Дневник из России

— Ты что здесь делаешь, Хокимару? — громкий удивлённый возглас оторвал учёного от воспоминаний. В пяти метрах от кучи снега, в которой прятался Хокимару, стоял бывший начальник лаборатории исследования космических энергий Каттава, который всегда завидовал своему коллеге и сослуживцу. Особенно после того, как его понизили в должности из-за скандала, связанного с открытием Хокимару. Теперь Каттава открыто возненавидел своего успешного коллегу.

— Ну ты и напился! — на довольном лице Каттавы сияла улыбка во весь рот. — Эй, все, идите сюда! Тут Хокимару пьяный в грязи валяется!

Учёный боялся пошевелиться, но, поняв, что Каттава сейчас приведёт людей, не догадывающихся об угрожающей им опасности, он махнул рукой.

— Уходи! Уходи отсюда! — стараясь не кричать, прохрипел Хокимару.

— Нет, вы только посмотрите на него! — во весь голос засмеялся Каттава. — А ну, вылезай оттуда, алкоголик!

Заслышав приближение топота множества людей, Хокимару позабыл об опасности, угрожающей ему, и закричал:

— Не подходите! Бегите отсюда все! Оно взорвётся!..

Каттава ещё продолжал громко смеяться, когда его накрыла нестерпимо яркая вспышка света… Таким его и запомнил Хокимару перед тем, как зажмурить глаза. Взрыва или какого-либо режущего слух звука не последовало. Огненный жар перехватил дыхание. Вжимаясь изо всех сил лицом в землю, Хокимару слышал только шипение испаряющегося снега и чувствовал, как на одежду проливным дождём льётся кипящая вода, и за ворот куртки проникают жалящие капли кипятка. Свечение продолжалось секунды, но Хокимару они показались вечностью…

Ошива прилетел из столицы на военном самолёте в тот же день. С собой он привёз специалистов. Прямо с аэродрома он и сопровождающий врач направились в медицинскую часть Агентства, где в изоляторе лежал обожжённый Хокимару. Остальных пострадавших с ожогами глаз отправили на машинах скорой помощи в городскую больницу. Всего с ожогами было семь человек.

Войдя в палату в сопровождении врача и медсестры, Ошива увидел одного-единственного пациента, лежащего на белой больничной кровати с перебинтованными кистями рук. Широкая повязка белым шарфом укутывала и шею пострадавшего.

— Вы можете говорить? — спросил Ошива, опуская слова приветствия.

— Могу, — услышал он в ответ и тут же попросил всех выйти.

Оставшись наедине с Хокимару, Ошива присел на край покрытого белоснежной простынёй матраса соседней пустующей койки и посмотрел на учёного. Тот молчал, ожидая начала разговора.

— Как вы? — спросил Ошива.

— В порядке. Небольшие ожоги, — ответил Хокимару, глядя на гостя. — Пройдут.

— Похоже, «они» вас предупредили.

— Предупредили? — учёный понимал всё без лишних слов.

— Если бы захотели убить, то сделали бы это.

— Вам виднее… — не стал спорить учёный. Шок от увиденного на аэродроме два часа назад ещё не прошёл, но успокаивающая инъекция уже делала своё дело. Хотелось спать.

— Что с Каттавой? — поинтересовался Хокимару, хотя догадывался о том, что могло с тем произойти.

— Испарился, — произнёс Ошива, оглядывая помещение. — Ещё пятеро сотрудников получили сильные ожоги глаз и двое — средней тяжести. У всех в дальнейшем будут проблемы со зрением. Если бы вы не закричали и не предупредили, пострадавших могло быть намного больше, а возможно, и погибших…

— Вы не представляете, как страшно… — Хокимару закрыл глаза.

— Догадываюсь, уважаемый, — вздохнул Ошива.

— Не догадываетесь… Будто ядерный взрыв… Лежать в полном бессилии, боясь пошевелиться, и ожидать, что вот-вот… И всё! Конец… Понимаете?!

— Понимаю.

— А вы уверены, что это «Они»? — Хокимару почти наверняка знал ответ, но этот вопрос должен был прозвучать.

— Разбираемся… — чиновник из столицы старался не смотреть учёному в глаза. Но, видимо вспомнив о чём-то важном, взглянул на Хокимару:

— У вас на пальто мы обнаружили странный предмет. Что-то вроде булавки с небольшой головкой. Вы раньше видели нечто подобное? — Ошива держал в пальцах тонкую иголку из светлого металла с шариком на конце.

— Это было у меня на пальто? — удивился учёный. — Не припомню, чтобы я когда-нибудь что-то подобное цеплял на одежду. Может, спросить у жены?

— Не так просто, коллега, — задумчиво произнёс Ошива, глядя в стену перед собой. — Эксперты сделали предварительное заключение: эта булавка — вроде автономного радиомаяка. Видимо, объекты-убийцы шли на его сигнал.

— Радиомаяк? — Хокимару даже привстал на кровати.

— Не хотелось бы подозревать кого-то из своих, но факты… Попрошу вас, Хокимару, вспомнить подробно весь свой день, начиная с самого утра: куда заходили, с кем контактировали?.. Уже работает группа, а за дверью ожидает следователь по особо важным делам. После моего ухода вы должны всё рассказать ему.

— Может, это подстроили русские?..

— Будем разбираться.

— Уверен, что разберётесь, — хмуро улыбнулся Хокимару.

— Ладно, — Ошива поднялся. — Рад был повидать. Улетаю спокойно — вижу, что с вами всё будет в порядке. Вы, как закончите со следователем, — отдыхайте, а завтра, если позволят врачи, мы с вами побеседуем подольше. И ещё: сегодня вас осмотрит профессор из столицы. Он будет находиться подле вас, пока не поставит на ноги. Таков наш с ним уговор. До завтра!

Хокимару не ответил, его мучили нехорошие предчувствия, и в душе остался неприятный осадок. Неужели всё это подстроил кто-то из своих?

Ошива вышел из палаты, пригласив туда ожидающего за дверью следователя.

На следующий день Хокимару чувствовал себя лучше. Но доктора настоятельно рекомендовали ещё полежать и не отказываться от наблюдения. Профессор из столицы, осмотрев учёного, согласился с мнением местного лечащего врача.

Ошива появился в палате перед обедом. Справившись о самочувствии, он достал из чёрного кожаного дипломата тёмно-синюю папку для бумаг и протянул лежащему на кровати учёному:

— Я привёз вам для ознакомления копию интересного документа из России. Материал, я думаю, напрямую связан с нашими исследованиями. Во всяком случае, почитайте и решите сами. Тем более что временем пока располагаете.

— А о чём всё-таки материал, в двух словах? — Хокимару понимал, что столичный чиновник такой величины не стал бы загружать его какими-то пустяками, но хотел понять отношение к предлагаемой информации самого Ошивы.

Тот открыл папку и посмотрел на стопку стандартных листов в ней:

— В России несколько лет назад их Служба безопасности вела одно странное дело. Журналиста, за которым было установлено наблюдение, и его жену почти удалось арестовать где-то на Алтае, но они бесследно исчезли. Этот материал расследования, попавший к нам, содержит часть изъятой спецслужбами рукописи исчезнувшей семьи. Очень занятная информация, я вам скажу, проливающая свет на то, чем мы с вами сейчас занимаемся.

— Параллельный мир? — высказал догадку Хокимару.

— Именно!

— А как эти документы оказались в ваших руках? — с нескрываемым недоверием поинтересовался учёный.

— В том, что это не фальшивка, я не сомневаюсь, — чуть понизив голос, произнёс Ошива. — Его передал мне мой русский друг, которому я верю.

— Верите?

— Да. Он сам побывал, можно сказать, на том свете. Посудите сами: успешный бизнесмен, прикоснувшись к этому материалу, вдруг чувствует возросший интерес к себе и к своему бизнесу со стороны спецслужб. Затем переживает покушение, чуть не лишившее его жизни. При взрыве автомобиля у него на глазах погибают жена и дочь. На него заводят уголовное дело по обвинению в убийстве близких людей. Чудом ему удаётся избежать тюрьмы и приехать к нам. Человек очень интересный, любящий и Россию, и Японию и уважающий наши традиции. Вы скоро с ним познакомитесь. А материал я сам для вас подготовил. Он в этой папке. Почитайте на досуге. Перевод там же.

Ошива положил папку на тумбочку перед кроватью.

— Сегодня почитаю, — пообещал учёный, лишь мельком взглянув на документы. Ошива, кивнув головой, направился к выходу.

— Да, теперь у вас есть персональная охрана, — задержался он в дверях. — Двое профессионалов при вас будут находиться круглосуточно. Ребята кое-чему обучены. Вот, познакомьтесь.

Чиновник жестом позвал охранников, и в палату вошли два рослых крепыша в одинаковых костюмах при галстуках. Учтиво поприветствовав больного лёгким поклоном, они холодными, ничего не выражающими глазами уставились на своего подопечного.

— Ну идите, работайте, — распорядился Ошива, и крепыши послушно вышли за дверь.

— Зачем они мне? — Хокимару даже не пытался скрыть своего раздражения. — От «сюрпризов», подобных вчерашнему, такая охрана не защитит.

— Бережёного Бог бережёт! Так говорят русские, — многозначительно улыбнулся Ошива и скрылся за дверью.

После ухода чиновника Хокимару позволил себе немного полежать с закрытыми глазами. Потом взглянул на часы: до прихода жены ещё оставалось время. Учёный протянул руку и достал с тумбочки документы. В лёгкой из композитного материала папке оказались два отделения, разделённые прозрачной плёнкой. В первом — пара десятков ровных белых стандартных листов с печатным текстом на русском языке. То, что это именно русский, Хокимару догадался сразу, потому что приходилось часто работать с научными журналами из России, а несколько лет назад он в составе научной делегации побывал в Москве.

Во втором отделении папки находился перевод на японский язык. Пролистав текст перевода, Хокимару начал читать с самого начала и понял, что это и есть выписка из рукописи, о которой говорил Ошива.

«…В почтовом ящике я обнаружил телеграмму со странным содержанием. В ней сообщалось, что мой армейский товарищ Андрей, с которым мы не виделись уже десять лет, умер. Внизу стояла дата похорон. Подписал телеграмму настоятель мужского монастыря. И всё.

Странно. Почти десять лет назад я потерял своего друга из виду. Знал только, что он развёлся с женой, оставив ей квартиру, и завербовался куда-то на север. С тех пор больше я о нём не слышал. Братьев и сестёр у него не было, отца он не знал, а мать к тому времени уже давно покоилась в земле.

После скандального развода с женой и отъезда письма от Андрея на мой адрес не приходили. И вдруг — эта телеграмма. Да ещё из монастыря!

Весь вечер меня терзала мысль: ехать на похороны или нет? Жена отговаривала: стояла зима, а неблизкий путь лежал на север. Да ещё завтра мне было необходимо показаться на работе. Но если не выехать утренним поездом, то я опаздывал к дате похорон. Ночью я не спал — взвешивал все «за» и «против». Утром принял твёрдое решение — ехать, точнее, лететь самолётом.

Днём я выпросил у шефа короткий отпуск, взяв несколько дней за свой счёт, купил билет Аэрофлота на следующий день прямо до места.

Вечер ушёл на сборы. В городе, где находился монастырь, мне предстояло побывать впервые.

Всю следующую ночь я думал о друге. С самого детства мы были с ним неразлучны. Вместе росли, вместе окончили школу. Вместе попали в армию в один мотострелковый взвод. Вместе прошли Афган. Повезло — вернулись тоже вместе. Потом гражданская жизнь разбросала нас по разным городам. Но мы продолжали иногда встречаться, частенько перезванивались.

Он приехал ко мне на свадьбу, потом на рождение сына. Мы вместе с женой ездили на его бракосочетание.

Семейная жизнь у Андрея как-то сразу не заладилась. В тот сложный для него период он часто звонил, советовался насчёт вербовки в газодобывающую компанию в северной Сибири. Потом пропал: ни писем, ни звонков. Но при чём тут монастырь? И он, и я никогда не относились к числу, если говорить мягко, очень верующих. Может, в его жизни произошло что-то особенное, из ряда вон выходящее? Хотя мой товарищ был из таких, что никогда не давали себя в обиду, но и зря на рожон тоже не лез. Что же могло произойти? Этот вопрос мучил меня всю дорогу до места назначения.

Как и должно было случиться по закону невезения, мой рейс задержался из-за неблагоприятных метеоусловий. На похороны я опоздал.

Несмотря на холодный пронизывающий ветер, один из монахов согласился проводить меня до монастырского погоста. Но нужная нам могила почему-то оказалась на отшибе вне кладбищенской ограды. На мой вопрос сопровождавший меня монах ответил:

— Наш брат совершил святотатство. Руки на себя наложил. Хотели даже не отпевать его. Но настоятель провёл обряд.

Не чувствуя ничего кроме пробирающего до костей холода, я стоял у свеженасыпанного чёрного земляного холма с безымянным деревянным крестом и не верил, что здесь лежит мой друг детства и боевой товарищ Андрей. Всё происходящее очень не вязалось с тем, как он относился к жизни. Может, всё-таки ошибка? Я достал из нагрудного кармана пальто фотографию и, повернувшись спиной к ветру, показал стоящему рядом монаху. Тот, щурясь от бьющих в лицо редких снежинок, уверенно закивал головой:

— Он. Андрей. В монашестве — Макарий. Только волосы длиннее и худой он был.

Ничего не понимая, я вернулся в монастырь с огромным желанием переговорить с отцомнастоятелем. Но оказалось, что там меня ждали совсем другие люди.

Из стоящей у монастырских ворот чёрной «Волги» с милицейскими номерами вышел мужчина в тёмном пальто, пригласил в машину и пояснил:

— Не волнуйтесь, мы только зададим вам несколько интересующих нас вопросов и привезём обратно.

«История становится скверной», — подумал я, вопреки своему желанию усаживаясь на заднее сиденье милицейской «Волги». Ехать не хотелось, потому что ничего хорошего от этой поездки я не мог ожидать.

В старом здании отделения милиции меня провели в кабинет начальника, где другой человек в тёмном гражданском костюме начал расспрашивать меня об Андрее. Я не понимал причины такого интереса к персоне моего умершего друга, но на вопросы старался отвечать подробно, вспоминая каждую мелочь с самого детства. Беседа затянулась на пару часов. Мужчина в чёрном костюме записывал всё на диктофон. Когда я всё же спросил, чем вызван такой повышенный интерес со стороны милиции, — мне ответили, что не каждый день монахи вешаются. Последний вопрос, обращённый ко мне, прозвучал так: не передавал ли кто-либо мне что-нибудь от товарища? Письмо? Или какую-нибудь вещь? Книгу?

Я ответил, что мне никто ничего не передавал.

— Тогда у меня к вам просьба, — сказал человек в костюме. — Если кто-то что-то вам передаст, обязательно сообщите нам. Договорились?

Он протянул визитку.

— Речь идёт о государственных интересах, — как-то загадочно добавил собеседник.

— Ладно, — пообещал я, пряча красивую визитку с государственным гербом в карман пиджака.

Наступили сумерки, когда меня повезли обратно. У ворот монастыря «Волга» остановилась, когда уже совсем стемнело. Ветер не стихал. Шёл густой мелкий снег. Он больно хлестал по лицу и забивал глаза. Я понял, что ехать в городскую гостиницу уже поздно и придётся заночевать в монастыре. Это не очень беспокоило, так как города я всё равно не знал, а билет на обратный рейс на завтра уже лежал в моём кармане.

Отец-настоятель принял меня сразу же. Из-за раритетного большого письменного стола мне навстречу поднялся крепкий, внешне приятный старик в чёрной рясе с пышной белой бородой. Сквозь тонкую оправу очков он долго и очень внимательно смотрел на меня небольшими умными глазами, потом сказал:

— Я узнал вас по фотографии. Там вы с Андреем в форме и с автоматами.

— Афганская, — припомнил я.

— Да. Она до сих пор стоит в его келье. Он просил её отдать вам.

— Отец, скажите, а что же всё-таки произошло?

как-то странно посмотрев на меня, настоятель нахмурился:

— Всё в руках Господних!

— Расскажите мне, что знаете, — попросил я. — Разъясните, наконец, что случилось с Андреем? Что толкнуло его на этот непонятный шаг?

— Долго надо рассказывать, сын мой, — философски произнёс настоятель, приглашая меня жестом в одно из стоявших у стола мягких кресел. Когда мы сели, он приложил палец к губам, затем к уху и показал взглядом на стены. Я понял так: у стен есть уши. И поразился осенившей меня мысли. Ну конечно же, меня допрашивала не милиция! Здесь дела посерьёзнее.

— Видимо, ему не оставили выбора, — тихо вздохнул седой монах.

— Кто? — я хотел знать правду.

— Твой друг исцелял людей, — уходя от ответа, как-то виновато произнёс отец-настоятель. — Богом ему была дана удивительная сила, которую он направлял во благо. Мы очень скорбим о понесённой утрате. Она невосполнима для монастыря.

— Но почему он наложил на себя руки? — вернулся я к интересующей меня теме. — В милиции мне сказали, что он повесился.

— Даст Бог, и ты всё поймёшь сам, — произнёс настоятель, показывая глазами на стены. — Но такой силой исцеления, которой он обладал при жизни, владеют только святые. Я думаю, что это ему зачтётся на том свете. День и ночь братья молятся о спасении его души. Мы все любили Макария.

Настоятель перекрестился на образа.

— Отец, где я могу забрать фотографию?

— Да, — засуетился он, будто вспомнив о чём-то важном. — В келье, сын мой. Забирай её. Он так хотел.

— А можно мне переночевать в его келье? — Не знаю, почему возникло у меня такое желание.

Настоятель, не глядя в мою сторону, нахмурил густые брови, затем произнёс:

— Не страшно будет? Там свершилось это.

— Он был моим другом.

— Разрешаю, только одну ночь, — будто через силу, тихо произнёс монах.

— Спасибо, — поблагодарил я от чистого сердца. Что-то тянуло меня в то место, где жил мой друг. какая-то загадка стояла за его смертью. И мне хотелось её разгадать.

— Чтобы тебе было чем заняться, если не уснёшь, возьми вот эту Библию. Книга мудрая и полезная, — отец-настоятель достал из своего стола и протянул мне толстую церковную книгу с восьмиконечным крестом на чёрном старом переплёте. — В этом кладезе ты найдёшь истину о мироздании.

— Я вообще-то пробовал читать Библию… — как-то неуверенно попытался отказаться я от тяжёлой книги. — Не смог. Непонятно написано…

Настоятель на мгновение задумался и произнёс:

— Сложно? Иисус сказал: «Вы познаете истину, и истина освободит вас». Истина, заключённая в этой книге, — бесценное сокровище. Она освобождает человечество от суеверий, душевного смятения и гнетущего страха перед неизвестностью. Она даст и тебе надежду и придаст смысл твоему существованию. Возьми её, Сергей.

Я принял из рук старого монаха тяжёлую книгу и поблагодарил.

— Прими, с благословением Господним! — перекрестил меня отец-настоятель. И добавил:

— В книге Иезекииля есть одно интересное место. Когда прочтёшь, обрати на него внимание. В синодальном переводе оно звучит так: «Сын человеческий! Обрати лицо твоё к Гогу в земле Магог, князю Роса, Мешеха и Фувала… Так говорит Господь: вот Я нашлю на тебя, Гог, князь Роса, Мешеха и Фувала… Гог придёт на землю Израилеву»…

— И что это значит? — не понял я.

— Дословно: люди, обратите лицо своё к России! Тебе говорю, Сергей: читай Священное Писание! Дальше всё поймёшь сам, — настоятель очень внимательно смотрел мне в глаза, будто хотел сказать что-то большее.

Я взял книгу. Но тогда я воспринял слова монаха не более, чем обычное жизненное напутствие священнослужителя.

В узкой келье с овальными каменными сводами и единственным маленьким окном под высоким потолком прямо над застеленной солдатской кроватью тускло горела лампочка. У изголовья стояла обыкновенная казарменная тумбочка. На ней — одна свеча и фотография: именно та, о которой говорил настоятель. Скромно жил мой товарищ. Интересно, о какой такой данной Богом силе говорил монах? Никогда раньше я не замечал за Андреем ничего похожего.

Осмотревшись в пустой комнате, я погасил лампочку и, не раздеваясь, лёг на жёсткую скрипучую кровать поверх одеяла. Читать сегодня совсем не хотелось, поэтому Библия осталась лежать нераскрытой на тумбочке.

«Как же ты жил здесь, Андрюха?» — будто к живому, мысленно обратился я к товарищу. Ответом было тяжёлое безмолвие серых холодных стен. Свечу я зажигать не стал, потому что даже в этой келье, где произошло самоубийство, мне ничего дурного в голову не лезло. Только почему-то вспомнилась фраза седого монаха: «Видимо, ему не оставили выбора…» И ещё его немое предупреждение, что у стен есть уши. Странно всё это.

Почувствовав пробирающий холод, я, не снимая одежды, залез под одеяло. И, думая о событиях прошедшего дня, не заметил, как заснул.

Мне приснился Андрей. Почему-то в монашеской рясе и с автоматом. На мне была надета солдатская форма. Мы шли рядом по Афганским горам.

— Ты живой, Андрюха? — спросил я его.

— Я теперь всегда живой, — ответил друг.

— Как всё странно! — вырвалось у меня. — Мне показали твою могилу.

— Ничего странного, — сказал друг. — Некоторые всю жизнь проживают мертвецами. Почему это никого не удивляет?

— Как это? — не понял я.

— Тело есть, а человека в нём нет. Мертва душа.

— А я живой?

— Ты живой! — улыбнулся Андрей.

— А когда я умру?

— Когда перестанешь тянуться к свету, когда отречёшься от Любви!

— От Любви? — не понял я.

— Миром правят Любовь и Добро! Это есть истина существования Вселенной! — Произнося слова, Андрей смотрел куда-то вдаль, на пустой горизонт, будто видел там что-то.

— Значит, Любовь и Добро? — переспросил я. — Любовь к женщине?

— Любовь к женщине. Любовь к человеку. Раздавливаемая, униженная, уничтожаемая, незамечаемая… Она выстоит, потому что Любовь — это не просто одно из чувств Божественного мира, это есть Живое Поле, это сама сущность каждого человека, ибо человек состоит из любви, и весь мир его наполнен её энергией. Именно поэтому Зло во всех его проявлениях разрушается полем Любви.

— А Зло? Оно откуда?

— Второй — тёмной половиной человека владеет Сатана. Если не воспитывать человека в любви, не делиться с ним любовью, его жизненные силы иссякают. Даже желание одного унизить другого — это уже есть Зло, направленное против него самого и против каждого человека. Любовь есть жизнь. Но только мужчина — ещё не человек, да и женщина — ещё не человек. Только вместе они становятся человеком!

Я смотрел и видел, что рядом со мной идёт именно Андрей, Но не узнавал. Ведь я никогда не слышал от него подобных слов. И внешне тоже что-то изменилось в нём.

— Я избавился от тёмной половины, — не дожидаясь моего вопроса, ответил друг. — Теперь передо мной открыта Вселенная!

— А как мне жить дальше? — спросил я.

— Опасайся Сатаны! — прозвучало в ответ, и Андрей приподнялся над землёй. Меня же стала давить книзу какая-то необъяснимая сила. Я очень хотел, но не мог оторваться от земли вслед за Андреем. «Опасайся Сатаны!..» — отчетливо услышал я и проснулся от стука в дверь. На пороге стоял молодой монах с подносом. Скромный завтрак, состоящий из одного яйца, пшённой каши и стакана молока, мне принесли прямо в келью.

С аппетитом поглощая принесённое, я размышлял. Странный сон не выходил из головы.

Когда тот же монах вернулся, чтобы забрать грязную посуду, я уже собрал вещи в дорогу.

— Отец-настоятель просит прощения за то, что не может проводить вас. Сегодня в городе у него дела, — произнёс монах извиняющимся тоном. — Ещё отец-настоятель просит принять от него на память эту Библию. — Монах показал на книгу с ярким контрастным тиснением золотого православного креста на чёрном бархатном переплёте. В этот момент солнечные лучи через небольшое окно под сводчатым потолком проникли в келью и коснулись лежащей на тумбочке книги. Золотой крест засиял неземным огнём, наполняя комнату мягким неярким светом. Молодой монах стал креститься и благодарить Господа за проявленную благодать. Я взял в руки Библию, и свет в комнате исчез.

— Она даст вам веру! — тихо напутствовал монах. — Берегите её.

— Спасибо, — поблагодарил я, положив подарок в сумку поверх вещей, и застегнул замок-молнию. Честно говоря, там уже лежала одна купленная мной вчера в монастырской лавке Библия в новеньком переплёте попроще. Я специально приобрёл её для супруги. Но отказываться от подарка отца-настоятеля было неудобно.

В аэропорту перед посадкой в самолёт я вынул из сумки подарок старого монаха и переложил в мягкий пакет с ручками, рассчитывая, что всё-таки полистаю церковную книгу во время полёта. Свою большую дорожную сумку с вещами я сдал в багаж. Но после плавного отрыва самолёта от взлётной полосы я задремал и проспал до самой посадки. Пакет с толстой книгой весь полёт простоял у меня в ногах под креслом. Так с ни разу не открытой старой Библией в целлофановом непрозрачном пакете, приземлившись в аэропорту, я ступил на землю своего родного города.

В багажном отделении аэропорта мне долго не выдавали сумку. Все прилетевшие со мной пассажиры этого рейса давно уехали, а я, потеряв всякое терпение, всё ещё ждал свои вещи. Уже не надеясь получить обратно свою большую чёрную дорожную сумку, я увидел её в руке направлявшегося ко мне милиционера. Подойдя ко мне, сержант вежливо извинился и пояснил, что кто-то хотел украсть мои вещи, но стражи порядка вовремя вмешались. Правда, жуликов задержать не удалось. Милиционер попросил проверить содержимое. Прямо при нём я открыл замок-молнию. Всё как будто было на месте. Всё, кроме купленной в монастыре Библии. Но я не очень расстроился, потому как был рад, что мне вообще вернули сумку с вещами. Уже дома я не обнаружил в сумке и фотографии. Той самой, что стояла в келье друга. Вот это меня по-настоящему огорчило.

Но вскоре я забыл об этих странных, произошедших со мной событиях.

Подаренную Библию с золотым крестом я поставил в шкаф на самое видное место под стекло, так ни разу и не удосужившись раскрыть её. Потом я, конечно, сожалел об этом.

Месяца через три, когда весна уже готовилась плавно перейти в лето, по случаю дня рождения моей супруги у нас дома собрались немногочисленные гости — наши близкие и друзья. В середине вечера подруге моей жены приглянулась старая книга в чёрном переплете с тиснением золотого креста. Она попросила разрешения её полистать. Я торжественно открыл дверки книжного шкафа и достал запылившуюся Библию с верхней полки. Подав её гостье, я стал рассказывать для всех сидящих за столом странную историю появления этого фолианта в нашем доме. Гости слушали с интересом.

— Посмотрите, здесь что-то написано! — перебив мой рассказ, неожиданно воскликнула женщина.

— Не удивительно, — со смехом ответил я. — Ты ещё посмотри, может, и картинки там найдёшь.

— Это не Библия! Здесь совсем другой текст, — отстраняясь от книги, удивлённо произнесла подруга жены.

Меня словно ударило током. Почему-то вспомнился сон, увиденный в монастыре, и предупреждение друга: «Опасайся Сатаны!» Я рванулся к гостье, выхватил из рук растерявшейся женщины раскрытую на середине Библию и увидел, что почти вся она состоит из новеньких вклеенных страниц, исписанных мелким ровным почерком. Только титульные листы принадлежали настоящей старой Библии. «Здесь — истина о мироздании!» — пришли на память слова седого монаха. Захлопнув книгу и всё ещё не до конца осмыслив произошедшее, я огляделся. На меня в молчании смотрели ничего не понимающие гости. Надо было как-то сглаживать возникшую неприятную ситуацию. Собравшись с мыслями, я изобразил на лице само обаяние и с рисованной улыбкой произнёс:

— Совсем забыл… конечно, это не Библия. От неё здесь только переплёт.

Заметив, что никто ничего не понимает, добавил:

— Хотел скрыть от жены, но раз вы уже узнали, признаюсь: я пробую себя на литературном поприще… пишу роман.

— Молодец! — воскликнули присутствующие. Возникшее было напряжение разрешилось само собой. — Дашь почитать?

— Когда закончу, обязательно, — пообещал я и взглянул на супругу. По её глазам я понял, что она мне не верит.

— Потом объясню, — тихо шепнул я жене и вышел в другую комнату.

Оставшись наедине с таинственной книгой, я сразу же раскрыл её. Знакомый почерк друга страницу за страницей заполнял почти весь старый фолиант. Но вчитываться в смысл ровно написанных строк и каких-то формул и графиков сейчас я не мог. Спрятав Библию в бельевом шкафу, я вернулся к гостям. Теперь моим самым большим желанием стало, как бы побыстрее спровадить всех из квартиры, чтобы иметь возможность спокойно почитать.

Но пришлось вначале помочь жене убрать посуду, подмести пол, прежде чем я снова взял в руки чёрный переплёт с золотым крестом и, закрывшись в комнате на ключ, с нетерпением открыл первую страницу.

Несомненно, такого мне ещё не приходилось видеть раньше. Совсем не подходящая для ведения записей священная церковная книга, манера письма и таинственность, с которой мне вручили её, тянули скорее на детектив, чем на безвинную случайность. Хотелось разобраться, в чём дело? Я перевернул все триста с лишним исписанных листов и на задней обложке Библии увидел приклеенный к внутренней стороне обложки конверт, подписанный тем же ровным мелким почерком друга: «Дневник». Вскрыв конверт, я убедился, что листков в нём немного. Аккуратно сложенные один к одному, старые тетрадные листочки местами были надорваны, смяты и разглажены. Их оказалось всего десять. Поэтому чтение я решил начать именно с них. Переписываю почти дословно:

Среда

Начинаю вести дневник, потому что не знаю: кто и откуда я? Боюсь потерять память совсем. Решил, что лучше буду записывать всё, что со мной происходит.

Уже несколько дней я провожу в лечебнице, именуемой в народе сумасшедшим домом. Жить здесь можно, если привыкнуть к палате на двадцать мест, вечно грязному белью, дурно пахнущему чужим потом и лекарствами. Кормят в этом заведении сносно: три раза в день хлебом, жидкой кашей без соли и каким-то еле тёплым отваром, называемым санитарами «чаем», только почему-то совершенно без сахара. На окнах и дверях стоят решётки. К ним тоже можно привыкнуть. Соседи мои — мужики разного возраста — сильно не докучают. Был, правда, один, который, завидев меня, постоянно клянчил: «Отдай Васе ключи!» Вася — так, наверное, звали его самого. Но какие ключи? Этого понять невозможно. Но стоило мне только прикрикнуть на надоедливого соседа по совету бывалого санитара, как тот сразу же замолкал и начинал тихо плакать в подушку, как обиженный ребёнок. В такие минуты мне было жаль его. И я к нему уже почти привык, но его вдруг куда-то забрали. Теперь на его кровати лежит другой человек. Он больше молчит, глядя в потолок, и ни к кому не пристаёт.

В нашей большой палате не скучно: кто разговаривает сам с собой, кто, наоборот, всё время молчит, кто плачет, кто громко смеётся. И так целыми днями. И никто ни на кого не обращает внимания. На прогулки нас не выводят. Ко всему этому я постепенно привыкаю. Единственное, что не даёт мне покоя, — моя память. Вернее, её отсутствие. Трудно воспринимать происходящее, когда в твоей жизни одна лишь пустота: до — ничего, только какие-то несвязанные между собой отрывки, и после — тоже, наверное, ничего хорошего. Кто ты? Откуда ты? Зачем ты на этой Земле? Я помню только своё имя — Андрей. От жизни я уже ничего не жду. А хотелось бы узнать — кто я?

Четверг

Сегодня ко мне приходил человек в форме. Я откуда-то знаю, что такое милиционер. Но больше ничего вспомнить не могу. Милиционер назвался следователем. Он расспрашивал о каких-то убийствах, называл разные фамилии. Но у меня после разговора с ним только разболелась голова. Я ничего не вспомнил. Тогда он дал мне ручку и сказал, чтобы я расписался в бумаге. Рука сама выводила недлинную подпись под текстом внизу исписанного листа. Но свою фамилию я так и не вспомнил. Потом меня отвели обратно в палату. Болит голова. Хочется есть.

Пятница

Ночью мне долго не спалось. С моего места очень плохо видны звёзды, поэтому я часто вставал и подходил к окну, чтобы смотреть на них. Звёзды — это свобода. Но окажись я сейчас на свободе, куда мне идти? И я снова ложился на кровать, пытаясь припомнить хоть что-нибудь. Но напрасно. Не могу вспомнить ничего. Только звёзды…

Суббота

Чтобы заставить включиться память, я попросил санитаров принести мне книгу. Как назло, я совсем не помню ни одного названия или автора. Мне дали небольшую рваную и весьма потёртую книженцию. В ней написано о любовных страданиях богатой женщины на берегу тропического моря. Полный бред, но мозг нужно чем-то загружать и нужно заставлять его работать. Я это понимаю. Поэтому перечитываю книжку во второй раз. Мне необходима память.

Воскресенье

Сегодня опять невкусная еда. Чувство голода не проходит даже во сне. Мне санитары сделали какой-то болючий укол. В палате душно. Хочу на свободу! И хочу спать.

Понедельник

Перед ужином к нам в палату два санитара привели высокого старика. При первом взгляде на него сразу бросилось в глаза несоответствие: длинные спутанные седые волосы, спадающие почти до плеч, и полное отсутствие щетины на иссечённом морщинами довольно интеллигентном лице. Моего молчаливого соседа куда-то забрали, и койка рядом уже два дня пустовала. Санитары уложили высокого старика на неё.

Вёл себя новый сосед тихо. Тоже всё время молчал. Его глубоко запавшие бесцветные глаза всегда неподвижно смотрели в одну точку, и лишь нечастое движение морщинистых век свидетельствовало о том, что старик ещё жив. Меня заинтересовала необычная внешность соседа, и я стал всё чаще поглядывать на него, рассматривая правильные черты его лица. Потом меня стало беспокоить то, что человек лежит, не вставая, почти целый вечер. Ни ужинать, ни в туалет он так и не поднялся. Мне стало жаль старика. Видимо, ему было очень плохо. Даже хуже, чем мне. Я взял металлическую тарелку с порцией холодной каши, кусок чёрного хлеба и подошёл к нему. Старик лежал на боку и не мигая смотрел в одну точку на полу под моей кроватью.

— Поешьте, — обратился я к нему.

Старик, казалось, не слышал. Я повторил своё предложение и поставил тарелку на стул возле самой кровати соседа. Старик медленно перенёс бесцветный взгляд на еду, потом на меня. Я улыбнулся:

— Вы пока с этим расправьтесь, а я принесу чай.

Ничего не ответив, старик снова перевёл взгляд на тарелку с кашей.

Через минуту я принёс разовый пластиковый стакан с еле тёплым безвкусным больничным чаем.

— Каша тут не очень, — я поставил стакан на стул рядом с нетронутой едой. — Но ведь нужно что-то покушать. Иначе вы умрёте.

При слове «умрёте» старик как-то странно посмотрел на меня, и мне показалось, что глаза его ожили — в них мелькнула осмысленость. Затем взгляд снова потух, и старик отвёл ставшие бесцветными глаза. Такая неожиданная перемена меня удивила. «Может, он действительно сумасшедший?» — промелькнула мысль. Но я тут же отогнал её. Меняющиеся глаза, реакция соседа на слова говорили об обратном. «Может, он просто не может разговаривать?»

— Давайте, я покормлю вас? — прозвучало моё следующее предложение.

— Не надо. Я сам, — тихо отозвался старик и медленно сел на кровати. Его голос был низким и хриплым.

Пока сосед неспешно ел, тщательно разжёвывая и всматриваясь в каждую подносимую ко рту ложку с кашей так, будто впервые в жизни пробовал пищу, я наблюдал за ним. Метра под два ростом, в молодости он непременно был красавцем. Даже теперь его фигура сохраняла былую величественную осанку и стать, а в ширине плеч и крепких руках чувствовалась недюжинная сила. И чем больше я его разглядывал, тем больше меня интересовало всё в моём новом соседе.

Поев, старик поднялся во весь свой высокий рост и, не взглянув на меня, сам понёс грязную посуду на общий стол. Я продолжал свои наблюдения.

Выйдя из туалета, старик подошёл к зарешеченному окну и стал смотреть на улицу. Смотрел долго. Затем он вернулся на свою кровать. Я сделал вид, что читаю. Вдруг неожиданно услышал низкий тихий голос:

— Спасибо… Андрей…

Я оторвал удивлённый взгляд от книги: «Откуда он знает моё имя? Я ему не представлялся. Может, мы встречались раньше? Не помню». Старик открыто смотрел на меня. На этот раз его глаза определённо жили. Теперь они имели цвет неба в осенний день.

— Спасибо, — повторил он.

— Пожалуйста, — просто ответил я и снова углубился в книгу.

— Что читаешь? — поинтересовался старик.

— Женский роман принесли, — я с грустной улыбкой взглянул на старика. — Тупой, но всё равно читать больше нечего.

Старик, казалось, понимающе улыбнулся, и я рассмотрел ряд ровных белых зубов. Снова пришло время удивляться. На вид ему можно было дать не меньше семидесяти пяти — восьмидесяти лет. Таким его делали морщинистая жёлтая кожа и растрёпанные седые волосы. «Может, у него вставные зубы? Нет, не похоже», — подумал я и, стараясь не упустить тонкую ниточку налаживающихся отношений, спросил:

— А мы раньше не встречались?

— Не доводилось, — почему-то усмехнулся старик.

— А как вас называть? Моё имя вы знаете, а я ваше — нет.

— Называй меня Апполинарием. Можно просто Поль, — ответил старик.

— А отчество?

— Эрастович.

— Какое интересное у вас имя! — воскликнул я. — Девятнадцатым веком потянуло…

— Древностью, — вздохнув, согласился он.

— А вообще-то мне больше исторические книги нравятся, — будто извиняясь, произнёс я, продолжая разговор и удивляясь, что вспомнил об этом. — Но их тут не дают.

— Увлекаешься историей? — по-доброму спросил сосед. Я кивнул. Глаза старика потеплели:

— Это хорошо. Человек должен знать, кто он и откуда.

— Зачем?

— Чтобы знать, для чего он живёт на этом свете. Прерывание нити времён ведёт к забвению истоков своих, — вздохнул старик, — а значит, к непониманию собственной сущности и незнанию своей роли на Земле. К ошибкам в принятии решений.

— История мне интересна, — отложив книгу, я был рад продолжению беседы с умным человеком и возвращающейся понемногу памяти. Странное чувство овладевало мной, когда я смотрел в эти ничуть не состарившиеся серо-голубые глаза. Будто кто-то управлял мною, освобождая память от тяжёлого груза забвения, подталкивая и подсказывая, какие слова нужно произносить:

— История — это наука. Но много в ней тёмных пятен. А мне нравится анализировать и иногда приходить к удивительным выводам. Правда, они не всегда совпадают с общепринятой точкой зрения.

— И какие же это выводы, например? — старик, полулёжа, поудобнее разместился на кровати, подложив под спину подушку, и стал с интересом разглядывать меня.

— А вы смеяться не будете? — почему-то застеснялся я.

— Андрей, за свою долгую жизнь мне пришлось побывать во многих местах на Земле и кое-что увидеть. Поверь, — старик снова вздохнул. — А наукой история стала совсем недавно — в веке семнадцатом. Думаю, что я смогу правильно оценить твои аналитические старания, юноша. Обещаю — смеяться не буду.

Я тоже сел на кровати, с благодарностью посмотрел на приготовившегося слушать соседа и уверенно начал:

— Ну, скажем, Древняя Русь: она ведь не имела золотоносных и алмазных рудников, они были только в Африке, Европе и в странах Восточной Азии. А купола церквей покрывались золотом только на Руси! А выложенные золотом царские палаты? А вышитые золотом боярские наряды и украшения? А золотые и серебряные кубки и монеты, оружие? Спрашивается, откуда взялось столько золота?

— Очень правильно поставленный вопрос! — чему-то улыбнулся старик. — Ну и к какому ты выводу пришёл?

— Золото — от иноземцев.

— Хорошо… А отсюда следует какой вывод?

— Какой? — не понял я.

— Ну, какой вывод можно сделать из всего сказанного тобой? — ободряюще кивнул головой старик и подсказал: — Сильным или слабым было государство, которому соседи везли столько добра?

— Похоже, что сильна была Древняя Русь, раз иноземцы везли сюда золото и драгоценности!

— Значит?..

— Значит, должно было существовать мощное Российское государство! — неожиданно сам для себя выпалил я.

— Правильно. А может существовать сильная страна без сильной армии?

— Нет. Сильное государство — это сильная армия!

— В этом ты прав, — снова улыбнулся старик. — Россия в историческом отрезке XII–XV веков была выдающейся державой, государством-воином. И деньги, ходившие в то время на Руси, имели доступные даже для каждого смерда названия: «копейка» — копейщик — пехотинец, «рубль» — рубака — всадник. Что ещё подсказывает тебе твой аналитический ум?

— Да, но тогда как быть с нашествием монголо-татар? — этот вопрос я задал, не глядя на старика. — Как-то не вяжется сильная Русь с оккупацией её кочевым народом, пришедшим неизвестно откуда и не оставившим после себя никаких следов.

— Правильно, Андрей. Ничего не появляется ниоткуда и не уходит в никуда. Таков закон жизни, — старик качнул головой и тяжело вздохнул. — Ничего, кроме глупости человеческой… С некоторых времён повелось: уж если и есть какой злодей в русской истории, так это обязательно Чингизхан или царь Батый! Именно после их действий Русь, по утверждению прозападных историков, попала на 240 лет под «татарское иго».

— А разве не так? — не смог я скрыть удивления.

— По-западному, так. Посмотри на карту: получается, что русский народ с юга и востока окружён злейшими врагами — татаро-монголами, бывшими его завоевателями, и только с запада у него находится якобы друг — просвещённая Европа. Интересная политика?

— А что тут не сходится?

— А ты подумай, Андрей: с XI по XV века Русь никогда и никем оккупирована не была и ничьи гарнизоны в русских княжествах не стояли.

— Я, во всяком случае, не читал о таком.

— Конечно, не читал. Подумай сам, с чего бы это вдруг могущественная, многочисленная, храбрая и культурная нация на целую четверть тысячелетия попала бы в зависимость от небольшого кочевого народа? — старик замолчал, выжидательно глядя на меня. — И опять же, откуда у дикого кочевого народа взялся мощный флот, способный перевезти стотысячную конную армию вместе с орудиями и обозами из Китая к берегам Японии? А в исторических документах значится, что монголы совершили две такие попытки захвата Японских островов: одну при Чингизхане, другую при Батые, но сама судьба спасла японцев — шторм разметал и потопил флоты захватчиков. Откуда у кочевников лучшее по тем временам оружие и метательные механизмы?

— Не знаю, — озадачено признался я. — А почему тогда совсем по-другому написано о монголо-татарском иге в учебниках?

— Ты хочешь знать ответ? — старик загадочно посмотрел на меня.

— Хочу! — не задумываясь, почти крикнул я.

— Слово «иго» со старославянского переводится как «скрепа», то есть крепление. Отсюда происходит слово «игла». «Орда» означает порядок. Отсюда происходят такие слова, как «орден», «ордер». Итак, кто-то создал мощнейшее государство порядка и «скрепил» его законами — ясами. Чужие гарнизоны в городах не стояли, города платили установленную дань — десятину, то есть налоги, в столицу государства. Просто столицей не была Москва. Почему сейчас никто не додумывается до такого, чтобы назвать существующую в России систему налогообложения Московским игом?

— Невозможно! Порядок, скрепа?.. — никогда в жизни меня никто не мог поразить сильнее.

— Будь готов. Тайна, которую мы затронем, многогранна. Я буду раскрывать тебе её потихонечку — грань за гранью. Не бойся, Андрюша, я обязательно доведу тебя до логического завершения, до той черты, за которой ты увидишь этот мир настоящим — таким, каким он и является на самом деле. Но ты изменишься. И пусть тебя это не пугает, потому что рано или поздно мы все меняемся.

— Меня не пугают перемены. Память-то ко мне вернётся?

— Надеюсь, Андрей, что это произойдёт и очень скоро. Так ты готов слушать?

— Готов, Апполинарий Эрастович!

— Начнём, — вздохнул старик, словно пускался в долгий путь, и посмотрел куда-то мимо меня. — Мифологию разных народов, Андрюша, можно запросто найти в книгах по истории Древнего мира. Но в этих книгах нет отдельного раздела о Древней Руси. Почему?

— Не знаю. А почему?

— Так как принято считать, что славяне как цивилизованный народ появились только после принятия христианства при Владимире Ясно Солнышко. Примерно в IX веке.

— Разве не так? — меня всё больше затягивала игра, затеянная стариком. Или это вовсе не игра?

— Неверная точка зрения. Но она кое-кого очень устраивает. Посмотрим, что говорят нам сохранившиеся документы: предки россиян на протяжении тысяч лет сохраняли себя как нацию, берегли свой язык, культуру, обычаи, независимость. Вокруг появлялись и исчезали государства, империи, целые народы. И где они сейчас — эти народы? А Россия стояла несокрушимой глыбой, стоит и стоять будет! В этом её предназначение. А то, что в учебниках пишут или не пишут, — тут политический интерес, Андрей. Западу необходимо было представить славян неполноценным народом. Если учесть, что русские долгое время были хозяевами Евразии и весьма успешно воевали, то желание отыграться в сфере пропаганды вполне объяснимо. Ты подумай: как высоко поднимается статус «цивилизованной» Европы по сравнению с «отсталой» и «забитой» Россией, которую могли подчинять и унижать даже дикие кочевые племена?

— Но все знают, что Россию поработили дикари — хазары да монголы. Везде об этом говорят и пишут историки разных стран.

— В России так говорят и пишут дураки да негодяи! А вот совсем другой пример, которому можно доверять: автор «Сборника историй» Муджмаль атТаварих в 1126 году сообщает, — старик, прикрыв глаза, процитировал: — «Рус и Хазар были от одной матери и отца. Затем Рус вырос и, так как он не имел места, которое ему пришлось бы по душе, написал письмо к Хазару и попросил у того часть его страны, чтобы там обосноваться. И обосновался в Крыму, около Симферополя, именовавшегося Неаполь Скифский».

— Не знаю, — пожал плечами я. — Такого читать не приходилось.

— Правильно. В магазинах таких книг не найдёшь. Корнями своими хазары идут от гуннов. Кстати, хазары в VIII–X веках не были дикими племенами. Уже тогда у них существовал мощный каганат со столицей в городе Итиль. Он находился недалеко от современной Астрахани при впадении Волги в Каспий. Интересно, что кроме мусульманства и христианства хазары исповедовали иудаизм.

— Иудаизм? — изумился я. — Хазары?

— Это общеизвестный факт. Часто пленницами и наложницами хазарских каганов становились еврейские девушки. Еврейки в молодости бывают очень красивыми. И постепенно через матерей к власти приходили рождённые еврейками мужчины. Не сумев завоевать власть в Хазарии с помощью оружия, дети Израиля взяли её через своих женщин. Хазары кроме низовьев Волги и Дона владели частью территорий Северного Кавказа и Крыма, никогда не трогая северные земли Владирско-Суздальского княжества. С южными русичами они периодически вели военные действия, покушаясь на Киев и подвластные ему территории, пока в 965 году Хазарский каганат не был разгромлен сыном киевской княгини Ольги князем Святославом Игоревичем. Часть уцелевших хазарских воинов с семьями ушла на восток в земли Афганистана. Другая — в Крым и на Кавказ. Большая часть — стала служить славянским князьям. Они показали себя неплохими воинами. От слова хазар происходит — казак. А также хазарин — хозяин.

— Значит, не могли хазары поработить Русь?

— А ты подумай, — продолжил старик. — Русью во времена Чингизхана и Батыя называли зажиточную военно-торговую часть населения земель Синей Орды — современной Украины. Всего лишь малую часть населения части огромного государства. А государство то называлось Золотой Ордой. И в его общественном делении кроме купцов были и смерды-крестьяне, и казаки-хазары, и князья-ханы, и всё это вместе Запад именовал землёй Могол Тартар или Великой Тартарией. Поэтому, если у какого-нибудь летописца мы находим сведения, что татары обложили данью Киевскую Русь, это совсем не значит, что дань платил весь народ Украины. И ещё заметь: Рус написал письмо Хазару. Грамотными были предки россиян.

— Может, князья и были грамотными. Не спорю. Но нас учили, что на землю славян с востока пришли монголо-татары и это остановило развитие России, отбросив её от цивилизованной Европы назад на 300 лет. И ещё я читал, что виноват в захвате татарами Руси князь Александр Невский, потому что он первым из русских князей начал ездить на поклон к ханам, выпрашивая ярлык на княжение.

— Вернёмся к Европе чуть позже, а пока давай рассуждать с самого начала. Что, если предположить совсем другое, например, что никто не приходил и никуда не уходил, никто никого не захватывал, что существовало огромное государство с развитой культурой, языками, религией, имеющее гораздо более обширные границы, нежели нынешняя Русь? — подмигнул мне старик. — Кстати, почти весь народ в том государстве знал грамоту. От обязанности обучения детей не освобождались никакие родители — ни кньязья, ни крестьяне, ни ремесленники. Закон по всей русской земле соблюдался свято и был един для всех.

— Закон? Это в те-то времена, когда не существовало государственного образования, а средством передвижения были только кони?! — усмехнулся я. — Да и как бы строилась система управления и коммуникаций на такой огромной территории без радио, телефонов, телевизоров, поездов и самолётов? Ей и сейчас-то непросто управлять! Да и какой человек смог бы собрать в то далёкое время такие разные народы под единым управлением? Чингизхан, что ли? Ни один современный цивилизованный учёный никогда не поддержит подобную точку зрения!

— Ты прав, европейским учёным этого никогда не понять. В цивилизованной Европе того времени ничего подобного не существовало. А насчёт человека ты тоже прав — один не смог бы. Даже повелитель сильных — Чингизхан. Хотя это реальная историческая личность, и по некоторым историческим источникам он был русским князем, в миру — Георгием, урождённым в Хазарском граде Кара-Коруме.

— Кто? Чингизхан? — непроизвольно вырвался у меня возглас удивления.

— Да, — подтвердил старик. — Не спеши, Андрюша, с выводами. Тут возможны путаница и неприятие современными историками славянских традиций, когда на Руси один человек мог иметь несколько имён и званий, в зависимости от статуса в обществе и церкви. Например, первого царяИвана из троицы, прописанной в новой истории как единый государь Иван Грозный, после отречения от престола уже называли Василием Блаженным — от Василевс, что значит — царь, и Блаженный — святой. То же и с воинским именем князя Георгия — Чингизхан. После гибели князя с него икону писали «Святого Георгия Победоносца» за то, что он объединил своим законом огромную страну.

— Как же это ему удалось?

— Когда Чингизхан с помощью войск утвердил своё правление во Владимирско-Суздальской Руси, он смог собрать под единой властью разноплемённые народы, прописав в законах — ясах — справедливые нормы, равные для всех его подданных. Люди стремились к справедливости во все времена. И именно мораль и справедливость позволили Чингизхану создать колоссальнейшее по силе государство, но как только эти основные принципы и нормы были нарушены меркантильными потомками, само великое ханство ушло в небытие. На это потребовалось всего триста лет после гибели Чингизхана. Дальше рассказывать?

— Да! — Хотя я и пытался спорить, мне почему-то хотелось верить словам старика.

— Не будет преувеличением сказать, что империя Моголов до середины XIV века контролировала практически всю Евразию вплоть до Индии и, следовательно, практически весь мир. Северные русские княжества принадлежали к так называемому улусу Джучи, названному по имени старшего сына Чингизхана. В улус Джучи также входили земли Поволжья, Кавказа, Крыма, Сибири, Хорезма, Казахстана, Персии. Впоследствии улус Джучи и в исторических документах получил наименование Золотая Орда. Его воинской сердцевиной со столицами Сарай-Бату и Сарай-Берке являлась территория Нижнего Поволжья, которое издревле заселяли славяне. Но основанием, на котором прочно стояла Золотая Орда, долгое время оставалось Владимирско-Суздальское княжество, самое многочисленное, самое боеспособное русское княжество, возглавляемое сильными и мудрыми вождями, одним из которых был Александр Невский. Князья назначались и получали право на власть от ордынских царей. Тот же Невский получил ярлык на правление из рук самого царя Батыя. Кстати, очень мудрого и дальновидного правителя. При нём, например, проводилась первая перепись населения. Началась она в подчиняющихся Золотой Орде землях Синей Орды — Киеве, Подолии, Переяславле, Чернигове, Галиче и Волыни. Далее перепись производилась в Великом княжестве Владимирском и в Ярославской земле. Потом были переписаны восточные княжества, а также Смоленск. После этого никаких исчислений более не проводилось, и татары использовали при налогообложении и мобилизации рекрутов в орду старые данные.

— И каковы же были результаты?

Старик снова закрыл глаза, вспоминая:

— Владимирско-Суздальское княжество — три миллиона человек. Киевская земля — двести тысяч человек. Нижегородское и Тверское княжества составляли по одному миллиону человек каждое. Рязанское — чуть более восьмиста тысяч. Это по татарскому мобилизационному плану XIII века.

— Откуда у вас такие цифры? Тут на просторах современной России перепись никак не наладят. А вы говорите об Украине и России XIII века!

— Подтверждение, Андрей, ты можешь найти в сохранившихся исторических документах в архивах, — посмотрел на меня старик. — А в остальном ты сам себе противоречишь. Земля не такая уж большая. Шарик… И если мерить расстояния пробегом лошади, то пятьдесят вёрст равнялись на Руси одному старинному «яму» — месту, где путник мог отдохнуть и сменить лошадей на свежих. Отсюда происходит русское слово «ямщик». Через десять ямов стояло сторожевое поселение с небольшим воинским гарнизоном для охраны пути. Впоследствии на месте таких поселений возникали города. Этим, возможно, объясняется тот факт, что на Руси и сегодня между многими городами расстояние укладывается в четыреста—пятьсот или в тысячу километров. И только построенный царём Петром город Петербург находится от Москвы в семистах пяти километрах.

Я постарался припомнить расстояния между городами, в которых мне приходилось бывать. Выходило, что старик говорил правду.

— Ещё на Руси времён Чингизхана строился мощный флот, — продолжал мой сосед, — оборудовались переправы через реки и заливы. Система коммуникаций была отлажена настолько, что мобильность войска никогда не вызывала вопросов. Даже по версии средневекового европейского историка Скалигера, не являвшегося большим другом Руси, на территории нынешней России и ряда восточных государств в доромановскую эпоху существовало мощное монголо-татарское государство со всеми коммуникациями. Давай пока с этим согласимся. Тем более что сейчас это уже общепринятая точка зрения. А теперь, Андрей, представь, что в состав этого государства кроме России, Турции и Китая входили как сателлиты восточноевропейские страны, в том числе Франция, Германия, Греция и Италия.

— Как такое может быть? — в это я поверить не мог.

— А представь, что в Cредние века в Европе татар называли готами. Что-нибудь слышал о готах?

— Готтия — это известное нам из учебников истории знаменитое средневековое государство, в котором жили небезызвестные завоеватели Европы и Римской империи, — пришло мне на память. — Повашему, выходит, что татары — это готы?

— А тебя не наталкивает ни на какую мысль тот факт, что историки селят два разных народа — готов и гуннов — примерно в одно и то же время — III–IV век — на одной территории Северного Причерноморья?

— Но готы — это немцы! — в твёрдой уверенности воскликнул я.

— Кто тебе сказал? — улыбнулся старик, и уверенность моя стала таять на глазах.

— А их язык? — промямлил я.

— Готский язык относится к индоевропейской группе языков. А к какой группе относится арийский язык?

— К германской группе! — в полголоса воскликнул я.

— Тогда почему на нём говорили и писали древние славяне?

— Славяне на арийском?..

— Да, а Библейский Гог, Андрюша, в земле Магог означает Гот из Моголии, — видя мою растерянность, с улыбкой произнёс старик. — Монголия — от слова Мегалион. Понятно? Итак, в пределах обширных территорий Евразии, включая большую часть Китая и часть Индии, огромное государство называлось Великой Тартарией. «Тартар» для многих народов запада означало ад. А с арийского «татар» переводится как «свободный». Что лично ты знаешь о Тартарии?

— Ничего, — озадачено произнёс я. — Слышал только, что существовала Скифия. А «Тартария» очень похоже на слово «Татария». Вы хотите сказать, что везде были татары?..

— Не спеши с выводами, — словно учитель ученика, остановил меня старик. — Скифия действительно существовала на территории земель от северо-восточного побережья Чёрного и Азовского морей, включая Крым, до берегов Волги и Дона. Но это ещё до образования Великой Тартарии.

— Вспоминаю, что-то в школе проходили… — напряг я память. — Скифы были кочевниками…

— Скифы-скотоводы, от старославянского слова «скуф» — скот, но они не были кочевниками, хотя и пришли с Алтая, когда климат Сибири стал меняться на более суровый. В те годы перемена климата многие народы Европы и Азии сдвинула с мест. Среди них оказались и воинственные скифы. Они вытеснили разнородные неорганизованные кочевые племена на запад, прочно осели на новом месте с благоприятными климатическими условиями и жестоко наказывали тех, кто покушался на их границы. Но постепенно Скифы ассимилировались с местными племенами, которые были у них в услужении, и с мелкими народами, кочующими по границам их государства. Так возникли сарматы, затем гунны, потом татары или готы — так их называли европейские хронисты тех времён. Скифы — предки россиян, создавшие государство, имеющее уже тогда свои прочные границы и системы коммуникаций. Они совершали дальние военные походы, но не захватывали чужих земель. Общественный строй Скифии представлял собой монархию, то есть единоначалие в лице главы государства — царя. Власть передавалась по наследству от отца к сыну. Но внутри царской семьи на трон выбирали того, кто мог вести за собой войска. Царь скифов обязан был быть хорошим воином! Далее общество делилось на сословия: царственных скифов и чёрных скифов. Царственные скифы — воины. А чёрные — ремесленники и крестьяне. Примечательно то обстоятельство, что девушка, принадлежащая царственному сословию, обязана была наравне с юношами учиться воинскому ремеслу. И замуж она могла выйти, только убив в бою трёх врагов.

— Неужели это история моей Родины? Но почему она до сих пор никому не известна?

— А ты выйди в донскую степь, Андрюша. Кинь свой взор в сторону Чёрного моря. Подыши воздухом свободы. Посмотри вокруг на бескрайние поля, на широкие вольные обильные пастбища и назови по имени Родину свою, и отовсюду скифская земля ответит тебе — это я. Погулял я в своё время вдосталь по приглаженной ветром и обласканной солнцем воле-волюшке, попил чистой родниковой водицы. Полюбил гордых и красивых скифских царевен. Потягался силой и храбростью с лучшими скифскими наездниками и лихими воинами… вот такими были предки твои, Андрей. Настоящими…

— Но почему такая история до сих пор никому не известна? — мне показалось, что старик начал заговариваться.

— Европа хотя бы в собственных глазах должна выглядеть «цивилизованной». Во времена правления Романовых западные историки отнесли земли скифов обратно на восток, обозвав их на бумаге «Скитией». Отсюда образовалось вначале в обиходе, а потом перешло и на бумагу русское слово «Китай». Кстати в славянском языке буквы «Т» и «Ф» взаимозаменялись и прописывались похоже. Например, возьми слово «скит» или «скиталец». Скифы часто совершали военные походы и набеги, но кочевниками их можно назвать с большим трудом, потому что даже их пастухи-скотоводы гоняли несметные стада домашнего скота только в пределах границ своих обширных плодородных земель. А уже Тартария объединяла гораздо большее количество земель и племён, нежели только Скифия.

— Ну, предположим, европейские правители преследовали свою конкретную цель, переписывая историю. Но зачем это было нужно Романовым?

— Пришедшей к власти династии Романовых требовалось упрочить своё положение на троне. В то время всё ещё существовали и другие уцелевшие потомки прежних правителей — ордынских царей. Они по закону могли претендовать на трон. Поэтому Романовым было выгодным представить ханов как исконных врагов Руси. С этой целью и была создана историческая теория о противостоянии Руси и Орды, русских и татар. Это романовские историки окрестили прежнюю царскую ордынскую династию «татарской», тем самым придав совсем иное освещение русской истории. Так появилась татарская концепция «врага», с которым «бедному» русскому народу пришлось триста лет бороться. Только так можно было исказить смысл всего, не меняя по существу исторических фактов.

— Значит, татары всегда входили в состав русского государства?

— И входили, и служили, и защищали. Союз татар и славян позволил создать мощнейшую военную машину всех времён и народов. Как я уже сказал, в средние века татарами или готами западная Европа называла все народы, живущие к северо-востоку от границ Франции. А народа разного в том огромном государстве было множество. Может, потому и называлось оно Рассеей. От слова «рассеивать». Но, скорее всего, его название произошло от скандинавского «рось» — воинское соединение или староанглийского «rooss» — всадник. Мы говорим о государстве-воине. Постепенно в документах западных историков название «Русь» — помнишь, я упоминал, что так называли в Киевском княжестве военноторговую прослойку, состоящую из зажиточного населения, — от Киева распространилось по всем славянским землям. Киев-то по духу всегда был ближе к Риму, чем Владимир. А в скалигеровские времена «европейскую музыку» заказывали уже из Рима да из Лондона. Вот и пошло гулять название «Русь» по всем европейским документам. Понятно я поясняю?

— Пока всё понятно, — кивнул головой я. Старик говорил уверенно, и было видно, что эта тема ему хорошо знакома.

— Ну, слушай дальше. Не все земли в том большом государстве были так плодородны, как земли скифов. И за Уралом, и на севере Руси земледелие не давало таких богатых урожаев, как, например, в Европе того времени. Поэтому организованный и хорошо вооружённый многочисленный народ смотрел в сторону юга.

— Апполинарий Эрастович, — перебил я, — вы сказали «организованный». Можно уточнить, кем организованный? Ведь монгольская эпоха на Руси — это XII–XV век. А до этого?..

— Слушай и не перебивай! — старик сердито взглянул на меня. — До Чингизхана на территории нынешней России, как и в Европе того времени, строились деревянные поселения, огороженные высокими стенами и частоколами. Отсюда берёт своё название «город» — городить. Даже храмы возводились из дерева. На Руси в каждом городе выбирался свой князь — глава. Он и судил, и миловал, и защищал. Князья подчинялись первому князю — великому князю, а первые князья — царям — великим ханам — высшей военной власти. Как было и у скифов, постепенно на Руси когда-то выборные княжеские должности стали передаваться по родовому наследству. В Европе того времени главы городов называли себя королями. Они никому не подчинялись и часто вели междоусобные войны с соседями. В отличие от Европы на Руси уже существовало политическое устройство — монархия. Единоначалие принесли нам скифы. Хорошо вооружённые войсковые мобильные объединения мощного государства, созданного в XII веке Чингизханом, назывались ордами. Даже в мирные дни в орде под седлом числились не менее ста тысяч лошадей. Орды делились на тумены. Кстати, отсюда происходит название «туман» — непроглядная стена. Тумены делились на тысячи, тысячи — на сотни и так далее до десятков. Во главе каждой орды стоял высокий войсковой начальник — царь. Во главе туменов — войсковой князь или, как ещё говорили, каган. «Хан» происходит от сокращённого произношения «каган». Титул «хан» означал принадлежность к «принцам крови» — потомкам Чингизхана. Первым Великим ханом на Руси был выбран князь Георгий. Гражданское управление городами и землями до Чингизхана осуществляли удельные князья, имеющие лишь небольшие дружины для собственной безопасности. При Чингизхане гражданские князья уже не выбирались, а назначались Великим ханом и были обязаны собирать со своих подданных дань — десятину на содержание орды и сами лично отвозили эту дань тем ханам, что осуществляли охрану их княжеств. Воины орды назывались казаками, а воины князя — дружинниками. Казаки были профессиональными военными, а дружинники — временщиками-наёмниками. Причём лучшие воины, перейдя из дружинников в казаки, могли сделать карьеру в орде, поднявшись от простого воина до сотника или тысячника. Но чтобы стать темником, нужна была благородная кровь по рождению. Субординация в орде при Чингизхане и Батые соблюдалась строго. Как я уже сказал, города на всей территории государства ежегодно платили десятину и отдавали в орду для воинской службы каждого десятого здорового юношу. От этой повинности освобождались только церкви и монастыри. К слову сказать, монастыри строил хан Батый для того, чтобы славному, но состарившемуся воинству Золотой Орды было куда уходить на заслуженный отдых и покой. Старики проводили дни свои в молитвах и с почестями уходили в мир иной. Во всём был порядок. Но к концу XIV века единой Великой Могольской империи уже не существовало. После Куликовской битвы в 1380 году ханская власть на Руси ещё сто лет оставалась сильной, но уже не такой, как при прежних ханах. Из истории ты, Андрей, можешь узнать, что уже в 1382 году союзник Дмитрия Донского хан Тохтамыш предпринял поход на Москву и сжёг её. Другое дело, что Тохтамыш выступил не против князя Донского, а с целью прекратить народные волнения в Москве, поскольку если бы он хотел наказать за что-нибудь Дмитрия, то гонялся бы за ним по Владимирско-Суздальским землям, а не палил московские посады. — Старик не мигая смотрел на меня. — Но потом пришёл Тимур, рассерженный частыми набегами Тохтамыша на его земли, и сжёг обе столицы Золотой Орды: Сарай-Берке — город, заложенный сыном Батыя ханом Берке, и Сарай-Бату — заложенный самим Батуханом. Тимур положил у стен Сарай-Берке всё войско Тохтамыша. Столица Золотой Орды переместилась в Казань. А уже при Иване Грозном — первом из трёх царей, описываемых историками как единый Иван IV, — политическая и церковная власть перешла к Москве. Успеваешь за моей мыслью?

— Успеваю, — кивнул я. Всё сказанное укладывалось в моей голове. — А почему вы сказали про Ивана Грозного «один из трёх царей»? Всем известен только один Иван Грозный.

— Неверная трактовка. Женой первого из «Иванов Грозных» была дочь Анастасия из рода Захарьиных-Юрьиных, впоследствии Романовых. Улавливаешь?

— Нет, — замотал головой я.

— А какое право Романовы имели бы на престол, если после первого Ивана Грозного правили и сын его и внук, и у каждого из них было по три церковных брака? — усмехнулся старик. — Вот и была внесена поправочка на Романовых в Российскую историю.

— А какой из царей убил своего сына?

— Никакой не убивал. Его отравили сулемой.

— Кто?

— Кто-то из приближённых. Кто — не ведаю. Я в то время в Москве не был. Но по чьему заданию — знаю!

— И кто же заказал смерть сына царя?

— Ватикан. И не только сына царя, но и самого царя. Исполнителем был, как всегда, тайный иезуитский орден.

— Зачем?

— Царь Иван стоял на пути католицизма в Россию. Я даже могу назвать тебе имя того, кто оклеветал последнего Ивана Грозного в убийстве своего сына. Это монах-иезуит Антоний Поссевин. Сын царя Иоанн Иоаннович скончался 17 ноября 1581 года, как установили придворные лекари, «в результате болезни». Монах Поссевин прибыл в Москву уже после похорон Иоанна Иоанновича в качестве посредника в переговорах между Иваном Грозным и польским королём Стефаном Баторием, вторгшимся в ходе Ливонской войны в русские земли. Естественно, что видеть смерть царского сына этот монах не мог. Другой и основной задачей монаха-иезуита было не примирить враждующие стороны, а, используя тяжёлое для Руси положение, склонить царя на подчинение Русской Православной Церкви Ватикану. Но царь оказался непреклонен. Происки Рима в отношении России имеют многовековую историю. А провал миссии сделал иезуита Поссевина личным врагом царя. Поссевин по злобе сочинил и отправил в Европу миф, что Иван Грозный в припадке гнева убил своего сына и наследника престола Иоанна Иоанновича. Пусть Европа знает, с кем имеет дело! А на самом деле власть православного царя Ивана Васильевича — причём всех трёх, вместе взятых, — была намного мягче, чем существовавшая в то время власть в Европе. Взять хотя бы Варфоломеевскую ночь во Франции в 1572 году. В одну ночь было умерщвлено свыше восьмидесяти тысяч протестантов. В это время испанцы-католики в Нидерландах убили более ста тысяч протестантов. Только герцог Альба при взятии Антверпена казнил восемь тысяч мирных жителей. А Иваном Грозным за пятьдесят лет правления было подписано всего пять тысяч смертных приговоров. В то время смертной казнью на Руси карали за убийство, изнасилование, похищение людей, ограбление храма и государственную измену. Все приговоры на казнь царь подписывал сам. Так кто же тиран? Опять же, за пятьдесят лет царствования Ивана Грозного количество населения Руси увеличилось в половину. За тридцать шесть лет правления Петра Первого убыль населения составила около сорока процентов. Но Петр Романов был более угоден Европе, чем Иван Рюрикович. Уже в те времена мы прослеживаем политику двойных стандартов. На протяжении многих веков Запад боится и смертельно ненавидит Россию с её Православием и непохожестью русских на их стандарты. И для Запада нет ничего страшнее, если Россия снова станет сильной с её немыслимыми природными богатствами, с её господствующей географической позицией на огромном континенте, с её исторической ролью лидера в Евразии.

— Вы правы, сильная Россия Западу всегда была страшна. А скажите, после Ивана Грозного Борис Годунов взошёл на трон законно? — вспомнил я историю из школьной программы.

— Годунов имел полное право на трон, так как являлся наследным Рюриковичем.

— А Лже-Дмитрий?

— Правнук первого Ивана Грозного. Приставку «лже» к его имени добавили Шуйские, сами незаконно занимавшие некоторое время — с 1606 по 1610 годы — престол Российского государства. Политика… Что-то мы отвлеклись от темы! — старик недовольно сдвинул брови. — Захочешь, сам прочитаешь об этом в исторических книгах. Только не верь всему сразу, сопоставляй факты, анализируй. Если поставишь цель, докопаешься до истины. Готов слушать про Великую Монголию дальше?

— Готов! — выпалил я.

— Итак, Московская Русь — преемница Владимирско-Суздальской Руси, — продолжил старик. — Согласно официально принятой точке зрения она освободилась от татарской власти в 1480 году. Не будем оспаривать эту дату. Уже до этого года западными землями Орды завладела Польша. Политическое разделение Западной и Восточной Руси явилось следствием неспособности монгольских ханов обеспечить русским на западе надлежащую защиту от посягательств Польши и Литвы. Пока Западная и Восточная Русь находились под контролем хана, обе были частями одного политического образования — Золотой Орды. Китай обрёл независимость ещё раньше. Северная Русь, или Залесская Орда, отделилась позже всех государств, составлявших некогда единую Золотоордынскую империю. И это стало концом Золотой Орды. На картах времён той Европы ещё можно прочитать названия: Московия, Ярославия, Тартария. По сохранившимся документам мы видим, что со времени смерти хана Батыя вплоть до поражения войск Сибирской Орды времён Емельяна Пугачёва в стране идёт вялотекущая гражданская война. И казаки в этой войне являются основной военной силой. Казачество, лишённое общего руководства, ещё как-то пытается сохранить свою организацию и независимость, но уже во времена Екатерины Второй высочайшим указом императрицы прекращает своё существование Запорожская Сечь — оплот свободного казачества. И постепенно казачьи подразделения и на Дону, и в Сибири переходят на службу к Романовым.

— А «Казахстан» можно перевести как «становище казаков»? — предположил я и поразился сделанному открытию.

— Можно, — разрешил, посмотрев на меня, старик. — Во многих языках, в том числе и русском, сохранились доказательства того, что все мы — народы единого государства. Этого не видит только тот, кто не хочет ничего видеть.

— А как же быть с историческими свидетельствами о набегах татар на русские города? Или не было этого?

— Было, — не стал спорить старик. — И не только на русские. Но ни одно движение тумена не происходило без приказа хана, а орды — без приказа царя. Но даже самый могучий царь подчинялся Большому Совету князей. Это повелось ещё со времён Чингизхана — повелителя сильных. После его смерти, когда надо было командовать объединёнными силами для отражения внешней угрозы, часто во главе войска вставал один из выбранных князей. И это мог быть даже удельный князь, например, Александр Невский. Кстати, мудрый был политик. А лучшим примером политического устройства большого государства было Новгородское вече, где гражданская власть ставилась выше военной. Упоминания о Новгородском вече ещё можно найти в русских исторических документах. Кстати, во времена правления Рюриковичей Новым Городом, а затем и Великим Новгородом называли не монастырь в псковских болотах, а город Ярославль, возведённый на Волге вторым после Ростова Великого. Ростов назывался старым городом или городом-отцом. А построенный новый город, получивший впоследствии имя князя Ярослава, называли Новгородом. Это уже после восхождения на престол российский дома Романовых монастырь под Псковом был назван историками Новгородом Великим, для оправдания законности претензий Романовых на трон и их близости к царским кровям. Ведь Захарьины-Юрьины, предки Романовых, вели свой род из псковских и литовских земель. При Рюриковичах Ростов Великий, Ярославль, Владимир и Суздаль долгое время оставались столицами русского княжества, в зависимости от того, в каком городе великий князь делал свою ставку. В исторических документах и сохранившихся летописях эти города объединялись в земли Новограда, и именно о них повествуется, как о «новых». А о городе Новгороде на псковщине в то время даже и не упоминалось. Чтобы уничтожить неудобные документы, Романовы сожгли великокняжескую библиотеку, о которой говорят как о библиотеке Ивана Грозного, хранившуюся в Александровской Слободе. Были уничтожены все летописи, все исторические записи со времён правления князя Георгия — Чингизхана, и всё, что могло напоминать о самом князе: надгробия, иконы, церковные фрески, — пошло на слом! Но Бог им судья! Только как-то они не подумали, что нужно переименовать и Нижний Новгород. А то Нижний есть, а Верхнего на Волге не стало. Это за Романовых сделали большевики, дав городу имя — Горький. Им тоже Бог судья!

Старик на какое-то время замолчал, собираясь с мыслями.

— Ну, так вот, — продолжил он, — в Великоордынском государстве поддерживалась строгая дисциплина и порядок. И, как только какой-нибудь князь решал вдруг отделить свою вотчину, переставал платить дань или восставал против верховной власти, то на усмирение бунтовщика высылались войска. Они брали город и приводили князя к покорности. Если город сопротивлялся, казаки сжигали его дотла. Расшатать изнутри такое государственное устройство было невозможно. Также жестоко Орда поступала и с городами, в которых возникали эпидемии. Чтобы не дать опасным болезням распространиться, всех сжигали. А по Европе того времени гуляли чума и оспа, выкашивая жителей.

— Но это же бесчеловечно убивать всех!

— Да, — лицо старика стало суровым. — Но в те времена не существовало другого способа бороться с эпидемиями. Интересы государства стояли превыше всего. Орда отличалась железной дисциплиной. Также твёрдо военный Совет князей оберегал внешние интересы государства. Все торговые пути, связывающие Восток и Запад, Европу и Азию, Север и Юг, проходили по территории Тартарии. Тот же Великий шёлковый путь, к примеру. Шёлк, в котором, между прочим, не заводятся вши, а также пряности — в то время единственные известные лекарства — были жизненно необходимы для Руси и европейских стран. Иностранные купцы платили дань Орде. Сбором дани и занимались казаки в своих станицах. Вот отсюда такие неисчислимые богатства на Древней Руси. И не было в то время более сильного государства из всех существующих. Не было счёту казачьим постам и станицам по всей обширной территории России. Воины Тартарии имели хорошую подготовку и самое лучшее оружие и снаряжение. Настоящий казак уже с четырёх лет уверенно сидел в седле, и к двадцати годам это был уже сильный воин. Никто в мире не мог сравниться с казаком в смелости, лихости и умении стрелять и драться. В Орде даже имелись женские боевые подразделения. Отсюда, видимо, греки и вынесли миф об амазонках, встретив подобный отряд на черноморском побережье.

— Почему же тогда Тартария распалась?

— Да… — вздохнул старик, посмотрев куда-то в стену, словно там могло отражаться славное прошлое ушедшей в историю страны. — Просуществовало это огромное государство три столетия. За это время Русь принесла цивилизацию на Запад и помогла встать на ноги нищенствующей и погрязшей в междоусобицах Европе. Но дети обычно успешнее своих родителей. Богатеющим купцам Франции, Италии, Испании стало накладно водить торговые караваны через Тартарию. Они начали искать обходные дороги в Индию и Китай. В это время окреп их флот, появились корабли, способные пересекать океан. Многие смелые люди посвятили свои жизни поискам путей в обход Тартарии. Например, Колумб, Америко Веспучи, Гудзон. И такие пути были найдены, и маршруты торговых караванов постепенно переместились к югу от границ России. Великий шёлковый путь после смерти Батыя пошёл уже не через Тюмень — татарское название Тумен, Сарай-Бату, Казань и дальше на север, а через Иран и Константинополь напрямую в Европу. И золото, и драгоценности потекли мимо казны Российского государства. Денег на содержание Орды уже не хватало. Падала дисциплина, ослабевали налаженные связи. Западные стяжатели, бряцая оружием, поднимали головы, алчно глядя в сторону России с её неизмеримыми природными богатствами. Не чувствуя над собой крепкой руки, некоторые русские князья и ханы уже не признавали единую власть. Начались распри, междоусобицы, смуты. А дальше всё пошло по знакомому сценарию. Запад, которому было невыгодным иметь над собой, а потом под боком крепкого соседа, сделал всё, чтобы стравить и перессорить князей и ханов. Начался новый период длительной гражданской войны, окончившийся восхождением на российский престол Романовых. Большое государство Тартария распалось на Сибирскую Орду и Астраханское ханство, не желавшие подчиняться прозападным правителям. Но и они между собой не нашли единства, что позволило Романовым за двести лет привести их территории в полное подчинение Москве. Именно с именем Романовых связано возвеличивание Москвы как столицы государства российского. Но такого большого государства, как Золотая Орда, после уже не существовало никогда. Остатки Орды, отделившись уральским хребтом и рекой Яик, пытались поставить сильные заслоны и не пускать Романовых на восток. Но постепенно враждующие и слабеющие в междоусобицах ханы уступали набирающей силу Москве. Юг охраняло войско астраханского хана, не пропускающего Романовых дальше Царицына. Хан астраханский даже послал войско на Москву под предводительством воеводы Разина Степана. Но сибирские ханы его не поддержали. Романовы с помощью наёмников из Европы разбили Разина под Симбирском. Им даже удалось захватить и сжечь столицу южных татар город Астрахань. Но московские войска не удержали захваченных земель и были вынуждены отступить к прежним границам. В это время западные правители прибрали к своим рукам другую часть земель когда-то Великой Тартарии: Прибалтику, Белоруссию, Украину. Турция, не признавшая Романовых, из союзника превратилась во врага России. Дому Романовых не одно столетие пришлось бороться за восстановление России в прежних границах Золотоордынского государства. И надо сказать, делали они это с великим упорством: за триста лет их правления Россия не выходила из войн. С геополитической точки зрения русское государство всегда базировалось на восстановлении политического единства территории Великой Монгольской империи. Только теперь центром объединения стала Москва. В дальнейшем, для того чтобы искоренить всякие сомнения в законности права на трон, Романовыми была переписана история, да так, что в ней мощное Золотоордынское государство, владеющее территорией в полмира, упоминается как захватчик и оккупант России и в то же время как дикая орда кочевников. Но ошибка и просчёт Романовых были именно в разъединении государства. А ведь только союз славянских и татарских племён позволил создать самое большое из известных государств всех времён и народов — Золотую Орду. И чтобы Россия снова стала сильной и крепкой, необходимо возродить этот союз, выкинув из учебников и умов небылицы о монголо-татарском иге.

— А разве можно переписать историю? — всё ещё верил я.

— Не только переписать, но и запутать, исказить события, уничтожить документы и могилы, поменять имена и даты. Ты вот знаешь, например, что император Павел Первый был очень прогрессивным царём? И, останься он жив, Россия избежала бы войны с Наполеоном?

— Нам со школы говорили, что Павел Первый был солдафоном и приверженцем прусского короля. И с головой у него было не всё в порядке.

— А я тебе скажу, что убийство Павла запланировала и оплатила Англия. А Англия никогда не желала добра России.

— Зачем ей понадобилась смерть Павла?

— Это уже близкая история, скрываемая романовскими и западными историками. Англия всегда действовала коварно и жёстко — и на политической арене, и в экономике. Как враг России она сменила на этом месте Рим, который в своё время стремился поработить и уничтожить Русь. В настоящее время место Англии заняли Соединённые Штаты Америки. Итак, Англия начала XIX века сильная морская и колониальная держава, основам благосостояния которой реально угрожает Наполеон Бонапарт. Стремясь разрушить наметившийся союз Франции и России против Англии, последняя убирает, руками приближённого окружения, императора Павла и возводит на российский престол Александра Первого, с которым Наполеон как с убийцей собственного отца не желает иметь никаких дел. По сути Англия стравила две мощнейшие военные державы — Францию и Россию. А сама поимела с этого немалые дивиденды. Но Романовы спрятали, исказили факты, оклеветав Павла и вознеся Александра. Много чего плохого могло в дальнейшем не произойти в России, знай потомки настоящую историю!

— Например? — я ловил каждое слово старика.

— Не ввяжись Николай Первый в войну с Германией на стороне Англии, в России не случилась бы революция 1917-го года. Тот же Сталин смог бы предвидеть в 1941-м году нападение своего союзника — Германии на Россию, знай он об исторических интригах и кознях англичан. Ведь это они стравили Сталина и Гитлера так же, как когда-то стравили Александра и Наполеона! Время другое — приёмы всё те же. И сейчас англичане не жалеют денег на всё, что не идёт на пользу России.

— А я никогда не думал об англичанах как о врагах, — озадачено произнёс я.

— А что знает человечество? Новое поколение молодёжи, Андрей, учится по новым учебникам. И нет науки темнее, чем история. Средневековый учёный Скалигер попытался выстроить события в хронологическом порядке. Но как это сделать? Вот, например, в Европе до прихода Батыя разные народы в разных странах и городах вели разные летоисчисления. Каждый город у них считался отдельным королевством и имел свою королевскую династию. И первый год их нового летоисчисления начинался со времени начала правления новой монаршей фамилии, вошедшей на престол. Менялась фамилия — начиналась новая эра. Как тебе такое?

— Это бардак какой-то! — мне с трудом верилось в подобное. — А порядок?

— Порядок? Когда Батый шёл по Европе, то встречал города и поселения только по берегам морей и рек. Даже в больших городах народ жил в нищете! Но в каждом городе сидел свой король, и была своя власть, ходили свои деньги. Европа того времени была малозаселённой территорией. И жители городов и посёлков понятия не имели, что делается за пределами городских стен. Для них соседние страны оставались ещё большей тайной, чем сегодня космос для землян! А кто привёл бы к порядку разрозненные города и княжества, если не было ни радио, ни телевидения, ни Интернета, ни единой власти? Батый ставил эту власть. Он закладывал монастыри и нёс в Европу христианскую веру — веру в единого Бога. В народе Батый известен ещё под другим именем — Иван Калифа. Иван, Василий — это царственные имена в миру. Калиф — царь-священник, управляющий и государством и церковью.

— Подождите… На Руси был князь Иван Калита. Калифа — такого я не слышал.

— Тут вариации, о которых я уже упоминал, в прочтении славянских и греческих текстов. Буквы «Т» и «Ф» пишутся похоже, и прочитываются историками по-разному. А единой системы или правил прочтения исторических текстов до сих пор нет. Посмотри сохранившиеся документы: слова прописывались без гласных, иногда предложение вмещалось в одно слово на строке без интервалов и знаков препинания. Даты и цифры прописывались буквами. В разные века не существовало единой школы правописания. Как никогда не было единых правил написания подобных текстов. Как читать и оценивать такие летописи? Порой невозможно совместить два документа, написанных двумя разными авторами, но повествующих об одном и том же событии. Лишь с XVI века документы начинают приводить к какому-то порядку. Учёный Скалигер проделал большую работу в этом плане.

— И Скалигеру удалось что-то сделать?

— что-то удалось… — вздохнул старик, посмотрев в окно. — Он лишь немного ошибся, прибавив к возрасту цивилизации десять лишних веков от начала летоисчисления. Да и средние века у него описаны, мягко говоря, не совсем верно.

— Вот это да — целое тысячелетие! А может, он выполнял чей-то заказ?

— Вполне вероятно, — согласился старик. — В России с далёких времён ещё до прихода к власти Чингизхана вёлся свой календарь. Ордынскую хронологию можно считать самой точной. Если бы Романовы сохранили её! Она канула в века вместе с Великой Тартарией. Были уничтожены ценнейшие документы. Истинная их ценность заключается в том, что они показывали в деталях совершенно своеобразный взгляд на мир и на жизнь в нём, взгляд, которому на протяжении тысячелетий следовала человеческая цивилизация высочайшего уровня развития.

— И кто же, по вашему мнению, Апполинарий Эрастович, мог создать Тартарию? Вы ведь согласны со мной, что одному человеку такое не под силу?

— А ты никогда не задумывался, Андрей, почему Китай называется Поднебесной Империей, а многие фараоны звали себя сынами Бога?

— Вы хотите сказать, что это Бог создал Тартарию?

— Нет, я просто хочу сказать, что огромное государство со сложной системой управления и подчинённости создали те, кто знал, как это сделать и как этим управлять! — Старик растопырил пальцы, коротким движением руки причесал спутанные волосы и снова вздохнул, замолчав надолго.

— Пришельцы? — наконец догадался я. — Вы говорите о них?

— Можно и так их назвать. — старик не отрывал взгляд от окна. Что он там увидел?

— Пришельцы из космоса? — я тоже посмотрел в окно, но не увидел ничего, кроме тяжёлого тёмно-серого неба. — Оттуда, из далёкого космоса?

— Нет. Не из космоса.

— А откуда?

— Об этом поговорим завтра, — старик, пытаясь побороть подступающую зевоту, смотрел в окно. — Поздно уже.

— Но тогда почему они дали такому большому государству развалиться? — я хотел продолжать беседу.

— Потому что они ушли до того, как начался распад Тартарии, — старик перевёл взгляд на меня. В его глазах я увидел столько тоски, что мне стало не по себе.

— Ушли, — тихо повторил старик.

— Бросили своё детище и просто ушли? — не верил я.

— Почему бросили? Они оставили архитектурные памятники, храмы, веру в единого Бога и много ещё чего.

— Но ушли все? — не отставал я.

— Почти все.

— Почему?

— Всё имеет свой конец, Андрюша. Завтра поговорим, — старик улёгся на кровать и закрыл глаза. — Устал я сегодня.

— Да, красивая сказка!.. — я с восхищением смотрел на соседа. — Умеете вы рассказывать, Апполинарий Эрастович! Я прямо почти поверил…

Глаза старика открылись, и он стал смотреть в одну точку на потолке. Казалось, что моё желание слушать его больше не интересовало. Я понял, что на сегодня разговор окончен. Неужели обиделся? Вроде, ничего такого я не сказал… Но сколько узнал интересного! Будет, о чём задуматься.

Заканчиваю писать. Санитары выключают в коридоре свет.

Вторник

Ночью я услышал, как сосед поднялся с кровати. Мне не спалось, и я открыл глаза. Старик стоял у окна и смотрел на звёзды. Его долговязая фигура с высоко поднятой головой в обрамлении оконной рамы напоминала когда-то виденную мной картину о молящемся старце. Старик стоял так очень долго. Наконец мне самому захотелось посмотреть, что так привлекло его внимание.

— Не помешаю? — тихо спросил я, осторожно подойдя к старику сзади и заглядывая через его плечо на улицу.

— Ты не спишь? — вместо ответа безразлично поинтересовался старик.

— Не спится, — пожал я плечами. — А вы чего?

— Устал, — тяжело вздохнул старик.

— Устали?..

— Жить устал, — бесцветно произнёс старик. — Долго…

— Не надо так говорить, — попытался успокоить я его. — У каждого на Земле свой срок. Только Бог знает, кому и сколько отмерено…

— Бог? — усмехнулся старик и полуобернувшись кинул на меня пронизывающий взгляд с хитрым прищуром. — Бог-то, он всё знает… А ты в Бога веришь?

— Почти поверил… На Афганской… — произнёс я, с удивлением понимая, что память понемногу возвращается. Значит, я был на Афганской войне! Конечно! Я был солдатом на Афганской войне! Я это вспомнил!

— Вижу, не веришь по-настоящему…

Старик не договорил и отвернулся. А мне так захотелось узнать, что могли означать его последние слова и усмешка? И вдруг я понял, что сам, без посторонней помощи вспомнил не только про Афганистан.

— Апполинарий Эрастович! — чуть не заорал я от радости во весь голос. — Я вспомнил! Я всё вспомнил!

— Ну и хорошо. Не кричи. Пошли спать, сынок, — ещё раз взглянув на звёзды, тихо произнес старик, положив мне на плечо большую тёплую ладонь. Его прикосновение подействовало успокаивающе, а в слове «сынок» послышалось столько доброты, что мне стало ещё теплее.

— Вы обещали рассказать о пришельцах, — напомнил я.

— Сегодня ещё не время.

Старик повернулся и пошёл к кровати. Я озадаченно двинулся за ним.

— Завтра к тебе придёт следователь, — как бы между прочим, сообщил укладывающийся спать сосед. — Не подписывай больше никаких бумаг. Ты и так лишнего на себя взял.

Я хотел спросить — откуда вам это известно? Но сосед произнёс:

— А теперь всё — спать. Все вопросы — завтра.

Я радовался тому, что память стала возвращаться уже не короткими отрывками, а целыми периодами прожитых лет, и думал, что не засну до утра, выстраивая воспоминания согласно жизненной очерёдности, но мои веки сами собой стали тяжелеть. «Надо обязательно спросить старика, как меня зовут…»— успел подумать я и уснул.

Среда

После завтрака меня действительно вызвали к следователю.

— Кажись больным, — напутствовал меня старик. — Пожалуйся на голову.

После его слов у меня на самом деле в теменной области головы возникла и стала усиливаться боль.

Когда я входил в кабинет к следователю, голова моя уже не просто болела, а раскалывалась, и казалось, что она уже не принадлежит мне. Подступала тошнота. Никакой беседы со следователем не получилось, и ничего подписывать я не стал.

Когда я переступил порог палаты, головную боль словно рукой сняло. Будто её и не было вовсе.

Старик лежал и безучастно смотрел в потолок. Я сел на свою кровать.

— Апполинарий Эрастович, вы кто? — спросил я напрямик.

— Странник, — взглянув на меня серо-голубыми глазами, просто произнёс старик.

— Странник?

— Странник… Вижу, головная боль у тебя прошла. Это хорошо.

— Вы, наверное, знахарь или колдун?

— Возможно, что ты в чём-то и прав, — не стал отрицать сосед и добавил: — Я тот, кому уже давно не положено быть, как говорят, на этом свете.

— А в это заведение вас за что? — в моей голове промелькнула мысль, что старика положили в «психушку» не просто так.

— За это самое, о чём ты сейчас подумал. А точнее даже сказать не «за что», а «кто», — произнёс старик. — Грязь и невежество человеческое.

— И что, много этой самой грязи в людях? — не отставал я, снова пытаясь воспользоваться случаем поговорить с необычным собеседником.

— В отдельном человеке её немного. Но в человечестве достаточно, чтобы оно не смогло отмыться.

— Слаб и грешен человек… — произнёс я услышанное где-то когда-то. — А вы, вижу, Апполинарий Эрастович, недолюбливаете людей.

— Почему? Людей-то я люблю… и жалею… — старик повернулся на кровати лицом ко мне. — А в общем, ты прав: за что их любить? Бог создавал человечество для Любви и Добра. Но человек не смог стать Человеком с большой буквы. Хотя и не он в этом виноват… — с каким-то странным выражением лица закончил старик.

— А кто виноват? — Беседа становилась всё более интересной и всё больше захватывала меня.

Сосед, казалось, не услышал вопроса, повернулся на спину и какое-то время молчал, глядя в потолок. Мне подумалось, что разговор на сегодня окончен. Но я ошибся.

— Скоро ты всё узнаешь, — неожиданно раздельно и чётко произнёс старик.

— Что? Что узнаю? — я уставился на соседа с непониманием.

— Всё! — старик приподнялся на локте и посмотрел мне в глаза. — Думаешь, я сумасшедший?

— Нет, не думаю, — стал энергично отрицать я, хотя именно эта мысль пришла в голову первой.

— А хочешь знать Истину?

— Очень хочу! — выпалил я.

— А не боишься того, что может случиться с тобой, если я поделюсь Знанием? Может, не стоит открывать эту дверь? Вдруг всю историю человечества придётся переписывать заново? А вдруг Истина тебя разочарует? Запретный плод — он ведь всегда кажется слаще. Ожидание праздника всегда лучше самого праздника. Представь, что перед тобой закрытая дверь в неведомой стене. А вдруг там, за ней, ничего нет! Вдруг там другая стена — стена новой неизвестной науки? А ещё хуже — вдруг там бездонная пропасть новой религии? Выдержишь? Не тяжек будет для тебя груз?

— Мне бы память сначала полностью восстановить, — вместо ответа промямлил я, вдруг испугавшись напора соседа. А самое главное — испугавшись перемены цвета его глаз: они вдруг стали наливаться яркой синевой.

— Ты мне понравился, Андрей. Поэтому память я тебе верну, — пообещал старик. Он смотрел мне в глаза своими синими-синими, широко раскрытыми глазами. Под его прямым взглядом воля моя и тело независимо от моих желаний переподчинялись его воле, а мысли в голове выстраивались, обретая определённый порядок, будто теперь кто-то посторонний управлял ими. Меня словно придавило к кровати чем-то тяжёлым, и я свалился на матрас, не в силах пошевелиться. В голове начали пробиваться обрывки воспоминаний, перед глазами появлялись картинки из прошлого, и всё это, словно склеиваемая порванная кинолента, стало выстраиваться в хронологическую цепочку…

…Я понял, что лежу на кровати, и открыл глаза. Надо мной навис взлохмаченный седой старик. Его синий взгляд был направлен в одну точку на моём лбу возле переносицы. Заметив, что я пришёл в себя, старик отвёл глаза, и я почувствовал, что сковывающая моё тело тяжесть куда-то ушла. Я попытался сесть. Кровь стучала в висках. Что это было? Тут я понял, что вспомнил о себе всё, и зачем-то произнёс вслух свою фамилию и адрес…

Я не знал, какими словами благодарить старика. Я просто сидел и плакал. Теперь я не безымянный сумасшедший! Я не бомж! Я полноценный российский гражданин!

— Спасибо вам! Спасибо вам, Апполинарий Эрастович! — Слёзы ручьём катились по моим щекам. Появилась глупая уверенность, что теперь-то меня обязательно отпустят домой. Ведь я вспомнил, кто я такой! Вспомнил! И ещё… я почти узнал тайну мироздания!

— Не спеши никому сообщать о возвращении памяти, — остудил мои эмоции старик.

— Почему? — всё протестовало во мне против такого предупреждения — я хотел поскорее вернуться в свой мир.

— Тебя убьют. Или упрячут так, что уже никто никогда не сыщет.

— Кто? — не поверил я. — Почему? Кому я мешаю?

— Тем, кто отнял у тебя память. Чью программу ты не выполнил. Помнишь их? Постарайся всё вспомнить. Всё — до мельчайших подробностей. Ты понял меня?

Взгляд старика не спрашивал. Он приказывал.

— Понял… — я подчинился.

В этот день мы с ним больше не разговаривали. Я всецело отдавался воспоминаниям о своей вновь обретённой жизни, словно купался в струях живой воды и никак не мог напиться. Я заново рождался в мире прошлого и настоящего, в своём личном мире воспоминаний и грёз. Но самое большое удовлетворение и радость я испытывал от предчувствия того, что скоро познаю тайну сотворения мира. Хотя, может, это всего лишь плод моего больного воображения? Я смотрел на лежащего соседа, и уверенность в реальности происходящего возвращалась ко мне. Поговорить со стариком так и не удалось — постоянно кто-то крутился рядом.

Ночью сосед разбудил меня и тихо спросил, не прошла ли моя решимость увидеть Истину? Я ответил, что нет, не прошла. Старик поинтересовался, верю ли я ему и готов ли дальше учиться? Я ответил, что да, верю и учиться готов.

— Хорошо, — сказал старик. — А не вспомнил ли ты, как попал сюда?

— Не могу, — ответил я. — Помню до того момента, как садился в поезд… Дальше только «психушку».

— Понимаю, — вздохнул сосед. — Хочешь, я расскажу тебе о том, что произошло?

Свет уличных фонарей, попадающий в палату сквозь окно, освещал сидящего на кровати худого старика со спадающими до плеч седыми волосами. Сейчас он мне казался сошедшим с иконы святым.

— Хочу! — не раздумывая, бросил я.

— Тогда слушай и вспоминай. В купе поезда к тебе подсели двое мужчин. Предложили выпить.

— Да… Так и было.

— Вы выпили. У тебя сразу отключилось сознание. В водке было сильнейшее психотропное вещество. Ты стал послушным как зомби. Мужчины вывели тебя на одной из ближайших станций, где вас подобрала легковая машина. Несколько месяцев ты вместе с такими же несчастными находился в закрытом исследовательском Центре. Там проводятся секретные опыты над людьми. Эти исследования по изменению сознания и личности человека официально нигде не значатся, но даже среди секретной информации проходят под грифом «совершенно секретно». И надо сказать, что ваша наука в этом направлении продвинулась далеко. Тебя заставили выполнить первое несложное задание и убить нескольких человек по указанию службы безопасности Центра. Ты выполнил. Затем для чистоты опыта тебя отдали органам правопорядка. Оттуда ты попал сюда. Теперь за тобой наблюдают.

— Зачем?

— Проверяют чистоту эксперимента и оценивают, подойдёшь ли ты для выполнения другого, более сложного задания, — спокойно ответил старик. — Вижу, что ты мне не веришь. Дослушай до конца, а потом вернёмся к доказательствам. Тебя пустили, как это у них называется, по возвратной программе, изменив некоторые параметры. Например, ты не должен никогда вспомнить про страшное место — опытный Центр. Эта информация заблокирована в твоём мозге. Я прочитываю её, но не могу разблокировать. Если попытаюсь детерминировать защиту — ты умрёшь. Нужен код. А я уже стар для быстрого решения подобных задач. Ваши специалисты достигли довольно высокого уровня в вопросах уничтожения и подчинения себе подобных.

Поражённый тем, что услышал, я всё равно улавливал некоторые несоответствия.

— Вы несколько раз произнесли слово «ваши»? — переспросил я.

— Что? — не понял старик.

— Вы сказали «ваши специалисты», — сделал я уточнение. — Значит, вы не человек? Вы кто — пришелец?

— Пришелец? — усмехнулся старик. — Тебя это пугает?

— Нет. Просто не верится.

— Мы не понимаем и не принимаем чего-либо тогда, когда воображению не за что ухватиться… А ты верь, сынок! И всё.

Старик хитро улыбнулся и процитировал:

— Как сказано в вашей мудрой книге — Библии, «Бог создал человека по образу и подобию своему». Так не логично ли предположить, что ваш мир — это подобие какого-то другого?

— Значит, всё это правда! — тихо воскликнул я, не в силах привыкнуть к открывающейся реальности.

— Правда, Андрюша, правда, — продолжал устало улыбаться старик. — Как правда и то, что сейчас мы сидим друг напротив друга.

— Можно, я задам вопрос, который мучает, наверное, все поколения людей?

— Задавай.

— Кто такой Дьявол?

Старик несколько секунд молчал, затем поднял свой взгляд:

— Понимаешь, Андрей, для Вселенной не существует Добра и Зла. Эти понятия придумал человек. Они ему необходимы для ориентира, наверное, чтобы не заплутать во тьме. Добро и Зло необходимы людям, как правила игры, чтобы знать, в каком направлении двигаться. Бог есть Любовь. Но для Создателя существует только логика, абсолютная логика и ничего более. Если Зло стоит на пути у Создателя, то оно уничтожается. Если же и Добро вдруг встало поперек дороги, то и ему не будет пощады. Принцип разумной достаточности.

— И Дьявола нет?

— Если Бог — это Любовь, то Дьявол — Равнодушие. Да, Дьявол существует. Он внутри каждого человека. И он не добр, и не зол. Он абсолютно нейтрален. Дьявол будет смотреть, как звери рвут на куски живое существо, и ни одна жилка не дрогнет на его лице. А встанет на защиту только в том случае, если сочтёт вдруг, что эта тварь для чего-то ему сгодится. Для кого-то равнодушие — зло, для кого-то — сила. Дьявол — холодный и расчётливый игрок. Для него люди — пешки в шахматных комбинациях, хотя он создание человека. Он рождается вместе с человеком и всегда присутствует рядом во всех делах и поступках. А иногда и определяет его дела и поступки.

— Зачем?

— Чтобы у человека был выбор.

— Зачем?

Старик снова задумался:

— Давай представим, что без постоянного развития, без движения Вселенная погибнет. Помнишь формулу: движение — это жизнь. А что лежит в основе любого движения?

— Противостояние. Борьба полярностей. Плюс — минус! — уверенно воскликнул я.

— Правильно: единство и борьба противоположностей! Это Закон развития материального мира.

— А какова же цель этого самого развития?

— А цель на первый взгляд примитивна — размножаться и расти, расти и разрастаться — всё глубже, всё дальше, всё шире… Создавать и познавать физический мир. Чтобы не остановилось движение, процесс создания имеет две полярности: плюс и минус, добро и зло. Так решил Творец!

— А как же постулат: Бог есть Любовь?

— Да, Бог — это Любовь, но ошибка думать, что Бог любит всех одинаково. Бог, в первую очередь, любит своё успешное создание — свой Сад. Любовь к красоте и порядку мира для него превыше всего. Он просто любит свои цветы и заботится о них. Но, пропалывая грядки и выдирая сорняки, он выдирает и цветы, отжившие свой срок. Отсюда и неверие в Бога: его нет, раз люди верующие умирают. Ваша наука отрицает Бога.

— Но ведь существуют научные открытия, и я уверен, что имеются факты, подтверждающие наличие Божественной Вселенной и Вселенской Закономерности!

— Все эти факты нигде не афишируются — спецслужбы и научная мафия серого большинства не заинтересованы в том, чтобы люди знали Истину. Но как бы там ни было, контролировать всё и вся они не в силах. И вирус информации всё равно находит лазейки к человеческому сознанию. Даже тот, с которым усиленно борются учёные.

— Почему же люди, вам подобные, приходящие в наш мир, не озвучат Истины, не откроют нам глаза? Вам поверят все, как поверил я!

— Ошибаетесь, молодой человек. Ты — единственный из десяти тысяч тех, кто может, слушая, слышать. Помнишь, в Библии… слушающий да услышит?.. И может понимать… Возьмём, к примеру, наших санитаров. Они поверят мне?

— Не поверят.

— Вот! Мы приходим и озвучиваем Истину. Но человечество не желает видеть и слышать. Скорее оно поверит любому шарлатану!

— Почему шарлатану?

— Потому что в вашем мире только шарлатан всегда на виду. Мудрецы в тени!

— Почему?

— По сути своей шарлатану всегда хочется стоять на пьедестале, ему хочется купаться в лучах славы, ему нужна корона в окружении слуг… Для этого он использует любые методы. А Мудрецы всегда остаются в тени. Мудрецы по сути своей вообще не стремятся к какому-либо доминированию. Мудрецы — наблюдатели, хранители Знания. И вмешиваются они в ход истории только в исключительных случаях.

— А разве вы, Апполинарий Эрастович, не за этим сюда посланы?

— Нет, уважаемый Андрюша, я-то как раз застрял в вашем мире случайно. И задержался… по стечению обстоятельств. Хотя ни о чём не жалею.

— Расскажите! — попросил я, сгорая от любопытства.

— Не надоело ещё?

— Нет!

— Что ж, — сосед пристально смотрел на меня, — всё просто и сложно. Давным-давно в одной из экспедиций в ваш мир я полюбил земную женщину…

— Полюбили земную женщину? — не верил я своим ушам.

— Да, — глаза старика потеплели. — Любовь, Андрей, это то, ради чего стоит жить и ради чего не жалко отдать всё, даже саму жизнь!

— И где она сейчас, эта женщина?

— Она была жрицей храма богини Купалы. Она умерла, — старик опустил взгляд. — Давно…

— Богини Купалы? — переспросил я. — что-то знакомое на слуху…

Старик посмотрел на меня долгим взглядом, потом заговорил:

— Во времена прошлой цивилизации первой религией на земле была ведовестийская православная вера, или как её ещё называют — Солнечная религия. В ней главным божеством является Солнце, а его женой — богиня Белых вод Купала. Солнце и вода создали жизнь на Земле. Считай, что от этой религии берут начало все религии в вашем мире.

— Ничего не понимаю! — выдохнул я. — А из какой части света или из какой страны пришла эта Солнечная вера?

— Из Шамбалы, — просто ответил старик.

— Значит, ваша любимая была жрицей храма богини Купалы в Шамбале? — изумился я.

— Была, — тихо произнёс старик, потупив взгляд.

— А она любила вас?

— Любила. Мы встретились не случайно на одном из праздников… Знаешь, Андрюша, бывает так, что увидел человека и… — старик сделал паузу, — раз и навсегда. Мы полюбили друг друга с первого взгляда.

— А вы, Апполинарий Эрастович, кем были тогда в Шамбале?

— Жрецом храма Солнца.

Старик произнёс эти слова обыденно, но у меня мороз пробежал по коже, я понял, что верю каждому его слову. Теперь я просто обязан был узнать всё:

— И любовь между мужчиной и женщиной жрецам не запрещалась?

— Наоборот, ведовестийская религия — это религия гармонии, религия слияния двух начал: мужского и женского. Без всяких извращений, придуманных людьми гораздо позже. Наши жрецы по законам мироздания и самой природы жили семьями и женились по любви. У них рождались дети — велось продолжение рода.

— И сколько вы прожили вместе?

— Сто сорок земных лет. У нас тоже родились дети, внуки и правнуки. Мы были счастливы, — Старик улыбался, а его взгляд светился отблесками далёкого счастливого времени. Потом взгляд потух, и улыбка сошла с его лица: — Я вот пережил и внуков, и правнуков, и даже пра-пра-пра-внуков.

— У вас, наверное, много наследников?

— Как раз нет.

— Почему?

— Войны вашего мира, борьба религий, инквизиция… Дети пошли по нашему с женой пути. А инквизиция шла по их стопам. Со времени крещения Руси все древнейшие святилища, храмы, священные рощи, ведические книги тотально уничтожались, как и носители славянской философии — волхвы, — вздохнул старик и задумался.

— Апполинарий Эрастович, а почему вы сейчас здесь в России? Почему не в солнечной Греции или не в Америке? Там теплее, климат мягче, жить, наверное, проще, — нарушил я повисшее молчание.

— Потому, Андрюша, — старик посмотрел на меня своими синими глазами, — что жена моя, дети, внуки — весь мой род лежит в этой русской земле.

— Подождите, — опешил я. — Вы хотите сказать, что Шамбала была здесь, на земле России?

— Не спеши… Скоро ты всё познаешь. А пока, Андрей, узнай истину, почему я искал тебя!

— Меня? — сосед изумлял меня всё сильнее. — Вы искали меня?

— Искал и нашёл, — твёрдо произнёс старик.

— Ну и почему?

— Божественная Вселенная живёт вне времени и пространства, потому что живёт всегда. У неё нет «вчера», «сегодня», «завтра», но у неё есть программы, по которым она выстраивает физическую жизнь каждого человека. В твоей программе написана возможность увидеть путь Последователя — человека, наделённого Знанием. Это дано не многим. Мы с тобой встретились не случайно. И я говорю сейчас с тобой, Андрей, ибо считаю, что ты достоин этого пути.

— Откуда у Вас такая уверенность, что всё, о чём вы тут говорите, — истина?

— Иногда я получаю информацию «свыше», что и когда нужно делать. Получаю ответы на свои вопросы, заданные Вселенной. И я знаю, что должен помочь тебе и показать путь Последователя. Идти по нему или нет — выбор за тобой. Но даже если ты откажешься, Андрей, Вселенная направит тебя. Может быть, для этого она не дала тебе погибнуть до сих пор.

— А вы не ошиблись? — меня пугала неизвестность, которая откроется, если я соглашусь на предложение старика.

— Не ошибся, Андрей. Ты единственный оставшийся из моего рода. Единственный в России.

Я не верил своим ушам:

— Я ваш родственник?

— Ты мой далёкий потомок, Андрюша.

Старик смотрел на меня, и в его глазах я видел столько тепла и любви, что снова верил его словам.

— Скоро ты сам в этом убедишься, — улыбнулся старик и легко потрепал меня по руке.

— А где-то ещё есть ваши потомки? — я не мог отвести взгляда от глаз старика.

— Ещё один живёт в Японии. Но для меня это далеко — силы уже ни те. Его должен разыскать ты.

— Зачем?

— Он должен знать, что владеет способностями посвящённых. Пусть он направит их во благо людям. Настал час. Грядут тяжёлые времена для людей Земли. Человечество должно выжить!

— Но как я найду его в Японии? Я ни разу там не был. Их языка я не знаю.

— Тебе не придётся ехать в Японию. Ты напишешь книгу, которая отыщет его сама. Прочитав её, он всё поймёт.

— Вы говорите загадками, Апполинарий Эрастович.

— Ничего страшного, Андрюша. До решения этих загадок тебе остался один шаг. Ты готов сделать его?

— У меня ещё один вопрос, — почему-то я стал тянуть время. — Апполинарий Эрастович, вы же могли забрать любимую женщину с собой в свой мир! Сделать её бессмертной, как вы… Почему не сделали этого?

— Я не мог, — вздохнул старик.

— Почему?

— Вот мы и подошли к тому порогу, за которым тебе должно приоткрыться Знание, Андрюша. Прикоснувшись к Знанию, ты всё поймёшь и обо мне, — голос старика зазвучал твёрдо, тёплые нотки испарились.

— Но я уже прикасался к нему! Это что-то…

— Ты прикасался к информации! — недослушал старик. — Точнее — к её самой малой части. Знание — это инструмент. Овладев им, ты станешь Посвящённым и обретёшь свободу в жизни. Многое, почти всё станет доступным и понятным для тебя.

— И что мне для этого нужно делать?

— Нужно поверить и сделать первый шаг за невидимую черту. Только поверить… — старик на мгновение задумался. — Но имей в виду, что после этого шага изменится вся твоя жизнь. И легко тебе не будет. Скорее — очень тяжело… Ты всё ещё хочешь сделать этот шаг?

— Ответьте мне: кто вы? И кем стану я?

— Помнишь, я говорил тебе, что в Божественном мире не существует Добра или Зла. Я потомок тех, кто задал Программу развития твоему миру. Знай одно: равнодушным тебе теперь остаться не получится. Так ты готов?

— Да, — уже без раздумий ответил я, почувствовав небывалый душевный подъём. Я смогу помогать людям!

— Благодарю тебя, Отец наш, — тихо произнёс старик, подняв взгляд к потолку, затем снова посмотрел на меня. — Значит, пришло моё время… Когда Знание станет доступным тебе, сын мой, ты сможешь уйти отсюда. Спрячь его от людей до поры, но когда придёт твой час, используй его во благо людям. Не учи ему недостойных. Пиши книгу. И опасайся спецслужб! Спецслужбы вашей цивилизации не должны завладеть возможностями Достойного. Обещаешь?

— Обещаю, — поспешил заверить его я, хотя не понял почти половины из того, о чём говорит старик. Но мне показалось, что смысл сказанного я всё же уловил.

— Я верю тебе, Андрей. Будь достоин Знания и сохрани его. И пусть хранит тебя Отец наш — Создатель!

Старик предложил мне лечь на кровать, закрыть глаза, расслабиться и думать о хорошем. Сам он тоже лёг на своё место, взял мою ладонь в свою и затих. То, что я увидел и постиг в ту ночь, можно назвать только одним словом — Чудо!..

Четверг

— Великий Учитель, — спросил я его, когда за оконными решетками слабо забрезжило утро, — вы же можете уйти отсюда, почему вы здесь?

— Я устал. Хочу, чтобы меня отпустили…

— Куда?

— К Богу… и к ней…

Старик умер.

Я видел, как его светлая душа отделилась от тела и поднялась вверх. Чуть задержавшись под потолком, она медленно прошла сквозь него.

Утром перед завтраком холодное тело забрали. Это произошло сразу же после того, как в палату вошли санитары и зафиксировали смерть. Великого Учителя, завёрнутого в обыкновенную больничную простыню, несли по проходу между кроватями. Его костлявые худые ноги с длинными ступнями, скрюченными пальцами и почерневшей от времени веков кожей нелепо торчали на обозрение всем. Но меня это не возмущало, потому что я знал, что Учитель уже выше земного тлена. Я чувствовал его присутствие и знал, что он смотрит сейчас со стороны за всем, что происходит.

Нам сообщили, что тело старика предали земле в этот же день. Я знал, что это не так…

Пятница

Вечер. Днём я ничего не писал, потому что привыкал к своему новому состоянию. Я — другой. Сегодня в полночь я уйду из лечебницы. Теперь это мне по силам, и я уже чувствую и понимаю, что свободен! Куда пойду? Я решил, что пойду в монастырь и буду служить людям. Буду молиться за них Господу нашему.

____________

На этом записи на листках заканчивались. Я задумался. Затем, будто управляемый кем-то, открыл первую страницу книги и стал читать. Читал, не отрываясь, до самого утра…

…Следующей ночью мой друг пришёл ко мне и позвал в путь. Мы шли с ним по горячему песку, нам в лицо дул обжигающий ветер «Афганец», вокруг простирался унылый пустынный пейзаж. На мне была форма солдата. Мой товарищ шёл в простой монашеской рясе. Мы долго молчали. Я не выдержал и спросил:

— Куда мы идём?

— Вперёд, — ответил друг, не размыкая губ.

— Ещё долго?

— Всё движется по кругу, — философски заметил он. — У тебя есть цель в жизни?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Помогать людям?

— А зачем человеку даруется жизнь? — мой друг смотрел на меня, и в его глазах я читал этот вопрос.

— Чтобы жить… хорошо… — сбивчиво предположил я, потому что ничего другого ответить не смог.

— А ещё? — требовали ответа его глаза.

— Чтобы помогать тем, кто рядом, чтобы любить их! Так написано в твоей книге.

— Правильно, — подтвердил мой товарищ. — Но кроме Любви и Добра жизнь дана человеку, чтобы овладевать Знанием. Человек обязан постигать законы Вселенной. Через человека Отец наш постигает этот физический мир.

— Но Знание даёт человеку в руки оружие, которым он убивает! — возразил я. — Это тоже написано в твоей книге!

— Слаб человек, — вздохнул мой друг. — Но ослеплённый дикостью и жестокостью, вскоре прозреет он и увидит, что грешен. И увидит он корень зла, потому что не им положено начало греха на Земле! Но ему предстоит расплачиваться за этот грех!

— Я прочитал в твоей книге и об этом! — воскликнул я. — Покажи мне тех, кто направил человека по ложному пути! Покажи мне их! Иначе не поверю…

— Смотри! — мой друг повёл рукой, и передо мной открылась бездонная Вселенная. Мы стояли среди бесчисленного множества звёзд на чём-то твёрдом и невидимом и будто парили в открытом чёрном космосе. Страха не было. Где-то очень-очень далеко тёплым голубым свечением мерцала наша планета Земля. Я знал, что это она, и ничего не боялся, потому что мой товарищ держал меня за руку.

— Смотри! — сказал мой друг. И я увидел то, что он хотел показать мне. И был сражён непостижимостью великого прошлого.

— Разве такое может быть? — не поверил я. — Это они?

— Ты видишь сам. Эта цивилизация достигла вершин развития. Но из-за их вмешательства эволюция человечества пошла другим путём. Человек должен был вначале познать себя и окружающий мир, стать единым с планетой, а потом идти в космос. Но они дали нам Знание, и мы стали пользоваться им, как дикари компьютером. Мы забыли о своём предназначении на Земле. Порой Земля напоминает человеку о его месте и насылает на него беды и болезни. И так повторяется из поколения в поколение.

— Всё так безнадёжно?

— Не всё. Человек не утратил способности творить прекрасное. Создатель вложил в него большой резерв Добра. Уже многие осмысливают пройденный человечеством путь и суть происходящего и понимают его ошибочность. Дикость и жестокость уже не в почёте. Люди тянутся к знаниям, культуре, творчеству, потому что изначально в человеке заложено стремление ко всему светлому, доброму, прекрасному…

Я почувствовал обжигающий ветер и увидел, что мы снова стоим посреди пустыни.

— Но есть люди, скорее их нельзя называть людьми, стремящиеся превратить Землю в большое предприятие, а человечество — в рабов! — продолжил друг. — Если их не остановить, Земля превратится в такую же пустыню, какой была миллиард лет назад. Они стремятся к хаосу, называя его новым порядком. Для них мыслящий и думающий человек — враг. Им нужны тупые исполнители — зомби. А цель у них одна — их собственная нажива! Эти нелюди слепы в своём стремлении. Они уже давно перестали отличать правду от лжи. Межконтинентальные корпорации захватывают мир. Тёмные силы, стоящие во главе международных гигантов, не жалеют средств для отупения наций через телевидение и СМИ, через подтасовку фактов и искажение истории, через наркотики и алкоголь. Самый серьёзный противник тёмных сил на пути к их цели — религия. Человек верующий не станет тупым рабом. Он не продаст душу за деньги. Для борьбы против настоящей Веры годятся все методы: очернение церкви, создание различных сект… Люди рождаются на Земле сегодня, чтобы мучиться. Нужно остановить этот процесс.

— А как?

— Нужно нести людям слово правды! Нужно объединить этику, науку и религию! Произойди это раньше, не было бы Хиросимы и Нагасаки, и других творимых человечеством кошмаров. Верующий человек, будучи учёным, воспитанным в этических нормах, никогда не будет утверждать, что ему всё равно, как будет использоваться его изобретение. Нравственность делает человека зрячим до поступка, а не после него. Наука что топор — ему всё одно, что рубить: дрова или головы. Безнравственность науки для человечества чревата огромными жертвами.

Товарищ замолчал. Я смотрел на него и почему-то знал, что он скажет в следующее мгновение.

— Тёмным силам не нужны верующие люди, им нужны атеисты — нигилисты, не имеющие нравственных основ, которыми легко манипулировать и подбивать на чудовищные поступки. Существующие религии не могут полностью удовлетворить человека и служат лишь временным уходом его от действительности. Именно поэтому у российского народа сегодня сильны атеистические настроения. Многие люди, к сожалению, становятся лёгкой добычей всевозможных мистических организаций, призванных разрушить веру и самого человека. Твою жену уже позвали в такую секту. Поэтому мы с тобой и встретились, — произнёс друг. — Береги её. И помни: ты на светлой стороне, а значит у тебя есть цель в жизни!.. Ищи книги ведовестийского православия в северных монастырях и у староверов. Это путь, который приведёт человека к настоящей вере. Только эта вера удовлетворит полностью духовные потребности людей. И теперь у тебя появится возможность говорить с людьми об этом на их языке. У меня мало времени. Спрашивай, о чём хотел.

— Кто был тот старик в лечебнице?

— Он назвал себя одним из тех, кто создавал наш мир и посвятил ему всю свою жизнь. Наверное, он оказался самым безгрешным из них, потому Всевышний дал ему бессмертие. Но этот дар оказался наказанием. И он молился много веков о прощении, и Создатель принял его душу.

— Андрей, почему ты наложил на себя руки?

— Я бы не посмел никогда этого сделать. Я исцелял людей и их души. Вселял в них надежду. Но это мешало тем, кто рушит веру. Помнишь про страшный Центр, где испытывают средства управления людьми? Они нашли меня. А мой мозг подчинился их коду. Я не хотел отдавать им свои способности. Теперь ты знаешь правду, Сергей… Мне пора… Отдай эту книгу по назначению!

— Ещё один вопрос, — поспешил я, потому что Андрей вдруг стал отрываться от земли. — Правда то, что написано у тебя про Россию? Правда, что сначала была Россия, а уже затем Европа и потом Америка?..

— Правда… Всё идёт по кругу… Великая страна Рассея… с Великим будущим…

— А как же Библия с её Мосохом, Гогом и Магогом?

— Не верь сразу всему, что говорят и пишут. Думай сам… Россия избрана Всевышним…»