Глава 3

Все знают, куда заводят благие намерения... Преданность тоже заводит далеко

   Доктор Райт поднялся в свой кабинет на третьем этаже Службы адаптации. Таблички с его именем на двери еще не было -- только номер кабинета, но Линкольн Райт не сомневался, что табличка вскоре появится. Строго говоря, у Райта был не один кабинет, а целых три -- комната для собеседований, лаборатория и собственно кабинет с комнатой отдыха в придачу. Подобное великолепие свидетельствовало об одном -- скоро доктор должен был снять ошейник и даже получить гражданские права. Райт знал, кому обязан блестящей карьерой. Сенатор Томпсон сделал для него больше, чем те два нумера, что дали ему жизнь. Линкольн Райт никогда не задумывался об этих людях -- в конце концов, они просто выполняли приказ, но сенатор Томпсон действовал по собственному почину, руководствуясь исключительно справедливостью и великодушием. За благополучие своего благодетеля доктор Райт способен был порвать в клочья любого, но сейчас, когда Ричарду Томпсону особенно была нужна его служба, ухитрился прозевать момент.

   С досадой швырнув электронный ключ в ящик письменного стола, нумер взял бинокль и подошел к окну, чтобы как следует рассмотреть возникшую проблему. "Проблема" сидела в клетке и звалась "Роберт Шеннон". "Субъект мужского пола двадцати восьми лет", -- пробормотал доктор Райт стандартное определение для попаданцев. Линкольн Райт от души жалел, что во время шторма Роберт Шеннон не утонул, или хотя бы не приложился как следует головой обо что-то твердое и не заработал амнезию, пусть и не полную. Безымянный попаданец был бы лучшим решением всех проблем, но, к несчастью, американец прекрасно помнил свое имя, в том числе и имя "Томпсон", и был не просто однофамильцем сенатора, но и его дядей.

   Сейчас Линкольн Райт уже не спрашивал себя, как могло случиться, что на столь важную информацию он наткнулся так поздно. Теперь надо было думать, что сделать, чтобы предотвратить скандал. Стоило Шеннону сообразить, что означает одно из его имен, стоило открыть рот, как огласка стала бы неизбежной, да и репортерам не составляло труда сложить два и два. Райт мало знал консула Томпсона и потому не беспокоился о его судьбе, но допустить, чтобы какие-то бездельники насмехались над сенатором Томпсоном, не мог. "Родственник Ричарда Томпсона нумер!", "Дядя сенатора носит ошейник!", -- Райт словно наяву видел заголовки газет, представлял шумиху в сети и от этих видений у него сжимались кулаки.

   Конечно, нумер не сомневался, что в желании притушить скандал, консулы быстро дадут Шеннону вольную, но не верил, что подобные действия хоть в чем-то исправят положение. Спасти сенатора могло одно -- немедленная смерть нежелательного родственника. Если бы перед собеседованием Райт знал, кого занесло в их мир, маленькая таблетка ЛСД в чай решила бы все проблемы. Доктор Райт был весьма запасливым человеком, и в его карманах можно было найти не только ЛСД, но и кое-что посерьезней, а уж в умении пользоваться плодами своей запасливости с Райтом не смог бы сравниться никто. Таблетка в чай -- и в глазах медиков Шеннон становился бесспорным психом, а псих мог болтать, что угодно, ему бы все равно никто не поверил. Хотя много наболтать "псих" бы вряд ли успел -- его ждала утилизация. Впрочем, две таблетки в чай были еще лучше. Сердечный приступ на собеседовании и скоропостижная смерть -- что могло быть естественней для тонко чувствующего художника, оказавшегося в экстремальной ситуации?

   К несчастью, медики установили, что Шеннон абсолютно здоров, он сам мог свидетельствовать, что архитектор соответствует всем требованиям, предъявляемым к нумерам, и ликвидировать его сейчас -- на глазах чуть ли не всей Службы адаптации -- не представлялось возможным. Линкольн Райт отвернулся от окна и постарался припомнить все инструкции и программы, надеясь отыскать хоть какую-то зацепку, позволяющую обезвредить субъекта. Инструкции не допускали двойного толкования, так что ловить там было нечего, но программы... Нумер ухмыльнулся. Найденное решение было простым и элегантным, и доктор Райт вновь повернулся к окну. Отыскал среди скорчившихся тел фигуру Роберта Шеннона, прищурился: "Что ж, парень, тебе не повезло, но твоя судьба последнее, что меня волнует -- я никому не позволю разрушить жизнь Ричарда Томпсона".

   Нумер уселся за стол и принялся за работу. Совещание было назначено на два и ему предстояло немало сделать. К примеру, слегка подправить пару анкет попаданцев...

   Если личный кабинет доктора Райта был свидетельством, что ему недолго осталось носить рабский ошейник, то в кабинете главы Службы адаптации этот ошейник и вовсе не выглядел знаком подчинения, а казался дорогим устройством связи, каковым и являлся последние пять лет. Линкольн Райт был горд успехом, завершенной работой и найденным решением. Его доклад о предварительных итогах исследования был ожидаемо блестящ, изложение -- лаконично, рекомендации -- продуманны и взвешены.

   -- Таким образом, -- завершил свое выступление нумер, -- для дальнейших исследований я предлагаю передать собранный нами материал экономистам.

   -- Прекрасно, -- кивнул свободный Томас Лонгвуд, глава Службы адаптации. -- Что может сказать технический отдел?

   Доклад о техническом развитии оставленного мира совершенно не волновал Линкольна Райта, но он постарался изобразить неподдельное внимание. На самом деле доктор ждал главный на сегодняшний день вопрос, и он, наконец, прозвучал:

   -- А теперь -- субъекты. Доктор Райт?

   -- Я бы предпочел сделать сообщение после доклада медицинского отдела, -- подал голос нумер.

   -- Пусть так. И чем нас порадуют медики?

   Доктор Милфорд, настоящий MD, а не нумер, прокашлялся.

   -- Общее состояние субъектов -- удовлетворительное. Среди субъектов есть "инкубатор". Седьмой месяц беременности, плод мужского пола, состояние здоровья плода и "инкубатора" -- удовлетворительно. "Инкубатор" отделен от остальных субъектов, сейчас с ней работают психологи. Кроме того среди субъектов есть "питомец" -- мужской пол, пятнадцать лет. Он также отделен от остальных. К сожалению, состояние здоровья двух субъектов не удовлетворяет стандартам. Субъект мужского пола двадцати двух лет -- болен наркоманией...

   -- Специальность? -- свободный Лонгвуд повернулся к доктору Райту.

   -- Никакой, -- отвечал нумер.

   -- Еще один субъект -- мужской пол, сорок восемь лет -- астма и язва желудка.

   -- Специальность?

   -- Топ-менеджер "Локхида", -- вновь проговорил Райт.

   -- Это все равно, что отсутствие специальности, -- подвел итог глава Службы адаптации. -- Что с запросами клиник?

   -- На наши "тушки" запросов нет. Им требуется рак.

   -- Значит, утилизация. Отправляйте субъектов на Арену.

   -- Позвольте, возразить, -- доктор Райт понял, что настал его час. -- Я полностью поддерживаю утилизацию субъекта двадцати двух лет, но предлагаю другое использование субъекта сорока восьми лет. Впрочем, сначала я должен сделать доклад о профессиональной пригодности субъектов. Вы позволите?

   -- Конечно, -- Томас Лонгвуд кивнул.

   -- Итак, в профессиональном плане нам так же повезло с субъектами, как и в медицинском, -- начал второй доклад нумер. -- Субъект мужского пола тридцати девяти лет -- хирург-кардиолог. Отделен от остальных субъектов, с ним работают. Субъект мужского пола тридцати трех лет -- инженер по организации сетей сотовой связи. После апгрейда вполне сможет приносить пользу обществу. Субъект отделен от остальных попаданцев, с ним ведется работа. Восемь субъектов подпадают под категорию "офисная мебель". Необходим апгрейд, но минимальный. Пять субъектов -- "домашняя мебель". Апгрейд минимальный. Четверо субъектов -- "рабочие лошади", три рыбака и один матрос. Апгрейда не требуется. Трое субъектов -- все женского пола, тридцати девяти, сорока и сорока четырех лет -- специальности не имеют. Единственный полезный навык -- умение водить автомобиль. В их случае необходимо дополнительное тестирование, обучение субъектов востребованным в обществе специальностям, после чего вместе с "офисной" и "домашней мебелью", а также "рабочими лошадьми" они могут быть реализованы в соответствии с планом "А". Ну, а с хирургом и инженером уже ведется работа по плану "В". Теперь, возвращаясь к субъекту мужского пола сорока восьми лет...

   -- Подождите, доктор, но вы забыли еще о трех субъектах, -- вмешался врач.

   -- О нет, как раз к ним я и подхожу. Как вы помните, коллеги, в качестве продолжения исследований Лири у нас заявлена программа Торнтона "Перезагрузка личности", -- Райт почтительно кивнул упомянутому Торнтону, не сомневаясь, что только что обрел верного союзника. -- Я предлагаю использовать субъекта сорока восьми лет для обкатки данной программы. Поскольку одного субъекта для чистоты эксперимента недостаточно, необходимо ввести в программу и оставшихся трех субъектов. Это: субъект женского пола двадцати двух лет -- фотограф-репортер, фрилансер. Субъект мужского пола двадцати восьми лет -- владелец проектной фирмы, архитектор и художник. Субъект мужского пола тридцати лет -- специалист в области рекламы...

   -- Доктор Райт, а вы подумали о нуждах общества? -- поинтересовался глава технического отдела. -- Архитектор должен поступить в распоряжение Строительного департамента. Это же классический пример группы "В"!

   -- Как раз о нуждах общества я и думаю, -- быстро возразил нумер, прежде чем Торнтон успел возмутиться. -- Хочу напомнить, что, несмотря на стабилизацию прокола шестнадцать лет назад, мы до сих пор не застрахованы от несанкционированных проникновений, в том числе крупных, как было два года назад -- 1379 человек. К счастью, это были неорганизованные беженцы, но мы не гарантированы от проникновения воинских подразделений, пиратов или представителей экономической и правящей элиты оставленного мира. Учитывая локализацию стихийного прокола -- это более чем вероятно. Думаю, мне не требуется объяснять, что подобные проникновения опасны для нашего общества. Я признаю, у нас есть средства для утилизации нежелательных лиц, но, во-первых, это будет слишком расточительная трата биологического материала, во-вторых, крупные утилизации могут негативно повлиять на психику сотрудников, которым придется ее проводить. Таким образом, нам жизненно необходима обкатка данной программы. Ставить опыт на свободных мы не можем, экспериментировать с питомцами бессмысленно, а вот попаданцы идеально подходят для исследования. Что же касается этих четверых, так они не ученые и не инженеры -- они никак не могут повлиять на развитие нашего общества. Нет, если коллеги полагают, что наш мир не проживет без художника, я не буду возражать, в конце концов, всегда можно взять хирурга...

   -- Э, нет, Райт, хирурга на опыты я не отдам! -- возмутился Милфорд. -- Вы не представляете, как долго надо готовить хорошего врача, а тут мы выловили его из воды... Такое везение случается не каждый день и даже не каждый год. Я не возражаю против опытов над той четверкой, главное -- не трогайте моего субъекта!

   -- Но вообще-то, я был бы не прочь получить пять субъектов или даже шесть... -- заговорил Торнтон.

   -- Так, коллеги, лучшее враг хорошего, -- остановил притязания экспериментатора глава Службы адаптации. -- Вы получите четверых -- этого достаточно.

   Глава проекта с сожалением кивнул.

   -- Но тогда я прошу назначить доктора Райта в мою группу.

   -- Это честь для меня, -- торжественно произнес нумер. Его план начал обретать плоть и кровь.

   -- И, кстати, доктор, раз уж вы внесли предложение об эксперименте, вы уже думали о специальностях для субъектов?

   -- Конечно, -- немедленно отозвался Райт. -- Как я уже отмечал, двое из субъектов имеют отношение к искусству, двое -- к административной работе. Все четверо энергичны и амбициозны. Нам необходимо проверить, можно ли с помощью программы перезагрузки внушить им полное послушание и дать специальности, полностью противоречащие их характеру и склонностям. Исходя из результатов собеседования и анкетирования, я подобрал для субъектов следующие специальности. Субъект женского пола двадцати двух лет -- агент Службы психологической поддержки...

   -- А она хоть хорошенькая? -- хмыкнул кто-то.

   -- Вполне, -- невозмутимо подтвердил Райт.

   -- Субъект мужского пола двадцати восьми лет -- "домашняя мебель". Субъект мужского пола тридцати лет -- "домашний любимец". И, наконец, субъект мужского пола сорока восьми лет -- "садовое оборудование". По окончанию эксперимента я предлагаю утилизацию субъекта сорока восьми лет по плану "D", передачу субъекта женского пола в Службу психологической поддержки, то есть реализацию по плану "В", и для оставшихся субъектов мужского пола реализацию по плану "А". Кроме того, необходимо отслеживать поведение субъектов после реализации, чтобы установить эффективность программы по времени.

   -- Ну что ж, план продуман и вполне заслуживает реализации именно в таком виде, -- одобрил шеф Службы адаптации, после чего обратился к Торнтону: -- Джеймс, сколько вам понадобиться времени на эксперимент?

   -- Шесть недель.

   -- Я даю вам два месяца. Через два месяца проходит большой аукцион, субъекты должны быть к нему готовы. Начинайте прямо сейчас. Ральф, на вас как обычно группа "домашней мебели". Мэри, возьмёте "офисную мебель". Дуглас, тестируйте необученных субъектов и распределите их по группам. Джо, у вас три дня, чтобы разъяснить "рабочим лошадкам" их нынешнее положение, после чего отправляйте их на любой малый аукцион. Ну что ж, коллеги, вы проделали прекрасную работу, надеюсь, что и дальше вы будете работать столь же плодотворно. Не забывайте, именно от вас зависит безопасность и благополучие нашего мира.

   Томас Лонгвуд помолчал, а затем улыбнулся.

   -- А теперь у меня приятное объявление. Доктор Райт, это касается вас. Решением консулов свободного мира я уполномочен принять вас в сообщество свободных с предоставлением вам полных гражданских прав, -- с этими словами глава Службы адаптации вытащил небольшой пульт и медленно, чтобы все могли оценить торжественность момента, принялся набирать двадцатизначный код. Ошейник Райта со щелчком раскрылся и свалился на стол.

   Доктор Райт... нет, теперь уже свободный Райт был бледен и неподвижен. Он ждал этого дня, ждал долго и терпеливо, и вот в результате все свершилось слишком быстро и не вовремя. На оформление социальной карты должно было уйти не менее пяти часов, а ему надо было работать -- ломать Шеннона.

   -- Свободные, поприветствуем нового собрата, -- торжественно провозгласил шеф Службы.

   Гром аплодисментов оглушил Райта, а еще шутки, посыпавшиеся со всех сторон:

   -- Райт, не зажмите вечеринку!

   -- По окончании аукциона, коллеги, -- со смехом поправил развеселившихся подчиненных Лонгвуд, -- работа -- прежде всего.

   -- Какая вечеринка... Ему срочно нужна помощь Службы психологической поддержки...

   -- Точно, две-три девочки...

   -- ...пять, коллега, не мелочитесь!..

   -- ... в огромном торте...

   -- Кстати, Линк, -- вновь заговорил глава Службы и толкнул в направлении Райта запечатанный конверт. Конверт заскользил по столу точно в руки бывшего нумера. -- Здесь ваша социальная карта и новый код регистрации в сети -- не забудьте перерегистрироваться, а то знаю я вас -- трудоголиков. В конце концов, перерегистрация займет у вас не больше пяти минут...

   Линкольн Райт растрогано взглянул на шефа. Кто-то ободряюще хлопнул его по плечу... Кто-то пригласил в гости... Кто-то по-дружески пошутил... Он был своим -- свободный не потому, что дал себе труд родиться в семье свободных, а потому что был талантлив и трудолюбив... И большинство этих людей, сообразил вдруг Райт, были такими же. Это был их мир -- и он готов был уничтожить любого, кто посмел бы на этот мир покуситься.

   Молодая женщина полулежала на кровати в уютно обставленной палате. Ее звали Марша Смит, и по всем документам она проходила как "инкубатор". На ее еще не рожденного сына претендовали четыре почтенные семьи, включая одну сенаторскую. Об этом Марше еще не сказали, но и то, что она узнала, могло заставить другую женщину забиться в истерике. Четыре часа назад Марше сообщили, что она попала в новый мир и никогда не сможет вернуться домой. Три часа назад она оплакала вечную разлуку с матерью и детьми -- утонувшего мужа Марша оплакала еще на бетонном поле. Два часа назад Марша заметила, что четверть виденных ею врачей и все сиделки носят ошейники. И сейчас Марша была почти спокойна, готовая принять любое испытание, что уготовил ей Господь. Покойный муж Марши не случайно гордился железными нервами жены.

   Немолодой мужчина со стетоскопом и ошейником присел на краешек кровати и подчеркнуто доброжелательно улыбнулся:

   -- Вам повезло, Марша, малыш в полном порядке, так что свой ключ к получению гражданских прав вы в буквальном смысле этих слов носите в себе.

   -- Простите? -- переспросила женщина.

   -- Все очень просто, -- мужчина доверительно наклонился вперед. -- Наше государство спасло вашу жизнь, оказало вам медицинскую помощь, и будет оказывать ее и впредь, пока вы не разрешитесь от бремени. Но как вы сможете расплатиться за эти услуги?

   -- Я буду работать...

   Нумер улыбнулся.

   -- Где, Марша, и кем? И кто во время вашей работы будет присматривать за малышом? Вы ничего не знаете о нашем мире, так как вы сможете воспитать ребенка достойным гражданином нашего общества?

   -- Но у меня есть еще два месяца... я могу узнать... заработать...

   -- По нашим законам женщина на вашей стадии беременности не может работать более шести часов в неделю. При такой работе вы не сможете заработать даже на жизнь, не то, чтобы расплатиться с государством. Нет, Марша, ваши планы всего лишь не подкрепленные реальностью фантазии. Впрочем, у вас нет оснований для отчаяния -- ваш случай предусмотрен законодательством. В нашем обществе есть немало почтенных, богатых и влиятельных семей, которые с удовольствием усыновят вашего ребенка. Поверьте, они сделают для него больше, чем сможете сделать вы. Ребенок и будет платой за оказанные вам услуги. Вам очень повезло, Марша. Вы получите гражданские права, вас обеспечат прекрасным жильем и работой, вы сможете устроить свою судьбу, выйти замуж, у вас будут дети... Вашим товарищам не так повезло.

   -- А что с ними будет? -- рассеянно спросила Марша.

   -- Вам надо думать о собственном благополучии, а не о посторонних людях... Впрочем, если вам интересно, я расскажу. Они будут работать -- очень много работать... до тех пор, пока не расплатятся с долгом. Естественно, как должники, они не смогут получить гражданские права и будут ограниченны в распоряжении собственными личностями. Возможно, на это уйдут годы... десятилетия... вся жизнь... Вы понимаете, Марша, насколько ваше положение лучше их?.. У вас еще все будет... Поверьте... Я знаю... -- нумер говорил и говорил, почти убаюкивая голосом, как говорил почти тридцать лет подряд. Неудачи в его практике случались крайне редко, а если и случались -- те женщины сами были повинны в своей судьбе.

   Заплаканный тинэйджер в ошейнике угрюмо смотрел на Томаса Лонгвуда.

   -- Но я... свободный человек! -- наконец-то выпалил он.

   -- Неужели? -- удивился глава Службы адаптации. -- Ты можешь себя содержать, платить за жилье, еду, одежду, которой тебя снабдили, оплатить катер, который вытащил тебя из воды? Не можешь? Так я и знал. Ну, раз не можешь, значит, ты принадлежишь тем, кто все это тебе обеспечил, то есть -- государству. Завтра утром тебя отправят в школу "питомцев"... Пока что твоя работа будет заключаться в учебе...

   -- Учеба -- это для девчонок, -- буркнул мальчишка.

   -- Учеба -- это для свободных, -- ледяным тоном ответил Лонгвуд, и от его тона мальчишка против воли сжался. Глава Службы адаптации не собирался быть добрым. Пинок в живот и конфетка -- вот что было необходимо подростку. Именно в такой последовательности: сначала пинок, и пинок прибольный, и лишь потом ма-а-а-аленькая конфетка. -- Учти, для "питомцев" не существует оценок "В" или "С". Только "А".

   -- А если нет, вы что -- накажете меня? -- ощетинился мальчишка.

   -- Зачем? -- пожал плечами Лонгвуд. -- Если ты будешь плохо учиться, этот ошейник останется у тебя навсегда, а в восемнадцать лет тебя приставят к работе. Для того чтобы мыть полы или унитазы, не требуется ни ума, ни образования. Вот если ты будешь плохо их мыть, тогда да -- тебя накажут, вот так, -- стремительным движением Лонгвуд выхватил разрядник и коснулся кисти мальчишки. Раздался вопль. Шеф службы спрятал разрядник: -- Это был самый слабый разряд, все же ты -- неполнолетний. Но с восемнадцати лет тебя можно будет наказывать по-настоящему.

   -- А если... я буду учиться отлично? -- спросил подросток и всхлипнул.

   -- Тогда ты пойдешь учиться дальше. Если к двадцати одному году ты проявишь себя в науках или искусствах, то ошейник с тебя будет снят. Все зависит от тебя.

   Шеф службы усмехнулся.

   -- Когда-то я тоже носил ошейник -- когда я попал сюда, то был моложе тебя почти на полгода. В двадцать один я стал свободным и теперь возглавляю одну из самых влиятельных служб этого мира. Как видишь, ты полностью свободен в выборе -- успех или мытье унитазов.

   -- А если у меня не получится? -- прошептал "питомец".

   -- Значит, ты не достоин свободы, потому что глуп и ленив. Или ты полагаешь, что свободу надо раздавать направо и налево, любому, кто появится на свет? Свободу надо заслужить. Подумай об этом как следует...

   Один из лучших кардиохирургов США отнял ладони от лица и взглянул, наконец, на коллегу Милфорда:

   -- Неужели ничего нельзя сделать? Там осталась моя жена...

   -- Увы, -- врач развел руками. -- Кто его знает этот прокол... Люди появляются, исчезают, наверняка, у вас такое тоже случается... Мы пытаемся по мере возможностей помогать пришельцам устроиться на новом месте, но вернуть их домой мы не можем. Что поделать, мы всего лишь люди. Кстати, как вам понравились ваши апартаменты?

   -- Спасибо. Выше всяких похвал. Но я бы хотел встретиться со своими товарищами по несчастью... У нас общая беда... Что с ними?

   -- О них заботятся так же, как и о вас -- это наш долг. Но, поверьте моему опыту, вам не стоит видеться с ними. Чем скорее вы окунетесь в наш мир, тем быстрее и легче пройдет адаптация. Прошлое не вернуть. Потом, когда ваша жизнь наладится, вы сможете общаться со своими земляками, но сейчас это лишь усугубит чувство утраты и боль. Я понимаю ваши чувства, коллега, я сам шесть лет назад потерял семью -- автомобильная катастрофа, знаете ли... Тогда я понял, что лучший способ борьбы с горем -- это работа. Когда вы увидите наши операционные и аппаратуру, вы придете в такой восторг, что ваша боль станет меньше. Нет-нет, не возражайте, я ведь уже прошел через это. Не скажу, что боль исчезнет совсем, но переносить ее станет легче... а когда-нибудь от этой боли останется только легкая грусть... Вы не хотите посмотреть наш госпиталь?

   -- Да, пожалуй... Когда я смогу приступить к работе?

   -- Хоть завтра, -- сообщил врач. -- Хотя нет, сначала вам надо зарегистрироваться в сети, привыкнуть к нашим компьютерам -- ну, объясните мне, как вы можете работать на клавиатурах QWERTY? Они же медлительнее улиток! А еще у нас другая система измерений, кажется, у вас она называется СИ. И у нас нет телевидения -- вместо него мы пользуемся сетью. Футбола у нас тоже нет, но есть другие развлечения, не менее... нет, все же намного более захватывающие!.. Что бы еще рассказать?.. Ах да, чуть не забыл. Вот это ваше удостоверение личности, -- Милфорд смущенно улыбнулся и положил на стол раскрытый ошейник.

   -- Но это же...

   -- Ну что вы, прежде всего это прекрасное средство связи и знак, что вы находитесь под защитой государства. Вы не адаптировались в нашем обществе, вам необходима постоянная помощь и поддержка. Вот когда вы освоитесь, этот знак можно будет снять... Давайте, я вам помогу, сами вы не справитесь, -- с сухим щелчком ошейник закрылся на шее хирурга, и Милфорд удовлетворенно откинулся на спинку кресла. -- Ну вот, теперь я за вас спокоен. Так как, мы идем смотреть госпиталь?

   Беседа с инженером протекала так же, но легче. Этот попаданец не имел жены, а с отцом порвал еще десять лет назад.

   Два нумера вошли в свободный мир, этот мир заглотил их и не поперхнулся.

   Дождь давно закончился, но клетка никуда не исчезла, как никуда не исчез стыд людей, которых нагими выставили посреди людной толпы. Конечно, толпы не было -- были сотни окон огромного здания, чем-то напоминавшие любопытные и жадные глаза. Пат скорчилась, пытаясь прикрыться ладошками -- отчаянная и бесполезная попытка. И еще та девчонка из упавшего вертолета, единственная выжившая... Кажется, ее звали Джен. И другие... Слава Богу, хоть беременной женщины в клетке не было... А еще не было мальчишки и, вроде бы, двух мужчин, которых Шеннон не запомнил.

   Роберту хотелось закрыть глаза и взвыть от стыда и беспомощности, но вокруг и так было слишком много всхлипов, стонов и тихой, с оглядкой, ругани...

   -- Встать! -- резкий приказ заставил вздрогнуть. Солдаты, только не с автоматами, а со странными прутьями, чем-то напоминавшими стеки. Что это такое, Шеннон понял, когда один из солдат коснулся его плеча. Просто коснулся, но Роберт взвыл -- электрический разряд был силен, так что молодой человек пошатнулся.

   -- Строиться! Руки за головы! Ты, ты, ты и ты -- шевелись!

   Их вновь сортировали, быстро и грубо, подкрепляя слова электрическими разрядами. Роберт дернулся на крик Пат и сразу же получил еще один удар.

   -- В строй!

   Две шеренги. Длинная -- там, где Пат. И короткая -- менеджер "Локхида", Джек, Джен и Роберт.

   -- Бегом -- марш!

   Прочь из клетки... Бегом между решетками... все быстрей и быстрей... А потом две цепочки разделились. Пат и остальных гнали в здание, а Роберта и его спутников кругами по двору.

   -- Быстрей! Еще быстрей! Выше колени! Шевелись! -- и разрядами по спине.

   -- Стоять!

   Менеджер "Локхида" согнулся, постарался ухватиться за решетку... Его дыхание было хриплым, нет, даже не хриплым, а каким-то свистящим, почти мяукающим, как будто у него в легких поселился целый выводок кошек -- если бы Роберт столкнулся с подобным дома, он бы немедленно обратился к врачу.

   -- Встать прямо, идиот!..

   Струя краски ударила в грудь менеджеру, вырисовывая на теле неровное белое пятно.

   -- Повернись!

   И еще одно такое же пятно на спине.

   -- Тебя зовут Вайт! Понял?! Я спрашиваю, понял, кретин?!

   Джеку досталось два коричневых пятна. Джен -- желтые. Роберту -- зеленые. Вместе с новыми именами.

   А потом их опять загнали в клетку -- другую, меньшую, чем прежняя. И закрыли.

   Жизнь в клетке... нет, не жизнь -- существование, и даже существованием это назвать было нельзя. Со скотиной на ферме наверняка обращались лучше.

   Их кормили раз в день, просто швыряли металлические миски с безвкусной массой, почему-то называемой "овсянкой". Поймал -- повезло. Ну, а если не поймал -- миска летела на бетон, так что половина или даже большая часть серой массы вываливалась на покрытие. Есть хотелось постоянно... А еще очень хотелось пить... и спать... Иногда им удавалось забыться на пару минут, но тогда их поднимали прикосновениями разрядника или ударами мисок по прутьям решетки. Ночью же их сводило с ума журчание воды. Сначала они искали ее, а потом поняли, что это только звукозапись. Воду не давали, но раз в день их мыли из шлангов, и тогда можно было попить, если удавалось поймать ртом струю воды. А еще вода скапливалась в неровностях бетона, и тогда можно было пить из лужи... словно зверю.

   "Мы люди... не скотина..." -- твердил себе Роберт, глядя на такую желанную и недоступную влагу.

   Первый день они пытались закрывать глаза, но вскоре поняли, что это бесполезно. На второй день их вновь несколько часов гоняли по двору, подстегивая касаниями разрядников. На третий -- Джек, испуганно оглядываясь по сторонам, начал собирать с бетона холодную безвкусную массу и торопливо запихивать ее в рот. На четвертый день они перестали стесняться свой наготы и друг друга. На пятый -- бывший топ-менеджер "Локхида" опустился на колени и принялся пить из лужи и собирать еду с бетонного покрытия, а к вечеру это сделала Джен. На шестой -- их заставили до упаду приседать, "подбадривая" электрическими разрядами. На седьмой -- они перестали понимать, где они и кто они, и в этот день Роберт впервые пил из лужи и подбирал еду. А на восьмой день им швырнули циновки и дали поспать...

   Когда их растолкали и велели построиться, солнце еще не скрылось за крышей периметра. Решетка открылась -- впервые за много дней, они уже не могли сказать, сколько их было -- и их повели в здание.

   Стены, крыша над головой, душ, питье и еда -- все казалось таким странным, почти волшебным, что Джек разрыдался, а бывший топ-менеджер всхлипнул. Их вымыли, затем полностью выбрили, превращая в уродливых лысых детей, еще раз помыли и защелкнули на шеях пластиковые ошейники. Осовелые от непривычной сытости, отупевшие от недосыпания, они покорно позволяли проделывать над собой все эти процедуры -- поворачивались, поднимали и опускали руки, расставляли ноги, наклонялись и выпрямлялись, когда им приказывали, больше напоминая механических кукол, чем людей.

   Новый приказ построиться был уже привычен, их опять куда-то вели, на этот раз в большую комнату, отдаленно напоминавшую школьный класс. С одной стороны аудитории всю стену занимал большой экран, рядом находилась кафедра и внушительное кресло. Им велели повернуться к экрану и встать на колени.

   Человек, вошедший в комнату и усевшийся в кресло, был в штатском. Он сидел, развалившись, нога на ногу, и поигрывал разрядником.

   -- Меня зовут свободный Торнтон, -- холодно сообщил он. -- Я буду заниматься вашей адаптацией. Благодаря стечению обстоятельств, которые слишком сложны для вашего понимания, вы попали в новый для вас мир, и все ваши привычки, заботы и склонности должны быть забыты. Вернуться домой вы не сможете никогда. Тем не менее, вам повезло -- вы благополучно прошли квалификационные тесты и признаны годными для проживания в нашем мире, так что в ближайшее время утилизация вам не грозит. К сожалению, ваш уровень интеллекта слишком низок, чтобы вы могли распоряжаться собой самостоятельно. Мы подберем вам опекунов, которые будут заботиться о вас, дадут вам постоянные имена, обеспечат вас жильем и пропитаниям, а при необходимости будут наставлять вас на путь истинный. Они избавят вас от всех забот и невзгод, свойственных свободным людям. Их стараниями ваша жизнь будет проста и понятна, а вы в благодарность за заботу и вразумления будет трудиться на благо своих опекунов и нашего мира. Поскольку вы не владеете никакими полезными для жизни навыками, мы обучим вас всему необходимому. Вы научитесь молиться, вести себя в обществе, пользоваться средствами гигиены, трудиться так, как это будет полезно вашим опекунам.

   Роберт слушал свободного Торнтона, и у него крепло убеждение, что он не проснулся, что кошмар продолжается, и в этом кошмаре они будут жить всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, вообще выживут.

   -- Занятия начнутся с завтрашнего утра, сегодня же я дам вам всего несколько наставлений. Первое, вы должны неукоснительно соблюдать распорядок дня. Нарушения распорядка будут наказываться. Распорядок следующий. Подъем -- в пять утра. На гигиенические процедуры вам отводится пятнадцать минут. Завтрак -- пять минут. Обед -- десять минут. Ужин -- три минуты. Отбой в одиннадцать часов. Второе. Вы носите на шее свои удостоверения личности. В них содержатся все ваши данные, в том числе ваши имена, права собственности на вас, список ваших навыков, информация о ваших достоинствах и недостатках. Ношение подобных удостоверений обязательно для лиц, находящихся под опекой, оно также позволяет следить за вашим поведением. Третье. После получения новых навыков вы будете сдавать экзамены -- как теоретические, так и практические. Оценки "В" и "С" равносильны провалу экзамена. На сдачу каждого экзамена у вас будет три попытки. Первые две неудачные попытки будут наказываться. После третьей неудачи проваливший экзамен питомец будет ликвидирован.

   Свободный Торнтон обвел пленников таким взглядом, что все четверо поняли -- это правда, их действительно убьют, если они дадут хоть малейший повод для неудовольствия.

   -- Четвертое. К своим наставникам вы должны обращаться "свободный такой-то" и кланяться. Слово свободных для вас -- абсолютный закон. Если ваш наставник будет носить такое же удостоверение личности, что и вы, вы должны обращаться к нему "доктор такой-то" и склонять голову. Приказы докторов для вас также обязательны. Пятое. Ваше нерадение будет наказываться, но ваши старания будут вознаграждены. Если во время учебы вы благополучно сдадите все экзамены и докажете свое право на существование, то через два месяца вам предстоит радостное событие -- вы впервые встретите своих будущих опекунов. В этот день все ваши старания будут вознаграждены, и будет определена ваша дальнейшая судьба. Свободные выберут, кому из вас они окажут покровительство, кому дадут кров и пропитание. Их дом станет вашим домом, вы станете для них родными и близкими, как их собственные дети и даже еще ближе, потому что дети вырастают и покидают свой дом, а вам забота и попечение будут предоставлены до конца вашей жизни. Запомните, только от ваших стараний зависит, сможете ли вы произвести хорошее впечатление на своих будущих опекунов. Трудитесь со всем прилежанием, и ваша жизнь будет обеспечена.

   -- А теперь немного практики, -- объявил Торнтон. -- Внесите тренажеры.

   Четверо парней с "удостоверениями личности" на шеях внесли какие-то массивные пластиковые плиты, и Роберт с трудом удержал восклицание -- это были колодки, почти ничем не отличавшиеся от тех, что он видел в одном из немецких музеев.

   -- Для первого раза -- три часа занятий, -- сообщил Торнтон. -- Приступайте.

   Громилы в форме, до этого тихо стоявшие за спиной, шагнули вперед. Привычные крепкие руки согнули Роберта, и он не успел опомниться, как его шея и кисти рук были защемлены в колодках. По возгласам своих товарищей по несчастью он догадался, что с ними происходит то же самое.

   -- Сейчас вы ни в чем не провинились, но вы должны знать, какое наказание за проступки или леность вам предстоит. Наказание за незначительный проступок -- три часа занятий на тренажере. При серьезных проступках -- занятия будут удлиняться. Итак, время пошло, -- Торнтон нажал кнопку на пульте и на экране появились огромные часы.

   -- Надеюсь, эти упражнения пойдут вам на пользу, -- сообщил Торнтон. -- Приятных занятий.

   Высказав это пожелание, свободный встал и неспешно покинул аудиторию.