Этруски всегда считались таинственным народом, имевшим мало общего с окружавшими его племенами. Вполне естественно, и в древности, и сейчас пытались выяснить, откуда же он взялся. Это тонкая и сложная проблема, и по сей день не получившая общепризнанного решения. Как обстоят дела в наше время? Чтобы ответить на вопрос, важно вспомнить мнения древних авторов по этому поводу, а также последующие суждения современных ученых. Таким образом мы выясним, позволяют ли известные нам факты прийти к какому-либо разумному решению.

В древности по данному вопросу сложилось почти единодушное мнение. Оно основывалось на рассказе Геродота, первого великого греческого историка, о приключениях, которые привели тирренцев на землю Тосканы. Вот что он пишет:

«Говорят, в правление Атиса, сына Мана, всю Лидию охватил великий голод. Какое-то время лидийцы старались вести обычную жизнь; но, поскольку голод не прекращался, они пытались что-нибудь придумать: одни предлагали одно, другие – другое. Говорят, именно тогда были изобретены игра в кости, игра в бабки, игры в мяч и другие, но только не игра в шашки, так как на ее изобретение лидийцы не претендуют. И вот как эти изобретения помогали им бороться с голодом: из каждых двух дней один день целиком посвящали игре, чтобы забыть о поисках пропитания. На следующий день люди прерывали игру и ели. Так они жили восемнадцать лет.

Но так как бедствие не только не утихало, а, напротив, усиливалось, царь разделил лидийский народ на две части; одна из них по жребию должна была остаться, вторая – покинуть страну. Царь возглавил ту группу, что должна была остаться, а во главе второй группы поставил своего сына Тиррена. Те лидийцы, которым жребий велел покинуть страну, отправились в Смирну, построили корабли, погрузили на них все свои пожитки и отплыли на поиск земель и средств к пропитанию. Исследовав берега многих стран, они наконец достигли земли умбрийцев. Там они основали города, где живут по сей день. Но они перестали называться лидийцами, взяв себе название по имени возглавлявшего их царя. Таким образом, они получили имя тирренцы».

Мы действительно знаем, что жители Тускии, которых римляне называли тусками или этрусками (отсюда и нынешнее название Тосканы), у греков были известны как тирренцы. Отсюда, в свою очередь, возникло название Тирренского моря, на берегах которого они построили свои города. Таким образом, Геродот рисует картину миграции восточного народа, и в его изложении этруски оказываются теми же лидийцами, которые, согласно хронологии греческих историков, покинули свою страну довольно поздно – в XIII в. до н. э. и поселились на берегах Италии.

Следовательно, вся этрусская цивилизации происходит непосредственно с Малоазиатского плато. Геродот писал свой труд в середине V в. до н. э. Почти все греческие и римские историки приняли его точку зрения. Вергилий, Овидий и Гораций в своих поэмах нередко называют этрусков лидийцами. Согласно Тациту («Анналы», IV, 55), во времена Римской империи лидийский город Сарды сохранил память о своем далеком этрусском происхождении; лидийцы и тогда считали себя братьями этрусков. Сенека приводит этрусков как пример миграции целого народа и пишет: «Tuscos Asia sibi vindicat» – «Азия считает, что она породила туcков».

Итак, классические авторы не сомневались в истинности древних преданий, которые, насколько нам известно, впервые огласил Геродот. Однако греческий теоретик Дионисий Галикарнасский, живший в Риме при Августе, заявлял, что не может придерживаться этого мнения. В первом своем труде по римской истории он пишет следующее: «Я не думаю, что тирренцы были выходцами из Лидии. Язык у них и у лидийцев разный; и нельзя сказать, что они сохранили какие-либо другие черты, которые носили бы следы происхождения с их предполагаемой родины. Они поклоняются иным богам, чем лидийцы; у них другие законы, и, по крайней мере с этой точки зрения, они отличаются от лидийцев сильнее, чем даже от пеласгов. Таким образом, как мне кажется, правы те, кто утверждает, что этруски – народ коренной, а не пришедший из-за моря; по моему мнению, это вытекает из того факта, что они очень древний народ, который ни своим языком, ни обычаями не похож ни на какие другие народы».

Таким образом, уже в древние времена существовали два противоположных мнения о происхождении этрусков. В новое время дискуссия разгорелась снова. Некоторые ученые вслед за Никола Фрере, который в конце XVIII в. был постоянным секретарем Академии надписей и изящной словесности, предлагали третье решение в придачу к двум уже существующим. Согласно ему, этруски, как и другие италийские народы, пришли с севера; они имели индоевропейские корни и входили в состав одной из волн захватчиков, которые последовательно обрушивались на полуостров начиная с 2000 г. до н. э. В настоящее время этот тезис, хотя и не опровергнутый полностью, имеет очень мало приверженцев. Не выдерживает он и проверки фактами. Поэтому мы должны сразу же его отбросить, чтобы избежать ненужного усложнения проблемы.

Эта нордическая гипотеза основывается на мнимой связи между названием ретов, или ретийцев, с которыми сражался Друз, сын Августа, и именем «расена», которым, по свидетельствам классических авторов, называли себя этруски. Наличие ретийцев якобы представляет собой историческое доказательство, что в древние времена этруски пришли с севера и пересекли Альпы. И это мнение вроде бы находит подтверждение у Тита Ливия, который отмечает: «Даже альпийские племена, особенно ретийцы, имеют то же происхождение, что и этруски. Ретийцев сама природа их страны обратила в дикое состояние, так что они не сохранили ничего от своей древней прародины, за исключением говора, да и то в крайне искаженной форме» (V, 33, II). Наконец, в областях, где жили ретийцы, действительно были найдены надписи на языке, аналогичном этрусскому.

На самом же деле перед нами пример того, как из истинных фактов выводятся ложные заключения. Присутствие этрусков в Ретии – реальность. Но это произошло сравнительно недавно и никак не связано с гипотетическим переходом этрусков по альпийским долинам. Лишь в IV в. до н. э., когда из-за кельтского вторжения этрускам пришлось уйти с Паданской равнины, они нашли убежище в альпийских предгорьях. Ливии, если внимательно проанализировать его текст, не имеет в виду ничего иного, и найденные в Ретии надписи этрусского типа, созданные не ранее III в. до н. э., превосходно объясняются именно этим перемещением этрусских беженцев на север.

Тезис о восточном происхождении этрусков имеет куда больше оснований. Похоже, он недвусмысленно подтверждается многими данными лингвистики и археологии. Многие черты этрусской цивилизации очень сильно напоминают то, что нам известно о цивилизациях древней Малой Азии. Хотя различные азиатские мотивы в этрусской религии и искусстве, в конце концов, можно объяснить случайным совпадением, сторонники этого тезиса полагают, что восточные черты этрусской цивилизации слишком многочисленны и слишком заметны; поэтому, указывают они, следует исключить гипотезу о чистом совпадении.

Самоназвание этрусков – «расена» – можно найти в многочисленных очень похожих формах в различных наречиях Малой Азии. Эллинизированное название «тирренцы» или «тирсенцы» также, видимо, происходит с Анатолийского плато. Это – прилагательное, скорее всего, образованное от слова «тиррха» или «тирра». Нам известно о местности в Лидии, которая точно так и называлась – Тирра. Появляется искушение увидеть взаимосвязь между этрусским и лидийским словами и приписать какое-то значение этой любопытной параллели. Если судить по латинскому слову turris – «башня», – несомненно, происшедшему от этого корня, то название «тирренцы» буквально означает «люди цитадели». Корень tarch очень часто встречается в этрусском языке. Достаточно вспомнить Тархона, брата или сына Тиррена, который основал Тарквинию и додекаполис – лигу из двенадцати этрусских городов. Или же саму Тарквинию, священный город древней Тускии. Однако имена, образованные от корня tarch, часто встречаются и в Малой Азии. Там их давали богам или правителям.

В 1885 г. два молодых ученых французской школы в Афинах, Кузен и Дюррбак, сделали крупное открытие на острове Лемнос в Эгейском море. Неподалеку от деревни Каминия они нашли погребальную стелу с украшениями и надписями. Мы видим на ней изображенное в профиль лицо воина с копьем и два вытесанных текста: один вокруг головы воина, другой на боковой стороне стелы. Этот памятник, творение местного архаического искусства, создан не позже VII в. до н. э., то есть гораздо раньше, чем греки завоевали остров (510 г. до н. э.). Надписи выполнены греческими буквами, но их язык – не греческий. Очень быстро было подмечено сходство этого языка с языком этрусков. Здесь и там одни и те же окончания; похоже, словообразование совершается по одинаковым правилам. Таким образом, на острове Лемнос в VII в. до н. э. говорили на языке, похожем на этрусский. И стела – не единичное доказательство. Незадолго до Второй мировой войны исследователи итальянской школы нашли на острове и другие фрагменты надписей на том же языке – очевидно, на языке, которым пользовались обитатели острова до его завоевания Фемистоклом.

Если же тирренцы происходили из Анатолии, они вполне могли останавливаться на таких эгейских островах, как Лемнос, оставляя на них небольшие общины. Появление стелы из Каминии, более или менее совпадающее по времени с зарождением этрусской цивилизации, вполне объяснимо с позиций гипотезы о восточном происхождении этрусков.

Рис. 5. Погребальная стела из Каминии на острове Лемнос. Национальный музей, Афины.

Пытаясь решить эту проблему, исследователи обратились к антропологии. Систематическое исследование примерно сорока черепов, найденных в этрусских могилах итальянским антропологом Серджи, не дало убедительных результатов и не выявило сколько-нибудь существенной разницы между данными из Этрурии и из других областей Италии. Сэр Гэвин де Вир недавно выступил с идеей воспользоваться генетическими свидетельствами, основанными на группах крови. Пропорция, в которой встречаются четыре группы крови, более или менее постоянна у каждого народа. Следовательно, изучая группы крови, можно узнать о происхождении и степени родства народов, не слишком разделенных во времени. Поскольку на протяжении веков население Тосканы оставалось относительно стабильным, современные тосканцы должны сохранить гены, унаследованные от этрусков. На картах, показывающих распределение групп крови в современной Италии, в центре полуострова выделяется область с явными отличиями от остального населения Италии и имеющая сходство с восточными народами. Результаты этих исследований позволяют нам оценить возможные признаки восточного происхождения этрусков. Однако следует соблюдать величайшую осторожность, поскольку этот феномен можно объяснить воздействием и совершенно иных факторов.

Понадобится слишком много места, чтобы перечислить все этрусские обычаи, религиозные представления и художественные приемы, которые часто и обоснованно связывают с Востоком. Упомянем лишь наиболее заметные факты. Женщины у этрусков (фото 38) занимали привилегированное положение, не имевшее ничего общего с униженным и подчиненным положением греческой женщины. Но такой признак цивилизации мы наблюдаем и в социальной структуре Крита и Микен. Там, как и в Этрурии, женщины присутствуют на спектаклях, представлениях и играх, не оставаясь, как в Греции, затворницами в тихих покоях женской половины. Мы видим этрусских женщин на пиру рядом с мужьями: на этрусских фресках часто изображают женщину, возлежащую рядом с хозяином дома за пиршественным столом (рис. 6). Вследствие такого обычая греки, а затем и римляне безосновательно обвиняли этрусских женщин в аморальности. Надписи дают еще одно подтверждение видимого равноправия этрусской женщины: нередко лицо, посвящающее надпись, упоминает имя матери наряду с именем отца или даже без него. У нас есть свидетельства распространения такой матронимии в Анатолии, особенно в Лидии. Возможно, в этом проявляются следы древнего матриархата.

Рис. 6. Супружеская чета на погребальном пиршестве. С гравюры Байреса в «Гипогеях Тарквинии», часть IV, илл. 8.

В области искусства и религии точек совпадения еще больше. В отличие от греков и римлян, подобно многим восточным народам, этруски исповедовали религию откровения, чьи заповеди ревностно оберегались в священных книгах. Верховные боги этрусков составляли троицу, которой поклонялись в тройных храмах. Это Тиния, Уни и Менерва, которых римляне, в свою очередь, стали почитать под именами Юпитера, Юноны и Минервы. Культ троицы, которой поклонялись в святилищах с тремя стенами, – каждая была посвящена одному из трех богов – также присутствует в крито-микенской цивилизации. Этрусские гробницы нередко окружают cippi – низкие столбы с украшениями, являющимися символом божественного присутствия, или без них. Они высечены из местного камня – либо из ненфро, либо из вулканических пород – диорита или базальта. Это напоминает малоазиатский культ, в котором божество часто представлено в виде камня или колонны. Яйцеобразные этрусские колонны также изображают в схематической и символической форме покойника как обожествляемого героя.

Даже древних поражало нездоровое и маниакальное отношение этрусков к божествам, их постоянное стремление узнать будущее, изучая предзнаменования, посланные людям богами. Такая пагубная религиозность, столь большой интерес к прорицаниям неизбежно заставляет вспомнить аналогичные настроения у многих восточных народов. Позже мы подробнее рассмотрим технику предсказаний, необычайно распространенную у этрусков. Этрусские жрецы – гаруспики – у других народов древности имели репутацию мастеров в искусстве прорицания (фото 78). Они преуспели в толковании знамений и чудес. Аналитический метод гаруспиков всегда основывался на невероятно запутанной казуистике. Удар грома, столь сильно ассоциирующийся с тосканскими небесами, где часто бушуют ужасные и жестокие грозы, являлся предметом исследований, поражающих нас своим подробным и систематическим характером. Гаруспики, по мнению древних, не знали себе равных в искусстве фульгуратуры. Однако некоторые восточные народы, например, вавилоняне, задолго до них пытались истолковывать грозы с целью угадать волю богов. До нас дошли вавилонские тексты, в которых объясняется смысл грома в зависимости от соответствующего дня года. Они имеют несомненное сходство с этрусским текстом, который сохранился в греческом переводе Иоанна Лидийского и представляет собой не что иное, как календарь гроз.

Любимым занятием гаруспиков было изучение печени и внутренностей животных, принесенных в жертву богам; кажется, само название гаруспиков происходит от этого обряда. Мы видим на этрусских барельефах и зеркалах изображения жрецов, совершающих эту странную операцию, которая также напоминает нам о древних ассиро-вавилонских обычаях. Разумеется, такой метод прорицания был известен и применялся в других странах. Например, есть многочисленные свидетельства, что он практиковался в Греции. Но нигде больше ему не придавали такого колоссального значения, как в некоторых странах древнего Востока и в Тускии. В ходе современных раскопок в Малой Азии и Вавилонии было обнаружено множество терракотовых моделей печени. На них вырезаны пророчества, основанные на конфигурации изображенных органов. Аналогичные предметы найдены и в этрусской земле. Самый знаменитый из них – бронзовая печень, обнаруженная в окрестностях Пьяченцы в 1877 г. С внешней стороны она разделена на несколько частей, носящих имена тусских богов. Эти божества занимают определенные области на небе, которым соответствуют четко определенные фрагменты печени жертвы. Каким богом послано знамение, определялось по тому, на какой части печени был найден знак; точно так же молнию посылал бог, который владел той частью неба, откуда она ударила. Таким образом, этруски, а до них вавилоняне, усматривали параллелизм между печенью жертвенного животного и миром в целом: первая представляла собой всего лишь микрокосм, воспроизводящий в крохотном масштабе строение мира.

В сфере искусства на связь с Востоком указывают очертания некоторых предметов и специфические способы обработки золота и серебра (фото 65—67, 69). Этрусские предметы из золота и серебра сделаны с большим мастерством еще в VII в. до н. э. Сокровища из гробницы Реголини-Галасси поражают совершенством и технической изобретательностью. Восхищаясь ими, мы невольно вспоминаем тонкую технику ювелиров Ближнего Востока.

Понятно, что такое совпадение хорошо известных фактов лишь подкрепляет убежденность сторонников «восточной гипотезы». И все же немало ученых склонны принять идею о коренном происхождении этрусков, которую почти две тысячи лет назад выдвинул Дионисий Галикарнасский. Они ни в коем случае не отрицают родства, связывающего Этрурию и Восток, но объясняют его по-иному. До индоевропейского вторжения Средиземноморский регион был населен древними народами, связанными многочисленными узами родства. Захватчики, явившиеся с севера в период с 2000-го по 1000 г. до н. э., уничтожили почти все эти племена. Но тут и там неизбежно оставались некоторые элементы, пережившие общий катаклизм. Этруски, говорят нам сторонники этой гипотезы, представляют собой именно один из этих островков; они пережили катастрофу, что объясняет средиземноморские черты этой цивилизации. Таким образом можно объяснить бесспорное родство этрусского языка с некоторыми доэллинскими идиомами Малой Азии и Эгейского бассейна, наподобие тех, что запечатлены на Лемносской стеле. Такова весьма привлекательная точка зрения, которой придерживается ряд лингвистов – учеников итальянского исследователя Тромбетти. Две недавно изданные книги Массимо Паллоттино и Франца Альтхайма дают научное обоснование этого тезиса. Оба автора подчеркивают один существенный момент своей аргументации. По их мнению, вплоть до нынешнего времени проблема крайне некорректно формулировалась. Мы всегда задаемся вопросом, откуда пришли этруски, словно это самое естественное дело, когда целый народ неожиданно объявляется в каком-то регионе, который позже становится его родиной. Этруски известны нам лишь по Апеннинскому полуострову; фактически здесь разворачивается вся их история. Тогда зачем мы должны задаваться чисто академическим вопросом об их происхождении? Историка скорее должно интересовать, как формировалась этрусская нация, ее цивилизации. Чтобы решить эту проблему, ему не обязательно постулировать восточное происхождение этрусков, которое невозможно доказать и которое в любом случае весьма маловероятно. Рассказ Геродота следует воспринимать как разновидность тех многочисленных легенд, к которым обращаются древние авторы, повествуя о происхождении народов. Этруски, видимо, происходили от смешения этнических элементов различного происхождения; именно из такого смешения возникает этнос, нация с четко определенными характеристиками и физическими чертами. Таким образом, этруски снова становятся тем, чем они никогда не переставали быть, – чисто италийским феноменом. Поэтому мы без сожалений можем расстаться с гипотезой об их миграции из другой страны, источник которой в любом случае требует крайне осторожного к себе отношения.

Такова суть нового учения, которое отрицает полуисторическую-полулегендарную традицию и странным образом повторяет выводы Дионисия Галикарнасского, первым попытавшегося опровернуть эту традицию. Так люди, имеющие репутацию в современной этрускологии, объявили себя сторонниками автохтонности, или, по крайней мере, частичной автохтонности этрусского народа, отрицая традиционную гипотезу, хотя ее продолжает поддерживать значительное число исследователей.

Мы должны признать, что нелегко сделать выбор в пользу той или иной теории. Попытки Альтхайма и Паллоттино доказать италийское происхождение этрусков опираются на ряд наблюдений, безусловно верных и выдерживающих проверку, что бы мы ни думали об их идее в целом. Разумеется, куда более важно проследить строго историческую эволюцию этрусского народа на тосканской земле, чем растрачивать силы, пытаясь выяснить, откуда он взялся. В любом случае, не подлежит сомнению многообразие корней этрусского народа. Он появился на свет благодаря слиянию различных этнических элементов, и мы должны отказаться от наивного представления о народе, который внезапно, словно чудом, появляется на итальянской земле. Даже если и были миграция и нашествие завоевателей с востока, они могли быть довольно малочисленными группами, которые смешались с италийскими племенами, уже давно жившими между Арно и Тибром.

Итак, вопрос в том, следует ли придерживаться идеи о мореплавателях из Анатолии, которые прибыли в Средиземное море и искали на берегах Италии место, где они могли бы жить.

Нам представляется, что с такой четко определенной точки зрения предание о пришельцах с Востока сохраняет свое значение. Только оно позволяет объяснить зарождение в конкретный момент времени цивилизации в значительной степени совершенно новой, но обладающей многими чертами, которые связывают ее с крито-микенским и ближневосточным миром. Если теорию об автохтонности довести до ее логического завершения, будет трудно объяснить неожиданное зарождение ремесел и искусств, а также религиозных представлений и обрядов, которые ранее не были известны на тосканской земле. Выдвигались предположения, что произошло своего рода пробуждение древних средиземноморских народов – пробуждение, вызванное развитием морских и торговых связей между Восточным и Западным Средиземноморьем в начале VII в. до н. э. Но такая аргументация не в силах объяснить, чем вызвано такое быстрое развитие культуры в Италии, чья цивилизация находилась на отсталом и во многих отношениях первобытном этапе.

Разумеется, миграцию нельзя датировать, как утверждает Геродот, 1500—1000 гг. до н. э. Италия входит в историю на более позднем этапе. На всем полуострове бронзовый век продолжался примерно до 800 г. до н. э. И лишь к VIII в. до н. э. мы можем отнести два события, имевшие величайшее значение для истории древней Италии, а соответственно, и всего Западного мира, – прибытие первых греческих колонистов на южные берега полуострова и на Сицилию ок. 750 г. до н. э. и первый расцвет этрусской цивилизации в Тоскане, происшедший, по бесспорным археологическим данным, не ранее 700 г. до н. э.

Таким образом, в Центральной и Южной Италии более или менее одновременно развивались два великих центра цивилизации, и оба внесли свой вклад в пробуждение полуострова от длительного сна. Ранее тут не существовало ничего сопоставимого с блестящими цивилизациями Ближнего Востока – египетской и вавилонской. Это пробуждение отмечено началом этрусской истории, а также прибытием эллинов. Прослеживая судьбу Тускии, мы видим приобщение Италии к истории человечества.

Вопрос об этрусском языке представляет собой проблему, которая, несмотря на многочисленные попытки решить ее, по-прежнему озадачивает ученых. На протяжении столетий величайшие авторитеты в лингвистике и сравнительной филологии старались расшифровать язык, на котором в Тускии говорили вплоть до начала христианской эры и который этрусские жрецы использовали и в Тускии, и в Риме вплоть до падения Римской империи, то есть до конца V в. н. э. Однако в других областях не было недостатка в открытиях, позволивших нам разобраться в идиомах, с виду еще более трудных, чем этрусские. Больше ста лет назад были расшифрованы египетские иероглифы; около десяти лет назад – пиктографическое письмо хеттов; совсем недавно – язык, на котором говорили микенцы в 2000—1000 гг. до н. э., известный как линейное письмо Б. Приступим же к рассмотрению проблемы этрусского языка – какие успехи были сделаны в его расшифровке и какие препятствия остаются на пути его интерпретации.

Дошедший до нас этрусский лингвистический материал достаточно обширен. Плодородная земля Тосканы подарила нам около десяти тысяч надписей, вырезанных или написанных на всевозможных предметах и произведениях искусства – зеркалах, гробницах, вазах, статуях, росписях и керамике, на колоннах, погребальных урнах и саркофагах (фото 72). Это эпиграфические тексты, и их большое количество не должно нас обманывать: фактически почти все они сводятся к нескольким словам. Девять десятых всех надписей надгробные, эти краткие эпитафии сообщают нам лишь имя покойного, кто были его родители и в каком возрасте он умер. Мы можем прочесть их без всякого труда, так как этрусский алфавит не представляет никаких сложностей; в течение столетий любители и специалисты с легкостью расшифровывали эти туманные тексты. Проблемы появляются, когда мы сталкиваемся с более длинными надписями, но они, к сожалению, попадаются очень редко. Фактически нам известно лишь около десяти текстов, состоящих более чем из одной строки; и лишь два – один вырезан на черепице, найденной в Капуе, а второй – на надгробном камне (cippus), найденном около Перуджи, – состоят примерно из сотни слов.

Рис. 7. Этрусский алфавит – архаический и поздний варианты (вторая и третья колонки), – а также послуживший для него образцом греческий алфавит и транскрипция (первая и четвертая колонки).

К ним следует добавить и довольно длинный рукописный текст. Как ни странно, он написан на двенадцати холщовых бинтах, в которые была запеленута мумия греко-римского периода, найденная в Александрии и хранящаяся в Загребском музее. Это подобие холщовой книги, которой нашлось совершенно неожиданное применение. В ней полторы тысячи слов, правда, собственно словарь ее составляет всего пятьсот слов из-за повторов. Тем не менее, это все равно довольно много, и текст на загребской мумии очень важен для этрускологических исследований. Удалось почти наверняка установить, что перед нами нечто вроде священного календаря, перечисляющего религиозные обряды, которые следует проводить в честь богов. Текст разделен на главы, и общий смысл различных выражений известен. Но многие моменты неясны, и в целом этот фундаментальный текст так и не расшифрован.

К этим непосредственным источникам информации по этрусскому языку мы должны добавить другие источники, в том числе и косвенные, но не менее ценные. Существуют глоссарии этрусских слов, составленные древними авторами, в частности компилятором Гесихием Александрийским. Сэр Томас Демпстер, которого мы уже упоминали как одного из пионеров этрускологии, сочиняя в 1616—1619 гг. свой великий труд по Этрурии, позаботился включить в него этот бесценный материал, который и в наше время остается одним из немногих надежных источников. Так, мы знаем, что «aisoi» в этрусском – это «боги»; «capys» – «сокол»; «falado» – «небо»; «lanista» (слово, перешедшее в латынь, как и «subulo» – «флейтист») – «гладиатор». К этому можно прибавить названия месяцев, содержащиеся в «Liber glossarum»[10] VIII в. Название июня – «aclus» – появляется в форме «acale» на загребской мумии. Все это очень ценный материал, но из него мы узнаем значение не более чем тридцати слов.

В ходе самых недавних исследований известный эпиграфический материал пополнился благодаря раскопкам, проводившимся в разных частях Тосканы, и случайным открытиям. Но и новые открытия нисколько не приближают нас к столь желанному решению; однако из извлеченных на свет надписей мы то и дело узнаем ценную информацию об истории этрусских городов и о различных аспектах этрусского языка. Самые важные находки были сделаны на границах собственно этрусской территории, в Помпеях и в Лации. Зимой 1942—1943 гг. Майури – выдающийся археолог, чье имя всегда будет связано с научными раскопками в Помпеях, Геркулануме и Кампании, – обнаружил в Помпеях под фундаментом храма Аполлона мусорную яму с различными предметами, датированными 550—460 гг. до н. э., в том числе фрагменты керамики буккеро с этрусскими надписями. Майури сразу же узнал в них архаические посвящения с выражениями типа «mini muluvanice» – «такой-то посвятил меня…». Следовательно, около 500 г. до н. э. в Помпеях жили люди, говорившие по-этрусски; вероятно, этот факт связан с периодом недолгого политического и коммерческого контроля этрусков над городом в промежутке между двумя периодами греческого господства, которые приходятся на VI и V вв. до н. э.

Гегемония этрусков над Лацием и Римом в последние десятилетия VI в. упоминается в нескольких греко-латинских литературных источниках. Кое-кто ставит ее под сомнение без всяких оснований, так как факт этрусского культурного влияния в архаическом Лации подтверждается археологическими открытиями, а присутствие этрусков можно легко определить по надписям, найденным в Сатрике и в Риме у подножия Капитолия.

Некоторые языки первоначально являлись более трудными для понимания, чем этрусский. Фактически они содержали в себе два неизвестных элемента: с одной стороны, алфавит, а с другой – значение слов. В качестве примера можно привести расшифрованное линейное письмо Б (рис. 7). Правда, за этим письмом в реальности скрывался диалект, близкородственный древнегреческому и, следовательно, знакомый людям, которые пытались его расшифровать. В случае этрусского языка остается лишь один неизвестный элемент – сам язык. Этрусский алфавит в наши дни не представляет собой сколько-нибудь серьезных трудностей, и его близкое родство с греческим алфавитом уже давно всем известно. Последний этрусский символ, вызывавший затруднения, – знак «+», который неверно интерпретировался как «Т», – был определен в 1936 г. Эвой Физель как шипящий звук. Поэтому мы с легкостью можем читать этрусские надписи, даже те, которых совсем не понимаем.

С этрусским алфавитом связана проблема, но чисто исторического характера. Может ли тот факт, что этруски позаимствовали определенный тип алфавита у греков, каким-либо образом объяснить загадку их происхождения? Архаические греческие алфавиты можно разделить на две большие группы, известные как Западный и Восточный алфавиты. В первой группе X означает «кс», a ? – «?». Первоначально так было и у этрусков, поскольку самый древний алфавит, в весьма больших количествах найденный в этрусской земле, – алфавит Марсильяны д'Албеньи, датирующийся примерно 700 г. до н. э., – носит ярко выраженный западный характер. Но каким путем этот алфавит был позаимствован? Сторонники теории восточного происхождения этрусков считают, что те позаимствовали этот алфавит, еще когда обитали в родной Анатолии, и эта аргументация представляется весьма обоснованной. В алфавит Марсильяны д'Албеньи еще входят три шипящих финикийского происхождения, в частности, знак, называющийся «самеш», который, насколько нам известно, не был включен ни в один из западно-греческих алфавитов. Таким образом, похоже, заимствование этрусками алфавита произошло в период еще до разделения греческих алфавитов на западную и восточную группы, то есть до начала греческой колонизации в Италии. Согласно этой гипотезе, этруски могли позаимствовать алфавит лишь до своей миграции на запад. Однако, каким бы сильным ни был этот аргумент, он не может быть решающим, поскольку известные нам греческие алфавиты Южной Италии моложе алфавита Марсильяны д'Албеньи. В более старых алфавитах мог содержаться знак «самеш», который позже, как и в Этрурии, вышел из употребления. Поэтому мы не можем исключить вероятности, что этруски позаимствовали свой алфавит из греческой колонии на юге Апеннинского полуострова, например из Кумеи, где пользовались халкидским алфавитом, имеющим много аналогий с этрусским. Ни одну из этих гипотез невозможно опровергнуть, и очень нелегко сделать выбор в пользу того или другого варианта.

Теперь мы подходим к сложной и все еще нерешенной проблеме смысла этрусских надписей, которые может с легкостью прочесть даже студент после нескольких месяцев обучения и практики. Нам катастрофически не хватает каких-либо двуязычных текстов, наличие таких текстов стало бы колоссальной подмогой для исследований, даже если бы не позволило прийти к однозначным выводам. Однако этрусский Розеттский камень еще не найден, и нам остается лишь подвести итог попыткам исследователей, упорство которых отнюдь не всегда вознаграждалось судьбой.

С конца XIX в. эта проблема нам известна с методологической точки зрения. Можно попытаться выяснить скрытый смысл этрусских текстов двумя способами: либо так называемым этимологическим и дедуктивным методом, когда этрусский язык сопоставляется с каким-либо уже известным языком, считающимся родственным этрусскому, либо так называемым комбинаторным, или индуктивным, методом; последний метод не требует внешних сопоставлений и ограничивается исследованием этрусского языка посредством него самого, скажем, путем сравнения аналогичных терминов и формулировок, использующихся в различных текстах, предпринимаются попытки выяснить значение рассматриваемых слов и фраз. Мы должны признать, что этимологический метод вплоть до настоящего времени не принес почти никаких результатов. Все попытки найти какое-либо сходство между этрусским языком и любыми другими идиомами оказались бесплодными. Потребуется большая глава только для того, чтобы перечислить все ключи к этрусскому языку, предлагавшиеся любителями и специалистами. Предпринимались попытки расшифровать этрусский язык путем его сравнения с греческим, латынью, санскритом, ивритом, албанским, баскским, венгерским и анатолийским языками, если говорить только о наиболее известных вариантах. Мы должны покориться очевидному. Насколько мы можем судить в настоящее время, этрусский язык не входит ни в одну из известных языковых семей и у него не обнаруживается даже отдаленных родственников, не говоря уже о близком родстве. Это не означает, что этимологический метод совершенно бесполезен – надо лишь применять его осторожно и в очень ограниченной сфере. Поскольку по-этрусски говорили в центре полуострова, этот язык не был совсем оторван от окружающих наречий. Между этрусским, латинским и умбрийским языками происходили обмены и заимствования вследствие контактов между различными цивилизациями не только полезные, но и неизбежные. Анализ таких заимствований иногда позволяет нам объяснить один набор терминов через другой.

Судя по непрерывным неудачам дедуктивного метода, похоже, этрусский язык не принадлежит к великой семье индоевропейских языков. Наличие в этрусском некоторых слов индоевропейского происхождения, таких, как «nefts» – «nepos» (внук), «sac» – «sacni», напоминающее латинское «sanctus» (святой) и умбрийское «saahta», и «tur» (давать), похожего на греческое «doron», не представляет загадки, так как это фактически заимствования, попавшие в этрусский из географически соседних языков. Можно привести еще несколько примеров, единственно, чтобы доказать слабое проникновение индоевропейских элементов в этрусский словарь в течение столетий. На самом деле было бы странно, если бы этого не происходило. Но ни в строении этрусского предложения, ни в системе глаголов в целом нет ничего индоевропейского. Например, невозможно отличить действительный и страдательный залоги. Что касается спряжений, то они не соответствуют стройной системе индоевропейских спряжений.

Помимо греко-латинских глосс, мы можем понять весьма большое число этрусских слов. Почему так происходит, если, как мы уже выяснили, этимологический метод почти полностью провалился? Эти конкретные результаты были получены путем анализа и сравнения коротких эпиграфических надписей. В то же время можно сделать ряд выводов, обращая внимание, на каких предметах сделаны надписи. Так, благодаря надгробным надписям, обнаруженным в одной и той же гробнице, путем сравнительного анализа мы выяснили смысл основных слов, обозначающих родство, – «clan» (сын), «sech» (дочь), «nefts» (внук), «ati» (мать); но слово, обозначающее отца, до сих пор неизвестно. Те же надписи позволяют с легкостью выяснить смысл постоянно повторяющегося слова «lupuce» – «он мертв». Из фраз, сообщающих возраст покойного, мы узнаем значение слова «avils» (лет). Так постепенно мы выяснили смысл очень ограниченного, но базового словаря, позволяющего нам совершенно точно понять такие короткие эпитафии, как «Partunus Vel Velthurus Satlnal-c Ramthas clan avils lupu XXIIX», что означает «Вел Партуну, сын Велтура и Рамты Сатлнии, умер в возрасте 28 лет» (Corpus inscriptionum etruscarum, 5425).

Трудности появляются, когда надгробные надписи становятся длиннее и содержат сведения о жизни и успехах покойного или когда конкретные надписи посвящены какому-либо предмету или памятнику. Значение большинства используемых слов нам неизвестно, и комбинаторный метод, даже используемый с максимальной тщательностью и осторожностью, не позволяет проникнуть в истинный смысл используемых терминов и выражаемых идей.

Однако благодаря остроумному открытию появилась возможность применить еще один вспомогательный метод, известный как двуязычный, или метод параллельного текста. Становится ясно, что в различные периоды происходило взаимное влияние между народами, населявшими Апеннинский полуостров: этрусками, латинцами, оско-умбрийцами и греками. Это приводит нас к концепции об относительном единстве и культурной общности древней Италии. Так, по-прежнему неясные ритуальные формулы или молитвы, обнаруженные в этрусских текстах, можно сравнить с латинскими и умбрийскими ритуалами, между ними наверняка имеются глубинные и формальные аналогии. Этот метод уже применялся, не без успеха, для истолкования длинных текстов на капуанской черепице и загребской мумии. Сличение ритуальных правил, описывающихся в последнем тексте, коротких римских молитв, которые сообщает нам Катон в своем сочинении «О сельском хозяйстве», и стихотворных молитв на умбрийских табличках из Губбио, позволяет нам объяснить, хотя бы в общих словах, некоторые отрывки и формулы этрусского ритуала.

Естественно, применение этого двуязычного метода также требует величайшей осмотрительности. Здесь, как и во всей сфере этрусской лингвистики, исследования следует проводить с величайшей возможной осторожностью и неизменно бдительным критическим отношением. Тем не менее, первые результаты, полученные новым сравнительным методом и благодаря созданию в некоторой степени искусственных двуязычных текстов, весьма обнадеживают. Поскольку новый метод разработан недавно, можно ожидать многого от его дальнейшего применения.

Этрусская лингвистика в последнее время активно развивается, и поэтому нелегко точно сказать, какие результаты могут считаться определенными, а какие подлежат пересмотру. Поэтому ограничимся общим обзором.

Безусловно, лучше всего мы знакомы с этрусской фонетикой. Этрусская транскрипция хорошо известных имен из греческой мифологии – имен героев и богов – позволяет нам до конца разобраться в основных фонетических тенденциях этрусского языка. В раннюю эпоху вокализация была более развита, чем в более поздние периоды, и поэтому часто встречаются вариации в произношении гласных. Так, одно и то же женское имя встречается в форме «Ramatha», «Rametha», «Ramutha» и «Ramtha». Мы отмечаем случаи гармонии гласных, например, греческой Klytaimestra соответствует форма «Cluthumustha». В целом глухие согласные имеют тенденцию превращаться в придыхательные звуки, а те – во фрикативные. С переходит в сh, t – в th, ? – в ph и f В начале слова придыхательный или фрикативный звук нередко превращается в простое придыхательное h. Характерно отсутствие звонких согласных b, d, g, которые были неизвестны в этрусском языке, по крайней мере в исторические времена. Ударение строго фиксировано на первом слоге слова, что нередко приводит к синкопе гласных в безударном слоге. Это особенно часто происходит в поздний период, и в результате возникают сложные скопления согласных. Греческому «Alexandras» на этрусских зеркалах соответствуют формы «Alechsantre», «Elchantre».

В области морфологии наши знания также существенны. Благодаря работам таких исследователей, как Тромбетти и его ученики, нам известно немало важных фактов. Судя по всему, структура этрусского языка сильно отличалась от структуры индоевропейских языков. Суффиксы, используемые при словообразовании, взаимозаменяемы, а некоторые грамматические категории выражены слабо. Любопытный факт – суперпозиция различных суффиксов для выражения конкретной грамматической функции. Так, чрезвычайно распространенное имя Larth имеет два родительных падежа Larthal и Larthals – последняя форма представляет собой склонение уже измененной словоформы. Реальные типы склонения реконструировать непросто, но мы можем выделить две группы по форме родительного падежа, которая оканчивается либо на s, либо на l. Можно определить некоторые личные местоимения (так, mi и mini – формы первого лица), указательные местоимения и некоторые частицы. Досадно, что загадка первых шести числительных, вырезанных на двух игральных костях, хранящихся в Кабинете медалей, до сих пор не решена, хотя есть надежда, что современным исследователям это вскоре удастся. Серьезную проблему по-прежнему представляют этрусские глаголы. Многие формы, образованные от глагольных корней, имеют именную категорию. Единственная четко выявленная форма – третье лицо единственного числа совершенного вида на -се: «mulvenice» означает «посвятил», «turce» – «дал».

В семантическом плане мы только что говорили о расшифровке различными методами некоторого количества этрусских слов. В целом уже четко определено значение около ста корней. Они позволяют нам более или менее определенно интерпретировать очень короткие надгробные надписи, в которых повторяются одинаковые формулировки. Как только в панегириках мертвым или в более длинных надписях появляются слова, более сложные по смыслу, – слова, отсутствующие в коротких эпитафиях, – буквальный перевод становится невозможен. Мы часто можем понять, к какой семантической сфере принадлежит то или иное слово, но не способны дать его точный перевод. До сих пор продолжается дискуссия относительно трех слов, которые, несомненно, обозначают три высшие должности в этрусских городах: «zilath» или «zilch», «purthne» и «marunuch»; но, несмотря на усилия лучших ученых, их точное значение по-прежнему неясно.

В последние несколько лет исследования больших ритуальных текстов на черепице из Санта-Мария-ди-Капуя и на загребской мумии шли особенно интенсивно. Выводы ученых не подлежат сомнению: эти тексты определяют порядок необходимых жертвоприношений, и соответствующие ритуалы перечислены чрезвычайно подробно, что весьма напоминает умбрийские ритуалы, зафиксированные на таблицах из Губбио. Загребский текст определяет необходимую последовательность церемоний, очевидно, являясь религиозным календарем, в котором перечислены месяцы и дни религиозных праздников. Ритуал из Капуи носит погребальный характер и дает нам представление о знаменитых книгах Ахерона, где содержалось этрусское учение о смерти и загробной жизни. Была непонятна пунктуация этрусских текстов, казавшаяся чрезвычайно запутанной. Ее уверенная интерпретация была сделана совсем недавно, дав возможность более углубленного изучения таких текстов и несколько упростив их понимание. Именно так случилось с текстом на капуанской черепице, который, вдобавок сильно поврежденный, до решения проблемы с пунктуацией практически не поддавался расшифровке. Точки следуют за согласными на конце слога, а также обозначают звонкие согласные в начале слов. Эта странная система не встречается в самых древних надписях и известна нам лишь с середины VI в. Откуда она взялась, до сих пор непонятно. Мы слишком далеко отклонились бы от темы, если бы попытались воспроизвести здесь различные интересные гипотезы на этот счет. Так или иначе, теперь система понятна, что стало еще одним шагом на пути к решению этрусских загадок.

Все вышесказанное иллюстрирует нынешнее состояние исследований этрусского языка. Научные методы, безусловно, совершенствовались и обогащались; исследователи больше не блуждают в потемках. В то же время во всех областях этрускологии налицо медленный, но несомненный прогресс. Появилась возможность составить грамматику этрусского языка, и она составлена. Разумеется, в ней еще много неясного, но нам стало известно и большое количество четких правил. Больше всего проблем вызывает перевод текстов. Наш словарь очень невелик, и это серьезно затрудняет попытки интерпретировать тексты, имеющиеся в нашем распоряжении.

Что можно ожидать от будущего? Трудно ответить на такой вопрос, поскольку ответ зависит от непредсказуемого фактора – количества и смысла надписей, которые станут известны благодаря случайным находкам или организованным раскопкам. Если материал, находящийся в распоряжении исследователей, не обогатится, прогресс в этрусской лингвистике наверняка окажется очень медленным, и для каждого нового достижения потребуются колоссальные усилия. Крайне маловероятно, что предпринимавшися недавно сопоставления с любыми другими известными языками объяснят природу происхождения этрусского языка. Лишь перечисленные выше методы приведут к успеху, хотя продвижение вперед будет постоянно сопровождаться затруднениями и препятствиями.

Однако нет оснований не верить, что ситуация не переменится благодаря открытиям – либо на Востоке, либо в Этрурии – неожиданных документов, которые позволят разобраться в загадке этрусского языка либо в отдельных ее аспектах. В распоряжении археологии также появились более точные методы. Итогом новых исследований могут стать сюрпризы на Анатолийском плато, которое все еще малоизучено. Или же из этрусской земли, которую археологи продолжают перекапывать с рвением, вдохновляемым непрерывно множащимися открытиями: вдруг будет найден документ, который даст ключ к разгадке, – действительно пространный текст, а то и двуязычный на этрусском и каком-либо уже известном языке, например латыни или греческом. Подобные двуязычные документы наверняка существовали; может, их клеили на стенах домов этрусских городов, где после покорения Римом в течение столетий сосуществовали тосканцы и римляне, ведя один и тот же образ жизни и подчиняясь одним законам. До недавнего времени раскопки ограничивались гробницами, кладбищами, где исследователь мог быть уверен, что в случае открытия ему попадутся великолепно сохранившиеся предметы большой художественной ценности. На каменистых плато, где стояли тосканские города, открытия менее эффектны: кирка извлекает на свет лишь руины культовых и гражданских построек. Но история и лингвистика могут многого ожидать от таких исследований. В древней земле Тарквинии недавно были обнаружены поразительные панегирики, написанные на латыни, но повествующие о жизни и достижениях этрусских граждан отдаленных эпох: наследники этих людей пожелали воздать своим предкам почести в торжественных похвальных надписях. Эти тексты, относительно короткие и сильно испорченные, все же дают нам важные сведения о социальных институтах в этрусских городах. Несложно представить, каким подарком для лингвиста окажутся аналогичные тексты, написанные на двух языках. Итогом станет решение многовековой загадки.