Туркам мало что было известно о Европе. Они иногда даже черпали сведения у… античных авторов. Столь же мало знали они европейскую историю. Бус-бек писал, что турецкие чиновники «не имеют представления о хронологии и датах и создают удивительное и хаотичное смешение из всех эпох». Впрочем, долгое время европейцы были не в лучшем положении, хотя не было недостатка В сочинениях, посвященных турецкой угрозе. Например, во Франции между 1480 и 1609 годами вышло вдвое больше книг о Турции, чем об Америке1. «Впечатление, которое производили турки на европейцев в XVI веке, различалось ОТ класса к классу и от страны к стране», - справедливо отмечает английский историк П. Коулс, автор книги «Оттоманское влияние на Европу»2.
Осуждение Оттоманской империи было далеко не единодушным. Появлялись отдельные сочинения, в которых предсказывалось, что «турецкий кайзер» поможет крестьянину и бюргеру освободиться от давящего на них тяжкого гнета. Количество благоприятных отзывов о турках в публицистике XVI века было настолько велико, что английская исследовательница в конце 60-х годов нашего века отмечала широко распространенное мнение, что султан имел, как бы теперь назвали, «пятую колонну» в Европе»3. Действительно, еще Мухаммед II посылал значительное число лазутчиков на Запад, но вряд ли в их задачу входила пропаганда «турецкого образа жизни». Это мерещилось только тем монархам (и их окружению), которые имели основания особо опасаться турецкого нашествия. Так, последний король Боснии писал Пию II, что турки стараются привлечь на свою сторону крестьян, обещая им свободу, и те настолько простодушны, что верят этим посулам.
Среди поклонников турецких нравов и законов довольно неожиданно можно обнаружить и английского короля Генриха VIII, того самого, который сначала написал «опровержение» лютеранской ереси и получил от папы титул «защитника веры», а через несколько лет начал проводить Реформацию в Англии и казнил Томаса Мора за неповиновение королевской воле. Того самого короля, который был известен своими шестью женами (двух из них он отправил на эшафот) и фабрикацией процессов о государственной измене. Генрих послал даже своих представителей изучать законодательство Сулеймана Великолепного и практическую деятельность турецкой юстиции… (Отметим между прочим, что трактаты, идеализирующие Оттоманскую империю, являлись и показателем того, как прокладывала себе дорогу мысль о необходимости рассмотрения государства в качестве чисто земного учреждения, не нуждающегося в религиозной санкции, и оценкой его вне связи с исповедуемой им религией или тем более вне его отношения к религии других стран.)
На иностранных наблюдателей производили впечатление многие особенности турецкой административной машины: вызывала удивление «Школа» султана, которая готовила чиновников для управления покоренными странами и учеников в которую набирали из жителей этих стран. Особенно поражало, что турки не придавали большого значения знатности происхождения, что высшие сановники юридически являлись рабами султана и что имущество этих лиц (иногда огромное) после их смерти возвращалось в казну падишаха. Верхушка оттоманской администрации, по сути дела, не была турецкой. В нее входили принявшие ислам люди разных национальностей, потомки захваченных в плен и проданных в рабство людей из многих соседних стран, янычар, ряды которых, как уже было отмечено, до XVII века пополнялись преимущественно за счет христианских детей, насильственно отбираемых у родителей. Доктор Кавел, входивший в состав английского посольства в Константинополе, писал о султане Мустафе II (1695-1703): «У него совершенно русское лицо.., его мать была русской, а его отец -русского происхождения». Французский дипломат Филипп дю Фран-Канайе писал в 1573 году в своем «Путешествии в Левант»: «Султан… управляет многими народами, совсем различными по религии и нравам, таким образом, что кажется, будто его империя является совершенно единодушной». А знаменитый политический мыслитель Жан Боден в «Шести книгах республики» (1576 г.) восторженно отзывался о веротерпимости султана и добавлял: «Более того, даже в его серале в Пере он разрешает исповедовать различные религии - еврейскую, христианско-римскую, христианско-греческую и ислам…»
Конфронтация христианства и ислама, запреты, предусмотренные мусульманской религией, различия в нравах и вкусах не воспрепятствовали проявлению султанами уже D первой половине XV века (еще до взятия Константинополя) интереса к европейскому искусству и культуре, не мешали вниманию и почету, с которым принимали при турецком дворе итальянских и греческих художников, писателей, врачей, ученых, просто образованных людей - будь то купцы или дипломаты. В одном из музеев Флоренции - Галерее Буонаротти - находится картина Д. Биль-верти, художника, жившего в конце XVI - первой половине XVII века. Она изображает сцену отказа Микеланджело принять приглашение султана, переданное через специальное посольство, отправиться в Константинополь для выполнения заказов турецкого двора. В действительности султан не присылал посольства к Микеланджело, хотя художнику действительно дважды (в 1506 и 1519 гг.) предлагали приехать в турецкую столицу. Сцена, изображенная Бильверти столетие спустя, вымышлена, но она тем более характерна для «драматизации истории» в духе векового конфликта. Не менее характерны, однако, и переговоры, которые велись с Микеланджело вопреки не только этому конфликту, но и вопреки ясному запрещению живописи исламом - одной из противостоявших в этом конфликте идеологических систем.
Характерно, что имела место неприязнь турок к европейским художникам, связанная в определенной степени с вековым конфликтом. Дело в том, что обычно в состав европейских посольств включали опытного рисовальщика, причем отнюдь.не для удовлетворения простого любопытства в отношении быта и нравов Константинополя и султанского двора. Задачей этого отдаленного предшественника некоторых атташе по вопросам культуры было набросать портреты различных высокопоставленных сановников и других лиц из султанского окружения, чтобы их можно было узнать в случае появления в Европе в качестве турецких шпионов4.
Турецкая тема широко входит в западноевропейскую литературу. Уже в начале XVI века романтизируется история родного брата султана Баязета - Джема, который бежал из Турции и потом mhovo лет содержался в заключении разными европейскими государями, включая римского папу Александра VI Борджиа, с целью шантажировать Порту угрозой появления претендента на престол и выманить крупные суммы денег якобы на содержание пленного принца. Можно напомнить также, насколько широко сюжеты, связанные с действиями североафриканских корсаров, представлены в творчестве Сервантеса. Соперничество между сыновьями Сулеймана Великолепного и другие эпизоды турецкой истории находили широкое отражение в европейской драме. Опера В. Давенанта «Осада Родоса» посвящена одному из наиболее ярких эпизодов борьбы Порты и европейских государств за преобладание в Восточном Средиземноморье.
Несомненно, что в XVI веке Западная Европа, вступившая в переходную эпоху, обогнала страны ислама по уровню развития ремесла, науки и техники. Вместе с тем- и отчасти именно поэтому - тысячи и тысячи европейцев добровольно эмигрировали во владения султана, переходили в ислам, надеясь обрести возможность для применения своих способностей, которой не находили у себя на родине. К этим добровольным «ренегатам» надо прибавить еще больший поток жертв национальных и религиозных преследований, искавших убежище в Оттоманской империи, тысячи военнопленных, обращенных в рабство и пытавшихся переходом в ислам вернуть себе свободу, начать новую жизнь в Алжире, Каире или Константинополе. Напротив, обращение в христианство было сравнительно редким явлением и никогда искренним - даже среди военнопленных5.
