Первая универсальная (т.е. свойственная всем без исключения людям) иллюзия, которую мы рассматриваем в этой книге, называется иллюзией опасности. Эта иллюзия проявляется опасливостью, боязливостью, подозрениями, что за всяким событием может скрываться что-то недоброе. Наши тревоги и страхи, беспокойство и внутреннее напряжение были бы невозможны, не будь у нас этой иллюзии — иллюзии опасности.

Все мы родом из детства, и наши страхи — не исключение. Родители и воспитатели, беспокоясь о нашем будущем, приложили все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы научить нас бояться. Когда я говорю, что нас научили бояться, — это никакая не оговорка. Мы всему в этой жизни учимся, а бояться — тем более.

Нас учили бояться чужих людей, неизвестных мест, болезней, низкого социального статуса, потери собственного лица. «Не уходи далеко — потеряешься!» «Не заговаривай с незнакомыми людьми, они могут сделать с тобой что-нибудь нехорошее!» «Не ешь мороженого — заболеешь, умрешь от пневмонии!» «Сделай домашнее задание, а то будешь всю жизнь побираться, Дворником работать!» «Если ты сейчас соврешь, то тебе потом никто не поверит!» «Если ты так будешь себя вести, с тобой никто и никогда дружить не будет!»

Безусловно, во всех этих наставлениях есть СВОЙ смысл. Но сама форма подачи подобных «инструкций: отвратительна. С одной стороны, ребенка учат безысходности, поскольку только указывают ему на опасность, но не рассказывают о возможных вариантах поведения в случае реальной угрозы. С другой стороны все эти угрозы чрезвычайно преувеличиваются, драматизируются, абсолютизируются, доводятся до абсурда. И если взрослый прекрасно знает, что данное его заявление грешит преувеличением, а потому способен отнестись к нему более-менее спокойно, то ребенок об этом преувеличении не ведает. Если ему говорят, что он умрет или что его убьют, это действует соответствующим образом. На одну секунду потеряв из вида своего родителя в магазине, ребенок способен пережить ужас который отложит неизгладимый отпечаток на всю его дальнейшую жизнь.

По уму следовало бы рассказывать ребенку о том что нужно делать, если он потеряется, если он оказался в неизвестном ему месте, если к нему обращается не знакомый человек. Нужно дать ему почувствовать, как важно обладать хорошим здоровьем и как неразумно подвергать его опасности. Необходимо показывать ему преимущества, которое дает человеку образование, и делать это нужно на примерах. Наконец, важно говорить ему о том, как это «выгодно» — поддерживать людьми хорошие, доброжелательные отношения.

Сам по себе разум не может задерживать импульсы; единственное, что может нейтрализовать данный импульс, есть импульс в противоположном направлении.

(Уильям Джеймс)

Многое из того, что говорят ребенку взрослые, он понимает с трудом или не понимает вовсе (просто потому, что у него еще нет достаточного жизненного опыта). Но для того и существуют взрослые, чтобы рассказывать ребенку важные вещи на понятном для него языке, понятными ему примерами, оперируя теми ценностями, которые способны задеть ребенка за живое. Но, согласитесь, ведь испугать его легче…

Запугивание и само по себе является наиболее удобным для взрослого средством воспитания малыша. Как заставить его тебя слушаться, если не прибегнуть к знаменитой формуле: «Будешь себя так вести, я тебя отдам дяденьке милиционеру!», «Если ты будешь кричать и безобразничать, то сейчас вот этот дядя тебя заберет!» Конечно, всем этим означенным дяденькам, о чем хорошо осведомлена находчивая мама, и дела нет ни до нее, ни до ее ребенка. Однако малыш об этом не знает и принимает эту фиктивную угрозу на веру.

Родители пугают ребенка в «воспитательных целях» Бог знает чем. Они не только готовы призвать на помощь милицию, но и сдать ребенка в детский дом, оставить его в месте, где случилась очередная воспитательная коллизия: на улице, в зоопарке, в лесу. Разумеется, ни о каком реальном детдоме не идет и речи. Но ребенок-то доверчив, да и на шутку мамины заявления мало похожи.

В действительности ребенок сначала переоценивает свои силы и свободен от страха, потому что не знает опасностей. Он будет бегать по краю воды, влезать на карниз окна, играть с острыми предметами и огнем, короче, делать все, что может ему повредить, и вызывать беспокойство нянек. И если в конце концов у него просыпается реальный страх, то это, несомненно, дело воспитания, так как нельзя позволить, чтобы он научился всему на собственном опыте.

(Зигмунд Фрейд)

Родители неуемны, они даже проводят специальные следственные эксперименты: «теряют» ребенка, «оставляют» его. Тот, разумеется, переживает смертельный ужас, пока его родители, довольные своим воспитательным маневром, подглядывают из-за угла. И так, шаг за шагом, он тренируется в своей способности бояться, тревожиться и умирать от страха.

Нас в нашем детстве учили бояться того, что может быть опасно. Причем нас пугали, вместо того, чтобы обучить тому, как выходить из трудных жизненных ситуаций. Нас вообще учили запугиванием — самым простым и самым жестоким способом, позволяющим добиться от ребенка желаемого поведения. Иными словами, с самого раннего детства в нас воспитывали профессиональных невротиков.

«Плохая оценка» (которой, кстати говоря, в какой то семье может быть и четверка) способна настольк запугать ребенка, что он будет бояться приходить домой. Дети неспроста воруют школьные журналы и сжигают их в подворотнях, не от нечего делать они переправляют оценки и переписывают свои дневники. Единственная цель этих поступков — только бы родители не узнали о «провале» их чад. Дети бывают настолько напуганы возможной двойкой, что просто неспособны ответить задание, даже если они его знают!

Наконец, самые изощренные способы запугивания ребенка, — это заверения, что «его не будут любить», что «с ним не будут дружить», что «он никому не будет нужен». И даже уже сейчас никому не нужен, а мама мучается с ним только по гуманитарным соображениям. Конечно, мама врет, причем самым виртуозным способом. Конечно, любят не за «поведение», а за человеческие качества. Но какие, позвольте, «человеческие качества» будут у человека, который полагает, что он никому не нужен, и боится в этом очередной раз убедиться?

Человек с самого детства только и слышит, что он должен печься о собственном благополучии, о добром имени, о своих друзьях и вдобавок о благополучии и добром имени этих друзей. Его обременяют занятиями, изучением языков, телесными упражнениями, неустанно внушая, что не быть ему счастливым, если он и его друзья не сумеют сохранить в должном порядке здоровье, доброе имя, имущество, и что малейшая нужда в чем-нибудь сделает его несчастным. Придумав для него множество занятий, ему советуют каждый свободный час посвящать себя играм, забавам, не давать себе ни минуты передышки. Как пусто человеческое сердце и сколько нечистот в этой пустоте!

(Блез Паскаль)

При этом подавляющее большинство детских «демаршей» (когда ребенок ведет себя «плохо») как раз и служит целям привлечения к себе родительского внимания. Ребенок не знает других способов, не умеет привлечь к себе внимание по-другому. А иногда и не может, потому что его родители готовы уделять внимание только его «демаршам», тогда как сам ребенок, в силу тех или иных причин, их мало интересует. Родителей, учитывая их занятость, понять можно, но кто поймет ребенка?

Итак, нас, а все мы с вами были детьми (если кто не помнит), учили бояться, и учили запугиванием. Правда, мы плохо это помним, ведь большая часть этих действий по нашему запугиванию исходила от наших родителей, а ребенок их любит и зла не помнит. В результате такого воспитания наше правое, весьма впечатлительное полушарие обрело столь богатый арсенал «потенциальных угроз», так натренировалось бояться, что вся наша последующая жизнь не может пройти иначе, как под флагом хронического внутреннего напряжения, тревоги и страха.

Из всех низких чувств страх — самое низкое.

(Вильям Шекспир)

Первая обязанность человека — преодолеть страх. Пока у человека трясутся поджилки, его действия останутся рабскими.

(Томас Карлейлъ)

Семнадцатилетнего Дмитрия ко мне на прием привела его мама. Когда я спросил у нее, по какому поводу она хочет проконсультировать своего сына, она, срываясь на крик, сообщила: «Вы понимаете, он не хочет учиться! Он просто не хочет учиться!!!» Мои барабанные перепонки перенапряглись, и я отправил маму Дмитрия восвояси, оставшись с ним один на один.

Это был высокий молодой человек с крупными чертами лица, слегка сутулившийся. Он держал голову постоянно опущенной, словно бы что-то выглядывая на полу. Фактически же он просто не смотрел на своего собеседника, что само по себе весьма показательно. Его мать развелась с его отцом, когда мальчику было восемь лет; Личная жизнь ее не устроилась, и она полностью переключилась н воспитание сына.

Воспитание это сводилось к следующему. Она денно и нощно объясняла Диме, что «на него теперь вся надежда», что отец у него «сволочь» и помогать ни ему, ни ей он не будет. Следовательно, надо серьезно учиться, «чтобы встать на ноги» и «обеспечить семью». Надо признать, что подобные наставления не были очень уж необходимыми. Дмитрий и так был слишком ответственным от природы ребенком и сам по себе очень неа\охо учился.

Однако мать Дмитрия не столько была занята им, сколько его воспитанием. По большому счету, этого мальчика следовало воспитывать самым бережным и аккуратным образом. Натура у него была чувствительная, а готовность к испугу — большая, нежели у среднестатистического ребенка. Впрочем, где-то глубоко внутри Димы скрывался еще и борец, о чем, собственно, вообще никто не подозревал.

Как же разворачивались события в этой истории? После развода мать Дмитрия год-полтора с трудом приходила в себя, а потом «спаслась», полностью переключившись на сына. Дима как раз заканчивал, третий класс (младшую школу) и вопреки ожиданиям матери, которая привыкла к его четверкам и пятеркам, принес в дневнике тройку за год по русскому языку. Почему мальчик принес эту тройку, догадаться нетрудно. С одной стороны, родителям было в это время не до него, а без их помощи в наше время в школе учиться, прямо скажем, трудно.

С другой стороны, когда в семье происходят такие события — отец уходит из дома, а в доме остается убитая горем мать, — несчастное дитя переживает тяжелейший стресс. Проблема в том, что ребенок не способен должным образом понять произошедшее, однако переживает все это своим нутром. Что с этим переживанием делать, он не знает, затаивается и параллельно забрасывает учебу. Короче говоря, он находится в стрессе со всеми вытекающими отсюда последствиями.

За свою тройку по русскому языку Дима получил «по полной программе»: мама назначила его ответственным за все в ее жизни неприятности. Впрочем, она не только драматизировала ребенка, но и пошла в школу, устроила там скандал, от чего Диме стало совсем неловко. Он начал бояться не только свою мать, но и учителей. В четвертом классе он пытался выправиться, но учительница, которая вела у него русский язык, теперь вела у него и литературу. А там, как вы знаете, надо читать вслух, отвечать стихотворения и излагать свои мысли о том или ином произведении перед классом.

Тут-то и случилась первая оказия. Испугавшись учительницы, испугавшись того, что она поставит ему плохую оценку, за которую мать будет его ругать, он, отвечая на какой-то вопрос, стал заикаться. В целом это совершенно естественно, поскольку в состоянии стресса у нас по физиологическим законам перенапрягается мускулатура глотки и гортани, а потому и возникают спазмы, приводящие к эффекту заикания. Учительница пожалела мальчика и сказана ему: «Не волнуйся, я спрошу тебя в другой раз». Эта добродетельная, в сущности, реакция учительницы и сыграла в жизни Дмитрия роковую роль. С одной стороны, он благополучно избежал двойки, и его подсознание четко для себя усвоило: «заикание может спасти тебя от опасности». С другой стороны, в тревожном ожидании этого обещанного учительницей «другого раза» Дмитрий и стал потихонечку сходить с ума.

Дальше — больше. Дмитрий начал заикаться где надо и не надо. Он постоянно боялся, что его снова будут спрашивать, он боялся не справиться, он, наконец, боялся гнева своей матери. От этого страха его горловые спазмы только закреплялись. Учителя со временем перестали на них реагировать и ставили ему самые разные оценки, в том числе и тройки, и двойки. Мать переживала и давила на сына пуще прежнего. Вобщем, нашла коса на камень.

Однако во всяком мальчике живет сопротивление давлению. И я не случайно упомянул о том, что глубоко внутри него был борец. Причем борец этот был подсознательным, а нашему подсознанию абсолютно все равно, чем, какими «благими намерениями» руководствуется субъект, осуществляющий давление. Оно сопротивляется этому давлению, даже если давление необходимо и оправданно. По скольку же мать Дмитрия давила на него всеми мыслимыми и немыслимыми средствами — вызывая в нем чувство вины, запугивая, унижая, то и сопротивление было соответствующим.

Впрочем, мы слишком отвлеклись, описывая эту ситуацию. Вернемся к фактам. Дима сказал мне, что его мать ошибается, он хочет учиться и, более того, учится. Но есть проблема: «Я з-з-за-ааа-ика-юсь», — сказал Дмитрий. Действительно, в моменты своих ответов, а особенно сдавая экзамены, он начинал заикаться настолько, что не мог толком произнести ни слова. В школе эту ситуацию решили: ему было разрешено сдать все экзамены письменно. Но ведь школа заканчивается, все, дальше высшая школа, а там никто с тобой цацкаться не будет. «Поэтому я и не могу поступить в вуз», — резюмировал Дмитрий.

Не знаю, надо ли говорить, что я ему не поверил? Почему не поверил? Да очень просто. Во-первых, после проведенного мною теста выяснилось, что никакой органической патологии речевого аппарата у Дмитрия нет, а потому причины его заикания ЧИСТО ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ. Во-вторых, я узнал (и убедился в этом на самом деле), что приступы заикания» Дмитрия связаны с образованием, а в иных случаях или вовсе отсутствуют, или незначительны. В-третьих, мне было понятно, что поведение Дмитрия определяется двумя вещами: с одной стороны, ему казалось, что он не сможет справиться с заданием (иллюзия опасности), с другой стороны, этим заиканием он обезоружил мать в своей необъявленной войне с нею.

Да, Дмитрий искренне верил в то, что у него проблемы с заиканием, и с помощью своего заикания он подсознательно боролся со своей матерью. Зная, как ей важно заставить его учиться, он, сам того не подозревая, придумал способ нарушить все ее планы. Он стал заикаться, и вопрос с поступлением в вуз снялся сам собою. Но надо признать, что победа его была пирровой.

И все-таки самой главной бедой Дмитрия была иллюзия опасности. Ему казалось, что проблема в том, что он заикается, но на самом деле он боялся оскандалиться, не справиться с заданием и вызвать материнский гнев. Однако, как это обычно и бывает в случае иллюзии опасности, настоящая опасность пришла совсем с другой стороны. Ведь именно эта иллюзия опасности и сделала его неспособным учиться, именно она и заставила сходить с ума его мать! Так педагогическая практика запугивания показала, чего она стоит. Расплачиваться за эту ошибку пришлось обоим участникам действа.

Вот почему мы и начали терапию и разоблачения иллюзии опасности. С выявления подлинных угроз, главной из которых был невротический конфликт Дмитрия с его матерью, их необъявленная война друг с другом. Кроме того, Дмитрию угрожало теперь само его заикание, которое могло лишить его возможности получить нормальное образование. После этого мы реконструировали, отстраивали заново отношения Дмитрия с его матерью. К сожалению, они уже не могли стать такими, какими бы они были, поведи себя мать иначе десять лет тому назад. Но что поделаешь, за ошибки приходится расплачиваться. Далее мы избавились от мышечных спазмов и научились говорить нормально.

Нам же остается задуматься над тем, так ли уж велика опасность плохой оценки? Вряд ли. Но вот неконструктивное, запугивающее детей поведение их родителей действительно способно стать реальной опасностью. Впрочем, не беда даже, если человек не сможет получить высшее образование (в конце концов, от отсутствия высшего образования еще никто не умирал). Бедой будет то, что он станет невротиком, бедой будет то, что он станет страдать от своих страхов и окажется неспособным к нормальным, искренним отношениям с близкими людьми. Но иллюзия опасности способна спутать все карты — вот о чем следует, помнить.

Может быть, кому-то интересно, как должна была повести себя мать Дмитрия — тогда, десять лет назад? Ответ прост: она должна была дать ему чувство защищенности, помочь ему преодолеть его страх перед учителем, плохой оценкой и заиканием. Она, проще говоря, должна была быть ему «любимой мамой», а не жестоким воспитателем, позабывшим о том, что главное — это не образование, а здоровье (и прежде всего — психическое). Человеку больному, человеку страдающему образование ни к чему, а вот здоровый, радостный и уверенный в себе человек может свернуть горы. Запугивать легко, да вот только накладно…

Впрочем, экзекуциями страха, которыми нас «осчастливили» наши родители и воспитатели, дело, конечно, не ограничивается. Далее мы вступаем во взрослую жизнь, которая буквально насквозь пронизана самыми разнообразными «опасностями».

Каждый из нас имеет то, что называется «личным опытом». Из чего состоит наш личный опыт? Он содержит в себе все случаи происходивших с нами неприятностей. Он помнит пережитую нами боль, происходившие с нами неприятности и конфузы, испытанные нами чувства разочарования и обиды, а также многое, многое другое, о чем не стоило бы и вспоминать.

Кроме того, мы постоянно сталкиваемся с самыми разнообразными чужими бедами. Из телевизионных программ и газет, из книг и кинофильмов мы узнаем о том, какие беды выпадают иногда на долю других людей, а потому могут выпасть и на нашу голову. Наши знакомые и друзья рассказывают нам о том, какие с ними случились неприятности, как дурно они себя чувствовали и как их подвели какие-то недобросовестные люди.

Будущее содержит множество возможностей, но об их осуществлении мы не знаем ничего. Скажем без преувеличения, мы не знаем ничего, кроме как через магический кристалл, если ты веришь в это. И даже с магическим кристаллом мы не осознаем будущее, но видим его так же, как мы не можем осознавать прошлое, но вспоминаем о нем. Итак, это первая моя теория: тревожность — есть напряжение между «сейчас» и «потом».

(Фредерик Пёрлз)

Мы узнаем, что нашей жизни постоянно угрожают чрезвычайные ситуации — пожары, наводнения, автомобильные и авиакатастрофы, техногенные аварии и прочее, и прочее. Мы осведомлены о том, что можно оказаться случайной жертвой насилия, непрофессионализма врачей, самодурства начальников, произвола чиновников, бессовестности служителей правопорядка. Мы знаем, что человек в одночасье может лишиться средств к существованию, социального статуса, доброго имени, здоровья и жизни. Мы не сомневаемся, что нас могут осмеять, надуть, унизить, оговорить, предать, подставить.

Мужество может принять в себя страх, вызванный любым определенным объектом, каким бы страшным он ни был, одной своей гранью соучаствует в нас, а мы —• через эту грань — соучаствуем в нем. Можно сформулировать это следующим образом: до тех пор пока существует «объект» страха, любовь (в смысле «соучастие») способна победить страх.

(Пауль Тиллих)

Все это живет в нас, все эти опасения буквально пронизывают нашу жизнь, наполняя ее тревогами и страхом. Как правило, мы даже не задумываемся над тем, сколько страхов одновременно квартирует внашем сознании. Что бы мы ни делали, наши страхи сразу же тут как тут. Ложась спать, мы боимся! проспать и опоздать на работу. Закрывая квартиру, мы! боимся, что не выключили газ или свет, не закрыли форточку или оставили работающими электроприборы. Покидая дом, мы боимся, как бы воры не проникли в него в момент нашего отсутствия. Выходя на улицу, мы боимся попасть под машину или упасть, переломав себе все конечности. Оказываясь в толпе, мы боимся, что и нас обворует карманник, что нас раздавят в давке. Покупая что-нибудь в магазине, мы боимся, что нас обвесят, обманут, подсунут некачественный товар или что мы купим то, что нам не пригодится. На работе мы боимся получить взыскание и не получить премии. Мы боимся кляуз и сплетен, наветов и оскорблений. Мы боимся заболеть и того, что врач просмотрит нашу болезнь. Перед знакомством мы боимся, что контакт не заладится, если же он заладился, то мы боимся, что он потребует продолжения. Мы боимся Бог знает чего и делаем это каждый день с исключительной педантичностью, с фантастической изобретательностью и вопиющей ненавистью к самим себе!

Все наши страхи — это сочетание нашего личного негативного опыта, который хранится в нашем правом полушарии, и информации о том, какие опасности в принципе угрожают каждому человеку (эту информацию подбирает и складирует наше левое полушарие). В нашем сознании постоянно связываются наш собственный опыт и наши знания овозможных угрозах, в результате мы начинаем бояться не только повторения того, что произошло именно с нами, но и всего того, что в принципе может произойти с любым человеком.

Механизм возникновения этих страхов прост. Правое полушарие усваивает все случившееся с нами неприятности, а левое полушарие объясняет нам, почему эти неприятности неотвратимо возникнут вновь. Оба они вместе помогают нам перенести на себя все неприятности, которые случались с другими людьми и «поэтому» могут случиться с нами. Постепенно наше правое полушарие научается усматривать опасности в каждом жизненном событии, в любом факте, при любых обстоятельствах. А левое полушарие помогает ему обоснованиями, выводами, соображениями, доказательствами. Эти двое — наши правое и левое полушария — представляют собой удивительно слаженную команду, ответственную за неукротимый рост нашей общей тревожности и «потенциальных угроз».

Мы страдаем патологическим желанием знать свое будущее. Именно поэтому так популярны в нашем обществе политические и астрологические прогнозы, именно поэтому, случись что, люди обращаются к гадалкам и экстрасенсам. Все это напоминает клиническое безумие, но, с другой стороны, и само это желание — знать будущее — есть лучший способ свести себя с ума.

Зачем живому существу знать свое будущее? «Если ты знаешь, какие напасти ожидают тебя в будущем, то, вероятно, можешь от них уберечься», — так, я думаю, рассуждала природа, когда работала над сотворением нашего психического аппарата. Инстинкт самосохранения, как ни крути, определяет все наше с вами существование, лежит он и в основе нашей психической организации (Не знаю, насколько мне это удалось, но я попытался рассказать об этом в своей книге «С неврозом по жизни», вышедшей в серии «Карманный психотерапевт»). Можно сказать, что он и строил ее под себя. Вот почему мы тревожимся с такой легкостью.

Наш мозг создан таким образом, что он без конца заглядывает в будущее, надеясь разглядеть в нем возможные угрозы. Однако мозг человека существенно отличается от мозга других животных: мы обладаем удивительной способностью к обучению. То, что зверь способен почерпнуть только из собственного опыта, мы с успехом можем узнать из рассказов других людей, газет, телевидения.

В результате мы знаем о гигантском количестве потенциальных угроз, в принципе угрожающих каждому человеку. Исходя из этих «фундаментальных знаний», мы и прогнозируем свое будущее. Стараясь предупредить себя о возможных опасностях, мы проецируем эти свои знания в будущее и автоматически начинаем тревожиться. И если количество страхов каждого конкретного животного ограниченно, то количество страхов, которыми поражен каждый образованный человек, не поддается никакому подсчету.

Вот почему эти невинные твари блаженны, как дети, а мы с вами — тревожны, беспокойны и лишены всякой возможности вольготного и приятного времяпрепровождения. Везде нам будет чудиться угроза, мы будем переживать почем зря, а жизнь наша превратится в настоящую муку. Причем по нашему собственному трудовому почину!

Надо ли говорить, что это иллюзия? Как ни странно, надо. Ведь вот что обидно! Нам-то, по сравнению с другими животными, просто нечего опасаться! У животного есть естественные враги, оно вынуждено постоянно бороться за выживание, за пропитание, тепло и Бог знает за что еще. Никакие социальные службы его защитой не занимаются. В общем, у него реальные проблемы!

А у нас? Естественных врагов у нас нет, тогда как естественных защитников — более чем достаточно. От всех напастей природы мы защищены научными и общественными достижениями, социальными службами, правоохранительными органами, наукой. Право, если нам что-то и угрожает, так это только случайности. Но случайности на то и случайности, что от них не убережешься. Случайность не предугадаешь — прогнозируй не прогнозируй.

В страхе содержится эгоистическая бесконечность возможного, которая не искушает, подобно выбору, но настойчиво страшит своим сладким устрашением.

(Серен Кьеркегор)

С помощью наших прогнозов мы пытаемся предупредить именно случайности! Мы пребываем в иллюзии, что знаем свое будущее, принимаем свою фантазию об этом будущем за реальность и тихонько бьемся в конвульсиях. Пытаясь защитить нас от этих иллюзорных опасностей, наш собственный инстинкт самосохранения рисует в нашем сознании такие картины будущего, что мало не покажется!

Мы, разумеется, пугаемся и затем всячески стараемся подобного будущего избежать. Но ведь это только наша фантазия, а как будет на самом деле, мы не знаем. Возможно, нас, напротив, ожидает большое счастье за грядущим поворотом судьбы. Но мы пытаемся застраховаться и таким образом сами себя подставляем. Так ли, в действительности, опасна наша жизнь, чтобы проживать ее в постоянном страхе?

«У будущего, — писал Милорад Павич, — есть одно большое достоинство: оно всегда выглядит в реальности не так, как себе его представляешь». Но мы совершенно не понимаем и не ценим этого. Мы не критичны к собственному воображению и действуем согласно установленному природой закону: остерегаемся неприятностей, постоянно забегая вперед, придумывая этот «перед», исходя из собственных знаний и опыта.

В действительности, занятие это абсолютно бесполезное. Любовь, равно как и прочие жизненные неприятности, нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, — эта истина столь очевидна, что совершенно не нуждается в каких-либо доказательствах. Вспомните все свои серьезные неприятности, разве вы знали, что они с вами случатся? Нет, поскольку настоящие проблемы всегда падают, как снег на голову.

Чем невротичнее человек, тем сильнее его личность пронизана и скована патологическими защитами и тем больше тех вещей, которые он не способен и не пытается делать, хотя в силу своей энергии, умственных способностей или уровня образования может их осуществить. Чем тяжелее невроз, тем больше присутствует внутренних запретов, как скрытых, так и явных.

(Корен Корни)

Мы не знаем своего будущего, и наверное, это хорошо. Неприятности следует переживать по мере их поступления, а вот мучить себя заранее — это просто негуманно! Но нам неймется, мы постоянно пытаемся забежать вперед. И как только наше внимание обращается в будущее, нами овладевают тревога и беспокойство.

До тех пор пока мы думаем, что мы знаем свое будущее, мы будем испытывать тревогу. Но знание будущего — это иллюзия! Скажите сейчас, что именно (конкретно!) вы прочтете на следующей странице, пятая строка сверху? А вы уверены, что вы вообще это прочтете, что не отложите книгу, не забудете ее, не потеряете? Ни вы, ни я, ни кто-либо еще не способен ответить на эти элементарные, в сущности, вопросы! А я, например, не знаю, напишу ли ято, что будет там написано (если будет!). И что это будет, я тоже не знаю!

Признаемся же себе: мы не знаем, а предпо-ла-гаем наше будущее. Посмотрите на то, что вас тревожит, и вы поймете (вспомните), почему вы боитесь именно этого, а не чего-то другого. Вас этому страху научил ваш собственный жизненный опыт и, как это ни парадоксально, ваши знания. Но тут вступает в силу закон вероятности: из тысяч возможных неприятностей на вашу долю выпадет какая-то одна, может быть, две. Но как можно узнать, какая именно? Разве прошлый опыт поясняет будущее?

Все наши страхи — это предположения, основанные на субъективном жизненном опыте, а будущее — это всегда новое. Так что если вас и ожидают какие-то неприятности, то будьте уверены, вы не в курсе того, какие именно. Поэтому расслабьтесь, до их появления на вашей жизненной сцене вы абсолютно свободны! И это плюс, которым, впрочем, смогут воспользоваться только те, кто хорошо понимает: его будущее ему неизвестно. А знание будущего — это только иллюзия.

Наталья обратилась ко мне за помощью, когда от нее уже отказались все без исключения врачи. Ей исполнилось 57 лет, так что от ee организма действительно уже можно было ожидать манифестации каких-то телесных недугов, положенных человеку хотя бы «по возрасту». Но несмотря на все многочисленные проведенные исследования, никакой серьезной патологии у нее врачам выявить не удалось.

Все, что «накопали» мои коллеги, укладывалось в несколько безобидных диагнозов:

• во-первых, она перенесла острый артроз (воспаление суставов, вызванное, как правило, иммунными нарушениями), который на момент появления Наталии у меня уже благополучно сходил на нет;

• во-вторых, остеохондроз — болезнь всех невротиков, возникающая из-за того, что, пребывая в стрессе, они постоянно неосознанно напрягают мышцы, поддерживающие позвоночный столб, что и приводит к локальным нарушениям кровообращения с последующей дистрофией межпозвоночных дисков;

• в-третьих, у Натальи обнаруживался небольшой и неопасный узел щитовидной железе, который, надо признать, может вызывать весьма приятные симптомы, но лишь в случае; избыточной продукции гормонов этой железы, но у Натальи анализы на гормоны были идеальными;

• наконец, у нее отмечались фиброматозные изменения в матке, которые, впрочем, носили лишь начальный характер и хорошо поддавались консервативному лечению.

Тревога может скрываться за чувствами физического дискомфорта, такими как сильное сердцебиение и усталость; за многочисленными страхами, которые внешне представляются рациональными и обоснованными; она может быть скрытой силой, толкающей нас к выпивке или к погружению во всевозможные состояния помрачения сознания. Часто мы можем наталкиваться на нее как на причину неспособности выполнять то или иное дело или получать удовольствие, и мы всегда обнаруживаем ее в качестве влиятельного фактора, стоящего за внутренними запретами.

(Карен Хорни)

Без всякого преувеличения можно сказать, что любой другой человек, который бы не знал о наличии у себя этих заболеваний, скорее всего, считал бы себя абсолютно здоровым, поскольку не испытывал бы никаких серьезных болезненных симптомов. Однако состояние Натальи было таким, что казалось, еще чуть-чуть и жизнь ее оборвется. Хотя суставы, которые действительно сильно пострадали в процессе артроза, стали беспокоить ее меньше, приступы затрудненного дыхания, на которые она жаловалась и демонстрировала во время беседы, не только не унимались, а, напротив, существенно увеличились. Кроме того, он страдала от приступообразного повышения артериального давления, сердцебиений, нарушений со стороны желудочно-кишечного тракта и еще десятком других, более мелких, но не менее неприятных, симптомов.

Врачи, которые занимались обследованием и лечением Натальи, назначали и отменяли ей препараты, выдвигали одну, другую, третью и десятую гипотезу, объясняющую ее состояние. Зачастую она получала до 8-11 самых разнообразных лекарственных средств одновременно! И несмотря на всю интенсивность проводимого лечения, Наталья чувствовала себя все хуже и хуже. В чем же проблема? Почему медицина в ее случае оказалась бессильна? Ответ на этот вопрос, к сожалению, тривиален. Просто эти врачи — терапевты, эндокринологи, кардиологи, гинекологи, невропатологи и проч. — не удосужились внимательно ее выслушать. Если бы это произошло, то они бы выявили нечто, что решило бы задачу, — они бы направили Наталью к психотерапевту.

Чего же не узнали врачи, обследуя Наталью? Они не узнали, что случилось у нее за последние несколько лет. А случилось следующее. Эта женщина, всегда отличавшаяся сильным и решительным характером, волевая, привыкшая самостоятельно принимать решения, обеспечивать семью, в одночасье лишилась всякой возможности вести прежний образ жизни, а проще говоря, просто лишилась своей прежней жизни. В течение многих лет она была руководителем, возглавляла крупный универмаг. Но после пресловутой «смены собственника» она лишилась своей работы. Сразу вслед за этим последовал знаменитый финансовый кризис 1998 года, из-за которого она потеряла большую часть своих сбережений.

Ее дочь, которой в это же время исполнилось 27 лет, благополучно вышла замуж за англичанина и уехала жить за границу. С последним из двух своих мужей Наталья развелась еще 10 лет назад по причине его беспробудного пьянства. А потому после отъезда дочери она осталась в России без близких родственников. Жива была, впрочем, еще ее мать, но отношения с ней у Натальи были, мягко говоря, сложными. Матери было уже 89 лет, она всегда была слишком требовательна к своей дочери, а теперь нуждалась в постоянном уходе. Наталья уехала бы к дочери, но ни оставить свою мать, ни взять ее с собой она не могла.

Кажется, что ничто из пересказанного мною не является серьезной жизненной драмой, а потому и не могло послужить развитию у Натальи какого-либо психологического расстройства. Однако же эта не так. Она всегда была лидером, причем во всех смыслах, а теперь стала целиком и полностью зависеть от дочери. Отношения у них были прекрасными, но удаленность, невозможность быть с ней рядом тяжело травмировали лишенную прежних забот женщину. Лишь пару раз в году Наталья могла встречаться и со своей внучкой, которую очень любила и по которой скучала. Мать Натальи, прикованная к постели после инсульта, требовала постоянного ухода, а психологически не оказывала своей дочери никакой поддержки.

Короче говоря, вся эта ситуация была стрессовой: потеря работы, сбережений, потом отъезд дочери, невозможность часто видеться с любимой внучкой, необходимость постоянно быть при матери, которая и сама по себе была стрессом, — вот только общие, самые крупные штрихи к портрету. И вот вдобавок к этому хроническому, изматывающему стрессу у Натальи начинается артрит, который лишает я возможности передвигаться. Сильнейшие боли не позволяют ей уснуть, провоцируют сердцебиения, которые никак не унимаются, причиняя мучительный дискомфорт. Назначаемое лечение не оказывая эффекта, врачи дают противоречивые рекомендации — одни говорят! что нужно бросить принимать лекарства, другие, напротив, назначают их пачками. И вот эта внезапная болезнь и стала той последней каплей, которая привела к резкому ухудшению психического состояния Натальи.

На фоне столь бездарно проводимого лечения у Натальи возник приступ удушья, который, по всей видимости, был проявлением аллергической реакции, вызванной лекарственной терапией. Она, разумеется, испугалась, пыталась раздышаться, но субъективно (т.е. по ощущению) это ей не очень-то удалось. Врачи развели руками и снова что-то отменили, а что-то назначили. Наталья стала бояться повторения приступа, а поскольку страх сам по себе вызывает нарушение дыхания, долго ждать не пришлось. Приступ повторился, а врач «скорой помощи» сказал, что «дела плохи». Наталья перепугалась пуще прежнего, зафиксировалась на своем состоянии и снова оказалась в замкнутом круге своих страхов и врачебных консультаций. После специального обследования выяснилось, что с дыханием никаких проблем быть не должно. Но они были! И никто не догадался, что причина этих приступов не телесная, а психологическая.

Целый год врачи находили объяснения этим приступам, ссылаясь то на аллергию, то на остеохондроз, то на щитовидную железу, то на эндокринные сбои, то на Бог знает что! Наталья стала бояться выходить на улицу одна, постоянно принимала разнообразные препараты, из которых видимый эффект давал только феназепам (противотревожный препарат!). И вот через год эдаких страданий ее лечащий врач догадался, что пора уже проконсультировать эту измученную до невозможности женщину у психотерапевта.

Что обнаружил у нее психотерапевт? Он обнаружил, во-первых, хронический стресс, во-вторых, приступы субъективно затрудненного дыхания, которые являлись непосредственным проявлением этого стресса, а в-третьих, и это самое главное — иллюзию опасности. Да, Наталья находилась под дамокловым мечом иллюзии опасности. Испугавшись весьма тягостных проявлений своего артроза, она получила вдобавок приступы затрудненного дыхания, которые сопровождались повышением артериального давления, сердцебиением, головокружениями, потливостью. Все перечисленное — типичные симптомы тревоги, страха, внутреннего напряжения. То есть страх, вызванный телесным недомоганием, сам проявился телесными симптомами, которые, в свою очередь, стали необычайно беспокоить Наталью.

Страх, таким образом, прошелся по кругу и сформировал очерченный невроз, в основании которого лежала иллюзия опасности. Только во время первых приступов Наталья боялась, что может задохнуться и умереть. Потом она стала бояться уже самих этих приступов и своим страхом сама же их и провоцировала! Разумеется, от приступа субъективно затрудненного дыхания, который вызван собственным страхом, умереть невозможно, и сами по себе эти приступы не опасны. Организм человека, к счастью, не может ни с того ни с сего сам себя убить. Так что, в сущности, бояться было нечего. И если бы Наталья узнала и поняла это сразу, то никакого «порочного круга» страха у нее бы не сформировалось.

Первым делом нам предстояло выявить и развенчать иллюзию опасности, которая и была во всем произошедшем повинна. Паральлельно мы с Натальей заново учились дышать, по-иному реагировать на мать, иначе воспринимать изменение ее социального и семейного статуса. Короче говоря, необходимо было начинать жить заново: избавляться от невротического симптома, изживать прежний стресс и находить новые жизненные стратегии, способные предупредить возникновение подобных состояний. Как-никак, достаточна скоро ей предстояло перебираться на «туманный Альбион», к дочери и внучке, а ведь это тоже стресс… Впрочем, если помнить об иллюзорности опасности, с одной стороны, и ее пагубности другой, можно переезжать жить хоть на Северный полюс.

К сожалению, мы слишком серьезно относимся ко всем своим «напастям», «опасностям» и «угрозам». Мы драматизируем все и вся, мы, если анализировать содержание наших страхов, «умираем» по десять раз на дню. И при этом как ни в чем не бывало каждый вечер благополучно отходим ко сну. Мы готовы переживать из-за каждой ерунды так, словно бы это вопрос жизни и смерти. Но, Бог мой, когда последний раз вы решали вопрос жизни и смерти?! Решали ли вы его вообще?

Невротическая тревога строит тесный замок уверенности, который можно защищать и который действительно защищается с крайним упорством. В этом замкнутом пространстве способность человека спрашивать не допускается к актуализации; а если возникает опасность ее актуализации за счет вопросов, задаваемых извне, то невротик защищается фантастическим отвержением вопроса. Неспособность невротика к полноте встречи с реальностью делает его сомнения, как и его уверенность, нереалистичными. И его сомнение, и его уверенность — «замещенные», они направлены не туда, куда следует.

(Пауль Тиллих)

Все, что мы считаем «трагедиями», «катастрофами», «концом света» и т.п., на деле оказывается лишь очередным зигзагом судьбы. И ничем более! Сколько было таких зигзагов! Сколько раз мы лишались сна, не могли сосредоточиться, собраться, адекватно реагировать! И все из-за чего? Из-за того, что нам казалось, что это конец. И где он? Теперь нам кажется смешным, как мы переживали, когда родители тащили нас в детский сад. Нам кажется забавным, что от страха за невыполненное домашнее задание, за несданный зачет или экзамен мы сходили с ума и были готовы молиться всем святым, только бы… «Только бы» — что?! А как мы переживали, когда временно оказывались безработными. А как мы убивались, когда наша любовь оказывалась неразделенной. А как, наконец, мы можем тревожиться, «потеряв» своего ребенка или престарелого родителя, который или не отзвонился, УЙДЯ на вечеринку, или не услышал нашего звонка из-за слишком громко работающего телевизора! Ну что тут еще говорить…

Но мы-таки переживаем каждое событие — случившееся или только могущее случиться — так, слов но бы это последний аккорд и финал нашей судьбы. Какие бы трагедии нам ни довелось пережить, мы их переживем, оклемаемся — плохо ли, хорошо, но оклемаемся и будем продолжать жить дальше. Я подчеркиваю: любые трагедии! Без всякого преувеличения, единственной подлинной катастрофой, свалившейся на нашу голову, можно было бы считать собственную смерть. Однако же вот в чем штука: это катастрофа с которой нам никогда не придется иметь дела. По этому поводу замечательно выступил блистательный античный философ Эпикур: «Моя смерть — это та что я никогда не узнаю, то, с чем я никогда не встречусь. Ведь пока я есть — ее нет, когда она придет, меня уже не будет».

Кто боязливо забоится о том, как бы не потерять жизнь, никогда не будет радоваться ей.

(Иммануил Кант)

Мы безумно боимся неизвестного, в сущности, это нормальная защитная реакция: не знаешь — не лезь. А чтобы не лезть, надо бояться лезть. Страх, вообще говоря, самый эффективный способ добиться от над активных действий. Но если в нас есть хоть толика разума, разве не следует нам думать, что неизвестное — это вовсе не плохое и опасное, а неизвестное. Разве не случается так: что-то казалось нам «ужасным», «роковым», «трагичным», а на деле по истечений некоторого времени оказывается подлинной удачей? Практически во всех медицинских вузах профессор читающий студентам лекцию по сифилису, начинает ее с такой якобы личной истории: «Когда я учился на четвертом курсе института, — говорит профессор, — то был влюблен в одну девушку. Но в нее был влюблен и мой друг. Классический любовный треугольник! И вы не поверите, она выбрала его, а я остался с носом. Итак, тема лекции: „Клинические проявления сифилиса“». Конечно, если женщина предпочитает тебя другому, это кажется настоящей трагедией. Ну а если она больна сифилисом? Разве не является этот ее выбор большой личной удачей для того, кто остался с носом (в прямом смысле этого словосочетания)?..

После знаменитой катастрофы авиалайнера «Конкорд» во Франции все мировые телеканалы обошли кадры, запечатлевшие лицо человека, опоздавшего на этот злополучный рейс. Еще несколько минут назад он был в трансе — пропадала его путевка, стоившая ему не одну тысячу долларов! Еще за час до этого, за два часа, за три он уже начинал беспокоиться, что не поспевает к вылету. Возможно, он рвал на себе волосы и погонял нерасторопного водителя такси, возможно, он сокрушался и проклинал все на свете. Господи, как он бездарно реагировал на внезапно выпавший ему шанс остаться живым! А как, наверное, счастливы были поспевшие на рейс туристы, размещаясь в мягких креслах салона аэробуса…

Не будь этого события, не было бы и этих трагедий. Возможно, что не опоздай вы на ваш самолет, который благополучно долетел в пункт назначения, вы бы попали в этом пункте в другую — например, автомобильную — аварию или встретили бы там людей, которые бы оказали неблагоприятное влияние на всю вашу дальнейшую жизнь.

У меня тысячи таких историй. Есть и личные, как у нас всех. Но, может быть, вы думаете, что в значительном числе случаев, когда вам не повезло, вам действительно не повезло: условно говоря, самолет, на который вы опоздали, не разбился. Это совершенно неверное и поверхностное истолкование ситуации. Всякое событие, которое мы оцениваем позитивно, влечет за собою некие не известные нам еще последствия, которые, в свою очередь, могут стать и трагическими.

Допустим, вы расстраиваетесь из-за своего развод! Но почему вы не думаете о том, что, останься вы в этой браке, на вашу голову, возможно, посыпались бы куда более серьезные проблемы? Если же вы тяготитесь свое! бедностью, то, верно, и не подозреваете, сколько тpaгeдий, сколько рисков и утрат потенциально несет в себе богатство! Бедность — не сахар, но как знать, может быть, мед богатства в вашем случае — это чаша с ядом? Как знать, кем мне следует быть, чтобы избежать неприятностей, — бедным или богатым? На это совершенно невозможно ответить, а коли так, то стоит ли расстраиваться из-за того, что сейчас происходит то что происходит? В известной песне эта тема обыгрывается самым изощренным образом: «Если у вас нет собаки, то вам ее не потерять». Так иметь или не иметь! Я не знаю, никто не знает, даже Господь Бог, наверное, не знает, но в любом случае бояться — это просто глупо!

Да, оценить события можно только спустя время, только изведав те последствия, которые повлечет за собой это событие. Мы же полагаем возможным рассуждать о том, хорошо случившееся или плохо, еще до того, как это случившее произойдет. Конечно, мы оказываемся наказаны за эту исключительную наглость — наглость утверждать, что мы знаем, что к чему в этой жизни. За самомнение, за свою индюшачью уверенность в том, что мы знаем то, какими окажутся последствия тех или иных событии. Что это за наказание? Его имя — страх.

Проблема не в причинах наших страхов и опасений. Как правило, они просто смешны и бессмысленны — эти «причины». Проблема в том, что мы испытываем страхи, вот что действительно важно, вот что по-настоящему чревато! В основе всех наших жизненных ошибок лежал страх. Мы боялись что-то или кого-то потерять, а потому шли на сделку с совестью, поступали так, как, наверное, не должны были поступать. Впоследствии жизнь все расставила по своим местам, уготовив боявшимся не самые лучшие из них. Мы боялись потерять лицо, показаться недостаточно благородными или сообразительными, а потому решались на то, на что не следовало решаться. Время же, как ему и положено, показало, чего стоили эти наши поступки, вызванные страхом.

Свои страхи мы, как правило, не замечаем. Испытывая страх, мы увлечены тем, что считаем опасностью, тем, что кажется нам серьезной угрозой. И в этой своей увлеченности «предметом» страха мы не видим губительности совершаемых нами действий. С другой стороны, именно из-за страха мы упускаем реальные возможности и не замечаем тех вариантов решения проблем, которые всегда могли бы отыскать, не будь мы испуганы. Страх сужает и парализует сознание, это происходит всегда, вне зависимости от происхождения страха (животный страх, страх социальный, порожденный культурой, воспитанием). Так или иначе, страх всегда остается страхом, а мы, руководимые страхом, не способны сделать то, что следует сделать, но делаем то, чего ни в коем! случае нельзя было делать.

Тревожное состояние — это раздражительная слабость, словесное буйство от пустяковины и дурацкое думанье.

(И. П. Павлов)

Есть у страха и другое печальное свойство. Страх порождает проблемы, программирует человека на несчастья и неудачи. Например, опасаясь неудачи в каком-либо предприятии, мы избегаем этого предприятия, а потому автоматически терпим в нем неудачу. Если бы мы все-таки решились на это дело, то судьба выбрала бы нам один из двух возможных исходов — или пан, или пропал. Но, гонимые страхом, мы даже не предоставили судьбе возможности выбирать, выбирав страх, а что он выберет, известно заранее.

Хотя человек и не властен над фактом своего существования, смысл его существования может находиться полностью в его власти. Поэтому не надо бояться смерти. Надо бояться только того, что ты умрешь, не успев узнать, что обладал великой силой — силой свободной воли, по которой был властен даровать жизнь другим.

(Норман Казинс)

В этом механизме программирования неудачи могут быть задействованы и более глубокие механизмы. Например, человек, опасающийся за свое здоровье, начинает переживать и тревожиться. В результате у него перенапрягается вегетативная нервная система, которая регулирует функции внутренних органов. Это приводит к ряду самых неблагоприятных последствий: расстройству функций сердечно-сосудистой системы, желудочно-кишечного тракта, дыхания и т.п. Страх, кроме того, сказывается на обмене веществ и гормональном фоне, что также влечет за собой серьезные страдания организма, включая ожирение и бесплодие. Наконец, страх, длительное чувство тревоги неизбежно ведут к снижению иммунитета, т.е. защитных свойств организма. В результате человек оказывается беззащитным перед лицом инфекций и даже онкологически заболеваний! Получается, что страх болезни может привести к развитию заболеваний у совершенно здоровое человека. И ведь ничего этого не было бы, не бойся человек заболеть.

Аналогичная ситуация складывается и в тех случаях, когда дело касается наших межличностных отношений.

Представим себе женщину, которая опасается измены мужа. Как она будет реагировать на то, что он задержался, встретился со своими прежними знакомыми, уделил внимание сотруднице по работе? Вполне воможно, что все эти его действия были в высшей степени невинными и о какой-либо измене речь даже не шла. Но, испытывая страх и ревнуя, эта женщина будет провоцировать семейные скандалы и сцены.

Хорошо будет этому мужчине в такой семье? Как он будет себя чувствовать, если подвергается постоянным нападкам, страдает — без вины виноватый? Разумеется, его чувство к жене охладеет, он будет тяготиться этими отношениями и в конечном счете действительно изменит своей супруге, а может быть, просто уйдет в какой-то момент к другой женщине. Но разве не очевидно, что своими действиями, продиктованными страхом, его жена сама, собственными руками, создала все условия к тому, чтобы их отношения разладились, а брак распался? Страх программирует наше поведение, и последствия такого поведения разрушительны.

И наконец, третье плачевное последствие наших страхов — это последовательная и неотвратимая утрата силы. Количество наших ресурсов, которые пожирает наш страх, несопоставимо ни с чем другим. Страх вечно голоден и всегда ненасытен, он в буквальном смысле этого слова отбирает у нас последнее — способность ему сопротивляться. Вся наша сила, затрачиваемая, как кажется, на борьбу с нашими страхами, фактически идет не на изживание страха, а, напротив, на последовательное его усиление. Ничего не поделаешь, так работает наш психический аппарат.

Если мы позволили своему страху в какой-то момент одолеть нас, если у него получилось взять инициативу на себя, подчинить себе наши мысли и действия, то все последующее наше ему сопротивление, к сожалению, будет иметь лишь обратный эффект.

Страх сужает и парализует сознание, лишает нас здравого смысла и внутренней свободы. Страх порождает проблемы, программирует человека на несчастья и неудачи. Страх вечно голоден и всегда ненасытен, он в буквальном смысле этого слова отбирает у нас последнее — способность ему сопротивляться.

Вот почему знаменитое высказывание Франклина Рузвельта: «Единственное, чего намследовало бы бояться, так это собственного страха»— отнюдь не банальная игра слов. Только понимая ту реальнуюoпaсность, которую несут в себе сами нашистрахи, мы способны увидеть, насколько мелки и смехотворны вы зывающие их причины. Это все равно что бояться грибкового поражения ногтей, страдая раком. Если же мы будем относиться к своим страхам подобным образом то, верно, они перестанут нас одолевать. В конечном счете, нас можно испугать только в том случае, если мы со всей серьезностью относимся к угрозе. Если же мы понимаем, сколь эти угрозы иллюзорны, а по большом счету, надуманны, то бояться их мы просто не сможем.

Катя оказалась у меня на приеме после того, как ее уволили с работы секретаря-референта, заподозрив в ней наркоманку. Впрочем, работодателям восемнадцатилетней Кати было от чего обеспокоиться. Девушка худела буквально на глазах, на вопросы отвечала невпопад, стала постоянно опаздывать, мерзла в жару и вдобавок ко всему одаряла посетителей фирмы болезненно-блестящим взглядом. Однако же работодатели ошиблись, Катя страдала не от наркомании, а от нервной анорексии.

К счастью, родители Кати были к этому времени уже достаточно осведомлены о том, что это психическое заболевание, которое чаще любого другого заканчивается смертью больного, и о том, что их дочь нуждается в самой серьезной и обстоятельной психотерапевтической помощи. Вот они и воспользовались этим поводом — увольнением Кати с работы — чтобы вынудить ее госпитализироваться в специализированный стационар.

Нервная анорексия — это теперь крайне распространенное психическое заболевание, которое чаще всего развивается у молодых женщин и проявляется следующей клинической картиной. Поначалу девушка начинает беспокоиться о том, что она слишком толстая, и поэтому садится на диету. Она начинает худеть, доходит до состояния настоящей дистрофии, но все равно ощущает себя недостаточно «худой».

Будда учил нас, что «эго», «я» — это причина всех страданий. В сшей неистовой погоне за удобствами и безопасностью оно превращает нас в пленников порочного круга радостей и печалей, ибо удобство и безопасность — лишь иллюзии.

(Коун Иамада)

Постепенно ее несчастный организм заявляет отчаянный протест. У нее возникает сильнейшее желание есть, она повинуется этому порыву. Но сразу после приема пищи испытывает острое чувство страха «потолстеть» и вину за то, что «не сдержалась». Перепуганная до смерти, она бежит в туалет и вызывает у себя рвоту. Эта стадия анорексии называется на медицинском жаргоне булимической.

Невротическая тревога является не только прямым психическим выражением общей тревоги по отношению к жизни, но в индивидуальных случаях также и средством для достижения целей. Иногда, но не всегда, она служит тому, чтобы тиранить членов семьи или используется для оправдания себя перед другими или перед своим «я».

(Виктор Франкл)

У Кати была классическая анорексия в ее булимической стадии. Все началось, как это чаще всего и бывает, во время пубертата, т.е. в возрасте, когда тело девочки постепенно начинает становиться женским телом. В это время каждая девочка хочет нравиться окружающим особенно сверстникам мужеского пола, а потому совершенно ествественно, что ей начинает казаться, что она недостаточно хороша собою. «Свет мой, зеркальце! скажи, да всю правду доложи: я ль свете всех милее, всех румяней и белее?» То есть все по Александру Сергеевичу, правда, есть тут и один нюанс. Хоть в пушкинские времена худоба и ценилась ловеласами, но никогда это стремления к истощению собственного организма не достигало столь отчаянного повального характера, как сейчас. Идеал исхудавшей на диетах модели — мечта любой молодой девушки. Красивым у нас теперь считается не то, что красиво, а то, что худо.

Вот в этом стремлении к худобе, точнее, в страхе перед полноте и заключена сущность нервной анорексии. Когда Кате было 15 лет, то на 167 см ее роста приходилась масса в 62 кг. Ничего катастрофического для родителей, старших знакомых, учителей, врачей… Но для девушки это, без всяких оговорок, настоящая катастрофа. А если еще и молодой человек, внимание которого ты так хочешь привлечь, заявляет тебе, что, мол, «ты толстовата», — коса неизбежно находит на камень.

Понятие «толстая» — это только понятие, а всякие понятия, как известно, слишком растяжимы. И вот уже у Кати начинают выступать ключицы и ребра, торчат, как у скелета, кости таза, вот уже руки с ногами становятся похожи на палки с бугорками, а душа ее все просит «стройности» телесной. Просит и просит…

Удивительным кажется для многих тот факт, что эти девушки, начавшие однажды худеть, впоследствии уже не могут остановиться. Изначально же похудеть, как, например, Катя, с 62 до 55 кг, они минуют установленную отметку и продолжают двигаться дальше теми же темпами. К моменту госпитализации в Клинику неврозов им. академика И. П. Павлова вес Кати равнялся 42 кг при росте в 170 см. Разумеется, это настоящая катастрофа! Но напомню, девушка поступила к нам на лечение не потому, что считала себя больной и хотела избавиться от своей «пагубной страсти» к похуданию, а потому только, что на этом настаивали ее родители, и потому, что ее уволили с работы! Попробуйте догадаться, чего более всего она боялась, придя ко мне на прием? Если вы не знаете, то вряд ли и догадаетесь. Более всего она боялась, что я ее вылечу! Поскольку, как полагала Катя, если я ее вылечу, то она станет есть и не будет вызывать у себя после этого рвоту, а значит, потолстеет…

Похожая на героиню Освенцима, Катя продолжала панически бояться набрать хотя бы один килограмм. Все попытки родителей заставить свою дочь есть, по понятным причинам, заканчивались полным провалом. Она скрывала и то, что сидит на диете, и то, что отправляет в унитаз все съеденное за обеденным столом. Она не перестала этого делать, а просто перешла к полной конспирации, которая, впрочем, выглядела комичной, поскольку не заметить ее нарастающей худобы было невозможно.

Проблема нервной анорексии заключена в том, что сознание человека, страдающего этим заболеванием, поражено даже не одной, а двумя иллюзиями опасности. Первая, которая лежит на поверхности, может быть названа «иллюзией опасности потолстеть». А вторая, которая скрыта глубоко внутри подсознания и не всегда очевидна, должна именоваться «иллюзией опасности непривлекательности».

Увидеть иллюзорность одной опасности непросто, а увидеть иллюзорность двух, связанных друг с другом фиктивных угроз, — вдвойне. Гак ли действительно велика опасность стать «толстой»? Так ли Действительно взаимосвязано личное счастье и патологическая худоба? Да нет, конечно. Избыточная масса тела — это никакой не приговор и не является смертельной проблемой. А женитьба, которая состоялась не на тебе, а на твоем теле, тебе лично никакого счастья не обещает. Но именно этого и не осознает девушка, женщина, больная нервной анорексией. Ей, напротив, кажется очень естественным худеть и таким образом (т.е. с помощью худобы!) привлечь к себе внимание мужчины.

Страх калечит, парализует; и чем более парализованными вы становитесь, тем больше напуганы: так что это порочный круг.

(Бхагаван Шри Раджниш)

Хотя объекты, с которыми связывается страх, не обязательно имеют отношение к действительным причинам тревоги, конкретизация тревоги создает у субъекта представление о том, что угроза может быть устранена с помощью определенных действий. Такое представление не зависит от соответствия объекта, вызывающего страх, и реальных причин тревоги.

(Ф. Б. Березин)

Если не справиться с этими иллюзиями, если сама пациентка не осознает иллюзорность тех опасностей, которые вызывают у нее страх, рассчитывать на ее излечение не приходится. До тех пор пока она верит в опасность «неимоверно растолстеть», в неизбежность крушения «счастья в личной жизни» по причине собственной «полноты», ее положение будет только ухудшаться.

Вот почему, когда мы начали работать с Катей, я говорил ей только о том, какие реальные опасности ее ждут — а это дистрофия, нарушение мозговой деятельности, последующее кормление через зонд и вену и смерть; но и о том, как иллюзорны, как смешны кажущиеся ей опасности. Нам предстояло развенчать не только те нелепые заключения, которые были созданы ее левым полушарием, но и образы, которые наполняли ее правое полушарие. Мы должны были научиться воспринимать мир по-новому. И если на момент ее поступления в клинику вся ее жизнь вертелась вокруг оси под названием «еда», то после выписки из стационара ее восприятие мира зиждилось на чувстве самоуважения.

Это достаточно трудно — понять, что ты не можешь быть счастлив, если не принимаешь себя таким, какой ты есть, если не отказываешь себе в праве соответствовать своей природе. Катя выставляла себя на продажу, относилась к себе как к товару и боялась, что этот товар, «растолстевший», упадет в цене, что его не купят. Но, бог мой, как это было бы поистине ужасно, если бы ей удалось себя продать! Впрочем, в том-то весь и парадокс, что продать себя невозможно. Можно, наверное, продать свое тело, но наша душа — это своего рода «национальное достояние», она не продается, да и покупателя на нее, слав Богу, днем с огнем не найти. Все эти опасности иллюзорны: и то, что наше тело «колеблется в цене», и то, что душа наша может быть продана. Ни то, ни другое, даже при самом замечательном раскладе, не ведет к счастью. А потому если о чем и следует беспокоиться, так это о том, чтобы не испортить свою жизнь ужасом, страхом, тревогой. Портить жизнь иллюзией — самое пустое и поганое дело.

Когда я говорю о бессмысленности страха, то очень часто слышу в ответ: «Что вы такое говорите?! Как же без страха? Если я не буду бояться, что тогда может случиться!» Наверное, мне не нужно это подробно объяснять — мой оппонент находится в страхе. Разумеется, дискуссия в подобной ситуации по заявленной проблеме вряд ли возможна. Но давайте разберемся, что действительно может случиться? Если мы перестанем реагировать на жизненные обстоятельства страхом, то будем реагировать на них как-то иначе. То есть жизнь продолжается! Никакой катастрофы не произошло.

Лишенные возможности реагировать на внешние обстоятельства страхом, мы будем реагировать на них, подключая сознание. Прежде, ведомые своим страхом, мы реагировали на то или иное событие примитивными, в сущности, животными рефлексами, а теперь мы получаем возможность использовать собственные интеллектуальные ресурсы. Согласитесь, это неплохо!

Мне говорят: «Позвольте, но если я не буду бояться, то я начну переходить дорогу на красный свет и меня задавит машина!» Для меня настоящая загадка — подобные идеи могут рождаться в человеческих головах?! Если я не буду бояться попасть под машину, это вовсе не значит, что я захочу или решу стать жертвой «непреднамеренного наезда». Лишенный страха, я отнюдь не схожу с ума, напротив, я могу своим умом эффективно воспользоваться, поскольку он не будет ограничен, сужен, изжит моим страхом.

Иными словами, я не вижу никакой угрозы в отказе от страха. Конечно, он был крайне необходим нам, когда мы, точнее, наши далекие предки, передвигались на четвереньках. Но теперь он не более чем банальный атавизм — нечто, что досталось нам по праву наследования от животного царства, но лишенное теперь всякого смысла. Действительно, при самом подробном и самом пристрастном анализе выясняется, что в нашем страхе нет никакого смысла!

Зачем нам может понадобиться страх? Чтобы предупредить нас о возможной неприятности? Но разве с этим не способно справиться наше мышление? Разумеется, оно сделает это и лучше, и правильнее! Или, может быть, кто-то думает, что страх необходим человеку в качестве силы, обеспечивающей ему «общую мобилизацию»? И здесь страх только вреден, поскольку обеспечивает мобилизацию организма (мышечное напряжение, повышение артериального давления, учащение сердечных сокращений, изменение характера внешнего дыхания, рост потоотделения и т.п. ), которая, как правило, абсолютно не нужна нам в наших обычных стрессовых ситуациях. При разрешении конфликта в «трудовом коллективе», например, рост мышечного напряжения и подъем артериального давления, по понятным причинам, и ни к селу, ни к городу. Остеохондроз и гипертонию эта мобилизация, вызванная страхом, может обеспечить, а вот конструктивную дискуссию — вряд ли.

Смотреть на жизнь без страха; принимать законы природы не с кроткой покорностью, но как должно принимать их сынам природы, дерзающим искать и задавать вопросы; хранить мир и спокойствие в своей душе — вот убеждения, из которых слагается счастье.

(Морис Метерлинк)

Страх как способ реагирования на внешние обстоятельства безвозвратно устарел — и физически, и морально. В нем, после того как мы обзавелись мышлением, просто нет никакого смысла. Страх лишает нас конструктивности и приводит к неоправданному перенапряжению всего организма. Полагать, что все это оправданно, значит вводить всех и вся, а прежде всего — самих себя, в заблуждение.

Нам следует уяснить один очень важный факт: беда всегда приходит оттуда, откуда ее никто не ждет. Если вы постараетесь вспомнить сейчас те события, которые бы вы могли бы назвать своими самыми большими горестями, то, по всей вероятности, признаетесь себе в том, что они были, мягко говоря, неожиданными. То, что вы заболели, например, диабетом или попали в автокатастрофу, вряд ли ожидалось вами. Возможно, вы и думали о том, что это может с вами случиться, но совершенно точно не испытывали по этому поводу панического страха. То, что вас уволили по сокращению штатов или после реформирования структуры учреждения, в котором вы работали, тоже скорее всего случилось нежданно-негаданно.

В мечте есть сторона, которая лучше действительности; в действительности есть сторона, которая лучше мечты. Полное счастье было бы соединение того и другого.

(Л. Н. Толстой)

Я работаю врачом-психотерапевтом на кризисном отделении Клиники неврозов им. И. П. Павлова, куда со всего Санкт-Петербурга обращаются люди, которые пережили самые тяжелые жизненные трагедии: гибель Детей, близких людей, насилие, финансовый крах, личные драмы. И никто из этих людей не мог и предположить, что это с ними случится. Гипотетически — может быть, но так, чтобы этого бояться… Им в голову не приходило! Подлинные трагедии всегда нежданные и негаданные. А чего бояться, если не подлинных трагедий? А их-то как раз и не стоит бояться, все равно не угадаете.

Не хочется, чтобы мой читатель подумал, будто что автор пытается уверить его в том, что опасностей и существует. Они существуют, не в том объеме, в котором нам представляются, но все-таки, конечно, есть Но нам бы следовало осознать простую вещь: oпaсности и опасения — это не одно и то же. Мы должны хорошо для себя уяснить: то, чего мы боимся, — это возможные трагедии, а жизнь предлагает нам те невзгоды, которые она предполагает. Совпадение тут — редкость, причем казуистическая!

Поскольку количество возможных опасностей в принципе не ограничено, вероятность угадать свою судьбу просто минимальна. Я подчеркиваю, это технически невозможно! Собственно, все это и заставляет меня говорить: наши опасения — это иллюзия опасности. Которая, впрочем, сама является серьезной опасностью. Иными словами, то, чего мы боимся, и то, что нам предстоит пережить, — это две совершенно разные вещи. Стоит ли в таком случае обращать внимание на то, что кажется нам опасностью и угрозой? Стоит ли тратить жизнь на страдания по поводу гипотетических опасностей с которыми нам просто не суждено встретиться? Вряд ли это оправданно.

Психиатрия создает слишком много суеты вокруг симптома тревоги, мы живем в век тревоги, но тревога — это всего лишь напряжение между сейчас и потом. Очень немногие люди могут выдержать такое напряжение, поэтому они заполняют пустоту репетицией, планированием, они «хотят быть уверенными», что у них нет будущего. Они пытаются удержать стабильность, и это, конечно же, блокирует любую возможность роста и спонтанности.

(Фредерик Пёрлз)

Таким образом, верить своим опасениям — чистой воды безумие. Если же мы перестанем им верить, то от одного этого шага жизнь способна измениться самым кардинальным образом и неизбежно — в лучшую сторону.

Что ж, теперь, когда мы рассмотрели то, что представляет собой иллюзия опасности, самое время уяснить правила поведения в отношении этой иллюзии. Сосредоточимся на противоядиях…

Иллюзия опасности, т.е. наши страхи, опасения и тревоги, — это иллюзия. Однако до тех пор, пока мы не замечаем иллюзорности своих страхов, пока мы верим в эту иллюзию, рассчитывать на освобождение oт этих монстров, превращающих нашу жизнь в муку, невозможно.

Первый этап: необходимо заметить, что мы тревожимся, испытываем опасения или страх.

Как правило, мы отчетливо осознаем то, из-за чего мы тревожимся, но не замечаем того, что тревожимся Надо признать наличие у себя страха, опасений или тревоги. До тех пор пока это не сделано, страх разгуливает в нас как ни в чем не бывало, и «ухватить» eго положительно невозможно.

Итак, признайте, что вы боитесь, что с вами что-то случится (например, что вы заболеете или уже больны) что произойдет какая-то неприятность (например, что вам откажут, обманут и т.п. ). Конечно, это непросто. поскольку этот страх кажется вам обоснованным, a потому и незаметен и его собственный вред.

Второй этап: необходимо осознать иллюзорность опасности, понять, что она только кажется опасностью.

Мы привыкли воспринимать работу своего сознания как истину в последней инстанции. Нам кажется, что если мы чего-то боимся, то это действительно представляет собой реальную угрозу. На деле же мы имеем некие внешние обстоятельства и свой испуг, связанный с этими обстоятельствами. Мы заглядываем в будущее, додумываем его и тревожимся по поводу собственной выдумки.

Однако если мы осознаем, что имеем дело с собственными предположениями, представлениями, собственными фантазиями, то ситуация меняется кардинально. Кто знает, как будут развиваться события дальше? Кто может сказать, к лучшему или худшему то или иное событие? Может быть, нам, напротив, показано пережить то, чего мы боимся? Впрочем, последний вопрос из области уже совсем гипотетической. Ведь мы только предполагаем, что случится то, что случится, а на самом деле скорее всего этого или просто не произойдет, или произойдет нечто совсем иное.

Третий этап: следует обратить внимание на реальность, на то, что происходит сейчас, на то, что является жизнью, а не фантазиями о будущем.

Гонимые своими страхами, мы совершенно забываем о нашей жизни, о том, что происходит сейчас, в действительности. Так ли ужасно то, что произошло? Вот кто-то что-то сказал, вот где-то что-то заболело, вот принято то или иное решение… Что дальше? Это катастрофа, «конец всему»? Отнюдь. Произошло то, что произошло. Возможно, произошедшее потребует от нас каких-то новых действий, и это нормально. Возможно, нам придется изменить свою тактику, иначе посмотреть на ситуацию, которая прежде воспринималась нами так, а не иначе. То есть надо продолжать жить, а впадать в панику нет никакого смысла.

Произошедшее уже случилось, с этим ничего не пoделаешь. То, что еще не произошло, — не произошло, и если у нас и есть какие-то гипотезы, то это только гипотезы, подкрепленные нашей субъективностью. В настоящей жизни есть жизнь, есть то, что можно нужно использовать, то, на что можно и нужно опираться. Всегда необходимо помнить: жизнь дает возможность двигаться дальше. И глупо бояться жизни, глупо ее игнорировать — это самая большая ошибка, на которую только способен человек. Будущего еще нет, я есть настоящее, и в нем всегда можно что-то важное нужное для себя делать, а в будущем ничего нельзя сделать, потому что его еще нет.

Четвертый этап: вместо того чтобы обороняться от собственных фантазий, используйте те возможности, которые предоставлены вам жизнью.

Итак, вы четко уяснили для себя очевидную вещь: будущего не существует, оно только предполагается. С другой стороны, вы посмотрели на реальность и нашли в ней массу скрытых возможностей. Теперь осуществите выбор между иллюзией (вашими предположениям вызывающими у вас страх и тревогу) и реальностью, в которой есть то, что есть. Выбор этот очевиден, так что не лукавьте сами с собой. Выбираем реальность.

Каким будет будущее — неизвестно, но известно настоящее. Из чего исходить, предпринимая те или иные действия? Разумеется, из того, что предлагает нам настоящее. А что оно вам предлагает? Что вы сейчас можете делать? Какие ресурсы настоящего вы можете использовать? Что является той очевидной данностью, накоторую можно опереться? Отвечайте на эти вопросы и действуйте.

Если мы хотим наслаждаться жизнью, то сейчас — самое подходящее время для этого; не завтра, не в следующем году, не в следующем рождении, а сейчас. Лучше всего подготовиться к прекрасной жизни в следующем году мы можем, проведя этот год полноценно, гармонично и радостно. Наша вера в счастливое будущее не имеет смысла, если мы не можем создать для себя счастливое настоящее. Пусть самым прекрасным днем в нашей жизни всегда будет сегодняшний день.

(Томас Дрейер)

Запомните — страх любит тех, кто заглядывает в бу-ду-щее, вместо того чтобы опираться на настоящее. Страх любит тех, кто питается грезами, вместо того чтобы делать то, что он может делать при тех условиях, которые имеются на данный момент. Так что не ждите, пока ситуация изменится, тогда вы уже не сможете сделать то, что можете сделать сейчас. Если же постоянно вести себя подобным образом, то вы никогда, подчеркиваю, никогда ничего толком не сделаете!

Это правило звучит очень просто: в ситуации, которая вас пугает, поступайте так, словно бы этого страха нет.

Прежде чем реализовывать эту простую инструкцию, необходимо уяснить для себя несколько моментов. Во-первых, то, что ситуация, в которой вы испытываете тревогу и страх, кажется вам опасной, — это иллюзия. Во-вторых, из-за своего страха вы не можете чувствовать себя уверенно, а потому в этой пугающей вас ситуации вы ведете себя неправильно, что и усиливает ваш страх. В-третьих, справиться со своим страхом в Данной конкретной ситуации можно только в том случае, если вы позволите себе вести себя так, словно бы этого страха нет.

Первый этап: определите то, как вы ведете себя в пугающей вас ситуации.

Что вы обычно делаете в какой-то конкретной ситуации, которая вызывает у вас страх?

Думайте об этом и запишите весь ваш «фобический» алгоритм поведения. Записали и заучили — это то, чего вам нельзя делать. Помните: все мысли, которые вы традиционно думаете в этой ситуации, теперь думать нельзя. Помните: все чувства, которые вы переживаете в этой ситуации, подпадают под категорический запрет. Помните: вам ни в коем случае нельзя совершать тех поступков и действий, которые вы обычно совершаете в этой ситуации.

Подавление, блокировка сознания, происходящая при невротической тревожности, делает индивида более уязвимым для угрозы, а следовательно, усиливает невротическую тревожность.

(Ролло Мей)

Второй этап: определите, как бы вы вели себя в этой ситуации, если бы не испытывали страха.

Придумайте сценарий своего поведения в данной конкретной ситуации, но при условии, что вы не испытываете в ней страха. Подробно запишите, что вы должны были бы думать, чувствовать и делать в этой ситуации, если бы вы не боялись того, что вас пугает. Запишите и заучите — это то, что будет вашей новой ролью. Начните вести себя в соответствии с новым сценарием, т.е. думайте, чувствуйте и действуйте в соответствии с задуманным.

Помните, чтобы победить страх, недостаточно «все правильно понимать», важно правильно действовать. Поэтому в данной, конкретной ситуации, вызывающей у вас страх, действуйте так, словно вы не испытываете своего страха, и он неизбежно улетучится. Только так вы сможете убедиться в том, что ваш страх, ваши опасения и тревоги — только иллюзия. Вы не замечали этого до сих пор только потому, что вели себя так, словно эта опасность не иллюзорна, а реальна и действительна.

Иллюзия опасности — это лучшее доказательство того, что время играет с нами, как ему заблагорассудится. Умом мы прекрасно понимаем, что прошлого уже нет, а будущего еще нет. Однако когда мы испытываем страх, то неизбежно, полагаясь на свой прошлый опыт (знания), начинаем прогнозировать опасности, которые, как нам кажется, ждут нас в будущем. В результате мы теряем настоящее, а потому просто не можем не испытывать страха. Но если время может таким бессовестным образом играть с нами, почему бы и нам не позволить себе поиграть со временем?

Чтобы научиться играть со временем, нужно понять, что такое подлинная катастрофа. Подлинная катастрофа — это наша собственная смерть, поскольку после того как это произойдет, мы, разумеется, выходим из игры. Но до тех пор пока жизнь продолжается, она продолжается — плохо ли, хорошо, она выносит нас на поверхность, предоставляя новые и новые возможности. Поскольку же в нашей жизни нет и не может быть абсолютной катастрофы, то очевидно, что все можно пережить. Если же все можно пережить, то почему бы не представить себе, что все самое ужасное, что может быть в нашей жизни, уже в ней произошло.

Все наше достоинство заключено в мысли. Не пространство и не время, которых мы не можем заполнить, возвышают нас, а именно она, наша мысль.

(Блез Паскаль)

Итак, представьте себе, что все самое ужасное в вашей жизни уже произошло, что все самые трагические события, которые только могут случиться в жизни человека, уже благополучно вас посетили. Однако поскольку ни одно из них не является подлинной (финальной) катастрофой, вы благополучно их миновали, выплыли и теперь продолжаете жить так, словно бы уже ничего хуже того, что вы пережили, случиться с вами не может.

Этот достаточно простой прием позволит вам ощутить всю мелочность ваших бесконечных переживаний, всю суетность ваших страхов и всю бессмысленность ваших тревог. Вы, возможно, слышали такую рекомендацию: «Живи так, словно это последний день в твоей жизни». Мне не кажется, что это продуктивно. Лучше, если вы будете жить так, словно бы последний день в вашей жизни был вчера, а сегодня вы уже абсолютно свободны.

Если вы сможете относиться к своим страхам и тревогам без всякого пиетета, если вы сможете посмотреть на них свысока, то они из «больших» станут «маленькими». А маленькие несчастья, как вы, наверное, догадываетесь, не страшны. Ну о чем еще можно мечтать в этой жизни, как не о возможности прожить ее, не испытывая страха?

Хочешь достигнуть цели своего стремления — спрашивай вежливее о дороге, с которой сбился.

(Вильям Шекспир)

Вся наша жизнь проходит в бесконечном поиске опасностей и угроз. За один только прожитый день мы умудряемся чуть ли ни до смерти пугаться Бог знает чего и Бог знает сколько раз. При этом реальные опасности и угрозы ходят совершенно по другой траектории, появляясь в нашей жизни там и тогда, где и когда их совсем не ждали. Иными словами, мы ожидаем опасности и угрозы там, где мы их ожидаем, а не оттуда, откуда они должны прийти.

С другой стороны, совершенно очевидно, что «рассчитывая», предполагая свое будущее, мы основываемся на своем собственном опыте. Но ведь мы и сами меняемся, и жизнь меняется, так что ожидать, что нас ждут те же опасности, которые мы уже пережили или могли пережить, неоправданно. Кроме того, у жизни слишком много разнообразных, неведомых нам подвохов, а потому угадать тот, который выпадет лично нам, практически невозможно.

Положенные на нашу долю напасти достанутся нам в положенное время. И для этого вовсе не нужно вызывать их или искать. Они найдут нас сами, об этом можно не волноваться, они вполне могут сами о себе позаботиться. Нам же имеет смысл позаботиться о том, чтобы лишний раз не озабочиваться, тем более что мы и не знаем, где и когда этот гром грянет.

Разве не логично сделать из всего этого следующий вывод: если вы чего-то боитесь, то можете быть уверены, что вот как раз этого с вами и не произойдет. То есть всякий раз, когда вы начинаете бояться чего-то конкретного, например определенного заболевания, вы можете чистосердечно себе признаться: «Вот чего-чего, а этого-то у меня и не будет!»

Все это абсолютно не значит, что мы должны нарушать правила «техники безопасности». Отнюдь! Их, конечно, нужно в меру сил соблюдать. Обо всех этих правилах мы хорошо осведомлены: не нужно засовывать пальцы в розетку, не следует переходить дорогу на красный свет, неоправданно злоупотреблять алкоголем, необходимо мыть руки перед едой, время от времени появляться у врача… Все это можно и нужно делать, а вот бояться — бессмысленно и вредно.

Любое действие можно делать под нажимом страха, а можно и просто потому, что так делать лучше. В первом случае действуя по указке страха, вы, возможно, и оградите себя от каких-то неприятностей (что далеко не факт). Однако верно здесь и другое: вы будете жить в страхе, а приятного в этом тоже мало. Сознание как раз и дано нам затем, чтобы мы имели возможность решать свои жизненные задачи с помощыо здравого смысла. В конечном итоге, жить вмире обретений и достижений — лучше, чем в мире потерь, опасений и постоянных утрат.

Так что помните о главном, о том, что вы можете потерять, разменяв радость жизнь на бесконечные страхи, которым действительно нет конца, если вы не боитесь бояться.

Все ваши страхи — это только иллюзии. А вот жизнь мы действительно можем потерять, отдавая себя на откуп этим страхам. Только если ты помнишь о главном, ты никогда не ошибешься.

Страх отравляет жизнь — это нужно помнить. Только в том случае, если мы понимаем, сколь пагубен и опасен страх сам по себе, мы способны от него отказаться Причины, которые заставляют нас тревожиться, — мелочны и несерьезны, однако жизнь, полная подобных негативных переживаний, вряд ли может быть признана состоятельной. Вот и получается, что мы растрачиваем самое дорогое — нашу жизнь — ради самого бессмысленного и никчемного — наших страхов, опасения и тревог.

Таким образом, наша задача проста: необходимо определиться с главным приоритетом. Что для вас по-настоящему важно — та мелочь, из-за которой вы переживаете, не спите ночей, не можете ни работать ни отдыхать, или же все-таки жизнь? Если приоритетным оказывается жизнь, причем свободная от бесконечных терзаний и мук, то ваши страхи покажутся вам ерундой, о которой не стоит даже и вспоминать.