|
||||
|
Глава 8. Переступить порог После окончания школы «Горная страна» я снова отправилась на ранчо к тете Энн. Я вернулась в знакомые места, к знакомым людям, где выполняла знакомую работу, — мне было хорошо и спокойно, и ничто меня не тревожило. Вскоре после прибытия я получила письмо от мамы:
Милая мама! Добрая, любящая, неизменно деликатная… Но я понимала, что она имеет в виду, говоря о принципиальных различиях между котенком или снежинкой и человеком: мама никак не могла примириться с моим станком. Школьные психологи немало потрудились, убеждая ее, что станок — вредная и опасная штука. Возникшее между нами разногласие еще более побуждало меня искать доказательство того, что станок может помочь и другим людям. Такая помощь возможна, полагала я, это не просто моя болезненная выдумка. Это — реальность! В начале осени, вскоре после возвращения с ранчо, я поступила в колледж. Вечно буду благодарна тем, кто выбрал для меня маленький колледж! В большом университете, среди множества зданий и тысяч студентов, я бы просто потерялась. Здесь же я скоро заслужила репутацию лучшего в кампусе «взломщика» (не раз мне приходилось открывать двери для друзей, забывших ключи), а со временем у меня появились близкие друзья. По счастью, колледж находился недалеко от школы «Горная страна». Мистер Карлок, мой вечный спаситель, всегда был рядом и подбадривал меня. Когда я рассказала ему об утомительных спорах с психологами и с мамой из-за моей пресс-машины, он дал мне мудрый совет: — Сделай так: построй новую модель и проведи серию экспериментов на своих товарищах-студентах. Подобным образом мы и выясним, в самом ли деле эта штука оказывает расслабляющее действие, или это тебе только кажется. — Отлично. С чего начнем? — отозвалась я. — Начнем с тебя, Темпл, — твердо ответил мистер Карлок и тут же улыбнулся. — Если хочешь доказать свою теорию, тебе придется серьезно заняться математикой, почитать научные статьи в библиотеке и произвести кое-какие исследования. Я последовала его совету и много дней провела в библиотеке, где копалась в каталогах и ломала голову над сложными статьями в технических журналах. Каждые субботу и воскресенье мистер Карлок открывал для меня свою мастерскую — там я работала над пресс-машиной. Он пробудил во мне интерес к науке и направил мое увлечение в конструктивное русло. Теперь я часами сидела в библиотеке, просматривая всё, что могла найти, о том, как воздействие на один сенсорный канал может влиять на восприятие через другие сенсорные каналы. К своему удивлению, я обнаружила, что существует целое научное направление, занимающееся так называемым сенсорным взаимодействием. Разумеется, мои студенческие работы вскоре были посвящены именно сенсорному взаимодействию и описанию экспериментов с пресс-машиной. Результаты экспериментов показали, что стимуляция давлением влияет на слуховой порог. После долгих трудов и поисков на свет появился АКВОНС: Аппарат Контролируемого Воздействия на Нервную Систему. Это устройство с панелями, обитыми войлоком, выглядело «кадиллаком» по сравнению с моим первым «спартанским» станком. Но преподаватели и психологи в колледже, воспитанные на фрейдистской школе мышления, не видели в моей пресс-машине ничего, кроме отражения неких сексуальных комплексов. Это заставляло меня чувствовать какую-то непонятную вину. Однако я видела, что на практике моя машина не так уж плоха. В колледже я сделала большой шаг вперед в установлении общения с людьми и полагала, что обязана этим прорывом своей незаслуженно опороченной пресс-машине. Благодаря ей я научилась мягкости и сочувствию, смогла понять, что мягкость и слабость — не одно и то же. Постепенно я обретала навыки чувствования. Два исследования аутичных взрослых с высоким уровнем развития интеллекта показали, что главным их недостатком была неспособность к сопереживанию. Один из них прямо написал, что окружающие ему не нужны и не интересны. Другие молодые люди, вышедшие из состояния выраженного аутизма, также испытывали трудности в отношениях с людьми. Один из них написал: «Я был тем, что называется „бесчувственный“, — не умел ни принимать, ни дарить любовь. Я отталкивал от себя людей и отвергал их симпатию. И сейчас отношения с окружающими остаются для меня проблемой. Вещи нравятся мне больше людей; заботиться же о других людях мне совсем не хочется». Джулз Р. Бемпорад из Медицинской школы в Гарварде так описывает одного аутичного взрослого: «Порой кажется, что Джерри способен интеллектуально осознать, что чувствуют другие, но бессознательно поставить себя на место другого он не может». Мягкое давление пресс-машины постепенно учило меня сопереживать окружающим. Я писала в дневнике:
Эксперименты на детенышах обезьян показали, что малыш, не получавший в детстве достаточно ласки, с возрастом оказывается менее способным к привязанности. Похоже, любить можно научиться только если любят тебя. Исследования на животных показали также, что приятная тактильная стимуляция вызывает в центральной нервной системе определенные биохимические изменения. Возможно, регулярное использование пресс-машины помогло бы мне избавиться от биохимических нарушений, от которых я страдала, будучи лишена приятной тактильной стимуляции в раннем возрасте. Возможно также, что холодность и сухость аутичных взрослых напрямую связана с тем, что, будучи детьми, они избегали объятий и вообще внешних проявлений любви со стороны взрослых. Однако я подчеркиваю, и готова подчеркивать снова и снова: пресс-машина ни в коем случае не может считаться панацеей для всех аутичных детей! Новый станок сдавливал меня более мягко, однако сопротивляться ему было невозможно. Мягкое давление оказывало большее воздействие. Благодаря привычке преодолевать первоначальный дискомфорт при использовании станка и еще более благодаря тому, что в станке я всегда контролировала силу давления, я наконец научилась терпеть короткий физический контакт с людьми: пожимать руку или не отшатываться, когда меня хлопали по плечу. Хотя я и понимала все выгоды станка, но по-прежнему боялась его. Окружающие видели в моей машине какой-то сексуальный подтекст, и это меня смущало. Однако вскоре я поняла, что переношу на машину другие свои страхи — более серьезные и реальные. Я поняла, что хотя психологи и ищут в моей машине сексуальный смысл, на самом деле она «никак не виновата» в моих мыслях и фантазиях. Станок просто помогает мне осознать и выразить мои сокровенные стремления: он не более ответствен за мои мысли, чем проигрыватель — за музыку, записанную на пластинке. Я чувствовала, что если сумею доказать полезность станка другим, то и сама крепче поверю в свои силы. Станок позволял мне заглянуть глубоко внутрь себя; я больше не ощущала необходимости защищаться от него или как-то рационализировать свои чувства. С раннего детства я мечтала о «волшебной» машине, приносящей покой. И даже в том раннем возрасте догадывалась, что моя машина — какой бы она ни была — поможет мне понять себя и мир и достичь неведомых другим сфер бытия. Уже тогда я спрашивала себя: не впаду ли в зависимость от этой машины? Я поверила в свой станок — и создала его. Я научилась держать себя в руках и не бороться с воздействием станка. Когда я прекращала сопротивление и расслаблялась, станок смягчал и успокаивал меня. Результаты тестов, проведенных на других людях, показали, что пресс-машина во многих случаях понижает активность обмена веществ в организме. Из 40 обычных студентов колледжа 60 % сообщили, что пресс-машина доставляет им приятные ощущения и помогает расслабиться. Пресс-машина обеспечивает давление на участки тела, наиболее чувствительные для вызова «рефлекса кожного давления». Некоторые замечали, что пресс-машина оказывает расслабляющий эффект в течение 10–15 минут, а затем начинает раздражать. Очевидно, это оптимальный уровень стимуляции. Выяснилось также, что пресс-машина менее эффективна в жаркие дни или, наоборот, когда в комнате холодно. Итак, увлечение станком помогало не только мне: моя машина способствовала расслаблению 60 % из 40 студентов, принимавших участие в эксперименте. Я ощутила, что мое увлечение вполне оправданно. В настоящее время пресс-машина постоянно используется в клиниках для коррекционного воздействия на аутичных и гиперактивных детей и взрослых. Лорна Кинг, педагог и директор Центра исследований нервного развития в Финиксе, штат Аризона, полагает, что это устройство способствует устранению гиперактивности. Она сообщает, что на следующий день после 20-минутного сеанса гиперактивный взрослый и чувствует, и ведет себя гораздо спокойнее. Хотя Лорна Кинг добилась немалых успехов, применяя в работе с аутичными детьми метод сенсорной интеграции, тем не менее она никогда не навязывает ребенку стимуляцию. Сильное давление, вестибулярная и тактильная стимуляции призваны помочь поврежденной нервной системе восстановить себя. Сенсорная стимуляция направлена на образование новых нейронных связей. Крысы, растущие среди множества предметов-стимулов — игрушек, лесенок и т. д., — впоследствии показывали более сильное развитие нейронов мозга, чем крысы, выросшие в обычных лабораторных клетках. Вестибулярная стимуляция, кроме того, ускоряет созревание нервной системы. У собак, подвергавшихся вестибулярной и тактильной стимуляции, были обнаружены более крупные, по сравнению с контрольной группой, вестибулярные нейроны. Другой моей фиксацией, перенесенной из школы в колледж, стала символизация двери. Проходя через дверь, я как бы проигрывала принятое решение: например, решение закончить школу и поступить в колледж. Проход сквозь материальную дверь превращал абстрактное решение в реальное. Мои двери символически обозначали отрезки на пути по коридору времени. Я мыслила визуально и не могла представить себе эту абстрактную идею иначе чем с помощью зримых образов. После двух лет учебы в колледже я вновь начала задумываться о будущем — об окончании колледжа и поступлении в вуз. Чтобы эмоционально подготовиться к этому и сделать символический шаг в будущее, я снова стала искать подходящую дверь. Дверца, открывающаяся на крышу спального корпуса, означала выход на новую территорию. Разумеется, лазить на крышу было запрещено — но это только придавало действию дополнительный символический смысл. «Ни одно стоящее дело не обходится без риска», — думала я. Если бы на крышу можно было лазить спокойно и не скрываясь, мой символ потерял бы значимость. Этими походами на крышу я в первый раз сознательно нарушила правила колледжа. Меня оправдывало лишь то, что без такого поступка будущее окончание колледжа и высшая школа так и не превратились бы для меня в реальность. Снова, как в школе, я открыла запретную дверь. Я высунула голову, затем выбралась на крышу целиком. Снаружи было сыро и ветрено. Из разорванных облаков, осветив окрестности, выглянула луна. До самого окончания колледжа я укрепляла свои решения относительно будущего с помощью этой двери. Дверца на крышу превратилась в удобный символ для сложных идей и труднообъяснимых чувств. В школе, перешагнув порог смотровой комнаты, я начала лучше учиться. Открыть дверь означало для меня как бы подписать контракт, где я обязуюсь стать лучше. Дверь превращала мои решения в реальность. Я не сомневаюсь, что именно станок и символическая дверь помогали мне в моих научных изысканиях и в отношениях с людьми. А с последним по-прежнему были проблемы. Некоторые студенты называли меня «женщина-ястреб». Многие не хотели со мной общаться, даже когда я модно одевалась. Я не могла понять, что делаю не так. Сделать большой шаг вперед в отношениях с окружающими помогло мне участие в работе над «Вороньим обозрением» — нашим самодеятельным спектаклем. Вспоминая ранние школьные годы, когда мое общение с товарищами ограничивалось стычками и потасовками, я видела, что сделала огромный шаг вперед. Именно я сколотила и раскрасила едва ли не половину всех декораций. Соученики уважали меня за творческие способности. Я узнала, что наладить контакт с человеком легче, когда мы вместе заняты каким-то интересующим нас делом. Летом своего первого года в колледже я работала в больнице для детей с эмоциональными проблемами. Там я познакомилась с семилетним Джейком. Он заинтересовал меня: в нем я увидела свои черты. Как я в детстве забиралась под покрывало и обкладывала себя подушками, так и он даже в самые жаркие дни ходил, завернувшись в одеяло. Хотя Джейка и не считали аутичным ребенком, определенные аутистические черты у него, безусловно, были. Большую часть времени он не обращал внимания на других людей: не смотрел на них и к ним не прислушивался. Его привлекали только механизмы. Он умел говорить, но в ответ на требования типа: «Сядь, Джейк!» часто кричал или визжал. В то лето я провела с ним много времени. Мы разговаривали о механизмах, и я, открывая дверь в тайный мир Джейка, чувствовала себя в роли мистера Карлока. Иногда мне удавалось привлечь его внимание к людям, но для этого требовалась долгая предварительная беседа о всяких механических приспособлениях. Иначе Джейк вообще отказывался разговаривать. Как правило, специалисты отказываются поощрять фиксации. Однако многие фиксации у детей аутичного типа необходимы им, чтобы уменьшать излишнее напряжение нервной системы. Концентрация на своем увлечении позволяет заблокировать воздействие других стимулов, с которыми такой ребенок справиться не может. Как известно, монотонная стимуляция способна успокоить при волнении и обычного человека. К сожалению, многие специалисты и люди, изучавшие психологию, уверены, что потакание фиксациям может нанести ребенку непоправимый вред. Я не думаю, что это всегда верно. Фиксация есть просто увлечение или привычка «в превосходной степени». Пока увлечение не выходит за пределы нормы, его называют упрямством; когда же оно захватывает ребенка целиком, к нему приклеивается ярлык «фиксация». Однако определенные увлечения полезны. А упрямство — оборотная сторона настойчивости, необходимой в достижении целей. Привычки и увлечения аутичных людей те же, что у нормальных, но у первых некоторые привычки и увлечения выходят за рамки обычного. Помню, что в детстве болезненная стимуляция была мне в каком-то смысле приятна. Очевидно, то же ощущают дети, причиняющие себе боль. Возможно, их аутостимуляцию можно направить в более позитивное, не столь саморазрушительное русло. Не исключено, что таким детям могла бы помочь моя машина. Быть может, научившись получать удовольствие от пресс-машины, ребенок перестанет, например, кусать себя за пальцы. Недавние исследования на животных показали, что аутостимуляция и стереотипное поведение уменьшают у них нездоровое возбуждение. Стереотипное поведение снижает уровень кортизола (гормона стресса). У аутичных детей сверхактивная нервная система. Симптомы аутизма и сенсорной депривации схожи. Сенсорно депривированные люди и животные также обладают сверхчувствительной нервной системой и как результат — пониженным порогом чувствительности к сенсорным стимулам. При использовании пресс-машины ребенок, возможно, узнает, что существует интенсивная, и вместе с тем приятная стимуляция. Конструкция станка такова, что ощущения при его использовании во многом похожи на ощущения от ласковых объятий — поэтому, привыкнув к машине, ребенок будет легче принимать ласку от людей. Первым шагом станет привязанность к машине, вторым — привязанность к человеку. Этот первый шаг важен, так как станок, в отличие от человека, поддается контролю ребенка. Если же ребенок наносит себе физический вред, его, конечно, следует остановить. Но другие типы фиксаций не всегда нуждаются в искоренении. Иногда с их помощью можно установить контакт с ребенком, как в случае Джейка. Вполне возможно превратить негативное действие в позитивное. Думаю, моя пресс-машина могла бы оказать Джейку огромную помощь. Недавно я стала переписываться со взрослой аутичной женщиной, страдающей неконтролируемыми приступами ярости. В ее письмах ясно сквозит жажда тактильной стимуляции. В описаниях она использует «тактильные» выражения: «мягкий», «пушистый» и т. п. Ее привлекла идея пресс-машины. Возможно, моя машина сможет помочь и ей. Однако в то время использование пресс-машины превратилось в предмет постоянных пререканий с родственниками, друзьями и психотерапевтами. У меня даже пытались ее отобрать. В конечном счете они причинили мне реальный вред: у меня развился комплекс вины — как будто в моей машине было что-то грязное и недозволенное. Немало лет потребовалось мне, чтобы преодолеть эти чувства и принять свою машину полностью. С другой стороны, чем больше окружающие возмущались моей машиной, тем сильнее росло мое стремление доказать, что она приносит практическую пользу. Именно их неодобрение заставило меня направить свое увлечение в конструктивное русло. Все два года в колледже сопровождал меня и символ двери. Свои страхи перед будущим я поверяла дневнику. Я не знала, готова ли к дальнейшему движению вперед, однако с нетерпением ждала «следующей двери» и перехода к новому опыту. В колледже я порой чувствовала себя, как в тюрьме. В каком-то смысле это так и было — только колледж был тут не при чем. Разумеется, я стремилась учиться, развивать самоконтроль, налаживать отношения с людьми, готовилась сделать следующий шаг к свободе и к будущему. Однако жизнь двигалась по кругу, и я понимала, что прошлое нельзя оставить позади. Дверца на крышу колледжа — лишь распространение на новую ситуацию прежнего символа, найденного в Вороньем Гнезде в «Горной стране». Этот символ был связан в моем сознании с вхождением в жизнь и общение. А станок — способ больше узнать о собственных эмоциях. «Жить» и «учиться» — эти понятия неразделимы, и лишь вместе они дают полноту. Учеба в колледже подходила к концу. Близились выпускные экзамены. Я старательно занималась, делала большие успехи в отношениях с товарищами и уже чувствовала возникновение в себе внутренней гармонии. Одно из последних моих сочинений, написанных на семинаре по семье и браку, ярко иллюстрирует мои страхи, надежды и мечты.
Мистер Вебер написал внизу: «Отлично! Спасибо. Вы, как всегда, идете своим путем. Я верю, что с такими задатками Вы добьетесь своей цели». Вот и пришел великий день! Выпуск 1970 года. Звание бакалавра по психологии и Салютующей[9] класса. Настало время открыть дверь, ведущую в будущее. Я поднялась по лестнице колледжа и стояла перед новым порогом — порогом высшей школы. После торжественной выпускной церемонии я в последний раз поднялась на крышу — на этот раз не таясь и не опасаясь наказания. Я укрепила на крыше библиотеки символ, напоминающий о преодолении еще одного жизненного порога, — металлический диск, украшенный надписью: «Saxum. Atrium. Culmen». В очень приблизительном переводе это означает: «Преодолей все препятствия на пути к вершине». Я поднялась по одной лестнице и готова была начать восхождение по следующей. Слово «выпуск» означало для меня новое начало. Выход на крышу — символ поступления в вуз. В память о моем достижении мама подарила мне золотой медальон с надписью: «Перешагни порог». Примечания:8 Скиннер Б. Ф. — известный американский психолог, представитель школы бихевиоризма. В своей книге-утопии «Уолден-2» описал «идеальное» общественное устройство, основанное на принципах «научной психологии». Название «Уолден-2» представляет собой аллюзию на название популярной книги Торо Г. Д. «Уодден, или жизнь в лесу» (1854 г.), в которой также представлена концепция жизни, альтернативная «цивилизации потребления». — Прим. ред. — консульт. 9 Салютующая/Салютующий (в оригинале Salutatorian). Почетное звание в учебных заведениях США, присваиваемое перед выпуском за достижение второго места по успеваемости (устанавливается обычно по среднему баллу оценок). — Прим. перев. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх |
||||
|