После подписания пакта о ненападении между СССР и Германией была достигнута договоренность о торгово-экономическом соглашении. Для его реализации в октябре 1939 г. в Германию выехала комиссия во главе с членом ЦК ВКП(б) И.Ф. Тевосяном. В январе 1940 г. комиссия возвратилась. Результатом ее работы явилось направление в Германию отраслевых групп. В марте 1940 г. была послана 1 авиационная группа во главе с А.С. Яковлевым, И.Ф. Петров, оформленный как инженер ЦАГИ, был заместителем главы делегации. Были осмотрены авиазаводы Хейнкеля, Юнкерса, Дорнье, Мессершмита, Фокке - Вульфа, 6 моторостроительных заводов и много заводов-смежников (всего 219). Для закупок было отобрано по 2 экземпляра J-88К1 (пикирующий), J-87, Dо-215,5 экземпляров Не-100, Ме-110С-2, Ме-109Е, два F/W-58 (кроме скоростного Не-100, все машины серийные). Опытные образцы Dо-217 и F/W-190 решили не закупать. После закупок техники встала задача ее доставки. Некоторое количество отправлялось по железной дороге, а основная часть направлялась своим ходом. При стандартной бюрократической процедуре оформления документов на наших летчиков, которые должны были перегонять авиатехнику в Союз, это заняло бы очень много времени (похоже, немцы именно к этому и стремились). Во время рабочей встречи Петрова с заместителем Геринга Э. Удетом данное затруднение удалось устранить - в обмен на показ немцам двух наших авиазаводов. Удет предоставил своих пилотов для перегонки авиатехники. По результатам встреч с этим прославленным асом Первой мировой войны у Петрова сложилось мнение, что Удет находится в оппозиции к внешнеполитическим действиям Гитлера.

Еще до первого отъезда в Германию И.Ф. Петрова и А.С. Яковлева принял Сталин. В процессе беседы Яковлев убедил Сталина в необходимости иметь некоторый фонд наличных денег для закупки непредусмотренного заранее оборудования. Делегации на эти цели был выделен 1 млн. марок, израсходовано 500 тыс., закуплены многие образцы аэродромного оборудования, техническая литература и даже технологический процесс изготовления чертежных досок “Кульман”. Петрову Сталин дал персональное задание по определению потенциала немецкой авиапромышленности, а именно оценить количество боевых самолетов, которое может быть выпущено за день. Задание было весьма сложным: в качестве сопровождающего немецкой стороной к Петрову был приставлен полковник гестапо. Ситуация еще более осложнилась, когда был опубликован Указ Президиума СССР от 7.5.1940 г. о введении в Красной Армии звания генерала: среди фотографий первых 16 генералов была и фотография Ивана Федоровича. Немцы отреагировали мгновенно (инженер ЦАГИ вдруг оказался генерал - майором) и кроме полковника добавили в сопровождающие еще и генерала гестапо. Осмотрев 219 заводов, Петров пришел к выводу, что Германия способна производить 70 - 80 боевых самолетов в день. Первое сообщение об этом по возвращении он сделал на коллегии НКАП, представленные цифры вызвали резкое неприятие наркома Шахурина и члена ЦК Маленкова, который курировал авиапром (у нас в то время производилось 26 самолетов в день). У Ивана Федоровича, как он писал в воспоминаниях, возникло чувство, что нарком и представитель ЦК ВКП(б) своими последующими действиями пытались представить его врагом народа. Однако после доклада у Сталина, где все материалы расчетов мощности авиапромышленности были обстоятельно изучены, (помимо Петрова их подписали еще 2 члена делегации), Сталин распорядился увеличить выпуск нашей техники до такого же уровня. Испытания немецкой авиатехники показали, что по летно-техническим характеристикам наши новые образцы к войне с авиацией потенциального противника готовы, требуется лишь небольшая доработка по вооружению и оборудованию. Осенью состоялась последняя командировка в Германию - для закупки авиадвигателя ВМW-801А. Однако после перегона закупленных са-молетов ( апрель - июнь 1940 г) отношение к делегации резко изменилось - на фирму ВМW допуск был закрыт, попасть на прием к Удету больше не удалось. Вероятно, немцами отнюдь не предусматривалась оперативная доставка закупленной авиатехники. Двигатель так и не купили. За несколько недель до начала войны делегация вернулась в Союз. Авиационная группа была единственной из всей комиссии Тевосяна, которой удалось почти полностью выполнить задание. Уже после начала боевых действий, допрашивая пленных немецких пилотов, Петров узнал, что, по официальному сообщению, генерал Удет погиб при испытании самолета, а все специалисты, работавшие с делегацией из СССР, посажены в тюрьму.

К полудню 22 июня авиационные потери нашей страны составили около 1200 самолетов, из них порядка 900 - на земле. Так как на каждый самолет приходилось по 2-3 экипажа, то почти 6000 человек летного состава остались без машин. Петров, который в июле был назначен заместителем командующего и членом Военного Совета ВВС КА, формирует под Горьким из “безлошадных” летчиков новые авиачасти. При их комплектовании неожиданно возникла проблема грамотных авиаинженеров, поскольку в эксплуатационно-технических частях 90% составляли практики без специального образования. Петров выходит к Сталину с просьбой отозвать студентов 2-4 курсов технических вузов и их преподавателей со строительства оборонительных сооружений под Смоленском (там их трудилось около 1500), чтобы через 1,5-2 месяца из них можно было подготовить специалистов по новой авиатехнике. Сталин отдал такое распоряжение, которое пришло вовремя - через день после отзыва студентов на эту территорию прорвались немцы. Но не только сиюминутные потребности удовлетворялись в то тяжелое время. Большое внимание уделялось и фундаментальной подготовке авиаспециалистов. С началом войны ВВА им. Н.Е.Жуковского была эвакуирована в Свердловск. Туда отправлялись студенты 3-5 курсов механико-математических факультетов всех университетов (кроме Ленинградского, которые направлялись в Военно-воздушную инженерную академию им. А.Ф.Можайского). Из них был образован уникальный курс, который занял особое место во всей системе высшего образования -сочетание университетской и специальной технической подготовки. Выпускники 1945 г. этого спецкурса своей плодотворной работой подтвердили правильность такого сочетания, данная система стала прообразом будущего МФТИ.

С августа 1941 по весну 1942 г. И.Ф.Петров командует рядом авиагрупп смешанного состава, которые участвуют в оборонительных сражениях осени и в зимнем контрнаступлении под Москвой. Шел непрерывный поиск оптимальных структур ВВС, в результате чего в мае 1942 г. вместо смешанных авиагрупп стали формироваться воздушные армии, состоящие из однородных (истребительных, штурмовых, бомбардировочных) авиадивизий. К осени 1942 г. было создано 17 воздушных армий. В январе 1942 г. началась реорганизация эксплуатационно-технической службы ВВС в инженерно-авиационную службу (ИАС) на принципах, изложенных Петровым еще в 1939 г. В феврале 1942 г. Иван Федорович становится главным инженером ВВС, что позволяет ему эффективно работать над воплощением своих идей. Так создаются полевые авиаремонтные мастерские (ПАРМ), в том числе и специализированные, позволившие существенно ускорить ввод поврежденных машин в строй. В этих же мастерских проводилось переоборудование одноместных Ил-2 в двухместные.

В июне 1942 г. Петрова назначают начальником НИИ ГВФ. Институт буквально пришлось собирать по частям: при эвакуации многие экспериментальные установки оказались испорчены, большая часть сотрудников института была на фронте и в летных подразделениях ГВФ. На восстановление института потребовался год, и в середине 1943 г. НИИ ГВФ приступил к работе. Основными задачами института в это время была помощь в организации использования АДД (авиации дальнего действия) и обеспечение полетов в глубокий тыл немцев для снабжения партизан. Ближе к концу войны институт занялся своими прямыми обязанностями: организацией мирного использования авиации. Был разработан план создания гражданских самолетов и тактико-технических требований (ТТТ) к ним. Первым самолетом, созданным по этому плану, стал знаменитый Ил-12, построенный уже в 1945 г., затем - первый поршневой вариант Ил-18, позже по ТТТ института были созданы Як-12 и Ан-2. Был разработан план восстановления аэродромов и строительства новых, создание ремонтных баз, велась также и научная работа: исследовались антиобледенительные системы, проводились разработки по повышению взлетной мощности двигателей АИ-62, установленных на самолетах Ли-2.

В июле 1947 г. И.Ф. Петров получает новое назначение - становится начальником Летно-Исследовательского Института (ЛИИ). По словам доктора технических наук, профессора С.Н.Шишкина (начальник ЦАГИ с 1941 по 1950 гг.) это назначение состоялось потому, что предыдущий начальник ЛИИ - В.С. Молоков - был выдающимся летчиком, но оказался очень плохим руководителем. (А каким вице-президентом стал неплохой летчик А.В. Руцкой?) После войны в ЛИИ находилось лишь два недостроенных ангара и одна сильно изношенная взлетно-посадочная полоса (ВПП) длиной 1,2 км. Рядом ведущих ученых ЛИИ (И.В. Остославским, М.А. Тайцем и др.) были сформулированы перспективные задачи института, связанные с испытаниями реактивной техники. Для их успешного решения была необходима реконструкция ВПП. В 1948 г. Научно-технический совет (НТС) ЛИИ утвердил план реконструкции, который в перспективе позволял удлинить полосу до 8 км (чтобы обеспечить условие “прерванный взлет”), но требовал переноса старинного села Ново-Рождественно (куда упиралась старая ВПП), спрямления русла Москва-ре-ки, осушения 2000 га земли для колхоза, строительства новых дорог... (гримасы сталинизма - вместо того чтобы просто объявить деревню неперспективной, такие дорогостоящие сложности!). Было написано обращение к ЦК ВКП(б), которое подписали все ведущие авиаконструкторы. Правительство установило сроки реконструкции - с 1949 по конец 1952 г. и выделило средства. Началась напряженная ра-бота. После экспериментальных и теоретических исследований было установлено, что для аэродромной бетонной плиты важна не прочность на сжатие (как считали и, соответственно, строили американцы), а прочность на изгиб, при этом удалось уменьшить толщину бетонного покрытия на 10 см по сравнению с американскими ВПП, на которых использовались тяжелые машины В-29 (в ЛИИ готовились к испытаниям носителя атомного оружия Ту-4). В то время стоимость каждого сантиметра толщины бетонного покрытия, помноженная на площадь всего аэродрома, составляла 1 млн. руб. Была разработана оригинальная технология ремонта ВПП без прекращения её эксплуатации (работы велись ночью, днём проводились плановые полёты). Отработанная технология ремонта в дальнейшем широко применялась при реконструкции аэродромов. Новая ВПП, расположенная на заторфованной пойме реки, строилась с использованием опыта создания транссибирской магистрали. Песок брался из карьеров, которые позже стали местом отдыха жителей Жуковского (“гидра”), было создано много новых средств гидростроительства, затем изготовлявшихся серийно. Дома в передвигаемой деревне переносились целиком за 30 - 40 минут и устанавливались на подготовленные фундаменты. (Теперь это Новое Село - микрорайон Раменского). Реконструкция ВПП закончилась на месяц раньше правительственного срока. Первый самолёт, доведенный при начальнике ЛИИ И.Ф. Петрове, был Ту-4. Большое напряжение сил и нервов не прошли бесследно для Ивана Федоровича, в 1950 г. он серьёзно заболел и после длительного лечения был уволен в 1951 г. в отставку в звании генерал - лейтенанта.

История МФТИ своим началом уходит в предвоенные годы, когда были развернуты широкие научные исследования по созданию новых типов вооружений. Существовавшая к тому времени в Союзе система высшего образования готовила неплохие кадры конструкторов, инженеров-эксплуатационников, технологов, но для прикладных научных исследований специалистов никто не готовил (из университетов выходили кадры с фундаментальным, академическим образованием, которым надо было еще 1,5-2 года втягиваться в прикладные разработки). В 1940 г. было обращение в правительство группы видных ученых о создании нового вуза с отличными от традиционных принципами обучения: в учебную программу закладывалась университетская фундаментальная подготовка по естественным наукам и математике, усиленное изучение иностранных языков (для свободного чтения технической литературы), на старших курсах привлечение к конкретной научной работе в НИИ (выпускающие кафедры должны размещаться в этих НИИ и состоять из ведущих ученых). До войны создать такой вуз не успели, но в 1946 г. при МГУ был создан Физико-технический Факультет (ФТФ), на котором были реализованы все эти принципы обучения. Возглавил ФТФ академик С.А. Христианович, на факультете было 6 специальностей: аэродинамика (С.А. Христианович), термодинамика (М.В. Келдыш), строение вещества (И.В. Курчатов), химфизика (Н.Н. Семёнов), оптика (С.И. Вавилов), радиофизика (А.Н. Щукин). Было 11 кафедр, которые возглавляли такие люди, как Г.С. Ландсберг, Л.И. Седов, А.А. Дородницын, Б.Н. Делоне ... В составе учёного совета 16 академиков (тех, не нынешних), в том числе - А.П. Александров, А.И. Алиханов, С.И. Вавилов, П.Л. Капица, И.В. Курчатов, М.В. Келдыш, Л.Д. Ландау, Н.Н. Семенов, С.А. Христианович. Как и всякое новое дело, эта система подготовки встретила сильное противодействие традиционной преподавательской школы. В начале 50-х годов П.Л. Капица был отстранен от работы, все кафедры, кроме трех, были закрыты (ну почти как сейчас на факультете Аэромеханики и летательной техники МФТИ, полагаю что на других физтеховских факультетах дела обстоят так же, впрочем, вернёмся в 1951 г., когда у нас ещё встречались самостоятельно думающие люди в руководстве страной). Так вот, факультет был постепенно ликвидирован, студенты направлены в технические вузы, либо в университет. В такой ситуации академики - основатели физтеха пришли к И.Ф. Петрову с просьбой исправить положение. Исправлять надо было на самом высшем уровне. Иван Федорович очень хорошо воспринял предлагаемую систему обучения, поскольку в какой-то мере сам прошёл через неё, когда с третьего курса академии уже успешно работал в НИИ ВВС - поэтому, собрав документы, он отправился к Сталину. Выслушав доклад, Сталин сказал: “3ачем же мы будем восстанавливать факультет, который только что распустили? Давайте создадим новый институт со следующими специальностями ...”. Петрову стало ясно, что Сталин и сам прорабатывал этот вопрос, поэтому предложение ведущих академиков нашло такую быструю поддержку. В 1951 г. ЦК ВКП(б) и СМ СССР приняли постановление об организации МФТИ, первым его ректором был назначен Иван Федорович, который занимал эту должность 10 лет, а затем долгие годы трудился в должности проректора. После того, как выпускники МФТИ пришли в научные институты и получили первые результаты, противники этой системы образования успокоились.

Лично я видел Ивана Федоровича всего один раз - в декабре 1988 г. на торжественном заседании в Кремлевском дворце съездов, посвященном 70-летию ЦАГИ. В президиуме, среди известных (и не очень известных) академиков находился старый человек в генеральской форме. Перед заседанием президиум был представлен залу. Далеко не всех членов президиума приветствовали одинаково, но когда представили старого генерала, зал взорвался аплодисментами - уважение к нему было просто потрясающим. Началось заседание. Выступал счастливейший Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский (создатель только что успешно слетавшего в космос “Бурана”). Лозино-Лозинский ещё не знал, что первый полет окажется и последним - в стране начинался разгул демократии, кинорежиссеры были озабочены вопросами: “легко ли быть молодым”, “можно так жить, или нельзя” и тяжелыми условиями работы валютных проституток. “Московский комсомолец” вел борьбу за права сексуальных меньшинств, а на малых предприятиях, возникших по всей стране, как поганки, проводился перевод безналичных средств в наличные. В 1991 г. вместе с великой страной была убита и система подготовки научных кадров - система физтеха, так как не стало той науки и промышленности, для которых и готовились люди. Нынешние гордые заявления некоторых деканов МФТИ, что ряд выпускников удачно вписался в банковские структуры, иначе как верхом цинизма (или недомыслием) назвать трудно. Если человеку все равно, за какую работу (и в какой стране) получать деньги, лишь бы побольше, то он профессионально несостоятелен (да и человек ли он?). Из физтеха, за годы его работы, вышло много замечательных ученых, но в семье не без урода - небезызвестный Ю.М. Батурин, реформатор Вооружённых Сил, окончил физтех в 1973 г. (стоит заметить, что он ничем, кроме профсоюзной деятельности, после окончания не занимался). В настоящее время при замершей промышленности и разваленной науке преподавание в любом техническом вузе лишено всякого смысла. Необходимо серьезно подумать, как вернуть этот смысл. Похоже, что без воссоздания великой страны не обойтись.

С.И. ИНШАКОВ, старший научный сотрудник ЦАГИ, к.т.н., выпускник МФТИ 1978 г. №22, 1997 г.

Уважаемый товарищ Мухин, высылаю вам ещё один отрывок из книги председателя Рабочей партии Бельгии Л. Мартенса “Другой взгляд на Сталина”. В этом отрывке (перевод мой) речь идёт о вредительстве на Урале в 30-е годы, причём используется свидетельство американского инженера (без каких-либо политических взглядов), работавшего в то время в Советской России. Он показывает, что репрессии начались не просто так, и не просто для борьбы с политическими оппонентами, а также не для удовлетворения мнимой “кровожадности Сталина” (о чём неустанно твердят буржуазные СМИ). Они были ответом на вредительство и саботаж врагов трудового народа. Прочитавший это увидит сам, какова цена доклада Хрущёва, его обвинений и развенчаний, а также какова цена антисталинских утверждений россиянских и прочих буржуазных СМИ. Очень важно развенчать этот доклад, ведь это он в конечном счёте вызвал развал сначала экономики Советского Союза, а затем и самой страны. Доклад создал условия для поворота нашей страны на путь капитализма, что привело к страданиям множества безвинных людей.

23 сентября 1936 г. по сибирским шахтам прокатилась волна взрывов, вторая за 9 месяцев. 12 человек погибло. Через три дня Ягода стал комиссаром связи, а Ежов шефом НКВД. По крайней мере до этого времени Сталин терпел более или менее либеральную политику Ягоды.

Расследование в Сибири привело к аресту Пятакова, старого троцкиста, помощника Орджоникидзе, комиссара тяжёлой промышленности с 1932 г. Орджоникидзе был близок Сталину и следовал политике использования и переобучения буржуазных специалистов. Поэтому в феврале 1936 г. он амнистировал 9 “буржуазных инженеров”, осуждённых в 1930 г. во время большого процесса о саботаже.

По вопросу о промышленности вот уже несколько лет проходили дебаты внутри партии. Радикалы, возглавляемые Молотовым, выступали против буржуазных специалистов, которым они не доверяли с политической точки зрения. Они уже давно призывали к чисткам. Орджоникидзе, с другой стороны, утверждал, что эти специалисты были необходимы.

Дебаты о старых специалистах с подозрительным прошлым снова разгорелись после саботажа на сибирских шахтах. Расследование выявило, что Пятаков, помощник Орджоникидзе, широко использовал буржуазных специалистов для саботажа шахт.

В январе 1937 г. прошёл процесс над Пятаковым, Радеком и другими старыми троцкистами; они признались в своей подпольной деятельности. Для Орджоникидзе удар был настолько силён, что он совершил самоубийство.

Конечно, несколько буржуазных авторов заявили свои претензии на то, что обвинения в систематическом саботаже были полностью вымышленными, что это были ложные измышления, единственной целью которых была ликвидация политических оппонентов. Но вот свидетельство американского инженера, который работал с 1928 по 1937 г. в руководстве шахт Урала и Сибири, на многих из которых происходил промышленный саботаж. Свидетельство этого далёкого от политики инженера Джона Литлпейджа интересно со многих точек зрения.

Литлпейдж пишет, что сразу же, как только он прибыл на советские рудники в 1928 г., он осознал, насколько были велики масштабы промышленного саботажа, метода борьбы, предпочитаемого в то время врагами советского режима:

“Однажды в 1928 г. я отправился на электростанцию Кошбарских золотых рудников. Случайно я положил руку на один из главных подшипников большого дизельного двигателя и почувствовал песок в масле. Я немедленно остановил двигатель, и мы удалили из масляного резервуара примерно 1 литр кварцевого песка, который мог оказаться там только по чьему-то злому умыслу. Несколько подобных случаев произошло также на фабриках в Кошкаре, где мы находили песок внутри такого оборудования как редукторы, которые полностью закрыты, и песок может попасть туда только, если кто-то удалит защитный колпак.

...Почему, спросили меня [в Америке], такой саботаж настолько обычен в Советской России, и так редок в большинстве других стран? Обладают ли русские особой склонностью к порче промышленного оборудования?

Люди, которые задают такие вопросы, очевидно не осознают, что власти в России постоянно боролись и продолжают бороться с целой серией открытых и скрытых гражданских войн. Вначале они боролись против и избавились от аристократии, банкиров и землевладельцев и купцов царского режима, затем они боролись против мелких независимых фермеров и мелких купцов и банд кочевников в Азии.

Конечно, это всё для их собственного блага, говорят коммунисты. Но многие из этих людей не способны встать на такую точку зрения и остаются злостными врагами коммунистов и их идей даже после того, как им снова разрешают работать на государственных предприятиях. Из этих групп вышло значительное число недовольных рабочих, которые настолько ненавидят коммунистов, что с радостью вредят любому предприятию, если им предоставляется такая возможность”.

Во время работы на шахтах Калаты, в Уральском регионе, Литлпейдж столкнулся с умышленным саботажем со стороны инженеров и партийных работников. Для него было ясно, что эти действия были умышленной попыткой ослабить большевистский режим, и что такой откровенный саботаж мог происходить только с одобрения высочайших властей в Уральском регионе. Вот некоторые выдержки из его книги об этом периоде:

“Сообщалось, что наиболее плохие условия были на медных шахтах в регионе Уральских гор, наиболее многообещающем месторождении. В этом регионе были заняты десятки американских инженеров и сотни американских мастеров. 4-5 американских горных инженеров, а также и инженеры-металлурги были приписаны к каждому из наиболее крупных медных рудников на Урале.

Эти люди были тщательно отобраны; у них были прекрасные рекомендации из Соединённых Штатов. Но за очень малым исключением они были разочарованы полученными в России результатами. Когда Серебровскому поручили контролировать медные, свинцовые, а также и золотые рудники, он захотел выяснить, почему эти привезённые из-за границы эксперты не давали той отдачи, которой от них ожидали; и в январе 1931 г. он послал меня вместе с русским коммунистом-менеджером исследовать условия на Уральских рудниках и попытаться узнать, в чём же дело и как можно улучшить положение...

Мы обнаружили прежде всего, что американские инженеры и металлурги не получали совершенно никакой поддержки; даже не было сделано попытки предоставить им компетентных переводчиков... Они тщательно изучили месторождение и написали рекомендации по эксплуатации, которые сразу бы принесли пользу при их применении. Но эти рекомендации или никогда не были переведены на русский язык или же были положены под сукно...

Методы разработки полезных ископаемых были с такой очевидностью неправильны, что студент-первокурсник горного института мог бы указать на большинство их ошибок. Открывались слишком большие для контроля участки, руда удалялась без должного крепежа и засыпки. Несколько из лучших шахт были серьёзно повреждены, и несколько рудных пластов были на грани безвозвратной потери...

Я никогда не забуду ситуацию, которую мы обнаружили на Калате. Здесь в северной части Урала находилось одно из наиболее важных месторождений меди в России, которое состояло из 6 шахт, флотационного концентратора и плавильни с домнами и отражательными печами. 7 американских горных инженеров первого разряда, получающих очень большое жалование, было приписано к этому месторождению уже некоторое время назад. Любой из них мог бы привести это месторождение в порядок за считаные недели.

Но их рекомендации игнорировались; им не давали никакой работы, они были не в состоянии передать свои идеи русским инженерам из-за незнания языка и отсутствия компетентных переводчиков... Конечно, они знали, что было неправильно с технической точки зрения на шахтах и фабриках Калаты и почему продукция составляла только малую долю от той, которую можно было произвести, имея такое количество оборудования и персонала.

Наша комиссия посетила практически все крупные медные шахты на Урале и тщательно их исследовала...

Несмотря на плачевное состояние, которое я только-что описал, в советских газетах практически не было никакой информации насчёт вредителей на Уральских медных шахтах. Это очень любопытное обстоятельство, потому что коммунисты довольно часто приписывали преднамеренному саботажу большую часть неразберихи и беспорядка в промышленности в то время. Но коммунисты на Урале, контролирующие медные шахты, на удивление хранили насчёт этого молчание.

В июле 1931 г., после того как Серебровский изучил отчёт, составленный нашей комиссией, он решил послать меня назад в Калату в качестве главного инженера. Вместе со мной он послал русского коммуниста-менеджера, у которого не было особых знаний по горному делу, но которому были предоставлены большие полномочия, чтобы дать мне зелёный свет...

7 американских инженеров загорелись энтузиазмом, когда увидели: мы действительно обладали необходимыми полномочиями, чтобы прорваться через бюрократическую машину и дать им возможность поработать. Они шли в шахты вместе с рабочими, в духе американской шахтёрской традиции. Дело быстро набирало оборот, и через 5 месяцев производство выросло на 90 %.

Коммунист-менеджер был честным парнем; он работал изо всех сил, стараясь помочь нам, а также изучить производство. Но русские инженеры на этих шахтах, почти все без исключения, были строптивы и препятствовали нам. Они возражали против каждого улучшения, которое мы предлагали. Я этого не ожидал; русские инженеры на золотых рудниках, где я до этого работал, никогда не действовали таким образом.

Однако мне удалось внедрить свои методы на этих шахтах, потому что коммунист-менеджер поддерживал каждую мою рекомендацию. И когда методы заработали, казалось, русские инженеры подчинились и поняли суть дела...

Через 5 месяцев месторождение привели в хорошее состояние. .. Шахты и завод были тщательно реорганизованы. Казалось, что после моего отъезда производство останется на том весьма хорошем уровне, которого мы добились за это время.

Я написал детальные инструкции для будущих операций... Я объяснил их русским инженерам и коммунисту-менеджеру, который уже начал получать определённое представление о горном деле. Последний заверил меня, что мои идеи будут выполняться в точности до буквы.

Весной 1932 г. вскоре после моего возвращения в Москву, мне сообщили, что медные рудники на Калате были в очень плохом состоянии; производство упало даже ниже, чем до реорганизации в предыдущем году. Этот отчёт огорошил меня; я не мог понять, как дело могло обернуться так плохо за такое короткое время, когда казалось, всё шло так хорошо до моего отъезда.

Серебровский попросил меня вернуться на Калату и посмотреть, что можно сделать. Когда я приехал, я увидел угнетающую картину. У американцев закончился двухгодичный контракт, который им не продлили, поэтому они уехали домой. За несколько месяцев до моего приезда коммунист-менеджер был смещён комиссией, присланной из Свердловска, штаб-квартиры коммунистов на Урале. Комиссия написала в своём отчёте, что он был невежественен и неэффективен, хотя в его послужном списке не было ничего доказывающего это, и назначила председателя этой комиссии его преемником - довольно любопытный факт.

Во время моего предыдущего пребывания на этих рудниках мы увеличили производительность домен до 78 метрических тонн на кв. м в день; теперь же производительность упала до прежнего уровня в 40-45 т. Хуже всего, тысячи тонн высококачественной руды были безвозвратно потеряны вследствие использования на двух шахтах метода, против введения которого я особо предупреждал во время моего предыдущего визита...

После того как американских инженеров отослали домой, те самые русские инженеры, которых я предупреждал об опасности применения данного метода, применили его в остальных шахтах, вследствие чего большая часть руды была безвозвратно потеряна...

Я опять принялся за работу, пытаясь вернуть утраченные позиции..

Затем я вдруг обнаружил, что новый менеджер тайно отдаёт команды, прямо противоположные моим.

Я в точности сообщил о том, что я увидел в Калате, Серебровскому...

Через некоторое время над менеджером шахты и инженерами состоялся процесс с обвинением в саботаже. Менеджер получил 10 лет, инженеры меньше...

Мне казалось в то время, что в этом деле замешано больше, чем небольшая группа людей в Калате. Я был уверен, что в политической администрации Уральских гор что-то было неладно. Члены её проявили или преступную небрежность, или явно участвовали в событиях, которые произошли на этих рудниках.

Первый секретарь Коммунистической партии на Урале, человек по фамилии Кабаков, занимавший этот пост с 1922 г., считался настолько влиятельным, что был прозван “Большевистским вице-королём Урала”...

Во время его долгого правления в Уральском регионе, который являлся одним из самых богатых полезными ископаемыми регионом России, ему были предоставлены почти неограниченные средства (в том числе денежные) для эксплуатации этих месторождений, однако это не дало даже малой доли ожидаемого результата.

Комиссия в Калате, члены которой позднее признались, что действовали с вредительскими целями, была напрямую послана из штаб-квартиры Кабакова...

Создавшаяся тогда ситуация прояснилась, по крайней мере для меня, после процесса над заговорщиками в январе 1937 г., когда Пятаков и несколько его помощников признались на открытом суде, что они организовывали саботаж шахт, рудников, железной дороги, других промышленных предприятий с начала 1931 г. Через несколько недель после этого процесса первый секретарь партии на Урале Кабаков, являвшийся ближайшим помощником Пятакова, был арестован по обвинению в том же самом заговоре”.

На мнение Литлпейджа насчёт Кабакова стоит обратить внимание, так как Хрущёв в своём печально знаменитом секретном докладе 1956 г., отзывался о нём [Кабакове] как о достойном руководителе, “члене партии с 1914 г, жертве репрессий, которые не были основаны ни на чём существенном”.

Ю.А. ГРИГОРЬЕВ, №39, 1998 г.

1. L. Martens Another view of Stalin, B., 1996 (“Другой взгляд на Сталина”)

2. John D. Littlepage & Demaree Bess In Search of Soviet Gold, L., 1939 (“В поисках Советского золота”)