Глава 7

Люди любят делать друг другу сюрпризы... с разным успехом

   -- Папочка, мамочка, привезли! -- очаровательная девчушка лет шести посмотрела на вошедших с вершины лестницы и с топотом унеслась вглубь дома. По знаку сопровождающего Роберт, Пат и парнишка лет двадцати встали в ряд перед лестницей в ожидании купившего их свободного.

   "Радостный" миг встречи с господином, просто мечта всей жизни", -- горько думал Роберт, когда через десять минут ожидания откуда-то сбоку появился тот самый человек, что так внимательно осматривал его перед аукционом, и холеная женщина, по-видимому, его жена. Хозяева... Маленькая девочка вприпрыжку бежала впереди.

   -- Добро пожаловать под эту крышу, дети мои! -- торжественно провозгласил свободный. Питомцы поклонились -- безупречный поклон под углом ровно в шестьдесят градусов, как их и учили.

   -- Ну-ну, дети, к чему эти церемонии? -- добродушно усмехнулся хозяин. -- Для двоих из вас этот дом станет родным... -- Роберт насторожился. "Для двоих? А с третьим-то что будет? Отправят на галеры? На урановые рудники? Или принесут в жертву вуду?.."

   -- ... здесь вас ждет забота и любовь...

   Сопровождающий деликатно кашлянул.

   -- Свободный Эллендер... -- напомнил он о себе. -- Бумаги...

   Эллендер прервал прочувственную речь и протянул руку за документами.

   -- Давайте, я подпишу... Да-да, все правильно, -- проговорил он, бросив беглый взгляд на бумаги, а затем придирчиво оглядев свои покупки. -- Доставили по адресу в полной сохранности. Благодарю.

   Свободный быстро подписал документы и одним жестом отпустил сопровождающего.

   -- Папочка, папочка, она такая красивая, -- щебетала малышка, -- прямо как куколка. Это для меня?

   -- Линда, -- строго проговорила женщина. -- Будь умницей. Ты еще слишком мала, чтобы опекать питомцев.

   -- А я хочу! -- кроха Линда недовольно топнула.

   -- Линда, звездочка моя, -- свободный Эллендер наклонился к дочери. -- Иметь питомцев очень большая ответственность и тяжкий труд. Для этого надо много и долго учиться. Надо знать, как обеспечить питомцам хорошую жизнь, как следить за их здоровьем, как подбирать им пару и обеспечивать продуктивную линию, как заботиться о потомстве. Давай для начала ты потренируешься на своем щенке. Вот когда он у тебя вырастет, принесет щеночков, и ты сможешь найти для них новых хозяев, вот тогда мы с тобой поговорим. А пока еще рано...

   Линда на мгновение задумалась.

   -- А они будут со мной играть?

   -- Линда! -- хозяйка недовольно одернула дочь. -- Питомцы должны работать.

   Эллендер улыбнулся:

   -- Питомцы не игрушка, принцесса. И потом, мама права -- они должны работать. Вот этот питомец, -- свободный положил руку на бритую голову двадцатилетнего парнишки, -- хороший кондитер, он будет работать у нас на кухне и делать для тебя пирожные. Эта будет моим секретарем, ну, а этого питомца, -- Эллендер указал на Роберта, -- я купил в подарок для наших друзей Рейбернов...

   Пока Роберт пытался переварить новость, Линда вновь топнула.

   -- Не хочу для Рейбернов! -- возмутилась малышка. -- Рейберны плохо относятся к питомцам!.. Ты сам говорил...

   -- Линда, детка, -- свободный Эллендер был преисполнен терпения. -- Наши друзья вовсе не плохо относятся к питомцам, просто немного неправильно. Вот твой щенок -- его ведь надо учить... Приучать к месту, к командам, иначе он будет грызть твои игрушки, а тебе это не понравится. Если ты не сможешь его обучить, нам придется отдавать щенка на выучку специальным людям, тратить много денег и времени на дрессуру. Так вот, Линда, питомцев тоже надо воспитывать, а наши друзья не всегда об этом помнят. К счастью, этот питомец воспитывался по специальной программе, он многое умеет, он послушен, и мы без опаски можем передать опеку над ним нашим друзьям. Это будет полезно и для него, и для наших друзей. А теперь, детка, пора возвращаться к делам. О питомцах надо позаботиться и дать им имена. Если хочешь, ты можешь сделать это сама.

   Линда захлопала в ладоши, и Эллендер довольно улыбнулся.

   -- Ну что ж, звездочка моя, начинай.

   -- Она такая красивая, -- Линда внимательно оглядела Пат. -- Давай назовем ее Бэль.

   -- Хорошо, Бэль так Бэль, -- согласился Эллендер. -- А этого?

   -- Его Тимми, -- нарекла Линда парнишку-кондитера. -- А вот этого...

   -- Линда, этого пока не нужно называть, имя ему дадут наши друзья...

   -- Нет нужно, нужно, -- заспорила девочка. -- Без имени нельзя!

   -- Ну, хорошо, -- согласился свободный. -- Так как ты его назовешь?

   Линда задумчиво обошла Роберта.

   -- Пусть будет Подарок.

   -- Чудесно! -- свободный оглянулся. -- Роджер, вы все запомнили?

   -- Конечно, свободный, -- из-за спины Эллендера вышел какой-то человек и, не спеша, оглядел питомцев. Под его цепким взглядом Роберту стало совсем неуютно. Взгляд был особенно неприятным, так как глаза мужчины были слишком светлым, и казались такими же выцветшими, как и волосы. По одежде и манерам Роджера можно было принять за свободного, но ошейник выдавал его статус. "Имя: Роджер Смарт", -- прочел Роберт. -- "Опекун: Натаниэль К. Эллендер". -- Вы хотите, чтобы я перепрограммировал данные по опекунству Подарка?

   -- Нет, этого не требуется, -- Эллендер взял дочь за руку. -- Ровно в восемь данные сменятся автоматически. Позаботьтесь пока обо всем остальном -- разместите питомцев и займитесь Подарком. Я хочу, чтобы через два часа он был готов.

   -- Конечно, свободный. Два час, это больше, чем достаточно.

   Роберту вновь показалось, что перед глазами все плывет. Пленник, товар, раб, а теперь еще и подарок, он подавленно смотрел вслед свободному семейству, наблюдал, как управляющий вводит в ошейники новые имена, терпеливо снес эту процедуру, когда доктор Смарт дошел и до него, выслушал наставления управляющего... Но потом, когда доктор вызвал еще двух рабов и его повели куда-то вглубь дома, велели встать на разложенный по полу полиэтилен, расставить руки и ноги, и стали красить из пульверизатора... Когда ему на голову напялили золотой парик с бантом, на ноги золоченые же сандалии, через плечо позолоченный колчан, вместо стрел заполненный золоченными имитациями карандашей и художественных кистей, а на плечи накинули коротенький золотой плащ, совершенно не прикрывавший наготу, и принялись, как попугая, натаскивать на чтение идиотских и бездарных стихов, Роберт решил, что, должно быть, ударился во время шторма головой и теперь лежит в коме в какой-то клинике, а все окружающее не более чем бред его травмированного мозга. От этой мысли молодой человек остановился на полуслове, бессмысленно уставился в пустоту и почти сразу же получил пощечину.

   -- Сосредоточься, Подарок! -- нахмурился управляющий. -- Повторяй поздравление еще раз -- с начала.

   Пощечина привела Роберта в себя, и он понял, что все случившееся было не сном и не бредом, а его жизнью -- жизнью раба...

   Патриция Ричмонд, получившая имя Бэль, оглядела свою комнату и подумала, что ей повезло. Конечно, ее жилище трудно было назвать уютным. Маленькая, с узкой откидной койкой, небольшим шкафчиком для одежды, столом с компьютером и рядами полок для папок, ее комната могла показаться клетушкой, не достойной даже человека, живущего на продовольственные талоны. И все же комната была чистой, светлой, а главное -- принадлежала ей одной, точно так же, как и прилегавшие к комнате душ и туалет.

   После двух месяцев жизни в общежитии это приводило Пат в особый восторг, и она от души благодарила Господа, пославшего ей богатого и влиятельного хозяина. Ошейник и статус рабыни не слишком волновали девушку, и она больше расстраивалась из-за убогого серого платья, напоминавшего балахон с множеством кармашков для ручек, карандашей и блокнотов, и уродливого парика. В конце концов, размышлял Патриция, в ее жизни мало что изменилось, да и была ли она когда-нибудь свободна? Никогда! -- признала Пат. Разные идиотки сколько угодно могли кричать о равенстве, возмущаться сексуальными домогательствами и устраивать показательные процессы, но что, кроме красоты и своего тела, могла продать Пат, чтобы проложить путь наверх? Ничего.

   Липосакция, коррекция груди, носа и подбородка, регулярная эпиляция и окрашивание волос, а также постоянные консультации у психоаналитиков стоили Пат продажи родительского дома, зато превратили ее в совершенство. И все же пролезть наверх было нелегко. Пат отдавала себе отчет в том, что никогда не сможет пробиться даже в старлетки, что она совершенно не умеет петь и танцевать и, значит, путь наверх лежит через офисы нужных людей. Вот только с этими людьми все оказалось не так просто. Половина потенциальных работодателей придерживалась не той ориентации, а оставшиеся были либо давно и надежно женаты, либо собирались жениться на богатых наследницах, либо у них уже были ловкие любовницы и места для Пат там никто не оставлял. Роберт казался Патриции счастливым билетом наверх, первой ступенькой к богатству и успеху, хотя периодически и раздражал девушку редкой недогадливостью.

   И кто мог подумать, что эта ступенька обвалится под ее ногой, а они оба угодят в рабство? Впрочем, продавалась ли она сама или продавали ее, Патриция не собиралась менять принципы. Новый хозяин мог дать много больше, чем Роберт, и Пат не сомневалась, что на смотринах и аукционе свободный Эллендер сполна оценил ее фигуру и красоту. Как бы нарядно не одевалась хозяйка, Патриция была красивее, и если ее красоту заметил даже несмышленый ребенок, странно было бы, чтобы молодой и здоровый мужчина оказался слеп.

   Девушка верила, что вскоре ее жизнь изменится к лучшему, и полагала, что это даже хорошо, что Роберт не будет жить под одной крышей с ней. Еще во время подготовки к аукциону Пат поняла, насколько ее статус выше статуса Роберта. Хозяин вряд ли ободрил бы общение личной секретарши с какой-то "мебелью", а уж другие отношения были для них и вовсе невозможны. Патриция была уверенна, что сможет стать для Эллендера кем-то большим, чем секретарь, а вот Роберт с его идиотскими представлениями о жизни мог все неправильно понять и испортить. Немедленный отъезд бывшего жениха был лучшим решением возможных проблем, и Пат еще раз поблагодарила Всевышнего за заботу и доброту.

   Таким образом, цель и средства были понятны Пат, оставалось придумать, что можно сделать с париком и как обходиться без косметики, потому что с платьем ничего сделать было нельзя. Пат придирчиво осмотрела себя в маленькое зеркальце и с облегчением подумала, что даже в таком виде выглядит лучше хозяйки...

   От резкого звука автомобильного гудка Пат вздрогнула, чуть было не выронила зеркальце, торопливо подошла к окну. Наряженные в вечерние костюмы, ее хозяева направлялись к длинному автомобилю. Пат со вздохом зависти рассматривала платье свободной Эллендер и утешила себя тем, что когда-нибудь у нее будет платье еще лучше и еще роскошней. А потом она заметила, как двое питомцев ведут выкрашенного в золото Роберта, и рассмеялась. Больше всего на свете бывший жених напоминал ожившую статую Аполлона Бельведерского и, зная его нелюбовь к этому творению, видеть такое сходство было очень и очень смешно. Девушка тихонько хихикала, а потом с удивлением почувствовала, как по щекам струятся слезы. "Что со мной?!" -- поразилась Пат, -- "Ведь все идет хорошо, так какого же черта я плачу, как последняя деревенская дура?!"

   Из горла Пат вырвалось что-то похожее на рыдание, и она с ужасом поняла, что все же любит Роберта. И это чувство показалось ей вопиюще неуместным.

   Эллис Дженкинс с трудом дождалась обещанного отчета, но изучение документов группы Торнтона подкинуло удивительный сюрприз. Сенатор уже видела двух попаданцев, воспитанных по специальной программе "перезагрузки", но теперь обнаружила, что их было не двое, а трое, и третьим оказалась женщина -- доктор Джен Сазерленд, агент службы психологической поддержки. Эллис не могла понять, какую опасность могла представлять двадцатидвухлетняя девчонка, но решила, что теперь ей не потребуется ждать месяц, чтобы пообщаться с приобретением первого мужа. Необходимую информацию могла дать и Джен, а ее работа позволяла вызывать девчонку хоть каждый день, вдоволь расспрашивать и собирать факты.

   Выслушав заявку сенатора, диспетчер службы смутился:

   -- Но, сенатор, доктор Джен совсем неопытна... Я могу порекомендовать...

   -- Этого не требуется! -- Эллис не собиралась отступать. -- Я видела данные доктора Джен, и меня они удовлетворяют. Доставьте ее как можно скорей...

   Когда минут через сорок к Эллис вошла нарядная девушка в огненно-рыжем парике, сенатор мысленно признала, что у доктора Джен и правда отсутствует какой-либо опыт. Излишне яркий парик, скованность движений и неуверенность в глазах говорили об этом лучше уверений диспетчера. При всех попытках выглядеть уверенной, красивой и грациозной, Джен, на взгляд Эллис, представляла жалкое зрелище. "Бедняжка, -- думала сенатор, -- неужели эту девочку ломали так же грубо, как и "дискобола"? Неудивительно, что один отупел, а другая так напугана". Эллис даже решила, что напоследок надо будет непременно приласкать и утешить малышку, в конце концов, ей это ничего не стоит, а девочка поймет, что ее судьба не так уж и плоха.

   Попаданка попыталась изобразить изящный поклон, но Эллис только доброжелательно улыбнулась.

   -- Оставь, детка, мы же не на светском приеме. Садись поближе и поболтаем. Мне сегодня скучно. Так, значит, тебя зовут Джен, и ты попаданка? Интересно, и как это -- жить в другом мире? Расскажи...

   Джен робко улыбнулась.

   -- Я не знаю, с чем сравнить...

   -- Да и не надо сравнивать, -- если бы коллеги видели Эллис, они бы удивились несвойственной ей доброте и мягкости. -- Просто расскажи, как ты жила. Я ведь тоже ничего не знаю о вашем мире. Говорят, у вас есть бродяги... а еще у вас бывают войны...

   -- А разве здесь нет? -- удивилась Джен, и от удивления ее лицо стало хорошеньким и почти красивым.

   -- Так вы и правда воюете? -- ахнула Эллис. -- Но зачем?!

   Молодые женщины с любопытством уставились друг на друга.

   -- Так получается, -- начала оправдываться Джен. -- На нас все время нападают...

   Эллис приготовилась слушать. Если вчерашний рассказ Томаса Лонгвуда показался ей совершенно фантастичным, то история Джен и вовсе не лезла ни в какие ворота! Террористические атаки, необходимость посылать войска в другие страны, чтобы там спасать свободу и демократию, наркотики, вооруженные ограбления, и Бог знает что еще... -- ни в одно отчете Службы адаптации не содержалось такого количества фантастических фактов.

   Больше всего рассказ Джен напоминал бред, но сенатор не стала указывать девушке на некоторые логические нестыковки в ее речах, решив, что по молодости лет попаданка могла многое неправильно понять. В конце концов, считал же ее юный питомец, что кидать камни в проезжавшие мимо машины -- это очень весело. Эллис только дивилась, как в том кошмарном мире вообще можно было жить, и размышляла, что после всех ужасов, о которых поведала Джен, программа Лонгвуда кажется не такой уж и страшной.

   Почти освоившаяся Джен увлеченно продолжала рассказ, когда внимание Эллис привлекло незнакомое слово:

   -- Что значит, "фрилансер"?

   -- Ну, это значит, что я не была в штате. Так удобнее и для газеты, и для репортера -- больше возможностей что-нибудь откопать... Хотя есть и неудобства...

   Эллис еще не поняла, что случилось, только ощутила приближение чего-то омерзительного.

   -- Какого еще репортера?! -- резко спросила она.

   -- Ну, меня... -- растерянно пояснила Джен. -- Я же была фоторепортером... я как раз из-за этого сюда и попала. Мне повезло, -- торопливо добавила девушка, заметив странную перемену во взгляде сенатора, -- иначе я бы не узнала, в чем мое призвание...

   Лицо Эллис закаменело.

   -- Грин... это здесь его так назвали... решил жениться, а мы застукали его помолвку... У нас был вертолет...

   Если бы Джен знала, сколько раз Эллис платила огромные штрафы за разбитые камеры фоторепортеров, за их сломанные носы или челюсти, она бы испугалась. Больше всего на свете сенатор не выносила этих наглых, мерзких надоед, которым вечно надо было кого-то выслеживать, что-то подсматривать, а потом орать на весь свет то, что посторонних совершенно не касалось. Полгода назад Эллис даже заявила одному пострадавшему мерзавцу, что ее состояние достаточно велико, чтобы выплачивать штрафы хоть каждый день, и репортер, устрашенный подобной перспективой, целый месяц обходил ее стороной. А теперь перед ней сидела такая же маленькая дрянь... с которой она по недомыслию обращалась как с человеком! Эллис вскочила. Ее рука сама собой потянулась к разряднику.

   -- И что еще? -- резко бросила она. Доктор Джен вжалась в кресло. Испуг девушки привел сенатора в себя. Это свободного можно двинуть в челюсть или шарахнуть разрядником, а внушения питомцам надо делать с любовью и добротой. Ни того ни другого к девушке в кресле Эллис не испытывала. Сенатор отошла на два шага и уставилась на стену.

   -- И что было потом? -- холодно повторила она.

   -- Начался шторм, -- почти зашептала Джен, -- вертолет упал, но меня спасли, а еще дали специальность и работу. Нас обучали вместе с Грином... он оказался "домашней мебелью", -- девушка говорила быстро, проглатывая слова, не понимая произошедших в сенаторе перемен и изо всех сил стараясь угодить. -- Ему, должно быть, уже нашли хорошего опекуна. Я слышала, сегодня был аукцион, -- неслышно закончила Джен.

   Сенатор Дженкинс почти не обращала внимания на девушку, погруженная в собственные мысли. Она вспоминала преследования репортеров во время второго и третьего брака, их навязчивое внимание к ее симпатиям и самым невинным делам, попытки влезть в окна, подстеречь на пляже или в душе...

   Какая все-таки мразь! -- решила сенатор. Эллис забыла о своем решении собрать информацию, забыла, что Джен говорила о том самом "дискоболе", что показался ей механической куклой, забыла, что его чувства, строго говоря, уже ничего не значат, коль скоро питомца продали с аукциона. Выслеживать влюбленных, гоняться за ними на вертолете, не давать им спокойно жить -- Эллис сунула руки в карманы, боясь дать им волю.

   -- Хватит болтать! -- сенатор даже не заметила, что Джен уже несколько минут как молчит. -- Ты явилась сюда не для этого. Раздевайся!

   Джен вскочила. Попыталась устроить целое представление -- медленно и изящно стягивая платье, но сбилась с ритма, растерянно застыла, потом принялась торопливо освобождаться от одежды и белья -- рыжий парик слетел с головы.

   Эллис презрительно смотрела на раздетую девчонку, обошла ее вокруг, пренебрежительно фыркнула. И эта худосочная дура смела лезть в чужую жизнь! Конечно, ведь ни на что другое она не годна... Эллис так и подмывало пустить в ход разрядник, но она вновь сдержалась, только носком туфли отпихнула одежду мерзавки к самой двери.

   -- Вали! -- приказала она и почти стукнула по звонку, вызывая сопровождающего. -- Может, месяца через три ваша девица и будет на что-то годна, -- раздраженно бросила Эллис, -- но сейчас это просто лысая крыса. Крысы меня не интересуют! Можете идти!

   Джен испуганно сгребла одежду, решив, что одеться может и в машине, и выскочила за дверь. Эллис повалилась на диван. Больше всего на свете ей хотелось заплакать, а еще позвонить Ричарду Томпсону и пожаловать на жизнь. Но она не сделала ни того, ни другого. Сенаторы не плачут, а Дик мог вообразить, будто она его любит. Лучше всего было врубить на полную мощь музыку или погонять на машине. Впрочем, эти два занятия вполне можно было и совместить...

   Дорис Палмер внимательно посмотрела на расстроенную Джен и спросила:

   -- Так что ты делала у сенатора?

   -- Ничего, -- виновато сообщила Джен. -- Сначала она спрашивала меня, как это быть попаданкой, а потом сказала "Вали"... -- Джен опустила голову. -- Я ей не понравилась...

   Глава Службы психологической поддержки усмехнулась.

   -- Ну, это понятно, -- протянула она. -- Так, детка, прекрати убиваться и винить себя, -- уже другим, повелительным тоном распорядилась Дорис. -- Сенатор Дженкинс обожает все необычное и яркое. Наверняка она решила, что если ты попаданка, так у тебя должно быть три глаза, четыре руки, а, возможно хвост или чешуя. Конечно, она была разочарованна, увидев обычного человека. Это нестрашно, и не ставит под сомнение твою квалификацию, не бойся.

   -- Она сказала, что я... лысая крыса, -- призналась Джен и, наконец, всхлипнула.

   Дорис рассмеялась.

   -- Деточка, ты просто плохо знаешь сенатора. Она только хотела сказать, что тебе надо отращивать собственные волосы. Кстати, доктор Аллен, вам не кажется, что в этом есть смысл?

   Стилист картинно развел руки.

   -- Я уже отчаялся подобрать ей подходящий парик. Собственные волосы -- это чудесное решение. Я всегда говорил, что сенатор Дженкинс способна на креатив. Эта такая редкость. Да, это будет интересно...

   Доктор Аллен задумчиво посмотрел на Джен, и в его глазах вспыхнуло вдохновение. Джен уже знала, что значит этот фанатичный блеск в глазах стилиста -- четыре или пять часов экспериментов с косметикой и нарядами, и небольшая -- часа на два -- фото-сессия.

   -- Ну ладно, детка, иди умойся, а потом доктор Аллен тобой займется. И, пожалуй, тебе надо добавить часы на занятия танцами -- тебе не хватает грации.

   Джен послушно склонила голову и вышла, но когда дверь за ней закрылась, Дорис повернулась к Аллену и слегка пожала плечами.

   -- Что ж, у сенатора нет оснований для жалоб. Слава Богу, диспетчер предупредил ее, что Джен пока ни на что не годна. Нашим людям надо верить. Иногда мне кажется, что мы знаем наших законодателей много лучше, чем они сами себя знают. Что бы они делали без нас?

   -- И что бы этот мир делал без нас? -- подхватил доктор Аллен.

   Автомобиль остановился перед сияющим огнями особняком и Роберту велели выйти. Двое рабов спешно выгрузили позолоченный постамент на колесиках, и молодой человек взобрался на него. Принял предписанную позу, одной рукой ухватившись за небольшой поручень. "Аполлон Бельведерский -- одна штука", -- мрачно думал он. В голове почти не осталось мыслей: только идиотский стишок, который он должен был прочесть, и ощущении полной безвкусицы происходящего. Свободный Эллендер довольно оглядел живую статую, по его знаку рабы набросили на Роберта покрывало и покатили вместе с постаментом вперед.

   Звуки скрипок, громкий смех и голоса множества людей, звон бокалов и позвякивание вилок о тарелки оглушали Роберта даже под покрывалом, и ему казалось, будто он видит сквозь ткань какие-то смутные тени. Люди вокруг наслаждались праздником, и эта радость, это упоение жизнью окрасило ожидание Роберта в самые черные и мрачные тона.

   -- Натти! -- судя по голосу, человек, который это произнес, был изрядно пьян. -- А мы боялись, ты забыл про мой юбилей...

   -- Как я могу? -- мягко произнес свободный Эллендер. -- Мы с женой припасли для тебя подарок. Уверен, он тебе понравится. Мальчики, снимайте покрывало...

   Яркий свет на миг ослепил Роберта, он глубоко вздохнул, но потом, как ему было предписано, сошел с помоста и склонился перед героем праздника.

   -- "К ногам склоняюсь господина..." -- начал Роберт заученный стих. Стихотворение было длинным и льстивым до трескучести, но Роберт прочитал его от начала и до конца, не забыв ни одного разученного жеста. По окончании декламации он опустился перед Рейберном на колени, быстро снял с себя золотой плащ и постелил его под ноги новому господину. Зал взорвался аплодисментами.

   -- Натти, это великолепно! Ты как всегда неповторим! Сколько изящества!

   -- Как красиво...

   -- Очаровательно!

   -- Оригинально!..

   -- Твой питомец просто чудо...

   -- Нет, Дэнни, не мой питомец, а твой, -- с нескрываемым удовольствием возразил свободный Эллендер. -- Уже ровно пять минут как твой. Это и есть мой подарок. Уверен, он тебе понравится. У него есть некоторый художественный вкус и к тому же он прекрасная "домашняя мебель"... Это как раз то, чего не хватает твоему гнездышку.

   -- Как его зовут? -- свободный Рейберн пьяно качнулся вперед.

   -- Ты сам дашь ему имя, как я могу покушаться на твои права? -- заметил бывший хозяин. -- Но пока я назвал его Подарком.

   -- Как мило, -- захлопала в ладоши одна из женщин и повернулась к жене Эллендера. -- Если бы вы знали, дорогая, как я вам завидую, у вас такой изобретательный муж...

   -- Ну, не прибедняйтесь, моя милая... ваш муж тоже неплох...

   -- И, кстати, Дэнни, Подарок послушен, обучен, у него образцовое здоровье и выносливость, так что никаких усилий на его содержание от тебя не потребуется...

   -- Ты настоящий друг, Натти.

   -- Надеюсь, -- с некоторым самодовольством ответил Эллендер.

   Они шутили и смеялись, отвешивали взаимные комплименты, а Золотой Аполлон стоял на коленях в позе величайшей покорности и ждал, когда ему позволят подняться. Наконец, новый владелец вспомнил о Роберте.

   -- Ну ладно, парень, можешь встать за моим креслом, -- Роберт скользнул за спину хозяину, и Дэн Рейберн поднял полный бокал: -- А теперь друзья мои, я предлагаю выпить за нашу дружбу! За Натаниэля Эллендера, моего лучшего друга со времен детства! За постоянство! Виват!

   Звон бокалов, радостные восклицания, разговоры, смех и музыка сплелись в какой-то невнятный гул, в котором Роберт уже не мог разобрать отдельных слов. Голова кружилась от голода и запаха еды. Гости произносили речи, пили и ели, а Роберт мог только глотать слюну, чувствуя себя Золотым мальчиком на празднике герцога Милана. Но даже это уже не волновало.

   Застолье сменилось танцами, танцы -- новым застольем... С потолка периодически сыпалось конфетти, по стенам метались искры от драгоценностей гостей, вино лилось рекой и собравшиеся все чаще шатались, а возможно, это шатало голодного Роберта... А потом, совершенно неожиданно, он обнаружил, что зал почти опустел. Немногие оставшиеся гости прощались с хозяевами. Эллендер и Рейберн по-дружески обнялись, а потом Эллендеры ушли. Роберт привалился к стене...

   -- Ну что, ты так и будешь здесь стоять? -- сварливый голос вывел Роберта из забытья. -- Так значит, это тебя подарили Эллендеры... А ну -- марш мыться!

   Роберт постарался оторваться от стены и его шатнуло.

   -- Ты что -- пьян? -- большее недовольство в голосе трудно было вообразить. Человек цепко ухватил Роберта за подбородок и приблизил его лицо к своему лицу. -- Хотя нет, не похоже... Тебя кормили?

   -- Нет...

   -- Чертовы праздники, -- проворчал неизвестный. -- Наверняка на кухне для тебя ничего нет. Кто же знал, что у нас появится еще один дармоед... Если бы тебя покупал я, то чем красить, озаботился бы о сухом пайке. Ладно, с едой разберемся потом. Сначала вымойся...

   Простой душ показался Роберту почти божественной благодатью, и он с остервенением принялся смывать с себя золотую краску и налипшее конфетти. Когда выдохшийся, но почти отмывшийся молодой человек вышел из душевой, неизвестный швырнул ему одежду, чем-то напоминавшую одежду китайских кули.

   -- Одевайся и пошли на кухню.

   Сделать еще несколько шагов было трудно, ноги Роберта, казалось, отваливались, и молодой человек тащился за управляющим, почти не соображая, что делает. Горы грязной посуды заполонили кухню. Управляющий взял первую попавшуюся тарелку, в которой еще оставалась какая-то еда, вывалил в нее содержимое другой тарелки, потом третьей и четвертой, и, наконец, сунул полную тарелку объедков в руки Роберта.

   -- Можешь доесть, а потом пойдешь спать.

   Когда Роберт добрался до отведенного ему угла в гардеробной и повалился на брошенный тюфяк, было почти три ночи. Сон сморил молодого человека, как только его голова коснулась грубого полотна. Бесконечный день закончился. Подарок спал.