Как императрица Феодора извлекла принципы своей политики из уроков, полученных на сцене, так и юный Петр Саббатий, сменивший родные горы на классы и библиотеки Константинополя, находился под впечатлением правил, навсегда запечатленных в его мозгу. Изучение римского права и римской истории только укрепило молодого человека в том мнении, что все величие, какое ему пришлось увидеть, и есть сама цивилизация.

В опыте любого молодого человека того времени не могло быть ничего такого, что могло бы подсказать ему, что цивилизация многолика и сложна, что она может обладать не только ценной традицией. Но та эпоха не могла предложить какой-то национальный опыт подобного рода. Один только переезд из Таурезиума в Константинополь должен был наложить на разум молодого человека неизгладимый отпечаток подавляющего превосходства римской цивилизации. Чтобы как можно лучше изучить историю и природу цивилизации, надо было принять ее единство и целостность. Другой цивилизации просто не существовало. «Рим» был наименованием одной-единственной традиции цивилизованной жизни.

Само римское право являлось неоспоримым свидетельством справедливости этой истины. Существовала только одна система юриспруденции, и только одна могла существовать. Если и была возможна другая юриспруденция, человеческий ум был не в силах представить ее себе. Есть только одна истина, одна логика, одна математика; на этом основании можно утверждать, что есть одно право и, следовательно, одна цивилизация.

Этот факт, приложенный к человеку, который его принимает, вынуждает действовать в соответствии с ним. Если человек почитает мир, упорядоченное государственное правление, общую для всех юстицию, просвещенную религию, мудрое образование и наслаждение наследием искусства, то он обязан восстановить повсеместную власть Римской империи. Нет сомнения, что другим людям не удалось это сделать из-за неблагоприятного течения событий. Но Петр явился в счастливый момент. Время и место благоприятствовали ему. Его путь был хорошо подготовлен, и судьба отошла в сторону, чтобы посмотреть, с чего он начнет.

За шесть лет до рождения Петра Италия перестала быть местом пребывания римского императора. Эадвеккер, вождь ругов, свергнул с трона Ромула Августула и начал править как король Италии. С этого времени константинопольский император остался единственным римским императором.

Этот любопытный результат получился вследствие великого процесса. Войны и миграции, имевшие место из-за движения на запад гуннов, заставили северные народы Европы двинуться в ее южные пределы. Подобное нашествие однажды уже произошло, но в тот раз Южная Европа поглотила или уничтожила пришельцев. Но за сто лет до рождения Петра Европе пришлось столкнуться с новым положением дел, и это положение оказало сильное влияние на ее способность ассимиляции чужаков. Этим фактором стало возникновение северных королевств.

Когда готский король Ирминрих трансформировал племенную монархию готов в монархию политическую, он совершил революцию, которая позволила готам завоевать большую часть Северной Европы и сохранить завоеванное в течение ста лет непрерывных войн и переселений народов. Пример Ирминриха оказался заразительным, ему начали следовать. Север стал местом возникновения множества похожих монархий, основанных на такой же модели. История их отличалась большим разнообразием, и этому разнообразию было суждено стать еще более ярким в недалеком будущем. Но в то время, когда Петр был еще ребенком, эти королевства позволяли северным народам сохранять свою целостность перед лицом гуннского движения, которое гнало их на юг и запад. Готы осели в Испании и Дакии, избежав как уничтожения, так и ассимиляции. Англы, заселившие Британию, и франки, заселившие Галлию, доказали, что их общественная организация сильнее римской провинциальной системы государственного устройства. В Африке вандалы стали грозными завоевателями, а не толпой беспомощных беженцев. В любом месте, где появлялись пришельцы, их королевства позволяли им успешно сопротивляться римскому правительству. Современный историк, наблюдающий состояние Западной Европы во время юности Петра, видел, что Римская империя стала одной монархией из многих подобных. Для римского гражданина такое понятие было невозможным. Эти королевства, осуществлявшие свою власть в пределах границ империи, были, с точки зрения римского гражданина, незваными пришельцами, незаконными и разрушительными силами, которые не имели никакого права находиться там, где находились, а их короли не имели ни малейшего права притязать на то, чтобы называться цивилизованными правителями.

Трудность заключалась в том, чтобы придать этому взгляду практическую силу. Действительное положение вещей заключалось в том, что вандальские и готские короли были личностями, обходиться с которыми приходилось с весьма большим уважением. Любое обращение, в котором они улавливали намек на неуважение, приводило к самым неприятным результатам. Власть римских императоров на Западе становилась все более ограниченной. В конечном итоге они превратились в правителей одной только Италии.

Что было еще хуже, их положение осложнилось последствиями политики императора Феодосия Великого. Феодосии допустил в римское войско цвет знати северных племен. В дни его внуков германцы стали обладать в управлении Италией большей властью, чем сами италийцы. Императоры не только были постепенно вытеснены из Испании, Британии, Галлии и Африки; германцы завоевали господствующее положение в самом имперском правительстве.

Хотя константинопольские императоры находились в географическом отношении дальше от северных королевств, им также грозила опасность германского проникновения в имперское правительство. Императоры становились бесправными ставленниками могущественных германских приближенных. Не надо быть гением, чтобы представить неизбежный результат этого процесса. Настанет день, когда германским вельможам надоест провозглашать императоров, и в этот день в Италии и Константинополе прервется долгая традиция римского правления. Северные короли станут править по собственному усмотрению.

Когда умер император Марциан, надо было быть очень смелым человеком, чтобы предсказать другой конец Римской империи. Но в этот момент была совершена роковая ошибка. Совершил ее Аспар, глава германской партии в Константинополе. Ошибка заключалась в том, что он оказался плохим знатоком человеческих характеров. Аспар полагал, что один из его воинских командиров, дак по имени Лев, окажется подходящей личностью для провозглашения его очередным карманным императором. Лев был провозглашен императором и оказался долее сильным человеком, чем Аспар. Эта ошибка коренным образом изменила дальнейшее течение истории.

Заняв трон в то время, когда власть Рима достигла самого низкого уровня, Лев сумел избежать неизбежного поражения, подготовленного его хозяевами и соперниками. Льву удалось восстановить мощь имперской военной касты. Он выстроил силу, независимую от германцев. Материалом послужили исаврийские племена, обитавшие в Малой Азии, отчаянные сорвиголовы, которые чувствовали себя как дома в обстановке интриг и сражений. Именно из этих людей он создал своих знаменитых экскубиторов. Италийскому императору приходилось дрожать в присутствии своих хозяев. Лев, имея в передней нескольких играющих в кости исаврийцев, мог не дрожать ни перед кем.

Но Лев не только укрепил свое положение. Он вторгся в Италию, чтобы восстановить власть западных императоров. Мало этого, он пошел еще дальше. Лев попытался уничтожить власть новых королевств. Главным объектом атаки он выбрал королевство вандалов в Северной Африке.

Основанием для такого выбора послужило то, что вандалы, как карфагеняне до них и мавры после них, могли превратить Африку в базу опасных морских сил, господствующих в Западном Средиземноморье и не дающих восточным купцам торговать на западных рынках. Мало того, эта сила могла угрожать своим проникновением в Восточное Средиземноморье. Новые королевства мало сочувствовали торговому классу империи, с большой подозрительностью взирали на космополитический дух торговли. Влиятельные меркантильные круги были на стороне Льва, и Лев принял это в расчет.[8]

Если бы Льву удалось победоносно завершить войну с вандалами, то Западная Римская империя не пала бы никогда. Но на пути Льва выросло несколько серьезных препятствий. Организационно он был не готов к выполнению такой грандиозной задачи. Гайзерих, король вандалов, был человек, отмеченный печатью подлинной гениальности. Кроме того, сыграла свою роль тайная измена. Согласно рассказу историков, Аспар полностью осознавал, к какому результату приведет победа Льва, и преисполнился решимостью предотвратить ее. Он предложил передать императорский трон Василиску, свойственнику Льва. Аспар использовал все свое влияние, которое имел над Василиском, чтобы убедить того в чрезвычайных трудностях и вероятной неудаче африканского похода, в том, что такая неудача даже желательна. Преуспев в этом, Аспар заручился поддержкой императрицы, чтобы она убедила Льва назначить командующим экспедиционными силами Василиска.

Мы не знаем, насколько правдива эта история, но экспедицию действительно возглавил Василиск. Римляне были вооружены, организованы и оснащены лучше, чем когда-либо за всю историю Римского государства. Оказал помощь и западный император Антемий. Неудача казалась невозможной, и до определенного этапа каждый шаг похода увенчивался успехом. Но королевство вандалов не пало. Потерпев поражение на море, чувствуя, что катастрофа близка, Гайзерих сумел добиться от Василиска пятидневного перемирия. Эти пять дней Гайзерих потратил на подготовку кораблей-брандеров,[9] которыми он в последний раз атаковал римский флот. Великий поход закончился бесславно, полной катастрофой и поражением. Престиж вандалов вырос, а германская партия в Италии стала еще более могущественной и влиятельной, обеспечив прочность своих позиций. Поражение Василиска позволило германцам противостоять всем усилиям Льва восстановить власть италийского элемента. Сам Лев был на краю банкротства, но три года спустя ему удалось физически устранить Аспара.

После того как внук Льва несколько месяцев правил империей, его сменил на троне его зять, исаврийский вождь Таразикодисса, командир корпуса экскубиторов, принявший более благозвучное и цивилизованное греческое имя Зенон. Восшествие на престол Зенона означало, что из восточной части империи германцы были вытеснены. Им оставалось только собрать чемоданы. Исавриец, вкусивший императорского достоинства, не собирался уступать. Соперничество переместилось в Италию. Здесь германцы, избалованные чередой непрерывных успехов, почувствовали себя настолько сильными, что решились на кардинальный переворот. Эадвеккер, свергнув Ромула Августула и покончив с династией римских императоров в Италии, отправил знаки императорского достоинства в Константинополь. В его намерения не входило самому становиться императором, он не желал даже быть независимым суверенным правителем. Он планировал стать вице-королем, субрегулом с римским титулом магистр милитум и с достоинством римского патриция под юрисдикцией константинопольского императора.

Должно быть, Зенон провел в тишине своих покоев немало часов, размышляя над этим предложением. Притязания Эадвеккера на то, чтобы иметь все преимущества и никакой ответственности правящего суверена, присваивать девяносто девять процентов доходов и отпугивать предприимчивых франков и алеманнов своим вассалитетом по отношению к римскому императору, были великолепны, и Зенон, видимо, должным образом оценил их. Он обдумывал положение несколько лет, в течение которых не раз пускался на разные уловки, и, наконец, нашел хороший ответ. Остготы, поселившиеся в Иллирии, были постоянным источником хлопот и неприятностей для правительства. Зенон поручил их юному королю Теодориху вторгнуться в Италию, свергнуть Эадвеккера и занять его место на тех же условиях, то есть без притязаний на императорский титул. Если Теодорих потерпит неудачу, большой беды не будет. Если поход увенчается успехом, то у Зенона будет вассал, всецело подчиняющийся его диктату. В любом случае две варварские силы так или иначе ослабят друг друга.

План увенчался успехом. Теодорих был выдающимся человеком, который вошел в историю как один из лучших северных королей, создавших в Европе национальные государства. Учение Нагорной проповеди было не слишком сильно представлено в тех средствах, которые Теодорих использовал против Эадвеккера. Ранние шаги восхождения Теодориха показывают, что в то время его знакомство с этой частью Священного Писания было весьма ограниченным. После жестоких сражений готы овладели Италией. Но когда послы Теодориха прибыли в Константинополь, чтобы официально оповестить императора об успехе, они не нашли в столице Зенона. Империей правил уже другой август.

Ариадна, дочь Льва, вышла замуж за Таразикодиссу, чтобы угодить отцу. Когда Зенон умер, она вышла замуж повторно, чтобы угодить самой себе. На этот раз ее выбор пал на высокого красавца, благородного командира дворцовой стражи по имени Анастасий. Ее выбор, который поддержало бы подавляющее большинство женщин, не смог избежать критики в некоторых кругах. Достоинством Таразикодиссы было то, что он представлял антигерманскую военную касту — экскубиторов. К религии он проявлял полное равнодушие, а новый император по своим религиозным взглядам был монофизитом. Этот факт оттеняет несколько истин, проливающих свет на природу развернувшейся в то время борьбы.

Петру Саббатию было девять лет, когда на императорский трон взошел Анастасий. Мальчик был уже достаточно взрослым, чтобы понимать значение истории, которая разворачивалась на его глазах.

В то время как Лев и Зенон занимались задачей искоренения германского элемента в Константинополе и сражались с ним в Италии, они не обращали слишком пристальное внимание на природу происходящих в Италии процессов. Рим, практически переставший быть политической столицей, пережил второе рождение в качестве столицы религиозной. Чем больше погрязали германцы в поисках путей воздействия на детали поведения подданных, тем в большей степени патриарх Рима захватывал в свои руки принципы, на которые опиралось это поведение. До тех пор пока император находился в Риме, папа не мог претендовать на главенствующее положение в стране. Но папская власть стремительно усилилась, когда император стал послушной марионеткой в руках германской партии. Западные императоры съежились и исчезли с политической сцены; с началом правления Анастасия до всех дошла поразительная истина: светский глава империи пребывает в Константинополе, а духовный — в Риме. Империя начиналась с образования единого центра. Затем центров стало два. Наконец, центры приобрели различные свойства. Что будет дальше?

В действительности произошло следующее: общественное мнение империи стало проявлять недюжинный интерес к вопросу примирения двух центров власти. Рим, даже в дни великой республики, на высоте своего военного могущества всегда жаждал духовной власти; он всегда довольствовался установлением законов, не заботясь об их исполнении. Греки с самого начала отметили эту характерную римскую черту. Теперь, когда власть исполнения закона перешла в другие руки, древний римский инстинкт — держать мир в узде закона — проявился с особой силой.

Поле деятельности оказалось весьма обширным. Если власть не достанется Риму, то найдется немало охотников, готовых захватить ее. Здесь не место ставить, тем более обсуждать богословские вопросы. Каждый претендент был связан не столько с религиозными, сколько с политическими проблемами.[10] Когда Несторий, константинопольский патриарх, выдвинул свою доктрину, он высказал претензию на духовное господство от имени Константинополя. Когда Кирилл Александрийский добивался церковного осуждения Нестория, это была попытка утверждения духовного господства Александрии. Преемник Кирилла Диоскур почти преуспел в этом начинании, когда защитил ортодоксальность аббата Евтихия, сторонника монофизитов, на «соборе разбойников» в Эфесе. Папа Лев I вступил в эту драку, вооружившись теоретической доктриной, которая заведомо должна была стать популярной в глазах западных христиан. Император Марциан, сочувствовавший этой доктрине, стал союзником папы. На церковном соборе в Халкедоне Евтихий и монофизитство были осуждены, Диоскур низложен, а Рим продемонстрировал свою способность найти такую формулу, с которой может согласиться большинство христиан. То, что римское толкование оказалось подходящим, мы можем видеть даже сейчас, когда его придерживается большинство верующих христиан современного мира.

Триумф в Халкедоне сделал папу крупным церковным монархом, лидером христианского общественного мнения. Никто не сомневался в том, что отношения папы с Анастасием взаимно укрепляют их позиции. Даже тот факт, что Анастасий был иноверцем, играл на руку папе, ибо в противном случае его духовная власть оказалась бы ненужной.

С уверенностью можно утверждать только одно: разногласия между двумя центрами цивилизации едва ли могли способствовать делу цивилизованного человечества. Если антагонизм двух центров сохранится, то антицивилизация затопит цивилизованное человечество.

Вся юность и начало зрелости Петра прошли во время правления Анастасия. Чтобы в полной мере воспользоваться плодами образования, его надо получить в юном возрасте. Путешествие Петра в Константинополь и начало его жизни там едва ли приходится на период позже 500 года. Петру было тридцать шесть лет, он давно стал Юстинианом к моменту смерти Анастасия. Можно сказать, что к тому времени становление Юстиниана уже завершилось.

Юстин никогда не отличался большим умом или предприимчивостью. Весьма вероятно, что все обстоятельства, вознесшие его на императорский трон, были плодом трудов Юстиниана. Старый Юстин, скорее всего, спокойно бы умер в звании префекта, но племянник услышал зов судьбы и проложил себе путь к власти, воспользовавшись дядей. Первым шагом было обеспечить избрание Юстина. Следующим шагом надо было сделать себя его преемником.

Принципом, которым были пронизаны вся жизнь и деятельность Юстиниана, стала доктрина целостности цивилизации и идентичность ее с Римской империей. Следовательно, он был религиозным ортодоксом. Можно сказать, что он в полной мере принял догматы веры, с помощью которых христианское исповедание, пережив череду императоров и церковных соборов от Константина до Никеи, стало универсальным, объединив принципы и воплощения, причины и следствия в одну всеобщую цивилизацию. Христианская вера представляла собой идеологическую теорию Римской империи. Именно политическая сторона дела обусловила недюжинный интерес императоров к христианству. Будь христианство всего лишь философией — простым объяснением, — императоры не обратили на него ни малейшего внимания. Никому из них не пришло в голову законодательно обосновать, например, неоплатонизм… Действительным предметом их пристального интереса стало свойство христианства как функции цивилизации. Христианство было принципом и средством управления человеческим поведением. Отсюда убеждение в единстве и всеобщности цивилизации неизбежно повлекло за собой убеждение в единстве и всеобщности церкви. Этот подход исключал существование таких еретических и миноритарных течений, как монофизитство. Самой природой обстоятельств молодой Юстиниан был вынужден противостоять взглядам Анастасия, и мы знаем, что так и было в действительности.

Но Юстиниан действовал изнутри, а не извне. Когда комес Виталиан поднял мятеж против Анастасия, Юстиниан был далек от мысли поддержать его. То, что решающая роль в поражении Виталиана принадлежала Юстину, говорит о том, что Юстиниан посоветовал дяде поддержать законного императора, невзирая на монофизитство последнего. Юстиниан желал получить титул абсолютно легитимным путем. Политика состояла в поддержке монофизитского императора во имя того, чтобы он мог, как того требовало право, передать свой титул законно избранному преемнику.

Анастасий умер бездетным и при жизни не назвал своего преемника. Неизвестно, осознавал ли он, что присутствие на троне следующего монофизита станет политической ошибкой, но после себя он оставил чистое пространство, допускавшее избрание императора на основе общественного мнения. Среди прочих кандидатов Юстин отнюдь не был самым блистательным. Более того, он не был даже более или менее важной фигурой. Его избрание стало следствием череды хорошо продуманных интриг, которые, несомненно, не были плодом его собственного труда. Шаг за шагом обстоятельства складывались таким образом, что Юстин оказывался все ближе и ближе к трону. Самым важным фактом было то, что он приходился дядей Юстиниану, хотя в то время мало кто так думал.

Среди кандидатов на императорский трон были трое племянников Анастасия — Проб, Помпей и Ипатий, — которые, впрочем, не пользовались энергичной поддержкой. То же самое можно сказать и о Феокрите, человеке, которого проталкивал великий канцлер Амантий. Эти три человека начали, если можно так выразиться, предвыборную гонку; но, как мы увидим в дальнейшем, ни один не добрался до финала, когда проводились настоящие выборы. Великий канцлер, считая, что у Юстина нет ни малейших шансов быть избранным, обратился к нему с предложением соединить усилия и избрать Феокрита. Экскубиторы могли повлиять на результат, и Амантий дал Юстину значительную сумму денег, чтобы тот справедливо распределил их среди экскубиторов. Юстин, очевидно, не стал возражать.

9 июля 518 года начались выборы. Экскубиторы и школяры вместе с большим количеством прочей публики собрались на ипподроме, который был достаточно велик, чтобы вместить всех, кто должен был принять участие в выборах. Среди гражданских лиц находились вооруженные стражи «синих» и «зеленых». «Синие» — люди Юстиниана. Здесь присутствовал и сам Юстиниан с отборными гвардейцами. Сенаторы, члены имперской консистории и патриарх, одетые в серое, собрались в большом зале дворца. Обе части электората приступили к работе независимо друг от друга, чтобы назвать имя кандидата, который устроил бы всех. Дверь, отделявшая дворец от ипподрома (Ворота слоновой кости), была заперта и охранялась офицерами императорской стражи.

Совещание во дворце открыл магистр оффициорум, государственный секретарь, глава императорской администрации. Он посоветовал участникам собрания как можно скорее прийти к согласию относительно желаемого кандидата и назвать его раньше, чем это сделают люди на ипподроме. Собрание стало осторожно выдвигать имена кандидатов. Поначалу ни один из них не смог собрать достаточного количества голосов, чтобы быть названным.

Эта декоративная процедура бледнеет перед тем, что творилось в это время на ипподроме, где собрались избиратели низших сословий. Только атмосфера современных американских предвыборных митингов может дать отдаленное представление о том накале страстей, которые кипели на трибунах ипподрома. У экскубиторов был наготове их кандидат, некий командир по имени Иоанн. Солдаты подняли Иоанна на щит, не ожидая таких пустяков, как всеобщая поддержка, и начали стучаться в дверь дворца, требуя, чтобы Иоанну вынесли императорский пурпур. Сторонники «синих» высказали свое несогласие. Началась потасовка, полетели камни и обнажились мечи. В некоторых местах пролилась кровь. Несколько человек были убиты, прежде чем страже удалось водворить порядок. Школяры не остались в долгу и, предложив своего кандидата, тоже принялись стучать в Ворота слоновой кости. Экскубиторы возражали столь энергично, что Юстиниану пришлось вмешаться, чтобы спасти жизнь новоявленному претенденту. Офицеры, охранявшие ворота, резко отклоняли любые поползновения получить пурпурную тунику. Как только на месте споров появился Юстиниан, экскубиторы взяли его в плотное кольцо и провозгласили своим кандидатом. Он отклонил такую честь, и Ворота остались закрытыми. Таким образом, экскубиторы и школяры выдвинули по одному кандидату, причем один был отвергнут всеми, а второй «синими». Пока все шло хорошо, почести оказывались легко и никто не мог пожаловаться на нарушения.

Участники собрания во дворце не видели того, что происходило на ипподроме, но до их ушей, вероятно, доносился стоявший там неистовый шум; и присутствовавшие во дворце не оставались в полном неведении относительно тех имен, которые выкрикивал низший электорат. Для собравшихся во дворце проблема свелась к тому, чтобы выдвинуть из своей среды кандидата, который оказался бы приемлемым для ипподрома. Несомненно, надо было спешить, пока ипподром единогласно не избрал неподходящего человека. Высокое собрание остановило свой выбор на человеке, имя которого еще не упоминалось, но который объединит голоса экскубиторов и «синих». Имя этого человека Юстин.

Его торопливо повели к ипподрому. Собравшаяся там толпа, все еще занятая спорами, была поражена, увидев, что отворилась дверь Кафизмы, резиденции императора, выходившая к беговым дорожкам ипподрома. Перед толпой стоял человек, имя которого назвал сенат: Юстин.

Стон школяров потонул в неистовых радостных воплях экскубиторов и «синих». Офицеры стражи, стоявшие у Ворот слоновой кости, вежливо улыбаясь, поспешили к нему, неся с собой императорское облачение и регалии. На Юстина надели пурпурную тунику и алые башмаки. Патриарх возложил на его плечи императорскую мантию, увенчал его голову императорской диадемой, а слуги первыми официально приветствовали Юстина как нового императора. Ему вручили копье и щит, и все собравшиеся речитативом произнесли электризующие слова провозглашения: «Justine Auguste, tu vincas!»[11] Он ответил словами императорского коронационного ритуала: «С этой поры, волей и выбором всемогущего Бога и вашим единодушным выбором и поддержкой, я беру в свои руки империю, и да не покинет нас помощь Божественного Провидения». Толпа ответила хоровым речитативом: «Сыне Божий, не оставь его своими милостями. Ты избрал его, да сопутствуют ему милости твои». Наконец, произнеся торжественные слова коронационной императорской клятвы, он провозгласил свою милость. «Чтобы отпраздновать начало моего счастливого правления, жалую по пять кусков золота и фунт серебра на каждый щит». Прозвучал мощный ответ толпы: «Боже, храни христианского императора. Так говорит каждый из нас». Новый император закончил церемонию словами: «С вами Бог», после чего была выстроена процессия, сопроводившая императора в собор Святой Софии, а потом обратно во дворец.

Так случилось, что Юстин стал императором по предложению сената и при полном одобрении армии и народа. Титул остался значимым и законным.

Формальное избрание Юстина было, по существу, избранием Юстиниана. Последний, нося титулы управителя дома и воинского начальника, стал фактическим правителем империи. Старик, вооруженный золотой дощечкой с прорезью, через которую он писал свое имя, аккуратно подписывал все документы, которые клал перед ним племянник, и дела пошли отлично.

Уже первые шаги нового правления дали понять, какую политику будет проводить Юстиниан на протяжении следующих почти пятидесяти лет. Извещая папу о своем избрании, император вынужден приписывать его не только воле сената, народа и армии, но и милости неделимой Троицы. Этой фразы оказалось достаточно для того, чтобы к императору отнеслись как к ортодоксальному христианину. Комес Виталиан, с которым Юстин сражался по приказу императора-монофизита, был призван в Константинополь, чтобы принять участие в проведении новой политики.

Когда 1 августа началась официальная переписка с Римом, все нити власти были уже в руках Юстиниана. Император делал все, что желал. Патриарх стал его верным союзником, армия всецело была на его стороне, а «синие» партизаны контролировали общественное волеизъявление. Последовавшие длительные переговоры между императором и папой по сути представляли собой попытку достижения согласия между двумя разъединенными частями империи. Очень важно отметить факт, что переговоры начались по инициативе императора. Папа был не готов ломать голову над возникшими проблемами, идти на уступки ради достижения соглашения. Вся тяжесть труда по прокладке пути к миру легла на плечи Юстиниана в Константинополе.

Семь месяцев спустя, 25 марта 519 года, в Константинополь прибыли папские легаты. Они не привезли с собой искреннего энтузиазма, их инструкции были краткими и исчерпывающими. Энтузиазм был проявлен со стороны императорского двора. На десятой миле от столицы легатов ожидала торжественная встреча. Навстречу легатам выехали Юстиниан, Виталиан и другие высокопоставленные персоны, приветствовавшие посланцев папы медоточивыми речами.

Пленарное заседание двух сторон сразу показало, что римские легаты привезли с собой форму приведения императора в повиновение. Этот пункт был тщательно рассмотрен константинопольской стороной и принят. 27 марта патриарх проглотил горькую пилюлю и превратил голую формулу подчинения папской церкви в личное письмо, в середину которого были вкраплены необходимые фразы. В конце концов сошлись на том, что имена пяти константинопольских патриархов и двух императоров — Зенона и Анастасия — были вычеркнуты из анналов константинопольской церкви.

Доброжелательно настроенные друзья предостерегали легатов, вызвав их тревогу, что если условия будут подписаны, то по улицам Константинополя потекут реки крови. Легаты подписали документ, и ничего не произошло. Это ли не свидетельство гения Юстиниана, который сумел склонить свою партию к такому далеко идущему примирению?

Эти меры, результаты которых затронули весьма ограниченный круг людей в самом Константинополе, далеко не исчерпали всех проблем, связанных с примирением с Италией. Повсюду на Востоке из своих приходов изгонялись монофизитские епископы, закрывались монастыри, исповедовавшие еретическую веру. В Египте, Палестине и Сирии, где позиции монофизитов были особенно сильны, власть ненавидели, проклинали и открыто поносили. Это надо было вытерпеть. Правительство было достаточно сильным, чтобы проводить в жизнь свою политику. Монофизитство загнали в подполье.

Подъем Юстиниана к вершинам власти никогда бы не удался, если бы он не обращал самое пристальное внимание на возможных соперников и явных врагов. В самом начале правления Юстина были казнены Амантий и Феокрит. Виталиан, гораздо более серьезный конкурент, требовал весьма деликатного обращения. Он помог императору в деле примирения и был вознагражден за это консульством. Подоплека дальнейших событий нам неизвестна, мы доподлинно знаем, что на восьмом месяце своего консульства Виталиан был убит во время ссоры во дворце. Даже если сам Юстиниан не был замешан в этом преступлении, люди, совершившие его, знали, что оно окажется полезным для Юстиниана. Виталиан был из тех людей, которые могут осуществлять власть в ее негативной форме. Он умел мешать и препятствовать, его влияние было столь значительным, что он мог быть достойным противовесом Юстиниану. Тем не менее его реальный вклад в политику был весьма скромным, у Юстиниана было немало разумных мотивов устранить Виталиана.

Но соперника мало было устранить физически, надо еще стереть память о нем, уничтожить его престиж. Для этого Юстиниан в следующем году сменяет Виталиана на должности консула. Год его консульства отличался невероятным блеском. Никогда еще на памяти живших в то время людей не было такого расточительства и столь пышных массовых зрелищ. На эти представления тратились огромные, по меркам старой империи, суммы денег. На арену одновременно выпускали по двадцать львов и тридцать пантер, не говоря о других диких зверях. Возбуждение толпы в тот день было так велико, что произошли волнения, из-за которых пришлось даже отменить финальные скачки.

Таков был Юстиниан, который стал другом Феодоры и, считая ее Пенелопой, охотно разыгрывал роль Одиссея. В то время он был уже на вершине власти и успеха, но еще не пришло время славы и величия. Он был готов выслушать любого, кто мог указать ему новую дорогу к этим вершинам.

Положение Феодоры отличалось тем, что она была выходцем из партии «зеленых». Ее несколько преувеличенная верность партии «синих» зиждилась на детском воспоминании сцены на ипподроме и была основой связи с вождем этой партии. Действительно, именно Феодора заставила Юстиниана с большей серьезностью отнестись к своему лидирующему положению в этой, партии. Разница в отношении Юстиниана к своей партии «синих» и отношении американского босса к его организации заключалась в том, что «синие» были конституированной старым законодательством группой населения, напоминавшей национальную добровольческую или гражданскую гвардию. Ее реальная роль становилась совершенно очевидной, когда Константинополь подвергался осаде. Именно в такие моменты становилось ясно, что «синие», «зеленые», «красные» и «белые» — это организации четырех кварталов города, в которых было зарегистрировано все гражданское население города, обязанное принимать участие в коллективных действиях в экстремальных ситуациях. Такие организации, отличавшиеся цветами эмблем, существовали во всех крупных городах империи. Уходивший корнями в незапамятные времена обычай состоял в том, что в мирное время эти организации соперничали между собой, что поддерживало их живой дух и энергию.

Столь активные организации любого вида почти неизбежно вовлекаются в решение самых жгучих вопросов современности. «Синие» и «зеленые» в большей степени, чем «красные» и «белые», были склонны к увлечениям политическими и религиозными течениями. «Зеленые» были монофизитами и националистами, «синие» — ортодоксами и приверженцами империи. Юстиниан, став покровителем «синих», придал их деятельности более живое и решительное направление. В его правление «синие» стали полувоенной организацией, напоминающей организацию современных фашистов.[12] Целью деятельности «синих» было склонение общественного мнения в пользу Юстиниана. Взамен Юстиниан предоставлял верным и надежным представителям «синих» высокие государственные посты, кормил голодных, навещал больных, а при необходимости обеспечивал вывоз перестаравшихся «синих» в безопасное место, где до них не могла дотянуться суровая длань закона. «Зеленые» по мере сил следовали примеру «синих».

Прокопий оставил нам очень живое описание членов партии «синих», какими он знал их: свирепые, исполненные сознания собственной значимости люди, во всем подражавшие гуннам. Почему они выбрали в качестве образца гуннов, остается загадкой, но факт остается фактом, и Константинополь близко познакомился с типом человека с длинными, ниспадавшими на плечи волосами, могучей бородой и бакенбардами, одетого в рубашку с «дутыми» рукавами. Многие из активных членов партии «синих» носили спрятанное под одеждой оружие, которым при случае могли умело воспользоваться.

Отношения Юстиниана с руководимой им партией «синих» пережили серьезный кризис незадолго до того, как он познакомился с Феодорой. В 524 году Юстиниан серьезно заболел, и в то время, когда он находился между жизнью и смертью, произошел ряд тревожных событий. Люди «синих» при свете дня и большом стечении народа убили в церкви Святой Софии влиятельного человека по имени Ипатий. Дело получило широкую огласку, разразился скандал, о котором было доложено императору. К делу подключились мощные и влиятельные силы, враждебные Юстиниану и партии «синих». Игра стоила свеч. Юстин создал комиссию, облеченную полномочиями, чтобы положить конец опасности, угрожавшей общественному спокойствию.

Вооруженный полномочиями комиссии префект Феодот, правитель Константинополя, воспринял это поручение как приказ искоренить партию «синих». Расследование затронуло всю организацию. Некоторые из руководителей были казнены, другим пришлось скрыться. Выздоровев, Юстиниан обнаружил, что часть его организации разгромлена, часть — рассеяна. В тот момент Юстиниан не стал заниматься поисками организаторов всего мероприятия, он нанес удар по исполнителю. У некоторых подчиненных Феодота были силой вырваны признания, компрометировавшие их начальника. Было доказано, что он превысил свои полномочия, приказав казнить без соблюдения должных процедур человека сенаторского звания. Источник атаки на «синих» можно было предположительно определить по тому, что на защиту Феодота рьяно выступил Прокл, бывший квестором, то есть имперским министром. Но Прокл был слишком слаб, чтобы противостоять Юстиниану. Император изгнал Феодота в Иерусалим, где тому пришлось провести остаток дней, прячась от мести организации «синих».

Этот удар возымел свое действие: действия «синих» стали более осторожными, с их деятельностью больше не связывали ни одного скандала. Такое изменение было обусловлено не потерей власти, ибо падение Феодота парализовало деятельность оппозиции, а партия «синих» продолжала пользоваться поддержкой Юстиниана, но он почувствовал, что дело зашло слишком далеко и выгоднее проводить более тонкую политику.

Это можно также проиллюстрировать влиянием Феодоры, которая изначально принадлежала партии «зеленых». В глубине души Феодора продолжала оставаться монофизиткой и националисткой, ценившей греческий Восток гораздо выше неизвестного ей и малопонятного римского Запада. Она имела взгляды, весьма распространенные, если не преобладавшие в то время в Константинополе. Образование, полученное Юстинианом, вооружило его знаниями и преисполнило сочувствием к великой имперской идее Рима, к традиции Августа и Адриана, которой в восточных провинциях придерживались очень немногие ровесники Юстиниана. Подобно большинству женщин, Феодора основывала свои идеи на собственном опыте. Она проехала по юго-восточным провинциям — Египту, Палестине и Сирии, где господствовало монофизитство; ей пришлось зарабатывать на жизнь именно там; она на собственном опыте убедилась, как широко распространена там эта доктрина и какие люди её поддерживают. Представляется, что Феодора весьма сильно симпатизировала этим людям. Главное заключается в том, что ей удалось убедить Юстиниана в том, что политика подавления монофизитства не только невозможна, но и нежелательна.

Юстиниан с трудом поддавался посторонним влияниям и не слишком охотно менял свои взгляды. Но такое изменение исподволь началось с самого начала его знакомства с Феодорой. Постепенно не без ее влияния Юстиниан пришел к мысли о том, что гораздо лучше установить соглашение и союз с монофизитами. Пока был жив Юстин, Юстиниан не предпринимал попыток явно изменять политику правительства здравствовавшего императора. Он ждал собственной коронации, прежде чем начинать переговоры с монофизитскими епископами. Он полагал, что ему удастся найти формулу примирения, под которой смогут подписаться представители обеих доктрин.

Новая политика ставилась в повестку дня в силу событий, которые, вероятно, не были предусмотрены первоначальной программой действий Юстиниана. На дальневосточной — кавказской границе империи резко осложнились отношения с Персией. Мир с Персией не прерывался на протяжении предыдущих двадцати лет. Угроза войны возникла вследствие естественного стремления обеих империй расширить свои пределы. Все шло мирно, пока обе цивилизации расширялись, поглощая территории приграничных варварских племен. Но настал момент, когда, достигнув Кавказа, обе великие империи пришли в непосредственное и весьма неловкое соприкосновение. Юстиниан не желал войны с Персией. Все его интересы были сосредоточены на Западе, в Риме. Трудность заключалась в том, что персы не разделяли смелых прожектов Юстиниана. Они не желали восстановления единой Римской империи на своих западных границах и были готовы сделать все возможное, чтобы воспрепятствовать такому развитию событий. И как легко это было осуществить! Создание угрозы Лазике, стране колхов между Черным и Каспийским морями, было самым недорогим способом отвлечь внимание римского правительства, которое не отважилось бы проигнорировать такую угрозу. Война с Персией, таким образом, превратилась в реальную возможность.

Независимо от того, предпочел бы Юстиниан политику оттяжек и проволочек или решительных действий, ему как воздух была нужна поддержка населения приграничных областей. Его стойкость и верность были главной надеждой правительства.

Однако, по стечению обстоятельств, большинство этого населения исповедовало монофизитство. Примирение с монофизитами, таким образом, стало не только желательным, но и необходимым.

Война с Персией началась в год женитьбы Юстиниана на Феодоре, за год до смерти Юстина и восшествия на престол Юстиниана. Медленно, но верно все более сложными становились политика, которую приходилось вести Юстиниану, и события, с которыми ему предстояло столкнуться и взять под контроль. Теперь ему было необходимо не только добиться воссоединения двух столь различных половин империи, но сделать это в условиях серьезной угрозы с Востока. В тот момент, когда ему довольно дорогой ценой удалось добиться соглашения с папством, Юстиниан был вынужден искать примирения с монофизитами, ставя под сомнение то и другое. Однако присутствие рядом Феодоры оказало новому императору реальную помощь и поддержку. Они оба стремились поддерживать между собой независимое партнерство. Первым результатом воплощения их плана стало то, что Феодора смогла проводить в отношении монофизитов собственную политику, более смелую, чем та, на которую решился бы сам Юстиниан. В дальнейшем мы увидим, как воплотился в жизнь этот план.

Примечания:

1

Юстиниан сам публично дал ей характеристику, которая в то время отличалась некоторой оригинальностью. Выражение «наша в высшей степени благочестивая супруга, данная нам Богом» показывает нам, что мы имеем дело не с классическим периодом, а вступаем в эпоху христианской теории отношений между полами.

8

В то время практически вся торговля в Средиземноморье была сосредоточена в руках восточных купцов, главным образом греков. Подавляющее превосходство в платежах римской монеты подтверждает это в отсутствие других доказательств.

9

Брандер (голл.) — судно, нагруженное горючими веществами, которое пускали по ветру или течению на вражеские корабли. (Примеч. ред.)

10

Эти вопросы рассмотрены кратко и изящно в «Истории Византийской империи» Диля. Обобщая, можно сказать, что арианство было доктриной новых северных королевств, возникших на территории империи, монофизиты нашли себе сторонников среди носителей сирийско-египетского национализма, а католицизм со временем стал знаменем римского владычества.

11

Юстин Август, ты победил! (лат.)

12

Следует напомнить, что книга была написана в 1931 году, то есть до того, как НСДАП стала в Германии правящей партией.