Народ с его историей становится вполне понятен нам лишь тогда, когда мы познакомимся с регионом, где он зародился и развивался, и получим ясное представление о состоянии его культуры в момент начала экспансии (рис. 8, 11, 16). Каковы же важнейшие особенности Тускии и каким было ее доэтрусское прошлое? Только подробный ответ на два эти вопроса позволит нам верно поместить возникновение новой цивилизации в пространстве и во времени.

В зените своего могущества этруски властвовали в Италии от Паданской равнины до Кампании. Но даже тогда Туския оставалась важнейшим центром, сердцем их империи. Эта лесистая область, богатая многоцветьем красок, протянулась с севера на юг между Арно и Тибром и ограничена на востоке частично руслом Тибра, а частично – изломанной линией Апеннин (рис. 8). На большом протяжении она выходит к Тирренскому морю. Одна из важнейших географических особенностей всего Апеннинского полуострова – необычайное разнообразие его природных условий. Запутанная цепь Апеннин делит территорию полуострова на четко выраженные области, отделяет восточное побережье от западного, ограничивает и изолирует друг от друга плодородные равнины страны – Паданскую, равнины Лация и Кампании. В Тускии эта особенность выразилась наиболее ярко. В нее вторгаются боковые отроги Апеннин, в результате чего вся область представляет собой скопление холмов, долин и гор, оставляющих место для небольших ровных участков лишь вдоль рек, озер и у побережья. В обоих случаях одинаковые причины привели к одинаковым следствиям. Различные провинции полуострова с его самодостаточными регионами всегда обладали четко выраженными местными особенностями. Объединение страны в современную эпоху произошло достаточно поздно. Неоднородность самой Тускии таким образом объясняет, почему разные этрусские города сохраняли подлинную автономию, всего лишь образовав федерацию, которую скрепляли достаточно слабые связи.

В Италии нет крупных рек; такого названия достойна лишь По на севере страны. Однако в Тоскане есть весьма значительные реки – Арно, ее приток Кьяни и прежде всего Тибр. Но эти реки судоходны лишь на части своей длины и ограничивают этрусскую территорию, не заходя на нее сколько-нибудь глубоко. Некоторые реки пересекают страну наискось, впадая в Тирренское море. Но это лишь ручьи, протекающие через различные зоны и не объединяющие их. Единственное подлинно объединяющее звено – побережье – протянулось на 200 миль, и его многочисленные бухты пригодны для использования в качестве портов, откуда отправлялись экспедиции в ближние и дальние страны. Этруски воспользовались бухтами, совершенствуя свои мореходные навыки, и приобрели в глазах Древнего мира вполне оправданную репутацию смелых моряков и опасных пиратов.

Рис. 8. Важнейшие этрусские поселения в Тоскане и Лации.

Подобный гористый регион не годится для сельского хозяйства. Однако здесь можно разводить крупный рогатый скот и другую живность. Леса, в древности еще более густые, чем сегодня, обеспечивали охотников обильной добычей, а море и озера – большие и многочисленные по всей стране – регулярно и щедро вознаграждали рыбаков за их усилия. Охота и рыбалка были любимыми развлечениями богатых этрусков; более того, они считали, что в загробном мире их ждут те же удовольствия, столь высоко ценимые ими на Земле. Мы находим в их гробницах орудия и приспособления, которыми пользовались на суше и на море, а на некоторых фресках изображены подвиги покойных.

Но главное богатство Тосканы – это, конечно, ее колоссальные минеральные ресурсы, которые в доисторические времена, несомненно, влекли к себе мореплавателей, искавших места для поселения. Этруски интенсивно разрабатывали месторождения в течение всей своей истории. От севера страны до окрестностей Сиены в холмах, известных сегодня как Коллине-Металлифере (Рудоносные холмы), в больших количествах содержатся железные, медные, цинковые и оловянные руды. Добыча и обработка этих металлов были основой богатства и силы этрусской нации. Остров Эльба, расположенный очень близко к побережью и долгое время входивший в состав Этрурии, обладает такими же сокровищами и являлся местом точно такой же деятельности.

В каком состоянии культуры и общего развития находилась Тоскана между 2000-м и 1000 гг. до н. э., когда здесь появились этруски? Сохранились свидетельства, что здесь, как и по всей Италии, существовала цивилизация бронзового века. Около 1000 г. до н. э. по полуострову пронеслась новая волна захватчиков. Они принесли с собой технологию обработки железа, с помощью которого коренное население было обращено в рабство. В течение этого первого железного века важнейшие обитаемые центры находились либо к северу от Апеннин на Паданской равнине, либо в обширном районе по соседству с Лацием – в нынешних Тоскане и Умбрии. Там возникла чрезвычайно активная цивилизация, которую принято называть вилланованской, по названию Виллановы, деревушки под Болоньей, где в ходе раскопок были обнаружены первые следы ее существования.

Этой вилланованской цивилизации присущи некоторые весьма характерные черты (рис. 4, 9, 10). До нас дошло очень мало остатков вилланованских деревень и сооружений. Исследуя гробницы, можно найти множество следов этой цивилизации. В основном, по крайней мере до 750 г. до н. э., вилланованцы кремировали покойников и пепел помещали в урны обычно биконической формы, которая появляется еще до 1000 г. до н. э. в керамике бронзового века, а теперь становится общепринятой и широко распространенной. Урны эти довольно грубые и представляют собой то, что итальянцы называют impasto – керамика из нечистой, плохо обожженной глины (фото 30). Урны имеют одну либо две ручки, и те, что находятся в гробницах, закрыты небольшой крышкой, перевернутой нижней частью вверх. Иногда эту крышку заменяет шлем с большим гребнем из листовой бронзы. Смысл этого ритуала очевиден. Чашка или шлем схематично и грубо представляют голову покойного. Таким было скромное начало погребальной скульптуры, которая, как мы увидим, получила широкое распространение на этрусских кладбищах. Однако в Лации, особенно в районе Альбано, пепел покойных помещали не в биконические урны, а в урны, имевшие форму пастушеской хижины (рис. 9). Они так и называются – урны-хижины. Много подобных предметов найдено и в Риме, в частности, на огромном кладбище, которое в начале XX в. раскопал на Форуме итальянский археолог Бони.

Урны-хижины, очевидно, делались по образцу настоящих жилищ. Эти скромные предметы дают нам представление о хижинах, в которых жили первые обитатели римской земли на вершинах семи холмов – этим латинским или сабинским пастухам. Эти первые подданные Ромула и Рема, должно быть, вели простую жизнь первобытных пастухов. Археологи, открывшие остатки вилланованских поселений, дали нам возможность более ясно представить себе ранние этапы существования Рима. Нет ничего более поучительного, чем подобная проверка легенды историей.

Рис. 9. Терракотовая урна-хижина из Альбанских холмов с резным геометрическим узором.

Биконические урны, или урны-хижины, помещали в ямы, выбитые в скале или иногда выкопанные в земле. В эти погребальные сосуды – или рядом с ними – клали подношения. Мужчинам – их оружие: копья из бронзы или с железными наконечниками, бронзовые шлемы, железные кинжалы и мечи. Женщинам – фибулы: бронзовые застежки и булавки, которыми скреплялась их одежда (рис. 4). Эти фибулы крайне важны для нас, поскольку их форма меняется со временем, и, сравнивая их, мы можем провести датировку всего найденного материала. В женских могилах также содержались самые различные предметы – бляшки и украшения из янтаря и бронзы, гребни, иглы, веретена и все прочее, чем покойная пользовалась в повседневной жизни. Уже в этот первобытный период в погребальном культе видны следы заботы жителей древней Италии – они стремились обеспечить покойных всем, чем те пользовались при жизни, ведь все это снова понадобится им после смерти. Для древних людей смерть отнюдь не была концом всего; умершие продолжали жить в своих гробницах, занимались тем же, чем и в земной жизни. Поэтому они крайне нуждались в подношениях и жертвах. В древности пренебрежение тщательным ритуалом ухода за мертвыми всегда считалось непростительным преступлением.

Долгое время керамические и бронзовые вилланованские предметы украшали незатейливым геометрическим узором, состоявшим из прямых или ломаных линий, зигзагов, треугольников и свастик. Со временем эти декоративные элементы, выгравированные или рисованные, становятся более сложными и пышными. В середине VIII в. до н. э. мы наблюдаем перемены в обычаях и ритуалах. Покойных отныне не всегда сжигают; возникает и получает распространение обряд предания земле. Помимо гробницы-колодца, мы находим гробницу-канаву с четырьмя углами, отмеченными камнями или гравием. Увеличивается количество бронзовых предметов. Вазы из листовой бронзы, сохраняя древнюю биконическую форму, становятся изящными, а гравировки на них – оригинальными. Плоские бронзовые фляжки, тупо– или остроконечные шлемы и круглые бронзовые щиты (рис. 10) своей формой напоминают предметы, распространенные у эгейской цивилизации Восточного Средиземноморья. Как декоративный элемент появляется очень схематично изображенная человеческая фигура. Во всем этом чувствуется иностранное влияние. Начиная с 750 г. до н. э. греческие мореплаватели начали селиться на южных побережьях Италии и Сицилии. Они не могли не контактировать с жителями тусских городов.

Рис. 10. Бронзовый щит с двумя вырезами, вероятно предназначавшийся для танцев. Найден в 1955 г. под Больсеной. 700 г. до н. э. Ширина – 28,8 см.

К концу столетия изменения в форме предметов и архитектуре гробниц становятся более заметными. На севере Этрурии – в Ветулонии и Популонии – появляются монументальные мавзолеи, резко отличающиеся от скромных гробниц предшествующего периода. Это огромные курганы из земли и камней с гробницей внутри в форме настоящей камеры со сводом или куполом, образованными положенными плашмя, перекрывающими друг друга каменными блоками. Такие ложные своды и куполы – пока что лишь предшественники классических форм этрусской и римской архитектуры. Памятники такого типа непосредственно связаны со строениями, которые возводились в Малой Азии и Эгейском бассейне между 2000-м и 1000 гг. до н. э. Они даже смутно напоминают знаменитые микенские гробницы. Момент, когда они появляются в Тускии, совпадает с началом цивилизации нового типа, имеющей очевидные восточные признаки. Обычно ее называют ориентальной. С этого времени уже можно говорить об этрусской истории, как таковой. Принимаем ли мы или нет традиционную идею о миграции мореплавателей из Восточного Средиземноморья во всей ее полноте, но то, что возникает на итальянской почве, несет на себе отпечаток Востока.

С самого начала своего существования этрусский народ предстает в глазах Древнего мира богатой и могущественной нацией, и то же впечатление складывается у нас сегодня, когда мы видим великолепные предметы, почтительно уложенные рядом с мертвыми в гробницах VII и VI вв. до н. э. Фибулы, ожерелья, браслеты и архаические серьги этого периода свидетельствуют о высоком мастерстве ювелиров.

Все эти восхитительные украшения – осязаемые следы той роскоши, которую Этрурия знала с самого начала своей истории. Этот период совпадает с великим периодом греческой колонизации на Западе. В сценах, украшающих кубки и позолоченные серебряные сосуды, чувствуется восточное влияние – сперва финикийское и киприотское, а с конца VII в. в основном греческое (фото 69, 70). Темы, позаимствованные из египетского, месопотамского и сирийского репертуара, перемешиваются причудливым образом. Как и во всем искусстве Средиземноморья этого периода, важное место занимают фантастические звери – химеры, сфинксы и крылатые кони (фото 36). Среди этих предметов местного производства нередко встречаются многочисленные вещи, привезенные из-за границы – с Сардинии, из Египта или Сирии.

Колоссальные сокровища этих гробниц, которые называли «золотые гробницы», демонстрируют, что Этрурия с поразительной быстротой поднималась к вершинам процветания. В то время, должно быть, уже разрабатывались железные и медные рудники вокруг Популонии. Доходы от них позволяли стране в больших количествах ввозить золото, серебро и слоновую кость, необходимую для работы ремесленникам и художникам.

Для охраны этой торговли этруски нуждались в морской мощи, достаточной, чтобы отразить любую угрозу. И они действительно достигли господства на всех западных морях (рис. 11). Именно в этот момент предприимчивые народы восточного мира – финикийцы и греки – во множестве устремлялись в далекие и еще дикие страны Запада в поисках земель под торговые фактории, рынков и богатства. Их манили к себе рудники Испании, Сардинии и Италии. Именно тогда зарождались могущественные государства в Африке, Испании, на побережье Сицилии и Италии. Греки и финикийцы основали сильные опорные пункты, которым было суждено славное и яркое будущее. На этой огромной арене началась ожесточенная борьба за сырье – борьба, которая предвещала конфликты современных великих империй. На протяжении столетий греки и финикийцы соперничали друг с другом, а за этим противостоянием последовал решительный поединок за мировое господство между Римом и Карфагеном.

Именно в этом бурном мире первопроходцев и авантюристов взошли ростки великой славы этрусков. Мы не знаем многих подробностей, которые пролили бы больше света на этот далекий период. Однако ни письменные источники, ни данные археологии не оставляют сомнений в этрусской морской мощи. С ней столкнулись моряки Греции и Карфагена. Греческие тексты изобилуют упоминаниями о сильном этрусском флоте. Он обычно описывается – возможно, вследствие естественной неприязни к старым врагам – как грозная пиратская армада. В гомеровском гимне Дионису упоминается смелое похищение этого бога тирренскими пиратами, которых его волшебство превратило в дельфинов. Плутарх рассказывает о похищении этрусками женщин из аттического Браврона. Этруски осмелились украсть статую Геры с Самоса. А их смелых набегов на греческие колонии в Италии и на Сицилии не счесть.

Но мы должны принять во внимание неприязнь греков к своим соперникам, если хотим верно оценить морскую политику молодой Этрурии. Этруски первые обратили внимание на остров Эльба, крупный центр добычи железной руды, и быстро захватили его. На крупных островах Корсика и Сардиния имелись многочисленные безопасные гавани для кораблей, направлявшихся к далеким землям. Сардиния была родиной древней цивилизации, знаменитой своими циклопическими постройками – нурагами – и странными маленькими и тонкими бронзовыми статуэтками, имеющими неожиданно современный вид. Коммерческие связи между этрусками и сардинцами зародились очень рано, о чем свидетельствуют предметы сардинского производства, найденные на кладбищах Ветулонии. У обоих народов имелись искусные мастера бронзовых дел, и у обоих металлургия развивалась параллельно. Что касается Корсики, то за нее со временем разгорелась ожесточенная борьба между этрусками и греками.

Рис. 11. Италия в эпоху расцвета этрусского могущества.

Этрусские моряки и купцы торговали и разбойничали в регионах, где и по сей день сохраняются следы их пребывания, – на берегах Прованса и Испании, от Марселя до Каталонии, на африканском побережье и на берегах Греции. Эта стремительная морская экспансия привела к тому, что этруски безраздельно господствовали в Тирренском море, что дало грекам повод говорить об этрусской талассократии. За этим достижением, очевидно, стояли великие прибрежные города: Керы, Тарквинии, Вульчи, а также более северные Ветулония и Популония.

Однако тусский флот встретился с двумя могущественными соперниками. Все больше греков селились на берегах Кампании и Сицилии, их привела сюда массовая колонизация, впоследствии сильно повлиявшая на будущее Запада. Карфагенские финикийцы, в свою очередь, распространяли сферу своего влияния на Западную Сицилию и на более близкие к Тускии западный и южный берега Сардинии, где они основали такие города, как Кальяри, Сульчи и Нору. Эти три великие морские силы Западного Средиземноморья обладали слишком большими амбициями, чтобы их экспансия могла продолжаться без столкновений. В VI в. определилось, кто будет врагами, кто – союзниками.

Именно тогда греческие колонисты с берегов Малой Азии, избегая перенаселенных областей Сицилии и Южной Италии, обратили свое внимание на восточное побережье Испании и Прованс, где основали Антиб, Ниццу и прежде всего Марсель. Этруски отныне чувствовали греческую угрозу и на севере и на юге, им совсем не нравилась такая ситуация, особенно когда в середине VI в. греки, имея в тылу новые владения на лигурийском побережье, основали Аланию на восточном берегу Корсики и, может быть, также Ольбию на севере Сардинии. Это событие совпадает с появлением в этих местах беженцев из Фокеи, спасавшихся от персидского господства в Малой Азии.

Рис. 12. Бронзовые фигурки, украшавшие канделябры: воин и дискобол.

Этрурия решила бросить вызов опасному врагу. Она смирилась с карфагенским проникновением на Сардинию как со свершившимся фактом, хотя, конечно, ей не могло это нравиться, и заключила с Карфагеном союзный договор, который впоследствии несколько раз возобновлялся. Статьи договора имели большое значение; они касались торговли, взаимного признания завоеваний и военного союза. Корсика оставалась в этрусской сфере влияния; Сардиния – в сфере влияния Карфагена. Об этом грозном союзе против эллинов упоминает Аристотель в своей «Политике». Скоро дошло дело и до войны. Около 540 г. до н. э. греческие корабли сразились с союзными карфагенскими и этрусскими флотами. Согласно рассказу Геродота, греки вынудили врагов отступить. Но в реальности они, скорее всего, потерпели поражение, так как впоследствии были вынуждены оставить Корсику, и эту территорию быстро оккупировали этруски, основавшие здесь город, названный ими Победа. Таким образом, этрусский флот остался хозяином в северной части Тирренского моря. Но реальным победителем в войне, конечно, был Карфаген. Он сумел защитить свои линии коммуникации, по которым в страну доставлялось серебро из Испании и олово из Великобритании. Кроме того, в руках Карфагена оставался жизненно важный Гибралтарский пролив. Вскоре карфагеняне стали рассматривать воды между Сардинией, Африкой и Испанией как свою собственность. Пока между Карфагеном и Грецией продолжалась ожесточенная схватка за обладание Сицилией, Этрурия лишилась возможности расширять свои морские пути, а в отведенной ей ограниченной зоне было затруднительно сохранять свой статус в условиях возобновившихся нападений греческого флота. В V в. этрусская талассократия рухнула, серьезной угрозе подверглись и континентальные владения Этрурии. Итак, VII и VI вв. до н. э. стали периодом недолгой гегемонии Этрурии над Апеннинским полуостровом.

В отличие от италийских греков, которые ограничили свои владения на материке прибрежными городами и окружающими их территориями, этруски проникли в глубь Италии. Туския более не удовлетворяла их амбиций. Поэтому в течение VI в. до н. э. они заняли на севере значительную часть Паданской долины, а на юге – Лаций и богатые равнины Кампании. Эти пираты западных морей основали обширную империю на суше и готовы уже были объединить всю Италию. В римские времена люди помнили этот период этрусской гегемонии, и Ливий вспоминает славные страницы этрусской истории.

Этрусское проникновение могло бы идти на восток – за Абруцци, к берегам Ионического моря (фото 37). Но восточнее Тибра труднопреодолимое препятствие представлял собой один италийский народ – умбрийцы, надежно укрепившиеся в регионе, который ныне носит их имя; в этом направлении русло Тибра было для этрусков как бы границей. Обширные территории к северу от Апеннин были заняты лишь разобщенными племенами, слишком слабовооруженными, чтобы помешать появлению регулярной армии в долине По. Этрусские торговцы наверняка уже провели разведку этой плодородной долины, за пределами которой они могли торговать с альпийскими народностями и установить контакт с племенами Германии и Галлии. Зная о ситуации от купцов, этруски во второй половине VI в. до н. э. преодолели цепь Тоскано-Эмилианских Апеннин и начали методично завоевывать страну. Сперва они захватили Болонью, которую называли Фелсина, и вскоре она превратилась в большой этрусский город, став центром новой северной империи. Ее значение возросло, когда этруски, дойдя до Адриатики, основали там торговые фактории. После захвата Равенны и Римини на одном из рукавов По при впадении в море была основана Спина. Богатство ее кладбищ свидетельствует о процветании этого города в V в. до н. э. Торговые пути к берегам Адриатики и Греции пролегали через эту новую колонию. В долине По наверняка насчитывалось около десятка крупных этрусских городов, которые образовали федерацию наподобие федерации этрусских столичных городов. Благодаря своему местоположению и богатству они успешно развивали отношения между Тускней и еще дикими странами севера. К северу от Альп, особенно в Бургундии и Швейцарии, были найдены бесчисленные этрусские бронзовые и золотые предметы того периода и более поздние.

Таким образом, этрусские купцы стали посредниками, доставляя заальпийским племенам кельтов заказанные в городах Греции или Великой Греции произведения греческого искусства, несомненно в обмен на содействие при транспортировке олова. Судя по всему, эллинское проникновение в кельтский мир, кроме прямого пути через Марсель и вверх по Роне, шло также по обходным маршрутам через альпийские перевалы, при этом этруски играли роль связующего звена. Возможно, использовался и путь по Дунаю. Во всяком случае, греко-этрусское влияние на кельтскую цивилизацию в конце Гальштатского периода и начале периода Ла-Тен было вполне заметным. В кладе, недавно обнаруженном в княжеской могиле в Ви, под Дижоном, были предметы самого разного происхождения – греческие, этрусские и кельтские. Греческие предметы, в частности, огромный бронзовый кратер (чаша для вина), очевидно, сделанный в каком-то из городов Великой Греции, попал в Бургундию по торговому пути, проложенному этрусскими купцами.

Территориальные амбиции этрусков не ограничивались севером полуострова. Они отправились и на равнины Лация и Кампании; эти земли к югу от Тускии находились под их властью с конца VII в. до н. э. и в течение следующего столетия. Таким образом этруски повлияли на историю Рима и судьбу всего Запада.

Рис. 13. Чаша буккеро. Ок. 600 г. до н. э. Из Черветери. Музей виллы Джулия, Рим.

Латинские народы входили в конфедерацию, созданную в первую очередь по религиозному признаку. Рим, все еще небольшой городок, не обладавший серьезным политическим или военным значением, был одним из членов этой лиги. Могущественная Этрурия без труда удерживала в своем подчинении все латинские племена, и ее воины обосновались в своем Риме, который занимал чрезвычайно важное положение. Рим, построенный на невысоких, но крутых холмах рядом с Тибром, примерно в десяти милях от его устья, представлял собой хорошо защищенную крепость. Этруски старались во что бы то ни стало удержать за собой этот важный оборонительный пункт.

Сохранилось немало свидетельств о пребывании этрусков в Риме; считается, что с 616-го по 510 г. до н. э. Римом правила тусская династия Тарквиниев. Археологические раскопки подтверждают точность этих преданий. Древние авторы рассказывают следующее. В правление римского царя Анка Марция в Риме поселился Лукумон, богатый житель этрусского города Тарквинии. Женой Лукумона была знатная этрусская дама Танаквиль. Прибытие этой четы в Рим сопровождалось важным знамением. Когда Лукумон был на Яникульском холме, слетевший с неба орел сорвал с него шляпу. Затем он стал кружить над колесницей новоприбывших, издавая пронзительные крики, после чего вернул шляпу на голову ее потрясенного владельца. Танаквиль с радостью восприняла этот божественный знак, не сомневаясь, что боги готовят ее мужу какое-то высокое предназначение. Лукумон поселился в Риме и взял имя Луций Тарквиний Приск – Тарквиний Древний. Благодаря своим деловым качествам и непревзойденному ораторскому искусству после смерти Анка Марция он был избран царем.

В этой поразительной легенде мы находим характерные черты, присущие этрусским прорицаниям. Рассмотрим более подробно реакцию Танаквиль, которая, согласно Ливию, преуспела в чтении божественных знамений. По ее мнению, все свидетельства позволяли Лукумону надеяться на исполнение самых смелых надежд: то, что птицей, выступившей в роли небесного вестника, был именно орел; область неба, из которой он спустился; личность того бога, чьим посланцем он был, – Юпитера, царя богов, поскольку орел – царь птиц; и, наконец, голова – наиболее благородная часть человеческого тела. Следует отметить значение, которое придавалось – в соответствии с этрусским методом интерпретации знамений – направлению, откуда был подан знак, и взаимосвязям между чисто материальными факторами и моральным смыслом, которыми они наделялись. Огонь, который в детстве окружил голову Сервия Туллия, предвещал его восхождение на трон после смерти Тарквиния Древнего, и точно то же предсказывала находка прекрасно сохранившейся человеческой головы во время строительства этрусскими тиранами храма Юпитера Капитолийского – она свидетельствовала о величии и человека, и святилища. Шесть веков спустя аналогичное чудо возвестило о будущем величии Октавия, которому суждено было стать императором. Как рассказывает Светоний, слетевший с небес орел вырвал хлеб у него из руки, а затем отдал.

Рис. 14. Чаша буккеро с резными украшениями. VII в. до н. э. Музей виллы Джулия, Рим.

Итак, этруски с самого первого момента появления на римской земле принесли с собой представления о знамениях и технику их толкования, зародившиеся у них на родине. В сущности, на семи холмах обосновалась сама этрусская цивилизация. Имя Лукумон, которое Ливий считает именем царя, на самом деле не являлось личным именем. По-этрусски это слово означало «властитель, господин». Каждый город Этрусской федерации имел своего лукумона. Кроме того, наивность повествования чувствуется в рассказе о том, что Лукумон сменил свое имя на Луций Тарквиний Приск, то есть Тарквиний Древний. Прозвище Приск, скорее всего, было приписано ему в более поздние времена, чтобы отличить этого царя от его сына и наследника.

По преданию, Тарквиний Древний был сыном грека из Коринфа по имени Демарат. Мы не можем проверить эту легенду, но она напоминает о греческом влиянии в VI в. на Этрурию, в частности пелопоннесского города Коринфа. Этрусская династия, согласно римскому преданию, состояла всего из трех человек – Тарквиния Древнего и его сына Тарквиния Гордого, а между ними был безродный Сервий Туллий. Но он тоже вел себя как великий тусский монарх. Император Клавдий в речи, произнесенной им в 48 г. и записанной на бронзовой таблице, найденной в Лионе, говорит, что по-этрусски Сервия Туллия звали Мастарна. Однако на фресках из гробницы Франсуа в Вульчи изображены два брата – Авл и Целий Вибенна, сражающиеся вместе с вождем по имени Мастарна против другого воина, который значится как римлянин Гней Тарквиний. Таким образом, этрусская версия легенды показывает нам трех этрусских царей Рима своего рода кондотьерами, чьи войны как бы показывают ту враждебность, которую испытывали друг к другу этрусские города. Возможно, правление Сервия служит признаком временного триумфа в Риме вождей могущественной «лукумонии» Вульчи. На недавно найденной вазе буккеро того периода (рис. 13, 14, 21, 22) написано имя Авла Вибенны, и, соответственно, подтверждается историчность тех героев, о которых говорит предание.

Рис. 15. Бронзовая статуэтка сражающейся Минервы. Начало V в. до н. э. Британский музей, Лондон.

Ливий подчеркивает значение политических и военных мер, предпринятых тосканскими царями, покорение ими латинских городов, обширное строительство, предпринятое в гражданских и религиозных целях. Похоже, некоторые мероприятия он датирует этим периодом ошибочно; но в целом его рассказ подтверждается результатами раскопок, проводившихся в Риме. До этрусков Рим был скорее объединением деревень, чем настоящим городом. Этруски превратили его в город, сопоставимый с царскими столицами южной Этрурии. В этот период вокруг семи холмов была построена внешняя стена из местного туфа, обеспечившая их оборону. Эта стена была очень длинная, ее перестроили после вторжения галлов в 378 г. до н. э. Тарквиний создали эффективную канализационную систему – Большую клоаку, благодаря ей болотистая равнина Форума впервые стала местом проведения народных собраний. Дошедший до наших дней впечатляющий фундамент на Капитолии, в подвале Музея консерваторов, является осязаемыми остатками знаменитого храма, посвященного Тарквиниями Капитолийской Троице в последние годы VI в. до н. э. По этрусскому обычаю храм состоял из трех священных камер – целл, – посвященных Юпитеру, Юноне и Минерве, которым здесь поклонялись под их этрусскими именами. Тройная структура храма сохранялась, несмотря на многочисленные перестройки в римский период. Когда Рим основывал бесчисленные колонии в провинциях своей империи, в центре этих городов всегда строился Капитолийский храм – копия легендарного здания, в которое вложили свои знания и свое искусство зодчие Тарквиниев.

Этрусские цари принесли в Рим все внешние признаки и символы, которые в тосканских городах свидетельствовали в глазах людей о силе и славе лукумонов. Так, Тарквинии носили золотую корону, золотой перстень и скипетр. Их церемониальной одеждой служила тога-пальмата, а царскую процессию возглавляли ликторы, которые несли на плечах внушавшие благоговение фасции – знак неограниченной власти повелителя. Фасции состояли из розог и топорика – церемониального оружия и символа политической и религиозной власти вождя. Этот материальный символ верховной власти сохранился в Риме после изгнания Тарквиниев и установления республиканского режима. При нем фасции стали знаком консулов, которые находились у власти всего год, обладая верховным командованием над легионами, – такая мера должна была устранить опасность реставрации монархии. Аналогично и триумф, праздновавшийся после победы над врагами Рима, на протяжении всей римской истории повторял религиозные ритуалы, исполнявшиеся этрусскими царями, одолевшими своих противников. Во время этой торжественной процессии, которая заканчивалась на Капитолии жертвоприношением Юпитеру, полководец стоял в своей боевой колеснице, возглавляя кортеж пленников и солдат, и временно уподоблялся верховному божеству.

Этруски, завладев Лацием, решили покорить и плодородные земли Кампании. Коренные племена – авзоны и опиции, – происхождением и обрядами родственные латинам, были относительно малочисленны и не могли воспрепятствовать захватчикам. Греков, надежно укрепившихся на побережье, не интересовали внутренние области. Поэтому этрусский поход превратился в буквальном смысле в захват земли. Ее поделили между новыми колонистами в соответствии с древними правилами землепользования в виде наделов, имеющих форму аккуратных и тщательно отмеренных квадратов. Этруски в то время уже разбирались в геодезии и измерительной технике, и римские землемеры, от которых до нас дошел ряд сочинений, стали их прилежными учениками. Таким образом, деление итальянских земель и территории древнеримских провинций на квадраты со стороной 710 метров (по данным аэрофотосъемки в различных странах, в частности в Северной Африке) – деление, поражающее нас своей чрезвычайной распространенностью и совершенной геометрией, восходит еще к тусскому наследию. В Кампании этруски основали города, которые образовали процветающую федерацию, тесно связанную с исторической родиной. Главным среди них была Капуя, построенная, по обычаю, в центре региона, разделенного наподобие шахматной доски. Река Вольтурно обеспечивала городу прямую связь с побережьем, и это благоприятствовало развитию торговых связей Капуи. Другими важными и процветающими центрами были Нола, Ацерра и Ноцерра.

Подобная экспансия во внутренней Кампании, очевидно, стала еще одной причиной конфликтов с греками – ведь у них в тылу появились извечные враги. Для многочисленных эллинских торговых факторий на побережье и даже для могущественого города Кумы, появившегося в VIII в. до н. э., соседство этрусков создавало непрерывную угрозу. Между противниками неизбежно начались столкновения. Этруски пытались закрепиться на побережье и окончательно расправиться с Кумами, своим самым сильным соперником. Великий поход, в котором участвовали войска этрусков, и туземные отряды, набранные в далекой Апулии, окончился поражением под стенами Кум благодаря упорному сопротивлению греков и энергии их вождя Аристодема. В 524 г. до н. э. надежда этрусков на полное завоевание Кампании рухнула окончательно. Однако через долину Сарно этруски прошли дальше по побережью и на какое-то время покорили Помпеи, Геркуланум и Сорренто, они захватили и залив Салерно. Пределом их продвижения на юг стала река Силарис. Дальше лежала область, полностью занятая греческими колонистами. Но империя, созданная этрусками к концу VI в., и без того была обширной, и они вполне могли считать, что им под силу объединить весь полуостров под своей эгидой. Однако военное счастье от них отвернулось; начиная с V в. до н. э. империя, созданная ими за такое короткое время, вступила в трудный период. История ее постепенного упадка и одновременного наступления римских легионов длилась еще почти двести пятьдесят лет, пока вся Этрурия не покорилась римским орлам.

В первой книге своей «Истории» Ливий приводит крайне живописный рассказ об изгнании Тарквиниев из Рима. Несмотря на завоевания и общественные работы, проводившиеся в его царствование, Тарквиний Гордый – гордый и жестокий тиран – вызывал ненависть у римского народа. Воспылав неистовой страстью к добродетельной матроне Лукреции, он совершил над ней насилие, и та покончила с собой, чтобы смыть бесчестье. Народ восстал, революцию возглавил Луций Юний Брут. Тирана, его жену и детей изгнали. В 510 г. до н. э. возникла Римская республика, которой суждено было просуществовать пять столетий; Comitia centuriata – собрание римского народа – избрало консулов. Таким образом, лишение Тарквиниев власти описывается в римских анналах как чисто политическое происшествие, как конец монархии, основанной на единовластии и порабощении граждан. Отныне власть принадлежала ее законному владельцу, народу, и это стало основой свободы – бесценного сокровища, оказавшегося во владении города и его граждан. Лишь через пятьсот лет на руинах гражданской войны возникнет новый личный режим сперва Цезаря, а затем Августа.

Легендарная традиция, которая таким образом объясняет коренную смену режима, происшедшую в тот момент в Риме, умалчивает о подлинных причинах изгнания этрусского тирана. Истинной причиной было не республиканское восстание римского народа, а, скорее всего, военные поражения, которые нанес этрускам союз латинских народов и города Кумы, захвативший Лаций. Когда Ливий далее описывает осаду Рима Порсеной, царем Клузия, за этим рассказом, несомненно, скрывается взятие города этрусскими армиями, которые привели подкрепления.

Рис. 16. Этапы покорения Этрурии Римом: 1) Первая половина IV в. до н. э.; 2) Вторая половина IV в. до н. э.; 3) Ок. 280 г. до н. э.

Потеря Рима в последние годы VI в. до н. э. была серьезным ударом для Этрурии. Она означала конец тусской гегемонии в Лации и начало трудного периода в отношениях между этрусками и латинами. Одновременно были перерезаны прямые сухопутные коммуникации с Кампанией. Период величия эфемерной Этрусской империи закончился (рис. 16). В V в. неудачи следуют одна за другой, трудности множатся, и общий кризис заметен по очевидному упадку в ремесленно-художественной сфере. Повсеместно объем продукции уменьшается, а ее качество ухудшается. В этрусской земле не найдено ничего, равноценного произведениям эллинского искусства V в., хотя, как мы увидим, классический эллинский идеал по своей природе явно не мог не найти живого отклика в тосканских мастерских.

Этрурии предстояли тяжелые битвы на суше и на море. Рим стал более значимой силой в Латинской конфедерации, и у него теперь разыгрался аппетит. Естественно, в первую очередь угрозе подверглись Вейи. Однако союзные им Фидены, маленький латинский городок на левом берегу Тибра, устоял перед натиском. На море положение складывалось более серьезное. Лишившись сухопутных коммуникаций со своими колониями в Кампании, Этрурия попыталась завладеть Кумами и создать форпост на побережье. Но в этот раз ей пришлось сражаться в одиночку, так как Карфаген только что потерпел поражение от объединенных сил Сиракуз и Акраганта. Кумы же тем временем получили подкрепление от Сиракуз и обратили этрусский флот в бегство. Эллинизм восторжествовал; Первая Пифийская ода Пиндара в эпическом стиле прославляет победы греков. В Олимпии был найден бронзовый шлем, посвященный Гиероном и сиракузянами Зевсу.

К концу века ситуация еще больше ухудшилась. Кампании угрожали спустившиеся на равнину закаленные горцы – самниты. В 432 г. до н. э. они взяли Капую – это было фатальное событие для всей Этрурии. Почти в то же время, в 425 г., Фидены были разрушены римскими войсками, и над Вейями нависла смертельная угроза. Город выдержал изнурительную десятилетнюю осаду, но в 396 г. римский диктатор Марк Фурий Камилл, которого справедливо прославляет Ливий, взял Вейи штурмом. Этрурия с поразительным равнодушием наблюдала за страданиями и падением этого важного города. Такое отсутствие патриотизма свидетельствует о стремительном распаде бывшей империи. Этот процесс уже начался в южной Этрурии, где римляне штурмом взяли крепость Сутры.

Но в этот момент доселе неведомая угроза наполнила страхом и Рим, и Этрурию. Фактически речь шла о последнем великом преображении древней Италии под влиянием кельтских захватчиков, которые ворвались в долину По и вплоть до середины III в. до н. э. тревожили своими набегами весь полуостров. Древние авторы оставили нам яркие описания ужаса, который охватывал страну при появлении этих высоких воинов, чьи обычаи были по-прежнему полуварварскими и чьему натиску, казалось, никто не мог противостоять. Согласно Ливию, вторжение кельтских орд в долину По произошло в 600—400 гг. до н. э. Однако археология не подтверждает такую раннюю датировку. Предметы из кельтских захоронений на севере полуострова свидетельствуют, что кельты появились в Италии не ранее середины V в. Последовательные волны захватчиков, очевидно, приходились на период 450—350 гг. до н. э. Более того, именно в это же время кельты начали наступление из Центральной Европы на запад, в Галлию, и на восток, в долину Дуная. Родина тех кельтов, которые пришли в Италию, вероятно, находилась в долине Дуная и в Чехии. Причину их миграции, а также их сородичей, которые почти в тот же момент отправились с востока на запад, следует искать в давлении, которое оказывали на них племена, пришедшие с севера и востока и известные нам под общим названием германцев.

Перейдя Альпы и оказавшись на полуострове, кельты немедленно столкнулись на Паданской равнине с этрусками. Для них, а чуть позже и для римлян пришельцы были варварами, пришедшими из далеких северных стран. Их колоссальная численность и дикие крики повергали в ужас противников. Возможно, кельты даже шли в бой совершенно голыми, если не считать огромного щита – единственного оборонительного вооружения. Воинская нагота, изображенная на некоторых этрусских барельефах, была не признаком бравады, а древним религиозным обычаем, существовавшим у многих первобытных народов. Отдельные акты доблести импонировали кельтскому воину больше, чем организованная битва в этрусском или римском стиле. Во время боя кельты часто ломали строй и вызывали на единоборство наиболее доблестных из числа врагов. Кроме того, они распевали гимны, в которых прославляли свою храбрость и издевались над противником.

В этот период этрусские земли в долине По оказались в большой опасности. Считается, что Мелпий был взят в 396 г. до н. э., тогда же, когда пали Вейи. Римские предания описывают ужасное поражение от кельтов на берегах Аллии – незначительного притока Тибра. Кельты рассеяли римские легионы и встали лагерем на римском Форуме, но Капитолий, который с таким героизмом защищал Манлий, им взять не удалось. Они разграбили город и подожгли его. Чтобы кельты ушли, римлянам пришлось уплатить огромный выкуп. Именно в тот момент, когда выкуп взвешивали, надменный кельт бросил свой меч на другую чашу весов и произнес слова, повторения которых, как говорит Ливий, не допустит ни один римлянин: «Vae victis!» – «Горе побежденным!» Битва на Аллии, которая, несомненно, произошла в 381 г., осталась в римской истории как ужасная и унизительная катастрофа. Однако для Рима она не имела никакого продолжения. После ухода победоносных орд римляне, наученные горьким опытом, поспешили окружить город новой, более крепкой стеной. Тем временем этрусские города на севере один за другим попадали в руки новых завоевателей. Фелсина упорно сопротивлялась, и бои вокруг нее продолжались долгое время. Она капитулировала около 350 г. до н. э. Последующий приход инсубров, кеноманов, бойев, сенонов и лингонов привел к окончательному покорению всей равнины, и вскоре после середины IV в. Циркумпаданская Этрурия – этрусские земли на По – стали Цизальпинской Галлией. Те этруски, которые не смогли найти убежище на родине, бежали в альпийские долины. Однако наследие этрусков весьма заметно повлияло на материальную цивилизацию завоевателей.

Начиная с этого времени старая Этрусская империя существует лишь в преданиях. Тусский народ, больше и не смея мечтать о победах, сравнимых с прошлыми завоеваниями, оказался заперт в регионе, который служил его колыбелью; но и здесь он не нашел ни мира, ни спокойствия. Кельты давили на Тоскану с севера; греки осмелели и нападали на побережье и опустошали этрусские порты; под непрерывными ударами римских легионов царства, столь гордившиеся своим прошлым, сдавались одно за другим. Естественно, тосканцы пытались воспользоваться случайными благоприятными моментами и предпринимали контратаки, пытаясь ослабить сжимавшуюся вокруг них петлю. Порой они даже вступали в недолговечные союзы со своими злейшими врагами – умбрийцами, кельтами и греками, – чтобы раз и навсегда покончить с Римской республикой, которая недвусмысленно намеревалась уничтожить их самих. Все эти усилия оказались тщетными. Римские завоевания медленно, но уверенно шли к логическому концу.

Рис. 17. Терракотовая статуэтка женщины с ребенком, предназначенная для подношения.

За потерей Паданской равнины сразу же последовала потеря Корсики и Эльбы. Сиракузяне, отныне не опасавшиеся тирренских пиратов, устремились на север и захватили острова, имевшие огромное стратегическое значение для их этрусских обитателей. Они проникли глубоко в Адриатику, взяли штурмом Адрию и Спину и основали Анкону. Таким образом, и на восточном, и на западном берегах полуострова греки прервали торговые связи этрусков – источник их былого величия. Этрурия, ставшая континентальным государством, была обречена на сухопутную войну, к которой была подготовлена гораздо хуже, чем ее соперник Рим. Только союз и сосредоточение всех этрусских сил могло бы остановить римское наступление. Но Этрурия страдала той же болезнью, которая привела к гибели Грецию. Местный патриотизм различных городов превалировал над интересами нации в целом, что, естественно, не укрепляло государство в борьбе с римскими легионами.

Первыми сдались Черветери, расположенные всего лишь в двадцати пяти милях от Рима. В 351 г. до н. э. этот город вышел из Этрусской лиги, благодаря чему Рим позволил ему сохранить видимость автономии. Такое соглашение избавило город от ужасов осады и резни. В конце столетия Рим завоевывал Апулию и Кампанию. Этруски попытались воспользоваться этой ситуацией, чтобы напасть на врага, но Квинт Фабий Руллиан смело вторгся в густые леса южной Этрурии, столь подходящие для засад, и оказался под стенами Перуджи, где одержал победу над крупными силами противника. В 308 г. кампания закончилась. На этот раз настал черед Тарквинии уступить Риму часть своих земель.

Начался финальный этап этой длительной борьбы. Ни появление в 307 г. этрусских кораблей в сицилийских водах, ни поддержка, оказанная в рамках неожиданно возобновленного союза Сиракузам, которые были осаждены карфагенянами, не должны нас обманывать. Этрурия утрачивала свои позиции и была вынуждена сражаться за свое существование. Она вступила в коалицию италийских народов, образованную, когда в 299 г. Рим вел 3-ю Самнитскую войну. Была создана армия, в которую входили самниты, галлы, умбрийцы и этруски. Но коалиционное войско своей сплоченностью редко когда сравнится с национальной армией. Дисциплина римских легионов одержала верх над численным превосходством врагов.

Победоносная битва произошла в 295 г. до н. э. под городком Сентинум. Согласно преданию, в момент, когда казалось, что римляне не выдержат натиск вражеских полчищ, консул Публий Деций Мус пообещал принести себя в жертву богам подземного царства и Земли. Это был очень древний ритуал, имевший магическую силу. Посвятив себя божествам Земли, римлянин в то же время давал им власть над своими врагами, а произнесенные им ритуальные формулировки отдавали в руки Смерти тех людей, чью атаку он пытался отразить. Древние римские верования придавали важное значение такой странной разновидности симпатической магии.

Рис. 18. Бронзовое зеркало из Пренесте. III в. до н. э. Силен Марский и маленький Пан (Паинискос) танцуют перед кратером. Надпись на архаической латыни: «Vibis Pilipus cailavit» («Vibius Philippus caelavit»), то есть «(это зеркало) гравировал Вибий Филипп». Музей виллы Джулия, Рим.

У Этрурии остался последний шанс – союз с галлами. Этруски приветствовали как друзей дикие племена, наступавшие на юг с Паданской равнины. Консул Луций Целий Метелл, родом из знаменитого семейства, дал бой коалиции галлов и этрусков под стенами Ареццо и погиб в битве. Но в бою у озера Вадимон римские подкрепления отомстили за это поражение. Два последних крупных города, сумевшие сохранить энергию и ресурсы, – Вульчи и Вольсинии – подписали мирный договор на тяжелых условиях. Вульчи теряли свою независимость, а большая часть их земель была аннексирована. Там в 273 г. римляне основали свою колонию Коза. Остался последний оплот сопротивления – древние Вольсинии, укрепленные колоссальными стенами (фото 6, 7), которые были обнаружены в ходе раскопок, проводившихся французской школой в Риме несколько лет назад (рис. 33). Патриции и богачи, которых терроризировали восставшие рабы, призвали Рим на помощь. Это был опрометчивый шаг, приведший к гибели города. Римляне взяли Вольсинии штурмом, разрушили дома и памятники, а всех уцелевших переселили в окрестности озера Больсена, на пологие предгорья, где вскоре возник римский город. В середине III в. до н. э. борьба закончилась, Этрурия покорилась Риму. Ее военная и политическая роль была ликвидирована, и этруски даже не попытались вновь восстать, когда во время 2-й Пунической войны карфагеняне во главе с Ганнибалом шли на юг, угрожая Риму. Этрурия перенесла слишком тяжелые испытания; она сохранила верность своим римским господам.

Однако Туския не лишилась своей самобытности. Ее религиозные традиции и ремесла процветали почти до самого начала христианской эры. Двести лет этрусские мастерские по-прежнему производили в огромном количестве свою продукцию, и в том числе создали множество шедевров (рис. 35). Романизация региона шла очень медленно. Города южной Тускии, расположенные наиболее близко к Риму, вскоре захирели. Но более северные города, такие, как Кьюси, Перуджа, Кортона, Вольтерра и Ареццо, и под властью римских орлов сохранили промышленное и торговое могущество, и начиная с эллинистического периода расположенные на их территории захоронения своим богатством напоминают более древние гробницы.

В I в. до н. э. кровопролитная борьба между Марием и Суллой привела к тяжелым последствиям для Тускии и ее обитателей. Несколько этрусских городов встали на сторону Мария; Сулла, победив, жестоко отомстил им. Он конфисковал все, что только смог, а вскоре там было основано несколько военных колоний. С того момента исчезают последние следы автономии, и воспоминания о древней этрусской цивилизации тускнеют. Однако вплоть до крушения Римской империи жители этой области ежегодно посылали делегатов на религиозное собрание, проводившееся около главного святилища Вольтумны – Fanum Voltumnae, – точное местоположение которого остается загадкой. Таким образом, до самого конца римской истории жители Этрурии ощущали себя связанными смутными узами древнего национального братства и воспоминаниями о великих свершениях их предков.

Этрусская цивилизация являлась преимущественно городской цивилизацией, в то время как у окружающих италийских народов преобладал сельский образ жизни. История Этрурии, как и Греции, стала историей могущественных, независимых городов, объединенных узами братства, национальности и религии, но не сумевших создать эффективный политический союз. Двенадцать племен этрусков назвались по имени их столичных городов, например, вольсинийцы из Вольсиний и тарквинийцы из Тарквинии, каждое из них занимало область, полностью находившуюся под контролем столицы. Рим сильно выиграл от такой раздробленности вражеской страны.

Однако федеративные связи, по всеобщему признанию никогда не бывшие особенно прочными, позволяли завязывать контакты, а порой и действовать совместно. Ежегодно или в случае очевидной угрозы двенадцать племен созывали всеобщее собрание в святилище Вольтумны; оно называлось «concilium Etruriae». Список двенадцати городов Этрурии наверняка менялся с течением времени, но их количество оставалось неизменным, пока не увеличилось до пятнадцати уже во времена Римской империи. К середине VI в. до н. э. возникла необходимость создания Этрусской лиги; она напоминала Ионийскую конфедерацию Малой Азии, состоявшую из двенадцати городов, объединившихся вокруг Эфеса, где находился храм Артемиды. Этрусская лига была религиозным объединением; ее политическая и военная деятельность носила производный и второстепенный характер. Политическое собрание проводилось по случаю всеэтрусских религиозных праздников; они были ежегодными и сопровождались большой ярмаркой.

Ежегодно избирался верховный вождь лиги, который первоначально носил титул rex (царь), а позже, в республиканскую эпоху, sacerdos (верховный жрец). При Римской империи появились также любопытные фигуры, игравшие роль федеральных чиновников, – претор или эдил пятнадцати народов Этрурии. Несомненно, это было напоминание об ушедшем прошлом. Являлись ли общие институты, характерные для Этрусской лиги, отражением в национальном масштабе институтов отдельных городов? У этой привлекательной гипотезы находилось немало защитников, но подобный параллелизм сталкивается с серьезными затруднениями, как только мы попытаемся интерпретировать хвалебные надписи этрусков, прославляющие заслуги покойных должностных лиц. Этрусские федеральные связи, несомненно, были лишены приписывавшейся им прочности и жесткости. Местный патриотизм этрусков допускал лишь нечто вроде свободного союза, которого было недостаточно, чтобы гарантировать будущее империи.

Недавние исследования позволяют нам разобраться в политическом устройстве этрусских городов и его эволюции. Этрусская цивилизация формировалась, как мы теперь понимаем более четко, в сотрудничестве с другими народами Центральной Италии, и политическая эволюция, по-видимому, шла аналогичным путем. Тоскана, Умбрия, Лаций и Рим пережили аналогичные кризисы практически в одно и то же время, и выходы из ситуации, к которым прибегали в различных странах, позволяют лучше понять ход развития политической эволюции.

Первоначально в этрусских городах существовала монархия, особенно яркий пример которой представляет римская династия Тарквиниев. Мы уже видели, что римские историки сохранили для нас точное описание царских атрибутов, титулов и полномочий, которые были идентичны в Риме и этрусских царствах. В конце VI в. до н. э. Этрурия, как и все италийские народы, прошла через кризис государственности. Монархия сменилась республикой; царь – регулярно переизбиравшимися должностными лицами. Новое государство по своей сути было олигархическим, с постоянным и сильным сенатом и ежегодно сменявшимися магистратами. В итоге вся власть оказалась в руках олигархии, состоявшей из principes – ведущих граждан (фото 21). Но подробности внутренней организации нам неизвестны. Аристократический класс – ordo principum – контролировал интересы общины и, по-видимому, делегировал часть исполнительной власти одному из своих членов, виднейшему гражданину. В этрусских надписях содержится множество названий должностей, но, к сожалению, по-прежнему очень трудно определить их суть и место в иерархии. Ведутся обширные дискуссии об относительном значении и взаимоотношениях между такими должностями, как zilath, purthne и maru. Ни одно из предлагавшихся до сих пор объяснений не получило единодушной поддержки.

Рис. 19. Погребальная урна с лежащей молодой женщиной. С гравюры Байреса в «Гипогеях Тарквинии», часть V, илл. 4.

Многочисленные этрусские надписи более поздних времен позволяют нам ознакомиться с запутанной генеалогией крупнейших этрусских семей и проследить ее. Как и в Риме, семьи отличались именами – nomen gentilicum, – но этрусский gens очень часто представляет собой весьма обширную семейную группу, в которой для обозначения различных ответвлений от общего ствола служит cognomen. Наконец, каждый человек имел личное имя, оно принадлежало лишь ему одному. Следовательно, ономастическая система у этрусков была идентична той, что существовала в Риме.

По сравнению с привилегированным классом плебс, состоявший из свободных людей и рабов, вел скромную и тяжелую жизнь. Начиная с VII в. до н. э. в прибрежных городах появляются греческие иммигранты – ремесленники и купцы. В Церах, а позже и в Спине существовали настоящие эллинские колонии. Эти иммигранты занимали в Тоскане ту же позицию, что и иностранные колонисты в Элладе. Этрусская знать и в городе, и в деревне содержала большое число рабов – либо потомков древних умбрийских племен, либо военнопленных. Когда Этрурия зашаталась под ударами римлян, они восстали против своих хозяев, захватив власть в Вольсиниях.

На фресках из Тарквинии мы видим множество рабов, певцов, танцоров и флейтистов, суетящихся вокруг своих хозяев, которые безмятежно возлежат за пиршественными столами, – воспоминание о благословенном времени, когда тусская аристократия пользовалась услугами отборной и изящной свиты (рис. 6, 28). Но подобные произведения искусства не должны заслонять от нас более мрачную реальность – бедственное и угнетенное положение тех, кто не принадлежал к привилегированным классам и не находился под их защитой.

К несчастью, тексты и памятники, которые могут дать какие-то сведения об экономической жизни Этрурии, довольно редки, и лишь в последнее время исследователи начали обращаться к этой доселе малоизвестной области.

Важный отрывок из Ливия (XXVIII, 45) сообщает нам о характере этрусского производства в конце III в. до н. э. Очевидно, различные города Этрурии в то время продолжали, хотя и не так энергично, пользоваться теми богатствами, которые принесли им процветание в предыдущую эпоху. В 205 г. до н. э. Сципион Африканский готовил великую экспедицию, чтобы высадиться на африканской земле и раз и навсегда покончить с Карфагеном. Сенат уполномочил его собрать дань с союзников на постройку флота. И вот что этрусские города предложили римскому полководцу: «Популония – железо; Вольтерра – зерно и оснастку для кораблей; Ареццо – три тысячи щитов, примерно столько же шлемов (рис. 20), пятьдесят тысяч римских и галльских дротиков и длинных копий, топоры, кирки, косы, ведра и весла для сорока больших кораблей, сто бушелей пшеницы и продовольствие для декурионов и гребцов; Перуджа, Кьюси и Руселлы дали сосну для строительства кораблей и пшеницу в больших количествах».

Из этого подробного списка можно узнать, какие округи – например, Церы, Кьюси, Перуджа – занимались сельским хозяйством и эксплуатацией обширных тосканских лесов. Популония, очевидно, была металлургическим центром, а Ареццо – крупным промышленным городом. В сущности, вся северная Этрурия представляла собой горно-рудный район и, очевидно, с древнейших времен играла важнейшую роль в экономике всей страны. Месторождения в холмах на ветулонийской территории, богатые залежи руды на острове Эльба, захваченном жителями Популонии, интенсивно разрабатывались начиная с VII в. до н. э., немедленно став источником и зависти, и огромного богатства.

Рис. 20. Бронзовый церемониальный шлем с серебряными инкрустациями. На нащечниках изображены сражающиеся воины. Из кладбища в Тоди. Середина V в. до н. э. Высота 27,3 см. Музей виллы Джулия, Рим.

Этруски были самыми активными металлургами во всем Центральном Средиземноморье. Железные и медные руды, находившиеся в распоряжении этрусков, позволяли им ковать надежное оружие, превосходное качество которого сильно облегчало экспансию и завоевания, а также всевозможные инструменты и орудия для обработки земли и разнообразную бытовую утварь и предметы для украшения жилищ. Важным центром металлообработки в античные времена был Бисенцио на озере Больсена. В Перудже находились знаменитые мастерские, где делали треножники и предметы из бронзы и кованого железа (фото 33, 34, 44). Вульчи славились бронзовыми треножниками, подсвечниками и оружием.

О колоссальных масштабах производства – сперва добычи руды и выплавки металлов, а затем их обработки – однозначно свидетельствуют шлаковые кучи, которые до сих пор сохранились в некоторых местах в окрестностях Популонии. Поскольку древняя технология не позволяла извлекать весь металл, содержащийся в руде, современные предприятия посчитали целесообразным утилизировать эти отходы. Туристу, путешествующему по этому живописному району Тосканы, не стоит удивляться, увидев, как бульдозеры штурмуют колоссальные груды шлака, оставшиеся с древних времен.

Значение этой конкретной отрасли проливает свет на многие моменты истории. Оно в общих чертах объясняет, почему греки постоянно угрожали северному побережью Тускии, а также стремительную этрусскую экспансию в VII и VI вв. до н. э. Внешняя и внутренняя торговля собирала большие барыши с непревзойденной валюты тех времен – сырых или обработанных металлов. Плодотворные торговые связи установились между этрусскими моряками и купцами с одной стороны и финикийцами, а позже карфагенянами – с другой. В обмен на руды и, несомненно, кое-какую сельскохозяйственную продукцию Этрурии финикийцы и карфагеняне везли свои товары, слоновую кость и изделия из стекла. Не менее активными были отношения с Южной Италией, Сицилией и Грецией. Этрусская бронза высоко ценилась афинянами; в результате раскопок на Акрополе найден фрагмент треножника, сделанного явно в Вульчи.

Рис. 21. Амфора буккеро. VII в. до н. э. Из Черветери. Музей виллы Джулия, Рим.

Рис. 22. Кувшин буккеро. Ок. 600 г. до н. э. Из Черветери. Музей виллы Джулия, Рим.

Эта заморская торговля, очевидно, достигла своего пика в течение VII и особенно VI вв. до н. э. Именно тогда богатые этруски клали рядом с покойниками множество ваз, вывезенных из Греции, в частности из Афин. Эту великолепную керамику – причину грубейших ошибок, совершенных учеными XVIII в., – разумеется, невозможно было приобрести, не дав что-нибудь взамен; греки получали от этрусков предметы из ковкой стали и бронзы, но в первую очередь, вероятно, сырую руду, необходимую для их мастерских.

Этрусская керамика никогда не достигала красоты и законченности греческой керамики (фото 72, 74), отсюда и страсть этрусских аристократов к продукции эллинских гончаров. Однако в архаический период в Этрурии существовало крупномасштабное производство керамики определенного типа, легкоузнаваемого по своему единообразному черному цвету и резным либо рельефным украшениям. Эту керамику итальянцы называют «буккеро». Ее формы были весьма разнообразны и обычно очень изящны: чашки, кубки, чаши для вина. Она пользовалась большим спросом в Галлии, Испании и во многих областях Центральной Европы. Керамику буккеро находят при раскопках от Африки до Британии. Ее подробная классификация дает ценную информацию о путях, которыми пользовались этрусские купцы.

Психология и душа народа нигде не выражаются более непосредственно и свободно, чем в привычках повседневной жизни. Поэтому вполне оправдан глубокий интерес к частной жизни экзотических или вымерших народов, если мы желаем хотя бы отчасти их понять.

И здесь утрату этрусской литературы, конечно, невозможно ничем возместить. Где мы найдем более подробное и достоверное изображение людей и общества, как не в комедиях, сатирах, нравоучениях, цель которых и состояла в том, чтобы изобразить его и выставить напоказ все его безумства? Если греки и римляне зачастую кажутся нам столь близкими и понятными, то именно потому, что их литература, хотя и дошедшая до нас в сильно изувеченном виде, оживляет их перед нашими глазами со всеми их достоинствами и недостатками, страхами и надеждами.

Но к счастью для этрусков, досадную потерю их сочинений отчасти компенсирует обстановка кладбищ и гробниц, представляющая собой точное изображение форм, в которых протекала жизнь в Этрурии, и ее фона (рис. 31, 37). Большое значение, которое этруски придавали посмертной судьбе человека, их вера в загробную жизнь, аналогичную земной жизни, привели к тому, что они строили подземные жилища для своих мертвых – жилища, представлявшие собой точные копии того окружения, в котором проходила их жизнь. Единственное отличие состояло в прочности и долговечности этих мрачных сооружений. Этрусские дома делали из непрочных материалов, не устоявших перед временем и человеческой алчностью, а свои усыпальницы этруски выбивали в скалах либо строили из каменных глыб (фото 15, 19). Благодаря этому они легко пережили многие столетия, сохранив в своих непроницаемых стенах вазы, оружие, драгоценности и всевозможные предметы, положенные рядом с мертвецами, чтобы те могли ими пользоваться в другой жизни. Весь этот материал чрезвычайно хорошо сохранился, поскольку, после того как гробница запечатывалась, в нее не проникали ни воздух, ни влага. Таким образом мы познакомились с предметами утвари, которыми этруски пользовались дома. Погибли лишь непрочные материалы, такие, как ткань, кожа и большая часть древесины; для того чтобы они сохранились, нужен сухой жаркий климат наподобие египетского.

До этого момента мы говорили о неживых предметах, использовавшихся этрусками. Но некоторым из их погребальных памятников, в частности настенным фрескам и барельефам, все же удается вдохнуть настоящую жизнь в наш материал. Этруски, не довольствуясь тем, что обеспечивали мертвых всем необходимым для загробного мира, окружали их изображениями пиров, танцев и игр, которые сопровождали их жизнь на Земле и, как они надеялись, продолжатся в царстве Аида (фото 24, 26, 27). Эти поразительные картины предназначались не только для того, чтобы оживить прошлое. Этруски верили, что, как только гробница запечатывалась, эти сцены каким-то волшебным образом должны были ожить, создавая реальный фон для нового существования, которое ожидало покойного. Поэтому погребальная живопись и скульптура открывают нам самую суть привычной жизни людей во всех ежедневных и ежечасных занятиях. Невозможно сомневаться в достоверности сцен, изображенных на штукатурке и на камне, происходивших перед глазами художников. Их творения изобилуют конкретными материальными деталями, полными глубокого чувства реальной жизни.

Посетителя, проникшего в подземные камеры Тарквинии, поражает чувство свободы и жизнерадостности, излучаемое древней живописью. Мужчины и женщины бок о бок возлежат за пиршественными столами, предаваясь веселью, их окружает шумная толпа слуг, а также танцовщики и танцовщицы, словно одержимые демоническим ритмом. Различные эпизоды счастливого существования, не знающего никаких ограничений, следуют один за другим на сырых стенах этих мрачных усыпальниц, что, конечно, тоже поражает современного туриста. Однако жизнь этрусских аристократов должна была представлять собой именно такую карусель роскоши и удовольствий. Возможно, древние авторы были правы, когда усматривали в таком чрезмерно беззаботном существовании причину быстрого упадка Этрусской империи. «Дважды в день, – пишет Диодор Сицилийский (V, 40), – накрываются изобильные столы, и в ход идет все связанное с избыточной роскошью – цветы, платья и многочисленные серебряные кубки различной формы; но только не число рабов, ибо прислуги мало. Одни из них отличаются красотой, другие ценой своей одежды».

Рис. 23. Колонна из гробницы Барельефов. Черветери. III в. до н. э. Штукатурные рельефы изображают домашних животных и предметы повседневного обихода.

Рис. 24. Другая колонна из той же гробницы.

Жена участвовала в праздниках и пирах наравне с мужем – мы уже говорили о привилегированном положении этрусских женщин и о том, насколько оно контрастировало с подчиненностью и даже затворничеством, уделом греческих жен вплоть до эллинистической эпохи. Греки и римляне считали такое положение скандальным и не стеснялись в нападках на мнимую аморальность этрусков. Но здесь трудно провести границу между истиной и простым непониманием со стороны другой, зачастую враждебной цивилизации. Эти презрительные или враждебные замечания повторяют два греческих историка IV в. до н. э.: согласно Тимею, у этрусков было в обычае, чтобы им прислуживали нагие слуги. По словам Теопомпа, этрусские женщины свободно отдавались кому попало и часто не имели представления, кто является отцом их детей. Плавт, в свою очередь, упоминает в «Шкатулке», что молодые этрусские девушки зарабатывали себе приданое, открыто занимаясь проституцией. Такой же обычай Геродот приписывает девушкам Лидии (I, 93). Эта параллель производит поразительное впечатление. Высказывались предположения, что лидийское происхождение этрусков, которое в античности обычно не подвергалось сомнению, навело латинского драматурга на мысль высмеять бывших врагов Рима, приписав им этот обряд. Но у нас нет никаких доказательств в поддержку этой остроумной гипотезы.

На фресках и барельефах архаического периода мужчины нередко изображены полуобнаженными, одетыми лишь в нечто вроде расшитой юбки. У нас есть свидетельства, что мужская полунагота была распространена во многих средиземноморских странах того периода. Однако этруски позаимствовали у греков короткие туники – хитоны – пестрых расцветок. Чтобы защититься от холода, они использовали tebennos – плащ; иногда его вышивали или окрашивали, и от него берет происхождение римская тога. Женщины одевались в туники, ниспадающие до пола и сделанные из легкой плиссированной материи. Поверх они надевали разноцветные плащи из толстой ткани. Судя по всему, им очень нравились расшитые вещи.

И мужчины и женщины отличались любовью к роскошной обуви. Этрусская обувь была очень популярна в древней Италии. Ее делали из кожи или расшитой ткани, длинную, с высоко закрытой пяткой и острым загнутым носком. Она называлась «calcei repandi» и имела восточное происхождение. При раскопках были обнаружены также более обычные низкие сандалии.

Рис. 25. Бронзовое зеркало с двумя беседующим эфебами. IV в. до н. э. Лувр, Париж.

Архаические статуэтки изображают конический головной убор – нечто вроде тока из расшитой материи, которым пользовались и мужчины и женщины (фото 45, 46). Он назывался «tutulus», и мода на него также пришла с Востока. В более прохладных районах Паданской равнины этруски носили шляпы с огромными полями, которыми в Тускии, похоже, пользовались лишь слуги и рабы.

Стили причесок, естественно, очень сильно менялись в течение столетий. В раннюю эпоху мужчины носили бороды и длинные волосы, порой до самых плеч. Начиная примерно с 500 г. до н. э. молодые люди коротко стригутся, наподобие греческих эфебов (рис. 25), и всегда бреются. На архаических саркофагах изображены женщины с длинными волосами, уложенными или заплетенными на уровне шеи и плеч.

Чуть позже их волосы уже свободно ниспадают кудрями по обе стороны лица. В V в. до н. э. волосы заплетают в косу, уложенную короной; в IV в. плотные кудри снова обрамляют лицо. В поздние времена в Этрурии прижилась греческая мода на шиньон, присобранный на шее. Но, несмотря на такие перемены в моде, прическа этрусков неизменно свидетельствует о большой утонченности и изяществе. Насколько можно судить по фрескам, в V в. женщины любили осветлять волосы.

В этрусском костюме важную роль всегда играли украшения. В архаический период этрусские ювелиры создавали великолепные украшения (фото 64—71). Некоторые их работы довольно неуклюжей формы почти наверняка предназначались лишь для погребальных целей. Однако большинство ювелирных изделий украшало живых, прежде чем оказаться рядом с покойниками в качестве подарка для загробной жизни. Оригинальность этрусских украшений кроется прежде всего в поразительных достижениях ювелирной техники, к рассказу о которой мы вскоре вернемся. Знатным дамам нравились фибулы, диадемы, браслеты, серьги и перстни. В некоторые периоды – как правило, в очень раннюю или очень позднюю эпоху – такая демонстрация роскоши была чрезмерной и несколько варварской. В то время этруски не стеснялись коллекционировать самые роскошные изделия ювелирного мастерства. Но в VI в. до н. э., в эпоху величайших достижений этрусков, стандарты вкуса полностью соответствуют великолепию их искусства.

В тусских гробницах мы находим многочисленные коробочки для косметики и лопаточки, чтобы пользоваться ею. Эти предметы клали в восхитительные бронзовые сундучки, служившие у аристократии туалетными ящичками и шкатулками для украшений. Согласно источникам, этруски преуспели в приготовлении любовных напитков и разбирались в лекарствах. Кроме того, они наверняка уделяли большое внимание приготовлению косметических средств и красок, пользовавшихся столь большим спросом у женщин.

Рис. 26. Терракотовая статуэтка запеленутого ребенка, предназначенная для подношения. Эллинистический период. Музей виллы Джулия, Рим.

Несмотря на скудность имеющихся в нашем распоряжении источников, мы можем предположить, что в Тускии широко практиковалось искусство фармацевтики и медицины. Согласно легенде, сыновья колдуньи Цирцеи, столь опытной в ужасающем искусстве приготовления зелий, стали этрусскими князьями, по крайней мере, так говорит Гесиод в 1014-м стихе своей «Теогонии». Другие греческие авторы подчеркивают репутацию тосканцев как изготовителей медикаментов. Примечательно, что хвалят их греки, которые достигли больших успехов в медицине. Любовь этрусков к очень свободной и очень активной физической жизни, естественно, сопровождалась углубленным исследованием лекарств против боли и болезней. Они наверняка пользовались природными целебными средствами, которые представляли собой термальные источники. Эти источники до сих пор играют немаловажную роль в тосканской экономике. Многие авторы римской эпохи упоминают целебные воды: fontes Clusini, которые, несомненно, следует идентифицировать со знаменитыми и в наши дни водами Кьянчиано, а также Aquae Populoniae; вероятно, их мы можем отождествить с Калданскими водами под Кампилья-Мариттима. Этруски, безусловно, были предшественниками римлян в медицинском применении термальных вод своей страны. Несомненно, именно этот факт и принес им лестную репутацию специалистов по эффективному лечению.

Рис. 27. Терракотовая статуэтка запеленутого ребенка, предназначенная для подношения. Эллинистический период. Музей виллы Джулия, Рим.

Об этрусской хирургии нам ничего не известно. Зато благодаря раскопкам мы имеем доказательства их мастерства в лечении и защите больных зубов. У скелетов из гробниц Тарквинии, Каподимонте на озере Больсена и Чивита-Кастелланы обнаружены золотые зубные коронки и мосты, причем очень легкие, сделанные с невероятным мастерством тосканскими ювелирами. Этот обычай, должно быть, попал в Рим при Тарквиниях. Законы Двенадцати Таблиц, датирующиеся серединой V в. до н. э. – всего через пятьдесят лет после изгнания Тарквиниев, – запрещают класть в гробницы золото, за исключением того золота, из которого изготовлены зубные протезы покойных. Это свидетельствует о том, какой утонченности достигла этрусская цивилизация.

Любимым развлечением знатных мужчин и женщин были музыка, песни и игры (рис. 18). Существуют многочисленные свидетельства большой любви этрусков к музыке. Самым распространенным инструментом была двойная флейта, чьи резкие звуки сопровождали религиозные церемонии и различные события в частной жизни. Согласно греческим авторам, под пронзительный аккомпанемент флейты пекли хлеб, проводились состязания борцов и даже бичевания. Это подтверждается некоторыми фресками, например из гробницы Велиев, обнаруженной под Орвието. На них мы видим флейтиста, играющего на своем инструменте, пока пекарь месит тесто.

Согласно любопытному рассказу Элиана, греческого ритора, который жил в III в., этрусские охотники пользовались магическим воздействием музыки на животных. Вот интересная страница из «Истории животных» Элиана (XII, 46):

«Рассказывают, что туски ловят оленей и вепрей не только при помощи сетей и псов, как это принято; гораздо чаще они прибегают к помощи музыки. Вот как это делается. Со всех сторон они выставляют сети и другие охотничьи приспособления для ловли животных. Потом выходит опытный флейтист и играет самую чистую и гармоничную мелодию. Он извлекает из флейты самые сладчайшие тона, на какие только она способна. В молчании и тишине звуки легко долетают до вершин холмов, долин и лесов и проникают в логова зверей. Звук, доходя до их ушей, сперва поражает их и пугает, но затем они не могут противиться удовольствию от музыки и, поглощенные ею, забывают и о своих детенышах, и о своих норах. Звери не любят уходить далеко от своих жилищ. Однако они, словно зачарованные, идут вперед, и сила мелодии гонит их в сети, превращая в жертв музыки».

Таким образом, считалось, что флейтист – subulo, как его называли римляне, позаимствовавшие это слово из этрусского языка, – обладает таинственной властью не только над людьми, но и над миром зверей.

Его слава разошлась далеко за пределами родной страны. Греция и Рим никогда не скрывали своего восхищения перед ним. Возможно, в этой любви к двойной флейте следует видеть традицию, пришедшую с Востока. В Лидии и Фригии флейта также была любимым музыкальным инструментом и сопровождала оргиастические сцены во время религиозных церемоний.

Кроме того, большим почетом у этрусков, судя по всему, пользовалась труба. Она была изогнутой и издавала пронзительные звуки. Струнные инструменты, такие, как лира, также изображенные на тарквинийских фресках, своими сладкими и более благородными тонами смягчали резкую песню флейт и фанфарное звучание труб.

Певцы и танцоры, выступавшие под музыку, оживляли праздники и играли важную роль в религиозных церемониях и на погребальных играх, проводившихся в честь покойного в момент захоронения (фото 77, рис. 28). В Этрурии, как и во многих других цивилизациях, игры и танцы имели ритуальное происхождение и характер. Властители Рима призывали этрусских танцовщиков и мимов, чтобы они ритмом своих движений умиротворили злых богов, наславших на город ужасный бич – чуму. Согласно Ливию, это произошло в 364 г. до н. э. «В поисках способов умилостивить гнев небес были учреждены сценические игры – дело для воинского народа небывалое, ибо до тех пор единственным зрелищем были бега в цирке… Игрецы, приглашенные из Этрурии, безо всяких песен и без действий, воспроизводящих их содержание, плясали под звуки флейты и на этрусский лад выделывали довольно красивые коленца». (VII, 2)[11]. Вот какими были танцоры и мимы, которых римляне называли histriones – этот термин также позаимствован у этрусков.

Рис. 28. Каменная погребальная урна с изображением ритуального танца. Конец VI в. до н. э. Из Кьюси. Кьюси, музей Чивико.

Этрусские воины с древнейших времен учились военным танцам, которые были не просто разновидностью воинской тренировки, а имели религиозный и магический смысл – они должны были привлекать внимание и завоевывать расположение богов войны. На фресках и скульптурных барельефах мы видим вооруженных людей в шлемах, танцующих и стучащих копьями по щитам в такт ритму. Этот пиррический танец напоминает те танцы, которые в течение всей римской истории салии – жрецы-воины – исполняли в честь Марса. Нельзя исключить возможность, что эти жрецы имели этрусское происхождение – из города Вейи поблизости от Рима; по крайней мере, так утверждает Сервий в комментариях к «Энеиде».

Греки справедливо отводили гимнастике и атлетике первостепенную роль при обучении. Они считали, что благодаря им человеческое тело достигнет гармонического совершенства, и верили в тесные связи между физической красотой и выдающимися способностями разума и духа. Этрусские игры, похоже, не имели такого возвышенного нравственного предназначения. На гравированных зеркалах и росписях мы часто видим изображение состязаний и скачек. Разведение лошадей почиталось у этрусков, искусных и опытных наездников. Однако были зрелища куда более кровавые и жестокие. На фресках тарквинийской гробницы Авгуров наряду с парой борцов появляется некто в маске, названный ферсу. Он натравливает огромную молоссийскую гончую на человека с головой замотанной мешком. Несчастный пытается отбиться от свирепого зверя дубинкой. Этот странный поединок, несомненно, должен был окончиться смертью одного из противников. Либо человек будет разорван собакой на куски, либо, если ему удастся поразить ее своим оружием, страшной угрозе подвергнется уже сам ферсу. В другой части этой поразительной картины мы видим другого ферсу, участвующего в скачках.

Встречая подобные сцены, мы отчетливее понимаем, что жестокие гладиаторские бои римляне вполне могли позаимствовать из Тосканы, либо непосредственно, как утверждает Николай Дамасский, историк эпохи Августа, либо через Кампанию. Эти игры, проводившиеся в амфитеатрах и при республике, и при империи и разжигавшие в толпе нездоровую и неутолимую страсть, безусловно, стали для Рима печальным наследием. Согласно новейшим теориям, они восходят к погребальным играм Этрурии, во время которых в честь покойников устраивались безжалостные бои между противниками, отчаянно старавшимися спасти свою жизнь. Кровь убитых, пролитая на землю, должна была на какое-то время утешить и оживить мертвецов, которые – по представлениям античности – нуждались в жертвах и подношениях, чтобы сохранить часть своей жизненной энергии. Munera gladiatoria – гладиаторские игры в Риме впервые провел в 264 г. до н. э. консул Децим Юний Брут по случаю похорон отца. Но в Риме погребальный характер этих бесчеловечных боев быстро утрачивается, и популярность игр у толпы, заслужившей вечный позор тем, что она находила наивысшее удовольствие в зрелище человеческой гибели, не знает никаких границ.