Глава 4

Фрэнк Дэрроу развернул лошадь и принялся рассматривать следы.

— Индейский пони note 4, — сказал он. — Скотт, ты должен понять: если у нас и был шанс найти детей, то теперь, после дождя… Сам посмотри — следов совсем не видно. Даже антилопьих.

Коллинз показал на следы индейской лошади.

— Но ведь этот индеец куда-то ехал. Если он оставил следы, мы отыщем и следы Харди. Если он жив, чтобы их оставить…

Дэрроу положил руки на луку седла.

— Скотт, я не возьмусь утверждать, что не чувствовал бы того же самого на твоем месте, но ты должен внять голосу разума. Твоему мальчику всего семь лет, а перед ним стоит задача, за которую и ни один взрослый не возьмется добровольно. Один, в глуши, без оружия, насколько нам известно, и вдобавок с ним маленькая девочка, о которой надо заботиться. Ты говоришь, он знает, как прожить одному. Но ведь здесь индейская территория, а с ним лошадь, за которую любой индеец отдаст половину зубов. Да и просто прожить здесь одному… В это время года тут почти нет дичи. Вот-вот поднимутся холодные ветры. Индейцы об этом знают и уже направились в Холмы, в защищенные места. У твоего парня нет ни единого шанса.

Скотт Коллинз кивнул.

— Возвращайся, Фрэнк, я на тебя зла держать не стану. Я понимаю — надвигается зима, а тебе нужно кормить скот и запасти дрова до наступления холодов. А я должен продолжать поиски. И знаешь, почему? Потому, что я знаю этого мальчика. Он ходил за мной по пятам — в поле, в лес, с тех пор как дорос кузнечику до колена. Он засыпал меня вопросами. Мы собирали лекарственные травы и продавали их, чтобы заработать на жизнь. И он помогал мне в этом. Он помогал мне сажать картошку. Он… Но самое главное — у него очень развито чувство ответственности. Знал он и кое-кого из индейцев, он играл и охотился с их детьми. Я знаю своего мальчика, и поверь мне: убить его не так-то просто. И это еще не все. Нас осталось только двое — он и я. И он знает, что я буду его искать. Он рассчитывает на это, потому что уверен во мне. Пусть это займет у. меня много времени, Фрэнк, но я не прекращу поисков, пока не найду мальчика или его тело. Хочешь — можешь идти со мной.

Дэррроу внимательно смотрел на него.

— В жизни не встречал второго такого тупоголового, упрямого дурака! Ладно, я останусь с тобой, но по одной-единственной причине. Если твой парень хоть вполовину упрям, как ты, — он будет жить!

Билл Сквайрс пристально изучал свой жевательный табак. Потом откусил от плитки изрядный кусок и отправил его за щеку.

— Когда вы, два бездельника, кончите спорить, то зададите себе вопрос.

Они уставились на горца, но Сквайрс не торопился. Поудобнее расположив жвачку во рту, он наслаждался общим вниманием.

— Вот, посмотрите на эти следы, — проговорил он наконец. — Этот индейский пони оставил здесь следы незадолго до того, как кончился дождь. След довольно свежий, края еще не осыпались, но воды в нем достаточно. Как вы думаете, чей это след? Индейца, который скакал сломя голову сквозь проливной дождь по открытой равнине. По крайней мере, пока не добрался до этого места. Ни один индеец, если он в своем уме, так не поступит — разве что вблизи от собственной хижины. Но индейского поселения поблизости нет, это мы знаем. Индеец едет в одиночку, едет под дождем — и я задаю себе вопрос: почему?

— Думаешь, он гонится за детьми?

— Индеец будет преследовать малышей в самую страшную бурю, какую ты можешь себе представить, Скотт, только бы ему заполучить этого жеребца. Это первый признак надежды.

— Маленькая, но надежда, — неохотно согласился Дэрроу. — Если вдуматься, это и впрямь странно. Индеец всегда отыщет себе укрытие, чтобы переждать непогоду.

— Больше у нас ничего нет, — заключил Сквайрс. — Давайте попробуем проверить.

Проверка эта оказалась делом медленным и кропотливым. Индеец придерживался твердого грунта везде, где было возможно, а кое-где его следы были смыты водой. Однажды им добрых полмили пришлось ехать наугад, потому что поток задержавшейся в верховьях воды прокатился по руслу ручья, смывая слой песка вместе со следами. Правда, через час они все-таки обнаружили отпечатки копыт.

Именно следы индейца привели их к убежищу под сломанным тополем.

Они добрались до этого места к исходу долгого и тяжелого дня и здесь же разбили лагерь. Билл Сквайрс с интересом изучал все вокруг.

— А он хитер, твой парень, — восхищенно проговорил горец. — Устроил тут отличный лагерь — такой, что никому не видно.

— Но индеец его все же заметил, — поморщившись, прокомментировал Дэрроу. — Однако костер он хорошо засыпал. Они и ели тут. — Он палкой вытолкнул из огня несколько обгорелых скорлупок. — Орехи.

— Посмотрите-ка. — Сквайрс нашел отпечаток крохотной ручонки на земле, возле постели. — Девочка Пауэлла с ним, это точно.

Они нашли небольшую кучку сучьев, аккуратно сложенных Харди на берегу, в том месте, где опиралась о землю вершина тополя, и теперь использовали это топливо для костра. Фрэнк Дэрроу поджарил бекон, сварил кофе и приготовил несколько лепешек. Билл Сквайрс сидел, покуривая и размышляя — на ходу он почти никогда не курил, обходясь своей жвачкой.

— Нелегко нам придется, — сказал он наконец.

Дэрроу поднял глаза, а Коллинз перестал щепать лучину для утреннего костра.

— Ты достаточно рассказал мне о сыне, Скотт, — сказал Сквайрс, — а здесь я увидел все, что нужно. Мальчик знает, что индеец преследует его.

Дэрроу с Коллинзом ждали продолжения, а бекон тем временем жарился на сковородке, и запах кофе наполнял маленькое убежище.

— Это скорее ощущение, чем рассуждение. Но посмотрите внимательно — мальчик потрудился, чтобы укрыть свою стоянку. Он не просто устраивал лагерь, а старался тщательно замаскировать его. У него есть нож. Мы видели, он пользовался им в отдалении от лагеря. Ничто не бросается в глаза так, как свежий затес на дереве или срезанная ветка. Так вот, заметили ли вы поблизости хоть что-нибудь подобное? Как бы ни был мальчик перепуган, все это время он работал своей головенкой. Бьюсь об заклад, если вы не пожалеете времени, то найдете места, где он срезал ветви, но не поблизости от лагеря. Он вел себя так осторожно, подозревая, что его преследуют. Причем отнюдь не его отец.

— А почему ты считаешь, что нам придется трудно? — спросил Коллинз.

— Мальчик будет маскировать следы, — отозвался Дэрроу. — Это ясно как Божий день. Он рассчитывает, что ты поспешишь ему навстречу, но ему и в голову не придет, что ты можешь идти по его следам. А этот индеец его преследует; конечно, мальчик постарается замести следы, насколько сможет. Из-за этого станет трудно не только индейцу, но и нам.

За ужином они обсуждали сложившееся положение, стараясь не упустить никакой мелочи. Харди Коллинз не будет далеко уклоняться от дороги, по которой его, возможно, станет разыскивать отец. Однако нельзя исключить, что он окажется вынужден это сделать. Скотт был убежден, что Харди, покидая лагерь, воспользуется ручьем, чтобы лучше скрыть следы; спутники разделяли эту его уверенность. Но что предпримет Харди дальше?

— Надо найти место, где он собирал орехи, — проговорил Сквайрс. — Если там остались еще, он вернулся за ними.

Скотт Коллинз не мог заснуть. Он долго лежал, размышляя о сыне, дрожавшем от холода где-то во мраке. Днем Скотт еще мог как-то храбриться, рассказывая друзьям, что сделал или собирается сделать Харди; но сейчас, лежа во тьме, Коллинз мог думать лишь о том, насколько хрупок даже очень крепкий семилетний малыш.

Конечно, Харди вырос на открытом воздухе и, по существу, не знал никакой другой жизни. Много раз им случалось, разбив лагерь в лесу, разойтись для охоты в разные стороны, оставляя друг для друга путеводные знаки. Часто им приходилось готовить себе еду из мелкой дичи и съедобных растений. И все же Харди был всего-навсего маленьким мальчиком, заботившимся о девочке младше его.

Наконец Коллинз погрузился в сон.

Проснувшись, он минуту или две лежал, прислушиваясь к негромким голосам, доносившимся снаружи, пока не сообразил, что наступило утро. Открыв глаза, он увидел горящий костер, и до него донесся аромат свежесваренного кофе.

— При поисках мальчика, Билл, — говорил в это время Дэрроу, — нам не следует забывать и об индейце. Не сомневаюсь, он будет отнюдь не прочь заполучить и наши скальпы. Так что нам лучше смотреть в оба.

Скотт Коллинз сел.

— Все жду, когда же кто-нибудь из вас меня позовет. Похоже, я опаздываю на кофе.

Оба, пригнувшись, влезли через маленькое отверстие.

— Ты выглядел настолько усталым, что мы решили дать тебе выспаться, — сказал Билл, дымя трубкой. — Пока Фрэнк готовил завтрак, я прошелся вокруг. Немного вверх по ручью на том берегу есть заросли орешника. Там много следов, и, судя по ним, мальчик изрядно нагрузился орехами.

— Во всяком случае, он не голодает, — проговорил Скотт.

Позавтракали они почти молча. Потом все трое во главе с Биллом Сквайрсом спустились к ручью и поехали вдоль берега, внимательно глядя по сторонам. Они добрались до орешника и двинулись дальше. Время от времени им попадались следы, оставленные индейцем; следам было уже несколько дней.

Они не спешили, боясь потерять едва заметную тропу, тем более что временами следы исчезали совсем. К концу дня Скотт Коллинз остановился, приглядываясь к следам индейца.

— Не кажется ли тебе, Билл, что этот индеец теряет много времени, выясняя, каким образом наши малыши существуют? Всякий раз, подходя к их стоянке, он оставляет столько следов, что хватило бы на четверых.

— Он любопытен, — усмехнулся Сквайрс. — Дети его озадачили, Скотт, и мне кажется, он заинтересовался по-настоящему. Ему интересно, как они живут и чем питаются.

— Насколько мы сейчас отстаем от Харди? — спросил Скотт.

— Дня на два, на три. Может быть, на четыре. Порой он движется очень медленно; в первый день он, похоже, сделал не больше четырех-пяти миль. На следующий, может быть, еще меньше. Но когда Харди умудряется взгромоздиться на лошадь, они едут быстро.

Они уже разбили лагерь для ночлега, когда Скотт неожиданно посмотрел на остальных.

— Боюсь, он может свернуть с дороги.

— Я тоже об этом подумал, — согласился Сквайрс. -Сдается мне, это единственный шанс оторваться от преследователя. Может, Харди это все равно не удастся, поскольку индеец хорошо умеет идти по следу, но, если мальчик удачно выберет время, он может свернуть на север и через густые леса достичь подножия гряды холмов Уинд-Ривер, а уже оттуда спуститься к форту Бриджер. Думаю, он именно так и поступит.

— Хотел бы я, чтобы они были одеты потеплее, — вздохнул Скотт.

— Да… Я тоже.

Ашаваки тоже думал о холоде, но совсем с другой точки зрения. Уже несколько раз он был уверен, что вот-вот схватит Маленького Воина, но каким-то образом дети каждый раз ухитрялись ускользнуть. Костры на стоянках они устраивали маленькие, индейские, и жались к огню, чтобы согреться; однако с гор, где теперь уже лежал снег, дул холодный ветер, и они должны были сильно мерзнуть. В любой момент ручьи у берегов мог сковать лед, и тогда детям придется совсем плохо.

Впрочем, жалости Ашаваки не испытывал. Их страдания от голода и холода не вызывали в его душе никакого отклика. Ему просто было любопытно, что же они предпримут; и еще он знал, что должен учитывать хитрости Маленького Воина, разыскивая места их стоянок.

Ашаваки знал нескольких белых, но ни разу не встречался с их женщинами или детьми. Многие из его соплеменников отзывались о них с симпатией; однако в большинстве своем шайены знали бледнолицых лишь настолько, чтобы сражаться с ними или красть у них лошадей; впрочем, этому последнему занятию они предавались отнюдь не с таким азартом, как команчи, и уж во всяком случае не почитали конокрадство за доблесть.

Чувства детей волновали Ашаваки ничуть не больше, чем ощущения каких-нибудь волчат. Лошадь — вот что ему было действительно нужно. Но все же ему было очень любопытно, каким образом Маленький Воин преодолевает встающие перед ним трудности.

Индеец все еще не подозревал, что его тоже преследуют. Как и все его соплеменники, он наблюдал за пройденным путем, но трое пока находились слишком далеко позади, чтобы Ашаваки мог их обнаружить. Если бы он заподозрил, что его преследуют, то, возможно, предпринял бы отчаянное усилие одним рывком нагнать детей, убить и завладеть лошадью. Сейчас он находился так далеко от дома, что нечего было и думать брать их в плен.

Но мысли Ашаваки занимали не только дети и лошадь. Он приближался к месту одного из величайших испытаний, которые выпадали ему в жизни. Произошло это три года назад, когда ему повстречался медведь.

Тридцатипятилетний шайен был могучим воином, однако он признавался себе, что тогда, встретив медведя, в первый раз изведал страх.

Это был медведь-гризли, и Ашаваки встретил его неожиданно, сразу поняв, что гризли пребывает в дурном настроении. Некоторые животные, подобно иным людям, рождаются в дурном расположении духа и пребывают в таком состоянии всю жизнь. Этот гризли относился к их числу. Они встретились на узкой тропе, и Ашаваки вскинул винтовку и выстрелил.

Почувствовав удар пули, гризли с рычанием рванулся вперед. Перезаряжать ружье уже не оставалось времени, а потому индеец ткнул винтовку в пасть медведю и схватился за охотничий нож. Гризли отмахнулся от винтовки, и Ашаваки, успев полоснуть ножом по лапе, оказался отброшенным в сторону.

На счастье, он скатился по открытому склону и, зацепившись за куст, ничком упал на прибрежный песок. У него так перехватило дыхание, что он не мог пошевельнуться. Едва сумев глотнуть воздуху, он услышал, как разъяренный медведь спускается по склону. Фыркая и злобно ворча, гризли искал его след среди камней и кустов до тех пор, пока боль от ран не заставила зверя уйти прочь, — падая, Ашаваки не оставил следов, и потому поиски медведя оказались напрасными.

Ашаваки осмотрелся по сторонам, вспоминая происшествие. Это было его самое близкое соприкосновение со смертью, и потому он вспоминал все случившееся в этих местах с суеверным ужасом. Не было ли предзнаменованием то обстоятельство, что дети привели его именно сюда?

А вдруг это все-таки не дети, а Маленький Народец? Не специально ли привели они его к тому месту, где Ашаваки было дано познать страх? К Месту Медведя?