Глава четвертая

Я начал эту книгу с рассмотрения мировых проблем (гл. 1), а затем остановился (гл. 2 и 3) на некоторых забытых решениях. Теперь, приближаясь к завершению, я хотел бы вновь обратиться к рассмотрению указанных проблем.

Рассмотрев упомянутые в главе 1 проблемы как отправную точку для размышлений о проблеме, которую я считал важнейшей для нашей цивилизации, я рассмотрю теперь мировые проблемы как основу для утверждения о том, что исцеление, к которому мы стремимся, и главное средство нашего исцеления так же, как и источник наших проблем, имеют глубоко человеческий характер.

Насколько мне известно, в многочисленных обсуждениях мировых проблем, проводившихся в комиссиях ООН, ни разу не упоминалось предложение рассмотреть в качестве главной проблемы патриархальную структуру ума и общества. Точно так же в многочисленных специальных книгах, посвященных указанным проблемам, отсутствует ясное упоминание о средстве, которое я собираюсь обсудить и предложить в качестве важнейшего. Это средство, впрочем, проистекает из древнего учения в том смысле, что все уладится само собой, если мы будем заботиться только о «Царстве Божием».

На основании вышесказанного, тезис этой главы можно сформулировать следующим образом. В известных подходах к решению указанных проблем не учитывается проблема трансформации человека. Наше главное средство выхода из кризиса, в котором мы оказались, - группа лиц, находящихся в процессе трансформации - ищущие, каждый из которых ведет борьбу с самим собой. Я рассмотрю их в разделе «Новые шаманы».

В 1970 году по случаю Дня Организации Объединенных Наций Генеральный Секретарь ООН У Тан сказал: «Непростительно, что унаследованные нами от прошлого проблемы остаются нерешенными, поглощая огромные средства и энергию, необходимые для достижения более благородных целей». Упомянув о таких важных проблемах, как гонка вооружения, расизм, нарушение прав человека и «мечты о мировом господстве вместо братского сосуществования», он отметил, что «при существовании архаичных понятий и отношений быстрый темп изменений, происходящих вокруг нас, порождает новые проблемы, которые настоятельно требуют внимания к себе со стороны всего мира: возрастающее различие между богатыми и бедными народами; разрыв между наукой и техникой; демографический взрыв; ухудшение состояния окружающей среды; рост городов; проблема наркотиков; отчуждение молодежи; неумеренное потребление ресурсов ненасытными обществами и организациями. Поставлено под угрозу само выживание цивилизованного гуманного общества»

В настоящее время все сказанное получило широкую известность. Однако менее известно дальнейшее замечание У Тана: «Серьезность нашего положения вытекает не только из сложности и важности проблем, ожидающих своего решения, но и из существования между этими проблемами бесчисленных взаимосвязей, которые, независимо от того, известны они нам или нет, существенно ограничивают диапазон действий политического деятеля».

Чем больше мы понимаем, что решение каждой проблемы само превращается в проблему в силу других проблемных ситуаций, тем необходимее сосредоточить свое внимание на узловых проблемах, а не на частностях.

Ограниченность подхода к решению проблем, который по-прежнему носит сугубо практический и сосредоточенный на симптомах характер, отчетливо продемонстрирована в докладе Генерального Секретаря ООН в 1973 году: «При своем возникновении острые проблемы принимают форму коммерческих, финансовых и денежных диспропорций, возникающих в отдельных странах или группах стран. Более глубокий анализ показывает, что существующие в одной сфере проблемы данной страны или группы стран тесно связаны с сопутствующими ей проблемами, которые существуют в других сферах. Анализ показывает также, что адекватность общих решений зависит от проведения согласованных мероприятий в нескольких областях с общим учетом интересов всех стран. Проблема, которая, как может показаться, присуща только одной сфере, нередко свидетельствует о наличии самого широкого и чреватого серьезными последствиями напряжения в международной экономической системе в целом». [53]

В связи с существованием множества взаимосвязей между проблемами и их взаимодействий возникает гидроподобный феномен. Подобно тому, как у мифологической гидры отрастают после отсечения головы, так и наши проблемы стремятся к возобновлению всякий раз, когда мы пытаемся покончить с ними, не учитывая их взаимосвязей, ибо «не существует в отдельности таких, как демографический кризис, кризис урбанизации, экологический кризис, кризис вооружений, нефтяной кризис, кризис ресурсов, водяной кризис, почвенный кризис, рыбный кризис, технологический кризис, торговый кризис. Каждый из них оказывает воздействие на другие, и при всей целесообразности последовательного рассмотрения каждого из них в отдельности ни один кризис невозможно разрешить, не учитывая все остальные». [54]

Как отметил Римский клуб, уже один тот факт, что из-за сложности системы взаимодействия проблем «никакие сочетания технических, экономических и законодательных мер и средств не способны привести к существенному улучшению» [55] нашей ситуации, свидетельствует о необходимости применения не только междисциплинарных подходов. Считаю чрезвычайно важной ту точку зрения, согласно которой наши проблемы обязаны своим появлением не только человеку, но и задержке в его развитии (то есть игнорированию психодуховного развития на уровне человека).

Упоминание о необходимости внутреннего развития, исцеления и озарения может показаться нецелесообразным. Но так ли она несущественна?

«Если связанные с проблемами трудности и опасности возрастают в геометрической прогрессии, то объем знания и число специалистов, способных решать эти проблемы, возрастают в арифметической прогрессии», - говорит Егескел Дрор в своих «Пролегоменах к политологии». [56] Целлариус и Платт отмечают: «В настоящее время принимается множество мер по решению этих проблем. Эти меры, однако, нередко приводят в соответствие с существующими институционными моделями и политической или коммерческой целесообразностью, тогда как к принятию других, не менее и даже более важных, еще и не приступали. Более того, количество проблем, их сложность и взаимодействия настолько перегружают механизмы, предназначенные для их решения, что возникают совершенно обоснованные опасения, что эти механизмы выйдут из строя в критический момент и усугубят несчастья». [57]

Кан и Винер отмечают, что «мир становится настолько сложным и изменяется настолько быстро, а необходимость прогнозирования проблем становится настолько важной, что у нас возникает искушение принести в жертву демократические политические процессы (иначе такие процессы окажутся нам не по средствам)». [58]

Безнадежность дискретного подхода станет еще очевиднее, если принять во внимание отсутствие у специалистов единого мнения о приоритетах. В «Энциклопедии мировых проблем», изданной в 1984 году, я прочитал, что Ян Тинберген отметил в 1974 году, что уже через два года после сообщения Пирсона в Международной комиссии по развитию, в котором предлагалось ускорить развитие стран развивающегося мира, результаты исследований, проведенных Римским клубом, показали необходимость замедления мирового роста.

Большинство важных проблем, с которыми пришлось столкнуться человечеству, являются, по-моему, результатом действия не только специальных, экономических и политических, но и психологических сил. Степень справедливости этого утверждения становится очевидной после анализа списка мировых проблем.

Авторы «Энциклопедии мировых проблем» за 1984 год (ежегодник) составили заслуживающий похвалы указатель (на основе данных, приведенных в опубликованных документах - главным образом, международных организаций) для 8000 мировых проблем, начиная с землетрясений и болезней и кончая господством мультинациональных корпораций и отсутствием координации в действиях международных организаций. Наряду с индексированием и перекрестными ссылками авторы распределили статьи «Энциклопедии» по девяти группам со следующими обозначениями (от «А» до «Е»):

1. От общего к частному: классы явлений, например, живые существа распределяются в соответствии с буквенным обозначением от «б», на уровне царства (например, растения), и до «ж» для определенных видов (например, орел) или специфических болезней и товаров.

2. От универсальных классов («а»), например, живые существа, к определенным классам или конкретным типам («д»), например, жителей тропических островов.

3. От главенствующего к зависимому: (от «а» до «д» включительно).

4. Иерархии: от вершины нескольких иерархий («а») к конкретной особенности отдельной иерархии («д» или «ж»).

5. Дисциплина: от любой группы дисциплин («а») через основное объединение дисциплин («б») к отдельной дисциплине («г») и поддисциплине («д»).

6. Географическое и культурное место нахождения: от глобального («а»), без указания определенной области или района, через межконтинентальное («в»), например, развивающееся, индустриализованное или социалистическое, к конкретному («г»), например, горные или тропические районы, через множественные определители («д»), например, «нетрудоспособные женщины в развивающихся странах», к проблемам отдельной страны, имеющим более широкое значение («ж»), например, апартеид.

7. Принадлежность к множеству: в тех случаях, когда название проблемы предполагает ее принадлежность к множеству аналогичных проблем, используются обозначения, начиная с буквы «в». Например, «распространение слепоты среди детей» предполагает «распространение слепоты среди лиц старшего возраста».

8. Модные проблемы: были приняты меры по предотвращению чрезмерного акцентирования частных проблем, получивших широкую рекламу (например, вымирающие виды китов, СПИД).

9. Исключения: код «е» использовался для обозначения потенциальных, невыявленных, внеземных проблем, а также очень тонких или неосязаемых проблем.

Согласно приведенной классификации, в группу «А» - категорию, соответствующую общему, универсальному, основному, трансдисциплинарному и межконтинентальному, входит 105 проблем.

Замечательно, что среди этих 105 проблем 38 являются чисто психологическими, а 27 носят как внутренний, так и внешний характер (например, злоупотребление властью). Ниже приводится перечень психологических проблем:

Одиночество, абсурд, агрессивность, отчуждение, тревога, страх, безразличие, высокомерие, корыстолюбие, скука, самодовольство, бессердечие, опасные эмоциональные содержания, лживость, дегуманизация, отсутствие индивидуальности, самомнение, элитаризм, злоба, усталость, боязнь, фрагментарность личности, фрустрация, унижение, некомпетентность, безразличие, неуверенность, одиночество, недоброжелательность, склонность к негативным эмоциям, одержимость, гордость, психологическая инертность, духовная пустота, суеверие, тщеславие, порок, насилие.

Идея настоящей книги состоит в том, что мы способны преодолеть свои трудности, рассматривая самих себя как главную проблему. В этой главе я подробно остановлюсь на точке зрения, согласно которой решение наших проблем лежит в нас самих, не только как в отдельных лицах, но и как в членах коллектива.

Старая английская поговорка рекомендует нам «позаботиться о крупных деньгах, и тогда мелкие деньги сами позаботятся о себе». Если в нашем обсуждении крупные деньги - это то, что древние пророки называли Царством Божием, тогда представляется примечательным, сколь мало уделяют ему внимания в своих изощренных дискуссиях специалисты. Рассмотрим, например, доклад Генерального директора ЮНЕСКО на 18-й конференции (Париж, 1974 год), который был посвящен анализу проблем и указанию целей, определяющих основы среднесрочного планирования (1977-1982). В докладе указаны следующие мировые проблемы:

1. Права человека.

2. Мир.

3. Развитие знаний - научное и художественное творчество.

4. Обмен информацией.

5. Общение людей и народов.

6. Концепции и методологии развития.

7. Разновидности политики и стратегии развития.

8. Инфраструктуры и обучение для развития.

9. Более широкое участие некоторых групп в развитии.

10. Естественная среда обитания человека и ее ресурсы.

11. Человек в своей среде.

12. Население».

Другими словами, можно сказать, что, с точки зрения ЮНЕСКО, для решения проблем несправедливости, войны, экологии и перенаселенности необходимо больше информации, общения, концепций, методологий, политики, инфраструктур, обучения и т.д. Здесь налицо явный перекос в пользу левого полушария мозга, и на него я хотел бы отреагировать так же, как отреагировал на перечень приведенных у Александра Кинга педагогических целей. Из сказанного можно заключить, по-видимому, что знание равнозначно мудрости, а любовь вообще неуместна. Проблема преображения человека в человека сострадательного в докладе не упоминается, из чего можно заключить, что эта проблема решению не поддается. Для ответа на вышеприведенную точку зрения я приступлю к рассмотрению неошаманизма, полагая, что (подобно тому, как источником жизни может быть только жизнь) источником культурного возрождения, от которого зависит наше будущее, могут быть только исцеленные, духовно развитые личности.

Из всех идей, возникших у меня за всю мою жизнь, идея неошаманизма получила, по-видимому, самый широкий отклик, и поэтому, приступая сейчас к обсуждению неошаманизма, я чувствую себя менее оригинальным, чем в то время, когда придумал этот термин. Тем не менее, этот предмет нуждается в обсуждении хотя бы потому, что нашей культуре не удалось преодолеть высокомерие и ксенофобию, благодаря которым мы практически вытеснили из жизни автохтонный шаманизм. Особую важность неошаманизм приобретает в силу соответствия шаманического духа задачам исцеления патриархального сознания.

Я, по-видимому, в последний раз обращаюсь к интерпретации нашего последнего культурного течения, и поэтому мне хотелось бы вновь проследить ход своих размышлений на эту тему.

Не знаю, с чего именно начались мои размышления, но я отчетливо помню, что идея неошаманизма присутствовала в моем сознании уже в середине 60-х годов, когда я впервые приехал из Чили в Беркли. В этом месте и в это время было что-то неизбывно шаманское. Мне посчастливилось познакомиться с Карлосом Кастанедой и стать его близким другом еще до того, как он приступил к написанию книг. Это событие, наряду с моими взглядами и деятельностью, побудило автора статьи в каталоге Эсален охарактеризовать меня как шамана.

К тому времени я с большим интересом прочитал книгу Элиаде о шаманизме (она была издана на испанском языке раньше, чем на английском, и до сих пор остается самой значительной работой по данной теме). [59] Мое уважение к работе Элиаде помогло мне убедиться в своей правоте, когда я стал считать себя шаманом в полном смысле этого слова. Вместе с тем, называясь шаманом, я осознал нечто шаманское в своих склонностях и в образе мыслей. Благодаря самоанализу я понял также, что термин «шаман» вполне можно применять к моим знакомым.

Этот вопрос был мне совершенно ясен, когда я писал в 1969 году «Один поиск». Размышляя над разными подходами к развитию человечества с учетом возможности их применения в педагогике, я понял, что их необходимо рассмотреть в трех обширных областях науки и культуры: здравоохранение, образование и духовное развитие (а также религия с ее задачами спасения и просвещения). Характерно, что в наше время происходит объединение этих областей. Они составляли единую сферу в далеком прошлом, когда в фигуре шамана соединялись роли духовного руководителя, целителя и наставника, руководившего посвящением юношей в таинства культуры.

Мы живем в эпоху синтеза, когда разрушение искусственных барьеров между разными областями знания и школами мысли позволяет возвести новые информационные мосты. Несмотря на непрерывность синтеза в процессе развития культуры, несколько десятилетий назад в науке отмечен интенсивный интегрированный процесс, сопровождаемый междисциплинарными проблемами и трансдисциплинарным подходом. Кроме того, в сфере духа мы стали настолько экуменическими, что разрушение авторитаризма и догматизма (который сопутствует авторитаризму) позволило нам осознать естественное единство всех вещей. Единение духовной, терапевтической и педагогической областей, которое привело в 60-х и 70-х годах к возникновению «Центров развития», свидетельствует об открытии внутреннего единства всех вещей, которое лежит в основе нашего искусственного разделения на разные области.

И все-таки, внушая исподволь в «Одном поиске» мысль о том, что все стремления к спасению, исцелению и духовному развитию соединяются в нашем сознании и свидетельствуют о наличии единства, которое считалось очевидным во времена шаманизма, я не сумел еще сформулировать понятие «новый шаманизм». Я сделал это позже, на ежегодной конференции Ассоциации гуманистической психологии, которая проводилась в 1977 году в Беркли и получила название «Общая основа».

В своем выступлении на конференции я вое пользовался возможностью представить своего недавно приехавшего в Калифорнию соотечественника, чью деятельность вполне можно охарактеризовать как деятельность современного шамана. Свое сообщение я заглавил «Шаманизм новой эпохи» и собирался использовать впоследствии наряду с термином «неошаманизм» в своих лекциях, посвященных сближению терапевтической и духовной сфер, а также другим сближениям, благодаря которым шаман оказывается религиозной личностью, художником и целителем. Я утверждал, что шаманизм непосредственно связан с синтезирующей точкой зрения; для него характерен синтез разума и интуиции.

Развитие цивилизации можно рассматривать как процесс чередования периодов господства разума и периодов, когда предпочтение отдается эмоциям и интуиции: классический период и романтический период. Например, влияние Руссо - отца романтизма - в значительной мере способствовало развязыванию Французской революции. Но, одержав победу, революция немедленно возвела на трон Богиню Разума. Некоторое время спустя романтизм появился вновь, и наше последнее «движение за развитие человеческого потенциала» вполне можно рассматривать как новый романтизм.

В течение 60-х годов маятник достиг максимального отклонения в направлении интуиции и пренебрежения разумом и начинает теперь возвращаться. Настоящий период особенно благоприятен для достижения нового синтеза. Наряду с интеллектуальной сферой важное значение приобретает метасинтез, затрагивающий аналитическую деятельность разума и синтезирующую деятельность интуиции.

Замечательный образец такого сближения синтетического и аналитического аспектов ума можно найти в современной физике с ее пониманием параллелей между древними интуициями мистиков и новыми формулировками квантовой механики. Во времена де Бройля и Джеймса Джинса, еще до последний достижений физики, необходимость сближения разума и интуиции физиками вполне сознавалась, и потому Богумил Ясиновский, преподаватель истории культуры в Чилийском университете (чьим студентом я имел честь быть), был вправе заявить, что современная физика для него есть возрождение неопифагорийской мысли. По его мнению, впервые в истории возникла возможность сблизить мировоззрения и интересы, которые разошлись во времена Пифагора: любовь к математике, разуму и науке, с одной стороны, и мистическую ориентацию, с другой. В частности, можно утверждать (используя выражение Ясиновского), что после «копенгагенской интерпретации» квантовой механики физика перестала быть «органолептической», поскольку то, что она описывает, совершенно не поддается визуальному отображению.

Нетрудно видеть, что задолго до сближения науки и мистицизма у первых пифагорийцев сходная ситуация сложилась у шаманов (которые были первыми учеными, исследователями природы, знатоками флоры и фауны, предшественниками древних кузнецов), ибо эти протоученые были еще и первыми мистиками.

Вместе с тем, помимо утверждения о существовании среди старых и (все в большей степени) новых шаманов лиц с большей, чем у обычных людей, сбалансированностью левого (рационального, аналитического) и правого (интуитивного, синтетического) полушария мозга, можно также утверждать, что для старых и новых шаманов характерно наличие третьей функции, так как процесс интеграции не ограничивается сближением функции правого и левого полушария мозга. Можно считать, что с утратой рациональным полушарием мозга абсолютной монополии на психоневрологическую систему, происходит освобождение не только интуитивного полушария, но и всего того, что Роф Карбальо несколько десятилетий назад назвал «внутренним мозгом» и что непосредственно связано с эмоциональной сферой. И это еще не все. При рассмотрении проблемы объединения когнитивных сфер (рациональной и интуитивной) с эмоциональной сферой мы должны учитывать, что древние шаманы были людьми, установившими связь с самым архаичным слоем своей психики, которую иногда символизируют в виде духов животных и особенно змей - древних предков человечества. Этот символ связан с самой архаической, первобытной частью нашего сознания и по сей день является эмблемой медицины.

Если бы древние шаманы и их современные наследники не были наделены большим, чем обычные люди, эмоциональным здоровьем, они не обладали бы характерной для них способностью к исцелению. Кроме того, лишенные основы для направленной и свободной эмоциональной жизни, они не смогли бы стать мастерами своего дела. Задача современной терапии - понять эмоциональную жизнь и освободить способность человека к переживанию и выражению своих эмоций. Те, кто помогает другим людям в выполнении этой задачи, не могут делать все «по книге», не пережив на личном опыте напряженный процесс страданий, пробуждения и освобождения.

По мнению доктора Маклина, наш мозг выполняет три функции в том смысле, что мы обладаем корой головного мозга (специфически человеческой частью нервной системы), эмоциональными способностями (общими для нас и млекопитающих) и инстинктивными способностями (общими для нас и пресмыкающихся). С учетом этого утверждения можно сказать, что древние шаманы были первыми людьми, которые претворили на практике потенциальную всеобщность, к которой, осознанно или неосознанно, мы все стремимся.

Одна из самых примечательных особенностей истории цивилизации состоит в том, что цивилизация ополчилась на инстинкт. Фрейд, а впоследствии Тойнби, считали это противоборство непреодолимой трагедией. Кестлер вместе с Тойнби утверждал, что между нашей инстинктивной способностью (унаследованной от предков-пресмыкающихся) и более поздним результатом развития нервной системы, который составляет основу мышления и стремления к установлению контроля разума над жизнью, возник разрыв, приведший к утрате инстинктивных способностей здорового животного. Однако и древний, и новый шаманизм (рождение которого происходит на наших глазах) свидетельствуют о том, что этот разрыв имеет функциональный и обратимый характер. «Внутреннее животное» можно реинтегрировать в психику сознания, и тогда мы достигнем полного и реального развития трех указанных способностей. Даже соглашаясь с утверждением об утрате человеком инстинктивной способности здорового животного по причине господства разума и о наличии разрыва между сферами инстинкта и разума, мы не должны разделять пессимизм Кестлера, поскольку указанный разрыв вовсе не является непреложным биологическим фактом. Вполне достаточно воспринимать его как некий дисбаланс, поддерживаемый на протяжении всего развития общества и культуры. Действительно, реинтеграция сферы инстинкта в сферу сознательной психики косвенно входит в задачу, которую все более действенно решает современная психотерапия. Психотерапия началась с Фрейда, который, как и Кестлер, пессимистически относился к возможности интеграции инстинкта и цивилизации. [60] Вместе с тем, восстановление понимания (благодаря реинтеграции подавленной сферы) сочеталось с ориентацией на освобождение внутренних побуждений. В результате такого сближения возникло представление о врожденной невинности людей. Вильгельм Рейх и Д.Г. Лоуренс первыми выступили в поддержку этой точки зрения, которая получила широкое признание в гуманистической психологии.

Интерес к галлюциногенам, объединяющий шаманизм с современной культурой и новаторской психотерапией (несмотря на ортодоксальность и правительственный контроль), свидетельствуют о доверии к глубокой спонтанности психики со стороны лиц, стремящихся к галлюциногенному опыту, и тех, кто оказывает им поддержку. Независимо от утверждения, что врачи и другие специалисты изучали в основном дополнительные возможности использования этих веществ (для использования их мощного целебного потенциала было сделано совсем немного), историки получат возможность по достоинству оценить их вклад в дело разрушения патриархального социального эго за последние десятилетия. Мы не вправе недооценивать их влияние на первооткрывателей контркультуры, которая, в свою очередь, оказала решающее воздействие на формирование современных течений в нашей культуре. Кроме того, усилению интереса к терапевтической и духовной деятельности способствовали работы авторов, которые (подобно Олдосу Хаксли и Рам Дассу) несколько десятилетий тому назад содействовали переходу на другой уровень понимания здоровья на основе экспериментирования с психическими состояниями, вызванными фармакологическими средствами.

Не случайно представители новой культуры и новых направлений в терапии, как и древние шаманы, проявили интерес к галлюциногенам. Дело не ограничивается восстановлением глубинной спонтанности отчужденного инстинкта. По-моему, важным аспектом гуманистической, экзистенциальной психотерапии является то, что можно назвать верой в «саморегуляцию организма» (по терминологии гештальт-терапии).

Проблема пробуждения инстинктивного начала тесно связана с проблемой спонтанного исцеления и развития, для обозначения которого можно употребить древнеиндийский термин «кундалини». Я понимаю под кундалини не что иное, как пробуждение в человеке свойственных рептилиям способностей, которые по отношению к физическому существованию выполняют функцию инстинктивно-гомеостатического аппарата. Это своеобразный психический «орган» саморегуляции на тонких уровнях психики, или функция управления, благодаря которой человек продвигается по пути развития. Метод кундалини, характерный для шаманизма и тантризма, привлек к себе внимание в наше время, когда ряд психотических и физических опытов был истолкован как «случаи кундалини», и возникли специальные центры для их исследования. [§§§§]

В тантрических текстах кундалини - это энергия, которая располагается в виде спирали в основании туловища и может подняться по оси тела до макушки головы, приводя к полноте переживания божественного начала. Тем не менее, в связи с кундалини возникло множество мифов и домыслов. Не впадая в излишнюю вольность, можно утверждать, что активизация кундалини затрагивает различные уровни, каждый из которых тесно связан с шаманизмом: физический уровень (посредством праны и раскрытия чакр), эмоциональный уровень (экстаз), ментальный уровень (мистическая способность) и собственно духовный уровень, характеризуемый сакральностью и трансцендентностью.

Среди всевозможных характеристик кундалини мне хотелось бы выделить одну особенность, которая непосредственно связана с шаманизмом. Определяя кундалини как «эволюционную силу», Гопи Кришна [61] полагает, что кундалини представляет собой нечто большее, чем источник духовной мотивации. Энергия кундалини непосредственно связана с руководящим принципом, и поэтому процесс дальнейшего развития личности приобретает в значительной степени автономный и спонтанный характер. Поскольку все духовные традиции признают существование внутреннего состояния, благодаря которому человек чувствует, что им руководят высшие силы или существа (например, суфиев определяют как лиц, которыми изнутри руководят такие силы), можно утверждать, что шаманом преимущественно руководит его внутренний руководитель (или руководители). В шаманизме содержится лишь минимум наставлений, касающихся передачи кодифицированных знаний. Характерно, что шаманская практика носит индивидуальный характер, поскольку шаманы применяют уникальные методы руководства другими людьми.

Мне как-то довелось услышать хасидскую притчу о рабби, которого спросили об источнике его знания. Он ответил: «Все, что я знаю, я узнал у своего отца: он никому не подражал, и я никому не подражаю». Таков и шаман. Наряду с тонкой духовной передачей, шаман наследует пример свободы и неповторимости в своем подходе к высшему миру и служению обществу. У каждого шамана существуют свои энергетические объекты, свои притчи и свое вдохновение. Это относится и к новым шаманам, которые (в отличие от терапевтов конкурирующих школ прошлых десятилетий) становятся не только эклектичнее, но и индивидуальнее в своем стиле и содержании «трюков».

Если прежде путешественники и антропологи с благосклонным недоверием относились к утверждениям шаманов, что они всему научились у духов, то в настоящее время феномен наития (свыше) получил широкое признание, сопоставимое с признанием интуиции и мистического опыта. Об этом свидетельствует резкое усиление интереса к парапсихологии. Интересно, что в настоящее время лишь немногие поэты говорят о своем вдохновении как о голосе, прозвучавшем в их ушах, тогда как в области психотерапии один из самых эффективных методов обязан своим появлением вдохновению, сопоставимому с шаманским откровением. «Процесс квадринити», на котором я подробно останавливался, возник не как следствие рефлексии или метода проб и ошибок, а благодаря психическому общению (по меньшей мере, по мнению его автора).

В настоящее время внутреннее или высшее водительство получает широкое признание, которое, в частности, проявляется в появлении многочисленных ясновидцев и терапевтов, полагающих, что их деятельность протекает под водительством сродни шаманскому. [*****] В современной американской культуре заметное место заняло «канализирование». Этот термин указывает на происходящее с людьми, восприимчивыми к запредельным для их сознания посланиям, как, например, в случае автоматического письма или процесса, позволившего написать такие книги, как «Сет вещает» и «Курс лекций о чудесах». [†††††]

Это явление уходит корнями в глубокую древность, однако бурное его распространение свидетельствует о нарастании общего интереса к нему и склонности многих людей с доверием относиться к тому, что находится за пределами их личности. Есть все основания полагать, что канализирование является одной из особенностей духа нашего времени.

Свое фундаментальное исследование шаманизма Элиаде начинает с обсуждения признания шамана, что вполне справедливо, ибо признание шамана - чрезвычайно важное событие и первый этап собственно шаманского опыта. Характерно, что шаман призывается в самом точном (то есть глубинном и отчасти забытом) значении этого слова, причем это призвание принимает обычно форму острого заболевания. Юнг упоминал архетип «раненого целителя». Этот образ часто встречается в мифологии и фольклоре, но первоначальное его значение связано с реальностью шаманского призвания. Именно в этой связи этот символ встречается во всех культурах на всем протяжении их существования.

В отличие от медицины и психологии, обучение которым (как и другим профессиям в нашей культуре) происходит путем передачи информации и практических занятий, в феномене призвания (наряду с индивидуальной предрасположенностью) ощущается влияние такого фактора, как заразительность. Это утверждение справедливо не только для бурного распространения фрейдизма, но и для расцвета неошаманизма в наши дни. Когда я учился на медицинском факультете Чилийского университета, в Чили еще не существовало учебных заведений, где можно было изучать психологию, В настоящее время на факультетах психологии учится больше студентов, чем на юридических факультетах, которые в прежние годы отличались наибольшей посещаемостью. Во всем мире наблюдается усиление интереса к психологии. На протяжении существования нашей культуры происходит смена эпох, причем дух каждой эпохи находил воплощение в определенной сфере деятельности человека. Так, если в XIX веке этой сферой была биология, оказавшая заметное влияние на культуру, то во времена Галилея приоритет был отдан физике. Сходным образом можно утверждать, что современное «Движение за развитие человеческого потенциала» возникло не столько усилиями представителей профессиональных или академических кругов, сколько благодаря изменению коллективного сознания, которое проявилось в терапевтической и духовной областях. Свое конкретное выражение это изменение нашло в повышении одухотворенности психологии.

Благодаря заразительности, новый шаманизм, развитию которого мы оказываем поддержку, вышел за пределы любой профессии, что стало причиной определенных разногласий на стыке разных профессий. В течение некоторого времени психотерапия находилась в монопольном ведении врачей. Затем право на практику в этой области получили психологи, после чего этой привилегии удостоились и социологи. В настоящее время интерес к психотерапии приобрел такой масштаб, что многие стали считать себя психотерапевтами-любителями. Профессионалам приходится даже обращаться в суд, чтобы защитить свою территорию от вторжения непрошенных гостей. В испанском языке есть выражение «В каждом из нас есть что-то от врача, поэта и безумца». В какой-то мере это все равно, что сказать, что в каждом из нас есть что-то от шамана. Ибо шаман - это человек, чьи способности являются последствием его соприкосновения с глубинной сущностью. Иначе говоря, глубинная сущность каждого человека имеет «шаманический» характер.

Болезнь, благодаря которой человек становится шаманом (независимо от формы ее проявления: внешнее событие или погружение во внутреннюю бездну), не является единственные способом нисхождения в ад. Подобно тому, как при нормальном развитии процесса кундалини после подъема телесной энергии по чакрам наступает ее нисхождение, так и при развертывании сознания, которое можно сопоставить с физическими изменениями, после его расширения наступает сужение. Некоторые шаманы перед нисхождением в преисподнюю совершают восхождение на небеса. По этой причине практика кундалини всегда считалась чрезвычайно опасной: без специальной подготовки и компетентного руководства кундалини может оказаться вратами, через которые человек может придти как к экстазу, так и к агонии (о чем свидетельствует автобиографический очерк Гопи Кришны). Эта практика представляет собой внутреннее очищение и, в определенной степени, внутреннее умирание - дезинтеграцию прежней личности или ее освобождение от обусловленности, сформировавшейся на ранних этапах жизни.

На стадии расширения в шаманском процессе и даже на этапе восхождения кундалини можно говорить о наличии психотического аспекта в широком смысле этого слова: «высокий психоз», мистическое безумие неотделимо от пути и должно быть познано человеком, чтобы выйти за его пределы. В принципе, в образе Дон Кихота у Сервантеса воплощено понимание состояния безумия как пути. В отличие от таких писателей, как Сервантес и Гете, понимавших, что высшее безумие является неотъемлемой частью озарения (еще в Средние века было распространено понимание, что безумие неотделимо от святости), наша культура до сих пор далека от того, чтобы окружить психотиков атмосферой понимания, признания и дружеского участия, которое в данной ситуации представляется вполне оправданным. Подход нашей культуры коренным образом отличается от подхода, принятого в шаманских культурах, где с одобрением относились к тем, кто вступал на путь^благодаря болезни, и обеспечивали им компетентное руководство. Такие люди получали возможность совершить воображаемое путешествие по миру безумия и проанализировать это безумие, приобретая мудрость и способность исцелять других людей.

Существенное изменение в подходе к психозу можно обнаружить только в новом психологическом направлении. После появления работ Р.Д. Лэнга некоторые специалисты стали рассматривать психоз не только как состояние, подлежащее исцелению, но и как «позитивную дезинтеграцию» (определение принадлежит Дабровскому) или регрессию на службе развития, нисхождение в ад, способное совершить очищение. В нашей культуре, в которой статистическая «нормальность» далеко не совпадает с подлинным психическим здоровьем, идея психоза как пути, а не случайного события на пути, остается революционной даже через 20 лет после того, как Институт Эсален пригласил Лэнга в Соединенные Штаты и объединил ряд специалистов, которые в течение месяца обсуждали «ценность психотического опыта».

Современное терпимое отношение к безумию проистекает из более широкой терпимости к измененным состояниям сознания, из новой открытости перед опытом и готовности уступить ему, которые оправдывают употребление термина «дионисийский» для определения нового духа. Уже в конце прошлого столетия Ницше предсказывал «постепенное возрождение дионисийского духа в современном мире». Можно утверждать, что культурная революция 60-х годов носила преимущественно «дионисийский» характер. Эта особенность психодуховной революции (см. С. Кин «Танцующему Богу») [62] Здесь наша новая духовность также подражает шаманизму, поскольку западное христианство, подобно «другим религиям», проникнуто аполлоновым духом в отличие от традиционного шаманизма, где царит Дионис.

Мысль о том, что дух нашего времени носит шаманский и дионисийский характер поможет пониманию других его появлений, начиная с интереса к галлюциногенам (разновидность «опьянения» в дионисийском смысле «освобождения от всех условностей») и кончая «освоением» (посредством терапевтического процесса) той разновидности безумия, которая, по мнению Мелани Клейн, лежит в основе невротического слоя нашего сознания.

Мир Диониса - это мир опьянения и (порой безумных) порывов души. Но Дионис есть бог, который рождается и умирает. В Дионисе вхождения в безумие и трансформативный процесс смерти и возрождения объединяются в единый процесс.

Проблема смерти и возрождения - основная проблема христианства, в той или иной форме она присутствует во всех духовных традициях, проявляясь в виде символов, мифов и абстрактных концепций. К таким концепциям относятся, например, Фана и Бака в суфизме или Нирвана и Просветления в буддизме. В то же время есть все основания полагать, что существующие в развитых религиях кодификация опыта и возникшие на его основе концептуальные учения уводят нас в сторону от самого опыта. Этим объясняется то удивление, с которым антропологи (особенно Расмудсен. проводивший исследования в среде эскимосов), пытавшиеся понять шаманизм, обнаружили, что те виды опыта, которые мы приписываем историческому Христу и другим аватарам, были вполне квалифицированно описаны их «примитивными» собеседниками.

Теперь обратим внимание на очень важный момент, о котором я еще не говорил. Шаман - это человек, который умер и возродился. Он обладает опытом непосредственного участия в трансформативном процессе, к важнейшим особенностям которого относятся психологическая смерть и духовное возрождение. Однако процесс, который, с одной точки зрения, можно описать как восхождение на небо и нисхождение в ад, с другой точки зрения, воспринимается как путешествие в запредельное, которое (как и в дантовой аллегории) включает расставание с миром и последующее новое рождение в нем. Наряду с опытом восхождения и нисхождения шаман, как отмечает Элиаде, обретает способность посещать небеса и ад, недолго в них оставаясь, и поэтому его называют «владыкой трех миров». Сохраняя способность к экстатическим и иным переживаниям, он воспитывает в себе отрешенность от духовного и земного. Прибегнув к архаичной шаманской метафоре, можно сказать, что он способен перемещаться вверх и вниз по оси мира, останавливаясь в срединной сфере. В эпоху неошаманизма на эту особенность необходимо обратить внимание, поскольку она указывает на существенное различие между шаманом и учеником колдуна.

Следует отметить, что вышеупомянутая особенность шаманского процесса (умирания и возрождения) нашла новое проявление в наше дионисийское время. В этой связи я хотел бы обратить внимание на недавно возникший интерес к опыту предсмертных переживаний.

Многие шаманы начинали свой путь (отнюдь не стремясь найти его) благодаря опыту переживания близости смерти (например, при тяжелом заболевании или при встрече с хищным животным). Многие люди сообщают об опыте трансформативных переживаний, причиной которых послужили автомобильная авария, состояние клинической смерти и другие события. Несколько десятилетий назад Маслоу обнаружил, что пиковые переживания не столь уж редки, как принято было считать, и многие сообщили о случаях

пиковых переживаний, имевших место в их жизни. В настоящее время установлено, что опыт предсмертных переживаний не является редкостью, и многие из тех, кто имел такой опыт, включились в процесс внутренней трансформации.

Для нашего времени характерно проявление интереса к смерти, которое можно назвать «новой танатологией». Здесь имеется в виду стремление оказать помощь тем, кто приближается к своему смертному часу. При этом помощь принимает форму признания прав смерти и духовного руководства. Упомянуть деятельность таких первооткрывателей, как Элизабет Кюблер-Росс. Рам Дасс и его коллеги. Знаменательно, что «Тибетская книга мертвых» стала в Соединенных Штатах карманной книгой. Это явление свидетельствует не только об актуализации представлений о том, что живые способны оказать помощь мертвым, но и том, что «Тибетская книга мертвых» помогает в осмыслении процесса внутреннего умирания и возрождения при жизни. В этой связи следует упомянуть и «Американскую книгу мертвых», которая принадлежит перу И.Дж. Голд. В книге приводится описание различных «бардо» с прямым указанием на применимость приводимых высказываний к данной жизни. Особое внимание в книге уделяется обоснованности традиционных наставлений о необходимости придерживаться своего центра, не поддаваясь страху и привязанности в ситуациях, где царят боль и смятение.

Несколько сходных замечаний можно сделать и о проблеме возрождения. Идея второго рождения имеет первостепенное значение для христианского учения. Тем не менее, в настоящее время гораздо больше людей (верующих и атеистов), чем во времена наших отцов и дедов, почувствовавших наступление нового этапа в их жизни. Интенсификация изменения приводит к интенсификации внутреннего умирания, неотъемлемого от обычной жизни, поскольку мы отказываемся от многих прежних понятий и вещей. Такая интенсификация влечет за собой и усиление интенсивности внутреннего рождения, которое всегда присутствует в нашем восприятии настоящего момента. В целом, мы стали лучше понимать природу процесса психологической смерти и рождения духовного ведения. Психоделические эксперименты и систематические попытки прервать деятельность эго посредством медитативной практики помогли многим ознакомиться с указанным процессом. Кроме того, применение методов повторного рождения и холотропической терапии способствовало признанию правомерности аналогии между биологической и психодуховной сферой («что вверху, то и внизу»).

Проводившиеся на основе галлюциногенов психологические эксперименты со смертью и рождением способствовали возобновлению интереса к этой древней теме. Особое значение имеют исследования д-ра Грофа, который пришел к выводу о параллели между биологическими стадиями рождения и психологической сферой, используя при этом понятие «перинатальных матриц». Уже Фрейд высказал предположение, что так называемые «океанические» переживания (известные мистикам), в какой-то мере являются отзвуком внутриутробной жизни. Однако для Грофа это еще не все: мучительные переживания взрослого, связанные с ощущением вечного проклятия и отчаянием - отзвук той боли, которую, как полагают, испытывает эмбрион, когда начались сокращения в матке, но родовой канал еще не открыт. По мнению Грофа, в это время мы переживаем ощущения ущемлённости, замкнутости, подавленности и удушья. С другой стороны, напоминающие о смерти переживания взрослого человека в какой-то мере отражают переживания младенца в момент появления его из утробы, когда казалось бы, что приближается конец его существования.

Около десяти лет назад (под эгидой Института имени Гете в Чили) мне довелось выступить с докладом об «интегративной психологии и новом шаманизме». Я предпочел говорить тогда об «интегративной психологии», так как выступал перед аудиторией, плохо знакомой с «трансперсональной психологией». Теперь в Соединенных Штатах считается нормой говорить о «трансперсональной психологии и новом шаманизме», поскольку трансперсональная психология уже определилась в качестве холистической и получила благодаря усилиям ее представителей признание со стороны академических кругов в качестве воплощения духа нового шаманизма.

Указывая на такую связь между неошаманским Zeitgeist (духом нашего времени) и электрическим, синтезириующим, недогматическим духом современной психологии, я намеревался подробнее остановиться на мысли, что новые формы «физических упражнений», которые д-р Томас Ханна назвал «новой соматологией», также являются воплощением нового шаманизма. Это объясняется тем, что специалисты (которые в последние десятилетия прошли подготовку в школах физических упражнений, возникших после появления школы Эльзы Гиндлер и дыхательной терапии в Германии в начале века, или использовали методы, разработанные Матиасом Александром в Австралии, Рольферсом, биоэнергетиками и другими специалистами) достигли невербальной сферы, которая требует редкого сочетания интуиции и понимания тела. Кроме того, специалисты, использующие разные подходы к осмыслению работы сознания на основе тела, признают ценность чисто шаманского опыта работы с энергиями тела, что свидетельствует в пользу вышеприведенных рассуждений о кундалини. Особенно поразителен здесь случай Вильгельма Рейха, которого можно считать первооткрывателем феномена кундалини в наше время.

Говоря о своем докладе о шаманском духе «Движения за развитие человеческого потенциала, я открыл для себя, что, подобно тому, как последняя революция в области сознания вызвала новый расцвет фрейдизма (от которого она отпочковалась и благодаря которому получила поддержку), так и новый шаманизм представляет собой ни что иное, как расцвет древнего шаманизма, который неотделим от истоков современной психотерапии. Величайшие новаторы к области психотерапии обладали самыми характерными чертами шамана. Именно такой личностью был Зигмунд Фрейд, которому мы более других обязаны современной психологической ориентацией.

Я нередко говорил, что Фрейд был скорее писателем, чем ученым, и поэтому вполне заслуженно получил Нобелевскую премию по литературе. Его можно назвать и пророком, хотя он не верил в существование высшего мира, а лишь указывал на наши недуги. Уверен, что придет время, когда многие наши мысли о Фрейде (как и о Марксе) устареют, и тогда станет очевидным, что главное в нем - не научность, а профетическая личность, воплотившая в себе тот импульс, что он передал нашей культуре благодаря его стремлению к самопознанию.

Фрейда можно считать культурным героем, который обладал огромным мужеством, чтобы признать существование своего невроза и истолковать его, оставаясь при этом невротиком в той же мере, в какой были невротиками его «обычные», нормальные соотечественники (пожалуй, он был здоровее большинства из них). Его мужество заглянуть (подобно шаманам) в бездну послужило зародышем широкого признания существования указанного недуга и психического заболевания, возникшего в постфрейдовский период.

Известно, что в день похорон своего отца Фрейд потерял сознание. Тогда он признался, что, подобно своим пациентам, ненавидел отца, которого, как ему казалось всю жизнь, очень любил. Когда в порыве откровенности Фрейд открыл свою «эдипову ненависть», возник этот феномен, благодаря которому со временем оформилась идея универсального невроза человечества. Ибо если ум Фрейда существенно не отличается от ума его родителей, не означает ли это, что мы, в большинстве своем, разделяем одни и те же превратности судьбы? Через некоторое время идея универсального невроза приобрела доверие во всем мире.

Важным этапом на пути к всеобщему пониманию и признанию послужил, как мне кажется, проведенный Эрихом Фроммом анализ психологии капиталистического общества. Следует напомнить, что после анализа нацизма в «Бегстве от свободы» [63] Фромм утверждал в «Здоровом обществе» [64], что современный американский капитализм ничуть не более здоров, просто его патология имеет менее очевидный характер. Он полагал, что иррациональность, выявляемая при панорамном рассмотрении нашей коллективной жизни, вызывает расширение патологии, которая настолько распространилась (обретя социально структурированный характер), что перестала восприниматься нами на индивидуальном уровне.

Социальная патология и почти универсальность индивидуальной патологии, на которые не обращали внимание во времена Фрейда, получили со временем дальнейшее осмысление наряду с повышением общего уровня психологического понимания. Самым ярким аналитиком безумного мира был, вероятно, Р.Д. Лэнг, в работах которого выявлено абсурдное, катастрофическое состояние обычных человеческих отношений. Лэнг показал, что так называемая любовь нередко является скрытой формой насилия. Кроме того, при внимательном и глубоком рассмотрении выясняется, что манера обращения вполне здоровых и благонамеренных людей с детьми (которые впоследствии становятся шизофрениками) оказывается далеко не тем, чем кажется.

Полагаю, что именно благодаря такому пониманию патологии культуры в целом (Фрейд достиг его одним из первых) некоторые из наиболее просветленных личностей становились маргиналами. В этом отношении мы напоминаем шаманов прошлого, которые (сознавая безумие людей) покидали пределы культуры. Покинув мир, они достигали столь ценных для других людей состояний, что общество вновь приглашало их вернуться в качестве духовных наставников.

Однако позвольте мне продолжить тему шаманского влияния на «психотерапевтическую традицию». Я употребляю термин «традиция» в широком смысле, чтобы сказать, что, независимо от различия уровня сознания наших современных неофрейдистских терапевтов и великих учителей Востока (по отношению к которым употребляется этот термин), у нас также есть линия передачи учения, которая содержит элемент заразительности (или распространения). Терапевтический процесс включает такой элемент на этапе медитации и в этом отношении покидает пределы собственно профессионального обучения.

При внимательном рассмотрении вышеупомянутого случая мы обнаружим, что посаженное Фрейдом дерево в действительности было посажено не им, поскольку Фрейд заинтересовался психотерапией благодаря интересу к гипнозу, а гипноз, в свою очередь, получил известность в Европе благодаря деятельности другого «современного шамана» - Месмера, который первым в Европе стал использовать транс в лечебных целях. В психологическом отношении Месмер был менее изощренным, чем Милтон Эриксон в наши дни, и тем не менее его можно считать одним из новых шаманов (поскольку он обладал интуицией и в своей работе опирался на использование измененных состояний сознания). Более того, в своей деятельности он был больше шаманом, чем Эриксон, так как обращался к целительным силам организма. Косвенным образом он побуждал пациентов отказаться от характерной для XIX века «социальной принадлежности» и позволить глубинной мудрости психики работать над своими насущными проблемами.

После Месмера интерес к гипнозу резко возрос. Посетив Шарко, Фрейд стал использовать в своей работе транс. Увы, однажды пациентка импульсивно поцеловала его в присутствии третьего лица, чем очень его смутила, и с того дня он отказался применять гипноз, перейдя к ориги нальному методу, который со временем превратился в технику свободных ассоциаций. Если в истории культуры Месмер посадил дерево психотерапии, то Фрейд занимался поливкой и прививкой этого дерева.

Огромное влияние на развитие психотерапии и особенно на гуманистическое движение (в лице неофрейдистских и антифрейдистских представителей) оказал Вильгельм Рейх. К его заслугам следует отнести преодоление ортодоксального понимания репрессии как неизбежной пертрубации сознания, проистекающей из несовместимости между цивилизацией и инстинктом. Подобно Норману О.Брауну, Герберту Маркузе [65] и последующим ученым, Рейх верил в необходимость освобождения импульсов и в первую очередь сексуальности. Как и Фрейд, он оказал влияние не только на психологию, но и на развитие культуры в целом, заняв позицию противника авторитаризма и сторонника сексуальной свободы. В отличие от Месмера и Фрейда, он был новым шаманом и в другом отношении, поскольку сам прошел через психотический опыт.

Некоторые последователи Рейха отрицают или преуменьшают его безумие. Но в этом нет никакой необходимости, так как он служит примером человека, в котором сочетаются гений и безумие. Психотические особенности его характера отнюдь не лишают ценности лучшие из его идей. Напротив, психоз возникает порой как следствие индивидуальной неспособности переварить слишком большой объем истины и оказывается для человека своеобразной платой за его открытость к тому, что другие вынести не в состоянии. Впрочем, в некоторых случаях глубокие восприятия объединяются в смесь истины и ее искажений, являя собой типичный случай симптома шизофрении, именуемого «буквальным пониманием метафоры».

Мессианская претенциозность привела Рейха к тому, что он стал требовать от ученых одобрения идей, которые не входили в его компетенцию. Более того, отсутствие такого одобрения (в частности, отсутствие ответа Эйнштейна на письмо о проблемах времени) было интерпретировано им как правительственный заговор. Он был убежден, что за ним постоянно ведут наблюдение с летающих на его домом самолетов. Сын Рейха рассказывает (в небольшой автобиографической книге), как отец поручил ему закопать его часы, с тем, чтобы они не отравляли окружающую среду антиорганической энергией своих фосфоресцирующих цифр.

Известно, что шаманы проходят психотическую стадию и исцеляются в ситуации культуры, которая оказывает им поддержку. Не известно, исцелился ли бы Рейх после судебного преследования и заключения в тюрьму. Во всяком случае, можно предположить, насколько трудно придти к исцелению в обстановке сложной, лишенной шаманских качеств культуры.

Как пример личности, воплотившей в себе шаманские особенности,,можно привести Карла Юнга, который открыл современную транспер- сональную ориентацию в области психотерапии и был духовным наследником Фрейда (несмотря на идеологические разногласия между ними). По причине сдержанности, осторожности и «швейцарскости» Юнга эти особенности в значительной мере имеют скрытый характер. Несмотря на спонтанные парапсихологические явления и интерес к самым увлекательным предметам, он казался своим современникам довольно заурядным человеком, и даже революционную деятельность Юнга в области психоанализа можно расценивать как контрреволюционную. Однако справедливо и то, что сдержанность в отношениях с людьми позволяла Юнгу маскировать ту возвышенную сторону своей личности, которая всегда присутствовала в его жизни, как, впрочем, и в жизни других родоначальников психотерапии. Те, кто ближе познакомился с его личной жизнью, скажем, на основе его журнала, знают об отличной осведомленности Юнга в психотической области и могут по достоинству оценить один из его блестящих вкладов в развитие психологии - идею инфляции, возникшую на основе личного опыта. Как и Фрейд, Юнг остро ощущал свою тревогу, проницаемость для бессознательного была той тональностью, которая окрашивала его призвание и способность к исцелению.

Но еще в большей степени, чем упомянутые личности, шаманом был Фриц Перле. Возможно, это связано с тем, что он жил в более позднее время и в культурной атмосфере, более совместимой с шаманским духом.

Мне посчастливилось познакомиться и пребывать в близких отношениях с Фрицем Перлсом еще до того, как он стал знаменитым и на начальном этапе своей жизни в Калифорнии был сравнительно малоизвестен. В то время я работал в Беркли в исследовательском Институте проблем личности при Калифорнийском университете. Однажды я получил необычное приглашение от д-ра Майкла Харнера, с которым недавно познакомился и который работал неподалеку от университета, занимая должность директора университетского Музея антропологии. В то время у него гостил Карлос Кастанеда, проходивший начальный этап шаманского ученичества. Харнер предложил нам троим провести совместное совещание в «одном малоизвестном местечке на берегу океана, в четырех часах езды к югу от Сан- Франциско». Малоизвестное местечко называлось Эсаленом, ему суждено стать прототипом сотен Центров развития, которые в последующие годы возникли во всем мире.

Фриц в Эсалене не работал. Он поселился там потому, что считал Эсален лучшим местом для жизни, и поэтому оказался среди присутствующих в аудитории во время нашей работы. Как известно, Фриц не отличался особой покладистостью. Он придерживался рекомендации тщательно пережевывать пищу перед тем, как ее проглотить, но при этом проглатывал только пригодную к усвоению пищу, а остальное выплевывал. На выступлении Элси Пэриш, шаманки из индейского племени Помо, которая была приглашена

на наше совещание доктором Харнером, он прореагировал заносчиво и снисходительно, заявив нам в перерыве между заседаниями: «если она - шаманка, тогда и я - шаман». Он считал совершенно естественным совершать поступки под впечатлением своих видений и привел следующий пример: «Несколько дней назад у меня была встреча с женщиной, которая говорила не умолкая. Не зная, как мне поступить и что сказать, я закрыл глаза и увидел лающую собаку. Тогда я все понял и сказал ей: «Вы напоминаете мне лающую собаку». Она заплакала и сказала: «Мой муж говорил мне то же самое». С этого началось лечение».

Откровенность Фрица произвела на меня сильное впечатление. До сих пор мое знакомство с ним ограничивалось публикациями, и я совершенно не имел представления о нем как о личности. Меня привела в восторг его способность к непосредственному восприятию образов, которые у большинства людей лежат ниже порога восприятия и выявляются только в ходе интенсивных терапевтических или духовных исследований. Вот так и состоялось мое личное знакомство с Фрицем. В своей работе с образами и интуицией Фриц был не только шаманом, но и духовное личностью (я бы назвал его тайным даосом) - и это несмотря на его антирелигиозную позицию. В своих поступках он очень напоминал шаманов, которые выступают в качестве наставников- практиков. Более того, духовное и животное начало (однажды он охарактеризовал себя как че

ловека, который на 50 процентов является сыном Божьим, а на 50 процентов - сукиным сыном) сочетались в нем так же, как и у шаманов, которые никогда не отличались лицемерием и в своем добросердечии совершенно не знали морализирования.

Несмотря на усиление интереса общества к шаманизму, до сих пор бытует представление, будто стать шаманом можно только покинув пределы нашей культуры и пройдя обучение у эскимосов, индейцев племени навахо, австралийских аборигенов и т.д. Все это прекрасно. Традиционный шаманизм обладает мудростью, и лично меня радует мысль, что передача традиций умирающего шаманства древних культур произойдет прежде, чем современный мир сотрет их с лица земли. Для нашей чрезмерно цивилизованной культуры может оказаться спасительной встреча с людьми, которые не стали жертвой аберраций своей культуры.

И, тем не менее, упомянутое усиление интереса к этническому шаманству побуждает меня указать на автохтонный аспект западной культуры и подчеркнуть существование нашей собственной традиции, непрерывной линии передачи шаманства, которая со временем получит дальнейшее развитие.

Многие уже приняли идею нового шаманизма. Вероятно, это объясняется тем, что духовность таких людей в большей степени пропитана дионисийством, чем духовность классических религий. Кроме того, называясь шаманом, человек ощущает себя уполномоченным быть шама-

ном. Наверняка такие люди испытывают чувство подъема, оказавшись в возвышенной и загадочной роли шамана, и это чувство может стать источником вдохновения для других людей. Мне бы хотелось лишь напомнить о той дистанции, которая разделяет ученика чародея от настоящего чародея. Шаман - это не только человек, которому знакомы измененные состояния сознания или который воспитал в себе магическое видение мира, но и человек, достигший вершины развития глубинной трансформации.

Теперь, когда интерес к шаманизму достиг высшей точки, целесообразно взглянуть на него как на транскультурный феномен, то есть как на нечто, не связанное с какой-то определенной традицией, а существовавшее пусть и под другими названиями во все это время и во всех культурах.

В связи с транскультурной концепцией шаманизма я хотел бы привести два примера. В 60-х годах я занимался исследованием воздействия на человека напитка, известного под названием Айахуаска, [66] который использовали в процессе обучения южно-американские шаманы, и сделал поразительное открытие: участники моих экспериментов, которым ничего не было известно о происхождении экспериментальных веществ, имели видения джунглей, кишащих дикими кошками, змеями и хищными птицами. В то время антропологи считали, что передача вызванных айахуаска видений происходит социальным путем, как влияние определенной культуры на индивида, употребившего «напиток джунглей». Однако проведенные в Чили эксперименты с участием добровольцев возводили мне сделать вывод, что такие видения (характерные для шаманизма) за пределами Амазонки культурным влиянием не обусловлены и в латентном состоянии присутствуют в каждом человеке.

Следующий пример также тесно связан с предметом нашей беседы, поскольку речь в нем идет о художнике. До сих пор мы говорили, главным образом, о терапевтах типа шамана. Теперь я хотел бы вернуться к человеку, о мировоззрении которого упоминал в начале книги.

Я не сомневаюсь, что, став известным, огромное поэтическое наследие Тотилы Альберта займет свое место среди классических произведений. Однако сейчас речь пойдет не о поэтических произведениях, а о том опыте, который ускорил его вступление на путь - об опыте спонтанной инициации, ознаменовавшим окончание первой жизни и начале второй.

За десять лет до упомянутого события он описал свои переживания в стихотворении «Крылатое тело». В Этом стихотворении покойные родители задают ему вопрос: «Сможешь ли ты взлететь, сын?», и он отвечает: «О святые голоса! Думаю, что смогу». Далее он вспоминает о том, как его душа оплакивала родителей, и в душе его царила лишь «тень пустоты», пока боль не разверзла его тело:

Выверни нутро наружу!

И силой звука извлечены из бездны

Крылья были.

В этом случае телесные ощущения и зрительные галлюцинации, по-видимому, соединились в ощущении, что тело поэта раскололось вдоль спины на две половины и внутреннее превратилось в крылья. Вместе с тем, этот опыт отмечен той же неповторимостью, что и барельеф, в котором поэт пытался его запечатлеть. На страницах этой книги я старался передать уникальность этого опыта в виде диалектики трех принципов: отца, матери и ребенка. Однако справедливо и то, что раскрытие тела и извлечение из него нутра, наряду с полетом и превращением адского в небесное (крылья, распростершиеся из бездны), безусловно являются шаманскими темами. К ним же относится превращение в огромную хищную птицу (на барельефе оно запечатлено в виде кондора, который держит в своих когтях сына).

Благодаря работам таких авторов, как Элиаде, мы познакомились с сибирскими шаманами, которые, исходя из опыта внутреннего посвящения, приобретенного в начале своей шаманской жизни, считают себя потомками предвечного шамана, который похож на орла. И все же я убежден, что Тотила почти ничего не знал о шаманах и уж тем более о сибирских шаманах. Его шаманизм был не заимствованным, но внутренне ему присущим. Понимание Тотилой своего опыта не было связано с какой-то культурной моделью. Подобно сибирским шаманам, он вступает в мир визионерского опыта, который вызвал к жизни глубинное исцеление (поскольку в этом мире произошло объединение его «внутренней троицы»). Утверждение, что орел или кондор являются архетипами, ничего не объясняет, а лишь содержит указание на то, что определенные переживания (И символы, посредством которых вызываются к жизни их физические и ментальные аспекты) не обязаны быть отражением определенной культуры. Напротив, можно считать, что они внутренне присущи развертыванию человеческого опыта и заложены в закономерности нашего потенциального пути. (Я убежден, что разрывание тела по оси служит выражением чисто шаманского явления, для обозначения которого я употреблял традиционный индийский термин кундалини, который нельзя найти ни в словаре шаманов, ни в словаре Тотилы).

Приведенные примеры, надеюсь, помогут понять, что, говоря о новом шаманизме, я имею в виду нечто иное, чем те, у кого этот термин ассоциируется исключительно с бубнами, перьями и тотемными животными. Конечно, получивший у нас распространение шаманизм непосредственно связан с этническими влияниями, но следует учитывать и то, что автохтонный шаманизм возник задолго до примитивного мистицизма и целительства, которые приобрели столь широкое признание. К тому же, шаманизм интересует меня лишь благодаря определенному родству между нарождающимся и архаичным шаманизмом.'

В наше время, когда среди многих учеников колдунов распространен «синдром постиллюминативной инфляции», или глубокой регрессии, связанной с последующим этапом инкубации, мне представляется важным учитывать ту роль, которую может сыграть в нашей коллективной трансформации нынешнее поколение новых шаманов, независимо от степени их зрелости.

Тотила Альберт. Возвращение птицы

Эта группа маргинализованных ищущих, является, возможно, носителем некой «безумной мудрости» и образует тот людской ресурс, который сыграет решающую роль в разрешении нашей критической ситуации. Эффективность нашего ответа на существующий кризис, безусловно, зависит не от старых институтов, а от нового фермента.

Эта группа маргинализованных ищущих, является, возможно, носителем некой «безумной мудрости» и образует тот людской ресурс, который сыграет решающую роль в разрешении нашей критической ситуации. Эффективность нашего ответа на существующий кризис, безусловно, зависит не от старых институтов, а от нового фермента.

Практический вывод из сказанного очевиден, если справедливо утверждение, что (как я утверждал) трансформация мира предполагает индивидуальную трансформацию, причем при бурном росте индивидуальных трансформаций решающее значение придается каталитическому влиянию индивидов, которые уже подверглись трансформации или находятся на пути к ней. Всегда существовали мудрецы и взыскующие мудрости. Наше время отличается от прошлых эпох тем, что мы можем овладеть своей ситуацией, сыграть решающую роль в своем развитии, осуществляя внутреннее изменение и вторгаясь в структуру ситуации. Нетрудно представить себе появление групп развития сознания неимущих слоев населения (аналогичных ранее существовавшим группам развития сознания с политической ориентацией), учреждение стипендий для неинтеллектуальных, но глубоко педагогических инициатив, прием на работу местных шаманов, разработку новой психодуховной методологии, поощрение педагогических, терапевтических, наиболее перспективных и крупномасштабных

инициатив по созданию руководств по самоусовершенствованию.

Приближаясь к концу книги, мне хотелось бы прибегнуть к пришедшей к нам из древности метафоре, в которой трансформация человека уподобляется трансформации бабочки. Трансформацию коллектива можно уподобить трансформации макробабочки, каждая клеточка которой символизирует человека, миновавшего стадию личинки (после периода внутренних странствий и инкубации).

Однажды мне довелось услышать, как Уиллис Харман сказал, что метаморфоза бабочки в период ее инкубации на стадии куколки связана не только с распадом старых клеточных структур, но и с созданием центральной структуры на основе «имаджинальных клеток», управляющих формированием организма (проект которого хранится в этих клетках). Появление у бабочки имаджинальных клеток предшествует трансформации тела личинки в крылатое тело взрослой особи. Аналогичным образом можно представить себе инициаторов индивидуальной трансформации в виде «имаджинальных клеток», которые будут выполнять функцию трансформативного элемента в процессе превращение нашего личиночного (патриархального) общества в Царство Трех.