Август

2004

КУПЛЕННЫЕ КНИГИ:

• Деннис Лехэйн «Мольбы о дожде»

• Деннис Лехэйн «Таинственная река»

• Т. Стайлз «Джесси Джеймс: Последний бунтарь Гражданской войны»

• Алан Холлингхёрст «Линия красоты»

• Джонатан Коу «Как разъяренный слон»

ПРОЧИТАННЫЕ КНИГИ:

• Деннис Лехэйн «Мольбы о дожде»

• Деннис Лехэйн «Таинственная река»

• Джонатан Коу «Как разъяренный слон»

Вскоре после того, как я сдал текст июльской колонки, у меня родился третий сын. Я об этом рассказываю не только для того, чтобы вы меня поздравили, но и для того, чтобы поняли: читаем мы в основном дома, и потому все семейные события отражаются на чтении. Мой новорожденный, конечно, определил выбор книг на этот месяц, но сделал это не напрямую: я не стал из-за него большим идиотом и тем более не стал меньше читать. Он даже мог бы заявить, что из-за него в нашем доме стали больше читать, поскольку его появление благотворно отразилось на сознательности родителей. (Послушайте, если вы такие умные и так серьезно относитесь к книгам, почему вы до сих пор пользуетесь противозачаточными средствами?)

Вскоре после рождения сына я испугался, что у меня никогда больше не будет времени зайти в книжный магазин, и потому решил использовать малейшую возможность разжиться новыми книгами. Джесси (да, именно поэтому я и купил книгу Стайлза) родился рано утром, еще не было семи; а часа три-четыре спустя я уже был в книжном, и мне вдруг на глаза попалась подборка бестселлеров в мягкой обложке. Если честно, мне там далеко не все захотелось купить; но меня охватил тот страх, и я решил хоть что-нибудь да купить, причем на всякий случай прямо здесь и сейчас. В этот момент я смутно припомнил какие-то хорошие отзывы о «Таинственной реке» Денниса Лехэйна. «Таинственной реки» в том магазине не оказалось, зато нашлись «Мольбы о дожде» того же Лехэйна. Надо было брать. И не важно, что за последние месяцы я купил несколько сотен книг, но так их и не прочитал. И не важно, что уже на следующий день я оказался у книжного магазина, а потом еще раз, у другого магазина (а что еще делать с новорожденным ребенком, если не шататься с ним по окрестным книжным), где и нашел «Таинственную реку». Я не был уверен, попаду ли когда-нибудь еще в книжный магазин; а если бы мои опасения оправдались, надолго бы мне хватило моих нескольких сотен непрочитанных книг? В лучшем случае лет на девять-десять. Я просто обязан был купить «Мольбы о дожде». На всякий пожарный.

Спустя пару недель после рождения ребенка я почувствовал, как постепенно превращаюсь в овощ, и предпринял решительные действия: я купил и прочитал от корки до корки пятисотстраничную биографию Брайана Джонсона, написанную Джонатаном Коу. Джонсон – непростой романист-экспериментатор, и его биографию я прочитал на всякий случай, просто чтобы показать себе, на что я способен. Надеюсь, полезные вещества и минералы, впитанные мной из этой книги, не вытекут из моего мозга вместе со слюной или соплями, поскольку я не знаю, когда еще мне представится возможность прочитать несколько сотен страниц жизнеописания сложного писателя, с произведениями которого я не знаком. Уж точно не раньше чем через несколько месяцев.

Джонсон и Деннис Лехэйн – как два полюса одного небезынтересного теоретического вопроса. Деннис считал нашу страсть к повествованию, наше желание узнать, что произойдет дальше, «примитивным» и «пошлым», но если лишить этой пошлости «Мольбы о дожде», то от романа почти ничего и не останется. «Мольбы о дожде» – это очередная книга из серии про Кензи и Джен-наро, и если бы я узнал об этом сразу, то, возможно, не стал бы ее читать. Я догадываюсь, что большинство со мной не согласится, но я все равно не понимаю привлекательности главного героя, переходящего из одной книги в другую. Не понимаю, чем так хорош Кей Скарпетта, Джеймс Бонд, Эркюль Пуаро или даже Шерлок Холмс. На свою беду, я, читая роман, должен верить – Джонсон назвал бы это желание детским, – что все происходящее окончательно и для персонажей действительно важны события их жизни. Иными словами, если я узнаю, что 1987 год выдался по-настоящему паршивым для Уинсто-на Смита, то мне будет неинтересно дальше читать о том, как ему жилось в 1984-м. А самый бессмысленный вопрос – это должны ли персонажи помнить события из предыдущих книг? По-моему, Кензи и Дженнаро попытались бы отличить психопата-убийцу, которого они ловят в «Мольбах о дожде», от психопатов-убийц, которых они ловили в предыдущих книгах.

В романе Лехэйна есть один эпизод, который, пожалуй, подтверждает мои опасения. Энджи Дженнаро, напарница и любовница Патрика Кензи, просит его сбрить щетину, которую он отрастил, чтобы скрыть шрамы. «Я думал об этом, – объясняет нам Кензи. – Три года она меня спасала. Три года скрывала следы самой страшной беды в моей жизни...» Погодите-ка. Получается, самое страшное произошло три года назад? Так о чем же сейчас речь? О событиях, которые в списке самых страшных занимают место третье-четвертое? Иногда, когда заходишь вечером в паб, может показаться, что ты все пропустил: те, кто пришел опрокинуть стаканчик после работы, уже ушли, а полуночники еще не пришли, и вокруг пустые бокалы (при этом пепельницы полные, если, конечно, вы в цивилизованной стране), но ведь весь этот бардак устроили не вы... Примерно так я себя ощущал, читая «Мольбы о дожде».

При этом мне понравилось, как пишет Лехэйн. Живо, в нужных местах с юмором, а еще он любит неожиданные отсылки к кино и литературе: например, я не ожидал от него обсуждения рецензий кинокритика Дэвида Денби. (С другой стороны, разве станет ценитель статей Денби обвинять в желании покрасоваться того, кто использует в разговоре слово «наррация»?) Словами не описать, с каким удовольствием я погрузился в следующий роман Лехэйна. Роман оказался потрясающим.

Почему никто мне не объяснил, что «Таинственная река» – произведение уровня «Презумпции невиновности» Скотта Туроу и «Красного дракона» Томаса Харриса? Да потому, что среди моих знакомых нет таких людей, вот почему. За последние три недели пять человек успели меня уверить, что «Линия красоты» Алана Холлингхёрста – это гениальный роман, и я в этом не сомневаюсь; я собираюсь его прочитать в самом скором времени. (Я как раз гулял с ребенком и нашел книжный магазин, где была эта книга.) Но я так же уверен, что не врежусь на ходу в фонарный столб, зачитавшись ею, как случилось много лет назад, когда я читал «Презумпцию невиновности»; ведь в столбы не врезаются, читая талантливые литературные произведения. Откуда нам узнавать о появлении таких выдающихся триллеров, как «Таинственная река»? В общем, если вы не видели фильма по этой книге (то же самое касается «Презумпции невиновности» и «Красного дракона»), то обязательно возьмите ее с собой в самолет, в отпуск, в туалет или в ванную. Куда бы вы ни собирались, возьмите ее с собой.

Много лет назад я прочитал интервью музыкальных продюсеров Джема и Льюиса, которые рассказывали о том времени, когда они играли в группе Принса. Принс усаживал их перед собой, объяснял, какой игры он от них ждет, а они объясняли, что не могут так играть – им не хватает сноровки или мастерства. Но Принс давил и давил, пока у них все не получалось. Но не успевали они порадоваться своим успехам, которых они и не ожидали, как Принс начинал требовать от них еще танцев на сцене.

Думаю, мне эта история запомнилась потому, что именно таким должно быть настоящее творчество, именно так оно становится в радость. А судя по тому, как умело написана «Таинственная река», Лехэйну потребовалось приложить не меньше усилий, чем Джему и Льюису. Лехэйн показал себя профессионалом, он умеет все, что должен уметь писатель (это роман о печали, о людях, о детстве, которое нас не отпускает); а мастерски закрученная детективная линия – это как танец на сцене. Конечно, Лехэйн постарался скрыть, сколько сил он положил на этот роман, и у него это получилось: похоже, никто не заметил вообще никаких усилий сего стороны. Но главный урок для литературы последних восьмидесяти лет заключается в напутствии пожилого учителя математики: «Я должен видеть, что вы работали». А как же он иначе об этом узнает?

В «Мольбах о дожде» Лехэйн постоянно все усложняет, нагромождая загадки, которые должны разгадывать детективы, и читать это, конечно, приятно; но это несколько будничное удовольствие, если сравнивать с впечатлениями от «Таинственной реки». Тут Лехэйн заглядывает в глубокую темную дыру, которую оставила в жизнях самых разных людей смерть маленькой девочки. Он пытается отыскать смысл во всем, что находит в этой дыре. У него все получается очень естественно, ничто – или почти ничто – не оставляет ощущения надуманности. Я рад, что у меня есть друзья, которые советуют мне Холлингхёрста, на самом деле рад. Все они прекрасные, умные люди. Но мне бы хотелось, чтобы у меня были и такие друзья, которые рассказали бы мне про «Таинственную реку». Может, вы тот самый человек? Для меня найдется местечко среди ваших приятелей? Если вас пугает дружба с пьяными ночными звонками, слезами и резкими обвинениями, выливающимися в приступы насилия (сразу замечу: за насилием моментально следуют извинения), то, может, вы хотя бы порекомендуете мне пару книг?

Книгу «Как разъяренный слон» Джонатана Коу в США не издавали (по крайней мере, на момент написания этой статьи). Это же нелепость. Похоже, вас отпугнула загадочная личность Джонсона, но ведь и мы ничего о нем не слышали; книга хорошо читается лишь потому, что автор знает о нашем невежестве. А еще потому, что Джонатан Коу, лучший английский автор своего поколения (судьбе было угодно, чтобы и я оказался представителем этого поколения), тщательно продумал форму и внешние очертания книги. Кроме того, это книга о писательстве, причем, быть может, даже в больше мере, чем о самом Джонсоне. Джонсон мог быть каким угодно экспериментатором в 1960-х, он мог дружить с Беккетом и вырезать в его книгах дыры, но все равно это был эгоцентричный, заносчивый и резкий человек, как и все мы. Джонсон страдал от депрессий и в итоге покончил жизнь самоубийством. Вот как выглядела его предсмертная записка:

Это мое последнее слово.

Но и смешным он тоже был. У этого человека была почти диккенсовская страсть к помпезности. Он писал гневные письма издателям, агентам и даже печатникам – а таких писем было много, не в последнюю очередь потому, что он общался со многими издателями, агентами и печатниками, – и, как человек от лишней скромности не страдающий, он всегда вставлял в них одну и ту же строку. «В рецензии на мой роман „Альберт Анджело» в „Санди таймс» меня назвали „одним из лучших английских писателей», а ирландская „Таймс» назвала роман шедевром, поставив меня в один ряд с такими авторами, как Джойс и Беккет», – писал он Аллену Лейну, основателю издательства «Пенгуин», желая узнать, почему тот не захотел купить права на издание его книг. «Газета „Санди таймс» назвала меня „одним из лучших английских писателей», а ирландская „Таймс» назвала мой роман шедевром, поставив меня в один ряд с такими авторами, как Джеймс Джойс и Сэмюэл Беккет», – объяснял он своему агенту, интересуясь, почему его первый роман не опубликовали в Италии. «Вы, американцы, невежды и ничего не смыслите в литературе. Меня от вас тошнит», – признался он Томасу Уоллесу из издательства «Хольт, Ринехарт и Уинстон» после того, как тот его завернул. (Быть может, Коу стоит написать похожее письмо, если невежественные и ничего не смыслящие в литературе американцы будут упорствовать в своем нежелании издавать его книгу.) «К вашему сведению, в рецензии на мой роман „Альберт Анджело» в „Санди таймс» меня назвали „одним из лучших английских писателей», а ирландская „Таймс» назвала роман шедевром, поставив меня в один ряд с такими авторами, как Джойс и Беккет». И вот, наконец, самый блеск:

В рецензии на мой роман «Альберт Анджело» в «Санди таймс» меня назвали «одним из лучших английских писателей», а ирландская «Таймс» назвала роман шедевром, поставив меня в один ряд с такими авторами, как Джойс и Беккет.

Однако я, похоже, буду лишен возможности пережить самые трогательные и волнительные мгновения моей жизни. Я не смогу быть рядом со своей супругой Вирджинией, которая даст жизнь нашему первенцу в вашей больнице 24 июля или около того.

Это письмо адресовано главному акушеру лондонской больницы Святого Варфоломея. Оно было написано после того, как Джонсон узнал, что, согласно правилам больницы, отцам запрещено присутствовать при родах. Слово «однако», которым начинается второй абзац, смотрится там просто потрясающе, еще сильнее обращая внимание на абсурдность противопоставления. «Я понимаю, вы так избавляетесь от всякого сброда, всех этих Флемингов с Эмисами и прочих почитателей примитивных сюжетов, – напирает он. – Но для гения-то вы сделаете исключение?» В итоге получается очередная вариация на тему «Разве вы не знаете, кто я такой?», причем Джонсон – это последний человек, которому стоит задавать этот вопрос. Его никто не знал тогда, не знает и сейчас.

У Джонсона не было ничего, кроме презрения к неослабевающему влиянию Диккенса и викторианской прозы на английскую литературу. Удивительно, но при этом он больше всего напоминает школьного инспектора из «Тяжелых времен» Диккенса. Вот что говорит школьный инспектор: «Придется мне объяснить вам <...> почему вы не стали бы оклеивать комнату изображениями лошади. Вы когда-нибудь видели, чтобы лошади шагали вверх и вниз по стене? Известен вам такой факт? Ну? <...> И вы никогда не должны видеть то, чего не видите на самом деле, и вы никогда не должны думать о том, чего у вас на самом деле нет. Так называемый вкус – это всего-навсего признание факта»[8]. А вот слова Джонсона: «Жизнь не рассказывает историй. Жизнь хаотична и текуча, она не знает закономерностей; жизнь небрежна – мириады ее сюжетных линий уходят в никуда. Писатели могут найти в жизни истории для своих книг, но их придется тщательно отбирать, а это уже фальсификация. На самом деле рассказывать истории – это значит лгать». Подобно коммунистам и фашистам, Джонсон и школьный инспектор идут в разные стороны лишь для того, чтобы обнаружить, что Земля круглая. Я рад их поражению в культурной холодной войне: в нашем мире для всех них есть место, а в их мире нет места для «Таинственной реки». Что же это был бы за мир?

Примечания:

8

Ч. Диккенс. Тяжелые времена (пер. В. Топер).