Окончание выступления тов. А.А. Жданова

Вспомните, как относились к запросам народа классики. У нас уже забывают, в каких ярких выражениях говорили композиторы «Могучей кучки»1 и примыкавший к ним большой музыковед Стасов о народности музыки. У нас забывают замечательные слова Глинки относительно связи народа и художников: «Создает музыку народ, а мы, художники, только ее аранжируем». У нас забывают, что корифеи музыкального искусства не чуждались никаких жанров, если эти жанры помогали продвинуть музыкальное искусство в широкие массы народа. А вы чуждаетесь даже таких жанров, как опера, считаете оперу второстепенным делом, противопоставили ей инструментально-симфоническую музыку, не говоря уже о том, что вы высокомерно отнеслись к песенной, хоровой и концертной музыке, считая зазорным снисходить до нее и удовлетворять запросы народа. А Мусоргский переложил на музыку «Гопак», Глинка использовал «Комаринского» для одного из своих лучших произведений. Пожалуй, придется признать, что помещик Глинка, чиновник Серов и дворянин Стасов были демократичнее вас. Это парадоксально, но факт. Мало клятвенных заверений, что все вы за народную музыку. Если это так, то почему в ваших музыкальных произведениях так мало использованы народные мелодии? Почему повторяются недостатки, которые критиковал еще Серов, когда указывал, что «ученая», то есть профессиональная, музыка развивается параллельно и независимо от народной? Разве у нас инструментальная симфоническая музыка развивается в тесном взаимодействии с народной музыкой, - будь-то песни, концертная или хоровая музыка? Нет, нельзя этого сказать. Наоборот, здесь, безусловно, имеется разрыв, связанный с недооценкой нашими симфонистами народной музыки. Напомню, какими словами Серов характеризовал свое отношение к народной музыке. Я имею в виду его статью «Музыка южнорусских песен», где он говорил: «Песни народные, как музыкальные организмы, отнюдь не сочинения отдельных музыкально-творческих талантов, а произведения целого народа, и всем складом своим весьма далеки от музыки искусственной, вследствие сложившегося сознательного подражания образцам, вследствие школы, науки, рутины и рефлексии. Это цветки данной точки, явившиеся на свет будто сами собою, выросшие в полном блеске, без малейшей мысли об авторстве, сочинительстве, и, следовательно, мало похожие на парниковые, тепличные продукты ученой композиторской деятельности. От того в них ярче всего выступает наивность творчества и та (по меткому выражению Гоголя в «Мертвых душах») высокая мудрость простоты, главная прелесть и главная тайна всякого художественного создания.

Как лилия в своем пышном целомудренном убранстве затмевает блеск парчей и драгоценных каменьев, так народная музыка именно своим детским простодушием в тысячу раз богаче и сильнее, нежели все ухищрения школьной премудрости, проповедываемые педантами в консерваториях и музыкальных академиях». (А.Н. Серов. Критические статьи. т. III, с. 1391)

Как все это хорошо, правильно и сильно сказано! Как правильно схвачено основное: что развитие музыки должно идти на основе взаимодействия, на почве обогащения музыки «ученой» музыкой народной! А в наших теперешних теоретических и критических статьях эта тема почти совсем исчезла. Это лишний раз подтверждает опасность отрыва современных ведущих композиторов от народа, когда забрасывается такой прекрасный источник творчества, каким является народная песня и народная мелодия. Такой разрыв, конечно, не может быть присущ советской музыке.

Позвольте перейти к вопросу о соотношении музыки национальной и музыки зарубежной. Правильно здесь говорили товарищи, что имеется увлечение, даже известная ориентация на современную буржуазную западную музыку, на музыку декаданса, и что в этом также заключается одна из существенных черт формалистического направления в советской музыке.

Очень хорошо об отношении русской музыки к музыке западноевропейской сказал в свое время Стасов в статье «Тормозы нового русского искусства», где он писал: «Смешно отрицать науку, знание в каком бы то ни было деле, в том числе и в музыкальном, но только новые русские музыканты, не имея за плечами, в виде исторической подкладки, унаследованной от прежних столетий, длинной цепи схоластических периодов Европы, смело глядят науке в глаза: они уважают ее, пользуются ее благами, но без преувеличения и низкопоклонства. Они отрицают необходимость ее сути и педантских излишеств, отрицают ее гимнастические потехи, которым придают столько значения тысячи людей в Европе, и не верят, чтоб надо было покорно прозябать долгие годы над ее священнодейственными таинствами». (В.В. Стасов. Избранные сочинения в двух томах. т. 2, с. 223.)

Так говорил Стасов о западноевропейской классической музыке. Что касается современной буржуазной музыки, находящейся в состоянии упадка и деградации, то использовать из нее нечего. Тем более несуразным и смешным является проявление раболепия перед находящейся в состоянии упадка современной буржуазной музыкой.

Если исследовать историю нашей русской, а затем советской музыки, то следует сделать вывод, что она выросла, развивалась и превратилась в могучую силу именно потому, что ей удалось встать на собственные ноги и найти свои собственные пути развития, давшие возможность раскрыть богатства внутреннего мира нашего народа. Глубоко ошибаются те, кто считает, что расцвет национальной музыки как русской, так равно и музыки советских народов, входящих в состав Советского Союза, означает какое-то умаление интернационализма в искусстве. Интернационализм в искусстве рождается не на основе умаления и обеднения национального искусства. Наоборот, интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину - означает потерять руководящую линию, потерять свое лицо, стать безродными космополитами. Оценить богатство музыки других народов может только тот народ, который имеет свою высокоразвитую музыкальную культуру. Нельзя быть интернационалистом в музыке, как и во всем, не будучи подлинным патриотом своей Родины. Если в основе интернационализма положено уважение к другим народам, то нельзя быть интернационалистом, не уважая и не любя своего собственного народа.

Об этом говорит весь опыт СССР. Стало быть, интернационализм в музыке, уважение к творчеству других народов развиваются у нас на основе обогащения и развития национального музыкального искусства, на основе такого его расцвета, когда есть чем поделиться с другими народами, а не на базе обеднения национального искусства, слепого подражания чужим образцам и стирания особенностей национального характера в музыке. Все это не следует забывать, когда говорят об отношениях советской музыки к музыке иностранной.

Если говорить, далее, об отходе формалистического направления от принципов классического наследства, то нельзя не сказать относительно уменьшения роли программной музыки. Об этом здесь уже говорилось, но принципиальное существо вопроса не было соответствующим образом вскрыто. Совершенно очевидно, что программной музыки стало меньше или ее почти совсем нет. Дело дошло до того, что содержание выпущенного в свет музыкального произведения приходится объяснять уже после появления его на свет. Народилась целая новая профессия - истолкователей музыкальных произведений из среды приятелей-критиков, которые стараются по личным догадкам расшифровать задним числом содержание уже обнародованных музыкальных произведений, темный смысл которых, как говорят, бывает не совсем ясен даже для их авторов. Забвение программной музыки есть тоже отход от прогрессивных традиций. Известно, что русская классическая музыка была, как правило, программной.

Здесь говорили о новаторстве. Указывалось, что новаторство является чуть ли не главной отличительной чертой формалистического направления. Но новаторство не является самоцелью; новое должно быть лучше старого, иначе оно не имеет смысла. Мне кажется, что последователи формалистического направления употребляют это словечко главным образом в целях пропаганды плохой музыки. Ведь нельзя же назвать новаторством всякое оригинальничание, всякое кривляние и вихляние в музыке. Если не хотят лишь бросаться громкими словечками, то нужно отчетливо представить себе, от чего старого необходимо стараться отойти и к чему именно новому надо придти. Если это не делается, то фраза о новаторстве может означать только одно: ревизию основ музыки. Это может означать лишь разрыв с такими законами и нормами музыки, от которых отходить нельзя. И то, что нельзя от них отходить, не есть консерватизм, а то, что от них отходят, вовсе не есть новаторство. Новаторство отнюдь не всегда совпадает с прогрессом. Многих молодых музыкантов сбивают с толку новаторством как жупелом, говоря, что если они не оригинальны, не новы, - значит они находятся в плену консервативных традиций. Но поскольку новаторство неравнозначно прогрессу, распространение подобных взглядов означает глубокое заблуждение, если не обман.

А «новаторство» формалистов, к тому же, вовсе и не ново, поскольку от этого «нового» отдает духом современной упаднической буржуазной музыки Европы и Америки. Вот где надо показать настоящих эпигонов!

Одно время в начальных и средних школах было, как вы помните, увлечение «бригадно-лабораторным» методом и «Дальтон-планом», согласно которым роль учителя в школе сводилась к минимуму, а каждый ученик имел право перед началом урока определять тему занятий в классе. Учитель, приходя на урок, спрашивал учеников: «Чем мы будем сегодня заниматься?» Ученики отвечали: «Расскажите об Арктике», «Расскажите об Антарктике», «Расскажите о Чапаеве», «Расскажите о Днепрострое». Учитель должен был плестись в хвосте этих требований. Это называлось «лабораторно-бригадным» методом, а на деле означало, что вся организация учебы ставилась шиворот-навыворот, когда учащиеся становились ведущими, а педагог ведомым. Существовали когда-то рассыпные учебники, не было пятибальной системы отметок. Все это было новшеством, но спрашивается, было ли это новшество прогрессивным?

Партия, как известно, эти «новшества» отменила. Почему? Потому что эти «новшества», очень «левые» по форме, были на деле насквозь реакционными и вели к ликвидации школы.

Другой пример. Не так давно организована Академия художеств. Живопись - это ваша сестра, одна из муз. В живописи, как вы знаете, одно время были сильны буржуазные влияния, которые выступали сплошь и рядом под самым «левым» флагом, нацепляли себе клички футуризма, кубизма, модернизма; «ниспровергали» «прогнивший академизм», провозглашали новаторство. Это новаторство выражалось в сумасшедшей возне, когда рисовали, к примеру, девушку с одной головой на сорока ногах, один глаз - на нас, а другой - в Арзамас. (Смех, оживление в зале.)

Чем же все это кончилось? Полным крахом «нового направления». Партия восстановила в полной мере значение классического наследства Репина, Брюллова, Верещагина, Васнецова, Сурикова. Правильно ли мы сделали, что оставили сокровищницу классической живописи и разгромили ликвидаторов живописи?

Разве не означало бы дальнейшее существование подобных «школ» ликвидацию живописи? Что же, отстояв классическое наследство в живописи, Центральный Комитет поступил «консервативно», находился под влиянием «традиционализма», «эпигонства» и т.д.? Это же сущая чепуха!

Так и в музыке. Мы не утверждаем, что классическое наследство есть абсолютная вершина музыкальной культуры. Если бы мы так говорили, это означало бы признание того, что прогресс кончился на классиках. Но до сих пор классические образцы остаются непревзойденными. Это значит, что надо учиться и учиться, брать из классического музыкального наследства все лучшее, что в нем есть и что необходимо для дальнейшего развития советской музыки.

Болтают об эпигонстве и всяких таких штуках, пугают этими словечками молодежь, чтобы она перестала учиться у классиков. Пускают в ход лозунг, что классиков надо перегонять. Это, конечно, очень хорошо. Но для того, чтобы перегнать классиков, надо их догнать, а вы стадию «догоняния» исключаете, как будто это уже пройденная ступень. А если говорить откровенно и выразить то, о чем думает советский зритель и слушатель, то было бы совсем неплохо, если бы у нас появилось побольше произведений, похожих на классические по содержанию и по форме, по изяществу, по красоте и музыкальности. Если это – «эпигонство», что ж, пожалуй, не зазорно быть таким эпигоном!

О натуралистических извращениях. Здесь выяснилось, что увеличился отход от естественных, здоровых норм музыки. В нашу музыку всё в большей степени внедряются элементы грубого натурализма. А вот что писал, предостерегая от увлечения грубым натурализмом, Серов уже 90 лет тому назад:

«В природе бездна звуков самых разнородных, самых разнокачественных, но все эти звуки, которые в иных случаях называются шумом, громом, грохотом, треском, плеском, гулом, гудением, звоном, воем, скрипом, свистом, говором, шепотом, шорохом, шипением, шелестом и т.д., а в других случаях и не имеют выражений в словесной речи, все эти звуки или вовсе не входят в состав материалов для музыкального языка, или если входят в него, то не иначе как в виде исключения (звон колоколов, медных тарелок, треугольников, - звук барабанов, бубен и т.д.).

Собственно-музыкальный материал есть звук особого свойства...».

Разве это не верно, разве не правильно, что звон тарелок и звук барабанов должен быть исключением, а не правилом в музыкальном произведении?! Разве не ясно, что не всякий натуральный звук должен быть перенесен в музыкальное произведение?! А сколько у нас беспардонного увлечения вульгарным натурализмом, представляющим безусловный шаг назад!

Надо сказать прямо, что целый ряд произведений современных композиторов настолько перенасыщен натуралистическими звуками, что напоминает, простите за неизящное выражение, не то бормашину, не то музыкальную душегубку. Просто сил никаких нет, обратите вы на это внимание! (Смех, аплодисменты.)

Здесь начинается выход за пределы рационального, выход за пределы не только нормальных человеческих эмоций, но и за пределы нормального человеческого разума. Есть, правда, теперь модные «теории», которые утверждают, что патологическое состояние человека есть некая высшая форма и что шизофреники и параноики в своем бреду могут доходить до таких высот духа, до которых в нормальном состоянии обычный человек никогда дойти не может. Эти «теории», конечно, не случайны. Они очень характерны для эпохи загнивания и разложения буржуазной культуры. Но оставим все эти «изыски» сумасшедших, будем требовать от наших композиторов нормальной, человеческой музыки.

Что же получилось в результате забвения законов и норм, по которым идет музыкальное творчество? Музыка отомстила тем, кто попытался уродовать ее природу. Если музыка перестает быть содержательной, высокохудожественной, если она становится неизящной, некрасивой, вульгарной, она перестает удовлетворять тем требованиям, ради которых она существует, она перестает быть сама собой.

Вы, может быть, удаляетесь, что в Центральном Комитете большевиков требуют от музыки красоты и изящества. Что за новая напасть такая?! Да, мы не оговорились, мы заявляем, что мы стоим за красивую, изящную музыку, за музыку, способную удовлетворить эстетические потребности и художественные вкусы советских людей, а эти потребности и вкусы выросли неимоверно. Народ оценивает талантливость музыкального произведения тем, насколько оно глубоко отображает дух нашей эпохи, дух нашего народа, насколько оно доходчиво до широких масс. Ведь что такое гениальное в музыке? Это совсем не то, что могут оценить только кто-то один или небольшая группа эстетствующих гурманов. Музыкальное произведение тем гениальней, чем оно содержательней и глубже, чем оно выше по мастерству, чем большим количеством людей оно признается, чем большее количество людей оно способно вдохновить. Не всё доступное гениально, но всё подлинно гениальное доступно, и оно тем гениальнее, чем оно доступнее для широких масс народа.

А.Н. Серов был глубоко прав, когда говорил: «Над истинно-прекрасным в искусстве - время бессильно, - иначе бы не любовались ни Гомером, Данте и Шекспиром, ни Рафаэлем, Тицианом и Пуссеном, ни Палестриною, Генделем и Глюком …» (А.Н. Серов. Критические статьи. т. 2, с. 1036)

Музыкальное произведение тем выше, чем больше струн человеческой души оно приводит в ответное звучание. Человек, с точки зрения музыкального восприятия, - это такая чудесная и богатейшая мембрана или радиоприемник, работающий на тысячах волн, - наверное, можно подобрать лучшее сравнение, - что для него звучания одной ноты, одной струны, одной эмоции недостаточно.

Если композитор способен вызвать отклик только одной или нескольких струн человеческих, то этого мало, ибо современный человек, особенно наш, советский человек, представляет из себя очень сложный организм восприятия. Если еще Глинка, Чайковский, Серов писали о высоком развитии музыкальности у русского народа, то в те времена, когда они об этом писали, русский народ ведь не имел еще широкого понятия о классической музыке. За годы Советской власти музыкальная культура народа поднялась чрезвычайно. Если и раньше наш народ отличался высокой музыкальностью, то теперь художественный вкус его обогатился в силу распространения классической музыки. Если вы допустили обеднение музыки, если, как это получилось в опере Мурадели, не используются ни возможности оркестра, ни способности певцов, то вы перестали удовлетворять музыкальные запросы своих слушателей. Что посеешь, то и пожнешь. Композиторы, у которых получились непонятные для народа произведения, пусть не рассчитывают на то, что народ, не понявший их музыку, будет «дорастать» до них. Музыка, которая непонятна народу, народу не нужна. Композиторы должны пенять не на народ, а на себя, должны критически оценивать свою работу, понять, почему они не угодили своему народу, почему не заслужили у народа одобрения и что нужно сделать, чтобы народ их понял и одобрил их произведения.

Вот в каком направлении надо перестраивать свое творчество. Разве это не так?

Голоса с мест. Правильно.

Жданов. Перехожу к вопросу об опасности утери профессионального мастерства. Если формалистические извращения обедняют музыку, то они влекут также за собой опасность утери профессионального мастерства. В этой связи следует остановиться ещё на одном распространённом заблуждении, будто бы классическая музыка является более простой, а новейшая - более сложной и что будто бы усложнение техники современной музыки представляет шаг вперед, поскольку всякое развитие восходит от простого к сложному, от частного к общему. Неверно, что всякое усложнение равносильно росту мастерства. Нет, не всякое. Кто считает всякое усложнение прогрессом, тот глубоко заблуждается. Приведу пример. Известно, что в русском литературном языке употребляется немало иностранных слов, известно, как высмеивал злоупотребление иностранными словечками Ленин, как он ратовал за очищение родного языка от засорения иностранщиной. Усложнение языка путем введения иностранного слова вместо русского тогда, когда есть полная возможность употребить русское слово, никогда не считалось прогрессом языка. Например, у нас иностранное слово «лозунг» заменено сейчас русским словом «призыв», а разве такая замена не является шагом вперед?! Так и в музыке. Под маской чисто внешнего усложнения приемов композиционного творчества скрывается тенденция к обеднению музыки. Музыкальный язык становится невыразительным. В музыку привносится столько грубого, вульгарного, столько фальшивого, что музыка перестает отвечать своему назначению - доставлять наслаждение. Но разве эстетическое значение музыки подлежит упразднению? В этом, что ли, состоит новаторство? Или музыка становится разговором композитора самого с собой? Но тогда зачем ее навязывают народу? Эта музыка превращается в антинародную, сугубо индивидуалистическую, и, действительно, к ее судьбам народ имеет право стать и становится равнодушным. Если требуют от слушателя, чтобы он расхваливал музыку грубую, неизящную, вульгарную, основанную на атональностях, на сплошных диссонансах, когда консонансы становятся частным случаем, а фальшивые ноты и их сочетания - правилом, то это есть прямой отход от основных музыкальных норм. Все это, вместе взятое, грозит ликвидацией музыки, так же, как кубизм и футуризм в живописи представляют из себя не что иное, как установку на разрушение живописи. Музыка, нарочито игнорирующая нормальные человеческие эмоции, травмирующая психику и нервную систему человека, не может быть популярной, не может служить обществу.

Здесь говорилось об одностороннем увлечении инструментальной симфонической музыкой без текста. Забвение разнообразных жанров музыки неправильно. К чему оно приводит, видно на примере той же оперы Мурадели. Вы помните, как были добры и щедры великие мастера искусства в отношении разнообразия жанров? Они понимали, что народ требует разнообразия жанров. Почему вы так непохожи на своих великих предков? Вы гораздо черствее, чем те, кто, занимая вершины искусства, писал для народа песенную сольную, хоровую и оркестровую музыку.

Об утрате мелодичности музыки. Современную музыку характеризует одностороннее увлечение ритмом в ущерб мелодии. Но мы знаем, что музыка приносит наслаждение только тогда, когда все ее элементы - и мелодия, и певучесть, и ритм - находятся в определенном гармоническом сочетании. Одностороннее увлечение одним элементом музыки за счет другого приводит к нарушению правильного взаимодействия различных элементов музыки и, конечно, не может быть воспринято нормальным человеческим слухом.

Допускаются извращения также в использовании инструментов не по назначению, когда, например, рояль превращается в ударный инструмент. Уменьшается роль вокальной музыки за счет одностороннего развития музыки инструментальной. Сама вокальная музыка все меньше считается с требованиями норм вокального искусства. К критическим замечаниям вокалистов, которые были высказаны здесь тов. Держинской и тов. Катульской, необходимо отнестись с полным вниманием.

Все эти и иные отступления от норм музыкального искусства представляют нарушение не только основ нормального функционирования музыкального звука, но и основ физиологии нормального человеческого слуха. У нас, к сожалению, недостаточно разработана та область теории, которая говорит о физиологическом влиянии музыки на человеческий организм. А между тем надо учитывать, что плохая, дисгармоническая музыка, несомненно, нарушает правильную психофизиологическую деятельность человека.

Выводы. Надо восстановить в полной мере значение классического наследства, надо восстановить нормальную человеческую музыку. Надо подчеркнуть опасность ликвидации музыки, грозящую ей со стороны формалистического направления, и осудить это направление как геростратову попытку разрушить храм искусства, созданный великими мастерами музыкальной культуры. Надо, чтобы все наши композиторы перестроились и повернулись лицом к своему народу. Надо, чтобы все отдали себе отчет в том, что наша партия, выражая интересы нашего государства, нашего народа, будет поддерживать только здоровое, прогрессивное направление в музыке, направление советского социалистического реализма.

Товарищи! Если вам дорого высокое звание советского композитора, вы должны доказать, что вы способны лучше служить своему народу, чем вы это делали до настоящего времени. Формалистическое направление в музыке было осуждено партией еще 12 лет тому назад. За истекший период правительство многих из вас наградило Сталинскими премиями, в том числе и тех, кто грешил по части формализма. То, что вас наградили, - это был большой аванс. Мы не считали при этом, что ваши произведения свободны от недостатков, но мы терпели, ожидая, что наши композиторы сами найдут в себе силы для того, чтобы избрать правильную дорогу. Но теперь всякий видит, что необходимо было вмешательство партии. Со всей прямотой ЦК заявляет вам, что на избранном вами пути творчества наша музыка себя не прославит.

У советских композиторов две в высшей степени ответственные задачи. Главная задача - развивать и совершенствовать советскую музыку. Другая задача состоит в том, чтобы отстаивать советскую музыку от проникновения в нее элементов буржуазного распада. Не надо забывать, что СССР является сейчас подлинным хранителем общечеловеческой музыкальной культуры так же, как он во всех других отношениях является оплотом человеческой цивилизации и культуры против буржуазного распада и разложения культуры. Надо учитывать, что чуждые буржуазные влияния из-за границы будут перекликаться с пережитками капитализма в сознании некоторых представителей советской интеллигенции, выражающимися в несерьезных и диких стремлениях променять сокровищницу советской музыкальной культуры на жалкие лохмотья современного буржуазного искусства. Поэтому не только музыкальное, но и политическое ухо советских композиторов должно быть очень чутким. Ваша связь с народом должна быть как никогда тесной. Музыкальный «слух на критику» должен быть очень развит. Вы должны следить за процессами, которые происходят в искусстве на Западе. Но ваша задача заключается не только в том, чтобы не допускать проникновения буржуазных влияний в советскую музыку. Задача заключается в том, чтобы утвердить превосходство советской музыки, создать могучую советскую музыку, включающую в себя все лучшее из прошлого развития музыки, которая отображала бы сегодняшний день советского общества и могла бы еще выше поднять культуру нашего народа и его коммунистическую сознательность.

Мы, большевики, не отказываемся от культурного наследства. Наоборот, мы критически осваиваем культурное наследство всех народов, всех эпох, чтобы отобрать из него все то, что может вдохновлять трудящихся советского общества на великие дела в труде, науке и культуре. Вы должны помочь народу в этом. Если вы эту задачу перед собой не поставите, если для служения этой задаче не отдадите себя целиком, весь свой пыл и творческий энтузиазм, то вы не выполните своей исторической роли.

Товарищи, мы хотим, мы страстно желаем, чтобы у нас была своя «Могучая кучка»¹, чтобы она была и многочисленнее и сильнее, чем та, которая поражала мир своими талантами и прославила наш народ. Для того чтобы вы были сильными, вы должны отбросить прочь со своего пути все то, что может нас ослабить, и отобрать лишь такие средства вооружения, которые помогут вам стать сильными и могучими. Если вы используете до дна гениальное классическое музыкальное наследство и вместе с тем разовьёте его в духе новых потребностей нашей великой эпохи, вы станете советской «Могучей кучкой». Мы хотим, чтобы отставание, которое вы переживаете, было как можно скорее преодолено, чтобы вы поскорее перестроились и превратились в славную когорту советских композиторов, являющихся гордостью всего советского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Материал предоставлен В.В. Поповм и Е.В. Поповым

¹«Могучая кучка» - название, данное группе русских композиторов, выступивших в 60-х годах XIX столетия. Главные представители «Могучей кучки»: Балакирев, Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков, Кюн.

От редакции.Хотелось бы обратить внимание читателей на следующее обстоятельство. Совещание проходило в послевоенные, «самые ужасные годы культа личности». Но в публикуемой части стенограммы, где есть в том числе два выступления секретаря ЦК, имя Сталина не названо ни разу. Есть лишь уместное упоминание Сталинских премий. Люди делом занимались, а не пустословили и не славословили Никиту Сергеевича, Леонида Ильича, Михаила Сергеевича и прочих нынешних.

А как мы к этому пришли, можно понять и из материалов Совещания.

…Уже в августе 1948 г. А.А. Жданова не стало.

После смерти И.В. Сталина материалы данного Совещания были преданы забвению.

Не унимается племя десоветизаторов и десталинизаторов. Ищут, кого бы еще свергнуть с пьедестала и отправить «на свалку истории». Кто на очереди?

Оказывается, давно не дает покоя одному из десоветизаторов трехметровый гигант, стоящий на одной из главных площадей столицы. Ладно, если бы «молоткастый серпастый» стих оставался в его книжках, а то ведь звучит и с пьедестала, будоража умы честной публики. «И я, как весну человечества, рожденную в трудах и в бою, пою мое Отечество, республику мою!». Нет, нет, так не пойдет! Чтобы этот «горлан-главарь» собирал вокруг себя недовольных режимом и его мудрым правлением честной народ и «самозабвенно» продолжал воспевать Отечество, которого уже нет!.. Убрать, да и только, а вместо него установить монумент Петру Васильевичу Шумахеру, тоже сочинителю, который таких возмутительных стихов, как этот истукан - «самоубийца», не писал...

Так кто же такой этот бойкий десоветизатор? Трудно поверить, но это некто Михаил Ардов, человек духовного звания, которому более по чину умиротворительные (толерантные) речи в миру и во храме, нежели высказывания «светского» мнение в такой «многотиражной крупнейшей российской ежедневной новостной газете», как «METRO» (№84 от 29.07.11). Да, это тот самый Михаил Викторович Ардов, писатель и мемуарист, священнослужитель Российской православной автономной церкви, настоятель московского храма св. Царственных мучеников и Новомученников и Исповедников Российских на Головинском кладбище, который заявляет, что он далек от политики. Тот, который Пушкина называет кощунником, картежником, пьяницей; блоковскую поэму «Двенадцать» - «бесовской мерзкой поэмой», а большевиков и их вождей - бандой с большой дороги; тот, который настаивает на введении в школах закона божия и т.д. и т.п.

Чем же Шумахер П.В. приглянулся протоиерею Ардову более, чем «лучший и талантливейший поэт советской эпохи»? Оказывается, тем, что до и после установки в 1958 году памятника Маяковскому на площади его имени, переименованной затем демократами в Триумфальную, возникло множество «кабаков», а Шумахер, живший в XIX веке якобы был то ли противником, то ли почитателем их. А на постаменте учинить такие его строки:

- Тятя! Эвон что народу

Собралось у кабака...

Ждут каку-то все свободу...

Тятя, кто она така?

Ну и ну! Уж не провести ли референдум за предложение господина (отца) Михаила?

Н. ЧЕКМАРЕВ

P.S. С трудом верится заявлению редакции “METRO», что ее мнение может не совпадать с мнением Ардова, ибо несолидно «самой большой международной газете» (как она рекламирует себя), выходящей в «19 странах мира на 4-х континентах, на 15 языках», печатать сомнительные мнения.

Всё советское кончается,

Шпалы сгнили, мост качается,

И потух с недавних пор

На хорошей нашей станции,

Без пикета, без сенсации

Безработный светофор.

Всё советское кончается,

Ездить впредь не намечается, -

Ползать будем, “господа”,

Перед ним, работодателем,

Перед жуликом, предателем

Аж до божьего суда.

Всё советское кончается,

С мужиком мужик венчается,

Баба с бабою живёт,

И в восторженной истерике

Смачно молится Америке

Одураченный народ.

Всё советское кончается,

Пошлость с мерзостью встречается,

И, ударившись в балдёж,

Очарована бутылкою,

Матюгается с ухмылкою,

Опопсевши, молодёжь.

Всё советское кончается...

И пора б уже отчаяться, -

Что, как сызнова, зазря

Ждём навара с хилой акции,

Манны ждём от думской фракции,

Верим в батюшку-царя?

Не годятся нашей нации

Чудеса “цивилизации”, -

Ни идеи, ни харчи.

Русский, блин, Россия корчится,

Скоро газ и нефть закончатся, -

Так слезай скорей с печи!

Юрий ДЕГТЯРЁВ