Часть 2. Оккупация

Мрачно обозревая доставшееся ему ленинское наследство, Иосиф Виссарионович Сталин имел все причины быть недовольным. Во-первых, как никто другой, он чувствовал себя обворованным. В самом деле, он — член ЦК, член самого первого ленинского правительства, делавший, можно сказать, самую грязную работу, мотаясь по фронтам гражданской войны, рискуя каждую минуту быть застреленным, поднятым на штыки, разорванным в клочья, был обманут.

Оказывается, пока он, утопая по колено в крови, тифозном дерьме и разбираясь попутно в непролазной грязи нововизантийских интриг, посылал в Москву со всех концов страны эшелоны с золотом и хлебом (который был временами дороже золота), все это за его спиной разворовывалось, перекидывалось за границу, переводилось на личные счета, на счета активных акционерных обществ и благоприобретенных банков. Нельзя сказать, что он об этом вообще ничего не знал. Знал, конечно. Но об истинном размахе не догадывался, как не догадывался и о том, что его доля (его законная доля!) будет столь до смешного мала. Оттесненный с «кремлевской кухни» и от Коминтерна на должность наркома национальностей и председателя бутафорского Рабкрина, Сталин далеко не сразу стал понимать, что же происходит в завоеванной большевиками России. Впрочем, ему только казалось, что он что-то понимает, поскольку каждый день, преподнося ему новые сюрпризы, убеждал, что понять что-либо очень трудно, если не сказать — просто невозможно.

Кончилась гражданская война, и миллионы глаз с немым вопросом глядели на Ленина: когда же будем делить «награбленное», как и договаривались, поровну? Ленин, эффектно выворачивая пустые карманы, давал понять, что делить нечего — проклятые буржуи бежали и все с собой увезли до последней копейки. Даже гвозди из стен повыдергивали и всю соль вывезли пароходами. А о другом и говорить нечего. Многие, оглядываясь по сторонам, верили. Многие — нет, подозревая глобальный обман. Сталин верил, потому что знал — казна пуста как лунный кратер. Догадывался, что деньги не в казне. А где же? Этот вопрос интересовал и его самого. Но не меньше его интересовал и вопрос: а что же делать дальше? Как выяснилось, ни у кого, включая Ленина, никаких четких планов на этот счет не было и, что более всего удивительно, — никто об этом всерьез и не думал. Дело было сделано, и настала пора исчезнуть, раствориться, сменить клички и жить, не тужа, под шум атлантического или тихоокеанского прибоя. Это была точка зрения тех, кто умел хорошо хапнуть. А таких было человек тридцать. А что делать остальным?

Объявили НЭП, чтобы перевести дух и подумать. И тут Ленин из вождя международного пролетариата неожиданно превратился в российского великодержавника и стал мечтать не о мировой революции, а о восстановлении Российской Империи в границах 1914 года. Сначала не поверили и записи его речей секретно посылали на психиатрическую экспертизу — не рехнулся ли вождь? Там ответили, что похоже: слишком эмоционален и импульсивен в высказываниях, фразы обрываются, кругом противоречия, последовательного смысла нет. Но смысл был. И Сталин его сразу понял. Мировая революция не получилась, а следовательно, как и пророчествовал Ильич, «мы погибли». А чтобы не погибнуть, нужно построить мощнейшее государство (которое по ленинской теории должно было уже отмереть) и именно этим мощнейшим государством, как инструментом, осуществить мировую революцию. Хорошенькое дело! А где взять на все это денег, если ваша команда, Владимир Ильич, распихала все национальное достояние богатейшей страны по своим карманам, которые оказались бездонными. Если ваш НЭП разлагает страну, превращая ее из депо мировой революции в огромный «блошиный рынок»! Если ваша хваленная гвардия «старых большевиков» погрязла в роскоши и уже решительно ничем не интересуется, кроме цен на недвижимость и акции в странах капитала, любовно рассматривая заграничные паспорта, выписанные каждому «а дюжину разных фамилий!

Постепенно сосредотачивая власть в своих рук, Сталин с удивлением заметил, что никто, собственно, ему и не мешал. Никто о будущем не думал, все были довольны настоящим. Работала только ЧК, переименованная в ГПУ, лениво, без прежнего задора, расстреливая человек по двести в день. Чекисты тоже чувствовали себя обманутыми. Где те несметные сокровища, которые они с дымящимися маузерами в руках пять лет свозили в центр, надеясь на свою, равную со всеми, долю? А получили дулю… Сталин отлично использовал это обстоятельство, захватывая контроль над тайной полицией, понимая, что никакого другого органа исполнительной власти просто невозможно придумать.

То, что Ленин любовно называл „большевиками“, выродилось уже неизвестно во что. И как быстро — всего за шесть неполных лет!

Нельзя сказать, чтобы Ленин всего этого не видел и совсем не понимал.

Еще как понимал! Но осаживал оппонентов. Не в деньгах счастье! Куда что подевалось — партия знает. А брожение общее идет, потому что мало стали расстреливать. Надо шире применять расстрелы, товарищи! Охваченный идеей создания СССР, Ленин более всего думает о правовой основе будущего государства „рабочих и крестьян“. Оно будет тем сильнее, искренне считал он, чем шире будут применяться расстрелы.

В разгар НЭПа, в середине 1922 года, Ленин, собрав последние силы, снова пытается вернуть себе былой авторитет и сплотить вокруг себя сторонников, подняв их на новый разбой, чтобы продолжать удерживать в слабеющих руках столь сладкие бразды неограниченной власти. Это как-то уже не вяжется с мечтами о мощном социалистическом государстве, но непоследовательность вождя уже даже перестала раздражать, а стала предметом анекдотов. Да, кроме того, кого еще грабить? Страна и так превращена в мертвую пустыню. Но это только кажется исполнителям, а гений всегда смотрит вперед и видит гораздо лучше своих подданных. Изучая проект будущего уголовного кодекса великой социалистической державы, представленный ему разжиревшими от НЭПа чиновниками, Владимир Ильич последний раз в своей жизни почувствовал мощный прилив творческих сил и искромсал проект красным карандашом.

Какое слюнтяйство! Где революционный задор?!

„Тов. Курский, — в раздражении пишет Ленин своему наркому юстиции, — по-моему, надо расширить применение расстрела… ко всем видам деятельности меньшевиков, с.-р. и т. п.; найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами (подкупом печати и агентств, подготовкой войны и т. п.). Прошу срочно вернуть с Вашим отзывом. Ленин. 15 мая 1922 года“. Нет! Не поймет Курский. Еще решит, что дело касается только меньшевиков и эсеров. Надо ему разъяснить подробнее.

Через день, 17 мая 1922 года, Ленин направляет Курскому новое письмо:

„тов. Курский!.. посылаю Вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса. Набросок черновой, который, конечно, нуждается во всяческой отделке и переделке. Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы.

Суд должен не устранять террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого.

С коммунистическим приветом, Ленин“.

Далее Ленин, юрист по образованию, посылает собственноручно написанные три варианта новой статьи уголовного кодекса РСФСР.

Вариант 1:

Пропаганда, или агитация, или участие в организации, или содействие организациям, действующие (пропаганда и агитация) в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к насильственному ее свержению, путем ли интервенции, или блокады, или шпионажа, или финансирования прессы и т. п. средствами, карается высшей мерой наказания, с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу.

Вариант 2:

а) Пропаганда или агитация, объективно содействующие той части международной буржуазии, которая: … и т. д. до конца.

б) Такому же наказанию подвергаются виновные в участии в организациях или в содействии организациям или лицам, ведущим деятельность, имеющую вышеуказанный характер (деятельность коих имеет вышеуказанный характер)».

Как всегда, ленинское перо, обгоняя мысли вождя, пытается как можно шире охватить расстрельной петлей население завоеванной страны, принявшей, по своей извечной наивности, новую экономическую политику большевиков за нечто серьезное и долговечное, в то время как это был очередной капкан, поставленный оккупационными властями. Сомневаясь, что Курский все поймет правильно, Ленин добавляет;

Вариант 2б:

«содействующие или способные содействовать», и жирно обводит этот вариант чернилами. Теперь, кажется, все правильно. Весь народ будущего государства подведен под расстрельную статью по усмотрению властей.

На следующий день, 18 мая 1922 года, на специальном заседании Политбюро ЦК РКП (б) принимается решение об увеличении примерно в три раза денежных окладов работникам ГПУ и перевод их на спецпайки специальной закрытой сети продовольственного распределения. Вместе с тем, разъясняя суть новых подрасстрельных статей уголовного кодекса, в ГПУ с ленинской визой спускаются секретные директивы следующего содержания:

«…ОГПУ в настоящее время из-за проведения новой экономической политики и правительственных соображений высшего порядка вынуждено проявлять известную пассивность. Но каждому сотруднику ГПУ должно быть ясно, что подобная ситуация может быть только временной. Поэтому ОГПУ в настоящее время должно приложить максимум усилий для выявления и регистрации наших врагов, чтобы нанести по ним, когда придет время, сокрушительный удар».

Что означает со стороны ОГПУ сокрушительный удар по врагам, никому уже разъяснять, казалось бы, и нужды не было. 17 декабря 1922 года «легендарный» чекист Петерс публикует в «Известиях» статью, где, призывая к высокой бдительности, отмечает:

«Мы не должны забывать и в условиях НЭПа, что нас окружают со всех сторон злейшие враги». Но кто же эти злейшие враги, которых надо регистрировать и выявлять поименно, чтобы, «когда придет время», уничтожить всех поголовно, предварительно снова обобрав до нитки? Секретный циркуляр от февраля 1923 года подробно перечисляет обреченных в самом ближайшем будущем на поголовное физическое истребление:

«Политические партии и организации

1. Все бывшие члены дореволюционных политических партий.

2. Все бывшие члены /монархических союзов и организаций.

3. Все бывшие члены Союза Независимых Земледельцев, а равно члены Союза Независимых Хлеборобов в период Центральной Рады на Украине.

4. Все бывшие представители старой аристократии и дворянства.

5. Все бывшие члены молодежных организаций (бойскауты и другие).

6. Все националисты любых оттенков.

Сотрудники царских учреждений

1. Все сотрудники бывшего Министерства Внутренних Дел; все сотрудники охранки, полиции и жандармерии, все секретные агенты охранки и полиции, все чины пограничной стражи и т. д.

2. Все сотрудники бывшего Министерства Юстиции: все члены окружных судов, судьи, прокуроры всех рангов, мировые судьи, судебные следователи, судебные исполнители, главы сельских судов и т. д.

3. Все без исключения офицеры и унтер-офицеры царских армий и флота.

Тайные враги советского режима

1. Все офицеры, унтер-офицеры и рядовые Белой армии, иррегулярных белогвардейских формирований, петлюровских соединений, различных повстанческих подразделений и банд, активно боровшиеся с Советской властью.

Лица, амнистированные советскими властями, не являются исключением.

2. Все гражданские сотрудники центральных и местных органов и ведомств Белогвардейских правительств, армии Центральной Рады, Гетманской администрации и т. д.

3. Все религиозные деятели: епископы, священники православной и католической церкви, раввины, дьяконы, монахи, хормейстеры, церковные старосты и т. д.

4. Все бывшие купцы, владельцы магазинов и лавок, а также „нэпманы“.

5. Все бывшие землевладельцы, крупные арендаторы, богатые крестьяне, использовавшие в прошлом наемную силу. Все бывшие владельцы промышленных предприятий и мастерских.

6. Все лица, чьи близкие родственники находятся на нелегальном положении или продолжают вооруженное сопротивление советскому режиму в рядах антисоветских банд.

7. Все иностранцы независимо от национальности.

8. Все лица, имеющие родственников и знакомых за границей.

9. Все члены религиозных сект и общин (особенно баптисты).

10. Все ученые и специалисты старой школы, особенно те, чья политическая ориентация не выяснена до сего дня.

11. Все лица, ранее подозреваемые или осужденные за контрабанду, шпионаж и т. д.».

Именно эти документы, а не жалкую записку, рекомендовавшую не выбирать Сталина «генеральным секретарем», нужно считать настоящим политическим завещанием Ленина. Если уж решили оставаться и строить Союз социалистических государств, то вот вам единственная методика, по которой вы можете этот Союз построить. Тысячелетняя Российская Империя, страдающая легкомысленной воинственностью, столь свойственной всем престарелым империям, не выдержала добровольно взятых на себя нагрузок и непредусмотренных перегрузок, рухнула и развалилась. Реанимировать ее невозможно, но можно окончательно добить и превратить в управляемый труп, скованный стальными обручами непрерывного террора и гальванизированный с помощью нехитрого набора псевдомарксистских заклинаний, произносимых круглосуточно от рождения до смерти каждого индивидуума, которому по каким-то причинам удалось избежать уничтожения.

Энергию управляемого трупа можно направить на что угодно: на поворот рек вспять, на завоевание мира, на электрификацию всей страны. При этом и денег-то никаких не понадобится, поскольку все будут работать за «пайку», которую можно соответственно отрегулировать в зависимости от объема и качества производимой работы и выполняемых заданий. Это дает возможность создать огромные трудармии и несметные полчища «пролетарских батальонов», которые просто затопят Европу и весь мир, обеспечив победу социализма в мировом масштабе. Все это просто и понятно.

Но для осуществления подобной схемы понадобится огромная армия «управляющих», а практика уже показала, как быстро эта «армия», разлагаясь от роскоши, перестает вообще чем-либо заниматься, пуская все дела на самотек, без всякого сопротивления все глубже погружаясь в сладкое болото коррупции. Следовательно, надо создать новую армию «управляющих», своего рода штаб «оккупационной администрации», огражденных от работ непроницаемой завесой секретности, непреодолимой стеной личных привилегий, но отвечающих головой за свои действия, слова и даже мысли перед вождем. Но на все это тоже нужны деньги, и немалые. А где они?

Еще с 1922 года Сталин пытается расследовать пути ухода из России на запад огромных сумм, составляющих некогда национальное достояние России. Но аппарат бывшего ЧК еще не в его руках. Следствие ведется тайно и сверхосторожно, не принося фактически никаких результатов. Найденные кончики золотых ниток быстро обрываются в фантастических лабиринтах международных банков. Если и удается найти канал, который некогда всасывал русское золото, то тот канал, который выкинул это золото на мировой рынок, уже найти невозможно. И нет таких людей, которые могли бы разобраться во всех движениях многих тысяч банковских щупалец, охвативших своими объятиями весь мир. Пока в Москве били в барабан всемирной пролетарской, тихо и незаметно произошла всемирная финансовая революция, подготавливающая мировую гегемонию той страны или группы стран, которые более разумно используют предоставленные этой революцией политические и экономические возможности.

Знали ли об этом те, кто захватил власть в России в октябре 1917 года?

Сталин был среди них, но он ничего не знал, хотя нутром старого уголовника чувствовал что-то неладное. Отсутствие самого элементарного политического и экономического образования не давало ему возможности провести хотя бы поверхностный анализ происходящего. Да и времени не было. А остальные? Знали или нет? Что знал сам Ленин? Скорее всего, не более остальных, став жертвой тех, кто ловко сыграл на его болезненных фантазиях, Ленин, да и никто из его ближайшего окружения, никогда не был откровенен со Сталиным. Презрительные взгляды и снисходительные ухмылки — вот все, что он от них получал. Еще хорошо, что с неимоверными усилиями и риском удалось перебазировать и укрыть часть ценностей Гохрана, используя при этом резкие противоречия в верхушке ГПУ. Но ГПУ — это организация, которой доверять нельзя. Найдет ли ГПУ то, что спрятано? Это еще вопрос.

Смерть Ленина развязала руки. То, что Ильич унес с собой в могилу, пусть остается на его совести. Но с его ближайшими сообщниками мы разберемся. Разбираться прошлось в смертельном клубке кремлевских интриг, где ничего нельзя было загадывать даже на половину дня. Казалось, что могущественные соперники из старой большевистской гвардии сотрут «недоучку-семинариста», как говаривал Троцкий, в пыль, да так, что о нем никто и не вспомнит. Теоретически так оно и должно было случиться, но на практике оказалось, что все они уже давно не бойцы. Не только от борьбы отвыкли, но даже и работать отучились. И в России оставаться не хотели, и в Европу ехать опасались. Не та стала Европа, которую они знали до первой мировой войны, совсем не та. Несладко бы им там пришлось с привычками, приобретенными за семь лет российского беспредела. Только Троцкий еще проявил какую-то твердость. Решил уехать. Устал от пустых дискуссий: кого следует уничтожить в первую очередь, а кого — затем. Следует ли бойцам трудармий что-то платить или просто держать на пайке? По ленинскому плану, предстояла такая долгая и кровавая работа, что дух захватывало, а сил уже не было. Лучше спокойно жить на Западе, тратя от души награбленные миллионы долларов.

Сталин только обрадовался подобным настроениям потенциально самого опасного соперника. Оформили ему высылку за границу за уклонение от генеральной линии партии и с удовольствием выпустили вместе со всем архивом.

Пусть себе тихо спокойно работает над теорией перманентной революции. Но глаз с него уже не спускали. Меченый атом может и приведет к следам похищенных драгоценностей. А когда поняли, что не приведет, то и прихлопнули, как муху.

К моменту высылки Троцкого шеф ОГПУ Генрих Ягода уже представил Иосифу Виссарионовичу номера личных счетов и сумм, находящиеся на этих счетах, всех тех, кто нагрел руки на небывалом в истории разбое, именуемом Великая Октябрьская Социалистическая Революция. Только номера своего собственного счета Ягода не назвал, наивно полагая, что он у товарища Сталина является единственным источником информации. Позднее Ягода его назовет, но будет уже поздно. Все выжмет из них Сталин до последнего цента. Харкая кровью отбитых легких, выплевывая выбитые зубы, все они, прежде нем получить пулю в затылок, «добровольно» переведут деньги из западных банков в Москву.

Зиновьев, Каменев, Бухарин, Менжинский, Ганецкий, Уншлихт, Бокий — всех не перечесть, но Сталин не забыл никого. Даже Ленина. Лично объяснил Надежде Константиновне, что ее ждет, если не вынет деньги вождя мирового пролетариата из швейцарского банка. Назавтра же все забудут, что она была женой Ленина и является его вдовой, а будут считать вдовой Землячку — ту самую Землячку, которая с Белой Куном вывозила золото из Севастополя.

Сломалась Надежда Константиновна, все сдала. А вот Землячка молодец. Все сделала добровольно, и о Беле Куне напомнила. Ох, как тому не хотелось деньги-то отдавать! Три дня били, но выбили все до последнего гроша, а затем пристрелили. Со всеми «интернационалистами», пребывающими в иллюзии полной безнаказанности, быстро разобрались, не церемонясь. Достали и тех, кто думал отсидеться за границей, тратя на себя деньги, предназначенные для мировой революции. Только нескольким американцам удалось скрыться, но о них так потом никто и не слышал.

Стекались деньги в Москву, но, увы, только с личных счетов. А это была капля в море. Мало было. На великие сталинские планы строительства новой империи нужно было гораздо больше. Рыскало по миру ОГПУ и ее преемница НКВД в поисках несметных сокровищ, названных Лениным «Золотом Партии». Искало «Золото Партии» и гестапо, выбивая душу из арестованных банкиров. Душу выбивали, но золота не нашли. Куда же оно делось? На что пошло? Трудно сказать точно, но ряд исследователей полагает, что именно «золото партии» вывело Соединенные Штаты из глубочайшего экономического кризиса 20-х годов, обеспечив экономический бум последующих лет «Нового курса» президента Рузвельта. Еще никем не написана финансовая история мира, поскольку финансовые тайны, в отличие от государственных и военных, не раскрываются в ходе истории, а становятся еще более непроницаемыми…

Методы, с помощью которых товарищ Сталин строил свою державу на пепелище уничтоженной России, общеизвестны. Не было, казалось, преступления, на которое не способен был бы «вождь всех народов». Миллионы и миллионы расстрелянных и превращенных лагерную пыль. Педантичное и последовательное выполнение всех заветов Ленина. Достаточно взглянуть еще раз на список обреченных, чтобы убедиться в том, насколько Иосиф Виссарионович был верным учеником Ленина, следуя духу и букве заветов своего учителя и не позволяя себе, в сущности, никаких импровизаций и отсебятины. Он был слаб в теории социализма и сознавал это. Поэтому к началу 40-х годов, если кто-нибудь из указанных в списке категорий населения и был еще жив, то только за колючей проволокой.

Можно бесконечно говорить о кровавых делах Сталина, но надо отдать ему и должное. В отличие от Ленина, который умел только разрушать, а жизнь показала, что созидательной работы вождь мирового пролетариата не знал и не умел, тяготился ею и умер, так ничего и не создав, товарищ Сталин всю свою энергию направил как раз на созидание. Он не разрушал государство, а создавал его. И, следовательно, был заинтересован в притоке ценностей в страну, а не наоборот. Прежде всего, он создал коммунистическую партию большевиков или ВКП(б), поскольку та партия, которую создал Ленин, Сталина совершенно не устраивала. Крикливая лохмато-бородатая банда в кожанках, жадная и вечно пререкающаяся с руководством, связанная бесчисленными нитями с не менее темными зарубежными организациями, постоянно мечтающая перенести центр мировой революции из такого некультурного и грязного места, как Москва, куда-нибудь в Берлин или Париж, куда они под тем или иным предлогом катались по два-три раза в год — такая партия могла уничтожать и грабить, но построить что-либо серьезное — даже концлагерь — не могла. А потому должна была уйти со сцены и уйти быстро, оставив только кусочек своего названия новой партии, которую товарищ Сталин мыслил создать наподобие ордена меченосцев, но с гораздо более строгой дисциплиной.

Быстрый уход одной партии и замена ее другой мог осуществиться и осуществился единственно возможным способом: ленинская «гвардия» молниеносно улетела в небытие через трубу крематория, напоследок сказав о себе всю правду на открытых московских процессах, продемонстрировав всему миру свою высокую принципиальность и бойцовские качества. Места ушедших заняли новые, специально и тщательно подобранные Сталиным люди. Работу по сколачиванию своей орденской элиты Сталин начал еще при жизни Ленина, возглавляя секретариат ЦК. Если в 1924 году в сталинской картотеке числилось около 3500 должностей, замещение которых должно было осуществляться через ЦК, и около 1500 должностей, замещаемых ведомствами с уведомлением Учраспреда ЦК, то 1925 году таких должностей было уже около 25 тысяч, представляющих платный, освобожденный партийный аппарат: по одному освобожденному парторгу на каждые сорок коммунистов. В том же 1924 году Учраспред слился с Оргинструкторским отделом ЦК, образовав Орграспредотдел, ставший фактически главным отделом в аппарате ЦК. Этот новый отдел, во главе которого Сталин поставил Кагановича, стал формировать не только партийную, но и государственную номенклатуру, произведя с конца 1925 года но 1927 год 8761 назначение. В 1930 году Орграспред был снова разделен на два отдела: Оргинструкторский, занимавшийся назначениями и перемещениями в партийном аппарате, и Отдел назначений с рядом секторов (тяжелой промышленности, легкой промышленности, транспорта, сельского хозяйства, советских учреждений, загранкадров и пр.), ведавший вопросами формирования номенклатуры в аппарате создаваемой империи.

Если настольной книгой Ленина была монография Густава Лебона «Психология толпы», которую вождь мирового пролетариата всю исчиркал своими пометками и восклицательными знаками, то Сталин толпой уже не интересовался, разделив свои интересы между классическим исследованием Никколо Макиавелли «Государь» и фундаментальной работой адмирала Мэхэна «Господство на море».

Увлечение именно этими книгами уже погубило кайзера Вильгельма и императора Николая, но развило в них умение мыслить военными категориями, чего, видимо, добивался и Сталин, впервые применив термин «командный состав партии». «В составе нашей партии, — указывал вождь всех народов, — если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, — генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это — наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство».

Военно-иерархическое мышление будущего Генералиссимуса пронизывало сверху донизу весь процесс создания новой номенклатуры, скованной железной дисциплиной и готовой на все по одному движению бровей или усов своего вождя. От ленинской «гвардии» у новой элиты, если что и осталось, то только полное презрение к народу и его интересам, но зато появились и качества, которые, как ни крути, а следует признать положительными. Если ленинскую «гвардию» более всего интересовали вопросы личного обогащения, и она занималась ограблением страны, демонстрируя исключительный беспредел и не неся, по существу, никакой ответственности ни перед законом (которого просто не существовало), ни перед вождем (который подобное поведение просто поощрял), то сталинская номенклатура была сразу же поставлена совершенно в другие рамки. Вознесенная продуманной системой привилегий на уровень жизни, немыслимый для народа, превращенного ленинскими грабежами поголовно в нищий пролетариат, имея над этим пародом фактически неограниченную власть, сталинская элита прекрасно осознавала собственное ничтожество, ибо в любой момент все — от секретаря захолустного райкома до члена Политбюро, Генерального комиссара госбезопасности или маршала — могли быть застрелены прямо в кабинете, забиты сапогами в подвале НКВД или превращены в «петуха» на каком-нибудь из бесчисленных островов ГУЛАГа. Понимание подобных вещей по простой схеме «сегодня жив, завтра — нет» очень ограничивало аппетиты номенклатуры, сводя к минимуму коррупцию и алчность, направляя энергию на нужды государства и партии. Под понятиями «государство» и «партия» имелась в виду опять же номенклатура, которая именно так себя и ощущала, чего в конечной итоге и добивался Иосиф Виссарионович.

Закалка номенклатуры началась еще в эпоху страшного голода, порожденного коллективизацией. Около райкомов партии, где находились спецстоловые, собирались умирающие от голода крестьяне и опухшие, кричащие от нестерпимого голода дети. Входы в райкомы, естественно, круглосуточно охранялись милицией и солдатами ГПУ, но через открытые окна столовой неслись запахи, сводящие с ума умирающих от голода людей. В этих столовых по исключительно низким, почти символическим ценам продавались: белый хлеб, мясо, птица, экзотические фрукты и различные деликатесы, сами наименования которых народ забыл с 1917 года. Даже обслуживающему персоналу этих столовых полагался так называемый «Микояновский паек», содержащий двадцать наименований различных продуктов.

А вокруг этих спецоазисов роскоши свирепствовали голод и смерть.

Поначалу многие работники партаппарата не выдерживали и из фондов райкомовских столовых начинали кормить собиравшихся у окон спецстоловых погибающих людей, главным образом, конечно, детей. Столь «мягкотелых» немедленно снимали с должностей, и они исчезали неизвестно куда, но из номенклатуры — навсегда. С высот ЦК до уровня райкомов была спущена совершенно секретная инструкция, где говорилось: «Самое страшное, если вы вдруг почувствуете жалость и потеряете твердость. Вы должны научиться есть, даже когда кругом все будут умирать от голода. Иначе некому будет вернуть урожай стране. Не поддавайтесь чувствам и думайте только о себе». Однако и подобную инструкцию следовало понимать правильно. Но не все были способны это попять. В районных и областных центрах в разгар голода местные партийные секретари и прочие номенклатурные деятели стали закатывать неприкрытые оргии с фонтанами шампанского и прочими старыми купеческими шутками вроде: кто за один присест съест годовалого барашка, нашпигованного перепелами. Таких, правда, без особого шума, арестовывали и расстреливали для назидания прочим.

Кого за это не расстреляли сразу, тому эти оргии припомнили в 1937 и последующих годах.

Воспитываемая в подобном духе номенклатура, хотя и осознавала свои потенциально беспредельные возможности, но, сжав зубы, старалась держаться в установленных Сталиным рамках. Исключений почти не было. Жена Калинина, по инерции ленинского беспредела, взяла из Гохрана соболью шубу, принадлежавшую расстрелянной императрице, и в итоге получила возможность хорошо подумать о своем поступке в течение долгих лет, проведенных в заключении. Жена Молотова считала, что она вполне имеет право взять из Гохрана свадебную корону Екатерины II и подарить ее жене американского посла, но тоже оказалась в тюрьме. Могущественные мужья, находящиеся на самой вершине партийно-государственной элиты, ничем не могли помочь своим женам, вся беда которых не столько в их алчности, сколько в неправильном понимании обстановки. Все, что они считали своими законными трофеями, Сталин считал принадлежащим государству, и каждому члену номенклатуры постепенно становилось ясно, на что он имеет право в соответствии со своим статусом, за пределами которого был уже смертельный риск.

Даже всесильный Лаврентий Берия, охотившийся за девочками прямо на московских улицах, не подозревал, что на него уже открыто уголовное дело, все его жертвы фиксируются, и в итоге, если что и удалось предъявить арестованному шефу тайной полиции, то уже готовое дело по многочисленным эпизодам изнасилования. За что и расстреляли. И хотя это произошло уже после смерти Сталина, дело явно было готово еще при жизни генералиссимуса.

Ленин как-то, в порыве вдохновения, сказал: «Все наши планы говно!

Главное — подбор кадров!» — Видимо, вождь мирового пролетариата, обдумывая в последние годы жизни возможность построения социалистического государства, также хорошо понял, что с теми кадрами, которые его окружали, построить ничего не удастся. А грабить уже было некого. Разве что нэпманов, но те еще недостаточно обросли жирком, чтобы представлять интерес для ненасытной ленинской «гвардии». Только Сталин сумел правильно понять все гениальные задумки Ильича, блестяще в течение всего своего тридцатилетнего правления используя ленинское наследие в качестве плахи для своего топора.

Но если вдуматься, что оставил ему Ленин, кроме методики построения первого в мире социалистического государства и туманных пророчеств о неизбежности войн в эпоху империализма — постоянного детонатора всемирной пролетарской? Пустую казну, дезорганизованную и совершенно небоеспособную армию, расколотую, разложенную и на глазах деградирующую партию, разоренную, разграбленную и распятую страну с темным, забитым, деклассированным и, что, возможно, самое главное, неграмотным населением, у которого уже тогда само слово «социализм» ассоциировалось с пулей в затылок. Разрушенная до основания промышленность, приведенная в полный хаос финансовая система, парализованный транспорт, почти полностью уничтоженная квалифицированная рабочая сила и частично уничтоженная, частично рассеянная по всему миру интеллигенция. Мертвые фабричные трубы, проржавевшие, оледенелые паровозы, брошенные, полузатонувшие корабли, легионы бродяг в лохмотьях, уголовный террор в городах, спокойно сосуществующий с террором государственным. НЭП немного оживил торговлю и сферу обслуживания. Но кому нужна сфера обслуживания в такой обстановке?

И только ЧК-ГПУ как основная опора режима, еще сохранила более-менее хорошую форму, с удовольствием выполняя завет Ильича о перманентном государственном терроре, понимая, что и новый вождь не оставит их без работы. Новый вождь хорошо обеспечил их работой, но и срок жизни положил каждому не более 10 лет. Ибо задуманное Сталиным государство превратилось в неизвестно куда идущий корабль, котлы которого способны были вырабатывать энергию только от постоянно бросаемых в топку человеческих жизней — тысяч, миллионов, десятков миллионов. И кочегары-чекисты, работая у топок круглосуточно с упоением и энтузиазмом, окончив вахту, также превращались в топливо для котлов огромного корабля, Несущего на своих бортах неповторимо великолепный лозунг: «Учение Ленина бессмертно, ибо оно верно!». Сколько их, сверкая золотом погон, синевой петлиц, хромом начищенных сапог, скрипя новыми портупеями, спускались в страшную кочегарку, не понимая, что им уже никогда не выйти на верхнюю палубу, что они сами — не более чем топливо для котлов. Все — топливо. В этом и заключалась неземная мудрость как вождя мирового пролетариата, так и его скромного ученика — вождя всех народов. Но топки пылали, котлы давали пар, и корабль шел, хотя и неизвестно куда, но набирая скорость.

5 декабря 1931 года в самом центре Москвы был торжественно взорван величественный Храм Христа-Спасителя — символ старой России, ее наиболее почитаемая святыня, строившийся более 40 лет в царствование четырех императоров. Гром этого взрыва должен был показать всему миру, что тысячелетняя Российская Империя уничтожена навсегда, и что уже поднялся на ноги и стал действовать ее оживленный труп, получивший название Союз Советских Социалистических Республик. Именно эту дату можно считать началом самостоятельной деятельности Сталина, когда он, стряхнув с себя «ленинскую гвардию», НЭП и все прочее, доставшееся в наследство от великой смуты 1917 года, повел реанимированый труп по начертанному им пути. Прошло 10 лет — микросекунда в масштабе истории — и ошеломленный мир с ужасом, смешанным с восхищением, вынужден был признать, что стал свидетелем чуда. И хотя это чудо было очень милитаризировано, но от этого отнюдь не становилось менее впечатляющим.

В это время 303 дивизии уже находились под ружьем. 23 тысячи танков, включая невиданные еще в мире бронированные чудовища с дизельными, а не бензиновыми моторами, сводились в стальные, всесокрушающие армады. 17 тысяч самолетов, включая модели, по меньшей мере, не уступающие лучшим западным образцам, плотными строями бесчисленных эскадрилий бороздили небо, элегантно перестраиваясь на лету в огромный лозунг. «Слава великому Сталину!». 40 тысяч артиллерийских стволов и секретные реактивные минометы готовы были смести все, что лежит на дороге к победе коммунизма в мировом масштабе. 220 подводных лодок — больше, чем у всех стран в мире, вместе взятых, эскадры новейших эсминцев и крейсеров, строящиеся в лихорадочной спешке суперлинкоры наглядно давали понять стареющим морским державам, что солнце их славы давно миновало свой зенит. Заводы, выплавляющие стали и чугуна на душу населения больше всех в мире, бесчисленные конструкторские бюро, лаборатории, научно-исследовательские институты, разрабатывающие новые виды оружия, вплотную подошедшие к ядерному огню и реактивному движению.

Откуда все это началось? Откуда появились сотни тысяч, миллионы инженеров, исследователей, конструкторов, летчиков, штурманов, механиков, водителей танков, командиров кораблей, флотских штурманов, электриков, минеров, артиллеристов, инженеров-механиков надводного и подводного флота, специалистов по металлургии сверхпрочных сплавов, сверхпроводимости, плазме, радиотехнике и радиолокации? Они же не выросли на деревьях. И на 1913 год ни одного из подобной категории военных и гражданских специалистов не было и в помине. Почти никого, не считая единиц, не было и в 1930 году. И вот, всего за 10 лет, они появились, и в таком количестве, что составили инфраструктуру мощной военно-индустриальной империи. А всего 10 лет назад многие из них даже не знали грамоты.

Речь идет не о том, какой ценой и для чего все это создавалось, а о том, как это возможно было создать за столь короткий срок! Подобно былинному богатырю, бросающему горсть земли с криком: «Встань, рать несметная!» — и наблюдающему, как из-под земли вырастают миллионы уже обученных, экипированных и вооруженных воинов, Сталин мог с явным удовлетворением поверить в свою способность творить чудеса. Энергия от миллионов сожженных в топке социализма человеческих существ трансформировалась в кипучую работу.

Сталин и созданная им партия новых «меченосцев» продемонстрировали свою организационную мощь и невероятную работоспособность.

В течение этого времени было взорвано и уничтожено более 60 тысяч храмов, но построено примерно такое же количество стадионов и домов культуры. Постоянно набирающий силу террор оттачивал дисциплину работы и быта. Почти все партийное «офицерство», включая и «генералитет», методично уничтожалось или бросалось в жернова ГУЛАГа, заменяясь новым, еще более беспощадным и преданным вождю. Номенклатура цементировалась, возводя непроницаемую стену между собой и уничтожаемым народом.

Секретность жизни номенклатуры уже была возведена в ранг наиболее охраняемой государственной тайны. Простое любопытство по поводу того, как живут, едят и работают «вожди», как правило, заканчивалось для простого человека расстрелом, поскольку единственным побудительным мотивом для подобного любопытства считалось желание организовать терракт на жизнь какого-либо руководителя. Диктатура пролетариата, о которой очень невнятно говорил Маркс, превратилась в диктатуру номенклатуры над народом, поголовно превращенным в пролетариат в самом прямом смысле этого слова — лишенный собственности и юридических прав, делающий работу по усмотрению хозяина и получающий за работу ровно столько, чтобы не умереть с голоду или умереть с голоду, если так решит хозяин. В принципе, в подобном воспитании рабов ничего хитрого не было. Как мы уже упоминали, методику разработали еще в глубокой античной древности. Хитрость была совершенно в другом — заставить рабов хором, да еще в упоением петь песню: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!». И в этом отношении была проведена такая гигантская работа, по сравнению с которой строительство пирамид выглядит игрой в детской песочнице.

Но на какие же средства и во имя чего была проделана подобная, космическая по масштабам, работа?

Получив от Ленина в наследство пустую казну,[21] Сталин приложил немало сил, чтобы ее наполнить. Еще в 1919 году Ленин создал «алмазный» и «золотой» фонд Политбюро, распределенный поровну между его членами. Назначение «фонда» было таково: в случае военной катастрофы члены Политбюро, захватив свою долю, пробиваются за границу и используют «фонд» для обустройства на первое время.

Обстановка могла быть непредсказуемой: невозможность связаться с банками и друг с другом, враждебная агрессивность местных властей и тому подобное.

Ведь речь шла не о Западной Европе или США, где, возможно, не удалось бы скрыться, а о разных экзотических странах вроде Аргентины, куда собирался Бухарин. Однако сразу же стало ясно, что золота с собою много не увезешь — тяжелое, а вот алмазов и бриллиантов можно было захватить много больше и на гораздо большую сумму. Поэтому золото постепенно перекочевывало в западные банки, а бриллианты оставались в «фонде».

Еще при жизни Ленина Сталин, став секретарем ЦК, изъял из фонда все алмазы и передал их на хранение вдове Свердлова Клавдии Новгородцевой, которая и набила ими четыре огромных ящика массивного старинного комода и сундук средних размеров. Вдова жила тихо, незаметно и нигде не работала.

Другие люди, знавшие о перемещении, не прожили и суток. Члены Политбюро попробовали устроить скандал, обвиняя Сталина путь ли не в тривиальном воровстве. Будущей вождь всех народов, пряча усмешку в своих знаменитых усах, объяснял, что алмазы перемещены в целях гарантирования их сохранности — уж больно здорово воруют в Гохране, не уследишь. Это во-первых. А во-вторых, никаких объективных предпосылок к тому, что в обозримом времени придется бежать за границу и развертывать там подпольную или иную деятельность, не существует. Если кто-нибудь из товарищей желает выехать за границу «на постоянное место жительства», то пусть, как и положено, объявит об этом на Политбюро, вопрос будет обсужден, и в случае принятия положительного решения уезжающий получит свою долю. Хотя лично он, Сталин, против. Поскольку свою долю они уже получили и спрятали, где хотели, а фонд «Политбюро» не является личным, а существует для конкретной организационной работы в условиях подполья.

На вопрос: «Кто так приказал?», — Сталин, пыхнув трубкой в лицо вопрошавшего Зиновьева, ответил: «Я приказал!» Желтые огоньки в сталинских глазах вызвали у Зиновьева сильное сердцебиение, от которого шефу Коминтерна не удалось избавиться до самого расстрела.

Спровадив для начала в могилу Ленина, Дзержинского и Фрунзе и заместив вакантные посты собой, Ягодой и Ворошиловым, Сталин в ходе осуществления своих грандиозных замыслов постоянно думал о золоте. И как все остальное, мысли Иосифа Виссарионовича немедленно воплощались в конкретные дела.

По линии ЦК номинальный шеф ГПУ Менжинский был вызван в Центральную Контрольную Комиссию, где ему был задан ряд вопросов, касающихся его многогранной Деятельности на чекистском и дипломатическом поприще с 1917 по 1920 годы. Вопросы начались с пустяков, связанных со спартаковским движением в Германии, но как-то незаметно перешли на огромные суммы, которые прошли в западные банки через руки заместителя «железного Феликса». У Менжинского случился сердечный приступ. Это было очень кстати, так как позволило упрятать его без лишнего шума — по состоянию здоровья — под домашний арест, где следствие перешло непосредственно к Ягоде и подчиненным ему лечащим врачам. Была устроена для освежения памяти и очная ставка с Иоффе, которому порекомендовали навестить «старого, больного друга». Навестив друга, Иоффе вернулся домой и застрелился. Это было явное упущение в работе ГПУ, о чем Иосиф Виссарионович с укоризной заметил Ягоде. Тот пообещал, что подобные проколы больше не повторятся, и даже сам не застрелился, когда пришел его черед.

Только Ганецкий выразил конкретное желание смыться за рубеж. Ему уже было разрешили, но неожиданно оказалась арестованной его жена, а затем и сын. Ганецкий, между тем, чуть ли не каждую неделю навещал своего «старого партийного товарища», содержащегося на подмосковной даче, все подступы к которой стерегли его собственные подчиненные, поскольку Менжинский оставался главой ГПУ, а Ягода числился одним из его заместителей. За четыре месяца подобных посещений Ганецкого стало не узнать: он стал совершенно седым, здоровье его надломилось, и когда его расстреляли вместе со всей семьей, то все деньги с личных счетов, как его самого, так и всех его друзей, включая Ленина, были уже сняты и возвращены в Москву.

Вместе с тем, ГПУ пыталось найти Парвуса. В 1924 году пришло известие о его смерти в Швейцарии, но в это никто не желал верить, поскольку существовало слишком много свидетельств, говорящих о том, что Парвус просто еще раз сменил имя и исчез. Чтобы облегчить поиски отца, был арестован сын Парвуса, работавший в НКИДе под фамилией Гнедин. Папу так и не нашли, что спасло сына. Его не хотели расстреливать до очной ставки с отцом, а потому ему удалось просидеть в тюрьме до самой смерти Сталина.

В то же время Ягода запустил небывалую по своей многослойности глобальную операцию, широко известную под кодовым наименованием «Трест». Что в действительности представлял собой «Трест», не разобраться до сих пор.

Покойный Василий Шульгин, не любивший говорить на эту тему, как-то все-таки заметил, что «„Трест“ — это измена, поднявшаяся в такие верхи, о которых вы даже не можете и помыслить». В операции были задействованы все наличные оперативные силы ОГПУ, как внутри страны, так и за рубежом. Шла непонятная тайная и жестокая война между разными отделами сталинской тайной полиции с внедрением в структуры смежных отделов (которые территориально находились на одном этаже, через коридор или, в крайнем случае, на соседнем этаже одного здания) своих сотрудников, с выдачей засветившихся «смежников» «белой» контрразведке или европейским органам правопорядка, с безжалостным уничтожением конкурентов в многочисленных разборках от Москвы до Парижа, с настоящими и фальшивыми «окнами» на границе, с немыслимой чехардой двойных, тройных и четверных агентов. Видимо руководство ОГПУ само запуталось в этой игре, поскольку ни один из участников этой операции не пережил 1937 года, если не считать двух английских и одного немецкого разведчика, которым под крышей «Треста» удалось внедриться в НКВД и оставить интересные воспоминания.

Целей у «Треста», судя по всему, было несколько. Не все они очевидны, а некоторые пока даже трудно сформулировать. Но одна из целей совершенно ясна: выйти на белогвардейское золото и на источники финансирования с подключением групп «Треста» к этим источникам. Параллельно шел поиск золота левых эсеров, которые в течение примерно 15 лет грабили банки России и Европы. Похищения Бориса Савинкова и генерала Кутепова, происшедшие почти в одно время, говорят сами за себя. В это же время агентура ОГПУ через француза-посредника приобрело в Париже частный банк, который быстро разросся и стал знаменитым «Евробанком» — самым крупным иностранным банком в столице Франции. Самое пикантное в этой истории то, что этот банк первоначально был основан Русскими эмигрантами, и на его счетах фактически лежало все золото Белого движения, постепенно перекачиваемое в Москву.

Менее романтичные, но не менее серьезные мероприятия проводились и внутри страны. Еще по инерции ленинских времен перемещались на запад ценности из богатейших музеев России, но вскоре этому был положен конец.

Очевидная реверсивность сталинской политики в свете выдвинутого лозунга о возможности построения социализма в одной стране если и не меняла, то значительно совершенствовала старые ленинские методы грабежа населения.

Давно ушли в прошлое повальные обыски, когда вооруженные отряды врывались в квартиры в поисках золота и драгоценностей. Весь этот шум со стрельбой и криками уже не мог дать нужных результатов, поскольку подавляющее большинство людей уже было обчищено до нитки, а если у кого что еще и оставалось, то было запрятано так, что никаким обыском зарытых в землю и замурованных в стены ценностей обнаружить было невозможно. Все было проделано просто и элегантно. Инспирировав в стране страшный голод, унесший в могилу миллионы людей, власти открыли во многих городах так называемые «Торгсины»,[22] где можно было купить кое-какие продукты (не Бог весть что: макароны, жиры, крупу и пр.), но только за золото и иностранную валюту. Люди сами отрывали свои клады и несли в торгсины, где уже ждали сотрудники ГПУ с вопросами, откуда у них золото или валюта, когда и то, и другое давно было приказано сдать. Визит в «Торгсин», как правило, означал обыск в тот же день и арест с последующим освобождением в случае добровольной сдачи золота и валюты.

В разгар этих событий окончательно прихлопнули и НЭП. Во всех крупных городах страны «нэпманов» вызвали в ГПУ и сделали им сообщение, видимо, директивно согласованное, а потому и попавшее в историю: «Господа, вы копили золото на черный день. Черный день настал! Сдавайте его государству».

Некоторые, поняв серьезность момента, по принципу «жизнь дороже», сдали все сразу. Колеблющихся в разных местах убеждали по-разному. Некоторым даже читали лекции по политэкономии социализма, уверяя, что каждый гражданин станет богаче, сильнее и свободнее, если единственным владельцем золота в стране станет могучее социалистическое государство. Хотя эти лекции, само собой разумеется, читались в тюрьмах, где содержались колеблющиеся, убедить удалось немногих. Большинство продолжало откровенно не верить в экономическую рентабельность социализма. Не убедив словом, стали убеждать делом. Там, где это было возможно, держали несчастных «нэпманов» в камерах, где воздух был нагрет до 60 градусов, не давая им воды, в других местах использовались камеры с нулевой температурой и водой по щиколотку, а там, где подобные сложные методы не умели или не хотели применять, просто били смертным боем. Лишь немногие предпочли умереть, не отдав ничего. Большинство сдалось и отдало все, что удалось накопить за краткий период Новой экономической политики. Но было уже слишком поздно, поскольку подобное упорство вызвало у работников ГПУ вполне справедливое подозрение в искренности их подопечных: а все ли сдано? Даже если было и все сдано, доказать это было совсем непросто, если не сказать — невозможно. Изощрялись методы пыток, и ручейки золота продолжали литься в социалистическую казну.

В завещании-инструкции, оставленной Лениным родным органам ГПУ, помнится, в разделе «Тайные враги советского режима» в пунктах 4 и 5 значились: все бывшие купцы, владельцы магазинов и лавок; все бывшие владельцы промышленных предприятий и мастерских; все бывшие землевладельцы, крупные арендаторы, богатые крестьяне. С этими категориями подданных социалистического государства разбирались примерно такими же методами, что и с «нэпманами», только лекции по политэкономии социализма им не читали. На уверения, что «у меня, мол, все отобрали еще 1918 году», посмеивались: «Так уж все отобрали? А если подумать? Вспомните-ка, чего где спрятали, закопали, замуровали? Не помните? Вспомните! Время есть». Вспоминали и гибли.

Держались до конца — тоже гибли. Ибо на гибель они были обречены, а если что при этом еще и государству сдавали, то это было просто прекрасно. Хуже было другое.

Не было никакого контроля над огромной армией следователей и дознавателей из ГПУ, и сколько при этих операциях прилипало к их рукам, оставалось неизвестным. Это нервировало руководство, но поскольку весь личный состав ГПУ и раннего НКВД было решено, от греха подальше, перемолоть в их же собственных жерновах, то тех, кто вел подобные дела с «нэпманами» и разными бывшими, проводила через особое следствие. «Вы вот вели дело Сабашникова. Сколько он в результате сдал золота и валюты? А может, сдал больше? Вспоминай, гад!». И дуло нагана между глаз (иногда уже выбитых).

Вспоминали все точно. Методика была эффективной и не зря постоянно оттачивалась с 1917 года.

А сколько романтики в этом было! Вспомнить хотя бы дело с царскими драгоценностями. То, что привез Юровский из Екатеринбурга в Москву, было каплей в море. Оказалось, что император, еще будучи в Тобольске, через преданного ему начальника конвоя полковника Кобылянского переправил на волю несколько десятков запаянных в шестилитровые металлические банки из-под французского оливкового масла несметные сокровища, собранные семьей Романовых за 300 лет правления Русью и Империей Российской. Полковника Кобылянского выкрали с территории Китая (позднее стали врать, что его нашли в каком-то сибирском леспромхозе, где бывший полковник работал то ли бухгалтером, то ли сторожем). И закрутилось дело. С лихими погонями по сибирским перепуткам, с перестрелками на заброшенных таежных хуторах, с арестами от Москвы до самых до окраин. С орденами боевого Красного Знамени и пулями в затылок. Самого полковника запытали до смерти, но нашли всего пять банок из-под французского оливкового масла, а было их 37. Остальные ищут до сих пор.[23] А золото эмира бухарского? А хана хивинского?

Золото Бакинского банка? Золото мусавитов? Алмазы хана Нахичеванского? Да и всего не перечесть. До многого Ленин не успел дотянуться, до чего дотянулся Сталин. Годы следствия, таинственные убийства свидетелей и следователей, целые вырезанные села, аулы и кишлаки, применение боевых газов с самолетов над ущельями в попытке остановить таинственные караваны, идущие неизвестно куда, и таинственное исчезновение сотен верблюдов и людей из этих ущелий, где они, по всем законам природы, должны были лежать мертвыми.

Золото, вывезенное из Испании. Захваченное в Прибалтике и Бессарабии, смелые планы захвата всего европейского золота в планируемом походе в Европу. Тысячи секретных папок, десятки тысяч сводок, отчетов, разработок, проектов. Боевые ордена и безымянные могилы, спецпайки и лагерная баланда, тигриные глаза Сталина и подземные тюрьмы Тегерана. Сотни сюжетов для самых захватывающих романов и кинофильмов…

Однако глобальные планы товарища Сталина, разумеется, никак не могли быть обеспечены материально с помощью подобных детективно красивых, но, к сожалению, кустарных и непрогнозируемых методов. Действительно, гоняясь за золотом эмира бухарского по горным кишлакам, никто не мог предсказать, каков будет результат. Найдут ли в какой-нибудь сакле три-четыре золотых персидских динара или весь отряд погибнет, загнанный в ловушку лабиринтами горных троп и уничтоженный там свирепыми духами черных ущелий?

Планы товарища Сталина не могли зависеть от подобных событий, как и от того — пожелает ли полковник Кобылянский помочь следствию, либо захочет умереть молча. И они от всего этого, естественно, не зависели.

В старые времена Россия намывала на сибирских приисках примерно 30 тонн золота в год. Старые прииски, благодаря многолетней эксплуатации, были почти полностью вымыты, а годы лихолетья привели эти прииски в состояние полного запустения. Да и старый старатель с винтовкой в одной руке и с киркой — в другой, меняющий золотой песок на патроны и шкурки соболей, свободный и сильный — совершенно не вписывался в структуру нового государства. Новые времена рождали и новые методы.

Еще в начале века геологоразведка обнаружила большие пласты золота в долине реки Колыма, впадающей в Ледовитый океан на крайнем северо-востоке Якутии. Пустынный край вечной мерзлоты, где реки 285 дней в году были скованы льдом, а первобытное местное население — немногочисленное и кочевое — занималось, главным образом, рыболовством, поскольку даже олени не могли выжить в тамошних условиях, не привлек внимания ни русского правительства, ни частных лиц. Эксплуатация недр в таких условиях считалась нерентабельной и просто невозможной. Но большевики именно для того и появились на исторической сцене, чтобы «сказку сделать былью».

Летом 1932 года 12000 заключенных, бывших зажиточных крестьян с Украины, Дона и центральных областей России, были высажены в Магадане под конвоем 2500 солдат ГПУ при двухстах овчарках. Целью «экспедиции» было немедленное начало эксплуатации золотых россыпей, обнаруженных на Колыме.

Неизвестно, кто задумал и планировал эту операцию, но заключенные были доставлены в одних рубахах, конвой — в гимнастерках, и только овчарки имели шубы, но это и их не спасло. Грянувшие в сентябре морозы погубили всех.

Вымерли все до единого человека, включая охрану и сторожевых собак. Летом 1933 года в Магадан было доставлено 32 тысячи заключенных, экипированных немного лучше. Зимой удалось выжить одному из пятидесяти. Летом 1934 года прибыло еще 48 тысяч человек. Зимой 1934–1935 годов снова вымерли все заключенные, но уцелела охрана. Летом 1935 года доставлено было 38 тысяч человек. В этом и заключалась основа экономики социализма. Бессчетный расход людей, которые, как считалось, оправдывали свою гибель двухмесячным рабским каторжным трудом, был главным двигателем сталинской экономики и всего, как мы уже говорили, государственного прогресса.

Золотые прииски работали и давали продукцию. Из Москвы был спущен жесткий план по добыче, невыполнение которого беспощадно каралось. Все руководство системы колымских лагерей держало головы на кону. Уже в 1934 году добыча золота достигла уровня 1913 года. В 1936 году этот уровень был превышен вдвое. К началу войны добыча золота достигала 250 тонн. За это время только на колымских рудниках погибло более 600 тысяч человек. Особенно страшными были четыре предвоенных года, когда на прииски стало массами поступать население крупных городов. Их жизнь на приисках редко продолжалась более пяти недель.

Вместе с тем, несметные богатства были обнаружены на севере Красноярского края, где в 1935 году началось строительство Норильского обогатительного комбината. Норильская руда, которую до сих пор продают за валюту, пользовалась огромным спросом в стране и в мире. Здесь все развивалось по колымской методике. Заключенных, кто в чем был взят, летом доставляли на баржах в порт Дудинка, где к началу сентября температура воздуха достигала — 45 градусов по Цельсию. На комбинат людей гнали либо колонной, либо на открытых платформах знаменитой железной дороги Дудинка-Норильск. К месту работ прибывала десятая часть. Остальные гибли в пути. Прибывшим выдавали ломы и кирки и заставляли на морозе и убивающем ветру копать себе землянки. К утру следующего дня погибали все. Работу продолжали вновь прибывшие, и так шло до бесконечности, но уже в 1936 году первые суда с норильской рудой появились в европейских портах, давая Сталину устойчивую прибыль в твердой валюте.

Так было везде. Люди гибли миллионами, и в 1939 году у Сталина были все основания сказать, что «социализм в СССР в общих чертах уже построен». Он мог быть доволен. Придуманная и разработанная им система работала и по вертикали, и по горизонтали. Творились просто чудеса. За тюремной решеткой конструкторы и инженеры создавали проекты нового оружия, получая при этом в качестве привилегии ненормированный хлеб и полстакана сметаны. Заключенный Туполев создавал новые, невиданные по дальности полета самолеты, способные перелететь через Северный полюс в Америку. Заключенный Рамзин создавал новые прямоточные котлы для боевых кораблей, а заключенный Королев уже разрабатывал ракетную технику, предвосхищая выход в космос. И они были довольны, они ценили свои привилегии, ибо миллионы других заключенных трудились в шахтах, на рудниках и на приисках за «пайку», которая могла поддержать силы в течение не более двух недель, еще не понимая, что их смерть запланирована так же, как и их двухнедельная работа, когда на смену им придут другие заключенные.

Армия, невиданная по силе и численности, готовилась к походу, ожидая, как в песне: «когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет!».

Сталин любовался своей армией и смертельно боялся ее. Она была создана им практически из ничего и могла превратить его самого в ничто. Огромный военно-промышленный комплекс, ежедневно наращивая обороты, затоплял страну новейшими системами вооружения. Огромный маховик, набирая скорость, грозил сокрушить все на своем пути, включая и своего создателя. Подобно чернокнижникам из легенд, вложившим огромное количество золота и жизненных сил для оживления каменного гиганта в надежде захватить с его помощью власть над всем миром, вождь ощущал законную гордость создателя и трепет живого существа из плоти и крови перед созданным его руками монстром.

Золото партии и океан народной крови создали чудовищный сплав, отлившийся в огромный стальной кулак, занесенный над всем человечеством. На каком-то этапе Сталин сам пришел в ужас от созданного им чудовища и пытался уничтожить его своими руками. В 1937 году Сталин попытался морями крови, залившей страну, освободиться от стальных объятий военно-промышленного комплекса и набравшей силу номенклатуры. Чередой летели головы маршалов, командармов, комкоров, комдивов, наркомов, членов ЦК, секретарей обкомов, крайкомов, райкомов и, разумеется, у миллионов простых людей, в который раз угодивших в очередную номенклатурную мясорубку. Сталин сражался как былинный богатырь, но в отличие от последнего, проиграл. Созданное им уничтожить ему уже было не под силу. Сплав золота и крови оказался слишком прочным. Золото партии и народная кровь создали непобедимую номенклатуру в партии, армии и индустрии, у которой на месте отрубленной головы вырастало три новых.

Но если вождь не смог победить номенклатуру, то и номенклатура не смогла победить вождя. 1937 год хорошо показал противоборствующим сторонам, что все номенклатурные компоненты системы связаны как сиамские близнецы.

Попытка уничтожить хоть один компонент может привести к гибели всей системы как таковой.

Понеся тяжелые потери в беспощадной войне 1937–1939 годов, номенклатура вышла из этой войны более сильной, и Сталин это отлично понимал. Поскольку уничтожить друг друга не удалось, необходимо было наладить взаимоотношения между номенклатурной иерархией и ее творцом — Сталиным. Эти отношения уже потеряли былой лирический характер, а стали вполне реалистическими и далеко не исчерпывались видимой преданностью аппаратчиков своему вождю. Сталинская номенклатура была создана. Сталиным, но и он был созданием номенклатуры, чего до поры до времени четко не осознавал. Номенклатура создала социальную опору его диктатуры, но не из трогательной любви и божественной преданности к диктатору-грузину, а для обеспечения собственной коллективной диктатуры в стране. Подобострастно выполняя приказы вождя, номенклатура исходила из того, что эти приказы отдаются в ее интересах. Конечно, Сталин мог любого из них в отдельности уничтожить, выгнать, сжечь живьем, если понадобится, но пойти против всего слоя номенклатуры он не мог, но так и не понял этого достаточно четко до конца жизни. Все в его капризной душе восточного деспота восставало против этого. Он не мог смириться с мыслью, что не все подвластно его воле и желанию, время от времени начиная новые войны против номенклатуры. Но это уже были не войны, а скорее вылазки, каждая из которых делала номенклатуру сильнее, а самого Сталина — все слабее и слабее.

Волей-неволей ему приходилось все больше заботиться об интересах номенклатуры, об укреплении ее власти, авторитета, о расширении ее привилегий. Ибо был он не более, чем ставленником своих ставленников, готовых неуклонно выполнять его волю, лишь пока он выполняет их волю.

А воля созданной Сталиным номенклатуры уже ясно просматривалась. Она желала обеспечить себе безраздельное и прочное господство в стране.

Господство, не зависящее от произвола и капризов вождя, а напротив, господство, в котором вождь был бы не более чем исполнитель воли номенклатуры, не имея при этом никаких прав на имущество, а уж тем более, на жизнь любого из членов номенклатуры. Таким в легендах сохранился образ Ленина. Своим он прощал все, любой беспредел, позволяя творить в стране все, что заблагорассудится, во имя личного обогащения и коллективного благоденствия. Это был настоящий вождь. И в недрах номенклатуры стало вызревать подспудное желание «вернуться к ленинским нормам партийной жизни».

Сталин знал об этом. На пике своего могущества был у него искус публично объявить Ильича немецким шпионом и стереть в пыль даже память о нем. Уже арестованный Фриц Платтен дал нужные показания, да в последний момент не хватило у Сталина духу. Все-таки «Сталин — это Ленин сегодня». С ленинским наследием боролся он всю жизнь, как мог. «Ленинскую гвардию» уничтожил всю под корень. Отрекся от ленинской пропагандистской теории о непременном всеобщем равенстве. Чтобы его, это равенство, никто и не ждал.

Напротив, подчеркнул, что «каждый коммунист, если он настоящий коммунист, должен понимать, что равенство в сфере потребления и индивидуальной жизни является жалким, мелкобуржуазным вздором». Номенклатура аплодировала стоя.

Он отказался от ленинского вздора о возможности построения социализма только в мировом масштабе, ибо создаваемая им номенклатура, уже однажды обманутая надеждами на мировую пролетарскую революцию и раздраженная троцкистскими умствованиями о «перманентной революции», хотела усесться прочно, не желая ставить свое будущее в зависимость от новых событий, слабо поддающихся их контролю. И получили с восторгом то, что ждали: «возможность построения социализма в одной стране». С точки зрения марксизма, эта сталинская формула была совершенно бессмысленной. Да мало ли что Маркс и Ленин мололи, кому надо искать в их изречениях какой-то смысл. Но все-таки было очевидно, что бесклассовое общество не может быть создано как остров в море капитализма.

Однако, сталинская номенклатура воем восторга приветствовала новую формулу, освещающую их власть словом «социализм». Их не смущало то обстоятельство, что, по словам Сталина, победа социализма в одной стране могла быть «полной, но не окончательной». Цель тезиса о неокончательности победы социализма в СССР была не в том, чтобы возбуждать какие-то нездоровые и несбыточные надежды у истребляемого народа. А в том, чтобы использовать тезис неокончательности победы социализма в связи с «угрозой реставрации капитализма» как обоснование сталинской внутренней, военной и внешней политики. А утверждение, что победа социализма в СССР может быть полной, как раз и означало признание стабильности и окончательного характера режима.

И вот эта самая номенклатура, для которой он, Сталин, сделал все, что было в его силах, стала мечтать о каких-то там «ленинских нормах».

Сколько волка ни корми!..

Он спустил на них своего кровожадного пса Ежова, дав своему «железному наркому» и его подручным вдоволь попить номенклатурной крови. Но ничего не получилось. Ежова тихо отстранили от всех должностей и так же тихо, без лишнего шума, расстреляли. Но всем бросилось в глаза, что ликвидация Ежова была осуществлена с какой-то непонятной мягкостью, совсем не в духе времени.

Можно сказать, с нежностью. Не было ни проклятий в газетах, ни всенародных митингов с требованиями «уничтожить гадину», ни процессов с признаниями, ни стандартных обвинений в стремлении к реставрации капитализма, ни даже обычного сообщения о расстреле. (Об этом стало известно лишь в 1988 году. А в те времена по линии НКВД было распущено два слуха о судьбе Ежова. Первый, что он сошел с ума, и сидит на цепи в сумасшедшем доме; и второй, что он повесился, нацепив на грудь табличку «Я — говно». Оба слуха замечательны, если вдуматься).

Более того, не было никаких, даже самых элементарных, репрессий в отношении родственников самого Ежова, что весьма странно, если сравнить с существовавшей практикой, когда, скажем, у маршала Тухачевского были арестованы и погибли не только все родственники, но даже и любовницы. Что же касается родственников Ежова, то они преспокойно продолжали жить в Москве, а родной брат «железного наркома» еще после войны занимал номенклатурный пост замминистра просвещения РСФСР. Если сам Ежов был устранен столь деликатно, то его подручные не только никак не пострадали, но и круто пошли в гору.

Заместитель Ежова Шкирятов сразу после падения своего шефа был избран в члены ЦК и занял важнейший номенклатурный пост председателя Комиссии партийного контроля при ЦК. Был осыпан почестями и знаменитый Вышинский, став членом ЦК, заместителем председателя Совнаркома СССР и министром иностранных дел СССР, а также академиком.[24]

И уж говорить нечего о том, что уцелели такие деятели эпохи кровавого безумия, как Молотов, Жданов, Каганович и многие другие. Это была безусловная победа, но не полная и не окончательная. Страна находилась в состоянии глубокого экономического и политического кризиса. Перебои в снабжении и километровые очереди наблюдались даже в Москве. Промышленность, работающая только на войну, была как бы исключена из государственной экономики, подобно змее, закусившей собственный хвост. Рабский труд на всех уровнях, от проектирования ракет до добычи золота, оказался, к великому удивлению возомнивших себя экономистами партийных идеологов, совершенно нерентабельным, ежемесячно расширяя бездонную пропасть платежного дефицита.

Пропасть, в которую готова была рухнуть вся, стянутая колючей проволокой сталинская империя. И помимо всего прочего, даже стороннему наблюдателю было очевидно, что вождь и его номенклатура устали друг от друга.

Но если Сталин был не в силах уничтожить номенклатуру, в чем он совсем недавно мог убедиться, то номенклатура, зализав рапы, нанесенные ежовщиной, вполне могла предпринять новую попытку замены вождя, и на этот раз успешную.

Тонкий слой гранитной облицовки вокруг монументально-величественного фасада возведенного на могиле Российской империи сталинского здания стал осыпаться, обнажая готовую вот-вот рассыпаться неровную кирпичную кладку, скрепленную вместо цементного раствора засохшей человеческой кровью. Нужно было искать выход. Памятуя о ленинской методике, который в периоды политических кризисов сплачивал вокруг себя сообщников, поднимая и вдохновляя их на какой-нибудь новый разбой, Сталин разработал беспроигрышный, как ему казалось, план поэтапного всеевропейского, а затем всемирного кризиса с использованием в качестве «ледокола» своей политики эмоционального и не в меру агрессивного.

Адольфа Гитлера. У сталинского окружения захватило дух от открывающихся перспектив.

Истощение и самоуничтожение крупных европейских держав, завязавшихся в тугой узел старых обид и непримиримых противоречий, открывал дорогу сталинской армии в обессиленную и беззащитную Европу, давая возможность подтвердить пророчество Ленина о неизбежности войн в эпоху империализма и осуществить «всемирную пролетарскую», наиболее быстрым и эффектным методом военного вторжения. И без всякого марксистско-ленинского маразма.

Перспективы действительно открывались захватывающие. Кроме подтверждения мертвых и уже смердящих чуть ли не на весь мир идеологических догм, создавалась прекрасная возможность консолидировать положение в стране, еще более оболванить народ и сплотить вокруг себя вечно недовольных сообщников, списать на войну массовые убийства и нищету, обосновать необходимость рабского труда и небывалых полицейско-террористических законов. Победный марш к Атлантике мог стать индульгенцией на многие годы за все прошлые, нынешние и будущие преступления.

Ломая все вехи прошлых внешнеполитических установок, Сталин резко повернул государственный корабль на сближение с Гитлером, надеясь пристроиться в кильватер браво марширующему по Европе фашистскому фюреру, урвать свою долю, а в подходящий момент, усыпив бдительность сообщника своей безграничной преданностью, обрушиться на его спину, уничтожить и воспользоваться плодами его блистательных побед, получив в качестве трофея окровавленную и разрушенную Европу.

И снова буйный восторг номенклатуры, давно уже морально подготовленной еще с ленинских времен к тому, что самим Провидением (или марксистско-ленинскими законами исторического развития) ей предначертано править всем миром, превратив его в огромный концлагерь, построенный на гигантской братской могиле.

Убежденный в своей неземной мудрости и сверхазиатской хитрости, малограмотный «вождь всех народов» лихо вел страну в непроходимый тупик и смертельный капкан, в котором до сих пор бьется, разваливаясь на куски, наша несчастная страна…

Петляя в сложнейших лабиринтах международных интриг, искренне полагая, что играет свою игру, Сталин и подумать не мог, что был марионеткой тех самых мощных и динамичных сил, чей младенческий крик Ленин ошибочно принял за предсмертный хрип. Он представить себе не мог, что предстоящая его схватка с Гитлером давно задумана и запланирована в тишине чужих кабинетов с тем, чтобы дать выход этим силам для осуществления их плана мирового господства — господства экономического, по сравнению с которым блекли, становясь устаревшими и неэффективными, все ранее применяемые для этого методы: военный и идеологический.

План этот поначалу предусматривал примат военного над экономическим, постепенно уменьшая военную составляющую до минимума, отдавая весь приоритет глобальному экономическому наступлению. План был рассчитан примерно на 100 лет, предусматривая экономическое объединение Соединенных Штатов и Европы.

План предусматривал резкое первоначальное экономическое ослабление Европы, в первую очередь — Германии, с последующим восстановлением их по новому образцу. Вместе с тем, в качестве обязательного условия, план предполагал окончательный развал Британской империи и всей архаичной колониальной системы.

Что касается России, то помимо роли, отведенной ей в грядущей схватке с.

Гитлером, план предусматривал ее изоляцию в дальнейшем с искусственным подогреванием ее агрессивности для сплочения всего остального мира перед лицом «русской опасности». Находясь в экономической и культурной изоляции, полагали авторы плана, Россия настолько отстанет от остального мира, что рано или поздно (где-то к концу века) вынуждена будет безоговорочно капитулировать без всякого военного воздействия, будучи не в силах противостоять экономической оккупации. Понятно, что этот план не мог предусмотреть всего истинного хода развития событий, оставляя много простора для корректировки его на ходу. Понятно также, что примитивный и неграмотный государственный деятель, каким был Иосиф Виссарионович Сталин, был такой же находкой для этого плана, как и Гитлер.

Если кто-нибудь, по стереотипу нашего российского мышления думает, что этот план существовал в одном экземпляре со всеми мыслимыми и немыслимыми грифами секретности, что ознакомиться с этим планом за прошедшие 60 лет могли только лица рангом не ниже президента США или Великого Архитектора «жидомасонов», то он жестоко ошибается. Об этом плане открыто писали и пишут до сих пор американские газеты. Родила это план бюджетная комиссия конгресса США, которая в 1938 году, обсуждая возможность резкого увеличения расходов на оборону, пришла к выводу, что «обстановка в Европе и на всем евро-азиатском континенте дает уникальный шанс правительству Соединенных Штатов регулировать уровень мирового кризиса по собственному усмотрению одним перемещением находящихся в распоряжении правительства финансовых средств, не обременяя налогоплательщиков резким повышением расходов на вооруженные силы. Для осуществления задуманной экономической экспансии вполне достаточно тех вооруженных сил, которые мы имеем».

С выводом бюджетной комиссии, однако, не согласилась «деловая Америка».

«Уолл-стрит Джорнел» в редакционной статье за июль 1939 года писал: «Каждый миллион долларов должны охранять трое: один моряк, один летчик и один солдат. Как бы ни был заманчив план экономической экспансии, выполнять его с нашей опереточной стодвадцатитысячной армией смешно. А динамика развития событий в мире говорит о том, что у нас слишком мало времени, чтобы успеть за этими событиями. Как бы быстро ни катился доллар, время летит быстрее…»

Время шло очень быстро, и в сентябре 1944 года газет «Чикаго Геральд Трибун» с удовольствием констатировала «Сегодня, когда десятки тысяч кораблей и самолетов обеспечили вторжение нашей многомиллионной армии на фронте охватывающем весь земной шар от Нормандии, Африки и Италии до Филиппин и Окинавы, когда мы стали свидетелями невиданного доселе по масштабу и мастерству исполнения военных операций, мы должны вспомнить, ради чего мы создали самую мощную и эффективную военную машину в истории человечества. Еще в 1911 году президент Тафт предсказал, что „Дипломатия канонерок“ уходит в прошлое, открывая дорогу „дипломатии доллара“. Доллары будут разить наших врагов с гораздо большей эффективностью, чем пули и снаряды, обеспечив нашей великой республике мировую гегемонию на совершенно новой основе, которая и не снилась никакому Наполеону… Сейчас, когда крушение Германии и Японии является уже вопросом ближайшего времени, когда огромная Россия лежит в крови и руинах, мы можем с уверенностью заявить: „Час доллара настал!“»

Цитировать подобные вещи можно до бесконечности, и, забегая вперед, приведем еще одну выдержку из газеты «Крисчен сайенс монитор» от 15 августа 1989 года: «Великое долларовое наступление на Советский Союз успешно развивается. 30 тысяч ядерных боеголовок и оснащенная по последнему слову техники самая большая армия в мире оказались не в состоянии прикрыть территорию своей страны от всепроникающего доллара, который уже наполовину уничтожил русскую промышленность, добил коммунистическую идеологию и разъел советское общество. СССР уже не в состоянии сопротивляться и его крушение специалисты предсказывают в течение ближайших двух-трех лет… Нам же следует отдать должное тому великому плану, который вчерне разработал еще президент Тафт, отшлифовал президент Рузвельт и последовательно выполняли все американские президенты, осуществив его всего за 50 лет вместо отпущенных ста…».

Знали ли об этом в Москве? Безусловно, да. Посмеялись и не придали никакого значения? Вовсе нет. Напротив, отнеслись к этой американской затее с полной серьезностью, хотя и без достаточного понимания. Вспомним, с каким ужасом Сталин отшатнулся от плана Маршалла. Вспомним также, что в разгар «холодной войны» мы не столько боролись с Соединенными Штатами, сколько с «кликой Уолл-стрита». Пролистаем все советские газеты того времени и убедимся, что именно «Уолл-стрит» стремится к мировому господству и порабощению всех миролюбивых народов. Несмотря на свои зачаточные познания в мировой экономике, Сталин хорошо понимал опасность и всеми силами пытался с нею бороться. Увы, как говаривал Бисмарк, ошибки в политике подобны туберкулезу. Когда их можно вылечить, они незаметны. Когда же они заметны, их вылечить уже нельзя.

Запутавшись в своих расчетах и став жертвой невиданного по масштабу потока дезинформации, которую обрушили на него не только будущие враги, но и будущие союзники, Сталин подставил страну под удар внезапного нападения и в очередной раз чуть ее не уничтожил. Слишком много для одной страны в столь короткий период времени. Испепеляющий вал немецкого вторжения докатился до Москвы, Волги и Кавказа, сменившись еще более испепеляющим валом нашего контрнаступления. Гигантский паровой каток снова отутюжил разграбленную, распятую, кровоточащую, голодную страну.

26 миллионов убитых, тысячи снесенных с лица земли городов, поселков и деревень, десятки тысяч уничтоженных промышленных предприятий, полностью обезлюдевшие обширные сельскохозяйственные районы, сотни тысяч километров уничтоженных железных дорог, 2 триллиона 500 миллиардов рублей прямого материального убытка, 3 триллиона золотых рублей военных расходов. Миллионы искалеченных, бездомных и перемещенных лиц…[25]

Знамя победы над рейхстагом и захват стран Восточной Европы могли служить некоторой компенсацией за очередную национальную катастрофу, если бы не породили новых проблем, гораздо более зловещих и трудноразрешимых.

Внезапное нападение Гитлера на СССР, по иронии судьбы, бросило впавшего в прострацию Сталина в объятия Соединенных Штатов и Англии, создавших так называемую «Союзную антигитлеровскую коалицию». Впрочем, так и было задумано, правда, не Сталиным.[26]

И Гитлер начал первым! Пока на необъятных просторах России вермахт и Красная армия перемалывали друг друга в непрерывных пехотно-артиллерийских мясорубках, Соединенные Штаты, подставив свои старые линкоры под японские бомбы в Перл-Харборе, эффектно вступили во вторую мировую войну и стали вести ее по собственному сценарию, имея в виду свои глобальные планы.

Конечно, не следует забывать, что и в войне, и в политике еще никому никогда не удавалось (и не удастся) осуществить задуманный сценарий даже при самых благоприятных обстоятельствах на все сто процентов. Не удалось это и американцам. Но примерно на 60 % они осуществили все, что задумали. Перестала существовать Британская империя, рухнула, раздавленная американской военной мощью, Японская империя, затрещала по швам, и вскоре прекратила свое существование Французская империя. Перепуганная, опустошенная Европа в страхе, как больное дитя, прижалась к могучей американской груди, видя в великой заокеанской республике единственный гарант своего быстрого восстановления и будущей безопасности. Огромные регионы Тихого.

Атлантического и Индийского океанов безраздельно контролировались гигантским американским флотом. Американская армия оккупировала огромные территории в.

Европе, Африке и Азии. Цепь военных баз на всех континентах витками огромных спиралей, напоминающих кольца удава, опоясала земной шар. И все это было добыто ценою 400 тысяч убитых и 535 миллиардов долларов. А в вакуум, образовавшийся на месте рухнувших и рушившихся империй, стертых с лица земли стран и дымящихся развалин городов, ринулся доллар, зализывая и врачуя кровавые раны войны и закладывая прочный фундамент следующего шага к полной мировой гегемонии. А гарантом незыблемости достигнутого стали атомные грибы, поднявшиеся в конце войны над Хиросимой и Нагасаки…

Если не считать страшных потерь и в очередной раз разоренной дотла страны, то и у Сталина были все основания считать, что свои предвоенные планы он выполнил, по меньшей мере, на пятьдесят процентов. Добрая половина Германии, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Югославия, северная часть Кореи были не только захвачены советскими войскам, но и юридически закреплены Потсдамской конференцией в качестве советской сферы влияния.

Почти немедленно там были установлены коммунистические режимы, во главе которых Сталин поставил старых коминтерновцев, уцелевших в предвоенных чистках или сознательно сохраненных предусмотрительным вождем всех народов на подобный случай. Отдавая в лапы Сталину Восточную Европу, американцы рассматривали ее уже тогда как мину замедленного действия, которая, взорвавшись, разнесет и Советский Союз. Это был очередной продуманный ход.

Однако, большим сюрпризом, который Иосиф Виссарионович преподнес слишком много возомнившим о себе союзникам, был захват коммунистами власти в Китае, поставивший под сталинские знамена практически безграничные людские резервы. Более того, из Пекина коммунистическая зараза стала быстро распространяться сначала по юго-восточной Азии, а затем пошла дальше — в Индию, страны Ближнего Востока и Африки. Зашумели коммунистические мятежи в Иране, Турции и Греции, застав американцев врасплох. Только временное отсутствие у Сталина ядерного оружия позволило американцев стабилизировать обстановку в этих странах и вынудить Красную армию убраться из северного Ирана.

Но пока они занимались этими делами, коммунисты захватили власть в Албании, отдав под власть Сталина большую часть Балкан и стратегические выходы к Средиземному морю. Американские генералы, вошедшие во вкус глобальных наступательных операций времен войны, с пеной у рта доказывали правительству необходимость «умиротворения» СССР с помощью атомного оружия, пока Америка владеет этим оружием единолично. Президенту Трумэну был представлен подробно разработанный план, где были отмечены цели для атомных бомбардировок на территории СССР, а сам Союз — поделен на оккупационные зоны. После победоносных войн в любой стране генералы становятся силой, с которой невозможно не считаться, а сдерживать их натиск очень трудно. Но то, что предлагали генералы, настолько шло вразрез с разработанным планом «наступления доллара», что пришлось несколько остудить их пыл, фактически передав Сталину по линии разведки секрет атомного оружия.[27] В мире всегда должен быть баланс, чтобы не впасть в искушение.

Но если американские генералы вошли во вкус решения всех проблем стратегическими операциями, то и Сталин был введен в неменьшее искушение своей огромной военной машиной, созданной к 1945 году. Никогда не служа в армии, будучи забракованным медицинской комиссией в 1915 году, Сталин начал свою военную карьеру сразу со звания маршала, а через пару лет стал генералиссимусом, как Франко и Чан-Кай-Ши. Из войны он вышел еще большим милитаристом, чем был в тридцатые годы, готовя свой знаменитый марш в Европу. «Мы — люди военные, — говорил он, хлопая по плечу фельдмаршала Монтгомери, — и, как люди военные, хорошо поймем друг друга».

Многие полагают, что Сталин после войны стал просто солдафоном. Когда Гарриман как-то сказал ему, что самым мощным государством в Европе является Ватикан, Сталин, усмехнувшись, спросил его: «А сколько у Ватикана танковых дивизий?». Создавалось впечатление, что охваченный манией мирового господства, Сталин действительно мерит мощь и влияние стран только числом танковых и прочих дивизий.

Это было совсем не так.

Война, пребывание в течение двух первых ее лет в постоянном ожидании военной катастрофы, общение с Черчиллем, Рузвельтом и другими государственными и военными деятелями Америки и Европы, сильно изменили Сталина, дав ему возможность понять многие вещи, совершенно непостижимые для него в предвоенные годы.

До войны Сталин действительно все измерял мощью вооруженных сил.

Подобно Ричарду III, который, по легенде, с наслаждением бросал в камин восковые фигурки убитых им претендентов на престол, продвигая собственную фигурку все ближе и ближе к трону, Сталин в предвоенные годы с таким же удовольствием «бросал в огонь» уничтоженные не им европейские армии: польскую, французскую, голландскую, бельгийскую, норвежскую, югославскую, греческую. И, наконец, в Европе фактически не осталось больше никаких армий, кроме немецкой. Оставалось прихлопнуть ее — и Европа вся, как наливное яблочко, свалится ему на ладонь. По его мнению, английскую армию можно было не принимать во внимание, равно как и американскую, так как своими линкорами и авианосцами англо-американцы никак не могут помешать его планам.

Не получилось.

А когда показалось снова, что получится, перед ним, как фантом, появилась пятнадцатимиллионная американская армия, прекрасно подготовленная, сытая, молодая, да еще с атомной бомбой.

Но самое главное эта армия стояла на огромном долларовом валу, готовом немедленно накрыть и затопить нищую, лежащую в руинах сталинскую империю. И Сталин это отлично понимал. С лязгом захлопнулся Железный занавес, изолировав страну от внешнего мира, одновременно закрыв девственный советский рынок от какого-либо проникновения доллара. Последовала серия новых указов о запрещении населению иметь какие-либо суммы в валюте или в золотой монете. Начиналось гигантское противостояние с самой мощной и самой богатой страной в мире. Зная о плане «доллара», возможно, не разбираясь в некоторых его чисто финансовых тонкостях, Сталин просто инстинктом самосохранения понял, что необходимо заставить Запад пускать как можно больше долларов на ветер, чтобы предотвратить прорыв валютного вала через железный занавес, ослабить давление на СССР и тем самым выиграть время.

Едва получив в свои руки атомное оружие, Сталин развязал войну в Корее, а когда эта авантюра чуть не кончилась для Северной Кореи катастрофой, подключил к войне и миллионы китайцев, сумевших завалить американцев трупами своих соотечественников и кое-как свести конфликт вничью. Американцам удалось сохранить суверенитет Южной Кореи, как всегда, потеряв в 100 раз меньше людей и техники, но истратив на ведение войны в сто раз больше своих противников, что и было задумано в Москве.

Но если Москва истратила на корейскую авантюру много меньше, чем США, послевоенные расходы становились немыслимыми. На линии противостояния в центральной Европе концентрировались огромные армии, постоянно насыщаясь современным вооружением. Охваченная ужасом Европа объединялась вокруг Америки, создав оборонительный союз НАТО. В ответ Сталин согнал подвластные ему страны Восточной Европы в Варшавский пакт. Патовая ситуация в Европе время от времени порождала кризисы, когда Сталин, будучи не в духе, неожиданно объявлял, прощупывая боеготовность Запада, что-нибудь вроде очередной блокады Западного Берлина. Гудел через территорию, занятую советскими войсками, американский воздушный мост, грозно ворочали орудиями танки на линии раздела, прогревали моторы бомбардировщики и истребители, слетали маскировочные сети с тысяч артиллерийских стволов. Но огня никто не открывал. Призрак Хиросимы и Нагасаки стоял перед всеми.

Но деньги тратились огромные.

И хотя у Советского Союза их, как обычно, катастрофически не хватало, Сталин подумывал уже о том, как в этой глобальной конфронтации перехватить инициативу. Пути было два. Первым был путь создания подавляющего военного превосходства над противником. Вторым — разрушение противника изнутри старыми ленинскими методами, используя в качестве инструмента пятую колонну из легальных, полулегальных и нелегальных коммунистических партий, способных вызывать социальные взрывы в западном мире всякий раз, когда это будет нужно Москве. А если понадобится, то не только социальные взрывы, но и взрывы настоящие. На военных базах, на боевых кораблях и в правительственных учреждениях, да и просто на многолюдных улицах.

Оба пути требовали огромных расходов.

Была задумана и начала осуществляться гигантская программа военного кораблестроения, ибо без сокрушения американской морской мощи представлялась совершенно невероятной возможность захвата мировой гегемонии. Те стратегические возможности, которые флот Соединенных Штатов продемонстрировал в годы войны, сначала привели Сталина в трепет (пока у него не было атомной бомбы, вождь со страхом чуть ли не ежедневно ожидал американского десанта в Крыму), а затем стали предметом для подражания.

История закладки и строительства чудовищных линейных крейсеров типа «Сталинград» до сих пор не может найти разумного объяснения. То ли вождь всех народов совсем рехнулся после войны, то ли в этих мастодонтах был заключен какой-то уж очень глубокий, непостижимый для простых смертных смысл, ибо строить линейные крейсера (каждый стоимостью почти в 2 миллиарда рублей) в послевоенные годы было столь же оправданно, как и строительство весельных галер.

Параллельно создавалась и стратегическая авиация, фактическое отсутствие которой в годы войны очень нервировало вождя. Действия американских летающих крепостей над Германией и Японией, когда в одном налете участвовало до тысячи машин, когда меркло солнце, а бомбы сыпались в буквальном смысле слова как дождь, оказали огромное влияние на впечатлительного по натуре товарища Сталина. Он решил иметь такую же воздушную мощь и приказал выпущенному из тюрьмы Туполеву создать равный по силе стратегический бомбардировщик. На подмосковный аэродром был доставлен американский стратегически бомбардировщик Б-29, совершивший в 1944 году вынужденную посадку под Хабаровском, и Туполеву было приказано взять его за основу. Чтобы оправдать доверие вождя, Туполев снял с трофея чертежи и запустил модель в серию под более элегантным названием Ту-4. Талантливый авиаконструктор не хотел терять времени на копирование. В его конструкторском бюро уже полным ходом шла проработка реактивного стратегического бомбардировщика Ту-16 и морского торпедоносца Ту-14. Не отставали и другие КБ. Проходил испытания стратегический бомбардировщик.

Мятищева, первые реактивные МИГи уже испытывались в воздушных боях с американскими «Сейбрами» в небе Кореи.

А выпущенный из тюрьмы Королев уже готовил американцам новый сюрприз, создавая на базе трофейной ракеты ФАУ-2 принципиально новое ракетное оружие, которому будет суждено всего через несколько лет полностью изменить военно-стратегическую ситуацию в мире, заставив американцев впервые почувствовать себя фронтовой страной и истратить новые миллиарды долларов на этот раз не на глобальные планы передела мира, а на собственную оборону.

Вместе с тем, максимально используя демократический уклад жизни в странах Западной Европы и США, разрабатывался, постоянно корректировался и настойчиво проводился в жизнь план дестабилизации общественной жизни в этих странах путем непосредственного подчинения тамошних компартий Москве, что, собственно, и имел в виду Сталин, разгоняя Коминтерн. Основной упор делался на самую модную в тогдашней Европе коммунистическую партию Франции, возглавляемую Морисом Торезом. В те годы Франция была ключевой страной НАТО.

Все штабы и центральные учреждения этой организации находились в Париже. В идеале план предусматривал организацию компартией всенародного вооруженного восстания в указанный Москвой момент с призывом на помощь Красной армии — по старой методике, отработанной еще в годы польской и финской войн. Пока же этот момент не настал, Торез должен был в соответствии с инструкцией всячески срывать планы союзников, организовывая рабочие стачки, уличные шествия и беспорядки с призывами борьбы за мир, против поджигателей войны, ведя яростную пропаганду в средствах массовой информации, прославляя Советский Союз, его миролюбивую внешнюю политику и гений вождя всех народов, победителя фашизма, генералиссимуса Сталина. При этом, по возможности, втягивать в орбиту компартии другие партии и общественные группы Франции.

Ставка на компартию Франции делалась еще и потому, что в годы войны она создала довольно сильные вооруженные формирования в движении Сопротивления и даже пыталась с помощью этих формирований захватить власть в стране после вторжения союзников в Нормандию. Ныне эти отряды, хотя и были официально распущены, сохранили подпольно все свои структуры и вооружение, ожидая часа, определенного в Кремле.

Морис Торез, будучи членом Исполкома Коминтерна с 1928 года, дело свое знал и безоговорочно подчинялся Москве. Еще в начале второй мировой войны он и его партия, выполняя инструкцию из Кремля, сделал все возможное, чтобы разложить французскую армию и общество, сделав Францию легкой добычей Гитлера. Сам Торез, дезертировав из армии, перешел на нелегальное положение, а дождавшись немецкой оккупации, призвал французских рабочих добровольно ехать на работы в Германию, чтобы помочь немецкому народу отразить «англо-французскую» агрессию. После 22 июня 1941 года, получив новую инструкцию из Москвы, Торез стал организовывать движение сопротивления, чтобы помочь советскому народу отразить немецкую агрессию. Ни дня, ни часа без приказа.

После войны запрещенная в 1939 году компартия снова стала легальной, а сам Торез — членом правительства, что создавало великолепные возможности для его деятельности. Но все это требовало гигантских расходов. Не говоря уже о необходимости содержания громадного партаппарата, издания газет (толстых и убыточных, как «Юманите»), Журналов, листовок и прокламаций, необходимы были средства для организации забастовок, так как профсоюзы требовали всем рабочим компенсации зарплаты за невыход на работу, на организацию демонстраций, маршей и митингов, когда приходилось чуть ли не каждому участнику платить по 300 франков, все это вместе требовало ежегодно многомиллионных расходов. Один эффектный прыжок на рельсы знаменитой Раймонды Дьен, остановившей поезд с боеприпасами, обошелся партии в 10 тысяч франков (гонорар Раймонды) плюс еще 30 тысяч франков штрафа за срыв графика железнодорожных перевозок. И, естественно, все эти деньги платила Москва.

В Париже на бульваре Османн еще эмигрантами первой волны было приобретено здание, где разместился основанный ими Евробанк. В этом банке, в частности, хранился золотой запас Белого движения и депозиты РОВСа. В эйфории победного окончания второй мировой войны и при виде золотых погон на плечах офицеров Красной армии, дряхлеющие руководители Белого движения и многочисленных эмигрантских общественных организаций, насквозь нафаршированные сталинской агентурой, сбитые с толку всевозможными комитетами возвращения на родину и ловкой пропагандой старого агента еще ГПУ графа Игнатьева, вознамерились передать этот банк Советскому Союзу.

Что касается «белого» золота, то с его передачей в руки Сталина больших трудностей не возникало: владельцы золота сами вольны им распоряжаться.

Однако с самим банком возникли трудности, поскольку французский закон запрещал существование на территории страны банка, не возглавляемого гражданином Франции. Однако эта трудность была легко преодолима. Примерно 0,3 % капитала банка передали французской компартии, которая выделила из своего ЦК человека, формально возглавившего банк. А 99,7 % капитала поделили между собой Госбанк и Внешторгбанк СССР.

Используя льготные проценты, Евробанк или Народный банк, как его иногда называли, быстро охватывал своими щупальцами все доступные ему общественные структуры Франции. Помимо постоянного финансирования Французской компартии и всех причастных к ней организаций, банк начал открывать счета и организациям, никакого отношения к компартии не имеющим. Всевозможные профсоюзные, женские, молодежные и спортивные организации открыли свои счета в столь льготном банке. Даже Всеобщая Конфедерация труда (ВТК), созданная на частных предприятиях оборонного значения, попала в сети Евробанка. Кроме того, все посольства «братских стран» во Франции обязаны были хранить деньги на счетах Евробанка. Там же хранились и деньги советской разведывательной резидентуры во Франции: МГБ и ГРУ. Счета были отдельные, ибо извечные соперники не любили и не хотели иметь друг с другом дело, даже за рубежом.

Помимо банковских счетов, у резидентов спецслужб, действующих под прикрытием дипломатических паспортов, хранились и большие суммы наличными для экстренных нужд и оплаты агентуры, которой не было смысла открывать счета в банке. Эти суммы составляли примерно около миллиона франков и постоянно пополнялись. В случае экстренной необходимости из Москвы посылались «золотые» курьеры — офицеры МГБ или ГРУ, которые под видом дипломатической почты везли наличные деньги в разной иностранной валюте. В те годы — чаще всего в фунтах стерлингов.

Так обстояло дело во Франции, но подобное — в большей или меньшей степени — происходило и во всех остальных странах мира, оказавшихся по ту сторону Железного занавеса. Появлялись на свет «народные банки» в Лондоне, Берне, Бонне, Вене, Люксембурге, Тегеране, создавая мощную банковскую структуру ВКП(б).

Перспективы открывались поистине безграничные. Кроме возможности совершенно безопасного и легального финансирования нужных партий, общественных организаций и людей, создавалась возможность финансового проникновения в международную банковскую структуру, участия в биржевых играх, вложения денег в недвижимость, в нужные отрасли западной промышленности и даже контроля за теми или иными ключевыми предприятиями, за их процветанием или банкротством в зависимости от необходимости. Только строгие инструкции из Москвы несколько сковывали творческую мысль советских дипломатов и разведчиков, трудящихся на международном финансовом поприще. За невидимым фасадом постоянно вспыхивали разномасштабные скандалы. То неожиданно проворовалась наша резидентура в Брюсселе, надеясь скрыться в Европе. Все были быстро выловлены и доставлены в Москву на суд и расправу.

Сумев доказать, что действовали из чисто корыстных, а не политических побуждений, отделались двадцатипятилетними сроками. То «золотой курьер» капитан Седаков скрывается с чемоданом, хранящим 300 тысяч фунтов, дав повод для захватывающей двухлетней одиссеи с погонями, перестрелками, фальшивыми паспортами и таинственными убийствами. Отважный авантюрист все-таки был настигнут в Монтевидео и доставлен в Москву, где и был расстрелян за «бандитизм».

То выясняется, что отделение «народного банка» в Неаполе на корню перекуплено американцами и фактически превратилось в филиал ЦРУ. Арест виновных повлек гигантские финансовые потери. Но на них пришлось пойти, главным образом из-за того, чтобы никому не было повадно впредь. Товарищ, Сталин любил порядок в делах, и со всех требовал отчета до копейки, беспощадно карая виновных, невзирая на лица. Денежными скандалами переполнены все секретные судебные разбирательства и оперативно-розыскные действия короткого послевоенного сталинского периода. Выяснилось, кстати, что ни один из крупных резидентов нашей разведки после войны не сумел отчитаться по расходам в валюте и все были примерно наказаны. Пройдут годы, и эти резиденты будут писать в мемуарах, что у них были какие-то идеологические разногласия со своим руководством, а то и с самим Сталиным. В действительности, их главным образом, обвиняли в растрате.

Так, лидер «Красной капеллы», знаменитый Леопольд Треппер никак не мог вспомнить: в каком банке у него осело 80 тысяч швейцарских франков. Отсидел в ГУЛАГе, и только после смерти Сталина, оказавшись сначала в Польше, а затем в Израиле, вспомнил номер счета, почему-то забыв, что деньги — казенные. А знаменитый резидент советской разведки в Швейцарии Радо, легендарный Радо, герой бесчисленных боевиков и телесериалов, был схвачен после войны в Каире и доставлен в Москву, где выяснилось, что в течение всей войны он, Радо, получая деньги на оплату услуг своего уникального агента Рудольфа Рослера, преспокойно клал эти деньги на свой текущий счет, не дав самому агенту ни гроша. Радо отделался двадцатипятилетним сроком, только сдав все до последнего франка.

Многомиллиардные ежегодные траты на заграничные операции и многомиллиардные траты на вооружение поневоле поднимали вопрос: откуда у разоренной Москвы появились деньги, чтобы жить на столь широкую ногу? Этот вопрос впервые подняли американские газеты в связи с крупным скандалом, связанным с компартией Соединенных Штатов. Скандал разгорелся в 1949 году, когда федеральные налоговые органы США выяснили, что маленькая и ничтожная группа людей, именующая себя американской коммунистической партией, получила неизвестно откуда 20 миллионов долларов, приобрела крупную недвижимость, не уплатив ни цента в федеральную казну и казну трех штатов.

Начавшееся следствие быстро показало цепочку, протянувшуюся от Нью-Йорка до Москвы. Национальный секретарь компартии США Гэс Холл («Газовая камера», как его называли некоторые газеты по созвучию произношения его имени и фамилии) попал на 5 лет в тюрьму за мошенничество. Заодно всплыл эпизод, как Гэс Холл уклонялся от призыва в армию в годы войны, бежав в Мексику. Этот факт, наряду с признанием коммунистами факта получения денег от главного потенциального противника США на мировой арене, привел к дебатам, а не следует ли считать коммунистов «агентами иностранного государства» со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая и обязательную регистрацию в полиции. Поистине безразмерная американская демократия не прощает своим гражданам только одного — уклонения от уплаты налогов. Верховный суд признал право коммунистов на существование, обязав их только впредь быть более аккуратными с деньгами, поступающими из-за границы.

В итоге коммунисты оказались под жестким финансовым контролем правительства. Все это сопровождалось диким визгом советских газет о «травле американских коммунистов», «разгуле фашизма в США», «об охоте на ведьм», «об ужасах маккартизма» (по фамилии сенатора Маккарти, председателя следственной комиссии конгресса США, расследовавшего финансовые и политические махинации компартии) н было связно как раз с этим скандалом. Пришлось деньги американским коммунистам доставлять по всем правилам доставки спиртного в годы «сухого» закона в США. Курьеров ловили, начинались новые громкие скандалы с высылкой советских дипломатов, с арестом партийных функционеров, с закрытием совершенно убыточной коммунистической газетой «Дейли Уоркер», тираж которой временами печатался и распространялся исключительно в СССР и «братских странах». Постепенно выяснилось, сколько Москва тратит ежегодно на подобные глупости и, естественно, всплыл вопрос: где она берет эти деньги?

Появилась смутная информация о нацистском золоте захваченном сталинской разведкой после войны. Бывший гитлеровский генерал Гелен, возглавлявший в годы войны «восточный» отдел абвера, давая секретные показания американской следственной комиссии, сделал сенсационное заявление, подкрепленное якобы неопровержимыми доказательствами, суть которых сводилась к тому, что заместитель фюрера по партии Мартин Борман, будучи агентом Коминтерна, передал после войны Сталину все ключи от золота нацистской партии, а сам преспокойно смылся в Москву, где и проживает в настоящее время, посмеиваясь над смертным приговором, вынесенным ему заочно Нюрнбергским трибуналом.

Возможно, что все оно так и было, как уверял американцев Гелен, однако это не произвело особого впечатления, главным образом, потому, что нацистского золота, наплавленного из золотых коронок и обручальных колец замученных в концлагерях евреев, было, как говорится, кот наплакал. Уже к середине 1942 года, как правильно сообщала американская разведка, Гитлер был финансовым банкротом, и того золота, которое якобы досталось Сталину, едва бы хватило на полгода глобальных финансовых операций, которые с такой непринужденностью вела Москва.

В 1950 году разгорелся знаменитый «нумизматический» скандал. Среди нумизматов Европы особым спросом пользовались золотые франко-испанские пистоли и французские луидоры — монеты, чеканка которых производилась в Испании и Франции в относительно короткий период первой половины XVII столетия. Цена каждой монеты по каталогу составляла примерно 30–50 тысяч долларов, в то время как цена золота, содержащегося в монете, не превышала 200 долларов. Найти одинарный или двойной пистоль в хорошем состоянии считалось большой удачей нумизмата. И вдруг эти монеты стали появляться в разных странах в специальных магазинах, на аукционах и на «черном рынке» в таком количестве, что вскоре их каталожная цена резко пошла вниз, с трудом удержавшись где-то на рубеже в 800 долларов. Появившиеся на рынке монеты выборочно были подвергнуты экспертизе. Все оказались фальшивыми. Попутно выяснилось, что два сохранившихся станка для чеканки этих монет хранились в Лувре, и в 1940 году были вывезены немцами в Берлин, где и попали в 1945 году в руки Москвы.

Переждав с гордым молчанием период наибольшего накала страстей, Москва, как и водится, объявила всю эту «шумиху» гнусной клеветой и «очередной разнузданной антисоветской кампанией». Никто уже другого ответа и не ждал, хотя это был далеко не первый случай, когда «рука Москвы» выступала в качестве фальшивомонетчика. Еще в героические ленинские времена была сделана первая попытка наладить производство фальшивых пяти- и десятифунтовых банкнот «для подрыва экономической мощи империализма». Тогда эта попытка, проведенная на чисто любительском уровне из-за недостатка опытных специалистов, с треском провалилась и обошлась очень дорого, приведя к аресту и конфискации очень важных счетов партии в западных банках.

Но если во времена Ленина подобная акция имела чисто диверсионное значение, то для Сталина она начала быстро приобретать значение жизненно важное. Валюта была нужна постоянно, а ее вечно не хватало. Поэтому, основанная во времена Ленина, секретная лаборатория в недрах НКВД продолжала действовать, постоянно совершенствуясь и обрастая высококвалифицированными специалистами. Известно, что Гитлер работал в том же направлении, но с гораздо меньшим успехом. Фальшивые фунты немецкого производства быстро распознавались и изымались из обращения. На пике советско-германской дружбы в 1939–1940 годах Сталин даже посылал к Гитлеру своих экспертов-фальшивомонетчиков, чтобы помочь своему незадачливому дружку «подорвать экономическую мощь империализма».

В послевоенные годы в распоряжении секретного отдела НКВД-МТБ уже находились подлинные клише всех западных валют и был полностью известен технологический процесс их изготовления. Но, к чести товарища Сталина, надо сказать, что он так и не решился на широкое применение потенциальных возможностей секретной лаборатории. Старые скандалы сделали осторожного по натуре Сталина еще более осторожным. Несколько крупных разоблачений в начале 50-х годов попыток сбыта фальшивых долларовых купюр на общую сумму примерно в 500 миллионов долларов относятся, скорее, к международным организациям фальшивомонетчиков, но послужили для Москвы хорошим уроком.[28]

За всеми этими событиями внимательно наблюдали западные финансовые и контрразведывательные органы. Ну хорошо, допускали они, на фальшивых французских монетах Москва заработала чуть больше 700 миллионов долларов.

Если и существует доля Москвы в сбыте фальшивых банкнот, то она весьма незначительна и не превышает пару миллионов долларов в год. Все это — копейки. СССР не ведет фактически никакой внешней торговли. Государственная денежная единица, не конвертируемая и чисто условная, оторвана от международной валютной системы. На чем же основана мощь коммунистической империи?

И тут необходимо заметить, что если в СССР очень плохо в те годы знали Соединенные Штаты, постоянно влетая в разные скандальные истории из-за элементарного незнания простейших основ американского законодательства, то и Соединенные Штаты знали Советский Союз, мягко говоря, не лучше. Все предвоенные годы американская политология тщательно изучала Германию, Японию и свою старую маму — Англию. Ни американская дипломатия, ни американская разведка не предпринимали серьезных попыток проникнуть за тот помпезно-величественный, украшенный серпами, молотами и пшеничными снопами фасад, долженствовавший представлять созданное Сталиным государство. Еще не появилась на свет огромная армия советологов, еще не загудели компьютерами бесчисленные научные центры по изучению всех аспектов советской жизни и мотивировок советской внешней и внутренней политики. Еще не повалила толпами из СССР эмиграция, неся бесценную информацию, а потому Москва, сияя рубиновыми звездами, оставалась загадкой.

Первые же перебежчики либо хранили гробовое молчание, дрожа от страха за свою жизнь и жизнь своих близких, а если и пытались говорить, то их никто и не слушал. Было не до них. Непосредственная конфронтация со Сталиным еще не началась. Напротив, он выполнял свою часть глобального американского плана, мостя миллионами трупов широкую дорогу для будущего наступления доллара.

Империя, которую построил товарищ Сталин, была уникальной для своего времени, а потому и представлялась неразрешимой загадкой для всех, кто жил за пределами Советского Союза, даже для «братских» стран. Это был средневековый анклав, причудой истории и судьбы вкрапленный на шестую часть суши в мир двадцатого столетия. По административной структуре СССР почти ничем не отличался от деспотии древности с неограниченным властью владыкой в столице и сатрапами в провинции. Основу экономики страны, как и всюду, составляла добывающая промышленность, обсуживаемая исключительно заключенными, число которых к 1953 году составляло примерно 12 миллионов человек. ГУЛАГ, как правильно заметил Солженицын, по численности своего «населения» равнялся среднему европейскому государству, обеспечивая страну всеми необходимыми видами сырья, включая и золото, причем практически бесплатно. Аграрный сектор империи обеспечивала многомиллионная армия колхозников, низведенная ниже уровня крепостных крестьян старых времен российского абсолютизма. Крестьяне не имели паспортов, никуда из своих деревень уезжать не имели права без специального разрешения местного «помещика» — председателя (даже на рынок), за свой труд фактически ничего не получали, если не считать знаменитых «палочек-трудодней», служа при этом резервом для пополнения ГУЛАГа и армии. Так шло обеспечение страны продовольствием и другими сельскохозяйственными продуктами, фактически тоже бесплатно.

В строительных работах на всех нулевых и начальных циклах трудились заключенные, составляя 60 % от общего числа строительных рабочих, превышая даже долю строительных батальонов армии, представляющих еще один вид рабского труда. В обрабатывающей промышленности и на транспорте также трудились заключенные, но их доля была относительно низкой. Однако, «вольные» рабочие, даже высокой квалификации, получали нищенскую зарплату, влача полуживотное существование, рискуя при этом за малейшую провинность оказаться по другую сторону колючей проволоки. Восемь миллионов человек находились под ружьем в вооруженных силах мирного времени.

Так существовал народ, протащенный через мясорубки бесконечного террора и самой страшной в истории человечества войны.

Итак:

12 миллионов в ГУЛАГе,

8 миллионов в армии,

30 миллионов в колхозах,

40 миллионов в промышленности…

И все рабы примерно одного уровня. Заключенных можно было безнаказанно расстреливать, морить голодом, убивать непосильной работой. Прав у них никаких не было, и даже само их существование, несмотря на количество, было государственной тайной, о которой запрещалось даже говорить вслух.

А уж тем более запрещалось говорить вслух об армии, кроме того, что она «непобедимая и легендарная». Но прав у военнослужащих было еще меньше, чем у заключенных. Не моргнув глазом, можно было на живых солдатах провести натурные испытания атомного взрыва, а затем бросить уцелевших без всякой медицинской помощи, взяв у них, правда, строжайшую расписку «о неразглашении». Даже умирая от лучевой болезни, они боялись рассказать сбитым с толку врачам, что с ними произошло.

Не было ничего хуже, чем вернуться из армии инвалидом. Все еще хорошо помнили многомиллионную армию инвалидов сразу после войны. Звеня многочисленными орденами и медалями, они собирались в крупных городах вокруг рынков и вокзалов, прося подаяния или пытаясь в меру своих сил как-то подработать. Все это были, главным образом, молодые парни в возрасте до 30 лет. Буквально в один день все они исчезли. По всем городам были проведены координированные облавы. Всех безногих и безруких покидали в машины и увезли. А было их несколько миллионов. Куда они все делись? Не то что говорить, но и думать об этом не полагалось. Любой генерал, а то и маршал мог точно так же исчезнуть, и никто не имел права о нем вспоминать. Если уж в годы войны били смертным боем и мочились на голову генерала армии Мерецкова, то и после войны с неменьшим энтузиазмом делали то же самое с маршалом Новиковым, генералом Телегиным, маршалом Яковлевым и многими другими.

С крестьянами вообще можно было делать что угодно. Им не полагалось ни пенсий, ни пособий, но при потере трудоспособности разрешалось кормиться с крошечного приусадебного участка, который, кстати, могли в любой момент отобрать, дом снести бульдозером, а самого либо посадить, либо выбросить умирать куда-нибудь в чистое поле. Методика уже давно была отработана.

С рабочими, от имени которых как «класса-гегемона» и творились все преступления, также никто не церемонился. Никаких средств борьбы за свои права рабочие не имели. За само слово «забастовка» произнесенное вслух, вполне можно было поплатиться жизнью. Безопасность труда находилась на первобытном уровне, работа шла на износ, условия работы были подчас каторжными, оборудование старым и изношенным, условия жизни просто немыслимыми, так что очень малый процент рабочих вообще доживал до своей нищенской пенсии. Страна жила в неописуемой нищете. Мужчины донашивали военную форму и ватники, женщины тридцати лет уже выглядели старухами в платках и валенках. Человек в костюме считался справедливо либо большим начальником, либо шпионом, либо крупным уголовником. Модно одетая женщина, если она не была женой или любовницей какого-нибудь крупного функционера, рисковала попасть в зону за «низкопоклонство перед западной модой».

В несколько лучшем положении находилась немногочисленная техническая интеллигенция, выпущенная из тюрем и шарашек, увешанная лауреатскими медалями за проектирование и создание образцов нового оружия в годы войны и ныне. Ей и платили получше, и кормили посытнее, создав даже для кандидатов наук и полковников сеть так называемых лимитных магазинов с гораздо лучшим выбором товаров, чем для простого народа, дав им таким образом почувствовать сладостное чувство собственного привилегированного положения и временно забыть о своем собственном полном рабском бесправии.

Таким образом, при самом поверхностном анализе легко выявлялась примитивная схема рабовладельческого государства, где весь национальный доход присваивался и по собственному усмотрению распределялся самим Сталиным и его всемогущей номенклатурой.

Номенклатура вышла из войны еще более могущественной, чем была. В годы войны она надела на себя высшие знаки воинского отличия, что дало ей возможность еще более осознать свое значение в государстве, которое считалось государством «нового типа», хотя было столь же архаичным, что и государство Урарту. И если такое государство вообще могло существовать, то только потому, что оно по всем швам сцементировано именно номенклатурой, использовавшей в качестве единственного механизма исполнительной власти огромный аппарат тайной полиции, снова переименованный после войны из НКВД в МГБ. Но сути дела это не меняло. Тайная политическая полиция контролировала каждый вздох гигантского концлагеря от далеких лагпунктов ГУЛАГа до кремлевских кабинетов. Сросшись своей верхушкой с сердцем номенклатуры, тайная полиция простерла свои щупальца по всем континентам, постепенно становясь мечом, щитом и плотью номенклатуры.

Номенклатура, отягощенная золотом погон и высших боевых наград, прекрасно осознавала прочность своего господствующего положения в захваченной стране, свои возможности и беспредельные перспективы. Она прекрасно понимала, что партия большевиков, которую эта номенклатура представляла, уже срослась с понятием «государство», а само понятие «государство» давно стало синонимом партии. А потому она, номенклатура, стала непобедимой и неистребимой, искренне рассматривая всю государственную собственность, включая население, как свою, принадлежащую ей по праву рождения.

И такой вождь, как Сталин, был номенклатуре уже совершенно не нужен.

Более того, он ей мешал, не давая развернуться во всем блеске импровизации.

Он мешал, поскольку постоянно заставлял задумываться о личной безопасности, об ответственности, ограничивая аппетиты и держа почти круглые сутки на рабочих местах в кабинетах. А в этот кабинет в любую минуту могли ворваться люди с синими околышами на фуражках, избить до полусмерти, вытащить за ноги во двор, бросить в машину и в тот же вечер расстрелять в каком-нибудь подвале. Все это нервировало, порождая мечты о новом, «своем» вожде. Но, как известно, мечты никогда не воплощаются в жизнь сами по себе, требуя для своего воплощения в жизнь тяжелой и рискованной работы.

Французская газета «Монд» как-то опубликовала карикатуру, желая показать читателям структуру управления Советским Союзом. На карикатуре был изображен Сталин, у которого из каждого кармана, из отворотов мундира, из голенищ сапог выглядывали маленькие Сталины. Это было правдой, но сильно упрощенной правдой. Маленькие Сталины стремительно объединялись, создавая нечто гораздо более мощное, чем «великий вождь всех народов». Номенклатура объединялась в собственное государство с весьма четкими и строго охраняемыми границами.

Этот процесс был настолько очевиден, что его не смогла игнорировать даже многотомная «История КПСС». «В 1946 году была разработана и утверждена номенклатура должностей ЦК ВКП(б), — сухо сообщает официальная история партии. — В работу с руководящими кадрами вносились плановость, систематическое изучение и проверка их политических и деловых качеств, обеспечивалось создание резерва для выдвижения и строгий порядок в назначении и освобождении номенклатурных работников. Расширялась номенклатура должностей ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов». О чем не сообщает официальная история, так это о том новом витке смертельной борьбы, которая развернулась между номенклатурой и Сталиным, сразу же, как смолкли последние залпы второй мировой войны.

Разница с предыдущими этапами борьбы заключалась лишь в том, что номенклатура стала более могущественной, а Сталин сильно сдал, постепенно впадая в состояние полного маразма и становясь легкой добычей для окружавших его волков и шакалов.

Еще во время войны номенклатура получила несколько сигналов, говорящих о том, что вождь слабеет. После взятия немцами станции Мга под Ленинградом, что позволило противнику замкнуть кольцо окружения вокруг города, все считали, что песенка Ворошилова спета. Пикантность ситуации заключалась не только в его дико бездарном командовании, а в том, что после взятия Мги Ворошилов, потеряв голову от страха, не доложил об этом в Москву, и Сталин узнал об очередной военной катастрофе из сообщения Немецкого радио. Сам Ворошилов был уверен, что его расстреляют или превратят в лагерную пыль, что по законам военного времени было бы вполне справедливо. Расстрел всего командования Западного фронта во главе с генералом армии Павловым был еще у всех очень свеж в памяти. Но ничего подобного не произошло. Ворошилов отделался легким испугом.

Номенклатура отметила это обстоятельство как первый шаг на пути к собственной полной безответственности, что и составляло ее самую светлую мечту.

Еще более характерной была история со Ждановым. На стол Сталина постоянно ложились документы, изобличающие его ближайшего сатрапа во всех смертных грехах. Алкоголик, пьет с утра до вечера, никакими делами не занимается. Изменник. Договаривался с немцами о сдаче города. Настроил против Сталина всю ленинградскую парторганизацию, мечтая отделить Ленинградскую область от СССР, создать на базе области самостоятельное государство и стать в нем вождем. Во исполнение этого плана в Ленинграде на каждый портрет товарища Сталина приходится четыре портрета самого Жданова.

Вор. Еще в годы присоединения Прибалтики он присвоил и переправил в западные (скандинавские) банки около 400 тысяч фунтов стерлингов. В годы блокады Ленинграда специально созданная им команда обшаривала пустые дома, собирая в подвалах Смольного все представляющее хоть какую-то ценность, не брезгуя даже обручальными кольцами, сдернутыми с пальцев умерших от голода старух. В настоящее время указанные ценности примерно на 7 миллионов рублей хранятся в тайниках на трех дачах и у ряда доверенных лиц.

Вождь молчал, не принимая никаких мер. Правда, после неожиданной смерти Жданова, обросшей легендами именно из-за того, что многим была известна эта информация, на дачах и в охотничьих домиках покойного копошились какие-то комиссии, что-то вывозилось на крытых армейских грузовиках, а во время знаменитого «Ленинградского дела», в ходе которого была расстреляна вся бывшая ждановская команда, помимо прочих обвинений, всем было предъявлено обвинение «в моральном падении в виде стремления к личному обогащению». На суде демонстрировались пригоршни золотых монет, бриллиантов, ювелирных изделий и старинных орденов. Таким образом, ответственность была также тщательно иерархирована, как и вся жизнь в стране. То, что могло быть прощено Жданову, не прощалось номенклатуре более низкого уровня. А именно это ее не устраивало.

Сталину было совершенно ясно, что номенклатура, подобно подпольному миллионеру Корейко, с упоением ждет лучших времен, заранее, вместе с консолидацией собственной власти, накапливая материальные богатства, чтобы окунуться в роскошь настоящей вельможной жизни правящего класса, имеющего неограниченные возможности и безграничные претензии. И, уж конечно, было понятно, что все с надеждой ждут того момента, когда тигриные глаза вождя всех народов закроются навсегда. Понимая, что его могут убить в любой момент, Сталин порой впадал в нерешительность, которая сменялась приступами безумия, не давая возможности разработать четкую и эффективную стратегию контрборьбы.

Сталинская номенклатура, уже задыхающаяся и изнывающая в тех рамках, в которые ее загнал свирепый и кровожадный вождь, была, тем не менее, чисто сталинской. Раздираемая вечными интригами и взаимными доносами, она сама предоставляла Сталину великолепные возможности для победы на этом новом витке борьбы. И может быть, будь вождь помоложе, он бы снова, если и не победил, то и не проиграл бы, как это произошло в 1937 году. Но Сталин был уже слишком стар и утратил свой былой блеск непревзойденного мастера партийной интриги.

А доносы продолжали поступать.

Молотов. Еще будучи в 1939 году в Германии, получил крупную взятку от гитлеровского правительства, которую положил на секретный счет в Швейцарском банке. В годы войны неоднократно получал крупные взятки от союзников, которые разместил в ряде банков США и Англии. Через свою жену был связан со всесильными еврейскими финансовыми кругами, каковыми и был завербован во время поездки на поезде из Нью-Йорка в Вашингтон, дав обязательство «изменить» существующий строй в СССР в Пользу мирового капитала.

Берия. Еще в молодости, в эпоху диких конфискаций и красного террора, награбил несметные богатства, которые тогда же переправил за границу. Его тяга к роскоши и драгоценностям не только не угасла со временем, но стала еще более острой. Во времена террора, став после устранения Ежова во главе НКВД, бесконтрольно присваивал себе конфискованное у миллионов жертв имущество, не брезгуя получать за него деньги через сеть комиссионных магазинов. Постоянно имея выходы за рубеж, поддерживая в течение войны постоянную связь с противником, сумел перевести крупные ценности в западную валюту на секретные счета в Швейцарском банке и в королевском банке Швеции.

В 1951 году имел секретную встречу в Сухуми с резидентом английской разведки, в которой прозрачно намекал на скорые изменения в Советском Союзе и полную смену руководства.

И далее потоком подобные доносы: Булганин, Маленков, Микоян, Хрущев, Ворошилов, Вышинский… Это высший эшелон. А чуть ниже уже творится нечто совершенно невообразимое.

«Совершенно секретно.

Комиссия партконтроля при ЦК ВКП(б).

Государственной важности. Особая папка…

26 июня 1948 года в 01;30 на железнодорожную станцию Виттенберг (в советской зоне оккупации Германии) был подан советский воинский эшелон No В-640-07 с заданием погрузки и вывоза на территорию СССР технического оборудования в рамках соглашения по послевоенным репарациям. К эшелону был прицеплен спецвагон, охраняемый офицерами „Смерш“, которыми командовал подполковник Степанов Иван Герасимович, командированный из Москвы. Согласно секретной накладной, находящейся у подполковника Степанова, в спецвагон были погружены трофейные дела из местного архива нацистской партии и гестапо.

Однако нам удалось получить неопровержимые доказательства того, что в вагон были погружены 45 (сорок пять) оцинкованных ящиков с изделиями из драгметаллов, золотого лома, монет, золота и платины в слитках без указания адреса получателя в СССР…

Эшелон должен был следовать по обычному маршруту через Варшаву и Брест, далее, на Москву. 29 июля в 2 часа ночи эшелон прибыл на пограничную станцию Брест, где при проверке эшелона военным комендантом станции майором погранвойск Сухоруковым выяснилось исчезновение спецвагона вместе с охраной.

Проверка, проведенная по линии следования эшелона, показала, что указанного вагона не было уже на пограничной с Польшей станции Франкфурт-на-Одере. Все попытки выяснить подробности исчезновения спецвагона пока не дали результатов, т. к. органы не содействуют в проведении расследования…»

Внизу корявая подпись Шкирятова, а еще ниже резолюция Сталина: «Что значит — не содействуют?!! т. Абакумов! Арестовать пп. Степанова и доложить!»

«На ваш исх. № 1884-48Б от 14 сентября 1948 г.

Секретно. В ЦКК при ЦК ВКП (б)

т. Шкирятову М. Ф.

Подполковник Степанов Иван Герасимович в кадрах Министерства не числится…»

«Сов. Секретно. Министерство Государственной Безопасности.

Государственной Важности.

Члену Политбюро ЦК ВКП(б), маршалу СССР (так в тексте — И. Б.) 15 мая

1949 года т. Л. П. Берия

Международный отдел ЦК ВКП(б) через Управление Делами ЦК в феврале текущего года, используя нелегальную агентуру, открыл ряд крупных счетов в Швейцарских банках на вымышленные фамилии-псевдонимы. Для открытия депозитов использованы золото, драгоценные камни и платина, вывезенные из СССР, Германии и Чехословакии с грузами, спецназначенными в качестве безвозмездной помощи коммунистическим партиям стран Восточной Европы… Установлены фамилии-псевдонимы владельцев счетов.

Климов Владлен Николаевич — 800 тысяч швейцарских франков.

Николаев Иван Федорович — 500 тысяч швейцарских франков.

(И далее еще семь фальшивых фамилий)… Как показала проверка, все перечисленные лица являются работниками ЦКК при ЦК ВКП(б)…

Климов Владлен Николаевич является псевдонимом тов. Шкирятова Матвея Федоровича…» Подпись: В. Деканозов. Пометка Берии: «Доложить на политбюро».

Что было дальше — неизвестно, но совершенно очевидно, что партия и госбезопасность не раз и не два обменивались богатырскими ударами, с одинаковым упоением воруя все, что плохо лежит. И при этом «закладывали» друг друга без всяких угрызений совести, апеллируя к Сталину с чувством самого искреннего возмущения, как бы подчеркивающего собственную безукоризненную честность.

Но дело было даже не в этом. Органы безопасности забыв о том, что они являются всего-навсего боевым отрядом ВКП(б), неожиданно встали в прямую оппозицию к родной партии, нагло демонстрируя полную независимость и желание действовать полностью самостоятельно. Создавалось впечатление, что в СССР, где вся политическая система основывалась на однопартийности, неожиданно образовались две политические партии, обе крайне левого толка и демонстративно враждебные друг другу. У более динамичных и лучше организованных органов безопасности, казалось, были хорошие шансы подмять под себя партию, а затем или полностью ее уничтожить, или растворить в себе.

Чекистам уже ничего не стоило схватить какого-нибудь секретаря райкома, вытрясти у него из сейфа иностранную валюту, а то и что-нибудь более интересное, увезти к себе, выбить любые показания, и, положив эти показания на стол Сталину, нанести конкурентам новый сокрушительный удар. Два мощных клана, — партийная и чекистская номенклатуры — открыто боролись за неограниченную власть в стране, лихорадочно переправляя на запад и превращая в валюту все, что только можно — на случай своего поражения.

Говорят, что Сталин в годы войны совершил всего две ошибки: показал своей номенклатуре Европу и показал Европе свою номенклатуру. Европа в ужасе шарахнулась, но номенклатура, напротив, быстро почуя выгоду и, осознав, в каком черном теле ее держал все эти годы любимый вождь, стала стремиться на запад, самостоятельно пробивая первые дырки в Железном занавесе, который уже шатался и вибрировал под натиском доллара с другой стороны. Алчная и продажная партократия, уже разграбившая богатейшую страну и присвоившая себе плоды каторжного труда истребляемого ею народа, рвалась к более высокому уровню роскоши. Ей уже было тесно на одной шестой части суши. Она хотела проводить время на Лазурном берегу Франции, на пляжах Италии, на курортах Майами, в шикарных виллах и отелях под разноцветный блеск реклам и мягкий шум средиземноморского прибоя. Она хотела западного обслуживания и западного комфорта, который и на западе доступен далеко не всем, отчего делался еще более желанным и притягательным. А потому партократия с алчностью глядела на 12 тысяч тонн золота, составляющие государственный золотой запас СССР,[29] накопленный Сталиным ценою жизней миллионов заключенных и предназначенный для осуществления своих глобальных планов.

Да, это золото принадлежит государству. Но разве партия и государство — это не одно и то же? Значит, это золото партии, и только партия может им распоряжаться. Она с вожделением глядела на богатейшие недра страны, переполненные столь ценимой на западе нефтью и другим драгоценным сырьем, мысленно пересчитывая его на доллары и фунты стерлингов. В уже оформившемся «Зазеркалье» — страны, где весь СССР считался не более, чем источником самой дешевой в мире рабочей силы и дарового пушечного мяса, — номенклатура искренне начала считать все национальное богатство, включая население, своей частной собственностью. За это и шла борьба. Можно без преувеличения сказать, что как только номенклатура оформилась в государство, в нем, как и во всяком молодом государстве, вспыхнула гражданская война за власть и право распоряжаться богатством.

Многие считают, что Сталин сам разжег гражданскую войну в номенклатуре, готовя ее очередной показательный погром. Скорее всего, это так и есть, но вождь на этот раз явно переоценил свои силы, готовя очередную резню по старой схеме 1937 года. В делах подобного рода повторяться смертельно опасно. Номенклатура внесла в план вождя оригинальное новшество, которое ранее не использовалось. Над страной повисла черная дымовая завеса антисемитизма, закрыв на какое-то время поле битвы. А когда завеса рассеялась, Сталин был уже мертв, госбезопасность разгромлена, ее руководство во главе с Берией безжалостно расстреляно, а партия, подобно сказочному герою, выскочила из кипящего котла еще более сильной и помолодевшей, демонстративно отбросив старое свое название ВКП(б) и придумав себе новое — КПСС.[30]

Переведя дух после столь тяжелой победы в ходе почти двадцатилетней войны, партноменклатура стала готовиться к новой жизни, о которой мечтала все последние годы. На роль нового руководителя партии и государства был выдвинут наиболее ничтожный, трусливый и покладистый из всех членов бывшего сталинского политбюро — Никита Хрущев, которого номенклатура видела простой марионеткой, полностью послушной ее воле. Это был тот самый Хрущев, который по приказу Сталина, обливаясь потом и тяжело дыша, плясал гопака прямо на совещаниях Политбюро, а все хохотали и хлопали ладошками в такт. Сам Сталин смеялся до слез.

Однако, надежда на то, что Хрущев так же послушно будет плясать под дудку номенклатуры, не оправдалась. Войдя во вкус неограниченной власти, опираясь на армию, Хрущев не только не осуществил розовых грез номенклатуры, но даже сделал попытку еще более ущемить ее права. Однако он сделал главное, что он него хотела номенклатура. Отныне был заключен «священный» договор, гарантировавший личную безопасность и свободу граждан «Зазеркалья», их фактическую неподсудность перед лицом закона, открывая дорогу именно к тому беспределу, к которому номенклатура и стремилась. И надо заметить, что этот договор никогда и ни при каких обстоятельствах не нарушался вплоть до августа 1991 года, когда несколько высших номенклатурщиков угодили в тюрьму, дав возможность раствориться остальным.

Даже наиболее одиозные фигуры сталинского времени были без лишнего шума (или с небольшим шумом, как Молотов, Маленков и Каганович) выдворены на пенсию, продолжая пользоваться всеми благами и привилегиями своего былого положения. Даже предание гласности кошмарных сталинских преступлений нисколько не отразилось на статусе семьи покойного диктатора, продолжающей числиться в номенклатуре ЦК и пользоваться всеми вытекающими отсюда благами.

Исключение составлял разве что сын Сталина — Василий. Став в 25 лет генерал-лейтенантом, с детства окруженный подхалимами и лакеями, он действительно возомнил себя наследным принцем и вел себя как таковой. Попав в горнило государственного переворота, он открыто говорил об убийстве своего отца, называя новых вождей узурпаторами власти, которая, по его мнению, после смерти отца должна была достаться ему в силу старых династических традиций. Он так надоел всем своими криками, что его пришлось арестовать и дать 8 лет, обвинив в ложном доносе на маршала авиации Новикова. Вскоре его, однако, выпустили, оформили генеральскую пенсию и поселили в Казани, где через полгода его обнаружили мертвым в собственной постели. Видимо, он продолжал говорить много лишнего.

Дочь же Сталина — Светлана, памятуя о судьбе брата, предпочла сбежать за границу, где в окружении телекамер публично сожгла советский паспорт, и поселилась в Соединенных Штатах. Она разыскала и отсудила счет Сталина в Швейцарском банке, написала несколько книг, ярко показав звериную сущность своего папаши и всей коммунистической системы, прогорела в биржевой игре и неожиданно снова вернулась в СССР. Хотя к этому моменту в лагерях сидело немало людей за чтение и распространение ее книг, сама Светлана была принята как принцесса крови: немедленно получила персональную пенсию, квартиру, машину с шофером и прочее. Гражданин «Зазеркалья» получает все свои права пожизненно и никогда не лишается гражданства. Однако даже привилегированная жизнь в СССР не могла идти ни в какое сравнение со скромной жизнью в США, к которой Светлана уже привыкла. Так же неожиданно она уехала обратно. Никто не препятствовал. Принцесса крови может делать что угодно. Именно об этом и мечтала номенклатура, ликвидируя ее отца…

Но и Хрущев явно не оправдал возложенных на него надежд. Вернув домой и частично реабилитировав миллионы заключенных из сталинских лагерей, публично на весь свет заявив о сталинских преступлениях против номенклатуры и о возвращении, наконец, к старым, добрым ленинским нормам партийной жизни, Хрущев, со своей стороны, пытался набросить на номенклатуру собственную узду, нещадно смещая, перемещая, отстраняя и приближая руководителей всех уровней, и снова создавая в «Зазеркалье» нервозную обстановку. Не имея опыта ни во внешней, ни во внутренней политике, он чуть не развязал третью мировую войну, спровоцировав Карибский кризис, расколол всемирную коммунистическую империю, вдрызг переругавшись с Мао-Цзе-дуном, выкинул Сталина из мавзолея и, в довершение всего, пригрозил номенклатуре, что закроет все спецраспределители и переведет все «Зазеркалье» на общее обслуживание через обычную торговую сеть.

Разъяренная номенклатура сделала попытку сбросить такого лихого руководителя еще в 1958 году, когда Хрущева спасла только преданность маршала Жукова, чей авторитет при еще не оправившейся от разгрома 1954 года госбезопасности был непререкаемым. Попутно выяснилось, что государственный корабль, чьи топки перестали получать в виде топлива новые миллионы жертв, еще идет по инерции, грозя вот-вот остановиться. Лишенные даровой рабочей силы, грозили остановиться шахты и рудники. Получив, наконец, паспорта, разбегались из деревень колхозники, переполняя города и ставя сельское хозяйство страны на грань катастрофы.

Все ждали каких-то решительных действии, но получили незабываемую по своему цинизму знаменитую хрущевскую программу партии, которая открывалась словами: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!», который, обещали полностью построить к 1980 году. Последовавшие затем катастрофические неурожаи вынудили Хрущева начать тратить накопленное Сталиным золото, то самое золото, к которому тянула свои жадные лапы номенклатура, на американское зерно.

Хрущев сам съездил в Америку, откуда вернулся потрясенным, сказав Микояну: «Они уже построили коммунизм». Микоян, который считал, что давно построил коммунизм в своем огромном поместье, не очень был удивлен, и только лично съездив в США, убедился, что живет на уровне среднего американского фермера. Это удручало, заставляя лихорадочно думать о валютном заработке, поскольку им-потентность обрезанного хрущевского рубля была налицо даже на столь высоком уровне послесталинской номенклатуры.

Настроение номенклатуры было нисколько не лучше. Годами обманывая народ, она впервые почувствовала, что была обманута тоже. Получив возможность беспрепятственного выезда за границу, номенклатура мгновенно растеряла последние фиговые листочки марксизма-ленинизма, которые еще прикрывали ее алчную сущность и стала откровенно обклеиваться долларами.

К великому удивлению жителей крупных городов, в начале 60-х годов появилась сеть магазинов «Березка», торгующих дефицитными и иностранными товарами за твердую западную валюту. Это было тем более удивительно, что при совершенно четком идеологическом определении Соединенных Штатов и их союзников в качестве основного потенциального противника в грядущей войне и вполне реального противника в войне холодной, магазины «Березка» открыто торговали именно на деньги потенциального противника. Для тех, кто умел видеть, это означало начало оккупации.

Крупные долларовые отряды уже прорвались через «Железный занавес» и рассыпались по стране, подрывая и без того хилую экономику, и что самое главное, разрушая труп уже фактически мертвой идеологии.

«Секретно.

Управление Делами ЦК КПСС 27. 01. 1963 г. В ЦК Республиканских компартий,

27. 01. 1963 г. В ЦК Республиканских компартий, в крайкомы и обкомы КПСС.

О расходовании валютных средств, полученных от реализации товаров через сеть магазинов „Березка“.

Согласно постановлению ЦК КПСС от 10.11.1962 года, средства в инвалюте, полученные в результате реализации товаров повышенного спроса через торговую сеть „Березка“, распределяются следующим образом:

1. 50 % полученных сумм перечисляются в распоряжение УД ЦК КПСС после обязательной ежемесячной проверки поступления специальной финансовой комиссией при ЦК КПСС.

2. Оставшиеся 50 % поступают в распоряжение крайкомов и обкомов КПСС, где расходуются с обязательным ежемесячным отчетом по установленной форме.

Примечание: ЦК КПСС рекомендует использовать инвалютные средства, полученные через торговую сеть „Березка“ следующим образом:

1. 30 % — на развитие приоритетных отраслей промышленности области (края).

2. 40 % — на создание валютного фонда области (края) в общем фонде резерва.

3. 30 % — на создание поощрительного фонда, предусматривающего частичную выплату заработной платы (см. Приложение 1) руководящему составу партийных комитетов (до секретарей райкомов включительно) с дифференциацией по должностному положению; единоразовые премии для поездки за рубеж; и по усмотрению первого секретаря обкома (крайкома) с обязательной ежемесячной отчетностью».

Пометка Хрущева:

«А не много ли 30 % на поощрение?»

Цифра зачеркнута и переправлена на 10, а потом на 15 %. Видимо, имел место «острый» обмен мнениями, по-партийному принципиальный.

Доллары взбудоражили страну. Резкое возрастание количества иностранных туристов потребовало столь же резкого увеличения численности работников КГБ и смежных организаций, ибо ни одного иностранца не положено было оставлять на территории СССР без присмотра. Однако еще не набравший былой силы КГБ был не в состоянии контролировать даже крупные города, не говоря уже о всей стране.

В результате, в приобретение валюты включился главный враг существующего в стране режима — его собственный народ, возомнивший на волне некоторой внутриполитической оттепели себя полностью свободным. Это была опасная иллюзия, от которой население необходимо было быстро и решительно отучить. Действительно, это была иллюзия. Народ по-прежнему не имел никаких прав и жил в полной власти партийно-полицейского произвола. Колючие проволоки границ надежно отгораживали его от внешнего мира, паспортная система прикрепляла к месту жительства, реальный жизненный уровень, хотя и несколько повысился со сталинских времен, был еще ужасающе низким, а тог что номенклатура стала постоянно кататься на запад, еще усугубило положение простых людей. Увидев реальную жизнь западных стран, номенклатура, прежде всего, пришла в ужас, что об этом станет известно населению страны и прилагала огромные усилия и немалые средства, чтобы информация о жизни за рубежом никоим образом не стала достоянием широких масс ограбленного народа.

Великая информационная война, начатая еще при Сталине, когда за слушание передач западных радиостанций давали 10 лет лагерей, продолжалась, принимая новые, порой весьма причудливые формы.

Любые проявления народного протеста подавлялись самым беспощадным образом. Безжалостно были расстреляны рабочие демонстрации в Новочеркасске, Воркуте, Тбилиси и во многих других городах страны, с неимоверной легкостью выносить смертные приговоры за любые проступки, где хотя бы отдаленно просматривалось желание насильственного свержения существующего режима.

Танковыми гусеницами были раздавлены народные восстания в Венгрии, Германии и Польше… И вдруг выясняется, что этот самый народ, с которым большевики мучились с 1917 года, отучая от человеческой жизни, оболванивая его, истребляя миллионами, все-таки вкуса к человеческой жизни не потерял и постоянно к ней тянется. В том числе и к долларам.

Во множестве стали появляться люди, главным образом — молодежь, которых пресса немедленно окрестила «фарцовщиками» и «валютчиками». Бесстрашно идя на несанкционированные контакты с западными туристами, пренебрегая риском возможного обвинения в шпионаже, что было проще простого, эти безвестные флибустьеры непрекращающейся войны коммунистов с собственным народом первыми начали разносить по стране западную идеологию в виде валюты и предметов иностранного ширпотреба. Им была объявлена беспощадная война. Гиды Интуриста, давно уже превращенного в филиал службы безопасности, на глазах у изумленных западных туристов бесстрашно бросались врукопашную на фарцовщиков, пытаясь их скрутить и отправить в милицию. Завязывались безобразные драки, иногда с трагическим исходом. После одного из подобных инцидентов был арестован, протащен через показательный процесс и расстрелян двадцатилетний Игорь Кузьмин.

Но еще больший общественный резонанс имел первый «валютный» процесс, вошедший в историю как процесс «Рокотова и Файбищенко». Эти двое молодых людей (первому было около сорока, второму — двадцать пять лет) были арестованы за скупку долларов у туристов. Будучи весьма незаурядными в своем деле людьми, Рокотов и Файбищенко всего года за два заработали около 300 тысяч долларов и полтора миллиона советских рублей, постоянно увеличивая свое состояние продуманным оборотом. В тот момент, когда оба были арестованы, соответствующая статья УК РСФСР предусматривала за незаконные валютные операции всего 5 лет тюрьмы. Эта статья пришла из сталинских времен, когда никто, кроме высших представителей номенклатуры, и помыслить не мог заняться подобным промыслом, а номенклатура решила на всякий случай обезопасить себя. Однако сейчас возмущению номенклатуры не было предела.

Совершенно простая методика, с помощью которой арестованные парни зарабатывали свои доллары, их потрясла, заставив с ужасом думать, что вот так, запросто, весь советский народ бросит работать на родную партию и станет работать на себя с немыслимой эффективностью. А материальная независимость — это всегда и политическая независимость, о чем предупреждал еще Ильич в своих гениальных статьях о хлебной монополии. Народ должен получать свою пайку хлеба только из рук партии и целовать эту руку за то, что та не дает ему умереть с голоду.

Хотя даже советская юстиция признавала, что «закон не имеет обратной силы», и арестованным в качестве обвинения была уже представлена статья, предусматривавшая пять лет лишения свободы, прямо в разгар следствия статья была изменена сначала на 8, а потом на 15 лет лишения свободы и дважды снова предъявлена арестованным. Но и это сочли недостаточным. Когда следствие уже подходило к концу, статью снова переделали, сделав ее подрасстрельной. И обоих несчастных парней расстреляли. Подобный произвол, с какой точки зрения на него ни смотри, произошел в разгар хрущевской оттепели, великолепно демонстрируя проходящие в Кремле процессы.

Один за другим посыпались проштампованные Верховным Советом новые законы «Об уголовной ответственности за незаконные валютные операции», «Об ответственности за мелкие валютные операции», «О повышении ответственности за незаконное хранение валюты». Таким образом, законным хранение валюты становилось только в руках номенклатуры. Хотя все эти новые законы что-то говорили о «незаконных операциях», но сводились они к простому запрещению просто иметь на руках иностранную валюту. При любых обысках обнаруженная валюта котировалась куда выше, чем разные шпионские атрибуты вроде шифров и радиостанций, подчеркивая махровость преступника, и немедленно подлежала конфискации, как правило, вкупе со всем прочим имуществом. Простой обыватель, получивший, скажем, от какого-нибудь родственника 10 долларов в письме, и рискнувший сунуться с этими деньгами в «Березку», немедленно там задерживался, поскольку отличить советского подданного от иностранца было до смешного легко, деньги отнимались, составлялся протокол, о криминальном факте сообщалось на работу бедолаги, а сам он, если его в итоге отпускали домой, искренне радовался, что дешево отделался.

И чтобы окончательно все поставить на свои места, в эти же годы был принят знаменитый закон «О борьбе с тунеядцами», каковыми объявлялись все граждане страны, не желающие работать на государство и подлежащие за это уголовной ответственности. Этот закон можно считать жемчужиной советской юриспруденции, дававший в руки номенклатуры исключительные легальные возможности расправы со всеми неугодными.

Достаточно вспомнить, что одним из первых под этот закон попал поэт Иосиф Бродский, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе, чьи стихи не понравились инструктору райкома партии. В дальнейшем неугодного выгоняли с работы, никуда не брали, а затем объявляли тунеядцем и на «законном» основании отправляли либо в тюрьму, либо в ссылку. В это же время в деревнях крушили частные теплицы крестьян, снова отбирали скот и даже разрешенные.

Сталиным приусадебные участки, засеивая все пространство страны кукурузой, поскольку именно в этой культуре Хрущев увидел основу мощи Соединенных Штатов. Никита Хрущев, который никогда не стыдился, а, напротив, всячески подчеркивал с гордостью свое пятиклассное образование, выброшенный наверх номенклатурной фрондой, оказался человеком совершенно неприспособленным к руководящей государственной деятельности. Сталин держал его на второстепенных ролях, и близко не подпуская к большой политике, как внешней, так и внутренней. Поэтому, оказавшись на самом верху партийно-государственной пирамиды, Хрущев повел себя, как Алиса в стране чудес: постоянно удивляясь и разочаровываясь. Его попытки что-то изменить или сломать в сталинской империи приводили к хаосу, неразберихе, к финансовой чехарде, а в итоге — к полной невозможности разобраться, что же происходит в стране, и каково ее место в современном мире.

Номенклатура, опомнившись от инфекции страха первых послесталинских лет, продолжая одной рукой держать народ за горло, другой стала лихорадочно разворовывать страну, забыв в азарте всякое приличие и даже осторожность.

Никита Хрущев громко ругался матом у себя в кабинете, читая совершенно секретные сводки о делах своих приближенных.

Валютная выручка от нефтяного экспорта за два года пропала бесследно.

Выяснилось, деньги положены на текущие счета через подставных лиц в западные банки. Все следы ведут в Кремль к ближайшим сотрудникам генсека. Однако договор, скрепленный на могиле Сталина и Берии, делает этих людей неподсудными. Но нефть — это капля в море. Эти люди уже рассматривают всю государственную собственность как свою частную и переубедить их словами уже не представляется возможным.

«Переубедим делами!» — рычит в бешенстве Хрущев. Начинается волна арестов, но сразу же выясняется, что жертвами стали «стрелочники» — заместители начальников главков, трестов, министерств. Умелые дирижеры ловко направляют показания арестованных в нужное русло, но закусивший удила Хрущев, быстро развязывает им языки, проведя новый закон о смертной казни за хищения и получение взяток в особо крупных размерах. Новые показания арестованных привели к самоубийству первых секретарей Рязанского, Кемеровского и Ростовского обкомов партии. Работники прокуратуры вытряхивают из личных сейфов, замурованных в стены особняков, пачки долларов, золотые слитки, россыпи алмазов, чековые книжки крупнейших банков мира, иностранные паспорта. Хрущев готовится сделать следующий шаг. В проскрипционном списке — фамилии его ближайших коллег: Брежнева, Подгорного, Шелеста, Кириенко и многих других. Фактически он задумывает то же, что и Сталин в последние месяцы своей жизни — уничтожить собственное Политбюро. А как же быть со священным договором? Но Хрущев уже нарушил его, развязав эту гнусную кампанию, вызвав самоубийство столь высоких деятелей партии и приведя в предынфарктное состояние многих других…

14 октября 1964 года в результате тихого «дворцового» переворота Хрущев отстраняется от власти. Заговорщики верны договору: Хрущеву сохраняется жизнь, назначается пенсия и оставляется дача, но его имя на долгие годы вычеркивается из истории. «Все же я немножко переделал эту страну, — не без гордости вспоминал Хрущев, копаясь в огороде на своем участке. — Меня и не расстреляли, и не посадили, а просто выпихнули на пенсию. Это уже очень много».

Начиналась восемнадцатилетняя эпоха Леонида Ильича Брежнева, эпоха, о которой все эти годы страстно мечтала номенклатура. Эпоха полного беспредела и безнаказанности. Возвращение к ленинским нормам партийной жизни совершилось…

Между тем, запад во главе с США, с интересом наблюдая за событиями в СССР, видя производственный хаос и неутолимую тягу партийно-государственной элиты к воровству национального достояния страны, уже к 1970 году готовился сокрушить Советский Союз лавиной долларового наступления. Доклады ЦРУ не оставляли сомнения в успехе задуманного плана. Созданная Сталиным советская промышленность работает фактически только на военные нужды, пожирая государственный бюджет и оставляя с каждым годом все меньше и меньше средств на другие отрасли государственного хозяйства, включая и аграрный сектор.

Элита почти полностью перешла на западное обслуживание товарами ширпотреба, остальное население страны не стремится бороться с элитой, а подражает ей.

Существует реальная возможность окончательно погубить все невоенные отрасли советской промышленности путем втягивания СССР во все новые витки гонки дорогостоящих вооружений, связанных с новейшими высокими технологиями. Еще два-три витка, и с коммунистической империей будет покопчено. Она сама рухнет под непосильным гнетом собственного вооружения и мировых амбиций. Это тем более вероятно, что в своем стремлении к коммунизму СССР фактически проспал две революции: научно-техническую и электронную. Этому в немалой степени способствовал еще Сталин, изначально объявивший кибернетику «чуждой марксизму жидовской лженаукой», обеспечив тем самым советской армии вечное отставание от мировых стандартов. Карибский кризис выявил, что системы связи, контроля и управления советской армии находятся на столь элементарном уровне, что в условиях реальной электронной войны с применением неядерных видов оружия советскую армий легко превратить в огромную, неуправляемую, а следовательно, небоеспособную толпу.

В Москве это отлично видели, и в поисках спасения от неминуемой гибели нашли способ, который поначалу многим показался совершенно негодным. Речь шла о вовлечении Соединенных Штатов в войну где-нибудь на периферии, чтобы те миллиарды долларов, которые предназначены для сокрушения СССР, были выброшены на ветер.

Споры, однако, быстро смолкли, так как все понимали, что другого выхода нет. В Москву был срочно вызван Хо-Ши-Мин, президент Северного Вьетнама, герой бесконечной партизанской войны, в результате которой из Индокитая были изгнаны французы, а Вьетнам, как и Корея, разделен на два государства: коммунистическое на севере и якобы демократическое, на юге. Южный Вьетнам, фактически не имеющий армии, как ее не имела когда-то и Южная Корея, был связан с США договором безопасности. Хо-Ши-Мину предлагалось быстро разжечь войну за воссоединение родины. В сущности, это было повторение старого сталинского плана, осуществленного в Корее, с той же идеей перенацеливания мощи США с Советского Союза в пустоту. Хо-Ши-Мин согласился за два миллиарда долларов в год и по миллиарду премиальных за каждый последующий год эскалации войны. Причем не скрывал, что четверть этой суммы намерен положить в собственный карман. Это было его личное дело. Беспокоило другое. Клюнут ли на это американцы? Ведь их план был основан на принципе «вместо пуль врага разят доллары». Может быть, плюнут на Южный Вьетнам? Куда они все денутся, когда рухнет Советский Союз?

Но американцы клюнули. В азарте ожидаемой глобальной победы они решили мимоходом прихлопнуть Северный Вьетнам, как назойливую муху, мешающую заниматься важными делами. И втянулись в десятилетнюю кровопролитную, дорогостоящую войну. Имея полное господство в воздухе, на море и на суше, превратив Северный Вьетнам в груду развалин, американцы так и не сумели эту войну выиграть, эвакуировав в итоге свои войска и позорно оставив Южный Вьетнам на милость победителей с севера.

План полностью удался. Вьетнамская подножка дорого обошлась американцам. Не говоря уже о 40 тысячах убитых и пропавших без вести, она свела почти на нет престиж Соединенных Штатов, подорвала доллар и расколола американское общество. Можно с уверенностью заявить, что Хо-Ши-Мин, угробив 2 миллиона своих подданных, продлил на добрые 20 лет существование Советского Союза, а потому с полным основанием увековечен памятником в центре Москвы на площади своего имени.

Политическая инициатива на короткое время перешла к Советскому Союзу и могла бы, при других обстоятельствах, использована очень оптимально. Увы, у СССР за душой никогда не было ничего, кроме оружия, нефти, газа, железной руды, леса, пушнины, а также черной и красной икры. Все перечисленное шло на экспорт, принося, если не считать оружия, твердую валюту в государственную казну, где она разворовывалась с ужасающей быстротой. Поэтому для эффективных действий на международной арене оставалось только оружие, которое Советский Союз поставлял своим странам-клиентам либо совсем бесплатно, либо в долг, даже и не надеясь этот долг когда-нибудь получить.

После того, как американцев удалось втянуть во Вьетнамскую авантюру, в Москве решили послать соперника еще в нокдаун, нанеся удар по союзнику США на ближнем Востоке — Израилю, делая, опять же, ставку на то, что Соединенные Штаты не оставят своего союзника в беде и погрязнут в тугой удавке перманентных локальных войн. Вызванный в Москву президент Египта Насер, награжденный Золотой Звездой Героя Советского Союза еще Никитой Хрущевым, высоко оценил план Москвы, тем более, что этот план соответствовал и замыслам самого Насера и решению секретного совещания лидеров арабских стран в Хартуме, предусматривавшем уничтожение Израиля как государства.

Со стороны Москвы это была крупная стратегическая ошибка, практически сведшая на нет почти половину тех преимуществ, которые удалось приобрести благодаря вьетнамской войне. Не говоря уже о том, что второй раз за короткий период, прошедший после Карибского кризиса, СССР был поставлен в унизительное положение военной несостоятельности, что он вряд ли мог себе позволить. А закрытие Суэцкого канала, на побережье которого после быстрого разгрома египетской армии вышли израильские войска, породило массу чисто материальных проблем. Советским судам, снабжающим всем необходимым Северный Вьетнам, теперь приходилось идти вокруг Африки, почти не имея пунктов для бункеровки. Неизвестно, был ли это контрудар американской разведки в отместку за Вьетнам, но та легкомысленность, с которой Советский Союз шел на разжигание вооруженных конфликтов в мире, не осталась незамеченной и была очень хорошо использована на последней стадии борьбы в Афганистане.

Именно в это время, в 1967 году, на пост председателя КГБ был назначен.

Юрий Владимирович Андропов. В сталинские времена он занимался комсомольской работой, а во время войны принимал в северных портах грузы от союзников по лендлизу, где пристрастился к виски «Джонни Уокер» и американской консервированной колбасе. Андропову удалось обратить на себя внимание во время всенародного восстания в Венгрии в 1958 году, где он был послом.

Вместе со своим помощником Крючковым он заманил на территорию посольства, а затем отправил на виселицу Имре Надя, что в немалой степени способствовало поражению восстания. Андропов был переведен в аппарат ЦК КПСС, а после смещения Хрущева примкнул к сторонникам Брежнева, объявившего себя главой партии.

Пикантность ситуации заключалась в том, что на этот пост претендовал Александр Шелепин — «железный Шурик», как раз и занимавший пост председателя КГБ. К этому времени КГБ, хотя еще и не достиг былой мощи сталинского МГБ, но уже достаточно окреп, расширился и даже восстановил свой знаменитый «ликвидотдел», занимающийся политическими убийствами как дома, так и за рубежом. В частности, в ФРГ был убит лидер украинских националистов, знаменитый Степан Бандера. И хотя, конечно, это было сделано по приказу и с одобрения Политбюро, убийство Бандеры было использовано для того, чтобы свалить «железного Шурика». Именно Андропов подготовил и передал на запад пакет документов, доказывающих, что Шелепин сам (вопреки воле партии) спланировал и осуществил убийство чуть ли не в корыстных целях, поскольку ему не давал покоя валютный счет Бандеры в мюнхенском банке. На волне начавшегося международного скандала Шелепина выпихнули сначала на какой-то незначительный пост, а потом — на пенсию, и его место занял Андропов. Стать шефом тайной полиции в полицейском государстве — это значит занять самый важный пост, с высоты которого открывается истинное положение дел в государстве и далеко за его пределами, как по вертикали, так и по горизонтали.

Андропов огляделся, и то, что он увидел, привело его в ужас. За 14 неполных лет, прошедших со дня смерти Сталина, страна превратилась в огромное коррумпированное болото, которое дышало и колыхалось, грозя в любой момент поглотить в своей трясине и идеологию, и государство. В тщеславной голове Андропова зародилась мысль, что положение еще можно спасти, но не с поста шефа КГБ, а с поста главы партии и государства, до которого ему было еще очень далеко. Поэтому с первых минут своего пребывания на посту шефа КГБ Андропов стал готовить государственный переворот, морально оправдывая свою деятельность желанием спасти партию и прочими благими намерениями, которыми были вымощены вдоль и поперек все подвалы Лубянки.

Он пытался форсировать события, будучи главным инициатором подавления танками «Пражской весны», надеясь вызвать катаклизм в стране и в мире и прорваться к вершинам власти на его волне. На это раз не получилось. Чехи не оказали никакого сопротивления, а Соединенные Штаты, завязшие во Вьетнаме, отреагировали вяло, сославшись на Потсдамскую конференцию о послевоенных «сферах влияния». Однако, они заметили андроповскую методику и приняли ее к сведению, чтобы использовать позднее.

Что же так встревожило Андропова, заставляя действовать столь грубо и прямолинейно? А то, что он с ужасом осознал, что времени для спасения страны от неминуемой гибели уже почти не осталось, и нет уже былого простора для маневрирования. Пропасть приближалась стремительно; требуя быстрых и решительных действий. Но какие быстрые и решительные действия возможны, стоя уже по горло в трясине?

И Андропов начал действовать, напоминая былинного богатыря, сражающегося с гидрой, у которой на месте отрубленной головы вырастают три новые.

По спецканалам КГБ, вибрируя от секретности и напряжения, круглосуточно шла информация, прошибающая холодным потом тех немногих людей из ближайшего окружения Андропова, кто был к этой информации допущен.

В большинстве союзных республик все партийные и государственные должности свободно покупаются и продаются за наличные деньги. В частности, в Азербайджане должность районного прокурора стоит 30 тысяч рублей, должность начальника районного отделения милиции — 50 тысяч рублей. Должности эти можно купить у секретаря райкома, внеся деньги наличными. Должность директора колхоза (хотя и считалась номинально выборной) стоила 80 тысяч рублей, ибо считалась должностью номенклатуры райкома, открывающей широкие возможности в дальнейшем продвижении по номенклатурной лестнице. Должность самого секретаря райкома стоила много дороже — 200 тысяч рублей, второго секретаря — 100 тысяч. Деньги платились секретарям ЦК компартии Азербайджана, так как это уже были должности номенклатуры ЦК. В ЦК продавали почти все государственные посты и не только государственные. Пост директора театра стоил 30 тысяч рублей, директора НИИ — 50 тысяч, звание академика — 50 тысяч. Очень высокой по стоимости, равной стоимости поста секретаря райкома, была должность ректора любого ВУЗа в республике — 200 тысяч рублей.

Однако, эти деньги очень быстро окупались, поскольку за зачисление, скажем, в Институт иностранных языков взималась плата в 10000 рублей, в Бакинский Университет — 20 тысяч, в Мединститут — 30 тысяч, в Институт народного хозяйства — 35 тысяч рублей (по ценам 1970 года).

Хорошо просчитанный и обоснованный прейскурант был установлен не только для должностей районных руководителей и деятелей науки и культуры, но и для членов правительства и ЦК Азербайджана. Пост министра социального обеспечения стоил 120 тысяч рублей, а пост министра торговли — 250 тысяч рублей. А за членство в ЦК компартии необходимо было выложить полмиллиона.

Подобная практика давала возможность дельцам стремительно развившейся теневой экономики посадить на ключевые посты сверху донизу своих людей, срастись с партийной номенклатурой и диктовать ей свою политику. Но даже не это было самое страшное. Огромные средства, стекавшиеся в ЦК компартии и в руки его первого секретаря Ахундова, прямым путем уходили за границу, оседая на счетах в зарубежных банках. Азербайджан считался основным источником нефти СССР — главного предмета советского экспорта, приносящего миллиардные прибыли в знаменитых нефтедолларах. И из этих барышей в госказну практически не поступало ничего. Но Ахундов имел только свою долю. Остальные нити вели в Кремль, куда Андропов, если уже и мог добраться, то только не задавая никаких вопросов и демонстрируя полную лояльность.

Однако Азербайджан не только не был исключением, но и не был самым худшим из коррумпированных областей страны. В соседней Грузии, где первым секретарем был кандидат в члены Политбюро Мжаванадзе, а вторым — Альберт Чуркин, события развивались еще круче. Все должности стоили еще дороже, чем в Азербайджане, но число желающих эти должности купить было столь велико, что устраивались своего рода аукционы. В роли аукционеров выступали секретари ЦК и члены бюро ЦК, беря плату, в основном, драгоценностями и валютой, также отчисляя процент в Москву. Партаппарат поделил республику на сферы своего влияния, почти полностью восстановив порядки феодального вассалитета.

А сообщения, приходящие из Среднеазиатских республик, казались невероятными, как сказки Шахерезады: пещеры, набитые золотом и драгоценностями, подземные тюрьмы с сидящими на цепях рабами, сказочные дворцы с гаремами, седовласые аксакалы, лежащие ниц перед дворцом первого секретаря ЦК компартии Рашидова, как перед Каабой. И опять нити, ведущие в Москву и за рубеж, включая наркотическую тропу с секретных маковых плантаций, которая, петляя по странам Балкан и Ближнего Востока, обрывалась на Кубе, втекая в мировой наркобизнес. Хлопок, наркотики — миллиарды долларов, уплывающие в бездонный карман КПСС. Но это окраины. А что творится в Москве и России?

Коррупция охватила все отрасли государственного управления, начиная от Министерства обороны и кончая Министерством мясомолочной промышленности. И все за свою безнаказанность, разворовывая государство, платили дань КПСС.

Андропов стал разрабатывать план действий. Поначалу он оценивал свои силы достаточно трезво, но и не преуменьшал их. В конце концов, он был представителем высшего слоя номенклатуры и вовсе не собирался что-то в корне менять. Он стремился пресечь очень опасные процессы, зародившиеся в недрах ЦК КПСС и неуклонно, последовательно проводимые в жизнь. Присваивая себе огромную часть национального дохода, КПСС переводила несметные ценности за границу, как бы готовясь к эвакуации. Создавалось впечатление, что верхушка партии собирается эмигрировать из СССР полным составом и заранее желает обеспечить себе на западе сносную жизнь. И мотивы этого процесса Андропов долго не мог понять, как не может понять человек мотивов многих собственных поступков. Ведь он сам был плоть от плоти номенклатуры.

Это было тем более непонятно, что советское «зазеркалье», солнечная страна Номенклатурия, охраняемая чекистскими кордонами и непроницаемой завесой секретности, расцветала, крепла и богатела с каждым днем. Коммунизм, в общих чертах, там был уже построен, хотя полного равенства там не было и в помине. Это создавало стимул для дальнейшей деятельности. Миллионы каторжных трудяг спецлагарей и спецпоселений, удобривших своими телами шестую часть суши, дали возможность создать маленькую Спецстрану. Где все было специальное: специальные жилые дома, возводимые специальными строительно-монтажными управлениями, где отсутствие бассейна считалось столь же диким, как и отсутствие окон в обычной квартире; специальные дачи, пансионаты, санатории, больницы и поликлиники; спецпродукты, продаваемые в спецмагазинах, спецстоловые, спецбуфеты и спецпарикмахерские; спецавтобазы, бензоколонки и номера на автомашинах; разветвленная система специнформации, специальная телефонная сеть, специальные детские учреждения, специальные клубы и кинотеатры, специальные залы ожидания на вокзалах и в аэропортах; специальные роддома и даже кладбища.

Эта спецстрана жила, отдыхала, питалась, покупала, путешествовала, развлекалась, училась и лечилась, никогда не соприкасаясь с народом, на ограблении которого зиждилось все ее благополучие. Отгороженные глухими заборами и вооруженной охраной, утопали в зелени роскошные особняки, коттеджи, «охотничьи домики», парки, сады, теннисные корты, бассейны, ажурные беседки, оранжереи, парники, конюшни с дорогими элитными скакунами.

Ветераны номенклатуры, вроде Микояна, обставляли свои загородные дворцы и огромные поместья еще с 1919 года. Уникальные гобелены, разноцветные витражи на окнах, личные кинозалы, персидские ковры, старинное оружие, золотые и серебряные статуэтки и безделушки, дорогой фарфор, вазы из яшмы, резные украшения из слоновой кости, индийские шелка, погреба с коллекционными винами. Поместья и особняки были окружены солидными каменными заборами, обустроены домиками охраны и обслуживающего персонала, дававшего строжайшую подписку о неразглашении и поощрявшегося огромными окладами и собственными привилегиями (даже уборщица в «Зазеркалье» получала больше, чем армейский полковник).

Это был образ жизни, учрежденный Лениным, возведенный в ранг закона Сталиным и поддерживаемый всеми его преемниками. Хрущев, которому показалось мало дач, доставшихся ему в наследство от Сталина, едва дорвавшись до высшей власти, приказал строить себе новую дачу в Пицунде, которая своим гигантским плавательным бассейном со стеклянной крышей и стеклянными стенами поразила воображение даже западногерманского посла Кроля. Все это было у номенклатуры на совершенно законном основании, и никто никогда не собирался с этим бороться. Возмущение Хрущева и тревогу Андропова вызвало то, что номенклатура оказалась ненасытной. Тех привилегий, которые не могли присниться и в самом сладком сне простому советскому человеку, ей было до смешного мало.

Номенклатура тихо и незаметно перешла на западную валюту, а поскольку ее постоянно не хватало, пускалась на все, чтобы эту валюту заработать.

Постоянные поездки на запад вызывали у нее все новые приступы алчности. Не давал покоя образ жизни миллиардеров. Западная электронная аппаратура, западное бытовое оборудование, мебель, сервис — все это, стремительно меняющееся и чуть ли не каждый месяц совершенствующееся, столь вожделенно выглядящее на сером отечественном фоне, притягивало к себе жадные взгляды, заставляя мечтать о долларах, как о вершине человеческого счастья. Сафари, секс-шоу, первоклассные отели, Багамские, Канарские и Бермудские острова, яркое солнце, голубое небо, загорелые девушки из студенческих кемпингов, роскошные рестораны — все это настолько отличалось даже от имеющегося в «Зазеркалье», что делало даже спецстрану серой и противной. Хотелось на Запад. Многое было еще недоступно: белоснежные яхты нефтяных и финансовых королей, супердорогие казино и курорты, привилегированные клубы миллионеров — вся эта кипучая и сказочно красивая жизнь. Всего не перечислишь, а хотелось всего.

Награбленные дедами в эпоху «красного террора» итальянские статуи и французские гобелены вытеснялись современной французской и финской мебелью, кухонными западногерманскими комплексами знаменитой фирмы Куппербуш,[31] аудио- и видеосистемами «Сони», «Панасоник» и многими другими, голубыми бельгийскими ваннами и нежнопалевыми итальянскими унитазами. Но через месяц это все устаревало, и это сводило номенклатуру с ума. Все приходилось начинать сначала: он новых марок джинсов до новых видеосистем. Денег не хватало.

И зарабатывать их с каждым днем становилось все труднее. Падали темпы производства, нищий народ явно устал, вконец изнашивалось оборудование добывающей промышленности, а современные заводы продолжали заваливать страну танками, ракетами, бомбардировщиками и атомными подводными лодками, которые постепенно переставали пользоваться спросом даже в странах третьего мира, так как все более и более отставали по эффективности от американских моделей.

Разграбление страны продолжалось, истощая недра, губя экономику и приближая гибель. Американский доллар, минуя нищие просторы СССР, прорвался напрямую в «зазеркалье», и фактически страна Номенклатурия оказалась оккупированной противником, который все грубее и грубее диктовал свою волю.

Сам Андропов, естественно, пользовался всеми благами номенклатуры.

Отпуск проводил в Ницце на Лазурном берегу (когда еще были силы, то и с какими-то таинственными длинноногими блондинками), его трое детей, как было принято, учились за границей и делали дипломатическую карьеру. Но он ясно видел, что если не остановить этот беспредел номенклатурной алчности, то погибнет все, включая и саму номенклатуру. Суровые лица его чекистов на секретных оперативных совещаниях, их готовность, рискуя собой, проникать в любые поры и дыры, принося все более жуткую информацию, создали у Андропова иллюзию того, что дело еще можно спасти, уничтожив старую номенклатуру и заменив ее новой, состоящей исключительно из сотрудников госбезопасности.

Социалистический круг замкнулся. Андропов встал на неверный путь Лаврентия Павловича Берия, забыв о его печальном конце.

Между тем, все более жалкое экономическое положение страны вообще и номенклатуры, в частности, вынудили партийное руководство объявить политику разрядки напряженности с западом и вытолкнуть своего впадающего в маразм вождя — Брежнева — на запад в поисках иностранных кредитов, без которых номенклатура просто уже не могла существовать. Кризис усиливался резким понижением мировых цен на нефть и прочее сырье, а также значительным повышением цен на золото. Брежнев отправился просить у Запада долгосрочный кредит на модернизацию нефтедобывающего оборудования и на поставки зерна.

Уже в течение многих лет поставки американского и канадского зерна не давали, в придачу ко всем прочим бедам, разразиться в стране обыкновенному голоду. Страна и система на глазах всего мира становились нерентабельными, но еще не желали этого признавать.[32]

Андропов начал действовать.

Воспользовавшись как-то совместным отдыхом с Брежневым на курорте в Крыму, он, как бы между прочим, сообщил вождю, что имеет информацию о том, что в Азербайджане Ахундов выплачивает в Москву далеко не полную дань, тайно переправляя за границу огромные суммы, полученные им от незаконной продажи нефти и в виде гигантских взяток. Документы, собранные Андроповым, были столь убедительны, что Брежнев, оскорбившись тем, что его столь грубо обворовали, даже без консультации с членами Политбюро, дал шефу тайной полиции разрешение на проведение в Азербайджане крупномасштабной акции «по смене партхозактива».

Война, давно задуманная Андроповым, началась.

Всю ночь Андропов говорил по ВЧ с председателем КГБ Азербайджана Гейдаром Алиевым. Хотя и против Алиева в сейфе Андропова лежало немало компромата, что уже стоило жизни трем чекистам из Москвы, положиться в этом деле было больше не на кого.

Алиев пришел в восторг от перспективы стать первым секретарем компартии Азербайджана, и стал действовать с безжалостной решительностью. По всему Азербайджану началась волна арестов, обысков, проверок, смещений. В помощь Алиеву были приданы специальные бригады КГБ и Прокуратуры. Алиев, заняв пост первого секретаря компартии республики, заменил примерно 2 тысячами (1983 человек) чекистов ставшие вакантными номенклатурные должности разного уровня. Результат предпринятых акций — богатая добыча, впрочем, как и при всяком набеге. Бесстрастные объективы видео- и кинокамер фиксировали тайники, набитые выше человеческого роста пачками денежных купюр, металлические бочки, забитые золотыми монетами и ювелирными украшениями, трехлитровые банки сверкающих алмазов, зловеще поблескивающие золотые и платиновые слитки. При приближении объективов к денежным купюрам можно было отчетливо разглядеть седые букли, кружевное жабо и суровый лик Джорджа Вашингтона.

Доллары! Та самая валюта, за само владение которой уже около двухсот тысяч человек находились за колючей проволокой возрожденного ГУЛАГа.

Ахундов мрачно улыбался. «Этот пес, — говорил он, имея в виду не то Алиева, не то кого-то повыше, — украл мои деньги, которые я честно заработал. Слава Аллаху, он нашел одну мелочь. Пусть они сделают его счастливее, а его дом светлее. Но так деньги не зарабатывают».

Еще мрачнее был сам Андропов. Во-первых, он понимал и знал, что удалось схватить только мелочь, припрятанную на текущие и экстренные расходы. Все наворованное за долгие годы уже надежно было спрятано за неприступными стальными стенами западных банков. Во-вторых, Ахундов оставлял себе чуть более трети награбленного, а две трети уходило в Москву. Оно и понятно.

Непонятно другое: почему это так удивило Андропова, что он сказал генерал-полковнику Пирожкову, своему заместителю: «Все нити тянутся в Москву. К кому?». Пирожков удивленно взглянул на своего шефа и позволил себе засмеяться. «Наверное, к нам».

Но был прав лишь отчасти.

Следующий удар был нанесен в Грузии, где в результате был отстранен от власти Мжаванадзе, а первым секретарем ЦК стал генерал Эдуард Шеварднадзе.

Добыча была еще большей, чем в Азербайджане, поскольку Шеварднадзе дал своим людям указание не стесняться применять к схваченным аппаратчикам все методы устрашения, вплоть до физического. И били бледных от ужаса вчерашних райкомовских секретарей, выбивая из них места тайников со спрятанными сокровищами. Результат получился оригинальным. Было выявлено немало доказательств прямой причастности ко всем этим делам центрального аппарата КПСС, но часть этих доказательств, проплыв мимо Шеварднадзе и Андропова, где-то бесследно испарилась.

И снова оперативные видеокамеры фиксируют горы денежных пачек, где мирно уживаются и унылый профиль вождя мирового пролетариата, и строгий облик Вашингтона, и надменные лица британских королей. Ослепительный блеск золота и бриллиантов на фоне восточных ковровых орнаментов создавал обстановку какой-то сказочной неправдоподобности. Что-то подобное мы уже видели в голливудских фильмах о сокровищах капитана Флинта и капитана Моргана — знаменитых пиратов, праотцов-основателей известных на весь мир династий миллиардеров.

Итак, первые шаги были сделаны. КГБ захватил власть в двух союзных республиках и развернул боевые действия в Средней Азии, где набеговая тактика не принесла успеха. Единым фронтом на пути московских оперативно-следственных бригад стали намертво сросшиеся с мафией местные партийные и чекистские структуры. Феодально-патриархальная этика не позволила быстро найти в этих республиках своих Алиевых и Шеварднадзе.

«Чужие деньги не принесут счастья, — сказал генерал Ниязов, которому предложили по кавказскому варианту занять место Рашидова. — Да и заработала эта семья их честно». Партструктуры делились на кланы-семьи, создавая чисто феодальные группировки, рассматривающие весь народ в качестве своих рабов, независимо от выполняемой работы. Веками самым грубым нарушением этики в этих местах считалось интересоваться у бая, хана или эмира, как он обращается со своими рабами.

В тех краях тогда произошел знаменательный случай. Довольно известный журналист Анвар Рахимов, имея крепкие, как ему казалось, связи в Москве, опубликовал в ряде центральных газет статьи, очень осторожно рассказывающие о том, что творится в Узбекистане и в соседних с ним республиках. В частности, было задето имя Ядгар Насриддиновой, члена ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета Узбекской СССР. Речь шла вовсе не о том, что Насриддинова, имея право помилования осужденных, берет за каждое помилование взятку до 100 тысяч рублей, и не о том, что она санкционировала рабский труд детей на хлопковых плантациях, и не о том, какие сцены происходят стенами ее дворца, где на огромных террасах кричат павлины и трехметровые осетры плавают в светло-изумрудных водах сказочных бассейнов, и не о самом дворце, как бы возникшем из сказок Шехерезады. Речь шла дословно о том, «что товарищу Насриддиновой следует поставить руководство республикой на уровень выдвинутых партией современных задач». После этого призыва Рахимов исчез. В отличие от многих других, его стали искать. И не частные лица, а целая бригада КГБ, чьим агентом Рахимов и был. Выяснилось, что журналист родился в кишлаке Джарнак в Бухарской области. Председатель КГБ в Ташкенте, разводя руками, сказал: «Мы тут не причем. Местные традиции. Это дело семьи Каримовых. Он — их человек».

Каримов — представитель мощного бухарского клана, занявшего все места в местном обкоме партии, — искренне возмутился. Рахимов? А зачем вам знать, где Рахимов? Распоряжайтесь в Москве! Только много позднее выяснилось, что журналист содержался в специальной тюрьме, которые были во множестве разбросаны на территориях различных поместий, будучи личными тюрьмами местных могущественных владык, ставших партсекретарями и членами ЦК, но превзошедших в произволе ханов старых времен. Рахимов содержался в цепях и с колодкой на шее, подвергаясь избиениям и издевательствам. В итоге он сошел с ума и вскоре после освобождения умер. Но его трагическая судьба даже не фигурировала в многотомной истории знаменитого «узбекского» дела.

Набег на Среднюю Азию не удался, и Андропов вынужден был это признать.

Посланные им туда чекисты сразу вляпались в громкие скандалы. Одного неожиданно схватили прямо в собственном автомобиле, где в присутствии понятых был обнаружен «дипломат», набитый деньгами. Заранее было готово заявление от взяткодателя. Другого обвинили в попытке изнасилования несовершеннолетней, третьего — после какого-то обеда увезли в больницу, где едва откачали. А три следователя по особо важным делам Прокуратуры СССР вообще пропали (кстати, не найдены и до сих пор).

Высокие должностные лица, на которых рассчитывал Андропов, расплывались в елейных азиатских улыбках, демонстрируя полное непонимание того, чего от них хотят: Разве мы не платим бакшиш в Москву большому брату точно и аккуратно? Или большому брату мало? Так надо так и сказать, а не морочить нам головы и обижать высокопочтенных людей подозрениями в отсутствии печати честности на их лицах…

В результате на Андропова повеяло таким холодом из Кремля, что шефа КГБ пробил озноб. Он понял, что для столь глобальной операции у него еще недостаточно сил. Ясно стало и другое: бессмысленно наводить порядок в республиках, если все дороги ведут в Москву. Бессмысленно тоннами вывозить из республик дензнаки и ценности, если даже он, шеф КГБ, толком не может сказать, куда они затем идут? В доход государства. Это известно каждому школьнику. А что означают эти чеканные слова — «в доход государства»? А они всего-навсего означают: в доход КПСС, ибо партия с той же непререкаемостью, но с гораздо большим основанием, давно повторила знаменитые слова Людовика: «Государство — это я!», Значит, все акции, проведенные с таким энтузиазмом Андроповым и его чекистами, были, по существу, перераспределением партийного богатства в пользу центральных органов КПСС. Понимал ли это Андропов?

Конечно. Ведь он сам был представителем тех самых центральных органов и, если он чего и добился этими акциями, то только того, что посадил на два ключевых места в республиках своих людей — потенциальных союзников в будущей борьбе за верховную власть, к которой он сделал первый шаг. А конфискованные его людьми сокровища скрылись в недрах Госбанка, и даже он теряет над ними контроль. Это золото партии, а он — всего лишь один из ее солдат. Но на лицах чекистов сквозили обида и разочарование.

Вот в МВД, например, и не думают все конфискованное сдавать «государству». Министр внутренних дел — всемогущий соперник Андропова генерал армии Щелоков — открыл в системе МВД целую сеть закрытых магазинов, где за бесценок даже для рядовых сотрудников (разных полковников и подполковников) продают великолепные товары: джинсы, дубленки, электронику, всевозможный антиквариат, полученный в результате вынесения приговоров с конфискацией имущества сотням тысяч жителей страны ежегодно. А уж о руководстве и говорить нечего!

Андропов знает об этом, как знает и о том, что МВД ведет не такую крупную игру, какую задумал он сам. МВД шерстит население страны, имея инструкцию, запрещающую подниматься даже на уровень замминистров. А что касается партийных структур, то ни одного сотрудника МВД, независимо от ранга, не пускают даже на порог райкомов КПСС, какие бы нити туда не вели — даже следы чисто бытовых убийств. Но МВД никуда и не лезет, давно найдя свою «золотую» жилу. Обстановка в стране такова, что можно с закрытыми глазами брать любого хозяйственника, представителя торговли или снабжения, выкачивать из них наворованное, сдавая, что надлежит в доход «государства», не забывая и себя. На Западе никогда не падал интерес к прекрасному дореволюционному русскому антиквариату, а ныне интерес к нему, а следовательно, и цена, резко повысились. МВД быстро выявило подпольный канал ухода антиквариата за кордон и, вместе с тем, наладило собственные каналы его добычи. Все антикварные магазины превратились в филиалы органов МВД.

Все коллекционеры антиквариата были взяты на учет и их медленно, но верно, проводили через судебные дела с обязательной конфискацией имущества.

Если нет, что крайне редко, но случалось, коллекционер доказывал свою кристальную честность и заручался поддержкой влиятельных людей (на уровне не ниже Галины Брежневой), то получить от МВД что-либо, изъятое при обыске (а все, конечно, отбиралось предварительно, так как результат считался предрешенным), было так трудно, что едва ли наберется десяток человек, которым это удавалось… Конфискованные предметы антиквариата выставлялись в специальном закрытом выставочном зале МВД в Москве на ул. Огарева, 6.

Вельможные особы из партаппарата отбирали кое-какие вещи себе, а остальное милостиво разрешали реализовать на западном рынке, естественно, за валюту. И МВД, используя свои каналы и каналы уголовного мира, бесперебойно пополняло активы золота партии.

Если уж было необходимо, уголовников наводили и на музеи, где в нужный момент умелые руки отключали сигнализацию и усыпляли (а то и убивали) охрану, похищая ценности исторического значения. (Как много прекрасного успел создать русский народ, если в процессе непрерывного более чем семидесятилетнего разграбления его богатства и не смогли выкачать до дна!).

Такие истории уже мало кого удивляли. Ведь приказал же первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Романов доставить к себе хранящийся в Эрмитаже сервиз Екатерины II, перебил его вдребезги, гуляя на свадьбе собственной дочери. И ничего. Никто даже ни пикнул.

Весь антикварный мир знал о фигурке обезьянки, вырезанной из огромного цельного куска янтаря и выставленной в витрине московского магазина «Опал», обслуживающего иностранцев. Богатые туристы неоднократно приценивались к стоящему на витрине янтарному чуду, но неизменно получали ответ, что вещь является национальным достоянием и не продается. В одно прекрасное утро обезьянка из витрины исчезла. Слетевшиеся на эту новость аккредитованные в Москве американские корреспонденты засыпали вопросами продавщиц и администрацию ювелирного магазина. Продавщицы стереотипно отвечали: «Вещь продана», а администрация, таинственно закатывая глаза, разводила руками. Не могли же они рассказать, что по приказу генерала МВД Чурбанова — зятя Брежнева и заместителя Щелокова — ночью был поднят с постели директор магазина, и янтарное чудо исчезло. Чурбанов, если верить его словам, выполнял каприз своей жены, Галины Леонидовны, но, несмотря на все ухабы судьбы, отправившей самого Чурбанова за решетку, несмотря на многочисленные обыски, совершенные на многочисленных квартирах и дачах дочери генсека, обезьянку так и не нашли. Переплавленная в доллары, она заняла место в частной коллекции на западе.

Не осталось незамеченным и уникальное бриллиантовое колье старинной работы, принадлежавшее известной советской кинозвезде Зое Федоровой. Колье было в свое время преподнесено актрисе ее мужем, американским адмиралом, находившемся в годы войны с дипломатической миссией в Москве. После войны, по всем правилам насаждаемых Сталиным норм социалистического образа жизни, адмирала выслали, а Зою Федорову отправили в концлагерь. Видимо, предчувствуя свою судьбу, актриса отдала на хранение колье друзьям, и тем самым сохранила его. Ныне, на волне объявленной Брежневым из-за недостатка твердой валюты и надвигающейся экономической катастрофы политики разрядки, актриса попыталась выехать к мужу в Соединенные Штаты и получила разрешение.

Однако, колье через границу не пропустили, объявив Федоровой, что на такую ценную вещь необходимо специальное разрешение. Федорова решила задержаться в Москве, чтобы получить такое разрешение. Она бросила бы колье на таможне, если бы оно не было памятью об ее единственной яркой любви юных лет. Любви, которая стоила актрисе так дорого. Через несколько дней Зою Федорову нашли убитой выстрелом в затылок в собственной квартире, а колье обнаружилось гораздо позднее среди вещей застрелившегося генерала Щелокова. И не только это колье.

Обо всем этом Андропов знал. Он сделал попытку подключить КГБ к делам МВД, отобрав себе дела по вещам, «имеющим высокую историческо-художественную ценность». МВД яростно сопротивлялось, не желая пускать соперников в свою богатую житницу, но все-таки нехотя согласилось «на проведение в исключительных случаях совместных операций». Еще до этого Андропову удалось внедрить часть своих офицеров в систему ОБХСС и взять под некоторый контроль так называемую «спецмилицию», занимающуюся мелкими и средними валютчиками.

Однако, выяснилось, что антикварные дела совсем не такие простые и легкие, как это казалось на первый взгляд.

В квартиру академика Чудновского среди бела дня вломилась банда грабителей, чья «кавказская национальность», если говорить официальным языком, ярко бросалась в глаза. Преступников интересовали картины из коллекции академика. С академиками было сложно. Им нельзя было инкриминировать, как всем прочим коллекционерам, приобретение коллекции на «нетрудовые доходы», а потому и доказать законность конфискации ее в «доход государства». К академикам поэтому применялись другие методы. Связав хозяина, грабители стали извлекать из рам несколько чрезвычайно дорогих полотен Матисса, как раз входящего в большую моду на Западе. Один из преступников, отжимая ножом гвозди рамы, в спешке всадил лезвие себе в кисть руки и довольно основательно ее поранил. Сделав свое дело, кавказцы скрылись.

За дело взялся КГБ. Описания потерпевшего были точны, и опытные оперативники быстро поняли, что речь идет о преступной группе из Баку, не раз «светившейся» на делах подобного рода. Прямая спецсвязь с Баку работала отлично, и уже через час в КГБ Азербайджана был передан приказ из Москвы об аресте группы с именами и фамилиями для верности. Каково же было разочарование в Москве, когда в Баку, внимательно выслушав поступившую из Москвы информацию, ответили: «Да, это группа хорошо известна, но, к сожалению, тут, видимо, какая-то ошибка поскольку перечисленные люди уже скоро год, как выехали за границу по израильской визе». Но КГБ не был бы КГБ, если бы даже сам себе верил на слово и пользовался бы только официальными каналами. Связались с агентурой и выяснили, что вся банда преспокойно находится в Баку, никуда не собирается уезжать, а, напротив, недавно вернулась из поездки в Италию, привезя «кучу» валюты.

Андропов почувствовал себя оскорбленным.

Специальная команда оперативников инкогнито, соблюдая все меры конспирации, вылетела в Баку. На одной из военных баз под городом оперативников ждал готовый к немедленному вылету самолет. Банду быстро и без шума повязали в городе, запихнули в автомобили и, не сказав даже «здрасте» местному КГБ, доставили в Москву.

Опознание преступников прошло без сучка и задоринки. Характерные лица, шрам на руке — все сходилось. Полковник КГБ, пожимая руку академику, поздравлял его и себя с успехом, уверяя, что дальнейшее следствие не займет и месяца. Через неделю академика снова вызвали к следователю. Глядя куда-то поверх его головы на портрет Дзержинского, полковник, с видимым усилием подбирая слова, сообщил, что дело закрыто, преступники освобождены за недостатком улик. Академик не стал тратить время на «охи» и удивление, а сразу же спросил, где можно обжаловать подобное решение. Полковник, помолчав, ответил: «Видимо, обжаловать можно, если сразу пожалуетесь лично товарищу Брежневу». Полковник делал то, что ему приказали. Академик слег в больницу, не выдержав столь динамичного развития непрогнозируемых событий.

Но оба они были бы потрясены еще сильнее, если бы узнали, что благодаря этому делу Андропов подвергся унижению, какого не испытывал со сталинских времен, когда генералиссимус вспомнил о его контактах с союзниками во время войны и чуть было не ликвидировал, так как был искренне убежден: любой контакт с иностранцами всегда заканчивается для советского человека вербовкой в империалистическую разведку.

Андропова вызвал к себе Суслов — член Политбюро и главный партийный идеолог, в кабинете которого находился Борис Пономарев — заведующий международным отделом ЦК КПСС. Суслов сухо поинтересовался: почему люди Андропова позволяют себе бандитские акции в столицах союзных республик, даже не ставя об этом в известность местное партийное руководство.

Андропов пытался объяснить, что речь идет об опасных преступниках, можно сказать, о бандформировании, на ликвидацию которого было отпущено так мало времени, что было совершенно невозможно затевать волокиту межреспубликанских согласований. На это Суслов заметил, что только суд определяет, является ли какое-либо лицо преступником или бандитом, а отнюдь не органы безопасности, о чем имеется целый ряд партийных документов и решений съездов, которые Андропову неплохо было бы изучить. Еще не совсем понимая суть разворачивающейся интриги, шеф КГБ с недоумением взглянул на главного партийного идеолога, но тут в разговор вмешался Пономарев. Борис Пономарев был наиболее влиятельной фигурой в аппарате ЦК КПСС, настолько влиятельной, что о делах возглавляемого им международного отдела ЦК даже Андропов знал только то, что ему было положено знать, а все попытки узнать больше, либо наталкивались на глухую стену непроницаемой секретности, либо рассеивались в лабиринтах контрверсий, умело пущенных слухов и искусного легендирования.

Люди Андропова обслуживали международный отдел ЦК, рыская по миру с чемоданами иностранной валюты, передавая ее в укромных местах из рук в руки представителям разных братских компартий, левацким группировкам и многочисленным террористическим организациям — единственным представителям выродившегося коммунистического рабочего движения. Из мозаичных рапортов этих курьеров трудно было составить полную картину происходящего. Работала старая конспиративная схема, родившаяся еще в гениальных головах Парвуса и Ленина — самых талантливых преступников XX века.

Маленький, худой и подвижный, как сперматозоид, Пономарев отличался небывалой для номенклатурного деятеля работоспособностью, лично колеся по странам мира и имея доступ ко всем партийным генсекам планеты, включая и Брежнева, в любое время дня и ночи. Глядя на Андропова через толстые стекла западногерманских очков, Пономарев скучным и скрипучим голосом неожиданно стал читать ему лекцию о текущих проблемах социалистического строительства.

Построение коммунистического общества отметил заведующий международным отделом ЦК, наталкивается в настоящее время на препятствия в виде отрицания социалистической государственности со стороны отдельных лиц и, не будем скрывать, известных категорий населения, попавших под воздействие западной пропаганду и в силу этого переродившихся. Кому-кому, а уж Андропову наверняка известно, сколько сил и средств тратит ЦРУ на эти цели, культивируя среди советских людей мещанскую идеологию, тягу к роскоши и неуемному потребительству. Все больше удивляясь, Андропов внимательно слушал. Он и сам, конечно, умел говорить на партийном «новоязе», но, как и все, понимал его плохо.

Поэтому политика нашей партии, продолжал Пономарев, в сфере коммунистического строительства, как и прежде, основана на бессмертных идеях Маркса и Ленина о всеобщем равенстве в рамках единого социалистического отечества.

Не выдержав, Андропов поинтересовался, какое отношение ко всем этим, разумеется, бесспорным истинам имеет вооруженный разбой, в результате которого похищены картины Матисса стоимостью в несколько миллионов долларов.

А такое, пояснил Пономарев, что картины Матисса стоимостью в несколько миллионов долларов, висят не в каждой квартире, а потому создают нервозную обстановку классового неравенства в бесклассовом обществе. Есть вещи, которые вообще не могут храниться в частных коллекциях, как по идеологическим соображениям, так и по соображениям безопасности самих вещей, что указанный случай очень характерно подчеркнул.

Суслов согласно кивал, глядя в пространство. «Так где же эти картины?» — сквозь зубы процедил Андропов, исподлобья взирая на заведующего международным отделом ЦК.

Пономарев чуть не подпрыгнул.

«Да разве речь идет о картинах? — почти закричал он. Речь идет о людях, которых вы схватили в Баку с нарушением всех норм социалистической законности. Товарищ Алиев (Андропов, вздохнул и закрыл глаза) с возмущением звонил лично Леониду Ильичу, и тот намерен поставить этот вопрос на Политбюро. Партия всегда боролась и будет бороться против произвола и беззакония!» Пономарев, помимо всего прочего, был еще и академиком, так что спорить с ним было трудно…

Отдавая приказ начальнику следственного управления КГБ генерал-лейтенанту Курбанову освободить бакинцев, Андропов, криво улыбаясь, заметил: «Ни к кому больше не буду ходить в гости. Боюсь увидеть эти картины в чьей-нибудь коллекции».

«Я могу сказать, в чьей», — ухмыльнулся Курбанов.

«Пока не надо, — остановил его Андропов, — скажете, когда я спрошу…»

Он сам коллекционировал картины, собирал французскую эротическую бронзу прошлого века, музицировал и даже баловался стихами, как Мао-Цзе-дун. А потому был вдвойне уязвлен.

Под «действием непреодолимых сил» он сдал уже многие позиции. Часть его людей стала получать жалование в долларах и сертификатах. Он не только разрешил, но добивался этого, составляя секретные докладные записки в ЦК о необходимости прикрыть КГБ от всепроникающей, как направленная радиация, коррупции. А случаев уже было столько, что можно было насторожиться.

Некоторых чекистов пришлось даже расстрелять за взятки. Причем та быстрота, с которой эти приговоры выносились и приводились в исполнение, явно говорила о том, что к делу причастны и многие начальники казненных. Однако, выплата некоторым подразделениям жалования в валюте мгновенно расколола и без того уже не монолитные ряды потомков железного Феликса. Подразделения, которые обошли, стали глухо роптать, явно демонстрируя свое недовольство. Некоторых уволили из органов, других наказали в дисциплинарном порядке. Чекистам читали лекции и проводили беседы, идиотские как по форме, так и по содержанию. Люди сидели, откровенно скучая, и даже дремали. Пришлось по военторговской сети срочно открыть по управлениям сеть закрытых магазинов за рубли. Было в этих магазинах, предназначенных для младшего и среднего офицерского состава, не Бог весть что, но все же: разные там дешевые джинсы, бельгийские костюмы, рубашки «сафари», импортные сигареты, продовольственные заказы. Люди взбодрились.

Андропов лично выбивал по округам льготную очередь на жилье для своих людей, преодолевал явное непонимание обкомов и горкомов и яростное сопротивление чиновников горисполкомов, теряющих свой законный «заработок» на льготном предоставлении жилплощади. Все это помогало мало. Секретариат Андропова был забит заявлениями на предоставление или улучшение жилплощади.

Все вместе дико завидовали Первому Главному Управлению (ПГУ), занимавшемуся внешней разведкой. «Кадровая засоренность» там была потрясающей, что неоднократно подчеркивал в своих секретных рапортах на имя Андропова начальник управления кадров КГБ генерал Чебриков. Разные маменькины сынки и элитарные детки из потомственной номенклатуры рвались в кадры разведчиков, поскольку к этому времени столь героическая профессия неожиданно стала совершенно безопасной, но по-прежнему высоко престижной и очень выгодной. Проводя большую часть времени на западе под прикрытием дипломатических паспортов и под крышей разных ведомств от АПН и Аэрофлота до Госконцерта, получая зарплату в валюте и деньги на оперативные расходы, разведчики, балдея от своей сказочной жизни и рискуя разве что быть высланными, занимались за рубежом откровенной «чернухой», порой переводя статьи из открытых западных журналов и посылая их в центр в качестве добытой секретной информации. При этом они легко перевербовывались западными контрразведками, иногда даже не подозревая об этом. В Москву шли такие потоки информации и дезинформации, что обработать ее с помощью тех примитивных средств, которые были в наличии, стало немыслимым. Назревал информационный хаос.

Тысячи и тысячи кассет с подслушанными разговорами от министерских канцелярий в Вашингтоне до коммунальных кухонь в собственной стране лежали необработанными. Миллионы справок, отчетов, досье уходили в архив непрочитанными.

Сказывался и постоянно увеличивающийся разрыв в уровнях образования и технической подготовки на западе и в СССР. Одному резиденту в США за большие деньги американцы подбросили чертежи гидролокатора образца 1942 года. Но в этом в Москве быстро разобрались. А были случаи и посложнее. Полученные якобы секретные американские технические разработки и расчеты направлялись в соответствующие НИИ, приказывая им работать в данном направлении.

Многотысячные коллективы трудились годами приходя к выводу, что направление бесперспективно и ведет в тупик. Но это еще нужно было доказать чиновникам.

А доказать это было трудно, так как в многотомных компьютерных расчетах американцы сознательно вводили ошибки. Понимать это начинали, когда разбивался очередной самолет, взрывалась ракета или разлетался на куски испытательный стенд.

Но и это было не самое страшное. Страшной была обреченность, о которой, не подозревая этого, докладывала разведка.

На западе удалось купить без особого труда и за четверть цены (три миллиона долларов) американский истребитель-бомбардировщик «Фантом».

Советские специалисты, осмотрев машину, были поражены ее электронной насыщенностью. Имея примерно равные с советскими машинами подобного класса аэродинамические и маневренные характеристики, «Фантом», благодаря своей электронике, имел возможность обнаружить и уничтожить советские самолеты намного раньше и на гораздо большей дистанции. И ни одного узла из его аппаратуры обнаружения, электронного противодействия и поражения советская промышленность была не в состоянии даже скопировать. Старая болезнь, начавшаяся от исторических сталинских слов о кибернетике как «о чуждой марксизму жидовской лженауке», оказалась хронической и неизлечимой.

Поражающая свой эффективностью американская ракета воздушного боя «Скайуиндер» была тоже без особого труда приобретена на западе за полцены (позднее выяснилось, что и еще дешевле — разведчики тоже всегда «выкраивали» себе на черный день). А две другие ракеты вообще достались почти даром — от вьетнамских партизан, укравших их прямо из-под крыльев американских истребителей на какой-то базе в Южном Вьетнаме. Советские социалисты, которые постоянно мечтали посмотреть схему наведения этой ракеты, осуществив свою мечту, скорбно поджали губы. Да, схема была простой, как грабли.

Американцы вообще никогда не любили сложностей, породив даже национальную поговорку «он недостаточно умен, чтобы делать простые вещи». Все это было так. Но в основу схемы наведения входили микролампы, которые Советский Союз при всем своем желании производить не мог. Для этого понадобилось бы на два порядка повысить вакуум на заводах, построенных в свое время заключенными и стройбатовцами.

А американцы, как бы издеваясь, продают советской разведке весь комплект чертежей (вагон) и все технологические карты производства атомных подводных лодок-ракетоносцев типа «Джордж Вашингтон». Стройте, ребята, веселитесь. Ах, как все тогда были возбуждены. На каждом листе американский гриф «Топ сикрет!» И два наших «Совершенно секретно! Особой Важности», фиолетовые штампы с двумя нулями и прочая экзотика. Сам Брежнев принимал двух парней из ПГУ, которые купили и дотащили всю эту гору макулатуры до Москвы, и вручил им по звезде Героя. На проверку оказалось, что даже и говорить об этом не стоило. Достаточно только вспомнить, что единственным в мире погибшим ракетоносцем оказался ракетоносец именно этой серии, которую в судостроительных кругах так и прозвали «Иван Вашингтон».

Все эти игры стоили громадных денег, не принося либо никаких результатов, либо откровенный вред. Это уже была традиция. Сильно ли помогло стране, что разведка в свое время точно установила дату нападения на СССР — 22 июня?

Скверным во всем деле было то, что разведчики так привыкали к жизни на западе, что возвращались домой с огромной неохотой, надеясь, что период пребывания на родине будет кратковременным, а если такой надежды не было, то просто отказывались возвращаться. При этом либо скрывались, либо шли сдаваться. Трудно назвать страну, где бы подобное не произошло в андроповские и постандроповские времена.

Но, как ни странно, все это никак не отразилось ни на карьере самого Андропова, ни на карьере начальника ПГУ генерала Крючкова, которого Андропов тащил за собой по служебной лестнице со времен подавления венгерского восстания в 1956 году. Это, видимо, происходило, во-первых, потому, что бегство на запад номенклатурных сынков, составляющих основную массу сотрудников внешней разведки, не очень беспокоило саму номенклатуру, уже морально готовую последовать их примеру, а, во-вторых, еще и потому, что фронт тайной войны на западе, несмотря на всю его романтичность, все-таки считался вспомогательным по сравнению с глобальным фронтом тайной войны, бушевавшей внутри страны.

В своем неугомонном желании спасти родину и в упоении от успехов на Кавказе Андропов решил сделать следующий шаг. В качестве цели для следующего удара он выбрал Московский Горком Партии, возглавляемый членом Политбюро ЦК Гришиным.

Предшественником Гришина на посту первою секретаря МГК был некий Егорычев, также погрязший до уши в коррупции, но мечтавший подняться на уровень большой политики. А потому он регулярно слушал лекции о кознях мирового сионизма и постоянно консультировался на эту тему с КГБ, который, в свою очередь искал способа свалить Егорычева и посадить на его место андроповского человека. Именно на борьбе с мировым сионизмом Егорычев и сгорел. Как-то на совещании в Политбюро в присутствии Брежнева, когда на Ближнем Востоке бушевала в 1973 году очередная война, Егорычев, хлебнув коньяка больше обычного, предложил десантировать на Синайский полуостров советскую морскую пехоту и начать марш на Тель-Авив.

Брови Брежнева изумленно взметнулись, а министр обороны побледнел, поскольку почувствовал в этом лихом призыве интригу против себя. В 1973 году высаживать еще было нечего и не на чем.

«Товарищ Егорычев, — поинтересовался Брежнев, — чье мнение вы высказываете?»

«Мнение Московского горкома партии», — ответил первый секретарь МГК.

«Значит вы подобные вопросы обсуждаете на горкоме», — со зловещими нотками в голосе спросил генсек.

Наступило тягостное молчание, в результате которого первым секретарем МГК стал Гришин — человек Суслова.

Андропов был еще слишком слаб.

МГК превратился в гнездо коррупции, казнокрадства и разных прочих темных делишек, до мелочей напоминая гангстерский синдикат где-нибудь в Чикаго в начале 50-х годов. Разница была лишь в том, что гангстерский синдикат платил налоги и побаивался полиции, в то время как МГК и налогов не платил, и милиция вытягивалась в струнку и брала под козырек при виде даже мелких клерков из этого могущественного заведения. Наглея от безнаказанности, МГК стал совершать ошибки.

Член бюро горкома и первый секретарь Куйбышевского райкома города Москвы — Галушко, получил взятку в полтора миллиона рублей (частично драгоценными камнями) за предоставление четырех квартир каким-то темным личностям из Тбилиси. Однако, взяв деньги, клиентов обманул. Разъяренные, они не пожалели дальнейших расходов и вышли на весьма замкнутый и влиятельный круг авантюристов, близких к дочери Брежнева — Галине.

Неизвестно, какие пружины нажала дочь генсека, но в спецдом к товарищу Галушко пожаловала бригада ОБХСС во главе с самим генералом Гришиным (по иронии судьбы, однофамильцем первого секретаря МГК) и произвела обыск, конфисковав золота и ценностей, а также дензнаков на сумму в полтора миллиона рублей. Галушко был арестован. На следующий день дело было передано в КГБ. Андропов сам допрашивал потерявшего от страха голову секретаря райкома и добился от него признания, что он был всего лишь «шестеркой» у деятелей горкома.

Андропов стал обдумывать, как бы это все получше доложить Брежневу, чтобы одним молодецким ударом свалить весь горком, сделать его филиалом Лубянки и начать наступление на Кремль.

Но набат тревоги уже звучал в Московском горкоме партии.

Упрятав часть своих сотрудников на дачах и в спецбольницах, Гришин кинулся к Брежневу.

Галушко был освобожден, а генерал Гришин отдан под суд «за злоупотребление служебным положением» и осужден.

Андропова вызвали к Генеральному Секретарю.

Брежнев смотрел на него с укором. Присутствовавшие Суслов, Гришин, Черненко и оказавшийся по какому-то случаю в Москве Рашидов набросились на шефа КГБ, как свора охотничьих псов. Ему напомнили, что главной задачей КГБ является охрана номенклатуры, а не надзор над ее нравственностью. Для этого существует комиссия партийного контроля, у которой могут найтись вопросы и к самому Андропову. Скажем, известно ли Юрию Владимировичу, что происходит ежедневно на тех многочисленных и роскошных квартирах, которые переданы ему из драгоценного спецфонда столицы в качестве конспиративных. Хороши конспиративные квартиры, о дебошах в которых знает весь дом, а то и весь район! Кому и сколько валюты сдают проститутки, работающие под надзором 5-го управления КГБ? На какие деньги и зачем организуются непонятные боевые подразделения КГБ? И главное: КГБ совершенно распустил своего основного противника, ради которого партия и терпит на своем балансе столь огромный карательный аппарат. Речь идет о населении страны, которое уже позволяет себе черт-те что! Страна наполнена антисоветской литературой, по всем каналам передается какая-то идеологически вредная музыка, печатаются черт знает какие книги. Молодежь не желает ни работать, ни служить в армии. Имеет место низкопоклонство перед Западом и восхваление западного образа жизни.

Вот с чем должен бороться КГБ, а не рыскать по райкомам в поисках добычи.

Андропов пробовал возражать.

Разве не сама партия затеяла заигрывание со Штатами, и в ответ на кредиты открыла еврейскую эмиграцию из страны, получая деньги с каждого выпущенного еврея? Разве не он, Андропов, всегда был против и заигрывания с потенциальным противником, и против разрешения какой-либо эмиграции из страны? Он даже написал специальный меморандум по этому поводу. Разве не он организовал высылку из страны клеветника и отщепенца Солженицына и ведет непрекращающуюся кампанию по шельмованию Сахарова и ему подобных, потихоньку выпихивая их за рубеж или сажая за решетку?

Он и его ведомство, если не считать армии, — единственный работающий в настоящее время государственный институт, в то время как многие товарищи просто самоустранились от дел за высокими заборами и дубовыми дверями, занимаясь при этом, мягко говоря, неизвестно чем. Если партия не будет бороться с перерожденцами и взяточниками в своих рядах, она погибнет и погубит страну.

Все несколько успокоились, и разговор пошел в более миролюбивых тонах.

Нет, никто не сомневается в преданности товарища Андропова делу партии и ее идеалам.

К сожалению, реалии современного мира диктуют именно такую политику партии на данном этапе. То, что необходимо в стране навести порядок, никто не возражает, но разве у товарища Андропова, у нашего дорогого Юрия Владимировича, такой избыток сил и такой узкий фронт работ, что он начинает вести огонь по своим, по ветеранам Партии и революции?

В этой фразе, взятой почти дословно из выступления Хрущева на XX съезде партии, заключался глубокий смысл. Начатая Хрущевым и одобренная номенклатурой десталинизация ставила своей целью не разоблачение преступлений режима против страны и небывалого в истории геноцида против собственного народа, а разоблачение методов Сталина в его непрекращающейся войне против номенклатуры.[33]

За чтение «Архипелага» давали срок — до 7 лет лагерей и 5 лет ссылки вплоть до 1985 года. Это общеизвестно. Интересно другое: книга была впервые издана на западе на средства… КГБ (даже без ведома автора).

Взрыв общественного мнения в мире был страшным, как успех самой книги, мгновенно переведенной на все существующие языки. Название СССР исчезло и было заменено на «Архипелаг ГУЛАГ». Один советский журналист как-то «проголосовал» на пустынном аргентинском шоссе грузовику, на котором собирался добраться до соседнего городка. Шофер грузовика, индеец средних лет, поняв, что везет иностранца, поинтересовался, откуда тот.

«Из России», — ответил журналист.

«А-а, — протянул шофер, — я знаю. Я читал „Архипелаг ГУЛАГ“».

Циники говорят, что КГБ сделал это специально, чтобы обеспечить себя работой на долгие годы, чтобы всегда было кого и за что сажать.

Но неисповедимы пути тайной войны, особенно когда шеф КГБ стремится к верховной власти.

«Сталин стрелял по своим, — ревел в микрофон Никита Хрущев, — по ветеранам революции! Вот за этот произвол мы его осуждаем… В истории человечества было немало жестоких тиранов, но все они погибли так же от топора, как сами власть свою поддерживали топором…». Хрущев сказал даже гораздо больше, чем хотел. Признав в ораторском угаре, что Сталин был убит своими верными учениками (чуть ли не топором по голове), Никита Сергеевич предупредил все грядущие поколения партноменклатуры о главной опасности: Не стреляйте по своим! Или погибнете от топора.

Андропов молчал.

Итог подвел Брежнев. Впадающий в прострацию вождь КПСС не любил подобных разборок, которые мешали ему наслаждаться жизнью в его роскошных особняках и охотничьих замках, разбросанных по всей стране и по многим странам Европы. «Я вижу, что товарищи поняли друг друга, и это очень хорошо». И торжественно расцеловал Андропова в обе щеки, прослезясь.

Но в тот же день первым заместителем Андропова был назначен генерал Цвигун — шурин Брежнева, женатый на родной сестре жены генерального секретаря.

Намек был более чем ясен. Борьба обострялась. Андропов знал гораздо больше того, что высказал перед разволновавшимися номенклатурщиками, но и он еще всего не знал.

Американский гриф «Доступ ограничен», забитый советским штампом «Секретно» и регистрационным штампом секретного делопроизводства: «Доклад ЦРУ об экономическом и внутриполитическом положении в СССР. Аналитический отчет для Президента, Правительства и Конгресса Соединенных Штатов на 1978 год». Подлинник, и почему-то на русском языке. Почему? Да чтобы в КГБ не тратили время на перевод, а читали сразу, как только двухсотстраничный отчет будет передан (якобы от агентуры) советской разведке и переслан в Москву.

Очень любезно со стороны американцев, что они взяли на себя часть забот огромного аппарата советской тайной полиции. «А чего это они стали печатать свои отчеты на русском языке?» — спросил удивленный начальник ПГУ Крючков Андропова, хотя об этом Андропов должен был спросить Крючкова. «Да будь я и негром преклонных годов, и то без усилья и лени я русский бы выучил…», — процитировал Андропов, любивший блеснуть интеллектом перед подчиненными.

Крючков ушел в недоумении от того, что подобная деталь его шефа нисколько не заинтересовала…

«…В настоящее время в центральном аппарате КПСС и в руководящем аппарате компартий союзных республик совершенно отчетливо наметилась тенденция к расколу. Главной причиной этого является постоянно ухудшающееся экономическое положение страны. Стагнация всех видов промышленности, устойчивый спад производства, катастрофическое падение производительности труда, хронические неурожаи еще более усугубились падением мировых цен на традиционные товары советского экспорта: нефть, газ и необработанную древесину. Огромное по объему, совершенно несбалансированное военное производство, ежегодно расширяясь, губит все другие отрасли промышленности, ставя страну во все увеличивающуюся зависимость от импорта широкого ассортимента товаров первой необходимости, включая продовольствие.

Между тем, престарелое руководство СССР не только не видит гибельности пути, но, напротив, втягивает страну в спирали новых глобальных расходов, которые та ни теоретически, ни практически уже выдержать не может…

Финансовая поддержка компартий во всем мире, помощь развивающимся странам, с надеждой, что они выберут так называемый „социалистический путь“, спасение от банкротства стран-сателлитов Восточной Европы, конфронтация с цивилизованным миром весь этот многолетний путь, как уже совершенно очевидно, ведет в никуда, но Кремль продолжает с упорством обреченного по нему идти…

Страны-сателлиты Восточной Европы, которые многие наши политики давно называли „минами замедленного действия“, действительно становятся таковыми, загоняя Москву в безвыходный тупик перед страхом неизбежного взрыва. В условиях коммунистической экономики, когда царит сильный товарный голод и господствуют автаркические тенденции, а чисто условные деньги имеют лишь относительную ценность, абсолютной ценностью являются только товары…

Поставляя товары странам-клиентам, советское правительство отрывает у своей же страны и экономики самое необходимое. Завышенные цены не уравнивают положения, так как продукция, которую страны „народной демократии“ дают взамен, значительно более низкого качества, чем западная, что создает постоянный товарный вакуум в СССР…

Для поддержания же хоть на каком-то уровне торговых отношений с Западом Советский Союз вынужден разрабатывать нерентабельные шахты и рудники, требующие миллиардов государственных субсидий, добывать низкокачественную нефть в отдаленных, труднодоступных районах страны, где ее себестоимость очень высока, загнав самого себя в своего рода экономический заколдованный круг, из которого нет выхода…

Брежнев, посетивший Индию, подписал соглашение о предоставлении правительству Ганди кредита в размере 820 миллионов долларов. Кроме того, он обещал увеличить поставку Индии нефти на 1 миллион тонн (сейчас поставляется 1,9 миллиона тонн). Было подписано также секретное соглашение о поставках вооружения, в частности, 25 самолетов МИГ-25 — на общую сумму в 1,6 миллиарда долларов. Как всегда, льготный кредит на поставку вооружений составлен таким образом, что непонятно, собирается ли Индия его когда-либо гасить…

Во что обходятся СССР ежегодно страны-сателлиты в поставках сырья и готовой продукции существуют лишь оценочные данные. Однако, СССР ежегодно тратит на указанные страны и твердую валюту, увеличивая постоянно растущую собственную задолженность Западу, составляющую в настоящее время 17 миллиардов 900 долларов.

Кроме того, Кремль взял на себя обязанности гаранта западных кредитов в страны Восточной Европы, потенциально взвалив на свои плечи долг еще в 60 миллиардов долларов.

Относительно ежегодных долларовых субсидий в страны-сателлиты существуют точные данные, видимые из нижеследующей таблицы:

Советские субсидии в миллионах дол. Задолженность Западу в миллионах дол.

ГДР 292 11500

Куба 1860 -

Чехословакия 344 4500

Польша 1900 23000

Монголия 86 -

Румыния 460 9500

Венгрия 167 8900

Вьетнам 1040 -

Болгария 127 4500

За последние 10 лет Советский Союз истратил таким образом 85,8 миллиарда долларов, распределив эти огромные средства следующим образом:

Куба 15,4906 миллиарда долларов

Вьетнам 9,1312 миллиарда долларов

Сирия 7,426 миллиарда долларов

Ирак 3,7656 миллиарда долларов

Эфиопия 2,8605 миллиарда долларов

Северная Корея 2,2341 миллиарда долларов

Монголия 9,5427 миллиарда долларов

Индия 8,9075 миллиарда долларов

Польша 4 миллиарда 955 миллионов

Афганистан 3,055 миллиарда долларов

Алжир 2,5193 миллиарда долларов

Ангола 2,0289 миллиарда долларов

Все эти расходы, имея ежегодно тенденцию к увеличению, не приносят Советскому Союзу решительно никакой выгоды и в терминах реальных межгосударственных отношений не могут быть объяснены.

Политические выгоды, достигаемые при этом Кремлем, ничтожны, а их перспектива выглядит весьма сомнительной. Так, например, в Анголе, несмотря на массированные поставки МПЛА советского вооружения, на территориях, контролируемых марксистскими группировками, наши нефтяные кампании продолжают добывать нефть, а южно-американские — алмазы на еще более льготных условиях, чем до советского проникновения…

Гигантские суммы расходов Кремля складываются, главным образом, из массированных поставок вооружения и сырья (в основном, нефти и нефтепродуктов) странам-клиентам с единственной видимой целью поддержки местных коммунистических или прокоммунистических правителей. Однако, в этом потоке присутствуют и прямые перемещения золотых фондов и наличных денег по системе контролируемых Москвой банковских структур, а также через международную банковскую сеть. При этом деньги, перечисленные, скажем, Кубе, оседают в банках Испании и Франции на фиктивных счетах подставных лиц или фирм, составляя, с одной стороны, личные фонды семьи Кастро, а с другой — капитал, якобы полностью принадлежащий местным компартиям. Но это не совсем так, поскольку Москва с легкостью снимает деньги с этих счетов, тратя их по своему усмотрению. Так, во время недавнего пребывания неофициальных советских делегаций в Монте-Карло и Кении, где на различные товары и услуги (рулетка и сафари) были соответственно истрачено 240 и 285 тысяч долларов, деньги на покрытие этих расходов были сняты со счетов испанской компартии…

Более того, деньги Кремля вкладываются в капиталы известных фирм и компаний, которые не только не имеют никакого отношения к мировому коммунистическому движению, но, напротив, официально клеймятся Москвой, как входящие в военно-промышленный комплекс Запада. Создается парадоксальная картина вкладывания Москвой денег в нашу оборонную систему вместо того, чтобы истратить их на собственную больную экономику.

В настоящее время имеются данные о наличии денег Москвы в алмазообрабатывающем бизнесе (фирмы ЮАР, Израиля и Голландии), в игорном бизнесе (Монте-Карло, Лас-Вегас, Гонконг), в приобретении через подставных лиц около дюжины казино, игорных и публичных домов в различных концах мира, в наркобизнесе (связь через Кубу с наркокартелями Латинской Америки и через Афганистан и собственные мусульманские республики с наркосиндикатами центральной и юго-восточной Азии)…

В ходе последних контактов советского руководства (поездки Брежнева и Громыко) с руководством США и стран западной Европы Москва неоднократно заявляла как главную цель указанных контактов — острую необходимость получения западных кредитов для модернизации всей добывающий индустрии и сельского хозяйства. Однако, предложения западных стран о поставках соответствующего оборудования в счет предоставляемых кредитов было отвергнуто и высказано желание получения чисто денежного кредита, поскольку советская сторона еще не выбрала поставщиков и намерена организовать конкурс фирм. Почти полностью полученные кредиты осели на счетах в западных банках и фактически перераспределяются на личные счета высших партийных чиновников…

Создается впечатление, что какая-то часть руководства КПСС, гораздо отчетливее видя изнутри, чем мы извне, надвигающуюся на страну катастрофу и ее неизбежность, заранее готовится к исходу на Запад, создавая для этого материальную базу. Именно созданием материальной базы будущего исхода, видимо, и определяется вся внешняя и внутренняя политика СССР, не имеющая никакого другого объяснения.

В результате подобной политики золотой запас СССР уменьшился примерно втрое за последние 30 лет и продолжает стремительно уменьшаться. Постоянно прогрессирующий промышленный спад грозит выйти из-под контроля и привести к полному экономическому хаосу, что создает уникальную возможность уничтожения Советского Союза как великой мировой державы, не прибегая к военным средствам…

Представляется целесообразным в ближайшее время попытаться расширить количество стран-клиентов СССР, увеличивая объем его непомерных расходов (а еще лучше — его прямого вовлечения в какой-либо крупный региональный конфликт) и продуманной кредитной политикой, расширяя раскол в кремлевском руководстве…»

Далее шло пространное исследование вопроса, где лучше всего втянуть СССР в региональный конфликт. Рассматривались Куба, Ближний Восток, Ангола и даже возможность провоцирования войны с Китаем. Приводились бесчисленные доводы за и против, говоря больше об огромной информированности авторов доклада, нежели об их намерениях…

Доклад ЦРУ недаром попал к Андропову на русском языке. В нем не было ничего, чего бы не знал шеф КГБ. Разве что многие положения были сформулированы более четко и с меньшей словесной шелухой, чем в совершенно секретных справках самого КГБ, где все-таки многие вещи боялись называть собственными именами, но зато назывались конкретные фамилии.

Только крутые реформы могли спасти страну, но даже начать эти реформы не представлялось возможным в тех условиях, в которых СССР находился. Только разгромив и уничтожив существующую номенклатуру — и это ясно видел Андропов — можно было приступить к наведению порядка в стране, а затем и к коренным преобразованиям. Но где взять людей для осуществления столь прекрасных замыслов? Где взять те кадры, которые, «решая все», спасут страну?

Его смелая мысль заменить номенклатуру своими чекистами, хотя еще и имелась в виду, но уже успела принести немалые разочарования.

Азербайджанский эксперимент продемонстрировал, что чекисты, дорвавшись до хлебных номенклатурных постов, ведут себя, благодаря присущей им храбрости и решительности, еще более нагло, чем их предшественники. Сам Алиев, быстро войдя во вкус открывшихся возможностей на посту Первого секретаря ЦК компартии республики, превратил Азербайджан в нечто весьма напоминающее Багдадский Халифат времен легендарного халифа Гаруна-аль-Рашида. Алиева так уже и звали в Баку — «Гарун-аль-Рашид» — и с ностальгией вспоминали времена Ахундова. В настоящее время, по сведениям Андропова, Алиев лихорадочно готовится к предстоящему визиту в Баку самого Брежнева, отливая по этому случаю золотой бюст Генерального секретаря весом 15 килограмм, подбирая бриллианты и антиквариат, поскольку слабость к этим предметам как самого Брежнева, так и членов его семьи была общеизвестна.

А время для действий стремительно уходило.

Земляк Андропова по Ставрополью, член Политбюро ЦК КПСС Федор Кулаков, отвечающий в Политбюро за сельское хозяйство, разделял все взгляды шефа тайной полиции и был тем практически единственным человеком, на которого Андропов не только рассчитывал, но и мог действительно положиться.

Энергичный и решительный, Кулаков был значительно моложе большинства престарелых кремлевских владык. Будучи еще в состоянии работать много и плодотворно, Кулаков был решительным сторонником радикальных реформ. Его звезда стремительно взошла во времена Хрущева, но также стремительно и закатилась. Хрущев отправил его в почетную «ссылку» в Ставрополь, где у того и произошло знакомство с Андроповым. Суть кулаковских предложений по спасению страны заключалась в радикальной реформе государственно-партийного аппарата, замены номенклатуры институтом чиновников с легальными привилегиями государственных служащих и строжайшим контролем за их доходами.

Это было в свое время мечтой самого Хрущева, но он не только не решился на какие-то резкие шаги, но и, испугавшись возможных последствий, отстранил от себя Кулакова.

Кулаков принимал активное участие в заговоре, приведшем к отстранению Хрущева от власти в 1964 году, собрав в охотничьем домике Тебердинского заповедника в Ставрополье всех основных участников переворота и отшлифовав последние детали. Вскоре, возвращенный обратно в Москву, Кулаков понял, что был обманут заговорщиками. Они не только не желали никаких реформ, но, напротив, быстро свернули даже то немногое, что успел начать Хрущев.

Обнаружив в Андропове единомышленника, Кулаков воспрянул духом. Оба понимали, что никакие реформы невозможны, пока в их руках не сойдутся все нити верховной власти. «Если человеку выпадает бесконечно редкая судьба, — считал Кулаков, — то надо показаться достойным ее. Не попытаться использовать ее — это уже преступление!». Андропов был с ним полностью согласен. Оба были убежденными коммунистами и свято верили в свой план, хотя он был столь же утопичен, как и все коммунистические идеи, которые на практике могли привести только к тому, к чему привели.

План состоял в следующем: в стране наводится железная дисциплина сверху донизу. Одновременно и координированно идет разгром всяческого инакомыслия, мафиозных структур и номенклатуры. Происходит некоторое перераспределение благ сверху вниз, но под строгим централизованным контролем, и в зависимости от повышения производительности труда. В сельском хозяйстве повсеместно внедряется знаменитый «ипатовский метод», на котором Кулаков сделал себе имя. После беспощадной партийной чистки реорганизуется и КПСС, в которой предусматривалось иметь не одного, а двух генеральных секретарей, уменьшенный втрое ЦК и уполовиненный аппарат… «Кремлевские мечтатели», как заметил когда-то, правда, по другому поводу, Герберт Уэллс. Но они не были мечтателями. Они просто не хотели потерять всего.

Составленный ими в двух экземплярах план содержал на своих четырех машинописных страницах 42 упоминания «железной дисциплины», которую еще надеялись навести в разложенной до предела стране.

Третьим «мечтателем», сочувственно относившимся к разрабатываемому плану, оказался Петр Машеров — партийный босс Белоруссии, кандидат в члены Политбюро. В случае успеха ему была обещана должность премьер-министра и полное членство в Политбюро.

Целью следующего удара по номенклатурной твердыне был намечен Сергей Медунов — партийный владыка Краснодарского края, личный друг Брежнева, открыто рассматривавший вверенный ему край как свою феодальную вотчину.

Уверенный в полной безнаказанности, Медунов потерял всякую осторожность, открыто брал взятки, переводил богатства края в доллары, откровенно хвастался своими счетами в нескольких западных банках, казнил и миловал своих «вассалов», полностью игнорируя какие-либо законы и правила. Досье на Медунова Кулаков и Андропов собирали в течение нескольких лет. Большую услугу в этом деле оказывал им молодой секретарь Ставропольского крайкома, оставленный Кулаковым в Ставрополе после отъезда в Москву — Михаил Горбачев, благо Краснодарский край был по соседству. На молодого партсекретаря Андропов и Кулаков возлагали большие надежды. Андропов сам часто беседовал с Горбачевым и убедился, что тот полностью разделяет его взгляды, предан ему лично и имеет давнишние, прочные связи с возглавляемой Андроповым службой.

В Ставропольском крае находилась главная курортная зона страны — район Кавказских минеральных вод. В этом благодатном крае с мягкой сухой зимой и нежарким летом были сосредоточены номенклатурные дачи, санатории и лечебницы, естественно, недоступные простым людям. По старинному обычаю еще русской дореволюционной аристократии — уезжать с семьями «на воды» — сюда постоянно наезжали поправить здоровье с супругами и детьми кремлевские руководители, аппаратчики из ЦК, министры, партийные боссы крупных городов и обкомов, редакторы центральных газет и генералы.

Горбачев — партийный губернатор края — лично встречал самых важных гостей, сопровождая в их роскошные особняки, навещал время от времени, постепенно завязывая самые близкие отношения с высшими руководителями страны. Он собирал бесценную информацию, поскольку встречаться с высшими представителями на отдыхе, где ты играешь роль гостеприимного хозяина, совсем не одно и то же, что встречаться с ними в Москве на заседаниях ЦК в безликой массе областных секретарей. Здесь можно узнать много больше и много больше осторожно подсказать.

В одну из лечебниц для высшей партийной элиты, в «Красные Камни» под Кисловодском, время от времени наезжал и Андропов, предпочитая этот курорт многим остальным. Это была его «малая родина». Могущественный шеф КГБ родился (15 июня 1914 года) неподалеку — на станции Нагутская.

Андропов жил в «Красных Камнях» в уединенном, строго охраняемом особняке, никого не принимая, кроме прилетавших из Москвы генералов КГБ и…

Михаила Горбачева, чью машину охрана всегда беспрепятственно пропускала к шефу.

Одной из главных задач Горбачева, как уже упоминалось, был сбор компромата на Медунова. Досье Медунова пухло от собранных Горбачевым документальных и свидетельских показаний. Выяснилось, что в Краснодарском крае, а особенно в сказочной зоне причерноморских курортов в районе Сочи, коррупция и взяточничество в партийно-государственном аппарате получили совершенно официальный статус. Чтобы купить машину, получить квартиру, добиться повышения по службе, поступить в учебное заведение, быть принятым в партию и даже получить на ночь номер в гостинице, требовалось дать взятку.

Причем каждый чиновник знал, сколько он должен оставить себе, а сколько перечислить в райком. Там тоже знали, сколько перечислить наверх. Денежные ручейки сливались в полноводную реку в кармане у Медунова. Более того, именно Краснодарский край оказался транзитной зоной многомиллионной валютной операции по тайной продаже за границу черной икры в банках из-под тихоокеанской селедки. Нити отчетливо вели в Москву в кабинеты министров, а оттуда — в Кремль.

Однако, от количества и точности доказательств, изобличающих Медунова в преступной деятельности, зависело очень мало. Партийный босс Краснодарского края принадлежал к уровню неподсудной и неприкасаемой номенклатуры. Договор, заключенный после десятилетий кровавого сталинского кошмара, продолжал действовать, и Брежнев не собирался его не только менять, но и вносить в это договор какие-либо коррективы. Оберегая своих назначенцев, генсек оберегал себя, и только на этом зиждилась вся сила его власти. Да и всем было очевидно, что Медунов интересует Андропова именно своим близким положением к Брежневу. Свалив Медунова, Андропов рассчитывал свалить и Брежнева, а иначе какой смысл было вообще связываться именно с Медуновым. Можно было взять любого из 181 секретаря обкомов или крайкомов, чтобы получить такой же букет преступлений, хотя бы того же Горбачева. Андропову было лучше других известно о делах молодого ставропольского секретаря. Например, когда Шеварднадзе по приказу Андропова, наводил порядок в своей родной Грузии, сменив снизу доверху всех должностных лиц своими чекистами и набив грузинские тюрьмы бывшими сановниками и подпольными миллионерами, он громогласно обещал до костей «прочистить капиталистический свинарник республики». Однако, большей части дельцов так называемой «теневой экономики» удалось бежать и даже эвакуировать свои предприятия. Бежали они недалеко — практически в соседний Ставропольский край. В подавляющем большинстве это были ювелиры, изготавливавшие кольца, браслеты, цепочки и тому подобное по заказу разгромленной номенклатуры и захватившие с собой все свое сырье — золото, серебро, платину, бриллианты и другие драгоценные камни. Многие вывезли и доверенные им «золотые запасы» номенклатуры, то есть «золото партии». Однако, проследить, куда они бежали из Грузии, было не сложно. Основавшись по другую сторону Кавказского хребта, «беженцы» из Грузии стали успешно развивать «теневую экономику» в Ставрополье.

Шеварднадзе, который вылавливал своих врагов чуть ли не в приемной Брежнева и отправлял спецрейсами обратно в Тбилиси на суд и расправу, и в данном случае стал действовать со свойственной ему решительностью, надеясь, как всегда, на поддержку Андропова. Он позвонил Горбачеву и потребовал немедленного ареста и высылки в Грузию всех лиц, перечисленных в специальном списке, посланном в прокуратуру края. Став первым секретарем ЦК компартии Грузии, Шеварднадзе настолько верил в свое могущество, что даже ввел в республике в качестве государственного языка русский язык, оправдав доверие Москвы и вызвав целую бурю, особенно в среде грузинской интеллигенции.

Поэтому звонок какому-то там областному секретарю был для Шеварднадзе скорее актом бюрократического этикета, чем необходимостью. А потому можно представить изумление тбилисского властелина, получившего твердый отказ Горбачева.[34]

Нам же кажется, что дело здесь гораздо серьезнее. Готовя заговор против Брежнева, Андропов нуждался в средствах и пытался заручиться временной поддержкой воротил «теневой экономики», скрывая от них тот факт, что в его планах предусмотрено их полное истребление.

Разъяренный Шеварднадзе, напомнив Горбачеву о ничтожности его положения («Подумай, кто — ты, и кто — я»), немедленно пожаловался Андропову. Однако, к великому удивлению Шеварднадзе, ничего не получилось. Секретарь крайкома, которого Шеварднадзе совершено справедливо считал ниже себя по рангу в строжайшей «табели» партийной номенклатуры, оказался на самом деле могущественнее и влиятельнее его, хотя речь в данном случае шла о прямом нарушении закона. А покровитель у них был один и тот же — Андропов. В предстоящей борьбе Горбачев был ему гораздо нужнее, чем грузин Шеварднадзе.

К этому времени Брежнев был уже тяжело болен. В 1976 году он перенес тяжелый инсульт; врачам с трудом удалось вывести генсека из состояния клинической смерти. Время от времени руководитель партии и государства впадал в совершенно сенильное состояние, демонстрируя, на потеху всему миру, свою чисто детскую любовь к орденам, побрякушкам и ярким западным наклейкам.

Номенклатура, которая всегда мечтала именно о таком, впавшем в детство, генеральном секретаре, делала все возможное, чтобы за Брежневым сохранились все его посты, ибо лучшего прикрытия для глобального разворовывания страны было трудно себе придумать. Брежневу присвоили звание Маршала Советского Союза, наградили орденом «Победы». Трагическая история страны оборачивалась дичайшим фарсом. Правда, у Сталина было даже два ордена Победы, и он был не маршалом, а генералиссимусом. Но время еще было…

Несколько попыток Андропова спровадить Брежнева на пенсию, а при выборах нового генсека провести на этот пост Кулакова успеха не имели.

Номенклатура готовилась защищать Брежнева до последнего. Применяя силовые приемы и отработанные методы партийных интриг, ловко оперируя накопленным на каждого из членов Политбюро и ЦК компроматом, Андропов и Кулаков добились компромиссного варианта: за Брежневым остается недавно обретенный им номинальный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, а пост Генерального секретаря партии переходит к Кулакову. Вопрос это считался решенным, и к нему загодя стали готовить страну и мир, сперва организовав «утечку» информации в западные газеты, а затем начав открыто говорить об этом на закрытых партсобраниях и лекциях инструкторов ЦК. Андропов и Кулаков уже составили секретные списки номенклатурных работников, подлежащих немедленному снятию с должности и отдаче под суд сразу же после занятия Кулаковым поста Генерального секретаря ЦК КПСС.

В ночь с 16 на 17 июня 1978 года Андропов был поднят с постели резким звонком телефона спецсвязи. Взволнованный голос его заместителя генерала Пирожкова доложил, что Кулаков мертв. Ошеломленный Андропов через сорок минут прибыл на дачу Кулакова с двумя оперативными группами КГБ.

Растерянные, бледные лица охраны. Разъяренный лай рвущейся с поводка любимой овчарки покойного. Безумные глаза жены. Кулаков был обнаружен со вскрытыми венами в своей личной сауне. В луже крови поблескивал медицинский скальпель.

В ЦК почти никак не отреагировали на смерть Кулакова, а, вернее, отреагировали с пониманием. Накануне, на пленуме, Кулакова сильно критиковали за положение дел в сельском хозяйстве. Вот он понервничал и…

Официально было объявлено, что «член Политбюро ЦК КПСС Федор Давыдович Кулаков скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности».

Путаный медицинский отчет о его смерти, подписанный начальником 4-го «кремлевского» медицинского управления Евгением Чазовым, не решились даже опубликовать.

Кулакова хоронили на Красной площади. Бросилось в глаза, что ни Брежнев, ни Суслов, ни Косыгин, ни Черненко на похороны не явились. Это было более чем странно, поскольку хоронили члена Политбюро, и нарушался непререкаемый, разработанный до мелочей и до сих пор не нарушаемый ни разу протокол захоронения «вождей» столь высокого ранга. И почти никто не обратил внимания на выступавшего с трибуны Мавзолея относительно еще молодого человека с красным родимым пятном на лбу, прилетевшим на похороны из Ставрополя. Этим человекам был Михаил Горбачев.

Старший судмедэксперт КГБ генерал-майор Липатский в личном докладе Андропову высказал твердое мнение, что вены у Кулакова были вскрыты, когда тот находился без сознания. Андропов внутренне верил в это, хотя и не понимал, зачем кому-то понадобилось, убив Кулакова, вскрывать ему вены. Хотя и помнил не раз сказанные Кулаковым слова: «Если мы проиграем, я вскрою себе вены». Кто-то понял его слова буквально.

А вскоре Машеров погиб в автомобильной катастрофе. Погиб при столкновении своего бронированного лимузина с самосвалом, хотя при следовании куда бы то ни было партийного босса республики на трассе немедленно останавливалось все движение. Откуда взялся самосвал? Пьяный шофер рассказывал, как он появился на трассе, вывернув с проселка из какого-то колхоза как раз между постами. Но посты непременно должны были стоять именно на всех возможных выездах на шоссе.

А чуть позже рухнул на землю в районе Витебска личный самолет Андропова, на котором шеф КГБ в самый последний момент почему-то не полетел.

Война была объявлена.

Кто-то за спиной Брежнева открыто нарушил номенклатурный «договор» 1954 года, начав целую серию убийств.

Целый район в центре Москвы занимает комплекс массивных зданий, выходящих на Старую площадь, где размещается Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Сюда сходятся все нити творящихся в стране и большинство творящихся в мире преступлений. Отсюда тянутся бесчисленные щупальца, высасывающие все соки из огромной страны, перекачивая ее богатства в личные сейфы и заграничные банки. Здесь разрабатываются страшные программы идеологического и физического оболванивания собственного народа и лелеется мечта распространить свое владычество на весь мир. Здесь играют судьбами миллионов людей и целых государств. Ни на минуту не затихает работа в Международном отделе ЦК, возглавляемом Борисом Пономаревым. Здесь составляются инструкции и методики, направляемые во все страны мира. Отсюда идут громадные суммы на финансирование легальных и нелегальных компартий, повстанческих группировок, террористических организаций, коммунистических, левых и националистических газет, избирательных кампаний и государственных деятелей, берущих взятки, и профессиональных преступников, желающих стать государственными деятелями. По старой ленинской методике, коммунисты, захватив власть в Камбодже и войдя в революционный раж, уничтожили ровно половину населения — три миллиона из шести. Террор голодом и расстрелы свирепствуют в Эфиопии, в разгар которых в Аддис-Абебе возводится Дворец съездов и местные коммунистические царьки, не скрываясь, ведут роскошный образ жизни в покоях свергнутого императора. В Анголу для спасения коммунистического режима бросается армия Фиделя Кастро, что увеличивает финансовую помощь Кубе до 10 миллионов долларов в день.

Потоком идет русское золото за границу. Им знают, как распорядиться.

Недаром в крупнейшем банке КПСС за рубежом фактическим руководителем сидит родной сын Бориса Пономарева — Владимир Пономарев. Номенклатура давно уже сделала наследственными свою власть и богатство. Ощетинившись ядерным ракетами и огородившись по линии европейского раздела атомными минными полями, она продолжает безумное дело своего основателя, не видя и не желая видеть, что проваливается вместе со всеми своими идеями в то самое болото, в которое, по их милости, была превращена самая большая и богатая в мире страна…

Это видел Андропов. Он вовсе не был ни либералом, ни сторонником демократии. Напротив, он считал коммунистическую систему наилучшей в мире, свято верил в грядущую победу коммунизма во всем мире, а потому и пытался спасти эту систему от гибели в болоте роскоши и коррупции. Он прекрасно видел не только то, что происходит в первой в мире «стране развитого социализма», как гордо именовал СССР Брежнев, но и что творится с коммунистическим движением в мире.

Компартия Франции ежегодно получает из СССР 2 миллиона долларов через Евробанк непосредственно и 4 миллиона долларов через счета так называемых «доверенных лиц», подставных предприятий и организаций. Указанные деньги давно уже не идут ни на коммунистическое, ни на рабочее движение, как было во времена Тореза. Нынешний Генеральный секретарь КПФ Марше — в глубине сердца убежденный нацист, главный казначей партии — Госна, главный редактор «Юманите» — Андрие и другие «вожди французского пролетариата» давно уже превратили компартию в нечто среднее между биржей и воровским притоном. По образцу своих советских коллег, они накупили вилл и особняков, живя в довольстве и роскоши. Им даже лень распространять свою собственную «Юманите», три четверти тиража которой с воскресными приложениями направляется для реализации в Москву, где, пролежав какое-то время в киосках, сдается в макулатуру. Но и это еще не все. Получая доллары из Москвы, руководители французской компартии закупают на эти деньги акции наиболее солидных французских (и не только французских) компаний, получают огромные дивиденды, часть которых делят между собой, а часть переводят на конкретные счета своих благодетелей из СССР. Полученные таким образом деньги они снова вкладывают в акции, укрепляя таким образом экономику стран Запада.

Часть денег французы откровенно вкладывают в игорный и порнобизнес, получая огромные барыши, и, опять же, распределяя их среди своих и советских номенклатурщиков.

«За последние 30 лет, — сообщали информаторы из Парижа, — через личный счет г-на Госна прошли десятки и десятки миллиардов долларов. Причем, прошли в двух направлениях, одно из которых — „Евробанк“, принадлежащий КПСС». Сам Госна попал в газеты, когда, построив на Лазурном берегу шикарную виллу, приказал огородить глухим забором и прилегающий к вилле участок пляжа.

Огороженные пляжи он постоянно видел в СССР, и это произвело на него неизгладимое впечатление. Так и должна жить, огороженной от народа, настоящая марксистская партия — коммунистическая знать. Однако, Франция еще не стала коммунистической, и власти потребовали убрать забор. Госна отказался. Дело попало в суд, где казначей компартии, пылая пролетарской яростью, требовал предъявить ему тот закон, согласно которому, он, пролетарий, не имеет права владеть всего четвертью мили средиземноморского пляжа (ведь в стране «победившего пролетариата» пляжи вокруг партийных особняков не только огорожены, но и охраняются с суши и с моря).

Нашли закон, подписанный еще Людовиком XIV, гласящий, что все пляжи страны являются общественной собственностью. И при этом у французских коммунистов хватало наглости требовать у Москвы дополнительных ассигнований на любое мало-мальски относящееся к делу мероприятие, будь то забастовка, демонстрация или праздник газеты «Юманите», на котором пытаются продать остатки не отправленного в СССР тиража. И бумагу, и краску на эту газету присылают из Москвы. Причем краску сначала закупают в ФРГ, хотя французам гораздо легче это сделать самим. Но они хоть сами выпускают «Юманите», и то слава Богу!

А американская компартия даже не собиралась печатать у себя две своих газетки. Их печатают (и пишут) в Москве, в типографии ЦК КПСС, да и продают, в основном, тоже в СССР. Главные покупатели — кафедры иностранных языков ВУЗов и студенты, которые по этим газетам сдают языковые «тысячи». Сама компартия США давно уже превратилась в какую-то шайку профессиональных тунеядцев, которая решительно ничего не делает, но ежегодно аккуратно «выдаивает» из Москвы 2 миллиона долларов. При этом бесстыдно дезинформирует Москву о каких-то своих успехах в общественной жизни США, каждый раз обещая победу своего кандидата — Гэса Холла — на очередных президентских выборах и требуя себе под это дело еще пару миллионов на проведение избирательной кампании. Видимо, Холл изловчился сунуть кому-то взятку в московском «Институте США и Канады», поскольку все рекомендации этого академического заведения по поводу возможности коммунистов провести своего кандидата в президенты на очередных выборах звучали примерно так: «Авторитет компартии США, несмотря на репрессивную политику правящих кругов, постоянно растет, сплачивая вокруг авангарда рабочего класса США миллионы простых американцев. И мощный голос пролетариата на выборах может быть услышан».

То, что западные компартии, исправно получая из Москвы деньги, часть этих денег тратят на взятки советской партийной номенклатуре, было общеизвестно. Но компартия США побила все рекорды. Гэс Холл за какие-то свои неведомые заслуги выбил себе из Москвы ежегодное пособие в 100 тысяч долларов, истратив для этого в Москве тысяч пятьдесят. Это пособие год от года росло, по-видимому, из-за инфляции, а однажды достигло аж двух миллионов. И хотя всем было ясно, что Гэс Холл покупает для аппарата ЦК какую-то недвижимость в США, по традиции, не платя налоги, ничего сделать было нельзя, разве что выдать его налоговым органам. Андропова часто подмывало именно так и поступить.

Вести через компартию США какую-то разведывательную деятельность оказалось совершено невозможным, поскольку выяснилось, что она, с одной стороны, профильтрована информаторами ФБР, а с другой — израильской разведкой. Фактически компартия получала деньги за сам факт своего существования, что подкреплялось при помощи взяток, получаемых кем-то в аппарате ЦК КПСС.

Компартия ФРГ хоть приносила некоторую пользу, служа передаточным звеном в снабжении деньгами террористических группировок, вроде «Фракции Красной Армии» и ей подобных. По этому каналу снабжались и итальянские «Красные бригады» и даже ближневосточные террористы. Никакой другой деятельностью компартия себя не обременяла, иногда предоставляя крышу провалившимся агентам ШТАЗИ из ГДР.

Компартия Финляндии получала из Москвы ежегодно от полутора до двух миллионов долларов. Тут были особые интересы, также никак не связанные с марксизмом-ленинизмом. Партия как бы служила посредником между коммерческими структурами страны Суоми и аппаратом КПСС в распределении финских товаров по необъятной территории страны развитого социализма, снабжая номенклатуру и связанных с нею спекулянтов финскими холодильниками, мебелью, коттеджами, саунами и подержанными западными автомобилями. У себя же в стране партия занималась распределением советских заказов судостроительным фирмам, полиграфическим и бумагоделательным предприятиям, а также поставками советской древесины, в общем, честно зарабатывая выделяемые ей деньги, немного подрабатывая на взятках и на предоставлении своих счетов для хранения и отмывания уж особенно лихих денег КПСС, беря при этом с Москвы по-божески — 7 %.

Около миллиона выделялось ежегодно компартии Израиля, где местные коммунисты, в подавляющем большинстве, вчерашние выходцы из СССР и Польши, откровенно клали полученные деньги в свои карманы, отрабатывая их скандалами в кнессете и призывами к арабскому населению о гражданском неповиновении. Но это было не самое главное. Руководящая верхушка партии в лице ее генсека Вильнера имела связи в правительстве и в мировой финансовой системе, выполняя в отсутствии прерванных в 1967 году дипломатических отношений роль просоветского лобби, принимая участие в алмазном бизнесе и организовывая регулярные поездки советской номенклатуры в знаменитые израильские центры раковой профилактики. За отдельную плату, конечно.

Так можно было идти по списку стран мира, удивляясь, восхищаясь, негодуя по поводу глобальной финансовой деятельности КПСС и одной ее исключительной особенностью: все шло из страны. Создавалось впечатление, что КПСС давно приватизировала Советский Союз и поставила перед собой цель, помимо собственного обогащения, всячески укреплять мировую капиталистическую систему. И как всякая преступная организация, партия большевиков настолько продумала собственную безопасность, что не подступиться к ней было ни с какой стороны. И гибель Кулакова с Машеровым была лучшим тому подтверждением. Андропов все это прекрасно понимал. Не понимал он только одного: почему никто из партийных бонз не видит (и не желает видеть), что фундамент величественного партийного здания проседает и разваливается, грозя обрушить все здание, похоронив под его обломками и саму партию, и ее утопические идеи, вылившиеся на практике в создание преступного синдиката убийц, воров и спекулянтов.

Может быть, уже где-то задумано, чтобы здание рухнуло? Но где?

После гибели Кулакова Андропов понял, что времени у него уже нет. Или он быстро предпримет какие-то неожиданные шаги, или погибнет. По его приказу стали тайно формироваться боевые группы КГБ особого назначения, якобы для антитеррористической деятельности. Группы получили наименования «Альфа», «Гамма» и «Дельта». Каждая состояла примерно из трехсот великолепно обученных и не рассуждающих головорезов, способных выполнять любой приказ.

Кроме того, удалось уговорить Брежнева передать в подчинение КГБ парочку воздушно-десантных и одну танковую дивизию, армия вынесла это оскорбление молча. Отношения армии и КГБ всегда сознательно строились на взаимной ненависти. Армия хорошо помнила 1938 год, когда чекистами были уничтожены почти все армейские командные кадры, включая трех маршалов. Чекисты же, со своей стороны, хорошо помнили 1954 год, когда армия взяла реванш, с удовольствием перестреляв всю верхушку МГБ, и раздавив танками всех, пытавшихся оказать сопротивление.

Однако, ныне армия была в очень плохой форме. Ее верхушка разлагалась в неуемной роскоши, что особенно поощрялось министром обороны Устиновым — человеком штатским, неумело носившим маршальский мундир, но получившим хорошую закалку еще в сталинской номенклатуре. На этот пост его выдвинул сам Брежнев, который, став маршалом, начал ко всем прочим маршалам относиться с недоверием, а потому и решил поставить во главе вооруженных сил штатского партийного номенклатурщика, плохо разбирающегося в военных вопросах, но зато лично преданного. Пока армейская верхушка с удовольствием разлагалась на номенклатурном Олимпе, армейские низы разлагались не менее стремительно, но по-своему. Огромный сталинский ГУЛАГ давно уже выплеснул уголовную этику и уголовный язык на все советское общество. Даже академики сбивались на «феню», не замечая этого. И первой жертвой, естественно, стала армия, где процветали и культивировались обычаи самых диких уголовных зон, заменив собой и боевые традиции, и воинскую дисциплину. Солдаты с удовольствием издевались друг над другом и с дикой жестокостью друг друга убивали. Офицеры пьянствовали, подавая таким своим образом жизни страшный пример подчиненным.

Они издевались над солдатами, в свою очередь служа объектом издевательств со стороны своих начальников. Процветало кумовство, а воровство и взяточничество достигало размеров, немыслимых в гражданской жизни.

Со всем этим еще можно было смириться, если бы в армии не вызревали весьма опасные настроения, вылившиеся в целую серию чрезвычайных происшествий, казалось бы, невозможных в вооруженных силах ядерной сверхдержавы. Военный летчик старший лейтенант Беленко угнал новейший истребитель в Японию и попросил политического убежища в Соединенных Штатах.

Замполит эскадренного миноносца «Сторожевой», арестовав командира, поднял на корабле мятеж и сделал попытку уйти в Швецию. Корабль был перехвачен в море, остановлен ударами авиации, взят на абордаж пограничными катерами. Все офицеры пошли под суд, а герой — замполит, капитан 3-го ранга Саблин расстрелян. Группа офицеров-танкистов приняла решение во время очередного парада на Красной площади бросить свои танки на Мавзолей и начать всенародное восстание.

Их удалось арестовать в самый последний момент. В тот день танки по Красной площади не шли. И таких случаев было не перечесть, так что Брежнев и его окружение не мешали Андропову создавать параллельные вооруженные силы под флагом КГБ.

Главное же обоснование, которое представит Андропов в оправдание своих действий, было весьма серьезным и не имело прямого отношения к разложению армии. На очередном заседании Политбюро шеф КГБ представил целый пакет документов, неопровержимо свидетельствующих о резком росте сепаратизма в союзных республиках. Причем этот сепаратизм умело и последовательно насаждался сверху из Центральных Комитетов республиканских компартий.

Причина была простой. Республиканская номенклатура не желала более платить дань в Москве, мечтая о полной самостоятельности и безотчетности перед кем бы то ни было. Если их вовремя не одернуть, Союз будет тем или иным способом развален. Откровенный страх засветился в слезящихся глазах кремлевских старцев. Они с надеждой смотрели на Андропова, ожидая, что он предложит для их спасения. А Андропов продолжал своим ровным и невыразительным голосом перечислять беды страны. Полный развал сельского хозяйства. Если бы не поставки американского и канадского зерна, в СССР давно бы пришлось снова вводить карточную систему на продовольствие. Брежнев неожиданно открыл глаза и, с трудом двигая полупарализованной челюстью, изрек: «Когда же, наконец, у нас в Политбюро появится настоящий специалист по сельскому хозяйству, а не интриган-политикан?».

Намек был на покойного Кулакова.

Андропов немедленно заверил генерального секретаря, что такого человека он уже нашел и готов немедленно представить его товарищам — членам Политбюро.

Старцы удивленно переглянулись и вопросительно уставились на шефа тайной полиции. Кого он имеет в виду? Андропов назвал Горбачева.

В глазах старцев засветилась симпатия. Фамилия Горбачева ассоциировалась у всех с приятными и полезными неделями наслаждения в элитарных здравницах Ставрополья. Все помнили обходительность, предупредительность, застенчивость и даже некоторую робость тамошнего Первого секретаря. И его исключительную молодость. Каждому из них он годился в сыновья. Он не опасен. Его можно брать в Москву. Пусть поднимает сельское хозяйство, раз специалист. (Многие не без основания считают, что секретарствуй Горбачев в любом другом месте, скажем, в Воронежском обкоме, Андропову никогда бы не удалось так быстро и просто перетащить его в Москву. Трудно сказать, но если бы Андропов захотел, то перетащил. Весь вопрос в том: захотел бы?).

Вечером 19 сентября 1978 года поезд специального назначения, в котором следовал в Баку Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Брежнев, сделал неожиданную остановку на железнодорожной станции Минеральные воды. На оцепленный сотрудниками КГБ перрон курортного городка вышел, опираясь на руку начальника своей личной охраны генерала Жарова, сам Леонид Ильич Брежнев, сопровождаемый своим помощником, Константином Черненко. Их встречали Андропов и Горбачев. Это была историческая встреча. На маленькой северокавказской железнодорожной станции сошлись четыре человека, которым суждено было в дальнейшем сменять друг друга на посту главы партии и государства, а одному из них судьба предначертала уничтожить и КПСС, и огромную сверхдержаву, именуемую Союзом Советских Социалистических Республик. Среди трех совершенно очевидных посредственностей появился гений политической интриги, которых история не знала со времен средневековья. В течение нескольких минут вопрос о переводе Горбачева в Москву был решен. Пожимая руку молодому ставропольскому секретарю, Брежнев прошамкал: «Сельское хозяйство — это очень важно. Ты специалист. Спаси страну». «Я спасу страну», — ответил Горбачев, почтительно склоняя голову перед партийным властелином. Кровавое пятно на лысеющем лбу Горбачева резануло по глазам Генерального секретаря. Но оно было красным, а это было хорошим предзнаменованием…

Брежнев ехал в Баку, чтобы убедиться на деле, как андроповские люди наводят порядок в национальных республиках, с корнем выкорчевывая коррупцию и все мысли о сепаратизме. (Пройдет совсем немного времени, и «человек Андропова», Гейдар Алиев, встречавший Брежнева в Баку попытается даже отколоть от Азербайджана и объявить суверенной Нахичеванскую область. Все устали от дани). Андропов надеялся, что после визита в Баку Брежнев даст ему «карт-бланш» на проведение по кавказскому образцу подобных же операций в Средней Азии с последующим ударом оттуда по Украине, где непотопляемым сатрапом сидел ставленник Брежнева — Щербицкий.

Всем своим нутром, отточенным в партийных интригах и на многолетнем поприще, Андропов чувствовал, что его час приближается. И чтобы ускорить этот час, необходимо было тряхануть огромную империю, вывести ее из спячки и, воспользовавшись дряхлостью партийного руководства, взять все бразды правления в свои руки. Для этого требовалась та самая чрезвычайная обстановка, на которую надеялся Андропов с самого начала пребывания на посту шефа КГБ, еще когда давал рекомендации на ввод войск в Чехословакию.

Струсившие чехи сорвали его план. Теперь ему предоставлялась новая возможность. После свержения шаха в Иране, когда к власти пришли исламские фундаменталисты, весь средневосточный регион оказался дестабилизированным.

Волны исламского фундаментализма, стремительно распространяясь, накатывались на советские среднеазиатские республики, побуждая тамошнее партийное руководство, по уши погрязшее в воровстве, все более и более думать о разрыве с Москвой и о присоединении к миру ислама.

В республиках умело подогревались националистические и антирусские настроения. Пока без всякого антикоммунизма. Этот потрясенный и разобщенный регион сам напрашивался на советское вмешательство. Главный стабилизирующий фактор региона — богатый и сильный в военном отношении и еще более сильный своим союзом с США — Иран перестал существовать в крови и хаосе исламской революции. США были объявлены главным врагом ислама, американское посольство в Тегеране разгромлено, но, вместе с тем, была разгромлена и местная компартия, а ее лидеры публично повешены. Начинались волнения и в Афганистане.

Искус был огромным. Короткий удар через Афганистан по Ирану и Пакистану мгновенно выводил СССР к незамерзающим водам Индийского океана и к мировым запасам нефти.

Короткая, победоносная военная операция дала бы помимо всех других выгод, возможность навести порядок в стране, прервать губящую страну политику разрядки и разных там «хельсинских процессов», уничтожить инакомыслие, прекратить тлетворное влияние запада, укрепить производственную и бытовую дисциплину, сплотить партию и снова вывести ее на боевой курс под собственным руководством. Для осуществления этого плана Андропов не видел лучшего места, чем Афганистан.

27 апреля 1978 года в Афганистане произошел коммунистический переворот, который люди Андропова готовили в течение нескольких лет. Демократическое правительство Мухамеда Дауда было свергнуто одной из коммунистических фракций под названием «Демократическая Народная Партия Афганистана», и президентом стал прямой агент Москвы Тараки. Немедленно последовала массированная экономическая и финансовая помощь из СССР. В Афганистан хлынули тысячи советских «советников». Коммунистическое правительство Тараки, действуя по методике «единственно верного учения», сразу же приступило к расстрелам, сносу мечетей и массовой экспроприации. Ответом было всенародное восстание. Только идиот мог бросить подобный вызов мусульманской стране. Восстание расширялось, и скорое падение коммунистического режима становилось предрешенным. Запад никак не реагировал. Там затаили дыхание, чтобы не вспугнуть Москву. Естественно, тут же началась грызня в коммунистической верхушке Кабула. 14 сентября 1979 года премьер-министр нового режима Амин пристрелил президента Тараки и объявил президентом самого себя. Тараки был убит в тот момент, когда готовился подписать призыв к Советскому Союзу прислать на помощь войска для усмирения восставшего народа. Амин был против, пытаясь убедить Москву, что ввод войск в Афганистан был бы огромной ошибкой, которая даст только гибельные последствия, и что с восстанием он справится сам. Восстания в Афганистане — дело привычное. Недаром еще исконный король Абдулла говаривал: «Афганистан — это улей, где много пчел, а меду нет». Москва просто не понимает обстановку.

Подобное настроение Амина срывало все планы Андропова.

В Москве на заседании Политбюро Андропов предъявил документы, свидетельствующие о том, что Амин, давнишний агент ЦРУ. Он не зовет СССР на помощь, потому что намерен позвать на помощь американцев. Обученная и перевооруженная американцами афганская армия тут же начнет провокации на наших границах, опираясь при этом на американские ракетные базы и аэродромы, которые мгновенно возникнут на афганской земле. Последствия даже трудно себе представить.

Присутствовавший на совещании министр иностранных мел СССР Громыко подтвердил, что и по линии его Министерства существуют данные, что Амин готовит призыв к американцам о помощи (жена Громыко вляпалась на контрабанде бриллиантов, и перечить в чем-либо Андропову Громыко не мог). По сообщению советского резидента в Кабуле, Амин якобы даже сказал: «Хвала Аллаху, скоро сюда придут американцы и наведут порядок у нас!» Это восклицание советской разведке удалось даже записать на пленку. Все это была чистейшая ложь.

Резидент в Кабуле слал сообщение за сообщением, пытаясь предотвратить ввод советских войск. В руки советской резидентуры попали материалы, доказывающие, что и Тараки, и вся его партия были марионетками, деятельность которых была направлена на прямое вовлечение СССР в крупный региональный конфликт. За это Тараки получил 40 миллионов долларов, которыми должен был поделиться со своими сообщниками, но, естественно, не сделал этого, а потому и погиб. Хафизулла Амин — единственный в этой банде национально настроенный деятель. Он более всего боится прямого столкновения СССР и США на земле Афганистана. Этим документам никто не придал значения, хотя они докладывались Андропову.

Андропов никогда не был в Америке, даже инкогнито, а Брежнев бывал, и не просто так, а со всеми церемониями официального визита. Ему там понравилось. Он первый ввел моду держать за стеклянными створками дорогой финской «стенки» бутылки с яркими американскими наклейками и пирамидки из блоков (или пачек) американских сигарет. Эта мода стремительно разошлась по номенклатуре (образ жизни вождя — образ жизни эпохи), от нее попала в торговую аристократию и далее ко всем, кто мог себе это позволить. Поэтому, услышав слова «придут американцы и наведут порядок», генсек устало вздохнул.

А затем обратился к маршалу Устинову с вопросом: «За какой срок армия гарантирует наведение порядка в Афганистане?» Устинов, видимо, перепутав Афганистан с Чехословакией, твердо пообещал, что через две недели порядок будет полный. «Ну, от силы через — месяц, — добавил Андропов, — и мы вернем войска домой». Хотя не собирался этого делать никогда. «А как же с разрядкой? — спросил Черненко. — Они заморозят нам кредиты, Леонид Ильич!»

Брежнев взглянул на Громыко. Тот улыбнулся своей застенчивой, грустной улыбкой: «Какая же это разрядка, Леонид Ильич, если они планируют шантажировать нас своими ракетами с территории суверенного Афганистана?»

Брежнев сидел с закрытыми глазами. На его пиджаке тускло поблескивали пять золотых звезд Героя. Не открывая глаз, генсек сказал: «Чтобы обязательно было обращение к нам с призывом о военной помощи. Все».

Подскочившие телохранители подняли генсека с кресла и увели в соседнее помещение. Пора было делать уколы, на которых и держался властелин шестой части суши. Но Амин был неумолим. Он ничего и слышать не хотел о вводе какой-либо иностранной армии на территорию своей страны, а уж тем более призывать вторжение.

2 декабря 1979 года в Кабул вылетел личный представитель Андропова, генерал-лейтенант КГБ Папутин. Его задачей было уговорить Амина. Если бы это не удалось, Папутин должен был организовать похищение Амина и его доставку в Москву. Тут с ним говорить было бы проще. Амин стоял твердо. Он не допустит вторжения. 22 декабря группа каких-то молодчиков в чалмах и халатах напала на дом, где жили сотрудники многочисленных советских миссий и представительств. Убив десятка два граждан СССР, экстремисты отрезали им головы и пронесли их на пиках по улицам Кабула. Полиция открыла огонь.

Бросив головы на землю, убийцы скрылись. Полицейские заметили, что у большинства чалма повязана неправильно. 23 декабря Амину была передана нота, что «Советское правительство вынуждено взять под охрану своих граждан, поскольку афганская сторона с этой задачей не справляется, о чем свидетельствует кровавый инцидент 22 декабря».

Пока Амин обдумывал ответ, вторжение началось. Оно явно было спланировано по чехословацкому образцу. 24 декабря на аэродром Баграм в 50 километрах к северу от Кабула высадились части 105-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии. Одновременно советские «советники» нейтрализовали афганские части, организовав парковый пень в танковых подразделениях, блокировав связь и задержав на банкете все высшее руководство афганской армии. Боевые машины десантников с ходу ворвались в Кабул, беря под контроль стратегические пункты столицы. Специальное подразделение КГБ («Дельта») окружило дворец Даруломан южнее Кабула, где находился президент Амин. Пока «Дельта» окружала президентский дворец, генерал Папутин все еще пытался уговорить Амина официально обратиться к СССР за военной помощью или подать в отставку, уступив свой пост прямому ставленнику Андропова — Бабраку Кармалю, находившемуся в Чехословакии.

Видя, что его дворец окружен, Амин пристрелил Папутина[35] и, собрав телохранителей, принял неравный бой с ворвавшимися во дворец парашютистами. Труп Амина был обнаружен в одном из коридоров дворца. План сорвался. Амин погиб, но не поддался на андроповскую провокацию. Это уже был скандал, который так никогда и не удалось замазать. Советские войска вторглись на территорию суверенного государства, убили президента и оккупировали страну. Мир ахнул.

Запоздалые призывы Кармаля уже никого не могли обмануть. Но отступать уже было некуда.

Через Кушку и другие пограничные пункты в Афганистан вступили 357-я и 66-я моторизованные стрелковые дивизии. Они заняли города Герат и Фарах на западе страны. В то же время 360-я и 201-я дивизии, наступая на Термез, форсировали Аму-Дарью и захватили стратегический туннель Саланг. Советский Союз в течение десяти лет строил в Афганистане шоссе, которому дали название «Дружба». Не прошло и месяца после завершения работ, как на шоссе уже появились советские танки.

Но сценарий сразу же стал резко отличаться от чехословацкого. Народное восстание приняло невиданные доселе формы. За оружие взялись даже женщины и дети. В Афганистан срочно были переброшены еще четыре дивизии. Численность оккупационных войск достигала 150 тысяч человек. Советский Союз вляпался в самую длительную и в самую тяжелую по последствиям военную авантюру, которая, в итоге, явилась одной из основных причин его собственной гибели.

В Вашингтоне царило ликование. Ловушка сработала. Американские и европейские еженедельники вышли в красочных обложках с изображением лохматого, озверевшего медведя с окровавленными клыками и горящими глазами идущего по растерзанным трупам, но угодившего лапой в смертельный капкан. На капкане была надпись «Афганистан».

Но и это было еще не все. Для обеспечения афганской авантюры было решено на всякий случай нейтрализовать и Иран, так как от него можно было ожидать в данной обстановке любых неожиданностей. Потеряв США в качестве союзника, ослабленный революционной ломкой вековых структур, Иран был намечен следующей после Афганистана жертвой. А пока необходимо было отвлечь внимание вождей исламской революции от Афганистана. В Москву был срочно вызван президент Ирака Саддам Хусейн — «прогрессивный лидер социалистической ориентации». Ему прямо заявили, что настал момент, когда он может решить все старые пограничные споры с Ираном самым простым способом — путем военного захвата спорных территорий. Оружием, топливом и всем прочим, необходимым для ведения войны, Советский Союз пообещал снабжать Багдад столько, сколько понадобится и в любых количествах. Хусейн согласился, но потребовал за каждый год войны переводить на его личный счет в Швейцарском банке 500 миллионов долларов с учетом инфляции. Дорого? Дороже будет, когда Иран ударит по Афганистану и поднимет газават в Средней Азии.

И иракские войска вторглись в Иран, начав страшную, кровопролитную восьмилетнюю войну, очень напоминающую по количеству жертв и тактическим приемам первую мировую. Два смертельных врага Израиля сцепились между собой на глазах изумленного мира. «Такого подарка, — заявил премьер-министр Израиля Бегин, — Господь не посылал нам со времен „манны небесной“. А уж мы постараемся, чтобы эта война никогда не кончилась». И отдал приказ израильским ВВС на всякий случай разбомбить ядерный реактор под Багдадом, что и было сделано. Ругая на чем свет стоит, сионизм, Хусейн послал свои самолеты бомбить Тегеран. Иранская тяжелая артиллерия обстреливала Басру — жемчужину Персидского залива, откуда в свои плавания уходил еще Синдбад-Мореход. Под гром этой канонады Израиль вторгся в Ливан, уничтожив всю военную инфраструктуру Организации Освобождения Палестины, включая склады с огромным количеством советского оружия, на создание которой (ООП) Советский Союз вбухал за последние десять лет полтора миллиарда долларов. А похоронки и цинковые гробы уже шли из Афганистана в СССР, обгоняя эшелоны с раненными и искалеченными. Армия, в который уже раз, оказалась не готовой к ведению боевых действий. Под сенью мегатонных ядерных боеголовок, на которые уповали московские стратеги, армия, как и вся страна, стремительно отстала от мировых стандартов. Связь было ненадежной, обмундирование и снаряжение — никуда не годными. О полевых установках для переливания крови или о флягах-холодильниках никто вообще не слышал. Не было приличного боевого вертолета, способного действовать в высокогорных условиях. Продовольствие было низкокачественным. В частях вспыхнула эпидемия гепатита. Никто не мог разобраться в итальянских, американских и израильских минах, которые десятками тысяч ставили партизаны на каждом шагу. Молодые парни с оторванными ногами заполнили советские госпитали. Оказалось, что никто не в состоянии обеспечить их не только инвалидными колясками, но даже и простыми протезами.

«Агония коммунизма, — констатировала „Нью-Йорк Таймс“ все происходящее.

— Нынешние лидеры Кремля делают все, чтобы погубить свою собственную империю. Какую же цель они при этом преследуют?»

Так на кого же работал Юрий Владимирович Андропов? Если бы он был агентом ЦРУ, Интеллидженс Сервис или Моссад или всех западных спецслужб, вместе взятых, то вряд ли бы он смог сделать для Запада больше, чем сделал.

Конечно, он не был американским агентом, завербованным еще в годы войны, как не был английским агентом его предшественник Берия. Но ныне совершенно очевидно, что Андропова, прекрасно его изучив, западные спецслужбы великолепно использовали «втемную». Имеется уже огромное количество материалов, показывающих, как кропотливо трудилась американская разведка, готовя нам ловушку в Афганистане. В КГБ были переданы горы дезинформации.

Прекрасно использовались противоречия, раздирающие разные управления КГБ, а также и тот факт, что основные силы КГБ были брошены на традиционную борьбу против собственного народа. Такие условия всегда считались идеальными для деятельности иностранных разведок, особенно в таких государствах, как СССР, чье общее отставание от цивилизованного мира сильнее всего выразилось в исключительно низкой разведывательной культуре. Впрочем, это особая тема.

Если американцам было непонятно, какие цели преследует Андропов, то для самого Андропова они были совершенно ясными.

Боевые машины десанта еще выкатывались из огромных люков военно-транспортных самолетов на аэродроме Баграм, когда целая бригада оперативников вломилась в квартиру академика Андрея Сахарова и, не предъявляя никаких ордеров или постановлений, схватила отца русской водородной бомбы, запихала в автомобиль и доставила в закрытый для иностранцев город Горький. Как выяснилось позднее, главным образом, из-за того, чтобы он не смог прокомментировать вторжение в Афганистан. В тот же вечер пронзительно взвыли глушилки, забивая западные радиостанции, вещающие на русском языке. По стране прокатилась волна арестов, таинственных покушений, поджогов и убийств. Жертвами были совершенно невинные люди: разные непризнанные поэты, художники и музыканты авангардного направления, которых Андропов считал наиболее опасными для существующего режима. Суды и трибуналы, трудясь в поте лица, стали выносить стандартные приговоры «семь лет тюрьмы и пять лет ссылки за антисоветскую агитацию; за хранение и распространение антисоветской литературы; за иную деятельность, направленную на ослабление советского строя…». Причиной могло быть все, что угодно; написанные в стол стихи, американский журнал, книга Солженицына, портрет Сахарова…

Великое дело очищения нации от скверны началось!

В этой тщательно созданной обстановке Андропов, наконец, почувствовал свою силу. Почувствовала ее и вся страна: от студента, печатающего по ночам с негативов произведения Солженицына или Авторханова, до влиятельного номенклатурщика из ЦК, принимающего взятки из Узбекистана.

Одним махом арестовываются все темные личности из окружения Галины Брежневой. На их показаниях раскручивается огромное дело по контрабанде бриллиантами, рубинами и изумрудами. Показания арестованных представляют дочь Генерального секретаря как организатора преступления, а ее мужа — генерала-полковника Чурбанова, — как активного участника преступной банды и крупнейшего взяточника. От Чурбанова, занимающего пост заместителя министра внутренних дел, ведет прямой след к министру внутренних дел генералу армии Щелокову и главному партийному идеологу Суслову. А за ними уже маячит силуэт самого Генерального секретаря.

Операция проводилась с такой стремительностью, что никто поначалу не успел среагировать. Заместитель Андропова, брежневский свояк, генерал армии Цвигун, опомнившись от шока, начал прилагать все усилия, чтобы сорвать следствие. Двое важных свидетелей исчезли, один из арестованных повесился в камере, следователь КГБ подполковник Ляхов был сброшен под поезд метро, его портфель похищен. Генерал Цвигун на то и был приставлен к Андропову, чтобы не допускать подобных безобразий… Но шутки кончились. 19 января 1982 года генерала армии Цвигуна находят на одной из служебных квартир с простреленной головой. Обыск на личной квартире Цвигуна, проведенный под предлогом изъятия секретных документов, ошеломил и видавших виды оперативников. В тайниках были обнаружены шесть трехлитровых банок с драгоценными камнями, бриллиантами оказались заполнены все полые части старой железной двуспальной кровати с массивными металлическими шарами. Золотые слитки общим весом 35 килограмм. Полтора миллиона долларов купюрами в 100 долларов и выше.

«Советский народ понес тяжелую утрату, — писала „Правда“ от 22 января 1982 года. — 19 января 1982 года, после продолжительной и серьезной болезни скончался генерал армии Семен Кузьмич Цвигун, член ЦК КПСС, Депутат Верховного Совета, Герой Социалистического Труда, первый заместитель председателя КГБ СССР. Более 40 лет товарищ Цвигун С. К. работал по обеспечению безопасности нашего отечества… В 1939 году он был послан партией на работу в органы государственной безопасности, и с тех пор вся его жизнь была связана с нелегкой работой чекиста… Память о Семене Кузьмиче Цвигуне навсегда останется в сердцах всего советского народа. Андропов, Горбачев, Устинов, Черненко, Алиев, Бугаев, Щелоков и др.»

Всем бросилось в глаза отсутствие под некрологом подписей Брежнева и Суслова. А также и то, что сразу за фамилией Андропова стоит подпись Горбачева. Стоит впереди Устинова, Черненко и Алиева.

Цвигун — свояк Брежнева. Их жены — родные сестры. Вера Цвигун после обыска пыталась дозвониться до своей сестры — Виктории. Тщетно. Узнав о гибели Цвигуна, Суслов, потеряв голову от страха, приказал поднять по тревоге Таманскую и Кантемировскую дивизии и бросить их на Москву, не поставив при этом в известность ни Устинова, ни Огаркова. Поднятые по тревоге дивизии пытались получить подтверждение приказа в Генеральном Штабе.

Там ничего не знали, названивая в ЦК. Там тоже ничего не знали. Пытались дозвониться Суслову в Кремль. Приемная отвечала, что товарищ Суслов у себя в кабинете и, видимо, работает, отключив телефон. Кабинет был заперт изнутри.

Когда дверь вскрыли, то увидели, что главный идеолог партии лежит на полу без сознания. Прибывшие врачи быстро поставили диагноз: диабетический коллапс. У Суслова был хронический диабет, время от времени обострявшийся от кремлевских интриг. Евгений Чазов лично сделал Суслову укол. На следующий день Суслов умер, не приходя в сознание.

Западные корреспонденты в Москве строили всевозможные версии происходящего, видя, как с каждым днем обостряется борьба за власть. События развивались стремительно, в духе самого захватывающего западного боевика.

Недаром любимыми книгами Андропова, сносно знающего английский язык, были «День Шакала» Форсайта, «Парк Горького» Мартина Смита и «Большой террор» Роберта Конквиста, а любимой газетой — «Вашингтон пост».

Корреспондент «Вашингтон пост» Боб Кайзер сообщал из Москвы: «ТАСС объявило вчера о смерти в возрасте 79 лет главного кремлевского идеолога, секретаря ЦК КПСС Михаила Суслова. Интересно отметить, что это вторая внезапная смерть в Кремле за последние несколько дней. 19 января также было объявлено о смерти свояка Брежнева — первого заместителя председателя КГБ генерала Семена Цвигуна. Иностранные корреспонденты в Москве связывают смерть Цвигуна с массовыми арестами лидеров так называемой „подпольной экономики“ в Советском Союзе, которые повсеместно продолжаются в стране.

Имеются сообщения, что близкие друзья дочери Брежнева Галины — работники и артисты цирка — арестованы, а сама Галина была подвергнута допросу. Сын Брежнева, Юрий, занимающий пост заместителя министра внешней торговли, уже несколько дней не появляется на работе. Предполагается, что брат и сестра были тесно связаны с деятельностью подпольной экономической мафии, и что генерал КГБ Цвигун пытался прикрыть их своей властью и авторитетом. В Москве циркулируют слухи, что после острого разговора на эту тему с Михаилом Сусловым, Цвигун покончил с собой. Его поведение вызвало гнев Суслова и самого Брежнева. Эти слухи косвенно подтверждаются тем фактом, что ни Брежнев, ни Суслов не подписались под некрологом Цвигуна, хотя покойный — член ЦК КПСС и близкий родственник Брежнева. Более того, тело Цвигуна, первого заместителя председателя КГБ и члена правительства, не было похоронено на официальном правительственном кладбище. Раскрыл ли Суслов все это дело или сам в нем участвовал — в любом случае он не мог прожить долго, как не живет долго любой, пытающийся делать резкие движения в коррумпированной трясине высшего советского руководства…».

Рамки КГБ уже не устраивали Андропова. Номинально оставив «контору» на никому не известного генерала Федорчука, он перебирается в Секретариат ЦК КПСС на место покойного Суслова. В Политбюро переполох. Андропов вызывает к себе своих коллег Мазурова и Кириленко, показывает им материалы, касающиеся некоторых аспектов их многотрудной деятельности и предлагает подумать о дальнейшей жизни. Жаловаться уже некому. После скандала с дочерью, сыном и братом и гибели свояка Брежнев ни с кем не желает разговаривать. Здоровье его резко ухудшается.

Мазуров послушно подает в отставку. Кириленко, не поняв серьезности момента, является на очередное заседание Политбюро. Охрана грубо его останавливает, отбирает пропуск в Кремль и передает приказ Андропова отправляться дачу и сидеть там до особого распоряжения.

Андропов и Горбачев работают чуть ли не круглосуточно. Они пытаются снова провести в жизнь тот план, который был сорван с гибелью Кулакова и Машерова. Но теперь Андропов хозяин в Политбюро. В страхе затихла Старая площадь. Небывалое со времен смерти Сталина напряжение охватило все «Зазеркалье» — сказочную страну Номенклатурию. Ее вожди немощны и стары, и не в силах уже оказать сопротивление прорвавшемуся к вершинам власти «громиле из госбезопасности». Для страха были все основания. В Москву из Баку переводится Гейдар Алиев. Все помнят его беспощадные расстрелы в Азербайджане и чудовищные сроки заключения, которые он отваливал номенклатурщикам. Теперь отработанные в Азербайджане методы он будет применять во всесоюзном масштабе.

Следующий удар, наконец, обрушивается на Медунова. Его вызывают в Москву якобы на совещание в ЦК. Андропов объявляет ему об освобождении с поста первого секретаря Краснодарского крайкома. В доме Медунова в Краснодаре проводится обыск под предлогом ремонта перед въездом туда нового партийного босса. Четыре контейнера конфискованных ценностей доставляют в Москву. Только личное вмешательство Брежнева спасает Медунова. Ему с трудом удается выхлопотать себе пост министра плодоовощной промышленности. Но он понимает, что карьера его погублена, а дни сочтены… В Москве неожиданно арестовывается министр рыбной промышленности Ишков и его заместитель Рыков.

При обыске у каждого обнаружено более 6 миллионов рублей и более миллиона долларов.

Идет прямая атака на номенклатуру.

В ужасе «Зазеркалье» кидается к Брежневу. Ведь генсек еще жив! Разве не был он в течение 18 лет их благодетелем и гарантом? Что случилось?!

Брежнев и сам не может понять, что происходит. Андропов с полной почтительностью чуть ли не еженедельно кладет на стол Генерального секретаря оперативные сводки весьма интересного для престарелого вождя содержания: «…В ходе операции были вскрыты многочисленные связи между дельцами „подпольной экономики“ и членами семьи Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Брежнева Л. И. По самым скромным оценкам, члены семьи товарища Брежнева Л. И. только за последние три года получили в виде прямых взяток деньгами и подношений драгоценными камнями, мехами, предметами антиквариата и похищенными из музеев ценностями на общую сумму: Брежнева-Чурбанова и Галина Леонидовна — 3,1 миллиона рублей и 600 тысяч долларов, Брежнев Юрий Леонидович — 3,4 миллиона рублей и 450 тысяч долларов, Брежнев Яков Ильич — 1,4 миллиона рублей и 500 тысяч долларов, Цвигун Семен Кузьмич — 4,2 миллиона рублей и 1,5 миллиона долларов. Вышеназванные лица из семьи тов. Брежнева Л. И., втянутые в преступную деятельность, обеспечивали дельцам подпольной экономики протекцию различных министерств и должностных лиц для получения из государственных фондов сырья, оборудования и машин, а также способствовали проникновению преступных элементов на высокие партийные и государственные посты…»

Прочтя подобные сводки, Брежнев долго молчал, а потом, как правило, спрашивал Андропова, когда же закончится война в Афганистане, длящаяся уже третий год без каких-либо видов на победу. Ведь Андропов обещал закончить эту войну в течение месяца.

«Для этого нужно сначала навести порядок в стране», — отвечал Андропов.

Хотя то, что приходилось Брежневу читать с подачи Андропова, отнимало у больного старика последние жизненные силы, то, что приходилось читать самому Андропову тоже, как говорится, жизни не прибавляло. А ведь Юрию Владимировичу было уже 68 лет. А то, что он читал, было еще страшнее, чем разоблачение заворовавшихся членов семьи вождя партии и государства.

Разваливается Варшавский пакт. Польская «Солидарность» успела развратить все страны Восточного блока. После введения в Польше военного положения, когда к власти пришла «хунта» во главе с генералом Ярузельским, странные вещи стали твориться в армии. Маршалы, униженные Афганистаном, где армия сверхдержавы не может победить диких горцев, третий год истекая кровью, кажется, увидели спасение во введении по всем странам Варшавского пакта, включая и СССР, военного положения по образцу Польши. Материалы постоянно накапливаются, заставляя быть чрезвычайно осторожным. С армией шутки плохи, но и с ней не церемонятся. Железная хватка Особых отделов подчиненных Андропову, прослеживает каждое движение и мысли военачальников.

При малейшем подозрении с ними не церемонятся. «Скоропостижно скончался» — и все.[36]

«2 декабря 1984 года в результате острой сердечной недостаточности скончался член Политбюро ЦК СЕПГ, министр национальной обороны ГДР генерал армии Гофман».

«15 декабря. На 59-м году жизни в результате сердечной недостаточности скоропостижно скончался член ЦК ВСРП, министр обороны ВНР генерал армии Олах».

«16 декабря. На 66-м году жизни в результате сердечной недостаточности скоропостижно скончался министр национальной обороны ЧССР, член ЦК КПЧ, генерал армии Дзур».

«20 декабря скончался член Политбюро ЦК КПСС, министр обороны СССР, маршал Советского Союза Устинов».

Что за мор напал на министров обороны? Интересно, не правда ли?

Сейчас что-то забегали курьеры и порученцы маршала Устинова по Польше, ГДР, Венгрии и даже Монголии. Координируют действия дружественных армий на случай?.. Но есть и другие данные.

Кредиты, которые Брежнев худо-бедно насобирал на западе под евреев-эмигрантов и диссидентов-предателей, прекратились. Хорошо, больше никого не выпустим, а кто пикнет — посадим. А если кого посадить нельзя, то вышлем и лишим гражданства. Весь мир ахнул, когда лишили советского гражданства великого музыканта, первую виолончель мира Мстислава Ростроповича и его жену — выдающуюся оперную певицу Галину Вишневскую. Сам президент США встречал их в аэропорту, сказав, что для Америки это великая честь — приобрести таких граждан. А в Советском Союзе незаменимых людей нет, как любил говаривать покойный Иосиф Виссарионович. А на Западе идет просто вакханалия, истерия антикоммунизма и антисоветизма. Компартии западной Европы придумали какой-то «еврокоммунизм», чтобы хоть как-то дистанцироваться от Москвы и ее преступлений. Забыли, наверное, кто их кормил 65 лет и продолжает кормить. А на какие деньги? Даже будучи председателем КГБ, Андропов так и не мог толком узнать, каков золотой запас страны и сколько золота добывается ежегодно. Шесть разных ведомств дали разные справки под грифом «совершенно секретно». Данные варьировались от 1 тысячи до 10 тысяч тонн. Никто не мог сказать толком, сколько его ежегодно тратится и куда. Сведения Госбанка и Внешэкономбанка были какими-то туманными, Международный отдел и Управление Делами ЦК ссылались на отсутствие сводных данных, финансовая комиссия Верховною Совета испуганно моргала глазами, а Министерство финансов, ссылаясь на собственные источники, заявило, что золотой запас страны составляет 2100 тонн. И не покраснело.

Было ясно, что остальное можно было обнаружить только с помощью обысков.

Не лучше обстояло дело и с драгоценными камнями. Заместитель председателя Совета министров Якутии Степан Платонов инициативно вышел на Андропова, желая доложить положение в алмазодобывающей промышленности, сводные цифры ежегодной добычи необработанных алмазов и их таинственного исчезновения. Платонов непосредственно курировал алмазодобывающую промышленность, и знал если не все, то много. Через два дня он был убит на охоте выстрелом в упор. Убийство взял на себя Первый секретарь Якутского горкома партии Соломов. Суд признал Соломова невменяемым и направил в «психушку», откуда тот вышел через два месяца и был направлен завотделом в Магаданский обком партии. КГБ провел свое расследование и выяснил, что Платонова застрелил ответственный работник ЦК КПСС, в честь которого местное партийное начальство и устроило охоту. Платонов, как попутно выяснилось, на эту охоту не собирался, но был вызван на нее приказом — первого секретаря обкома КПСС Якутии Чиряева. Ответственный работник ЦК КПСС преспокойно вернулся в Москву. Все, что мог сделать Андропов, это полностью сменить охрану ПНО «Якуталмаз» и назначить директором по режиму Генерала Васильева, которому доверял лично. 21 января 1981 года в служебном кабинете замполита управления спецмилиции по охране объектов алмазодобывающей промышленности генерал Васильев был убит в упор выстрелом пистолета Макарова. Стрелял сам замполит, полковник Целуйко. Целуйко уверял, что Васильев покончил с собой.

В кабинете Васильева произвели обыск и изъяли секретные материалы о воровстве алмазов, приготовленные для отправки в Москву. Последовала еще вереница убийств, самоубийств, таинственных падений в лестничные проемы, но Андропов так и не узнал, куда уплывают алмазы. «Найдем на обысках», — подбадривал он своих подчиненных.

Да что там алмазы! Куда-то налево уходили миллионы тонн нефти, и концов было не найти.

Но уж совершенно точные цифры говорили о том, что производительность труда в стране продолжает стремительно падать, а рубль — обесцениваться.

Неурожаи с каждым годом принимают все более угрожающий характер, но другу Горбачеву пока прощается все. У него нет времени курировать сельское хозяйство. Есть дела поважнее.

Кремлевская интрига выходит на решающий этап. Необходимо устранить последнюю преграду, отделяющую Андропова от вершины власти — самого Брежнева.

Андропов и Горбачев готовились собрать экстренное совещание Политбюро и поставить на повестку дня вопрос «О негативных последствиях для страны культа личности Брежнева». С докладом должен выступить сам Андропов.

Горбачев должен поддержать его в прениях. На старого, больного генсека решено списать и Афганистан, и польскую «Солидарность», и ослабление позиции СССР на Ближнем Востоке, и развал коммунистического движения в мире, и либерализм во внутренней политике, «выразившийся в разрешении еврейской, армянской и немецкой эмиграции, ведущей к пробуждению националистических настроений в союзных республиках и тенденции к выходу из СССР», и коррупцию, а также и «ослабление идеологического воспитания трудящихся, почти полное уничтожение их веры в идеи коммунизма и поголовного критического отношения к существующему строю». Исходя из этого, Брежнева предлагалось отправить на пенсию со всеми почестями и резко повернуть страну на новый курс. Политбюро должно было утвердить следующий долгосрочный план государственной политики:

«В области внешней политики:

1. Завершение войны в Афганистане полной и безусловной военной победой.

2. Полное и окончательное уничтожение польской „Солидарности“.

3. Полное использование преимуществ, вытекающих из нерешительности западных стран противостоять активным действиям Советского Союза, что видно на примере Польши и Афганистана. Оказать максимальную военную поддержку народно-освободительному движению во всем мире, коммунистическим и антиимпериалистическим силам в странах Ближнего Востока, Латинской Америки и Африки. В течение ближайших двух лет после окончательной советизации Афганистана обеспечить контроль над всем регионом Среднего Востока, включая и контроль над нефтяными запасами Персидского залива.

4. Использовать все преимущества от возникающих трений между США и странами НАТО, провоцировать их раскол и добиться полной изоляции США в капиталистическом мире.

Во внутренней политике:

1. Жесточайшее подавление диссидентского движения, религиозных сект и духовных общин.

2. Прекращение всех форм эмиграции.

3. Полный учет всего работоспособного населения и постоянное закрепление рабочих и служащих на их предприятиях, колхозах и совхозах. Это позволит резко улучшить экономическое положение и позволит гарантировать распределение продуктов питания через сеть промышленных распределителей исключительно для трудящегося населения.

4. Полное уничтожение „подпольной экономики“ и других проявлений антисоветских и капиталистических настроений. Для этой цели провести серию показательных процессов со смертными приговорами и их публичным приведением в исполнение.

5. В связи с задачами новой внешней и внутренней политики предусмотреть увеличение численности советской армии путем увеличения периода срочной службы от 2 до 5 лет в сухопутных войсках и от 3 до 7 лет в военно-морском флоте…».

Ознакомившись с этим проектом, Горбачев осторожно заметил Андропову, что для осуществления столь глобальных замыслов неплохо было бы получить у США хороший кредит. Иначе проект не осуществить. Денег нет. Андропов усмехнулся: «Деньги найдем. Главное — внезапность. И проведение всего намеченного в жизнь твердо последовательно и беспощадно».

«Конечно, — согласился Горбачев, — главное — начать, и тогда процесс пойдет. Но проект надо доработать, показать экспертам. Словом, не торопиться. Мне кажется, что через нынешнее Политбюро его не провести».

«Брежнев, — проговорил Андропов. — Конечно, это не для Брежнева».

Решили подождать.

Через неделю этот проект был опубликован в американской печати.

Разразился скандал.

Публикацию объявили гнусной фальсификацией ЦРУ, чтобы вызвать очередную волну антисоветской истерии.

Проект был отпечатан на машинке в четырех экземплярах. Все четыре хранились у Андропова. Ознакомить с ним он успел четырех человек. Кто передал его на Запад? Знал бы Андропов, что его личный секретарь, который и печатал проект, является агентом французской разведки!

Брежнев, еще живой Брежнев, вызвал Андропова и спросил, что это значит?

Андропов ответил, что не может отвечать за все «утки» империалистической прессы.

«Мне нельзя умирать, — неожиданно твердо сказал Брежнев. — Нельзя умирать, если кто-то после моей смерти будет претворять в жизнь такие безумные планы. Они погубят страну окончательно».

Андропов промолчал.

А Брежнев не только не умирал, но, напротив, почувствовал себя гораздо лучше. Настолько лучше, что задумал съездить в Ташкент к своему другу Рашидову. Старика пытались отговорить, но тот твердо решил ехать. Конечно, это была не просто прихоть, но зачем, так и осталось неизвестным. Шараф Рашидов встретил своего друга, защитника и благодетеля с великими почестями.

Брежнев желал говорить с народом. В огромном цехе местного авиационного завода собрали митинг «актива». Оборудовали трибуну, на которую с помощью генерала Жарова с трудом забрался Генеральный секретарь ЦК КПСС. В тот момент, когда Брежнев начал свое выступление, по привычке медленно и невнятно читая заготовленную речь по бумажке, в цехе разорвало магистраль сжатого воздуха. Раздался громовой раскат, сменившийся пронзительным свистом. Это было принято за взрыв. «Актив» и охрана в панике заметались по цеху. Один из телохранителей силой сложил Брежнева на пол и лег на него, прикрывая генсека своим телом. Потрясение от случившегося и легкая травма от слишком резких действий телохранителя привели к очередному инсульту. В больницу Брежнева доставили уже в состоянии клинической смерти.

Реанимационная бригада, и течение многих лет ни на шаг не отходившая от больного вождя, снова вернула Брежнева к жизни, но он не мог ни двигаться, ни говорить. Но умирать все не хотел. Снова стал поправляться и даже отстоял положенное на трибуне Мавзолея 7 ноября 1982 года.

Через два дня кортеж главы партии и государства выехал из Броневицких ворот Кремля, направляясь в район подмосковного селения Жуковка, где находился комплекс правительственных дач. Впереди кортежа, как всегда, включив сирены и мигая световыми сигналами, мчались машины спецотряда ГАИ.

За ними — черные машины с охраной и лимузин самого Брежнева. Далее, за двумя машинами охраны, следовала верная реанимационная бригада, которой Брежнев был обязан жизнью в течение всех последних шести лет. Кортеж еще мчался по городу, когда у машины реаниматоров лопнуло колесо. На большой скорости машину занесло, и она чуть не врезалась в какое-то здание. Инструкция предусматривала немедленную остановку всех машин кортежа, но этого почему-то не произошло. Не снижая скорости, вся вереница машин продолжала мчаться к выезду из Москвы. Неожиданно у Брежнева начался приступ головокружения и позывы к рвоте. Перед выездом он выпил стакан молока и съел диабетическую булочку. Черненко слышал, как генсек пожаловался на какой-то странный привкус молока. Но капризность Брежнева в еде была известна, и никто не обратил на это внимания. Брежневу становилось все хуже. Колонна остановилась. И тут выяснилось, что машины с реаниматорами нет. Оказывается, об аварии даже не сообщили по радиотелефону. Находящийся в машине генсека дежурный врач имел при себе только чемоданчик с неотложной помощью. Говорят, что он сделал все, что мог. На дачу Брежнева привезли уже мертвым.

Новым Генеральным секретарем ЦК КПСС единогласно выбрали Андропова. По стране, как обычно, с быстротой света, пронесся анекдот о том, как эти выборы проходили: «Товарищи! Кто за избрание товарища Андропова Генеральным секретарем — может отойти от стены, опустить руки и повернуться к нам лицом!»

Подобно Сталину, Андропов болезненно переносил разные анекдоты и слухи о себе. Народная молва приписывала ему убийство Кулакова и Машерова, само собой, и убийство Цвигуна, смерть Брежнева, покушение на Римского папу, убийство Маркова, покушение на Рейгана и многие другие злодейства. И хотя доказательств не было никаких, никто в этом ни минуты не сомневался.

Но чтобы там ни было, он достиг своей цели. Впервые с 1917 года власть в стране захватил шеф тайной полиции. Этого смертельно боялся Ленин, постоянно косо поглядывая на своего друга Феликса, этого боялся и Сталин, считая за благо после определенного срока просто расстреливать шефов тайной полиции вместе с их аппаратом и женами, как случилось с Ягодой и Ежовым. О власти мечтал и незабвенный Лаврентий Павлович Берия, заплатив за свое тщеславие головой. Об этом осмеливался мечтать даже «железный Шурик» — Шелепин, но поскольку он попал под «номенклатурный» договор — не убивать друг друга, — не был расстрелян, а просто со скандалом выкинут на пенсию.

Ибо, как говаривал легендарный министр госбезопасности Виктор Абакумов, арестованный по приказу Сталина и расстрелянный по приказу Хрущева, «государство вести — это вам не м… и трясти!» Тени расстрелянных предшественников собрались вокруг Андропова, вдохновляя и призывая к действию…

Первым открытым указом Андропова был указ «О запрещении гражданам держать и разводить плотоядных пушных зверей». Указ касался нутрий и соболей (пушнина — это тоже золото партии), но был составлен таким образом, что было непонятно, распространяется ли он на кошек или нет.

А по городам и весям огромной страны уже летели шифровки:

«Провести аресты всех ранее профилактируемых КГБ лиц за…

1. Антисоветскую агитацию и пропаганду в письменной, устной и иной форме.

2. За хранение и распространение печатных издание антисоветского содержания, видеоматериалов, предметов наглядной агитации и иных, направленных на ослабление советского государственного и общественного строя.

3. За распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй.

4. За религиозную пропаганду вне отведенных для этого специальных мест, обратив особое вниманию на баптистов, адвентистов и кришнаитов…

5. За валютные операции и контрабанду предметами антиквариата…».

Работа закипела. Вооруженные патрули стали задерживать прохожих на улицах, врываться в бани и парикмахерские, оцеплять пивные точки, выясняя у граждан, почему они не на работе. Так укреплялась трудовая дисциплина.

Все новые и новые дивизии бросались в огонь афганской войны. У афганских партизан, которые начинали войну со старыми английскими винтовками времен первой мировой, уже появилась тяжелая артиллерия, безоткатные пушки, крупнокалиберные пулеметы и, у всех поголовно, автоматы Калашникова. Все вооружение было советского производства. Такое количество оружия просто невозможно было захватить в боях. Его можно было только купить. Но у кого?

Следы привели в посольство СССР в Кабуле. Первый секретарь посольства Раджебов, в прошлом министр юстиции Таджикистана, и второй секретарь Саидов, действуя в контакте с богатыми афганским купцами, получали от них золото в таком количестве, что на него можно было скупить вообще все вооружение действовавшей в Афганистане 40-й армии. Дело было поставлено на широкую ногу с привлечением многих работников тыла 40-й армии. Вооружение поступало прямо со складов. Наши солдаты тряслись над каждым патроном, поскольку патроны миллионами продавались противнику. В дело подключились и иностранные «спонсоры» партизан. Из Саудовской Аравии в адрес Саидова была послана посылка, содержащая 13 килограмм золота. Саудовские купцы привыкли действовать открыто. Посылка была случайно обнаружена таможней в аэропорту Шереметьево. Раджебов и Саидов были схвачены и расстреляны. Но дело их продолжало жить до самого конца афганской войны.

Не менее интересная посылка пришла двум старикам в тихое украинское село от сына, служившего начальником заставы на границе с Афганистаном.

Посылка было оценена в 15 рублей. Когда же ее вскрыли, то в ней оказалось 40 тысяч рублей. Расследование дало потрясающие результаты: все заставы получают взятки от контрабандистов рублях и валюте, беспрепятственно пропуская в обе стороны караваны верблюдов и колонны грузовиков, любезно подсвечивая прожекторами путь, если дело происходило ночью. Какие грузы везли грузовики, под тяжестью каких тюков сгибались верблюды? Арестованные пограничники не могли на это ответить. Не знали. Какие люди проходили с караванами туда и обратно, расплачиваясь долларами? Не знали. Но они же платили долларами. Неудобно было спрашивать.

В Москве были схвачены руководители государственного Импортно-коммерческого управления — Павлов и Смеляков. Оба работали с размахом. При заключении контрактов с представителями иностранных фирм они брали взятки в размере 1 % от стоимости каждого контракта. Иностранцы платили охотно и с удовольствием, поскольку за это могли беспрепятственно составлять контракты, максимально выгодные для себя и крайне невыгодные для СССР. За особую плату оба руководителя снабжали иностранцев лицензиями «Об ослабленном пограничном досмотре». Подобные лицензии полагались только для грузов, отправляемых и получаемых ЦК КПСС (в адрес этой организации ежедневно прибывали со всего мира контейнеры, набитые, главным образом, иностранным ширпотребом и отправлялись обратно, заполненные государственным достоянием. Пограничники и таможенники не имели права даже прикасаться к этим контейнерам). Оказалось, что подобные лицензии не так уж сложно приобрести за валюту у работников аппарата ЦК: одна лицензия — 1000 долларов. Смешно. Иностранцы покупали лицензии пачками и получали возможность ввозить и вывозить из СССР все, что хотели (включая своих провалившихся или отзываемых агентов). При обыске у Павлова был обнаружен миллион рублей и полмиллиона долларов, целый склад западного «шмотья» и аппаратуры, а также пачки драгоценных лицензий. У Смелякова было поскромнее — всего 300 тысяч долларов. Обоих расстреляли в назидание остальным.

Андропов приказал отменить лицензии, и все их запасы уничтожить немедленно.

ЦК загудел, как встревоженный улей. Управделами ЦК Павлов горячо доказывал Андропову, что менять лицензии нельзя. Их надо просто взять на более строгий учет. «Ни пограничники, ни таможенники не должны знать, что мы посылаем нашим западным товарищам и что получаем от них». Это была железная логика.

Андропову ответить было нечего.

Дело арестованного министра рыбной промышленности Ишкова и его заместителя Рыкова выявило целую преступную сеть, в которую оказались вовлеченными целые регионы страны с обкомами, горкомами и управлениями внутренних дел. С Дальнего Востока икру и ценные сорта рыбы разными путями доставляли в Ростов-на-Дону, где существовала под патронажем горкома и местной милиции огромная подпольная перевалочная база. Продукты шли за границу, миллионы долларов делились соответственно рангам преступников.

Спецназ КГБ захватил управление МВД Ростова. Начались аресты среди работников торговли и горкома. Золото и валюта вывозились вагонами. В дело оказались замешанными работники Министерства речного флота. Оказалось, что суда речного флота, помимо доставки к местам назначения икры и дорогой рыбы, занимались и собственными прибыльными делами. По Сыр-Дарье через афганскую границу на судах речного флота доставлялись товары, идущие из Японии, Индии и других экзотических восточных стран: тончайшие шелка, батисты, электроника. Хищения были в огромных размерах. На территории СССР и Афганистана была целая сеть тайных хранилищ, откуда товары перепродавалась за границу на валюту.

Медуновское дело раскрутило такую преступную сеть по всему Союзу, что пришлось арестовать полным составом все Министерство мясо-молочной и плодоовощной промышленности. Одним махом были арестованы директора ликеро-водочных заводов. В Ленинграде у директора одного из таких заводов при обыске, помимо наличных и золота, было обнаружено 8 тысяч бутылок с коньяком различных марок. Был арестован начальник Управления торговли Москвы — Трегубов со 130 своими сотрудниками. Их взяли по показаниям ранее арестованного и позднее расстрелянного директора московского «Елисеевского» гастронома — Соколова.

Андропов бьет почти вслепую и всегда попадает. Промахнуться невозможно.

В Москве арестован директор и 17 сотрудников овощной базы Дзержинского района. Хищения на 300 тысяч. Директор расстрелян.

В Белокаменске схвачен директор «Межколхозстроя», похитивший 200 тысяч рублей и построивший себе двухэтажный каменный дом. Расстрелян.

На московском заводе по переработке вторичного сырья драгметаллов обнаруживается хищение золотой и серебряной стружки на миллионы рублей.

Директор, главный инженер и главный технолог расстреляны.

На Кишиневском заводе по производству сахара обнаружено хищение на четыре миллиона рублей. Директор, его заместитель и главный технолог расстреляны.

Снимается с должности министр внутренних дел Щелоков и его заместитель — Чурбанов, зять покойного Брежнева. Оба временно содержатся под домашним арестом. Тонны конфискованных ценностей руководители Министерства не сдавали государству, а присваивали. Перед арестом и отправкой в тюрьму Щелоков успел застрелиться.

Министром внутренних дел Андропов назначает Федорчука, а на освободившееся место председателя КГБ, — своего верного заместителя, генерала Чебрикова. В Москву вызываются, казалось бы, проверенные долгими годами кадры: Шеварднадзе, Лигачев, Рыжков. Вместе с Горбачевым они формируют аппарат личной власти Андропова.

Борьба только начинается. Раскрытие многочисленных преступлений ясно показывает, что все нити ведут в ЦК КПСС, в самое сердце «Зазеркалья». Там насторожились. Андропов уже вторгся в заповедные пределы «Зазеркалья», пока что орудуя на уровне министров, начальников управлений, секретарей райкомов.

На его действия смотрят настороженно, но с некоторым даже чувством одобрения. В конце концов, он возвращает партии ее золото, отбирая его у людей, которые по их рангу не имели права либо владеть им вообще, либо в таком количестве.

Остановись Андропов на этом уровне, он бы, безусловно, попал в классики марксизма. Но его погубила гордыня. Он не только задумал вернуть партии ее золото, но и сделать так, чтобы никто, кроме него, этим золотом не пользовался. Такое было не под силу даже товарищу Сталину, и опять являлось резким отходом от ленинских норм партийной жизни…

И, наконец, Андропов нанес удар, к которому готовился давно, еще с начала 70-х годов. Удар по Средней Азии.

Теплым апрельским днем 1983 года прямо на улице Бухары был схвачен начальник УБХСС города Ахат Музаффаров. Прибывшая из Москвы бригада КГБ без всяких церемоний надела на него наручники и отправила самолетом в столицу.

Одновременно было арестовано еще шесть человек из руководства местной милиции и торговой аристократии. Расследование быстро привело к резиденции бухарского обкома, «Красной даче», прямо в кабинет Первого секретаря компартии Абдувахида Каримова. Начиналось прогремевшее на весь мир знаменитое «Узбекское дело».

Музаффаров, долго не запираясь, быстро дал показания на своих соучастников по мздоимству и казнокрадству, в частности, на первого замминистра внутренних дел Давыдова. Не дождавшись допроса, тот покончил жизнь «самоубийством», правда, несколько странным способом: выстрелив себе в голову три раза из пистолета. Серия подобных «самоубийств» прокатилась по всему Узбекистану. От Музаффарова и Каримова следы шли к министру внутренних дел Узбекистана Эргашеву и дальше от него — к Щелокову, Чурбанову, к членам Политбюро и к покойному Брежневу. От этого дела отпочковалось другое «дело века» — о хищениях в хлопкообрабатывающей промышленности. Арестован был весь аппарат Министерства и все начальники главков. Всего за четыре года сумма хищений составила четыре миллиарда рублей, большая часть которых осела в карманах министра Усманова. Дело принял к производству следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Гдлян и его помощник Николай Иванов. Их лично успел проинструктировать Андропов, предоставив полную свободу действий. И зря. В деле сразу замелькала фамилия самого Рашидова, его преемника на посту Первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Усманходжаева, попавшего на этот пост по рекомендации Андропова. Серия обысков дала ошеломляющие результаты. У одного из секретарей райкомов при аресте было изъято 19 миллионов рублей и 200 килограммов золота слитками, монетами, браслетами, серьгами и кольцами. В Кашкадарьинской области другой секретарь райкома сдал 5400 тысяч рублей и 500 тысяч облигациями «Золотого займа». Не поверили, что сдал все, и нашли во время обыска еще 10 миллионов рублей, 300 тысяч долларов и 80 килограммов золота.

В деле всплывали все новые и новые фамилии: Лигачев Соломенцев, Рекунков (Генеральный прокурор!), Теребилов, Гусев, Афанасьев, Георгадзе. У Андропова голова шла кругом. Всплывшие фамилии были для него, готового ко всему, большим сюрпризом.

Теперь он стоял перед дилеммой: или наносить удар в самое сердце «Зазеркалья», или на этом остановиться. Но тогда вся борьба бесполезна, если сохранить главный штаб и мозг коррупции. Был тщательно составлен последовательный список производства обысков и арестов высших руководителей партноменклатуры.

Начать решили с Георгадзе. Долгое время он занимал достаточно высокую должность секретаря Президиума Верховного Совета СССР, но не был даже членом ЦК, проходив всю жизнь в кандидатах.

Операция готовилась в глубочайшей тайне, ибо Георгадзе, если и не находился в сердце номенклатуры, то и периферийным деятелем его никак нельзя было назвать. Он сидел в Кремле со времен товарища Сталина, и вождь ему даже покровительствовал, ни разу не посадив. Следователи вымели из сейфов и тайников дома Георгадзе 8 килограмм бриллиантов и алмазов, 100 золотых слитков (по 20 кг), 40 миллионов рублей, 2 миллиона долларов, груды перстней, серег, колец, кулонов, картины Леонардо да Винчи, Рубенса, Ван-Дейка, Айвазовского. Всего на 6 миллиардов рублей.

Захватывало дух от мысли, что можно обнаружить у тех, кто рангом повыше такой относительно мелкой сошки, как Георгадзе. Ведь он даже не был членом ЦК!

Убедиться в этом не удалось.

Почти сразу после этого Андропов… исчез.

Стране и миру долго морочили голову, что он простудился, и показали снова Юрия Владимировича всенародно уже в гробу.

Михаил Сергеевич Горбачев держал под руку безутешную вдову. Никто не удивился — ведь он был правой рукой и другом покойного.

Примечания:

2

Зачеркнуто, переправлено на 10000 — вдохновение приходит во время творчества.

3

Но Гитлер для этой цели имел аппарат, а сам не оставил единой визы на документах подобного рода. А вождь мирового пролетариата не брезговал писать подобные бумаги собственноручно, с неизменным комприветом в конце.

21

Все советские историки с этим согласны. Сталин принял страну в тяжелейшее время — казна была пуста.

Эти историки только почему-то помалкивают: а куда же подевались захваченные Лениным несметные сокровища старой России?

22

Торговый синдикат.

23

Эта романтическая охота на золото, меняя формы, продолжалась годами и дожила до наших дней. Даже сегодня при любом обыске, скажем, в поисках самогонного аппарата, не говоря уже о каких-либо более серьезных причинах (а причину можно найти всегда), власти прежде всего предлагают дрожащему от страха «совку» «добровольно сдать золото, бриллианты и оружие», поясняя, что добровольная сдача смягчит вину но не освободит от уголовной ответственности. Начиная с первых декретов СНК, подтвержденных многими последующими, гражданину соцдержавы под страхом смерти запрещалось владеть золотом и прочими драгметаллами в слитках (причем к слиткам приравнивались золотые монеты любой чеканки, ордена из драгметаллов любой страны и любого времени и изделия, представляющие «культурно-историческую ценность» (по усмотрению властей), а равно бриллиантами россыпью и в изделиях с камнями весом более пяти карат.

24

Хрущеву пришлось здорово потрудиться, чтобы уже после смерти Сталина исключить из партии Молотова и Кагановича, чья роль в массовом истреблении людей общеизвестна. Но беспартийный Молотов, как, впрочем, и остальные, продолжал спокойно пользоваться всеми привилегиями, живя в огромной квартире на ул. Грановского в Доме правительства, отдыхая в роскошном санатории ЦК «Лесные дали» и работая в Ленинской библиотеке в читальном зале № 1, предназначенном для академиков и иностранных ученых, хотя ни тем, ни другим кровавый старец никогда не был. Как недавно выяснилось, вплоть до наших дней Управление Делами ЦК КПСС распространяло привилегии, включая пользование машинами, дачами, спецпайками и прочим спецобслуживанием, на родственников Сталина, Жданова, Берия и многих других, кого в политических целях пришлось публично признать палачами и убийцами. В номенклатурном Зазеркалье свои законы и свои традиции.

25

В связи с нападением Германии на Советский Союз представляется любопытным следующий эпизод. Поставленная Сталиным задача концентрации всего золота, платины и драгоценных камней в руках государства продолжала энергично выполняться. География поисков постоянно расширялась. Если в самой России и на Украине к середине 30-х годов были уже перепаханы даже все кладбища и вскрыты практически все могилы в надежде найти золотые часы или вставную челюсть, то на территориях среднеазиатских республик подобные мероприятии до поры до времени не проводились. Осквернение могил и мавзолеев, по законам ислама, является одним из самых страшных преступлений.

А поскольку освободительная война в Средней Азии, вспыхнувшая еще в 20-х годах, бушевала не утихая, и была подавлена только к 1939 году, получив романтическое название «борьбы с басмачеством», то у самого Сталина и его сатрапов на местах все-таки хватило ума не давать лишнего повода для раздражения местного населения. Но затем наступил черед и среднеазиатских святынь. Особенно привлекал алчные взоры номенклатуры прекрасный и величественный мавзолей Тамерлана в Самарканде. По легендам, подтвержденным архивными документами, великий азиатский завоеватель средневековья в своих походах награбил сказочные, несметные сокровища, большую часть которых приказал положить с собой в гробницу. В мае 1941 года большая команда московского НКВД, сопровождаемая экспертами ленинградского Эрмитажа, выехала в Самарканд для вскрытия гробницы. Хранитель мемориала, восьмидесятилетний Масуд Алаев, придя в ужас, показал приезжим предостерегающую надпись, выбитую на гробнице еще в 1405 году — в год смерти легендарного Тимура.

Надпись предупреждала, что тот, кто осмелится потревожить покой усопшего властелина и вскрыть гробницу, выпустит на свою страну страшных демонов опустошительной войны. На всякий случай, чтобы перестраховаться, об этом доложили в Москву. Оттуда быстро пришел приказ: Алаева арестовать за распространение ложных и панических слухов, гробницу вскрыть незамедлительно. 19 июня 1941 года огромная плита из зеленого нефрита, закрывающая саркофаг Тамерлана, была поднята, о чем на весь мир поведало сообщение ТАСС. В сообщении, в частности, с иронией говорилось: «Популярная легенда, существующая поныне, уверяет, что под плитой гробницы скрывался дух ужасной, опустошительной войны, который не следовало бы выпускать на волю».

Это сообщение перепечатали многие газеты, включая «Ленинградскую правду» от 21 июня 1941 года. Если это совпадение, то весьма странное. Во всяком случае, охотясь на золото, всегда нужно быть осторожным и иметь чувство меры. Но раз вкусившие «беспредел», уже никогда не могут от него отказаться.

26

В мае 1941 года в американском городе Сан-Диего состоялся семинар по перспективным вопросам военно-морского строительства. Семинар был организован руководителями крупных концернов, связанных заказами с флотом США. На этом семинаре адмирал Ричардсон, недавно покинувший пост командующего Тихоокеанским флотом, выступил с большой лекцией, официальной темой которой должен был стать вопрос о необходимости быстрейшей модернизации инфраструктуры военно-морских баз флота. Однако, вместо этого адмирал прочел лекцию о международном положении. Заявив без тени сомнения, что схватка между Гитлером и Сталиным дело самого ближайшего будущего, адмирал Ричардсон сделал теоретический анализ будущего развития событий.

«Безусловно, — отметил он, — крупного успеха достигнет тот, кто первым начнет наступление, поскольку и вермахт, и Красная армия обучены на идее блицкрига, а обороняться, мало того что не любят, но просто не умеют. Из этого вытекает дилемма: что в большей степени соответствует нашим планам, чтобы первый ход сделал мистер Гитлер или чтобы его сделал мистер Сталин?..

Дилемма решается очень просто. Достаточно взглянуть на карту Европы и убедиться, что если Сталин бросит неожиданно на Гитлера свои 200 дивизий и 10 тысяч танков (адмирал сильно преуменьшил силы Сталина — И. Б.), то вермахт будет раздавлен, и через пару месяцев сталинская армия будет стоять на побережье Канала и в Гибралтаре. Если же начнет Гитлер, то где он окажется через два месяца известно только Всевышнему, ибо он неизбежно завязнет на просторах России, и Сталину придется истратить уйму времени, чтобы выбить его оттуда. Подобный сценарий, отбирая инициативу в войне и от Гитлера, и от Сталина, неизбежно передаст эту инициативу более свободной и динамичной силе, которая неизбежно возникнет, когда русские и немцы сцепятся между собой, отдавая на милость этой новой силе весь мир. Так что отдадим, господа, право первого хода Гитлеру». К этому времени адмирал был частным лицом и мог, в принципе, говорить, что хотел. Однако, присутствовавший на семинаре министр ВМС Нокс в начале собственного выступления сказал: «Адмирал Ричардсон весьма точно сформулировал именно то, что мы (кто мы? Кабинет Рузвельта? — И. Б.) ожидаем от дальнейшего развития событий в мире…»

27

Дело об атомном шпионаже является очень темным. Сейчас известно, что фактически все советские «атомные» агенты были «засвечены» американцами, которые, терпеливо ожидая окончания их работы, не трогали никого, и только, когда СССР официально объявил о наличии у него атомной бомбы, неожиданно арестовали почти всех. Группа знаменитого Абеля почти полностью состояла из работников ФБР и военной контрразведки, которые, работая связниками Абеля, и передали лично все секреты атомного оружия в СССР. А это означает, что подобное решение было принято на очень высоком уровне.

28

Эта секретная лаборатория просуществовала до наших дней, и нет никаких доказательств того, что она ныне не существует. Всем памятны недавние разоблачения, когда при обыске в здании ЦК КПСС после провала августовского путча были обнаружены сотни фальшивых паспортов всех стран, фальшивые печати различного назначения, от таможенных до банковских, горы фальшивых бланков, чековых книжек и тому подобное. Судя по готовой продукции, секретная лаборатория ГПУ ленинских времен ныне превратилась в громадное предприятие, никак не меньше Печатного двора'. А огромное количество долларов, затопивших территорию бывшего СССР, невольно ставит вопрос: а не перешла ли эта лаборатория на обеспечение внутреннего рынка?

29

В тот период золотой запас США составлял 14 тысяч тонн. Немногим больше, чем в СССР, чего нельзя сказать об уровне жизни. Расходами золотого запаса гласно и открыто распоряжался народ, держа под контролем правительственные траты до последнего цента. Именно в этом контроле заключается основа мощи США.

30

Этот интереснейший период советской истории, с 1949 по 1953, год достоин многотомного исследования, которое под хорошим пером может превратиться в небывало захватывающее повествование. Задуманная в недрах ЦК ВКП(б) кампания по борьбе с космополитизмом была, в сущности, ничем иным, как звонкой пощечиной госбезопасности. Пока на Лубянке приходили в себя, им было подброшено знаменитое «Дело врачей», в которое чекисты вцепились, как голодный пес в кость, увидев в этом деле великолепную возможность пустить под нож полным составом все Политбюро и Центральный Комитет партии. Пока чекисты в азарте от открывшихся возможностей выбивали из несчастных медиков показания об их преступных связях с правительственной и партийной верхушкой, в самый разгар их работы по приказу Сталина был неожиданно снят с должности и немедленно арестован всемогущий министр госбезопасности Виктор Абакумов, а на его пост назначен профессиональный партаппаратчик Игнатьев. Первое, что выяснил новый министр, была связь с международный сионизмом многолетнего личного секретаря Сталина — Поскребышева, которого уволокли прямо из приемной вождя в наручниках, но повезли не на Лубянку, а в специальную тюрьму в здании ЦК ВКП(б). На допросе Поскребышев рассказал, что Сталин принял решение уничтожить весь старый состав Политбюро и руководство МГБ, заменив его новыми людьми, лично составил новый список так называемого расширенного Политбюро из 25 человек (куда, кстати говоря, был включен Брежнев, произведший на вождя впечатление своим молодцеватым внешним видом).

Через несколько дней, 28 февраля 1953 года (а не 5 марта, как было объявлено) Сталина нашли мертвым на его даче в Кунцево. Затем армия раздавила танками госбезопасность, которая в пылу борьбы забыла об этой третьей реальной силе «социалистическое общества». А мудрая партия вспомнила…

31

Достаточно сложное кухонное оборудование фирмы Куппербуш требовало специального техобслуживания. Целый выпуск одного из училищ КГБ был послан в ФРГ на заводы фирмы и получил квалификацию механиков по обслуживанию кухонного оборудования. Вернувшись в СССР, они стали обслуживать квартиры номенклатуры, сохранив при этом офицерские звания в системе КГБ.

32

Во время дебатов в конгрессе США по поводу очередных поставок в СССР зерна как-то началась полемика: где логика? СССР тратит все свои деньги на танки против нас, а мы его должны за это кормить. Тогдашний госсекретарь США Генри Киссинджер на это ответил: «Пусть уж они лучше сытыми сидят в своих танках. Так будет надежнее. А то стрельба может помешать наступлению доллара».

33

Поэтому такой общественный резонанс вызвало неожиданное появление книг А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ», где впервые было открыто заявлено, что на каждого убитого партсекретаря приходились миллионы и миллионы убитых и замученных простых людей. Что надо поминать не 1937 год, когда Сталин сводил счеты с номенклатурой, а все десятилетия коммунистического режима, последовательно и беспощадно истреблявшего собственный народ.

34

Льстецы утверждают, что подобная твердость Горбачева была вызвана тем, что уже тогда будущий генсек насаждал в Ставрополье товарно-рыночные капиталистические отношения. Злые языки, напротив, уверяют, что Горбачев взял под защиту грузинских «теневиков» потому, что они уже успели преподнести его жене, Раисе Максимовне, бесценное бриллиантовое колье.

35

По другой версии, Папутин застрелился сам, поскольку не смог выполнить приказа о захвате Амина, и знал, что его ждет.

36

О том, что армия готовила военный переворот во всем социалистическом лагере, существует немало свидетельств. Неизвестно, было бы это так уж плохо, поскольку, как показывает опыт других стран, нет пути от тоталитаризма к демократии, кроме как через временную автократию военной диктатуры. Заговор не удался, поскольку КГБ был на высоте. Это произошло сразу после смерти Андропова. Здесь не место приводить подробности.

Ограничимся официальными сообщениями.