Кроме упомянутых выше, у горцев были праздники, связанные с циклами сельскохозяйственного года. О некоторых из них уже шла речь в предыдущих главах. Поэтому приведем здесь лишь несколько примеров.

Сельскохозяйственные обрядовые праздники горцев начинались обычно еще зимой, в декабре. У лакцев, например, существовал обряд встречи зимы под названием «ходить козлами» («къяцрайх буккан»). После окончания молотьбы в конце осени молодежь шила специальные войлочные маски с бородой и рогами, напоминающие козла. При наступлении зимы несколько парней, изображавших «козлов», надевали тулупы, вывернутые наизнанку, маски и ходили по дворам. Инсценированные «смерть» и «воскресение козла» символизировали смерть и воскресение сил природы. Молодежь, сопровождавшая «козлов», пела песни, содержащие пожелания хорошего урожая, изобилия, приплода скота.

Наступление весны ассоциировалось с наступлением нового года. Начало весны отмечали 21-23 марта, то есть в период весеннего равноденствия.

Приготовления к празднику имели много общего у всех народов гор. А. Омаров вспоминал: «Накануне первого дня весны все молодые суетились в ауле. Девушки ходили в поле - отыскивать корень какой-то травы (турлан), чтобы положить его ночью под голову вместе с жареными зернами ячменя, обмотанными в зеленый кусочек шелковой материи, и чрез то увидеть во сне свою будущую судьбу; мальчики поправляли свои пращи для бросания туршей; молодые люди приготовляли ружья и пистолеты, чтобы стрелять из них. Перед вечером в этот день на площади бывала толпа больше обыкновенного, и гоняли мальчишек по аулу, чтобы собрать бурьяну и соломы, ободряя их криками: «Посмотрим, кто больше молодец? Кто больше всех принесет?» Я тоже бегал вместе с другими мальчиками и выпрашивал у жителей что-нибудь для костра. Таким образом стаскивали топливо на площадь, и перед вечером посреди ее образовывался громадный стог, который поджигали с четырех сторон. Пламя быстро охватывало весь стог сухого бурьяна и соломы и поднималось высоко; толпа шумела, крича «ура!»; а некоторые молодые люди, желавшие показать свою ловкость, начинали прыгать с одной стороны костра на другую, сквозь огонь. В это время раздавались повсеместно ружейные выстрелы, а на вершинах соседних холмов лопались большие камни и гранаты (остатки от русских выстрелов), которые были заранее начиняемы порохом для этого вечера. По воздуху летали турши с огненными хвостами, описывая различные линии. В каждом доме приготовляли на ужин праздничные блюда: колдуны с яйцами, пироги с сыром, суп с рисом или чечевицей, а не то варили целую ляжку копченой баранины с хинкалом. У нас дома в этот вечер готовили иногда плов с мясом…»

Р. Магомедов пишет: «Солнечный праздник весеннего равноденствия существовал у всех дагестанских народов. В этот день в горах и на крышах домов разжигали костры, через которые перепрыгивали юноши».

У табасаранцев огненная феерия сопровождалась шествием по аулу мальчиков, которых обливали водой.

У лезгин праздник весеннего равноденствия назывался «наирш байрам» или «ярар». Последнее напоминает русское «ярило» и «ярый». В день весеннего равноденствия в лезгинских аулах тоже разводили ночью костры на крышах домов, плясали вокруг костров, бросали с крыш в дымоходные трубы орехи. Когда костер угасал, пепел рассыпали по крыше, приговаривая: «Чтобы в доме было много добра!» Весело, с песнями и танцами, джигитовкой и стрельбой из ружей и пистолетов проводились лакские весенние праздники «хождение за подснежниками», «хождение за черемшой» (дарачуйн гьаву, самуйн гьаву).

У многих народов Дагестана существовал праздник первой борозды или вывода плугов в поле, символизировавший начало хозяйственного года. У лакцев он назывался «Хъурдаккаву» (Полевой сбор), «Хъарас щаву» (Приступить к пахоте), «Хъарас дуккан даву» (Вынос сохи), у аварцев - «Оц бай» (Впряжение быка) и др. Каждое село имело время, которое определялось положением солнца на горизонте, когда надо было выходить на пахоту и сев.

Вот как описывает праздник первой борозды А. Омаров: «В деревне ходил говор о предстоящем празднике - вывозе плуга в поле… Приготовляли лошадей на предстоящую скачку; скороходы также упражнялись в беганьи на гору, пробуя, кто кого перегонит. Кроме того, в ауле было общее весеннее движение народа: одни поправляли старые корзинки для отвоза в поле навоза, другие починяли кирки и лопаты, плуги и другие хозяйственные орудия. В день праздника старший куначу должен был сделать угощение обществу, и об этом тоже говорили в народе. Также толковали о том, кого именно выбрать из жителей пахарем, чтобы он вывез в первый раз плут в поле. Нужно было выбрать честного и доброго человека, чтобы хлеб уродился получше. Многие выбранные отказывались ввиду того, что в случае неурожая жители будут роптать на них. Наконец настал назначенный день для вывода плуга. Утром на площади около мечети собралась многочисленная толпа; по данному старшим картом знаку вынесли из его дома несколько хлебов, два кувшина бузы и мясо. Все это разделили между всеми присутствовавшими, а потом отправились за деревню, где стояли лошади, приготовленные для скачки… Скачка совершалась при многочисленной толпе обоего пола, и первым прискакал один молодой человек, который и заслужил барту (хлеб кольцеобразной или крестообразной формы, украшенный яйцами и орехами), поднесенную ему означенным стариком с поздравлением. В это самое время родственники и близкие друзья получившего приз бросились к нему - и лошадь его обвесили кинжалами, и женщины повязали шею ее платками… Каждый, навесивший свой кинжал, должен был идти в дом хозяина лошади за получением своего оружия обратно, но не иначе, как с чем-нибудь съедобным: одни несли копченую баранину, другие бузу, третьи хлеб и т. д., так что в короткое время дом хозяина лошади наполнился провизиею. На том самом месте, где была конная скачка, стояла еще не расходившаяся толпа. Несколько молодых людей, полураздетых, с засученными рукавами и шальварами, приготовлялись бежать и принимали советы от старших, которые предлагали им держать во рту пулю или камешек, чтобы не утомиться. Принесли другую барту, поменьше прежней, тоже от старшего карта… Молодые люди отправились с одним посторонним человеком, который должен был распорядиться соблюдением порядка во время бега, бывающего на протяжении версты. По произнесении посторонним: раз, два, три! - все сразу бросались бежать и один, прибежавший первым, схватил барту и упал. Сейчас же подняли молодого человека и повели его под руки. По дороге его также обвешивали кинжалами и платками, как прежде обвешивали лошадь, и со всех сторон приветствовали поздравлениями.

По окончании скачек послали за пахарем, который и явился со всеми орудиями пахаря и с быками (в этом случае пахарь бывает одет в овчинный полушубок, который надевает навыворот), и вместе с ним толпа направилась к ближайшему пахотному полю. Множество мальчиков провожало пахаря, бросая в него комками снега, грязью и камешками, и не переставая бросать до тех пор, пока он не обошел с плугом вокруг пашни три раза. При этом кадий читал молитву, подняв руки к небу, прося у Бога хорошего урожая в этом году, а остальные говорили «аминь». По окончании всего этого обряда народ вернулся домой, и целые два дня был затем кутеж в двух домах: у хозяина перескакавшей лошади и у победившего скорохода.

С этого дня начались полевые работы: кто унавоживал пашню, кто пахал (с ранней весны горцы пашут землю и оставляют ниву незасеянною; потом, перепахавши ее во второй раз, сеют зерно. Горцы пашут всегда одною парою быков), кто искал себе компаньона для пахоты (из горцев редкий хозяин имеет больше одного быка. Во время работы каждый находит себе компаньона, имеющего тоже одного быка, и по очереди пашут)».

Из летних самым важным был праздник «прикосновения серпа» (у лакцев - мухщаву), то есть жатвы. Он начинался с произнесения заклинания самой бойкой, энергичной, плодовитой или зажиточной женщиной, которая снимала первый сноп. Из зерен этого снопа варили ритуальную кашу (халлил ккурч). В случае засухи горцы делали чучело из зелени и обливали его водой со словами: «Да будет дождь!» При этом дети получали различные мелкие подарки. Данный обряд назывался по-разному: «урттил ссихьу», «урбмццу», «варпахху» и др. Если погода во время сбора и обмолота урожая была ненастной - «заклинали» солнце (бургъил сеихьу), «сжигали» дождь (гьарал ччуччу). Занимались этой ворожбой в основном девушки. Для того чтобы вызвать дождь, существовало множество других обрядов, в том числе посещение святых.

Традиционно большим праздником горцев была встреча чабанов и скота, возвращавшихся с летних или зимних пастбищ. Встречать их выходило все село с музыкой и песнями. Заранее готовились угощения, в огромных котлах варили смесь зерен кукурузы, фасоли, пшеницы и черных бобов (у аварцев - муть). Тут же резали и варили баранов. Праздник сопровождался скачками и другими состязаниями. Молодежь танцевала, веселилась, прыгала через костры (как и в праздник первой борозды).

Все праздники горцев сопровождались играми и спортивными состязаниями. Повсеместно были распространены бег (один из видов - взбегание на вершину горы), борьба на руках, прыжки (когда прыгали с места, то в полете отталкивались от зажатых в руках булыжников, отбрасывая их назад), прыжки со скал в воду, фехтование, поднимание и метание камней, бросание аркана, борьба, акробатика, перетягивание каната над речкой или ямой, хождение по канату, на руках, на лыжах и ходулях, плавание, гребля, альпинизм.

В особом почете были конно-спортивные игры. У чеченцев одна из таких игр называлась «марх»: барана спускали в яму и закрывали ее плетнем, по краям которого клали большие камни. Из отверстия в плетне выглядывала голова барана, которого всадник на полном скаку должен был вытащить из ямы. Игра эта требовала большой силы и ловкости.

У осетин популярной была игра «джирите», заключавшаяся в следующем: всадник на полном скаку должен был попасть дротиком в подвешенный шар и быстро ускакать от пораженного «противника» - мишени.

У адыгов одной из любимых игр считалась «диор». Разделившись на две партии, мужчины аула под горящим факелом с криком «диор» нападали друг на друга. Побеждала та партия, сообщал в «Записках о Черкессии» Хан-Гирей, которая захватывала больше пленных.

У кабардинцев, когда аталык возвращал воспитанника в родительский дом, аульная молодежь, вооружившись длинными жердями, выходила навстречу гостям и преграждала им путь. Завязывался «бой», который заканчивался победой одной из сторон.

В Дагестане славилась игра «борьба за платок», которая проводилась на свадьбе. Родственники невесты вручали дружкам жениха платок, который они должны были доставить в его дом. Джигиты из селения невесты стремились отобрать платок, между ними завязывалась борьба. Считалось позором не привезти платок в дом жениха. Платок использовался и в другой игре - его подвешивали у высокого потолка, и тот, кому удавалось сорвать его, получал приз.

Одним из любимых состязаний горцев было бросание камня. «Для этого кладут где-нибудь на ровной площадке камень, или проводится на земле черта, от которой отмеривают известное число шагов (от 10 до 15) и проводят другую черту, - писал Н. Львов. - У последней становятся играющие. Скинув с себя верхнее платье, а иногда и рубаху, они кладут на ладонь правой руки плоский камень фунтов в 10 или 15 весу и придерживают его пальцами так, чтобы другой конец камня касался середины плеча правой руки; потом, размахивая камнем во все стороны и сделав сильный скачок к передней черте, бросают камень вперед. Эта игра, продолжающаяся по несколько часов, бывает зимою и летом». Победитель соревнований обычно угощал остальных. Молодежь умела этим пользоваться. Когда, например, проводили соревнования в беге и уславливались, что победитель зарежет быка, молодежь, бывало, подхватывала на руки самого богатого участника и первым приносила его к финишу, чтобы потом славно попировать.

Особым развлечением были петушиные и собачьи бои, бои баранов и быков, которые устраивались в аулах, между аулами и между обществами.

А вот как описывает праздное времяпрепровождение татов И. Анисимов: «…Вот проскакал он мимо вас, вооруженный с головы до ног, на бодрой лошади; там в изодранном костюме своем лезет он по горам, карабкается между скалами, рубит дрова или выкапывает пни и корни кустарников, которые несет на согнутой и избитой спине своей; там копает он в поле землю, пашет, выделывает вина, срывает плоды с деревьев; там опустился в глубокое корыто с водой около бассейна, засучив штаны выше колен, и топчет изо всей силы сырые кожи, и наконец вот он свободен. Тут он не только забывает о прошедшем, о вчерашнем труде своем, но и перестает думать вовсе о будущем, о завтрашнем куске насущного хлеба. И это праздное препровождение времени и беспечность, этот праздный разгул за ведрами вина или штофами водки с шашлыком, это расхаживание из дома в дом и по всему аулу с шапкой набекрень и черкеской или шубкой внакидку, эти беседы и всевозможные мечты возле лавок или на лавках около домов, на овчере (сельская площадь, где бывают народные собрания), перед синагогой или ризницей и вообще это переливание из пустого в порожнее продолжается не день, не два и не недели, а иногда целые месяцы. Даже становится досадно, когда постоянно встречаешь одного и того же субъекта, занятого или игрой в шахматы, или перерубанием на пари острым кинжалом нескольких арбузов, поставленных в ряд.

Такие забавы в большом ходу в аулах и производятся на площади. Кроме того, они держат пари съесть столько-то фунтов винограда или тутовника (ягоды шелковичного дерева), столько-то арбузов, дынь, яиц, мерок груш, слив и пр., которые продаются мальчиками тут же на площади. Завидя какого-либо приезжего, эти праздношатающиеся собираются вокруг него, спрашивают, откуда он едет и куда, к кому, зачем и какие у них слышны новости. Горцы вообще очень любят слушать приезжего, что бы тот ни говорил, верят словам его и передают новости друг другу и всему аулу, сделав по обыкновению из мухи слона. Нередко они приглашают с площади же к себе гостей, если те не имеют еще кунаков в ауле, и завидуют тому, кто имеет приезжего гостя с массой новостей. Они любят также рассуждать о политике и часто, сидя на лавках или камнях на площади, толкуют о военных действиях того или другого государства». Были развлечения, помогавшие укреплять дружбу между соседними обществами или аулами. Одно из них - «Пирожные игрища» - описал известный этнограф Е. М. Шиллинг: «Селение, задумавшее устроить игрище (здесь - Кубани - Авт.), пекло гигантский пирог «чутшу» из трех-четырех пудов муки. Пирог имел в диаметре около 2 метров. Его начиняли толстым слоем сыра, яиц и мяса. Для печения этого гиганта расчищали место на току, разводили костер и пекли пирог в золе. Когда пирог пекся, его поворачивали 5-6 человек. Затем парни везли пирог в особой плетеной корзине на лошади или несли на носилках в селение Кара-Корейш. Делалось это тайком. Экспедиция отправлялась вечером, чтобы прибыть в Кара-Корейш в полночь. Задача состояла в том, чтобы войти незаметно в спящий Кара-Корейш, поставить пирог перед домом старшины и крикнуть ему: «Вам пирог, а нам праздник!» Старшина должен был ответить: «Понял!» Тогда молодежь стреляла из ружей и убегала, а проснувшееся население бросалось в погоню. Если погоня завершалась успехом, жители Кара-Корейш не обязаны были устраивать праздник, а принесенный гигантский пирог делили между собой и съедали». Если же догнать убегавших не удавалось, для селения, привезшего пирог, устраивался праздник. На празднике, в котором принимали участие и стар и мал, каждый каракорейшский двор должен был выставить угощение. Те два дня, пока длился праздник, все от души веселились, пели, танцевали, участвовали в скачках. Затем сельчане Кара-Корейш с честью провожали гостей за пределы своего аула.

Детские игры тоже были весьма разнообразны. Любимой игрой ребят были альчики (бабки, косточки из голени овцы).

Не менее увлекательным занятием было бросать камни пращами, причем снаряды иногда делали из глины, втыкали в нее палочки, сушили, а после поджигали и запускали в цель.

На речках и озерах ребята пускали по воде плоские камешки - побеждал тот, чей камешек отскочит от воды большее число раз или достигнет другого берега. Играли и в ножики - нож подбрасывался, чтобы воткнуться в землю, побеждал тот, чей нож сделает больше оборотов и точнее воткнется в цель,

Была у горских ребятишек и своя лапта, и волчки, которые они подгоняли плетками. Девочки, кроме тряпичных кукол, любили играть в камешки, подбрасывая один и успевая особым образом переложить другие.

Большое внимание горцы уделяли военно-физической подготовке молодежи. С малых лет детей обучали владению оружием, верховой езде, джигитовке. В поэме А. Полежаева «Чир-Юрт» читаем:

Смотрите, вот они толпами
Съезжают медленно с холмов
И расстилаются роями
Перед отрядом казаков.
Смотрите, как тавлинец ловкий
Один на выстрел боевой
Летит, грозя над головой
Своей блестящею винтовкой;
С коня долой - удар, и вмиг
Опять в седле, стреляет снова,
К луке узорчатой приник -
И нет наездника лихого!…

Самобытное искусство лакцев из аула Цовкра знает весь мир. Считается, что в Цовкра все умеют ходить по канату. Некоторые даже называют цовкринцев «рожденные на канате». Пехлеваны-канатоходцы хранят свои традиции и передают секреты мастерства из века в век. Легенды гласят, что пастухи из Цовкры даже переносили целые отары, овцу за овцой, по канатам, натянутым через пропасти. Славились своим искусством братья Рамазан и Кадыр Гупаевы, Алхас и Курбита Курбитаевы, Шали Маллаев, Ибай Гад-жимахмудов, Омалага, женщины-канатоходцы Къучихъал Аьйшат, Хидрихъал Батимат, Щилми Сахив и др.

Канатоходцы - непременные участники праздников. Их неповторимые трюки (балансировка на стуле, стоящем в тазу на канате, заднее сальто с завязанными глазами, пирамиды из нескольких человек, исполнение на канате лезгинки и др.) всегда вызывают бурный восторг зрителей. Выступления обычно сопровождают ряженые, пародирующие трюки акробатов-канатоходцев.

О братьях гупаевых рассказывают, что в Кюрдамире они выступали на канате, протянутом через реку Араке, а в Эрзеруме - на канате, подвешенном между минаретами двух соседних мечетей. Восхищенный турецкий султан, наблюдавший это зрелище, приказал щедро вознаградить отважных канатоходцев и выдать им грамоту на право выступления во всех городах Османской империи.

В Тифлисе Рамазан Гупаев, соревнуясь с артистами местного цирка, успешно отработав свой номер, перепрыгнул на канат соперников, подхватил на руки девушку-грузинку и вместе с ней станцевал зажигательную дагестанскую лезгинку. Умели ходить по канату и в других аулах, но цовкринцы в этом деле всегда были первыми.

Далеко за пределами гор славилась и кавказская джигитовка. В Дагестане были целые династии джигитов-виртуозов, покорявших зрителей в цирках мировых столиц. Уникальные трюки и невероятное мастерство (например, Хасанбек Хирматов мог на всем скаку поднять глазом монету с земли, а затем танцевал лезгинку, стоя на коне) положили начало целой школе вольтижировки. Очевидцы рассказывали, что природная слитность джигитов и их коней рождала мысль о том, что мифические кентавры могли иметь вполне реальных прототипов.