Часть III. Рок или ...?

Истинная храбрость заключается в том,

чтобы жить, когда правомерно жить,

и умереть, когда правомерно умереть.

Дайдодзи Юдзана,

"Начальные основы воинских искусств"

Существует несколько проверенных временем методик открытия тайн - от блестяще описанной Стивенсоном, когда "пятнадцать человек на сундук мертвеца", до откровенно парадоксальной - берётся тайна и аргументированно доказывается, что на самом деле никакой тайны нет.

О том, что где-то на берегах нашей бухты когда-то был похоронен некий английский адмирал, я слышал с самого детства. Упоминавшие о нём взрослые говорили весьма туманно, и уже тогда я знал, что здесь скрывается какая-то тайна. На мои расспросы никто не рассказал ничего определённого, но всякому овощу - своё время, и вот, кажется, оно пришло.

О поисках места могилы я постараюсь рассказать в следующей части, а пока попробуем разрешить не менее важный вопрос: что же всё-таки произошло 31 августа 1854 года на внешнем рейде Петропавловска, когда объединённая англо-французская эскадра неожиданно обнаружила себя оставшейся без своего главнокомандующего.

Пытаясь найти ответ на этот вопрос, я постарался перечитать о событиях тех дней всё, что сумел найти в библиотеках Вилючинска и Петропавловска, а также пришлось прибегнуть к помощи Интернета. Здесь мне повезло: я попал в компанию интересных людей, которые старательно изучают историю как раз Крымской войны, причём делают это в своё удовольствие без отрыва от основного места работы, обмениваются результатами, хотя и живут по всему миру. Это "Общество изучения Крымской войны 1853-1856 годов" (The Crimean War Research Society 1853-1856), центр которого находится в Великобритании. Мне представили двух изыскателей - Яна Стоуна и Кена Хортона; последнего рекомендовали как особенно вдумчивого и дотошного исследователя, который действительно умеет работать с гипотезами и документами. По нескольким причинам вышло так, что наиболее плодотворное сотрудничество, переросшее в дружбу, у меня получилось именно с ним.

Кену был семьдесят один год; внешне он представлял собою жизнерадостного солидного пожилого человека в очках, с простым добрым взглядом и открытой улыбкой. Увы, нам так и не удалось встретиться с ним в реальной жизни, но виртуальное общение через компьютер, несомненно, доставило нам очень много приятных и полезных минут. Кен работал архитектором, а ещё был пенсионером Флота Её Величества. Служил в Шанхае, Сингапуре и Гонконге, был связистом; его задачей была передача в Лондон, в Адмиралтейство, всевозможных обобщённых и систематизированных данных. Кен был не офицером, а простым матросом - на фотографии тех лет он запечатлён настраивающим свою аппаратуру, и едва только взглянув на фото, я сделал вывод, что служба службой, а вот красавицы Юго-Восточной Азии однозначно бегали за ним толпами. Кен долго смеялся, когда я сообщил ему о своих подозрениях, а потом смущённо сознался, что не только Азии.

Кен жил в небольшом тихом городке по имени Реддитч, километрах в ста к югу от Бирмингема и, несмотря на свои годы и уже тогда ухудшившееся состояние здоровья, ездил в поисках нужных документов в Лондон, в Уэльс, в Сассекс и в другие места Англии. Супругу Кена зовут Светланой, она родом с Сахалина, а теперь живёт под Севастополем в Балаклаве. Нормально воссоединиться семье мешал идиотизм международных отношений, при котором ни одному из супругов не будут платить пенсию при проживании на территории другого государства. Сын Светланы Алексей был курсантом Высшего Военно-морского училища имени М. В. Фрунзе в Санкт-Петербурге, но, к сожалению, уже будучи третьекурсником, трагически погиб в автокатастрофе под Ялтой.

Вместе со своими соратниками по изучению Крымской войны Кен часто бывал в Севастополе и Санкт-Петербурге, имел множество друзей в России, к числу коих я был рад отнести и себя. Увы, сейчас я вынужден говорить о Кене в прошедшем времени...

Прежде всего, я счёл нужным заявить Кену, что не склонен верить в самоубийство английского адмирала. Где это видано, чтобы британские (да и любые другие) адмиралы стрелялись перед сражением, которое намеревались выиграть, да ещё не объясняя причин, словно не заботясь о своей чести и о будущем своих родственников? Другое дело - после проигранной битвы... Кен согласился со мной, но предложил рассмотреть все доступные аспекты, обменяться информацией, а уж потом выдвигать гипотезы и пытаться их доказать или опровергнуть.

И начался обмен. Мы слали друг другу всё, что имели - карты, схемы, цитаты, рисунки, фотографии... Многие источники, к которым я апеллирую в этой книге, без помощи Кена вряд ли были бы мне доступны.

Но прежде всего выяснилось, что у русских и англичан несколько разные точки зрения на Петропавловский бой. По событиям в Крыму, напротив, наблюдается единство мнений, а вот что касается Кронштадта, Соловецкого монастыря, и особенно, событий на Тихом океане... Оно и понятно - английским историкам и адмиралам не очень приятно вспоминать о том позоре, который понёс британский флот в 1854-1855 годах на Дальнем Востоке, причём неоднократно: это и маскировка американским флагом, и военные подвиги, связанные с названиями "Аян", "Ситка", "Авача", "Анадырь". Это и двойная неудача в Петропавловске, и постыдное разграбление города в 1855 году (а также Аяна и острожка в Де-Кастри), и самое обидное - конфуз с географией, касающийся местоположения и статуса острова Сахалин. По этим причинам данные события выглядят из Англии несколько, гм... подкорректированными, причём трудно поверить, что сами английские историки правды не знают, ибо, как оказалось, любой англичанин имеет право лёгкого доступа к любым архивам - не то, что в России. Просто некоторые моменты в туманном Альбионе склонны замалчивать, а порой и вообще не знать - например, они там даже не представляли, где родился и вырос Дэвид Прайс. В статье А. И. Цюрупы говорилось про некое селение Силиким, и понадобился целый месяц, чтобы Кен нашёл это место, а посетив, вывалил на меня целую гору интересной информации.

В то же время выяснилась некоторая однобокость суждений и в русских источниках, в том числе тенденция к некоторому преувеличению своих достижений. Оно и понятно - история не пишет сама себя, за неё это делают люди.

Тогда-то Кен и предложил совместно написать хронику событий тех лет, по возможности, наиболее правдивую - на двух языках. Хочется верить, что его мечта почти стала реальностью...

Обмениваясь информацией, мы подчас делали для себя маленькие открытия, казавшиеся нам значительными - пусть даже давно известные историкам; продвигаясь всё дальше и дальше, мы видели, как проясняется картина событий, но с разрешением одного вопроса вставало несколько других, и ответы на них нужно было искать снова.

Например, пушки. Кен попросил описать и сфотографировать старинные орудия, которые есть сегодня в Петропавловске. Ничего не было проще, но, осматривая их, я с удивлением для самого себя обнаружил, что пушки на батарее номер три изготовлены спустя 9-13 лет после Петропавловского боя! Поразмыслив, я решил, что по-иному и быть не могло, ведь настоящие пушки в 1855 году были установлены обратно на "Аврору" и уплыли вместе с ней в бухту Де-Кастри. А эти откуда? Оставив этот вопрос на потом, я перешёл к пушкам, которые всяк может увидеть чуть ниже часовни возле двух братских могил, что у подножия Никольской сопки. Эти орудия вообще оказались нарезными - по 24 нареза в каждом стволе, да ещё и казнозарядными, с клеймами заводов Обухова и Крупа103. Тоже понятно: при установке памятного мемориала использовали то, что было под руками. Интересно, а сохранились где-нибудь те самые пушки? Находил ли кто-нибудь орудия, спрятанные в своё время в кустарнике и закопанные в дресву?

Интересные сюрпризы ждали нас и в Камчатском Краеведческом музее. Картечь и пули при ближайшем рассмотрении оказались настоящими, то же можно сказать и о штыках. Но капсюльное ружьё с тёмно-коричневой ложей, как выяснилось, вообще не имеет отношения к стрелковому вооружению войск того времени - ни русских, ни французских, ни английских. Специалист из британского музея стрелкового оружия довольно легко опознал в нём ружьё, изготовленное во Фридбурге (Германия) где-то в 1810-1850 годах для использования в условиях Арктики, о чём он уверенно судит по форме спусковой скобы. На прицельной планке ружья, по его словам, должна быть надпись, которая позволит сказать точнее. Выходит, что ружьё (если оно действительно из Петропавловска) было куплено в своё время кем-то из жителей и использовалось в качестве охотничьего. Другое дело, что его хозяин мог вместе с ним участвовать в Петропавловском бою, и тогда мы действительно можем говорить о наличии замечательного экспоната; но выдавать его за оружие десантников было бы делом некорректным. Посмотреть прицельную планку работники музея мне, естественно, не дали - оставалось только пожать плечами. А вот пули оказались самыми настоящими английскими пулями выпуска 1853 года. И штыки - один русский, а другой французский, единственный штык того времени, имевший узкую шейку возле кольца для надевания на ружейный ствол.

Аналогично и с лежащими под стеклом пуговицами. Пуговицы принадлежат полку английской Артиллерии Королевской Морской пехоты, хотя ни в одном источнике не упомянуто её участие в Петропавловском бою. Артиллерия Королевской Морской пехоты и Королевская Морская пехота - это, мягко скажем, несколько разные вещи. У них даже мундиры разного цвета. Соответственно, и пуговицы Королевской Морской пехоты выглядят несколько по-другому (Кен прислал фотографии). Встаёт вопрос: были ли именно эти пуговицы найдены в районе Никольской сопки? А может, они были выкопаны где-нибудь в районе Инкермана или Четвёртого бастиона Севастополя, а потом переданы нашему музею в порядке распределения родственных экспонатов? Так оно и оказалось - пуговицы из Инкермана.

И, наконец, знамя. В экспозиции музея выставлено знамя, которое, как авторитетно сказала гид-экскурсовод, "было отбито у неприятеля на Никольской горе" (буквально). Ну, во-первых, не отбито. Брошенное на пляже Озерновской косы знамя полицейский поручик Губарев просто подобрал и принёс Завойко. Во-вторых, не нужно иметь острое зрение и специальные знания, чтобы опознать в знамени муляж, выполненный не так давно и не с особым усердием. Муляж изготовлен из обычного современного флагдуха104 и сшит по правилам, которым следуют при изготовлении современных военно-морских флагов - это и обмётка, и соответствующим образом простроченные углы, не говоря уж о топорном качестве вышивки элементов геральдики и несоответствии цветов. Королева Англии постыдилась бы отправлять в бой своих морских пехотинцев под таким знаменем; между тем, почему-то считается, что это знамя Гибралтарского полка. Знамя же, под которым шли в атаку союзные десантники, и которое они позже оставили на пляже, лейтенант Дмитрий Максутов 3-й доставил в Санкт-Петербург, и теперь оно хранится в Санкт-Петербурге, в Государственном Эрмитаже.

Понадобилось буквально полторы недели на то, чтобы в моём компьютере появилось несколько изображений - знамя Королевской Морской пехоты, утверждённое лично Её Величеством, о чём свидетельствует надпись, сделанная ею собственноручно; типовое полковое знамя Морской пехоты - также с высочайшим утверждением, а ещё знамя Гибралтарского полка с той самой надписью "Per Mare, Per Terram", которое хранится в Англии в музее Королевской Морской пехоты и которое, как уверяют сотрудники музея, ни в чей плен никогда не попадало. Напрашивается вывод: для пущего патриотизма бравые парни под командованием капитана Паркера перед атакой сами себе сшили знамя-гибрид из подручных средств, взяв за основу флаг Королевской Морской пехоты, а поскольку Гибралтарский полк есть гордость Англии, и немалая часть морпехов эскадры в нём успела послужить, на знамени вышили "Per Mare, Per Terram" и "Gibraltar". Естественно, знамя не было освящено прикосновением Её Величества, а потому не представляло особой ценности, и при отступлении было просто потеряно на берегу среди прочих сабель, штуцеров и фуражек. Но изменить утверждённые королевой геральдические элементы (как оно сделано на муляже) они бы нипочем не додумались. Другой вариант - англичане немного лукавят, и вместо утерянного (и таким образом опозоренного) знамени Гибралтарского полка в свое время было изготовлено другое, которое и выставлено ныне в британском музее Королевской Морской пехоты, а о казусе в Петропавловске гордые британцы, как и ещё кое о чём, предпочитают "тактично" умалчивать... но это вряд ли.

Интересно было бы взглянуть на то самое знамя, и здесь возникает вполне логичный вопрос: что ему делать в обширных и так до сих пор и не разобранных запасниках Эрмитажа? Самое место ему - в Краеведческом музее Петропавловска вместо кустарно изготовленного муляжа, совсем не похожего на оригинал и представляющего собой странную помесь нескольких английских знамён с современным морским флагом. Если не дадут (а ведь запросто могут зажать, и вообще - довольно большое количество оригинальных экспонатов Эрмитажа натурально "уплывает" в неизвестных направлениях) то нужно сшить, на худой конец, нормальный муляж-копию, дабы не вводить в заблуждение посетителей экспозиции, ибо с таким же успехом можно выставить в экспозиции, например, пистолет, из которого застрелился контр-адмирал Прайс - скажем, положить маузер, выпиленный лобзиком из десятимиллиметровой фанеры.

А после прочтения присланных Кеном писем, статей и официальных рапортов (а также вахтенных журналов английских кораблей) ещё выяснилось, что во время атаки 5 сентября фрегаты "La Forte" и "President" стояли наоборот. Да и других неточностей и противоречий оказалось довольно много.

Это, конечно, мелкие штрихи, казалось бы, мало влияющие на всю картину, но из чего же состоит картина, как не из штрихов?

Позже, когда мне посчастливилось познакомиться с Лайзой Верити, информационным специалистом Национального Морского музея в Гринвиче, в моих руках оказались английские газеты XIX века и послужные списки некоторых офицеров английской эскадры, которые очень помогли глубже понять характер их взаимоотношений.

Однако вернёмся же к контр-адмиралу Прайсу.

Дэвид Пауэлл Прайс, эсквайр, на службе во флоте Её Величества британской Королевы Виктории.

Родился Дэвид в Уэльсе в 1790 году в семье небогатого помещика Риса Прайса и его супруги Анны. Фамилия "Прайс" в Уэльсе - что Иванов или Сидоров в России. Их дом по имени Эррид105 стоял (и стоит поныне) в полутора километрах к югу от маленькой деревни Килликум, а сама она - чуть к северу от Лландовери. Уэльс - по большей части горная страна с уютными тихими долинами меж высоких дышащих свободой и вечностью холмов. Язык людей, живущих здесь, считается крайне трудным, и по сей день имеет мало общего с классическим (да и разговорным) английским - обычный англичанин говорящего на уэлше просто не понимает. Килликум (Cilycwm, или Cil-y-cwm) в переводе с уэлша означает "узкая долина"; в деревне, как и полтора века назад, живёт чуть более двухсот человек. В последние годы к традиционным занятиям сельчан - земледелию да скотоводству - добавился ещё туризм, ибо уж больно красивы здешние места, и многие едут половить рыбку в неширокой речке Тауи, что протекает рядом.

В былые времена речка была чуть шире, чем сейчас, и маленький Прайс купался в ней вместе со своими сверстниками; свободное от обычных детских игр и шалостей время он посвящал школе, и родители бдительно следили за прилежностью будущего адмирала. Школа стояла (и стоит поныне) прямо за деревенской церковью Св. Майкла, а в её дворике каждый заехавший в Килликум до сих пор может видеть старое тисовое дерево, которому примерно полторы тысячи лет. Нет сомнений в том, что маленький Прайс частенько лазил на него, поскольку нельзя сказать, что в детстве он был тихий и застенчивый пай-мальчик.

Каждое воскресенье церковный колокол, установленный на самом верху серой каменной башни, созывал односельчан на торжественное богослужение, и вся семья Прайсов, приодевшись, отправлялась в церковь Св. Майкла. По сравнению с тисовым деревом церковь ещё довольно молода, ей "всего-навсего" восемьсот лет. Пройдя через церковные ворота (они в Англии называются "Лич" - Lych - и во время похорон процессия всегда делает перед ними краткую остановку), прихожане оказывались в тихом уютном церковном дворике, где издавна обретали свой покой жители деревни, поменявшие этот свет на тот. Во дворике тут и там из аккуратно подстриженной зелёной травки торчат вертикальные каменные могильные плиты, на которых выбиты скорбные надписи, а также старые, покрытые вековой ржавчиной кресты из железа - наверно, древние кельтские. Некоторые кресты, с течением времени утратив свои перекладины, превратились в небольшие колонны. Если же кто-то из сельчан заканчивал дни свои вдалеке от родины, его печальные родственники устанавливали памятные плиты по стенам внутри церкви; сидя на скамейке и слушая воскресную проповедь, маленький Дэвид глазел по сторонам и не думал, что полвека спустя в этом же самом зале будет установлена памятная плита ему самому - скорбящими сестрами Энн и Маргарет... впрочем, нет, на проповедях он головой не вертел, ибо традиционно вся семья Прайсов была очень набожной.

Кроме того, семья была и довольно большой, но, конечно же, не все жили в доме по имени Эррид, ибо дети всегда вырастают, обзаводятся своими семьями - тем не менее, Прайсы жили очень дружно и никогда не теряли своих родственных связей, что, к сожалению, случилось уже в беспокойном XX веке. Старший брат Дэвида Дэниел Прайс впоследствии стал гофмаршалом на Монсеррате, острове в Карибском море. Младший, Хауэлл, был врачом во флоте Её Величества. Самый младший, Уолтер, дослужился до поста вице-консула. Дочь Дэниела Анна в 1840 году вышла замуж за Уолтера Пауэлла Джеффриса, и своего единственного сына они также назвали Уолтером Пауэллом Джеффрисом; их потомки ныне живут в США, в Алабаме. Кроме того, у Дэвида было ещё два кузена - двоюродных брата. Оба они потом служили в Королевском флоте: сверстник Дэвида Томас стал лейтенантом, а Рис (на три года младше Дэвида), как и Хауэлл - корабельным врачом. Удивительно, но все братья Дэвида, как и он сам, мы видим, служили в британском флоте, несмотря на то, что ранее в их роду морских офицеров не наблюдалось...

В 11 лет юный Дэвид Прайс отправился записываться на службу в Королевский флот. Увы, вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что стало причиной такой тяги мужской части семейства Прайсов к морской службе, но можно сказать одно - выбор оказался неплох. В 1801 году юнга, а затем волонтёр I класса Прайс впервые вдохнул запах моря и услышал грохот корабельных орудий. 64-пушечным линейным кораблем "Ardent" (пылкий - англ.) тогда командовал неустрашимый кэптен Томас Берти, и вряд ли можно сказать, что это была плохая школа. 2 апреля 1801 года Корабль Её Величества "Ardent" принял участие в сражении под Копенгагеном, которое для Прайса стало боевым крещением. Позже его перевели на "Blenheim", который в 1803 году, когда война вспыхнула снова, пошёл в Вест-Индию.

В 13 лет его произвели в мичмана106. В Вест-Индии Дэвид Прайс служил на малых кораблях и принял участие в нападении англичан на остров Мартиника. Там было жарко - во всех смыслах.

Следующим кораблем Прайса стал "Centaur" (кентавр - англ.) под командованием знаменитого Сэмюэля Худа, в 1805 году. Сначала были боевые действия у французской крепости Ля-Рошель и 25 сентября под Рошфором, затем - снова Копенгаген. В октябре 1807 года Худ стал контр-адмиралом, но свой флаг продолжал держать на корабле "Centaur".

...Шлюпки с английского флагмана блокировали гавань Копенгагена, дабы предотвратить доставку припасов со стороны Балтики. Вельбот под командованием лейтенанта Джеймса Ши при участии мичмана Прайса и помощника боцмана Джона Уолкотта был послан на перехват датской фелюги, которая пыталась пройти у острова Моен и проскочить в Борнхольм. Фелюга пыталась укрыться у берега под высоким обрывом, где её прикрывали бы несколько сухопутных отрядов, усиленных артиллерией. Пушки открыли огонь, смертельно ранив лейтенанта Ши, и Прайс принял командование на себя. Фелюга была захвачена и отбуксирована к борту флагманского корабля. Мичман Дэвид Прайс был ранен в руку мушкетной пулей...

Первое знакомство Прайса с русскими состоялось 26 августа 1808 года в Финском заливе - англичане воевали не только с Данией, но и с Россией, а в союзниках имели Швецию. 74-пушечный корабль "Всеволод" шёл на буксире у фрегата "Поллукс", поскольку имел повреждения. В шести милях от порта буксир лопнул, и "Всеволоду" пришлось встать на якорь. От остальной эскадры адмирала П. И. Ханыкова уже пошли было шлюпки и баркасы на помощь, но опоздали - "Всеволод" был атакован двумя английскими кораблями, одним их которых был "Centaur". Командир "Всеволода" решил драться до последнего, для чего посадил неуправляемый корабль на мель. После этого англичане повредили "Всеволод" артиллерийским огнём и взяли на абордаж; однако с мели стащить не смогли, а потому просто сожгли его.

В 1809 году, когда Прайсу было 19 лет, он был назначен в Гётеборг - вновь на "Ardent", но уже в звании действующего лейтенанта. Весной 1809 года его капитаном был Роберт Хонимэн. "Ardent" крейсировал в проливе Большой Бельт, занимаясь охраной торгового судоходства на Балтике, и его шлюпки часто действовали против датчан. 19 апреля партия в 80 человек под командованием Прайса направилась на остров Ромсо в том же проливе с задачей набрать воды и дров. Днём же раньше туда высадилось триста датчан. Произошёл довольно жестокий неравный бой, в котором множество англичан было убито и ранено, а Прайс попал в плен. Датчане доставили его на остров Фюн и впоследствии обменяли на своих соотечественников, захваченных англичанами. Весь британский флот к тому времени ушёл восточнее - искать русских, а "Ardent" с ещё четырьмя кораблями оставался вблизи Дании. Осенью того же года по штурманской беспечности он сел на риф Энхольт.

Надо сказать, что отношение к пленению в те годы было несколько иным, чем в наши дни. Даже само пребывание в плену в начале XIX века не намного отличалось от нахождения среди своих. С пленными (во всяком случае, с офицерами) традиционно обращались вежливо, хорошо кормили и предоставляли определенную долю свободы. Попадание в неприятельский плен расценивалось порой как воинский подвиг - понятно, не самый блистательный, но и не рядовой. Лейтенанту Прайсу довелось совершить его ещё раз, когда он находился на "призе"107, шедшем к берегам Норвегии. Корабль сел на камни, пропоров днище, и был захвачен датчанами. Как и в первый раз, вскоре Прайс был возвращен к своим. 28 сентября 1809 года Прайса произвели в подтвержденные лейтенанты108.

На этом корабле он служил до 1811 года, после чего был переведён на 16-пушечный бриг "Hawk" (ястреб - англ.) под командование к легендарному Генри Бурчиру. У отчаянного командира и офицеры служили отчаянные. 16 августа Прайс, командуя шлюпкой, сумел захватить под Барфлёром французское судно, невзирая на сильный огонь береговых батарей. Через два дня "Hawk" крейсировал у Сан-Марко, когда Бурчир заметил на горизонте паруса. Оказалось, что это большой французский конвой, направляющийся в Барфлёр. "Hawk" лёг в дрейф и дождался французов; бой начался на дистанции половины пистолетного выстрела. Англичанам удалось прижать к берегу два брига, два люггера и пятнадцать судов с грузом. Третий бриг сумел уклониться, но тут же сел на мель. Французы поливали с берега мушкетным огнём. Бурчир спустил три шлюпки под командованием второго лейтенанта Прайса, боцмана Смита и артиллериста Уилера, поставив им задачу захватить или уничтожить как можно больше неприятельских судов. Несмотря на смехотворность сил, группам захвата удалось овладеть 16-пушечным бригом "Heron", гружёным корабельной древесиной, и тремя транспортами - "Concoard", "L'Amiable Amie" и N 710. Оставшиеся суда были загнаны под берег, где французы пытались оказать им помощь. Чтобы предотвратить это, морские пехотинцы брига "Hawk" под началом капитана Генри Камплинга отрезали им путь ружейным огнём. За весь бой англичане потеряли убитыми только одного человека, матроса Питера Халла, да четверых ранеными, а всех повреждений было - небольшая течь днища, порванные местами паруса и такелаж, лёгкие поломки рангоута. Бурчир выгнал французские экипажи на берег, посадил на "призы" своих людей и отправил их в Англию, в Спитхэд.

В августе Генри Бурчир сдал бриг новому капитану, Джорджу Уайндхэму, который оказался под стать своему предшественнику. В том же месяце Дэвид Прайс, опять же на шлюпке и снова под сильным ружейным огнём с берега, захватил французскую шхуну.

21 октября Уайндхэм приказал Прайсу произвести разведку Барфлёра. Лейтенант вернулся и доложил, что обнаружил в гавани люггер и несколько бригов. Решено было предпринять атаку, для чего "Hawk" выделил бот и катер под командованием Прайса и боцмана Смита. Всей же атакой руководил командир 36-пушечного Корабля Её Величества "Theban" (фивянин - англ.), от которого пошёл бот с лейтенантом Джоном Мэплсом. Дело было ночью; лодки Прайса и Смита были остановлены дежурной шлюпкой французов, но легко утопили её, и Прайс взял на абордаж ближайший бриг. Во время схватки на борту двое англичан были тут же убиты, а четверо ранено. Сам Прайс был сбит с ног ударом приклада по голове, и тут же разоружён командиром французского брига. Придя в себя, лейтенант обнаружил, что его бот уже уходит в уверенности, что командир убит, но предпочел плену попытку догнать его вплавь: вырвался из неприятельских рук и прыгнул за борт. Катер подобрал его, когда он был уже очень слаб.

А три месяца спустя французский штык вошёл в его бедро на четыре с лишним дюйма - это была неудавшаяся попытка отрезать два брига от гавани Барфлёра. Только через год, в сентябре 1812 года, Прайс смог вернуться к службе на кораблях, и был назначен под французский Шербур на 74-пушечный "Mulgrave". В январе 1813-го под Тулоном он вновь встретился со своим старым командиром Генри Бурчиром на "San Josef", который нёс адмиральский флаг сэра Ричарда Кинга. В 23 года (1813 год) Прайса произвели в коммандеры, а 6 декабря он был назначен командовать плавучей батареей "Volcano" (вулкан - англ.), которую летом 1814 года повёл к берегам Северной Америки, ибо был получен приказ у входа в гавань Балтимора присоединиться к флоту сэра Александра Кокрэна.

Эпизод, где "Volcano" под командованием Дэвида Прайса бомбардирует 13-дюймовыми снарядами форт Мак-Генри, даже вошёл строчкой в гимн США "Звёздное знамя".

Позже Прайс служил на реке Потомак под командованием контр-адмирала Палтни Малколма. 31 октября 1814 года, эскортируя торговое судно в сторону Ямайки, он атаковал американскую 7-пушечную приватирскую шхуну "Saucy Jack" (нахал - англ.), но превосходство в ходе позволило ей уйти, несмотря на продырявленные ядрами борта. В бою Прайс потерял лейтенанта морской пехоты Ферзера и двух членов команды; американцы - семерых убитыми и четырнадцать ранеными. Во время действий против Нового Орлеана "Volcano" был поставлен в дельте реки Каталан, и его моряки занимались доставкой боеприпасов для армии генерала Кина. Как-то раз, 24 декабря, была крупная стычка с американцами, в которой Прайсу прострелили бедро. Ранение было тяжёлым, но адмирал Малколм всё же написал: "Я верю, что рана его не опасна, поскольку он настолько же доблестный молодой человек, насколько и превосходный офицер". Далее "Volcano" прикрывал отступление английских войск, обстреливая форт Св. Филиппа на Миссисипи, а затем принял участие в осаде форта Бойер в бухте Мобил (ныне Форт-Морган в штате Алабама). После заключения всеобщего мира "Volcano" вернулся в Портсмут 31 мая 1815 года.

И вот, в 1815 году 13 июня в послужном списке Дэвида Прайса появляется запись: made Post for his services109. Чин - коммандер. В этом чине он выходит в отставку до 1834 года, то есть по каким-то причинам не возвращается в строй - пусть даже оправившись от ран. Своё первое после отставки назначение он получает только в 1834 году в возрасте 44 лет.

Теперь действующий кэптен Прайс - командир 50-пушечного корабля "Portland" в составе Средиземноморской эскадры110.

Идёт война за независимость Греции - та самая, в которой Англия потеряла великого Джорджа Байрона. За умелое командование и личную храбрость греческий король Отто в 1837 году наградил Прайса орденом "Освободитель Греции", а кроме того, он повелел написать его портрет стоящим на палубе своего корабля на фоне вечерних Афин. В этом же году (уже подтверждённый кэптен) Прайс получил поздравительное письмо от сэра (позже - лорда Британского Парламента) Эдмунда Лайонса, а также дар - парадную саблю с выгравированной на золочёных ножнах надписью:

Его Высочество Магомед Али, вице-король Египта, имел удовольствие презентовать клинок сей кэптену Прайсу, командиру Корабля Её Величества "Portland" по случаю смотра флагманского корабля его адмиралом Бессон-Беем в Александрии, сентябрь 1837 г.

После этого Дэвид Прайс имел честь покомандовать и другими кораблями - 70-пушечным "Wellington" (Веллингтон - герцогство в Англии) и 80-пушечным "Ocean" (океан - англ.).

И вновь - восьмилетняя отставка. Дэвид Прайс живёт в графстве Брекнокшир, исполняя выборную должность мирового судьи. В 1844 году он женится на Элизабет Тэйлор - дочери Джона Тэйлора и племяннице адмирала Уильяма Тэйлора, занимающего высокое положение в Британском Адмиралтействе. В 1846 году его ждёт очередное назначение - теперь он суперинтендант, комендант кораблестроительных верфей в Ширнессе (остров Шеппи, графство Кент). На этом посту он оставался вплоть до 1850 года, когда ему под шестидесятилетие присвоили чин контр-адмирала, впрочем, снова отправив в отставку.

А в 1853 году, когда Англия уже вовсю раздувала огонь Крымской войны, Прайса нашло его последнее назначение - пост командующего Тихоокеанской эскадрой. К новому месту службы он отбыл незадолго до начала боевых действий...

Так выглядит послужной список контр-адмирала флота Её Величества Дэвида Пауэлла Прайса. Но даёт ли он ответ на вопрос - почему же он застрелился перед штурмом Петропавловска?

Не даёт. Вернее, даёт, но частично. Нам же начинать нужно с другого - с этимологии слова "застрелился".

"Застрелился" - означает "застрелил себя". Во всяком случае, на русском, английском и французском языках. Это означает, что сам держал пистолет дулом к себе в момент, когда им же самим был спущен курок. Совокупность названных действий и каждое из них в отдельности может иметь самые разные причины, и возможные варианты можно назвать, объединив их в три большие группы:

- сознательное самоубийство, если Прайс осознанно направил пистолет себе в грудь и осознанно нажал спуск;

- самоубийство по неосторожности, если имел место несчастный случай при обращении со стрелковым оружием;

- убийство, если неожиданный для Прайса выстрел был подстроен кем-то извне.

Если честно, последняя версия притянута за уши, ибо на первый взгляд представляется абсолютно бредовой. Однако попробуем на время принять её, и парадоксальность тут же исчезнет. Ибо для совершения убийства нужно всего пять факторов: кого, кому, почему, чем и как. Все они были: был контр-адмирал Дэвид Прайс; были люди, которым по ряду причин он был не совсем угоден, и многими своими действиями вызывал раздражение (а попросту - мешал), здесь же и третий фактор; были пистолеты, и была возможность подстроить "случайный" выстрел. При знании устройства стрелкового оружия и боеприпасов это не так уж и сложно. Можно вспомнить некоторые подробности организации покушения на знаменитого советского лётчика Валерия Чкалова, которому (завзятому любителю охоты) подсунули патроны с подмешанным к пороху замедлителем. Другими словами, выстрел происходил не тогда, когда того хотел охотник, а чуть позже, когда раздосадованный "осечкой" стрелок спешно открывал замок ружья для извлечения "забастовавших" патронов. При наличии ещё и усиленного порохового заряда шансов у охотника оставалось очень немного. Валерий Чкалов уцелел только благодаря тому, что принято называть случайностью, хотя современная наука уже начинает полностью отказываться от этого термина. Случайностей на свете не бывает, бывает непознанная причинно-следственная цепочка.

Кому мешал на эскадре Дэвид Прайс? В первую очередь, некоторым офицерам помоложе, которые считали себя вполне достойными поста командующего. В британской печати тех лет уже неоднократно проскакивали публикации с требованиями "убрать стариков от командования армией и флотом", они пестрели весьма прозрачными упрёками и намёками. На эскадре английские газеты читали, пусть и с трёхмесячным опозданием, и отголоски крамольных разговоров, касавшихся неумения "стариков" командовать, не раз докатывались до адмирала. "Дорогу молодым!" - таким лозунгом можно было бы охарактеризовать настроения определённой части офицерского состава на английских кораблях. Так что недовольство кое-кого из офицерской кают-компании, как ни дико это выглядит, вполне могло оказаться причиной попытки убрать Прайса любым подходящим способом. История знает примеры и более изощрённого коварства.

Чем - тоже понятно. Например, его же пистолетом. Адмирал не сидит круглосуточно возле своего бюро; стянуть пистолет и провести с ним кое-какие манипуляции весьма несложно; вот и фактор "как?". Немного сточенное шептало не позволит курку надежно держаться во взведённом положении, и он сорвётся при любом сотрясении в самый неожиданный момент. Если будет убит не адмирал, а кто-то другой из экипажа - тем лучше: такого скандала ещё не было - подумать только, адмирал ни с того, ни с сего застрелил своего офицера... а хотя бы и матроса. Конструкция пистолета позволяет использовать его и для других хитроумных способов.

Конечно, спору нет - гораздо проще и надежней было бы Прайса просто отравить. Но, уж коль на то пошло, его нужно было не столько убрать, сколько скомпрометировать. И, повторяю, мы коснулись версии убийства только для того, чтобы претендовать на относительную полноту рассуждений.

Ибо адмирала на эскадре очень уважали - об этом свидетельствуют многие документы, хотя это вовсе не говорит, что у него совсем не было недругов.

Будет ошибкой сказать, что случай с Дэвидом Прайсом был единственным самоубийством во Флоте Её Величества. Был такой корабль, 240-тонный исследовательский бриг "Beagle" (гончая - англ.), хорошо известный любому школьнику, поскольку именно на нём путешествовал знаменитый натуралист Чарлз Дарвин, благодаря трудам которого все мы ходим в зоопарк не иначе как в гости к своим непосредственным, хотя и очень далёким волосатым предкам.

Именно на борту этого корабля 12 августа 1828 года скончался его капитан Прингл Стоукс. Скончался от стреляной раны головы, причём все двенадцать дней с момента выстрела себе в голову (а пуля была вытащена из мозга только после посмертной трепанации черепа), он твердил, что готов снова взять командование бригом в свои руки. И это несмотря на то, что ещё в середине июля он фактически самоустранился от исполнения капитанских обязанностей, передав бразды правления своему гидрографу лейтенанту Уильяму Скайрингу и корабельному парусному мастеру Сэмюэлю Флинну.

Что же послужило причиной такого печального инцидента? С гидрографическими целями "Beagle" дважды прошёл не самый простой с точки зрения безопасной навигации Магелланов пролив туда и обратно; во время плавания несчастный капитан совершенно запутался в собственных планах, обсервациях и приказаниях, совершенно потеряв логику управления кораблём. Причины этого психического расстройства могут послужить темой для другой книги, но то непростое положение, в которое кэптен Стоукс завёл своих людей, привело его в каюту и вложило в руку пистолет... А может, ему просто так казалось? Ведь "Beagle" шёл в паре с "Adventure" (приключение - англ.), чей капитан Кинг вполне контролировал ситуацию и ни за что особо не волновался...

Британский контр-адмирал Роберт Фитцрой также прошёл через паруса и палубы этого корабля. Когда ему было двадцать шесть лет, он составил компанию Чарлзу Дарвину в его пятилетнем плавании, которое началось в 1831 году, поскольку с 1829 года являлся капитаном брига "Beagle" и занимался исследованием всё того же Магелланова пролива уже после грустной истории с кэптеном Стоуксом. Его служба во флоте может служить примером для многих офицеров, ибо отменный гидрограф Фитцрой положил результаты своих гидрографических исследований в основу великого множества морских навигационных карт, охватывающих огромный район от Бразилии и пролива Дрейка до мыса Доброй Надежды, включая Таити, Новую Зеландию и Австралию - везде, где побывал бриг "Beagle". Позже он был выбран в члены британского Парламента, исполнял обязанности губернатора Новой Зеландии, и с пошатнувшимся здоровьем ушёл в отставку в возрасте 45 лет, но вовсе не для отдыха, а для того, чтобы осмыслить и с пользой использовать тот громадный опыт гидрографии для осуществления своей давней мечты.

А давней мечтой Роберта Фитцроя было научиться предсказывать погоду на море. В итоге он стал автором первой в мире синоптической морской карты и учредителем глобальной системы визуального наблюдения за погодой и штормовых предупреждений.

Предсказывать будущее - дело неблагодарное и опасное, даже если речь идёт о вполне поддающемся расчётам взаимодействии тёплых и холодных воздушных масс, которое мы привычно именуем погодой. Достаточно вспомнить насмешливое замечание по этому поводу Джерома К. Джерома. Между прочим, только в конце ХХ века был отменён английский закон 1667 года, предусматривавший за неверное предсказание погоды публичную порку, а если притом ещё пострадал Королевский флот, то и виселицу. В нынешние времена синоптики, неверно предсказав рассчитанную на компьютере погоду, жизнь самоубийством не кончают, но в случае с Робертом Фитцроем было именно так. Чувствуя непомерный груз ответственности за жизни, загубленные на море в связи с неправильным штормовым предупреждением, контр-адмирал Фитцрой взял в руки опасную бритву и вскрыл себе вены в возрасте шестидесяти лет...

Но это так - уточнения ради приличия. В отличие от двух командиров брига "Beagle", произошедшее с Прайсом пока не находит своего объяснения.

Вызовем свидетелей. Прямых у нас нет, зато есть косвенные. Сначала послушаем русских.

В. С. Завойко, официальный рапорт:...пленные показали, что 18 числа, т. е. в самый день входа эскадры в Авачинскую губу, умер английский контр-адмирал Прайс, что будто бы он застрелился по неосторожности на верхней палубе в то время, когда наши батареи открыли огонь...

Мичман Н. А. Фесун, письмо начальнику Морского Корпуса:...контр-адмирала Прайса, о смерти которого пленные говорили самым разнообразным образом: иные, что он застрелился от отчаяния, другие, что нечаянно, вкладывая пистолет за портупею, так что положительно не известно ничего...

Гардемарин Г. Н. Токарев, статья "Петропавловское дело":...одни говорят, что он застрелился, другие, что по нечайности убил себя, а третьи, что умер по болезни. Бог знает...

Д. П. Максутов. Воспоминания (в письме к брату): ...впоследствии мы узнали, что при входе эскадры в Авачинскую бухту застрелился англ. контр-адмирал Прайс... Причина, побудившая адмирала покуситься на самоубийство, осталась неразгаданной...

Юлия Завойко, "Из воспоминаний о Камчатке и Амуре": ...английского адмирала Прайса. Он или по нечаянности застрелился, или умышленно, или был убит; тогда это было неизвестно. Известно, что он погиб...

Юлия Завойко, из письма И. Е. Вениаминову (Отцу Иннокентию): ...как мы узнали впоследствии, убит английский генерал Прайс...

Н. Н. Муравьёв, письмо генерал-адмиралу русского флота Великому Князю Константину Николаевичу о победе в Петропавловске и о роли в ней В. С. Завойко: ...английский же адмирал Прайс убит перед Петропавловским портом на своём фрегате и похоронен в Тарьинской бухте... Завойко напрасно поверил рассказу пленного, что адмирал Прайс будто бы сам застрелился. Неслыханное дело, чтоб начальник застрелился в самом начале сражения, которое надеялся выиграть; не мог адмирал Прайс застрелиться и невзначай своим пистолетом, для какой надобности он брал его в руки, находясь на фрегате за милю от нашей батареи...

Как видим, русские свидетели, точной информацией тогда не обладавшие, в сознательное самоубийство адмирала верить не хотят. Дальше всех в своих измышлениях заехал капитан 1 ранга А. П. Арбузов ("Из записок очевидца и участника в этом деле"): ...заметно было на фрегате "President" разбитие кормового транца и кормы. При этом, по всей вероятности, убит с батареи номер один адмирал Прайс. Можно предполагать, что Прайс, придя на позицию, спустился в каюту. Влетевшая туда наша бомба произвела разлом и сотрясение, что заставило капитана спуститься в каюту, где, увидя прах адмирала, приказал слуге прикрыть его, а сам объявил команде, что о пробоине безвредной не должно беспокоиться, а следует вернее наводить орудия на неприятелей. Эта необходимая ложь экспромтом подала повод воспользоваться славной смертью адмирала Прайса и придумать самоубийство, совершённое им будто бы для того, что адмирал, при старости, с упадком энергии, боялся ответственности за промедление времени и неуспех первой попытки овладеть портом и Камчаткою. Грешно и стыдно клеветникам, и смешно верить таким выдумкам, что русское ядро или бомба не может убить английского адмирала...

Ну, Арбузов допустил в своих записках ещё много ляпов, кроме этого. Здесь главное другое: капитан 1 ранга не желает верить в самоубийство адмирала. Не может. Для него это дико - просто нонсенс! И не только для него. Однако авторы русских источников получили информацию о гибели Прайса позже, поэтому нам необходимо призвать тех, кто был много ближе непосредственно к событиям.

С французской стороны у нас, увы, только один свидетель111. Это офицер связи от французской эскадры на флагманском фрегате англичан. Его записки и по сей день считаются одними из наиболее объективных из всего, что написано о Петропавловском бое за рубежом.

Итак, Эдмон Дю Айи112, "Тихоокеанская кампания. Петропавловская экспедиция":

...В 11 часов адмирал Прайс объявил на фрегате "La Forte" своё намерение начать дело без всякого отлагательства. Сигнал развился на мачте, пароход взял "Pique" на буксир сбоку, на фрегате "La Forte" приготовились к принятию буксира, как вдруг все приготовления были прерваны. Английская шлюпка привезла капитана "Pique" на французский фрегат, и адмирал Де Пуант тотчас же отправился на "President". Английский адмирал застрелился из пистолета.

Трудно изобразить печаль как на английских, так и на французских судах. Постоянная приветливость, редкие и прекрасные качества, искусство в щекотливом командовании двумя флагами снискали адмиралу Прайсу любовь и уважение всех, и мог ли кто ожидать от него такого ужасного решения? Приближённые к нему офицеры уже несколько времени замечали в нем моральную перемену; они беспокоились, но никак не подозревали такой трагической развязки. Мы уже говорили о колебании и медленности, которыми ознаменовано было начало кампании. Сознавая нерешительность, с какою была предпринята кампания, адмирал упрекал себя в этом. В конце стоянки у Маркизских островов он горько сожалел, что потерял целый месяц времени. Душевное беспокойство его ещё более увеличилось, когда у Сэндвичевых островов он сообразил все выгоды, полученные русскими фрегатами от его медленности. Мысль, что он должен дать в своих поступках отчёт правительству, редко прощающему неудачи, овладевала им более и более, в особенности по приходе в Петропавловск ему представилась перспектива неудачи и гибельной битвы. С тех пор мысль об ответственности не давала ему покоя. Позиция неприятеля, действительно крепкая, приняла в глазах его ужасающие размеры. Не только казалось ему невозможным овладеть ею, но и получить успех при обыкновенных морских средствах можно было не иначе, как ценою чрезмерной потери в людях и, наконец, как исправить корабельные повреждения в таком отдалённом краю? Высадка, по справедливости, казалась ему ещё опаснее; короче сказать, находясь под влиянием страха, что объясняется, хотя и не оправдывается, его душевным расстройством, не иметь ни минуты покоя, не спав кряду 5 ночей, несчастный адмирал только и думал об ответственности, которую он преувеличивал, и которая буквально его подавила. Между тем он до последней минуты владел собою, обращался со всеми ровно и ласково, скрыл от всех свою тоску, с обычною приветливостью объявил на фрегате "La Forte" о своём намерении начать дело, простился с адмиралом Де Пуантом, назначив офицерам свидание вечером. Принял ли он уже в душе своё ужасное намерение? Ясно, что нет; он изнемог под роковым увлечением, и по крайней мере, зная его глубокие религиозные убеждения, должно снять с его памяти подозрение в обдуманном самоубийстве. Адмирал Прайс лишил себя жизни в присутствии своего экипажа. Пройдясь по палубе с кэптеном Барриджем, своим флаг-капитаном, и поговорив с ним о принятых диспозициях, он спустился в свою каюту, которая, по случаю предстоящего сражения, не отделялась переборкой от батареи, открыл шкаф, вынул оттуда пистолеты, зарядил и, прицелив к сердцу, выстрелил. Несмотря на поданную помощь, через несколько часов он умер, совершенно сохранив память до последней минуты. После его смерти командование эскадрою перешло к адмиралу Де Пуанту, который уже тогда, к несчастию, был одержим болезнью, от которой через несколько месяцев умер...

Перебивая Дю Айи, вновь просит слова мичман Фесун113:

...и о неожиданной, трагической смерти Прайса. Смерть этого несчастного адмирала наделала в своё время довольно шуму, много писали о ней, говорили ещё более, но определить причин и до сих пор не могли. Г-н Дю Айи в своем мнении подходит к истине ближе других, хотя, как кажется, и им самим последнее слово о роковом событии ещё далеко не сказано.

Взвесив все обстоятельства его рассказа, не знаешь, чему более удивляться: ужасной ли смерти адмирала или необыкновенному хладнокровию, выказанному им при её исполнении! Трудно представить себе, чтобы человек, боявшийся ответственности до такой степени, чтобы предпочесть ей самоубийство, не только не изменил себе до последней минуты, но ещё с столь невозмутимым спокойствием приставил бы пистолет к своему сердцу в виду всего экипажа! (Г-н Дю Айи говорит, что так как все переборки адмиральской каюты были сняты для сражения, то адмирал подошёл к своему бюро в виду всего экипажа, стоявшего по орудиям, в виду всех он зарядил пистолет и при всех же и выстрелил). Тут, право, что бы ни говорил г-н Дю Айи, есть много непонятного, тем более, что становясь уже на позицию для атаки неприятеля, всегда можно было бы избрать смерть более славную. Всё, что сказано об уважении, которым пользовался г. Прайс на обеих эскадрах, совершенно справедливо; офицеры французские и английские единодушно хвалили и даже превозносили его; а если судить по физиономии, то мне остаётся прибавить, что при встречах с нашими офицерами в Кальяо и Лиме, адмирал этот поражал всех нас своей благородной и внушающей почтение наружностью. Нет сомнения, что трагическая смерть его обескуражила англичан и, предоставив лишь только тень командования в руки храброго, честного, но не пользующегося популярностью адмирала Де Пуанта, много содействовала неудаче союзников, тем более что по непростительной неосторожности они не только не скрыли от нас смерти этой, но ещё сами дали отличный случай узнать о ней через семейство камчатских жителей, попавшихся случайно к ним в плен и возвращённых французским главнокомандующим с большой вежливостью. В Петропавловске никто не хотел верить, чтобы адмирал мог застрелиться случайно, смерть его все относили к удачным выстрелам наших батарей, и, конечно, это немало придало духу гарнизону как первая добрая весть со дня прихода неприятеля.

Капитан 1 ранга Арбузов перебивает, в свою очередь, мичмана Фесуна ("Замечания на статью г. Фесуна о Петропавловском деле"): ...никто не сказал и не заметил, что фрегат "Президент" 18 августа на позиции против батареи номер один был сильно повреждён в кормовой части выстрелами из бомбической пушки; многие это видели, и все должны были обратить на это внимание, как по стуку, раздававшемуся целую ночь по Авачинской губе при исправлении кормы фрегата, так и по тому, что когда фрегат 20 числа вступил снова в дело, то корма его не была даже хорошо закрашена, и новые заделки ясно обозначались. Как можно было забыть и выпустить из рассказа обстоятельства, которыми могло бы быть смыто пятно с памяти достойного адмирала?..

Кгм... в этом отрывке Арбузова лично мне по душе только последние шесть слов, всё остальное - чушь. Но ведь я тоже, как морской офицер запаса, не хочу верить в сознательное самоубийство Дэвида Прайса. Не хотел бы в него верить и Кен Хортон, написавший мне: "...также не верю - но как мы докажем это?"

Может, и не докажем. Но, по крайней мере, обвинения в трусости с адмирала снимем. Те самые обвинения, в результате которых в английском "Словаре Национальной Биографии"114, в статье "Прайс, Дэвид", появилась позорная строчка: "Самоубийство Прайса было в основном отнесено на счёт его страха ответственности за свои действия".

Повторяясь за французами и англичанами, наш адмирал-подводник Г. И. Щедрин в книге "Петропавловский бой" тоже пишет: ...Дю Айи смерть командующего считает самоубийством из-за боязни ответственности за неумение перехватить в океане русские фрегаты и возможную неудачу взятия Петропавловска. Что французский офицер близок к истине, подтверждают отклики английской прессы. Газета "Nautical Stand" опубликовала пространственную статью "Физическое и нравственное мужество" раньше, чем написал статью Дю Айи. В ней Прайс не назван по имени, но речь идёт именно о нём, о его самоубийстве вследствие боязни ответственности. Газета заключает: "Во всяком случае, ему бы следовало дождаться результата нападения, времени было бы достаточно при неудаче прибегнуть к этой крайности и отчаянной мере, если он так сильно боялся ответственности". Статья - своеобразный некролог Прайсу, но некролог с упрёком покойнику. Тут говорится о преднамеренном, а не нечаянном самоубийстве, как трактует официальное донесение. В раздраженном тоне газета утверждает то, что Дю Айи лишь предполагает: Прайс застрелился из-за боязни ответственности за позор британского флага, чему он был причиной... Ага, значит, было официальное донесение про несчастный случай, впоследствии отвергнутое. Книга Щедрина проникнута духом советского патриотизма, порой неоправданно излишним; в ней также имеются противоречия и неточности115. Допустим, что победителей и впрямь не судят - но тогда имеем ли мы право говорить об объективном освещении событий, употребляя слова "история" и "правда"?

Интересно, а что нам скажут англичане?

Наиболее скромен и осторожен в своей оценке кэптен Николсон (официальный рапорт британскому Адмиралтейству): ...31 августа контр-адмирал Феврье Де Пуант принял решение относительно переноса выполнения плана атаки внешней обороны Петропавловской гавани, согласованного между ним и покойным главнокомандующим, чья несвоевременная смерть в предшествующий день остановила движение кораблей... Вот такая обтекаемая фраза... совсем другое дело - частные письма и разговоры баронета, тон и формулировки которых дошли до прессы (а значит, и до общественности), но уже не за его, Николсона, подписью. Сэру Фредерику было важно оправдаться за позор поражения, и это ему удалось, хотя и с трудом - взвалив вину на Прайса и на Де Пуанта. А что? Мертвые сраму не имут... Незадачливый полководец Николсон сделал попытку реабилитировать свое реноме путём унижения Прайса - ну и дальнейшими проявлениями своей воинской доблести. Увы, в один ряд с Дрэйком, Нельсоном и Худом он так и не попал.

И поделом. А то как-то странно выходит: в Интернете, куда ни ткни мышью (не говоря уж о публикациях в печати), везде написано примерно одно и то же на разных языках. "Испугавшись предстоящего поражения, контр-адмирал Прайс струсил и застрелился, и его самоубийство явилось одной из главных причин поражения союзников". А между тем - кто хвастался, что возьмёт Петропавловск? Николсон. Кто громче всех требовал второго штурма? Николсон. Кто составил его план, основываясь на информации, полученной от невесть кого? Опять Николсон. Кто не сумел сориентироваться в ходе боя, не развил свой план, не предусмотрел, не подстраховал, не переиграл и так далее? Всё тот же кэптен Фредерик Николсон. А кто остался виноват в том, что Петропавловск не взят? Контр-адмирал Прайс.

Что-то очень похожее было у классика сатиры - "Я вышел в море. Я поднял паруса. Я дал полный ход. Мы сели на мель".

М-да. Справедливости ради неплохо бы отметить, что Прайс остался виновным только в глазах общественного мнения. С Николсоном парламент поступил довольно жёстко, лишив его наград, которых у него и так было не навалом. Но во всем сквозила (и сквозит) всё та же мысль: Фредерик Николсон пострадал из-за Дэвида Прайса, который струсил... (см. выше).

Что там дальше? Ага, вахтенные журналы. Их строки столь же кратки и невыразительны. HMS "Virago": ...прекратили движение по сигналу в связи с тем, что главнокомандующий находится в предсмертном состоянии... HMS "Pique": Полдень. "Virago" встала лагом к фрегату "President" по корме от "Pique". Снялись с якоря и отдали якорь по сигналу - выяснилось, что главнокомандующий контр-адмирал Прайс скончался. И только вахтенный журнал фрегата "President" хоть что-то уточняет: ...контр-адмирал Прайс был застрелен пистолетной пулей, своею собственной рукой.

Лейтенант Джордж Палмер прямо пишет о том, что все были уверены в имевшем место несчастном случае и были просто огорошены словами Прайса о совершённом им страшном преступлении. У Щедрина, кстати, есть взятое из французских источников упоминание о том, что ...вдруг кэптен Николсон доложил французскому адмиралу, что Прайс случайно застрелился... Кен Хортон прислал мне как-то следующие строки: "Мистика какая-то!!! Я нашёл старую английскую книгу дат и событий, там сказано о Петропавловске: "Цель атаки не была достигнута - думается, по недостатку запасов. Адмирал Прайс был убит случайным выстрелом из своего собственного пистолета"116. К сожалению, названия книги Кен не указал...

Капеллан Томас Хьюм также не присутствовал при выстреле, и судит о самоубийстве с чужих слов, а затем исходя из фразы, сказанной самим Прайсом. Складывается впечатление, что принятая поначалу версия несчастного случая переросла в версию о самоубийстве уже после поражения, ибо последняя была уж очень удобна для всех. И для русских (пришедший атаковать адмирал не поверил в успех сражения и с перепуга застрелился), и для союзников (боялся ответственности за исход дела и, опять же, застрелился, завалив всё дело). Но что интересно - если союзники довольно легко приняли версию сознательного самоубийства, то русские упорно отказывались верить в неё из-за явной абсурдности. Ведь союзники противоречат сами себе - то адмирал был уверен в успехе дела, то вдруг стал не уверен и пустил пулю в сердце. Да при этом ещё никому ничего толком не объяснив, не оставив записки - в личных дневниках Прайса ничего на этот счёт нет; разве так должен стреляться британский адмирал? И вообще - где такое видано, чтобы военачальник обдуманно застрелился перед сражением, которое приготовился выиграть, пусть даже не так легко, как предполагал? Другое дело - после проигранной битвы, когда пятно позора уже лежит на нём, когда кровь бестолково положенных солдат вечно будет давить на сердце неимоверным грузом. Впрочем, истории известна масса знаменитых "полководцев", которым десятки и сотни тысяч загубленных жизней были, что говорится, до лампочки, а выигранных сражений - раз-два и обчёлся, если таковые вообще были117.

Английский офицер с одного из кораблей эскадры (думается, что всё-таки с фрегата "President") пишет: ...наш любимый старый адмирал Прайс пал, смертельно раненный, грустно сказать, пистолетной пулей, выпущенной его собственной рукой. Он был на палубе с самого утра, с шести, и даже забирался на самый топ грот-мачты фрегата "President", чтобы получше разглядеть неприятельские позиции - до полудня он нанёс визит французскому адмиралу и вернулся на свой корабль весьма бодрым. Мы все уже были готовы начинать дело, как адмирал спустился вниз и прошёл в корму. И в эту минуту все на борту фрегата "President" услыхали пистолетный выстрел, а вскоре стало известно, что бедный старый адмирал застрелился. Это было примерно в пол-одиннадцатого утра. Никаких умозаключений - честно пишет только то, что знает. Но наша задача от этого не облегчается.

А вот "Illustrated London News" за 28 ноября 1854 года указывает однозначно: Контр-адмирал Прайс был случайно убит выстрелом из пистолета в его собственной руке118. В Журнале событий фрегата "Pique" тоже сначала говорится о несчастном случае, а потом о попытке адмирала прострелить себе сердце. Единой версии не было ни у кого.

"Таймс", 23 ноября 1854 года, "Объединённые силы на Тихом океане": ...в это время - четверть второго - от "Pique" к "La Forte" подошла шлюпка с его капитаном. Французский адмирал со своим адъютантом и хирургом отправился на "President". Только что был смертельно ранен адмирал Прайс - его пистолет качнулся в руке, и пуля пробила сердце... Барабаны пробили "отбой", и изготовления к бою были приостановлены... Смерть адмирала расстроила весь флот, поскольку он был всеми очень любим...

Та-ак...

"Таймс", 26 декабря 1854 г., "Петропавловское дело": ...днём позже нашего прибытия, когда адмирал Прайс намеревался предпринять атаку, пока мы поднимали якорь, дабы сблизиться с батареями, адмирал застрелил себя из пистолета, как я полагаю - из-за большого волнения относительно результата сражения; но, поскольку это, как казалось, сохранялось в тайне на борту корабля, лучше не говорить об этом слишком много... Адмирал Прайс выглядел весьма здоровым стариком; думалось, что он будет жить ещё долго и будет, пожалуй, последним человеком в мире, который сделает то, что он сделал. Его смерть омрачила на корабле каждого, ибо его очень любили.

Снова мы слышим, что адмирала уважали и любили на эскадре, но - опять это набившее оскомину "застрелился из-за волнения относительно результата сражения". Если уж цепляться за слова, то можно выдать и такую версию: волновался за исход баталии, рука тряслась, ну и так далее. Слово остаётся словом - "застрелился", то есть сам. Но всё равно понятного мало.

Кроме того, интересен такой нюанс: уже в декабре 1854 года молодой мичман почему-то не хочет распространяться на эту тему. Чего он боится? А боится он, несомненно, одной вещи - что его мнение может не совпасть с тем, которое уже озвучено и будет офиуиально принято чуть позже. Вот это уже можно назвать трусостью. И странно слышать о том, что смерть адмирала сохранялась в тайне - ну прямо секрет Полишинеля, поскольку уже через два дня после злосчастного выстрела о ней знали даже русские, то есть те, кому уж никак не полагалось об этом знать. Плюс эта странная фраза кэптена Барриджа, обращённая к лежащему в гамаке Палмеру: "Ради Бога, проследите, чтобы команда не знала!" - как прикажете её понимать, когда адмирал, по Дю Айи, застрелился на виду у всего главного пушечного дека - у офицеров и матросов?

Наверно, не совсем к месту - но лично у меня старший офицер, лежащий в гамаке при приготовлении корабля к бою, вызывает тень лёгкого недоумения. Ну, может, я чего-то недопонимаю.

О первоначальной версии случайного выстрела говорит и Александр Вернор Макколл, помощник писаря на фрегате "Pique". Однако тут же он поправляется и сводит всё к официальной версии. Интересно, писался ли бортовой журнал фрегата параллельно событиям или был восстановлен позже по черновым записям? Почерк ровный, аккуратный и неспешный (не то что в вахтенных журналах), везде одинаковый, помарок и вписываний нет, зачёркивания сведены к минимуму...

Правомерно ли отождествлять понятия "осознание ответственности" и "боязнь ответственности"? Пожалуй, нет. Во втором случае вполне логичны попытки от ответственности уйти, если разговор идёт о не вполне порядочном человеке. И сейчас самое время вернуться к адмиральскому послужному списку.

Судя по всему, труса Прайс не праздновал никогда. Это касается его участия в боевых действиях - шлюпка против брига, шлюпка против шхуны и так далее. Это же касается и отдельных эпизодов его жизни, не связанных со стрельбой и фехтованием на кортиках. Как-то раз молодой мичман Дэвид Прайс забрался - куда б вы думали? - на купол собора Святого Павла в Лондоне и повязал там свой платок. После этого озорник спустился вниз и предложил желающим снять его. Желающих не нашлось. Это к вопросу о личной смелости, хотя скорее говорит о склонности к отчаянному риску. А лазить на мачты он не боялся даже вплоть до самого последнего дня своей жизни. Кто думает, что для этого не нужна особая храбрость - пусть пойдёт и попробует подняться хотя бы на пятнадцатиметровую мачту небольшой яхты.

Смелый молодой офицер отважно шёл в любой бой и так же отважно вёл в него своих подчинённых. Но с карьерным ростом всё реже приходится ходить в бой непосредственно, и тому, кто действительно знает, что это такое, всегда больно посылать в схватку других людей, оставляя себя в относительной безопасности. До Петропавловского десанта у Прайса такого не было - он всегда ходил в атаку сам, глядя прямо в глаза неприятелю.

Первым проанализировал послужной список Прайса английский профессор-историк Майкл Льюис. Он первым прикоснулся к глубокой внутренней трагедии контр-адмирала Дэвида Пауэлла Прайса и почти правильно указал причины того рокового выстрела. Но главного вывода уважаемый профессор Льюис, увы, так и не сделал. Это попробуем сделать мы, но не сейчас, а чуть позже.

Пока что мы проведем эксперимент. Возьмём в правую руку пистолет (конечно, лучше не настоящий, а какой-нибудь макет длиной сантиметров тридцать пять) и попробуем прострелить себе сердце. Что? Не получается? Неудобно? Наискосок? Неважно, был Прайс левшой или правшой - всё равно неудобно. Оказывается, выстрелить себе в сердце не так-то просто, скорее, прострелишь левое лёгкое - что, кстати, и произошло. Конечно, спускать курок можно и большим пальцем (а вот это уже явный признак сознательной попытки суицида) - это куда удобнее и позволяет попасть прямо в сердце. Но весь фокус в том, что Дэвид Прайс себе в сердце не попал. Не знал, где оно находится?

Самоубийца промахнулся. "Смазал". Абсурд? Да. Тот, кто действительно хочет застрелиться, немедленно уйти из жизни, стреляет себе в голову - в рот, под подбородок, в висок (если позволяет длина оружия). Горе-самоубийца, желающий остаться в живых и мечтающий о том, чтобы его пожалели, стреляет в живот, причём так, чтобы - упаси Господь! - случайно не повредить позвоночник и чтоб помощь подоспела как можно быстрей.

А в сердце? Кто стреляет себе в сердце?

Сейчас мы попробуем прикинуть вероятность того, что виной всему был несчастный случай.

Могло ли такое быть? Глубоко цивильный человек, скорее всего, пожмёт плечами и скажет что-нибудь вроде "заставь дурака Богу молиться..." и будет ой как неправ.

Жёсткая статистика любой армии и любого флота, недоступная обывателю, бесстрастно констатирует: оружие (даже незаряженное) стреляет в самый непредвиденный момент и в самом неожиданном направлении. В любом воинском подразделении более или менее часто происходят несчастные случаи, связанные с оружием, и их число впечатляет. Лично за мою офицерскую службу таких случаев было около двадцати, правда, только один из них закончился летально. Более того, дважды это происходило персонально со мной, и я могу засвидетельствовать, как это бывает глупо и необъяснимо (хотя, при ближайшем рассмотрении - очень даже объяснимо). А самое интересное то, что обычно это случалось не с балдобоями, а с нормальными дисциплинированными людьми, грамотными офицерами и отличными специалистами. Куда реже - с разгильдяями и болванами. Что это - рок какой-то?

Чтобы произошёл несанкционированный выстрел, требуется целая цепочка обстоятельств, и довольно длинная (груды инструкций всё более и более удлиняют её), но рано или поздно она складывается - и тогда выстрел неизбежен. Диапазон подробностей происшествия может быть самым различным - от ярко-комических и невозможно тупых до жутко-трагических, но все они крепко завязаны в причинно-следственную нить, ибо случайностей на свете не бывает. Раз в год стреляет даже палка - это истина, а не идиома. Смешное слово "казус" означает "случай" в смысле "происшествие", но никак не саму фатальность его возникновения. Случайность, конечно, пока что считается научной категорией, но ей оперируют лишь тогда, когда хотят показать вероятностный характер какого-то конкретного события, а вовсе не имея в виду нечто, неожиданно свалившееся с неба. Так и называют: вероятность. Непредвиденная случайность - это когда какое-то событие вполне может произойти, но никто не удосужился его предвидеть и не принял соответствующих мер. А посему - вероятность для конкретного человека выстрелить себе в грудь из пистолета, который у него есть, в силу различных не предвиденных вовремя причин всегда больше нуля. И жизнь эту грустную истину подтверждает.

Прошу отметить, что мы говорили о современном оружии - относительно надёжном, с развитыми системами предохранения и со строжайшим контролем (увы, порой дающим сбои). А если говорить о том, какое оно было полтора века назад...

Итак - какие пистолеты были у контр-адмирала Дэвида Прайса?

На этот вопрос уже не сможет, наверно, ответить никто. Хорошо. Чуть изменим формулировку. Какие пистолеты могли у него быть?

Середина XIX века - переломный момент в эпохе стрелкового оружия, равно как и артиллерии. Прежде всего, оружие постепенно становится нарезным. Во-вторых, происходит переход от заряжания с дула к казнозарядным системам; появляется металлическая гильза, вытесняющая бумажную119. Ещё до этого был изобретен капсюль-пистон, и кремнёвый замок потихоньку начал уходить в прошлое. Наконец, наступает эра револьвера.

Посмотрим на группу пистолетов XIX века - на русские дуэльные капсюльные (и кремнёвый), заряжающиеся с дула, и нарезной русский офицерский капсюльный пистолет образца 1854 года; на английский гладкоствольный капсюльный пистолет образца 1842 года, мало отличающийся от предыдущих. Их всех объединяет одна немаловажная для нас деталь, а именно - спусковая скоба, предохраняющая от случайного спуска курка с боевого взвода. В большинстве случаев она действительно является мощным предохранительным устройством, хотя и не гарантирует полной безопасности. Такие пистолеты могут быть опасны, если у них взведён курок, ибо детали спускового механизма истираются, изнашиваются, становясь менее надёжными: курок может просто сорваться с боевого взвода в самый неподходящий момент. Зарядил пистолет, взвёл курок - а он тут же сорвался. Выстрел.

Таких выстрелов было много, слишком много, и потому мастера-оружейники бились над созданием прочных, простых и надёжных систем спусковых механизмов. Может показаться, что такой элемент предохранения, как спусковая скоба, являлся непременным и само собой разумеющимся атрибутом пистолета. А вот и нет.

Перед нами пара капсюльных поясных пистолетов из коллекции английского короля Георга IV. Свою коллекцию он начал собирать, ещё будучи Принцем Уэльсским, и в ней есть всё, что угодно, в том числе и вот эти инкрустированные серебром пистолеты со складными спусковыми крючками. Несомненно, оружейный мастер был уверен, что складной спусковой крючок упраздняет спусковую скобу за ненадобностью, однако жизнь показала, что это не так: он норовил разложиться в самый неподходящий момент; предохранив хозяина он случайного выстрела сто раз, в сто первый он подкладывал ему свинью. К XX веку от таких спусковых крючков практически отказались, оставив их только на револьверах типа "велодог"120 и ещё на некоторых, довольно редких системах. А кроме того, у этих пистолетов тоже был механизм спуска курка, на надёжности которого мы уже останавливались.

Револьверы появились в первой половине XIX века и быстро завоевали популярность по нескольким причинам. Во-первых, они были многозарядными, в то время как попытки сделать многозарядный пистолет пока что приводили лишь к появлению уродливых монстров, в том числе и многоствольных. Во-вторых, револьверы быстро стали самовзводными: их курок взводился при нажатии на спуск, а затем срывался с боевого взвода, производя выстрел, но при обычном ношении оружие было вполне безопасно, хотя и готово к действию в любой момент121. В-третьих, револьверы использовали (не сразу, конечно) металлическую гильзу бокового или центрального воспламенения, куда более удобную, чем предыдущие виды боеприпасов, и, наконец, в-четвёртых, револьверу не так страшна была осечка. Достаточно было нажать на спуск ещё раз, и барабан подводил на линию выстрела новый патрон. Таковы револьверы Уитни, Ремингтона, Адамса и, конечно же, знаменитого Кольта, который, как не вполне справедливо считается, всех людей уравнял в правах122.

Тем, кто сомневается, что уже тогда револьверы состояли на вооружении регулярных армий, предлагается глянуть на модель Кольта 1851 года, которая так и называется - Navy (военно-морские силы - англ.), а до него появился армейский. Рядом ещё две военно-морские модели - Whitney и Adams. Возразят: но ведь Кольт - это Америка, а мы говорим про Европу! Пожалуйста: Webley Longspair и Westley Richards, две (и далеко не единственные) английские модели середины XIX века. Что же до Франции, то она имела револьверы знаменитого бельгийца Лефоше, и не только. Из представленных моделей всего одна не имеет спусковой скобы (и у неё складной спусковой крючок), но для самовзводного револьвера это не критично в смысле безопасности.

Если мы говорим о вероятности несчастного случая, то револьверы, пожалуй, придётся отмести в сторону. Тем более что нигде в источниках слово "револьвер" не употребляется, а для военного человека револьвер и пистолет разнятся так же, как истребитель и бомбардировщик. Если все они пишут "пистолет", значит, у Прайса были пистолеты, и всё тут, а это совсем другое дело.

Какие бы пистолеты ни были у Прайса, они в любой момент могли преподнести ему неприятный сюрприз. Самые новейшие модели или стильный гладкоствольный кремнёвый ретро-образец - вроде русского дуэльного первой половины XIX века - ни один из них не был безопаснее, скажем, современного пистолета Макарова, который (уж поверьте!) совершенно не терпит даже мало-мальски безалаберного к себе отношения. Может быть, это был изящный дорогой современный пистолет работы знаменитого мастера, а может - старинный, который чем-либо был очень дорог адмиралу. Это практически не меняет дела. Главное - что все они весьма громоздки, ненадёжны и очень неудобны для самоубийства путём стрельбы себе в сердце.

Итак (по данной версии), адмирал вынул из ящичка бюро свои пистолеты, взял один из них, зарядил (по-видимому, со стороны дула), взвел курок и повернул к груди. Генерал-губернатор Муравьёв задает вопрос, для какой надобности Прайсу приспичило брать в руки пистолет за милю до русских батарей. Сложно сказать. Точно так же сложно сказать, для чего адмиралу Де Пуанту понадобилось возглавлять десант 5 сентября. Правда, возглавлял он его, сидя в самой последней шлюпке, но - на банке стоял, саблей размахивал и подчинённых на битву воодушевлял. Неужто место командующего было не на мостике своего флагманского фрегата? Как видим, нет (с точки зрения самого командующего). Как знать, может быть и Прайсу хотелось тряхнуть стариной, вот и начал засовывать пистолет за пояс (а курок взвёл автоматически - не забываем, что он жутко устал и пять суток почти не спал), курок сорвался или палец соскочил... А может, он действовал, как сомнамбула (опять же, по причине усталости), сработали старые рефлексы откуда-то из подкорки: раз в бой - значит, нужно нацепить кортик и засунуть за пояс пистолет. Поясные кобуры тогда только начали появляться во флоте, и то только для револьверов.

Проведём ещё один эксперимент. Попытаемся не спать в течение пяти дней, а на шестой проделаем какую-нибудь нехитрую и ставшую обыденной процедуру - например, заменим перегоревший предохранитель. Это куда безопасней, чем заряжать пистолет. Общеизвестно, что на седьмой день бессонницы у человека появляются галлюцинации и помешательство, а на десятый наступает смерть. Правда, это при условии полного отсутствия сна, но те краткие десятиминутные возможности поспать в течение последних пяти дней вряд ли добавили Прайсу душевных и физических сил.

Имеем ли мы право сбросить со счетов вероятность несчастного случая при обращении с оружием? Нет.

Но что, в таком случае, означает фраза "я совершил страшное преступление"? Что он имел в виду? Неужели - "я нарушил меры безопасности при обращении со стрелковым оружием, нечаянно застрелил себя и оставил всех вас без командующего, подорвав ваш боевой дух"? А что же тогда?

Профессор Майкл Льюис первым обратил внимание на то, что опытный адмирал Прайс в 1854 году был уже не тот отчаянный лейтенант из-под Копенгагена и Барфлёра, и даже не смелый коммандер из Балтимора, и уж конечно, не храбрый кэптен фрегата "Portland". Льюис предложил взглянуть на послужной список Прайса несколько другими глазами. И получилось: 14 лет службы - 19 лет отставки, 4 года службы - 8 лет отставки, 4 года службы (на берегу) - 3 года отставки. И только потом назначение на Тихоокеанскую эскадру. Итого выходит - на 22 года службы приходится 30 лет отставки! И далее Льюис фактически делает вывод о недееспособности Прайса как командующего: волнительность, неспособность принять решение, склонность к колебаниям и самобичеванию, нерешительность и опять же - в который уже раз! - боязнь ответственности. С мэтром истории радостно согласились все остальные исследователи Крымской войны - как английские, так и наши, включая уважаемого Алексея Игоревича Цюрупу, сумевшего первым из русских исследователей взглянуть на адмирала Прайса как на человека, а не как на трусливого полководца-агрессора, которому поделом.

Чтобы покуситься на самоубийство, нужны причины. Были они у Прайса? Нет, их не было. Он мог просто уйти из Петропавловска, оставив в нём "Аврору" и "Двину", и напасть на другое поселение. На Аян, например. Или пройтись к югу, найти остатки русской эскадры и разбить их - без "Авроры" русским на море пришлось бы ох как туго. Это в том случае, если причиной рокового выстрела считать боязнь позора поражения. Да какая же боязнь? Прайс и так никогда и никого не боялся, а тут имел превосходящие силы... Если это не причина, то что же?

В своей статье Льюис пытается дать ответ. Он отмечает, что блистательная служба в море чередовалась у Прайса с годами безрадостного топтания под стенами Адмиралтейства в попытках получить новое назначение. Это не могло не сказаться на психике адмирала, говорит Льюис, и, очень вероятно, он прав. Почему-то боевого офицера не брали на службу, и между строк у Льюиса (а за ним и у Джона Стефана, и у остальных) просматривается скрытое подозрение наличия у Прайса некоего изъяна, из-за которого ему постоянно отказывали. И, якобы, только после удачной (читай - выгодной) женитьбы на племяннице адмирала Тэйлора выживающему из ума Прайсу удалось добиться для себя последнего назначения, этакого "дембельского аккорда", который он так бесславно завалил. И всё сразу возвращается на круги своя - то есть к строчкам из "Словаря Национальной Биографии", похожим на презрительную пощёчину.

Что же до состояния Прайса в последние дни, предшествовавшие 31 августа 1854 года, то тут Льюис от анализа уклоняется, говоря, что "это дело более психиатра, нежели историка", и представляя адмирала потенциальным пациентом соответствующего медицинского учреждения. А вот как и почему славный боевой офицер стал чуть ли душевнобольным - английская история с её историками стыдливо умалчивают.

Прайса в документах часто называют стариком, стариканом. Ну да, 63 года - это не 36. Однако Де Пуанту было 68, и в ряду с британскими Напье и Дандасом Прайс опять же является самым молодым. Нет. Это не аргумент. А то получается, что британское Адмиралтейство прошляпило и послало командовать эскадрой на Тихий океан престарелого потенциального душевнобольного - они там что, совсем идиоты были? Вроде, не были123. Но: сначала вдоволь поиздевались над человеком, а потом отправили за тридевять земель командовать эскадрой, даже не утрудив себя постановкой ему конкретных задач.

Справедливости ради, следует сказать, что Льюис всё же упоминает о бюрократии, насквозь проевшей британское Адмиралтейство, но при этом он ни слова не говорит в защиту Прайса, ставшего её жертвой. Хотя, между прочим, далеко не факт, что Прайс, находясь в отставке, так уж постоянно околачивался у Адмиралтейства в ожидании нового назначения. Временная отставка для британских офицеров была вещью нередкой, чуть ли не нормой, через неё прошли и Барридж с Николсоном. Ведь может быть так: поплавал, повоевал - отдохнул, поправил здоровье, потом ещё поплавал, вырос в чине - еще отдохнул... Исполнял должность мирового судьи, должность, между прочим, выборную и почётную, и исполнял хорошо, раз выбирали опять и опять - всё же восемь лет! А потом снова потянуло в море... Так или не так?

Наверно, в этом и состоит беда настоящего моряка - его постоянно тянет в море, тянет всегда, до слёз, до тяжести в груди, даже когда он еле ходит по суше. Судьба, как правило, складывается так, что моряк вынужден возвращаться к жизни на берегу, но шелест пены, хлопанье парусов и стук блоков, крики чаек и пение штормового ветра в снастях будут преследовать его во сне и наяву всю жизнь, до самой смерти, а наверное - и после. Никто пока не нашёл этому объяснение, но это так. Особенно если моряк ходил на паруснике.

И понятно, что отставка Прайса была вынужденной. Он браво воевал, был отчаянным сорвиголовой и не раз заглядывал смерти в глаза, дважды пережил плен и несколько раз был ранен - и здесь ключ. Он имел право обо всём этом рассуждать и имел на всё своё собственное мнение, коим очень дорожил. Иначе не был бы он валлийцем, уроженцем Уэльса. А кому в Адмиралтействе мог понравиться офицер "без роду, без племени", смело высказывающий своё мнение - хотя бы он плавал с самим Бурчиром или даже с Худом? Британское Адмиралтейство во все года славилось заплесневелостью своих чиновников, кабинетных адмиралов, сумевших сожрать с потрохами даже самого Нельсона. В кабинетах нужно другое умение - не кортиками и не пушками. Слово "лавировать" там носит несколько иной смысл... и это, к сожалению, прямо касается, увы, не только английского флота XIX века, но и некоторых других, в том числе и современных. А потому, оправившись от ранения, Прайс не смог найти места для службы. Офицеров после заключения мира в 1815 году было куда больше, чем надо, всяк норовил "протолкнуть своего сыночка" (и проталкивали), а за Прайса замолвить слово было некому. Получается, что его просто игнорировали. Назначение на Средиземноморскую эскадру Льюис называет подачкой, и он, несомненно, прав. Прайсу доверили не завоевывать колонии для Её Величества и не сверкать на парадах, а отправили на черновую работу "в дыру" - по ряду политических соображений нужно было временно поддержать независимость Греции. И что же? Он возвращается оттуда не подавленный, не униженный, но довольный - с орденом, золочёной саблей и парадным портретом, написанным по приказу греческого короля. Он не купил всё это, не украл - он был награждён за честное выполнение долга в соответствии с личными убеждениями. И было бы наивным предположить, что всё поголовно Адмиралтейство было от этого в восторге, поскольку с точки зрения англичан в те годы только одно государство имело право на независимость - это сама Великобритания. И очень похоже (ай, до чего ж современно выглядит эта ситуация!), что Прайсу кто-то там что-то такое едкое по этому поводу сказал, а тот, несомненно, достойно ответил, и на том раскланялись; а в результате своё следующее назначение он ждал ещё восемь лет, всё правя и правя цивильный суд в графстве Брекнок.

И почему-то мне вдруг захотелось сравнить судьбу контр-адмирала Прайса с судьбой опального советского подводника Александра Маринеску...

А теперь, подводя некоторые итоги, я предлагаю мнение писателя-мариниста Максима Токарева, пока не очень широко известного. Он имеет такое же право высказаться, как и Майкл Льюис, и Джон Лафтон, поскольку с историей флотов знаком не понаслышке. Правда, Максим слова не просил, и я просто процитирую его письмо ко мне.

...А я знаю, отчего застрелился Прайс. Эта фраза - о посылании в бой молодых и достойных парней - гораздо глубже по смыслу, чем кажется. Биография Прайса такова, что его самого частенько посылали в бой - причём всё больше в рукопашный, который отличается от ЛЮБОГО другого боя тем, что ты ясно видишь результаты своих действий, и не только видишь, но и непосредственно ощущаешь. А глубинная психика в этот момент находится в жутко угнетённом состоянии, подавленная вёдрами адреналина, забитая, уничтоженная. Но она, эта психика, очень стара, она гораздо старше разума, и просто смеётся над колебаниями оценок и самооценок - ведь убийство без употребления в пищу или без единственной возможности выживания абсурдно. Это в любом случае - самоубийство, только размазанное по времени.

Если эта работа выполняется экстравертом, он выплеснет этот деструктивный потенциал не искупаемой внутренней вины за содеянное наружу - снова кого-нибудь убьёт, или книжку напишет, или в депутаты выберется. Так или иначе, но он с этой виной что-то будет делать. Интроверт же будет всю эту возрастающую энтропию носить в себе, и она будет жрать его изнутри. Тем более - эмоциональный интроверт, чувствующий. А Прайс был именно таким человеком. Смотри - потрясающий план атаки составлен благодаря его опыту, здесь работало только левое полушарие его мозга, а правое было отрезано от восприятия, а ведь оно у него главное, как у любого интроверта. Зато когда настала пора командовать, левое - рациональное - оказалось не у дел, т. е., формально адмирал перестал воспринимать реальность рационально: остался только опыт штыковых атак, опыт абордажных схваток, опыт убийства, опыт образно-символический, наводящий очень мощный транс, глубокий и непредсказуемый, выводящий на поверхность содержание подсознания. Прайс оказался перед давящей необходимостью смотреть вокруг на людей, которых ему предстояло послать на смерть. Очень тяжелая ситуация: обрати внимание на то, что если человек сам убивал, он предпочитает идти в бой, а не командовать с тыловых позиций. Более того - тот, кто без зазрения совести кладёт в штыковом бою полк за полком, сам, как правило, такого вот опыта убийства не имеет.

Полагаю, Прайс не смог пережить груза ответственности, а отказаться от командования не хватило духё. Все. Левое полушарие не работает, рациональных путей выйти из ситуации нет. Остаются иррациональные, самый простой из которых - уход. Кататония, обморок, инфаркт - в жизни на каждом шагу. В ожидании боя командующему все они большей частью недоступны: он на пике пирамиды и понимает, что от его поведения зависят жизни людей, а жизни эти всё равно придётся терять в непосредственном бою.

Сила внутренней агрессии из прошлого чудовищна. Это называется "навалилось". Кстати, присущие любому здоровому человеку мысли о суициде стократ усиливаются в результате низких оценок данного человека окружающими. А Прайса в Адмиралтействе и бульварной прессе оценивали невысоко. И всё сложилось. В таких вопросах не бывает чётких единичных причин, это следствие комплексного решения человеческого существа. А по большому счёту, следствие ублюдочной политики Адмиралтейства, приведшей к тому, что героически воевавший человек потом тридцать лет пережевывал этот героизм наедине сам с собой. Личный, настоящий героизм, который на службе стал бы основанием для уверенного служебного роста и реализации личности в военно-морских областях.

Ты совершенно прав, то же самое было и в случае с А. Маринеску. Мне сложно воспринимать его героем после подробного описания очевидцев того, что творилось в кормовом бассейне "Вильгельма Густлова", в котором прямо на кафеле со своим обмундированием был размещён женский батальон СС - более двухсот бестолковых девчонок в возрасте от 16 до 20 лет. Третья124 торпеда взорвалась в корпусе в метре под дном этого бассейна. Это был первый и последний случай в истории эксплуатации круизных лайнеров, когда плавательный бассейн оказался полностью заполнен человеческой кровью и кусками тел. Не было не только живых, но и целых. А кто скажет, как он сам воспринимал себя? И мы знаем, как он свои годы закончил...

Дикая энергия собственной инициативы, когда-то сообщившая разуму, что она в состоянии давить, оказалась заключённой внутри оболочки человека, который даже краешки её показывать боялся, ибо даже эти искорки в рутинном, размеренном, спокойном быту взрывались, как тактические ядерные боеприпасы, разнося в пух и прах уклады ячеек гражданского общества.

Парадокс в том, что такая энергия, однажды преобразованная психикой из других видов - очень целевая: ну не применить её даже в волчьем бизнесе, там хитрость и выдержка гораздо нужнее. Это энергия берсерка, который идёт в бой уже мёртвым. Понимаешь? И это разрывает на части. А с возрастом, накопленным вне сферы атак и осад, это вообще край - она, эта энергия, теряет одну за другой возможности собственного выхода. Адмирала Дэвида Прайса эта энергия просто разорвала на части, став неуправляемой, как только надпочечники чуть подбросили в организм адреналина. Вот и весь сказ. А если бы адмирал Дэвид Прайс всё это время прослужил на флоте, эта энергия понемножку бы выходила, не скапливаясь. Зря отменили дуэли - отменный был способ в мирное время гасить такие вот импульсы...

Ну, как? Однако читаем дальше.

Человеческий мозг разделён на два полушария не только физиологически, но и функционально: левое полушарие, грубо говоря, контролирует сознательные действия, правое - подсознательные. Ещё проще - сфера ответственности левого представлена дискретной, смысловой, вербальной информацией, формальной логикой, алфавитами, отдельными значениями слов, цифр, элементарной математикой и эксплицитными (последовательными) фазами разумной деятельности, то есть содержанием сознания; правого - образами, символами, невербальными сообщениями, то есть интонациями, мимикой, интуицией, музыкой, художественным вкусом, математикой высшей и комплексной, и объёмными (параллельными) фазами этой самой разумной деятельности, иными словами - содержанием подсознания. Само собой, зона ответственности правого - в миллион раз объёмнее и значимее. Но левое - оно контролирует поведение в социуме, ведь в его ведении находится сознание, знание, общее, как минимум, для социальной группы.

Выбираясь из этих дебрей, следует добавить, что у конкретного человека одно из полушарий всегда является доминирующим - отчасти наследственно, но большей частью как следствие воспитания125, причём с, увы, негативным подтекстом - одно из полушарий воспитанием угнетается, и если угнетается то, которое от рождения было сильнее, то получается изначальный залог будущей деструкции, так как психика человека борется с воздействиями социума по отношению к нему. Большинство психических отклонений, как бы и когда бы они не проявляли себя, закладываются до пятилетнего возраста.

Вообразим картину: маленький Дэйв, человек, судя по независимому поведению, "правосторонний" изначально, даже не особенно перекованный, как представляется, весьма либеральной семьёй в традиционного для викторианской эпохи "левостороннего" сознательного аристократа, попадает одиннадцати лет от роду на флот, где "правосторонние", творческие натуры могут существовать лишь в собирательном образе, знакомом всем с детства: Фернан Магеллан, Мартин Фробишер, Фрэнсис Дрэйк, Степан Макаров, Александр Колчак, Гюнтер Прин, Александр Маринеску, Джон Пол Джонс, Рэйдзо Танака, Филипп Вайен - оторванные самостоятельные пираты, откровенно плюющие на чопорность и тёплые кресла в адмиралтействах, дышащие полной грудью только на палубах кораблей, великолепные командиры и настоящие моряки.

И система, подчинённая жестокой логике военно-морского противостояния государств, начинает этого человека ломать, перебивать в "левую" сторону, насыщать его левое полушарие последовательной информацией о том, что такое "хорошо", и что такое "плохо". Здесь Прайсу и везёт, и не везёт одновременно - его командирами становятся преимущественно такие же "отвязанные" натуры, которым доступно наслаждение счастьем битвы, и которых мало что пугает. Прайс дышит, воюя. Дышит полной грудью, ибо только так он и может существовать в этих условиях, ибо в психике напрямую высвобождается огромная энергия архетипов жизни и смерти, существующих над полем брани в виде какой-то ментальной общности: убивая человека, ты наследуешь его судьбу, человек, убивающий тебя, наследует твою; идёт монументальный и почти недоступный "левостороннему" сознанию обмен судьбами... который сильно затруднён для "левосторонних" натур, вернее, его ощущение у них почти невозможно...

Вот Николсон, пожалуй - типичный "левый"... его вина в этом или нет?

...А не везёт потому, что войны государств не длятся вечно, и H.M.S. - не драккар викингов, а потому благородным пиратам приходится погружаться в тусклую пучину мирного времени, когда служба становится невыносима, а отставка - убийственна. Прайс провёл в отставке три десятка по триста шестьдесят пять дней, каждый из которых разрушал его психику, потому что энергии бойца, зародившейся в нём с младых ногтей, было некуда деться...

30 августа 1854 года произошло следующее - план боя и рекогносцировка днём ранее задуманы правым полушарием, которое всё долгое время океанского перехода и ожидания войны бездействовало; снова запахло жареным, энергия действия встрепенулась, заворочалась внутри, дала мощный начальный импульс влево - план есть эксплицитная последовательность, выраженная вербально. Левое заработало - есть "дано", есть "требуется", есть методика решения, и в ходе проработки этой задачи левое полушарие выдавало правому информацию, совершенно не заботясь, как себя поведёт эта огромная деструктивная энергия, спрятанная, но уже проснувшаяся там. Строго говоря, левое полушарие вообще не интересуется тем, что нельзя точно измерить. Оно ограничено, это левое полушарие. Оно просто смешно.

А правое откликалось образами прошлого - и пулями, и штыками, разрывающими мышцы, сначала такими холодными, а потом такими горячими... и становилось мощнее, и мощнее... И вот настал ЭТОТ день, момент согласования последних подробностей - и тут левое полушарие с благодарностью отключается. На бедного адмирала обрушивается вся энергия символа атаки, образа из прошлого, так долго точившая силы в его отставках. Возбуждение, дрожь, давление под двести пятьдесят, всё это "...колет, рубит, режет, бой барабанный, крики, скрежет, гром пушек, топот, ржанье, стон, и смерть и ад со всех сторон..." Эмоциональные проявления этого возбуждения должны быть приведены в соответствие с желаниями человеческого существа - неспроста эта клятва-ламент викингов "...и увижу я свой народ, грядой уходящий в туман, величайших из великих, храбрейших из храбрых, и займу своё место в этом ряду, чтобы воссесть вместе с ними в заоблачных чертогах Валгаллы!", хором, медленно, с расстановкой. Но нет! Флот Её Величества - не шайка дикарей, и левое полушарие сдерживает всё это, холодно, степенно, надменно... Руки дрожать не должны, всё должно быть спокойно - так викторианские, классические, но, увы, преходящие ценности пытаются сдержать тысячелетний инстинкт Танатоса126, стремления к смерти, который и нужен только для того, чтобы отключить инстинкт либидо, жизни, самосохранения и продолжения рода - временно, на краткий миг битвы, но это возможно...

...А он искусственно подавляется, но прорывается, жжёт изнутри, и интегральная психика рвётся на части - сохранение Эго, "Я" в данной ситуации требует каких-то действий, чтобы просто не сойти с ума. Заметим, психика эта (вернее, её возможности) сильно ослаблена возрастом. И адмирал стреляет в себя - в тот краткий миг, когда контроль над пальцем получает Танатос, Энергия Смерти, в данном случае решившая задачу предотвращения разрушения психики разрушением организма. Вот и всё...

Вот и мнение психолога-самоучки, раз уж не нашлось интересующегося военно-морской историей квалифицированного психиатра-профессионала. Наверно, как раз этого хотел Майкл Льюис, да уж больно обидными выглядят выводы для патриота Великобритании. Стегают, словно бичом. Ибо контр-адмирал Дэвид Прайс просто сгорел в руках своего Адмиралтейства. Сгорел, как спичка, поскольку был способен гореть. Причём даже наследственная набожность не помешала распорядиться своей жизнью - а ведь это прерогатива исключительно Господа Бога.

Но как же быть со всеми последними словами Прайса?

Психология суицида подразумевает существование четырёх векторов, составляющих возможное стремление человека к саморазрушению - самоубийству. Все они, так или иначе, связаны со взаимоотношениями человека со всем, окружающим его, и психолог, изучающий конкретный случай суицида, всегда стремится выделить эти векторы и оценить их суммарную составляющую - это необходимо ему для предупреждения суицида и в случаях несостоявшегося самоубийства, чтобы исключить рецидив. Не касаясь здесь трёх векторов, влиянием которых на субъективное мышление адмирала Прайса можно пренебречь, следует остановиться на интроективном векторе - это когда человек подменяет свои собственные устремления и убеждения на навязываемые ему социумом. Если это происходит вынужденно, неизбежен сильный внутренний конфликт, ведущий к деструкции. Примеры интроекции каждый из нас помнит с самого детства: "делай то", "не делай этого" - постепенно происходит подмена убеждений, а это ведёт к утрате способности идентифицировать себя отдельно от социума. Характерная форма высказываний - "Я виноват в том, что все...", "Я должен пострадать за...", "Мне нужно пожертвовать собой ради..."

То есть человек-интроектор склонен поступать так, как хотят за него другие (в нашем случае - Адмиралтейство, пресса, общественное мнение, высказывания кое-кого на эскадре), взваливая при этом ответственность на себя. При этом человек ответственности не боится, но особенно остро чувствует её груз, несомый на одних лишь его плечах. Человек винит себя в том, в чём виноват не только он, но и окружающий его социум. А при вопиющем разногласии в работе полушарий головного мозга...

Как только рассосался пороховой дым от выстрела, удовлетворённый Танатос спрятался подальше вглубь. Тогда-то Прайс и сказал собравшимся, что он совершил. И даже попробовал объяснить почему - но его, конечно же, никто не понял. Или не захотел понять. Или не подал виду, что понял. Какая разница, если вывод один и тот же.

Что делает психотерапевт для предотвращения суицида в подобном случае? Он просто помогает интроектору разобраться, где "Я", а где "остальные". Дело в том, что такие люди, как правило, бывают в большой степени фанатиками по части получения советов и жертвами в отношении прожитой жизни. Поэтому достаточно помочь им поднять собственную самооценку да немного спустить пар. И чуть-чуть напрячь сачкующее полушарие мозга.

Будь капеллан Хьюм опытным современным психологом, он наверняка бы сказал: "Мой адмирал! Ваш план великолепен. Вы только посчитайте, насколько мы приблизим Британию к победе. А ещё неплохо бы выпить стопочку "Хайлэнд Парка"127, сэр. Обещаю вам, Бог простит". Или: "Сэр, вы странно спокойны сегодня. Меня же раздирают страсти. Давайте построим команду и споём "Правь, Британия, морями", и будем петь до тех пор, пока наши голоса не заглушит гром пушек. Мне очень нужен ваш голос, сэр адмирал". Два раза "сэр" в одном обращении - только лордам. И контр-адмирал Прайс был бы жив. Кэптену Барриджу не пришлось бы кромсать ножом ствол камчатской берёзы...

Подытожим.

Состояние аффекта из-за возведённого в квадрат, в куб осознания своей ответственности (а вовсе не боязни ответственности!), и не за исход дела, а за жизни сотен людей - вот главное звено той причинно-следственной цепочки, итогом которой стал роковой выстрел.

И последнюю фразу Прайса следует понимать так: "Боже, что же я, дурак, натворил!" Он брал на себя ответственность даже за то, что позже произойдёт без его участия - за будущие промахи Николсона и Де Пуанта...

Господа англичане! Господа русские! Господа французы и все остальные! Перестаньте называть контр-адмирала Прайса трусом. Он им никогда не был.

В своё сердце стреляет только тот, кто мучим болью своей совести, кто не пытается таким образом уйти от проблем, а просто судит - судит самого себя. Осознанно или подсознательно - это совершенно неважно.

Таким образом, самоубийство Прайса не было самоубийством.

Это был несчастный случай.

Несчастный случай, начавшийся в 1801 году и закончившийся в 1854-м.

Хотя - закончившийся ли?

Примечания:

1

Компас и астролябия (франц.)

10

Отплававшая своё "Паллада" стояла в бездействии в устье Амура. Последующая участь "Дианы" была более печальной - в декабре 1854 года цунами выбросило ее на японский берег.

11

Между прочим, бутерброд называется сэндвичем тоже в его честь.

12

Тринкомали - город и порт на острове Шри-Ланка. Корабль был построен в Индии.

103

ОБУХОВ. ЗАВОДЪ No. 634 [к примеру]; FRIED: KRUPP 1885.

104

Флагдух - специальный материал, из которого шьются морские флаги.

105

Erryd. В Англии почти все дома имеют своё уникальное имя, которое ничего не означает на английском языке, и не переводится ни на какой другой.

106

Правильнее было бы сказать: "в мичманы", но что поделать! - так уж принято на флоте, с ударением на последнее "а": ветра, флагмана, крейсера, клипера... Помните, у Высоцкого: "Мы говорим не "штормы", а "шторма"... Раньше ещё часто говорили "господа офицера".

107

Приз - захваченный неприятельский (а хотя бы и нейтральный) корабль. За каждый "приз" участвовавшим в захвате полагалось вознаграждение - "призовые" (или премиальные) деньги.

108

В британском флоте полагалось сначала представлять офицера на должность, которую он даже начинал исполнять фактически, но соответствующий чин и денежные выплаты получал только после того, как своей службой доказывал свои способности по чину и должности. Очень даже неплохая традиция, которую имело бы смысл перенять некоторым флотам...

109

Полностью подлежит к использованию согласно рангу по выздоровлению от ран (англ.).

110

Первым лейтенантом (старшим офицером) у Прайса тогда был Ричард Барридж.

111

Вообще - странно, но похоже, что французы совершенно не заинтересованы в каком-либо освещении событий тех дней и лет. Попытки автора получить у них какую-либо информацию провалились.

112

Edmond Du Hailly, "L'Expedition de Petropavlovsk", Revue des Deux Mondes, 1 августа 1858 г., 686-718.

113

Н. Фесун. "Критический разбор статьи Дю Айи".

114

J. Laughton. Dictionary of National Biography.

115

Во многих местах просто ни дать, ни взять - "Малая Земля" Л. И. Брежнева, но в то время Щедрину и не позволили бы написать по-другому.

116

The object of the attack was not attained, it is thought from want of stores. Admiral Price was killed by an accidental discharge of his own pistol (англ.).

117

Здесь автор беспокоится - угадает ли читатель, что в виду имеется "прославленный" советский маршал Г. К. Жуков, которого чуть ли не святым собирались объявить? Да и ещё кое-кто...

118

Rear-Admiral Price was accidentally killed by a shot from a pistol in his own hand (англ.).

119

Раньше патрон представлял бумажный пакетик с пулей и порохом. Была даже такая команда - "Скуси патрон!" Порох высыпался в ствол, потом туда запихивалась пуля, сама бумажка шла на пыж, ещё немного пороху на полку... можно стрелять. На всё про всё требовалась "всего лишь" одна минута, от силы полторы.

120

Велодог - специализированный револьвер, с помощью которого его хозяин-велосипедист отбивался от собак.

121

Можно было бы еще уточнить, что бывают револьверы одинарного и двойного действия, но здесь это не суть важно.

122

На самом деле полковник Кольт револьвер не изобретал. Он просто оказался прозорливым предпринимателем и наладил их выпуск, а также финансировал разработку новых моделей.

123

Хотя, глядя на бравые действия некоторых английских адмиралов и кэптенов в 1854-55 годах, невольно начинаешь сомневаться в умственных способностях адмиралтейских кадровиков.

124

Вторая, если считать очерёдность попаданий. Если считать места попаданий от носа - то третья (прим. Ю. З.).

125

А вообще-то - наверно, одному только Богу известно, почему...

126

Thanatos - символ смерти из древнегреческой мифологии - притягательность неминуемости смертельного рока.

127

"Highland Park" - знаменитый сорт шотландского виски.