Зотов Ю.П. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство (...

Зотов Ю.П.

Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство

(На материале английских текстов)

Монография

Рецензенты:

Доктор филологических наук, профессор О.Е. Осовский

Доктор филологических наук, профессор А.П. Ялышева

Издание осуществлено в авторской редакции.

В монографии исследуется диалогика текста - перспективное направление в филологической науке. Впервые многофакторному анализу подвергается диалог как филологическая мегапарадигма в бесконечномерном смысловом пространстве. По-новому осмысливается диалог с непосредственной, задержанной и потенциальной обратной связью.

Предназначена для филологов, студентов, аспирантов и преподавателей университетов.

Оглавление

Введение 5

Глава I. Текст против Предложения. 10

1. 1. Предложение как размытая лингвистическая единица. 10

1. 2. Предложение и дефицит смысла 12

1. 3. Высказывание (текст) как реальная единица речевого общения. 14

1. 4. Современные тенденции в исследовании текста. 16

1. 5. Текст и его дифференциация. 22

1. 6. Топологически устойчивые текстуальные конфигурации в повседневной речи (face-to-face communication). 26

1. 7. Текст и вторичная номинация. 30

Глава II. Диалог как филологическая мегапарадигма. 34

2. 1. Коммуникативная модель диалогического общения. 34

2. 2. Диалогическая концепция М. Бахтина. 41

2. 3. Нададресатный (Superaddressee) диалогический принцип Бахтина. 44

2. 4. Диалогические идеи Бахтина в американской филологической науке. 48

2. 5. Теория диалога Бахтина в интерпретации американских филологов и ее значение для американской филологической науки. 49

Глава III. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство. 59

3. 1. О некоторых релевантных признаках диалогики текста. 59

3. 2. Интертекстуальность как одно из условий диалогики текста. 61

3. 3. Конвергентная семантика и диалог. 67

3. 3. 1. Семантикоцентрический подход. 67

3. 3. 2. О конвергентных типах связи в диалогике текста. 70

3. 4. Смысловая диалогическая конвергенция понятия "love". 72

3. 5. Классификация диалогики текста по принципу обратной связи. 76

3. 5. 1. Диалогика текста с непосредственной обратной связью. 76

3. 5. 1. 1. Интервью. 76

3. 5. 1. 2. Дискуссии. 78

3. 5. 1. 3. Шутки, анекдоты как одно из средств выражения диалогических отношений, снимающих множественность интерпретаций. 81

3. 5. 1. 4. Диалогическая корреляция первичного и вторичного текстов. 84

3. 5. 1. 5. Диалогическая корреляция английской басни. 86

3. 5. 1. 6. Диалогическая конверсия одного текста в другой текст. 87

3. 5. 1. 7. Оценка предшествующего текста как диалогическая интенсивность. 89

3. 5. 1. 8. "Интервенция" иностилевых фрагментов в текст для создания комического эффекта. 90

3. 5. 1. 9. Деформации изначального текста в последующем тексте. 91

3. 5. 1. 10. Диалогическая корреляция двух версий текста: гипотетического и реального. 91

3. 5. 1. 11. Смысловая диалогическая конвергенция в художественной коммуникации. 92

3. 5. 2. Диалогика текста с задержанной обратной связью. 93

3. 5. 2. 1. Интенсивное диалогическое взаимодействие знаний художника слова и читателя (герменевтический диалог). 93

3. 5. 2. 2. Различные интерпретации одного и того же текста (как герменевтический диалог). 96

3. 5. 2. 3. Диалог интерпретаторов с текстами У. Вортсворта. 98

3. 5. 2. 4. Научные дискуссии, комментарии. 100

3. 5. 2. 5. Смысловые сопоставления текстов, находящихся в одном семантическом поле, но в разных функциональных сферах. 102

3. 5. 2. 6. Перевод как своеобразный способ выражения диалогики текста. 103

3. 5. 3. Диалогика текста с потенциальной обратной связью. 105

3. 5. 3. 1. Создание диалогического эффекта в научной коммуникации. 105

3. 5. 3. 2. Публичные выступления как индикатор диалогического взаимодействия с публикой. 110

3. 5. 3. 3. Эпитафический диалог. 113

3. 5. 3. 4. Текстуальная "интервенция" посредством транспозиции дифференциальных признаков одного текста в "чужой" текст. 114

3. 5. 3. 5. Диалогическое взаимодействие поэта с читателем. 114

3. 5. 3. 6. Презентация "себя" (self) "другому" (other) в индивидуальной рекламе, как одно из средств установления диалогических отношений. 115

3.5.3.7. Диалогика "Гамлета" во времени и пространстве. 117

3.5.3.7.1. Диалогические реакции издателей и актеров на "Гамлет" 117

3.5.3.7.2. "Гамлет" с точки зрения известных англо-американских театральных и литературных критиков. 118

3. 5. 3. 8. Конвергентно-риторические конфигурации. 119

Заключение 122

Список использованной литературы 124

Список источников фактического материала 131

"Нет ни первого, ни последнего слова

и нет границ диалогическому контексту

(он уходит в безграничное прошлое и

безграничное будущее). "

М. Бахтин.

"Time present and time past

Are both perhaps present in time future,

And time future contained in time past.

If all time is eternally present

All time is unredeemable"

T. Eliot.

Введение

В системе языка обычно выделяют два типа отношений: парадигматические и синтагматические (Головин 1979: 202; Степанов 1975а: 227; Степанов 1975б: 302; Рождественский 1990: 150). А. Уфимцева упоминает еще один тип: эпидигматический (Уфимцева 1986: 9). Однако язык пронизан и другими отношениями - диалогическими, которых нет в системе языка и без которых процесс коммуникации состояться не может. Здесь заложено противоречие, так как диалогические отношения выделяются по другому нелингвистическому принципу. Это противоречие можно преодолеть с помощью теоремы неполноты Геделя , которая утверждает, что если теория непротиворечива, то она неполна (Налимов 1974: 93).

Специфика диалогических отношений нуждается в особом филологическом исследовании. (Бахтин 1979: 296) Лингвистика изучает только отношения между элементами внутри системы языка, но не отношения между высказываниями (Бахтин 1979: 297)

Причины обращения к данной проблематике можно свести к нескольким мотивам.

Во-первых, традиционно в лингвистике сложилось узкое понимание диалога - диалога с непосредственной обратной связью: face - to - face dialogue. (Якубинский 1986: 53, Щерба 1986: 31)

Во - вторых, реальной единицей речевого общения является не предложение (единица языка), а высказывание (текст), которое имеет автора (Бахтин 1979: 351).

В - третьих, лингвистическая теория, по мнению Н. Хомского, должна заниматься, главным образом, идеальным "говорящим - слушающим" в полностью однородном речевом сообществе (Chomsky 1967: 3), то есть языковая система рассматривается как код, а текст - как сообщение, взятое вне культурной значимости (Рождественский 1990: 3). Такой ограниченный подход обусловлен идеализацией коммуникантов и речевой ситуации, в процессе коммуникации. Р. Фаулер называет подобную лингвистику "автономной" (Fowler 1996: 3).

В - четвертых, необходимо изучение спектра проблем, связанных с ролью человеческого фактора. Конечно, разгадать язык до конца невозможно, ибо он в значительной степени будет оставаться тайной, в противном случае он был бы отчужден от человека (Дуличенко 1995: 162-3) Однако, как остроумно заметил Ж. Пуанкаре, проблему решает человек, а не метод.

Абстрагирование от социальных связей общающегося человека, естественно, "облегчает наблюдение, особенно в лабораторном эксперименте, но делает результаты стерильными, непригодными для переноса на реальное общение людей" (Сорокин и др. 1979: 59)

О роли человеческого фактора, о его интегрирующей силе пишет Ю. Караулов: "Ни одно из четырех фундаментальных свойств языка, не обладает интегрирующей силой, не содержит оснований для выводимости остальных его свойств: из социальности не следует системности, из исторического характера развития не следует психологической сущности языка, а последняя еще не обосновывает социальности... Выход видится в обращении к человеческому фактору, во введении в рассмотрение лингвистики, в ее прагматику языковой личности как равноправного объекта изучения, как такой концептуальной позиции, которая позволяет интегрировать разрозненные и относительно самостоятельные свойства языка. Во-первых, потому, что личность есть средоточие и результат социальных законов, во-вторых, потому, что она есть продукт исторического развития этноса, в третъих, по причине принадлежности ее мотивационных предрасположений... к психической сфере, в четвертых, - в силу того, что личность есть создатель и использователь знаковых, то есть системно - структурных по своей природе преобразований." (Караулов 1987: 21- 2)

А вот что пишет по этому поводу Д. Горский: "Человек- носитель языка должен рассматриваться не как "исполнитель" некой абстрактно-абсолютной "семантики языка", а как активный субъект познания, наделенный индивидуальным и социальным опытом, системой информации о мире, на основе которой он осуществляет коммуникацию с другими носителями языка". (Горский 1983: 7)

Когнитивный подход к языку стимулировал разработку теории языка, уделяющей основное внимание как роли человеческого опыта в процессе языкового функционирования, так и структуре знания, имеющихся у индивида, использующего язык. (Панкрац 1995: 403-4).

Языковая картина мира у языковой личности (знание о мире и ценностной ориентации) частично соотносится с системой языка. Однако единицы картины мира организуются в систему на иных основаниях: по особенностям когнитивной и ценностной активности личности. Безусловно, не все в системе языка имеет отношение к картине мира, так как не все в языке направлено на отображение познавательных и ценностных концептов. С другой стороны, на уровне функционирования и язык, и языковая картина мира реализуются в речи, в дискурсе как совокупности всех текстов, порождаемых и воспринимаемых личностью или обществом. Именно в дискурсе воспроизводится вся сложная система индивидуальных смыслов, ассоциаций, коннотаций, отражающих уровень и направленность познавательной и ценностной активности на уровне отдельной личности и на уровне всего общества. (Радбиль 1995: 434-5)

Сравнение Соссюром языка с шахматной доской и уподобление знаков шахматным фигурам, правила движения которых предопределены их значимостями, оставляют в тени игроков. Переключение внимания исследователей с шахматной доски на игроков порождает иное направление в изучении языка, прагматическое. (Чернейко 1995: 550-1)

В пятых, познание мира, невозможное вне человека, предопределяет существование различных точек зрения на исследуемый объект. И если теорияэто научная интерпретация изучаемого явления, то единственно верной интерпретации не может существовать в силу сложности самого явления. Разнообразие теорий благотворно влияет на развитие науки и усиливает ее критическую силу, и научный диалог между ними способствует прогрессу науки. (Чернейко 1995: 550-1)

В. Гак выделяет три основных фактора, обусловливающих научный плюрализм и интенсивный диалог между различными направлениями. (Гак 1995: 119-20)

1. Прежде всего, это недискретность самих языковых фактов, отсутствие четких границ между ними (недискретность особенно ярко проявляется при многочисленных определениях одного и того же явления; так, например существует более 300 определений предложения).

2. Другим фактором научного плюрализма является асимметрия языкового знака, системы, структуры и функционирования.

3. И, наконец, разнообразие теоретических интерпретаций объясняется многоаспектностью самих языковых фактов. Исследователь в результате научного анализа неизбежно выделяет некоторые свойства объекта, отвлекаясь от других его свойств. Различные теоретические интерпретации находятся в принципе дополнительности, и в этом заключается эвристическая ценность теоретического плюрализма: он позволяет видеть лучше разные стороны объекта и тем самым лучше проникать в его сущность.

Во взаимодействии с дискретностью (линейностью) неоднозначность, недискретность языковых единиц, размытость их значений, в значительной степени повышают семантический потенциал языка. Дуализм, асимметричность знака может быть использован в широком спектре значений. В знаменитой фразе А. П. Чехова "В детстве у меня не было детства", слово "детство" в первой позиции имеет один смысл (возрастной период), а во второй употребляется в ином, переносном смысле (счастливая, беззаботная, безоблачная пора), что свидетельствует о нетождественности слова "детство" самому себе.

Из этого вытекают следующие особенности, присущие естественному языку:

* множественность текстов, передающих одно и тоже содержание, то есть одна и та же мысль может быть передана различными лингвистическими средствами (Inflation up again = Prices and wages chase one another);

* возможность объективации нового с помощью существующих ресурсов языка (Каменская 1990: 37). Здесь заложено определенное противоречие, так как введение нового значения объясняется при помощи уже известного. Но "построение абсолютно строгой системы определений на базе лексики естественного языка и при помощи той же самой лексики ... представляет собой задачу, которая должна быть признана принципиально неразрешимой" (Свинцов 1979: 173);

* системное построение определений, охватывающих большой класс лексических единиц, возможно лишь посредством выхода за пределы самой этой системы. И задачей толковых словарей "является не разработка строгой и логически непротиворечивой теории лексических значений, а экспликация внутреннего содержания слова" (Кацнельсон 1972: 132);

* возможность разного толкования (герменевтическая интерпретация) одного и того же произведения (преимущественно поэтическая коммуникация);

* размытость значений языковых единиц как эффект компенсации их "дискретности". (Каменская 1990: 37) "Подобная размытость не порождает новых понятийных единиц. Адресант может вводить новые конфигурации знакомых понятий в той мере, в которой говорящий сообщает что-то "новое". Но обычно новыми являются лишь эти конфигурации, а не понятия, из которых они составлены." (Чейф 1975: 93).

Таким образом, видимо, асимметричность знака ведет к асимметричности системы, структуры и функционирования.

Наконец, имеются мотивы авторского характера. В ряде работ "Текст и его коммуникативные единицы", "Текст и вторичная номинация" и др. текст рассматривается в замкнутом пространстве, где достаточно подробно разработаны вопросы его структурно-семантических особенностей. Далее последовали работы, связанные с диалогом: "Создание диалогического эффекта в научной коммуникации", "Диалогика английской басни", "Бахтинский диалог как филологическая мегапарадигма" и др.

Теперь логично сделать следующий шаг и рассмотреть диалогику текста как бесконечномерное смысловое пространство (Зотов 1997: 13-18; 1998: 28-9; 1999: 116), где необходимо учитывать много переменных: вертикальный контекст, фоновые знания, общий код и др. (Менджерицкая 1995: 340-1). Под диалогикой текста понимается конвергентная совокупность неповторимых высказываний, находящихся в одном бесконечном смысловом поле. В работе делается попытка осуществить системный и многофакторный анализ диалогики текста, развернуть всю спираль диалогических отношений, которые нуждаются в особом филологическом исследовании.

В филологии нет единого определения диалога. По мнению Ю. Рождественского диалогом в филологии называется совокупность сообщений, сделанных разными людьми по одному поводу и дополняет это определение тем, что каждое сообщение внутри диалога называется монологом (Рождественский 1979: 26). Но из сложения двух монологических сообщений не может получиться качественно новая единица - диалог.

Заслуга Ю. Рождественского заключается в том, что он теоретически разработал принципы, на которых основан диалог.

Воспроизведение текстов предполагает включение в себя определенной временной последовательности высказываний: сначала источник, потом его воспроизведение. В этом случае временная последовательность высказываний видна из формы и смысла самого сообщаемого текста, так как создаются новые тексты, которые не являются простым воспроизведением других текстов. Следовательно, временное движение можно представить как своеобразную комбинаторику во времени новых текстов источников и их новых воспроизведений.

Таким образом, в исследованиях по языку устанавливается неслучайность "смены" реплик в диалоге(Рождественский 1979: 26-7).

Мы рассматриваем диалог в широком бахтинском понимании как диалогику текста, которую можно представить схематически: исходная точка - данный текст, движение назад - прошлые тексты, движение вперед - предвосхищение нового текста (Бахтин 1979: 364). Текст живет, только соприкасаясь с другим текстом... Этот контекст есть диалогический (Бахтин 1979: 364).

В результате диалогического контакта и взаимодействия происходит "разгерметизация" текста, так как текст как бы теряет свой смысловой центр и вступает в диалогические отношения "живого подобия" с иными текстами (Гончарова 1995: 130-1).

Диалогика текста образует новую научную мегапарадигму и ее следует отличать от простой диалогической конвергенции.

Тот или иной текст(смысл) может вступать в диалогические отношения с "общими мыслями".

Байрон рассказывает, что, прочитав однажды сборник извлечений из старинных драматических произведений, был удивлен, найдя в них мысли, которые считал своей собственностью; он не подозревал, что самостоятельно высказанное им, уже было изобретено до него. Драма Байрона "The Deformed Transformed", поясняет Гете, есть продолжение моего Мефистофеля, а его Мефистофель взят у Шекспира.

Один из самых распространенных афоризмов в современном немецком языке: "der Wunsch ist der Vater des Gedankens" есть дословный перевод слов из "Генриха1V" у Шекспира: "The wish was father, Harry, to that thought".

В Дон Жуане Байрон восклицает: Sweet is revenge, especially to women (Сладка месть, особенно для женщин).

Корнель двести лет тому назад говорил: Que la vengeance est douce a l'esprit d'une femme (мстительность в характере женщин).

Nullum est jam dictum, quod non fuit dictum prius - говорится у Теренция. Гете говорил то же самое: "Alles Gesheite ist shon gesagt worden; man muss nur versuchen es noch einmal zu denken"(Все разумное давно передумано; надо только постараться подумать еще раз. (Сергеич 1988: 68-9).

Американский лингвист У. Уоррен, анализируя второе инаугурационное обращение А. Линкольна отметил, что одна треть всего обращения (267 из 702 слов)- это прямые цитирования из Библии. (Warren 1942: 201)

Таким образом, сцепление (соприкосновение) текстов может происходить с помощью различных способов и средств.

Объекты научных исследований в разной степени испытывают на себе результаты вмешательства исследователя, который вступает с ними в диалогические отношения. Представим одну из новых систематизаций этой проблематики. (Chadwick et all 1984: 11)

1. Нельзя наблюдать объект, не изменяя его. Общий принцип В. Гейзенберга - попытка получить информацию из системы изменяет систему чрезвычайно существен. Например, нельзя сделать яичницу не разбив яиц; мы не можем дать вопросник испытываемому, не изменив его мнение.

2. Нельзя наблюдать объект, не нарушая восприятия его. Одно из нарушений восприятия заключается в том, что оно всегда неполно. Хотя внешний универсум построен из взаимосвязанных вещей, при проведении научной работы мы неизбежно рассматриваем только его часть. Акт отделения этого фрагмента, абстрагирование или изолирование его от других переменных и влияний, создает искусственную ситуацию.

3. Нельзя интерпретировать наблюдение, не искажая правильное представление его. Чтобы понять что-то для себя, я должен категоризовать это наблюдение по-своему в словах-понятиях.

4. Нельзя передать интерпретацию наблюдения, не придав ему дополнительного искажения. Как бы адекватно я ни понял объект, передавая эту интерпретацию(информацию) другому лицу, я должен вербально ориентироваться на возможности реципиента. .

Можно дополнительно выделить и пятый фактор, основанный на остроумном высказывании И. Гальперина: "... но трудно бывает выдвигать аргументы против себя самого, "свой угол зрения" решительно отвергает возможность сосуществования двух противоположных концепций" (Гальперин 1981: 3).

Прокомментируем все эти факторы в контексте нашей проблематики.

1. Выделение диалогических отношений изменяет всю систему коммуникативных отношений. Учет лишь парадигматических и синтагматических отношений не позволяет познать сложность диалогической системы.

2. Акт отделения или изолирование одного текста от другого действительно создает искусственную ситуацию. В результате сцепления, соприкосновения текстов подобная искусственная ситуация нейтрализуется.

3. Искажение правильного представления наблюдаемого объекта обусловлено недискретностью языковых фактов, что затрудняет выделение четких дифференциальных признаков.

4. В результате вербальной ориентации на возможности реципиента возникает три момента: 1) коммуниканты обладают приблизительно симметричной концептуально- тезаурусной системой знаний; 2) одинаковым интеллектуальным потенциалом, но их точки зрения на ту или проблему прямо противоположны; 3) асимметричными концептуально- тезаурусными знаниями. Происходит обеднение процесса коммуникации за счет семантического правила "равнения вниз". В случае если коммуникант А обладает понятием с объемом в 10 единиц, а Б - в 5 единиц, то общий уровень коммуникативного акта составляет не 10, а 5 единиц (Комлев 1992: 192).

Коммуникант "должен считаться с уровнем знаний слушателя, учитывая, что ему известно и что неизвестно, и в зависимости от этого строить свою речь" (Кацнельсон 1984: 7).

Автор при формировании замысла текста "оценивает знания потенциального интерпретатора... и вербализует в основном "разность", полученную в результате "вычитания" из полного замысла предполагаемых знаний интерпретатора. Интерпретатор же "суммирует" эту разность с собственными знаниями" (Шабес 1990: 21).

Настоящая монография состоит из трех глав, заключения и списка использованной литературы. В первой главе "Текст против Предложения" предложение рассматривается как размытая лингвистическая единица с дефицитом смысла, описываются современные тенденции в исследовании текста и его дифференциальные признаки. Во второй главе"Диалог как филологическая мегапарадигма" излагаются принципы диалога как филологической мегапарадигмы, необходимые для описания коммуникативной модели диалогического общения и анализируются особенности конвергентной семантики. В третьей главе "Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство" исследуется смысловое сопряжение и сцепление текстов. Диалогика текста (ДТ), в отличие от элементарного диалога с непосредственной обратной связью, представлены тремя типами: 1) ДТ с имплицитно представленным предшествующим текстом; 2) ДТ с эксплицитно представленным предшествующим текстом; 3) ДТ с потенциальным адресатом, создающим свой собственный текст, аналогичный, но не идентичный чужому тексту.

В частности, анализу будет подвергнута целая совокупность диалогического взаимодействия текстов: первичный и вторичный текст, герменевтический диалог, диалог "текст - редактор", дискуссии, сопоставление текстов, принадлежащих разным функциональным стилям, деформации вторичного текста, двухтекстовость басни, шутки и ряд других способов. Автор не претендует на всеобъемлющее описание диалога. Однако, такое системное описание взаимодействия текстов проводится впервые, ибо диалогика текста нуждается в особом филологическом исследовании, в новых принципах конвергентно - смыслового диалогического взаимодействия. С другой стороны, данная проблема не впервые подвергается обсуждению. Эта тема уже освещалась и оценивалась по разному, сталкивались различные точки зрения (Свойкин 1999).

Автор монографии не библейский Адам и надеется на диалогическую встречу с мнениями непосредственных собеседников, или с точками зрения исследователей на различные положения разрабатываемой нами теории диалогики текста.

Глава I. Текст против Предложения.

1. 1. Предложение как размытая лингвистическая единица.

Лингвисты прошлого, ментально блокированные предложением(sentence-blocked linguists), тщетно старались выработать его безошибочное определение. Но до сих пор их преследует неудача. Вот что пишет по этому поводу Р. Кверк: "В прошлом грамматисты стремились определить предложение как предпосылку к определению "грамматики", или определить "грамматику" как средство определения "предложения".(Quirk1987: 47)

Д. Кристал также отмечает, что синтаксисты не нашли удовлетворительной дефиниции предложения с самого начала. Маловероятно, что предприятие закончится успешно. (Crystal 1988: 94)

Э. Бенвенист так определяет предложение: " Предложение - образование неопределенное, неограниченно варъирующееся: это сама жизнь языка в действии. С предложением мы покидаем область языка как системы знаков и вступаем в другой мир, в мир языка как средства общения, выражением которого является речь. (Бенвенист 1974: 139)

Как видно из определения предложения, Бенвенист рассматривает его как единицу речи, хотя и подчеркивает неопределенность этого термина.

Под другим углом зрения трактует предложение Г. Колшанский, который считает, что "как формальная структура предложения, так и его смысл вне рамок коммуникативного акта могут рассматриваться как модель, с одной стороны, абстрагированной от реальных высказываний (как схема S-P), а с другой стороны, как тип познавательной установки -утверждение, отрицание, вопрос и т. д. В этом плане смысл предложения вне коммуникативного контекста не может быть поэтому однозначным и не может служить средством общения (Колшанский 1983: 43).

Некоторые лингвисты дают более или менее четкое определение предложения. Так А. Мухин полагает, что предложение - это такая синтаксическая единица, которая включает в себя социативно-предикативную или нулевую предикативную связь. (Мухин 1968: 216) В соответствии с различением ядерных и неядерных компонентов в поверхностной структуре предложений последние, по мнению автора, делятся на два основных синтаксических типа: одноядерные и двухядерные, которые поддаются дальнейшему делению на синтактико-семантические классы и подклассы в зависимости от того, какие ряды синтаксем отмечаются в позициях ядерных компонентов (Мухин 1976: 148).

Предложение, с точки зрения М. Блоха, это непосредственная интегральная единица речи, сконструированная из слов в соответствии с определенной синтаксической моделью и отличающаяся контекстуально релевантной коммуникативной целью. Одновременно М. Блох наряду с предложением недифференцированно использует термин "высказывание". (Blokh 1983: 236-7; 1986: 97)

В. Адмони выделяет семь аспектов при установлении типологии предложения. При этом он исходит из двух критериев: логико-грамматического и коммуникативного, изолируя их искусственно друг от друга. "Если логико-грамматические типы предложения", -пишет он, -"могут быть определены безотносительно к каким либо требованиям коммуникации, то типы предложения, идущие по таким аспектам, как коммуникативная задача... предложения целиком погружены в стихию коммуникации и могут быть поняты, лишь опираясь на нее." (Адмони 1968: 234-5)

Л. Щерба считал предложение одним из самых сложных понятий. Общий вывод из его рассуждений о предложении звучит пессимистично: " ...оказывается совершенно неясным, что же имеется в виду, когда мы говорим о предложении". (Щерба 1974: 44)

Авторы теоретической грамматики английского дают следующее определение предложения: "Предложение- минимальная синтаксическая конструкция, используемая в актах речевой коммуникации, характеризующаяся предикативностью и реализующая определенную структурную схему." (Иванова и др. 1981: 164-5)

Другими словами, предложению приписываются коммуникативные характеристики, которые достаточны для идентификации предложения в потоке речи, то есть предложение в их понимании, используя метафору, представляет из себя "двухглавого орла", являясь одновременно и единицей языка. и единицей речи.

Своеобразно трактует соотношение предложения и высказывания Н. Арутюнова. По мнению автора, признаком коммуникативной автономности наряду с предложением, характеризуемым определенной грамматической структурой, обладает множество некодифицированных высказываний. В результате высказывание обладает двумя признаками(дефектами): некодифицированностью и отсутствием предельной грамматической структуры. (Арутюнова 1972: 320)

Такой критерий размежевания предложения и высказывания представляется нам упрощенным, ибо, как далее признает сам автор, понятие речевого высказывания не относится к числу единиц, правила построения которых формулируются грамматикой, хотя они иногда обладают грамматической "самодостаточностью".(Арутюнова 1972: 321)

Далее автор намечает три подхода к определениям предложений: 1) по коммуникативной функции, относящее их к единицам речи; 2) по структурно-грамматическому признаку, который приписывается всем автономным высказываниям, воспринимаемым тем самым как единица языка; 3) по выделению двух не совпадающих между собой синтаксических единиц - предложения и высказывания, первая из которых характеризуется грамматической формой и относится к языку, а вторая- принадлежит речи. (Арутюнова 1972: 324-5)

По Л. Блумфилду предложение - это независимая языковая форма, не включенная посредством той или иной грамматической конструкции в какую-либо более сложную языковую форму, а высказывание может состоять из нескольких предложений, то есть предложение- это часть высказывания. (Блумфилд1968: 178-9)

Дж. Лайонз считает понятие "высказывание" примитивным, то есть неопределяемым в теории, дотеоретическим. (Лайонз197 8: 184)

А. Гардинер подходит к предложению с функциональной точки зрения. Он писал в этой связи: "Предложение обладает определенной языковой формой, и как все другие языковые формы, оно представляет собой факт языка, а не факт речи... Но не форма, а функция делает предложением сочетание слов." (Gardiner1951: 184)

Предложение, по мысли С. Карцевского, представляет собой грамматическую предикатную структуру. Фраза (высказывание), являющаяся функцией диалога, есть актуализованная единица коммуникации, то есть автор четко разграничивает понятие высказывания как речевой единицы и понятие предложения как единицы языка. (Karcevsky1931: 190)

А де Гроот был склонен различать предложения языка и предложения речи: a sentence как результат конкретного речевого акта, и the sentence как абстракцию, элемент языковой системы. (Groot 1949: 3)

Смелое теоретическое обобщение в свое время сделал Г. Суит, определив предложение как слово или группу слов, выражающих законченную мысль или значение. (Sweet 1898: 155) Однако, утверждение Суита о законченности мысли в предложении противоречит речевым фактам.

Новый взгляд на английский синтаксис представлен в работе Г. Вейхмана. (Вейхман 1995: 9-10) По его мнению, для того чтобы дать объективную классификацию синтаксических явлений, необходимо отличать их от вариантов, что представляет одну из дискуссионных синтаксических проблем. Супрасентенциональная лингвистическая структура, считает он, суперсинтаксические единицы и текст образуют промежуточный и высший предикативный уровень, явление, не зарегистрированное в лингвистической литературе. Три модели с точки зрения формирующих свойств оказались многоуровневыми: референтно-пересекающийся, тема-рематический и общеэлементный уровни. Лишь последовательное применение трех многоуровневых критериев может привести к непротиворечивой и объективной классификации синтаксических явлений. (Veikhman 1995: 199-201)

Перед исследователями до сих пор стоит сложная задача - продолжить поиск четких критериев выделения лингвистических единиц, хотя справедливо было замечено, что "подлинное дифференцирование предполагает одновременность сходства и различия"(Karcevsky1964: 83).

Прав был, видимо, Соссюр, который пришел к следующему пессимистическому выводу: "... язык является системой, исключительно основанной на противопоставлении его конкретных единиц. Нельзя ни отказаться от их обнаружения, ни сделать ни одного шага, не прибегая к ним, а вместе с тем их выделение сопряжено с такими трудностями, что возникает вопрос, существуют ли они реально." (Соссюр1933: 108)

Н. Арутюнова считает удивительным то, что лингвистика, странным и непостижимым образом изучив до мельчайших подробностей механизмы языков, оставила почти вне поля своего зрения обширную и увлекательную для исследования область значения предложения. Этой проблеме и посвящена ее монография "Предложение и его смысл".(Арутюнова 1976: 5)

При определении структурного минимума предложения принимается во внимание как конструктивная, так и коммуникативная значимость предложения(Почепцов 1971).

Г. Золотова полагает, что выявление конструктивных носителей смысла позволяет построить типологию простого предложения и представить системную стратификацию центральных и периферийных синтаксических моделей как способов выражения типовых коммуникативных значений. Коммуникативная функция речи осуществляется не иначе, как посредством синтаксических конструкций. (Золотова 1982: 3-4)

Синтаксис, таким образом, понимается Г. Золотовой как система виртуальных единиц, готовых к функционированию в речевом процессе.

Что касается семантики предложения, то в современной лингвистике можно выделить несколько направлений. Одним из них является концепция семантических падежей Ч. Филлмора. (Fillmore1968: 1-91)

Созвучны с моделью Филлмора семантические модели У. Чейфа (Чейф1975: 167-191) и В. Богданова (Богданов1977: 51). Ядром семантической структуры в модели Чейфа служит предикат, требующий именные компоненты или аргументы с определенными семантическими признаками.

В. Богданов представляет смысловую структуру предложения в виде предикатного выражения, состоящего из предиката и аргументов. Семантика предикатного знака описывается характеристиками действия, состояния, свойства и отношения, а аргументы - четырнадцатью семантическими функциями.

Как видно, высказывания о предложении столь многообразны и противоречивы, что не представляется возможным их всех мимолетно упомянуть. Не пытаясь преодолеть эту многомерную трудность, мы попытались привести ряд точек зрения на предложение.

Коллекция определений предложения, которым мы придали диалогический характер, позволяет подвести некоторые итоги.

Предложение является размытой лингвистической единицей и неопределенным понятием. Оно не выражает законченной мысли, так как является абстрактной лингвистической единицей и не обладает свойством коммуникативной единицы, ибо оно ничье.

Приведенные подходы к описанию предложения не дают ответа на вопрос: обладает ли смыслом отдельно взятое предложение. Во всяком случае, большинство лингвистов придерживаются мнения, что взятое вне контекста, или изъятое из процесса диалогической коммуникации предложение характеризуется неопределенностью смысла и является квази- или псевдовысказыванием.

1. 2. Предложение и дефицит смысла

Любой упорядоченный синтаксический фрагмент, взятый в изоляции, лишен пространственно-временной перспективы, т.е. континуума, ибо последний является категорией текста и лишь в нем можно проследить определенную последовательность фактов, событий, развертывающихся во времени и пространстве. (Гальперин 1981: 87) Континуум не может быть реализован в предложении, потому что в нем нет развертывания мысли. Оно как-бы статично и его в этом смысле можно условно приравнять к кадру фильма. (Гальперин 1981: 92)

Отсутствие интеграции с предшествующими и последующими высказываниями (глобальными, дистантными, локальными) придает предложению дефицит смысла. Каким-то неточным смыслом этот упорядоченный конструкт обладает, но он недостаточен, так как позволяет множество интерпретаций и его невозможно изолированно включить в процесс коммуникации. Более того, сам контекст не всегда снимает многозначность. Это можно наблюдать в художественной коммуникации (особенно поэтической), где принцип неопределенности требует вероятностного решения. Правда, традиционно считается, что контекст снимает энтропию формы, то есть выдвигает только одно значение данной формы языкового выражения. (Гальперин 1981: 97)

Предложения с дефицитом смысла характеризуются семантической недостаточностью при полной структурной завершенности. Например:

He never had - in that sense. But in another, he did. (Hailey 1975)

Только широкий контекст в полной мере раскрывает содержание предложения в целом. Такие предложения привязаны к определенной позиции в тексте, их текстообразующая роль очевидна (Иншина: 1985: 21-7). Приведенный пример показывает максимум дефицита смысла: ни один из элементов предложения не может быть охарактеризован как элемент "достаточного смысла" (Вольф 1978: 72).

Предложения с дефицитом смысла играют особую конституирующую роль в текстовых структурах семантического тождества (СТ). Элементы таких СТ характеризуются идентичностью содержания. В качестве одного из элементов СТ часто используются предложения, которые могут выступать в роли зачина, требующего конкретизации. Распространенным типом зачина является предложение, которое можно назвать структурой, передающей действие. Такие предложения в качестве предиката содержат глаголы типа make, convey и др. , в качестве аргументов употребляются единицы широкой семантики- news, decision и др. Например:

Some important decisions must be made soon (Hailey 1975);

I am deeply sorry to be the one to convey some sad and tragic news.(Hailey 1975)

Такие единицы, как "way", имеют широкую понятийную основу, находясь на грани десемантизации и попадая под широкое и бессодержательное понятие. Например: It stayed that way until early afternoon (Hailey: 28).

Другой разновидностью зачина, вводящего событие, является структура, содержащая в функции ремы такие метареферентные единицы, как story. Например:

Gloomier than usual, Tottenhoe took up the story. (Hailey 1975)

Неполноценность дефектной ремы в зачине , как правило, обусловлена тем, что основной семантический компонент в нем не раскрывается. Эффект компенсации имеет место в последующих предложениях, где раскрывается смысл этой семантически дефектной ремы. Например:

The executive vice-president had two urgent objectives, resulting from what he has just learned. One was to ensure a smooth transition of authority after Roselli's death. The second objective was to ensure his own appointment as president and chief executive. (Hailey: 8) He calculated two probabilities: First, the facts were so sudden and shuttering that there would be an instinctive alliance between anyone receiving the news and whoever conveyed it. Second, some might resent not having been informed in advance. (Hailey 1975)

В данных двух примерах образуются семантические блоки текстов, в которых последовательно раскрываются мысли, сформулированные в зачинах двумя единицами широкой семантики: objectives и probabilities.

Рассмотрим еще один пример:

The operator pressed a key, feeding the information to a computer which instantly signaled "accepted" or "declined". The first meant that credit was good and the purchase approved, the second that the cardholder was delinquent and credit had been cut off. (Hailey 1975)

Семантические единицы accepted и declined получают последовательное распространение в последующих двух предложениях. Четкость границы между двумя развернутыми группами подчеркивается двумя симметричными конструкциями.

Иногда, чтобы избежать дефицита смысла, требуется более широкий контекст (авторский посткомментарий), так как собеседники могут скрывать свои подлинные мысли и поддерживать процесс диалогической коммуникации по принципу айсберга. В таких случаях невидимая часть айсберга, переводимая в импликацию, может передавать самую существенную информацию. Например:

"Some important decisions must be made soon. " "Including who's to succeed as president. " "That' one. " "A good many of us in the bank have been hoping it would be you. " "Frankly, so was I. " What both left unsaid was that Alex had been viewed, until today, as Ben Rosselli's chosen heir.(Hailey 1975)

Недосказанность (what is left unsaid... ) объясняется тем, что собеседники соблюдают этику коммуникации, поэтому они стараются не упоминать тот факт, что Алекс рассматривался в тот момент как избранный наследник президента банка.

Таким образом, предложения с дефицитом смысла не являются самостоятельными носителями информации. Их главная функция в тексте заключается в формировании структур семантического тождества. Текстообразующая функция предложений с дефицитом смысла тесно связана с их прагматической интенцией: привлечь внимание читателя. (Иншина 1985: 27)

1. 3. Высказывание (текст) как реальная единица речевого общения.

Под существенно другим углом зрения рассматривает соотношение предложения и высказывания М. Бахтин. (Бахтин 1979: 245-80) Бахтин бросает вызов лингвистике, подвергая сомнению ее цели. Он провозглашает фундаментальное различие между предложением, которое он считает единицей языка и высказыванием, которое он представляет как реальную единицу речевой коммуникации. Однако, он вкладывает в понятие высказывание совершенно другой смысл и оно может манифестироваться как целый текст.

Вслед за Бахтиным приблизительно такой же точки зрения придерживается Г. Колшанский, который считает, что лингвистика "это прежде всего теория высказывания. Поведение высказывания в рамках некоторой совокупности текстов открывает для исследователя путь описания вербального общения. Составляющим элементом общения является высказывание, а сама коммуникация должна быть определена как текст". (Колшанский 1979: 52)

Бахтин пишет, что вопрос о природе предложения - один из сложнейших в лингвистике. Борьба мнений по этому вопросу в лингвистической науке продолжается и в настоящее время. Важно точно, по мнению Бахтина, определить отношение предложения к высказыванию. Предложение не отграничивается с обеих сторон сменой речевых субъектов, оно не имеет непосредственного контакта с действительностью и непосредственного отношения к чужим высказываниям. Оно не обладает смысловой полноценностью и способностью непосредственно определять ответную позицию другого говорящего, то есть вызывать ответ. Предложение как единица языка имеет грамматическую природу, грамматическую законченность, но не имеет автора. Там, где предложение отождествляют с высказыванием, то одновременно искажают природу предложения и природу высказывания, грамматикализуя ее.

Как было показано выше, многие лингвисты в результате " гибридизации" предложения (единицы языка) и высказывания (единицы речи) размывают обе категории, ибо одно и тоже явление не может находиться одновременно в двух состояниях.

Предложениями не обмениваются, как не обмениваются словами и словосочетаниями, - обмениваются высказываниями, которые строятся с помощью единиц языка, - заключает Бахтин. (Бахтин 1979: 251-3)

По мнению Бахтина, в лингвистических исследованиях наблюдается недооценка коммуникативной функции. Язык рассматривался с точки зрения одного говорящего без необходимого отношения к другим участникам речевого общения. Слушающий может соглашаться или не соглашаться с речью, дополнять ее, принимать и готовиться к ее исполнению.

Но не всегда имеет место непосредственный ответ на высказывание. Жанры сложного культурного общения (художественная, научная коммуникация) рассчитаны на активно ответное понимания замедленного действия.

"Более того", пишет Бахтин, - "всякий говорящий сам является в большей или меньшей степени отвечающим: ведь он не первый говорящий, впервые нарушивший вечное молчание вселенной, и он предполагает не только наличие системы языка, которым он пользуется, но и наличие каких-то предшествующих высказываний - своих и чужих - к которым его данное высказывание вступает в те или иные отношения (опирается на них, полемизирует с ними, просто предполагает их уже известными слушателю). Каждое высказывание - это звено в очень сложно организованной цепи других высказываний". (Бахтин 1979: 247)

Каковы же, по мнению Бахтина, критерии выделения высказывания в высказывание?.

Первый критерий. Как ни различны высказывания, они обладают совершенно четкими границами. Границы каждого конкретного высказывания как единицы речевого общения определяются сменой речевых субъектов. Всякое высказывание - от короткой(однословной) реплики бытового диалога и до большого романа или научного трактата - имеет начало и конец: до его начала - высказывания других, после его окончания - ответные высказывания других непосредственного или замедленного действия.

Второй критерий выделения высказывания - его специфическая завершенность. Завершенность высказывания - это смена речевых субъектов, но эта смена может состояться потому, что говорящий сказал(или написал) все, что он в данный момент или при данных условиях хотел сказать. Эта завершенность высказывания определяется особыми подкритериями. Первый и важнейший подкритерий - это возможность ответить на него, то есть занять в отношении его ответную позицию (например, научное выступление, с которым можно согласиться или не согласиться). Совершенно понятное и законченное предложение не может вызвать ответной реакции.

Целостность высказывания, как второй подкритерий, определяется тремя факторами, интегрально связанными в высказывании: 1) смысловой исчерпанностью; 2) коммуникативной интенцией; 3) типическими композиционно - жанровыми формами завершения.

Первый фактор - смысловая исчерпанность темы высказывания - носит относительный характер и зависит от сфер речевого общения. Эта исчерпанность может быть предельно полной в некоторых сферах быта, деловых сферах и т.д., то есть в тех сферах, где речевые жанры носят максимально стандартный характер, и где творческий момент почти полностью отсутствует.

В творческих сферах (особенно в научной), напротив, возможна лишь относительная смысловая исчерпанность: здесь можно говорить только о некотором минимуме завершения, позволяющем занять ответную позицию. Объективно предмет неисчерпаем, но становясь темой высказывания (например, научной работы), он получает относительную завершенность, при определенном состоянии разработки научной проблемы, в зависимости от авторского замысла, которым и определяется второй фактор.

В каждом высказывании - от однословной бытовой реплики до сложных произведений науки или литературы, мы ощущаем речевой замысел говорящего. Этот замысел определяет границы и смысловую исчерпанность высказывания и связывает с предшествующими высказываниями.

Третий фактор. Коммуникативная интенция говорящего осуществляется, прежде всего, в выборе определенного речевого жанра. Этот выбор определяется спецификой данной сферы речевого общения. Речевые жанры организуют нашу речь почти так же, как ее организуют синтаксические формы. "Если бы речевых жанров не существовало и мы не владели ими, если бы нам приходилось их создавать впервые в процессе речи свободно и впервые строить каждое высказывание, речевое общение было бы почти невозможно."(Бахтин 1979: 258)

Таким образом, говорящему (пишущему) даны не только словарь и грамматика, но и обязательные для него формы высказывания, то есть устойчивые речевые жанры. Речевые жанры не создаются коммуникантом, а даны ему. Поэтому единичное высказывание при всей его индивидуальности и творческом характере никак нельзя считать совершенно свободной комбинацией форм языка, как это полагает, например, Соссюр (Соссюр 1933: 38), игнорируя тот факт, что кроме форм языка существуют еще и формы комбинаций этих форм, то есть речевые жанры. (Бахтин 1979: 260)

Третий критерий. Существенным признаком высказывания является его обращенность к кому-либо, его адресованность.

В отличие от слова и предложения, которые безличны, ничьи и никому не адресованы, высказывание имеет и автора и адресата. Этот адресат может быть: 1) непосредственным участником - собеседником бытового диалога; 2) дифференцированным коллективом специалистов какой-нибудь специальной области культурного общения, может быть более или менее дифференцированной публикой, народом, современниками, единомышленниками, противниками, подчиненным, начальником, близким, чужим и т. п. ; он может быть и совершенно неопределенным, неконкретизированным другим - все эти виды и концепции адресата определяются той областью человеческой деятельности и быта, к которой относится данное высказывание. (Бахтин 1979: 275)

Адресат высказывания может персонально совпадать с тем, кому высказывание отвечает. В бытовом диалоге или в обмене письмами это персональное совпадение обычно.

Строя высказывание, мы стараемся его активно определить; с другой стороны, мы стараемся его предвосхитить, и этот предвосхищающий ответ в свою очередь оказывает активное воздействие на высказывание адресанта. Мы всегда учитываем тезаурусный фон восприятия нашей речи адресатом: насколько он осведомлен в ситуации, обладает ли он специальными знаниями, его взгляды и убеждения, его симпатии и антипатии. Этот учет определит и выбор жанра высказывания, и выбор композиционных приемов, и, наконец, выбор языковых средств, то есть стиль высказывания. Например, жанры популярной научной литературы адресованы определенному кругу читателей с определенным тезаурусным фоном ответного понимания; другому читателю адресована специальная учебная литература и уже совсем другому - специальные исследовательские работы. В этих условиях учет адресата и влияние адресата на построение высказывания очень просты: все сводится к объему его специальных знаний. (Бахтин 1979: 279- 80)

Другими словами, программа слушающего определяет программу говорящего. В результате реализуется правило - действия слушающего предопределяют действия говорящего. (Рождественский 1979: 35)

1. 4. Современные тенденции в исследовании текста.

Термин "текст" (в другой терминологии "дискурс"), насколько нам известно, вошел в научный диалог со времени публикации известной работы З. Хэрриса "Discourse Analysis". (Harris 1952: 3) Он писал, что язык выступает не в виде отдельных предложений, а в виде связного текста, начиная от высказываний, состоящих из одного слова до десятитомного труда, от монолога до дискуссии на Юнион Сквейр.

Для более четкого представления тенденций в исследовании текста приведем некоторые выборки его дефиниций.

Высказывания о тексте столь разнообразны, а иногда настолько противоречивы, что не представляется возможным упорядочить их в одну группу. Их можно лишь более или менее упорядочить по времени опубликования работ.

Д. Лихачев: текст - это языковое выражение замысла его создателя. (Лихачев 1964: 8)

Ц. Тодоров: текст-это совокупность трех параметров: вербального, синтаксического и семантического. Вербальный параметр образуется конкретными предложениями, формирующие текст, синтаксический определяется взаимоотношениями частей текста, а семантический отражает глобальный смысл текста и определяет части, на которые смысл распадается. (Todorov 1971: 32)

М. Хэллидей: текст-это основная единица семантики и ее нельзя определить как своего рода сверхпредложение и представляет собой актуализацию потенциального. (Halliday et all 1976: 101)

Г. Ейгер и др.: текст - это определенным образом упорядоченное множество предложений, объединенных единством коммуникативного задания. (Ейгер 1974: 103)

Т. Дридзе: текст как целостная коммуникативная единица - это некоторая система коммуникативных элементов, функционально объединенных в единую замкнутую иерархическую семантико-смысловую структуру общей концепцией или замыслом (коммуникативной интенцией). (Дридзе 1980: 49)

И. Арнольд: основная характеристика текста коммуникативно-функциональная: текст служит для передачи и хранения информации, и воздействия на личность получателя информации. Важнейшими свойствами всякого текста являются его информативность, целостность и связность. Конституирующим фактором является коммуникативная интенция, т.е. прагматический аспект. (Арнольд 1981: 40)

И. Гальперин: текст - это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющие определенную целенаправленность и прагматическую установку. (Гальперин 1981: 18)

Н. Жинкин: текст - это эпицентр "взрывного" взаимодействия языка и мышления. (Жинкин 1982: 3)

Ю. Попов и др. : текст, как результат языкового процесса, это линейная проекция речевой деятельности на материале языковых средств, фиксирующих текстовую деятельность в виде вербальной конструкции. (Попов 1984: 187)

З. Тураева: текст - некое упорядоченное множество предложений, объединенных различными типами лексической, логической и грамматической связи, способные передавать определенным образом организованную и направленную информацию. Текст есть сложное целое, функционирующее как структурно-семантическое единство. (Тураева 1986: 11)

Р. Кверк и др.: текст, в отличие от предложения, - не грамматическая, а скорее семантическая и прагматическая единица. (Кверк 1987: 1423)

О. Каменская: текст - это обладающий специфической структурой знаковый объект, обеспечивающий выполнение коммуникативной функции в соответствии с замыслом автора. (Каменская1990: 52)

В. Шабес: текст - это вербально оформленный фрагмент целостной системы знаний о мире. Под "фоновым знанием" понимается невербализованный фрагмент опыта в речемыслительной деятельности с некоторым классом коммуникативных единиц (текстов). (Шабес 1990: 11)

Р. Богранд: текст - это актуально проявившееся коммуникативное событие. (Beaugrande 1994: 4573)

Г. Вейхман: текст - это предикативно независимая супрасентенциальная или сентенциальная синтаксическая единица, которая не включается в любую другую единицу коммуникативного акта и ограничена интенциями коммуникантов и коммуникативными условиями. (Veikhman 1995: 199)

В семиотике термин "текст" получил более широкое толкование, чем в лингвистике. Ю. Лотман рассматривает искусство как особым образом организованный язык. Под языком понимается любая упорядоченная система, пользующаяся знаками, а произведения искусства (литература, картины, симфонии и т. д. ) рассматриваются как сообщения на этом языке и называются текстами. (Лотман 1970: 11, 29)

И, наконец, авторское определение текста: текст, как трехвекторная диалогически ориентированная семантическая единица, - это интегрально упорядоченная совокупность коммуникативных элементов, преобразованная в смысл.

Данное определение, в отличие от других дефиниций, рассматривающих текст как "текст-одиночку", включает в себя принципиально новые компоненты, а именно, трехвекторность и диалогическую ориентированность текста.

Как видно из краткого обзора дефиниций, текст как любой новый объект исследования по разному понимается и определяется, ибо сама наука о тексте стала развиваться лишь с середины 60-х годов.

Из анализа следует, что дифференциальные лингвистические признаки варьируются от синтаксических (Г. Вейхман) до семантических (М. Хэллидей).

И. Гальперин накладывает жесткие ограничения на то, что считать текстом: он должен носить речетворческий характер и быть зафиксирован в письменном документе.

Действительно, если текст никак и ничем не зафиксирован, то он может оказаться явлением временным, преходящим. "Многочисленные разговоры, выступления и т. д. , не закрепленные какими-либо средствами,"- пишет В. Свинцов,- "имеют иногда важные практические последствия как для отдельных людей, так и для широкой социальной среды, однако сами по себе они исчезают. Когда, незадолго до Отечественной войны 1812 года, русские дипломаты упрекали Талейрана в нарушении обещаний, устно данные Наполеоном Александру I (во время известной беседы на плоту в Тильзите), последовал краткий, но твердый ответ: "В дипломатии как в музыке: если мотив не положен на ноты, то никакой цены ему нет." Формулируя один из принципов дипломатии, Талейран был прав по крайней мере и еще в одном отношении: незафиксированный (точнее зафиксированный лишь в памяти) текст принято считать несохранившимся, и это позволяет оспаривать самый факт его существования." (Свинцов 1979: 73)

Однако, с точкой зрения на то, что текст должен быть зафиксирован в письменном документе, трудно согласиться. Несомненно, письменный текст входит в культурный и научный фонд общества, в его общественную память в объективированном виде и составляет фонд текстов в результате их фильтрации.

На наш взгляд, повседневной речи нельзя приписывать характеристики неорганизованности, непоследовательности и неупорядоченности. Напротив, она имеет свои текстообразующие правила и задана коммуникативной интенцией говорящего; сам процесс коммуникации происходит почти автоматически(Якубинский 1986: 53; Звегинцев 1968: 47)

У М. Бахтина можно заметить двойственное отношение к тексту. С одной стороны он утверждает, что где нет текста, там нет и объекта для исследования и мышления. "Каковы бы ни были цели исследования," - пишет он, - "исходным пунктом может быть только текст." (Бахтин 1979: 282)

С другой стороны, высказывание, по мнению Бахтина, как целое не поддается определению в терминах лингвистики и семиотики, и термин "текст" не отвечает существу целого высказывания. Лингвистика знает только систему языка и текст; между тем всякое высказывание имеет определенную форму автора и адресата.

Эта двойственность, на наш взгляд, объясняется тремя причинами: 1) его склонностью к вариациям и многообразию терминов для обозначения одного и того же явления; 2) его негативным отношением к понятию "текст" в замкнутом пространстве; 3) его своеобразным подходом к высказыванию, ибо высказывание для него всегда предполагает предшествующие ему и следующие за ним высказывания; оно звено в цепи речевых высказываний и вне этой цепи не может быть изучено. Между высказываниями существуют уникальные персоналистические отношения, которые не имеют аналогий и не могут быть определены в лингвистических категориях, так как высказывания носят металингвистический (термин Бахтина) характер.

Исследования в области текста, проводимые у нас и за рубежом, уже дали существенные результаты, которые могут быть использованы для дальнейшей разработки общей и частной теории текста. Однако, до сих пор не проводится четкая дифференциация между текстом и высказыванием.

Так А. А. Леонтьев считает, что высказывание следует понимать как наименьшую коммуникативную единицу, законченную со стороны содержания. Правда, он не исключает, что отдельное высказывание может быть текстом, под которым он понимает как содержательно-функциональное единство, завершенное речевое целое. (Леонтьев 1979: 29-30)

Н. Слюсарева полагает, что высказывание сохраняет как часть текста реальную самостоятельность в его пределах. (Слюсарева 1981: 75)

Ю. Рождественский утверждает, что языковая деятельность состоит из высказываний, которые в филологии образуют языковые тексты (Рождественский 1990: 112).

С нашей точки зрения, высказывание и текст являются понятиями идентичными. При этом мы исходим из закона Г. Лейбница, который гласит, что идентичными вещи являются тогда и только тогда, когда они имеют одинаковые качества. Следовательно, высказывание и текст обладают одинаковыми качествами.

О. Москальская выделяет два основных объекта лингвистики текста, часто недифференцированно именуемых ею "текст": 1) текст в широком смысле слова или макротекст и 2) сверхфразовое единство - текст в узком смысле слова или микротекст. (Москальская 1981: 12)

Большинство лингвистов придерживаются термина "текст".

"Язык вливается в речь не как целостная структура, а фрагментарно, отдельными строевыми элементами, отбираемыми сообразно потребностям сообщения и получающими в речи свое особое, специфическое для данного текста построение. (Кацнельсон 1972: 97)

А вот что пишет А. Лосев: "Конкретно мы всегда имеем перед собой не язык в отвлеченном смысле, и не просто речь как то, что нами произносится. Наиболее конкретной стороной языка является не то и не другое, а текст, который может быть письменным и устным. " (Лосев 1982: 137)

М. Хэллидей, как нам представляется, успешно решил дискуссионный вопрос о размерах текста: "Текст - понятие функционально-семантическое и размерами не определяется. " (Halliday 1974: 107)

В исследовании текста наметилось несколько тенденций.

Первое направление. Текст не является единственной реальной единицей коммуникации, так как текст не образует специфической структуры, свойства которой превосходили бы сумму свойств составляющих его предложений. (Булыгина1969: 224)

Подобной концепции придерживаются М. Даскал и М. Маргалит. Они утверждают, что нет необходимости в создании теории текста и что грамматика предложения, если она "полностью разработана", может описать все явления текста. (Daskal et al. 1974: 195-213) Б. Лапидус также считает, что грамматика текста принципиально не отличается от закономерностей построения фраз. (Лапидус 1986: 8-9)

Преувеличенная "власть" предложения над текстом является ошибочной, так как трудно предположить, что существует изоморфизм структуры предложения и структуры текста, ибо целое не есть сумма входящих в него компонентов и текст - это не сумма свойств предложений. (Гальперин 1981: 9)

Несомненно, на наш взгляд, наивно лингвистически полагать, что свойства текста можно описать с помощью предложения.

Более жесткую позицию к предложению занимает В. Звегинцев. "Как раз потому, что предложение нарушает правила идентификации лингвистических единиц," - говорит В. Звегинцев, - "оно по всей строгости лингвистических законов ... должно быть изгнано из языка" (Звегинцев 1976: 166). И далее: "Текст является уровнем выше чем предложение, но и в тексте нет никаких указаний на то, как строить после одного предложения следующее. А вынутое из текста предложение теряет смысл и соответственно может быть названо квазипредложением." (там же: 166)

Текст, по мнению Н. Жинкина, является многоуровневым иерархически организованным целым, где центральное место занимает иерархия предикатов, определенным образом распределенных по тексту. Все элементы текста находятся во взаимосвязи и отдельно взятое слово или предложение не может быть элементом анализа. Оно может быть понято во всеобщей связи всех элементов в рамках целого текста. Смысловые связи, в отличие от грамматических, не заданы заранее, их надо найти, открыть и интегрировать в модели. Вот поэтому текст - это не грамматическая единица. "Лексические значения, расположенные в тексте в строчку," - фигурально выражается Жинкин, - "образуют не просто "букет" в микротеме текста, но "картину", про содержание которой можно рассказать по разному. (Жинкин 1982: 81)

Текстовой смысл - это интеграция лексических значений двух смежных предложений текста. Если интеграция не возникает, берется следующее смежное предложение, и так до того момента, когда возникает связь этих предложений. Правила построения смысла - одна из сложнейших теоретических проблем. (там же: 84)

Т. Дридзе считает, что распространенная точка зрения на текстуальные отношения как "синтагматические", или "линейные", логические отношения, которые устанавливаются между словами непосредственно при их использовании в тексте и объединяют эти слова в словосочетания и предложения, характеризует текст не как коммуникативную единицу, а как лингвистическую и одновременно языковую единицу, изоморфную (то есть состоящую в однозначном соответствии) некоторому отрезку линейно организованного потока речи. Текстуальные отношения - это прежде всего иерархические семантико-смысловые отношения. (Дридзе 1980: 57)

Исследование семантико-смысловых отношений и установление текстуальных правил построения смысла составляют второе направление.

Третье направление. Исследователи стремятся построить формализованную грамматику текста, создаются правила по которым можно осуществить моделирование структур текста. (Enkvist 1976; Изенберг 1978: 47, 51)

Данное направление не является, на наш взгляд, перспективным.

Четвертое направление. Разрабатывается общая и частная теория текста путем изучения речевых актов, закономерностей их организации и функционирования. (Москальская 1981; Гальперин 1981; Синтаксис текста 1979)

Пятое направление. Исследования ведутся с точки зрения текста и коммуникации. Так как осуществление коммуникации остается единственным назначением языка, то его исследование неизбежно должно было привести лингвистику к выбору такого объекта, который представлял бы собой не элемент системы или структуры языка, а прежде всего элемент коммуникации. В качестве такого элемента языка рассматривается текст, который составляет фрагмент конкретной коммуникации и текст выступает в ней как средство передачи и получения информации. Формирование любого текста должно строиться на элементарных структурных единицах - предложениях, а коммуникация, использующая предложения, должна приобретать уже совершенно другие признаки, то есть уровня не структурного, а смыслового образования (Колшанский 1978: 26-36; Зотов 1985: 4-12; Каменская 1990; Fairclough 1995; Pope 1995).

Шестое направление. Оно предполагает исследования когнитивно-семантической стратегии в процессе коммуникации. Это самое "молодое" направление когнитивной науки, изучающее язык с позиций дискурса. Дискурс - это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста. (Дейк 1989)

Седьмое направление. Диалогика текста - это совершенно неразработанное направление в филологической науке. Ее можно представить схематически: исходная точка - данный текст; движение назад - прошлые тексты; движение вперед - предвосхищение нового текста. Эти тексты объединяются не по принципу конъюнкции, а по принципу взаимодействия в одном смысловом поле при условии содержательной неповторимости текстов. Образуется своего рода трехвекторный мегатекст с конвергентной семантикой. (Зотов 1995: 188-9; 1997: 116)

Некоторые лингвисты считают интертекстуальность одной из доминант культуры, где имеет место взаимодействие текстов, выявление скрытых, неэксплицированных смыслов. (Тураева 1995: 491-3)

Коммуникация, которая рассматривается нами как текст, это процесс накопления, переработки и передачи информации. Большое количество различных видов информации мы условно сводим к трем.

Художественная информация, связанная с эстетикой словесного творчества. Доминирующим признаком данного типа является эстетика, где превалируют эмоционально-риторические структуры. (Одинцов 1980: 117)

Научная информация, связанная с рационально-логическими структурами. (Там же: 117) Научную информацию можно подразделить на чисто научную и учебно-научную. Последняя выполняет функцию воздействия и содержит эмоционально-риторические структуры.

Повседневная информация включает разговорную речь, деловую прозу и средства массовой информации. Этот тип является смешанным и содержит как рационально-логические, так и эмоционально-риторические структуры.

Как видно из характеристик типов информации, ни один из типов не представляет собой замкнутой системы. Они находятся в тесном переплетении, и можно ввести определенную степень пренебрежения при дифференциации типов информации.

В. Солоухин, сравнивая художника и ученого, пишет, что если бы ученый не сделал какое-то открытие, то это бы сделали другие. "Картину же, которую пишет художник, стихотворение, которое пишет поэт, сонату, которую пишет композитор, никто за них никогда бы не написал, пройди хоть тысячи лет." (Солоухин 1984: 113)

В. Солоухин тонко подчеркнул различие между художественной и научной информацией, подчеркнув, что художественный текст остается неповторимой загадочной сущностью.

Проблема взаимоотношения науки и искусства как двух полярных видов познания и творчества в последнее время стала привлекать особый интерес. Истина, с которой мы имеем дело в науке, в художественных произведениях заменяется художественной правдой. (Горский 1985: 179)

Искусство действительно может рассматриваться как вторичная моделирующая система, обладающая специфическим строем семантических и синтаксических связей с неразгаданными правилами построения смысла. (Свинцов 1978: 35)

Художественная литература использует специфический язык - "свою, только ей присущую систему знаков и правил их соединения, которые служат для передачи особых, иными средствами не передаваемых сообщений." (Лотман 1970: 31)

В соответствии с тремя типами информации можно выделить три правила выбора и комбинаторики лингвистических единиц.

* Первое правило: увеличение возможности выбора и комбинаторики лингвистических единиц (художественная информация).

* Второе правило: уменьшение возможности выбора и комбинаторики лингвистических единиц (научная информация).

* Третье правило: вероятностные преобразования идеальных возможностей языка в случайную действительность речи. (Шпет 1927: 41)

Третье правило можно проиллюстрировать с помощью следующего примера: Having a nice time? - Wonderful. В этом диалоге задействовано лишь четыре слова. Легко предположить, что идеальные возможности языка ни в одном тексте не используются. Достаточно сказать, что Шекспир использовал в своих произведениях около двадцати тысяч слов, хотя с помощью такого количества можно построить бесконечное количество текстов и все зависит от интеллектуальных способностей, творческой мысли коммуниканта.

В роли кванта коммуникации выступает триадная коммуникативная цепочка: автор(адресант) - текст - реципиент(адресат). (Каменская 1990: 16) Эта цепочка должна рассматриваться интегрально, так как адресат становится адресантом и наоборот, то есть имеет место взаимообратная направленность.

Коммуникант строит свой текст с помощью интеллекта. "В целом интеллект, " -пишет Н. Жинкин, - "можно представить как динамическую модель действительности, в которой уже нет слов в их ... обычном состоянии." (Жинкин 1982: 130)

В тексте слова находятся в необычном интегральном состоянии. Коммуникант должен обладать концептуальной системой знаний, представлений, мнений, эрудицией в той или иной сфере человеческой деятельности, чтобы формировать когнитивное содержание. (Голод и др. 1985: 34).

Все знание в целом одномоментно вербализовать невозможно, поэтому видимо можно говорить о бессловесном смысле, заложенном в памяти коммуниканта (Долинский 1995: 161)

Р. Павиленис считает, что концептуальная система - это непрерывно конструируемая система информации (мнений, знаний), которой располагает индивид о действительном или возможном мире. (Павиленис 1983: 280)

Концептуальные системы можно представить в терминах фреймов. Это понятие было введено М. Минским. (Минский 1979) Он определяет фрейм как минимально необходимую совокупность признаков объекта или явления, позволяющую идентифицировать это явление.

На наш взгляд, фрейм "помещен" в искусственную изоляцию и лишен диалогического взаимодействия с другими текстами.

1. 5. Текст и его дифференциация.

Развитие лингвистических исследований последних лет характеризуется изучением языка с учетом его реального функционирования в любых его конкретных проявлениях. Такая лингвистика должна быть коммуникативной, а сама коммуникация определяться как текст, ибо предложение не может служить коммуникативной единицей общения. (Колшанский 1979: 52) Недифференцированный и неконкретный подход к тексту в теории текста ведет к широкой схематизации языка и минимальному вниманию к его конкретным свойствам. (Рождественский 1979: 17) Тексты, находящиеся в разных сферах коммуникации, представляют собой принципиально разные структуры и получают в речи свое особое , специфическое для данного текста построение. (Виноградов 1963: 202; Кацнельсон 1972: 97; Рождественский 1979: 16)

Общесистемные описания с их системоманией теряют свою эвристическую ценность, так как "языка вообще" не существует и подобные описания ведут в "никуда". (Зотов 1985: 4) Лингвист должен изучать текст, а не просто язык в текстовом материале. (Попов и др. 1984: 10)

Изучение отношения системы и текста, реализации системы в тексте является одним из самых трудных для изучения разделов языкознания. "Следует различать:" - пишет Ю. Рождественский, - "1) систему, 2) текст, в котором реализована система, и 3) принципы реализации системы, иначе, ту или иную систему реализации. Специальное исследование системы реализации во всех ее разновидностях есть новый, еще лишь намечающийся предмет науки о языке." (Рождественский 1969: 280-1)

Основная задача лингвистики текста состоит в типологическом описании, дифференциация которых выкристаллизовалась в результате специфических функций различных сфер общения.(Гальперин 1980: 5)

Вопрос о типах текстов еще ждет своего решения, так как не всегда можно провести четкие объективные границы между двумя типами текстов (Кристал и др. 1980: 160), хотя в теории предпринимались попытки дать точную типологию текстов. (Mistrik 1973; Werlich 1975)

Сравним несколько разнотипных текстов:

(1) I'm happy to join with you in what will go down to history as the greatest demonstration for freedom in the history of our nation. Five score years ago a great American in whose symbolic shadow we stand today signed the Emancipation Proclamation. This momentous decree came as a great beacon light of hope for millions of Negro slaves who had seared in the flames of withering injustice. It came as a joyous daybreak to end the long night of their captivity. One hundred years later the Negro still is not free... One hundred years later the Negro lives on a lonely island of poverty in the midst of a vast ocean of material prosperity. One hundred years later the Negro is still languished in the corners of American society and finds himself in exile in his own land. (Lucas)

(2) The official languages of the Court shall be French and English. If the parties agree that the case shall be conducted in French, the judgement shall be delivered in French. If the parties agree that the case shall be conducted in English, the judgement shall be delivered in English.(CHAT OF THE UNITED NATIONS)

(3) A rainbow is an arch exhibiting the prismatic colours in their order, formed in the sky opposite the sun by reflection, double refraction, and dispersion of the sun's rays in falling drops of rain. (King)

(4) Under the shattered plate of storm cloud in the east, cottage windows shone like mica above them in a luminous drift of rain the sun bent its coloured bow. (King)

(5) It is for you to say whether or not each of these accused persons is guilty of the offence with which he is charged. You are concerned here to decide whether or not there has been a violation of the laws... I ask you to say that Lenz did not commit this crime out of any lust of cruelty. I ask you also to say that he... had this case hanging over his head for a long time now. I would ask you to show the world that British justice, though stern and just, is nevertheless tempered with mercy. (Cameron(ed.)

(6) He's still sweating out the petrol, isn't he? - Wouldn't you?Would and have. (VIDAL (ED))

(7) Goods sent today. Invoice following. (Eckersley)

(8) ... But today, as I've said, I am going to talk on "The Ode on a Grecian Urn". And I think the best thing is to do what I've done in the past in talking, which is to give, first of all, an account of what the poem is, so that you have in your minds the plan of it, the scheme. And then I will take it verse by verse and explain in more detail and more simply what is being said and I will draw your attention to some interesting poetical and other features of it... The poem begins with three men going to a wedding and one of the men is to be the principal guest at the wedding, and they are stopped by an old man. And the wedding guest tries to push him off, brush him aside, but he gets held by the magnetic eyes of the man - his eye is so powerful that it holds him out and he tells him the story. (Долгова)

(9) During his brief life span John Reed had already become a legendary figure ... That giant gusto, that rash young western strength, all that deep-hearted poetry, exuberant humour, thirst for adventure, and flair for life, composed a character that could not avoid fame. (Gold)

(10) "Where are you going, Jack?", said the cat. "I'm going to seek my fortune." "May I go with you?" " Yes," said Jack, "the more, the merrier."... They went a little further and they met a dog. "Where are you going, Jack?", said the dog. "I'm going to seek my fortune." "May I go with you?" "Yes, " said Jack, "the more, the merrier." (Jacobs (ed)

(11) We, Philips Electronic... Limited do hereby declare the invention, for which we pray that a patent may be granted to us, and the methods by which it is to be performed, to be particularly described in and by the following statement...(Patent Specification)

(12) The hypothesis that lies behind the present paper is that the semantics of a language can be regarded as a series of systems of constitutive rules and that illocutionary acts are acts performed in accordance with these sets of constitutive rules. (Searle)

(13) dennis, as author cold and weak, // Thinks as a critic he's divine; //Likely enough - we often make// Good vinegar of sorry wine. (Topsy-Turvy World)

С определенной степенью точности мы можем определить принадлежность текста к одной из форм общественно-речевой деятельности, его социально-коммуникативную предназначенность: 1 - ораторский текст; 2 текст официального документа; 3 - научное описание явления "радуга"; 4 художественное описание того же явления; 5 - выступление адвоката; 6 текст телеграммы; 7 - повседневный текст; 8 - лекция; 9 - научная статья по литературоведению; 10 - сказка; 11 - патентная спецификация; 12 - научная статья по лингвистике; 13 - поэтический юмористический текст.

Функционально-коммуникативная идентификация текстов производится нами на основании состава смыслов, выбора и комбинаторики языковых средств. Каждый из представленных текстов выделяется дифференциально-специфическими речевыми единицами, композиционной структурой и конструктивными приемами.

Выделим дифференциальные признаки приведенных текстов.

Речь М. Кинга "I have a dream" считается шедевром ораторского искусства. М. Кинг выступал со ступенек мемориала Линкольна в его "символической тени". Ритор излагает в возможно краткой и красноречивой форме принципы движения черных Американцев за гражданские права и закрепляет приверженность своих слушателей этим принципам. Одна из самых привлекательных черт его речи - это использование Кингом языка с целью сделать абстрактные принципы свободы и равенства простыми и неотразимыми. Вся его речь покоится на знакомых, конкретных словах, создающих резкие и яркие образы. Он использует много метафор, которые четко соответствуют церемониальному обращению и помогают драматизировать идеи Кинга. Он также интенсивно использует повтор, градацию и параллелизм, чтобы эмфатически усилить свое сообщение и придать импульс своей речи.

Итак, Т1 характеризуется необычной дистрибуцией своих элементов. Центральный образ "freedom" создается с помощью конвергентного употребления эпитетов "withering injustice", "symbolic shadow", стилистических сравнений "as a great beacon light of hope", "as a joyous daybreak", метафор "to end the long night of their captivity", "a lonely island of poverty", " a vast ocean of material prosperity". Эффект сцепления создается за счет структурного параллелизма "one hundred years later... " и антитезного употребления двух контрастирующих идей: a lonely island of poverty - a vast ocean of material prosperity. С помощью подобных стилистико-конструктивных приемов передается идея о том, что черные американцы до сих пор не свободны.

Т2, включающий фрагмент из кодекса международного суда, носит императивный характер, который передается модальным глаголом "shall". Смысловая однозначность текста создается за счет конструктивного приема симметричности высказываний, выполняющих функцию доминанты по типу синтаксической конвергенции: if the parties agree - if the parties agree.

Т3, 4 описывает одно и то же явление радуги. Первый - с точки зрения научной; второй - художественной. Т3 характеризуется строгой логической последовательностью своих элементов, употреблением терминов "prismatic", "refraction", "dispersion", вневременным употреблением глагола "to be". Т4, в отличие от Т3, передает художественный смысл с помощью конвергенции, создаваемой инверсией обстоятельств "under the shattered plate", "in the east", метафорами "shattered plate of storm", "a luminous drift of rain", "the sun softly bent", сравнением "like mica". По сравнению с Т3, где "rainbow" занимает первое место, в Т4 понятие радуга передается экспрессивным сочетанием "coloured bow", которое оттянуто в конец. Это объясняется как изменением композиции и функции "coloured bow", так и приданием экспрессии тексту. Т4, в отличие от Т3, характеризуется конкретной семантикой. В совокупности все это создает образ радуги. Речевые средства преобразуются в нечто совсем иное (язык в не-язык), поэтому словесная ткань как бы "испаряется" в лучах понимания, то есть "она произвела свое действие, она исполнила свое назначение и она умирает". (Валери 1976: 415)

Т5 (речь адвоката) характеризуется альтернативной доминантой "whether or not", юридической терминологией "accuse", "guilty", "charge", "offence", словосочетаниями "violation of the law", "commit crime", устойчивыми конструкциями "It is for you to say"- "You are concerned here to decide" "I ask you to say" - "I would ask you", где наблюдается семантическое нарастание степени просьбы. В заключение, с целью смягчения приговора, подзащитному и воздействия на суд, адвокат использует гиперболу "to show the world", метафору "tempered with mercy", игру слов "justice-just", противопоставление "stern-mercy".

Одним из дифференциальных признаков устойчивости диалогического текста (Т6) является элиминация частей сказуемого. Это объясняется в первую очередь тем, что смысловая часть высказывания проецируется из первой реплики. Репрезентанты "wouldn't", "would", "have" полностью обеспечивают процесс коммуникации.

Наиболее устойчивой грамматической единицей в текстах телеграмм является редукция вспомогательных глаголов (Т7). Подобные сокращения сохраняются неизменными при вхождении в тот или иной текст типа (Т7). Т7, по сравнению с Т1-6, характеризуется минимальным объемом. Однако Т7 полностью выполняет коммуникативную функцию и обладает всеми свойствами текста: целостностью и завершенностью. Таким образом, понятие текста не должно ограничиваться каким-то определенным размером, так как текст понятие функционально-семантическое и размером не определяется. (Halliday 1974: 107)

В Т8 идеальным выразителем избыточности является ненужный повтор "and", который выполняет не только и не столько соединительную функцию, сколько функцию присоединительную в качестве заполнителя пауз с диффузным значением. Его употребление не обусловлено логикой синтаксических отношений, однако, "and" устойчиво входит в данный тип текста. Выбор лексических средств в устном тексте-лекции не всегда осуществляется с той степенью точности, как это имеет место в письменном тексте. (Лаптева 1982: 77-105) Поэтому возможны различные квазиуточнители: "plan-scheme"; "push off-brush aside", избыточные выражения, которые можно легко свернуть с целью оптимизации текста. (Тер-Минасова 1986: 142; Гвишиани 1986: 233) Попытаемся экспериментально оптимизировать первую часть лекции: "Today I'm going to give an account of "The Ode" with the plan of it. Then I will take it verse by verse in more simple detail and draw your attention to some interesting features of it." Оптимизированный фрагмент, на наш взгляд, адекватно передает содержание первой части Т8.

Т9 радикально отличается от Т8 и характеризуется необычной дистрибуцией элементов: "giant gusto", "rash young strength", "deep-hearted poetry", "exuberant humour", "thirst for adventure", "flair for life". Т9 подобен художественному тексту, для которого типична произвольная структура. "And" выполняет свою подлинную присоединительную функцию. Семантическое ядро составляют слова чисто литературного слоя, в отличие от Т8, где превалируют слова слоя разговорного. В Т9 отсутствуют ненужные повторы. Повтор указательного местоимения "that" выполняет экспрессивную функцию.

Типичной лингвистической чертой Т10 является параллелизм ситуаций, что в конечном результате обусловливает структурный параллелизм.

Для Т11 характерно жесткое лингвистическое начало, свойства конфигураций которого не меняются при вхождении в данный тип текста: "We... do hereby declare the invention... ".

Т12 включает специальную терминологию: "constitutive rules", "system", "semantics", "illocutionary acts". Т12 увеличивается в объеме не столько за счет употребления различных слов, сколько за счет многократного повторения одних и тех же, так как отсутствуют синонимические замены. За счет этого создается эффект монотонности. В тексте преобладают глаголы абстрактной семантики: "regard", "formulate", "perform".

Типологической особенностью Т13 является его расчлененность на два текста: конкретного - 1-2 строки и общесмыслового (мораль) - строки 3-4. Отношения между ними можно описать как "перевод" текста в текст (Падучева 1977: 30). Двухтекстовая конструкция дает возможность производить проекцию обобщения на повествовательную часть.

На основании вышеизложенного можно выделить коммуникативно-стандартные тексты с "жесткой" структурой (Гиндин 1972: 9) - Т2, 3, 5, 6, 7, 10, 11, 12 и "произвольной " структурой - Т1, 4, 8, 9, 13. В первой группе свойства языковых конфигураций не меняются при текстовом континууме. Во второй группе идеальные возможности языка переходят в случайную действительность речи (Шпет 1927: 41).

Между системой языка и факультативными формами ее воплощения существуют своеобразные количественные отношения, так как в любом типе текста используется лишь ограниченное количество элементов языковой системы (Винокур 1959: 392). Система языка вливается в речь не как целостная структура, а лишь отдельными речевыми произведениями, ибо структура языка и речевая коммуникация не совпадают (Кацнельсон 1972: 97).

Анализ текстов показал, что существует изоморфное соответствие между содержанием и формой. Экстралингвистический фактор (коммуникативная интенция) накладывает ограничения на выбор и группировку языковых средств. Совокупность характерных для данного типа текста лингвистических признаков образует устойчивую доминанту.

1. 6. Топологически устойчивые текстуальные конфигурации в повседневной речи (face-to-face communication).

При исследовании языка в его реальных проявлениях (текстах) создается парадоксальная ситуация: чем детальнее описываются семантические и синтаксические признаки текстов, тем менее ясной становится их специфика (Одинцов 1980: 16). Поэтому, на наш взгляд, необходимо установить топологически устойчивые лингвистические единицы, характеризующие тот или иной текст.

Под топологической устойчивостью лингвистических единиц мы понимаем совокупность конфигурационных ограничений, накладываемых на генератор случая. Другими словами, конфигурации сохраняют неизменными (инвариантными) свои характеристики при непрерывных деформациях в речевом континууме (Кац и др. 1971: 170; Hockett 1968: 84). Одним из дифференциальных признаков устойчивости является элиминация частей сказуемого в диалогическом тексте, так как существование любого инварианта в некотором множестве явлений подразумевает наличие ограничения разнообразия (Эшби 1958: 186).

Правила элиминации опираются на предсказуемостную способность оставшихся элементов непротиворечиво предсказывать один знак. При элиминации справа оставшиеся элементы должны максимально предсказать формы знаменательной части. При элиминации слева неэлиминированные элементы должны предсказать(обратное предсказание) служебный элемент, то есть между элиминацией слева и справа наблюдается взаимообратная предсказуемостная связь. Глубина синтаксического предсказания конечной формы (элиминация слева) и оставшихся неэлиминированных элементов (элиминация справа) равна одному последовательному знаку, соответственно слева и справа. Элиминирование всегда носит характер однонаправленный - или слева, или справа, и одновременной элиминации с двух сторон быть не может. Например:

Been doing any good? (Maugham 1965); Nothing been moved? (Heyer); Been hunting for you ten minutes, sweetie. (SLAUGHTER); How are you? - Shaken but recovering. (Whiting); You look as if you might be attending someone in a professional capacity. - I have been (Whiting). But it hasn't been settled. - It will be. (Modern American Short Stories); Been seeing a lot of that fellow Gray? - She has. (Robins).

В данных примерах нулевые позиции функционально заняты и "представлены" своим отсутствием (Вардуль 1969: 64).

При элиминации слева элиминируются только вспомогательные элементы, входящие в морфологический состав глагольной формы, независимо от типа сказуемого, а справа элиминируется знаменательный элемент, также независимо от типа сказуемого.

Слева элиминация возможна как в синтагматически независимых, так и синтагматически зависимых высказываниях, а справа только в синтагматически зависимых высказываниях. В синтагматически независимых высказываниях при элиминации слева элиминируется только первый элемент, а в синтагматически зависимых высказываниях количество элиминированных элементов должно точно соответствовать числу совместимых элементов исходного и зависимого высказываний. Оставшийся в зависимом высказывании знаменательный элемент должен быть представлен в такой форме, чтобы в соединении со служебными и вспомогательными элементами исходного высказывания всегда составлялся точный образ требуемого полного сказуемого. Например:

It was a good scheme, Vernon. It could have worked. - It could have, but it didn't. (Hailey 1965); I'm not jealous. - Have you ever been? - Oh, yes, I didn't say I couldn't be. (O'Hara); What have you been doing? Working. (Dreiser).

Тип элиминации зависимого речевого сегмента зависит не от структурного типа исходного высказывания, а от функционально- коммуникативного задания, то есть если функции симметричны, то независимо от структурного типа исходного высказывания применяется один и тот же тип элиминации. В результате можно вывести два правила (Зотов 1984: 32-5):

1. Если в зависимом высказывании подтверждается или отрицается новое, которое содержится в исходном высказывании, или имеется запрос о подтверждении нового, то подтверждение или отрицание нового может быть задано элиминацией сказуемого справа или слева (повторяется знаменательная часть сказуемого). Например:

I think we'd better turn back. - We are. (Robins 1963); What are you doing up here? - Same thing you are. (Metalious); Are you staying up to watch TV, or what? - I may, or read. (O'Hara 1966);Are you writing a novel? - Starting one. (Best American Plays); I hope I'm not damaging you in the eyes of your friends. - Damaging. (O'Connor)

2. Если в последующем высказывании новое или запрос о новом не требует подтверждения или отрицания, а задается новая коммуникативная перспектива, то имеет место левая элиминация, так как новая информация может передаваться лишь с помощью знаменательного глагола. Например:

You've been what? - Stopped, sacked, paid off. (Priestley); How is the market tonight? - Booming. (Maugham); Have you been gambling? - No. Nor wenching. Nor drinking. Nor contracting bad debts. (Petry).

В формах сказуемого с элиминацией справа происходит компрессия информации, где уменьшение объема сказуемого компенсируется нарастанием семантической информации и приводит к альтернативе синтаксического предсказания. В подобных случаях может наблюдаться определенная коммуникативная "размытость" в предсказании последующего элемента, так как оставшийся знак задает колеблющийся "волновой" элемент. Например:

You asked for my opinion. I've been trying to form one. - You would've anyway. (Douglas); Is she suffering much? - Very much. She will from now on. (The Best Television Plays); So the dean had been making inquiries. Naturally she would. (Sayers).

Поскольку элиминированные элементы представлены идеально, то у слушающего имеется выбор длительной и недлительной форм и оба варианта доступны адресату. Вместо линейности получаем весь комплекс возможностей без уточнения. Не дифференцируя четко значение, адресант позволяет адресату декодировать несколько вариантов подстановки. Один элемент может задавать общую сферу и разные варианты входят в нее с разной степенью пренебрежения. Общее значение, передаваемое одним элементом сказуемого, включает все частные и их необязательно дифференцировать. Подобная импликация не мешает смысловой стороне высказывания. Семантическая неоднозначность может создаваться в тех случаях, когда один элемент сказуемого коррелирует с несколькими глаголами:

I am releasing my 384 delegates with instructions to support Governor Merwin. - But you can't. - I can. And I have. (Best American Plays).

Глаголы "can"и "have" могут коррелировать с двумя глаголами "release" и "support"

При элиминации части сказуемого слева коммуникативной неопределенности в большинстве случаев не создается, так как элиминированный вспомогательный глагол однозначно декодируется оставшимся элементом. Например:

Been getting you down? - Very much so. (Christie 1969); Been skinning them at cards?. (Hello, Fetso).

Наблюдаются случаи, когда возможна лишь неоднозначная временная интерпретация: Come to measure me for my coffin?. В данном примере возможна подстановка двух вспомогательных глаголов "have"и "did".

Противоречивый характер носят предложения с форсированной импликацией, которые, по мнению информантов, придают высказыванию оттенок гордости, хвастовства:

Been polishing it all the morning, I have. (Christie 1956).

С одной стороны, подобные конструкции можно рассматривать как одно предложение с перестановкой, с другой - как два высказывания с элиминацией одного сказуемого слева, а другого справа.

В процессе анализа возник вопрос, в какой степени элиминированные структуры соответствуют норме, культуре речи, которая является "переводчиком" языковой нормы.

Вопросу языковой нормы посвящено большое количество работ как отечественных, так и зарубежных лингвистов. Однако ее сущность остается дискуссионной в связи с тем, что она связана с таким сложным понятием как система. Большинство лингвистов полагают, что норма регулирует выбор из нескольких возможных переменных. Поскольку варьирование внутренне присуще системе, то наличие вариантности есть необходимое условие существования нормы. В системе все варианты пользуются одинаковым лингвистическим статусом и при ее реализации коммуникант может выбрать образцовый вариант. Именно норма, как прагматический фактор, позволяет адресанту отбирать необходимую для данной социально-речевой ситуации варианты системы. (Ступин 1979: 6-7)

По мнению Р. Якобсона, каждый индивидуум одновременно принадлежит нескольким речевым сообществам разного радиуса и действия. Любой общий код включает иерархию различных субкодов, свободно избираемых говорящим в зависимости от функции сообщения адресата и отношений между собеседниками. (Jacobson 1960: 458)

Возражение вызывает утверждение Р. Якобсона о том, что коммуникант свободно выбирает тот или иной вариант. Это действительно лишь для тех носителей языка, которые обладают определенным образовательным уровнем. Но прав Р. Якобсон в том, что при изучении речевой коммуникации "необходимо учитывать то обстоятельство, что в любом речевом сообществе и в любом существующем языковом коде отсутствует жесткое единообразие; всякий человек вносит разнообразие в свой код и сочетает в себе различные коды. На каждом уровне языкового кода мы наблюдаем шкалу переходов, варьирующую от максимальной эксплицитности до самой сжатой эллиптической структуры..." (Якобсон 1985: 313).

Необходимо четко дифференцировать систему языка и ее возможности, и систему наших знаний о языковом устройстве. Эти отношения не могут быть адекватными, так как есть собственно организованность системы как данность и организация наших знаний о ней. (Золотова 1982: 100)

Иногда при определении понятия языковой нормы лингвисты игнорируют членимость языка на подсистемы. Так Э. Косериу характеризует норму как соответствующую тому, что уже сказано. (Косериу 1963: 174-75) Он ставит знак равенства между общеязыковой системой и подсистемами. Исходя из его точки зрения, мы должны считать употребление , например, разговорной конструкции в официальном документе или научной статье как соответствующие языковой норме. (Скребнев 1975: 67) Изучаемый конкретный язык должен рассматриваться в совокупности всех его подсистем.

Варьирование языка в его социальном контексте характеризуется тремя подсистемами с функциональной точки зрения: стилистическая дифференциация, собственно стратная ("высший страт - низший страт", "культурный уровень некультурный уровень") и диалекты. Стратификационная вариативность характеризуется отсутствием выбора, в то время как два других вида вариативности дают возможность выбора. (Степанов 1976: 127)

Наличие выбора возможно лишь при преднамеренном переходе из одного страта в другой. Приведем фрагмент из выступления в палате общин бывшего премъер-министра Великобритании Г. Макмиллана: "There ain't gonna be any war." (Foster 1969: 146-47)

Возможна непреднамеренная ошибка. Приведем пример из диалога, в форме стенографической записи, между бывшим президентом США Р. Никсоном и адвокатом Белого Дома Дж. Дином об Уотергейтском скандале (Watergate Affair).

President: They had never bugged Muskie, though, did they?

dean: No, they hadn't, but they had infiltrated it by a secretary (Newsweek 13 May 1974).

Вероятно, оговорка, допущенная Р. Никсоном, объясняется его волнением: вместо "had they?" во второй части вопроса Р. Никсон употребляет форму"did they?", которая не соответствует первой части.

Диалекты также представляют норму, но норму внелитературную. (Арнольд 1981: 286-7) Они занимают периферийное ограниченное место в функциональной системе языка и находятся в принципе дополнительности по отношению к функционально-стилистической системе языка.

Таким образом, норма образует сложную систему подсистем норм с их изоморфным соответствием социальным ситуациям и находится в сложном переплетении при ее реализации в разговорной речи. Установка говорящего по отношению к устойчивым языковым переменным с помощью тестов самооценки было выявлено американским лингвистом У. Лабовым. Отвечая на вопрос, какая из предложенных форм характерна для его собственной речи, говорящий выбирает форму, отвечающую его представлениям о том, что "правильно" или "престижно", а не ту, которую он действительно выбирает. (Лабов 1975: 114) По его же тонкому наблюдению, так называемая "нижняя часть среднего сословия" проявляет особое внимание к "правильности " речи. Тенденция к гиперкорректности отмечается у тех, кто не чувствует себя вполне стабильно в смысле своего социального положения (Labov 1966).

Коммуникант часто использует противоречия, которые заложены в языковой системе. По мнению Ф. Филина свободно владеющий языком "обязательно делает разного рода отступления от принятых стандартов. Не случайно иностранцев узнают по "слишком правильной речи". (Филин 1982: 124)

Языковая норма предполагает в идеале выбор коммуникантом прагматически равноэффективных вариантов. Варьируя в допустимом диапазоне возможно большим числом форм , коммуниканты пытаются найти оптимальный вариант речевого общения (социально-речевой оптимум) в том смысле, что вместо полной формы сказуемого они используют форму с элиминацией и наоборот. Например:

1. Where have you been? - Dancing (Dreiser 1964);

2. Start thinking, will you? - I have been (Wilson);

3. What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway).

Ответные высказывания в первом и втором примерах с элиминацией сказуемого слева и справа носят общеразговорный нормативный характер. В третьем примере говорящий использует во второй реплике полную форму, хотя он мог бы свободно выбрать и редуцированную "studying architecture". Полная форма, по сравнению с редуцированной, является более форсированным утверждением. Еще несколько примеров:

Seen any good movie ads lately? (N.Y.Times 1977); Have you seen the brightest new look in news magazines? (N.Y.Times 1977); Seeing Stratton tonight? (Segal); Are you seeing the President? - I assume so (Vidal).

Примеры показывают, что конструкции с элиминацией сказуемого слева являются нормативно-разговорными особенно в тех случаях, когда вместе с частью сказуемого элиминируется подлежащее (не в специальном вопросе).

Исключение составляют формы на "be", которые не носят нормативно разговорного характера:

Be good to you (Prichard); Be nice to have pork bones for breakfast (Steinbeck).

Нормативно разговорный характер носят конструкции с элиминацией при сохранении подлежащего в устных объявлениях и текстах телеграмм:

Trans America two coming on course two zero five (Hailey 1965); Mr. Hasting disappeared yesterday, feared been kidnapped by some gang (Christie 1964).

Элиминация части сказуемого слева при сохранении подлежащего не носит нормативно разговорного характера, что особенно резко сказывается в специальном вопросе:

What you been talking to this boy about? (Saxton); What you all waiting for? (Greenwood).

Если же вопросительное слово находится в конце, то специальный вопрос со структурной организацией, приближающейся к общевопросительному высказыванию, можно рассматривать как нормативно-правильное построение:

You going where? (Baldwin).

Элиминированные конструкции могут использоваться для характеристики речи людей различного культурно-образовательного уровня. В речи людей более высокого культурно-образовательного уровня встречаются все типы элиминированных конструкций, некоторые из них применяются с дифференцированным стилевым назначением, что придает высказыванию оттенки: шутливо-иронический, нарочито-фамильярный, снисходительно-покровительственный и т. п. Например:

Been away? - I've been in Washington (Lewis).

В речи людей низкого культурно-образовательного уровня подобные конструкции употребляются без особого целевого назначения.

Таким образом, можно выделить конструкции, которые: 1) носят общеразговорный характер и встречаются в речи практически всех носителей языка; 2) не носят общеразговорный характер и встречаются в речи образованных людей и несут определенную стилистическую информацию; 3) не входят в общеразговорный коммуникативный стандарт и употребляются в речи необразованных людей и добавочной стилистической информации не несут.

В целом, функционирование элиминированных форм сказуемого служит одним из источников разнообразия, необходимого для обеспечения как конвенциональных функционально-стилистических задач, так и для дифференциации неконвенциональных социально-бытовых вариантов разговорной речи.

Другими словами, норма при элиминации частей сказуемого выступает как социально-речевой регулятор между системой языка и ее реализацией в тексте.

1. 7. Текст и вторичная номинация.

Проблема соотношения вторичной номинации и текста приобрела свой лингвистический статус лишь после того, как текст стал рассматриваться как высшая коммуникативная единица (Колшанский 1979: 52; Москальская 1981: 9), ибо лишь на текстуальном уровне можно вскрыть механизм номинации событий между кореферентными высказываниями. (Гак 1979: 91-102) В этом и проявляется непосредственная семантическая связь слов в тексте. (Хлебникова 1983: 6; Реферовская 1983: 8;Halliday et al 1980: 4-7) Эти кореферентные отношения основываются на том, что один и тот же факт, явление, событие могут быть описаны с помощью средств семантико-синтаксического варьирования номинационной цепочки. (Гак 1976: 5-14; Потапова 1984: 111-5; Зотов 1985: 51-5)

Рассмотрим некоторые типологические черты семантической связи слов как результат вторичной номинации.

Вторичную текстуальную номинацию (в соотношении с первичной) можно разбить на две группы. Первая группа придает тексту (или его определенным фрагментам) экспрессивность с помощью различных стилистических средств (оксюморон, нарастание, антитеза, антонимические замены, структурный параллелизм и т. д.). Вторая группа вторично обозначает, уточняет, конкретизирует событие без всякой стилистической задачи (субституция, эллипсис, повтор, репрезентация, транспонирование (номинализация, вербализация).

В первой группе повторная номинация на уровне высказывания может осуществляться с помощью:

1) комбинации стилистических приемов (конвергенции):

(1) Then the wind shifted. Rain splattered his face. He... watched the... facade of the house appear and disappear in rapid flashes like an old movie print, jerky and overexposed. Within the house the party continued, unaware of the beautiful chaos outside (Vidal).

Здесь имеет место переход от конкретной первичной номинации (wind, rain) ко вторичной (the beautiful chaos), обозначающей ситуацию в более обобщенном виде. Конкретный смысл оксюморонного сочетания (beautiful chaos) становится ясным лишь в результате корреляции с предшествующим высказыванием. Созданию конвергенции способствуют также сравнение (like an old movie print) и метафорические эпитеты (jerky, overexposed).

(2). To keep your marriage brimming, // With love in the loving cup, // Whenever you are wrong, admit it, // Whenever you are right, shut up (Nash).

Семантические связи слов в данном примере осуществляются за счет конвергенции, которая образуется с помощью употребления расширенной метафоры "brim" (центральный образ), вокруг которой "вращается" еще одна детализирующая метафора "loving cup", структурного параллелизма "whenever you are... ", антитез "wrong-right", "admit-shut up" и эффекта обманутого ожидания "whenever you are right, shut up", где появление "shut up" непредсказуемо;

2) нарастания семантической информации:

(1) We, Philips Electronic... Limited... do hereby declare the invention, for which we pray that a patent may be granted to us... (Patent).

Глагол "pray" в соподчинении с "declare" способствует нарастанию смысловой и экспрессивной информации, так как "pray" семантически более весом, чем "declare". Однако, при данном типе отношений функция вторичной номинации заключается не столько в передаче новой информации, сколько в усилении эффекта воздействия на читателя.

(2). Are you shocked? - Only flattered (Cusack); 3). Are you all right? - Never been better (Petry); 4). That was wonderful - Brilliant (Best American Plays); 5). Are you all right? - Happy (Best American Plays).

Вторичная номинация во взаимодействии с первичной "shocked flattered", "all right - better", "wonderful - brilliant", "all right happy" передается с помощью нарастания семантической информации, которая является более весомой по сравнению с первичной;

3) антонимических противопоставлений:

(1) You're not enjoying it? - Hating it (Rattigan);

(2) Is she rich? - Penniless (Maugham);

(3) You're pulling my leg. - Not pulling it, pushing it (O'Hara).

В первом и втором примерах эффект номинации создается за счет антонимического противопоставления. Такое взаимодействие придает диалогическому тексту определенную экспрессивность. В третьем примере повторная номинация основана на буквальной интерпретации коммуникантом фразеологического сочетания "to pull one's leg". В результате получаем антонимическую замену "pull" на "push". Такая номинация создает юмористический эффект.

Во второй группе повторная номинация может осуществляться с помощью:

1) субституции:

(1) The theory ... is supported by a simple test system. But further studies are needed to determine whether the test is generally applicable in understanding how the immune system works. If so, it could be possible to manipulate the immune system by using the surface receptors (Moscow News 1982).

Субститут "so" замещает все последующее высказывание в компрессированной форме, в результате чего образуется максимальная семантическая связь первичного высказывания и субститута.

(2) It's this: Mistrust the obvious (Hailey 1975).

Функцию субститута во втором примере выполняет анафорический дейксис "вперед" - "this". (Вейнрейх 1970: 182) "This" замещает целое высказывание и его декодирование происходит в последующем высказывании.

2) номинализации или вербализации:

(1) In the United States most men shave with a soapy lather water and a razor blade. In Europe a "dry" shaving electric razor is favored. In Japan... Electric Industrial Co. Ltd. has introduced an electric shaver that can satisfy the preferences of all (Moscow News 1982);

(2) Have a seat. - I have been sitting all day (West).

Вторичная номинация в данных примерах репрезентируется путем транспозиции глагольного ядра в существительное и наоборот. Здесь имеет место текстуальная синхронная реконструкция словообразовательного акта (Кубрякова 1976: 23-32; 1983: 50-8).

Первый процесс можно обозначить как номинализация: "shave - shaving shaver"; второй - как вербализация - "seat-sit". Подобное транспонирование способствует усилению коррелятивной связи однокорневых слов и более компактному построения текста;

3) семантической конкретизации:

(1) What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway);

(2) What would you do? - Read and reflect (O'Connor);

(3) Working hard, I suppose? - Leading a balanced life (Davidson);

(4) Stopping here? - No, just keeping an appointment (Dreiser).

Вторичная номинация (в первых двух примерах), построенная на отношении включения, осуществляет переход от более широкого обозначения (do) к более узкому (study, read, reflect). В последних двух примерах происходит дополнительная конкретизация (working... - leading...; stopping... keeping...);

4) повтора:

(1) What do you want down here? - Just looking around. - Just looking around for what? (Caldwell);

(2) Coming? - I'm coming (Carter);

(3) Have you yourself communicated with them? - No, sir, I haven't communicated with them (Snow);

(4) I think it could have been done. - Fact is it must have been done (Christie 1965).

Повтор является простейшим средством связи при повторной номинации и может сопровождаться отрицанием (третий пример) или различными модальными оттенками (четвертый пример);

5) эллипсиса и репрезентации:

(1) Is it raining now? - It might be any time (Whiting);

(2) He was terribly impressed with your letter. - So he should be (Rattigan);

(3) But do you think it'll work? - Bound to(Wilson).

Наиболее жесткая семантическая связь слов при повторной номинации образуется с помощью эллипсиса знаменательной части сказуемого справа (первый и второй примеры) и репрезентанта "to" (третий пример), где наблюдается проекция глаголов из предшествующего высказывания. В свою очередь повторная номинация представлена синтаксически значимым нулем.

Таким образом, кореферентные высказывания при варьировании семантико-синтаксических средств используются в тексте для выражения экспрессивно-семантических (первая группа) и логико-семантических (вторая группа) оттенков. Одновременно, повторная номинация способствует прочной семантической связи слов и помогает снять монотонность, обозначая один и тот же факт разными способами. Повторная номинация играет важную роль в смысловой организации текста.

Эту главу можно завершить утверждением, что растущий интерес к исследованию текста был стимулирован по принципу обратного эффекта лингвистами, ментально блокированными предложением. Это конечномерное замкнутое в пространстве предложение на самом деле ничего не "предлагает", так как оно не связано с действительностью и, следовательно, лишено конкретного смысла.

Во второй главе мы с новых позиций рассмотрим диалогические отношения, которые автор обозначил как филологическую мегапарадигму.

Глава II. Диалог как филологическая мегапарадигма.

2. 1. Коммуникативная модель диалогического общения.

Существует несколько коммуникативных моделей общения или передачи информации.

1. Информационные процессы изучаются с помощью теории информации, создателем которой был К. Шеннон (Шеннон 1963: 5). В современном научном понимании информация есть содержание процесса интерпретации особенностей одних объектов реальной действительности в виде изменения свойств других объектов.

Предложенная Шенноном несемантическая схема информационной связи оказалась полезной при интерпретации художественного текста. Система "автор - книга - читатель" рассматривается как система передачи информации.

Первый компонент схемы, то есть источник сообщений, И. Арнольд истолковывает как окружающую писателя реальную действительность. Писателя можно рассматривать как второй компонент схемы - передатчик, поскольку он перерабатывает эту информацию и кодирует ее, воссоздавая действительность в художественных образах, воздействует на волю, мысли и чувства читателя, то есть изменяет свойства других объектов. Каналом передачи информации в данном случае является художественная литература. Четвертым компонентом схемы - приемником, является читатель. Истинным адресатом сообщения является окружающая читателя общественная действительность, так как художественный текст предназначен не одному читателю. (Арнольд 1981: 27)

На формулу Шеннона, игнорирующую качественное своеобразие различных видов информации, можно опираться не в смысле использования количественной меры информации, а с точки зрения ее общих идей и эвристической полезности.

Так как все способы передачи смысла могут быть выражены в терминах предсказуемости - непредсказуемости, то это соответствует существу формулы Шеннона, так как количество информации определяется через неопределенность, поскольку получение информации всегда связано с изменением степени неосведомленности получателя информации. (Арнольд 1981: 32)

2. По известной формуле, предложенной Р. Якобсоном (Якобсон 1975: 198) речевая коммуникация может быть представлена в следующем виде:

контекст

сообщение

адресант

----------------------------------

адресат

контакт

код

От адресанта сообщение попадает к адресату через канал связи: сообщение закодировано и соотнесено с определенным контекстом. Каждому из упомянутых факторов соответствует своя, отличная от остальных, функция. На практике познавательная функция обычно играет главную роль, но сообщение может быть также ориентировано на получателя (экспрессивная функция) или на отправителя (конативная функция) сообщения. Иногда особую нагрузку несет сам код (метаязыковая функция) или даже контакт (фатическая функция). Если сообщение ориентировано на самих себя, то главенствует функция, которую Р. Якобсон назвал "поэтической".

Авторы "Общей риторики" (Дюбуа и др. 1986: 54) называют ее "риторической". Однако, они не ограничиваются терминологической поправкой и не используют эту притягательную теорию в том виде, в котором ее изложил Р. Якобсон. По их мнению, Р. Якобсон недостаточно точно провел анализ языка, и как следствие - "сообщение" у него оказалось в одном ряду с другими факторами коммуникативного акта. В действительности же сообщение - это не что иное, как результат взаимодействия пяти основных факторов, а именно, отправителя и получателя, входящих в контакт посредством кода по поводу референта.

Р. Якобсон все же тонко заметил, что риторический язык позволяет очень своеобразно воздействовать на всех "действующих лиц" коммуникативного процесса, ибо двойному смыслу соответствует расщепленность адресанта и адресата. (Якобсон 1975: 221)

Ряд лингвистов (Бахтин 1979: 245-48) критикуют коммуникативную модель Р. Якобсона, сформулированную еще Соссюром и усовершенствованную в какой-то степени Р. Якобсоном, за ее "телеграфный" характер. С точки зрения Бахтинской перспективы в модели Р. Якобсона, строго говоря, в сообщении ничего бы не изменилось, если бы адресат спал, или бы полностью отсутствовал (Morson et al 1992: 128-29). Но с актуальными высказываниями дела обстоят не так. Процесс активного понимания предвосхищается говорящим, он рассчитывает на него, и не смог бы сформулировать свое высказывание, не опираясь на него.

В целом модель Р. Якобсона носит тривиально-монологизированный характер.

3. Более детальная разработка коммуникативной модели с точки зрения речемыслительной деятельности в цепочке "автор - текст - реципиент" представлена в работе О. Каменской (Каменская 1990: 17).

В речемыслительной деятельности выделяются мыслительные категории, характеризующие индивидуальное знание коммуникантов о мире и языковые категории, связанные с закономерностями и свойствами языка в их субъективном использовании. Индивидуальное знание коммуникантов рассматривается как концептуальная система - непрерывно конструируемая система данных (мнений, знаний), которой располагает индивид (Павиленис 1983: 280). Знание индивида в целом не может служить объектом вербализации. В этой роли может выступать лишь какая-то его часть - фрагмент концептуальной системы носителя языка, остальная часть представлена бессловесным смыслом по "принципу айсберга", большая часть которого скрыта под водой. Однако, детальное представление об организации концептуальной системы индивида - одна из нерешенных задач науки. (Каменская 1990: 19)

Значение человеческого фактора в лингвистике определяется тем, что между языком и миром стоит субъект с его личным жизненным опытом и социализированным знанием о языке и мире.

Одним из условий коммуникации является память, важнейшей функцией которой является хранение информации, общее и специальное знание о мире, составляющее содержание так называемой "энциклопедической памяти".

Основой вербальной коммуникации является соответствующий словарный запас, хранящийся в памяти коммуникантов в виде упорядоченных структур.

Наименьшая концептуальная структура, по мнению Р. Шенка, это сцена. Сцена - это структура памяти, группирующая действия и состояния, относящиеся к единой цели и к единой обстановке, заданной во времени и пространстве. Концептуальные структуры, которые группируют разнообразные сцены, необходимые для данной ситуации, называются Р. Шенком конфигурациями организации памяти (Шенк 1989: 42). Отсюда, не существует "словаря", а есть только "энциклопедия", так как лексикон тесно связан с прочими нашими знаниями и неотделим от них. (там же: 33)

Многочисленные группы слов, хранящиеся в памяти каждого носителя языка, образуют сложную систему, которую О. Каменская называет тезаурусом личности (Каменская 1990: 98). Структуру тезауруса личности представляет совокупность понятийных категорий, лежащих в основе функционирования концептуальной системы личности (там же: 104).

Специфику тезауруса личности с целью определения коммуникативного "портрета" можно охарактеризовать двумя параметрами: богатством словаря и глубиной знаний. В результате можно выделить следующие типы речемыслительной индивидуальности: индивид с "бедным" словарем и с ограниченным знанием; узкий специалист с "бедным" языком, но с глубокими знаниями в специальной области; дилетант с широким кругом знаний, но ограниченной глубины (поверхностные знания); эрудит - личность, обладающая глубокими знаниями во многих областях (там же: 111).

Сюда, с нашей точки зрения, следует добавить еще один параметр творческий параметр личности, то есть комбинаторная способность личности строить текст с необычной дистрибуцией элементов (эстетика словесного творчества). Например: "to put the cart before the horse": "to put the speculative cart before the empirical horse".

Итак, коммуникативная модель, разработанная О. Каменской, тесно связана с речемыслительной деятельностью коммуниканта.

4. В коммуникативной модели, разработанной Н. Комлевым, автор выделяет десять элементов (Комлев 1992: 20-31). Сознание, контакт и сигнал выступают в его модели как основные узловые категории устного человеческого общения, хотя, как подчеркивают авторы монографии "Теоретические и прикладные проблемы речевого общения", общение при помощи письменного текста обычно разорвано во времени и / или в пространстве, коммуникант , тем не менее, при восприятии письменного текста моделирует ситуацию общения по образцу общения лицом к лицу. (Сорокин и др. 1979: 41)

"Речевой акт", - пишет Н. Комлев, - "начинается и заканчивается с сознания, которое является главным, хотя пока почти не поддается описанию в общелингвистических... терминах... . Вообще сознание можно было бы исключить из лингвистических рассуждений, обозначив его стандартным термином "black box". (Комлев 1992: 22)

Первый элемент модели Н. Комлева включает в себя устройства: а) эвристическое; б) лингвогенерирующее, способное сформулировать мысли; в) лингвоинтерпретирующее, способное превратить принятые извне словесные сигналы в факт сознания.

У второго коммуниканта приемное устройство проводит сигнал к декодирующему устройству, а через него к интерпретирующему устройству сознания коммуниканта. Цепь речевого акта замкнулась. Отправитель ждет подтверждения получения сигнала по тому же или часто по иным каналам, называемого обратной связью (feed back).

По мнению Н. Комлева, речевая коммуникация "это динамический процесс, продолжающийся и постоянно меняющийся, мы не можем препарировать ее, как биолог препарирует лягушку. Говорящий не начинает процесс речи, обращаясь к своему собеседнику, и не заканчивает его, когда получает от него ответ. Высказывания, составляющие его слова и идеи, а также способ их передачи все это обусловлено как непосредственной ситуацией, так и всеми прежними событиями. Восприятие сообщения реципиентом подобным же образом предопределяется и данным речевым актом и всеми предшествующими информациями, которые он получал. И ответ на данное сообщение повлияет на поведение первого говорящего". (Комлев 1992: 11)

Описание языка как инструмента человеческого взаимодействия не может быть рассмотрено как представление понятого, если будут игнорироваться сопутствующие условия конкретных реальных высказываний. С помощью одной только грамматики нельзя образовать и понять никаких осмысленных высказываний.

Приведем по этому поводу цитату из работы А. Брудного: "Известно, что для понимания текста требуется не только знание языка, на котором текст составлен, но и определенный набор взаимосвязанных сведений, касающихся содержания текста. Можно обосновать гипотезу, в соответствии с которой структура и семантика текста образуют как бы одну часть сложного механизма, другая часть которого содержится в сознании и памяти индивида, воспринимающего текст. Когда два этих различных компонента вступают во взаимодействие , и происходит процесс восприятия и понимания текста... " (Брудный 1975: 112). Считается, что в самом языковом знаке нет никакого значения и расхожее выражение лингвистических работ "передача сообщения" есть не более как метафора.

Убедительно изобразил сущность понимания А. Потебня: "Когда я говорю, а меня понимают, то я не перекладываю целиком мысли из своей головы в другую... При понимании мысль говорящего не передается, но слушающий, понимая, создает свою мысль. Думать при произнесении известного слова то же самое, что думает другой, значило бы перестать быть самим собою; поэтому понимание в смысле тождества мысли говорящего и слушающего есть иллюзия, в которой действительным оказывается только некоторое сходство, аналогичность между ними, объясняемые сходством других сторон человеческой природы". (Потебня 1910: 126-7)

В связи с пониманием текста, небезынтересно снова привести соображение А. Брудного по поводу концепта текста. Концепт текста вместе с подтекстом исчерпывают понятие затекста. Подтекст, по Брудному, это то, что не выражено вербально в тексте, но вовлечено в процесс общения и, следовательно, в процесс понимания текста. Концепт - это общий смысл текста. Понимание текстов всегда связано с выходом за пределы их непосредственного данного содержания. (Брудный 1976: 153)

"Парадоксальное утверждение," - пишет Брудный, - "чтобы понять книгу, надо знать больше, чем в ней написано, в принципе соответствует действительности. С одной стороны, в тексте могут быть опущены сведения, которые предполагаются известными читателю. С другой - понимание текста есть в той или иной мере понимание индивида самого себя. Эту мысль можно интерпретировать так: какие знания я могу внести в процесс понимания текста или иначе, какие знания я могу внести в процесс восстановления по тексту затекстовой реальности". (там же: 153)

Как видно из приведенного описания, коммуникативная модель Н. Комлева хорошо согласуется с точкой зрения других ученых, ибо без затекстовой информации любая коммуникативная модель обречена на "коммуникативную неудачу".

5. В отечественной филологической науке обоснование серьезного изучения общения, и в первую очередь - диалога, дал Л. Щерба в 1915 году в своей диссертации "Восточно-лужицкое наречие". Вот что он писал: "Все эти наблюдения лишний раз показывают, что монолог является в значительной степени искусственной языковой формой и что подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге". (Якубинский 1986: 31)

В 1923 году появилась удивительная по своей прозорливости работа Л. Якубинского "О диалогической речи". По его мнению диалогическая форма способствует протеканию речи в порядке автоматической деятельности. Для него существенным признаком диалогической (разговорной) речи является ее стереотипность. (Якубинский 1986: 53)

Однако, многие идеи Л. Щербы и Л. Якубинского не получили дальнейшего развития. Возможно, это объясняется тем, что они редуцировали диалогическую речь до изучения общения с непосредственной обратной связью (лицом - к лицу). Термин "диалогическая речь", разумеется, не равнозначен термину "разговорная речь": понятия диалогической и разговорной речи частично совмещены (Скребнев 1985: 36).

Несмотря на исключительное место, которое занимает непосредственное речевое общение в жизни человека, систематическое и интенсивное изучение его типологии и структуры началось лишь в начале 60-х годов.

В последующие годы появляются значительные исследования в области разговорной речи. Так в работе С. Беркнера рассматриваются общие проблемы английской разговорной речи и ее соотношение с письменными жанрами, а также отмечаются некоторые тенденции ее развития в XVI-XX вв. с точки зрения семантико-стилистической. (Беркнер 1978)

Н. Шведова основную специфическую черту разговорной речи видит в том, что в ней говорящий употребляет готовые, закрепленные в системе языка формы, которые обдуманно, творчески не отбираются. (Шведова 1960: 3)

Э. Ризель определяет разговорную речь как языковое общение в неофициальной сфере повседневного обихода. (Riesel 1964)

В. Девкин определяет разговорную речь как речь преимущественно ситуативно обусловленную, чаще диалогическую и несколько сниженную, то есть у автора экстралингвистические признаки речевой сферы чередуются с лингвистическими характеристиками разговорного текста. (Девкин 1974: 5)

Исходное положение концепции Е. Земской основано на параметре "отношение": неофициальность отношений между участниками речевого акта определяет использование говорящим разговорных, а не кодифицированно-литературных форм речи. (Земская (ред. ) 1973)

Характеризуя разговорную речь, Н. Шигаревская указывает, что она является средством общения образованной части населения в неофициальных условиях. (Шигаревская 1970: 11)

О. Лаптева на основе многомерной системы оппозиций членит устно-разговорную разновидность на две сферы - "непубличной повседневной обиходно-разговорной речи бытового назначения, являющейся областью наивысшей концентрации всех специфических особенностей устно-разговорной разновидности... и речи повседневных публичных коммуникаций. (Лаптева 1976: 96)

Диалогическая природа, как один из признаков разговорной речи, описывается в работе Ю. Скребнева "Введение в коллоквиалистику". Этот признак связан с собственно лингвистической характеристикой разговорной речи. "В качестве языковых следствий диалогичности, " - пишет Ю. Скребнев, - "выступают такие характеристики текста, как эллиптичность отдельно взятой реплики, синтаксически восполняемой за счет предшествующей или последующей, или своего рода "прогрессивная ассимиляция" - синтаксическое уподобление структуры данной реплики структуре предыдущей. В то же время диалогичность не может быть признана абсолютно необходимой чертой разговорной речи. (Скребнев 1985: 41-2)

Такой вывод свидетельствует об узком подходе к исследованию диалога, что сдерживало исследования с точки зрения универсального диалогического характера естественного языка.

Ю. Скребнев, отстаивая свою точку зрения, приводит два аргумента, которые, на наш взгляд, не являются убедительными. Во - первых, считает автор, разговорная речь, несмотря на преобладание в ней диалогического чередования реплик, не может быть сведена к диалогу: она нередко представлена распространенными монологическими высказываниями. Во-вторых, продолжает автор, чередование высказываний, принадлежащих двум участникам языкового общения, не всегда является признаком разговорной речи. Он приводит такие виды чередующегося обмена сообщений, как почтовая корреспонденция, организационно упорядоченные (официальные) устные дискуссии, в результате чего свойственное обычной диалогической речи синтаксическое объединение реплик не имеет места. (Скребнев 1985: 42)

Для автора существенным для диалогической речи является один параметр - синтаксическое объединение реплик, а не их смысловая диалогическая конвергенция, ибо понимание также диалогично.

Более расширенное толкование диалога дано в статье А. Холодовича "О типологии речи" (Холодович 1979: 269-76). Автор в самом общем виде предлагает типологию языкового существования.

Первым признаком идентификации речевого поведения человека является средства выражения речевого акта. Второй признак идентификации коммуникативность речевого акта. Всякий речевой акт, имеющий партнера, может быть либо непосредственным, либо опосредованным; в случае непосредственной коммуникации имеется два "конца": говорящий и партнер; в случае опосредованной коммуникации - три "конца": говорящий, посредник, партнер.

Третьим признаком идентификации является ориентированность речевого акта. Автор считает, что диалогичность - свойство как двухнаправленной (два вектора), так и однонаправленной (один вектор) речи, то есть как раз такой речи, которую принято называть монологической. Примером однонаправленной речи, по мнению автора, могут служить закон, указ, судебный приговор, реклама, объявления. К ораторской речи автор относит публичные выступления, лекции и доклады. Примеры двухнаправленной речи самоочевидны. Однонаправленность - это как бы императив в области речевого акта (действуй!) в противоположность индикативу обычного двустороннего общения (знай!).

Четвертым признаком является потенциал речевого акта: один и много.

Пятый признак - контактность речевого акта. Этот признак принимает два значения: наличие контактности и отсутствие контактности, то есть наличие дистантности.

На основе пяти дифференциальных признаков, автор строит типологию речи и выводит 32 типа речевого поведения, каждый из которых будет характеризоваться своим набором дифференциальных признаков.

Несмотря на то, что А. Холодович установил типологию речи, он практически не затронул диалогического взаимодействия коммуникантов, и тяготеет к монологической форме, ибо к ней он относит законы, рекламу, публичные выступления, лекции и т. д. , которые, несомненно, носят двухвекторный диалогический характер.

6. Компьютерная коммуникативная модель.

Данная модель общения разработана Б. Городецким. При этом он исходил из идеи Л. Якубинского о том, что диалогическая форма способствует протеканию речи в порядке автоматической деятельности. Из этого, по мнению Б. Городецкого, следует, что для успешного общения человека с компьютером должны быть учтены модели диалога, уже автоматизированные в человеке и заложенные в его интеллектуально-языковых способностях. (Городецкий 1989: 13)

В теории моделей общения на первый план выдвигаются модели целостного речевого взаимодействия (диалога) в составе двустороннего коммуникативного акта. Коммуникативный акт (КА), считает Б. Городецкий, входит в состав некоторого акта совместной деятельности. КА - это преимущественно диалог, хотя в общем случае, по мнению автора, может включаться и монолог. Границы КА обычно определяются достижением некоторой стратегической (для данного акта) цели. В случае, если она не достигается, акт общения квалифицируется как неудачный. (там же: 14).

Основные компоненты КА автор представляет следующим образом:

1. Коммуниканты: К1, К2, К3... Кn (с особой организацией субъективных банков информации - знаний, представлений, образов, чувств).

2. Коммуникативный текст (в случае диалога - диалогический текст).

3. Процесс вербализации и понимания.

4. Обстоятельства данного КА.

5. Практические цели (ПЦ).

6. Коммуникативные цели (КЦ).

С прикладной точки зрения одним из важнейших принципов моделирования КА следует считать, по мнению Б. Городецкого, принцип зависимости моделей от типа акта общения. Типы общения тесно связаны с понятием подъязыка, означающим совокупность тех языковых средств, которые необходимы и достаточны для построения и понимания текстов определенной сферы общения (там же: 15). В этом же смысле говорил и Л. Витгенштейн о "типах языка" в соответствии с "формой жизни" или "типом языковой игры" (Витгенштейн 1985: 15). Носители определенного подъязыка образуют коммуникативный социум и его представители гораздо легче понимают друг друга, чем носители данного подъязыка и "неспециалисты". (там же: 15)

Б. Городецкий считает, что типология диалогов может служить базой для типологии монологических текстов, создаваемых при так называемом "разорванном общении" (приказы, инструкции, объявления, справочники и т. д. (там же: 15). Однако, идея М. Бахтина, что "произведение - звено в цепи речевого общения и вне этой цепи не может быть изучено" - свидетельствует о том, что М. Бахтин говорит об универсальном диалогическом характере естественного языка, и, тем самым, снимается проблема установления типологии монологических текстов. (Бахтин 1986: 448)

Принципы типологической систематизации коммуникативных актов, заданных выбором конкретных признаков и их значений, могут служить исходной теоретической базой при осмыслении всего диалогического пространства (Городецкий 1989: 16).

Б. Городецкий предлагает следующие группы признаков:

1. Сфера общения.

2. Место, в котором происходит диалог (имеется в виду социальный статус места, например, трибуна пресс- конференции, справочное бюро и т. п. ).

3. Вид практической деятельности.

4. Характеристика коммуникантов и их взаимоотношений.

5. Хронологический период.

6. Тип стратегической практической цели каждого коммуниканта (важно, когда эта ПЦ является общей для партнеров, например, выработать приемлемое для обеих сторон определение некоторого понятия и т. д. ).

7. Тип стратегической коммуникативной цели(КЦ) каждого коммуниканта (напр. : информирование, разъяснение, проверка знаний, спор в поисках истины и т. д. ).

8. Тематика диалога.

9. Характер информации, развертываемой в диалогическом тексте (обобщающая - конкретная; прямая - эвфемическая и т. д. ).

10. Объемные характеристики диалогического текста.

11. Композиция диалога.

12. Речевой стиль.

13. Степень искусственности "языковой игры" (различные степени неискренности в проведении диалога). (там же: 16-7)

Автор выделяет три основные проблемы теории моделей общения: проблему понимания, проблему знаний и проблему коммуникативных неудач. Проблеме коммуникативных неудач интегрально противостоит проблема коммуникативной надежности.

Моделирование процесса понимания основан на интегральном представлении и использовании знаний. Из этого подхода вытекает принципиальная невозможность разделения семантики и прагматики.

Проблема коммуникативных неудач, считает Б. Городецкий, не нова для теоретической лингвистики. Он упоминает статью А. Пешковского, в которой затрагивается эта проблема: "В литературном наречии... все всегда и везде говорят в той или иной степени непонятно. Это может показаться парадоксом, но я прошу вспомнить любое собрание, любой доклад, любой спор. Разве не обращаются к докладчику с просьбой разъяснить те или иные положения... , разве не занимаемся мы в наших спорах преимущественно выяснением того, что мы "хотим сказать" или "хотели сказать", и разве не расходимся в результате этих выяснений часто глубоко непонятыми и непонимающими?. Я прошу вспомнить, сколько времени тратится в наших спорах на действительное выяснение истины и сколько на устранение словесных недоразумений, на уговор о значении слов... ; прошу вспомнить, сколько времени тратится юристами на выяснение смысла того или иного свидетельского показания, того или иного закона; прошу вспомнить, сколько людей в науке, в поэзии, в философии, в религии заняты исключительно толкованием чужих мыслей, выраженных подчас самими творцами как будто классически ясно и просто, но тем не менее всегда создающие целый ряд толков, ... течений, направлений и т. д. ; прошу все это вспомнить - и читатель согласится со мной, что затрудненное понимание есть необходимый спутник литературно-культурного говорения. (Пешковский 1959: 56-7)

Б. Городецкий намечает пути выявления и преодоления коммуникативных неудач (КН) в ходе диалога. КН можно, по мнению Б. Городецкого, определить как такой сбой в общении, при котором определенный текст не выполняет своего предназначения.

Автор суммирует основные принципы типологии КН. Множество возможных КН представляют собой многомерное пространство. При характеристике каждой КН следует учитывать два основных критерия: последствия КН и источники КН. Конкретная КН может быть простой или сложной (по числу ее последствий и источников). С точки зрения последствий КН могут быть глобальными и частными. В случае глобальной КН происходит окончательное прерывание развертываемого диалогического текста ("Разговора не получилось"), или доведенный до "конца" диалог по своим результатам неудовлетворителен (как в случае некоторых научных дискуссий). Частные КН вызывают временные задержки в развертывании диалога, когда коммуниканты вынуждены отклоняться от главной линии диалогического текста с целью преодоления КН. Для классификации КН существенно различать, считает Б. Городецкий, коммуникативные цели и практические цели, стратегические и тактические цели в диалоге. Например, выделяется класс КН, имеющих следствием невыполнение совместной стратегической практической цели коммуникантов ("Поговорили, поговорили, а воз и ныне там").

КН может быть обусловлена расхождениями в организации языковых тезаурусов коммуникантов, в их словарном запасе, в дефинициях лексических значений, в банках знаний о мире и т. д. (там же: 23-4).

Общение с точки зрения моделирования коммуникативных процессов зависит от "понимания" и "вербализации". Потенциальная опасность сбоев общения регулирует оптимальное соотношение процессов говорения и понимания, которое было точно, по мнению Б. Городецкого, определено Е. Поливановым еще в 1916 году: "В сущности все, что мы говорим, нуждается в слушателе, понимающем, "в чем дело". Если бы все, что мы желаем высказать, заключалось бы в формальных значениях употребленных нами слов, нам нужно было бы употреблять для высказывания каждой отдельной мысли гораздо более слов, чем это делается в действительности. Мы говорим только необходимыми намеками". (Поливанов 1968: 296)

Понимание и вербализация - это процессы переработки знаний, а коммуникативная неудача - это нарушение естественного процесса обмена знаниями. (Городецкий 1989: 27)

На наш взгляд, коммуникативную модель Б. Городецкого можно эффективно использовать в исследованиях коммуникативных процессов, особенно в сфере коммуникативных неудач, так как большинство изысканий связано с поиском коммуникативных удач.

2. 2. Диалогическая концепция М. Бахтина.

В филологической науке до М. Бахтина существовало очень узкое понимание диалога, которое сдерживало филологические исследования в этой области. М. Бахтин придает диалогу фундаментальные свойства универсальности.

Высказывание, по мысли М. Бахтина, оказывается очень сложным явлением, если его рассматривать не изолированно, а в отношении к другим, связанным с ним высказываниям. Эти отношения традиционно раскрывались только в предметно-смысловом плане, а не в словесном композиционно-стилистическом плане. Каждое отдельное высказывание - звено в цепи речевой коммуникации и оно впитывает, как губка, чужие высказывания, и прежде всего предшествующие звенья цепи, иногда ближайшие, а иногда дистантные в областях культурного общения.

Предмет речи говорящего (пишущего) не впервые подвергается обсуждению. Эта тема уже освещалась, оспаривалась, оценивалась по разному, сталкивались различные точки зрения, направления. Тривиальное представление о том, что коммуникация - это предложение, имеющее замкнутый характер, ведет в тупик. В действительности, всякое высказывание - это реакция на предшествующие ему чужие высказывания. Предмет речи неизбежно становится ареной встречи с мнениями непосредственных собеседников, или с точками зрения на различные теории, научные направления в сфере интеллектуальной коммуникации. Высказывание связано не только с предшествующими, но и с последующими звеньями речевого общения. Когда высказывание создается говорящим, их конечно еще нет, но высказывание строится с учетом возможных ответных реакций.

Возникает проблема смыслового и диалогического взаимодействия текстов в пределах определенной сферы. Диалогические существенно отличны от всех возможных лингвистических отношений элементов как в системе языка, так и в отдельном высказывании. Если смысловые связи внутри одного высказывания носят предметно-логический характер, то смысловые связи между разными высказываниями приобретают диалогический характер. "Два сопоставленных чужих высказывания," - пишет М. Бахтин, - "не знающих ничего друг о друге, если они хоть краешком касаются одной и той же темы (мысли), неизбежно вступают друг с другом в диалогические отношения. Они соприкасаются друг с другом на территории общей темы, общей мысли." (Бахтин 1979: 293)

И далее: "Диалогические отношения носят специфический характер: они не могут быть сведены ни к чисто логическим, ни к чисто лингвистическим... Диалогические отношения предполагают язык, но в системе языка их нет. Между элементами языка они невозможны. Специфика диалогических отношений нуждается в особом изучении." (там же: 296)

Лингвистика изучает только отношения между элементами внутри системы языка, но не отношения между высказываниями. Лингвист привык воспринимать все в замкнутом пространстве.

Отношение к смыслу диалогично, ибо понимание всегда носит диалогический характер. Однако, диалогизм не следует понимать слишком узко, как спор или полемику. Это внешне наиболее очевидные формы диалогизма.

Чисто лингвистические отношения (то есть предмет лингвистики), считает М. Бахтин, - это отношения знака к знаку и знакам в пределах системы языка или текста (то есть линейные отношения между знаками).

Отношения между репликами реального диалога (беседа, научная дискуссия, политический спор и т. п. ) являются наиболее наглядным и простым видом диалогических отношений. Они не всегда совпадают с репликами реального диалога, так как диалогические отношения гораздо разнообразнее и сложнее. Частичная общность темы, точки зрения образуют смысловую конвергенцию. Так, всякий обзор по истории какого-нибудь научного вопроса производит диалогические сопоставления и таких ученых, которые ничего друг о друге не знали и знать не могли. Общность проблемы порождает здесь диалогические отношения. (там же: 304)

По мнению М. Бахтина, существование одного сознания не самодостаточно, так как "Я осознаю себя для другого, через другого и с помощью другого" (там же: 311). Само бытие человека, считает М. Бахтин, есть глубочайшее общение. Быть - значит общаться, ибо у человека нет внутренней суверенной территории: смотря внутрь себя, он смотрит в глаза другому или глазами другого. (там же: 312)

Человеческая жизнь воплощена в диалоге и единственно адекватной формой словесного выражения, по глубочайшему убеждению М. Бахтина, является незавершимый диалог. Жить - значит участвовать в диалоге: вопрошать, внимать, ответствовать, соглашаться и т. п. . В этом диалоге человек участвует весь и всю жизнь, вкладывает всего себя в слово, и это слово входит в диалогическую ткань человеческой жизни. (там же: 318)

Нарушение принципа реального существования человека в форме "Я" и "другого" может привести к юмористическому эффекту как в объявлении, помещенном в одной из витрин фотостудии в Манчестере:

Portraits as we see you - ( 6;

Portraits as you see yourself - ( 25 (Pope).

"Когда в коммуникацию вступают двое людей, то выражаясь фигурально," пишет остроумно Н. Комлев, - "присутствуют как бы шесть человек - каждый, как он сам себя видит, каждый, как его видит этот другой, и каждый , каким он является в действительности." (Комлев 1992: 202)

Специфический характер диалогичности, по мнению М. Бахтина, носят литературные произведения, которые, с одной стороны, нельзя изучать в отрыве от всей культуры эпохи, а с другой замыкать литературное произведение в одной эпохе его создания. "Мы обычно стремимся объяснить писателя и его произведения именно из его современности... Мы боимся отойти во времени далеко от изучаемого явления. Между тем произведение уходит своими корнями в далекое прошлое. Великие произведения литературы подготавливаются веками, в эпоху же их создания снимаются только зрелые плоды длительного и сложного процесса созревания. Пытаясь понять и объяснить произведение только из условий его эпохи, только из условий ближайшего времени , мы никогда не проникнем в его смысловые глубины. Замыкание в эпохе не позволяет понять и будущей жизни произведения в последующих веках, эта жизнь представляется каким-то парадоксом. Произведения разбивают грани своего времени, живут в веках, то есть в большом времени, притом часто (а великие произведения всегда) более интенсивной и полной жизнью, чем в своей современности... Но произведение не может жить в будущих веках, если оно не вобрало в себя как-то и прошлых веков. Если бы оно родилось все сплошь сегодня... , не продолжало бы прошлого и не было бы с ним существенно связано, оно не могло бы жить и в будущем. Все, что принадлежит только к настоящему, умирает вместе с ним. (там же: 331-2)

Жизнь великих произведений в процессе своей посмертной жизни обогащаются новыми смыслами. Мы можем сказать, что ни сам Шекспир, ни его современники не знали того "великого Шекспира", какого мы теперь знаем.

"...Смысловые явления могут существовать в скрытом виде, потенциально и раскрываться только в благоприятных для этого раскрытия смысловых культурных контекстах последующих эпох. Смысловые сокровища, вложенные Шекспиром в его произведения, создавались и собирались веками и даже тысячелетиями... . Шекспир использовал и заключил в свои произведения огромные сокровища потенциальных смыслов, которые в его эпоху не могли быть раскрыты и осознаны в своей полноте. Сам автор и его современники , видят, осознают и оценивают прежде всего то, что ближе к их сегодняшнему дню..." (там же: 332)

М. Бахтин подчеркивает, что не может быть изолированного высказывания. Оно всегда предполагает предшествующие ему и следующие за ним высказывания. Ни одно высказывание не может быть ни первым, ни последним. Оно только звено в цепи, вне этой цепи не может быть изучено. Высказывание как целое входит в совершенно новую сферу речевого общения, которая не поддается описанию и определению в терминах лингвистики и - шире - семиотики.

Метаязык, продолжает М. Бахтин, не просто код - он всегда диалогически относится к тому языку, который он описывает и анализирует. Ни одно научное направление не тотально, и ни одно направление не сохранялось в своей первоначальной и неизменной форме. Не было ни одной эпохи в науке, когда существовало только одно единственное направление. Слияние всех направлений в одно-единственное было бы смертельно для науки. (там же: 340)

Смысл всегда отвечает на какие-либо вопросы. То, что ни на что не отвечает, представляется М. Бахтину бессмысленным, изъятым из диалога. (там же: 350) Другими словами, все то, что выпадает из диалога, лишено смысла.

Смысл потенциально бесконечен, но актуализоваться он может, лишь соприкоснувшись с другим смыслом, чтобы раскрыть новые моменты своей бесконечности. Актуальный смысл принадлежит не одному, а только двум встретившимся и соприкоснувшимся смыслам. Не может быть "смысла в себе" он существует только для другого смысла, то есть существует только вместе с ним. Не может быть единого (одного) смысла. Поэтому не может быть ни первого, ни последнего смысла, он всегда между смыслами, звено в смысловой цепи, которая только одна может быть реальной. (там же: 350)

При понимании тексты, соотнесенные с другими текстами, приводят к переосмыслению в другом контексте. М. Бахтин приводит этапы диалогического движения понимания: исходная точка - данный текст, движение назад - прошлые контексты, движение вперед - предвосхищение (и начало) будущего контекста (там же: 364).

Текст живет, только соприкасаясь с другим текстом, приобщая данный текст к диалогу. (там же: 364)

И, наконец, приведем высказывание, передающее глубочайший смысл: "Нет ни первого, ни последнего слова и нет границ диалогическому контексту (он уходит в безграничное прошлое и безграничное будущее). Даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков, смыслы никогда не могут быть стабильными (раз и навсегда завершенными, конченными) - они всегда будут меняться (обновляясь) в процессе последующего, будущего развития диалога". (там же: 373)

Известно, что научное творчество всегда связано с изменением смысла. Этот процесс удобно проследить с помощью "преднамеренного", в смысле М. Бахтина, научного диалога, который представлен как метаязык английских исследований в области грамматики в монографии Н. Гвишиани (Гвишиани 1986: 175-193).

Важная роль в становлении современных взглядов по теоретической грамматике английского языка принадлежит Г. Суиту (Sweet: 1892). Г. Суит реально соотносит грамматическую систему языка с планом речи, с конкретными речеупотреблениями, зафиксированными в речи образованных носителей языка: "If an ungrammatical expression such as 'it is me' is in general use among educated people, I accept it as such, simply adding that it is avoided in the literary language". (Sweet 1892: 11)

Следует отметить , что Суит ввел в научный обиход такой важнейший термин 'common case'. До него авторы грамматик использовали термин 'nominative case', который противопоставлялся термину 'objective case'. Согласно Суиту, "English has only one inflected case, the genitive, ... the uninflectional base constituting the common case... , which is equivalent to the nominative, vocative, accusative and dative of such a language as Latin." (Sweet 1892: 50-2)

О. Есперсен, также как и Суит, при определении частей речи считает необходимым принимать во внимание все три категории - значение , форму и функцию языковых единиц: "In my opinion, everything should be kept in view, form, function and meaning..." (Jespersen 1924: 59-60)

Такой подход к проблеме частей речи принципиально отличается от трактовки этого понятия в грамматиках структуралистского направления. Например, Ч. Фриз определяет часть речи как функциональную модель: "A part of speech in English... is a functioning pattern. (Fries 1956: 69)

В области частей речи рассматривается понятие "conversion". Интересно привести следующее высказывание американского лингвиста А. Кеннеди: "... Words shift from one part of speech to another by the process of conversion... (Kennedy 1935: 8)

Термин "conversion" был впервые употреблен Суитом в его "New English Grammar" еще в 1892 году. Согласно А. Кеннеди, в дальнейшем представление о "подвижном" характере частей речи в современном английском языке, их гибкости получило всеобщее признание: "Since that time (1892) there has been a more general recognition of the shifting character of the Modern English parts of speech and of the almost puzzling flexibility that this one characteristic of current English gives to the language. (там же: 8)

Суит также дает определение предложения: "A sentence is a word or group of words capable of expressing a complete thought or meaning. (Sweet 1892: 155)

Авторы современной грамматики английского языка Р. Кверк и др. уже не ограничиваются понятием предложения, и дают определение текста: "a text unlike a sentence - is not a grammatical unit but rather a semantic and even a pragmatic one... A text is a stretch of language which seems appropriately coherent in actual use". (Quirk 1987: 1423)

Как видно из краткого диалогического обзора английских грамматик, прогресс в научных исследованиях ведет к изменению смысла и введению новой терминологии и определений: "common case", "functioning pattern", "conversion", "sentence" "text".

Таким образом, с позиций бахтинского диалога иначе представляется коммуникативная модель общения, которая принимает трехвекторный характер и принципиально отличается от других представленных моделей общения.

Лингвистика, воспринимающая текст в замкнутом пространстве, не соотнесенном с другими текстами, способствует выделению у текста свойств обособленности, создает искусственную изоляцию текстов, находящихся в одном смысловом поле. Текст действительно может создавать иллюзию "одиночества".

Диалогически ориентированный текст, в отличие от "текста-одиночки", живет, соприкасаясь с другим текстом. По мысли Бахтина, ни один текст нельзя отнести на "счет" одного коммуниканта, ибо если текст не связан с прошлым и живет только в настоящем, то он не имеет будущего. В результате сцепления предшествующего, готового и реагирующего текстов образуется эффект диалогики текста, эффект интегральной смысловой конвергенции.

Предсказывая неоднозначность восприятия своих идей, М. Бахтин писал в 1929 году: "Сочетание неслиянных голосов является самоцелью и последней данностью. Всякая попытка представить этот мир как завершенный в обычном монологическом смысле этого слова, как подчиненный одной идее и одному голосу, неизбежно должна потерпеть поражение" (Бахтин 1929: 242-3). Действительно, полифония многообразных точек зрения с неизбежностью входит в бесконечный научный диалог, так как единственно правильной теоретической интерпретации быть не может. То, или иное сложное теоретическое явление не может быть ограничено одним взглядом. Наличие нескольких интерпретаций, находящихся в отношении диалогической дополнительности, повышают теоретическую силу науки.

Коммуникативная модель М. Бахтина образует новую филологическую парадигму и филологию необходимо рассматривать не только, и не столько как совокупность высказываний, а как совокупность диалогически ориентированных высказываний. (Зотов 1998: 28-9)

2. 3. Нададресатный (Superaddressee) диалогический принцип Бахтина.

Процесс универсально-диалогической коммуникации, носящий триадный (трехвекторный) характер, кроме адресата и адресанта предполагает высшего нададресата, обладающего, на наш взгляд, "аксиомой" объективности. Идеально верное понимание нададресата принимает разные конкретные выражения: "Бог, абсолютная истина, суд беспристрастной человеческой совести, народ, суд истории, наука". (Бахтин 1979: 305-6)

Поэтому "невидимое присутствие" так называемого третьего нельзя понимать в арифметическом смысле.

Рассмотрим конкретные функции нададресата (НД).

1. Одной из функций НД является декодирование источника аллюзий, который кодируется писателем в художественном произведении. Аллюзии входят в филологический вертикальный контекст (Ахманова и др. 1977: 49). Например:

1)Rapine, avarice, expense, // This is idolatry// And these we adore;// Plain living and high thinking are no more (Wordsworth); 2) Why, you've got the figure of a boy of twenty. I don't know how you do it. Plain living and high thinking... (Maugham).

НД (исследователь) обеспечивает декодировку из произведения У. Вортсворта. Нравственная сентенция из поэтической коммуникации транспонируется (в редуцированной форме) в сферу непринужденной разговорной речи, то есть имеет место метасемиотическая конверсия двух коммуникативных сегментов из различных источников (Прохорова 1989: 2).

НД может выявить первоначальный источник, который использовал писатель для названия своей книги:

Now is the winter of our discontent // Made glorious summer by this sun of York (Shakespeare).

Дж. Стейнбек выбрал сегмент "the winter of our discontent" в качестве названия своей книги.

2. НД может выявлять ошибки, семантические помехи, которые могут привести к коммуникативным неудачам. Например: В1984 году компания Кока-Кола провела новую рекламную кампанию, чтобы продвинуть на рынок диетический безалкогольный напиток "Tab". Тема кампании была обозначена как "Let's taste new Tab". Радио и телевизионная реклама была тщательно подготовлена. Однако, вскоре возникла проблема, так как радиоролики вызывали помехи, потому что они сопровождались исполнением песни людьми на фоне музыки. Слушатели, которые воспринимали коммерческую рекламу, подумали, что исполнители говорят "Less taste, new Tab" (Меньше вкуса, у нового Тэба). Они не могли видеть правописание данного сообщения. Будучи в растерянности, компания Кока-Кола убрала с радио рекламу, при этом потерпев значительные финансовые убытки. (Dominick 1990: 4)

В качестве НД здесь выступали потенциальные покупатели. Рекламный ролик был риторически далек от совершенства и потерпел коммуникативную неудачу.

3. Специфическую роль НД может выполнять редактор при смысловом анализе и обработке текста. Выделяемая фигура медиатора (посредника), расположенного между коммуникатором и адресатом, обладает возможностью сознательного преобразования сообщения. Редактирование превращает фиксированный текст в границу, профессионально разделяющую человека, создающего текст (автора), и человека, оценивающего и преобразующего текст (издателя, редактора). Между автором и адресатом возникает издательская микросреда, роль которой отчетливо ассоциируется с позицией медиатора. (Свинцов 1979: 75)

Деятельность редактора, с точки зрения смысловой и редакторской правки, можно проследить на материале текста "The declaration of Independence". В 1995 году в США были опубликованы новые данные об окончательном варианте этого знаменитого документа журналистом В. Тейлем в газете "Boston Herald" (July 4 1995) под заголовком "Jefferson never declared writer's independence".

В. Тейлем пишет, что несмотря на свой ошеломляющий успех, Т. Джефферсон перед своей смертью выражал недовольство по поводу изменений и вычеркиваний в его черновом варианте "Декларации Независимости", сделанные Б. Франклином и другими членами Конгресса. "Как любой автор, " - пишет в этой же газете американский историк Дж. Эллис, - "он был привержен своей оригинальной версии, но версия, которую мы знаем, является улучшенным вариантом. В целом было сделано 86 субстантивных и стилистических изменений, которые указывают на то, что "Декларация" была работой не одного человека".

Джефферсон считал священной и неоспоримой истину, что все люди созданы равными. Франклин преобразовал эту фразу: "мы считаем самоочевидной истину, что все люди созданы равными". Приведем английские эквиваленты.

T. Jefferson: "We hold these truths to be sacred and undeniable that all men are created equal".

B. Franklin: "We hold these truths to be self-evident that all men are created equal".

В окончательный вариант вошло выражение Б. Франклина "to be self-evident", вместо варианта "to be sacred and undeniable".

Как видно из вышеизложенного, роль редактора способствовала стилистическому и смысловому улучшению текста "Декларации Независимости". Между редактором и текстом создаются активно-творческие нададресатные диалогические отношения преобразования.

4. В роли НД может выступать временной параметр в комбинаторике с риторической отделкой текста. Приведем определение демократии тремя американскими государственными деятелями:

Th. Parker: "...government of all the people, by all the people, for all the people"; D. Webster: "...the people's government made for the people, made by the people and answerable to the people". A. Lincoln: "...government of the people, by the people, for the people".

Все три определения выражают одну и ту же мысль, но определение демократии, данное А. Линкольном, стало бессмертным и выдержало испытание временем. Этот эффект достигается за счет риторической нюансировки: элиминацией "all", триадным повтором "people" и семантической интенсификацией предлогов "of", "by", "for".

5. Функцию НД может выполнять сам автор данного исследования и давать научную оценку различным точкам зрения. Например:

...very few professional theorists of language are at home with language. I noticed this phenomenon when I heard Noam Chomsky lecture. He found it difficult to express himself in words. Perhaps he knew too much about them to want to put them to work. (Vidal)

Г. Видал считает, что вербальная эрудиция Н. Хомского мешает ему эффективно использовать слова в своих лекциях. Парадоксальный аргумент Г. Видала обусловлен тем, что, как писатель , он исходит из эстетики словесного творчества. Но он забывает тот факт, что лекции Хомского характеризуются спонтанным творчеством и поэтому, по нашему мнению, он не совсем в ладах с языком.

Приведем различные точки зрения на "предложение" и "текст":

(1)The well-known limitation of linguistic inquiry to 'the sentence' was no arbitrary decision of Bloomfield and Chomsky and their followers, but a crucial compromise for meditating the opposition between the language and its uses... The sentence... seemed ideal for such meditation: ... a formal pattern whose obligatory or optional constituents might be stated for the whole language system... It seems inappropriate to put 'text linguistics' into a neat pigeonhole within conventional linguistic schemes. (Beaugrande)

(2)Zellig Harris, summarising the position of the American structuralist school, argues that the concentration on the sentence is a matter of convenience. The tools applicable to the analysis of sentences could be used on larger units. The sentence was the object of study because it was not necessary to look at anything larger.(Shopen et all (eds.))

(3)It might also be argued that the treatment of language in terms of sentence has been quite successful in revealing how language works, that within the sentence we can establish rules and constraints concerning what is and is not allowed, whereas beyond the sentence, such rules seem either to disintegrate or turn into rules of a different kind - social rules, which are not within the area of linguistic study at all.(Cooh)

Нададресатный анализ трех точек зрения показывает, что лингвисты иронизируют по поводу понятия "предложение" и критикуют различные лингвистические школы за то, что "предложение" претендует на описание языковой системы в пределах конвенциональных схем; текст у них выпадает из объекта лингвистического исследования и выведенные правила не действуют на уровне текста, хотя они претендуют на то, что существует изоморфное соответствие между предложением и текстом, то есть свойства текста можно описать с помощью предложения, что является глубоко ошибочным.

6. В роли НД могут выступать избиратели в избирательных кампаниях. В этом смысле большой интерес представляют телевизионные дебаты Д. Ромни и Сенатора Э. Кеннеди, которые подробным образом освещались в газете "Boston Sunday Globe" за 28 октября 1994 года. Два кандидата от штата Массачусетс, претендовавшие на пост сенатора, красноречиво соревновались в умении воздействовать на публику. Попытаемся выяснить , какими риторическими приемами пользовались оппоненты для большей убедительности своих ответов и умелого воздействия на электорат в свою пользу.

Прежде всего, дебаты были насыщены различного рода обращениями и апелляциями претендентов к многоплановым интересам и потребностям людей: моральным устоям, высоким чувствам, разуму, нуждам и т. д. Особенно преуспел в установлении доверительного контакта с аудиторией Эдвард Кеннеди со своим 32-летним стажем мастера слова в Сенате. Апеллируя к высшим ценностям человеческого существования в стремлении добиться расположения многих избирателей, он умело оперировал реальными результатами своей деятельности:

Percentage of children living in poverty has decreased; I've provided real cuts in spendings; Thousands of people found job in Massachusetts; We have formed a framework for improving family programs; I'm doing things like "Meals on Wheels"; There's progress. It's a very important change we've made.

Самыми яркими явились следующие высказывания Э. Кеннеди с оттенком пафоса:

I'm bothered about pain of people in Massachusetts; We are not in public service to take money; I'm ready to fight for programs; I pledge to be the best Senator of the United States; I believe you see that Massachusetts is on its move up. I want to represent you. I need you, I need your vote.

Разительный контраст по сравнению с красноречивой и убедительной логикой Э. Кеннеди представляло выступление Д. Ромни, не опытного еще политика, не приобретшего славы умелого и дипломатичного оратора. Д. Ромни старался завоевать расположение аудитории, выставляя в негативном свете своего оппонента:

... 32 years of experience under Kennedy; Police support me because I'm tough on crime and Senator Kennedy is not.

В то же время крайне удачным и выигрышным с точки зрения риторического подхода явилось умение Д. Ромни придать своим обещаниям и прогнозам пафосный колорит:

I'm going to Washington because I'm concerned about the country; I'm concerned about children; I'm intended to make changes.

В дебатах Ромни и Кеннеди, претендовавших на пост в Сенате США, можно выделить следующие доминанты их презентационных стилей: сенатор Кеннеди уверенность в себе, непреклонность в отстаивании своих политических позиций; Мистер Ромни - агрессивность по отношению к оппоненту, острое желание перемен в жизни.

Граждане штата Массачусеттса предпочли уверенность и непреклонность и большинство избирателей проголосовало за Э. Кеннеди.

Таким образом, нададресат носит многоликий характер и может выполнять разнообразные функции.

2. 4. Диалогические идеи Бахтина в американской филологической науке.

М. Бахтин в настоящее время занимает особое место в американской филологической науке, ибо его идеи оказались большой притягательной силой для филологов США.

В американской филологической науке под влиянием идей М. Бахтина формируется новое направление, обозначенное как диалогический принцип, который требует принципиально нового взгляда на гуманитарную культуру , ее непрерывность и незавершенность в "большом времени" (great time). Происходит переход от монолога к диалогу. Наиболее интенсивный научный диалог с М. Бахтиным гуманитарная мысль США начала в 80-е и 90-е годы, когда появилось большое количество научных работ, посвященных М. Бахтину. еще раньше, в 60-е годы была издана работа М. Бахтина о Рабле, выпущенная издательством Массачусетского технологического института. (Осовский 1992: 126-45)

Глубокое осмысление идей М. Бахтина начался с приходом нового поколения американских филологов, а именно, с выходом в свет книги избранных статей Бахтина "The Dialogic Imagination", опубликованной в 1981 году двумя крупнейшими в США специалистами по творческому наследию Бахтина М. Холквистом и К. Эмерсон. Сборник включает методологически значимые работы по теории диалога. (Holquist et al 1981)

Написанное М. Холквистом предисловие к упомянутому сборнику обусловило новое отношение к ученому в США, которое в последующие годы постепенно превратилось в своеобразный культ Бахтина в американской гуманитарной мысли (Осовский 1992: 131). Свидетельством тому стала международная конференция по Бахтину в 1983 году, а также ряд статей М. Холквиста. (Holquist 1985: 220-34)

На страницах одного из наиболее авторитетных научных журналов США "National Inquiry" в 1983 году началась дискуссия. Г. Морсон стал создателем "Форума по Бахтину" ("Forum on Mikhail Bakhtin") (Morson (ed. ) 1983: 225-319). Прошедшее в 1985 году критическое обсуждение итогов "Форума" составили цикл работ о Бахтине, позднее изданный отдельной книгой "Bakhtin: dialogues and essays on his work" (Chicago 1986). Она включает вступительное слово Г. Морсона "Диалог о Бахтине", вопрос о транслингвистике (металингвистике по терминологии Бахтина), написанной М. Холквистом.

В США фактически с 1984 по 1986 год прошла дискуссия о роли и месте Бахтина в современном гуманитарном сознании, степени верности толкования его идей.

Как писал П. Энгус в статье "Russian intellectual Mikhail Bakhtin exerts influence on a variety of disciplines" (Angus 1986: 4), его книги становятся универсальной методологией, позволяющей приступить к изучению новых аспектов гуманитарных наук, по иному оценивать уже известное. Анализируя воздействие идей ученого на всю совокупность гуманитарных дисциплин, П. Энгус специально останавливается на понятии "диалога" как важнейшего звена бахтинской концепции. Общая "незавершенность" ("open-endedness"), его ориентация на "другого" ("other"), ведет к широкой трактовке этой принципиальной категории, включающей не только уровень частной беседы, но и взаимодействие мировых культур. (Осовский 1992: 136)

По свидетельству Дж. Верча, многие лингвисты пришли к выводу, что языковые структуры не могут анализироваться в отрыве от того, как и при каких обстоятельствах они используются. (Wertsch 1985: 226)

Один из наиболее известных специалистов, развивающий заложенные в работах Бахтина идеи, Д. Бялостоски отмечает сложную взаимосвязь между риторикой Аристотеля и эстетикой словесного творчества Бахтина, вводя в качестве определяющего последнюю термин "диалогика": "Диалогика, как я ее себе представляю, не имеет изначальной ... защиты против могучих голосов, как бы ни были, казалось, далеки их проблемы и различные темы". (Bialostosky 1986: 791)

Полемизируя с отдельными концепциями диалога, Д. Бялостоски говорит о непоследовательности и противоречивости выдвинутых в них положений. "Диалогическая теория Тодорова и провозглашенные им намерения сводят все множество голосов окружающих к жесткой последовательности авторизованных интерпретаций, за которой следует авторизованный диалог об истинности авторских идей" (ibid. : 793). Существенно отметить, что теория "диалогики", выдвинутая автором сравнительно недавно, уже нашла практическое воплощение в ряде исследований (Murray 1987: 115-34).

В сборнике "Переосмысливая Бахтина: перспективы и сомнения" (составители Г. Морсон и К. Эмерсон) обосновывается теория "прозаики" как бахтинского учения о гуманитарном мышлении, включающего в себя разноплановые явления - от прозы повседневной жизни до теории художественной прозы. (Emerson 1988: 503-25; Morson 1988: 515-28; Morson et al 1989)

Итак, можно с определенностью сказать, что подъем, начавшийся в американской бахтинистике на рубеже 70-80 годов, неуклонно продолжается, и в американской филологической науке постоянно появляется много исследовательских работ, связанных с идеями Бахтина, некоторые из которых будут рассмотрены в следующем разделе.

2. 5. Теория диалога Бахтина в интерпретации американских филологов и ее значение для американской филологической науки.

С этой точки зрения рассмотрим три монографии в определенной временной последовательности (в необходимых случаях текст дается в оригинале).

K. Clark, M. Holquist. Mikhail Bakhtin. Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts and London, England, 1984.

К. Кларк и М. Холквист считают, что отличительной чертой Бахтина, как выдающегося мыслителя ХХ века, является то, что он никогда не переставал давать дифференцирующие ответы на ту же самую совокупность вопросов (63).

"A distinctive feature of Bakhtin's career as a thinker is that he never ceased pursuing differing answers to the same set of questions".

Ключевая черта бахтинской мысли, по мнению авторов, состоит в попытке понять комплексные факторы, делающие диалог возможным. Диалог понимается не как простой разговор двух людей, а представляется как экстенсивная совокупность условий, которые непосредственно моделируются в любом актуальном обмене смыслами между собеседниками, но не исчерпываются таким обменом. В окончательном варианте , диалог означает коммуникацию между одновременными различиями (9).

"Dialogue is more comprehensively conceived as the extensive set of conditions that are immediately modelled in actual exchange between two persons but are not exhausted in such an exchange of two persons. Ultimately dialogue means communication between simultaneous differences".

Бахтинское 'self/other' воспринимается интегрально. Одно 'self' никогда не является целым, так как оно может существовать только диалогически, ибо чтобы определить себя, необходим авторитет других. Самонедостаточность 'self' означает: быть значит быть для другого, и посредством другого для себя (65).

Бахтин, подчеркивают авторы, различает художественную коммуникацию (эстетика словесного творчества) и коммуникацию в повседневной жизни, но нет статических единиц, свойственных только литературе или повседневной речи; существуют лишь различные функции тех же самых слов и приемов в упомянутых сферах (202)

"Bakhtin refers to the non-self sufficiency of the self. To be means to be for another , and through the other for oneself".

"Bakhtin distinguishes artistic communication from the sort of communication that reigns in everyday life... . He assumes that there are no static items peculiar either to literature or to everyday life. There are only different functions of the same words and devices in both spheres".

Отличительной чертой повседневного дискурса является не лексикон или синтаксическая модель, а относительная зависимость от непосредственного контекста. С точки зрения смысла, утверждения в повседневной жизни зависят от двух факторов. Один фактор - это формальные признаки самого высказывания, которое может быть названо текстом утверждения. Но вербализации самого высказывания недостаточно. Оценочные утверждения "that's true", или "that's a lie", будь они этическими, когнитивными или политическими, включают в себя больше, чем строго вербальные факторы. Необходим экстравербальный контекст, который включает три момента: 1) общие пространственные границы собеседников; 2) общее знание и понимание ситуации; 3) общая оценка этой ситуации (202-3).

"The distinguishing of everyday discourse is not its vocabulary or syntactic pattern, but its relative dependence on immediate context. Statements in everyday life depend for their meaning on two factors. One factor is the formal features of the utterance itself, which might be called the text of the statement. But this is never enough. In addition, such statements depend on the context, the situation in which they are uttered, not merely the verbalization of the utterance itself. Evaluative statements such as "that's true" or "that's a lie", be they ethical, cognitive, or political, take in a good deal more than what is enclosed within the strictly verbal ... factors of the utterance... . This extraverbal context of the utterance is comprised of three factors: 1. the common spatial purview of the interlocutors; 2. the interlocutors' common knowledge and understanding of the situation; 3. the common evaluation of that situation".

Бахтинская точка зрения на язык, по мнению авторов, от двух современных концепций языка. Первая точка зрения, названная "персоналистской" и ассоциируемая с В. Вундтом и К. Фосслером, утверждает, что "я обладаю значением". Она диаметрально противоположна другой точке зрения, обозначенной как "деконструкционистская", которая утверждает, что "никто не обладает значением". Бахтин же выдвигает свою точку зрения, утверждая, что "мы" обладаем значением" (11).

"Bakhtin's view of language differs from two other current conceptions of language. The first view, called "Personalist" and associated with W. Wundt, K. Vossler, holds that "I own meaning". It is at the opposite pole from another current view of language, called "deconstructionist", which holds that "No one owns meaning". Bakhtin holds the contrary view that "We own meaning".

Диалогический обмен между постоянно неустойчивой действительностью и статичными знаками, моделирующими такую реальность, был описан С. Карцевским в 1929 году (Звегинцев 1965: 85-90). Лишь благодаря асимметричному дуализму структуры знака может развиваться лингвистическая система. "Адекватная" позиция знака постоянно "смещается" посредством адаптации к острым необходимостям конкретной ситуации .

Авторы полагают, что Бахтин идет дальше в своем убеждении, что слово это двусторонний акт. Оно определяется в равной степени как тем, кому оно принадлежит, и тем, кому оно предназначено. Слово является общей территорией как для адресанта, так и для адресата(14-5).

"... The dialogic exchange between a constantly fluctuating reality and the static signs used to model such a reality was described by Kartsevsky... it is thanks to the asymmetric dualism of the structure of the sign that a linguistic system can evolve: the ' adequate' position of the sign is continuously displaced through its adaptation to the exigencies of the concrete situation... the word is a two-sided act. It is determined equally by whose word it is and for whom it is meant... A word is territory shared by both addresser and addressee... ".

Вслед за Бахтиным авторы утверждают, что любое высказывание это звено в сложной цепи коммуникации. С точки зрения говорящего, его слова не только "всегда уже там", но их "до этого никогда нет", потому что эти слова должны быть произнесены в контекстах, которые являются совершенно уникальными и новыми для говорящего. Например, мы знаем не только то, что обозначает "радость", но также и смысл выражения "Любая радость сейчас является горькой для меня" (217).

"Any utterance is a link in a complex chain of communication... From the point of view of the speaker, his words are not only 'always already there' ; they are also 'never ever before' because those words must be spoken in contexts that are utterly unique and novel to the speaker. For instance, we know not only what 'joy' signifies but also the meaning of locutions such 'Any joy is now bitterness to me'.

Текст живет, полагают авторы, лишь выходя за свои пределы с живым импульсом по отношению к другому объекту; и если мы изолируем себя от этого импульса полностью, то останется лишь "обнаженный труп" слова (58).

"... discourse lives, as it were, beyond itself, in a living impulse toward the object; if we detach ourselves completely from the impulse all we have left is the naked corpse of the word".

Для Бахтина, пишут авторы, существует принципиальная разница между "кодом" и "контекстом". Контекст, в отличие от кода, потенциально незавершен и код не имеет когнитивной и творческой значимости (57),

"For Bakhtin , there is a crucial difference between 'code' and 'context'. A context is potentially unfinalized; a 'code' must be finalized. A code is only a technical means of transmitting information; it does have cognitive, creative significance.

Авторы подчеркивают бахтинскую идею о том, что каждый раз когда мы говорим, мы отвечаем на то, о чем уже говорили до этого, и занимаем определенную позицию по отношению к предшествующим высказываниям, которые могут быть враждебными, сочувствующими, авторитарными или лояльными, социально близкими или дистантными. И все это формирует содержание и стиль ответного высказывания. Если ответ не вызывает новый вопрос, то он выпадает из диалога (56).

Это фундаментальное свойство бахтинского диалога тонко уловили авторы монографии и приводят пример Бахтина, который приглашает рассмотреть два предложения: 'Life is good' и 'Life is not good'. Между двумя предложениями существует логическое отношение отрицания. Но между ними нет и быть не может диалогических отношений. Они никоим образом не взаимодействуют друг с другом. В качестве контраста представим двух коммуникантов с двумя высказываниями. Второй отвечает на первое высказывание: A: Life is good. B: Life is good. С точки зрения лингвистики мы наблюдаем повтор того же самого предложения. С точки зрения логики мы наблюдаем специфическое логическое отношение тождества. Но с точки зрения металингвистики мы имеем совершенно различные вещи, а именно, диалогическое отношение согласия. Второе лицо, из своего опыта подтверждает суждение первого , который пришел к этому в результате опыта другого. Можно, например, представить, что второе лицо имеет ввиду следующее: "Даже из перспективы моей жизни, которая, как вы знаете, была наполнена болезнью и трагедией, жизнь мне представляется хорошей, хотя, возможно, не по причине, о которой вы думаете" (56).

"Every time we speak, we respond to something spoken before, we take a stand in relation to earlier utterances about the topic. The way we sense those earlier utterances - as hostile or sympathetic, authoritative or feeble, socially and temporarily close or distant - shapes the content and style of what we say... If an answer does not give rise to a new question from itself, it falls out of dialogue... Bakhtin asks us to consider two sentences: 'Life is good' and 'Life is not good'. A specific logical relation exists between these two sentences, namely, negation. But between them there are not and cannot be any dialogic relationships; they do not argue with one another in anyway. By contrast, let us imagine two specific people speaking the following two utterances, the second person replying to the first: A: Life is good. B: Life is good. From the point of view of linguistics we have repetition of the same sentence. From the point of view of logic we have a specific logical relation, namely, identity. But from the metalinguistic point of view we have something quite different, the dialogic relation of agreement. The second person, from his own experience confirms the judgement of the first, who has arrived at it by a different experience. One might imagine, for instance, that the second person means something like: 'Even from the perspective of my life, which, as you know, has been filled with illness and tragedy, it appears to me that life is good, though perhaps not for the reasons you might give'".

В результате изучения дилогической концепции Бахтина авторами выявлено, что существование "я" в диалоге является самонедостаточным и оно должно рассматриваться в комбинации с "другим". В речи нет статических знаков, существуют лишь различные функции одного и того же слова как в художественной коммуникации, так и в повседневной речи. Слово функционирует под магическим воздействием "мы". Бахтин проводит существенную разницу между высказыванием и кодом, за которым остается лишь техническая сторона передачи информации. Изучение диалогических отношений входит, по мысли Бахтина, в новое направление - металингвистику, которую авторы называют транслингвистикой.

D. Danow. The Thought of Mikhail Bakhtin: From Word to Culture. N. -Y. , 1991.

Д. Данау выделяет фундамент бахтинской мысли - транслингвистику: "As the fundament of his project, Bakhtin proposes in his remarkable book on Dostoevsky a new scholarly discipline termed 'translinguistics', intended as the study of concrete dialogic exchange" (12).

По мнению Д. Данау, Бахтин бросил вызов традиционной лингвистике, прокламируя фундаментальное различие между предложением как единицы языка и высказыванием как основной единицы речевой коммуникации: "Arguing thus, Bakhtin challenges the entire field of linguistics to revise its basic mode of expression. In calling into question the purpose of linguistics, he proclaims a fundamental distinction between the sentence which he views as a unit of language and the utterance which he conceives as the basic unit of speech communication (13)

Бахтин воспринимает слово как драматически вовлеченное в бесконечный диспут, предоставляя потенциал для дальнейшего диалога и большего понимания. Д. Данау считает, что бахтинская ценная концепция слова требует дальнейшей разработки: "Bakhtin perceives the word as dramatically engaged in continuous dispute, affording the potential for further dialogue and greater understanding... Bakhtin's rich concept of the Word needs further elaboration (18).

Для Бахтина традиционная лингвистика имеет дело лишь со словом как лексическим элементом, имеющим объект или референт. "Взаимопроникновение" двух коммуникантов в пределах одного высказывания способствует, в конечном результате, установлению специфической траектории значения. Слово в таких случаях не может быть отнесено на счет уровня лексической единицы, так как в этом слове может быть обнаружена интенция или "голос" другого. Если в пределах одного слова или высказывания различаются два голоса, это высказывание воплощает диалогическое отношение. Слово понимается как олицетворение отношения к высказыванию другого как абсолютно необходимого элемента. Слово понимается прежде всего как диалогическая сущность, так как оно познает слово другого говорящего до момента высказывания, или в момент высказывания. Слово представляется как знак не только несущий значения или имеющий референт, но как потенциально вовлеченное в бесконечный диалог. Эта концепция диалогического слова применима ко всем сферам коммуникации: "Traditional linguistics, for Bakhtin, is narrowly concerned with the word as a static lexical item... the two 'interpenetrating' the single utterance, establishing as a result, the specific locus of meaning. The word in such cases cannot be relegated to the level of lexical item, since another's 'voice' (or intention) can be detected in the word. If, within a single word or utterance there are distinguished two voices, that utterance is understood to embody a dialogic relationship... That is, it is understood to incorporate a relationship to someone else's utterance as an indispensable element ... The word, first of all, is understood as being dialogical, since it takes cognizance of another speaker's word perhaps even prior to or at the very moment of utterance. It is conceived as a sign not only bearing meaning or having a referent, but as being potentially engaged in continuous dialogue. This concept of the dialogic word applies to all spheres of communication (24).

Та же самая идея о диалогичности слова и его диалогическом взаимодействии, пишет Данау, кратко сформулирована в изысканиях американского семиотика Ч. Пирса, который утверждал, что мышление всегда происходит в форме диалога и все мышление по форме диалогично (All thinking is dialogic in form). Бахтин непременно согласился бы с этим выводом, однако он подчеркивает, что диалогические отношения лежат в области дискурса, ибо дискурс по своей природе диалогичен. Соответственно, диалог представляется Бахтину имманентным свойством языка, базой всей человеческой коммуникации и эта точка зрения, сформулированная в однозначной манере, утверждает, что вербальное взаимодействие - основная реальность языка и диалог - самая естественная форма языка: "A special emphasis emerges, however, when Bakhtin proclaims that dialogic relations lie in the realm of discourse, for discourse is by its very nature dialogic. Accordingly, dialogue is perceived as immanent to language as the basis of all human communication. Formulated repeatedly in an unequivocal manner, that view asserts that verbal interaction is basic reality of language and that dialogue is the most natural form of language (23).

Диаметрально противоположная позиция - вероятность монологического высказывания, манифестируется Бахтиным однозначно: слово автора воспринимается как сознательно и интенционально претендующее на кажущийся неоспоримый авторитет. В этом смысле диалог исчезает: "But as a diametrically opposed position, the possibility of monological utterance is manifested in one sense when an author's word is perceived as consciously and intentionally claiming a seemingly indisputable authority. In this sense, dialogue is precluded" (24).

Когда Бахтин, пишет Данау, объявляет что дискурс живет на границе между своим и чужим контекстом, он говорит о временной ориентации слова, так как каждый контекст с необходимостью является последующим контекстом. Когда Бахтин говорит, что неодинаковое мнение лежит на границе между "сам" и "другой", он объявляет пространственную ориентацию с точки зрения пользователей, при этом пространственный план рассматривается как имплицирующий определенное коммуникативное пространство: "When Bakhtin declares discourse lives, as it were, on the boundary between its own context and another, alien context, he is affirming the word's temporal orientation, since each context is necessarily a successive context... When Bakhtin states as a living... concrete thing, as heteroglot opinion for the individual consciousness, lies on the borderline between oneself and the other, he is declaring the word's spatiel orientation in terms of its users, whereby the spatiel plane is viewed as implying a certain communicative space" (47).

С точки зрения Бахтина, нет такого понятия как "слово как таковое", за исключением его существования в словаре, а есть живой факт - слово всегда контекстуально. Более того, слово входит в высказывание не из словаря, а из жизни, от высказывания к высказыванию. Отсутствие дифференциации между живым диалогическим словом и его безжизненным двойником представляет для Бахтина главную неудачу лингвистики: "In Bakhtin's view, there is no such thing as the word as such - except , as it exists in the dictionary; as a 'living thing', the word is always contextual. Moreover the word does not enter the utterance from a dictionary, but from life, from utterance to utterance. The lack of a distinction made between the living, dialogic word and its lifeless counterpart represents for Bakhtin the chief failure of linguistics" (49).

Динамика дискурса, подтверждаемая диалогикой Бахтина, по мнению Данау, может быть выражена с помощью следующего триадного отношения: слово произносится индивидуумом в данный момент; оно обязано своей композицией нюансами, коннотациями и значениями уже принадлежащими ему, предшествующему употреблению другими многочисленными индивидами; в то же самое время оно направлено на еще не произнесенное ответное слово других... Слово во временном аспекте проявляется как "двунаправленный знак", который обращает внимание на прошлые употребления другими, но чьи интенции в настоящем одновременно фокусируются на потенциально будущем ответе собеседника, вовлеченного в диалог. Итак, внутренне диалогизированное слово является как многоликим, так и многонаправленным, существующем при слиянии двух планов: "The dynamics of discourse affirmed by Bakhtin's dialogics may be expressed in the following triadic relation: the word is uttered by a single individual at a given moment, it owes its 'composition' - its nuances, connotations, and its meanings already adhering to it - to previous usage by numerous other individuals ; at the same time it is directed toward the as yet unuttered responsive word of still others ... The word in its temporal aspect thus appears a 'dual - directed sign' that takes cognizance of past usages by others, but whose present intentions are simultaneously focused upon the potential future response of a current interlocutor engaged in dialogue. In sum, the internally dialogized word is both multifaceted and multidirected, existing at the confluence of two planes" (41).

Д. Данау, находясь под глубоким впечатлением утверждения Бахтина о том, что "само бытие человека... есть глубочайшее общение", далее цитирует его: " To be means to communicate... To be means to be for another and through the other for oneself. A person has no internal sovereign territory, he is wholly and always on the boundary: looking inside himself, he looks into the eyes of another or with the eyes of another ... I cannot manage without another, I cannot become myself without another. I must find myself in another by finding another in myself (a mutual reflection and mutual acceptance (59).

Д. Данау еще раз подчеркивает мысль Бахтина о том, что весь диалог пронизан предшествующими и возможными будущими высказываниями других... Диалогическое слово (двуголосое) требует не только присутствия другого, но семантическая позиция другого должна быть ассимилирована в речь субъекта, чье собственное высказывание в то же самое время пытается принять во внимание интенцию другого: "All dialogue thus takes cognizance of the other's previous and possible future utterances... The dialogical word (double-voiced) requires not only the presence of another but that the other's semantic position must be assimilated into the speech of the subject, whose own utterance is at the same time attempting to take into account the other's intention... (61).

Как было отмечено, пишет Д. Данау, кто говорит, что говорит и для кого сообщение произносится, представляет триаду важных рассмотрений. Рассматриваемые через призму бахтинского мышления, эти переменные существенно меняют статическую концепцию семиотической модели человеческой коммуникации. Эта модель предназначена для схемы: отправитель, сообщение и получатель информации. Но нет указания на то, как формируется сообщение. Такой статический взгляд может быть пересмотрен в свете бахтинской диалогической перспективы, согласно которой сообщение представляется и артикулируется в последовательности того, что уже было произнесено говорящим и в отношении к его возможным будущим высказываниям, и в реакции к предшествующим высказываниям собеседника, а так же в предвосхищении будущих потенциальных ответных высказываний, которые еще не произнесены. Итак, с точки зрения совместных временных и пространственных свойств, время прошлое и время будущее как отправителя, так и получателя находятся в постоянном взаимодействии в пределах артикулированного сообщения в настоящем: "As noted, who speaks, what is said, and for whom the message is uttered represent a triad of crucial considerations. When viewed through the prism of Bakhtin's thinking, these concerns significantly alter the static conception of the semiotic model of human communication. The model provides for a sender, message, and receiver. But there no indication of how the message is formulated. Such static view may be revised in light of Bakhtin's dynamic perspective, according to which the message is conceived and articulated in consequence of what has already been uttered by the speaker, and with regard to the possible future utterances, and in reaction to the previous utterances of an interlocutor , as well as in anticipation of that speaker's potential future responses not yet said... In sum, in terms of its joint temporal and spatial features, time past and time future of both sender and receiver are in constant interaction within the articulated message of the present" (62).

Проведенный анализ позволяет Д. Данау выделить у Бахтина следующие фундаментальные свойства в его теории диалога: 1) трехвекторный (триадный) характер диалога; 2) динамическую перспективу слова; 3) высказывание как реальную единицу речевого общения; 4) новую диалогическую модель общения, в отличие от статической семиотической модели коммуникации.

3. G. Morson, C. Emerson. Creation of a Prosaics. Stanford University Press, Stanford, California, 1992.

Авторы монографии начинают с понятия единство (unity), которое, по их мысли, является не врожденным "одно - и - только одно" ("one - and - only one"), а диалогическим согласием (concordance) неслиянных голосов двух или множества коммуникантов (unmerged twos or multiples).

Далее авторы пишут, что книги о мыслителях требуют что-то похожее на единство, мысль которых им может и не обладать. Это осторожное утверждение особенно применимо к Бахтину, чей интеллект проявляет разнообразие озарений, которые не могут быть легко интегрированы, или аккуратно описаны с точки зрения одной "заезжанной" (overriding) идеи. В самом деле , в карьере, продолжительностью около 60-ти лет , он испытывал как драматические, так и постепенные изменения в своем мышлении, возвращался к прошлым озарениям, которые он в то время развивал неожиданным образом, разрабатывал новые идеи, отдаленно относящиеся к его ранним разысканиям (1).

Размышляя о своей научной работе, Бахтин относил некоторое непонимание своих идей к немонологическим свойствам своей мысли. Он говорит о единстве становящейся (развивающейся) идеи. "Отсюда", - пишет он, - "известная внутренняя незавершенность многих моих мыслей. Но я не хочу превращать недостаток в добродетель: в работах много внешней незавершенности, незавершенности не самой мысли, а ее выражения и изложения. Иногда бывает трудно отделить одну незавершенность от другой... Моя любовь к вариациям и к многообразию терминов к одному явлению" (Бахтин 1979: 360). Данный фрагмент даем в переводе авторов: "The unity of the emerging (developing) idea. Hence a certain internal open-endedness to many of my ideas. But I do not want to turn shortcomings into virtues: in these works there is much external open-endedness... Sometimes it is difficult to separate one open-endedness from another" (4).

Прямо противоположной точки зрения на творчество Бахтина придерживается Ц. Тодоров, который считает, что у Бахтина нет развития в его работах; его мышление остается фундаментально тем же самым, то есть повтором (Todorov 1984: 12): "Properly speaking , there is no development in Bakhtin's work. Bakhtin does change his focus; sometimes he alters his formulations, but, from his first to the last text, from 1922 to 1974, his thinking remains fundamentally the same... Instead of development, there is repetition" (ibid. : 12).

С точки зрения Г. Морсон и К. Эмерсон подход Тодорова ведет к значительному искажению идей Бахтина. Потому что Тодоров настаивает на глубинной структуре в бахтинской мысли, и он разочарован, когда ему не удается обнаружить ее. По ироническому замечанию Морсон и Эмерсон, когда Бахтин не подходит под его модель, то виноват в этом сам Бахтин. Во введении Тодоров обещает представить бахтинскую мысль как когерентную, упорядоченную и общую систему (ibid. : XII). Но Бахтин не интересовался "системой" в тодоровском смысле.

Авторы считают, что версии Тодорова фактически придерживаются К. Кларк и М. Холквист, которые полагают, что взятые вместе работы Бахтина представляют различные попытки написать одну и ту же книгу (Clark et al 1984: 63).

С нашей точки зрения Тодоров и его приверженцы стремятся монологизировать бахтинские развивающиеся идеи и мысли, завершить и "заморозить" их. Авторы тонко замечают, что нелегко реконструировать "лабиринт" сцеплений бахтинских идей: "Bakhtin did not make it easy for anyone to reconstruct the "labyrinth" of linkages among his own ideas" (3).

Хотя мысль Бахтина претерпела подлинное развитие и удивительное изменение, пишут авторы, можно обнаружить определенные проблемы, которые повторяются с варьирующей, но выразительной интенсивностью через всю его жизнь. Бахтин развил три глобальные концепции: прозаика (prosaics), незавершенность (unfinalizability, open-endedness) и диалог (the dynamics of the creative process) (10)

Бахтин использовал термины "незавершенность" и "диалог" постоянно, а третий термин "прозаика" (неологизм авторов) употребляется для обозначения концепции, которая пронизывает бахтинскую работу. Прозаика включает две родственные, но различные концепции. Во-первых, как противопоставление "поэтике", прозаика во втором смысле - более широкое понятие, чем теория литературы: это форма мышления, которая предполагает важность "повседневного", "ординарного", "прозаичного": Bakhtin used the terms unfinalizability and dialogue constantly; prosaics, however, is our own neologism. We have coined the term to cover a concept that permeates Bakhtin's work. Prosaics encompasses two related but distant concepts. First, as opposed to "poetics", prosaics designates a theory of literature... Prosaics in the second sense is far broader than theory of literature: it is a form of thinking that presumes the importance of the everyday, the ordinary, the prosaic" (15).

Авторы отмечают, что Бахтин выдвигает термин "незавершенность" как всецелевой носитель его убеждений, что мир не только беспорядочное, но также и открытое место. Он обозначает комплекс ценностей, центральных для его мышления: инновации, удивление, подлинно новое, открытость, потенциальность, свободу и креативность - термины, которые он также часто использует: "Bakhtin advances this term as an all-purpose carrier of his conviction that the world is not only a messy place, but is also an open place. It designates a complex of values central to his thinking: innovation, 'surprisingness', the genuinely new, openness, potentiality, freedom, and creativity - terms that he also uses frequently" (36).

Авторы приходят к выводу, что Бахтин использует термин "диалог" в таком количестве контекстов и в таких разнообразных смыслах, что он часто, кажется, лишен ясного определения. В работе авторам хотелось бы обсуждать его в самом широком смысле, как "модель мира". Диалог для Бахтина - особый тип взаимодействия. К сожалению, он часто воспринимается как синоним для взаимодействия или вербального взаимодействия в общем виде, и вследствие этого, это понятие упрощено. Бахтин употребляет термин в том смысле, что диалог не может приравниваться к аргументу, или считаться эквивалентом "композиционно выраженного диалога". Он, пишут авторы, также предупреждает нас против смешения диалога с логическим опровержением: "He uses the term "dialogue" in so many contexts and in such diverse senses that it often seems devoid of clear definition, ... at present we would like to discuss it in its broadest sense, as "a model of the world"... . Dialogue for Bakhtin is a special sort of interaction. Unfortunately, it has often been taken as a synonym for interaction or verbal interaction in general and is thereby trivialized... . As Bakhtin used the term, dialogue cannot be equated with argument nor is it equivalent to "compositionally expressed dialogue". Bakhtin also cautions us against confusing dialogue with logical contradiction" (49).

Авторы поддерживают точку зрения Бахтина о том, что ни одно единственное взаимодействие не может исчерпать потенциальную ценность будущих взаимодействий. Как диалог, так и потенциалы диалога бесконечны. Ни одно слово нельзя вернуть назад, но окончательное слово еще не сказано и никогда не будет высказано: "It is clear that no single interaction could exhaust the potential value of future exchanges. Both dialogue and the potential of dialogue are endless. No word can be taken back, but the final word has not yet been spoken and never will be spoken" (52).

Морсон и Эмерсон подчеркивают мысль Бахтина о том, что "быть значит общаться". Поэтому не совсем точно говорить о вхождении в диалог, ибо компоненты, входящие в него, не могут существовать в каком-то другом виде. Действительно, пишут авторы, конкретные диалоги могут прерываться, но сам Диалог всегда продолжается; и далее снова ссылаются на Бахтина: "быть значит быть для другого и через другого для себя": "In fact, all social... entities are processual in nature... And for people , the most important activity is dialogue. Thus, for any individual or social entity, we cannot separate existence from the ongoing process of communication. "To be means to communicate". It is therefore inaccurate to speak of entering into dialogue, as if the components that do so could exist in any other way. To be sure, particular dialogues may break off, but Dialogue itself is always going on... Bakhtin warns us ... that neither individuals, nor any other social entities are locked within their boundaries. They are extraterritorial, partially "located" outside themselves. Thus, Bakhin refers to the nonself - sufficiency "of the self". "To be means to be for another, and through the other for oneself" (50).

Ссылаясь на Бахтина, авторы четко разграничивают понятия "код", "контекст", "семиотика". Для Бахтина существует существенная разница между "кодом" и "контекстом". Контекст - потенциально незавершен; код должен быть завершен. Код лишь техническое средство передачи информации, и не обладает когнитивной и творческой значимостью... Вне контекста мы имеем "обнаженный труп" слова (naked corpse of the word). Семиотика типизированно обобщает особенности контекста. Она имеет дело главным образом с передачей готовой коммуникации, используя готовый код: "Forgetting the activity and discourse are always evaluatively charged and context specific, semiotics typically generalizes away the peculiarities of context. Semiotics deals primarily with the transmission of ready-made communication using a ready-made code. But in live speech , strictly speaking, communication is first created in the process of transmission, and there is, in essence, no code. For Bakhtin, there is a crucial difference between "code" and "context". A context is potentially unfinalized; a code must be finalized. A code is only a technical means of transmitting information: it does not have cognitive, creative significance" (58).

По мнению Бахтина, пишут авторы, наша жизнь незавершенный диалог, который имеет место в каждый момент ежедневного существования. Можно говорить о диалогической природе сознания и человеческой жизни. Простая адекватная форма для вербального выражения подлинной человеческой жизни является незавершимый диалог. Жить - значит участвовать в диалоге. Человек вкладывает всю свою жизнь в диалог, и этот диалог входит в диалогическую ткань человеческой жизни. Истина носит диалогический характер и противопоставляется "официальному монологизму" с его готовой истиной. Истина ни рождается, ни обнаруживается внутри головы одного индивида, она рождается между людьми, коллективно ищущих истину в процессе их диалогического взаимодействия: "Bakhtin envisages all of life as an ongoing , unfinalizable dialogue which takes place at every moment of daily existence... The simple adequate form for verbally expressing authentic human life is the open-ended dialogue... To live means to participate in dialogue... He invests his entire life in discourse, and this discourse enters into the dialogic fabric of human life... Truth is not born, nor is it to be found inside the head of an individual person, it is born between people collectively searching for truth in the process of their dialogic interaction" (59-60).

Морсон и Эмерсон считают, что Бахтин употребляет термин "диалог", по крайней мере, в трех смыслах и значительное недопонимание является результатом смешения этих смыслов. Согласно первому , любое высказывание является по определению диалогичным. Второй смысл диалога позволяет некоторым высказываниям быть диалогичными, а некоторым недиалогичными. Третий смысл диалога подразумевает диалог лицом-к-лицу, то есть конкретных коммуникантов (131).

Чтобы понять первый тип диалога, необходимо признать, что диалог возможен лишь среди людей, а не между абстрактными элементами языка. Не может быть диалога между предложениями... Другими словами, необходимым конституентом каждого высказывания является адресованность.., и без нее высказывание не существует и существовать не может... Диалог, следовательно, не может быть обнаружен с помощью одного взгляда на язык. Эта экстралингвистическая черта высказываний и выпадает из сферы лингвистики.

Приведем оригинал этого фрагмента: "To understand dialogue, it is necessary to recognize that dialogue is possible only among people, not among abstract elements of language. There can be no dialogue between sentences... In other words, a constituent, necessary feature of every utterance is its addressivity... without it... the utterance does not and cannot exist. Dialogue cannot be found, then, by looking at language. It is an extralinguistic feature of utterances, and so falls outside the domain of linguistics." (133).

Авторы подчеркивают мысль Бахтина о том, что ни один говорящий никогда не является первым, который начинает беседу о теме своего дискурса. Говорящий в конце концов, не является "библейским Адамом", который называет, характеризует и оценивает мир впервые. Каждый из нас встречается с миром, о котором "уже говорили", обсуждали и оценивали различным образом: "No speaker is ever the first to talk about the topic of his discourse. The speaker, after all, is not the "the biblical Adam" who names, characterizes, and evaluates the world for the first time. Each of us encounters a world that is "already-spoken-about", already ... disputed, evaluated in various ways (137).

Таким образом, авторы поддерживают все идеи Бахтина за их оригинальность и неповторимость, критикуют Тодорова за его структуралистский подход к бахтинским работам, четко дифференцируют, вслед за Бахтиным, код, контекст и семиотику, и выступают за динамичную модель диалогического общения.

Анализ трех монографий свидетельствует о том, что бахтинские работы обладают "лабиринтом" сцеплений новых развивающихся идей. Данау, Морсон и Эмерсон, в отличие от Кларк и Холквиста, не поддерживают идею Тодорова о том, что творческое наследие Бахтина представляет собой не развивающиеся во времени идеи, а повтор, приписывая Бахтину явно или неявно, монологизм, а не бесконечный диалог.

В упомянутых монографиях особую значимость приобретают следующие идеи Бахтина (Зотов 1995):

1) металингвистический характер диалогических отношений, которых нет в системе языка;

2) смысловая диалогическая конвергенция при соприкосновении текстов, находящихся в одном бесконечном смысловом поле;

3) высказывание, имеющее авторство, как реальная единица речевого общения;

4) тончайшие изменения смысла, происходящие в условиях диалогического употребления слов: не "я", а "мы" обладаем значением;

5) незавершенный характер диалога с его новой конвергентной моделью коммуникации;

6) диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство;

7) бессмысленный характер слов, выпадающих из диалога;

8) строгая дифференциация традиционной лингвистики и металингвистики, предметом которой является живая жизнь слова;

9) принципиальная разница между "монологическим", ничьим, "мертвым" словом языка и "диалогическим" словом;

10) нет ни первого, ни последнего слова, и нет конца диалогическому контексту.

Можно утверждать, что в американской филологической науке наметилось новое направление - Бахтинистика.

В третьей главе будет дан многофакторный анализ диалогики текста и способов создания диалогического эффекта в процессе коммуникации.

Глава III. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство.

3. 1. О некоторых релевантных признаках диалогики текста.

Термин "dialogics" в английском языке был введен Д. Бялостоски (Bialostosky 1986: 791-3). Этот термин встречается в работе Г. Морсон и К. Эмерсон (Morson et al 1992: 57). Бялостоски под "диалогикой" имеет ввиду "искусство дискурса в литературоведении" (dialogics as an art of discourse in literary criticism).

Д. Бялостоски, дискутируя с отдельными концепциями диалога, отмечает непоследовательность и противоречивость выдвинутых в них положений (Осовский 1992: 141). С его точки зрения, диалогическая теория Ц. Тодорова сводит все множество "голосов" окружающих к жесткой последовательности авторизованных интерпретаций, за которой следует авторизованный диалог об истинности авторских идей (Bialostosky 1986: 793). Другими словами, нарушается полифония голосов, так как один голос "заглушает" другой.

Следует отметить, что новое направление "диалогика" уже нашло практическую реализацию в ряде исследований. (Murray 1987: 115-34)

В данной работе мы расширяем и конкретизируем понятие "диалогика" и обозначаем ее как совокупность высказываний, находящихся в одном бесконечном смысловом поле, или одной сфере деятельности, которая носит трехвекторный или триадный характер: исходный текст - возвращение назад к предшествующему тексту (текстам) и предвосхищение будущих текстов (Бахтин 1978: 384). Фигурально выражаясь, происходит смысловое "рендеву" текстов. Диалогика текста принципиально отличается от диалогики Бялостоски и рассматривается в широком диапазоне: от элементарного лицом-к-лицу диалога до диалога культур. Например:

What are you doing tomorrow? - Tomorrow? Practically nothing; The preoccupation of the gourmet with good food is pcychological, // Just as the preoccupation of White Russian with Dark Eyes is balalaikalogical (Nash).

Юмористическое стихотворение О. Нэша связано с русской культурой, о чем свидетельствует неологизм "balalaikalogical" и словосочетание "dark eyes", намекая на знаменитую русскую песню "Очи черные", и "White Russian", имея ввиду белогвардейских офицеров. Еще пример:

Cool as a Russia's cucumber on a chilly morning, Borzov strode imperiously to the gold medal... , a good metre ahead of American Bob Taylor (Morning Star, 2 September 1972).

Шутливый характер описания победы В. Борзова над американцем в беге на сто метров придает вклинивание слова "Russia" в комбинации с "cucumber" (спокоен, хладнокровен как огурчик из России) и создает "эффект" диалога культур (Кунин 1976: 46).

Существует мнение, что между British English и American English имеет место взаимодействие культур (Назарова 1994: 29).

В работе "Communication between Cultures" (Samovar et all 1991: 157) противопоставление двух вариантов языка рассматривается с точки зрения таких понятий, как "understatement" и "overstatement":

... the English language ... differs as we move among various cultures in which English predominates. In Great Britain , the language is interspersed with euphemisms that enable the speaker to avoid expressing strong feelings.

В дальнейшем изложении авторы показывают принципиальную разницу между BE и AE:

Compare the following signs seen in the United States and in England. U. S: No dogs allowed. Britain: We regret that in the interest of hygiene dogs are not allowed on these premises. U. S: Video Controlled. Britain: Notice: In the interest of our regular customers these premises are now equipped with central security: close circular television. Or, U. S: Please Keep Hands Off Door. Britain: Obstructing the door causes delay and can be dangerous (ibid.).

Вот что пишет по этому поводу Ю.М. Скребнев: "It is widely known that understatement is typical of the British manner of speech in opposition to American English in which hyperbole seems to prevail (overstatement).

The following story characterizes the general opinion rather than the real state of things. An English girl and an American girl climb a steep mountain in the Alps. The English girl says: "It's all exhausting, isn't it?" The American echoes: "Why, sure, it's terrific!" (Skrebnev 1994: 114-5)

Можно привести знаменитое высказывание А. Линкольна:

You can fool all the people some of the time, and some of the people all the time, but you can not fool all the people all of the time. (Lincoln)

Поскольку это изречение является хорошо известным, то оно интенсивно взаимодействует с потенциальным адресатом, который находится в диалогическом отношении с адресантом. Воздействие на адресата осуществляется за счет риторического совершенства: "you" вовлекает потенциального адресата в диалог и устанавливает с ним непосредственный контакт. Риторическому эффекту также способствует целый комплекс стилистических приемов: повтор, структурный параллелизм, градация, выбор глагола "fool", имеющий коннотативные оттенки, а также отрицательная конструкция "can not fool".

Убеждающий эффект имеют такие вывески-объявления, которые можно встретить на дорогах США:

Hungry? Eat your foreign car!;

Can your wife afford your funeral?

В первом случае имеет место метафорический призыв покупать автомобили отечественного производства и будешь сытым. Во втором случае искусно построенный риторический вопрос призывает не превышать скорость на дорогах, ибо жена водителя не выдержит гибель своего мужа.

Эмоционально-риторические структуры могут привести не только к убеждению и воздействию, но и к действию. Вот что пишет по этому поводу Д. Горский: "Созданное художником произведение искусства... обобщается огромной массой адресатов в том смысле, что они начинают на время воспринимать изображенное в произведении как жизнь без прикрас, как подлинную реальность. Происходит экстраполяция сотворенного художником уникального и порой частично вымышленного повествования на множество реальных жизненных ситуаций, которые в сознании различных адресатов предстают сходные, но, вообще говоря, не полностью идентичные. Читатели и зрители верят художественной информации в различной степени, но вместе с тем отдают себе отчет в том, что это художественное произведение, которое не есть сама жизнь. Забвение этого под влиянием сильных эмоций иногда приводит к парадоксальным и даже трагическим последствиям. Французский теоретик искусства И. Тэн сообщает такой факт. Американский солдат, присутствовавший на спектакле "Отелло", выстрелил в Отелло, душившего Дездемону. При этом он воскликнул: "Пусть же не говорят, что на моих глазах злой негр душит белую женщину". (Горский 1985: 200)

Как было указано выше, диалогика текста (ДТ) образует сложную систему, которая является непременным условием понимания текстов, находящихся в отношении зависимости друг от друга.

По мнению Н. Жинкина, в "тексте не только содержится то, что сказано в данный момент, но и должно учитываться то, что было сказано раньше, и предполагается то, о чем следует сказать в дальнейшем. Это и есть операция УПК (универсальный предметный код), которая не применима к отдельно взятому предложению, а ведет к раскрытию текста вперед и назад до бесконечности" (Жинкин 1982: 94).

Фактически о диалогике текста говорит Г. Колшанский: "Коммуникация есть динамическая цепь общения, теоретически бесконечный процесс, и в этом смысле любая фраза в конкретной ситуации предполагает наличие предшествующих высказываний (Колшанский 1984: 76). И далее: "В таком же смысле, в каком каждый текст является результатом всех предшествующих актов коммуникации, а шире - всей речевой деятельности коммуникантов, в таком же смысле он является и звеном будущей цепи коммуникативных актов, так сказать возможных посттекстов (там же: 114).

Правила диалогического речевого поведения для адресанта и для адресата можно сравнить как две противоположные программы, которые противостоят друг другу как целое, а не по отдельным операциям. Ни одна отдельная операция в программе для адресата не отвечает какой-либо отдельной операции в программе для адресанта. Но обе программы в целом построены так, что программа адресата определяет программу адресанта. Таким образом, реализуется правило - действия адресата предопределяют действия адресанта. (Рождественский 1979: 35)

Не случайно, на выбор и аранжировку языковых средств влияет социальный статус адресата. Достаточно сравнить, например, язык и стиль "интеллектуальной" "Нью-Йорк Таймс" с характерной для нее четкой ориентацией на литературную норму и потакающую вкусам обывателей бульварную "Дейли Ньюс", установка которой на определенный социальный тип адресата находит свое выражение в более широком использовании стилистически сниженной и некодифицированной (сленговой) лексики. Ниже приводятся для сопоставления два отрывка - первый из "Нью-Йорк Таймс", второй - из "Дейли Ньюс":

(1)Although there has not been a real election here since 1873, an estimated 250.000 Washington residents will turn out tomorrow for voting practice. While the rest of the country casts electoral ballots, Capital citizens will vote unofficially on two proposals.

(2)The main problem, as we figure it, will be enforcement. Plenty of people will be trying to chip holes in the non-parking rule for their own benefit. We imagine more than one motorist will try to slip something to the nearest cop. (Швейцер).

Первый отрывок строго ориентирован на литературную норму. Во втором, выражения "to chip holes", "to slip something to the cop" (дать что-либо в лапу полицейскому) относятся к сленгу, а "figure it" входит в разговорную речь.

В отличие от элементарного диалога, можно выделить три сложных типа диалогики текста:

1. Диалогика с имплицитно представленным предшествующим текстом.

2. Диалогика с эксплицитно представленным предшествующим текстом.

3. Диалогика с потенциальным адресатом, который адекватно понимая предшествующий текст, интерпретирует его и создает свой собственный текст в чем-то аналогичный, но не тождественный по форме и содержанию чужому тексту (Мурзин 1991: 28). В результате смыслы вступают в отношение эквивалентности.

3. 2. Интертекстуальность как одно из условий диалогики текста.

Лингвистика, воспринимающая текст в замкнутом пространстве, не соотнесенном с другими текстами, препятствовала исследованиям в области диалогики текста с ее интертекстуальной коммуникацией. Очевидным стал тот факт, что попытка получить информацию из одного текста может изменить смысл текста, так как он выпадает из диалогического общения и создается его искусственная изоляция (она возможна лишь для каких-то исследовательских целей).

Неудивительно, что исследования в области интертекстуальной коммуникации, по мнению некоторых лингвистов, находятся в инфантильном состоянии (Hatim et al 1993: XI).

Интертекстуальность помогает воспринимать текст с точки зрения его зависимости от других релевантных текстов, так как мы в различной степени обладаем множеством ассоциаций, которые возникают из нашего предшествующего опыта и знаний, то есть нельзя не учитывать тезаурусно-концептуальную систему знаний коммуникантов, обладающих разными мнениями и знаниями об окружающей действительности.

Авторы упомянутой работы утверждают, что Дж. Кристева была первой, которая использовала концепцию существования предшествующих дискурсов (текстов) как предусловие для акта обозначения того или иного фрагмента, почти независимо от семантического содержания данного текста (ibid. : 121).

Работа Дж. Кристевой была опубликована в 1969 году (Kristeva 1969: 146), а упомянутая идея в принципиально новом толковании была выдвинута М. Бахтиным в своих заметках в 1959-61 гг. Но, к сожалению, они были впервые опубликованы под заглавием "Проблема текста" в "Вопросах литературы" (1976: 10), а затем в "Эстетике словесного творчества", где он писал, что нет ни первого, ни последнего слова и нет конца диалогическому контексту; текст живет, соприкасаясь с другим текстом. (Бахтин 1979: 364)

Некоторые лингвисты слишком узко трактуют понятие интертекстуальности под влиянием структурализма и редуцируют его до обезличенной монологизированной сущности (Todorov 1984: 90). В нашем понимании любой текст изначально диалогизирован и активно взаимодействует с другими текстами.

Следует отметить, что интертекстуальность может быть активной и пассивной. Интерпретация кажущейся простой ссылки требует больше, чем знание лишь семантического содержания. Необходимо знание массы текстов, которые составляют определенную концептуальную систему знаний в пределах той или иной культуры.

Интертекстуальная связь является сильной в том смысле, что она активизирует знание и концептуальные системы знаний, которые находятся непосредственно за пределами текста. Интертекстуальные функции не всегда однако активны. Существуют пассивные формы интертекстуальности, которые равносильны не более чем основному требованию - внутренней когерентности текста.

Иногда незначительные модификации при переводе могут "похоронить" риторический "эффект". Во время телевизионных лицом- к- лицу дебатов (Американская президентская избирательная кампания 1988 года), один из кандидатов набирал очки по сравнению со своим оппонентом с помощью следующего проницательного опровержения: "I knew John Kennedy. John Kennedy was a friend of mine. Senator, you are no John Kennedy".

Любой перевод, который бы замещал многократно повторенное имя прономинальной референцией или вариацией типа "бывший президент", "Мистер Кеннеди" и т. д. , потерял бы риторический эффект.

Интертекстуальность может принимать форму имитации, плагиата, пародии, цитирования, опровержения или трансформации текстов. По словам Кристевой, каждый текст конструируется как мозаика цитирования; каждый текст - это абсорбция и трансформация других текстов (ibid. : 146).

Неправильно было бы рассматривать интертекстуальность как механический процесс. Текст - это не только лишь включение каких-то "кусочков", отбираемых из других текстов. Не следует также понимать интертекстуальность как простое включение окказиональной референции в другой текст. Скорее они привносятся в текст по какой-то причине. Мотивированная природа этого интертекстуального отношения можно объяснить с точки зрения таких понятий как текстуальная функция, или коммуникативная цель, то есть автор реагирующего текста не только лишь цитирует, скажем Шекспира. Он использует шекспировское высказывание для своих целей. В этом процессе высказывание стремится приобрести новые ценности. Нижеприведенный текст - типичный пример обращения журналиста к Шекспиру:

Sir Terence Beckett, who as Director of the Confederation of British Industry might be expected to know, has called our precious stone set in the silver sea "shabby and expensive". (Mortimer)

Здесь ссылка делается не только с целью упоминания авторитетного источника. Сам процесс не совсем простой. Цитата: 'precious stone set in the silver sea' перешла из одной обозначенной системы в другую. В Ричарде II это означает (коннотирует) патриотические ценности. В тексте Мортимера, однако, это высказывание приобретает иронический оттенок по отношению к фрагменту 'those who might be expected to know'. Он таким образом входит в новую совокупность взаимоотношений, включающих такие оппозиции как 'expensive' (not good value for money) против 'precious' (good value) и 'shabby' (run down) против 'stone set in the silver sea' (brilliant).

Данный пример показывает, что творчество связано с изменением смысла и он актуализируется , встретившись с другим смыслом, чтобы раскрыть новые моменты своего потенциала. Таким образом, актуальный смысл принадлежит не одному смыслу, а двум встретившимся смыслам, что позволяет говорить нам о смысловом диалогическом "эффекте" Бахтина.

Интертекстуальный процесс цитирования не просто вопрос ассоциации идей, что-то субъективное и произвольное. Наоборот, это обозначающая система, которая оперирует на уровне коннотаций. Она требует для этого специальных знаний для того, чтобы быть эффективным как средство обозначения. Каждое вторжение цитации в текст является кульминацией процесса, в которой знак "путешествует" из одного текста - источника к другому " месту назначения". Пространство, которое пересекает от текста к тексту знак, можно назвать интертекстуальным пространством (Hatim et al 1993: 128); в нашей интерпретации - это интертекстуально-диалогическое пространство. Источник цитации претерпевает трансформации, чтобы приспособить цитацию к новому окружению, воздействовать на нее. Весь процесс можно рассматривать как переключение одного сообщения в другое.

Удобным методологическим приемом для анализа интертекстуальности, считает Б. Хатим, может быть иерархия в следующей последовательности: слово, фраза, высказывание, и, наконец, уровень текста, дискурса и жанра (ibid. : 132).

Типология интертекстуальности, определяемая как отношение, которое текст поддерживает с предшествующими текстами (претекстами), инспирирует его, делает его возможным, была представлена в "Энциклопедическом Словаре Семиотики" (Sebeok (ed)1986: 829). По мнению авторов, интертексты принадлежат к одной из следующих категорий:

1) ссылка (сноска), когда раскрываются источники, указывающие название, главу и т. д. ;

2) клише, стереотипное выражение, которое стало незначимым из-за чрезмерного использования;

3) литературная аллюзия, цитация или ссылка на выдающуюся работу;

4) самоцитирование;

5) конвенциальность, идея, которая стала размытым источником из-за частого употребления;

6) пословицы, изречения, которые находятся в социальной памяти;

7) размышления, или вербализация герменевтического опыта выявления различных "эффектов" текста.

Эти категории не дают, однако, полной картины. Они концентрируются на дискретных элементах в интертекстуальном процессе, вместо самого коммуникативно-диалогического процесса.

Дж. Лемке решает проблему интертекстуальной типологии на базе дополнительной совокупности критериев. (Lemke 1985: 132)

Отношения, которые сообщество устанавливает между одной группы текстов и другой, могут быть описаны разными способами:

1) они могут быть родовыми (с точки зрения жанровой принадлежности как основной критерий);

2) они могут быть тематическими или топикальными;

3) они могут быть структурными, проявляющими сходство формы, например, слова, образованные по способу языковой контаминации, такие как "stagflation" (stagnation+inflation).

4) наконец, они могут быть функциональными, покрывая сходство, с точки зрения целей. Например, способы выражения "I'm sorry".

Существуют элементы текста, которые приводят в движение процесс интертекстуального поиска и сам акт коммуникативного процесса. Важным свойством этих сигналов является то, что они являются заметными элементами текста. Они не составляют интертекстуальную ссылку как таковую, но являются важными индикаторами.

Идентифицируя интертекстуальный сигнал, адресат определяет различные "маршруты", через которые данный сигнал соединяется с его претекстом, или так как эти маршруты - двухвекторные системы, то данный претекст соединяется со своим сигналом. Претексты - это источники, из которых берутся интертекстуальные сигналы, и с помощью ккоторых они инспирируются. Можно идентифицировать ряд типов претекста, или конфигураций. Одна включает элементы языковой системы: слово, фраза, последовательность высказываний. Вторая - включает единицы коммуникативной системы: текст, дискурс, жанр. Комбинация этих конфигураций образует интертекстуальное пространство.

Таким образом, интенсивно дискутируемая концепция интертекстуальности, которая часто приравнивается к простой аллюзии по отношению к другим текстам, сейчас видится как необходимое условие всех текстов. Путешествуя от "текста-источника" к "тексту-хозяину", интертекстуальный знак претерпевает существенную модификацию смыслового обозначения. (Hatim et al 1993: 133)

Создавая новый текст в процессе коммуникации, и используя в той или иной степени предшествующие тексты, находящиеся в одном смысловом поле, автор неизбежно испытывает давление читателя и стремится учитывать его тезаурус и коммуникативный портрет, а также его социальные переменные. В любом случае создатель текста согласовывает свой приоритет с определенным типом читательского ответа и его понимания (читательскоцентрический подход). В результате, явно или неявно, возникает "конфликт" интересов или приоритетов, ибо параллельно тексту возникают интересы и мотивации читателя.

Подводя итоги, можно сказать, что теория интертекстуальности развивается по двум направлениям. С одной стороны, она подчеркивает значимость предшествующего текста, поддерживая идею о том, что литературный текст, например, не следует считать автономной сущностью, а следует рассматривать как зависимый интертекстуальный конструкт. С другой стороны, фокусируя наше внимание на коммуникативном намерении как предусловии для понимания, интертекстуальность, видимо, указывает на то, что статус предшествующего текста можно наблюдать с точки зрения его вклада в сообщение, которое эволюционирует в процессе развертывания текста.

Считая интертекстуальность одним из условий диалогики текста, в своем исследовании мы рассматриваем этот процесс более объемно - как совокупность семантически неповторимых текстов, находящихся в одной бесконечной сфере деятельности, или в одном смысловом поле (например, поле борьбы научных идей и направлений). (Зотов 1999: 188-9)

Выделение у текста свойств обособленности создает искусственную ситуацию изоляции текстов, находящихся в одном смысловом поле. Ни один текст вообще не может быть отнесен на счет одного коммуниканта. Текст "...продукт взаимодействия говорящих и шире - продукт всей той сложной социальной ситуации, в которой высказывание возникло..." (Волошинов 1927: 118). В результате сцепления готового и реагирующего текстов образуется конвергентный эффект диалогики текста. Такая встречаемость порождает бесконечную смысловую "валентность" текстов и взаимосвязь всех смыслов, бесконечность вопросов и ответов.

Можно говорить о конвергентном диалогизме нашего мышления о теориях, людях (человек как личность может оцениваться по совокупности речей).

Диалогические отношения в диалогике текста не всегда совпадают с репликами реального диалога (беседа, спор, научная дискуссия, теледебаты и т. п. ) - они разнообразнее и сложнее. Два текста, отдаленные друг от друга во времени и в пространстве, при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними есть какая-либо смысловая конвергенция.

В диалогике текста нельзя не учитывать фактор времени, так как даже тождественные утверждения не тождественны, если они высказаны в существенно разные моменты времени (Винер 1958: 159). Работы великих ученых, писателей живут в большом времени (great time), то есть носят вневременной характер (Бахтин 1979: 331). Их смысловой состав продолжает расти и обогащаться, так как огромные потенциальные смыслы не могли быть раскрыты во всей полноте в разное время. Нельзя не учитывать тезаурусно-концептуальную систему знаний коммуникантов, так как у них разные мнения и знания об окружающей действительности.

Рассмотрим несколько примеров диалогического взаимодействия текстов с задержанной обратной связью, то есть когда тексты разделены во времени, но происходит взаимодействие реальных речевых субъектов посредством готового и реагирующего текстов.

Смысловая диалогическая конвергенция текста может осуществляться с помощью:

1. "Вторжения" одного текста в другой посредством цитирования:

We frequently find it popular discussing slogans like 'Preserve the tongue that Shakespeare spoke' - this particular one coming from a newspaper article a few years ago (Crystal).

В данном примере имеет место эффект взаимодействия текста в тексте.

2. Оценки с различными смысловыми оттенками. Данный способ сцепления текстов может сопровождаться обобщающей, конкретизирующей оценками (все последующие примеры взяты из книги "Shakespeare in Perspective", vol. II. L. , 1985):

There is the contrast between Othello's love for desdemona which is passionate, romantic, devoted love.., which turns to its opposite: jealousy and murderous passion; It ("Othello") contains Iago, the most theatrically attractive villain; ...and with brilliant, unswerving and often cruel wit she works him, woos him, wins him and finally seduces him; ...But of course winning the tournament and the hand of Princess. More than that, he wins her heart as well; Titus is heavy with rhetoric, whilst "The Winter's Tale" springs with spontaneous speech (Crystal).

С помощью стилистических приемов (градации, зевгмы и метафор) происходит интенсификация диалогических оценочных отношений между Шекспиром и авторами статей о его пьесах.

3. Полемики:

J. Dryden called Shakespeare's play (Troilus and Cressida) 'a heap of rubbish'. B. Shaw produced this rather back-handed compliment: Shakespeare made exactly one attempt in 'Troilus and Cressida' to hold the mirror up to nature and he probably nearly ruined himself by it... On the other hand , Goethe enigmatically confided that anyone who wanted to know Shakespeare's 'unfettered spirit' had to read 'Troilus and Cressida'. A. Swinburne sums up these conflicting views: This wonderful play, one of the most admirable among all the works of Shakespeare's immeasurable and unfathomable intelligence as it must always hold its natural high place among the most admired will always in all probability be also, and so as naturally, the least beloved of all; The great critic Samuel Johnson was another who resisted this play. In fact, he says he found it so painful that he could hardly bear to read it. He thought that the death of Cordelia was contrary to the natural idea of justice. Another famous and very bitter resister was Tolstoy. He repeatedly attacked "King Lear". George Orwell suggested that one reason for this obsession could have been that Tolstoy was half conscious of his own resemblance to the king (Crystal).

Приведенные примеры свидетельствуют о прямо противоположных точках зрения филологов на пьесы В. Шекспира "Тройлус и Крессида" и "Король Лир". Первую пьесу Дж. Драйден считает "нагромождением хлама" (a heap of rubbish), а Б. Шоу дает оценку в форме двусмысленного комплимента: с одной стороны, Шекспир как в зеркале отражает природу, с другой - этим он разрушает самого себя. Гете загадочно замечает, что тот, кто хочет познать "свободный дух" (unfettered spirit), должен прочитать эту пьесу. А. Свинберн в пародоксальной манере обобщает все конфликтующие точки зрения: это удивительная пьеса, которая восхищает и будет вызывать непостижимое восхищение, и вполне естественно, будет меньше обожаема из всех его пьес.

Что касается "Короля Лира", то С. Джонсон считает пьесу такой тягостной, что он едва дочитал ее до конца. По его мнению, смерть Корделии противоречит естественной идеи справедливости. Другим противником этой пьесы был Л. Толстой. Дж. Оруэлл предположил, что причину такой необычной идеи можно объяснить тем, что сам Толстой напоминал сходство с королем.

Из примеров следует, что различные конфликтующие точки зрения не заглушают "голоса" друг друга, то есть наблюдается полифония неслиянных голосов.

4. Текстов, носящих вневременной характер:

Bastard: This England never did, nor never shall, // Lie at the proud foot of a conqueror. // But when it first did help to wound itself. // Now these her princes are come home again, // Come the three corners of the world in arms, // And we shall shock them. Nought shall make us rue, // If England to itself do rest but free (Crystal).

Речь Бастарда в пьесе "Король Джон" является популярной в репертуаре английских театров уже несколько веков, ибо каждый век находит в Шекспире то, что он хочет найти.

5. Вариативности интерпретаций того или иного текста:

I've played Lady Macbeth twice. She's a lonely character to live with and a disturbing creature to know. There is, of course, an infinite variety of interpretations as with all great Shakespearian roles... Many famous and distinguished actors have played... Lady Macbeth and in reading about past performances, or in conversation with actors.., I've formed the impression that somehow people expect to see something which can be easily identified as evil... She's charming and her reward from Duncan is a great fat diamond. She's gracious, clever; seen from certain viewpoint, she's brave and undoubtedly loyal, but imagination is limited and naive. And how pathetic this Lady Macbeth is, how tender, how very, very sad (Crystal).

Автор статьи актриса С. Кестельман говорит о разном восприятии "Леди Макбет". С одной стороны, она отождествляется с понятием зла, с другой стороны, она - чуткая, трогательная и любящая натура.

6. Корреляции смыслов и событий, которые существовали до создания текста как реальное историческое событие, или нашли отражение в художественной коммуникации. Эти смыслы могут совпадать или не совпадать:

Even Churchill, that most generous of historians who, after all could make history for himself, concluded 'no animal is more full of contradictions than John'. In history his reign from 1199 to 1216 reads as an exhausting saga of cunning skill, weakness, war and collapse. In theatre, however, it's a different story. Shakespeare's hand of glory transforms all this sad stuff, above all, into entertainment for his times - some must say for all time; The story of Pericles, originally a Greek tale, had been in existence since classical times. It was revived in the fourteenth century by the English poet John Gower in his 'Confessio Amantis'. It reappeared in 1576 as the Pattern of Painful Adventures by L. Twine and as a novel by G. Wilkins in 1608. Shakespeare's version... was published the very next year , so it is a late play (Crystal).

Если в пьесе "King John" автор трансформирует оттенок печали, который отражает реальные исторические события, в театральное увеселение, то в пьесе "Pericles" Шекспир придерживается версии поэта четырнадцатого века Дж. Гауера, и писателей Л. Туайна и Дж. Уилкинса. Таким образом создаются сложные и разнообразные диалогические отношения.

7. Популярных песен, которые также представляют смысловую диалогическую конвергенцию, ибо понимание диалогично. В диалог английской культуры вошла знаменитая песня "Who is Silvia?". Эта песня включена в одну из сцен пьесы Шекспира "The Two Gentlemen of Verona". По мнению актеров, эта песня несомненно способствует успеху пьесы, и для актрисы, которая играет роль Сильвы, это своего рода утешительная награда, эффект компенсации за то, что в этом месте пьеса как бы выдыхается:

Who is Silvia? What is she?// That all our swains commend her?// Holy, fair and wise is she;// The heaven such grace did lend her, // That she might admired be. // Is she kind as she is fair?// For beauty lives with kindness. // Love doth to her eyes repair, // To help him of his blindness;// And being help'd, inhabits there// Then to Silvia let us sing// That is excelling;// She excels each mortal thing// Upon the dull earth dwelling// To her let us garlands bring (Crystal).

Со времен Шекспира на эти стихи была положена музыка и более пятидесяти композиторов имеют авторские права. Самая знаменитая музыка была написана Шубертом, но каждое музыкальное поколение находит свое восхищение упомянутыми стихами.

8. Выражений, которые очаровывают читателя или слушателя:

She appears disguised as a page-boy, Sebastian, and is just in time to see her beloved Proteus pressing his suit, in that wonderful English phrase, with the beautiful Silvia (Crystal).

Выражение 'to press one's suit' (добиваться благосклонности) является привлекательным для носителей языка.

9. Дигестирования первичного текста, то есть происходит конденсация текста, или наоборот, пересказа первичного текста драмы и трансформации его в повесть, которая носит более объемный характер. В обоих случаях в разной степени удерживается эстетическая ценность произведений:

In fact, his thoughts were far from her at this moment. For more important questions confronted him - questions of life and death. "To be or not to be - that is the question", he said to himself. "Whether 't is nobler in the mind to suffer the slings and arrows of outrageous fortune, or to take arms against a sea of troubles, and by opposing end them? To die, to sleep - perchance to dream. Ay, there's the rub". (Seymour)

Трансформация одного вида коммуникации (драма) в другой (повесть) осуществляется за счет повествования (In fact... ) и вставки (he said to himself).

Предварительный многофакторный анализ позволяет сделать вывод, что диалогика текста образует сложную диалогическую систему, которой нет в системе языка. Детализируя парадоксальное замечание С. Кацнельсона о том, что вне функционирования языка не существует и языковой материал (Кацнельсон 1972: 110), можно сказать, что вне диалогического функционирования нет и языкового материала.

В следующем разделе мы кратко остановимся на смысловой диалогической конвергенции текста (Зотов 1995: 18-20).

3. 3. Конвергентная семантика и диалог.

3. 3. 1. Семантикоцентрический подход.

Семантика за последние годы стала самым притягательным и приоритетным направлением в лингво-филологических исследованиях. Появилось новое направление - конвергентная семантика, которая порождается бесконечной смысловой "валентностью" текстов, находящихся в одном смысловом поле (Зотов 1998: 28-9). Американский лингвист С. Хаякава определяет семантику как изучение человеческого взаимодействия посредством коммуникации (Городецкий 1995: 133-4). Другими словами, подлинную сущность семантики можно оценить лишь в диалогическом общении коммуникантов. В свое время о приоритете исследований в области значения ярко писал Э. Бенвенист: "Что только ни делалось, чтобы не принимать во внимание значение, избежать его и отделаться от него. Напрасные попытки - оно, как голова Медузы, всегда в центре языка, околдовывает тех, кто его созерцает. (Benveniste 1962: 495)

По мнению некоторых авторов, интеграцию семантики и прагматики можно представить с точки зрения их функционального единства, так как семантика интегральная часть прагматики и понимание достигается объединенным применением семантических и прагматических знаний (Шенк и др. 1989: 33). Отсюда следует два главных вывода: первый состоит в том, что не существует "словаря", а есть только "энциклопедия". Иначе говоря, лексикон тесно связан с другими нашими общими и концептуальными знаниями и неотделим от них. Второй вывод касается проблематичности понятия "буквальное значение". Если представление лексем и высказываний включает "энциклопедичность", то невозможно изолировать части структур, отождествляемых с буквальным содержанием этих слов. Этот взгляд, таким образом, ставит под сомнение чисто комбинаторные теории значения (там же: 33-4).

В качестве иллюстрации приведем начало известного лирического стихотворения А. Пушкина "Я помню чудное мгновенье", источником вдохновения для которого была А. Керн:

Я помню чудное мгновенье,// Передо мной явилась ты,// Как мимолетное виденье,// Как гений чистой красоты.

Позже М. Глинка создает свой бессмертный романс на эти стихи и посвящает его дочери А. Керн, Екатерине, в которую он был тогда влюблен.

Приведенное четверостишие может свидетельствовать о том, что все четыре упомянутые личности (А. Керн, Е. Керн, поэт и композитор), видимо по разному воспринимают эти строчки, так как они обладают разным мировидением и, следовательно, разными прагмасмысловыми оттенками при восприятии данного произведения.

Решение проблемы функционирования языка не может быть осуществлено лишь одной лингвистикой. Необходимо учитывать человеческий фактор в комбинации с прагматикой и семантикой. Изучение спектра проблем, связанных с ролью человеческого фактора, соотносится со степенью свободы носителя языка, выступающего в ходе коммуникации в роли творца и раба языка и основой человеческой коммуникации является диалог в явной или скрытой форме. (Архипов 1995: 31)

В. Богданов говорит о превалирующей семантикоцентрической идеи в мировой лингвистике ХХ века. Эта концепция во главу угла ставит содержание, которое подчиняет себе выражение. Эта фундаментальная идея стала основополагающей и в последние годы развитию этой идеи в немалой степени способствует когнитивная лингвистика (Богданов 1995: 55-7).

Б. Городецкий подчеркивает многомерный характер научных исследований в области семантики и выделяет несколько глобальных тенденций:

1. Современная семантика отказалась от искусственных ограничений на объем лингвистических сущностей, служащих в качестве объекта изучения: она старается объяснить не только значения слов, но также семантические свойства меньших или больших лингвистических сущностей в процессе коммуникации.

2. Приоритет отдается скорее значимым отношениям, чем значимым единицам.

3. Не только семантические структуры, но также семантические процессы становятся постоянным объектом научного изучения.

4. Содержание языка и речи рассматривается как многослойный универсум, покрывающий когнитивные и эмоциональные измерения значения.

5. Приоритет отдается исследованиям в области текста, включающий неэксплицитные типы значения.

6. Семантически организованный словарь и семантически организованная грамматика конституируют два основных типа глобальных моделей, первая из которых играет более активную роль в интеграционных процессах (Городецкий 1995: 133-4).

Исследования в области искусственного интеллекта, по оригинально-парадоксальному наблюдению В. Долинского, обнаружили, что основная черта естественного языка - смысловая неэксплицитность, которая позволяет слову быть понимаемым без перебора значений, а на основании внеязыкового смысла. "...Естественный язык", - пишет он, - "насквозь ассоциативен, пронизан смыслом, а достижение понимания на языке осуществляется благодаря ассоциированию внеязыковых смыслов и осмыслению языковых ассоциаций... Ассоциативность слов, естественность и свобода реализации ассоциативных связей - это главное, что отличает естественный язык от искусственного" (Долинский 1995: 159-160). И далее он пишет, что в основе "принципиальной ассоциативности (метафоричность, полисемантичность) лексических единиц лежит сходство образов и единство смысла. Скрытое в ассоциативном поле слов содержание - опыт, зарегистрированный интуитивно не является логическим исчислением... Ассоциация служит в языке проводником между бессловесным смыслом и бессмысленным словом. Ассоциация - ключ к смыслу слова. До возникновения ассоциации ничто не имеет значения. Ничто не приобретает значения без ассоциации" (там же: 161).

Внимание к имплицитной семантике, неявным, невидимым сущностям - один из признаков зрелости научной дисциплины и "множественность различных интерпретаций одного и того же факта является реальным и нормальным состоянием научного знания" (Кузнецов 1991: 144).

Приведем шутливый диалог, где четко прослеживается имплицитная семантика или "принцип айсберга":

"Какую женщину ты предпочитаешь: умную или красивую?" - "Ни ту, ни другую. Ведь я люблю тебя".

Имплицитность в данном случае обусловлена невербальной и очевидной информацией, ибо коммуниканты находятся в одном когнитивном пространстве.

На континуальный характер лексических значений накладываются их коннотативно-метафорические значения, возникающие в бесконечном многообразии различных контекстов. Идет непрестанный "спор" речевых контекстуальных оттенков "живого" слова с его стабильным статичным "словарным" значением. (Лыков 1995: 325-7)

Бесконечность мира объясняет принципиальную неисчерпаемость потенциальных значений слова и словесного образа. "Всякий специфический языковой знак... всегда необходимейшим образом оказывается заряженным бесконечными семантическими возможностями". (Лосев 1982: 123)

По мнению Р. Якобсона, обобщенные значения языковых знаков "уточняются и индивидуализируются под давлением изменчивых контекстов, или невербализованных, но потенциально вербализуемых ситуаций". (Якобсон 1985: 329)

Под данное утверждение хорошо подходит фрагмент из песни: "Осень жизни, как и осень года, надо благодарно принимать". Здесь наблюдаются два семантических состояния слова" осень": во фрагменте "осень жизни" - "осень" приобретает метафорическое значение, во втором - "осень года" имеет обычное, логическое значение.

Континуальная природа языковой семантики с ее неограниченным асимметричным диапазоном составляет самое сложное явление и с этим связан дрейф интереса от того "Как язык связывает человека с Действительностью?" к тому "Как язык связывает Человека с действительностью?" посредством вербально-семантического уровня языковой личности. (Николаева 1995: 379)

Особый статус языкового знака в тексте, его асимметричность подчеркивает У. Вейнрейх: "В рамках некоторого данного текста (стихотворения и т. д. ) некоторым знакам приписываются значения более богатые, чем значения тех же самых знаков вне данного текста... Если при "стандартном " использовании языка получатель сообщения должен лишь декодировать его, но не дешифровать (то есть ему не придется разгадывать код), то в "гиперсемантизованном" языке общий код может изменяться ad hoc, и получатель сообщения должен сначала догадаться об изменениях кода, чтобы правильно декодировать сообщение". (Вейнрейх 1970: 170)

Однако, все обстоит значительно сложнее, чем это представляется У. Вейнрейху, так как функция общения в социальном взаимодействии личности состоит в организации этого взаимодействия. "При помощи речи взаимодействуюшие коммуниканты обмениваются сведениями с целью изменить (сохранить, усилить и т. п. ) деятельность партнера. Взаимодействие коммуникантов при помощи речи всегда есть, следовательно, их речевое воздействие друг на друга, взаимное речевое воздействие. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждениями, ... что речь служит для передачи информации - это лингвистическая редукция объекта исследования, - вернее все таки... утверждать, что речь есть средство взаимодействия, осуществляемого путем передачи информации. (Сорокин и др. 1979: 66-7)

Рассмотрим следующий пример (Minayeva 1982: 80-1):

He seemed particularly cheerio, you know", said the Hon. Freddy. "Particularly what?", inquired the Lord High Steward. "Cheerio, my Lord", said Sir Wigmore with a deprecating bow. "I do not know whether that is a dictionary word", said his lordship entering it upon his notes with meticulous exactness, "but I take it to be synonymous with cheerful". The Hon. Freddy appealed to, said he thought he meant more merry and bright, you know. "May we take it that he was in exceptionally lively spirits", suggested Counsel. "Take it in any spirit you like", muttered the witness. "The deceased was particularly lively and merry when he went to bed", said Sir Wigmore, frowning horribly, "and looking forward to his marriage in the near future. Would that be a fair statement of his conditions?". The Hon. Freddy agreed to this.

Из анализа приведенного диалога следует, что 'cheerio' не тождественно 'cheerful', а 'cheerful' не тождественно 'merry and bright', а последнее не тождественно 'in exceptionally lively spirits'. 'Lively and merry', видимо, более адекватно передает смысл в данной ситуации. В процессе дискуссии слово 'cheerio' c его коннотациями было забыто.

Этот пример ясно показывает, как синонимия оценивается естественным пользователем языка. Синонимия просто не существует в "лексическом мире" молодого человека. Он терпит неудачу в своей попытке найти другое слово с тем же самым значением, не подозревая, что два слова никогда не являются семантически идентичными. Язык Фредди является карикатурно слэнговым и он не предпринимает усилий лингвистически соответствовать официальной обстановке в суде. Когда его вызывают дать показания , он продолжает говорить в своей обычной , легкомысленной (flippant) манере. Сэр Вигмор стремится "перевести" его показания на соответствующий официальный стиль (там же: 81).

Таким образом, человеческий язык не "терпит" полного семантического тождества двух или более слов.

Вышеизложенное позволяет выделить новые семантические направления: энциклопедическая семантика, динамическая семантика (в отличие от статической), когнитивная семантика, и, наконец, конвергентная семантика, изучающая смысл в результате диалогического взаимодействия текстов.

3. 3. 2. О конвергентных типах связи в диалогике текста.

Можно выделить три типа связи: имплицитную, транзитивную и тезаурусную.

Имплицитными называются такие связи текста, когда явно отсутствует предшествующий и последующий тексты. Имплицитные связи - мощное средство сжатия реального текста. Однако, реализация этих связей требует от коммуниканта соответствующего запаса знаний, определенных интеллектуальных усилий и развитого тезауруса личности. При этом объем передаваемой информации не изменяется. (Каменская 1990: 102-12)

По мнению Е. Шендельс, особенности языковой коммуникации и вербализации человеческого мышления заключается в том, "что не все содержание мысли находит воплощение в особых языковых элементах, а наряду с эксплицитными способами выражения существует глубокая, лингвистами до сих пор не познанная, область имплицитной передачи информации. Она подобна той части айсберга, которая скрыта под водой". (Шендельс 1977: 109)

В одном из Британских офисов висит такое объявление:

The Only Person to Get Everything Done By Friday Was Robinson Crusoe (Pope)

Чтобы адекватно понять данное объявление, необходимо хорошо знать содержание знаменитого романа Д. Дефо, и обладать знаниями в области стилистики, ибо имеет место метонимическая игра: 'Friday' - день недели и 'Friday' - имя персонажа упомянутого романа, который представлен имплицитно.

Детализация объявления привела бы к созданию громоздкого текста и потере юмористического эффекта.

Вот что пишет по этому поводу Ш. Балли: "...если бы мы каждый раз должны были выражать свои мысли во всей полноте и с указанием всех существующих между ними взаимосвязей, то речевое общение между людьми стало бы невозможно. Человеческий ум постоянно стремится к замене громоздких скоплений речевых фактов более краткими лингвистическими символами..." (Балли 1961: 321)

Разновидностью имплицитных связей являются тезаурусные связи. Для их выявления необходимы знания слов, входящих в файлы тезауруса личности, которые хранятся в долговременной памяти. (Каменская 1990: 78)

Если коммуникант знает содержание романа, то он знаком с верным слугой Робинзона Крузо - Пятницей. Таким образом формируется транзитивная связь, которую можно интерпретировать как цепочку связей между несколькими интегральными элементами тезауруса личности, принадлежащими различным, но семантически связанным файлам. В результате транзитивного замыкания тезаурусных связей: Робинзон Крузо - Пятница - роман "Робинзон Крузо", создаются диалогические отношения, и между двумя текстами: романом и объявлением в офисе происходит интертекстуальное взаимодействие.

Исходный текст может ассоциироваться с предшествующим с разной степенью имплицитности. Можно выделить три типа парадоксального "присутствия" отсутствующего текста.

1. Невидимое присутствие:

- You've got the figure of a boy of twenty. I don't know how to do it.

- Plain living and high thinking.(Maugham)

Моральная сентенция 'Plain living and high thinking are no more' из поэтического произведения Вортсворта в редуцированной форме реализуется в сфере разговорной речи. К этому типу можно отнести заголовок или название текста, который представлен в свернутом или компрессированном виде. Он является доминантой корпуса текста. (Выготский 1968: 204) Название произведения может быть закодировано настолько глубоко, что его декодирование возможно только при прочтении всего произведения. Так, название романа С. Моема "The Painted Veil" (Раскрашенная завеса) можно декодировать лишь зная "Сонет" П. Шелли: "Lift not the painted veil which those who live call Life. "(Гальперин 1981: 133)

Стихотворение М. Цветаевой "Роландов Рог" нельзя понять, если не связать его с ассоциациями между ее горестной творческой судьбой и "Песней о Роланде".

Весь роман Дж. Джойса "Ulysses" построен на ассоциациях с Гомеровской "Одиссеей". (Гальперин 1981: 80)

2. Видимое присутствие:

The Only Person to Get Everything Done By Friday Was Robinson Crusoe. (Pope)

Чтобы адекватно понять данное высказывание, необходима затекстовая информация. Юмористический эффект приобретает новую функционально-риторическую ценность.

3. Невидимое отсутствие:

Драма Байрона "The deformed Transformed", по мнению Гете, есть продолжение его "Мефистофиля", а последний взят им из Шекспира, хотя в тексте нет никаких указаний на упомянутые источники. (Сергеич 1988: 68-9)

Таким образом, упомянутые три парадоксальных типа включают все три типа конвергентной связи: имплицитную, транзитивную и тезаурусную.

3. 4. Смысловая диалогическая конвергенция понятия "love".

По мнению М. Бахтина, "два высказывания, отдаленные друг от друга и во времени и в пространстве, ничего не знающие друг о друге, при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними есть хоть какая нибудь смысловая конвергенция (хотя бы частичная общность темы, точки зрения и т. п. ) (Бахтин 1979: 303). В качестве эксперимента будет рассмотрена смысловая диалогическая конвергенция понятия "love" в конфигурационно-текстуальном плане.

Приведем словарные статьи слова "love" из двух толковых словарей, хотя некоторые лингвисты дают шутливо-ироническое определение этого слова вне словаря:

Love is a four letter word. (Gould)

Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English. Oxford University Press.

Love(n) 1. warm, kind feeling; affectionate and tender devotion; 2. warm, kind feeling between two persons; 3. form of address between lovers;4. (colloq. ) delightful or lovable person or thing; 5. person who is sweetheart; 6. personification of love; 7. (in games) no score, nothing, nil: love all, no score for either side.

Love(v) 1. have strong affection or deep tender feelings for; 2. worship; 3. have kind feelings towards; 4. (colloq) be very fond of: like, find pleasure.

Longman Dictionary of Contemporary English. Longman Group Limited, 1995.

Love(n) 1. for family/friends: a strong feeling of caring about someone, especially a member of your family or a close friend. 2. romantic: a strong feeling of liking and caring about someone. 3. person you love: someone that you feel a strong romantic attraction to. 4. pleasure/enjoyment: a strong feeling of pleasure and enjoyment that something gives you.

Love(v) 1. romantic attraction: to have a strong feeling of caring for and liking someone. 2. care about: to care very much about someone, especially a member of your family or a close friend. 3. like/enjoy: to like smth. very much or enjoy doing smth. 4. loyalty: to have a strong feeling of loyalty to your country, institutions.

Ниже с точки зрения конвергентной семантики будет подвергнута анализу конфигурационно-дескрипторная реализация понятия 'love' в тексте.

Приведем следующий пример:

I love everything that's old; old friends, old times, old manners, old books, old wines. (Goldsmith: 70)

Глагол 'love' связан с первичной номинацией объекта, которая передается в обобщенном виде 'everything'. Вторичная номинация в конфигурации с 'old' выполняет конкретизирующую функцию. Если глагол 'love' в последующих коммуникативных сегментах представлен имплицитно, то прилагательное 'old' максимально эксплицировано. Легко видеть, что во всех шести сегментах слова 'old' и 'love' имеют совсем разный смысл, то есть они не тождественны самим себе.

Сошлемся по этому поводу на работу П. Циффа "Semantic Analysis" (Ziff 1964: 87), в которой речь идет о семантическом анализе высказываний. Книга возникла из желания ответить на вопрос - что значит сказанная на английском языке фраза 'good painting'. Цифф дает сравнительный смысловой анализ 160 коротких фраз, содержащих одно и то же слово 'good'. Вот три фразы, взятые из этого списка: 'good strawberry', 'good lemon', 'good knife'. Самоочевидно, что во всех трех фразах слово 'good' имеет разный смысл: хороший лимон должен быть кислым, хорошая земляника, наоборот, не должна быть кислой, а хороший нож должен быть острым, что не имеет никакого отношения ни к качеству лимона, ни к качеству земляники. Здесь проявляется недискретность языковой единицы 'good'. Его смысл проявляется во взаимодействии с вопросом, на который мы хотим ответить (Налимов 1974: 88). Можно добавить, что экспликация однозначного смысла выявляется в результате диалогизации, ибо, по верному замечанию М. Бахтина, то, что выпадает из диалога, лишено смысла. Смыслами он называет ответы на вопросы. "То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла" (Бахтин 1979: 350).

В нашем случае мы можем поставить два разновекторных вопроса: Who do you love? и What do you love?.

Здесь нельзя не отметить проблему эквивалентности, разработанную Ю. Лотманом. Приведем предложенную им формулировку: "Эквивалентность не есть мертвая одинаковость, и именно поэтому она подразумевает и несходство. Подобные уровни организуют неподобные, устанавливая в них отношения подобия. Одновременно несходные проделывают противоположную работу, обнаруживая разницу в сходном (Лотман 1970: 104).

На первый взгляд все 'old' и 'love' эквивалентны, то есть имеют одинаковую смысловую ценность (сходство). Однако, в этом сходном обнаруживается различие: в сегментах 'love old friends' and 'love old times' обнаруживается различие в сходном. Они омонимичны в плане выражения, но полисемантичны в плане содержания, то есть они асимметричны.

В отрывке из стихотворения М. Свенсон "How to be old", 'old' находится в отношении "сильной" эквивалентности наряду с его другими употреблениями, так как они находятся в одинаковой дистрибуции:

It is easy to be young (Everybody is at first)// It is not easy// to be old. It takes time// Youth is given, age is achieved// One must work a magic to mix with time// in order to become old (Swenson).

В отношении "сильной" эквивалентности находится 'love' в следующих примерах:

Love thy neighbour as thyself (The Bible); 'Tis bitter to have loved and lost than never to have loved at all (A. Tennyson) (Longman Dictionary of Culture).

Приведем знаменитый 116 сонет Шекспира "Let Me Not to the Marriage of True Mind":

Let me not to the marriage of true minds// Admit impediments. Love is not love// Which alters when it alteration finds, // Or bends with the remover to remove: // Oh, no! It is an ever fixed mark, // That looks on tempests and is never shaken;// It is the star to every wandering bark, // Whose worth's unknown, although his height be taken// Love 's not Time's fool, though rosy lips and cheeks// Within his bending sickle's compass come, // Love alters not with his brief hours and weeks, // But bears it out even to the edge of doom. // If this be error and upon me proved, // I never writ, nor no man ever loved. (Gould)

Определение 'love' в сонете Шекспира не совпадает и не может совпадать со словарными дефинициями, ибо оно связано с метафорическим и эстетическим мышлением автора. Сонет пропитан метафорами и отрицательной частицей 'not', которая указывает на то, чем она не является.

Приведем фрагмент из стихотворения Р. Грейвза "Symptoms of Love":

Love is a universal migraine, // A bright stain on the vision// Blotting our reason... (Gould)

Поэт использует метафорическое сравнение "Love is a universal migraine" и метафоры "a bright stain on the vision blotting our reason".

Вот что пишет по поводу "любви" Б. Рассел в своей статье "What I have lived for":

Three passions... have governed my life: the longing for love, the search for knowledge, and unbearable pity for the suffering of mankind... I have sought love, first, because it brings ecstasy - ecstasy so great that I would often sacrificed all the rest of life for a few hours of this joy. I have sought it, next, because it relieves loneliness - the terrible loneliness in which one shivering consciousness looks over the rim of the world into the cold unfathomable lifeless abyss. I have sought it, finally, because in the union of love I have seen... the prefiguring vision of the heaven that saints and poets have imagined. This is what I sought, and though it might seem too good for human life, this is what - at last - I have found (Gould).

В данном отрывке Б. Рассел объясняет свое страстное желание любви тремя факторами и обозначает любовь словами 'passion', 'joy', 'ecstasy': "it brings ecstasy and joy, relieves loneliness".

В статье "Of love" Ф. Бекон придерживается прямо противоположного мнения о любви. Сцена театра более подходит для реализации любви, чем реальная жизнь человека (the stage is more beholding to love than the life of man). На сцене любовь осуществляется в форме трагедий и комедий, в жизни она вызывает зло и ярость, то есть любовь в жизни - опасна и разрушительна (it does much mischief... like a fury). Любовь, по мнению Бекона, подразумевает лесть возлюбленного, идолизацию и гиперболизацию (hyperbole is comely in nothing but in love, kneels before a little idol, the arch-flatterer... certainly the lover is more). Автор приходит к выводу, что невозможно любить и оставаться мудрым (that it is impossible to love and be wise). Он считает, что любовь - это дитя безумия, но приходит к глубокому философскому выводу, что супружеская любовь делает человечество, дружеская любовь совершенствует его; непостоянная любовь развращает его (Nuptial love makes mankind; friendly love perfects it; but wanton love corrupts it). Можно добавить и другие конфигурации: magic, fervent love, amorous affection to kindle love (Gould 1989: 65-7).

Признания влюбленного(Confessions of a Lover) в своих чувствах к Статуе Свободы (The Statue of Liberty or Miss Liberty) в качестве рекламы были опубликованы в газете "The New York Times", July, 1986. В оригинальном рекламном тексте "Исповедь Возлюбленного" автор образует специфическое смысловое поле 'love': passion, infatuation, romance, yearning. Указанные четыре слова образуют его ядро. Текст позволяет выделить по принципу ассоциации периферийные элементы выделенного смыслового поля: прилагательные: cool and soothing, jealous, patient, tolerant, faithful; словосочетания: true to the ideas, silent figure, boundless favors, solace of compassion, the center of excitement, times of bliss and sorrows; глагольные словосочетания: to fall under her spell, to fire thoughts.

Таким образом, смысловое ассоциативное поле образуется из его ядра и периферийных выражений, вращающихся вокруг этого ядра.

В рассказе Р. Зельцера "Love Sick" (Болен Любовью), в отличие от вышеприведенных, понятие 'love' пронизано иронией (Gould 1989: 59-62). Ирония создается за счет метафорических сравнений: love is illness, incurable disease, unrequited love, idiotic rapture. Выражения 'joys of love', 'happiness' не тождественны самим себе, и приобретают прямо противоположные значения и являются чисто стилистическим приемом иронии. Юмористический эффект создается с помощью заключительных рекомендаций: Until then, I would agree with my Uncle Frank, who recommends a cold shower and three laps around the block for the immediate relief of the discomforts of love (Необходимо принять холодный душ и сделать легкую пробежку вокруг дома, чтобы мгновенно получить облегчение от дискомфорта любви).

В тринадцатой главе Библии (The Bible, the First Letter to the Corinthians) любовь наделяется волшебными свойствами, ибо если я не люблю, то я ничто:

... if I have prophetic powers, and understand all mysteries and all knowledge... , but have not love, I am nothing.

Любовь, по Библии, терпелива и добра. Весь второй абзац построен по принципу нарастания семантической информации; часто употребляется эмфатическое 'not', дизъюнкция 'or', 'but', структурный параллелизм с повтором, качественная оценка понятия 'love':

Love is patient and kind; love is not jealous or boastful; it is not arrogant or rude. Love does not insist on its own way; it is not irritable or resentful; it does not rejoice at wrong, but rejoices in the right. Love bears all things, hopes all things, endures all things.

Любовь, говорится в последнем абзаце, вечна. Вера, надежда, любовь существуют неразрывно, но самым великим словом является "любовь": Love never ends... So faith, hope, love abide, these three; but the greatest of these is love.

Как показывает анализ, текст Библии представляет собой смысловое множество понятия 'love', непересекающееся ни с одним из вышеприведенных текстов.

Можно представить ассоциативное поле этого понятия: Love: 1. patient and kind; not arrogant or rude; never ends; does not insist on its own way; rejoices in the right. 2. not jealous or boastful; not irritable or resentful; bears, believes, hopes, endures all things.

Приведем несколько примеров из поэтической коммуникации. Рассмотрим произведение Р. Фроста "Fire and Ice":

Some say the world will end in fire// Some say in ice. // From what I've tasted of desire// I hold with those who favor fire// But if it had to perish twice, // I think I know enough of hate// To say that for destruction ice// Is also great// And would suffice.

Поэт, по мнению В. Арнольд, допускает большую вероятность гибели мира от огня, потому что по собственному опыту поэт знает разрушительную силу огня желания. Выделяется переход от общей широкой темы к узко личной. К контрасту льда и огня, космоса и личности добавляется третье противопоставление любви и ненависти. Таким образом, в стихотворении потенциально имеет место трехвекторное смысловое взаимодействие. Один вектор (огонь и лед) эксплицирован; другие два переведены в импликацию (Арнольд 1974: 8-9). То, что в искусстве относится к вторичной моделирующей системе, оказывается неразрывно связанным с первичной системой, то есть естественным способом передачи информации без применения "высшей логики искусств". (Свинцов 1979: 38)

"Преобразование смысла в текст художественного произведения", - пишет Г. Степанов, - "совершается в результате привлечения и применения эстетических категорий словесного творчества. Конкретный художественный текст передает такой смысл, который, по нашему мнению, не может быть выражен синонимичными высказываниями. Художественный смысл не может быть "семантически представлен", независимо от данного языкового оформления. Изменение языкового оформления влечет за собой либо разрушение конкретного художественного смысла, либо создание нового." (Степанов 1976: 144)

Целостный смысл художественного образа по формуле "действительность образ - текст" не может быть заключен в жестко однозначную словесную форму. "Даже в науке воображение как импульс к дальнейшему знанию считается некоторыми учеными важнее уже добытого знания. Именно ученые утверждают парадоксальный тезис о том, что идея без ясного смысла давала и дает сильный толчок развитию науки." (там же: 148)

Традиционное представление о симметрической организации текста вело к семантической идеализации художественного смысла. Между тем, взаимоотношения между стилистикой и системой художественных смыслов определяются не только симметрией, но и асимметрической системой отношений. Доказательство этому - трехвекторная смысловая интерпретация "Fire and Ice".

И, наконец, последний пример. Пьеса Шекспира "The Two Gentlemen of Verona" посвящена любви и в первых пятидесяти строках пьесы слово 'love', не говоря о различных деривативах, встречается пятнадцать раз:

Valentine: And on a love-book pray for my success?. Proteus: Upon some book I love I'll pray for thee. Valentine: That's on some shallow story of deep love. Proteus: That's a deep story of a deeper love. For he was more than over shoes in love. Valentine: 'Tis true; for you are over boots in love. (Shakespeare).

Из диалога видно, что слово 'love' употребляется в таких выражениях как 'deep love', 'over shoes(boots) in love'. Последнее выражение 'over shoes(boots) in love' является шекспировским образованием.

Суммирующая суть анализа заключается в том, что тексты конвергентно объединены одной идеей 'love' с различными вариациями. Семантические конфигурации увеличивают и обогащают мощность этого понятия.

Не случайно А. Пушкин писал, что "... разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе; но книги, поминутно появляющиеся, не суть повторения лексикона" (Пушкин 1964: 472).

Художественная литература, по мнению Ю. Лотмана, говорит на особом языке, который надстраивается над естественным языком как вторичная система(Лотман 1970: 30).

Итак, конвергентное смысловое поле 'love' представлено дефинициями двух словарей в их логическом толковании, которые не совпадают с многочисленными конфигурациями при текстуальной реализации понятия 'love'. Их текстуальное употребление может быть представлено как в эксплицированном, так и в имплицированном виде. Последний может носить трехвекторный асимметричный характер.

В следующем разделе рассмотрим диалогику текста с точки зрения обратной связи (feedback).

3. 5. Классификация диалогики текста по принципу обратной связи.

В филологии обратная связь может определяться различными параметрами. Одним из них является установление общих типов настройки на аудиторию, которые определяются степенью достижимости аудитории с точки зрения обратной связи с ней.

Большая аудитория характеризуется отсутствием всех видов обратной связи с аудиторией в момент речи: речь диктора по радио, телевидению.

Средняя аудитория характерна для ораторской речи, когда обратная связь с аудиторией осуществляется по неречевым каналам (ее поведение, аплодисменты, протест действием и т. д. ).

Малая аудитория характерна для условий диалогической речи. Происходит индивидуальная настройка речи партнером по диалогу (Рождественский 1987: 58).

В диалогике текста принципы обратной связи претерпевают определенные изменения. В результате мы выделяем три типа:

1. ДТ с непосредственной обратной связью (дебаты, корреляции первичных и вторичных текстов и т. д. ).

2. ДТ с задержанной обратной связью (интерпретация "Гамлета" в пространстве и времени, герменевтический диалог и т. д. ).

3. ДТ с потенциальной обратной связью (адресат представлен анонимно; он строит свой текст понимания с тезаурусно-концептуальных позиций).

Рассмотрим детально каждый тип связи ДТ.

3. 5. 1. Диалогика текста с непосредственной обратной связью.

3. 5. 1. 1. Интервью.

Рассмотрим интервью как журналистский жанр: News Interview по терминологии Дж. Херитеджа (Heritage 1985: 28). Этот вид интервью играет существенную роль в системе средств массовой информации и наиболее адекватно отражает специфику социально ориентированного диалогического общения (Шуликин 1993: 1).

Интервью подразделяются на информационные и портретные. Информационные интервью предназначены для того, чтобы отразить мнения интервьюируемого по той или иной проблеме, являющейся тематическим стержнем интервью. Цель портретных интервью прежде всего состоит в представлении личности интервьюируемого (там же: 4).

Интервью является хорошим полигоном для построения алгоритма эффективного общения, где необходимо учитывать множество параметров, таких как семантических и прагматических.

Интервью репортера П. Тойнби с Р. Дином взято из The Guardian, 13 August, 1979, The Upper Class.

Интервью представляет собой относительно законченный диалог и ориентируется на определенный культурно-языковой фон и предполагает как бы незримое присутствие адресата.

Интервью предваряют вступительные замечания П. Тойнби, которая пишет, что существуют различные пути быть безработным, одни более приятные, чем другие. Р. Дин почти никогда не работал, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Он относится к классу праздных богатых. Для П. Тойнби он оказался доступным и радушным, согласившись дать интервью о своем образе жизни. П. Тойнби создает социальный портрет Р. Дина. Репортер четко построил диалогическую стратегию общения: приятная безработица: отсутствие слуги: его доходы: типичный день жизни: работа, похожая на игру: распорядок дня: образование: работа в страховой компании: ежемесячный распорядок дня: политические взгляды: цель его жизни.

Р. Дин вел роскошную жизнь холостяка(luxurious bachelor life). П. Тойнби установила с Р. Дином хороший коммуникативный контакт:

There are different ways of being unemployed; some more pleasant than others. R. deen... has never done very much to earn his living.

Репортер иронизирует в адрес Дина; безработица для него является приятным занятием:

I was rather disappointed that he doesn't have a gentleman's gentleman. "I have Margaret to wash and clean for me", he said. "Of course If I wanted a gentleman's gentleman, I'd have one. I' ve always had everything I wanted, all my life.

Репортер был разочарован, что Дин не имеет слуги (a gentleman's gentleman). Интерпретация последнего требует фоновых знаний и Дин знает это выражение. Известно, что адекватное понимание текста невозможно без специальных фоновых знаний. По определению О. Ахмановой, обоюдное знание реалий говорящим и слушающим является основой языкового общения (Ахманова 1966: 498).

Фоновые знания служат для декодирования т. н. "вертикального контекста". Филологический вертикальный контекст - это те части произведения словесно-художественного творчества, которые употребляются для обозначения информации историко-филологического характера или содержат ссылки на другие произведения художественной литературы (Ахманова 1977: 49). В приведенном сегменте репортер имеет ввиду персонажа Дживза из книги П. Вудхауса.

I had to ask how rich he was. Was he a millionaire, for instance? "It's frightfully sordid to talk about money", he said firmly.

Репортер преднамеренно задает вопрос о доходах "безработного". Однако Дин уклоняется от ответа и считает это нарушением этики.

He started by describing for me a more or less typical day of his London life. "Well, I get up at 9. 30. I go out and buy the newspapers... I might do a lot of business phoning too, about horses or insurance".

Типичный день Дина начинается с чтения газет и кончается деловым звонком о лошадях и страховании.

deen is a Lloyds' underwriter, an occupation closer to gambling on a large scale than to work. I asked him how often he went into the office. deen said one or two days a week, when he was in town.

Его работа, по мнению репортера, похожа больше на игру, ибо ходит он на работу один или два раза в неделю, если находится в городе.

I hope you're commenting on my good looks, intelligence and brilliant wit..,"

Дин сам себя восхваляет и считает, что он красив, интеллектуален и обладает блестящим умом.

He was educated at Harrow. Was that a University ?, I asked. "Well, kind of ". Did it teach him anything useful? "Not exactly academically. But you certainly built up quite a knowledge of the world".

Знаний он не получил, но, видимо научился делать деньги и выживать социально.

What about November? "That's my birthday. November, 14, same day as Prince Charles". Does he know Prince Charles?. "My lips are sealed. I said I wouldn't mention any names in this interview".

Хотя Дин сказал, что он не упомянет никаких имен в интервью, он не мог уйти от соблазна упомянуть имя Принца Чарльза.

He approves of Mrs. Thatcher. "Her policies, I mean I don't approve of her. I think the vote should be given just to a few men, those who are well educated and who contribute to society". He said he definitely included himself.

Дин одобряет политику М. Тэтчер и считает, что право на голосование должны иметь лишь хорошо образованные мужчины, которые прямо или косвенно предоставляют людям работу. К таким мужчинам он относит и себя.

I asked if he thought his way of life at all anachronistic?. "Not so much of the brainy talk". I explained, mentioning Bertie Wooster. He said, I don't mind being a bit of a Bertie Wooster. Basically I'm a hedonist".

Репортер спросил, не является ли его жизнь анахронизмом. Дин обиделся и ответил, что это уже не интеллектуальная беседа. Полли ссылается на произведение П. Вудхауса. Вустер, создание упомянутого автора, был "джентлеменом досуга", чья жизнь проходила в праздном времяпровождении. Он был что-то вроде глупца, чья жизнь была организована его слугой Дживзом. Дин считает себя гедонистом, то есть для него удовольствие превыше всего.

Did he ever feel that life should have some purpose? "No", he said.

На вопрос репортера, чувствовал ли он когда-либо, что жизнь должна иметь цель? Он ответил отрицательно.

Подводя итоги интервью, можно утверждать, что возможно Дин мистифицирует репортера, преувеличивает праздность своего стиля жизни, чтобы досадить журналисту. В последнем абзаце интервью он видимо стремится выразить свои взгляды, чтобы шокировать его. Репортер, на наш взгляд, считает Дина эгоистичным человеком, с большим самомнением, незаслуженно владеющим большим богатством с нежелательным "набором" политических ценностей. Он беспечен, ибо ничто в жизни его не беспокоит, не совсем искренен в ответах на вопросы журналиста. У нас нет доказательств, что он принадлежит к аристократии. Он не кажется амбициозным, так как у него нет настоящей работы, и он не стремится чего-то достичь. Однако он ведет себя надменно по отношению к репортеру и ни в коем случае не либерал.

Эффективность исследуемого интервью создается, на наш взгляд, в первую очередь за счет 1) неожиданно поставленных вопросов; 2) аллюзий из художественного произведения; 3) употребления косвенных вопросов вместо общевопросительных (специальные вопросы не употребляются) и перевода части вопросов в импликацию, которые растворяются в "ткани" интервью. Анализ показывает, что интеграция прагматики и семантики помогает журналисту создать иронический "эффект" на всем протяжении интервью по отношению к Дину.

3. 5. 1. 2. Дискуссии.

Ниже анализируется часть политической телевизионной программы под названием "Midnight Special", которая передавалась на 4 канале в апреле 1992г. во время всеобщих выборов в Великобритании (Fairclough 1995: 167-182). В качестве репортера выступает известный телевизионный комментатор В. Ханна и эта часть программы представляет участников дискуссии - по одному члену парламента от трех главных партий: Консервативной, Лейбористской, Либерально-Демократической. Н. Феирклоф суммирует аргументы и наводит на мысль, что данная программа - это комплексная, творческая и продуктивная интердискурсивность. Она манифестируется с помощью смешения жанров и дискурсов, включая смешение элементов: 1) конвенционального политического интервью; 2) непринужденной беседы; 3) развлечения - представления, включая комедийный шаблон.

Можно сгруппировать первый и второй дискурсы на конституенты беседы (chat), понимаемые как "разговор" (conversation), который выполняет функцию развлечения. Общее и дискурсивное смешение реализуется текстуально разнородно: текст разнороден по своему смыслу. Сложность и креативность дискурсивной практики согласуется со сложной неустойчивой и инновационной социально-культурной практикой, Иначе говоря, противоречие социокультурной и дискурсивной практики манифестируется гетерогенностью текста, ибо политические телевизионные передачи реструктурируются с помощью пересмотра границ между дискурсивным применением политической публичной сферы, частной сферы "мира жизни" (lifeworld), средств массовой информации как института развлечения.

Отрывок из телевизионной программы является дискуссией по поводу доклада Ф. Мерч от Консервативной партии, который концентрируется на личности премъер - министра Дж. Мейджера.

В дискуссии принимают участие В. Ханна (VH), ведущий, члены парламента Д. Айткен (JA, консерватор), Р. Корбет (RC, лейборист), С. Хаджис (SH, либеральный демократ).

Амбивалентность и неплавность - две наиболее значимые черты этого смешанного дискурса (mixed-genre discourse). Для удобства анализа и восприятия дискуссии нами сделана редакторская правка.

VH: Splendid piece there by Fiona Murch, the arts correspondent of Channel 4 news now... you struck me during that as if you weren't sure whether to laugh or throw up.

JA: well I'll give him an Oscar (laughter) in a loyal way it looked to me rather attractive I mean it is a good story you have to admit that.

VH: Yeah.

JA: The boy from Bixton who's made it to Number 10 left school at 16, it is a good yarn, a good script I should think. John Schlessinger's probably ... done a first class job. I'm looking to it, looking forward to seeing the real thing. What is the questoin sorry (laughter)...

VH: I said I'd give him an Oscar (laughter), do you find it embarrassing that the party leaders to this kind of...

JA: No, I think it's showbusiness, it's modern politics.

VH: Right, fine OK.

JA: I mean I wonder how many votes are in it. I mean I think in the last election we just saw a soupcon of it. Neil Kinnock's broadcast with the Beethoven's 9th.

VH: Right, it was an outstanding piece of Brams 1st.

JA: No, it was Beethoven's 9th.

VH: No.

JA: Anyway, let's not argue about the music but it was the rather stunning presentation of Kinnock in a much better light than certainly I'd ever seen him before and it didn't make a tupenny, ha'penny worth of votes in the end. I mean I think it's part of razzamatazz of electioneering but the British people are not fooled by any director's presentation. I think in the end it is the issues and the substantive things that count.

VH: Well from one practising journalist to another...

Хотя В. Ханна не всегда задает вопросы, но его искусство вести беседу построено так, что он получает открытый ответ. В дискуссии встречаются такие элементы политического дискурса, которые состоят из двух избитых формул построения политических речей (The British people are not fooled... , in the end it is the issues that count). Утвердительные и насмешливо-гневные ответы Дж. Айткинса более типичны для разговорной речи, чем для конвенциональных политических интервью. Юмор - главный элемент программы и элемент непринужденной "болтовни"(chat) в форме остроумного разговора. В его речи употребляются конструкции ментального процесса: struck, weren't sure, looked, I should think, I'm looking forward.

Как политик в избирательной кампании, он вынужден защищать своего лидера против атак оппонентов, однако в изощренной интимности студийного разговора он не может защищать то, что на основании здравого смысла незащищаемо - предвыборная "шумиха".

Позитивная оценка выступлений Дж. Мейджера в непрямой, метафорической и юмористической форме "Well I'll give him an Oscar... in a loyal way" позволяет ему примирить конфликтующие требования. Все остальные вербальные усилия (it looks to me; to looking forward; to seeing the real thing) кажутся на первый взгляд более серьезной защитой Мейджера. Однако они носят оборонительный характер (выражения с "низкой модальностью": it looked to me;I should think; probably; уклончивые выражения "rather; I mean; and you have to admit).

Продолжим телевизионную дискуссию:

RC: Цell prickly Ashdown there I mean I have some sneaking sympathy for him except of course... We need to feel this monster... television in order to try and grub around for the extra handful of votes and you're quite right... Paddy should have put exactly those words but I think there is a line to be drawn somewhere a judgement to be made. It is this wrong when I say this is our election and not yours... ours and the electors' rather than television's.

VH: Well I mean you're not wrong to say anything on this programme (laughter). You can say what you want, I mean I would I hope it's the voters' election (to rescue him from his discursive discomfort).

RC: I shall be surprised if that movie on the basis of the snatch I've seen gets any Oscar nominations... The thing is a joke, it's an absolute joke - a bloke in the back of a chauffeur - driven car trying to send out the message you too can do this sweetheart if you vote Tory. I don't believe it. VH: Simon Hughes

SH: That particular clip of film looked pretty dire I have to say.

Р. Корбет довольно резко атакует передачи о выборах , к которым относятся превыше всего (over the top) руководители программы с точки зрения эффекта воздействия. Возможно высказывание 'You can do this sweetheart if you vote Tory' является попыткой смягчить "атаку" с помощью юмора. С. Хаджис старается дистантироваться от неумеренной атаки Р. Корбета и стремится настроить программу на прежний тон, смягчая тактику набора очков его оппонентами.

SH: ... but there's an interesting thing... I think that certainly the Labour last time and it looks like the Tory Party last time and this time are staging most of their leaders' appearances.

VH: What do you mean staging?

JA: Don't pretend Paddy Ashdown isn't...

SH: staging things... in a slightly different way. What I mean is the Labour Party ticket only rallies membership and Neil Kinnock was only seen in front of his own people and gave the impression of solidarity and support and Mrs. Thatcher again generally had a prearranged careful opportunity.

VH: That's indeed for security reasons.

SH: In her case and more than the leader of the opposition. Fair to say it looks as if John Major in the round members, again, supporters people who are going to be hostile throw wobbly questions. I have to say I think Paddy doesn't put himself in that position. The meetings certainly the venues that I'm aware of anybody could turn up.

VH: I mean it's risky well, it's possible but then he is the only one of the three party leaders who's strained to kill.

SH: Well, yes, and may be that he's the only one who has trouble getting...

JA: A crowd.

С. Хаджис кажется делает большие усилия, чтобы приготовить почву для того, чтобы набирать политические очки. 'An interesting thing' предполагает, что он скорее готов сделать аналитический вклад, чем увеличивать количество очков. Во-вторых, его претензии тщательно и с осторожностью модализированы. В-третьих, он снижает тон своему требованию с помощью "ухода от прямого ответа": slightly, generally. Тем не менее, его претензии к "театральности" дискуссии бросают вызов В. Ханне и Дж. Айткинсу. Потом все участники устанавливают тон разумной беседы. С. Хаджис принимает примирительный тон и точку зрения В. Ханна (fair to say).

Представляется, что дискурс охватывает значительную часть динамики социальной практики, которая включает структурную трансформацию общественной сферы политики. Один аспект этой трансформации реструктурирование отношений между традиционной сферой политики, средств массовой информации в сферу развлечения, частной жизни, общественной жизни, включая важные элементы в политическом процессе, такие как конференции, выборы, заседания парламента, которые стали более открытыми для средств массовой информации.

Однако, наблюдается противоречие и расхождение между общественным характером средств и источников массовой информации и частным характером восприятия этой информации, которая внедряется в дом и семейную жизнь. Этот пробел был ликвидирован адаптацией общественной практики и дискурсов к частным условиям восприятия. Один аспект этой тенденции --это придание общественному дискурсу домашней, непринужденной атмосферы (domestication) или конверсационализации (conversationalization).

О данной тенденции говорит и Г. Браун: "The formal rhetorical style of public address has almost disappeared from public life. Instead most public speakers adopt an informal, 'chatty' style, in which the speaker attempts to project a friendly , accessible image to his audience, very different from the Olympian image of thirty years ago. This is true not only of speakers addressing a live audience but also of speakers on radio and television . Even the BBC newsreaders... have followed this general trend... they are now family friends... chatting about the events of the last twenty-four hours. " (Brown 1984: 3).

Таким образом, за пределами непосредственного текста можно проследить сложный лабиринт факторов как экстралингвистических (диалогических), так и стилистических (эмоционально-риторических). Трехвекторная риторическая комбинация образует гетерогенный внутритекстуальный диалог, который в результате применения конвенциональных и неконвенциональных средств , производит юмористический эффект.

3. 5. 1. 3. Шутки, анекдоты как одно из средств выражения диалогических отношений, снимающих множественность интерпретаций.

Возможность двоякого осмысления текста, смысловая неопределенность закладывается первоначально создателем текста. Как правило, шутки строятся в виде краткого диалога двух коммуникантов. Реплика первого участника диалога представляет собой высказывание, допускающее как минимум две интерпретации. Возможность множественного восприятия исходной реплики обусловлена двусмысленностью как самих языковых компонентов (лексическая, словообразовательная, синтаксическая полисемия или омонимия), так и ситуационно. Двусмысленность слов (высказываний или ситуациq), заключенная в первой реплике, представляет возможность выявить ее нестандартное, отклоняющееся от нормы смысловое содержание.

Текстуальные явления как объект лингвистического исследования включают два типа языковых фактов: дискурсивный и композитный (Почепцов 1974: 8-14). На композитном уровне исследуются языковые явления текста (шутка, анекдот), помогающие создать не просто последовательность высказываний с дискурсивной связью, а сложное композитно-текстовое целое со своей жанро-специфической организацией.

Природу шутки нам позволяет хорошо понять Бейесовская вероятностная модель языка: "Человек устроен так, что он не любит серого речевого поведения, оно его утомляет. Шутка, нарушающая однообразие речи, заключается в неожиданном переводе маловероятных ассоциаций в доминирующие. Шутки основаны на использовании хвостовой части априорной функции распределения. Чтобы понимать шутки, надо иметь далеко растянутую хвостовую часть. Чтобы уметь шутить, надо уметь ею пользоваться. У людей, не понимающих шутку, априорная функция распределения рано усекается - они могут использовать только те значения смыслового поля слова, которые ассоциируются с данным словом с большой вероятностью. (Налимов 1974: 106)

Отсутствие однозначности, асимметричность в языке между формой и содержанием, неопределенность, которая снимается после произведенного юмористического эффекта, способствует накоплению мощного потенциала для смыслового поля "двусмысленность". К многочисленным языковым средствам порождения двусмысленности можно отнести омонимию (лексическую, словообразовательную, синтаксическую), истинную и ложную, лексико-семантическую вариативность слова, эффект обманутого ожидания, нарушение фразеологических сочетаний. Источником примеров является книга P. Moulton "Best Jokes For All Occasions":

'Well, I must be going' 'Don't let me keep you if you really must be going, ' said his bored host. 'Yes, I really must go. But really, I did enjoy our little visit. Do you know when I came in here I had a headache, but now I have lost it entirely. ' 'Oh, it isn't lost, ' was the patient reply. 'I've got it now. ' Если гость сообщает, что он "потерял" головную боль, то хозяин не соглашается с ним, и добавляет, что она не "потеряна", а наоборот, он "приобрел" ее. You don't seem to realize on which side your bread is buttered. ' 'What does it matter? I eat both sides. ' Адресат буквально интерпретирует фразеологическую единицу в логическом смысле 'to eat both sides'.

Для того чтобы шутка произвела эффект, необходимо чтобы двусмысленность оставалась непредсказуемой адресатом в момент ее введения, или разрешалась им ошибочно, то есть реципиент не знает, что замышляет адресант. Лишь в этих условиях последующее раскрытие двусмысленности представляет ситуацию в самом неожиданном свете, позволяя адресату получить эстетическое удовольствие. Этот механизм порождения шутки является самым распространенным способом использования двусмысленности.

"Герменевтический" диалог со скрытой двусмысленностью обычно имеет следующую структуру (Почепцов 1974: 12-3): 1) скрытое введение двусмысленности: B. Shaw cabled to Cornelia Skinner(actress): Excellent-greatest; 2) адресат повергается в состояние недоумения: She cabled back: Underserving such praise; 3) разрешение двусмысленности: Shaw replied: I meant the play, to which Miss Skinner returned: So did I.

В каждой шутке рассматриваемого типа имеется ее лингвистическая центральная часть, ядро. Это - лингвистическая единица (слово, словосочетание, высказывание), чьи структурные свойства (ее полисемантичность, омонимичные отношения с другими единицами и др.) используются для создания юмористического эффекта.

Лингвистическое ядро составляет необходимую и неизменяемую часть шутки (постоянная величина), все остальное - величина переменная. Характерно, что именно лингвистическое ядро (семантические актанты) остается неизменным в вариантах шутки, в то время как остальная часть подвергается изменениям:

A politically-minded lady who, after failing to shake Winston Churchill in an argument, broke off with a petulant remark: Oh, If you were my husband, I'd put poison in your tea. - Madam, If I were, I'd drink it with pleasure, Winston responded.

Остановимся подробнее на лингвистических способах выражения юмористического эффекта, который может создаваться с помощью:

1. Градации:

(1) The preacher came along and wrote upon the signboard: I pray for all. The lawyer wrote underneath: I plead for all. The doctor added: I prescribe for all. The plain citizen wrote: I pay for all.

(2) I just turned thirty five, said the coquette-like ageing dowager. -Turned it?, questioned the skeptical gigolo. You twisted it all up.

(3) What, kissing the cook? I am surprised. -No, my dear, I am surprised. You are astonished.

Как видно из примеров, юмористический эффект создается за счет преднамеренной градации глаголов ' pray-plead-prescribe-pay'; 'turn-twist'; 'surprise-astonish'.

2. Омонимии:

(1) - I'm so sore from running that I can't stand or sit. - If you 're telling the truth, you're lying.

(2) - Why are the medieval centuries called the 'Dark Ages?' 'Because it was the knight time'.

(3) Hotel Keeper: Here are a few views of our hotel for you to take with you, sir. - Guest: Thanks, but I have my own views of your hotel.

(4) - Waiter! - Yes, sir. - What's this? - It's bean soup, sir. - No matter what it's been. What is it now?.

Омонимы представляют мощный потенциал для создания юмора, что видно из приведенных примеров. Одинаковость произношения разных по смыслу слов и создает шутливо-иронический эффект: lying - lying; knight - night; bean been.

3. Антитезы:

(1) - Why does a woman say she's been shopping when she hasn't bought a thing? - Why does a man say he's been fishing when he hasn't caught anything?

(2) - My father's a doctor. I can be sick for nothing. - Well, mine's a preacher - so I can be good for nothing.

(3) 'A bride wears white', said the speaker, 'as a symbol of happiness, for her wedding day is the most joyful day in her life'. 'And why do men wear black?', someone asked.

Как видно из примеров, юмористический эффект создается за счет контрастирующих идей: 'shopping - fishing'; 'sick for nothing - good for nothing'; 'white - black'.

4. Возврата аргумента:

(1) - Don't you agree that Time is the greatest healer? - He may be but he's certainly no beauty specialist.

(2) - You have heart trouble - undoubtedly Angina. - Pretty good guess, Doc - only her name is Angelica.

(3) - Do you mean to tell me you always have the last word in any argument with your wife? - Of course, It's 'Yes, darling'.

Механизм создания юмористического эффекта с помощью " возврата аргумента" заключается в следующем: собеседник вначале соглашается с высказанной точкой зрения, а затем опровергает своего оппонента с помощью оригинального и внезапного аргумента.

5. Несовпадения общих и концептуальных знаний коммуникантов о мире:

"No man is so well known as he thinks he is", once said Enrico Caruso, the world - famed tenor. "While motoring in New York State", continued the great singer, "the automobile broke down and I sought refuge in a farmhouse while the car was being repaired. I became friendly with the farmer, who asked me my name and I told him it was Caruso. The farmer leaped to his feet and seized me by the hand." "Little did I think I would see a man like you in this humble kitchen, sir", he exclaimed. "Caruso. The great traveller Robinson Caruso".

"Столкновение" двух собеседников, как видно из примера, привело к тому, что фермер, обладающий "бедным" тезаурусом, перепутал итальянского певца Энрике Карузо с путешественником Робинзоном Крузо, что и является источником юмора.

6. Эффекта обманутого ожидания:

(1) "What is the most outstanding product that chemistry has given to the world?"

"Blondes".

(2) "What do you call a man who's been lucky in love?"

"A bachelor".

(3) "Let me introduce you to my husband."

"delighted. I am always glad to meet any husband of yours".

(4) A politician said to Horace Greely one day: "I am a self - made man". "That, sir", replied Greely "relieves the Almighty of a terrible responsibiliy".

Эффект "обманутого ожидания" осуществляется за счет внезапного перевода "ожидаемой реакции" в реакцию "неожиданную" (сюрприз - эффекты): "продукт химии - блондинки", "повезло в любви - холостяку", "познакомить с мужем - рад любому вашему мужу", "сам себя сделал - бог снял с себя ужасную ответственность".

7. Игры слов:

(1) "When I applied for a job the manager had the nerve to ask if my punctuation was good." "What did you tell him?" "I said I'd never been late for work in my life".

(2) In a parliamentary speech, an admirer of Lloyd George, then Prime Minister, referred to him as the "Wizard of Britain." "I beg pardon, you mean the Blizzard of Wales", broke in Jack Jones of the Laborite opposition. The house roared.

В первом примере один из собеседников не делает различия между " пунктуацией" и "пунктуальностью", что и приводит к шутливому результату. В другоь примере великолепная игра слов происходит между: "Wizard of Britain" и " Blizzard of Wales" на основе фоносемантической игроторики.

8. Расширения смыслового поля:

(1) "Fishing?" "No. Drowning worms."

(2) "And how do you account for your recent defeat at the polls, Senator?" "I was a victim." "A victim of what?" "Of accurate counting".

Расширение смыслового поля сопровождается различными стилистическими приемами: антиклимаксом (fishing - drowning worms), подхватом (victim victim of accurate counting).

Таким образом, шутка представляет собой "игровой" набор стилистических экспонентов, применение которых производит определенный юмористический эффект.

3. 5. 1. 4. Диалогическая корреляция первичного и вторичного текстов.

Проведем анализ пяти статей из пяти британских газет от 24 Мая 1985 г. , которые комментируют доклад комитета по внутренним делам палаты общин о злоупотреблении сильнодействующими наркотиками. (Fairclough 1995: 54-69)

Доклад относится к первичному дискурсу (primary discourse), a пять статей в газетах - ко вторичному (secondary discourse). (Halliday 1978: 112-3)

В базовом дискурсе (официальный доклад) понятие " незаконно распространяемые сильнодействующие наркотики" выражены с помощью словосочетания "hard drug abuse".

Проследим как реализуется это понятие в пяти британских газетах.

The Guardian. MPs urge harsher heroin penalties. Tough legal action to counter what MPs describe as the biggest threat to the stability of peaceful Britain - the heroin and cocaine trade - was demanded yesterday by the all party Commons home affairs committee. Its report calls for harsher penalties for drug traffickers. The report says that life sentences should be meted out for all people convicted of drug-trafficking... The home affairs committee also calls for a change in international banking laws to allow the police to obtain information to stop the " laundering of money" obtained by crime. Their report found that an estimated 12 million Americans regularly use cocaine... to satisfy their craving.

The Daily Telegraph. Britain must take immediate draconian measures against hard drugs or be overwhelmed within five years by addiction on the scale which is sweeping America according to a committee of MPs.

The Sun. Britain faces a war to stop pedlars... Call up Forces in Drug Battle. The armed forces should be called up to fight off a massive invasion by drug -pushers... . Cocaine pedlars are the greatest threat ever faced by Britain in peacetime. Horror Watch on addicts.

Morning Star. The MPs say that the ruthlessness of the drug dealers must be met by equally ruthless penalties once they are caught, tried and convicted.

The Daily Mirror. Shock report warns of worst peacetime threat. War on Drug Pushers... . To combat the threat the Committee wants to: Mobilize the Army... to intercept drug supplies. Seize assets from people suspected for drug-trafficking. Sentence the drug barons to life. The evil traffickers are the most serious peacetime threat to Britain.

Итак, специальный доклад комитета по нелегальному распространению наркотиков репрезентирован пятью текстами в британских средствах массовой информации. Эта множественность текстов передает одно и то же содержание, норазными лингвистическими средствами: они образуют диалогическую смысловую конвергенцию.

Тенденция в средствах массовой информации к "переводу" официальных точек зрения на "публичную идиому" делает их не только доступными непосвященным, но также придает им популярный смысл и резонанс, адаптируя их в пределах "горизонта" понимания различными слоями общества.

Тексты упомянутых британских газет носят трехвекторный коммуникативный характер: они диалогически направлены на официальный доклад, выступления MPs и потенциального читателя (в данном случае исследователя).

The Guardian вместо официального выражения "hard drug abuse" использует популярную идиому "drug- traffickers" и трансформирует ее в "drug- trafficking", то есть газета прибегает к парафразе выражения "heroin and cocaine trade", которое используют члены парламента в своих выступлениях. В качестве обобщения употребляется заголовок "MPs urge harsher heroin penalties".

The Daily Telegraph наряду с "drug-traffickers" использует "hard drugs", "drug-cocaine", "addiction".

The Sun употребляет лексические единицы, которые отсутствуют в докладе: call up, battle, fight off, massive invasion, pushers. Газета использует императив в заголовке: Call up Forces in Drug Battle; "traffickers" заменяется на "pedlars" и "pushers", а в "Morning Star"словосочетание в докладе "big drug dealers" - на "drug dealers".

Хотя "The Daily Mirror" придерживается близко к тексту доклада, она вводит новое словосочетание " evil traffickers".

Анализ показывает, что смысловая конвергенция первичного и вторичного текстов осуществляется за счет: 1) синонимической группы: hard drug abuse (доминанта) - traffickers- pushers- pedlars; 2) семантических конфигураций, которые также встречаются в речи парламентариев: drug pusher, drug traffickers, drug cocaine, drug supplies, drug problem, cocaine pedlars, drug dealers, drug barons; 3) семантической трансформации: addiction addict, trafficker - trafficking; 4) парафразы: hard drug abuse - heroin and cocaine trade - drug supplies; 5) обобщений: Britain facуs a war to stop pedlars; War on Drug Pushers; MPs urge harsher heroin penalties; 6) метафоры и метафорических эпитетов: the laundering of money; to satisfy their craving; to take draconian measures; drug battle; shock report; horror watch; devastating drug; evil traffickers.

Таким образом, за счет семантического взаимодействмя первичного и вторичного текстов и перевода последних на " популярную идиому", а также использования метафоры создается риторическое поле, которое эффективно воздействует на читателя, и новости становятся "ходовым товаром". В результате расширения смыслового поля "hard drug abuse" с помощью реагирующих текстов происходит обогащение его смысла.

3. 5. 1. 5. Диалогическая корреляция английской басни.

Типологической особенностью басни является ее расчлененность на два текста: конкретный и общесмысловой, которые находятся в диалогическом отношении. Смысловые диалогические корреляции можно описывать как перевод одного текста в другой текст (Падучева 1977: 30). Двутекстовая конструкция дает возможность производить проекцию обобщения на повествовательную часть.

Если смысловые связи внутри одного высказывания носят предметно-логический характер, то смысловые связи между разными высказываниями приобретают диалогический характер, так как они касаются одной и той же темы или мысли, и неизбежно вступают друг с другом в диалогические отношения. (Бахтин 1979: 293)

Текстуальные отношения - это, в первую очередь, не синтагматические или линейные отношения, а прежде всего иерархические семантико-смысловые отношения, определяемые коммуникативной интенцией, то есть иерархия семантико-смысловой структуры текста сводится к иерархии мотивов и целей, и соответственно и способов реализаций (Дридзе 1980: 62). Текст как семантико-смысловая целостность обладает макро - и микроструктурой. Микроструктура текста может быть представлена в виде совокупности внутритекстовых связей, в которые вступают опорные смысловые блоки текста. Макроструктура текста предполагает иерархию разнопорядковых смысловых блоков - предикаций первого порядка, с помощью языковых средств которых передается основная идея сообщения, то есть элементов, обладающих наибольшей коммуникативно-прагматической релевантностью, а так же предикаций второго, третьего и n - порядка (Дридзе 1980: 62). Другими словами, цели текстовой деятельности достигаются путем реализации разноэффективных коммуникативных программ, так как сообщение нельзя разложить на равнозначные единицы.

Проанализируем иерархию коммуникативных программ английской басни с помощью информативно - целевого метода (Дридзе 1980: 56).

Материалом для анализа (Зотов 1990: 72-6) послужила басня Дж. Сербера (J. Thurber. The Tiger who would be king).

Структуру текста можно представить следующим образом:

1. Цель сообщения (предикация первого порядка: The tiger wants to be king of beasts, but the lion is going to defend the crown against the pretender.

2. Элементы общего содержания. А. Основные элементы (предикация 2-го порядка). А -1 эл. Результирующий тезис: All the beasts were dead except the tiger and his days were numbered and his time was ticking away. А- 2эл. Аналитическая оценка ситуации: It was a terrible fight... The tiger was monarch of all he surveyed, but it did not seem to mean anything. А-3 эл. Констатирующие (контрастирующие) тезисы. А-3аэл. Первый тезис: The lion is king of beasts. А-3б эл: The tiger needs a change and wants to be king of beasts. А-4 эл. Описание ситуации (с элементами непосредственной диалогизации). А-4а эл: The tiger prowled through the jungle till he came to the lion's den. А-4б эл: The tiger roared: Greet the king of beasts! The king is dead, long live the king! А-4в эл: The lioness woke her mate and says: The king is here to see you. А-4г эл: What king? А-4д эл: The king of beasts. А-4е эл: I am the king of beasts. Б. Элементы предикации 3-го порядка. Б-1эл. Общий фон и цели сообщения. Б-1а эл: The lion is going to defend the crown against the pretender. Б-1б эл: All the animals of the jungle joined in, some taking the side of the tiger and others the side of the lion. Б-1в эл: Every creature ... took part in the struggle to overthrow the lion or to repulse the tiger, and some did not know which they were fighting for, and some fought for both, and some fought whoever was nearest, and some fought for the sake of fighting. В. Элементы предикации 4-го порядка контрастирующего типа (детализирующие ситуацию). В-1 эл: What are we fighting for? В-1а эл: The old order. В-1б эл: What are we dying for? В-1в эл: The new order.

3. Высшая предикация (мораль) второго текста, осуществляющая перевод одного качества в новое качество (обобщение): You can't very well be king of beasts if there aren't any.

Можно считать, что второй текст является репликой на первый.

Таким образом, басня образует специфический диалог, который можно свести к пяти типам: 1) непосредственный диалог персонажей; 2) диалог двух текстов; 3) диалог между высказываниями; 4) диалог писателя с читателем; 5) диалог писателя с культурой своего общества, то есть с его нравственными ценностями.

С другой стороны, оба текста басни можно рассматривать как эквивалентностные диалогические единства.

"Обнаженная" структура басни, ее двутекстовость, производит более сильный эффект на читателя, чем однотекстовость, где один текст растворяется внутри другого и автор предлагает вывести мораль самому читателю. Двутекстовая предикативная структура басни, на наш взгляд, является более оптимальной.

3. 5. 1. 6. Диалогическая конверсия одного текста в другой текст.

Диалогическая конверсия одного текста в другой текст может осуществляться с помощью:

1. Сопоставления текстов (вариантов текстов) и выделения в них главного, релевантно значимого инварианта:

Rapine, avarice, expense// This is idolatry // And these we adore: Plain living and high thinking are no more // (Wordsworth 1938: 143)." ...you've got the figure of a boy of twenty. I don't know how to do it". "Plain living and high thinking". (Maugham)

Моральная сентенция из поэтической коммуникации транспозицируется в редуцированной форме в сферу непринужденной разговорной речи. Эта метасемиотическая "конверсия" (Прохорова 1989: 2) и создает диалогические отношения между двумя фрагментами,

2. Вклинивания в текст известного изречения:

The lights had been lowered, and from where she sat it looked more than ever like a scene in a play. " All the world's a stage, and all the men and women merely players". But there is the illusion through the archway; it's we, the actors, who are the reality. (Maugham).

Фрагмент из комедии Шекспира "As You Like It": "Весь мир - театр. В нем женщины и мужчины - все актеры", опровергается персонажем романа С. Моэма "Театр" Джулией, которая считает данное утверждение иллюзией, и ей кажется, что реальностью являются лишь актеры.

Расположение одного текста внутри другого всегда порождает диалог. Часто это принимает форму "известного текста" в "новом контексте". В результате мы видим текст и контекст в новом свете.

Проанализируем различные репрезентации и активную реакцию слушателей на "Монолог Гамлета" в романе Ч. Диккенса "Great Expectations":

...whether 't was nobler in the mind to suffer: " Whenever that undecided prince had to ask a question or state a doubt , the public helped him out with it . As for example: on the question whether 't was nobler in the mind to suffer, some roared 'yes', and some 'no', and some inclining to both opinions, said 'toss up for it', and a debating society arose.

Как видно из примера, некоторые слушатели кричали "да", другие "нет", некоторые склонялись к обоим мнениям, то есть высказывание Шекспира вызвало у публики множественную интерпретацию.

Приведем еще пример "интервенции" текста "to be or not to be" в текст романа М. Ангелоу " I Know Why the Caged Bird Sings" (Angelow 1984: 177-8), где описывается "День Ритора" в негритянской школе и речь Г. Рида, которую он тщательно "отполировал" с помощью кандидата в сенаторы и учителя риторики:

There was shuffling and rustling around me, then Henry Reed was giving his valedictory address. ' To Be or Not to Be'. Hadn't he heard the whitefolks? We couldn't be. So the question was a waste of time. Henry's voice came out clear and strong. I feared to look at him. Hadn't he got the message? There was no 'nobler in the mind' for Negroes because the world didn't think we had minds, and let us know it. 'Outrageous fortune?'. Now, that was a joke. When the ceremony was over I had to tell him some things. Henry had been a good student in elocution. The English teacher had helped him to create a sermon winging through Hamlet's soliloquy. To be a man, a doer, a builder, a leader, or to be a tool, an unfunny joke... I marveled that Henry could go through the speech as if we had a choice.

В речи Г. Рида, в отличие от "монолога" Гамлета, глагол "to be" выполняет функцию предикатива: to be a builder, a doer, an unfunny joke, то есть имеет место преобразование смысла. К известному высказыванию "to be or not to be?" ничего нельзя добавить в силу его самодостаточности.

Диалогичность в приведенных примерах подчеркивается стилистической неоднородностью текстов. Вставки можно рассматривать как реплики на классику высокой культуры. Анализ последнего примера позволяет понять, насколько сложен и многолик диалог. Можно говорить об имплицитном диалоге между двумя сторонами писателя как повествователя. С точки зрения Л. Выготского этот диалог - удивительно тонкое взаимодействие "внутреннего" (частного) голоса и "внешнего" (публичного) голоса (Vygotsky 1962: 62).

Таким образом, очевидные "монологи" всегда превращаются в подлинный диалог. Большинство текстов не могут быть поняты независимо от других со-текстов и контекстов.

3. Преобразования изначального текста в текст телеграммы.

Приведем фрагмент из стихотворения В. Вортсворта "The Solitary Reaper":

Behold her, single in the field, // Yon solitary Highland Lass! // Reaping and singing by herself; // Stop here, or gently pass! // Alone she cuts and bends the grain, // And sings a melancholy strain; // O listen! For the Vale profound // Is overflowing with the sound (Wordsworth).

Представленный текст может быть преобразован в текст телеграммы:

Solitary Highland Lass Reaping Binding Grain Stop Melancholy Song Overflows Profound Vale. (Graves)

Преобразование, предпринятое Р. Грейвсом, может показаться легкомысленным, так как поэма подается и оценивается в качестве телеграммы и критерии, используемые здесь, являются совершенно нерелевантными для целей и задач поэта. Однако, телеграфное сообщение, являясь уже средством общения, в отличие от поэтической коммуникации, где поэма является средством эстетического воздействия, производит юмористический эффект посредством заимствованных поэтических выражений. Такое взаимодействие двух текстов создает смысловой "эффект" Бахтина: в результате встречи двух смыслов создается "третий" - юмористический.

4. Шутки, остроты, импровизации по отношению к первоначальному тексту.

Остроумную импровизацию приводит Р. Хад в своей статье о комедии Шекспира "The Comedy of Errors". В Англии одно время был популярен актер-комик Л. Кортес, который мог передать сюжет "Гамлета" за три минуты в шутливой форме:

There was this 'ere geezer called 'amlet, see? And he was a snotty so-and-so. Nuffink made 'im happy, but he did enjoy Ophelia, a feel yah see. Now, don't be higgorant, don't be higgorant - Ophelia, Ophelia, see? That was the name of 'is bit o' crumpet.

Вторичный текст коррелирует с первичным текстом "Hamlet", удерживая лексико-семантические связи. Эта связь осуществляется за счет употребления сниженной лексики: geezer, snotty, crumpet; неправильной письменной репрезентации слов: 'amlet-Hamlet; higgorant-arrogant; nuffink-nothing, максимального смыслового упрощения. Подобные преобразования создают комический эффект.

Таким образом, взаимодействующие тексты могут быть лингвистически гетерогенными, то есть состоять из элементов, которые имеют варьирующие и иногда противоречивые стилистические и семантические ценности.

3. 5. 1. 7. Оценка предшествующего текста как диалогическая интенсивность.

Оценка предшествующего текста предполагает активное ответное взаимодействие с коммуникантом, что свидетельствует о его диалогической реакции к тексту. Оценка, являющаяся часто коммуникативной целью адресата это очень сложное понятие, используемое в различных сферах деятельности: науке, повседневной коммуникации. В лингвистике под оценкой понимается высказывание о присутствии или количестве ценности в объекте (Зубов 1974: 3). Одним из компонентов оценки является оценочный предикат. Можно выделить критико-полемический тип, который состоит в оценке каких-либо положений с помощью оценочных высказываний. Со стороны содержания такие высказывания являются оценочными суждениями, которые протипоставляются теоретическим суждениям. Оценочные суждения - это высказывания о том, что человек считает ценным, что плохим. Теоретические суждения - это высказывания о действительности, указывающие, какой она является, какой нет. Приведем примеры:

It contains Iago, the most theatrically attractive villain ever portrayed except perhaps for Richard III, Othello himself, the most exotic tragic hero and desdemona, a tragic heroine of beauty, innocence, will and intelligence. (Shakespeare in Perspective)

Данное оценочное суждение сопровождается конкретизирующими отрицательной и положительной оценками с привлечением оксюморона (attractive villain).

The final scene has the most enigmatic ending in drama. But then what is King Lear but a massive series of questions to which we must find our own answer? (Shakespeare in Perspective)

Приведенное теоретическое суждение описывает загадочность концовки драмы "Король Лир", которая ставит много вопросов.

Приведем еще пример:

In the ten years since her spectacular wedding ceremony witnessed by the whole world, Princess Diana has matured from a shy young nursery school teacher into a radiant princess. Diana's thoughtful and caring personality has endeared her to millions. Diana - a celebration captures everything that makes Diana so special - her warmth and beauty, her dazzling style. (Lifestyle Television)

Приведенный пример является оценочным описанием, которое выражено главным образом прилагательными: radiant, thoughtful, caring, dazzling. Подобное описание можно считать неаргументированной оценкой, так как в нем обычно высказывается точка зрения автора, но не приводятся аргументы, подтверждающие обоснованность такой оценки. (Синдеева 1982: 37)

Аргументированная оценка - это оценочное рассуждение, которое не просто высказывается, но при этом приводятся доводы и даются основания оценки. Можно выделить три типа оценочных рассуждений. (Синдеева 1982: 39-40)

Первый тип оценочного рассуждения можно назвать оценочным доказательством. В доказательствах обычно различают тезис (положение, истинность которого доказывается) и аргументы (суждения, обосновывающие правильность тезиса). Тезис стоит в начале рассуждения, а затем следуют аргументы:

... very few professional theorists of language are at home with language. I noticed this phenomenon when I heard Noam Chomsky lecture. He found it difficult to express himself in words. Perhaps he knew too much about them to want to put them to work. (Vidal)

Второй тип рассуждения - это выводное рассуждение. В нем рассуждения являются аргументами, подводящими к выводу. В качестве аргументов могут выступать как оценочные, так и неоценочные высказывания:

Linguistics, by providing a systematic method for analysing and describing languages, is of value in that it aims to plug these gaps and provide a well-defined basis for attacking these problems. (Crystal)

Третий тип оценочного рассуждения состоит из цепи оценочных и теоретических суждений, находящихся в каузальной последовательности, то есть связанных причинно-следственной, уступительной или целевой связью:

Unlike Ben Jonson, Shakespeare did not set great store by 'penned' or printed work. His plays were only published individually for copyright reasons... Then it is not surprising that the spoken word is usually allowed to triumph over written one in his plays. (Shakespeare in Perspective)

Таким образом, оценочные описания и рассуждения способствуют тесному диалогическому сцеплению первичного и вторичного текстов.

3. 5. 1. 8. "Интервенция" иностилевых фрагментов в текст для создания комического эффекта.

Обратимся к конкретному анализу текстов, для которых характерны вкрапления в ткань художественного произведения для создания иронического эффекта. Так, например, английский писатель П. Вудхаус создает речевую характеристику Дживса, лакея-камердинера, путем нарочитого квазивозвышенного стиля, который присущ его речи.

Дживс, будучи самоучкой, употребляет очень правильные, гиперкорректные высказывания (Labov 1966: 57), насыщенные терминологической и книжной лексикой, которые звучат смешно и неестественно в обыденной речи (Чаковская 1986: 86):

(1) "You never went to a preparatory school..., did you?" "No, sir, I was privately educated". (Wodehouse)

(2)"Without his notes he's a spent force. Revolting, that Jeeves, don't you think?" "Many orators are, I believe, similarly handicapped, sir". (Wodehouse)

Комический эффект, производимый его речью, усиливается на фоне "не слишком правильной речи" его хозяина - Берти Вустера. Как видно из примеров, Дживс не учился в подготовительной школе и оказался самоучкой. Небрежная фраза Берти ' revolting, that' сопровождается книжной лексикой 'orator', 'handicapped' и безупречной синтаксически-правильной фразой.

(3) "Oh, Jeeves," I said. "Half a jiffy." "Sir?" "Something I want to ask you. It seems that among my fellow-guests will be a Mrs. Homer Cream... and her son Wilbert... Rightly or wrongly I associate it with trips we have taken to New York, but in what connexion I haven't the vaguest. Does it ring a bell with you?" "Why, yes, sir. References to the gentleman are frequent in the tabloid newspapers of New York... He generally alluded to under the sobriquet of Broadway Willie." "Of course! It all comes back to me. He's what they call a playboy." "Precisely, sir. Notorious for his escapades". (Wodehouse)

Если в речи Берти встречаются разговорные фразы 'Half a jiffy', 'Does it ring a bell with you?', то Дживс использует такие книжные слова как 'reference' , 'tabloid'. 'sobriquet', 'escapade'.

(4) "How did he account for that?" "On my suggestion, sir, he explained that he had removed it from your room, where he had ascertained that you had hidden it after purloining it from Mr. Cream". (Wodehouse)

И в вышеприведенном примере речь Дживса включает такие книжные глаголы как 'ascertain', 'purloin', выражение 'on my suggestion'.

Дживс, будучи самоучкой, и стремящийся показать эрудицию, часто использует в своей речи механически заученные высказывания различных писателей и поэтов. В нижеприведенных двух примерах Дживс цитирует Р. Бернса и Лонгфелло:

(5) "It is merely a feeling" sir, due probably to my preference for finesse. I mistrust these elaborate schemes. One cannot depend on them. As the poet Burns says the best laid plans of mice and men gang aft agley." "Scotch, isn't it, that word?" "Yes, sir."

(6) "And we must always remember what the poet Longfellow said, sir." "What was that?" "Something attempted, something done, has earned a night's repose." (Wodehouse)

Информация, приводимая Дживсом, сама по себе ничего смешного не содержит. Комический эффект возникает в результате нерелевантности сведений, сообщаемых слугой в ситуациях, в которых развертывается действие книг П. Вудхауса (Чаковская 1986: 87).

Таким образом, " интервенция " текста в текст и их гетерогенная информация создают диалогическое взаимодействие между ними.

3. 5. 1. 9. Деформации изначального текста в последующем тексте.

Рассмотрим следующий пример:

A few years ago, the Pope was visiting New York. A reporter asked him a very silly question: "Will you be seeing any prostitutes while you're here?". By way of avoiding the question, the Pope asked a rhetorical question: "Are there any prostitutes in New York?" The newspaper next day splashed the story: Pope's First Question on Arriving in New York Was: "Are there any prostitutes in New York?" (Soars).

Несколько лет тому назад Папа Римский посетил Нью Йорк. Репортер задал ему провокационный вопрос: "Вы не собираетесь встретиться с проститутками во время своего визита?". Чтобы избежать ответа на этот вопрос, Папа Римский задал риторический вопрос: "А разве есть проститутки в Нью Йорке?". На следующий день одна из газет поместила следующий заголовок: Первым Вопросом Папы Римского по Прибытии в Нью Йорк Был: В Нью Йорке есть проститутки?".

Эффект деформации обусловлен переводом риторического вопроса в общевопросительный, изоляцией его от изначального текста и нарушением последовательности вопросов. В первоначальном тексте последовательность была несколько иной: "репортер - Папа Римский". Такой "интегральный" квазидиалог является нарушением этики коммуникации и приводит к искажению смысла текста.

3. 5. 1. 10. Диалогическая корреляция двух версий текста: гипотетического и реального.

Диалогическую конвергенцию, как нам представляется, можно проиллюстрировать с помощью мемориальной речи. Фундаментальная цель такой речи не только информировать слушателей, но и вызвать благоприятную оценку и восхищение лицом, которому автор воздает должное. Автор творчески создает текст и проникает в сущность идеи и порождает в умах и сердцах слушающих чувство уважения к умершему.

Одним из самых красноречивых риторов - лордов речи - был Эдлай Стивенсон. Сразу же после смерти У. Черчилля в 1965 г. Стивенсону поручили произнести памятную речь на мемориальной службе в Национальном Соборе Вашингтона. Ниже мы приводим две версии речи Стивенсона - гипотетическую и подлинную. Первая версия - что мог бы он сказать. Текст лишен теплого эмоционального содержания и живого языка.

The reason for our gathering today is to mourn the death of a great man, W. Churchill, who has just died. Churchill was a powerful speaker, and he used his speaking ability for many political and social purposes. All of us will miss hearing him speak, and we will miss the man as well.

А вот что он сказал в действительности:

Today we meet in sadness to mourn one of the world's greatest citizens. Sir Winston Churchill is dead. The voice that led nations, raised armies, inspired victories and blew fresh courage into the hearts of men is silenced. We shall hear no longer the remembered eloquence and wit, the old courage and defiance, the robust serenity of indomitable faith. Our world is thus poorer, our political dialogue is diminished and the sources of public inspiration run more thinly for all of us. There is a lonesome place against the sky. (Lucas).

Подлинный текст существенно отличается от первого с точки зрения риторической. Риторическое воздействие осуществляется с помощью метафор, входящих в градуированный ряд, и эпитетов. Например, метафоры " meet in sadness", "the voice is silenced", "dialogue is diminished", " the sourses of public inspiration run thinly"; эпитеты "robust serenity", "indomitable faith", "fresh courage". Особенно эффективно звучит последний коммуникативный фрагмент "There is a lonesome place against the sky". Он подчеркивает и усиливает выдающуюся фигуру Черчилля в мире общественных деяний и великолепно передает невосполнимую потерю.

Таким образом, гипотетический текст, в отличие от произнесенного, несет нулевую степень экспрессивности, но она становится особенно очевидной на фоне их диалогического сопоставления.

3. 5. 1. 11. Смысловая диалогическая конвергенция в художественной коммуникации.

Художественная коммуникация предполагает потенциальный диалог между писателем и читателем, так как понимание носит диалогический характер и поэтому художественное произведение потенциально двухвекторно. Читателю нет необходимости отвечать своим произведением на художественное произведение. Однако этот принцип может нарушаться. Так, Джон Мильтон ответил художественным произведением "Paradise Regained" на свое произведение "Paradise Lost". Оба произведения находятся в диалогическом взаимодействии друг с другом и образуют одно смысловое антонимическое поле, которое можно обозначить по принципу причинно - следcтвенных отношений: "Disobedience Losing": "Repentance - Regaining". (Milton 1938).

"Paradise Lost" описывает непослушание человека, которое ведет к потере рая и затрагивается причина такого падения:

Of Mans Disobedience, and the Fruit// of that Forbidden Tree, whose mortal tast// Brought death into the World, and all our woe, // With loss of ed.en, till one greater Man// Restore us, and regain the blissful Seat.

В "Paradise Lost" встречаются выражения 'to bring woe', 'restore us', 'regain the blissful Seat'. В "Paradise Regained" автором используются такие конфигурации как: 'disobedience lost', 'recovered Paradise', 'the great Proclaimer cried Repentance', 'to conquer Sin', 'to vanquish by wisdom', 'to teach the erring Soul', 'truth' was freed and equity restored', 'to vanquish Temptation', 'to wash off sin', 'to regain lost Paradise', 'Thief of Paradise', а также выражения, связанные с риторикой: 'persuasive rhetoric', 'Eloquence'.

Таким образом, лингвистические средства адекватно интерпретируют антонимическое диалогическое поле 'losing // regaining Paradise'.

3. 5. 2. Диалогика текста с задержанной обратной связью.

Диалогика текста с задержанной обратной связью включает определенные диалогические конфигурации.

3. 5. 2. 1. Интенсивное диалогическое взаимодействие знаний художника слова и читателя (герменевтический диалог).

Состояние развития филологической герменевтики с точки зрения валидности и общей герменевтической теории обусловлено полным скептицизмом, ибо ни один из текстов невозможно полностью эксплицировать. В юриспруденции, например, превалирует так называемый прагматизм, который полагает, что смысл закона - это то, как действующие судьи толкуют его смысл. Подобная ситуация существует и с библейскими толкованиями, где Библия является новым откровением для каждого последующего поколения. В филологической теории существует аналогичная доктрина, объявляющая, что смысл художественного текста заключается в том, что он означает для нас сейчас. Такие теории называют "радикальным историзмом". Второй тип теории обозначен как "автономизм" - доктрина, согласно которой художественный текст принадлежит к онтологической сфере, где смысл независим от авторской воли. Все эти точки зрения имплицитно отрицают возможность валидности в интерпретации (Hirsch 1976: 8).

Более широкие импликации такого герменевтического скептицизма обычно игнорируются их приверженцами. По большому счету право любой гуманитарной дисциплины претендовать на подлинное знание. Поскольку все гуманитарные изыскания базируются на интерпретации текстов, то эффективная интерпретация имеет решающее значение для валидности в последующих предпосылках и выводах. Практическая цель любой подлинной дисциплины - это достижение твердо обоснованного соглашения, что одна совокупность заключений является более вероятной, чем другая. Это именно и является целью валидной интерпретации, которая достигается за счет воображаемых интерпретивных предположений высокого интеллектуального уровня, метода "весомого доказательства" ("weighing evidence") и в идеале неисчерпаемой эрудиции ("inexhaustible erudition").

Традиционно существовала точка зрения в защиту автора - текст значит то, что имел в виду автор. Однако, эта точка зрения была подвергнута критике, особенно Т. Элиотом и выдвинута новая доктрина, что лучшая поэзия безлична, объективна и автономна в том смысле, что она живет своей жизнью, полностью оторванной от жизни автора. (Hirsch 1976: 1)

Исследователи утверждают, что теория авторской нерелевантности была благотворной для литературоведения, потому, что она перенесла фокус дискуссии с автора на его произведение. Изучение "что говорит текст" стало изучением того, что он говорит индивидуальному критику. Стало модным говорить о "прочтении" текста критиком. Ибо текст должен представлять чей-то смысл - если не автора, то критика. Некоторые теоретики считают, что валидное прочтение текста - самое лучшее прочтение. Но если бы мы предположили, что критик имел доступ к критерию, с помощью которого он мог бы определить самое лучшее прочтение, он бы однако остался с двумя равными принудительными нормативными идеалами - самое лучшее значение и авторское значение текста. (Hirsch 1976: 5)

Доктрина, широко принятая в настоящее время, говорит о том, что значение текста меняется даже для автора. Согласно радикальному подходу, текстуальный смысл меняется от эпохи к эпохе, от чтения к чтению.

Каждый пишущий знает, что его мнение о своей работе и его ответная реакция на свой текст варьируется от чтения к чтению. Авторы меняют свое отношение и ценностный критерий в течение времени и несомненно будут стремиться рассматривать свою работу в различных контекстах. Ясно, что меняется не смысл работы, а скорее их отношение к этому смыслу. Меняется не смысл, но ценностная значимость текста для автора.

Сторонники семантической автономии полагаются на мнение Т. Элиота, который неоднократно отказывался комментировать значение своих собственных текстов. Отказ Т. Элиота базируется на его предположении, что автор не имеет контроля над словами, которые он "запустил" в мир, и у него как интерпретатора нет особой привилегии. Задача обнаружения того, что говорит текст, не носит детерминистского характера, так как текст может сообщать различные вещи различным читателям. Одно прочтение может быть как валидным, так и не валидным. Однако, решающее возражение по отношению к теории семантической автономии заключается не в том, что ей не удается выработать адекватный критерий валидности, а в ошибочности аргумента, который используется для их поддержки. (Hirsch 1976: 10-1)

Один аргумент базируется на различии между интенцией сделать что-либо и конкретной реализацией этой интенции.

Самый лучший способ указать, что является ложным в этой популярной версии, это сначала обсудить величину - оценку, в которой она будет валидной. Оценка постоянно дифференцируется между интенцией и исполнением этой интенции. Приведем пример:

"Did you know that those two last sentences or yours had parallel constructions which emphasized the similarity of meaning?"

"No. How clever of me! I suppose I really did want to emphasize the similarity, though I wasn't aware of that, and I had no idea I was using rhetorical devices to do it." (Hirsch)

Этот пример иллюстрирует тот факт, что в авторском интенциональном значении есть компоненты, о существовании которых он не подозревает. За него эти моменты (в данном случае риторические приемы) эксплицирует интерпретатор-филолог.

Следует отметить, что язык и предположение в пределах одной культуры могут в большой степени варьироваться, и может случиться, что современный читатель мог бы изучить своеобразный язык определенного автора более детально, чем любой современник, который говорил бы "на том же самом" языке. Например, У. Блейк понимается лучше учеными сегодня, чем он понимался его современниками, ибо часто выдающиеся писатели и поэты опережают свое время и живут в "большом" времени. Мы никогда не можем быть уверенными, что поняли современные тексты лучше, чем тексты прошлого.

Одной из самых практических проблем интерпретации является проблема импликации (unsaid). Вербальные значения с различными импликациями похожи на айсберг, большая часть которого скрыта под водой (submerged), но подводная часть должна быть связана с частью, которая находится на поверхности. (Hirsch 1976: 53)

На наш взгляд, трудности в интерпретации текста зависят от степени его имплицитности и состава смыслов. Возьмем фрагменты из трех текстов: стихотворение Дж. Байрона "The Dream", конституцию США и молитвенник ("The Book of Common Prayer").

(1) And made him friends of mountains: ...with the stars // And the quick spirit of universe // He held his dialogues; // And they did teach // To him the magic of their mysteries; // To him the book was opened wide, // And voices from the deep abyss // A marvel and a secret - Be it so. (Byron)

(2) No person shall be held to answer for a capital or otherwise infamous crime, unless on a presentment or indictment of a Grand Jury.., nor shall any person be subject for the same offence to be twice put in jeopardy of life.., nor shall be compelled in any criminal case to be a witness against himself, nor be deprived of life, liberty, or property, without due process. (The Constitution of the United States. Article V)

(3) O Lord, my strength and my redeemer // Forgive us our trespasses as we forgive those who trespass against us // And lead us not into temptation, but deliver us from evil // For thine is the kingdom and the power, and the glory, forever and ever. Amen. (The Book of Common Prayer)

Поэтический текст Байрона потенциально полисмысловой и позволяет множество интерпретаций. Легко эксплицируется лишь вершина айсберга, остальная часть имплицирована. Таким образом, эксплицитные и неэксплицитные смыслы находятся в сложном переплетении и потенциально сосуществуют. В результате мы имеем три типа смыслов: эксплицитный, имплицитный и имплицитно-эксплицитный (или наоборот). При интерпретации третьего типа движение идет от "нечеткого" представления к представлению эксплицитному.

Текст конституции США позволяет однозначное восприятие, так как этот текст является основным законом государства и носит канонический характер.

Третий текст (The Book of Common Prayer) не требует от читателя интерпретации, так как он воспринимается независимо от смысла. Но при толковании в теоретическом аспекте этот текст позволяет сотни прочтений.

На наш взгляд, необходимо четко дифференцировать художественную информацию, где у автора и читателя нет общего кода, и читателю приходится декодировать текст писателя и научную информацию (нормативная интерпретация), а также религиозный текст, обладающий специфическими свойствами некоторого отстранения от состава смыслов.

Любая интерпретация текста является лишь частичной, и по всей вероятности ни одна интерпретация не может исчерпать все смыслы текста. Но разнообразие интерпретаций следует приветствовать: оно способствует лучшему пониманию. Чем больше знает коммуникант интерпретаций, тем полнее будет понимание.

Интерпретации являются идентичными тогда и только тогда, когда они обладают одними и теми же качествами.

Ясно, что понимание предшествует интерпретации и отличается от нее. Истинно и то, что интерпретация "углубляет" понимание читателя, но иногда она может "переделать" понимание. В свою очередь, читатель строит свой текст понимания. Добавочная трудность в интерпретации, как ни парадоксально это звучит, создается диалогичностью текста, так как необходимо затекстовое знание.

Возьмем знаменитый фрагмент из поэтического произведения Ф. Тютчева, посвященного А. С. Пушкину: "Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет". Если изъять имена Ф. Тютчева и А. Пушкина, то может иметь место "дефицит смысла": для читателя могут возникнуть две неизвестные величины "тебя" и "автор этих строк Ф. Тютчев", декодирование которых зависит от тезауруса личности. И, наконец, третья величина - толкование смысла текста, сопровождаемое разнообразной аргументацией. Интерпретации могут быть различными, но не в корне отличными. Очень важно подчеркнуть тот факт, что две различные интерпретации не являются с необходимостью несоизмеримыми, ибо все интерпретации одного и того же текста отличаются друг от друга. Смысловая неопределенность снимается не полностью в силу "айсбергового принципа", или принципа имплицитности. В результате, условно говоря, может появиться третий смысл.

Искусство интерпретации и искусство понимания являются разными функциями, но часто смешиваются. Два интерпретатора, в конце концов, могут использовать различные стратегии и категории, чтобы передать одну и ту же концепцию смыслов, но крайности письменного комментария не объясняют все различия среди интерпретаций. И не будет ошибкой утверждать, что, в конечном результате, различные интерпретации являются идентичными.

Все понимание является "молчаливым", в то время как интерпретация "словоохотлива" (garrulous). Чтобы понять словесное значение во времени интерпретатору приходится подчиниться двойной перспективе. Он должен сохранить свою точку зрения и одновременно в своем воображении реализовать точку зрения говорящего. Это характерно для всей словесной коммуникации.

Интерпретация редко существует в чистой форме, за исключением парафраз или переводов. Как понимание является конструированием смысловых значений, так и интерпретация является объяснением последних. Интерпретация, как и перевод - это создание нового текста.

Интерпретация, как и перевод, - искусство, ибо интерпретатору приходится искать средства передачи непосвященному, с точки зрения общих знаний тех значений, которые эквивалентны оригинальным значениям. Однако, различные формы интерпретаций относятся к тому же самому конструированию оригинального значения.

Таким образом, можно утверждать, что большинство интерпретаций находятся в отношении эквивалентности.

3. 5. 2. 2. Различные интерпретации одного и того же текста (как герменевтический диалог).

Известно, что интерпретатору приходится найти средства передачи непосвященному в доступной форме значений, которые эквивалентны значениям в оригинале.

Тот факт, что различные интерпретации могут быть в полном согласии друг с другом, открывает перспективу для излюбленного приема, что каждый век должен реинтерпретировать великие работы прошлого. Это истина для каждого нового поколения лингвистов, но она имеет очень ограниченное применение. Старый излюбленный прием означает, что каждый век требует другой лексикон и другую стратегию интерпретации. Интерпретатор должен считаться с разновременными данными (givens), ибо язык и интересы аудитории варьируются с течением времени. Несомненно, Колеридж понимал Гамлета иначе, чем Китридж. Этот факт отражен в их принципиально отличных интерпретациях, но было бы неправильно утверждать, что это несоответствие вызвано тем фактом, что они жили в разное время. Было бы несправедливо по отношению к Колериджу и Китриджу доказывать, что время обусловило их манеру понимания, или их позиции не могли быть реверсированы. Оба видимо согласились бы, что по крайней мере один из них не прав (хотя с нашей точки зрения обе интерпретации можно считать верными и самодостаточными). С другой стороны, если бы они придерживались одной и той же концепции Гамлета, они не могли бы написать о пьесе одинаковым образом. Их цели, время, аудитория были различными, и соответственно, различен и стиль выражения. (Hirsch 1976: 137)

Таким образом, интерпретация текста носит переменный характер и зависит от интеллектуальной атмосферы времени, и не может быть единственно правильных "методов" интерпретации.

Ни одна единственная интерпретация не может исчерпать богатую систему значимых потенциальностей представляемых текстов. Поэтому каждое вероятное прочтение неизбежно частично, ибо не может реализовать все потенциалы текста. Следовательно, руководящий принцип - это инклюзивная интерпретация (включающая в себя все возможные интерпретации), то есть самая "адекватная" конструкция, дающая когерентное объяснение всех текстовых потенциальных значений (Hirsch 1976: 227).

Инклюзивизм (включение) желателен как позиция, которая индуцирует готовность использовать результаты других интерпретаторов, однако кроме достойной уважения толерантности, он имеет незначительную теоретическую ценность. Хотя его цель - примирить различные вероятные прочтения в идеальной интерпретации, он не может фактически ни примирить различные прочтения, ни делать выбор между ними. Как нормативный идеал, или принцип корректности, инклюзивизм бесполезен. Этот пункт можно проиллюстрировать цитированием двух экспертных прочтений хорошо известного стихотворения У. Вортсворта "A slumber did my spirit seal" (W. Wordsworth 1938: 72).

Мы сначала приведем текст поэмы, а затем процитируем два фрагмента из двух опубликованных толкований, чтобы продемонстрировать своего рода тупик, который всегда провоцирует инклюзивизм, когда он пытается примирить интерпретации и демонстрировать эту интерпретативную проблему:

A slumber did my spirit seal; // I had no human fears: // She seemed a thing that could not feel // The touch of earthly years. // No motion has she now, no force; // She neither hears nor sees; // Rolled round in earth's diurnal course, // With rocks, and stones, and trees.

Приведем отрывки из двух комментариев. Первый комментарий сделал К. Брукс, второй - Ф. Бейтсон:

(1) The poet attempts to suggest something of the lover's agonized shock at the loved one's present lack of motion - of his response to her utter and horrible inertness... Part of the effect, of course, resides in the fact that a dead lifelessness is suggested more sharply by an object's being whirled about by something else than by an image of the object in repose.

But there are other matters which are at work here: the sense of the girl's falling back into the clatter of things, companioned by things chained like a tree to one particular spot, or by things completely inanimate like rocks and stones.

... She is caught up helplessly into the empty whirl of the earth which merges and makes time. She is touched by and held by earthly time in its most powerful and horrible image. (Brooks)

(2) The final impression the poem leaves is not of two contrasting moods, but of a single mood mounting to a climax in the pantheistic magnificence of the last two lines... The vague living-Lucy of this poem is opposed to the grander dead-Lucy who has become involved in the sublime processes of nature. We put the poem down satisfied, because its last two lines succeed in effecting a reconciliation between the two philosophers or social attitudes. Lucy is actually more alive now that she is dead, because she is now a part of the life of Nature and not just a human 'thing'. (Bateson)

Если мы допустим, что текст позволяет обе приведенные интерпретации, то проблема для "инклюзивиста" заключается в том, чтобы примирить эти два прочтения. Для "инклюзивиста" доступны три способа примирения.

Прочтение Брука включает интерпретацию Бейтсона; оно показывает, что любые положительные идеи в стихотворении отрицаются посредством горьковато-иронического изображения инертной девушки, которая закружилась вокруг того, что Бейтс называет "величественные процессы природы"

Бейтсоновское прочтение включает интерпретацию Брука; иронический контраст, между активной, кажущейся бессмертной девушкой и пассивно инертной, мертвой девушкой преодолевается с помощью необоснованного утверждения о бесмертности.

Каждое из прочтений частично справедливо, но они должны быть растворены, чтобы дополнять друг друга.

Тот факт, что точки зрения критиков различаются, порождает предположение, что значение носит двусмысленный характер. Выраженная эмоциональность амбивалентна и объединяет горькое сожаление и утверждение. Третий способ примирения применяется чаще и в этом случае, возможно, является самым удовлетворительным.

Четвертый тип анализа, что Брукс прав, а Бейтсон - не прав (или наоборот), не является доступным для инклюзивиста, так как текст позволяет оба прочтения вероятными.

Более тщательное наблюдение, однако, показывает, что ни одному из средств аргументации не удается примирить или растворить два различных прочтения. Первый вариант, например, говорит о том, что прочтение Брука охватывает понимание текста Бейтсоном, хотя вполне возможно, что Брук подразумевает все значения, которые Бейтсон имеет в виду. Брукс также подразумевает эмфатическую модель, которую невозможно примирить с прочтением Бейтсона. В то время как Бейтсон истолковывает стихотворение как утверждение жизни, то Брукс подчеркивает смерть и инертность. Никакое количество манипуляций не примирит эти дивергентные эмфазы, ибо одна модель эмфазы необратимо исключает другие модели, и так как эмфазы играют решающую роль для значения, две конструкции значения строго исключают друг друга.

Третий вариант не может избежать искажений, хотя он, возможно, удерживает акцент на отрицании утверждения, при этом объединяя оба прочтения, он на самом деле исключает их и считает оба прочтения не просто частично совпадающими, а неправильными. Ибо если стихотворение делает равный акцент на горькой иронии и утверждении жизни, то любая конструкция, которая акцентирует главное внимание одновременно на обоих значениях, некорректна.

Однако, общий принцип анализа состоит в том, что вполне вероятно, любое стихотворение, в том числе Вортсворта, может двусмысленно подразумевать как горькую иронию, так и утверждение жизни, то есть играет как бы спектрально своими красками. (Hirsch 1976: 230)

Таким образом, в результате диалогической встречи двух потенциальных смыслов образуется как бы третий смысл.

3. 5. 2. 3. Диалог интерпретаторов с текстами У. Вортсворта.

Диалогическому анализу будут подвергнуты лирические баллады У. Вортсворта, его предисловие к своим лирическим балладам и статьи литературных критиков о его творчестве.

У. Вортстворт ждет от своих лирических баллад два вида воздействия на читателя: те, которые получают удовольствие (common pleasure), и те, которые испытывают нелюбовь (common dislike).

Поэт утверждает, что главной целью поэм было выбрать случаи и ситуации из обычной жизни и описать их с помощью языкового выбора, реально используемого человеком, но с определенной окраской воображения, представляя обычные вещи читателю в необычной комбинаторике.

У. Вортсворт определяет предназначение поэта, и по его мнению, - это человек, говорящий с другими людьми, но наделенный более живой чувствительностью, большим энтузиазмом и нежностью, и который обладает большим знанием человеческой натуры. (Wordsworth 1938: 150-176)

У. Вортсворт далее пишет, что поэты думают и чувствуют в духе человеческих страстей, и они творят не только для поэтов, но и для людей. По мнению автора для тонкого вкуса к поэзии необходим приобретенный талант, который порождается мыслью и продолжительным общением с лучшими образцами поэзии.

Таким образом, поэт приходит к выводу о том, что необходима диалогическая интеграция поэта и читателя с уместным составом смыслов, дающая пищу для размышления и передающая страсть и красоту.

С. Колеридж начинает оценку творчества У. Вортсворта не с его выдающегося мастерства, а с его недостатков. Первым нехарактерным несовершенством является непостоянство стиля. Он выделяет в языке Вортсворта три разновидности: первая, которая присуща поэзии; вторая, которая соответствует прозе; и третья - нейтральная или общая для первых двух видов. Второй недостаток, который Колеридж усматривает в некоторых поэмах Вортсворта - это сухость, недостаточность фантазии при описании природы. Даже в реальной жизни велика и очевидна разница между словами, используемыми, с одной стороны, как произвольные знаки мысли, стертые как разменная монета, а с другой стороны, они передают различные оттенки мысли метафорически или являются экспонентами своеобразного стиля и необычного объема дара говорящего лица. Третий недостаток - несовместимость стиля, где поэт и читатель представлены как бы оба беседующими, а на самом деле лишь один из них говорит. Четвертый недостаток включает окказиональное многословие, повтор, "завихрение мысли", вместо продвижения вперед. Пятый и последний недостаток - мысли, образы слишком велики для описываемого объекта.

Указанным окказиональным недостаткам поэтики Вортсворта Колеридж, не испытывая страха встретить несогласие умного искреннего читателя, противопоставляет следующие выдающиеся качества его поэзии. Во-первых, простая чистота языка, совершенное соответствие слов значению. Во-вторых, гармония мысли и сентиментов: они свежи и пропитаны росой, его муза свободно парит в справедливом и оригинальном размышлении. В-третьих, яркая сила и оригинальность отдельных строк и абзацев: изящная меткость выражения мысли. Эта красота, как выдающаяся характеристика поэзии Вортсворта, заставила его противников восхищаться ею. В-четвертых, совершенная правда природы в его образах и описаниях, мгновенно взятых у нее. В-пятых, медитативный пафос, союз глубокой и тонкой мысли с чувствительностью, сочувствие человеку человеком. И последнее, - Колеридж бросает вызов всем поэтам, в смысле непревзойденности таланта воображения Вортсворта. По мощности своего воображения он близко стоит из всех современных ему писателей к Шекспиру и Мильтону, но с другой стороны он совершенно неповторим:

He doesn't lead to all thoughts and to all objects add the gleam,// The light that never was, on sea or land,// The consecration, and the poet's dream. (Wordsworth)

По мнению Колериджа, его слава принадлежит другому веку и не может быть ни ускорена, ни замедлена.

С точки зрения Хэзлита (W. Wordsworth 1938: 23-35), гений Вортсворта это чистое излучение духа века. Его общеупотребительный стиль выражает повседневные истины. Поэт не видит ничего благороднее, чем человеческие надежды и ничего нет таинственнее, чем человеческое сердце. Он берет самые простые элементы природы и человеческого мышления и старается построить из этого новую систему поэзии, и придерживается принципа "Nihil humani a me alienum puto". Поэт придает знакомому очарование новизны в диалоге с природой, которая для него является как бы домом. В его поэзии мало упоминаний горных пейзажей, но из внутреннего убеждения можно быть уверенным, что все написано в горной стране.

Диалог поэта с природой иллюстрируется двумя строчками:

To him the meanest flower that blows can give// Thoughts that do often lie too deep for tears.

Мильтон был его великим идолом и поэт иногда осмеливается сравнивать себя с ним. Его сонеты обладают, как у Мильтона, возвышенным тоном и пророческим духом.

Поэт за последние годы имел целый прилив приверженцев своего таланта и, как пишет Хэзлит, поэт просит публику освободить его от последней необходимости, которая постигает гениев - стать богом своего поклонения и обожания (The god of his own idolatry).

Квинси (W. Wordsworth 1938: 36-44) приходит к заключению, что у Вортсворта страсть к природе зафиксирована в крови. Как и Хэзлит, Квинси цитирует бессмертную строчку: "Thoughts that do often lie too deep for tears". Первые двадцать лет своей поэтической деятельности Вортсворт и его поэзия были предметом насмешек. А потом его поэзия раздвинула все тучи, которые собирались вокруг его творчества. По мнению Квинси поэзия размышления Вортсворта - возможно та область литературы, которая окончательно наберет свою мощь для последующих поколений. Среди претендентов на эту область поэзии, со дня смерти Шекспира, является лишь Вортсворт.

Д. Смит (W. Wordsworth 1938: v-vxiii) в своей статье выступает как нададресат (Бахтин 1979: 305). Так он оценивает поэтику Вортсворта не только со своей точки зрения, но и точки зрения Колериджа, Хэзлита и Квинси. Кроме того, он принимает во внимание предисловие, написанное Вортсвортом к своим лирическим балладам.

Смит полагает, что ранние поэмы Вортсворта были вызовом критикам. Он открыто заявлял, что собирается публиковать их как эксперимент, и не скрывал, что он надеется привести поэзию на новые пути. Как поэт он был на вершине славы между публикацией "Lyrical Ballads" и "The Excursion". "Каждый великий и оригинальный писатель, - утверждал он, - должен создать вкус, с помощью которого читатели найдут в нем привлекательность; он должен научить искусству видения поэта читателем." (Wordsworth 1938: xi)

По мнению Смита, Вортсворт стремится избегать условностей языка поэзии, используя язык, на котором действительно говорят люди. Конечно, ни один из поэтов не может всегда использовать язык повседневной речи, но он должен стремиться к простоте. Природа для Вортсворта, с точки зрения Смита, - это живая душа, которая раскрывается в движениях звезд, острой тоске сердца и увядании цветка. Передавать доброе (communicating good) - вот одно из свойств его поэзии.

Таким образом, диалогическое сопоставление четырех точек зрения показывает их сходство и различие, обогащает творчество Вортсворта новыми смыслами. При этом выделяются не только достоинства, но и недостатки. То есть генерируется новый состав смыслов с помощью смысловой диалогической конвергенции.

3. 5. 2. 4. Научные дискуссии, комментарии.

Автор научного текста не может ожидать сиюминутной реакции на свой текст, так как осуществляется дистантная и разорванная во времени коммуникация. Однако, как ни разнообразны формы, в которые выливаются в науке творческое общение, в основе его всегда лежит процесс речевого взаимодействия, то есть диалог. (Славгородская 1986: 6)

Теория научного диалога является сейчас "недостающим звеном" в общей теории коммуникации. По мнению Л. Славгородской, каждый конкретный научный текст "лежит на пересечении двух коммуникативных цепей: от одного ученого к другому и от одного этапа в развитии отрасли знаний - к следующему. Соответственно и социально-культурные свойства научного текста связаны как с процессом коммуникативного взаимодействия в сфере науки, так и с коммуникативной природой самой науки, самого процесса познания" . (Славгородская 1986: 115)

Однако, процесс познания уподобляется не простой цепи стимулов и реакций диалогической речевой цепи, как представляется Л. Славгородской. Ибо диалогические отношения не всегда совпадают с отношениями между репликами реального диалога - они гораздо шире, разнообразнее и сложнее. "Два высказывания, отдаленные друг от друга и во времени и в пространстве, ничего не знающие друг о друге, при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними есть хоть какая-нибудь смысловая конвергенция (хотя бы частичная общность темы, точки зрения и т. д. )." (Бахтин 1979: 303-4)

Отправным пунктом для дискуссии является работа Дж. Остина (Austin 1962), представленная в свою очередь в работе М. Култхарда. (Coulthard 1995)

В 1962 Остин заметил, пишет Култхард (Coulthard 1995: 13), что философия языка долгое время исходила из предположения, что функция утверждения состоит в описании положения вещей или состояния некоторого факта, истинного или ложного. Позднее лингвисты пришли к пониманию, что дело обстоит не так. Существует высказывания, которые выглядят как утверждение. Остин предпочитает называть их "констативами", которые не фиксируют информацию о фактах. Он фокусирует внимание на третьей группе предложений, которую относит к категории "перформативов".

(1)...There are sentences which look like statements or as Austin prefers to call them constatives, that are not intended to record or impart information about facts. ... Austin focuses on a third group of sentences which he labels performatives (Coulthard)

(2)...Austin is forced to conclude reluctantly that there are in fact no linguistic features which reliably and unambiguously distinguish performative from non performative utterances. (Coulthard)

М. Култхард подчеркивает, что Остин неохотно приходит к заключению о фактическом отсутствии лингвистических признаков, которые бы надежно и однозначно указывали на различие между перформативными и неперформативными высказываниями.

(3)...Much more problematic are the utterances without a performative verb. Austin suggests that the problem is not, in fact, too difficult because any utterance which is in fact performative should be reducible or expandable... Thus 'out' is equivalent to 'I declare, pronounce or call you out; 'guilty' is equivalent to 'I find, pronounce you to be guilty'. (Coulthard)

Более проблематичными, считает Култхард, являются высказывания без перформативного глагола. Остин, в свою очередь, полагает, что проблема не так трудна, потому что любое перформативное высказывание может быть редуцировано или расширено.

(4)...Austin first distinguishes locutionary and illocutionary acts... the interpretation of the locutionary act is concerned with meaning, the interpretation of the illocutionary act with force. Austin glosses 'meaning' unhelpfully as the use of language with a certain more or less definite 'sense' and a more or less definite 'reference', but Strawson clarifies things by asking what a listener would need to know, so that he could be said to know 'the meaning of precisely what was said' on a given occasion. He (Strawson) points out that a complete mastery of the linguistic system, syntax and semantics is almost insufficient, ...meaning must be seen as an amalgam of textual and extra-textual information. (Coulthard)

Остин, подчеркивает Култхард, различает локутивные и иллокутивные акты. Интерпретация первых имеет дело со значением, вторых - с воздействием (force). Остин беспомощно рассматривает значение как использование языка с более или менее определенным смыслом, но Стросон, полемизируя с Остиным, указывает на то, что полное овладение лингвистической системой, синтаксисом и семантикой недостаточно, так как чтобы слушателю точно знать значение того, что сказано по данному случаю, последнее (значение) должно рассматриваться как амальгама текстуальной и экстра текстуальной информации.

(5) Cohen argues that illocutionary forces do not in fact exist. Searle reaches the conclusion that there are only illocutionary acts... These criticisms are in fact unhelpful and appear to pun on the meaning of 'meaning' for as J. Ferguson states, that even if there are cases in which meaning completely determines force it isn't the same thing as force. (Coulthard)

Как видно из текста, Коен доказывает, что иллокутивные акты фактически не существуют, а Серль приходит к прямо противоположному заключению, что существует лишь иллокутивный акт.

Такая критика фактически бесполезна и оказывается лишь игрой слов "значение", ибо, как подчеркнул Фергюсон, если даже есть случаи, в которых значение полностью определяет воздействие, это не то же самое, что мы имеем в виду под выражением действие.

(6)...Austin feels it necessary to distinguish between perlocutionary object basically the intended result of the illocutionary act, and perlocutionary sequel, an unintended or secondary result... Unfortunately Austin did not pursue the investigation of perlocutionary acts and sequels, but such a study could reveal persuasive and rhetorical techniques and form the substance of a companion volume "How to achieve things through words". (Coulthard)

К сожалению, считает Култхард, Остин не проводит исследование перлокутивных актов и их последствий, а такое изучение могло бы раскрыть убедительные и ораторские приемы, которые будут опубликованы в упомянутом коллективном труде.

(7) From the discussion so far it would be evident that Austin attaches considerable importance to speaker's intention - he argues in fact that if a listener misinterprets an utterance the speaker should be regarded not as having produced a different illocutionary act but as having produced no act at all. (Coulthard)

Из этой дискуссии, утверждает Култхард, с очевидностью вытекает, что Остин придает значительную важность интенции говорящего - он подчеркивает, что если слушающий неправильно интерпретирует высказывание, говорящего следует рассматривать не как продуцирующего другой иллокутивный акт, а как не продуцирующего никакого акта вообще.

(8)...the unstated assumption is that each locution has only one illocutionary force; but as Searle argued persuasively, primary performatives are not potentially ambiguous but often deliberately so: suppose at a party my wife says 'It's really quite late'. That utterance may be at one level a statement of fact; to her interlocutor, who has just remarked on how early it was, it may be an objection; to her husband it may be a suggestion or even a request (Let's go home) as well as a warning (You'll feel rotten in the morning if we don't). (Coulthard)

Невыраженное предположение заключается в том, пишет Култхард, что каждая локуция обладает лишь одним иллокутивным действием, но Серль доказывает убедительно, что основные перформативы не являются потенциально многозначными, хотя многозначность может порождаться преднамеренно.

Итак, из дискуссионного анализа Култхардом работы Остина (в ней также принимают конвергентное участие Стросон, Коен, Серль, Фергюсон) видно, что авторы придерживаются прямо противоположных точек зрения, но некоторые считают, что неопределенность значения речевых актов можно снять за счет сочетания текстуальной и экстратекстуальной информации.

Дискуссия обеспечивает интертекстуальные диалогические отношения, представляющие собой единое смысловое дискуссионное поле "речевые акты". Интертекстуальность можно рассматривать как интегральную часть диалогики текста.

3. 5. 2. 5. Смысловые сопоставления текстов, находящихся в одном семантическом поле, но в разных функциональных сферах.

В двух представленных ниже текстах речь идет о так называемых космических "черных дырах". Первый текст взят из Новой Британской энциклопедии, второй -из книги А. Азимова The Collapsing Universe.

(1) Black hole, hypothetical cosmic body of extremely intense gravity from which nothing, not even light, can escape. A black hole can be formed by the death of a massive star. When such a star has exhausted its internal thermonuclear fuels at the end of its life, it becomes unstable and gravitationally collapses inward upon itself. The crashing weight of constituent matter falling in from all sides compresses the dying star to a point of zero volume and infinite density called the singularity. (The New Encyclopaedia Britannica, V.2)

(2) Since 1960 the universe has taken on a wholly new face. It has become more exciting, more mysterious, more violent, and more extreme as our knowledge concerning it has suddenly expanded. And the most exciting, most mysterious, most violent, and most extreme phenomenon of all has the simplest, plainest, calmest and mildest name - nothing more than a "black hole".

A hole is nothing, and if it is black we can't even see it. Ought we to get excited over an invisible nothing? Yes - if that black hole represents the most extreme state of matter possible, if it represents the possible end of the universe, if it represents the possible beginning of the universe, if it represents new physical laws and new methods for circumventing what had previously been considered absolute limitation. (Asimov)

Диалогическое сопоставление текстов и их анализ показывает, что в тексте из Британской энциклопедии доминируют клишированные словосочетания, и они представляют собой составные термины: 'hypothetical cosmic body', 'intense gravity', 'a massive star', 'internal thermonuclear fuels', 'point of zero volume', 'constituent matter', 'infinite density', etc.

Сам текст выполняет функцию сообщения, и значение каждого из перечисленных словосочетаний представляет собой сумму основных номинативных значений, то есть налицо отсутствие коннотативных оценок, за исключением словосочетания 'black hole', которое носит метафорический характер.

Иначе обстоят дела с отрывком из произведения Азимова. Представляя художественную коммуникацию, он выполняет функцию эстетического воздействия, которая осуществляется за счет риторической "шлифовки". Вслед за живой метафорой 'new face', идет целая цепочка метафорических эпитетов в градуированной форме: 'exciting', 'mysterious', 'violent', 'extreme' в сравнительной степени, которая в последующем высказывании подхватывается, повторяется, но уже в превосходной степени, и сопровождается структурным параллелизмом. Все высказывание носит экспрессивный характер, так как метафорически изящно переданное явление, обозначено самым простым, ясным, спокойным и мягким именем, не более, чем как "черная дыра". Это научное понятие передается в художественной коммуникации дескриптивным путем: "дыра - это ничто, и если она 'черная', то мы ее даже не можем видеть".

Автор очень искусно использует вопросно-ответный комплекс. Вопрос содержит оксюморонное выражение 'invisible nothing' и антитезу, которая подается в структурно симметричной форме: 'the possible end of the universe - the possible beginning of the universe'.

Этот текст построен как фрагмент публичного выступления, напоминающего ораторский стиль. Метафоры "черная дыра" и "вселенная с новым лицом", интегрируя с другими риторическими приемами, создают мощное эстетическое информационное поле и воздействуют на читателя.

Таким образом, происходит преобразование рационально-логических структур в эмоционально-риторические.

3. 5. 2. 6. Перевод как своеобразный способ выражения диалогики текста.

Переводы могут принимать интенсивный характер, так как накапливается большое количество переводов одного и того же классического текста. Чем больше переводов у одного и того же оригинала, тем больше оснований рассматривать эти переводы в совокупности, как некий своеобразный текст. (Задорнова 1984: 5)

Между переводами складываются непосредственные диалогические отношения. Каждый новый перевод классики должен обязательно учитывать предыдущий перевод. Так, например, существует не менее тридцати трех русских переводов "монолога" Гамлета "Быть или не быть". Они настолько разные, что трудно поверить - в их основе лежит один и тот же шекспировский текст. Приведем в качестве примера тринадцать переводов одной строки:

"When we have shuffled off this mottle coil"

"Когда мятежную мы свергнем бренность"(Вронченко);

"Когда буря жизни пролетит"(Полевой);

"Когда стряхнем мы суету земную"(Кронеберг)

"Когда доскою гробовою в сырой земле зароют нас"(Попов);

"Как с нас спадет ярмо земных сует"(Маклаков);

"Когда мы совлечем с себя по крышку плоть"(Соколовский);

"Когда стряхнем земную оболочку"(Михайловский);

"Когда стряхнем с себя всю смуту этой жизни на земле"(Юрьев);

"Когда с себя мы свергнем ярмо житейской суеты"(Месковский);

"Избавясь от этих приходящих бед"(Аверкиев);

"Когда освободимся мы от плоти"(Россол);

"Когда мы сбросим этот бренный шум"(Лозинский);

"Когда покров земного чувства снят"(Пастернак);

Как видно из анализа, легко переводимо лишь слово 'when', которое можно легко интерпретировать на семантическом уровне, все остальное интерпретируется на мета- и мететаметасемиотическом уровне. Перевод начинается в одиннадцати случаях из тринадцати со слова "когда", что свидетельствует о топологической устойчивости этого слова в обоих языках.

Решающее значение жанра при переводе, особенно поэтического текста, было суммировано Р. Фростом в его знаменитом определении поэзии: "Poetry is what gets lost in translation" (Поэзия - это то, что теряется при переводе) (Hirsch 1976: 120).

Трудность при интерпретации часто заключается в невозможности установить либо истинное значение многозначного слова, либо связь между значением слова в художественном контексте и его первоначальным контекстом. Так, у Шекспира иногда встречаются сочетания слов, из которых каждое содержит одновременно два значения, в результате чего вся фраза получает сложный смысл, как в известном двустишии из "Отелло".

"She loved me for the dangers I had pass'd // And I loved her that she did pity them"

Все рассмотренные переводы этого фрагмента можно разделить на три типа:

1) К первому типу относятся следующие переводы: "Она меня за муки полюбила, //А я ее - за состраданье к ним" (П. Вейнберг). Сострадание ближе к жалости, чем к сочувствию. Эквиваленты "жалость" и "сострадание" относят к первому ряду значений, а "сочуствие" и "участие" - ко второму. (Задорнова 1984: 88). "...ты полюбила // Меня за горе, добрая душа. - // Я полюбил тебя за сострадание" (В. Лазаревский); "...Она полюбила меня за те бедствия, которые я пережил, // а я ее - за сострадание к ним" (М. Морозов).

2) Ко второму типу можно отнести переводы М. Лозинского и Б. Пастернака, стремящихся приблизиться к смысловой емкости оригинала: "Я стал ей дорог тем, что жил в тревогах, // А мне она - сочувствием своим" (М. Лозинский); "Я ей тревожной жизнью полюбился, // Она же мне - горячностью души" (Б. Пастернак).

3) Остальные же переводы относятся к "смешанному" типу: "Я дорог стал ей вынесенным горем, // А мне она - сочувствием к нему" (А. Соколовский); "Меня ты за страданья полюбила, // А я твоим участьем покорен" (Б. Лейтин); "Она за бранный труд мой полюбила, // А я за жалость полюбил ее" (А. Радлова).

Наиболее близкими к шекспировскому оригиналу оказываются переводы Лозинского и Пастернака, которые интуитивно восприняли его смысловую емкость. Несомненно, оба указанных переводчика были знакомы с предшествующими переводами, которые явно или неявно способствовали совершенствованию последующих переводов.

Представляется, что при переводе поэтической коммуникации с одного языка на другой действует принцип слабой эквивалентности, в отличии от непоэтической коммуникации, где действует принцип эквивалентности сильной. Возьмем две последние строчки из сонета (LIX) Шекспира в переводе В. Брюсова:

O, sure I am, the wits of former days // To subjects worse have given admiring praise.

Но нет! Поэты в прежние года // Таких как ты, не знали никогда!

Перевод Брюсова носит характер слабой эквивалентности, так как между ними нет изоморфного соответствия и они имеют разновекторный смысловой характер.

Возможен другой перевод:

Уверен я, умы давно минувших лет, // Восторженно хвалу воздали творениям и худшим. (перевод наш)

Как видно, наш перевод наиболее влизок к шекспировскому оригиналу и соответствует сильной эквивалентности.

Приведем примеры перевода научного текста с русского языка на английский. Русский текст представлен отрывком из научных изысканий М. М. Бахтина:

Нет ни первого, ни последнего слова, и нет границ диалогическому контексту (он уходит в безграничное прошлое и безграничное будущее). Даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков, смыслы никогда не могут быть стабильны (раз и навсегда завершенными, конченными). Они всегда будут меняться (обновляясь) в процессе последующего, будущего развития диалога. В любой момент развития диалога существует огромная, неограниченная масса забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде. Нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения.(Бахтин)

Приводим английский перевод:

There is neither a first word nor a last word. The contexts of dialogue are without limit. They extend into the deepest past and the most distant future. Even meanings born in dialogues of the remotest past will never be finally grasped once and for all, for they will always be renewed in later dialogue. At any present moment of the dialogue there are great masses of forgotten meanings, but these will be recalled again at a given moment in the dialogue's later course when it will be given new life. For nothing is absolutely dead: every meaning will some day have its homecoming festival.(Clark & Holquist)

Из анализа перевода видно, что авторам не составляло большого труда перевести данный фрагмент. Возможно, что некоторую трудность представлял перевод метафоры "праздник возрождения", с которым они блестяще справились, подыскав эквивалентную метафору 'homecoming festival', хотя напрашивается и другая метафора типа 'renaissance festival'.

Из приведенных текстов видно, что перевод научного текста принципиально отличается от перевода текста поэтического с точки зрения адекватности и эквивалентности. При научном переводе действует принцип сильной эквивалентности. Сильная эквивалентность при переводе научного текста позволяет разнимать его на части и, по частям, подвергать его не только элементарному лингво-стилистическому, но всем другим процессам, связанным с сокращением его объема, популяризации стиля изложения и т. п. Иначе говоря, научный текст, в отличие от произведений художественной литературы, остается именно сложением и принципиально отличается от произведений словесно-художественного творчества, где основной функцией является эстетическое воздействие. (Чаковская 1986: 84)

3. 5. 3. Диалогика текста с потенциальной обратной связью.

Потенциальная обратная связь включает специфические диалогические конфигурации.

3. 5. 3. 1. Создание диалогического эффекта в научной коммуникации.

Любое научное произведение, как и реплика диалога, установлено на понимание адресата, под влиянием которого осуществляется отбор и аранжировка языковых средств адресантом. В письменной речи нет конкретного адресата, но автор должен представить своего потенциального читателя. Вот что пишет по этому поводу М. Бахтин: "Говоря, я всегда учитываю апперцептивный фон восприятия моей речи адресатом: насколько он осведомлен в ситуации, обладает ли он специальными знаниями данной культурной области общения, его взгляды и убеждения, ... его симпатии и антипатии - ведь все это будет определять активное ответное понимание им моего высказывания. Этот учет определит и выбор жанра высказывания, и выбор композиционных приемов, и, наконец, выбор языковых средств, то есть стиль высказывания." (Бахтин 1979: 276)

О большой роли адресата и адресованности в построении филологической работы говорит С. Аверинцев: "... Я не могу ни говорить, ни писать в пустое пространство. Мне помогает то, что я вижу предмет как бы одновременно моими собственными глазами и глазами моих читателей и слушателей; от столкновения того и другого приходят мысли, которые во внутренней изоляции от собеседника не явились бы." (Аверинцев 1988: 13)

На диалогический характер научного общения указывают многие исследователи (Глазман 1969: 222; Славгородская 1982: 3-14; Зотов 1991: 5-14). О необходимости разработки теории диалогов всех видов говорит Ю. Рождественский (1988: 216). Ниже описываются способы и средства создания диалогического эффекта в научной коммуникации.

Материалом для исследования послужила работа известного английского лингвиста Д. Кристала "Linguistics" (D. Crystal 1977).

Можно выделить три типа средств и способов создания диалогического эффекта:

I. Стилистические средства.

Используя стилистические средства с их необычной дистрибуцией, автор стремится привлечь внимание читателя к наиболее важным моментам текста, достичь наиболее эффективного восприятия его.

Самым распространенным стилистическим приемом является метафора: 1) "живая метафора":

The whole tenor of argument over recent years has been to show that this is not so;

Any of these books would put flesh on structural ideas about language...

2) традиционная метафора, которая теряет в какой то степени свою экспрессивность, но в новом контексте как бы "оживает" и привлекает внимание читателя:

And many authors paid only lip-service to the existence of the spoken language.

The last chapter very clearly demonstrates that the hunt for satisfactory linguistic theory is still on.

3) комбинация метафор:

Linguistics, by providing a systematic method for analysing and describing languages, is of value in that it aims to plug these gaps and provide a well-defined basis for attacking these problems.

Комбинация метафор производит двойной эффект: создает эффект "напряжения" и способствует лучшему пониманию текста;

4) сравнение:

Firstly, semantics is no longer viewed as the 'Cinderella of the linguistic sciences'.

To talk about linguistic analysis without reference to meaning would be like describing reconstruction of ships without any reference to the sea.

Сравнение предполагает у читателя элемент воображения, метафорическое мышление и помогает образно воспринимать информацию;

5) эпитет:

But, as always, we must remember that an application is but the tip of a theoretical iceberg.

This has been very much a skeleton study and present state of major linguistic themes.

Используя эпитет, автор рассчитывает на эмоциональную реакцию адресата

6) ирония:

There are many elaborate 'proofs' proposed for this...

In my view it is particulary important for people to have some historical perspective in linguistics. It helps the researcher or a teacher to avoid unreal generalization or silly claims about modern 'innovations'.

Стремление к совместному ироническому отношению к той или иной точке зрения в большой степени способствует диалогизации между автором и адресатом;

7) оксюморон:

The negative flavour of early linguistics was, as we have seen, an essential preliminary to the development of a more constructive and open-minded state of mind on the part of the language scholar.

...there seems little likelihood at present of the idea of a 'best' description becoming anything more than useful fiction.

Оксюморонный контраст легко привлекает внимание читателя и формирует отношение к описываемым явлениям;

8) градация:

We are referring to an ideal, hopeful, but fictitious set of circumstances.

There can be - indeed, there has to be, and always has been 'pure' interest in language study also.

Нарастание семантической информации на сравнительно небольшом отрезке текста приковывает внимание читателя и пролонгирует его;

9) антитеза - структурный параллелизм - повтор:

I have two apologies to make. I must apologize to those readers who expected to see more in this book on Chomsky. I must also apologize to those readers who expected to see less.

Антитезе часто сопутствует параллелизм и повтор, что характерно для публично-разговорного стиля (Leech 1966: 75-7), устанавливающего тесный контакт с адресатом;

10) структурный параллелизм:

There are, of course, innumerable facts to be discovered, even about a language as well investigated as English concerning the nature of the different kinds of English we use in different situations - when we are talking to equals, superiors or subordinates, when we 'are on the job'; when we are old or young, upper class or lower class, male or female, when we are trying to persuade, inform or bargain and so on.

Структурный параллелизм, являясь одним из любимых приемов ораторского текста, эффективно воздействует на читателя.

Таким образом, стилистические приемы выполняют не только функцию сообщения, но и одновременно воздействуют на читателя, заинтриговывают его и вовлекают как бы в "частную" беседу.

II. Конструктивные приемы.

1) Эмфатическая конструкция "it is ... that (which)":

In business management, it is speech which is golden; silence is anathema, for it leads to ignorance - and that leads to lack of confidence, which in turn leads to trouble.

It was this complacency, ...which linguistics had to combat in its early days.

Автор специально сосредоточивает внимание адресата на наиболее существенных моментах информации;

2) эквивалентные замены:

...the results being available to direct observation and judgement, so that if the experiment were replicated, the same results and the same popular judgements would be obtained. Putting this another way the results are 'verifiable'.

Равносильные или равноэффективные замены способствуют не только выражению одной и той же мысли различными лингвистическими средствами в конденсированной форме, но и лучшему пониманию текста;

3) вставочные конструкции, способствующие созданию эффекта интимизации между автором и читателем:

It should be clear from this attitude, then, that those who claim upon applications of linguistics - myself included - are not likely to be satisfied for a while.

In the late sixties, it became fashionable - and certainly it would be a point in your favour - to show that your thinking was not original, but had been anticipated by scholars of some hundreds of years previously.

4) вводные конструкции, которые управляют вниманием читателя:

What I have been saying characterizes much of the modern approach to syntax.

But what I am arguing is that, particularly when beginning to study linguistics, we should withhold our full assent.

5) завершающие конструкции, носящие как бы суммирующий характер:

And thirdly it has a syntactic role to play in the construction of larger grammatical units. So far, so good.

It is, of course, easy to be critical in retrospect... - and I am no exception.

6) эмоциональная оценка, обусловленная отношением автора к положению вещей в лингвистической науке:

It would seem both stubborn and naive not to introduce it systematically into any analysis right from the beginning therefore.

But this particular field of linguistic study is certainly one of the most intriguing at the present time.

7) эллиптические конструкции, свойственные для разговорной речи и придающие высказыванию диалогическую динамичность:

I am not saying that such speculations are necessarily trivial or uninteresting, for they are not.

If it (the adjective order case) can be, than it can be made use of here, if not, then it would have to be discarded, and an alternative explanation hypothesized.

8) сослагательное наклонение, снимающее категоричность суждений:

Why choose the above five criteria and not others? If others had been chosen, would the results have been different?

Sooner or later you would come to the end of the possible substitutions you could make and you would assume that your inventory of the important sounds was complete.

9) аппелятивы, способствующие "приглашению" к диалогу:

We could formulate further alternatives, but let us stick to these three.

Let us move on now to the study of more specific topics.

10) восклицательные предложения, вызывающие эмоциональное отношение к фрагментам текста:

As someone put it once why should we see the child as if it were born with a copy of Aspects of the Theory of Syntax tucked inside his head! Unkind, perhaps!

11) отрицательная альтернативная конструкция, позволяющая поразмышлять вместе с автором:

And whether one considers this questioning of empirical method a scientific blasphemy or not, the fact remains that the questioners have developed an extremely thorough frame of reference for their views which, like it or not, has contributed more to the progress of knowledge of human language than anyone before.

III. Риторические приемы:

1) "Эффект" снятия напряжения:

At this point it is perhaps appropriate to stop and draw breath.

At this point I usually pause for laughter from any lecture audience to whom I might be trying to introduce morphological ideas...

Во время чтения лекции Д. Кристал рекомендует остановиться и перевести дыхание, сделать паузу для смеха, что является эффективным средством снятия напряжения.

2) риторический вопрос:

Has not language been studied for centuries - indeed, thousands of years? Are there not many treatises... dating back to classical Greek and Roman times? Are there not also many grammatical manuals of English, French, and other languages, dating back to the middle ages?...

Так как риторический вопрос не требует ответа, то он является одним из мощных средств привлечения к диалогу, особенно в тех случаях, когда риторический вопрос имеет в своем составе отрицание 'not'.

3) вопросно-ответный комплекс:

Is there one-to-one relation between tense and time? Do the tenses have any other jobs to do in language apart from signaling time relationships? Let us answer those questions one at a time.

Вопросно-ответный комплекс характеризуется аппроксимацией реального диалога, или другими словами "диалогом Платона", который является как бы диалогом в диалоге;

4) лирические отступления:

Many people tend to be scared of the word 'theory' - especially if they had an arts training. The story goes of the lecturer who said: and now, ladies and gentlemen, let us turn to matters of theory! He looked down at his notes for instant, and when he looked up again, his audience had gone. Apocryphal, perhaps.

Подобные лирические отступления создают "эффект" релаксации и дают возможность адресату отдохнуть;

5) цитирование с ироническим оттенком:

We frequently find it popular discussing slogans like 'preserve the tongue which Shakespeare spoke' - this particular one coming from a newspaper article a few years ago. The English language is held to have 'decayed'... since the period of literary excellence, though the mind boggles at the thoughts a community all speaking in iambic pentameters!

Автор рассчитывает на чувство юмора адресата и его лингвистическую эрудицию. Оба коммуниканта понимают абсурдность данного подхода;

6) комплекс средств и приемов:

Some people find language a fascinating aspect of human behavior, and they take a great delight in prodding from various points of view - where does language come from? Why do people speak differently? How do words change their meaning? Topics such as these are regularly discussed with varying degrees of informedness in everyday conversation (there is at least one teacher's common-room in my experience, where problems of etymology... provide the normal lunch time gossip).

Конвергентная комбинация средств, состав смыслов высказывания способствует созданию "эффекта" доверия между автором и адресатом. Автор убеждает, что лингвистика предполагает полемику, дискуссии и ее интеллектуальность и эстетические сложности сами по себе очаровывают;

7) косвенный вопрос к адресату с помощью глагола 'ask' оживляет действие, и это передается адресату:

And here we come to an important conceptual distinction, which the metaphor of 'schools of thought' in linguistics has obscured. I am sometimes asked, for instance, whether I am a generative grammarian, whether I follow Chomsky, and the like. The trouble is there no straight answer to such a question.

8) диалог в диалоге (вставка или воспроизведение фрагментов реального диалога):

Grammar is an area where the counter-argument 'well it all depends what you mean by' ...is particularly common.

If meaning is as important as all that, a harsh reader might say, 'then it is about that he got to semantics'.

Неожиданные непредсказуемые вставки в авторское повествование элементов диалогической речи явно попадают в фокус внимания адресата;

9) варьирование адресата с помощью:

а) местоимения:

The questions they ask, the conclusions they reach, the evidence they cite must be capable of being publicly observed and tested.

We should always be defining, and the most 'single-minded' of us would be off chasing criteria for criteria into an infinite regress.

This last phrase, various models, leads me to another point.

Данный тип диалогичности называют "разговор" автора с адресатом, который представляет школу, направление и обозначается как "I - he - they" (Кожина 1981, №6: 78). Местоимение же "we" не только придает автору скромности, но оно одновременно вовлекает читателя в диалог;

б) слов: 'linguist', 'debater', 'audience', etc. :

It is dangerous to assume that your own particular view of a term will be clear, without explanation to your audience.

For a linguist, then, considering two alternative usages one is not 'right' and the other 'wrong' - the two are merely different.

The reasoning is attractive enough, at first: but it can be answered in a powerful way. One approach - perhaps that of the polished debater would be to ask a parallel question. Why study the brain? We use it without difficulty.

Конкретное упоминание адресата и его варьирование четко указывает на коммуникативную направленность текста и вовлекает большую аудиторию в диалогическую орбиту: audience, linguist, debater.

Остается сделать несколько заключительных замечаний. Поскольку научная коммуникация представляет из себя диалог с потенциально задержанной обратной связью, то имеет место "эффект" компенсации за счет применения различных стилистических средств, риторических и конструктивных приемов с целью приближения подобного диалога к диалогу с "непосредственной" обратной связью.

Необычное употребление и компоновка элементов способствует проникновению в текст трех стилей: ораторского, научного и публично-разговорного.

3. 5. 3. 2. Публичные выступления как индикатор диалогического взаимодействия с публикой.

Публичное выступление, как правило, выполняет риторическую функцию воздействия и убеждения. Однако, само понятие "риторика" в филологической науке носит многоликий характер. С одной стороны, риторика понимается как вербальное искусство. (Craig 1937: 263) С другой стороны, в риторических исследованиях появилось новое направление - "неориторика". "New rhetoric aims not at producing a work of art, but at exerting through speech a persuasive action on an audience." (Brandt 1970: 1959) Акцентируя внимание на убедительной силе речи, У. Брандт отделяет неориторику от традиционного стремления лишь к анализу использования в речи риторических фигур. Подобная точка зрения находит отражение и в Новой Британской Энциклопедии: "New Rhetoric is defined as a theory of argumentation that has as its object the study of discursive techniques that aim to provoke or to increase... the effects of argumentation." (The New Encyclopaedia Britannica 1994, V.26: 762)

В свою очередь, Ю.В. Рождественский дает следующее толкование неориторики: "Сложение культуры речи снова поставило вопрос о создании новой риторики. Новая риторика, разумеется, не может ограничить себя теорией фигур, или теорией доказательств. Новая риторика - это прежде всего исследование видов речевых коммуникаций и речевых коллективов, то есть речевой структуры общества, теория диалога всех видов. (Рождественский 1988: 216)

В данном разделе представлены тексты публичных выступлений, где аргументация осуществляется с помощью диалогического применения риторических фигур. То есть имеет место комбинаторика двух вышеуказанных направлений. Такой синтез усиливает эффект воздействия.

Приведем выступление А. Линкольна во время предвыборной компании на пост президента:

I presume you all know who I am. I am humble Abraham Lincoln. I have been solicited by many friends to become a candidate for the legislature. My politics are short and sweet like the old woman's dance. I am in favor of a national bank. I am in favor of an internal improvement system, and a high protective tariff. These are my sentiments and political principles. If elected I shall be thankful. If not it will be the same.(Jones)

Основная цель А. Линкольна - оказать воздействие на своих слушателей, потенциальных избирателей. Убедительность речи, ее действенность и эффективность (Bettinghaus 1987) достигается совокупностью риторических приемов:

1) подхвата (I am... I am...);

2) употребления слова 'humble', которое придает Линкольну скромности (простой Линкольн), и тем самым возвеличивает его;

3) эпитетов (my politics are short and sweet);

4) сравнения (like the old woman's dance);

5) параллельных конструкций (I am in favor... I am in favor...);

6) редукции (If elected... If not...);

7) вторичной номинации (...I shall be thankful. ...it will be the same).

В целом речь А. Линкольна носит публично-разговорный характер (Leech 1966: 75-7) и, несомненно, производит коммуникативный эффект (Дюбуа 1986: 14).

Приводим вторую речь Линкольна (Lincoln's Address at Gettysburg, 1863):

Fourscore and seven years ago our fathers brought forth on this continent a new nation, conceived in liberty and dedicated to the proposition that all men are created equal. Now we are engaged in a great civil war, testing whether that nation or any nation so conceived and so dedicated can long endure.

We are met on a great battlefield of that war. We have come to dedicate a portion of that field, as a final resting-place for those who here gave their lives that that nation might live. It is altogether fitting and proper that we should do this.

But, in a larger sense, we can not dedicate - we can not consecrate we can not hallow this ground. The brave man, living and dead, who struggled here, have consecrated it, far above our poor power to add or detract. The world will little note, nor long remember, what we say here, but it can never forget what they did here. It is for us the living, rather to be dedicated here to the unfinished work which those who fought here, have thus far so nobly advanced. It is rather for us to be here dedicated to the great task remaining before us - that from these honored dead we take increased devotion to that cause for which they gave the last full measure of devotion - that we here highly resolve that these dead shall not have died in vain that this nation, under God, shall have a new birth of freedom - and the government of the people, by the people, for the people shall not perish from the earth.(Lincoln)

Речь, произнесенная на Геттисбергском кладбище 19 ноября 1863 года, живет в "большом времени" и обладает мощным диалогическим воздействием. Перед Линкольном стояла проблема осуществить две вещи: освятить память погибших и предсказать будущие действия. Чтобы решить эту проблему, он предложил самую святую для своих слушателей тему - почтить героически погибших сыновей и отцов, сочетая эту тему с близкой его сердцу проблемой сохранения демократии. По форме - это проза, в действительности - поэзия.

Благодаря двойной теме, Линкольн развил свою поэтическую метафору рождения, смерти, и духовного возрождения жизни человека и жизни нации.

Демократия для Линкольна - это религия, и он хотел, чтобы демократия была религией его аудитории. Таким способом он объединил тему скорби с патриотической, искусно соединяя надежду вечной жизни с верой в вечную демократию.

До него существовало два определения демократии. В 1850 году Т. Паркер определил демократию как "...Government of all the people, by all the people, for all the people". (Lincoln 1976: 197) Д. Вебстер выразил ту же самую мысль следующим образом: "The people's government, made for the people, made by the people, and answerable to the people"(ibid 198). Фразеология Паркера и Вебстера, хотя и передают ту же самую мысль, выраженную Линкольном, была забыта, но в новой, более простой форме, в которой она была представлена Линкольном, стала убедительной и бессмертной: "...Government of the people, by the people, for the people." Простота и величественность этой фразы превосходит любую силу характеризации. Она сравнивалась с речью Перикла в память о тех, кто пал в Пелопонесской войне. Компетентные ценители говорят, что для того времени не было мемориальных речей, равных речи Линкольна. Обе речи очень отличаются. Если речь Линкольна включает менее трехсот слов, то речь Перикла содержит почти три тысячи слов. Но обе речи в равной степени оценивают славу пожертвования ради отечества. (Lincoln 1987: 231)

Геттисбергское обращение, которое приобрело бессмертие для автора и считается одной из величайших речей на английском языке, состоит лишь из десяти предложений и 260 слов, 193 из которых являются односложными и ему понадобилось лишь две минуты, чтобы произнести эту речь. Линкольн придерживался своего жизненного принципа - не тратить бесцельно ни своих слов, ни времени слушателей.

Линкольн выразил свое чувство глубокой любви к нации, зарожденной в свободе, выразил свою веру в то, что все люди созданы равными, и которая подтверждается использованием слова 'proposition'. Это слово было неизбежным для Линкольна. Он часто старался использовать слова так же точно, как математик использует свои формулы. Он использовал слово 'proposition' в логическом смысле: утверждение, позволяющее дебатировать, верифицировать, доказывать. Демократия, как живая вещь, означала для Линкольна верификацию или доказательство пропозиции, существование которой было доказано в начале речи: "dedicated to the proposition that all men are created equal".

Структурный параллелизм, сопровождаемый повтором, является характерной чертой риторики Линкольна. Он использует эти приемы с такой частотой и вариативностью, что это, видимо, было постоянным свойством его ума искать высказывания для "регулирования" своей мысли: "But, in a larger sense, we can not dedicate - we can not consecrate - we can not hallow this ground. " В данном фрагменте Линкольн одновременно использует три различных приема: трехкратный повтор, структурный параллелизм и градацию (dedicate concentrate - hallow). С точки зрения лексикона все три глагола входят в религиозный вокабуляр. Большой силой воздействия обладает антитеза: "The world will little note, nor long remember, what we say here, but it can never forget what they did here. "

Основная идея подается Линкольном в последнем высказывании: "Эти смелые люди умерли не напрасно, они дали нации новое рождение свободы и правительство народа, избранное народом и для народа, и эта нация не исчезнет с лица земли. "

Трехкратный повтор слова 'people', предлога 'by' и употребление метафоры 'a new birth of freedom' венчает выступление Линкольна, что придает заключительному фрагменту мощное риторическое звучание.

Непосредственное диалогическое взаимодействие наблюдается при произнесении адвокатом речи в суде:

It is for you to say whether or not each of these accused persons is guilty of the offence with which he is charged. You are concerned here to decide whether or not there has been a violation of the laws. ... I ask you to say that Lenz did not commit this crime out of any lust of cruelty. ... I ask you also to say that he had this case hanging over his head for a long time now. I would ask you to show the world that British justice though stern and just is nevertheless tempered with mercy. (The Peleus Trial)

Основная цель адвоката - облегчить участь обвиняемого, так чтобы суд мог оправдать его, или уменьшить срок пребывания в тюрьме. Для этого его речь должна быть убедительной, аргументированной и риторически изысканной. Именно так строит свою речь адвокат в вышеприведенном тексте. Обращает на себя внимание искусство использования: 1) обращения: 'It is for you to say, You are concerned here to decide, I ask you to say, I would ask you to show'; 2) метафор: 'lust of cruelty, this case hanging over his head, tempered with mercy'; 3) игры слов: 'justice - just'; 4) противопоставлений: 'stern - mercy'. Слово 'mercy' (милосердие) очень удачно и гармонично входит в текст.

Нет сомнения, что адвокат имел успех, так как его речь была убедительной и риторически эффективной.

Собственную риторическую и диалогическую силу имеет молитва:

Lighten our darkness, we beseech thee, O Lord; // And by thy great mercy defend us from all perils and dangers of this night. // The Lord bless thee and keep thee. // The Lord make his face shine upon thee and be gracious unto thee;// The Lord lift up his countenance upon thee, and give thee peace. // Let the words of my mouth and the meditation of my heart, be acceptable in thy site, // O, Lord, my strength and my redeemer. // Forgive us our trespasses as we forgive those who trespass against us. // And lead us not into temptation, but deliver us from evil. // For thine is the kingdom, and the power, and the glory forever and ever. Amen. (The Book of Common Prayer)

Попытаемся проанализировать молитву с риторической точки зрения.

Эстетика текста создана религиозным лексиконом: 'beseech', 'bless', 'redeemer', 'trespass'; метафорой: 'lighten our darkness', 'the meditation of my heart', 'lead into temptation', 'deliver us from evil'; эмфатическим 'not' во фразе 'lead us not into temptation'; а также градацией и полисиндетоном: 'the kingdom and the power, and the glory forever and ever'. Подобный текст своеобразен именно своей обращенностью напрямую к нададресату (в данном случае к Богу).

Таким образом, многовекторность "риторического" диалога предопределяет разнообразие фигур и семантических конфигураций, и, тем самым, повышает риторико-аргументированный потенциал публичной речи.

3. 5. 3. 3. Эпитафический диалог.

Приведем эпитафии на могилах У. Шекспира, Т. Элиота и С. Колериджа:

Good friend, for Jesus' sake forbear // To dig the dust, enclosed here;// Blessed be the man that spares these stones // And cursed be he that moves my bones. (Shakespeare)

А вот что высечено на могиле Т. Элиота:

Remember Thomas Eliot. In my beginning is my end and in my end is my beginning. (Bradbrook)

Обращения 'good friend', 'remember' призывают к диалогическому общению с живыми. Обе эпитафии риторически отшлифованы. В первой эпитафии библейский лексикон сопровождается антитезой 'blessed - cursed' в комбинации со структурным параллелизмом; во второй, антитеза 'end beginning' сопровождается хиазмом, или реверсивным параллелизмом.

Приведем эпитафию, написанную С. Колериджем:

Stop, Christian passer-by! - Stop, child of God, // And read with gentle breast. Beneath this sod // A poet lies, or that which seem'd here. // O, lift one thought in prayer for S. T. C. ;// That he who many a year with toil of breath // Found death in life, // May here find life in death!// Mercy for praise - to be forgiven for fame. // He ask'd and hoped, through Christ. Do thou the same. (Coleridge)

Эпитафия Колериджа начинается с обращения в форме градации: 'Christian passer-by - child of God' и повтора 'stop', а также содержит реверсивный параллелизм: 'found death in life - may here find life in death'. Диалогическому общению с живыми способствует призыв 'Do thou the same'.

3. 5. 3. 4. Текстуальная "интервенция" посредством транспозиции дифференциальных признаков одного текста в "чужой" текст.

В нижеприведенных текстах (на немецком, английском и русском языках) происходит стилизация брачного объявления под кулинарный рецепт:

Ehe - rezept

Man nehme einen Schu( temperament, fuge eine portion Weiblichkeit und Intellekt hinzu. Das Ganze mische man mit Reiselust, Freude am Schwimmen und Schilaufen und w(rze es mit Vitalitat und Zartlichkeit. Man erhalt mich, 1. 70, imp(lsiv und vern(nftig. Probieren Sie doch einmal dieses Rezept aus. (Шендельс)

Marriage announcement adjusted to cookery recipe

Take some Temperament, add a portion of Femininity and Intellect. Mix all this with Lust for Travelling, Joy of Swimming and Skiing, and Flavour it with Vitality and Tenderness. It should contain 1. 70 of Energy and Sense . Taste this recipe once more.(Перевод наш)

Брачное объявление - рецепт.

Возьмите немного темперамента, добавьте порцию женственности и интеллекта. Смешайте все это с жаждой к путешествиям, радостями купания и лыжными прогулками. Разбавьте все это жизнелюбием и нежностью. Все это должно содержать 1, 70 части энергии и здравого смысла. Попробуйте этот рецепт еще раз. (Перевод наш)

Такое адаптивное "вторжение" одного текста в другой производит сатирический пародийный эффект, и образует диалогические отношения между эксплицированным и имплицированным текстами. Неожиданность дистрибуции элементов способствует образованию оригинальных метафор.

3. 5. 3. 5. Диалогическое взаимодействие поэта с читателем.

Приведем несколько лирических произведений В. Вортсворта. Непосредственный диалог с читателем поэт устанавливает за счет конкретного или виртуального обращения:

O, Friend! I know not which way I must look // For comfort, being, as I am, opprest, // To think that now our life is only dresst // For show; mean handy-work of craftsman, cook // Or groom!- We must run glittering like a brook // In the open sunshine, or we are unblesst: // The wealthiest man among us is the best: // No grandeur now in nature or in book // delights us. Rapine, avarice, expense, // This is idolatry; and these we adore: // Plain living and high thinking are no more: // The homely beauty of the good old cause// Is gone; our peace, our fearful innocence, // And pure religion breathing household laws. (Wordsworth)

Обращаясь к анонимному другу, поэт говорит о падении нравственных ценностей: нет нравственного величия ни в природе, ни в книгах, и это нас восхищает; обожаем воровство, жадность и этому поклоняемся: простой жизни и высокой мысли больше не существует. Еще пример:

Milton! thou shouldst be living at this hour: // England has need of thee: she is a fen of stagnant waters: altar, sword and pen, // Fireside, the heroic wealth of hall and bow, // Have forfeited their ancient English dower // Of inward happiness We are selfish men;// Oh! raise us up, return to us again;// And give us manners, virtue, freedom, power. // Thy soul was like a Star and dwelled apart;// Thou hadst a voice whose sound was like the sea: // Pure as the naked heavens, majestic, free. (ibid)

Обращаясь к конкретному собеседнику - Мильтону, творчество которого оказало сильное воздействие на поэта, Вортсворт пишет о том, что Мильтон необходим в этот час, так как Англия, находящаяся в болоте застойных вод, нуждается в нем. Возвеличивая Мильтона, он просит у него дать достоинство, свободу и силу, апеллируя к возвышенности и чистоте его души и поэтического гения.

Таким образом, поэт как бы оживляет Мильтона и приглашает читателя к диалогу.

3. 5. 3. 6. Презентация "себя" (self) "другому" (other) в индивидуальной рекламе, как одно из средств установления диалогических отношений.

Средства массовой информации обладают удивительной способностью личное сделать общественным и общественное сделать личным. Этот процесс нигде так очевидно не представлен, как в "персональных" колонках газет ('personal' columns). Здесь мы знакомимся с индивидуальностями, которые сознательно представляют себя другим в надежде найти "особого другого", с которым он мог бы весело проводить время или поддерживать долговременные отношения. Так или иначе "сам" ищет "другого" или его ищет "другой", и индивид прочно конституируется в общественной сфере. Она/он является, видимо, интерперсональным и социальным конструктом (Pope 1995: 57). Вот какая вывеска была помещена в витрине фотостудии:

Portraits as we see you - (6;

Portraits as you see youself - (25;

Вывеска содержит большой юмористический смысл, так как каждый количественно и, очевидно, качественно оценивает сам себя на 19 фунтов дороже, чем фотостудия.

Неудивительно, что когда в коммуникацию вступают двое людей, то, выражаясь фигурально, присутствует как бы шесть человек - каждый, как он сам себя видит, каждый, как его видит этот другой, и каждый, каким он является в действительности. (Комлев 1993: 202)

Рассмотрим презентацию "самого себя" другому/другим в ряде индивидуальных рекламных объявлений:

(1) Attractive Male, 38, fair hair, hazel eyes, non-smoker, seeks relationship with warm affectionate Lady.

(2) Well dressed, well travelled, honest, sincere, divorced young 41 Male seeks slim attractive Female for possible lasting relationship. Prove to me that there is life after divorce.

(3) Attractive Bubbly Female, 40, would like to meet, humorous Male for friendship and evenings out.

(4) Chunky built, curly haired professional Man sought by considered, clever, fanciable caring woman. Fit forty. Let's begin with the safety of an anonymous phone conversation.(Oxford Star, 8 November 1990)

Анализ четырех текстов частной рекламы показывает, что их семантика образует смысловое поле 'attraction', которое, преимущественно, состоит из прилагательных 'attractive'(доминанта), 'warm', 'affectionate', 'honest', 'sincere', 'slim', 'caring', 'humorous', 'considered', 'clever', 'fanciable'. Рекламодатель создает свой привлекательный "образ" с целью оказания воздействия на заинтересованного читателя и потенциального "друга".

Потенциальная диалогичность подобных текстов позволяет придерживаться эллиптического стиля (опущение определенного артикля, явных референций 'I' и 'you'), деперсонализации (предоминирующая презентация от третьего лица "самого себя" и желаемого "другого"), инвертирования информационной последовательности (сначала ведущие характеристики "другого", затем "самого себя" - 4-й пример), номинальных структур.

Приведем еще несколько опубликованных личных рекламных объявлений:

(1) Correspondence from Protestant Christian, well educated, well placed teetotaller boy for 31-year old girl fond of music and reading, postgraduate, presently teaching in the Gulf.

(2) Mother seeking good looking educated girl for clean-shaven Sikh Mail, cultured, US citizen, forty, divorced. Hotel management, studying accountancy.

(3) Aunt invites suitable match from professional men physicians, engineers, scientists. (India Today, 30 April 1992)

(4) Bloke 34, quite frankly ain't got a lot going for him, seeks romantic, beautiful, silly Lady of substantial means.

(5) Busy professional single mother, thirty nine, seeks Man who shares doubts ads like these. (Oxford Star, 8 November 1990)

(6) Floppy old Hound on long leash, bored with fantasies, seeks Earth mother, object letters, chats, occasional meets for sniffs and scratches.

(7) Brighton biker, 36, hairy, large motorcycle, seeks bored housewife for wild rides while the kids are at school.

(8) Lemon Cakette seeks professional Man for afternoon tea. (Private Eye, 27 March 1992; 8 May 1992)

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что персональная реклама может характеризоваться альтернативными жанрами - некоторые из которых несомненно являются "безличными" в соответствии с доминантными западными моделями "лица как индивидуума". Во всяком случае конструкции "Я" и "Другой" являются продуктом культурно-специфических и необычных свойств. Другими словами, любая культура обладает своеобразной коммуникативной сопряженностью и особыми формами креативности (Pope 1995: 59).

Первые три примера характеризуются "гиперкорректностью" (Labov 1966), так как специфика индийской культуры позволяет упоминать такие качества, как "трезвенник", "чисто выбритый".

В четвертом примере "самореклама" носит разговорный характер. Об этом свидетельствует выбор слов: 'bloke', 'silly Lady', конструкция 'ain't got'; в пятом - используется метонимия 'old Hound', разговорное слово 'floppy' и слова, несущие в данном контексте юмористический оттенок: 'sniffs and scratches'; в восьмом примере - творческий характер носит лингвистическая контаминация слова 'Cakette', которое состоит из двух слов: 'cake' и 'coquette', и сочетание 'Lemon Cakette' можно перевести как "лимонная тортокетка".

Персональная реклама предназначена для поиска идеального партнера, а для этого необходимо эффективно воздействовать на анонимного адресата. Возьмем несколько примеров из 'Evening Telegraph, 28 december 1995':

(1) Attractive Cinderella 30, charming and enchanting seeks special handsome professional prince, 30-35 to love and cherish magical adventures together.

(2) Attractive, slim female 31, adventurous, lively, independent, many interests, seeks fit, intelligent, attractive male 29-40.

(3) Bored? Join the club! Straight professional female 23, other females for nights out friendship and fun.

(4) Emerald eyes, golden hair, pretty woman 30, positive, loyal, creative, seeks man 25-40, handsome, to share happiness.

(5) Very bored, independent Lady with big blue eyes seeks a male to shower all her love and affection upon.

(6) Attractive divorced Lady 48, seeks wealthy gentleman to spoil and pamper in return for friendship, possible romance.

(7) Blonde Scorpio Lady, 1945 model but still teenager at heart seeks outgoing male to share the good things in life.

(8) Handsome Prince, blue eyes, seeks Princess 30-38, to awaken, rescue and cherish forever; romance, wine and tenderness await.

(9) Are you tall, open-minded, well presented, 30-40? I am blond 33, looking for fun and good times.

(10) Male 32, slim, lonely and bored, seeks lovely angel to make his life heaven.

Как видно из примеров "эффект" воздействия осуществляется за счет прилагательных: 'attractive', 'slim', 'charming', 'pretty', 'intelligent', 'emerald', 'creative' в функции эпитетов; риторического вопроса 'Bored?'; метафоры 'to shower all love and affection'; зевгмы 'look for fun and good times'; градаций 'slim, lovely, bored'; 'awaken, rescue and cherish'; метонимий 'attractive Cinderella', 'lovely angel'.

Таким образом, диалогическое взаимодействие между "Я" и "Другой" обеспечивается эстетикой словесного творчества и использованием слов из смыслового поля "привлекательность".

3.5.3.7. Диалогика "Гамлета" во времени и пространстве.

Один и тот же текст "Гамлета" за четыре столетия своего существования претерпел множество изменений; особенно много существует версий так называемого монолога: "To be or not to be". Умозрительно, эта речь монолог, на самом деле, это особый театральный тип преднамеренного монолога, известного как солилокви (soliloquy). Однако, на самом деле это диалог (Pope 1995: 163-178). Всегда кто-то вовлечен в этот бесконечный диалог: сам автор, актер, режиссер, художник, музыкант, критик, читатель, зритель и т.д. Поэтому на практике мы всегда имеем дело с явной или неявной чередой диалога во времени и пространстве.

Ниже мы рассмотрим ряд индикаторов текста: различные издания, примеры из этих изданий, постановки, критические статьи, то есть "различные Гамлеты". Поэтому мы не будем касаться типов текста в обобщенном виде, ибо "Гамлета" в единственном лице не существует в силу множества интерпретаций. Приведем альтернативные фрагменты двух версий "Гамлета":

Version A. The First Quarto (1603)

Hamlet: To be or not to be, I there's the point,// To Die, to sleepe, is that all?..// Lady on thy orisons, be all my sinnes remembered.

Version B. Second Quarto (1604) First Folio (1623)

Hamlet: To be or not to be: That is the question:// Whether 'tis nobler in the mind to suffer...// The fair Ophelia! - Nymph, in thy orisons // Be all my sins remembered.

Из приведенных фрагментов ясно, что они не являются различными версиями предполагаемого одного и того же текста. Они во многом разные тексты. Первая версия придерживается правописания, которое было принято писателями и издателями начала XVII века, и к ней нет комментария. Во второй версии используется современное правописание, более того, вторая версия аннотирована, чтобы помочь современному читателю понять и интерпретировать незнакомые слова и конструкции.

Если в первом фрагменте "монологического" диалога под словом 'Lady' имеется в виду Офелия, то во втором, - это имя эксплицировано в комбинации 'The fair Ophelia'.

3.5.3.7.1. Диалогические реакции издателей и актеров на "Гамлет"

Приведем два комментария первой версии. В них используются различные дискурсы для обсуждения "одного и того же" текста:

1. In general there are three schools of thought: (1) The First Quarto is a badly reported version of an early draft of Hamlet as Shakespeare wrote it once and for all; (2) it is a badly reported version of an early draft of Shakespeare's play; and (3) it was expanded from some actor's part of an early version. The last seems most likely... All three levels are to be found in the soliloquy beginning 'To be or not to be'.

2. In my own experience of playing the text I couldn't perform 'I there's the point' by turning in on myself and pretending there wasn't an audience there. 'To be or not to be, I there's the point' actually only made sense if I said it to the audience. In fact I was using the soliloquy as a way of putting an argument to the audience as to what was going on in the narrative. (Pope)

В первом комментарии отмечается, что существует три школы мысли: в первом случае - это плохо представленная версия раннего черновика "Гамлета", как Шекспир написал его сам; во втором - плохо представленная версия раннего черновика пьесы; в третьем - это вариант текста, расширенный за счет актерских творческих включений. Эти наблюдения включают все варианты интерпретации.

Во втором комментарии один из актеров на основании своего опыта пришел к выводу, что он не мог исполнять 'I there's the point', делая вид, что никакого зрителя нет. Эта фраза приобретала смысл лишь тогда, когда он обращался к залу. Таким образом, преобразование "монолога" в диалог придает тексту дополнительный смысл, по крайне мере "Гамлету" Шекспира.

3.5.3.7.2. "Гамлет" с точки зрения известных англо-американских театральных и литературных критиков.

Обратимся к версиям "Гамлета", предложенным А. Бредли и Т. Элиотом:

(1) Hamlet most brings home to us the sense of the soul's infinity, and the sense of the doom which not only circumscribes that infinity but appears to be its offspring... Hamlet is meditating on suicide, and he finds what stands in the way of it, and counterbalances its infinite attraction; is not any thought of sacred unaccomplished duty, but the doubts, quite irrelevant to that issue, whether it is not ignoble in the mind to end its misery, and, still more, whether death would end it. (Bradley)

(2) Hamlet's bafflement at the absence of objective equivalent to his feeling is a prolongation of the bafflement of his creator in the face of his artistic problem which is expressing emotion in the form of art. (Eliot)

По мнению А. Бредли "Гамлет" убеждает нас в бесконечности души и в том, что судьба ограничивает эту бесконечность, но с другой стороны является ее порождением.

С точки зрения Т. Элиота смятение Гамлета, в отсутствии объективного эквивалента чувствам, является пролонгацией смятения самого создателя в лице его актерского "Я", которое выражает эмоции в форме искусства.

Эти разновременные оценки фразы Гамлета: "Быть или не быть" объясняются разными культурными доминантами, которые порождаются театральным режиссером и поэтом. Обе интерпретации находятся в диалогическом отношении, хотя они помещены в разные тексты, они дополняют друг друга, обогощая и обновляя фразу 'To be or not to be'. Следующий отрывок является результатом сравнительного анализа двух прямо противоположных киноверсий "Гамлета": английская версия Оливье (1947) и русская версия Г. Козинцева (1963).

(3) ...Kozintsev's Hamlet was intended as an antithesis to the English actor's (Olivier's) psychological reading: a tragedy of a man caught in a climate of political corruption as opposed to one confronting his inner flaw: The landscapes of the two films bear this out. Olivier's Elsinore, despite its Expressionist construction is a rigidly enclosed area... Kozintsev's landscape is vast, limitless and only partially comprehensible. There is a strong feeling of subjectivity... behind the drifting viewpoint; the impression that the action, characters in the text are part of a vast and intricate dream world. (Collick)

Фильм Г. Козинцева был задуман, по мнению Коллика, как антитеза английскому психологическому прочтению "Гамлета" актером Оливье: трагедия человека, оказавшегося в атмосфере политической коррупции, и человека, конфронтирующего со своими внутренними недостатками. Такой контраст не удивителен, так как Гамлет жил во времена изменяющихся ценностей, и у Шекспира был определенный выбор среди них.

Таким образом, своеобразные диалогические интерпретации "Гамлета" во времени и пространстве, с точки зрения смысла, являются более эффективными и иногда более утонченными.

3. 5. 3. 8. Конвергентно-риторические конфигурации.

Материалом для анализа послужила книга Р. МакНейла "Wordstruck" ("Очарованный словом"). МакНейл выступает как творец языка, изобретая стилистические приемы под воздействием поэтических и прозаических произведений и других источников. Данный текст рассматривается трехвекторно: предшествующие тексты, текст МакНейла и научный текст автора настоящей работы. Эта трехвекторность создает конвергентно-смысловой и риторико-диалогический эффект. Делается попытка установить конвергентные диалогические отношения между конфигурациями "Wordstruck" и их текстуальной реализацией. Выясняется неустойчивая картина различных оттенков смыслов, которая структурируется и реструктурируется по отношению друг к другу в связи с изменением смыслов текстов, в разной степени воздействующих на МакНейла. То есть создается текстуально-диалогическое смысловое поле и совокупность трансформаций в этом поле.

Слово 'wordstruck' в тексте употребляется лишь однажды. Выражение 'wordstruck' встречается только в словаре синонимов Грэба (Grabb 1956).

Ближе всего по значению к 'wordstruck' находится, по-видимому, глагол 'to fascinate'('word-fascinated'), который автор использует трижды:

(1) It fascinates me that 'axe', meaning 'ask', is standard in Chaucer.

(2) It fascinates me how differently we all speak in different circumstances.

(3) I was fascinated by the West Indian accents and loved to imitate Lord Caressa.

Автор в этих примерах очарован тем, как люди говорят различно в различных ситуациях.

Сгруппируем реализацию понятия 'wordstruck' по риторико-дескрипторным конфигурациям с их текстуальной реализацией.

Первая группа: метафоры.

(1) In London I revelled in Cockney slang.

(2) The ironic cast of Shakespeare's words released me a little from the prison of myself' absorption and hooked me into a wider, grandeur scheme of things.

(3) The English master took us to see Oliver's new film version (Hamlet)... I was bewitched. Hamlet goes on unpacking his heart with words.

(4) The words hit me with a flash of recognition.

(5) David Copperfield may have given me my first taste of irony.

(6) The words fall together in a way that leaves a pleasant aftertaste of the palatte that makes you want to say them again to savour it.

Приведенные примеры показывают, что текстуальные глагольные конфигурации формируют смысловое поле, включающее такие глаголы, как 'fascinate', 'revel', 'bewitch', адекватно отражающие понятие 'wordstruck'. Особую эстетическую ценность приобретают две метафоры: 'hooked me into a wider, grandeur scheme of things' и 'unpacking his heart with words'. Последняя метафора заимствована из произведения Шекспира "Hamlet".

Вторая группа: эпитет.

(1) To this day, I make frequent therapeutic visits to Eliot's poetry.

(2) Shakespeare's way of putting two words together can still be fresh and startling four centuries later.

(3) I return for the comforting sanity of words used in the right proportion.

(4) The words "go to see" were magic ones, ... the biggest thrill of my life.

(5) ...The magic of language with its dawning and growing fascination.

(6) I was well prepared to drink up Stevenson's treasure ... to feel a little prickle of pleasurable anticipation.

Эмоционально используя эпитет, автор показывает свое индивидуальное отношение к описываемым явлениям.

Третья группа: сравнения.

(1) ...But the words twinkle out of Shakespeare's language like stars.

(2) The poetry gave me a wonderful sense of letting go with words. As Woolf said of the word-coining genius of the Elizabethans, it was "as if thought plunged into a sea of words and came up dripping".

(3) Thomas made hearing words an aesthetic experience like music, the sound uppermost, as if his words spun a giant spider's web...

(4) The stuff flows out of Shakespeare as wine from great vineyards.

(5) ...the exotic Indian words like Bandarlog grow hypnotic like magic incantations.

Изобретая сравнения, МакНейл, с помощью метафорического мышления, привлекает свое творческое воображение.

Четвертая группа: градация.

(1) I was excited by the play ... amused by Hamlet's ridicule of the courtiers, but I was enchanted by the words and Oliver's way of speaking.

(2) Wordstruck is exactly what I was - still am: crazy about the sound of words, the look of words, the taste of words, the feeling for words on the tongue and in the wind.

(3) The delicacy, subtlety, and atmosphere Chaucer manages within the descriptions of his verse form, and the sweetness of his expressions left a lasting expression.

При градации имеет место нарастание смысловой информации, что придает высказываниям мощную экспрессивную силу.

Пятая группа: синонимические конфигурации. Р. МакНейл пишет, что хорошим тоном считается употреблять не грубоватые, прямолинейные выражения, а заменять их более мягкими с целью "смягчения" мысли (soften the thought):

(1) It was part of good manners not to use crude, direct words like 'pay the rent' but to soften the thought with a word like 'manage'. People were not 'rich', but 'well off'; not 'poor', but 'hard up'. The nice way of saying 'they were broke' was: 'We hadn't a sou in the world'.

Шестая группа: Шекспировские выражения.

Наряду с авторскими креативными фразами МакНейл использует устойчивые фразы, взятые у Шекспира. Он считает, что Шекспир является частью мирового интеллекта и частью повседневной речи людей, которые говорят по-английски по всему миру. Миллионы людей, которые никогда не читали Шекспира и не видели его пьес, употребляют его повседневные фразы, как 'tis bitter cold'; 'I'm sick at heart'; 'Not a mouse stirring'; 'It started like a guilty thing'; 'So much for him'; 'This too solid flesh'; 'That it should come to this!'; 'It cannot come to good'; 'in my mind's eye'; 'more in sorrow than in anger'; 'the time is out of joint'; 'something is rotten in the state of denmark'.

Таким образом, в результате авторской вербальной "игроторики" развернута вся спираль "очарования". Происходит обогащение смыслового поля 'wordstruck' за счет конвергентной семантики, которая помогает получить определенный набор риторических дескрипторов.

Как показывает практика, очаровываться словом можно лишь диалогически. С этой целью приводим расширенный список риторических конфигураций ("прелестных выражений" (В. Набоков) понятия "wordstruck" в работе МакНейла.

1. Глагольные конфигурации:

Fascinate, delight, savour, captivate, plant a magic with words, sharpen one's ear, love words, catch one's imagination, constitute, worship, have a pleasant aftertaste, give a pleasant flavour, find amusement, weigh words, unpack one's heart with words, hook somebody with words, twinkle like stars, talk beautifully, revel in Cockney slang, devour words, express elegantly, excite, enchant, amuse, bewitch, give new grace to words, be at home with words, thrill, combine words deliciously, take to heart, create the strongest longing for words, hit somebody with words, spin like a giant spider's web.

2. Номинальные конфигурации (n + of + n):

delicacy of words, subtlety of words, sweetness of the expressions, the pleasure of words, the magic of words, a feeling for words, a wonderful sense of words, a sea of words, pleasure for all varieties, freshness of language delight, astonishing richness of metaphor, a twinge of pleasure, musical proportion of the lines, the weight of the syllables, the music of words, the love of words, fascination with words, taste of irony, flow of words, the magic cast of words, music of English verse, shower of variations, richly sensual quality of language, worship of biblical verses.

3. Номинальные конфигурации (adj + n):

Biggest thrill, satisfying directness, magical association, magical reverence, different effects, incomparable lyric gift, glorious language, stunningly apt but odd, exotic Indian, hypnotic effect, magic incantations, therapeutic visit to poetry, pleasant flavour, word hunger, favourite expression, neat image, startling image, lovely verbs, magical value, wonderful words, delicious effect, perfect pitch, strong words, magical stunning words, delightful English, striking effect, bewitched words, ironic cast, complete consort, comforting sanity, exciting feeling.

4. Конфигурации, выраженные предикативом (pred):

Magical, fresh, chic, exquisite, funny, lyric, sentimental, adventurous, facetious, dramatic, satiric, startling, striking, awestruck, wordstruck.

Таким образом, вышеприведенная гетерогенная группа варьирует в диапазоне от эстетики словесного творчества до устойчивых выражений (преимущественно шекспировских), но сохраняющих для МакНейла и других читателей (в том числе и для автора этих строк) очарование.

Заключение

Подводя итоги, необходимо подчеркнуть, что диалогические отношения пронизывают весь процесс коммуникации и без них невозможны исследования языка с функциональной точки зрения.

Предложение, не имеющее автора, не обладает функциональной перспективой; оно "ничье", никому не принадлежит, и характеризуется "дефицитом смысла".

Но и отдельный текст не является самодостаточным, так как все то, что находится в изоляции и выпадает из диалога, лишено смысла.

Это положение не касается различных пословиц и изречений, которые обладают смысловой устойчивостью, например:

Beggars can't be choosers.

Put the speculative cart before the empirical horse.

Things may be getting worse before getting better.

Диалогика текста образует трехвекторный конвергентно-смысловой мегатеткст с тремя типами обратной связи: диалогика текста с непосредственной обратной связью, с задержанной обратной связью и с потенциальной обратной связью. Другими словами, диалогика текста - это совокупность неповторимых конвергентных текстов, находящихся в бесконечномерном смысловом пространстве. Многофакторный анализ позволяет сделать вывод, что диалогика текста образует сложную диалогическую систему, которой в системе языка нет. Специфика диалогических отношений нуждалась в особом филологическом исследовании, так как требовались новые принципы и методы, ибо лингвистика воспринимала текст в замкнутом контексте, не соотнесенном с другими текстами. Попытка получить информацию из подобного текста может изменить его смысл, так как создается его искусственная изоляция.

Осмысление бессмысленности (две экстремальные точки: фонема - текст) в конечном результате совершается с помощью текста, смысл которого формируется за счет интеграла его значений. Без текста, являющегося "интеллектом" коммуникации, нет объекта для исследования. Однако, любой текст не является "текстом-одиночкой" в конечномерном смысловом пространстве, а носит, в отличие от одновекторной модели Р. Якобсона, трехвекторный характер и может быть представлен в алгоритмической последовательности:

ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ ТЕКСТЫ - ИСХОДНЫЙ ТЕКСТ - ПОСЛЕДУЮЩИЕ РЕАЛЬНЫЕ ИЛИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ТЕКСТЫ.

Данная трехвекторность образует мегатекст в бесконечномерном смысловом пространстве. В результате сцепления текстов образуется эффект смысловой конвергенции. Бесконечная смысловая валентность текста порождает конвергентную семантику, которая в работе определяется как одно из новых направлений в филологии.

К концу ХХ века семантикоцентрическая идея в лингвистике стала основополагающей и лингвистический мир пришел к осознанию мысли о том, что все должно "вращаться" вокруг семантики. Поэтому семантика уже больше не рассматривается как "золушка" лингвистических исследований и определяется как исследование человеческих взаимоотношений посредством коммуникации, то есть приоритет отдается интеграционным семантико-прагматическим и коммуникативным процессам.

М. Бахтин понимает этот процесс значительно шире. Его концепция слова, как специфический диалогический конструкт, обладает свойством потенциального и стратегического развертывания. По мысли Бахтина, слова драматически вовлечены в бесконечный "диспут", предоставляя потенциал для дальнейшего диалога и более расширенного объемного понимания. Слово в речи объявляется скорее пересечением текстуальных значений, чем точка фиксированного значения. При сложении фиксированных значений нет пересечения и взаимодействия, то есть нет обогащения смысла. Кардинальный интерес, который Бахтин настойчиво поддерживает, заключается в том, что значение генерируется посредством диалога и осуществляется коммуникантами в потенциально бесконечной сфере вербальных столкновений. В результате мы имеем прогрессирующий смысловой "эффект", то есть третий смысл (не в арифметическом понимании).

Диалогические отношения являются главным источником формирования значения. Слово в диалоге функционирует в уникальной манере в пределах неповторимого контекста. В идеале, значение узнается и формируется через диалогическое взаимодействие коммуникантов.

Полагаем, что работа может послужить развитию речевого искусства личности, то есть личность необходимо научить "игроторике" и способности преобразования рационально-логических структур в эмоционально-риторические.

Парафразируя Ч. Пирса, диалогика текста есть нечто, зная которое, мы узнаем нечто еще большее.

Автор не "Джек всех проблем" и, видимо, некоторые моменты не нашли самодостаточного описания. Мы рассчитываем на интенсивный диалог с филологами, ибо смысл является смыслом тогда, и только тогда, когда высказывание попадает в диалог. Автор не полагается лишь на свою оценку работы, он надеется на подлинно-истинную оценку своих оппонентов по диалогу, и надеется на коммуникативную удачу и искреннее ответное понимание читателя в качестве нададресата и полагает, что диалогика мегатекста послужит стимулом для дальнейших благотворных исследований.

Список использованной литературы

1. Аверинцев С.С. Попытка объясниться.- М. 1988.

2. Адмони В.Г. Типология предложения. // Исследования по общей теории грамматики.- М.: "Наука". 1968.

3. Арнольд И.В. Стилистика декодирования. Курс лекций.- Л., 1974.

4. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. Стилистика декодирования.- Л.: "Просвещение". 1981.

5. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл.- М.: "Наука", 1976.

6. Арутюнова Н.Д. Синтаксис.// Общее языкознание. Внутренняя структура языка.- М.: "Наука", 1972.

7. Архипов И.К. Язык и обретение человеком самого себя.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ. 1995.

8. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов.- М., 1966.

9. Ахманова О.С., Гюббенет И.В. "Вертикальный контекст" как филологическая проблема.// Вопросы языкознания, 1977, № 3.

10. Балли Ш. Французская стилистика.- М., 1961.

11. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского.- Л., 1929.

12. Бахтин М.М. Проблемы текста.// Вопросы литературы, 1976.

13. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.- М.: "Искусство", 1979.

14. Бенвенист Э. Общая лингвистика.- М.: "Прогресс", 1974.

15. Беркнер С.С. Проблемы развития разговорного английского языка в XVI - XX вв.- Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та. 1978.

16. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики.- М.: "Высшая Школа", 1986.

17. Блумфилд Л. Язык.- М.: "Прогресс", 1968.

18. Богданов В.В. Семантико-синтаксическая организация предложения.Л.: Изд-во Ленинградского Университета, 1977.

19. Богданов В.В. Эволюция семантикоцентрических идей в мировой лингвистике.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

20. Брудный А.А. Подтекст и элементы внетекстовых знаковых структур.// Смысловое восприятие речевого сообщения.- М.: "Наука", 1976.

21. Брудный А.А. Понимание как философско-психологическая проблема.// Вопросы философии, 1975. № 10.

22. Булыгина Т.В. О границах между сложной единицей и сочетанием единиц.// Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие.- М., 1969.

23. Валери П. Об искусстве.- М., 1976.

24. Вардуль Н.Ф. К вопросу о явлении эллипсиса.// Инвариантные синтаксические значения и структура предложения.- М.: "Наука", 1969.

25. Вейнрейх У. О семантической структуре языка.// Новое в зарубежной лингвистике., Вып 5.- М.: "Прогресс", 1970.

26. Винер Н. Кибернетика.- М. 1958.

27. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика.- М.: "Наука", 1963.

28. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку.- М., 1959.

29. Витгенштейн Л. Философские исследования.// Новое в зарубежной лингвистике., Вып 16. Лингвистическая прагматика.- М.: "Прогресс", 1985.

30. Волошинов В.Н. Фрейдизм: критический очерк.- М.-Л., 1927.

31. Вольф Е.М. Грамматика и семантика прилагательных.- М.: "Наука", 1977.

32. Выготский Л.С. Психология искусства.- М., 1968.

33. Гак В.Г. О плюрализме в лингвистических теориях.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

34. Гак В.Г.О семантической организации повествовательного текста.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистика текста. Вып. 103.М., 1976.

35. Гак В.Г.Повторная номинация на уровне предложения.// Синтаксис текста.- М.: "Наука", 1979.

36. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования.М.: "Наука", 1985.

37. Гвишиани Н.Б. Язык научного общения (Вопросы методологии).- М.: "Высшая Школа", 1986.

38. Гиндин С.И. Внутренняя организация текста. Автореф.дис.канд.филол.наук.- М. 1972.

39. Глазман М.С. Научное творчество как диалог.// Научное творчество.М. 1969.

40. Головин Б.Н., Березин Ф.М. Общее языкознание.- М.: "Просвещение", 1975.

41. Голод В.И., Шахнарович А.М. Когнитивные и коммуникативные аспекты текста как единицы речевой деятельности.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Вып 252.- М. 1985.

42. Гончарова Е.А. Расширение категориального аппарата в современных исследованиях текста.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ. 1995.

43. Городецкий Б.Ю. Компьютерная лингвистика: моделирование языкового общения.// Новое в зарубежной лингвистике. Вып 24. Компьютерная лингвистика.- М.: "Прогресс", 1985.

44. Городецкий Б.Ю. Лингвистическая семантика: quo vadis?// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ. 1995.

45. Горский Д.П. Обобщение и познание.- М.: "Мысль", 1985.

46. Горский Д.П. Предисловие редактора книги.// Павиленис Р.И. Проблемы смысла.- М. 1983.

47. Девкин В.Д. Проблемы немецкой разговорной речи (лексика и синтаксис). Автореф.дис.доктора.филол.наук.- М. 1974.

48. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация.- М.: "Прогресс", 1989.

49. Долгова О.В. Семиотика неплавной речи.- М.: "Высшая Школа", 1978.

50. Долинский В.А. Языковое моделирование и внеязыковые мысли.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т1.- М.: Изд-во МГУ. 1995.

51. Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. М.: "Высшая Школа", 1980.

52. Дуличенко А.Д. Некоторые соображения о перспективе лингвистики после ХХ века.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т. 1.- М.: Изд-во МГУ. 1995.

53. Дюбуа Ж. и др. Общая риторика.- М.: "Прогресс", 1986.

54. Ейгер Г.В., Юхт В.Х. К построению текстов.// Лингвистика текста. Ч. 1.- М. 1974.

55. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М.: "Наука", 1982.

56. Задорнова В.Я. Восприятие и интерпретация художественного текста.М.: "Высшая Школа" 1984.

57. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи.- М., 1976.

58. Звегинцев В.А. Теоретическая и прикладная лингвистика.- М.: "Прогресс", 1966.

59. Земская Е.А. (ред.) Русская разговорная речь.- М.: "Наука", 1973.

60. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса.- М.: "Наука", 1982.

61. Зотов Ю.П. Бахтинский диалог versus монолог.// Образование, язык, культура на рубеже ХХ-ХХI веков. Материалы международной научной конференции. Ч.3.- Уфа, 1998.

62. Зотов Ю.П. Бахтинский диалог как филологическая мегапарадигма.// Бахтин и время.- Саранск: Изд-во МГУ им. Н.П. Огарева, 1998.

63. Зотов Ю.П. Диалогика английской басни.// Семантические корреляции на лексическом и синтаксическом уровнях.- Саранск, 1990.

64. Зотов Ю.П. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

65. Зотов Ю.П. О нададресатном диалогическом принципе М. Бахтина. Материалы научной конференции, посвященной 65-летию филологического факультета мордовского Госуниверситета.- Саранск.: Изд-во Мордовского госуниверситета, 1999.

66. Зотов Ю.П. Проблема создания диалогического эффекта в научной коммуникации.// Диалог о диалоге.- Саранск, 1991.

67. Зотов Ю.П. Проблемы внешней валентности текста.// Тезисы докладов международной конференции, посвященной научному наследию Н.Д. Степановой.М.: Изд-во МГЛУ, 1999.

68. Зотов Ю.П. Проблемы смысловой диалогической конвергенции.// М.М. Бахтин и гуманитарное мышление на пороге ХХI века. Тезисы докладов международных Бахтинских чтений. Ч.1.- Саранск: Изд-во МГУ им. Н.П. Огарева, 1995.

69. Зотов Ю.П. Семантико-синтаксическая организация редуцированной глагольной цепочки в диалогическом тексте.// Предложение: структура и семантика.- Саранск, 1984.

70. Зотов Ю.П. Текст и вторичная номинация.// Семантические связи слов в предложении и тексте.- Саранск, 1985.

71. Зотов Ю.П., Байкеева В.М. Диалогика текста как трехвекторный конвергентный мегатекст.// Филология и культура. Ч. 1. Вторая международная конференция.- Тамбов, 1999.

72. Зотов Ю.П., Курочкина Л.И. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство.// Вестник МГУ им. Н.П. Огарева.- Саранск, 1997, №1.

73. Зотов Ю.П., Курочкина Л.И. Значение идей М.М. Бахтина для американской филологической науки.// Материалы Огаревских чтений.- Саранск: Изд-во МГУ им. Н.П. Огарева, 1995.

74. Зубов Л.В. О языковых средствах выражения категории оценки в современном английском языке. Автореф.дис.канд.филол.наук.- М., 1974.

75. Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка.- М.: "Высшая Школа", 1981.

76. Изенберг Х. О предмете лингвистической теории текста.// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста.- М.: "Прогресс", 1979.

77. Иншина М.Н. Предложение с дефицитом смысла в функции зачинов эквивалентностных сверхфразовых единств.// Взаимоотношение единиц разных уровней языковой структуры.- Саранск, 1985.

78. Каменская О.Л. Текст и коммуникация.- М.: "Высшая Школа", 1990.

79. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность.- М., 1987.

80. Кац М., Улам С. Математика и логика.- М., 1971.

81. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление.- Л., 1972.

82. Кожина М.Н. О диалогической письменной научной речи.// Русский язык за рубежом.- М., 1981, № 6.

83. Колшанский Г.В. К вопросу о коммуникативном статусе высказывания.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистические проблемы текста. Вып. 217.- М., 1983.

84. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка.- М.: "Наука", 1984.

85. Колшанский Г.В. Проблемы коммуникативной лингвистики.// Вопросы языкознания. № 6, 1979.

86. Колшанский Г.В. Текст как единица коммуникации.// Проблемы общего и германского языкознания.- М.: Изд-во МГУ, 1978.

87. Комлев Н.Г. Слово в речи. Денотативные аспекты.- М.: Изд-во МГУ, 1992.

88. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история.// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 3.- М.: "Прогресс", 1963.

89. Кристал Д., Дейви Д. Стилистический анализ.// Новое в зарубежной лингвистике. Вып 9. Лингвостилистика.- М.: "Прогресс", 1980.

90. Кубрякова Е.С. О связях между лингвистикой текста и словообразованием.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистические проблемы текста. Вып. 217.- М., 1983.

91. Кубрякова Е.С. Текст и синхронная реконструкция словообразовательного акта.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистика текста. Вып. 103.- М., 1976.

92. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание.- М., 1991.

93. Кунин А.В. О стилистическом контексте во фразеологическом ракурсе.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистика текста. Вып. 103.- М., 1976.

94. Лабов У. Исследование языка в его социальном контексте.// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 7.- М.: "Прогресс", 1975.

95. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику.- М.: "Прогресс", 1978.

96. Лапидус Б.А. Проблемы содержания обучения языку в языковом вузе.М.: "Прогресс", 1986.

97. Лаптева О.А. Дискретность в устном монологическом тексте.// Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. Виноградовские чтения XI.- М., 1982.

98. Лаптева О.А. Русский разговорный синтксис.- М.: "Наука", 1976.

99. Леонтьев А.А. Высказывание как предмет лингвистики, психолингвистики и теории коммуникации.// Синтаксис текста.- М.: "Наука", 1979.

100. Лихачев Д.С. Текстология.- М., 1964.

101. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф.- М.: Изд-во МГУ, 1982.

102. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: "Искусство", 1970.

103. Лыков А.Г. Дискретное и континуальное в выражении лексической семантики.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.2.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

104. Менджерицкая Е.О. Когнитивные аспекты изучения синтаксиса художественной литературы.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

105. Минский М. Фреймы для представления знаний.- М.: "Энергия", 1979.

106. Москальская О.И. Грамматика текста.- М.: "Высшая Школа", 1981.

107. Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие.- Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1991.

108. Мухин А.М. Лингвистический анализ.- Л.: "Наука", 1976.

109. Мухин А.М. Структура предложений и их модели.- Л.: "Наука", 1968.

110. Назарова Т.Б. Филология и семиотика.- М.: "Высшая Школа", 1994.

111. Налимов В.В. Вероятностная модель языка.- М.: "Наука", 1974.

112. Николаева Т.М. Лингвистика начала XXI века: попытка прогнозирования.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.2.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

113. Одинцов В.В. Стилистика текста.- М.: "Наука", 1980.

114. Осовский О.Е. Творческое наследие М.М. Бахтина в оценках американского литературоведения 80-х годов ХХ века.// М.М. Бахтин. Проблемы творческого наследия.- Саранск: Изд-во МГУ им. Н.П. Огарева, 1992.

115. Павиленис Р.И. Проблемы смысла. М.: "Мысль", 1983.

116. Падучева Е.В. О семантических связях между басней и ее моралью.// Семиотика (труды по знаковым системам, 9).- Тарту, 1977.

117. Панкрац Ю.Г. Когнитивный подход к языку и лингвистическая теория.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

118. Пешковский А.М. Объективная и нормативная точка зрения на язык.// Избранные труды.- М., 1959.

119. Поливанов Е.Д. Статьи по общему языкознанию.- М., 1968.

120. Попов Ю.П., Трегубович Т.П. Текст: структура и семантика.- Минск, 1984.

121. Потапова Н.Ф. Вторичная лексическая номинация как одно из средств лексико-семантических корреляций в тексте.// Взаимоотношение единиц разных уровней языковой структуры.- Саранск, 1984.

122. Потебня А.А. Психология поэтического и прозаического мышления.// Вопросы теории и психология творчества. Т.2. Вып. 2.- Харьков, 1910.

123. Почепцов Г.Г. Дискурсивный и композитный уровни лингвистического анализа текста.// Лингвистика текста. Ч.2.- М., 1974.

124. Почепцов Г.Г. Конструктивный анализ структуры предложения.- Киев. 1971.

125. Пушкин А.С. Полн. Собр. Соч. в 10 томах., Т. 7.- М., Л., 1964.

126. Радбиль Т.Б. Языковая картина мира как коррелят классической дихотомии "язык-речь".// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

127. Реферовская Е.А. Лингвистическое исследование связного текста.Л.: Изд-во ЛГУ, 1983.

128. Рождественский Ю.В. Введение в общую филологию.- М.: "Высшая Школа", 1979.

129. Рождественский Ю.В. Культура речи как прикладная дисциплина.// Язык: система и функционирование.- М., 1988.

130. Рождественский Ю.В. Лекции по общему языкознанию.- М.: "Высшая Школа", 1990.

131. Рождественский Ю.В. Прпоблематика современной теории текста в книге В.В. Виноградова "Охудожественной прозе".// Синтаксис текста.- М.: "Наука", 1979.

132. Рождественский Ю.В. Типология слова.- М.: "Высшая Школа", 1969.

133. Рождественский Ю.В., Волков А.А., Марчук Ю.Н. Введение в прикладную филологию.- М.: Изд-во МГУ, 1988.

134. Свинцов В.И. Смысловой анализ и обработка текста.- М.: "Книга", 1979.

135. Свойкин К.Б. Смысловая диалогическая конвергенция в научной коммуникации (на материале английских текстов). К.Д. - М. 1999.

136. Сергеич П. Искусство речи на суде.- М.: "Юридическая литература", 1988.

137. Синдеева Т.И. Некоторые особенности композиционно-речевой организации жанра "научная рецензия".// Функциональные стили и преподавание иностранных языков.- М.: "Наука", 1982.

138. Синтаксис текста.- М.: "Наука", 1979.

139. Скребнев Ю.М. Введение в коллоквиалистику. Саратов: Изд-во Саратовского Ун-та, 1985.

140. Скребнев Ю.М. Очерк теории стилистики.- Горький, 1975.

141. Славгородская Л.В. Научный диалог (лингвистические проблемы).Л.: "Наука", 1986.

142. Слюсарева Н.А. Проблемы функционального синтаксиса современного английского языка.- М.: "Наука", 1981.

143. Солоухин В. Камешки на ладони.// Наш современник.- М., 1984. № 1.

144. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Шахнарович А.М. Теоретические и прикладные проблемы речевого общения.- М.: "Наука", 1979.

145. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики.- М., 1933.

146. Степанов Г.В. Несколько замечаний о специфике художественного текста.//Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистика текста. Вып. 103.- М., 1976.

147. Степанов Г.В. Об особенностях языковой вариативности.// Теория языка. Англистика. Кельтология.- М., 1976.

148. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики.- М.: "Наука", 1976.

149. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания.- М.: "Просвещение", 1975.

150. Ступин Л.П. Проблемы нормативности в истории английской лексикографии XV-XX веков.- Л.: Изд-во ЛГУ, 1979.

151. Тер-Минасова С.Г. Синтагматика функциональных стилей и оптимизация преподавания иностранных языков.- М.: Изд-во МГУ, 1986.

152. Тураева З.Я. Лингвистика текста - одна из доминант современной научной парадигмы.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.1.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

153. Тураева З.Я. Лингвистика текста.- М.: "Высшая Школа", 1986.

154. Уфимцева А.А. Лексическое значение.- М.: "Наука", 1986.

155. Филин Ф.П. Очерки по теории языкознания.- М.: "Наука", 1982.

156. Хлебникова И.Б. К проблеме средств связи между предложениями в тексте.// Иностранные языки в школе. № 1.- М., 1983.

157. Холодович А.А. О типологии речи.// Проблемы грамматической теории.- Л.: "Наука", 1979.

158. Чаковская М.С. Текст как сообщение и воздействие.- М.: "Высшая Школа", 1986

159. Чейф У. Значение и структура языка.- М.: "Прогресс", 1975.

160. Чернейко Л.О. Две лингвистические парадигмы.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Т.2.- М.: Изд-во МГУ, 1995.

161. Шабес В.Я. Соотношение когнитивного и коммуникативного компонентов в речемыслительной деятельности. Событие и текст. Автореф дис.доктора филол. наук.- М., 1990.

162. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи.- М.: "Наука", 1960.

163. Швейцер А.Д. К проблеме социально-коммуникативного анализа текста.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистика текста. Вып. 103.- М., 1976.

164. Шендельс Е.И. Имплицитность в грамматике.// Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Лингвистика текста. Вып. 112.- М., 1977.

165. Шенк Р., Бирнбаум Л., Мей Дж. К интеграции семантики и прагматики.// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 24. Компьютерная лингвистика.- М.: "Прогресс", 1989.

166. Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетики.- М., 1963.

167. Шигаревская Н.А. Очерки по синтаксису современной французской разговорной речи.- Л.: Изд-во ЛГУ, 1970.

168. Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова.- М., 1927.

169. Шуликин Н.К. Социолингвистический и прагмалингвистический аспекты коммуникации в ситуации интервью. Автореф.дис.канд.филол.наук.- М., 1993.

170. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность.- Л.: Изд-во ЛГУ, 1974.

171. Эшби У.Р. Введение в кибернетику.- М., 1959.

172. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика.// Структурализм "за" и "против".- М.: "Прогресс", 1975.

173. Якубинский Л.П. О диалогической речи.// Избранные работы. Язык и функционирование.- М., 1986.

174. Angus P., Russian Intellectual Mikhail Bakhtin Exerts Influence On A Variety Of Disciplines // The Chronical Of Higher Education. 1986. No. 3.

175. Austin J., How to do things with words., Oxford University Press, 1962.

176. Beaugrande R.de, Linguistic Theory: The Discourse Of Fundamental Works.- L.: Longman 1991.

177. Benveniste E. Les Niveaux de L'analyse Linguistique // Papers Of The Ninth Congress Of Linguists.- Cambridge, Massachussets., 1962.

178. Bettinghaus E.P. Cody, M.J., Persuasive Communication., L., 1987.

179. Bialostosky D. Dialogics As An Art Of Discourse In Literary Criticism // PMLA.- 1986., No. 5.

180. Blokh M. A Course Of Theoretical English Grammar.- М.: "Высшая Школа", 1983.

181. Brandt W. The Rhetoric Of Argumentation. Chicago, 1980.

182. Brown G. Listening To Spoken English.- М., 1984.

183. Chadwick R.A. Bahr N.M., Albrecht S.L., Social Science Research Method.- Prentice Hall. Englewood Cliffs, 1984.

184. Chomsky N. Aspects Of The Theory Of Syntax.- The M.I.T. Press, 1967.

185. Clark C., Holquist M. Mikhail Bakhtin.- Harvard University Press., Cambridge, Massachusetts And London., England 1984.

186. Cooh G. Discourse. Oxford: Oxford University Press, 1990.

187. Coulthard M. An Introduction To Discourse Analysis., N-Y., 1995.

188. Craig A. The Speech Arts., N-Y. 1937.

189. Crystal D. Linguistics. L., 1977.

190. Crystal D. Rediscover Grammar With D. Crystal. L., Longman, 1988.

191. Danow D. The Thought Of Mikhail Bakhtin: From Word To Culture., N-Y., 1991.

192. Dascal M., Margalit A. A New 'Revolution' In Linguistics. 'Text Grammars' vs 'Sentence - Grammars'. In Theoretical Linguistics., 1974., Vol 1, No. 1, 2.

193. Emerson C. Problems With Bakhtin's Poetics.// Slavic And East European Journal, 1988, No. 4.

194. Enkvist E.(ed.) Reports On Textlinguistics. Abo, 1976.

195. Fairclough N. Critical Discourse Analysis. The Critical Study Of Language. Longman., L., N-Y., 1995.

196. Fillmore Ch. The Case For Case.// Universals In Linguistic Theory. N-Y., L., 1968.

197. Foster B. The Changing English Language. L., N-Y., 1969.

198. Fowler R. On Critical Linguistics.// Texts And Practices. L., N-Y., 1996.

199. Fries Ch. The Structure Of English. N-Y., 1956.

200. Gardiner A. The Theory Of Speech And Language. Oxford, 1951.

201. Graves R. Wordsworth By Cable. The New Republic, No. 37, 9 September 1957.

202. Groot A. de, Structural Linguistics And Syntactic Laws.// Word, 1949, Vol. 5, No. 1.

203. Halliday M., Hasan R. Cohesion In English., L., 1976.

204. Halliday M. Language As Social Semiotic: The Social Interpretation Of Language And Meaning. L., 1978.

205. Halliday M. Linguistic Function And Literary Style.// Explorations In The Function Of Language. L., 1974.

206. Harris Z. Discourse Analysis.// Language, 1952., Vol. 28, No. 1.

207. Hatim B., Mason I. Discourse And The Translator. Longman, L., N-Y., 1993.

208. Heritage J. Analysing News Interviews: Aspects Of The Production Of Talk For An Overlooking Audience.// T. Van Dijk, Handbook Of Discourse Analysis. L., 1985.

209. Hirsch E.D. Validity In Interpretation. Yale University., 1976.

210. Hockett Ch. The State Of The Art. The Hague, 1968.

211. Holquist M., Emerson C. Bakhtin: The Dialogic Imagination. Austin, 1981.

212. Holquist M. The Carnival Of Discourse.// Canadian Review Of Comparative Literature, 1985, No. 2.

213. Jacobson R. Main Trends Of Research In The Social And Human Sciences.// Linguistics, N-Y., 1960, P. 1, Ch. 6.

214. Jespersen O. The Philosophy Of Grammar. L., 1924.

215. Jones E.B. Abraham Lincoln. Lords of Speech. N-Y., 1964.

216. Karcevsky S. Du Dualisme Asymetrique Du Signe Linguistique.// A Prague School Reader In Linguistics. Bloomington, 1964.

217. Karcevsky S. Sur La Phonologie de La Phrase.// Travaux Du Cercle Linguistque de Prague, 1931, No. 4.

218. Kennedy A. Current English. 1935, P. VIII.

219. Kristeva J. Desire In Language: A Semiotic Approach To Literature And Art. Oxford, Blackwell, 1969.

220. Labov W. Hypercorrection By The Lower Middle Class As Social Factor In Linguistic Change.// Sociolinguistics. The Hague, 1966.

221. Leech G. English In Advertising. A Linguistic Study Of Advertising In Great Britain. L., 1966.

222. Lemke J.L. Ideology, Intertextuality And The Notion Of Register.// Systemic Perspectives On Discourse, Vol. 1.- Norwood, N-J., Ablex Publishing Corporation, 1985.

223. Lincoln A. The Lawyer Statesmen. Boston, N-Y., 1976.

224. Lincoln In Text And Context. Standford, 1987.

225. Lucas S. The Art Of Public Speaking. N-Y., 1983.

226. MacNeil R. Wordstruck. N-Y., 1989.

227. Minajeva L. Word In Speech And Writing.- Moscow University Press., 1982.

228. Mistrik G. Exakte Typologie Von Texten. Munchen, 1973.

229. Morson G.(ed.) Forum On Mikhail Bakhtin.// Critical Inquiry. 1983, No. 2.

230. Morson G., Emerson C.(eds.) Rethinking Bakhtin: Extentions And Challenges., Evanston, 1989.

231. Morson G., Emerson C. Creation Of A Prosaics. Stanford University Press, Stanford, California, 1992.

232. Morson G., Holquist M.(eds.) Bakhtin: Dialogues And Essays On His Work. Chicago, 1986.

233. Morson G. Prosaics: An Approach To Humanities.// American Scholar. 1988, No. 4.

234. Murray D. Dialogics: Josef Conrad's 'Heart Of Darkness'.// Literary Theory At Work. L., 1987.

235. Pope R. Textual Intervention. Critical And Creative Strategies For Literary Studies. L., N-Y., 1995.

236. Quirk R. A Comprehensive Grammar Of The English Language. L., N-Y., 1987.

237. Riesel E. Der Stil Der Deutchen Alltagsrede. М., 1964.

238. Samovar L.A., Porter R.E. Communication Between Cultures. California, 1991.

239. Searle J. The Philosophy Of Language. Oxford, 1971.

240. Sebeok T.A.(ed.) Encyclopedic Dictionary Of Semiotics. Oxford, Oxford University Press, 1986.

241. Shopen T., Williams J.(ed.s) Style And Variables In English. Cambridge, Massachusetts, 1988.

242. Skrebnev Y.M. Fundamentals Of English Stylistisc. М., 1994.

243. Sweet H. A New English Grammar. Logical And Historical. Oxford, 1898.

244. The New Encyclopaedia Britannica, V. 26, Chicago, 1994.

245. Todorov T. Mikhail Bakhtin: The Dialogic Principle. Minneapolis, 1984.

246. Todorov T. The Place Of Style In The Structure Of The Text.// Literary Style: A Symposium. L., N-Y., 1971.

247. Veikhman G. A New Look At English Syntax. М., 1995.

248. Vygotsky L.S. Thought And Language. M.I.T. Press. 1962.

249. Warren W. The Life Writings Of A. Lincoln. N-Y., 1942.

250. Werlich E. Typologie der Texte., Heidelberg, 1975.

251. Wertsch J. Vigotsky And Social Formation Of Mind., Cambridge, 1985.

252. Ziff P. Semantic Analysis. N-Y., 1964.

253. Zotoff Y., Kurochkina L. On Typology Of Dialogue.// Teaching Revision: Results And Perspectives.- Saransk, Mordovian State University, 1996.

Список источников фактического материала

1. Angelow M. I Know Why The Caged Bird Sings. L., 1984.

2. Asimov I. The Collapsing Universe. N-Y., 1978.

3. Baldwin J. Go Tell It On The Mountains. L., 1965.

4. Bateson F. English Poetry.// A Critical Introduction. L., 1950.

5. Best American Plays. V.4., N-Y., 1958.

6. Best American Plays. V.5., N-Y., 1963.

7. Boston Herald, 4 July 1995.

8. Boston Sunday Globe, 28 October 1994.

9. Bradbrook M. T.S. Eliot. Writers And Their Work. No. 8. L., 1965.

10. Brooks C. Irony As A Principle Of Structure.// Literary Opinion In America. N-Y., 1951.

11. Caldwell E. Southways. N-Y., 1960.

12. Cameron J.(ed.) The Peleus Trial. L., 1948.

13. Carter D. Fatherless Sons. N-Y., 1957.

14. Christie A. Big Four. L., 1964.

15. Christie A. Dead Man's Folly. N-Y., 1956.

16. Christie A. Destination Unknown. L., 1969.

17. Christie A. Ten Little Indians. L., 1965.

18. Coleridge S. Verse And Prose. M., 1981.

19. Collected Plays Of Rattigan. L., 1956.

20. Collick J. Shakespeare, Cinema And Society. Manchester, 1989.

21. Complete Poetry And Selected Prose Of J. Milton. N-Y., 1938.

22. Cusack D. Say No To Death. M., 1961.

23. Davidson L. The Menorah Men. N-Y., 1966.

24. Dickens Ch. Great Expectations. L., 1974.

25. Douglas Sh. The Doctor's Past. N-Y., 1963.

26. Dreiser Th. Sister Carrie. M., 1968.

27. Dreiser Th. The Financier. M., 1964.

28. Eckersley C. English Commercial Correspondence And Commerce. L., 1963.

29. Evening Telegraph, 28 December 1995.

30. Gold M. John Reed: He Loved The People.// American Literary Criticism. M., 1981.

31. Goldsmith O. Familiar Quotations. M., 1964.

32. Gould E. The Act Of Writing. N-Y., 1989.

33. Grabb's English Synonyms. L., 1956.

34. Greenwood R. Mr. Bunting. L., 1942.

35. Hailey A. Airport. N-Y., 1968.

36. Hailey A. The Moneychangers. N-Y., 1975.

37. Hello, Fatso. M., 1972.

38. Hemingway E. Farewell To Arms. M., 1968.

39. Heyer G. Duplicate Death. L., 1962.

40. India Today, 30 April 1992.

41. Jacobs J.(ed.) English Fairy Tales. L., 1898.

42. King D. A Choice Of Words. Oxford, 1969.

43. Lewis S. Babbitt. M., 1962.

44. Lifestyle Television. L., 1991.

45. Longman Dictionary Of Contemporary English. Longman Group Limited, 1995.

46. Longman Dictionary Of English Language And Culture. L., 1992.

47. MacNeil R. Wordstruck. N-Y., 1989.

48. Maugham S. Collected Short Stories. V.1. L., 1965.

49. Maugham S. Theatre. M., 1969.

50. Metalious G. Peyton Place. N-Y., 1957.

51. Modern American Short Stories. M., 1963.

52. Morning Star, 2 September 1972.

53. Morning Star, 24 May 1995.

54. Moscow News, 13 September 1982.

55. Moulton P. Best Jokes For All Occasions. N-Y., 1962.

56. Nash O. Everyone But Thee And Me. N-Y., 1960.

57. Newsweek, 13 May 1974.

58. O'Connor E. The Last Hurrah. N-Y., 1960.

59. O'Hara J. Ourselves To Know. Montreal, 1961.

60. O'Hara J. Waiting For Winter. N-Y., 1966.

61. Oxford Advanced Learner's Dictionary Of Curent English. Oxford, 1982.

62. Oxford Star, 8 November 1990.

63. Petry A. The Narrows. N-Y., 1957.

64. Plays Of J. Whiting. Melbourne, 1957.

65. Prichard K. Coonardoo. M., 1973.

66. Priestley J. The Good Companions. L., 1964.

67. Private Eye, 27 March, 8 May 1992.

68. Robins D. Were I Thy Bride. L., 1961.

69. Robins H. The Carpetbaggers. N-Y., 1963.

70. Saxton A. The Great Midland. M., 1951.

71. Sayers D. Gaudy Night. L., 1935.

72. Segal E. Love Story. L., 1974.

73. Selections From G. Byron. M., 1979.

74. Seymour M. The Story Of Hamlet.// Shakespeare's Stories Simply Told. L., 1889.

75. Shakespeare In Perspective. V.2. L., 1985.

76. Shakespeare W. Leipzig, 1825.

77. Slaughter J. Sergeon's Choice. N-Y., 1969.

78. Snow C. The Corridors Of Power. L., 1965.

79. Soars J., Soars L. Headway. L. 1993.

80. Steinbeck J. The Grapes Of Wrath. N-Y., 1962.a

81. Sunday Times, November 1983.

82. Swenson M. How To Be Old. N-Y., 1976.

83. The Best Television Plays. N-Y., 1954.

84. The Book Of Common Prayer. L. 1934.

85. The Charter Of The United Nations. N-Y., 1990.

86. The Constitution Of The United States. N-Y., 1975.

87. The Daily Mirror, 24 May 1995.

88. The Daily Telegraph, 24 May 1995.

89. The Guardian, 24 May 1995.

90. The New Encyclopaedia Britannica. V.2. Chicago, 1994.

91. The New York Times, 1 January 1977.

92. The New York Times, 17 January 1977.

93. The Sun, 24 May 1995.

94. Thurber J. The Tiger Who Would Be King.// Selected Works. L., 1974.

95. Topsy-Turvey World. M.: "Progress", 1978.

96. Vidal G. Kalki. N-Y., 1979.

97. Vidal G. Washington, D.C. L., 1974.

98. West J. Except For Me And Thee. N-Y., 1969.

99. Wilson M. Live With Lightning. M., 1954.

100. Wilson R. The Girls From Planet 5. N-Y., 1955.

101. Wodehouse P. Jeeves In The Offing. L.: Penguin Books, 1976.

102. Wordsworth W. Poetry And Prose. Oxford, 1938.

103. Брюсов В. Зарубежная поэзия в переводах В. Брюсова.- М.: "Наука", 1994.