30 ноября 1939 года

© О. Вехвиляйнен

Во время осенних переговоров в Москве финская сторона была настроена против каких-либо уступок СССР. Но при этом почти никто серьезно не думал, что возможна война. Многие до последнего момента отказывались верить, что Советский Союз применит силу против своего малого соседа. За прошедшие недели после срыва переговоров, как казалось, ничто не предвещало войны, в стране утвердилась надежда, что все останется как было. Активная советская пропаганда против финского правительства воспринималась как попытка давления. Она не поколебала мирный настрой ни среди населения, ни в войсках, сосредоточенных у границы¹. Тем более тяжким оказалось осознание действительности. Сообщение 30 ноября о бомбардировке Хельсинки и Виипури, обстреле советской артиллерией финских объектов и переходе советских войск на многих участках финской границы быстро облетело всю Финляндию. В первый же день войны только при налете на Хельсинки погиб 91 житель, а число раненых было гораздо больше.

В правительстве А. Каяндера также не предполагали, что дело дойдет до войны. Министры склонны были думать, что на Финляндию будет оказываться и далее политические и психологическое давление либо советское правительство предложит начать новые переговоры. Даже после того, как на Хельсинки упали первые бомбы, некоторые из министров все еще сомневались в том, что это означает начало войны. Когда рано утром министр внутренних дел У. Кекконен сообщил по телефону премьер-министру А. Каяндеру, что советские войска пересекли границу, и потребовал безотлагательно созвать правительство, то услышал удивленный ответ: "Означает ли это, что нам необходимо собраться еще до начала рабочего времени"². В течение дня истинное положение дел стало понятно и правительству. Вечером в стране было объявлено военное положение. Президент республики К. Каллио передал свои полномочия главнокомандующего армией маршалу К. Маннергейму.

Министр финансов В. Таннер также не хотел верить, что началась война. Она представлялась ему слишком неразумным способом решения спорных вопросов, и, тем не менее, он считал необходимым все же принимать во внимание вероятность нападения Советского Союза на Финляндию. Подписанный Советским Союзом с Германией договор о ненападении, оккупация им восточной части Польши, заключение договоров со странами Балтии и его требования к Финляндии давали основание предполагать, что Советский Союз отказался от выдвигавшихся им прежде принципов, предусматривавших в том числе и признание прав малых народов³. Перед отъездом в Москву делегации, которую возглавил Ю. Паасикиви, на заседании Государственного совета Таннер говорил, что 90 % граждан Финляндии хотели бы избежать войны⁴. В Москве Таннер и Паасикиви были единого мнения относительно главной линии, хотя последний был более склонен к уступкам⁵. Фактически же взгляды этих двух участников переговоров не имели никакого значения, поскольку решения принимало заседавшее в Хельсинки правительство. Когда 4 ноября Паасикиви и Таннер запросили правительство, имеют ли они право предложить в аренду СССР о-ов Юссарё вместо морской базы Ханко, в этом им было решительно отказано. Это и привело к срыву переговоров. Позднее Таннер и Паасикиви сделали вывод, что компромисса на переговорах можно было достигнуть, если бы правительство одобрило их предложение⁶.

Возвратившись из Москвы, Таннер все же не решился оспаривать общее мнение, которое было против передачи СССР морской базы в устье Финского залива. Вместе с тем он надеялся, что Советский Союз предпримет новую инициативу, чтобы продолжить переговоры⁷. Озабоченный нестабильностью экономики страны, он поддержал предложение Эркко частично ограничить мобилизацию. В конце ноября Паасикиви просил Таннера взять на себя инициативу возобновления переговоров с советским правительством, предлагал назначить даже Таннера вместо Эркко министром иностранных дел⁸. Однако у министра Ю. Седерхьельма сложилось мнение, что Таннер хочет расколоть правительство, перейдя к политике частичных уступок⁹. Тогда Таннер решил ждать, когда услышанный из Москвы "шум" заставит народ поверить в серьезность положения¹⁰. Впоследствии он корил себя за то, что вовремя не воспротивился политике Эркко¹¹.

Изменить позицию правительства Каяндера, и прежде всего министра иностранных дел Эркко, разумеется же, было нелегко. "Красно-земельное правительство" из всех существовавших ранее правительств независимой Финляндии имело самую широкую парламентскую базу, которая была представлена основными крупными партиями рабочих и крестьян. На выборах в июле 1939 г. они добились внушительной победы¹². Иными словами, в начале московских переговоров власть Финляндии отражала настроения "как широких слоев ненаэлектризованного противоречиями населения курных изб, так и городских рабочих, имевших в своих домах плиту"¹³. Подавляющее большинство населения одобряло линию Каяндера на переговорах¹⁴.

30 ноября Таннер действовал все же решительно. Он надеялся, что еще не поздно продолжить переговоры с Москвой. Следовало образовать новое правительство и выступить с инициативой прекращения огня и возобновления переговоров. Во всяком случае, было необходимо, чтобы Эркко покинул свой пост, ибо этот министр стал олицетворением неуступчивости на переговорах.

Личные бумаги Эркко еще не использовались исследователями, и трудно с уверенностью сказать, на чем он основывался, отстаивая свою линию. Вероятно, оценку им обстановки предопределило взятое на себя обязательство проводить проскандинавскую нейтралистскую политику, а также представление о том, что юридические и моральные факторы делают положение Финляндии сильным. К тому же иностранная печать, за которой Эркко, несомненно, внимательно, следил, едва ли не хором вещала, что в споре с Советским Союзом право на стороне Финляндии и что нападение на нее СССР маловероятно¹⁵. Будучи самоуверенным и волевым, сосредоточив в своих руках рычаги руководства, Эркко, как министр, сохранял внешне спокойствие и утверждал, что войны не будет. Но его оценка оказалась неверной. 30 ноября перед взором шведского посланника С. Салина предстал подавленный, "совершенно изнуренный" человек¹⁶.

Каяндер в той обстановке также не был удачным выбором на пост премьера. Его критиковали за отсутствие опыта руководства. Советская печать вела против него кампанию грубых нападок, поэтому нельзя было ожидать, что Москва сядет за стол переговоров с возглавляемым им правительством. Таннер готов был к роспуску кабинета хотя бы таким путем, как выход из него социал-демократических министров, чего все же не потребовалось делать. Каяндер его поддержал. Правительство, которое совсем недавно получило единодушное доверие парламента, ушло в отставку.

Маршал Маннергейм не был удивлен появлением в небе Хельсинки бомбардировщиков. Именно этого он и опасался. Являясь председателем Совета обороны, которому с возникновением войны пришлось взять на себя обязанности верховного главнокомандующего, маршал еще в предшествовавшие годы говорил о необходимости вооружения. Он поддерживал также политику нейтралитета, которая бы основывалась на возможно большем сотрудничестве со Швецией. В преддверии осени, проявляя все большую озабоченность, он резко критиковал правительство Каяндера за то, что оно не предпринимало все необходимые меры для улучшения военной готовности государства. Это, пожалуй, нельзя признать в полной мере справедливым, поскольку правительство все же обращало на оборону страны значительно больше внимания, чем любое из его предшественников. Но у Маннергейма имелось свое мнение по поводу нехватки в армии зенитных и противотанковых орудий, слабости военно-воздушных сил и неполной обеспеченности боеприпасами. А самое худшее заключалось в том, что у России были развязаны руки для сосредоточения всех своих вооруженных сил против Финляндии. "Армия не способна вести войну", — заявил он министрам¹⁷, а успеха она могла достигнуть лишь ценой больших людских потерь. В то же время выигрыш войны являлся для России вопросом престижа, и совершенно ясно, что по сравнению с Финляндией она располагает неограниченными ресурсами и Финляндия в конечном счете потерпела бы поражение¹⁸. Так Маннергейм предсказал то, что затем в действительности произошло. Он настоятельно рекомендовал Финляндии идти на уступки СССР, что дало бы стране время для совершенствования военных приготовлений и упрочения связей со Швецией. На самом деле маршал, более склонный к компромиссам, чем правительство, не думал о значительных уступках — разве что о передаче о-вов Юссарё или Ерё для морской базы и; небольшой территории на Карельском перешейке, к чему и правительство было готово¹⁹. Когда Маннергейму не удалось получить поддержку правительства, он подал заявление об отставке, осудив политиков за действия, которые могли привести к войне²⁰. Он заявил Паасикиви, который пытался склонить его к изменению своего намерения, что не может участвовать в обмане народа²¹. Но с возникновением войны все это осталось позади. Утром 30 ноября маршал встретился с министром обороны Ю. Ниукканеном и сказал ему: "Господин министр, я имею честь подтвердить, что готов исполнять функции верховного главнокомандующего"²².

Министр Ниукканен не разделял пессимистических взглядов военных профессионалов относительно готовности Финляндии к обороне. Он исходил из того, что армия вполне способна противостоять СССР, который не может сконцентрировать большого количества войск против Финляндии. Являясь руководителем группы министров-аграриев в правительстве, этот карельский крестьянин, будучи изворотливым тактиком, был главным оппонентом Таннера. В области внешней политики он встал на сторону Эркко вместе с двумя другими министрами-аграриями: министром просвещения У. Ханнула и министром внутренних дел Кекконеном. Ниукканен представлял разделявшееся многими финнами мнение, что конечной целью Советского Союза являлось уничтожение самостоятельности Финляндии и выдвигавшиеся им территориальные требования имели одну направленность — способствовать укреплению его позиций для достижения этой цели. Он допускал возможность, что Советский Союз может напасть на Финляндию, но и в этом случае война будет лучшей альтернативой, чем территориальные уступки, которые не могли привести ни к чему иному, как к пути, избранному Чехословакией²³.

Таннер после отставки правительства Каяндера предложил, чтобы новым премьер-министром стал директор Финляндского банка Р. Рюти. До прихода "красноземельного правительства" две большие партии — социал-демократы и Аграрный союз считали необходимым, чтобы премьер-министр был от небольшой Прогрессивной партии, который мог бы сохранить внутри правительства равновесие. Кандидатура Рюти выдвигалась в премьер-министры еще в 1937 г., но тогда его отвергли и премьер-министром стал Каяндер. С возникновением войны Рюти отказывался от этого малопривлекательного тогда занятия, но Каллио и Таннер склонили его взять ношу на свои плечи. У Рюти была в деловом мире хорошая репутация как в стране, так и в англоязычных великих державах. В отличие от Каяндера он не подвергался осуждению в Советском Союзе и был подходящим партнером для переговоров в Москве. Поскольку правительству пока не оставалось иной альтернативы как вести войну, Рюти занялся внимательным изучением потребностей армии.

Таннер заявил, что охотно займет место министра иностранных дел, если это облегчит деятельность Рюти как премьер-министра, и проявил готовность сделать все возможное для достижения мира между Финляндией и Советским Союзом. Это намерение поддержали как Маннергейм, так и Паасикиви. Они, правда, не очень высоко оценивали дипломатический опыт Таннера, но считали, что теперь время не дипломатии, а борьбы. Таннер к тому же поддерживался внутренним фронтом. До тех пор, пока он мог быть министром иностранных дел, рабочие будут знать, что война не продлится дольше, чем это диктовалось необходимостью²⁴. У виднейшего руководителя финского рабочего движения Таннера оказалась тем самым ключевая позиция в правительстве Рюти. Ниукканен, второй сильный человек правительства Каяндера, продолжал оставаться министром обороны. Поскольку ставилась цель стремиться к новым переговорам с Советским Союзом, было естественным, что Паасикиви также вошел в правительство — его считали в стране лучшим знатоком российской политики. Образование правительства Рюти означало расширение основы "красноземельного правительства", создание пятью партиями национальной коалиции. Шведская народная партия вошла в правительство еще в октябре. Когда Паасикиви и ведущий промышленник В. Котилайнен стали членами нового кабинета, то Коалиционная партия также оказалась неофициально в правительстве. Из парламентских партий вне кабинета осталось только профашистское Патриотическое народное движение, но и оно заявило о своей поддержке политики правительства.

В сложившейся военной обстановке принятие внешнеполитических решений наталкивалось на ряд трудностей. Парламент переместился из Хельсинки в более безопасный район Похьянмаа. Президент Каллио, который, согласно конституции, должен был руководить внешней политикой, проявлял пассивность из-за слабого здоровья, кроме того, он просто плохо разбирался во внешнеполитических делах. В правительстве наиболее важные и конфиденциальные вопросы рассматривала комиссия по иностранным делам, другие же министры были не очень информированы. В эту комиссию, помимо Рюти, вошли Таннер, Паасикиви, Ниукканен, министр просвещения Ханнула, а также министр юстиции И. Сёдерхьельм, который представлял Шведскую народную партию. Фактически результаты работы этой комиссии зависели от взаимопонимания и сотрудничества прежде всего трех из первых упомянутых лиц. Они поддерживали связь с верховным главнокомандующим, советы и моральная поддержка которого необходимы были также и во внешнеполитических вопросах. В качестве связного с правительством Маннергейм назначил генерала Р. Вальдена.

Быстрая смена правительства в Хельсинки объяснялась исключительно интересами возобновления переговоров с Москвой. Поздно вечером 30 ноября печать сообщила, что кабинет Каяндера ушел в отставку, уступая место правительству, с которым советская сторона могла бы согласиться вести переговоры. Таннер уполномочил одного из сотрудников министерства иностранных дел просить посольство Соединенных Штатов передать эту информацию в Москву, поскольку у финнов не было уже с ней никакой связи²⁶. В народный комиссариат иностранных дел Советского Союза сообщение об этом поступило утром следующего дня, но посол Л. Штейнгардт смог переговорить с В.М. Молотовым только вечером. Когда посол задал вопрос о планах Советского Союза в отношении Финляндии, то Молотов сослался на свою речь от 29 ноября. В ней он говорил, что единственная цель предпринятых советским правительством мер — обеспечение безопасности Советского Союза и в особенности Ленинграда, и осудил финскую непримиримую, враждебную политику, проводимую в угоду иностранным империалистам. Молотов разъяснил Штейнгардту, что советское правительство было исключительно терпеливым в переговорах с Финляндией, срыв которых и привел к войне. Из-за упрямства Таннера не удалось достигнуть необходимого согласованного решения. Теперь тот же самый Таннер введен в руководство правительства Финляндии. Советский Союз не может иметь дело с таким правительством. Вместо этого принято решение вести переговоры с образованным в тот день правительством, возглавляемым О. Куусиненом. Чтобы дело было полностью ясным, ТАСС опубликовало текст его декларации. Штейнгардт сделал на основе этой беседы заключение, что Советский Союз склонен иметь в Финляндии такое правительство, которое подчинялось бы его воле, и не нуждается во вмешательстве третьей стороны²⁷.

Данная беседа и ее обнародование положили начало кампании против Таннера. Если верить дневнику А. Коллонтай, еще 2 ноября Молотов осудил "Таннера, как некого ловкого социал-демократа", без которого "хитрый старец" Паасикиви действовал бы рассудительнее²⁸. Сделать Таннера публично "козлом отпущения" было, конечно, в этом положении необходимо, поскольку нежелание Советского Союза вести переговоры с финляндским правительством получало очевидное обоснование. Вместе с тем существовала и другая причина: в борьбе за души финских трудящихся Таннер являлся главным противником Сталина и правительства Куусинена²⁹. В течение последующих десятилетий это мистифицированное осуждение Таннера использовалось в некоторых советских исторических работах для того, чтобы возложить часть вины за зимнюю войну на финнов.

Правительство Рюти исходило из того, что Финляндии надо было быть готовой к большим уступкам, чем те, которые рассматривал предшествовавший кабинет³⁰. 2 декабря во время заседания комиссии по иностранным делам совместно с президентом и верховным главнокомандующим пришло плохое известие: Швеция только что отклонила просьбу Финляндии направить шведские войска на Аландские острова. Таннер предложил тогда, чтобы правительство обратилось непосредственно к Москве для продолжения переговоров. Его поддержали Паасикиви, Рюти, а также и Маннергейм, который был очень обеспокоен нехваткой артиллерийских снарядов и опасался, что Швеция откажется переправлять военные материалы в Финляндию. Ниукканен внес предложение предоставить Германии Аландские острова в обмен на ее поддержку, но оно было отклонено без обсуждения³¹.

В конце концов решили установить контакт с Москвой при посредничестве Швеции. 2 декабря шведское правительство получило из Хельсинки просьбу финского правительства безотлагательно выяснить, желает ли Москва вновь приступить к переговорам. При этом оно выражало готовность внести новые позитивные предложения для достижения взаимопонимания³². Не дождавшись ответа, правительство Финляндии в тот же день направило в Женеву своему посланнику Холети указание просить генерального секретаря Лиги наций созвать Совет и Ассамблею для рассмотрения факта агрессии Советского Союза против Финляндии. Таннер и Паасикиви рассматривали это обращение как возможность обеспечить мир между Финляндией и Советским Союзом или в худшем случае побудить государства — члены Лиги наций предоставить финнам помощь³³.

На что могла бы согласиться Финляндия после возникновения войны? Финские руководящие деятели считали, что основой для ведения новых переговоров с Москвой должны быть обсуждавшиеся осенью вопросы. Финляндия была согласна занять и более уступчивую позицию. На вопрос Рюти, как далеко могла пойти Финляндия, не рискуя своей военной безопасностью, Маннергейм ответил: отдать морскую базу вне континентальной Финляндии, лучше всего острова. Паасикиви предложил передать для размещения морской базы о-ва Юссарё или Ерё и выразил надежду, что советская сторона удовлетворится территорией Ино на Карельском перешейке³⁴. Тем самым и новое правительство не было готово одобрить все требования, которые Советский Союз выдвигал на осенних переговорах, желая достигнуть компромисса. Никакого решения принято не было. Отказ советского правительства от переговоров с хельсинкским правительством сделал это ненужным.

Шведский посланник в Москве В. Винтер не смог выполнить данное ему поручение. Молотов отказался от встречи с ним. Нетрудно догадаться о действительной причине этого отказа. Советское правительство намеревалось сначала подписать с правительством Куусинена договор, который и был опубликован вечером 3 декабря. На следующий вечер Молотов уже был готов принять шведского посланника. Не проявив интереса к возможному содержанию "новых позитивных предложений" Финляндии, народный комиссар заявил, что его правительство не признает "так называемого правительства Финляндии", члены которого выехали из Хельсинки в неизвестном направлении. Оно признает только "демократическое правительство Финляндии", с которым заключен договор. На этом основании Молотов отверг право Швеции защищать интересы Финляндии в СССР. У Винтера сложилось впечатление, что советское правительство полностью удовлетворено положением, почти не сомневаясь в достижении своих целей в Финляндии, и ни в коем случае не допустит вмешательства третьей стороны³⁵. В тот же день, 4 декабря советское правительство отказалось принять участие в заседании Совета Лиги наций в Женеве. Это также обосновывалось ссылкой на правительство Куусинена.

Вопрос о создании правительства Куусинена и мотивах, побудивших принять такое решение, продолжает приковывать внимание финских историков. Со своей точки зрения рассматривают его в данной работе российские исследователи, придерживающиеся позиции, что суть вопроса заключалась в неверных расчетах Сталина на то, что финские трудящиеся окажут поддержку правительству Куусинена, под руководством которого в Финляндии будет установлена социалистическая система36. Такое истолкование не чуждо и финским историкам, но они вместе с тем задают вопрос: было ли в действительности советское руководство так плохо информировано, что, оказавшись введенным в заблуждение финскими эмигрантами, поверило в возможность возникновения в Финляндии новой революции, вдохновляемой "народным правительством". Поэтому, размышляя об агрессии под прикрытием оказания помощи революционному правительству, намерения советского руководства надо рассматривать с различных точек зрения — внешней и особенно внутренней.

3 декабря постоянный представитель Финляндии в Лиге наций Холсти передал генеральному секретарю Ю. Авенолю обращение финского правительства, в котором заявлялось, что Советский Союз разорвал договор о ненападении и неожиданно вторгся на территорию Финляндии. В обращении содержалась просьба созвать Совет и Ассамблею Лиги наций, чтобы приостановить агрессию³⁸. Авеноль довел обращение Финляндии до сведения народного комиссариата иностранных дел Советского Союза и заявил, что по этому поводу в Женеве будут созваны Совет и Ассамблея Лиги наций. 4 декабря Молотов направил от имени советского правительства ответ Авенолю, в котором заявил, что СССР не будет участвовать в проводимых заседаниях, поскольку не находится в состоянии войны с Финляндией, а заключил договор о взаимопомощи с Финляндской демократической республикой, т. е. с "правительством Куусинена"³⁹.

Финское руководство, по-видимому, не возлагало особых надежд на Лигу наций. Вскоре после раздела Чехословакии премьер-министр Каяндер в речи, посвященной 21-й годовщине независимости Финляндии, сказал следующее: "Лига наций больше не является гарантом мира и безопасности малых народов, как это было прежде при ее основании. Теперь у малых народов отнято право решать вместе с великими державами судьбу государств. Мнения малых народов не спрашивают"⁴⁰. Лично Холсти говорил своим друзьям в коридорах Лиги наций, что если благодаря его дипломатическому демаршу можно было получить сотню самолетов, то почти безразлично, какое решение приняла бы Лига наций⁴¹.

Ранее, 29 ноября, Авеноль встретился в Париже с послом Соединенных Штатов У. Буллитом, а также вторым финским представителем в Лиге наций X. Холма, которым обещал, что "поскольку Финляндия обратилась к Лиге наций, то на Лиге наций совершенно определенно лежит ответственность собраться по ее просьбе"⁴². От закулисных действий Буллита, по-видимому, в решающей степени зависело рассмотрение этого вопроса в Лиге наций. Во всяком случае выступление дипломатов Латинской Америки можно считать его личной заслугой. Представитель Аргентины К. Пардо сказал позднее, что Буллита считали у них "доверенным лицом генерального секретаря"⁴³.

Во всяком случае события развивались как по заранее написанному сценарию. 5 декабря Пардо представил в секретариат Лиги наций протест по поводу того, что Советский Союз попрал принципы международного сотрудничества, и предложил безоговорочно исключить его из Лиги наций. Аналогичные телеграммы прислали правительства Уругвая и Венесуэлы⁴⁴. В телеграмме из Уругвая говорилось, что он выйдет из Лиги наций, если Советский Союз останется ее членом. Почти подобным было также заявление Аргентины⁴⁵.

Англия и Франция колебались. 7 декабря министр иностранных дел Галифакс писал Р. Батлеру, представителю Великобритании в Лиге наций: "Чем больше думаю об этом деле, тем меньше склоняюсь к мысли об исключении России. Попытайся воспрепятствовать этому. Если попытка все же не удастся, мне кажется, что у тебя не остается другой возможности, как голосовать за это"⁴⁶.

Таким образом, "письмо Холсти" обрело жизненную силу. 9 декабря генеральный секретарь Лиги наций направил письмо советскому временному поверенному в Париже Я.З. Сурицу, который тогда был членом различных ее комитетов, где заявлялось, что для прекращения конфликта между Советским Союзом и Финляндией необходимо обсудить этот вопрос на заседании Ассамблеи. Способ принятия санкций против Советского Союза (вопрос ставился именно так) был следующим: если большинство на Ассамблее проголосует за исключение, то на основе статьи 16 устава решение Ассамблеи надо было представить Совету.

Заседание 20-й Ассамблеи Лиги наций началось 11 декабря. После того, как представитель Финляндии Холсти ясно и вполне обоснованно раскрыл существо вопроса, Ассамблея поручила комитету из 13 членов изучить финляндский вопрос. Как сообщило ТАСС из Женевы, четыре страны, представители которых вошли в комитет, являлись воевавшими государствами (Франция, Великобритания, Канада и Индия), а три других — не имели отношений с Советским Союзом (Португалия, Венгрия и Венесуэла). К тому же Польша, правительство которой находилось в изгнании, занимала особую позицию.

Комитет направил правительству Советского Союза телеграмму, в которой предложил приостановить военные действия и начать мирные переговоры при посредничестве Ассамблеи. Участвовавший на заседании представитель Финляндии выразил удовлетворение этим предложением. Советское правительство отвергло его "по причине, которая была изложена народным комиссариатом иностранных дел в телеграмме от 4 декабря", а также заявило, что поскольку Совет Лиги наций и Ассамблея созваны для обсуждения письма Холсти, Советский Союз не будет участвовать в деятельности этих органов⁴⁷.

В это время в Ассамблее происходила смена тех членов Совета Лиги наций, полномочия которых истекли в 1939 г., в силу чего в кулуарах Лиги пытались активизировать свое влияние отдельные лица, озабоченные таким положением. В частности, представитель Китая Веллингтон Ку склонялся к тому, чтобы воздержаться от голосования в Совете Лиги наций после того, как вместо него была выдвинута кандидатура уступчивого египтянина. В то же время представитель Ирана заболел. Представители стран Латинской Америки, предложения которых были крайне радикальными, проявляли все большую активность. В кулуарах Лиги высказывались тогда так, что "храбрость наций возрастала прямо пропорционально удаленности их местонахождения от Финляндии"⁴⁸.

Комитет тринадцати представил Совету следующий проект резолюции, который зачитал представитель Боливии Коста де Релс: 1) членам Лиги наций следует рекомендовать, чтобы они поддержали Финляндию морально и предоставили ей по возможности материальную помощь; 2) необходимо приступить к осуществлению торгово-экономических санкций против Советского Союза; 3) Совету Лиги наций рекомендовать ввести в действие в отношении Советского Союза 4-й пункт 16-й статьи, который гласил, что нарушающий какое-либо определенное уставом обязательство может быть объявлен на основе принятого решения исключенным из членов Лиги и всех иных представительств в ее Совете. Когда 13 декабря резолюция была рассмотрена в Ассамблее, а на следующий день в ее Совете Лиги наций, то основную ее часть существенно изменили, сведя ее содержание к следующим двум пунктам: 1) осудить действия Советского Союза по отношению к Финляндии; 2) признать, что "Советский Союз своими действиями поставил себя вне Лиги наций. Из этого следовало, что он больше не является членом Лиги наций"⁴⁹.

Неясная формулировка резолюции (хотя ее содержание и имело ссылку на 16-ю статью устава Лиги наций) не соответствовала тем рекомендациям, которые предусматривались статьей о введении санкций.

Большинство Ассамблеи (29 представителей из общего числа 52) и почти половина Совета (7 членов из 15) проголосовали за резолюцию. С юридической точки зрения решение подобного рода являлось спорным, что дало Москве повод квалифицировать его как " скандальное и незаконное". Советская печать, которая не дала достаточно компетентной оценки этому решению Лиги наций, особо осудила "англофранцузских поджигателей войны", а также "клику Маннергейма и Таннера". "Что касается Советского Союза, то он ни в коем случае не сомневается в состоявшемся провале Женевской резолюции", — писала 17 декабря 1939 г. газета "Известия".

Дело обстояло все же далеко не так. В мире поднялась волна осуждения Советского Союза. Общественные круги западных стран выражали солидарность с Финляндией. Так, например, на вопрос, "на чьей стороне ваши симпатии в данном конфликте?" в Соединенных Штатах 88 % опрошенных заявили: "На финской", тогда как лишь 1 % выразил симпатии России⁵⁰.

Подобное же отношение было продемонстрировано и во многих других странах Европы. То, что в решении Лиги наций в конечном счете осуждалась агрессия Советского Союза, имело большое моральное значение для финского правительства, народа и армии Финляндии. Но оно оставалось чисто моральным. Финляндия не получила той помощи военной техникой и оружием, на которую рассчитывала.

Итак, попытки правительства Рюти возобновить переговорный процесс с Москвой при посредничестве Соединенных Штатов, Швеции или Лиги наций, оказались неудачными. Какие-то надежды в этом отношении возлагались и на Германию, но, как оказалось, без достаточных на то оснований.

В ходе начавшихся в октябре 1939 г. переговоров между Финляндией и Советским Союзом германское министерство иностранных дел дало понять финнам, что в договорах между Германией и Советским Союзом Финляндия оставлена в сфере интересов последнего. По различным каналам Германия неоднократно побуждала финнов проявлять уступчивость во избежание войны⁵¹. После ее возникновения Германия официально придерживалась нейтралитета, но на деле занимала благожелательную к Советскому Союзу позицию. Действовавшие за рубежом немецкие дипломаты получили указание избегать в своих беседах антирусской тональности. Им следовало подчеркивать, насколько естественным являлось стремление Советского Союза обеспечить безопасность Ленинграда.

Вместе с тем рекомендовалось обращать внимание на то, что Финляндия перед войной холодно относилась к Германии и хотела сблизиться с Англией. К тому же еще и отвергла предлагавшийся Германией договор о ненападении, хотя у нее имелся такой договор с Советским Союзом⁵². Вся немецкая печать опубликовала 8–9 декабря написанную, по-видимому, Гитлером, статью "Германия и финляндский вопрос". В ней осуждалась политика, проводившаяся Финляндией и другими северными странами по отношению к Лиге наций, а также систематическое подстрекательство, направленное против Германии. Наивно было ожидать, говорилось в статье, что Германия станет поддерживать все те малые страны, которым за их оскорбления, выходит, надо отвечать добром.

Позиция Германии к разгоравшейся войне между Советским Союзом и Финляндией диктовалась, конечно, тактическими соображениями. Нет никаких оснований считать, что Гитлер, заключая договор о ненападении со Сталиным, намеревался отказаться от последующих замыслов разгромить Советский Союз. Сначала ему требовалось, естественно, разбить Англию. До тех пор, пока сражение на Западе не было завершено, для Германии исключительно важно было обеспечить поддержание видимости хороших отношений с Советским Союзом. К тому же Советский Союз имел большое значение для немецкой военной экономики. Германия нуждалась в сырьевых ресурсах СССР и через его территорию могла перевозить необходимые грузы с Дальнего Востока. По этим причинам ее вмешательство в конфликт между Советским Союзом и государствами, входящими в сферу его интересов, или выражение какой-либо благожелательности по отношению к этим государствам были исключены⁵⁴.

Прошло, конечно, какое-то время, прежде чем в финских правительственных кругах осознали эту реальность. Попытки вовлечь Германию в посредническую деятельность для достижения мира основывались на представлении, что ее слово могло повлиять на Москву. Утром 4 декабря финляндский посланник в Берлине А. Вуоримаа просил Германию от имени своего правительства поддержать посреднические шаги Швеции. Кроме того, со стороны Дании, Норвегии, Бельгии и Венгрии также велся в Берлине зондаж относительно возможности Германии выполнить роль посредника. Германия отвергла все эти предложения, ссылаясь на то, что она не достигла бы успеха. Советский Союз не признавал никакого другого финского правительства, кроме правительства Куусинена, и считал, что он не находится в войне с Финляндией⁵⁵.

Но в Хельсинки все же продолжали теплиться надежды на Германию, особенно со стороны Паасикиви, Котилайнена и Ниукканена⁵⁶. Эти надежды, по-видимому, подогревал немецкий посланник в Хельсинки Блюхер, который обращался с настойчивой просьбой в германское министерство иностранных дел, чтобы Германия не забывала о Финляндии⁵⁷, руководствуясь своими интересами. 7 декабря, правительство решило направить в Берлин находившегося тогда в Стокгольме прежнего премьер-министра Т. Кивимяки. По словам Рюти, у Кивимяки имелись рекомендации, с помощью которых он мог вступить в переговоры с германским правительством. В задачу Кивимяки входило склонить Германию к оказанию воздействия на Советский Союз, чтобы он приступил к переговорам с хельсинкским правительством. При этом выражалась готовность обсуждать передачу о-вов Юссарё и Ерё в качестве базы. Кроме того, на него возлагалась надежда повлиять на Германию, чтобы она не признавала правительство Куусинена и продала бы Финляндии необходимое оружие при посредничестве Швеции, а также разрешила бы транзит вооружения через свою территорию⁵⁸.

Поездка Кивимяки не дала никаких результатов. Тем не менее Германия не признала правительство Куусинена, да это в Берлине и не предусматривалось. Блюхер получил от своего шефа строгое напоминание о том, что вопрос об отношении Германии к северным странам продиктован ее дружбой с Советским Союзом⁵⁹. Это, наконец, стали понимать также и финны. "Германия по рукам и ногам связана Россией и дает Советскому Союзу свободу действий в этой части Европы, как он хочет", — писал Паасикиви⁶⁰.

В действительности немецкое руководство вовсе не выражало абсолютного равнодушия к судьбе Финляндии. При этом особо сказывались военно-экономические соображения. Финляндия была поставщиком меди, необходимой для военной промышленности Германии, и вскоре обнаружилась ее заинтересованность также в приобретении финского никеля. В свою очередь Финляндия хотела закупать у Германии оружие. Не терпящим отлагательства было стремление финнов добиться получения немецких зенитных орудий, к тому же они рассчитывали и на передачу им польских военных трофеев. Уведомление, сделанное во второй половине октября Риббентропом о запрете на вывоз военных материалов в Финляндию, не воспрепятствовало тому, что в том же месяце на основе полученного от Гитлера особого разрешения было заключено соглашение относительно продажи Финляндии 20-мм зенитных орудий с транспортировкой их через Швецию. Финляндия со своей стороны обязалась увеличить поставку медной руды и ускорить ввод в действие никелевого рудника в Нивала⁶¹.

Поставки немецких зенитных орудий Финляндии начались еще в ноябре и продолжались после того, как возникла зимняя война. Кроме того, через Германию перевозилась из Италии купленная финнами военная техника, преимущественно самолеты-истребители. Всего Германия успела направить в Финляндию 50 орудий с необходимыми для них снарядами, прежде чем шведская печать сообщила сенсацию о немецких поставках оружия. Для Германии раскрытие указанного факта было больше, чем неприятность. Ведь это явно противоречило договору о ненападении между Германией и Советским Союзом. В соответствии с ним обе договаривавшиеся стороны обязаны были в любом случае воздерживаться от поддержки третьего государства, с которым оказался в войне партнер по договору⁶². Советский Союз заявил резкий протест. Германия довольно решительно опровергла газетную информацию, касавшуюся данного дела, после чего Молотов вынужден был заявить, что он считает вопрос исчерпанным⁶³.

Затем в кругу высшего немецкого руководства начали обдумывать способ скрытной поставки оружия Финляндии. Особые усилия предпринимал Г. Геринг. Дело прояснилось лишь в конце декабря, когда Гитлер принял решение, согласно которому допускалось продавать или переправлять оружие, адресуя его исключительно шведскому правительству. Р Пелтовуори замечает, что вообще-то сам Гитлер не был против помощи Финляндии, но лишь таким способом, чтобы это никак не могло повредить самой Германии⁶⁴. Для нее продолжение сопротивления Финляндии было в тот момент выгодно, поскольку тем самым силы Советского Союза оказывались прикованными к Северу. Тем не менее выдвигающееся иногда в исследованиях утверждение, будто бы Гитлер на том этапе планировал использовать Финляндию в войне против Советского Союза, не подтверждается документами. Хотя Германия, несомненно, и проявляла лояльность по отношению к своему компаньону по договору — Советскому Союзу, нельзя не видеть между тем и поддержки ею Финляндии. Она продавала большое количество оружия Швеции, что позволяло ей направлять из собственных складов необходимое вооружение Финляндии. Германия к тому же не пыталась воспрепятствовать Швеции оказывать помощь Финляндии. Гитлер и Геринг заверяли, что Германия останется в стороне, если Швеция примет участие в войне между Финляндией и Советским Союзом, но при условии, чтобы это не привело к вмешательству Швеции в мировую войну на стороне западных держав⁶⁵.

После того, как стало ясно, что советское правительство отказывается от переговоров с Хельсинки и отвергает посреднические предложения, финнам не оставалось никакого иного выбора, кроме борьбы. Создание правительства Куусинена убеждало их в том, что они ведут войну не из-за частичного изменения границы и даже не из-за базы на Ханко, а за самостоятельность и демократию. За необходимой помощью оружием Паасикиви первым предложил обратиться к Соединенным Штатам и Англии. Русские, считал он, скорее проявят готовность вести переговоры, когда понесут тяжелое поражение⁶⁶. Рюти запросил у Англии и Франции бомбардировщики для нанесения удара по Ленинграду, а Таннер предложил западным державам использовать польские военные корабли для снабжения Финляндии через Петсамо⁶⁷.

После первых дней пребывания в состоянии неуверенности и шока финнов ободрили два обстоятельства: успехи в отражении ударов на фронте и пробудившаяся волна симпатий к ним заграницы. В течение декабря финский фронт повсюду стабилизировался, и стало ясно, что планы русских во многом не удались. Пессимизм Маннергейма сменился осторожными надеждами. Он признался Рюти, что вначале переоценил Красную Армию. При достаточной помощи из-за рубежа оружием и добровольцами Финляндия была бы способна продолжать войну⁶⁸. Иностранные наблюдатели вскоре убедились в ее способности обороняться. Норвежский атташе писал уже 6 декабря: "По моему разумению, финны относятся к ситуации спокойно и твердо намерены держаться. Но у них также вполне объяснимая озабоченность, связанная с военными материалами"⁶⁹.

Военные планы Финляндии основывались на том, что финской армии необходимо продержаться лишь до того, как придет помощь извне (под эгидой Лиги наций или любым другим путем). Прежде всего рассчитывали на Швецию, которая была заинтересована в сохранении независимости Финляндии. Она долгое время не проявляла заботы об укреплении своей обороны и начала вооружаться, когда мировая война была уже на пороге. Вместе с тем ее войска все же были хорошо приспособлены к действиям в климатических условиях севера. Генеральные штабы обеих стран давно вели конфиденциальные переговоры о том, каким образом перебрасывать в Финляндию шведские войска и военные материалы⁷⁰. Правительство Швеции, однако, ни на каком из этапов переговоров не связывало себя обязательством оказывать военную поддержку Финляндии. После возникновения зимней войны оно отклонило финскую просьбу направить шведские войска на Аландские острова. Это повлекло за собой отставку министра иностранных дел Р. Сандлера. Сформированное 13 декабря новое правительство Швеции, в котором место министра иностранных дел занял профессиональный дипломат К. Гюнтер, ставило своей целью удержать Швецию от вовлечения в мировую войну. Поэтому оно также уклонилось от вооруженного вмешательства в эту локальную войну. Вместе с тем Швеция так же, как и Норвегия, не заявила о своем нейтралитете по отношению к войне между Финляндией и СССР, поэтому ими допускалась возможность военных поставок в Финляндию. Из Швеции сюда транспортировалось оружие, а вскоре там спонтанно развернулось движение по вербовке шведских добровольцев. Но правительство П. Ханссона решительно противостояло всяческому давлению, чтобы заставить его послать в Финляндию кадровые войска⁷¹.

Соединенные Штаты также не оправдывали надежд Финляндии. Вообще в Америке издавна благосклонно относились к этой небольшой демократической стране, которая проявила исключительную добропорядочность, выплатив Соединенным Штатам все свои долги, тогда как другие страны отказались это сделать⁷². В знак симпатии к Финляндии из США во время зимней войны направлялась обильная гуманитарная помощь. Но попытки финнов получить из Америки кредит или закупить военные материалы большей частью отклонялись. В связи с принятием закона о нейтралитете президент и госсекретарь К. Хэлл проявляли осторожность⁷³.

В Англии и Франции нападение Советского Союза на Финляндию вызвало бурную реакцию среди населения. Пресса требовала оказать быструю и энергичную помощь Финляндии. Официальные круги отнеслись к этому событию, однако, довольно сдержанно. Из-за нарастания враждебности между Финляндией и СССР правительства Англии и Франции склонны были считать, что Финляндия для них потеряна. Правительству Рюти удалось все же довольно быстро возвратить доверие Лондона и Парижа. До войны Англия была важнейшим поставщиком оборудования для финских военно-воздушных сил. 4 декабря английское военное министерство решило удовлетворить просьбу Финляндии о продаже ей 20 истребителей "Глостер Гладиатор". Премьер-министр Чемберлен отклонил возражения, разъяснив, что продажа осуществляется по политическим соображениям⁷⁴.

Успешное сопротивление финнов на фронте в дальнейшем заметно увеличило готовность западных государств продавать или безвозмездно передавать Финляндии в ограниченном количестве военные материалы. В то же время они начали обдумывать, насколько выгодна им эта война для достижения собственных целей. С одной стороны, в Лондоне и Париже считали, что лучше всего действовать, используя в качестве плацдармов нейтральные государства, в то время как американцы и скандинавы склонялись к необходимости защиты непосредственно Финляндии, а с другой — значимость поддержки Финляндии виделась в том, что ее борьбой создавалась преграда проникновению Советского Союза на север, в Скандинавию и к побережью Атлантики. Во Франции правительство Даладье, исходя из чисто внутриполитических соображений, пыталось использовать антисоветские настроения населения для укрепления своих позиций.

На третьей неделе декабря в североевропейской политике союзников произошел поворот от выжидательной к активной позиции — стремление привлечь к союзническому фронту Швецию и Норвегию, а также пресечь поставки шведской руды в Германию. На заседании высшего военного совета 19 декабря премьер-министр Даладье впервые предложил послать войска союзников в Финляндию. 27 декабря правительства Англии и Франции направили Швеции и Норвегии ноты, в которых заявили о намерении на основе решения Лиги наций неофициально предложить косвенную помощь Финляндии. Они выразили надежду, что Швеция и Норвегия также окажут помощь Финляндии и облегчат ее доставку. Англо-французская сторона заверила правительства Швеции и Норвегии, что оградит их от возможных последствий такой помощи — иными словами, гарантировала им защиту в случае противодействия Германии⁷⁵.

Финны были заинтересованы в том, чтобы союзники склонили Швецию усилить помощь Финляндии. На заседании комиссии правительства по иностранным делам 9 декабря министр обороны Ниукканен с одобрения нескольких других министров высказался именно за это. Он считал, что если Швеция и Норвегия заявят о своем желании активно участвовать в войне, то Советский Союз приступит к переговорам. Таннер и Паасикиви были против того, чтобы упрашивать Великобританию оказать давление на Швецию⁷⁶. Вместе с тем как Таннер, так и Паасикиви были готовы одобрить принятие помощи от западных держав, полагая, что это склонит Советский Союз к миру.

22 декабря Таннер уполномочил начальника политического отдела министерства иностранных дел Пакаслахти направить посланникам Финляндии в Лондоне и Париже уведомление о том, что она заинтересована в получении помощи войсками. Они должны были следить за планами союзников и информировать о них Хельсинки. Посланники в Стокгольме и Осло получили указания сообщить правительствам этих стран, что Англия и Франция намереваются направить войска в Финляндию, и объяснить при этом, что эффективная помощь иностранных государств Финляндии совершенно необходима⁷⁷. Эти распоряжения не являлись официальной просьбой к западным державам.

Пакаслахти и Холма развернули активную деятельность. Таннер также вел переговоры с норвежским посланником в Хельсинки о транзите войск западных держав, об участии Норвегии в обороне Петсамо, а также обдумывал возможность передачи Швеции Аландских островов в качестве компенсации за помощь. Если бы была получена помощь от Швеции и союзников, Финляндия достигла бы лучшего мира, говорил он Паасикиви⁷⁸, который разделял это мнение. Цель заключалась в том, писал он в своем дневнике в последний день года, чтобы погасить войну, получить по возможности больше помощи от Швеции, Англии, а также Франции, после чего попытаться склонить русских к продолжению переговоров. Довольно скоро эти мысли приобрели актуальность.

После того, как 18–21 декабря финские войска отразили наступление советских войск на Карельском перешейке, положение на этом наиболее важном участке фронта стабилизировалось. Советский Союз приступил к подготовке нового наступления. По мнению финского руководства, эту паузу надо было использовать для новой дипломатической инициативы. К тому времени появились, как выяснилось позднее, и первые признаки стремления Москвы к возможности возобновления переговоров с хельсинкским правительством.

Чтобы подготовить почву для переговоров с СССР, министр иностранных дел Таннер прервал зондаж относительно получения военной помощи с Запада. Поиск пути к миру снова занял первое место в его деятельности. Как явствует из воспоминаний Ниукканена, он осудил Таннера за то, что тот сосредоточился на рискованных попытках достижений мира и пренебрег заботой о помощи⁷⁹. Правительство Финляндии не надеялось, что Москва вступит с ним в переговоры и откажется от услуг правительства Куусинена. Оно сомневалось, что после поражений Красной Армии Сталин согласится с почетным для Финляндии разрешением вопроса⁸⁰.

Другим камнем преткновения стал пробудившийся в Финляндии оптимизм в результате достигнутых побед на фронте. Даже в правительстве усилились позиции тех, кто не хотел идти на большие уступки СССР ради достижения мира. Таннер и Паасикиви со своей стороны считали, что, по-видимому, Финляндии в дальнейшем при заключении мира трудно будет рассчитывать на те условия, которые ей были предложены СССР осенью до возникновения войны. Оба они вообще сомневались в готовности Сталина заключить мир на прежней основе⁸¹. Вместе с тем было ясно, что Финляндия не сможет долго продержаться без эффективной помощи зарубежных стран. Паасикиви имел обыкновение напоминать коллегам о том, что военные действия Красной Армии против Финляндии лишь до поры до времени будут носить характер чисто боевых схваток, что она не откажется от выполнения поставленных ей задач, что в первую мировую войну Россия продолжала вести боевые действия даже после того, как потеряла миллион человек.

Следовательно, Финляндия в случае затяжки войны должна была или капитулировать или же продолжать военные действия как союзник западных держав, поскольку лишь они изъявляли готовность помогать Финляндии. Но мысль о вмешательстве в войну между великими державами ужасала. 2 января на заседании правительственной комиссии по иностранным делам рассматривался запрос Маннергейма о том, как следует относиться к возможному десантированию англичан в Мурманске. К этой идее в то время особый интерес проявляли и французы. Таннер сомневался: действительно ли англичане готовы к такой военной операции? Он считал, что лучше стремиться к миру, и выразил обеспокоенность тем, что Финляндия может оказаться противником Германии. Последнее соображение особенно подействовало на Паасикиви. Он сказал, что Финляндии не следует искать себе новых противников. Россия и Германия являются ближайшими к Финляндии великими державами, с обеими из них надо стремиться к хорошим отношениям. Ниукканен поддержал идею десанта в Мурманск, полагая, что его осуществление поможет склонить СССР к заключению мирного договора с Финляндией. Ответ правительства Маннергейму был такой: Финляндия примет любую помощь военными материалами; идея десантирования с севера заслуживает внимания, но это должно привести к конфликту с Германией⁸². План использования военно-морских сил зимой на Северном море против удаленной советской базы вызывал сомнения, поэтому союзники в конечном итоге обратили свои взоры к побережью Норвегии⁸³.

Таннер и Паасикиви договорились теперь между собой о том, что не упустят ни одной возможности заключения мира. Таннер верил, что это удастся при умеренности советских условий. Но если СССР опять откажется вести переговоры, то Финляндии не останется ничего иного, как заполучить от западных держав военную помощь и сражаться до конца на их стороне. В таком случае Финляндии уготовано, очевидно, то же самое, что постигло Сербию в 1915 г.⁸⁴Ведь тогда Германия и Австро-Венгрия целиком оккупировали страну, так как союзники оказались неспособными ей помочь.

Возросшее внимание западных держав к Северной Европе поставило Швецию и Норвегию в затруднительное положение. Англо-французское вмешательство в войну между Финляндией и Советским Союзом неизбежно вызвало бы ответные действия Германии, что могло повлечь за собой тяжелые последствия для этих стран. Шведское правительство обратило внимание Англии и Франции на то, что Швеция могла бы лучше всех действовать в интересах Финляндии, придерживаясь своего нейтралитета. Поэтому оно просило о таком оказании помощи Финляндии, при которой Швеция не выглядела участвующей в совместных международных акциях. Вместе с тем она отказалась обсуждать обещанные ей западными державами гарантии⁸⁵. Норвегия также заявила о своем желании придерживаться политики нейтралитета. У правительства Й. Нюгордсевола и министра иностранных дел X. Кута не было желания подвергать свою страну риску вовлечения в войну с Германией, равно как и получить впоследствии возможное возмездие со стороны Советского Союза⁸⁶.

В большей мере, чем когда-либо, интересам Швеции отвечало скорейшее достижение мира между Финляндией и Советским Союзом. 24 декабря министр социальных дел Г. Мёллер поставил этот вопрос своей давней знакомой А. Коллонтай. Он неофициально переговорил с близким ему Таннером и уверовал в желании финнов достичь мира при посредничестве Швеции. Захочет ли Москва посредничества Швеции? — поставил вопрос Мёллер⁸⁷. Три дня спустя Коллонтай в беседе с министром иностранных дел Гюнтером сказала, что горячо надеется на окончание войны. Тем не менее она не видела логики в том, почему именно Советский Союз должен был начинать переговоры. Война идет плохо, и престиж Советского Союза пострадает при проявлении им инициативы. Полпред заявила, что предварительных контактов с Москвой по этому вопросу не было. Судя же по ее дневниковым записям, она получила от Молотова какие-то указания88. Согласно памятной записи, сделанной Гюнтером, инициатива этой беседы исходила от Коллонтай. Позднее Коллонтай сообщила Таннеру, что Гюнтер предлагал посредничество Швеции. И хотя это не подтверждается записью Гюнтера, возможно, все так и было. Сама Коллонтай говорила, что не верила тогда в успех посредничества Швеции⁸⁹.

Гюнтер же сразу после состоявшейся беседы с Коллонтай установил связь с новым финским посланником в Стокгольме (на этот пост был назначен Э. Эркко) и предложил поддержку Швеции в поисках мира. Таннер отверг это предложение. По его мнению, момент был неподходящим, и к тому же он сомневался в способности Швеции оказать влияние на изменение позиции СССР, поскольку Молотов 4 декабря отклонил переданную через Швецию просьбу о возобновлении финляндско-советских переговоров⁹⁰. Но Гюнтер не сдавался. Он поручил шведскому посланнику в Хельсинки обратить внимание финнов на благоприятное для них положение на фронте и на то, что шведское правительство намерено обратиться к Германии с просьбой использовать свое влияние в Москве для организации мирных переговоров⁹¹. Таннера эта идея не вдохновила. Он считал, что частое проявление мирных инициатив будет воспринято в Москве как признак слабости Финляндии. По его мнению, выдвигать предложения о мирных переговорах надо только в случае, если есть уверенность, что они будут приняты. Он так же, как Маннергейм и Паасикиви, больше надеялся на посредническую помощь со стороны какой-нибудь великой державы, не Швеции⁹².

Идея направить в Москву группу представителей государств во главе с Соединенными Штатами возникла в Хельсинки в первой половине декабря⁹³. Ее выдвинул, по-видимому, Рюти, а Паасикиви, поддержав его, предложил, чтобы в совместном обращении этой группы содержалась угроза вступить в войну на стороне финнов. 28 декабря Рюти посетил посланника США Р. Шоенфельда и попросил его выяснить отношение Вашингтона к этой идее. В числе стран, которые могли бы оказать поддержку Соединенным Штатам в осуществлении мирной инициативы, Рюти назвал скандинавские страны, Италию, Японию и даже Германию. Далее в ходе беседы он сказал Шоенфельду, что по имеющимся у него сведениям советское правительство ищет способ закончить войну без последующего ущерба своему престижу⁹⁴. Источник этих сведений он не назвал.

Предложение Соединенным Штатам, Японии, Италии и, возможно, Германии о совместных дипломатических действиях в Москве было не очень-то реалистичным, поскольку недостаточно учитывало сложившуюся международную обстановку. Посол Штейнгардт сразу понял его слабые стороны. По его оценке, советское правительство намеревалось в то время овладеть Финляндией, делая ставку на правительство Куусинена, и поэтому только серьезное ухудшение международного положения СССР или возникновение угрозы из-за рубежа могли бы вынудить Сталина к переговорам с хельсинкским правительством⁹⁵. Госсекретарь Хэлл посоветовал Шоенфельду ответить Рюти, что Вашингтон при сложившемся теперь положении сомневается в возможности осуществить его предложение⁹⁶. Рюти все же наставал на своем. Он не отрицал, что момент для совместных действий группы государств неблагоприятен. Но выразил уверенность, что Германия смогла бы участвовать в посредничестве97. Он даже заверил Паасикиви, что договорился с Шоенфельдом о совместном посредничестве США и Италии, а также о привлечении к нему Германии и Швеции⁹⁸.

Расчет финнов, что Америка проявит желание посредничать, оказался правильным. Госсекретарь США Хэлл был склонен к тому, чтобы начать действовать, как только представится удобный случай. Ведь это ничего не стоило правительству Соединенных Штатов, поскольку не затрагивало их престиж. Напротив, помощь Финляндии со стороны ее многочисленных американских друзей лишь подняла репутацию США как поборника дела мира. В конце января государственный департамент получил сведения, согласно которым как правительство Финляндии, так и Советского Союза, видимо, доброжелательно откликнутся на возможность урегулировать противоречия и прекратить кровопролитие. Хэлл уполномочил посла США в СССР Штейнгардта войти в контакт с Молотовым, чтобы в доверительной форме выяснить его отношение к возможной мирной инициативе, с которой они готовы выступить, но только при условии надежды на успех.

Штейнгардт посетил Молотова 1 февраля 1940 г. Молотов уклонился от обсуждения этого вопроса, заявив, что вести переговоры с правительством Рюти-Таннера-Маннергейма невозможно. Вместе с тем, он уже не утверждал, что правительство Куусинена является единственным финским правительством, с которым Москва может разговаривать. Штейнгардт после беседы с Молотовым пришел к заключению об отсутствии у советского правительства особой заинтересованности в прекращении конфликта с Финляндией⁹⁹.

В то самое время, когда Рюти и Паасикиви обратились к Вашингтону с предложением возглавить мирные инициативы, Таннер снова попытался выяснить позицию Германии в вопросе о ее посредничестве между Финляндией и Советским Союзом. С начала войны хельсинкское правительство считало, что Германия, отношения которой с Москвой были тогда лучше, чем у других крупных держав, больше всего подходит для этой роли. В начале января 1940 г. это мнение не изменилось. При этом предполагалось, что распространение мировой войны на Северную Европу противоречит интересам Германии. Это предположение разделяло и министерство иностранных дел Швеции¹⁰⁰.

4 января Таннер в ходе беседы с посланником Блюхером заверил его, что Финляндия не хочет быть ареной войны между великими державами. Затем он спросил: верит ли посланник, что Россия готова к переговорам с Финляндией? Блюхер затруднился дать определенный ответ на этот вопрос. Тогда Таннер передал через него правительству Германии просьбу дать Финляндии какой-либо совет¹⁰¹. В частном письме статс-секретарю Вайцзеккеру Блюхер рекомендовал своему правительству выступить в роли посредника и пересмотреть прежнюю политику по отношению к Советскому Союзу. Он писал, что военные действия Финляндии показывают, что СССР не такая уж первоклассная военная держава, как о нем думали раньше. Вероятность сотрудничества с западными державами уже не следовало принимать в расчет, так как он своими действиями отрезал пути вступления с ними в союз. Германия в связи с этим в настоящий момент вполне способна воздействовать на советское правительство, чтобы остановить опустошительный военный поход на Север¹⁰².

В Берлине потенциальная мощь СССР, по-видимому, оценивалась иначе. Тем не менее германский МИД не отверг с ходу мысль о посредничестве Германии. В Берлине решили выяснить мнение Ф. Шуленбурга относительно донесения Блюхера. Тот ответил, что советское правительство ожидало подчинения Финляндии таким же требованиям, которые оно предъявило странам Балтии. Этого не произошло, а СССР оказался недостаточно готов к войне против своего северного соседа. По мнению посла, заключение мира между Финляндией и СССР было бы выгодно для Германии — возрос бы ее международный авторитет. Вопрос состоял лишь в том, не подорвут ли престиж СССР переговоры с Хельсинки и какие условия мира он предложит Финляндии. 7 января Шуленбург во время беседы с Молотовым попытался обратить его внимание на то, что финны, по всей вероятности, будут готовы вести переговоры. "Поздно, очень поздно"¹⁰³, — ответил нарком.

Показательно, что в Германии интерес к посредничеству в советско-финляндских переговорах проявлялся лишь среди чиновников министерства иностранных дел. Гитлер в этом вопросе занял иную позицию. Переговоры Германии с Советским Союзом о торговле проходили сложно. Подготовка наступления вермахта на западе еще не завершилась. В такой обстановке Гитлер считал, что вмешательство Германии в решение "финляндского вопроса" повредит ее отношениям с Москвой¹⁰⁴. Дипломатам Германии в Хельсинки и Москве были даны соответствующие указания. Блюхер должен был заявить Таннеру, что, по мнению правительства Германии, пока еще нет возможности прекратить конфликт, но не исключено, что в будущем возникнет ситуация, когда Германия все же попытается выступить в роли посредника. Вайцзеккер дал указание Шуленбургу провести неофициальный зондаж в этом направлении¹⁰⁵. 25 января Шуленбург в связи с предстоявшей поездкой в Берлин пытался выяснить у Молотова, кончится ли советско-финляндская война в обозримом будущем. Он подчеркивал, что Германия не намерена выступать в роли посредника, если ее не попросили бы об этом и в Москве, и в Хельсинки. Молотов ответил, что конфликт, по-видимому, не затянется и скоро придет к "своему логическому завершению". Территориальные требования к Финляндии были обнародованы в заключенном СССР с правительством Куусинена договоре. Советское правительство, продолжал Молотов, никогда не потерпит, чтобы граница Финляндии, возглавляемой враждебным правительством, проходила вблизи Ленинграда и Мурманской железной дороги. Взаимопонимание с "правительством Таннера-Рюти" и Маннергеймом вообще исключено. Вместе с тем, финское "народное правительство" могло бы быть расширено. После этой беседы Шуленбург пришел к заключению, что для посредничества еще нет условий. Шведскому посланнику Винтеру он сказал, что Молотов был очень раздражен Таннером и поносил Маннергейма. По мнению посла, советское правительство не желало отказываться от услуг правительства Куусинена¹⁰⁶.

Таннер, получив 19 января ответ Германии, отбросил все надежды на ее помощь в установлении связи с Москвой. Блюхер же был все еще одержим идеей посредничества Германии. Однако, когда 24 января он изложил свою позицию Таннеру, тот сказал ему, что, к сожалению, в одну и ту же воду в реке невозможно войти дважды¹⁰⁷.

Беседы между Таннером и Блюхером не удержали финнов от еще одной попытки использовать Германию в качестве посредника. Согласовав свои действия с Рюти и Таннером, Паасикиви 5 января написал письмо своему старому другу генералу графу фон дер Гольцу. Генерал командовал в 1918 г. в Финляндии немецкой балтийской дивизией, поэтому он и Паасикиви, в то время премьер-министр, были связаны друг с другом. Затем фон дер Гольц примкнул к национал-социалистам, среди которых пользовался авторитетом. Паасикиви выяснял теперь у старого генерала, мог ли он каким-то образом повлиять на то, чтобы Германия выступила посредником между Финляндией и Советским Союзом. Вайцзеккер рекомендовал генералу дать обстоятельный ответ надежному другу Германии. Ответное письмо фон дер Гольца от 3 февраля 1940 г. содержало изложение официальной линии Германии. О посредничестве не могло быть и речи, поскольку советское правительство отказалось признать хельсинкское правительство. К тому же Паасикиви увидел в письме и традиционные упреки в адрес Финляндии, которая де с 1919 г. проводила по отношению к Германии неблагодарную и враждебную политику¹⁰⁸.

Таким образом, ни вашингтонский, не берлинский пути не привели к переговорам с Москвой. Но существовал еще и третий путь. В начале это была тропинка, которую финны решили испытать через полпреда Советского Союза в Стокгольме А. Коллонтай.

В декабре 1939 г. Хелла Вуолийоки, предпринимательница и леворадикальная деятельница культуры, поддерживавшая связи с советским полпредством в Хельсинки, направила Таннеру письмо, в котором выражала готовность поехать в Стокгольм для встречи со своей давней знакомой Коллонтай. Таннер вместе с Рюти и Паасикиви решили поддержать эту инициативу. Вуолийоки отправилась в Стокгольм 10 января с задачей выяснить планы Советского Союза относительно Финляндии и получить у полпреда совет как достигнуть мира. Финское правительство было готово пойти на большие уступки, чем во время осенних переговоров в Москве. Однако принять выдвигавшиеся советской стороной очень далеко идущие условия оно все еще не было готово, поскольку в то время финны были уверены, что способны успешно продолжать войну. Таннер был готов уступить СССР несколько большую территорию Карельского перешейка, чем во время осенних переговоров. Он также считал, что мира не достигнуть без разрешения вопроса о советской военно-морской базе у входа в Финский залив. Однако общественное мнение в Финляндии выступало против уступки СССР этой базы. Переговоры с Коллонтай было решено вести тайно¹⁰⁹и настолько секретно, что в Финляндии об этом знали, по-видимому, лишь указанные три человека.

Вуолийоки установила контакты с Коллонтай 14 января. Можно предположить, что советское правительство не было против переговоров с финляндским правительством при соблюдении строгой секретности. Коллонтай немедленно проинформировала Москву о финской инициативе. Через несколько дней после этого в Стокгольм прибыло два советских представителя — А. Грауер и Б. Ярцев. Оба они были сотрудниками НКВД. При первой встрече 21 января они сказали Вуолийоки, что прибыли в Стокгольм узнать, о чем пойдет речь, и затем выскажут свое мнение. Это еще не означало, что Москва склонна начать переговоры с Хельсинки¹¹⁰. Для финнов же приезд в Стокгольм советских представителей явился признаком того, что Москва отнеслась к их инициативе серьезно. Естественно, что Таннер потерял в те дни всякий интерес к германскому посредничеству.

20 января Коллонтай встретилась с Гюнтером. Тот выразил надежду на заключение мира между СССР и Финляндией. Коллонтай, со своей стороны, так же как и в декабре, отметила, что для советского правительства важное значение имеет сохранение своего престижа в войне с Финляндией и к тому же ему трудно отказаться от сотрудничества с Куусиненом¹¹¹.

25 января они встретились вновь. Министр иностранных дел Швеции указал на угрозу Англии и Франции, интервенция которых могла привести к войне между англо-французской коалицией и СССР. Эта угроза усилилась бы по мере нарастания успехов СССР в войне с Финляндией, потому что финнам не осталось бы ничего иного, как призвать на помощь Запад. Гюнтер далее заявил, что если советские войска приблизятся к границам Швеции и Норвегии, то общественное мнение в этих двух странах склонится в пользу сотрудничества с Англией и Францией, но его правительство готово на все, лишь бы положить конец финляндско-советскому конфликту. Он настоятельно советовал Москве отказаться от требования передать ей в аренду Ханко, в противном случае нельзя будет ожидать уступок со стороны Финляндии. Он даже предложил обсудить вопрос о заключении договора между СССР, Финляндией и Швецией, который устранил бы озабоченность Москвы по поводу возможной в будущем агрессии против СССР из Швеции или через Швецию. Согласно дневнику Коллонтай, Гюнтер во время этой беседы заявил об официальной просьбе правительства Финляндии, чтобы Швеция стала посредником в достижении мира. Но в дневнике Гюнтера не содержится никаких ссылок на этот счет. Если бы министр иностранных дел Швеции сделал такое заявление, то, возможно, дело сразу же продвинулось бы вперед. В действительности Финляндия лишь четыре недели спустя официально попросила Швецию быть посредником¹¹².

В конце января министр иностранных дел Норвегии X. Кут встретился с Коллонтай и также предложил Москве свои услуги, но, как и Гюнтер, предупредил, что Финляндия не откажется от Ханко. Кут говорил, что Ленинград можно было бы обезопасить, заключив договор между Советским Союзом, Финляндией и Эстонией о закрытии входа в Финский залив иностранным военным кораблям как во время войны, так и мира¹¹³.

29 января Коллонтай передала Гюнтеру телеграмму из Москвы на французском языке, с содержанием которой она просила ознакомить правительство Финляндии. В ней советское правительство доводило до сведения, что в принципе оно не против компромисса с правительством Рюти-Таннера. Но до начала переговоров оно хотело бы знать, что Финляндия намерена предложить. Кроме того, важно иметь в виду, что условия Советского Союза не ограничатся выдвинутыми им во время осенних переговоров, поскольку кровь была пролита "помимо нашего желания и не по нашей вине". Обещания, данные правительству Куусинена, не могут быть даны правительству Рюти-Таннера¹¹⁴. Впоследствии, в 1943 г., Вуолийоки, обвинявшаяся тогда в измене родине, сказала в свою защиту, что направила письмо Сталину через Ярцева. Сталин лично звонил Коллонтай и сообщил ей для передачи Вуолийоки, что Советский Союз готов начать мирные переговоры с правительством Финляндии¹¹⁵.

Начиная 30 ноября войну против Финляндии, руководство Советского Союза намеревалось разбить финскую армию и поставить у власти в Хельсинки социалистическое марионеточное правительство. Соглашаясь на компромиссные переговоры с "правительством Рюти-Таннера", оно готово было отказаться от этих целей и возвратиться к прежней программе обеспечения безопасности Ленинграда путем перемещений границы как можно дальше от города на Неве и установления контроля за входом в Финский залив. Еще и теперь нет возможности выяснить с помощью архивных источников, когда точно и по какой причине это произошло.

Ясно, что планы Советского Союза претерпевали существенные изменения. Через две недели после начала войны советские войска должны были быть в Хельсинки. Когда прошел указанный срок, их наступление приостановилось у Суммы, Тайпаленйоки и Толваярви. Рабочие и крестьяне не встречали советских бойцов с букетами цветов, и солдаты финской армии не переходили группами на сторону Красной Армии. Коммунистическая партия Финляндии, одна часть которой находилась в подполье, а другая эмигрировала в СССР и оказалась жертвой репрессий Сталина, была парализована. Левые круги рассматривали нападение СССР на Финляндию противоправным, а некоторые влиятельные коммунисты осуждали его. Только две сотни коммунистов были изолированы от общества финской полицией на время войны. Многие, причислявшие себя к коммунистам, отправились защищать свою страну¹¹⁶. Обращения правительства Куусинена к финнам не достигали цели.

Нападение на Финляндию отрицательно повлияло на международное положение Советского Союза. Основная часть его вооруженных сил оказалась в стороне от главного театра боевых действий, где шла война между великими державами, которая могла преподнести еще много опасных сюрпризов. С конца декабря советская сторона несколько недель готовилась к крупной операции по прорыву финской обороны. Трудно было определить, сколько еще времени понадобится для разгрома финской армии, а, следовательно, как долго Красная Армия будет связана на финляндском фронте. Отношения СССР с западными державами были напряженными. Полпред Советского Союза в Лондоне И.М. Майский сообщал из Англии о трех волнах антисоветской активности. Первая поднялась в связи с договором о ненападении между Германией и Советским Союзом, вторая — по причине похода советских войск на Польшу, третья, значительно выше двух предыдущих, — после начала войны между Советским Союзом и Финляндией. Вокруг полпредства Советского Союза в Лондоне, так же как и его торгового представительства, возникла "леденящая пустота". Друзья, за некоторым исключением, исчезли¹¹⁷. Майский опасался, что отношения между Советским Союзом и Англией окажутся на пороге их разрыва¹¹⁸. Отделение ТАСС во Франции передавало, что уже начинается "активная помощь белофиннам"¹¹⁹.

До конца декабря советское правительство демонстрировало строгую последовательность своей позиции в разгоревшейся зимней войне: "народное правительство" Куусинена считалось единственной финской властью, а хельсинкское именовалось "бывшим правительством Финляндии". Молотов телеграфировал Майскому: "Клику Маннергейма-Таннера мы уничтожим и не остановимся ни перед какими их пособниками и доброжелателями"¹²⁰. Во время визита в Москву в середине декабря главнокомандующего эстонской армией Лайдонера Сталин провозгласил тост в честь "независимости Финляндии и национального народного правительства"¹²¹. Куусинен направил Сталину поздравление в связи с его 60-летием, которое 20 декабря было опубликовано в советских газетах вслед за поздравлениями Гитлера и Риббентропа, что являлось весьма показательным.

В. Владимиров в своей книге, опубликованной в 1995 г., писал, что на заседании политбюро ЦК ВКП (б), проходившем в первой половине января с участием высшего военного руководства, была сделана переоценка целей войны Советского Союза. Замыслом готовившегося крупного наступления предусматривалось продвижение западнее Выборга, что вынудит "правительство Рюти-Таннера" принять мирные условия Советского Союза. Это означало, что правительству Куусинена следует уйти со сцены¹²². Такие сведения согласуются и с другими фактами. Как отмечалось ранее¹²³, в течение января задачи правительства Куусинена начали ограничиваться как в военной, так и в гражданской областях. Беседа Коллонтай с Гюнтером 27 декабря может быть истолкована как попытка предварительно выяснить готовность Швеции действовать в качестве посредника, не подвергая риску престиж СССР, а также как свидетельство того, что в Москве обдумывали шаги, направленные на прекращение деятельности "правительства" Куусинена. Когда Шуленбург 7 января 1940 г. при встрече с Молотовым сказал о желании Финляндии вести переговоры, нарком уже не стал, как прежде, ссылаться на договор с "правительством" Куусинена. Слова народного комиссара "поздно, очень поздно" заставили Шуленбурга оставить хлопоты о посредничестве, хотя он, исходя из интересов Германии, надеялся на прекращение войны между Финляндией и Советским Союзом. Послу, конечно, трудно было объяснить значение этих слов, но вскоре среди дипломатов в Москве начались разговоры о возможности достижения мира между Финляндией и СССР. В беседе с эстонским посланником Шуленбург высказал предположение, что советское правительство может осознать выгодность прекращения деятельности "правительства" Куусинена. Это суждение германского посла через Таллин было передано в Хельсинки и Стокгольм¹²⁴. Сведения, полученные от Коллонтай 29 января, следовательно, не были полной неожиданностью для правительств Финляндии и Швеции. Осмыслить их следовало со всей серьезностью, поскольку Советский Союз уже был почти готов начать крупное наступление на Карельском перешейке. Это наступление должно было восстановить военный престиж СССР и тем самым устранить препятствия для ведения переговоров.

Известие из Советского Союза 29 января явилось поворотным пунктом дипломатии зимней войны. Возможность ведения мирных переговоров стала с этого момента опять реальностью. 25 января Молотов сказал Шуленбургу, что полностью устранена преграда для достижения взаимопонимания с правительством Таннера-Рюти. То же самое он заявил Штейнгардту 1 февраля.

Финляндия хотела иметь в качестве посредника какую-либо великую державу, предпочтительнее Соединенные Штаты или Германию, которая, по мнению финнов, могла оказать давление на Москву. Но советское правительство считало лучшим посредником Швецию. Она сама стремилась достигнуть согласия Финляндии заключить мир и имела возможность оказать должное воздействие на Хельсинки. Задача Советского Союза, как сказала Коллонтай в беседе с Вуолийоки, заключалась в том, чтобы Швеция отмежевалась от Англии и стала катализатором мирных переговоров, оказав соответствующее давление на Финляндию¹²⁵. Следует отметить, что Коллонтай проявляла инициативу, активность и энергию для того, чтобы добиться начала переговоров между СССР и Финляндией. Она внушала финнам мысль о возможности обрести мир на сравнительно выгодных условиях, что впоследствии оказалось неверным¹²⁶.

Вместе с тем "правительство" Куусинена к тому времени хотя и бездействовало, но находилось как бы в резерве. Советская печать его упоминала, а хельсинкское правительство продолжало обозначаться в кавычках¹²⁷. Заявление советского правительства, что оно в принципе не против компромисса с правительством Рюти-Таннера, не означало, что "правительство" Куусинена списано со счета и не будет в дальнейшем использоваться в качестве альтернативы, если правительство в Хельсинки не проявит гибкости относительно предъявляемых ему условий прекращения войны. Об этом финнам напомнили во время проходивших в Москве переговоров о заключении мира.

1 Ahto S. Talvisodan henki. Mielialoja Suomessa talvella, 1939–1940. Juva, 1989. S. 92-103.

2 Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Porvoo; Hels., 1970. S. 187.

3 Soikkanen H Sota-ajan valtioneuvosto // Valtioneuvoston historia, 1917–1966. Hels., 1977. Osall. S. 104–105.

4 Kansallisarkisto Niukkasen kokoelma 40. Niukkasen muistiinpanoja valtioneuvoston neuvotteluista 20.10.1939. (Далее: КА).

5 Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939–1941. Porvoo; Hels., 1958. S. 56–57; Polvinen T. J.K. Paasikivi Valtiomiehen elamantyo, 1939–1944. Juva, 1993. Osa 3. S. 74.

6 Ibid. S. 85–86; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 15.11.1939.

7 Soikkanen H. Op. cit. S. 105–107.

8 Paasikivi J.K. Op. cit. S. 103; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja. 26.11, 28.11.1939.

9 Riksarkivet. Utrikesdepartement, Oslo. HP. 1 Af 101. Ruotsin sotilasattasea Curt Kempffin muistiinpano keskustelusta oikeusministeri Soderhjelmin kanssa 2.12.1939. (Далее: UD).

10 KA. Paasikiven paivakirja 29.11.1939.

11 KA. Tannerin kokoelma 4. Tanner Linda Tannerille 5.12.1939.

12 На выборах социал-демократы дополнительно завоевали два места, получив всего 85 из 200, имевшихся в парламенте. Аграрный союз завоевал еще 9 мест, и его парламентская фракция возросла до 56 депутатов. Крупное поражение потерпела ИКЛ (Патриотическое народное движение), которая получила лишь 8 мест, потеряв 6. Участвовавших в этих выборах было 66 %, тем самым активность была большая, чем когда-либо после 1919 г. Коммунистическая партия Финляндии, действовавшая в подполье, не могла участвовать в выборах. Значительная часть ее поддержала при голосовании социал-демократов. См.: Rentola К. Kenen joukoissa seisot? Suoutalainen kommunismi ja sota 1937–1945. Yuva, 1994. S. 133.

13 Hietanen S. Maanpuolustus ja yhtenaistyva kansakunta // Kansakunta sodassa. Hels., 1989. Osa. I. S. 121.

14 Ahto S. Op. cit. S. 92-120.

15 Eskola S. Finland on the Verge of the Winter War — from the Democratic European Perspective: The Road to War. Tampere, 1993. P. 129–153.

16 UD HP. 1 Af 101. Sahlin Sandlerille 1.12.1939.

17 JagerskioldS. Talvisodan ylipaallikko Sotamarsalkka Gustav Mannerheim 1939–1941. Keuruu, 1975. S. 12–14.

18 К A. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 16.11.1939.

19 Ibid. Paasikiven paivakirja 16.11, 18.11, 22.11.1939; Niukkasen kokoelma 10. Niukkasen muistinpanot 26.10 ja 28.11.1939.

20 JagerskioldS. Op. cit. S. 12–13.

21 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 27.11.1939.

22 Niukkanen J. Talvisodan puolustusministeri kertoo. Porvoo, 1951. S. 116.

23 Mylly J. Maalaisliitto ja turvallisuuspolitiikka. Turku, 1983. Osa II. S. 273–274, 296–297; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 60–61, 71–72; KA. Niukkasen kokoelma. Niukkasen muistiinpanot 20.10, 21.10.1939.

24 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 30.11.1939; Niukkanen J. Op. cit. S. 122–123; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 117–118.

25 Soikkanen H. Op. cit S. 7–8.

26 Foreign Relations of the United States. Diplomatic. Papers. 1939. Vol. I. P. 1008–1009. (Далее: FRUS).

27 Ibid. P. 1014–1015.

28 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 521. оп. 2. Д. 11. Л. 134. (Далее: АВП РФ).

29 Jacobson М. Talvisota 50 vuotta // Kanava. 1989. N 6. S. 285–286.

30 FRUS. 1939. Vol. I. p. 1013.

31 UD. HP. I Af 101; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 2.12.1939.

32 UD. HP. IAf 101.

33 Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. Hels. 1972. S. 83.

34 KA: Paasikiven kokoelma IV: 18. Paasikiven paivakirja 1, 3, 7.12.1939; Paasikiven paivaamaton merkinta, luultavasti 1.12.1939.

35 UD. HP. I Af 101–102; International Affairs. 1990. N 1. P. 203–204; UD (Oslo). 35 g2; FRUS. 1939. Vol. I. P. 1023–1024.

36 См.: С. 176–197.

37 Jussila O. Terijoen hallitus 1939–1940. Porvoo etc., 1985. S. 41–47, 55–59; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa 7. S. 296–297; Rentola K. Kenen joukoissa seisot? Juva, 1994. S. 166–168.

38 League of Nations. Appel by the Finnish Government. Geneve, December, 1939. P. 1

39 Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. IV. С. 472–473.

40 Ulkoasiainministerion arkisto. 89000D, 415/41. R. 2. (Далее: UM).

41 Costa B.E. Helsinki-Ginerva. December 1939-Marzo 1940. La Guerra d'inverno e la Societa delle Nazioni. Milano, 1987. Sivud.

42 Ibid. P. 21.

43 Documenta diplomatici Italiani. Nova serie: 1939–1943. Vol. II. Doc. 546. (Далее: DDI).

44 Ibid. Doc. 455.

45 Societe des Nations. Appel du gouvernment finlandais. Geneve, (Decembre, 1939. P. 3; League of Nations. Records of XX Ordinary Session of the Assembly, December 11–14, 1939. P. 17.

46 Nevakivi J. Op. cit. S. 89.

47 DDI. Doc. 610.

48 Ibid.

49 Costa B.E. Op. cit. P. 75.

50 Public Opinions, 1939–1946. N.Y., 1951. P. il59.

51 Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 49–53.

52 Akten zur deutschen auswartigen Politik, 1918–1945. Serie D. Bd. VIII. Baden-Baden, 1961. Dok 411. (Далее: ADAP).

53 Menger M. Deutschland und Finnland im zweiten Weltkrieg. В., 1988. S. 54–55; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 162–168; Uberschar G. Hitler und Finnland, 1939–1941. Wiesbaden, 1978. S. 112–113.

54 Menger M. Op. cit. S. 53–57; Uberschar G.Op. cit. 108–110.

55 ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 417.

56 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 3.12.1939; Tudeerin kokoelma. Paaministerin sihteerin Tudeerin laatima poytakirja valtioneuvoston istunnosta 5.12.1939.

57 ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 418, 471; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 9.12.1939.

58 KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 7.12.1939; Tannerin kokoelma; 27 Sahke Tukholmaan 15.12.1939; Paasikiven kokoelma, Paasikiven paivakirja 9, 12.1939; Kivimaki T.M. Suomalaisen poliitikon muistelmat. Porvoo, 1965. S. 124–125.

59 ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 475.

60 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 17.12.1939.

61 Menger M. Op. cit. S. 57.

62 Ibid. S. 54.

63 ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 435, 438; Peltovuori R.O. Op, cit. S. 67–68.

64 Peltovuori R.O. Op. cit. S. 69–74.

65 Munch P. Erindringer, 1933–1939. Paa vejmond krigen. Kobenhavn, 1966. S. 63–64.

66 KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 2.12.1939; Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 4.12.1939; Polvinen T. Op. cit. S. 76.

67 KA. Rytin kokoelma. Rytin paivakirja 18, 20.12.1939; Nevakivi J. Op. cit. S. 125, 133

68 KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen istunnosta 11.12.1939; Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 18, 27.12.1939.

69 UD (Oslo) 35.d.2. Helsingin sotilasasiamies yleisesikunnalle 6.12.1939.

70 Tortola M. Torniojoelta Rajajoelle. Suomen ja Ruotsin salainen yhteistoiminta Neuvostoliiton hyokkayksen varalle vuosina 1923–1940. Juva; Porvoo, 1984. Passim.

71 Wahlhack К. Veljeys veitsenteralla. Suomen kysymys Ruotsin politiikassa, 1937–1940. Porvoo, 1968. S. 259–268.

72 Berry M.R. American Foreign Policy and the Finish Exception // Studia Historica. Hels., 1987. Vol. 24. P. 22–84.

73 Dalek R. Franklin D. Roosevelt and American Foreign Policy, 1932–1945. Oxford, 1979. P. 108–212.

74 Nevakivi J. Op. cit S. 69–71.

75 Ibid. S. 71-117; Haikio M. Maaliskuusta maaliskuuhun. Suomi Englannin politiikassa 1939–1940. Porvoo, 1976. S. 65-114.

76 KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 9.12.1939; Paavolainen J. Vaino Tanner — patriootti. Elamankerta vuosilta 1937–1966. Hels., 1989. S. 84; Polvinen. Op, cit. S. 79.

77 Haikio M. Op. cit. S. 106–107; Nevakivi J. Op. cit. S. 107–108; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Porvoo; Hels., 1970. S. 234–235.

78 UD (Oslo) 35 g2. Lahettilas Michelet ulkoasiainministeriolle 22.12.1939; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 22.12.1939.

79 Niukkanen J. Op. cit. S. 243–244.

80 KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 8.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 2.1.1940.

81 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 2, 8.1.1940.

82 KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 2.1.1940; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 2.1.1940; Rytin kokoelma, 10. Rytin paivakirja 2.1.1940.

83 Nevakivi J. Op. cit. S. 132–145.

84 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 10.1.1940.

85 UD. HP 1. Af 103. Ruotsin ulkoministerio Lontoon-lahettilaalle sahkeet 2–6.1.1940; Carlgren WM. Svensk utrikespolitik, 1939–1945. Stockholm, 1973. S. 88.

86 UD (Oslo), 35 g2. Kohtin muistiinpano 27.12.1939; Kohtin muistiinpano keskustelustaan Guntherin kanssa 25.12.1939.

87 АВП РФ. Ф. 521. On. 2. Д. 13. Л. 27–28. Дневник A.M. Коллонтай.

88 Там же. UD. HP1. Af. Bihang. S. 1.

89 Tanner V. Olin ulkoministerina talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 234.

90 UD. HP. 1 Af 103. Sahlin ulkoministeriolle sahke 28.12.1939; KA Paasikiven kokoelma.

Paasikiven paivakirja 28.12.1939.

91 UD. HP. 1 Af. 103. Ulkoministerio Sahlinille sahke 29.12.1939.

92 UD. HP. 1 Af. 103. Sahlin ulkoministeriolle 30.12.1939; KA. Tudeerin kokoelma. Muistinpainoja hallituksen ulkoasiainvaliokunnan kokouksesta 2.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 27, 28.12.1939; Carlgren W.M. Op. cit S. 85–86.

93 KA. Rytin kokoelma. Rytin paivakirja 12.12.1939.

94 FRUS. 1939. Vol. I. P. 1035–1036; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 28.12.1939.

95 FRUS. 1939. Vol. I. P. 1038–1039.

96 Ibid. P. 1039–1040.

97 Ibid. 1940. Vol. I. P. 272–275; KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasiainvaliokunnan kokouksesta 8.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 8, 10.1.1940.

98 К A. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 10.1.1940.

99 FRUS. 1940. Vol. I. P. 281–282, 284–286.

100 UD. HP. 1 Af. 103. Ulkoministerion sahke Helsingin-lahettilaalle. 56/29.12.1.1939; KA. Tudeerin kokoelma. Muistinpainoja hallituksen ulkoasiainvaliokunnan kokouksesta 8.1.1940.

101 ADAP. Serie D. Bd. VII. S. 506; Blucher W. Suomen kohtalon aikoja Porvoo, 1950. S. 170–171; Tanner V. Op. cit S. 192–195.

102 ADAP. Ser D. Bd. VIII. S. 526

103 Ibid. S. 513, 521.

104 Peltovuori R.O. Op. cit S. 85090; Uberschar G Op. cit. S. 134–138.

105 ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 547; Peltovuoti R.O. Op. cit. S. 85.

106 ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 575; UD. HP. 1 Af 104; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 86–87.

107 Blucher W. Op. cit. S. 172–173; Tanner V. Op. cit. S. 196–200.

108 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 5.1.1940; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 61; Polvinen T. Op. cit S. 91–94.

109 К A. Tannerin kokoelma 4. Kirje Erkolle 21.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven paivakirja 28.12.1939, 26.1.1940; Soikkanen H. Op. cit. 25; Tanner V. Op. cit S. 201–202; Helsingin Sanomat 1994. 3.7.

110 KA. Tannerin kokoelma 3. Wuolijoki Tannerille 15, 22.1.1940.

111 UM. 109 BG. Erkon sahke ulkoministeriolle 20.1.1940; KA Mannerheimin kokoelma 607. Waldennin muistipaino keskustelustaan Rytin kanssa 25.1940.

112 АВП РФ. Ф. 059а. Л. 8-11; UD. HP. 1 Af Bihang 1; Carlgen W.M. Op, cit. S. 95–96;

International Affairs. 1990. N 1. P. 193; Polvinen T. Op. cit. S. 100–101.

113 АВП РФ. Ф. 06. On. 25. Д. 319. Сообщение A.M. Коллонтай от февраля 1940 г.

114 UD. HP. I Af Bihgan 1; АВПРФ. Ф. 059а. Л. 8-11.

115 Haataja L. Hella Wuolijoki. Kahden maailman rajalla. Jyvaskyla, 1988. S. 47.

116 Rentola K. Kenen joukoissa seisot? Suomalainen kommunismi ja sota 1937–1945. Juva, 1994. S. 178–190. По оценке Киммо Рентола, в результате сталинских репрессий погибло 20 тыс. финнов, что превысило количество жертв, понесенных красными в гражданской войне в Финляндии в 1918 г.

117 Документы внешней политики, 1939 год. М., 1995. Кн. 2. Док. 853 и 856.

118 Там же. Док. 880.

119 там же. Док. 896.

120 Там же. Док. 888.

121 ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 556.

122 Vladimirov V. Kohti talvisotaa. Keruu, 1995. S. 168–169, 215–216.

123 См.: С 176–191.

124 UM. 109 В. 6; UD. HP. 1 Af 104.

125 Tanner V. Op. cit S. 206.

126 UM. 109 Gl; UD. HP1 Af 107; Vladimirov V. Op. cit. S. 218.

127 Vihavainen T. Marssi Helsinkiin. Suomen talvisota neuvostolehdistossa. Hels., 1990. S. 66, 90–91.

© В.Н. Барышников

Развернувшиеся боевые действия между Советским Союзом и Финляндией резко осложнили международную ситуацию в Европе. В северо-европейском регионе возник сложный узел противоречий, в котором переплелись интересы как вступивших во вторую мировую войну государств, так и нейтральных стран. Нарастала опасность их вовлечения в советско-финскую войну. События в Финляндии приковали внимание всего мира, и реакция на них была неоднозначная. Общественность многих стран поддерживала Финляндию. Отношение к Советскому Союзу значительно ухудшилось. "Я пережил немало антисоветских бурь, — писал полпред СССР в Лондоне И.М. Майский, — но что последовало после 30 ноября 1939 г., побило всякие рекорды"¹.

Большинство зарубежных политиков и военных специалистов глубоко сомневались, что финская армия способна выдержать натиск советских войск. Поэтому в первой половине декабря 1939 г. западные государства лишь определяли степень своего вмешательства в войну с учетом собственных интересов и возможных последствий.

Имевшиеся у советского руководства сведения позволяли предположить, что скандинавские страны, а также США не станут непосредственно ввязываться в военные действия. Так докладывали в Москву советские дипломаты из этих государств². Но было неясно, как повели бы себя те европейские страны, которые находились в состоянии войны между собой. В сложившейся обстановке, как ни парадоксально, "кабинет Чемберлена значительно больше интересовала поддержка финнов против коммунизма, чем предоставление помощи полякам против Гитлера"³. Эта позиция совпадала со взглядами французского правительства.

Характер "странной войны" на западном фронте начал постепенно приобретать новый оттенок: внимание англо-французских союзников переключалось на европейский север. Это логически продолжало их политику, проводимую с начала второй мировой войны, когда в Лондоне и Париже рассчитывали добиться успеха в войне с Германией прежде всего путем ее экономической блокады.

Не случайно поэтому осенью 1939 г. разрабатывались планы операций с целью нарушения коммуникаций Германии с государствами, поставлявшими ей стратегическое сырье. В частности, предусматривалось минирование побережья Норвегии, чтобы блокировать поставки железной руды в Германию из Скандинавии, где особую роль играл порт Нарвик. Планировалась также операция с вводом английских военно-морских сил в Балтийское море. Сам этот замысел, а также французская идея нанести бомбовые удары по советским нефтепромыслам на Кавказе создавали непосредственную угрозу СССР, который развернул торговлю с Германией, поставляя ей важные виды сырья. Как отмечал английский историк Д. Дилкс, торговые отношения между Советским Союзом и Германией "делали блокаду менее эффективной"⁴.

В октябре 1939 г. британский военный кабинет поручил комитету начальников штабов проанализировать "преимущества и недостатки, которые могут возникнуть для нас в том случае, если мы официально или неофициально объявим войну Советскому Союзу…"⁵. Т. е. все это происходило еще до начала советско-финляндской войны. Нетрудно понять, что возникновение войны между СССР и Финляндией оказалось на руку западным союзникам. Они стали рассматривать ее как весьма благоприятный фактор в реализации своей стратегической линии. В Лондоне и Париже также рассчитывали, что советско-финская война будет способствовать консолидации скандинавских стран и упрочит англо-французские позиции в этом регионе. Вместе с тем допускалось, что Германия могла высадить свои войска в Скандинавии, чтобы предотвратить потерю там важного источника получения стратегического сырья — железной руды. Германия, предупреждал У. Черчилль, несомненно, применит "грубую силу", если только сочтет, что "ее интересы требуют установления насильственного господства над Скандинавским полуостровом", вследствие чего "война распространится на Швецию и Норвегию"⁶.

Скандинавии грозило превратиться в один из ключевых театров второй мировой войны. Возникла проблема переброски на этот театр войск противоборствующих государств, что, как отметил в своем дневнике немецкий генерал А. Йодль, имело "политические основания"⁷. К тому же создание фронта на севере Европы открывало для западных союзников удобную возможность отвести войну подальше от своей территории⁸. "Поскольку мы господствуем на море, — заметил Черчилль, — то почему бы французским и английским войскам не встретить германских захватчиков на скандинавской земле"⁹.

Естественно, Запад скрывал свои истинные замыслы. О них стало известно лишь много лет спустя. В руководящих кругах Англии и Франции считали, что "коренной антагонизм между Советским Союзом и нацистской Германией"¹⁰должен неминуемо проявиться и наступит время, "когда конъюнктурная дружба между Москвой и Берлином осложнится"¹¹. Исходя из этой перспективы, Черчилль до начала зимней войны не проявлял беспокойства по поводу усиления позиций СССР на Балтике. 16 октября 1939 г. на заседании военного кабинета он заявил: "Без сомнения обоснованным является стремление Советского Союза использовать сложившуюся обстановку для того, чтобы возвратить часть территории, которую потеряла Россия в результате первой мировой войны… В наших интересах, чтобы СССР укрепил свои силы на Балтике, ограничивая таким образом угрозу германского господства в этом регионе. По этим причинам с нашей стороны было бы ошибкой настраивать финнов против уступок СССР"¹². В ноябрьских сводках английского командования появилась "обнадеживающая" информация о возраставшей напряженности в отношениях между Германией и СССР. До этого, однако, было еще далеко.

С началом зимней войны Великобританию захлестнула новая волна антисоветизма. Тот же Черчилль стал говорить, что Англии следует возглавить крестовый поход против большевизма и что помощь Финляндии представляет собой "замечательный, может быть, последний шанс привлечь антикоммунистические силы всего мира на нашу сторону". Советское руководство не могло не учитывать возможность столкновения "с соединенными силами ряда наиболее враждебных Советскому Союзу империалистических стран"¹³. Кроме того, в Москве стало известно о поставках немецкого оружия в Финляндию. Это противоречило советско-германским договорам, заключенным в августе и сентябре 1939 г. Одним из самых активных сторонников снабжения финнов вооружением был Г. Геринг. Он считал, что "оружия нужно поставлять в Финляндию столько, сколько возможно без ущерба для безопасности Германии"¹⁴.

Вскоре о скрытых действиях третьего рейха узнала англо-французская сторона. В министерстве иностранных дел Англии, пишет профессор Ю. Невакиви, германские поставки склонны были расценить как стремление Берлина к окончанию "братской войны между Германией и западными странами"¹⁵. В английском МИДе посчитали, что следует ограничить антигерманскую пропаганду.

Активно побуждали Германию к действиям, направленным против Советского Союза, ее итальянские союзники. 1 декабря начальник генштаба итальянской армии М. Роатта обратился к немецкому военному атташе в Риме с предложением объединить Европу "для борьбы с большевизмом"¹⁶. Естественно, что это не могло быть лишь инициативой армейского руководства. Подтверждением тому явились действия Б. Муссолини, который предпринял шаги, чтобы с помощью Франции реализовать идею объединения ведущих европейских государств на антисоветской основе и заключить соответствующий пакт¹⁷. В письме к Гитлеру Муссолини осуждал его за сотрудничество с Советским Союзом и призывал совместно уничтожить большевизм¹⁸. Но Гитлер, учитывая неготовность Германии к войне с СССР, руководствовался своими расчетами, хотя и заявлял (в январе 1940 г.), что видит "немецкую миссию в том, чтобы ликвидировать опасность с Востока"¹⁹. Позднее он откровенно говорил К. Маннергейму: "Крайне сожалею, что мы… не смогли помочь… Это было невозможно"²⁰.

В руководстве третьего рейха не было полного единства относительно оказания помощи Финляндии. В противовес упоминавшейся позиции Геринга выступал министр иностранных дел И. Риббентроп, опасавшийся дипломатических осложнений с Советским Союзом в случае получения им конкретных сведений о германских поставках оружия финской армии. Гитлер же допускал скрытую поддержку Финляндии, но при условии, чтобы это не повредило Германии²¹.

Советское правительство, получив сведения об участии Германии в снабжении Финляндии оружием, не намерено было с этим мириться. 9 декабря Молотов вручил протест германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу. Протест основывался на имевшихся у правительства СССР сведениях о том, что через территорию Германии в Финляндию перебрасывалось 50 итальянских военных самолетов²². Демарш поставил ведомство Риббентропа в затруднительное положение. Требовалось придумывать объяснение.

Тем временем советский Балтийский флот, осуществлявший блокаду финляндского побережья, стал подвергать обстрелу все транспорты, направлявшиеся в порты Финляндии. 10 декабря советская подводная лодка потопила в Ботническом заливе немецкое транспортное судно "Болхейм"²³, что еще более осложнило дипломатическую обстановку. В тот же день Риббентроп, нервно реагировавший на развивавшиеся события, направил в Москву через свое посольство телеграмму, где утверждалось, что "с момента возникновения конфликта между Советским Союзом и Финляндией ни из, ни через Германию никаких военных материалов в Финляндию не поступало". Шуленбургу поручалось "уведомить об этом Молотова и решительно противиться появившимся подозрениям, а также недоверию русского правительства"²⁴. В том же духе Риббентроп провел беседу с советским полпредом в Берлине A.A. Шкварцевым, специально приглашенным в министерство иностранных дел²⁵.

По всему было видно, что германское руководство серьезно обеспокоено. В результате последовало распоряжение Гитлера прекратить поставки оружия в Финляндию²⁶. Немецким дипломатам за рубежом Риббентроп дал указание избегать "антирусского тона" в беседах, касавшихся войны между СССР и Финляндией, а также "от выражения какой-либо симпатии в отношении позиции финнов"²⁷.

Представители Финляндии в Германии с пристальным вниманием следили за действиями гитлеровского руководства. Финляндский посланник сообщал из Берлина в Хельсинки, что германское правительство официально демонстрирует свою индифферентность по отношению к финнам и стремится "отказаться от всех выгод в Финляндии в пользу России"²⁸. Да и советскому руководству было важно не доводить дело до обострения отношений с Германией, демонстрировать верность договорным обязательствам. Прежде всего это выразилось в благожелательной реакции на просьбу со стороны германского руководства учитывать его экономические интересы в Финляндии. Речь шла о том, чтобы война не отразилась отрицательно на поставках в Германию финского сырья, а также сельскохозяйственной продукции и были бы сохранены промышленные объекты Финляндии²⁹. Чтобы обеспечить безопасность немецких транспортов, был отдан приказ не допускать обстрела нейтральных судов вне блокадной зоны30. Примечательно, что начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников дал распоряжение прекратить бомбовые удары по району Хельсинки, когда проводилась эвакуация немецких подданных из финской столицы. Немецкий транспорт, на котором они следовали из Финляндии, должен был сопровождаться советским миноносцем³¹.

Несомненно, события зимней войны рассматривались в Берлине в целом с позиции интересов и наибольшей выгоды для Германии, а не под углом зрения "заботы" о Финляндии. Такая оценка содержалась и в некоторых донесениях, направлявшихся в Хельсинки посланником А. Вуоримаа³². Когда боевые действия в конце 1939 г. развивались неудачно для Советского Союза, в Германии предпочитали, чтобы Красная Армия как можно дольше вела войну с Финляндией. Второй секретарь посольства США в СССР Ч. Болен, наблюдая за поведением германских дипломатов, сделал такое заключение во второй половине декабря: "Немцы в Москве очень довольны и смеются. Они полагают, что чем больше русские завязнут в Финляндии, тем выгоднее это для Германии, так как последняя тогда будет иметь Советский Союз в своих руках и сможет выставлять требования любого экономического и политического характера, угрожая в противном случае оказанием неофициальной помощи Финляндии"³³.

"Неожиданный поворот", как оценил Черчилль войну в Финляндии³⁴, побудил и западные государства по-иному взглянуть на свои возможности в Северной Европе. По словам посланника Финляндии в Англии Г. Грипенберга, интерес англичан к советско-финляндской войне через неделю после ее начала "возрос так, что они забыли о своей собственной"³⁵. В Форин Офис считали, что "Финляндию надо было сковать длительным по времени конфликтом с Советским Союзом, а Скандинавию предохранить от нападения русских и, возможно, немцев…"³⁶. Но чтобы война могла продолжаться, требовалось усилить помощь финским вооруженным силам.

Рассматривая вероятный ход дальнейших событий, западные политики склонялись к тому, что Германия "не вступится" за Финляндию, а будет скорее всего демонстрировать благожелательный по отношению к СССР нейтралитет. Чемберлен, в частности, не допускавший ранее мысли, что Германия и Советский Союз могут долго сотрудничать, считал в конце 1939 г., что они в данной ситуации "будут вместе"³⁷.

Ободренные тем, что Красная Армия терпела неудачи, руководители Англии и Франции развили немалую активность, пренебрегая опасениями, что может сложиться обстановка, когда их военный противник — Германия пойдет на резкое сближение с СССР в тактических целях. Они считали реальным в тех условиях отвлечь внимание Гитлера от западного фронта и добиться вовлечения в войну скандинавских стран. Это были очень рискованные расчеты.

Более осторожные американские политики Ф. Рузвельт и К. Хэлл начали в это время уже отказываться от излишне резких антисоветских акций, поскольку усматривали их нежелательные последствия для Запада — вероятное усиление связей между СССР и Германией³⁸.

Неубедительными были и утверждения относительно зреющей с советской стороны опасности для Скандинавии, поскольку наступление Красной Армии застопорилось и она несла значительные потери. Это учитывали в Швеции и Норвегии³⁹.

Используя обращение финляндского правительства в Лигу наций и последующие ее действия, западные государства взяли курс на применение санкций по отношению к Советскому Союзу, а не на мирное улаживание конфликта. Но это вело лишь к эскалации войны. По мнению, высказанному одним из германских дипломатов в Швейцарии, если бы Лига наций санкционировала необходимость объявления всеми ее членами войны Советскому Союзу, то это в первую очередь "принудило бы северные государства включиться в войну, главная тяжесть которой легла бы тогда на этих новых союзников" западных стран⁴⁰.

В Хельсинки учитывали опасность возможного сближения СССР с Германией в случае, если он окажется за бортом Лиги наций подобно вышедшему из нее третьему рейху. В телеграмме, направленной министерством иностранных дел Финляндии своему представителю в Лиге наций, указывалось, что "если Россия будет исключена, то это будет означать победу политики Риббентропа и со временем, возможно, Россия даже полностью присоединится к войне на стороне Германии"⁴¹. Как считали в Хельсинки, такое развитие событий неприемлемо, поскольку тогда "положение окончательно ухудшится в связи с прекращением необходимой от Германии военной помощи"⁴². Не случайно поэтому финский посланник в Берлине стремился заверить германское руководство, что "обращение Финляндии в Лигу наций не должно никоим образом выглядеть, как действие, направленное против Германии"⁴³. 14 декабря, как к тому стремились в Лондоне и Париже, Советский Союз был исключен из Лиги наций. Это решение, безусловно, дало возможность западным державам более активно поддерживать Финляндию. За день до этого английский посланник в Хельсинки информировал свое правительство, что финский министр иностранных дел В. Таннер выразил твердую надежду на получение военной помощи от западных стран, в частности посылку в Петсамо польских военных кораблей⁴⁴. Грипенберг вел переговоры о том, чтобы находившимся в Англии судам польского военного флота "дали распоряжение начать военные действия против Петсамо и Мурманска"⁴⁵.

Вечером 14 декабря французский посол в Англии поставил вопрос о совместных англо-французских действиях для поддержки Финляндии, предложив "связать на Севере силы Советского Союза"⁴⁶. На следующий день премьер-министр Франции Э. Даладье принял финских представителей в Париже — посланника X. Холма и полковника А. Паасонена, заявив им о своей готовности "разорвать отношения с Советским Союзом, если англичане сделают то же самое"⁴⁷. Премьер-министр Франции выразил, кроме того, готовность направить Финляндии 30 новых истребителей и предложить Швеции и Норвегии поддержать предоставление ей военной помощи⁴⁸.

В последующие дни активность правительств Франции и Англии в этом направлении нарастала, причем ставился уже вопрос о вооруженном вмешательстве этих стран в советско-финляндскую войну. 19 декабря на заседании Высшего военного совета в Париже Даладье выступил с предложением направить в Финляндию англо-французские экспедиционные войска. Оно не вызвало особых возражений, но реализация его требовала подготовки. Участники заседания не могли не отдавать себе отчета в том, что кардинально такая акция изменила бы военно-политическую обстановку в Европе, превратив Скандинавию в театр мировой войны. К тому же западным державам пришлось бы вести одновременно боевые действия на двух фронтах: против Германии и против Советского Союза.

В состоянии ли были они решать эту задачу собственными силами? Ведь финские войска не могли долгое время выдержать натиска Красной Армии. А как бы отнеслись к их планам в Швеции и Норвегии? В данном случае считалось целесообразным "использовать взаимные симпатии народов Швеции, Норвегии и Финляндии как средство добиться от правительств этих стран согласия на ввод союзных войск"⁴⁹. Имелась и другая точка зрения: "Мы больше выиграем, чем проиграем, от того, что Германия нападет на Норвегию и Швецию", — считал Черчилль⁵⁰.

В Германии действительно разрабатывался план нанесения удара по Скандинавии, "если враг, как заявил Гитлер, будет готовиться распространить войну" на этот район⁵¹. По мнению Б. Лиддел Гарта, "Гитлер, несмотря на неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не планировать вторжение в нее, однако, явные признаки готовящихся враждебных акций союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг"⁵². Сведения о намерении западных держав осуществить десантную операцию на севере Европы оперативно поступали в Берлин, в том числе от германского военно-морского атташе в Осло. Делался вывод, что "очень важно оккупировать Норвегию"₅₃.

Подготовка "норвежской операции" была начата германским военным командованием в соответствии с распоряжением, отданным Гитлером 14 декабря. В этом его особенно убедили беседы с "фюрером" норвежских фашистов В. Квислингом, состоявшиеся 16 и 18 декабря⁵⁴. В итоговом документе оперативного отдела штаба военно-морских сил Германии содержалось обоснование принятого решения. В нем говорилось, что, "исходя из общестратегических военных соображений, необходимо в принципе включить оккупацию Норвегии в наши оперативные планы"⁵⁵.

Западные державы практически одновременно обдумывали свои планы оккупации ключевых районов Скандинавии. 20 декабря в Париже в развитие решений, принятых Высшим военным советом союзников, рассматривался вопрос о захвате Северной Швеции, что, по их расчетам, приведет к стремлению германской армии оказать противодействие и ускорит ход всей войны⁵⁶. Но конкретно вопрос о направлении в Финляндию войск западных держав еще не был решен⁵⁷.

О достигнутых решениях был поставлен в известность финский посланник в Париже X. Холма, который в свою очередь передал их в Хельсинки, вероятно, в искаженном виде. В телеграмме указывалось, что "Высший совет Франции и Англии единодушно решил направить в помощь Финляндии французские и английские войска, если Швеция и Норвегия примкнут к финляндской войне"⁵⁸.

Из этого текста финское руководство могло понять, что вооруженная поддержка Финляндии гарантирована и остается только "в первый и последний раз запросить у Англии и Франции прямую военную помощь"⁵⁹. Ответ из Хельсинки последовал 22 декабря. Посланникам в Лондоне и Париже сообщалось, что для помощи Финляндии непременно необходимы войска⁶⁰. Холма и Паасонен, встретившись на следующий день с премьер-министром Франции Даладье, проинформировали его о заинтересованности Финляндии в военной помощи⁶¹.

В тот же день из Хельсинки в Стокгольм и Осло было направлено указание финским посланникам заявить правительствам Швеции и Норвегии, что западные державы могут предоставить Финляндии свою помощь, в которой она нуждается⁶². Иными словами, правительство Финляндии, опередив официальное обращение этих держав к Швеции и Норвегии относительно возможности прохода экспедиционных сил через их территорию, поспешило заранее уведомить о своем положительном отношении к решению Высшего военного совета Англии и Франции. Очевидно, оно хотело предостеречь соседей от негативной реакции на такое решение. Позиция финляндского руководства свидетельствовала, сколь быстро, без колебаний оно принимало предложение англо-французской стороны.

В отличие от Финляндии правительственные круги Швеции, а вслед затем и Норвегии весьма настороженно встретили известие о перспективе допуска войск Англии и Франции на свою территорию. 25 декабря министр иностранных дел Швеции К. Гюнтер изложил своему норвежскому коллеге X. Куту соображения о том, насколько негативно для обеих стран может обернуться согласие на реализацию выдвинутого замысла. Транзит англо-французских войск через территорию Швеции и Норвегии, объяснил он, чреват вовлечением обоих государств в мировую войну, поскольку Германия непременно предпримет контрдействия. В связи с этим, заключил Гюнтер, правительство Швеции возражает против намечавшейся акции. Министр иностранных Дел Норвегии согласился с такой позицией⁶³. В конечном счете Швеция и Норвегия договорились о проведении общей линии, суть которой заключалась в том, чтобы не предоставлять Англии и Франции права десантировать свои войска на их территорию, но и не препятствовать транзитному передвижению в Финляндию иностранных военных грузов и "специалистов" в штатской одежде⁶⁴.

В Москве, конечно, хорошо знали о том, что Швеция, тем не менее, превращалась в перевалочную территорию при транспортировке предназначавшихся Финляндии военных грузов. Однако при этом проявлялась определенная сдержанность по отношению к шведскому правительству. Дело в том, что на данном этапе, когда стала обнаруживаться тенденция к затягиванию и расширению масштабов советско-финляндского конфликта, а также опасность включения в него стран Запада, советское руководство не могло уже отклонять мирные инициативы и посредничество шведских правительственных кругов. Полпредство Советского Союза в Стокгольме сообщало, что по определенным каналам начинается зондаж возможностей найти пути, чтобы положить конец войне между СССР и Финляндией⁶⁵.

На данном этапе войны наметился определенный поворот в дипломатической области. Он свидетельствовал о том, что в Москве, серьезно взвесив в совокупности такие факторы, как неудачные результаты наступления Красной Армии, неясность дальнейших перспектив в развитии боевых действий, несостоятельность расчетов, связанных с правительством Куусинена, и опасность консолидации на Западе сил в поддержку Финляндии, рассматривали теперь возможность мирных переговоров с правительством в Хельсинкиб6. Важно, что перемены в позиции правительства Советского Союза стали известны в Швеции, от которой в конечном счете зависело окончательное решение вопроса о пропуске через свою территорию экспедиционных войск.

Когда 27 декабря в Стокгольме и Осло получили меморандум Э. Галифакса с предложением принять решение Высшего военного совета, а 28 декабря подобного же содержания ноту из Франции, то ответа сразу не последовало. Именно в этот день у Гюнтера состоялась беседа с Коллонтай, которая сообщила ему о позитивном подходе Москвы к перспективе прекращения войны с Финляндией⁶⁷.

Но в Хельсинки поступившую информацию из Стокгольма о наметившихся переменах в позиции советского правительства восприняли без энтузиазма. Начальник политического отдела МИД Финляндии А. Пакаслахти, детально описавший в своих воспоминаниях все тонкости "дипломатической кухни" этого периода, даже не упоминает о сообщении Гюнтера. В правительственных кругах многие были настроены на получение вооруженной помощи стран Запада. Механизмы по установлению связей по военной линии между Ставкой К. Маннергейма и генштабами Англии и Франции начали действовать.

Из Парижа в Финляндию во второй половине декабря прибыл подполковник Ж. Ганеваль "в качестве личного представителя главнокомандующего вооруженными силами страны генерала М. Гамелена при маршале Маннергейме"⁶⁸. Между Лондоном и Хельсинки велась дипломатическая переписка относительно направления в Финляндию специального представителя вооруженных сил Англии. 27 декабря из Лондона телеграфировали в МИД Финляндии: "Военное министерство хочет как можно быстрее направить в Ставку генерала, который бы мог обсудить с Маннергеймом обстановку, чтобы получить ясное представление, чем Англия может оказать помощь… Считаю, что дело должно решаться секретно и исключительно быстро"⁶⁹. Маршал ответил: "Я с большим удовлетворением воспринял сообщение относительно возможного прибытия ко мне в ближайшем будущем английского генерала"⁷⁰. Вскоре, 29 декабря, в Ставку финского главнокомандующего направился бригадный генерал К. Линг71, уполномоченный английским военным командованием рассматривать оперативные вопросы. В Лондоне и Париже ожидали, что правительства Швеции и Норвегии согласятся допустить на свою территорию экспедиционные войска. Обнадеживало то, что во влиятельных политических и, особенно, военных кругах обеих стран имелись силы, которые были настроены на решительные действия против СССР. По данным советской разведки, английский посол в Стокгольме сообщал 25 декабря в Лондон, что шведский генеральный штаб настаивает на открытом вооруженном вмешательстве Швеции в военные действия Финляндии⁷². Четырьмя днями позднее посол, направляя телеграмму в МИД Англии, выразил уверенность, что политика Великобритании и Швеции должна быть направлена "на продолжение военных действий в Финляндии и недопущение принятия участия в них Германии"⁷³. Под "недопущением" надо было, видимо, понимать упреждающие меры, связанные с планами направления экспедиционных войск в Скандинавию и решения там своих собственных задач. "…Нам надо спасать Финляндию не столько потому, чтобы она создала преграду России, — указывал 27 декабря один из руководителей МИД Англии О. Сарджент, — а для того, чтобы она встала на пути к шведской железной руде и побережью Атлантики"⁷⁴.

2 и 3 января 1940 г. заседания английского военного кабинета были посвящены обсуждению планов намечавшейся интервенции в Скандинавию, при этом вопрос о защите Финляндии не рассматривался в качестве первостепенной задачи. Считалось, что только после установления надежного контроля над норвежским портом Нарвиком, а также еще несколькими районами Северной Норвегии западные союзники смогут оказать поддержку Финляндии. "Если рекомендации начальников штабов будут приняты, — говорил 3 января на заседании военного кабинета английский маршал авиации С. Нюолл, — то Скандинавия будет рассматриваться в настоящее время как решающий театр военных действий"⁷⁵.

Лондон в это время стремился дать понять Советскому Союзу, что Англия намерена действовать решительно. Посол Великобритании У. Сидс покинул Москву. Официально было заявлено, что он отправился в отпуск "по состоянию здоровья", но комментарии английской прессы намекали на возможность разрыва дипломатических отношений с Советским Союзом⁷⁶, что привело бы к резкому обострению международной обстановки в Европе.

Между тем и Италия отозвала своего посла из Москвы "в отпуск". Активно выступая за расширение поставок оружия в Финляндию, итальянское правительство, по данным советской разведки, вело переговоры с Берлином о том, как удобнее переправлять туда военные грузы⁷⁷. Вопрос снабжения оружием финской армии становился по сведениям, поступавшим из Хельсинки от зарубежных военно-дипломатических представителей, одним из самых острых⁷⁸.

В складывавшейся ситуации многое зависело от того, какое окончательное решение примут скандинавские страны. К 3–4 января Париж и Лондон получили, наконец, официальный ответ от правительства Швеции по вопросу о вводе войск в Скандинавию. В нем было заявлено о нежелании Швеции участвовать в такого рода акции по оказанию помощи Финляндии. При принятии этого решения учитывалась вероятность вмешательства Германии уже на стадии подготовки союзников к высадке своего десанта на скандинавский плацдарм. По оценке финского исследователя П. Висури, "ресурсы шведских вооруженных сил не позволяли оказывать помощь Финляндии, так как требовалось принимать во внимание также Германию"⁷⁹.

Характерно, что накануне принятия шведским правительством своего решения, 2 января, К. Гюнтеру нанес визит германский посланник в Стокгольме В. Вид и выразил сожаление, что отношения между обоими государствами "основательно испорчены"⁸⁰. В Берлине шведским дипломатам неофициально разъяснили, что "если вмешательство англичан и французов в дела Финляндии зайдут настолько далеко, что те направят туда войска, то военное руководство сочтет необходимой оккупацию Германией части Швеции"⁸¹.

Внимание третьего рейха к поведению скандинавских стран в дальнейшем становилось все более пристальным. Немецкие дипломаты настойчиво интересовались тем, как в Москве "расценивают возможность помощи Финляндии третьими государствами, в частности, Швецией и Норвегией"⁸². Беспокойство в этой связи проявлялось, естественно, и в Советском Союзе. В нотах, направленных 5 и 6 января руководством СССР в Стокгольм и Осло, содержалось предостережение от попыток отступления шведского и норвежского правительств от политики нейтралитета и указывалось, что это может привести к нежелательным осложнениям в отношениях⁸³.

В это время в кругах государственного и военного руководства Финляндии с напряженным вниманием следили за тем, в каком направлении станут развиваться события в связи с возможной перспективой десантирования англо-французских войск в Скандинавии. 4 января Маннергейму сообщили, что помощь, которую могут оказать Англия и Франция, предусматривается как для Финляндии, так и "в интересах Швеции и Норвегии". При этом со ссылкой на сведения, полученные посланником в Лондоне Грипенбергом от МИД Англии, сообщалось, что имеется в виду "оказать действенную помощь, если Германия и Россия нападут на Швецию и Норвегию". Относительно позиции Швеции указывалось о ее готовности предоставить транзит для перевозки в Финляндию (с ее согласия) только военных грузов, экспертов, добровольцев и гражданских лиц⁸⁴. В этой информации оставалось неясным главное, как конкретно Запад намеревался осуществлять эффективную военную помощь Финляндии.

Судя по соображениям, высказанным в начале января представителями руководящих кругов Финляндии, там были готовы приветствовать такой поворот событий, при котором Запад вступит в войну против СССР вне зависимости от позиции скандинавских стран. Показательно в этом отношении заседание Государственного совета 2 января, где вполне определенно говорилось о целесообразности и возможности "высадки англичан в Мурманске"⁸⁵. Этот план предложил рассмотреть Маннергейм. Его поддержал Р. Вальден. "Если Англия направит войска в Мурманск, — сказал он на этом заседании, — то мы сами сможем держать фронт здесь, южнее". Серьезных аргументов против таких соображений не было, если не считать довод Ю. Паасикиви, который предупредил, что "тогда реально можно попасть в войну с Германией". В итоге было решено считать "вопрос о мурманской экспедиции представляющим интерес и хорошим, если он только не приведет к конфликту с Германией"⁸⁶.

После заседания Государственного совета на идее с "мурманской экспедицией" точка не была поставлена. На переговорах с английским генералом Ч. Лингом Маннергейм убеждал его, что операция по захвату Мурманска "могла бы быть крупномасштабной, имеющей решающее значение, если она планировалась бы в глубину через Архангельск"⁸⁷.

Финской стороной было выражено мнение, что высадка в Мурманске англо-французских войск (двух дивизий) могла бы в корне изменить обстановку в Европе. Отмечая целесообразность десанта непосредственно на советской территории, начальник генштаба финской армии генерал К.Л. Эш аргументировал это следующим соображением: "Самостоятельная операция на архангельском направлении, осуществляемая далеко от наших границ, имела бы для нас значительно большее значение, не позволяя тем самым втянуть нас в мировую войну"⁸⁸.

Возвратившись в Лондон, генерал Линг доложил высшему военному и государственному руководству о финских предложениях. Он также сообщил, что Маннергейм поставил вопрос о необходимости направить в Финляндию как минимум 30 тыс. войск. Представитель французских вооруженных сил Ж. Ганеваль, также вернувшийся из Финляндии, подтвердил в Париже, что маршал весьма серьезно озабочен недостатком войск. Он "дал мне понять, сообщал Ганеваль, что сопротивление финской армии начинает иссякать"⁸⁹. Все эти сведения, полученные из первых рук в Финляндии, требовали от Англии и Франции ускоренного принятия решений. Но мысли у верховного военного командования этих стран были по-прежнему сосредоточены на том, чтобы взять под свой контроль ключевые позиции в Швеции и Норвегии. После неудачной попытки склонить скандинавские страны на свою сторону, английское правительство вручило их посланникам в Лондоне 6 января памятные записки, где сообщало о возможном использовании своих военно-морских сил в норвежских водах для осуществления операций против Германии⁹⁰. Это вызвало весьма резкую реакцию у правительств обоих скандинавских государств. Уже на следующий день король Норвегии Хокон VII обратился с телеграммой к королю Великобритании Георгу VI, в которой настоятельно просил его не допустить таких действий, которые могли бы вовлечь Норвегию в войну. 8 января, норвежский министр иностранных дел X. Кут заявил на заседании стортинга, что "Финляндии одной надлежало отвечать за свои решения"⁹¹.

В свою очередь К. Гюнтер поставил в известность 9 января английского посланника в Стокгольме, что Швеция готова силой оружия воспрепятствовать транзиту экспедиционных войск через ее территорию. Спустя два дня нота, почти аналогичная по содержанию, была получена в Лондоне от норвежского правительства⁹². Прибывший в Англию шведский банкир М. Валленберг во время своих бесед с Э. Галифаксом дал ясно понять, что до 90 % шведов крайне отрицательно будет реагировать на вооруженные акции западных держав в Скандинавии и высадка войск на ее территории принесет вред прежде всего Финляндии⁹³.

По оценке советской разведки, в Швеции не очень верили в распространявшиеся утверждения, что ей угрожает Красная Армия. Из информации, которая поступала через НКВД советскому руководству, следовало, что, по мнению высшего военного командования в Стокгольме, наступавшие войска Красной Армии не будут продвигаться в глубь Финляндии и остановятся на рубеже р. Кюмменийоки⁹⁴.

Позиция, занятая правительствами Швеции и Норвегии по отношению к военным замыслам Англии и Франции в Скандинавии, поставила эти страны в крайне затруднительное положение. Галифакс, выступая 12 января на заседании кабинета, высказался против осуществления каких-либо акций Лондона и Парижа в этом регионе. Тогда же было решено отказаться от захвата Нарвика⁹⁵.

Западные державы пересмотрели свои планы и сосредоточили усилия на попытке десантировать войска в Заполярье, на севере Финляндии. 15 января главнокомандующий французской армией генерал М. Гамелен направил премьер-министру Э. Даладье записку, в которой изложил свои соображения о высадке союзных войск в районе Петсамо, одновременном захвате портов и аэродромов на западном побережье Норвегии, а также возможном распространении операции и на территорию Швеции⁹⁶. Очевидно, этот замысел получил поддержку, потому что уже на следующий день во французском генштабе приступили к планированию совместной операции в Петсамо⁹⁷, где в это время находились советские войска. Основой для операции послужили одобрение финской стороной действий англо-французских сил на ее территории и резолюция, принятая ранее в Лиге наций. При этом не требовалось согласия скандинавских стран. Успешное же проведение десантной операции должно было, по мнению французских военных, "подтолкнуть тех к совместной борьбе"⁹⁸. Но идея проведения Петсамской операции должна была получить одобрение в Лондоне. 17 января Даладье направил французскому послу в Англии указание изложить суть предлагавшейся операции Галифаксу⁹⁹.

Находясь во власти представлений, что можно будет развернуть широкомасштабное наступление против Советского Союза и нанести ему поражение, Даладье предложил 19 января главнокомандующему союзными войсками во Франции генералу Гамелену и главнокомандующему французским флотом адмиралу Ф. Дарлану разработать еще один план. — нанесения удара по СССР с юга, путем "непосредственного вторжения на Кавказ"¹⁰⁰. При этом предполагалось, что в войну против Советского Союза вступят также Югославия, Румыния и Турция. Разрушив нефтепромышленные районы СССР ударами авиации, наступающие с юга войска продвинулись бы в северном направлении "навстречу армиям, наступающим из Скандинавии и Финляндии на Москву"¹⁰¹.

Несмотря на очевидную нереальность такого грандиозного замысла, если учесть продолжавшуюся войну с Германией, в высших военных кругах Англии с интересом отнеслись к намерениям своих французских коллег. Генерал Э. Айронсайд заявил 24 января военному кабинету: "На мой взгляд, мы сможем оказать эффективную помощь Финляндии лишь в том случае, если атакуем Россию по возможности с большего количества направлений и, что особенно важно, нанесем удар по Баку…"¹⁰²

Мнение о том, что Англия и Франция должны быть поддержаны другими странами, в общей форме разделил и У. Черчилль. 20 января он призвал все нейтральные государства объединиться с "английской и французской империями против зла и агрессии"¹⁰³. Такое заявление (а оно было сделано публично), естественно, было существенным для Финляндии¹⁰⁴. По-иному к призыву Черчилля отнеслись скандинавские страны, которые стремились избежать втягивания в войну. В Германии усмотрели опасность консолидации враждебных ей сил. Спустя неделю после указанного заявления Гитлер отдал распоряжение о разработке детального плана вторжения в Норвегию₁₀₅. Угроза распространения войны на Скандинавию принимала все более реальные черты.

Вопрос о проведении Петсамской операции на данном этапе приобретал для западных держав все большее значение. Получить согласие финского руководства на высадку экспедиционных войск в Северной Финляндии было не трудно, поскольку представитель Маннергейма — полковник Паасонен, находившийся в Париже, представил адмиралу Дарлану подготовленные финской Ставкой соображения о плане проведения операции в Петсамо¹⁰⁶. В них к тому же излагались цели Финляндии, выходившие далеко за пределы чисто военных вопросов. Предусматривалось, что совместное наступление экспедиционных сил и финских войск на восток будет осуществляться на Кольском полуострове и в советской Карелии. Успешный исход данной операции должен был привести к "постепенному объединению" Финляндии и Карелии¹⁰⁷. Это уже не сообразовывалось с оборонительным характером войны и скорее свидетельствовало о планах создания "Великой Финляндии". Паасонен считал, что для осуществления Петсамской операции требовалось значительно увеличить мощь воздушных сил объединенных войск и уже теперь направить для поддержки финской армии 3–4 полнокровные дивизии, способные вести боевые действия в зимних условиях¹⁰⁸.

С учетом рекомендаций Паасонена адмирал Дарлан предусмотрел в своем плане доставку в район Петсамо 13–17 тыс. войск, использовав для этого кроме специальных десантных судов также польские военные и торговые корабли, а отчасти и финские транспорты. Сами десантники должны были состоять не из регулярных частей английской и французской армий, а из имевшихся на Западе польских военнослужащих и других иностранных легионеров. Иными словами, предполагалось осуществлять наиболее ответственную первоначальную часть замысла сомнительными силами и "чужими руками".

Наступление из района Петсамо намечалось вести на юг и юго-восток в направлении Кандалакши и Мурманской железной дороги, чтобы ее перерезать. Предполагалось при этом окружить до четырех советских дивизий. В случае успеха англо-французское командование рассчитывало направить в Петсамо дополнительные "добровольческие войска"¹⁰⁹.

Намечавшийся план операции не мог, естественно, считаться окончательным, поскольку не был согласован с англичанами. В Лондоне тем временем все больше внимания уделялось обстановке в Северной Европе. В Англии, как считает историк Невакиви, середину января можно считать "поворотной" в ее политике по отношению к зимней войне¹¹⁰. "Я чувствовал в эти дни, — писал в своих мемуарах посланник Грипенберг, — как все более росло внимание официальных кругов к Финляндии"¹¹¹. 22 января в министерстве обороны Англии с ним вели переговоры о перспективах направления экспедиционных войск в Финляндию¹¹².

Судя по всему, в это время соображения Дарлана о Петсамской операции уже рассматривались, и реакция на них была позитивная. 29 января на заседании кабинета министров Чемберлен заявил, что "события, видимо, ведут к тому, что союзники открыто вступят в боевые действия против России"¹¹³.

В позиции Финляндии тем временем не произошло таких перемен, которые бы говорили об отходе в Ставке главнокомандующего от тех намерений, которые были изложены Паасоненом. По словам Таннера, маршал Маннергейм оптимистически оценивал обстановку для Финляндии и считал, что "не надо спешить с миром"¹¹⁴. В конце января по поручению Маннергейма во Францию был направлен генерал О. Энкель, который должен был вести переговоры с высшим военным руководством. Речь должна была, очевидно, идти о перспективах действий экспедиционных войск. Во всяком случае 29 января посланник Финляндии в Париже Холма получил от Даладье информацию, согласно которой уже "запланировано" отправить в Финляндию "несколько дивизий". При этом указывалось, что морские силы должны доставить их "как можно быстрее" в Петсамо, куда одновременно необходимо начать наступление и финским войскам¹¹⁵.

По предложению генерала Гамелена, сделанному 31 января, английскому командованию следовало окончательно решить вопрос о высадке экспедиционных войск в Петсамо, чтобы развернуть активные боевые действия совместно с частями финской армии116. С финляндской стороны обращалось внимание на важность проведения Петсамской операции для ослабления напряженности на фронте: это бы дало возможность финскому командованию "высвободить 3–4 дивизии"¹¹⁷.

По-прежнему, и это было весьма заметно, наибольшую активность в открытии антисоветского фронта в Заполярье занимали политические и военные руководители в Париже. Выступая за то, чтобы начать там боевые действия против Советского Союза, они не ставили вопроса об объявлении СССР войны. Главнокомандующий французскими вооруженными силами генерал М. Вейган подтвердил 31 января: "Я не говорю, чтобы объявлять войну. Теперь это уже вышло из моды"¹¹⁸.

Развертывание войны против Советского Союза неизменно представлялось французским руководителям в широкомасштабном плане. 3 февраля командованию ВВС Франции было отдано распоряжение готовиться к бомбардировкам советских нефтепромыслов¹¹⁹. В Москву поступила информация о стремлении западных держав вовлечь в свои планы Японию¹²⁰.

В Лондоне, однако, не забывали об объективной реальности, рядом находился противник — Германия, а увлечение фантастическими планами вело к распылению сил¹²¹. Этим объяснялась определенная сдержанность англичан. В военном министерстве не было единого мнения насчет Петсамской операции. Приводился такой довод: "Война будет заканчиваться, очевидно, не в Финляндии"¹²². 3 февраля в Лондоне была получена настораживающая информация, из которой следовало, что для Германии первостепенный противник не Франция, а "владычица морей" Великобритания¹²³.

5 февраля на заседании Высшего военного совета позиция Англии была выражена довольно определенно. Когда Даладье сообщил, что, по информации Маннергейма, финский фронт без подкреплений в размере 20 тыс. человек сможет продержаться лишь до весны¹²⁴, Чемберлен изложил точку зрения английского правительства. Обратив внимание на "трудности высадки в Петсамо", он стал настаивать на необходимости проведения десантной операции в Нарвике¹²⁵. Главная цель, по его словам, заключалась не в широкомасштабной помощи Финляндии, а в вовлечении в войну против Германии скандинавских стран. Что же касалось Финляндии, заметил он, то в данном случае требуется не допустить ее разгрома¹²⁶.

В конечном счете Даладье согласился с доводами Чемберлена и вопрос об осуществлении Петсамской операции отошел на второй план. Было решено, что главные десантные операции следует проводить в Северной Норвегии (в районе Нарвика), в ее центральной и южной частях, а также в Южной Швеции. При этом необходимо достигнуть согласия скандинавских стран на проведение указанных операций.

Часть сил десанта предполагалось направить в Финляндию, в район Петсамо, принимая во внимание, что без подкреплений фронт "не сможет продержаться дольше весны"¹²⁷. Выработанное решение поручалось довести до сведения финского руководства через генерала Линга.

Тем временем правительство Финляндии предпринимало меры, чтобы расширить поддержку со стороны скандинавских стран. Для этого Р. Рюти выехал в Стокгольм, где встречался с премьер-министром П. Ханссоном. Речь велась о перспективах помощи Финляндии войсками Швеции и западных держав, поскольку над финской армией нависла угроза быть обескровленной¹²⁸. Рюти просил направить в Финляндию регулярные части войск, хотя бы под видом добровольцев. Подобное же обращение — конкретно о присылке 30 тыс. шведских солдат — последовало от Таннера. Но в Швеции не хотели рисковать своим нейтралитетом¹²⁹.

Когда генерал Линг прибыл в Финляндию и сообщил о намерениях западных держав, финскому руководству стало ясно, что они отказываются от первоочередности высадки своих войск в Петсамо¹³⁰. Это существенно меняло обстановку и требовало определить дальнейший путь действий.

9 февраля Маннергейм направил в Лондон телеграмму посланнику Грипенбергу с указанием разъяснить английскому правительству серьезность положения Финляндии и подчеркнуть, насколько ей "необходима всяческая помощь". Финский дипломат встретился с Галифаксом, имея в виду уточнить конкретный план действий Запада¹³¹. Но, очевидно, беседа с министром иностранных дел Англии не внесла должной ясности.

На следующий день в Ставке финского главнокомандующего состоялось совещание, в котором участвовал узкий круг лиц — Маннергейм, Рюти, Таннер и Вальден. Анализ событий позволил прийти к выводу о трех возможных решениях: стать без промедлений на путь достижения мира, продолжать войну при активной помощи Швеции, вести дальше военные действия при поддержке западных держав¹³². В конечном счете посчитали целесообразным, не игнорируя мирные переговоры с СССР и не связывая себя планами с Западом, постараться добиться расширения помощи со стороны Швеции. Имея в виду свои размышления в эти дни, Маннергейм писал в мемуарах: "Я все более сомневался, смогут ли западные державы помочь нам, а если ожидавшееся наступление немцев против Финляндии начнется, то мы останемся совсем одни"¹³³.

Предположения маршала о нападении Германии оказались ошибочными. 5 февраля командование вермахта в результате обсуждения вопросов, связанных с подготовкой вторжения немецких войск в Норвегию, зафиксировало, что следует провести операцию только "против Норвегии и Дании"¹³⁴.

Тем временем генеральные штабы западных держав занимались подготовкой операций в Северной Европе. 16 февраля военный кабинет Англии получил расчет сил и сроки высадки десантов в Скандинавии. Предусматривалось осуществить две десантные операции: высадка войск в Нарвике, Бергене, Ставангере и Тронхейме (около 5 тыс. человек), наступление из Нарвика в направлении Елливаре и Финляндии, а также в Южной Швеции (свыше 100 тыс. человек). Непосредственно на финляндском направлении должен был действовать ограниченный контингент войск- не более 13 тыс. человек¹³⁵.

Продолжалась разработка плана и Петсамской операции. Было намечено два ее варианта: ограниченный — только для действий в районе Петсамо и широкомасштабный — для наступления в направлении Мурманской железной дороги. Оба варианта намечали захват железорудных районов Швеции. После соответствующего обсуждения, состоявшегося 15 февраля, был подготовлен единый план под названием "Операции помощи Финляндии путем высадки десанта в районе Петсамо весной 1940 г."

Хотя в плане Петсамской операции предполагалось задействовать значительное количество войск, из-за отсутствия в районе десантирования необходимых условий реально при тесном взаимодействии с финскими войсками там могла высадиться только одна дивизия. Все это плохо сообразовывалось с большими задачами, ставившимися перед ограниченными силами. Заняв Петсамо, десантные войска должны были в ходе наступления соединиться с финскими частями в районе Салла, прорвать оборону Красной Армии и продвигаться в направлении Кандалакши. Затем планировались блокада и захват Мурманска. Отправка десантных войск из Англии намечалась не ранее 15 марта, а прибытие их в район Петсамо до 21 марта¹³⁶. Но из-за того, что для проведения десантных операций надо было получить согласие Швеции и Норвегии, а также иметь официальный запрос о помощи со стороны Финляндии, комитет начальников штабов Англии предложил 17 февраля военному кабинету оказать давление на северные страны вплоть до предъявления ультиматума Швеции и Норвегии. По поводу Финляндии вопрос ставился так: "Финнов надо убедить, чтобы они опубликовали обращение к нам с просьбой о помощи. Это будет трудным делом, так как, приняв нашу помощь, финны рискуют оказаться в состоянии войны с Германией"¹³⁷.

В итоге правительству Финляндии предложили 5 марта публично обратиться к правительствам Англии и Франции за помощью войсками. После этого имелось в виду оказать воздействие на правительства Швеции и Норвегии, чтобы они дали согласие на высадку на их территории англо-французских войск в течение 11–15 марта. Представитель Франции при Ставке Маннергейма заявил финляндскому премьер-министру Рюти: "Это будет тотальная война… Англия и Франция будут рассматривать Советский Союз как вражеское государство с момента отправки их войск, но декларации об объявлении войны они публиковать не будут"¹³⁸.

Возможно, что это было осуществимо, но 11 февраля началось решительное наступление Красной Армии, которое завершилось прорывом главной полосы финской обороны и создало новую ситуацию. Бесперспективность продолжения Финляндией войны стала очевидна. Финская армия оказалась в критическом положении. Не было и надежд на немедленную помощь англо-французских войск.

Вместе с тем и СССР и Финляндия предпринимали шаги к миру. 16 февраля советский полпред в Лондоне И.М. Майский предложил английскому правительству быть посредником в деле прекращения зимней войны. Советское предложение было отклонено, что расценили в Москве как заинтересованность Англии в продолжении войны и интервенции в Северную Европу. Об этом советская разведка сообщала все новые данные¹³⁹.

Швеция и Норвегия могли оказаться втянутыми в войну, поэтому Советский Союз стал предусматривать соответствующие контрмеры. 22 февраля нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов отдал следующее распоряжение командованию Балтийского флота: "Для того, чтобы возможное выступление Швеции против Советского Союза не стало для нас неожиданностью, необходимо теперь же приступить к разработке оперативного плана действий против Швеции"¹⁴⁰. Советское командование делало вывод, что "с весны 1940 года боевые действия будут проводиться в расширенном масштабе"¹⁴¹. Такой ход событий никак не был в интересах СССР.

В сложившейся обстановке, естественно, выгодным было как для Финляндии, так и для Советского Союза без промедлений найти путь к достижению мира. Но такой поворот событий нарушал замыслы англофранцузской стороны, стремившейся под предлогом оказания помощи Финляндии захватить стратегические позиции в Северной Европе, упредив Германию. Гитлера устраивала приостановка наступления советских войск в глубь Финляндии. Прекращение войны между СССР и Финляндией, расстроив интервенционистские планы западных держав в Северной Европе, открывало перед Германией возможность осуществления агрессивных замыслов на скандинавском плацдарме, чем она вскоре и воспользовалась. Обострение отношений между СССР и западными державами было на руку третьему рейху.

В целом к началу 1940 г. ход зимней войны и ее влияние на изменение международных отношений подвел СССР и Финляндию к необходимости принятия кардинальных решений.

1 Майский И.М. Воспоминания советского посла: Война 1939–1943. М, 1965. С. 40.

2 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 15. Д. 158. Л. 213-

214 (Далее: АВП РФ); Коллонтай А. "Семь выстрелов" зимой 1939 года // Международная жизнь. 1989. № 12. С. 304.

3 Colder A. The Peoples War: Britain 1939–1945. N.Y., 1969. P. 75.

4 Dilks D. Great Britain and Scandinavia in the "Phoney War" // Scandinavian journal of History. 1977, № 2. P. 30.

5 Безыменский Л. Великая Отечественная в… 1940 году // Международная жизнь. 1990. № 8. С. 105; История второй мировой войны, 1939–1945. М., 1974. Т. 3. С. 44.

6 Churchill W. The Second World War. L., 1948. Vol. 1. P. 432.

7 Цит. по: Ulupep У. Взлет и падение третьего рейха. М., 1991. Т. 2. С. 64.

8 Антон Э. "Зимняя война" // От Мюнхена до Токийского залива. М., 1992. С. 118.

9 Churchill W. Op. cit. P. 432.

10 Ibid. P. 436.

11 Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. Hels., 1972. S. 78.

12 Public Record Office. ADM 119/1928; Носков AM. Северная Европа в военных планах империализма. М., 1987. С. 35.

13 Ponting С. Churchill. L., 1994. Р. 417; Молотов В.М. Внешняя политика правительства. М., 1940. С. 10.

14 Цит. по: Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 69.

15 Nevakivi J. Op. cit. S. 79.

16 Безыменский Л. Указ. соч. С. 115.

17 Там же.

18 Цит. по: Churchill W. Op. cit. P. 436.

19 Безыменский Л. Указ. соч. С. 115.

20 Цит. по: Vilkuna К. Hitler marsalkan 75-vuosipaivilla // Uusi Kuvalehti. 1954, 5.11.

21 См.: Peltovuori R.O. Op. cit., S. 73–74; Kivimaki TM. Suomalaisen poliitikon muistelmat. Porvoo, 1965, S. 124.

22 Peltovuori R.O. Op. cit. S. 67; Akten zur deutschen auswartigen Politik, 1918–1945. Serie D.

Baden-Baden etc., 1953. Bd. VIII. S. 397; Севостьянов П. Накануне великой битвы // Международная жизнь, 1978, № 3. С. 111.

23 Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 93. Л. 40 (Далее: РГАВМФ).

24 Kansallisarkisto. Auswartiges Amt, Buro des Staatssekretars. В 18/В3256. (Далее: KA.AA.StS).

25 АВП РФ. Ф. 06. On. 1. П. 7. Д. 69. Л. 134.

26 См.: Peltovuori R.O. Op. cit. S. 74.

27 KA. AA. StS. В 18/B 3241–3242; СССР — Германия, 1939–1941. Вильнюс, 1989. Т. 2. С. 29, 32, 34.

28 Ulkoasiainministerion arkisto. 109, 5 С 5. (Далее: UM)

29 KA. AA. StS. B 18/B 3249.

30 РГАВМФ. Ф. P-1877. On. 1. Д. 670. Л. 45; Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 507. Л. 43, 48, 59, 61, 77.

31 Там же. Ф. 92. Оп. 2. Д. 510. Л. 135.

32 UM. 109, 5 С 5.

33 Российский государственный военный архив. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1221. Л. 156. (Далее: РГВА).

34 Churchill W. Op. cit P. 429.

35 Gripenberg G.A. Lontoo-Vatikaani-Tukholma. Porvoo; Hels., 1960. S. 89.

36 Nevakivi J. Op. cit. S. 100.

37 Dilks D. Op. cit. P. 36.

38 Sobel R. The Origins of Interventionism: The United States and the Russo-Finnish War. N.Y., 1960. P. 94.

39 Dilks D. Op. cit. P. 37.

40 KA. AA. StS. В 18/B 3221.

41 UM. 109. B2a.

42 Ibid.

43 КА. АА. StS. B18/B 3277.

44 Цит. по: Nevakivi J. Op. cit. S. 133.

45 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 94.

46 Nevakivi J. Op. cit. S. 94.

47 Ibid. S. 105; Paasonen A. Marsalkan tiedustelupaallikkona ja hallituksen asiamiehena. Hels., 1974. S. 84.

48 Nevakivi./. Op. cit. S. 106.

49 Батлер Д. Большая стратегия. М., 1959. С. 110.

50 Цит. по: Liddell Hart В.Н. History of the Second World War. L., 1973. P. 54.

51 Ibid.

52 Ibid. P. 52.

53 Ширер У. Указ. соч. С. 56.

54 Нюрнбергский процесс. М., 1958. Т. 2. С. 442.

55 Цит. по: Носков A.M. Норвегия во второй мировой войне, 1940–1945. М., 1973. С. 51.

56 Nevakivi J. Op. cit. S. 109.

57 Ibid. S. 110.

58 Цит. no: Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Porvoo; Hels., 1970. S. 234.

59 Nevakivi J. Op. cit. S. 107.

60 Pakaslahti A. Op. cit. S. 234; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espo, 1987. Osa 7. S. 301.

61 Paasonen A. Op. cit. S. 96.

62 Manninen O. Op. cit. S. 301.

63 Ibid; Menger M. Deutschland und Finnland im zweiten Weltkrieg. В., 1988. S. 64–65.

64 Manninen O. Op. cit. S. 301.

65 АВП РФ. Ф. 521. On. 2. П. 3. Д. 13. Л. 20; Коллонтай А. Указ. соч. С. 206–207.

66 См.: АВП РФ. Ф. 521. Оп. 2. П. 3. Д. 13. Л. 27–28.

67 Там же.

68 Nevakivi J. Ranskan Suomelle talvisodan 1939–1940 aikana tarjoamasta sotilasavusta//Taide ja ase. 1976. № 34. S. 100.

69 UM. 109. С 2с.

70 Ibib.

71 Ibid.

72 РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1296. Л. 8–9.

73 Там же. Л. 8.

74 Цит. по: Nevakivi J. Op. cit. S. 122.

75 Цит. по: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 38.

76 См.: Вопросы истории. 1950. № 3. С. 29–30.

77 РГАВМФ. Ф.Р-92. Оп. 2. Д. 766. Л. 39.

78 Peltovuori R.O. Op. cit. S. 97.

79 Visuri P. Talvisodan strateginen kehitys // Sotilasaikakauslehti. 1989. № 11. S. 779.

80 Кан A.C. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. С. 66.

81 Lundin С. Suomi toisessa maailmansodassa. Jyvaskyla, 1961. S. 115.

82 KA. AA. StS. В 118/В 3332.

83 Ibid.; Внешняя политика СССР: Сб. документов. М, 1946. Т. IV. С. 485-Ш.

84 UM. 109. С2е.

85 KA. Tudeerin kokoelma. Poytakirjoja valtioneuvoston ja sen valiokuntien istunnoista 5.12.1939-21.03.1940.

86 Ibid.

87 UM. 109. С 2c.

88 Ibid.

89 Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 127.

90 КанА.С. Указ. соч., С 70.

91 Там же. С. 53.

92 Там же. С. 67.

93 Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 39; Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 129.

94 РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1301. Л. 11–12.

95 Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 39.

96 Liddel Hart B.H. Op. cit. P. 54–55.

97 См.: История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1942–1945. М., 1963. Т. 1. С. 265; Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. S. 134.

98 Ноское A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 40.

99 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 112.

100 История второй мировой войны, 1939–1945. Т. 3. С. 46.

101 Stehlin P. Temoignage pour Ihistore. Paris, 1964. P. 215; Безыменский Л. Указ. соч. С. 108.

102 Цит. по: Носков A.M. Скандинавский плацдарм во второй мировой войне. С. 48.

103 Цит по: Liddel Hart B.H. Op. cit. P. 55; Мейсон Д. "Странная война" // От Мюнхена до Токийского залива. С. 88–89.

104 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 113.

105 Нюрнбергский процесс. Т. 2. С. 443, 461.

106 Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 135.

107 Ibid. S. 135–136.

108 Ibid.

109 Ibid.

110 Ibid. S. 128.

111 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 113.

112 Ibid. S. 98.

113 Цит. по: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 41.

114 Tanner V. Olin ulkoministerina talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 203.

115 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 117.

116 Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 40.

117 Nevakivi I. Ranskan Suomelle talvisodan 1939–1940 aikana tarjoamasta sotilasavusta. S. 107. 1,8 118 Цит. по: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 41.

119 Безыменский Л. Указ. соч. С. 109.

120 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1302. Л. 69.

121 Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 136.

122 Grippenberg GA. Op. cit. S. 117.

123 См.: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 42.

124 Там же. С. 41.

125 Liddel Hart B.H. Op. cit. P. 55.

126 Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 42.

127 Churchill W. Op. cit. Р. 442–443.

128 Myllyniemi S. Suomi sodassa 1939–1945. Hels., 1982. S. 157.

129 Pakaslahti A. Op. cit. S. 249.

13 °Cм.: Myllyniemi S. Op. cit. S. 158.

131 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 118, 119.

132 Tanner V. Op. cit. S. 238; Mannerheim K.G. Muistelmat. Hels., 1952. Osa II. S. 250.

133 Mannerheim K.G. Op. cit. S. 217.

134 Нюрнбергский процесс. Т. 2. С. 444.

135 Носков А.М. Скандинавский плацдарм во втророй мировой войне. С. 50–56.

136 Там же. С. 54.

137 Там же. С. 56.

138 Цит. по: Сиполс В.Я. Тайны дипломатические: Канун Великой Отечественной, 1939–1941. М., 1997. С. 193.

139 См.: Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. S. 194; См.: РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1302. Л. 79, 82, 84, 86, 93–95, 97.

140 РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 502. Л. 17.

141 Там же. Д. 542. Л. 38.