Когда читаешь о нынешнем бесновании «пивоваров», как не вспомнить телепередачу 20 декабря 2009 года «Сталин с нами» на канале НТВ, которая, естественно, привлекла тогда к себе максимум внимания. Вот уж где прилюдно бесновались «пивовары», вызывая омерзение зрителей! Как их не понять? Авторитет Сталина растёт с каждым годом, особенно среди молодёжи. Осознание того, куда завела нас либеральная «помойка», укрепляет уверенность: будущее за социализмом, в этом спасение. Страна без героев, без авторитетов, без веры в завтрашний день, без идеалов, без свободы слова, погрязшая в коррупции, беззаконии – со всем этим не может и не должен смириться великий народ. Понимая это, апологеты «помойки» испытывают дикий страх перед будущим – отсюда их злоба, бешеная ненависть ко всему, что связано с именем Сталина. Бесконечно устраиваемые ими «дискуссии» с заранее запрограммированным итогом никого уже не могут обмануть.

Конечно, и 20 декабря 2009 г. никто не сомневался в том, что на передаче будет царить атмосфера нетерпимости, злобы, либерального словоблудия, элементарной невоспитанности и т.п. Но не могли же сталинисты, а это, прежде всего, сторонники Советской власти, не принять вызова. И правильно сделали. Вся страна увидела, какими клоунами выглядела тройка одинаковых с лица, они, стоя, даже опирались на то, что могло сойти за ограждение цирковой арены. Интересно, они потом смотрели в записи, как выглядели на экране? Ни знаний, ни аргументов, мало-мальски стоящих, ни культуры общения, ни даже юмора. Они напоминали начётчика, который, прочитав только «Краткий курс истории ВКПБ(б)», шпарит цитатами, считая себя знатоком марксизма-ленинизма. Всё время ясно было видно: в них столько злобы оттого, что они боятся. Боятся своего страха. Боже! Как все эти чубайсы, сванидзе, пивоваровы…. боятся, несмотря на внешнюю самоуверенность и браваду!

А уж Парфёнов вообще уморил всю страну. Амок! Глаза вылезли из орбит, выпучены, орал так, что рот достиг размеров и форм незабвенного мистера Питкина. Хотелось крикнуть «Фас!». Все вспомнили достопамятного министра пропаганды Третьего рейха.

Трое из ларца одинаковых с лица заявили, что не хотят жить, как жили мы. Еще бы! Тогда пришлось бы работать, за пустое словоблудие никто бы денег не платил. Им не понять, как это кто-то не хотел бы жить на Рублёвке. Не понять пивоварам, что у людей есть элементарная брезгливость. Вся жизнь, все идеалы у одинаковых с лица начинаются «от пуза». Многие, очень многие молодые люди, пивовар, не хотят жить как пивовары. Они уважают себя, знают, что жизнь дается один раз, и прожить её хотят достойно. Бесноватые не хотят жить так, как жили мы, а мы не хотим жить так, как живут они.

Нельзя достойно жить в стране, где нарушены промышленность, сельское хозяйство и армия теряет боеспособность, где стоит вопрос о продовольственной безопасности страны, где у многих пенсионеров после оплаты квитанций ЖКХ не остается денег на питание, по дорогам страны бродят миллионы голодных детей, которых насилуют, пытают, убивают и которые кончают самоубийством или пополняют ряды малолетних преступников. А при Сталине даже во время войны в детских садах и детских домах дети не умирали от голода, хотя, естественно, не ели и пирожных. Сразу же после войны быстро покончили с беспризорностью: оставшихся сиротами детей распределили в детские дома, в суворовские и нахимовские училища… Безграмотных не было. Страшный неурожай 1947 года (после такой войны!) не помешал отмене продовольственных карточек на несколько лет раньше, чем в Великобритании. Скажете: сейчас в магазинах есть всё. Но по какой цене? И какого качества? Нас просто травят. Вы что, Пивоваров, хочется спросить, не смотрите своё же телевидение: каждое воскресенье с экрана вещают, что нам продают залежалую колбасу и рыбу, протирая их растительным маслом, а начинающих разлагаться цыплят, обработав, продают за свежих. После отмены карточек в магазинах при Сталине очень быстро появилось всё. Мне жаль наших либералов, которые не знают вкуса «Докторской» и «Любительской» колбас, выпускавшихся при Сталине. Не знают вкуса настоящего «Гвардейского» шоколада. Кофе был настоящим, молотым или в зернах. А какое было благоухание, какие ароматы в кофейнях, чайных и булочных! А конфеты? Ассортимент, может быть, был не столь велик, но продукты были доброкачественными, не было массовых отравлений детей в школах, лагерях, детских садах, на новогодних ёлках.

А культура, образование? Быстро было покончено с безграмотностью. Образо-вание стало доступным всем без исключения и было бесплатным. При самой скромной зарплате люди собирали богатые библиотеки. Книги и журналы стоили дёшево. Теперь читают мало. Книги издаются небольшими тиражами и стоят они неимоверно дорого. Билеты в кино, театр, на концерты стоили копейки. Теперь бывший заядлый театрал не может сходить в театр или на концерт, потому что сходить с семьёй в театр – значит практически отдать всю пенсию за билеты. О культуре общения и говорить не приходится.

Нынешняя мо-лодёжь, на себе испытывая все прелести «суверенной делократии», размышляя над окружающим, анализируя, приходит к выводу: если пивовары, апологеты нынешней паскудной действительности, так ненавидят и боятся Сталина и коммунистов, то, очевидно при последних жизнь, имела больше оснований называться человеческой.

Коммунисты дважды спасали Россию – в 1917-1920 гг. и в 1941-1945 гг. В 1917 году был не переворот, что изо всех сил пытаются доказать пивовары. Это была Великая Октябрьская революция, которая повернула ход истории, как в своё время Великая революция во Франции. Стефан Цвейг, рисуя драматические эпизоды французской революции, когда Франция была в плотном кольце внешних врагов, когда битвы и мятежи сотрясали Республику от одной границы до другой, а гражданская война казалась самоубийством, писал: «И этот неистовый энтузиазм отчаяния, эта нелогичная, бешеная страстность спасла в момент величайшей опасности французскую революцию, так же как впоследствии – русскую (одновременно теснимую с запада, востока, юга и севера англичанами и наёмниками со всего мира, а внутри страны полчища Врангеля, Деникина и Колчака)». Если бы победили белогвардейцы, то они в благодарность за помощь раздали бы щедрой рукой куски России своим западным спонсорам. Если коммунисты спасли Россию в первой четверти ХХ века, то в Великой Отечественной войне они спасли не только Россию, а весь мир от коричневой чумы.

Что касается роли Сталина в Победе, тут и доказывать нечего. Весь мир признал роль Вождя. Ком-мунизм победил фашизм. Одинако-вы с лица даже в этом вопросе напирали на то, что на-род защищал свою страну, а не Советы. Да, народ защищал свою землю, страну. Но не просто страну, а Советскую Родину.

Прав, тысячу раз прав Владимир Бушин: ничего не изменилось за последние полтора года. К трагической дате 22 июня пивовары выдали один за другим, как пишет В. Бушин, густопсово клеветнические фильмы о войне: 21 июня – «Тень победы», 22-го – «Брест. Крепостные герои», 23-го – «Сталин против Красной Армии»… Достойное место среди этих «ароматных куч» заняла в эти дни работа Пивоварова.

Давно уже замечено, что наши президенты стараются День нашей Победы превратить в празднование окончания Второй мировой войны, в то время как Запад пересматривает её итоги. На наши приглашения на празднование Победы они не являются, к себе не приглашают. Все заметили давно, как старательно президенты избегают слова: «фашистские войска, нацисты, немецкие оккупанты»… Может быть, потому они принимают ВОЕННЫЙ парад сидя, превратив его в ШОУ.

Пивоваров лижет власть с величайшим усердием, отшлифовав её до нужных ей кондиций. О его языке Владимир Бушин пишет: «Антирусскую и профашистскую позицию автора сразу выдает язык. Он не говорит «фашистская Германия», а всегда – «рейх», никогда – «фашистские войска», всегда – «вермахт», никогда – «фашисты захватили (или оккупировали) советский город», всегда – «вермахт занял», а то и «присоединил», например, Австрию» и т.п. Правда, до полного неупоминания Германии, как Путин и Медведев в речах о войне, он ещё не дошёл, но это дело времени». Прихлебательская угодливость вместо таланта, честности, порядочности особенно ценится нынешней властью, так что премия Пивоварову не за горами. А вот интересно, какой бы фильм создал Пивоваров, если бы (не дай бог) 22 июня нагрянуло в нынешних условиях?

Президент часто повторяет по любому поводу: «как это принято в цивилизованном обществе», «как это делается в цивилизованном государстве». Нашу страну, страну великих писателей, поэтов, ученых, изобретателей, дипломатов, политических деятелей, он, очевидно, цивилизованной не считает. Если признаками цивилизации непременно являются безработица, кризисы, проституция, наркомания и прочее, то, возможно, мы действительно не достигли уровня западной цивилизации (а, может, переплюнули?). Но настолько силен запас нравственного чувства, здорового духа в нашем народе, что всё-таки растет в нем сознание необходимости сопротивления распаду национального самосознания.

Пивоваров прокричал на известной телепередаче «Сталин с нами» что-то вроде того, что сталинистам только и надо сказать Западу «На-ка, выкуси». А почему бы и не сказать? Все они в Европе лежали под Гитлером, на своих заводах помогали ему ковать победу, а теперь переквалифицировались в «антифашистов» и «демократов». Надолго ли? Не Сталин растерялся в начале войны, а власти Чехословакии, Франции, Польши… Если бы коммунизм не победил фашизм, сейчас были бы Северная земля-Англия, земля Рейн-Франция.

А что принёс нам Запад? Коррупцию, безработицу, наркоманию, поклонение золотому тельцу, проституцию, теракты, расцвет всевозможных извращений… Перестаньте, пивоваровы, раболепствовать перед Западом! Если бы не Сталин и коммунизм, что было бы со всеми этими одинаковыми с лица? Вряд ли Гитлеру понадобился бы Парфенов. Умельцев балабонить, не отличаясь умом, у него и своих было выше крыши. И сейчас вы на Западе никому не нужны. Живёте вы «от пуза» и души у вас нет, отменили за ненадобностью, а таких на Западе и своих хоть пруд пруди. Вы там абсолютно не нужны. А что касается Сталина, то хотя бы сообразили, прежде чем выставлять себя на посмешище, что не мог вставать и держать руки по швам при виде входящего Сталина и называть его гениальным Черчилль, если бы Сталин хоть чем-то напоминал Гитлера. Не мог бы его глубоко уважать Рузвельт. Черчилль считал счастьем для нашего народа, что Сталин был во главе страны во время войны, а «великий стратег» Пивоваров думает иначе. Неужели человек не понимает, как он смешон!

Да, Сталин был врагом капитала, убежденным коммунистом, но он вызывал уважение даже у врага. И гениальный человек не застрахован от каких-то ошибок и просчетов. Но главное – история развивается так, как предвидел Сталин: «И всё же, как бы ни развивались события, но пройдёт время и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Своё будущее они будут строить на нашем прошлом».

Даже таланта и интеллекта наших замечательных журналистов не хватит, чтобы достучаться до чьей-либо души, совести, если их нет. Они ясно это понимают, а пишут для людей, которые хотят и умеют думать, не дают переписывать великую историю великой страны, учат любить и гордиться своим народом. Мухин, Бушин, Андрющенко, Перин, блистательная плеяда журналистов Проханова и многие другие борются с оболваниванием народа (ведь не одно поколение молодых выросло при нынешнем режиме, а какой истории учат в школе, знаем), с фашизацией в стране и мире.

А как называть Пивоварова? Да ему название уже давно дал Салтыков-Щедрин: пакостник, лгун и пустослов. Одним словом – ИУДУШКА!

Галина ЗНАМЕНСКАЯ

Врач-терапевт Мария Сергеевна внимательно осмотрела его, выслушала, простукала, порасспрашивала, чем занят, в каких условиях живет, как питается, какие лекарства принимает. Иван Денисович не стал распространяться про свое житье-бытье, тем более не стал жаловаться. Отвечал уклончиво, односложно. Понимал, в этой, ставшей для него почти невыносимой жизни никто и ничто не поможет. “Человек ко всему стал безразличен, даже к своему здоровью”, - так он толковал мнение Марии Сергеевны о себе. И не ошибался. Она видела его насквозь, как на рентгене: мышцы, сухожилия засыхают, движения ограничены. В суставах хруст, позвоночник захряс: ни согнуться, ни разогнуться не может.

Иван Денисович отметил, что Мария Сергеевна проявила себя как врач ещё тех, “застойных” – времен. Она настойчиво советовала ему немедленно бросить курить, больше находиться на свежем воздухе, соблюдать режим питания, принимать по возможности горячую пишу. Стараться не волноваться. Почти как школьнику приказала постоянно иметь при себе валидол или нитроглицерин.

Источниками его доходов она не интересовалась, похоже - умышленно, но рецепт выписала.

В поведении Марии Сергеевны, в ее голосе Иван Денисович уловил нечто такое, что свидетельствовало: состояние его здоровья на грани критического. Он также был убежден, что она прекрасно понимает – ее советы и рекомендации просто невыполнимы: ни лечиться, ни нормально питаться пациент возможности не имеет. В больницу теперь таких не кладут, в санатории не отправляют. Но Мария Сергеевна так же, как многие врачи, старается сделать максимум возможного.

Внимательное отношение врача доброго, отзывчивого Ивана Денисовича глубоко тронуло. До его ушей доходило, что уже настойчиво пропагандируют платную медицину и идею каждому иметь личного врача, а в больницах сокращать количество коек, так как “лечение на дому более эффективно”. Так что больше из уважения к Марии Сергеевне он пошел в аптеку.

Обратил внимание: покупателей там почти не было. Витрины полупусты. Видимо, для их заполнения лекарств, медицинских принадлежностей, стандартов, флакончиков, коробочек, упаковок не хватало. Выбор лекарств был настолько беден, что обнаружить нужные надежды было мало. Но зато как-то бесцеремонно-настойчиво бил в глаза широкий ассортимент противозачаточных средств. “Чего только не навыдумывают, чего только не натащат с Запада, чтобы меньше рождалось людей в России”, - констатировал наблюдательный пациент.

Осмотрев витрину, он протянул в окошечко рецепт. Машинально спросил, есть ли таблетки абицина. Не взглянув в рецепт, девушка ответила:

- Абицина нет.

Тогда он осторожно поинтересовался, нет ли корвалола или хотя бы нитроглицерина. Ни того, ни другого в наличии не оказалось. Немного подождав, снова поинтересовался: нет ли кавинтона.

Девушка зыркнула на него недовольно и резко (вот привязался!) выпалила:

- У вас же здесь не написано “кавинтон”. Он только по рецептам отпускается.

А если я принесу рецепт?

- Когда принесете, тогда и будем говорить.

- Так я не понял, кавинтон есть или его нет?

- Я сказала: нет.

Взяв себя в руки и немного успокоившись, Иван Денисович вновь поинтересовался:

- А в других аптеках города есть?

Девушка между тем занималась уже другими пациентами. Но ему ответила:

- И в других нет.

- Тогда зачем рецепт? - проявил несвойственную ему настойчивость Иван Денисович. — Дайте мне хоть что-нибудь от сердца!

Видимо, вникнув в реплику о бессмысленности иметь рецепт на лекарство, которого нет, и взглянув на расстроенного ветерана, девушка еще раз посмотрела в рецепт и сказала:

- Подождите, я поищу.

И ушла. Через минуту возвратилась, принесла валидол и назвала цену.

Сердце Ивана Денисовича ходило ходуном с перебоями, буквально бухало. От волнения кровь ударила в голову. Самое время было принять таблетку. Думая только о том, чтобы не свалиться с ног, он отодвинулся от окошечка. Предстояло пройти расстояние в несколько шагов к кассе, оплатить лекарство, возвратиться, получить валидол и только тогда положить таблетку под язык. Целая вечность!

Помня наставления Марии Сергеевны, Иван Денисович успокаивал себя. Он ясно сознавал, что отошли времена, когда можно было спокойно в любое время, считай, за копейки купить лекарства по широкому ассортименту. В одной аптеке нет, в другой найдется. Или заказать можно было, а потом лекарство получить. А если столкнешься с черствостью, равнодушием, можно было напомнить о внимании к старшим. Смотришь, и присутствующие поддержат. Был, конечно, дефицит некоторых лекарств - наука на месте не стояла. Но все равно не то, что теперь. Нет теперь и жалобщиков в приемных начальников, нет недовольных городским транспортом, обиженных продавцами в магазинах. Никто не “качает права”. Некому стало жаловаться, никто не заступится. Другие времена. Одно слово - “перестройка”. Опять же - “реформы”, “рынок”. Не нравится - иди к частнику, плати бешеные деньги за импорт и будь здоров. Если имеешь деньги... - с горькой обидой прервал он ход своих рассуждений. Немного успокоившись, оплатил лекарство, получил его, вынул таблетку и положил под язык. Через несколько минут он вышел из аптеки вконец расслабленным. Но сегодня он решил сделать себе “выходной день”. У него для такого случая была обнадеживающая идея. Он попробует...

Направляясь к заветной цели, беспокойно думал: “Неужели остаток жизни придется провести на помойке? Неужели так и не наступит улучшение жизни нашему брату, старикам? Должно же как-то все наладиться? Твердят же по радио, по телевидению, что чем больше в стране будет богатых, тем больше государство будет брать с них налогов и тем больше денег оно сможет выделить на нужды народа. Но получается все наоборот: чем больше богатых, тем беднее люди. Или говорят о спонсорстве: богатые, мол, будут давать деньги на театры, музеи, школы, на больницы, детские приюты... Где эти спонсоры-меценаты?

Иван Денисович умом понимал абсурдность действительности, но нищета, безысходность размывали это его понимание. И вот даже появилась надежда на чудо. “В самом деле, - думал он, - неужели нашлись какие-то спонсоры и придумали бесплатные обеды для нищих? Раскошелились на тарелку супа. Ведь уже кому-то где-то выдают бесплатные обеды. Вокруг этого столько шумихи! Надо самому испытать - чего стесняться? Подумаешь: тарелка супа с барского стола!”

Он считал, если и будет где-то проявляться спонсорство, то разговоров и шумихи по этому поводу будет еще больше. “Все это для отвода глаз. У каждого своя корысть, - заключил он. - С другой стороны, сколько можно нашему брату шариться по контейнерам? Сил совсем нет”.

Думая так, Иван Денисович представил, как хорошо бы в определенное время приходить в столовую, занимать, как прежде, место за столом, на который ему подадут обед из первого, второго и третьего блюд. На третье его любимый компот. А может, самому ходить с подносом на раздачу? Ну, это уже детали... Если бы так, то, конечно, отпала бы надобность ходить и рыться в мусорных контейнерах. “Но что-то плохо верится в это розовое будущее”, - готовя себя к худшему, сделал он вывод.

Иван Денисович достал из кармана пиджака обрывок газеты и прочел еще раз. В объявлении, напечатанном увеличенным шрифтом, доступным его слабому зрению, говорилось, что в помещении администрации города такой-то фирмой “остро нуждающимся выдаются талоны на обеды”. Указывалось также и местонахождение столовой.

“Как быстро собезьянничали у американцев. Кому-то миллиарды, а кому-то - дармовую похлебку, - определил он суть дела. - Может быть, талоны дают сразу на несколько дней? Может, и денег немного дают? Посмотрим...”

В мэрию он вошел, пристроившись к какой-то группе людей. Войдя в вестибюль, увидел милиционеров - рядовых и офицеров. Пока наряд милиции пропускал группу, Иван Денисович оценил обстановку. “Раньше тут в горисполкоме не было милиционеров, - отметил он, - сидела старушка при раздевалке, в которую был свободный доступ. Теперь же - вооруженная стража”, - отметил не без иронии наш соискатель бесплатного обеда.

Милиционеры, контролируя вход в мэрию, известным им способом оценивали входивших. К незнакомым относились официально-предупредительно: “Вы к кому?” - следовал их вопрос. Выслушав объяснение, предлагали посетителю позвонить по телефону в нужную ему службу и заказать пропуск. В стороне, у стены, стоял столик с телефоном и со списком абонентов мэрии.

“Сколько развелось охранников! — подумал Иван Денисович. - Кого и от кого охраняют?”

Его направили в другой подъезд.

Войдя туда, он столкнулся со стариками, которые в полутемном тамбуре нашаривали дверь. Видели они слабо. Придерживая друг друга, пожилая чета водила в воздухе руками, точь-в-точь как это делают, играя в жмурки.

Иван Денисович помог им выйти. О себе подумал: “Вот им-то положено бесплатно обедать: совсем беспомощные. Я против них - здоровяк!.. Еще им помогать могу. Вернуться, что ли? Нет уж, пройду этот путь до конца. Буду знать свои новые возможности, подаренные демократами”.

Он стал подниматься по ступенькам вверх. Ступеней было штук восемь. Преодолеть их оказалось не так просто: они были высоки и располагались круто. “Откуда силам взяться: со вчерашнего дня во рту росинки маковой не было”, - объяснил он себе свою слабость.

Тут он увидел, что еще одна пара, старичок со старушкой, впереди него продвигаются к двери, у которой стояло и сидело на стульях с десяток ожидавших престарелых и убогих людей. У старичка на пиджаке с левой стороны была пара медалей, одна из которых, как заметил наш соискатель, участника трудового фронта. Старичок опирался на палку, по отшлифовке которой было видно, что она изрядно послужила ветерану.

Обойдя стариков, Иван Денисович приблизился к искомой двери. И тут подумал: “Я обогнал честных тружеников войны. Возможно, они оборонный завод возводили. С тех пор и не расстаются. Может быть, настоящий трудовой подвиг совершили. Во всяком случае они больше имеют преимуществ передо мной на бесплатный обед, а я их обогнал”.

Ожидавшие в очереди его огорчили, талонов, оказывается, не хватило, и теперь благодетели что-то предпринимают, чтобы выйти из положения. Вчера, например, кому талонов не хватило, тем выдали на обед деньгами.

“Может быть, и сегодня поступят так же”, — подумал он, желая такого исхода.

Решая вопрос, дожидаться или не дожидаться развязки, Иван Денисович продвинулся дальше по коридору. Он не хотел занимать очередь раньше старичков, которых только что обогнал. Одна из дверей, выходивших в коридор, была размерами меньше остальных. Машинально он взялся за ручку и потянул на себя. Дверь подалась, и он так же машинально переступил порог. Таким образом он оказался не то в вестибюле, не то в просторном холле. Он удивился тому, что дверь, в которую он только что вошел, почему-то оказалась незапертой: ведь с парадного подъезда вход в здание усиленно охраняется.

Через несколько секунд дверь, в которую только что вошел Иван Денисович, снова открылась, и двое рабочих через нее вынесли стол и тут же заперли ее на ключ.

Сначала Иван Денисович немного растерялся и хотел попросить рабочих выпустить его, объяснив им, что он случайно сюда попал, но потом раздумал, надеясь на благополучный исход.

Ему захотелось посмотреть, что же происходит внутри мэрии теперь. Был он в этом здании всего однажды по поводу получения жилплощади. Тогда здесь обстановка была совсем другая. Тогда можно было свободно ходить по этажам, никто никого не опасался. Люди были заняты своим делом. Редко кто выходил из кабинетов или входил в них. Теперь же чиновный люд, как он сразу же заметил, постоянно сновал. Многие несли что-то в свертках, в сумках. В основном женщины. Проходя вдоль открывающихся дверей, он видел, что столов в каждом кабинете много, стоят они тесно. Женщины занимаются кто чем: одни “висят” на телефонах, другие примеривают на себя юбки, кофты, шляпки, третьи - перебирают бумажки. Из отдельных дверей пахло чаем, кофе, конфетами. Деловитости не наблюдалось.

Проведя в этом коридоре несколько минут, он пришел к выводу, что чиновников развелось в несколько раз больше против того, что было прежде. “Так что новые власти берут не умением, а числом, - сделал вывод Иван Денисович. - Да что толку? Что ни день, то все хуже и хуже”, - заключил он.

Пройдя вдоль дверей туда-обратно, он возвратился к той, через которую вошел. Ему повезло. На его глазах двое давешних рабочих снова открыли ее ключом уже с этой стороны и скрылись за нею. Выждав несколько секунд, он проскользнул в дверь.

У кабинета, в котором выдавали талоны на бесплатные обеды, никого не было. Постояв немного в раздумье, он постучал в дверь. Отзыва не последовало. Он попробовал открыть, но она оказалась запертой. Никого из ожидавших в коридоре не было. Выяснить у чиновников из других кабинетов казалось до невозможности унизительным. Голод напомнил о себе слабым головокружением. Защемило под ложечкой. Во всем теле усилилась слабость. Досадуя на себя за ребяческое любопытство, он пошел из здания не солоно хлебавши.

Едва дотащился до своей квартиры. Размочил в воде корочки черствого хлеба и, кроша их щербатыми зубами, немного утолил голод. Больше он не намеревался “отнимать” у других обездоленных тарелку благотворительного супа.

Отдохнув на своей лежанке в раздумьях и воспоминаниях около часа, Иван Денисович с трудом поднялся и отправился на “свой участок” обследовать контейнеры. Необъяснимая тревога сегодня с утра беспокоила его душу, то усиливаясь, то ослабевая.

В подобных случаях он старался докопаться до причины такого своего состояния. А потому почти беспрестанно выхватывал обрывки мыслей на различные темы, проносившиеся “бегущей строкой”, стараясь додумывать их в деталях. Давалось это с трудом: “Голова не та стала”, - объяснял он самому себе.

Михаил ГОГОЛЕВ

В номере 12, в разделе «А я говорю, что...» опубликована выдержка из письма Алексея Голенкова, в котором он приводит цитаты Л.Н. Толстого по поводу творчества Ф.М. Достоевского. По мнению Льва Николаевича: не так было, всё проще, понятнее, чем как это описано у Федора Михайловича. Только надо учесть, что Толстой родился и всю жизнь прожил в богатой дворянской семье и не видел многое из того, что зафиксировали и изложили в своих книгах другие литераторы. Да, безусловно, писатель был близок к патриархальным крестьянам и пытался понять их психологию. Однако надо учесть, что землепашцы не могли быть полностью откровенными со своим барином даже при всем уважении к нему. В любом случае он являлся для них господином, а вовсе не своим человеком. Естественно, что Толстой не сталкивался с серьёзными материальными затруднениями и по этой причине не мог видеть всей изнанки дикого капиталистического общества, а значит, и не имел возможности разобраться в этих вопросах. Именно из этого и надо исходить при рассмотрении его мыслей по поводу творчества Достоевского.

Вне всякого сомнения Лев Николаевич являлся мужественным и глубоко порядочным человеком. По моему мнению, созданный им в романе «Война и мир» образ капитана Тушина во многом автобиографичен. Писатель действительно воевал в артиллерии и, командуя батареей, отстаивал бы позицию до последнего снаряда. А если бы ему пришлось отступить и бросить орудия из-за нехватки лошадей, то он, как благородный человек, взял бы всю ответственность на себя, чтобы не подвести вышестоящего командира, именно так поступил Тушин. Будучи честным аристократом, Толстой хотел видеть те же черты у других людей и наивно считал, что самое сильное наказание это угрызение совести. В связи с этим он на самом деле оказался не способен обнаружить всю низость, подлость и нравственную деградацию, характерную для развития капитализма в тот период.

Зато Достоевский это увидел и сумел отобразить в своих произведениях. Служба в армии у Федора Михайловича не сложилась, он не совершил тех ратных подвигов, какие имелись у Льва Николаевича. Однако при этом прожил более разнообразную жизнь и изложил в книгах, какие ошибки ждут людей в процессе развития личности и как их избежать, а также предупредил, к каким последствиям приведёт излишняя зацикленность в реализации тех или иных проектов в области общественной мысли. Писатель доказывал: надо менять человека и общество, в котором он живет, но при этом во всем найти золотую середину, ибо непродуманные активные действия могут дать больше минусов, чем плюсов, даже при том, что осуществляющие их люди имеют самые положительные намерения.

Действительно, живи Раскольников из романа «Преступление и наказание» во времена Киевской или Московской Руси, то, как юрист, он сделал бы много хорошего для народа, так как тогда была совсем другая экономическая ситуация и психология людей в корне отличалась от той, которая наблюдалась в эпоху дикого капитализма. Однако он родился в иное время, и его стремление добиться справедливости своими методами привела к тому, что Раскольников фактически объявил войну всему окружающему обществу, а в ответ на это общество объявило войну Раскольникову. Наряду с душевными переживаниями в этом и заключается самое тяжелое наказание для него. Данный роман – это предостережение для людей, которые поставили убийство во главу угла реализации своих концепций.

Как известно, руководитель боевой организации партии эсеров Азеф являлся агентом царской охранки. Надо признать, что обилие организованных им покушений на государственных деятелей только дискредитировало революционное движение, ибо теракты убедили обывателей в том, что эсеры превратились из людей борющихся за справедливость в маниакальных убийц. У меня давно возникло подозрение, что Раскольников и Азеф - одно и то же лицо. Чтобы вырваться с каторги, Раскольников стал тайным сотрудником третьего отделения. Естественно, что он реализовывал свои концепции, но при этом был вынужден выполнять указания полиции. В итоге совершение слишком большого числа убийств государственных чиновников фактически оттолкнула население oт революционеров, но именно это и нужно было царской охранке. Так что Достоевский ещё задолго до приведённых мною событий предсказал, что любое помешательство на убийствах ни для кого добром не закончится. Так на самом деле и произошло.

Теперь перейдем к князю Мышкину из романа «Идиот». Здесь, на мой взгляд, всё сложнее, чем с Раскольниковым. Давайте исходить из того, что данный персонаж действительно осел с точки зрения его окружения, но давайте разберемся: нормальны ли люди, среди которых он живет? Вот из чего надо исходить при оценке его личности. К сожалению, мои оппоненты этого не понимают. Человек действительно, что называется, «попал не в жилу», ибо не смог воспринять моральные ценности общества, в котором неожиданно оказался. Точно так же, как многие люди оказались не способны жить в условиях 90-х гг. Я лично знаю интересную поэтессу, которая после дефолта 1998 г. не имела возможности обеспечить себе необходимое питание и упала в голодный обморок прямо в метро. Хорошо, что рядом нашёлся добрый человек, который оказал ей необходимую материальную помощь и тем самым помог сохранить силы. Она могла бы воровать овощи с лотка, чтобы выжить, но не стала этого делать, ибо для неё было легче умереть от голода, чем украсть. С Мышкиным наблюдалась похожая ситуация: он не хотел наживаться за чужой счет.

Приведу пример из собственной жизни. Как полярник я зимовал в Арктике и Антарктике. Если ещё в недавнем прошлом для полярных станций происходил строгий отбор сотрудников, то в последние годы ситуация резко изменилась в худшую сторону. Для работы в труднодоступных районах Севера начали набирать лиц, сидевших в тюрьме, наркоманов и психически больных людей, состоящих на учете в психоневрологическом диспансере по месту постоянного проживания (правда, благодаря моим письмам на имя президента и в другие инстанции кадровая политика была полностью изменена). Однако во время моей последней зимовки на Земле Франца-Иосифа коллектив подобрался совершенно отвратительный.

В фильмотеке станции имеется современная экранизация «Идиота», и у меня была возможность её посмотреть. Тогда я понял, что для меня было бы гораздо лучше зимовать с людьми типа Мышкина, чем с теми неприятными личностями, которые находятся вокруг. Главный персонаж романа с точки зрения здравого смысла нормальный человек, который не может приспособиться к царящему вокруг стремлению наживаться любой ценой. Так же, как и я во время последней зимовки, не имел возможности адаптироваться к окружающим.

В «Бесах» писатель отобразил, какие концепции разрабатывают разрушительные силы в целях захвата власти и как вводят в заблуждение честных и искренних в своих помыслах граждан. Верховенский, Ставрогин, Кирилов, «Иван-царевич» - это не придуманные образы, а взятые из нашей реальной политической жизни. В «Подростке» он изложил свои взгляды на вопросы педагогики и предупредил юношество, к каким последствиям приведут развратные действия.

Возвращение в школьную программу произведений Достоевского является разумным шагом. Русская литература - самая многообразная в мире и для её полного охвата изучение творчества писателя действительно необходимо. Толстой, безусловно, являлся пророком в очень многих вопросах, да вот только не во всех. Лев Николаевич вследствие своего душевного благородства не замечал всего негативного, происходящего в обществе, и поэтому не смог объективно оценить книги Фёдора Михайловича. Жизнь гораздо сложнее, чем считал Толстой, хотя при этом не всегда является такой тяжелой, как это описано у Достоевского. Из этого и надо исходить при оценке их мировосприятия.

А вот Тургенев как раз и являлся тем писателем, который блестяще умел найти «золотую середину»: прекрасным литературным языком изложить всё коротко и ясно, не ударяясь в надуманный романтизм и в то же не прибегая к жёсткому реализму, не вводил избыточного количества персонажей и не загружал читателей особо сложными психологическими построениями, а в красивой и ненавязчивой форме указывал на недостатки, существовавшие в обществе. Поэтому Ивана Сергеевича я считаю более объективным писателем, чем Льва Николаевича и Федора Михайловича, хотя это и вызовет возражения почитателей творчества данных литераторов.

В связи с обсуждением данного вопроса предлагаю редакции ввести в газете раздел «Дискуссии по литературе» и с удовольствием приму в нём дальнейшее участие.

А.С. ЛАЗАРЕВ