиваемся на неожиданности, пытаемся найти к ним ключ… То есть и сейчас держим равнение на неведомое, непознанное.

Итак, приземлившись в этом бистро (кафе, ресторане, столовке, буфете — ненужное вычеркнуть), мы движемся в направлении: «Иду туда — не знаю куда, найду то — не знаю что». Получается, долбить стены лбом — предпочтительнее,

нежели проходить сквозь них, как сквозь воздух: таковы условия игрового контракта, подписанного нами. Тем не менее сколько бы мы ни уверяли себя, что шиш-кукиш — несусветное вселенское явление, распознать в нем конфигурацию из трех пальцев проще, чем… Что и имеет смысл делать, если мы намереваемся вылечиться от нелепой устремленности к суициду.

Универсальное же и радикальное лечебное средство здесь — самообгон. Дочитывание житейского детектива в ускоренном темпе. Правда, действие этого детектива может развиваться по-разному: загадка разрешается в две минуты либо сюжет растянут на несколько серий. В большинстве своем народ обожает именно сериалы, где все запутывается до такой степени, что, кажется, концов уже не найти…

Затмение происходит постадийно — как лунное: перекрыт краешек ночного светила… чуть больше… половинка… почти полная мгла… Стадии соответствуют четырем периодам нашего игрового становления, описанным только что: ясли, школа, переход, практикум. Все бы ничего: ну поигрались в инфантилизм, ну приклеили к лицу сивую бородищу… Так ведь фокус в том, что хочется играть еще и еще. Десять раз, сто, тысячу… Дабы закрепить эффект, сделать его очевидным. Только в этом случае мы вправе рассчитывать на свою личную ячейку в социальной мишени. Боец с вышки уж точно заметит, не прозевает…

Повторение. Мать… нет, мачеха учения. Потому как оно, учение, не идет впрок. Чтобы оставаться самим собой, нужно как можно меньше твердить «дважды два». Предельно просто:

КАК МОЖНО МЕНЬШЕ ТВЕРДИТЬ "ДВАЖДЫ ДВА".

Если же уста сами приходят в движение, едва зазвучат где-то эти чарующие звуки… Что ж…

Перенесемся куда-либо в знакомое пространство: дом, работа, магазин, поликлиника…

БАБУЛЯ. Где-то грохот… МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Откуда-то запах дыма… БАРЫШНЯ. Сумрачно… ДЯДЯ. Человек сморщился… ГРАЖДАНКА. Давка в транспорте…

Словом, стало холодно или тепло, сухо или влажно, что-то мелькнуло, прозвучало, прошелестело, прикоснулось к нам… Все это — быстротечно, зыбко, едва-едва, не успеваем особенно присмотреться, прислушаться, принюхаться… Обстановка — один к одному та, что была в чреве у матери, где пробуждались наши первые смутные ощущения.

Представь себе, читатель, эту давнюю уже картину: ты — и мир вокруг, образованный стенками твоего «инкубатора». Он еще не дифференцирован, мир, не раскрашен многообразием проявлений — тьма египетская, в общем… И взаимоотношения с ним — как у солдата с полевой кухней: щи или котлеты — всего побольше.

Однако мы с тобой, читатель, давно уже не эмбрионы. Уроки того времени — позади. За плечами как минимум следующий этап познания мира — школьный, голова нашпигована инструкциями на все случаи. Как же мы обычно ведем себя, если снова, в который раз, проваливаемся

в ситуацию первой стадии — с дразнящими, загадочными запахами?… No problem — ныряем в свое «справочное бюро» и находим всему обоснование: шум — это проехала за окном машина; холодно — окно открыто, сквозняк; темно — отслужила свой срок лампочка…

Теперь мы будем иметь дело с машиной, окном, лампочкой: как-то ощутимее, предметнее. Еще бы — мысль об автомобиле пробудит в нас горечь по поводу собственной «тачки», угнанной лиходеями; сквозняк доведет до кондиции начавшуюся вчера ангину; перегоревшая лампа усугубит тлеющий на душе страх перед вечным вселенским мраком… И это еще не все: завтра мы побежим в органы, устроим очередной разгром в связи с тем, что не могут найти угонщиков; больное горло отменит наш доклад на симпозиуме, от которого зависела дальнейшая карьера; душевный ужас заставит баррикадировать окна еще парой стальных решеток…

Словом, пошла писать губерния…

Приостановить эту летопись надо с ходу, в первых строках. Получив информацию, адресованную поверхностным ощущениям, ни в коем случае не бросаемся на нее, как Дарвин на обезьян, дабы изучить, вникнуть, интерпретировать. Никаких дважды два, тем более — трижды три.

Смотрите-ка: повар, коему в свое время было поручено приготовить щи, вновь несет к столу то же блюдо… Уповая на нашу забывчивость? Пережеванное невкусно, братан! Разоблачим шутника — продемонстрируем, что данное варево нам да-а-авно знакомо.

ЧИТАТЕЛЬ. То есть…

Ух ты — бухты, какие мы важные!.. Валяйте, ребята, работайте, старайтесь, развлекайте меня! Оплачу услуги — по 20 копеек за каждую цацку…

Смеемся, в общем, над угрозой, дискредитируя ее потуги на серьезность. Прокручиваем фарс наперед, не ожидая, пока он превратится в драму. Завершаем сюжет раньше, чем он мог бы завершиться в реальности. Аплодируем себе и вручаем цветы! Как это называется, гости дорогие?

ГОСТИ. Самоо…

Совершенно верно. Только минутный. Может — секундный. Мы улыбнулись — и жизнь улыбнулась нам. Там, где только что намечалась тень на плетень, обнаружился свет. Приятель наш, симпатяга наш — на своем посту. И нет нужды искать нового. В путь!

С момента нашего приближения к земному общепиту мы проходим четыре стадии внедрения в него: ясли (пребывание в материнском лоне), школа (от рождения до подростковости), переход (между детством и взрослостью), практикум (взрослая жизнь). Движение в данном направлении подогревается инстинктом исследования, главным объектом которого является то, что просматривается за финишной лентой: смерть. Чтобы благополучно дойти до этого печального конца, не сбиться случайно с маршрута, мы постоянно выверяем его в повседневности — вновь, в который раз погружаемся в игровую обстановку, соответствующую названным четырем стадиям.

Обнаружить свое добровольное пленение желательно как можно раньше — это позволит нам сравнительно легко восстановиться в симоронском статусе. На первой стадии, отыгрываемой повторно, во внешней среде воспроизводится завлекающая информация, адресованная нашим поверхностным ощущениям. Шаржированно демонстрируя свое заведомое знание содержания этих сообщений, их отработанность нами, быстро возвращаемся на трассу.

Показать своевременно обстоятельствам язык — дело важное и нужное. Если же мы замешкались, не успели использовать его в этом — основном, как выясняется, — назначении… Что ж…