И вновь пришел август – предосенняя пора, пора созревания плодов, сбора урожая, подведения итогов. В том числе и в общественной жизни. К этому побуждает также круглая дата: двадцатилетие с момента последней попытки предупредить народ о надвинувшейся тогда катастрофе – гибели великой державы Советский Союз. 19 августа 1991 года группа руководителей страны выступила с заявлением о вплотную подступившей к порогу Отечества беде и объявила о создании Государственного Комитета чрезвычайного положения в СССР (ГКЧП).

На советскую эпоху, её ключевые события выливается сегодня много лжи и грязи. Достается и членам ГКЧП. Прежде всего им приписывается путч, то есть заговор с целью захвата власти и устранения тогдашнего (первого и последнего) Президента СССР М.С. Горбачева. Но был ли путч на самом деле, если власть они не захватывали хотя бы потому, что она была у них? Члены Комитета и «примкнувшие к ним» занимали почти все основные государственные посты, в том числе и самые высшие: Председателя Верховного Совета СССР (А.И. Лукьянов), премьер-министра (В.С. Павлов), вице-президента (Г.И. Янаев), первого заместителя председателя Совета обороны СССР (О.Д. Бак-ланов), председателя КГБ (В.А. Крючков), министра обороны (Д.Т. Язов), министра внутренних дел (Б.К. Пуго). Отбирать власть у самих себя? – Нереально. Позднее даже предвзятое следствие над гэкачепистами вынуждено было снять эту часть обвинения.

Что касается другой части обвинения – устранение М.С. Горбачева, - то здесь тоже концы с концами не сходятся. Скажем, зачем «заговорщикам» накануне «путча» слать делегацию к своей «жертве» на дачу в крымский Форос? Чтобы просить у неё разрешения на её же арест? – Вряд ли. Или затем, чтобы арестовать М.С. Горбачева и изолировать его от внешнего мира? Впоследствии чета Горбачевых, а также «демократы» усиленно проталкивали эту версию.

Однако и свидетели, и охрана показали, что изоляции не было, что президент мог в любое время покинуть Форос или позвонить по телефону. Да и супруга Президента проговорилась в приступе словоизвержения, что «если бы президентской охране был дан сигнал, то вся «делегация» была бы немедленно арестована» («Комсомольская правда», 20.12.1991 г.). И это действительно так, ибо по уставу во время несения службы высшим начальником является охраняемая персона. Тем более президент – «высшая власть, главнокомандующий, никто без его согласия не вправе распоряжаться его личной охраной» (Г.Х. Шахназаров. «Цена свободы». М., 1993, с.273-274). К тому же, как утверждает А.И. Лукьянов, «соотношение числа лиц, приехавших из Москвы, с численностью форосской охраны президента было по крайней мере один к ста» (А. Лукьянов. «Переворот мнимый и настоящий». М., 1993, с.19). У приехавших просто бы не хватило сил ни для изоляции президента, ни для его ареста. Следовательно, делегация ехала в Форос не для таких целей. К этому убеждению присоединяется в своем прокурорском расследовании и В.И. Илюхин, подтверждая тот факт, что Горбачёв в Форосе не был изолирован. «Так называемое блокирование Фороса скорее всего напоминает опереточную бутафорию или плохо разыгранный спектакль» (В. Илюхин. «Обвиняется президент». М., 1992, с.50).

Таким образом, изоляции Горбачева в Форосе не было. И вновь вопрос: а что было? Было самоустранение президента СССР от прямого исполнения своих обязанностей в критической для страны ситуации.

Знал ли Горбачев о чрезвычайной ситуации в стране? Вопрос на первый взгляд кажется риторическим. Конечно, знал, глава государства не мог не знать уже в силу своего официального положения. Но не ограничимся самоочевидностью и всмотримся пристальнее в события этого года, который в целом прошел под знаком борьбы вокруг вопроса: быть Союзу или не быть.

17 марта 1991 г. согласно постановлению Съезда Народных депутатов СССР от 24.12.1990 г. состоялся народный референдум, на котором подавляющее большинство (76,4%) проголосовало за сохранение Союза Советских Социалистических Республик. «В соответствии со статьей 29 закона о референдуме, - подчёркивает В.И. Илюхин, - его решение имело обязательную силу на всей территории страны и могло быть отменено или изменено только путём другого референдума» (В. Илюхин. «Обвиняется Ельцин». М., 1999, с.10). Сам факт необходимости референдума по такому животрепещущему вопросу уже свидетельствовал о критическом положении в стране. Действительно, предшествующий год был парадом суверенитетов республик, что и породило необходимость в обновлении Конституции СССР. Состоявшийся референдум определил легитимные границы и основное направление такой работы в соответствии с волеизъявлением народа. Коротко это волеизъявление можно определить так: единое союзное государство обновленного социализма. Народ не хотел лишаться ни союзного государства, ни общественного строя.

Как же выполнялась эта воля народа его «слугами»? Никак. Более того, активизировался процесс подготовки такого проекта союзного договора, который с каждым обсуждением на даче в Ново-Огарёво все больше и больше ограничивал полномочия центра, сплачивавшего республики в единое государство. По признанию Ельцина, проект предполагал не союзное государство, а союз государств. Постепенно в названии проекта договора исчезло и слово «социалистический», что фактически предполагало смену социального строя. Тем самым участники подготовки проекта последовательно, шаг за шагом отходили от решения референдума. «Работу по подготовке договора, коллизии вокруг него М.С. Горбачев старался держать в тайне. Этот документ он не доверял и мне, - пишет руководитель аппарата президента СССР В.И. Болдин. – Только Ревенко, Шахназаров и еще два-три человека «колдовали» над его статьями. Подобная таинственность порождала различные слухи, будоражила умы членов правительства, депутатов, общественные организации. Но Горбачеву было что держать в секрете. Содержание договора, все больше расходящегося с волей народа, выраженной на референдуме, превосходило самые мрачные предсказания» (В.И. Болдин. «Крушение пъедестала». М., 1995, с.404). Так втайне от широкой общественности, от народа готовился документ, фактически разваливающий СССР.

Самые мрачные предсказания стали сбываться после того, как М.С. Горбачев 29 июля 1991 года при встрече с Б.Н. Ельциным и Н.А. Назарбаевым на новоогарёвской даче назначили конкретную дату подписания договора – 20 августа 1991 г. (См. Джек Ф. Метлок. «Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза». М., 2003, с.490). Это означало, что втайне от народа подготовленный проект должен был стать подписанным Договором 20 августа и предстать перед народом как уже свершившийся факт. Договор, изменяющий государственное устройство вопреки воле народа, Конституцию СССР, законодательство, процедурные нормы, и стал бы той чертой, переступив которую свершилось прямое предательство страны, что и произошло. Но позднее.

Между тем, пока «новоогаревцы» пытались поделить власть, ситуация в стране ухудшалась. Экономический, социальный, управленческий кризис становился системным, бесконтрольным. Применение кардинальных мер по выходу из кризиса превращалось в насущную необходимость. Тем более что такие средства уже использовались. «Нелишне, наверное, напомнить, — отмечает В.С. Павлов, — что решением президента СССР в июне 1991 года чрезвычайные меры уже были введены в большинстве отраслей тяжелой промышленности» (Валентин Павлов «Август изнутри. Горбачевпутч». М., 1993, с.68).

Идея чрезвычайщины буквально носилась в воздухе. Именно об этом говорил и сам М.С. Горбачев на расширенном заседании Кабинета Министров СССР 3 августа 1991 г. накануне своего отъезда в Форос.

Требовались уже не отдельные меры, а последовательная деловая программа. Но претворению её в жизнь мешало предстоящее подписание договора, ибо оно в корне меняло политическую ситуацию, усиливая и так уже большую неразбериху в обществе.

Перед Горбачевым явно обозначилась жгучая дилемма, возникшая не без его участия: либо чрезвычайные меры по выходу из кризиса, либо подписание договора. В первом случае пришлось бы признать, что перестройка зашла в тупик и превратилась, по выражению А. Зиновьева, в катастройку. Тогда ответственность за кризисное положение страны целиком падала на М.С. Горбачева и его ближайших сподвижников – «архитекторов перестройки» А.Н. Яковлева, Э.А. Шеварднадзе и других. А во втором случае страну пришлось бы разрушить, ибо проект договора предполагал скорее конфедеративное, чем федеративное государственное устройство. Новое образование, по меткому определению С. Кургиняна, представляло «распадающийся конгломерат». Ответственность за подобное разрушение также отчасти падала на Горбачева с «архитекторами», но только отчасти, а в основном – на подписантов договора, на сепаратистски настроенную элиту союзных республик, на «демократов». Однако демократы на то и «демократы», чтобы не руководствоваться волей народа, а манипулировать ею. Президент СССР предпочёл второй путь, о чём свидетельствует его согласие подписать договор в уже установленный срок.

15 августа в газете «Московские новости» в порядке «утечки информации» начинает печататься проект Договора «О Союзе Суверенных государств». Горбачёв взбешен (см.: Валентин Павлов. Указ. соч., с.99). 16 августа в средствах массовой информации проект публикуется полностью. Тайное становится явным. Сам факт публикации делал невозможным подписание 20 августа: требовались дополнительные процедуры обсуждения проекта уже с широкой общественностью, проведение референдумов и т.п., иначе договор терял свою легитимность. Иными словами, вновь требовалось обратиться к народу, воля которого была уже известна. Заговор Горбачёва, Ельцина и «демократической» верхушки был поставлен под угрозу срыва.

Казалось бы, теперь президенту надо было активно включаться в работу и налаживать жизнь в стране. Тем более, что критическое положение сложилось в сельском хозяйстве, резко увеличились долги государства, что сразу же отразилось на уменьшении его золотого запаса, произошла разбалансировка всей производственной системы, породив экономический хаос в стране, снизилась производительность труда. Пора было, засучив рукава, браться за реальное дело, отложив разборки в борьбе за власть в сторону. Требовалось активное включение президента СССР в дела страны.

Но Горбачев работать не привык. По ряду характеристик близко знавших его людей, это был политик, любивший краснобайствовать, красоваться перед публикой, фонтанировать идеями, тут же забывая про них и выдвигая новые. Для него от «ускорения» до «перестройки» было только шаг шагнуть, да и то по словесной дороге. «Величайший парадокс – правильные и нужные идеи, необходимые преобразования, благородные цели он каждый раз превращал в фарс и очередное бедствие для страны, для её народов», - отметил В.С. Павлов (Указ. соч., с.7). В 91-м году от Горбачёва особых дел уже не ждали.

И все же после появления проекта нового договора в печати у руководителей в основном исполнительной ветви власти возникла пусть и небольшая, но все-таки надежда, что Горбачев наконец-то обратит внимание на реальное положение дел в стране. С предложениями принятия неотложных мер 18 августа в Форос прибыла делегация высокопоставленных сотрудников государственного аппарата. Они говорили о том, что страна находится на краю бездны, что промедление смерти подобно, что отделываться успокоительным словоблудием больше нельзя. Они не требовали чего-то того, что выходит за рамки закона. Они требовали от гаранта Конституции СССР исполнения его служебных обязанностей. Но рожденный ползать летать не может. Форосский уж, даже вознесённый судьбой высоко в горы, на вершины власти, и там искал щель, куда бы спрятаться. Нашёл, заполз, забился в щель, пожелав отъезжавшим: «Черт с вами, делайте, что хотите, но моё мнение доложите» (Н. Гарифуллина. Тот, кто не предал. О. Шенин «Страницы жизни и борьбы». М., 1995, с.110). И мнение Горбачева было так же уклончиво-отсылочным: быстрее провести сессию Верховного Совета СССР (там же). Кто бы возражал! И сессия Верховного Совета СССР была созвана 26 августа, поскольку раньше в силу процессуальных норм она начаться не могла. Первое же заседание Президиума Верховного Совета состоялось уже 21 августа (см. А.И. Лукьянов. Указ. соч., с.24-26). А вот состоялась бы сессия высшего органа власти СССР, если бы договор о разрушении государства был подписан 20 августа, ещё большой вопрос. И если бы состоялась, то походила бы на похоронный процесс, что мы и увидели в конце 91 года.

Последние надежды остановить сползание в бездну рухнули. Делегация возвращалась из Фороса озабоченной. Водитель машины, доставлявший делегацию из аэропорта в Форос и обратно, позднее на допросе отметил, что настроение пассажиров резко изменилось: «К Горбачеву ехали, о погоде рассуждали, обратно едут злые, раздражённые, перебрасываются короткими фразами» (В. Степанков, Е. Лисов «Кремлёвский заговор. Версия следствия». М., 1992, с.18). Слабый признак надежды остановить крушение страны исчез. Перед руководителями страны во весь рост поднялась проблема: либо брать всю полноту ответственности на себя, как это им диктовал их служебный долг, и если не предотвратить крах державы, то хотя бы приостановить сползание к нему, либо отсидеться по своим щелям, как это сделал М.С. Горбачев. В отличие от «лидера» государства, они выбрали первый путь. По свидетельству В.С. Павлова, само название «ГКЧП» было привезено из Фороса (Указ. соч., с.119).

После возвращения делегации в Москву вечером того же дня был образован Государственный комитет чрезвычайного положения в СССР. Беря полноту власти, а значит, и взваливая на себя ответственность, члены вновь образованного Комитета понимали, что, применяя чрезвычайные меры, они не могут допустить пролития крови. «Мы были готовы отдать свои жизни, – писал В.С. Павлов, - но не имели никакого права распоряжаться жизнями других» (Указ. соч., с.70). И они четко определили рамки своего выступления. С одной стороны, нужно было предотвратить подписание 20 августа договора, подготовленного втайне новоогаревской братией, чтобы в дальнейшем обсудить его и с учетом общественного мнения доработать и принять в соответствии со всеми законодательно установленными процедурами. С другой же стороны, применяя жесткие, порой суровые меры, нельзя было допустить никакого кровопролития. Пульсирующая кровь жизнетворна, пролитая кровь смертоносна.

А кровопролитие было вполне возможно. За время катастройки появились соответствующие социальные силы. Одну из них Горбачев описывал так: «Случись путч (? – В.Г.) полтора-два года назад, он, пожалуй, мог бы удастся. Ныне же общество совершенно изменилось. Те, кому пять лет назад было 13-15 лет, стали восемнадцати-двадцатилетними. Они выросли в другой атмосфере. И они же стали самыми отважными защитниками демократии» (М.С. Горбачев. «Августовский путч. Причины и следствия». М., 1991, с.19) Иными словами, подросла юная перестроечная сила в атмосфере сладких слов «свобода»,. «независимость», «антитоталитаризм» и опьяняющая себя ощущением исторической значимости своего протеста. Причём Горбачевым, Ельциным и иже с ними учитывалась психологическая черта того этапа становления человека, когда молодые люди, вступая во взрослую жизнь, стараются ярко проявить себя, самоутвердиться, заявить о себе как о значимых личностях. Подобный период переживают все поколения. Только раньше энергия молодости направлялась на позитивные, созидательные цели: защиту Родины, великие стройки, освоение необжитых пространств, прокладывание новых путей, постижение неведомого. Теперь предполагалось ее использовать в разрушении страны. Конечно, ломать – не строить. Как в песенке мультяшной героини – «хорошими делами прославиться нельзя». Строительство баррикад тоже рождает иллюзию созидания, а главное, вызывает эйфорию героизма. И не только молодежь заражается ею, но и порой известные артисты, отбросившие свои музыкальные инструменты и схватившиеся за оружие. Вроде бы и артист серьезный, и автомат в руках настоящий, а сценка в целом – бутафорская, да и символ «защитника Белого дома» получился шутовской. «Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник»…

Однако не только «буйство глаз и половодье чувств» молодежи использовали разрушители. За время перестройки возник и новый социальный класс. В 89-м году уже 80% накоплений сосредоточилось у пятой части населения (см. В.С. Павлов. «Упущен ли шанс?» М., 1995, с.221). Этот слой и поставлял людей, готовых пойти на слом существовавшей державы. «Как свидетельствуют материалы «дела ГКЧП», - отмечает в своей книге А.И. Лукьянов, - 19-20 августа в Москве не было ни одного более или менее крупного государственного предприятия, которое бы бастовало. Но зато забастовала биржа. Это она бросила деньги на оборону Белого дома, выделила боевую дружину из ста брокеров и, вооружившись огромным стометровым полотнищем российского флага, двинулась на Краснопресненскую набережную к парламенту. Финансисты, оптовики, маклеры шли стройными рядами. Ведь им было что терять. Над их бизнесом, над их коммерцией нависала какая-то, пусть неясная, угроза» (А. Лукьянов. Указ. соч., с.115).

«Демократы» во главе с Ельциным и при пассивной поддержке президента Горбачева всеми способами пытались возбудить и активизировать именно эти разрушительные силы. Организовывалась оборона Белого дома от несуществующей угрозы нападения. Вводились танки по согласованию Грачева – ельцинского «лучшего» министра обороны – со своим будущим шефом. Всячески раздувалась психоидеологическая истерия в отечественных и зарубежных СМИ. Восхваляемый культ рубля и доллара утверждался новой идеологией, внося сумятицу в умы людей.

В таких условиях и стремился ГКЧП не допустить намеченного на 20 августа разрушения державы, удержать ситуацию без пролития крови и предупредить народ о вплотную подступившей беде. Комитету удалось буквально пройти по лезвию ножа, выполнив эти задачи.

Впоследствии ельцинисты (особенно Е. Гайдар) пытались поставить себе в заслугу предотвращение в стране гражданской войны. Это еще одна большая ложь, когда чужая заслуга присваивается себе. Ложь, можно сказать, объёмом в несколько млечей или сванов по шкале Владимира Бушина. Гражданскую войну и связанное с ней большое кровопролитие не допустил именно ГКЧП, хотя члены его понимали, что обязательно будут оклеветаны. Но для них исполнение долга, служебного и человеческого, было самым главным. Они служили государству, народу, который не хотел терять социалистический строй, своему делу жизни. В отличие от «лидера» Горбачева, предавшего всех.

Нет высшего мужества, чем в обреченной ситуации взять ответственность на себя. Для этого нужна крепкая вера в правоту своего поступка, четкое понимание стоявшей с грибоедовских времен дилеммы «служить или прислуживать». Служат народу, делу высокой идеи, Родине, а прислуживают «хозяину» из корыстных побуждений. Первое возвышает человека до личности, второе обезличивает его до холопа.

ГКЧП провёл несколько заседаний, принял предупреждающие общество об опасности документы и через три дня был распущен Указом вице-президента СССР

Г.И. Янаева. «Что касается конституционности действий ГКЧП, - подчеркивает В.С. Павлов, - то все действия до малейших деталей соответствовали законам СССР. Это на допросе, кстати, подтвердил и сам Горбачёв» (В.С. Павлов «Август изнутри. Горбачёв путч». с.68).

Члены ГКЧП выполнили свою задачу, предотвратив подписание договора, дали возможность опомниться обществу и разобраться, куда их ведут новые витии и какая катастрофа ждет страну. В условиях предательства «гаранта» Конституции и развернувшейся информационной истерии они не должны были стать дополнительным её источником, аккумулирующим на себе вспыхнувшую негативную энергию. Они сами распустили свой комитет.

Но не сложили руки. Они многое могли рассказать и еще многое сделать для предотвращения катастрофы. Несмотря на закрытое расследование, протоколы допросов свидетельствуют об их достойном поведении и в тюрьме. Потому-то их боялась «демократическая элита», которая, использовав предательство Горбачева, запрятала их в «Матросскую тишину», распустила компартию и, в конечном счёте, развалила страну, укрывшись в Беловежской пуще.

Предательство не спасло и Горбачева как политика. Уже через несколько дней после возвращения из Фороса он был представлен стране в качестве «политического трупа», сдававшего у всех на глазах соратников, партию, власть, страну, обрекая её граждан на нищету и вымирание. Он на глазах у всех из президента превращался в холопствующего субъекта.

Спустя двадцать лет мы уже в реальности, а не в предупреждающем прогнозе видим, что натворили новая власть и новый социальный строй: сотня миллиардеров и полстраны живущих в нищете, резкое снижение уровня культуры и развал образовательной и здравоохранительной систем, преступность, беспризорщина и вымирание народа. Даже по официальной статистике за двадцать лет мы потеряли свыше 15 миллионов человек, не восполняемых рождаемостью. Независимые исследователи на основе миграционных процессов вычислили, что указанное выше число на самом деле составляет 30-35 миллионов человек, то есть по крайней мере в 2 раза больше официального (Андрей Пшеницын «Секрет матрицы». «Советская Россия», 20 мая 2010 г.). Потери равны военным. Только нежелающий видеть или холуйствующий тип побоится назвать существующий общественный строй геноцидным.

Так победили или проиграли гэкачеписты? Ни то и ни другое. Они не победили, потому что потеряли власть, их посадили в тюрьму и подвергли массированному информационному и нравственному террору. Но они и не проиграли, потому что выполнили свой служебный долг. Причем в чрезвычайных условиях. А выполнение служебного долга в чрезвычайной ситуации и есть героизм.

История продолжается. Она не может быть непредсказуемой, ибо в фундаменте её лежат факты и созидательная деятельность людей. Истину нельзя строить на лжи, это всё равно, что возводить дом на песке. Свет правды рано или поздно пробьётся сквозь все казематы, как бы её ни пытались там замуровать.

Хочется закончить статью поэтическими строками генерала Советской Армии, «красного директора» одного из ведущих оборонных заводов СССР Ж. Зинченко. В них отражены чувства целого поколения людей, родившихся в середине прошлого столетия и проживших большую часть жизни в советское время. Эти чувства – боль за утрату великой Родины, вина за ее гибель и, конечно, благодарность тем людям, кто пытался отстоять Отечество в тяжелую годину смуты.

ПРИСЯГА

Я присягал Советскому Союзу,

Народу клятву верности давал,

Но в годы смуты, может, только музой

Врагов судил за Родины развал.

Война с фашизмом массовой отвагой

Отметила российскую судьбу,

Лишь единицы предали Присягу,

А все шли в бой за каждую избу…

Случилось так, что в девяносто первом

Стране Присягу выполнить не смог,

У многих офицеров сдали нервы –

Предательством нас взяли всех врасплох…

Варенников, Бакланов, Генералов…

Плеханов, Стародубцев, Болдин, Павлов…

Присягу не забыли в этот час,

Не все их поддержали генералы,

Не все Присяги вспомнили наказ.

И раскололись Армия и Службы,

Народ в обмане был словно слепой…

Поэтому у пьяни легче гуж был –

Пьянь взяла власть… И сразу же в запой.

И сытились они добром народным,

Всю нефть сожрал их ненасытный рот,

И крали транши из валютных фондов,

Народ морили – миллион душ в год…

И хоть мы все зависимы от власти,

Но я понять такое не смогу:

Я видел тех, кто с неподдельной страстью

В услужье шёл к заклятому врагу.

Я, красный офицер, солдатам белым,

Что полегли, Присягу не предав,

Честь отдаю за их святую веру –

У них российский тоже был Устав.

Я присягал Советскому Союзу,

Народу клятву верности давал…

На мне пятно лежит тяжелым грузом –

Ведь за народ свой в трудный час не встал.

Валерий ГОЛОБОКОВ

В то время, как представители рабочих, солдатских и крестьянских Советов открыли переговоры с целью обеспечить достойный мир измученной стране, враги народа — империалисты, помещики, банкиры, их союзники, казачьи генералы предприняли последнюю попытку сорвать дело мира, вырвать власть из рук Советов, землю из рук крестьян и заставить солдат, матросов и казаков истекать кровью за барыши русских и союзных империалистов. Каледин на Дону, Дутов на Урале подняли знамя восстания. Кадетская буржуазия дает им необходимые средства для борьбы против народа, родзянко, милюковы, гучковы, коноваловы хотят вернуть себе власть и при помощи калединых, корниловых и дутовых превращают трудовое казачество в орудие для своих преступных целей. Каледин ввел на Дону военное положение, препятствуя доставке хлеба на фронт, и собирает силы, угрожая Екатеринославу, Харькову и Москве. К нему на помощь прибыл бежавший из заключения Корнилов, тот самый, который в июле ввел смертную казнь и шёл походом на революционный Петроград. В Оренбурге Дутов арестовал Исполнительный и Военно-революционный комитет, разоружил солдат и пытается овладеть Челябинском, чтобы отрезать сибирский хлеб, направляемый на фронт и в города. Караулов¹ громит чеченцев и ингушей на Кавказе.

Политическим штабом этого восстания является центральный комитет кадетской партии. Буржуазия предоставляет десятки миллионов контрреволюционным генералам на дело мятежа против народа и его власти. Буржуазная Центральная рада Украинской республики, ведущая борьбу против украинских Советов, помогает Калединым стягивать войска на Дон, мешает Советской власти направить необходимые военные силы по земле братского украинского народа для подавления калединского мятежа. Кадеты, злейшие враги народа, подготовлявшие вместе с капиталистами всех стран нынешнюю мировую бойню, надеются изнутри Учредительного собрания прийти на помощь своим генералам калединым, корниловым, дутовым, чтобы вместе с ними задушить народ.

Рабочие, солдаты, крестьяне, революция в опасности! Нужно народное дело довести до конца. Нужно смести прочь преступных врагов народа. Нужно, чтобы контрреволюционные заговорщики — казачьи генералы, их кадетские вдохновители почувствовали железную руку революционного народа. Совет народных комиссаров распорядился двинуть необходимые войска против врагов народа. Контрреволюционное восстание будет подавлено, и виновники понесут кару, отвечающую тяжести их преступления.

Совет народных комиссаров постановляет:

1. Все те области на Урале, Дону и других местах, где обнаружатся контрреволюционные отряды, объявляются на осадном положении.

2. Местный революционный гарнизон обязан действовать со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху.

3. Какие бы то ни было переговоры с вождями контрреволюционного восстания или попытки посредничества безусловно воспрещаются.

4. Какое бы то ни было содействие контрреволюционерам со стороны местного населения или железнодорожного персонала будет караться по всей тяжести революционных законов.

5. Вожди заговора объявляются вне закона.

6. Всякий трудовой казак, который сбросит с себя иго калединых, корниловых и дутовых, будет встречен братски и найдет необходимую поддержку со стороны Советской власти.

¹Казачий есаул А.М. Караулов до революции 1917 г. был членом IV Государственной думы. В 1917 г. был назначен комиссаром Временного правительства на Тереке и избран терским атаманом. Один из организаторов и руководителей контрреволюционного казачьего буржуазно-националистического блока, боровшегося против пролетарской революции на Тереке. В конце декабря 1917 г. был убит солдатами на станции Прохладной.

28 (15) декабря 1917 г.

Всем районным и подрайонным штабам.

Выслать в Центральный штаб для отправки московского революционного отряда на юг против Каледина [к] 2 часам дня 16-го с.м.

От Даниловского района ...... 20—25 чел., не более

« Замоскворецкого » …....... 100—105 » « »

« Лефортовского » ................. 80—85 » « »

« Рогожского » ....................... 80—85 » « »

« Пресненского » ................... 30—35 » « »

« Сущевско-Марьинского »... 40—45 » « »

« Симоновского » .................. 25—30 » « »

« Сокольнического » ............ 70—75 » « »

« Хамовнического » ............. 50—55 » « »

« Дорогомиловского » ......... 10—15 » « ».

Все отряды должны быть вооружены обязательно 3-линейными винтовками и [иметь] по 60 штук патронов при каждом. Ответственность за вооружение каждого района возлагается на начальника районного штаба.

Списки отъезжающих красногвардейцев представить сегодня 15[-го] с.м., в Центральный штаб Красной гвардии.

Люди должны быть здоровыми. Больных и не достигших 18-летнего возраста не присылать.

Красногвардейцы должны иметь при себе ложки и кружки. Желательно, чтобы каждый десяток был снабжен одним большим чайником.

Начальник Центрального штаба Красной гвардии

Декабрь 1917 г.

Немедленно приступить по районным штабам к записи добровольцев, желающих ехать на юг для борьбы с Калединым. Записавшиеся по возможности должны быть знакомы с боевым опытом и военной тактикой, не моложе 18 лет. Все списки записавшихся добровольцев должны быть представлены к 10 декабря 1917 г. к 8 часам вечера в Центральный штаб Красной гвардии, в Комиссию по организации добровольческого отряда.

Начальник Штаба Красной гвардии