II. Долженствование

Говорить себе или другим о том, что должно быть, подобно повествовательности является еще одним уходом от переживаний того, что есть. Чтобы проиллюстрировать это, Фритц Перлс приводит такой анекдот: «Мойша и Абрам играют в карты. Мойша: "Абрам, ты жульничаешь!" Абрам: "Да, я знаю"».

Фритц - он повествователь, рассказчик. Мойша - долженствователь. Абрам признает то, что есть.

Оценка является шагом из переживания, поскольку в оценке мы пытаемся приложить модель, заимствованную в прошлом переживании, к настоящему или экстраполировать ее в будущее. Если, согласно нашим рассуждениям, Отношение и Практика Г'ешталът -терапии степень приложимости достаточна, мы «принимаем». Но это принятие не является раскрытием внутреннего значения. Это не стремление к уникальности переживания, удовольствие от раскрытия. Да это и не раскрытие, а лишь отметка о пробе, основанная на соответствии установленным ранее стандартам. Но так безопасней. Статус кво может держаться сколько угодно. Когда же степень соответствия стандартов и реальности недостаточна, мы обращаемся к тому, чего недостает, а не к тому, что есть. Большинство из того, что мы называем «переживаниями», является неприятными чувствами, вызванными крушением наших ожиданий, а не осознанностью того, что происходит.Это переживание не чего-то, а «ощущение» несущественного.

Можно на время отказаться от рассуждений по поводу реальности, как мы поступили со своим «компьютером». Сделать это - означает, например, покончить с игрой в «самоистязание» или в «самосовершенствование». Если мы это сможем, то обнаружим целый ряд истинных чувств, о которых и не подозревали, поскольку они были скрыты нашим простоватым механизмом принятия - отвержения.

Тот, кому известно трансовое состояние психоделического переживания, знает, что значит жизнь без «принуждения». Когда засыпает чудовище долженствования, все становится таким, какое оно есть. Игра в «сравнения» прекращается. Все оборачивается к нам своим истинным лицом добра во всем своем совершенстве.

Я обнаружил некоторую разницу между истинным переживанием и долженствованием через осознание пробы. Много лет тому назад однажды все утро я провел на сеансе Гештальт-терапии и вышел оттуда с чувством открытости всему миру, когда не нужно защищать себя ни от чего, ни от кого, не боясь даже встретить саму смерть. Войдя в столовую, обнаружил, что на обед будет рыбный суп. С самого детства мне до тошноты не нравилась пища из морских продуктов. Но как же стало смешно мне, только что готовому встретить даже смерть, отказываться от тарелки с супом. Чувство открытости и защищенности, которое еще жили во мне, я перенес в ситуацию с супом. И тут я впервые по-настоящему попробовал этот суп, в нем не оказалось ничего из того, что мне приходилось «пробовать» много раз до этого. Раньше, когда подобное варево оказывалось у меня во рту, я был настолько поглощен неприятием, что и не обращал внимания на информацию, которую мне давал мой язык. Я «пробовал» фантазию плюс мою собственную активность по возведению барьера между едой и собой. Теперь, раскрывшись, я понял, что суп не имеет ничего общего с тем, что я о нем знал. Стараясь описать его вкус, я пришел к тому, что это «добрая старая протоплазма».

Целью Гештальт-терапии как раз и является способность жить в настоящем (по крайней мере, когда мы этого хотим) так, чтобы никакие стандарты прошлого не туманили нашего сознания, чтобы мы были теми, кто мы есть, чтобы облака долженствования не закрывали нашу суть. А все-таки можем ли мы жить уже сейчас так? Если нет, то правило недопущения долженствования скорее всего нереально.

И все же нечто типичное Гештальт-терапии подсказывает нам сделать сегодня то, чего мы бы хотели достичь завтра. Как, например, в предписании по отношению к концентрации на настоящем в идеале: «Живи в настоящем, сейчас», это предписание в отношении идеальной свободы от долженствования выглядело бы так: «Перестань сейчас же ругать или хвалить себя».

Типичный для Гештальт-терапии, этот подход не является уникальным. Хорошо вспомнить высказывание Ференци в отношении эффекта, когда анализ можно прекратить, если пациент достиг способности к свободной ассоциации. Свободная ассоциация в психоанализе - это и цель, и средство. Более того, то же можно сказать о любом умении. Мы учимся плавать, плавая, а не читая об этом в книгах или анализируя свои «плавательные блоки».

В особом случае не использования самооценки практическим выражением такой установки будет простое признание переживания, без критики рассуждений:

Т.: Что вы сейчас испытываете?

П.: Мне хорошо. Я не напряжен. У меня к вам теплое

чувство (улыбается). Великолепно!

(Пауза)

Т.: Думаю, вы занимаетесь саморекламой. П.: Ну да! Я бы хотел, чтобы все увидели, что мне

хорошо. Вот что я испытываю: хочу, чтобы вы меня одобряли, боюсь, если выставлю свое подноготное, если выставлю это опять, вы меня больше не станете терпеть.

Т.: Что вы чувствуете сейчас1?

П.: Вижу вас. Чувствую, как руки лежат на бедрах. Чувствую себя уравновешенным. Слышу шум океана (пауза) - я мог бы слушать его целую вечность.

Моя реплика: «Вы занимаетесь саморекламой»,- в данном случае основана на спорном предположении, т.е. является своего рода интерпретаций. Что я имел в виду:

1. Отрицательное утверждение: «Я не напряжен». Можно осознавать только, какой ты. Отрицание же ведет к «игре сравнений» и представляется общей оценкой. «Подхожу я под такой стандарт?» «Подвержен ли я тому или этому греху?»

2. Доминирование терминов оценки над содержанием. «Хорошо», «Великолепно», «Теплое» - они не несут информации восприятия или описания. Пациент, кажется, более заинтересован в сообщении о том, что ему хорошо, а не в том, чтобы рассказать, что именно он переживает, с чем он в контакте. И, наоборот, в конце он уже в контакте со мной, со своими руками, с океаном, мне видно, что ему хорошо, уже и без его рассказа об этом.

Поворотным пунктом в переживании пациента в приведенном примере стала его готовность исследовать и выразить то, что он ощущал, но решил скрыть под своим «мне хорошо». Осознание страха неприятия, желания комфортности и своей сдержанности, т.е. претензия - а это все было для него совершенно ясно,- вначале заменилось в нем скотомой. Когда же он перестал избегать очевидную реальность момента, он тут же раскрылся окружающему.

Правилу отказа от оценки следовать гораздо труднее, чем правилу отказа от размышления, частично это происходит из-за чрезвычайной утонченности рассудочной деятельности. В приведенном примере пациент был уверен, что он лишь выражает переживание, а на самом деле он защищался. Прежде чем прекратить оценивать, нужно совершенно четко увидеть, как это делается, для этого может потребоваться подготовительная работа. В Гештальт-терапии одним из путей такого осознания, мы рассмотрим его детально, является преувеличение любых недостатков, от которых мы хотим избавиться. Для того, чтобы жить в настоящем, полезно будет отдать долги прошлому или умышленно отследить свои фантазии в будущем. Точно так же, прежде чем перестать судить, нам необходимо судить таким образом, с таким умыслом, чтобы разобраться, как мы это делаем. И кроме того, нужно понять, что выбор судить или нет - за нами.

П.: Ничего особенного я не ощущаю. Вижу, как вы сидите на бревне. Чувствую ветерок на лице. Вертится мысль: «Ну и что». Все, что я воспринимаю, чудесно, но мне этого мало. Чего-то не хватает. Знаю, что может быть иначе. Бывало и лучше…

Т.: Вы сейчас играете в игру под названием «Этого недостаточно». Теперь к любому своему высказыванию добавляйте: «Этого недостаточно».

П.: Вижу вас, и этого недостаточно. Чувствую аромат тех кустов, и этого недостаточно. Очень хочу проникнуть в свое сознание и рассказать - и этого недостаточно. А теперь смотрю на небо, и этого недостаточно. Чувствую: но ведь этого достаточно! Ха! Смеюсь, и этого недостаточно. Мне игра нравится, и этого недостаточно. Ну конечно, все одно и то же, что за глупая игра!

Т.: Очень хорошо. А теперь я хочу, чтобы вы

некоторое время делали обратное; после каждого утверждения сознаваемого добавляйте: «Этого достаточно» или «Более, чем достаточно».

П.: Вот, сижу здесь, и этого достаточно - конечно, достаточно. Я знаю, что и вы тут, вы тратите на меня свое время, и этого достаточно. Чувствую свою признательность к вам. Вижу эвкалипт на фоне неба. И этого достаточно - замечательное дерево. Вижу его кору, она такая древняя. И такая мне родная. Я почти чувствую, что я и есть эвкалипт. Ветерок доносит запахи, и этого более чем достаточно! Будто бы дерево отвечает моим мыслям, и этот запах так дорог мне. А теперь я сознаю атмосферу, летнюю жару.

Чувствую воздух, он звенит, подобно рою золотистых пчел, на одной ноте. Сладкий и теплый, как сияние солнца… И большего мне сейчас не нужно.

Если быть достаточно требовательным в таких упражнениях, то можно обнаружить, что чувства, такие как тревога, вина или стыд, являются не прямыми переживаниями, но результатом оценки: надуманным занавесом, которым мы отгораживаемся от мира. За каждым проявлением вины стоит идеал, которого не удается достичь; за каждым проявлением тревоги - желание манипулировать будущим так, как, нам кажется, должно быть, когда мы обращаемся к, кому-то, чтобы он выразил свои переживания и ничего более, мы, в конечном счете, просим его выйти за пределы этого майя (древне-инд. иллюзия.,- прим. перевод.) и раскрыть, как ему все видится, когда он перестает это раскрашивать своим отношением. Мы говорим, что тревога, вина и т.д.- это то, что ты сам заставляешь себя испытывать или выбираешь себе, они не являются твоим ощущением мира.

В более узком значении слова, тем не менее, вина, тревога и другие такие же чувства являются не только «переживаниями», но тем, что лежит очень близко к индивидуальному сознанию.

Насколько далеко заходит правило отказа от оценки в данных случаях - это вопрос, которому я не нашел определенного решения, несмотря на то, что легко разглядеть возможности любой альтернативы; входя в вину, неудовлетворение, страх или, наоборот, не позволяя этим скрытым играм вмешиваться в переживание очевидного. Перлс особо выделял последний подход: увидеть, а не представить, и понять, что то, чего нам не хватает, не есть начало, но, возможно, конец. С другой стороны, как с повествовательностью, неудача в следовании правилу отказа от оценки может рассматриваться в качестве ключа для дальнейшей работы и применения других приемов.

Правило отказа от оценки, подобно отказу от просчитывания, поднимает вопрос пределов своей применимости. Можно ли его принять просто как технический прием, значение которого ограничено терапевтической установкой? Или должны ли мы превратить отношение отказа от суждения в еще одно «долженствование» как в правило для жизни? («Мы должны не долженствовать»). На последний вопрос невозможно однозначно ответить без прояснения разницы между долженствованием и идеалами или целями.

Идеал - это понятие желаемого, основанного либо на убеждении, либо на опыте. Цель - это установка на причинное поведение, наш ориентир, который может быть идеальным, а может и не быть. Гештальт-терапия, как я ее понимаю, не преследует цель избавиться от понятий желательности или причинности, хотя и стремится к контрбалансу эксцессов ориентации на будущее при твердой заземленности на настоящем. Если бы Гештальт-терапия заключалась в искоренении целей или идеалов, то уже в самой постановке задачи крылся бы абсурд: цель искоренения цели или идеал в отсутствии идеала - это все равно цель и идеал.

С другой стороны, «долженствование» отличается от цели и от идеала; «долженствование» представляет собой психологическую активность бытия в связи с реальностью, которая не может быть иной, чем она есть. Когда мы обвиняем себя в чем-то уже прошедшем, мы подставляем себя дисфункциональному чувству, которое ни улучшает нашего прошлого поступка, ни способствует исправлению ситуации в будущем. Вероятно, единственным достоинством нашей вины является то, что на определенном уровне она заставляет нас чувствовать «лучше».

То же самое можно сказать и по поводу настоящего. Наши переживания и действия здесь и сейчас - это то, что они есть и не могут быть иными. Самообвинение или самопревозношение никак на них не влияют. И они, в свою очередь, не делают нас лучше. Если и есть путь к выполнению идеала, то он никак не заключается в превращении их в долженствования.

И все же «долженствования» существуют в тех пределах, где кончаются наши убеждения. Мы верим, что должны «оттолкнуть реку», что если не исправим ситуацию, она превратится в катастрофическую. В этом смысле долженствования являются выражением нашего пунктика на подконтрольности всего, об этом я поговорю в следующем разделе. Ожидания катастрофы обычно принимают такую форму: «Что будет со мной (или с миром), если я (мы) чего-то не предприму?» Люди должны долженствовать, чтобы не волноваться.

Точка же зрения Гештальт-терапии и здесь, и в других вопросах состоит в том, что осознанность уже достаточна. Или лучше сказать: осознанность и ориентировка достаточны, если последнее является аспектом осознанности. Мы имеем понятие желаемого и знаем, где мы есть, то есть это все, что нам необходимо для движения в нужном направлении. Неплохой аналогией, возможно, будет ребенок, который учится ходить или карабкаться. Предупреждения об опасности и критика, даже из добрых побуждений, будут только отвлекать от поставленной задачи и увеличивать его напряжение. Такая «помощь», будучи постоянной, может сделать его беспечным, а умений не добавит. Подобно тому, как у взрослого с его гипертрофированной заботой о ребенке нет уверенности в его возможности научиться и развиться, мы, в наших самоманипуляциях, через тычки и обвинения показываем отсутствие доверия к своему психофизическому организму.

Говоря, что «отталкивать реку» (в форме стараний или попыток) не нужно, Гештальт-терапия не рассматривает осознание границ как выражение неуместного «долженствования»: Наоборот, реалистичная оценка того, где мы есть в контексте наших целей и идеалов, единственно возможна, когда она не искажается игрой в самонаказание или же противодействующей защитой. Спусковой механизм, в который мы вкладываем столько энергии, так же отличается от безмятежного восприятия наших чувств, как ненависть отличается от истинной любви. Здравое отношение к своим неудачам лучше всего можно передать примером хорошего учителя в каком-нибудь конкретном деле. «Слишком высоко»,- говорит тренер по теннису. «Вот так хорошо», «А теперь ты не собрался», «Больше расслабь плечо». Это все

- утверждение фактов, а не морали. В них подразумевается, что ученик хочет использовать эти наблюдения. Его не заставляют и не контролируют. От него не требуют, чтобы, он исправился, но служат его желанию.

А то, что в Гештальт-терапии называется обвинителем,- это совсем другое: обвинитель налагает свои желания на обвиняемого, манипулирует им, контролирует его.

Было бы слишком упрощенным - даже простоватым - сказать, что этот обвинитель несколько дисфункционален. Думается, что отношение Гештальт-терапии лучше всего выражается тем, что такой обвинитель должен быть ассимилирован. Так называемая «помощь» обвиняемому, удержание обвиняемого в ежовых рукавицах может рассматриваться как проекция собственных желаний обвиняемого «Долг», ощущаемый как «долженствование», представляется как пример безответственности. «Мой долг зовет меня» подменяет «Я выбрал», «Я должен» подменяет «Я хочу». Отталкивал реку, мы то же самое делаем с ее энергией. Река нашей жизни играет с собой в плохую игру, она отталкивается, вместо того, чтобы спокойно течь.