Глава VIII

Издание книги

Поэма погибает, если вы
Не огласите ваше: «Imprimatur».

(Байрон, Дон-Жуан)

«Тиражирование» рукописной книги осуществлялось в принципе сходным образом на всем протяжении античности и средних веков, вплоть до появления книгопечатания. Различие, по-видимому, заключалось лишь в том, что из античного скриптория могли выпускаться «массовые тиражи» (то есть не единичные экземпляры), тогда как в средневековом монастырском скриптории преобладало индивидуальное копирование. Впрочем, до нашего времени не сохранилось сведений о работе античных скрипториев, и мы можем предполагать существование упомянутого выше различия лишь на основании косвенных данных — прежде всего, на основании того, что в античности существовала развитая книготорговля, при которой владелец книжной лавки, зачастую одновременно являющийся и издателем, выходил на книжный рынок, конечно же, не с единичным экземпляром.

Само понятие изданной книги и издания (греческое слово «экдосис» состоит из приставки «эк», «из» и производного от глагола «дидоми», «давать» — русское слово «издавать» является точной калькой) возникло в античной Греции.

Процесс издания заключался в следующем. Лично автором или людьми, исполнявшими обязанности писцов под его наблюдением, изготовлялся оригинал литературного произведения, предназначенного для издания. Он назывался архетип (в ходу были также термины автограф или идиограф). Затем с него изготовлялись заказанные копии. Сами писцы или поставленные над ними и обладавшие более высокой квалификацией люди сверяли копии с оригиналом, редактировали и исправляли текст, вносили необходимые пометки. Выверенные экземпляры поступали в продажу или дарились автором, если издание не преследовало коммерческих целей. Наиболее распространенным термином для обозначения копии был антиграф (употреблялся также термин апограф).

Такой процесс издания книги выработался не сразу и нашел, вероятно, полное завершение лишь в Александрии и других центрах эллинистической культуры, а также в Риме (но уже в Афинах классической эпохи осуществлялось планомерное издание книг). Для архаической эпохи греческой литературы следует предполагать спонтанный процесс распространения книги, когда они изготовлялись заинтересованными лицами или книготорговцами даже без участия автора. Но вообще на протяжении всей античной эпохи отношения между автором и издателем (книготорговцем) ничем не регулировались и авторского права не существовало.

То, что произведения литературы могли издаваться всеми желающими, без ведома и контроля автора, вело к увеличению числа неквалифицированно изданных, пестрящих ошибками книг. Поэтому рано возникла потребность в таких экземплярах, которые могли бы служить эталоном. Такие тексты хранились в афинских государственных учреждениях. Насколько высоко ценились эти «канонические» книги, видно из того, что египетский царь Птолемей III, одолживший у Афин государственный экземпляр произведений великих трагических поэтов под залог 15 талантов, не вернул этих книг, утратив огромный залог (45 000 рублей золотом). Афинам был возвращен лишь изготовленный в Александрии дубликат.

Издания с авторского оригинала могли в основном быть только прижизненными. После смерти автора, когда оригинал мог оказаться утерянным, издания осуществлялись с лучших копий, наиболее точно передающих оригинал. Истинную ценность таких копий определяли ученые грамматики; известной гарантией качества издания могло быть имя авторитетного издателя, из мастерской которого выходили книги, завоевавшие себе всеобщее признание. Автор не всегда выпускал в свет свое произведение целиком. Так, из сообщения Авла Геллия (XIV, 3) о литературном соперничестве между Платоном и Ксенофонтом мы узнаем, что Платон выпускал в свет свое «Государство» частями (вначале были выпущены две первые книги).

Переписанный текст мог быть сверен, как уже говорилось, с авторитетным изданием. В одной очень древней рукописи Библии (Cod. Frid. Aug., f. 13) мы читаем: «Сопоставлено с самой древней копией, исправленной и выверенной рукой святого великомученика Памфила»[134].

Один из самых образованных людей античности, географ Страбон, весьма сетовал на то, что некоторые издатели произведений Аристотеля не сопоставляют изготовленных ими копий сочинений философа с оригиналом.

В александрийскую эпоху при издании сочинений автора, жившего несколькими столетиями ранее, ставилась задача восстановления архетипа, то есть такого оригинала, который возможно ближе передавал бы подлинный авторский архетип. Занимавшиеся этим александрийские ученые фактически создали текстологию как важнейшую часть филологической науки, достигшей в эту эпоху высокого расцвета. Процесс подготовки выверенного и исправленного оригинала и конечный результат, получаемый в процессе работы, назывался диортозой (чему в латинском языке наиболее близко соответствовал термин рецензия, recensio). Значение и греческого и латинского термина близки по смыслу к тому, что мы сейчас понимаем редакцией текста, но включают в себя и понятие издания. Интересным примером такой позднеантичной рецензии, издания произведений писателя, жившего несколько сот лет назад, может служить группа рукописей римского поэта Марциала (группа B, по классификации известного издателя Марциала Фридлендера)[135]. Эта группа рукописей восходит к оригиналу, отредактированному Торкватом Геннадием (к рецензии Торквата Геннадия). Рукопись Q Арунделлианус (экземпляр, принадлежавший Томасу Говардсу, герцогу Норфолькскому и графу Арундельскому) имеет субскрипцию, выписанную красным цветом после третьей эпиграммы XIII книги:

in senatu Vincentii et

frangitii cc. XV Febr

Epigrammaton li XIII de xeniis

in M. V. M. emendavi Ego

Torquatus in foro divi augti.

В этой субскрипции говорится о том, что Торкват в год, когда консулами были Винцентий и Франгитий (то есть в 401 г. н. э., как указывает Фридлендер) исправил XIII книгу эпиграмм Марка Валерия Марциала («Гостинцы»). Слова «на форуме божественного Августа» не вполне ясны, может быть, это означает, что лавка книгопродавца и издателя Торквата помещалась на форуме Августа. В других рукописях (P, F) имя «рецензента» указано полностью — Торкват Геннадий.

Субскрипция флорентийской рукописи Апулея указывает, что рецензентом был некий Салюстий (Ego Salustius legi et emendavi Romae — «Я Салюстий читал и исправлял в Риме»). Субскрипция относится к 395 году нашей эры[136].

В античной полиграфии — если только этот термин вообще применим к античности — различались произведения, изданные от частного списка. Книги, вышедшие из скриптория, писались четким каллиграфическим письмом и делились на части согласно изначально установленному принципу. По-видимому, в них указывалось и имя издателя или рецензента, которое должно было служить «маркой фирмы».

Выше уже указывалось, что античное издание осуществлялось «серийно», то есть выпускалась целая партия книг, предназначенных для продажи. Напротив, частный список изготовлялся в единственном экземпляре и был копией уже изданной книги. Он мог делиться на части (книги, свитки), начало и конец которых ничем не были обусловлены. Частный список мог быть и опистографом, то есть писаться на оборотной стороне уже однажды использованного папируса (как мы это видели на примере папируса с «Афинской политией» Аристотеля). Как правило, частный список изготовлялся более небрежно, писался беглым письмом (курсивом), не подвергался тщательной отделке и редактированию. В частном списке допускались сокращенные написания слов, рассчитанные на индивидуальное чтение.

Необходимо, однако, признать, что граница между изданной книгой и частным списком все же не должна считаться очень резкой — могли существовать частные списки, изготовленные столь же тщательно, как и изданные книги, особенно тогда, когда эти частные списки изготовлялись по заказу богатых людей.

Автор заранее отбирал труды, предназначенные им для издания: это были работы, которые он считал законченными как с точки зрения формы, так и с точки зрения содержания. Известно, что Аристотель делал четкое различие между им изданными, или предназначенными для широкой публики, «экзотерическими» (внешними) сочинениями, и неизданными, «эндотерическими» (внутренними) работами. Аристотель издавал свои книги при жизни, как можно заключить из одного замечания в «Поэтике», где говорится об «изданных» произведениях философа (Poet., 1454 B, 17). По-видимому, они же имеются в виду, когда Аристотель говорит о своих книгах, оказавшихся «во всеобщем обращении» (De an., I, 407 B, 29). Можно предположить, что «внутренние» сочинения философа существовали в виде кратких конспектов, которые распределялись (может быть продавались?) ученикам Аристотеля. Они имели хождение лишь внутри основанной им школы перипатетиков. Ксенофонт, бывший необычайно плодовитым писателем (жил ок. 430–355 гг. до н. э.) сам организовал издание своих сочинений в имении Скиллунт (в Элиде), которое он приобрел с помощью спартанского государства. Там он собрал многочисленных рабов-писцов, которые изготовляли копии его сочинений, распределявшихся затем между его друзьями.

Если автор при жизни не смог сам подготовить свои сочинения к изданию, он мог в своем завещании назвать лицо, которое должно было взять на себя этот труд. Философ перипатетик Ликон, умерший около 250 г. до н. э., завещал опубликованные свои сочинения рабу Харету. Неопубликованные он оставил Каллину с тем, чтобы тот подготовил их к изданию (Diog. La., V, 73).

О том, как много усилий тратил автор при подготовке к изданию своего труда, рассказывает в одном из писем Плиний Младший (VIII, 17): «Сперва я сам долго просматриваю то, что написал, потом читаю двум или трем друзьям. Затем я отдаю другим для прочтения и различных указаний, и если их замечания заставляют меня сомневаться, опять обсуждаю свой труд с друзьями. Наконец, я читают свой труд перед многими слушателями, и после этого усиленно исправляю. Я бываю тем сосредоточеннее, чем больше я беспокоюсь».

Труды, не издававшиеся автором или оставшиеся неизданными после его смерти, обычно назывались анекдота (в русифицированном произношении это слово звучит «анекдоты»). Цицерон, всегда проявлявший необыкновенную заботу об издании своих сочинений, в минуту разочарования пишет своему другу и издателю Аттику: «Поэтому я буду писать анекдоты, которые я буду читать одному тебе…» (Ad Att., II, 6). Оратор хочет этим сказать, что отныне не будет публиковать своих сочинений.

Живший во II веке н. э. врач Гален вообще долгое время воздерживался от публикации своих работ, и только друзьям, отправлявшимся в далекое путешествие и просившим его о сувенире, где содержались бы основы его учения, он изредка дарил свои труды. Часть его рукописей была похищена, затем они были изданы другими людьми[137]. По-видимому, рабы Галена, которые похитили его сочинения, знали об их истинной ценности, как и те люди, которые позже издали его труды.

Выше говорилось уже о том, что античность не знала авторского права, но понятие литературной собственности существовало. Аристофан неоднократно упрекал своих соперников в плагиате (что, однако, не мешало ему самому частенько пользоваться мотивами своих предшественников и современников — Кратина, Эвполида и других). Филострат из Александрии обвинял Софокла в заимствованиях из трагедий Эсхила, точно так же, как самого Эсхила — в заимствованиях у Фриниха. Проблема литературной собственности была вполне актуальной для литературных Афин, как это видно из комедии Аристофана «Лягушки», в которой Дионис, притворно поражаясь изобретательности Эврипида, осторожно осведомляется, кому принадлежат стихи — самому Эврипиду или Кефисофонту (ст. 1451). Аристофан открыто обвинял Эврипида, что в его творчестве значительная доля принадлежит Кефисофонту.

Характерный анекдот, приводимый Витрувием в VII книге трактата «Об архитектуре», свидетельствует о том, насколько широко было распространено заимствование из чужих произведений в литературной жизни античной Александрии. Один из Птолемеев учредил в этом городе литературные состязания в честь Аполлона и Муз. Грамматик Аристофан, бывший судьей состязаний, присудил награду тому участнику, чье произведение казалось далеко не лучшим. Когда Аристофана спросили о мотивах подобного решения, он ответил, что все остальные участники состязания представили на суд точные копии с произведений других авторов. Рассказав этот анекдот, Витрувий сообщает, что после этого события все плагиаторы были изгнаны из Александрии.

Но такая требовательность к оригинальности литературного произведения могла появиться только в таких условиях, когда изданная книга получала широкое распространение. Самыми популярными книгами оставались поэмы Гомера. Различные типы изданий этих поэм существовали уже в классическую эпоху, в V и IV веках до н. э. Издания эти имели государственное, политическое значение, ибо на Гомера ссылались при территориальных, политических, религиозных спорах как на важнейший источник. Вследствие того, что исполнение поэм было неотъемлемой частью музыкальных состязаний во многих греческих государствах (Афины, Сикион, даже далекий Саламин на Кипре), текст поэм стал предметом государственного контроля, в него вносились изменения и дополнения. Издания поэм делились на две основные группы. К первой принадлежали издания «по городам» — издание Массилии, Хиоса, Синопы, Кипра, Эолиды, Арголиды и т. п. Каждый из этих городов (или областей) имели свои, утвержденные компетентными государственными органами, тексты поэм. Ко второй группе относились издания «личные» — это были издания, предпринятые отдельными людьми, занимавшимися исправлением, «диортозой» Гомера. Среди них мы встречаем имена Эврипида и Аристотеля, которому принадлежало редактирование уже упоминавшегося здесь издания «Илиады», называвшегося «та, что из ларца».

После создания Александрийской библиотеки и Музея изданием текста Гомера занимались все три великих александрийских грамматика — Зенодот, Аристофан и Аристарх. Последний отличался особо тонким пониманием текстологических проблем, положив в основу толкования поэм принцип «объяснять Гомера исходя из самого Гомера». Но роль Александрийской библиотеки и Музея в книгоиздательском деле целесообразно рассмотреть в другом месте (см. главу «Александрийская культура книги»).

Издания Гомера, имевшие государственное значение, вряд ли существовали в большом количестве экземпляров. Скорее всего, это были утвержденные государственными органами редакции текста, хранившиеся в архиве, храме или другом присутственном месте античного полиса. Но копии этих экземпляров могли иметь и частные лица. Следует при этом учесть, что далеко не всякий мог позволить себе приобрести текст обеих поэм — они были велики по объему, и это стоило очень дорого. Небогатый гражданин античного государства мог позволить себе приобрести лишь отдельные песни, «рапсодии».

Чаще всего за издание книг брались книготорговцы, организующие свои собственные предприятия, скриптории. Это были те же ремесленные мастерские, которые вообще характерны для античности, но труд работавших в скрипториях был таким, который требовал особо высокой квалификации. Когда требовалось выбросить на рынок большое количество экземпляров, работа по изготовлению копий осуществлялась под диктовку опытного чтеца[138].

В Египте времени Птолемеев писец чаще всего работал все в той же позе, как и его далекий предшественник эпохи Среднего царства. Мы видим эту характерную позу на произведениях изобразительного искусства. Он сидел, скрестив ноги, на коленях у него лежала доска, а на ней свиток. «Меня написали калам, правая рука и колено», — читаем мы на одном папирусе I века.

Об организации труда в античных скрипториях мы можем только догадываться — никаких известий об этом не сохранилось. Конечно, они были мелкими предприятиями, для которых «тираж» в сотню экземпляров должен был считаться очень крупным. Но в отличие от современных издательств выпуск литературного произведения в этом скриптории можно было продолжать до бесконечности, до полного насыщения рынка. Состоятельные люди, желавшие пополнить свою библиотеку, могли организовать домашний скрипторий из грамотных рабов, обладавших достаточной квалификацией. Как только надобность миновала, скрипторий прекращал свою работу. Как мы увидим ниже, в Риме многие состоятельные люди именно таким образом пополняли свои библиотеки, в которых книги отделывались в соответствии со вкусами владельца.

Впервые издательское дело и книготорговля достигли высокого развития в древних Афинах. Искусство художественного слова стало там делом всего народа. Аттика была страной поголовной грамотности. Популярные произведения афинских драматургов были у всех на устах, наподобие того, как в Италии XVIII–XIX веков популярные оперные арии распевались всеми на улицах. Книги с произведениями афинских драматургов, ораторов, историков раскупались мгновенно. Даже рядовые афинские матросы были знатоками аттической трагедии, как видно из характерного эпизода, рассказанного Плутархом в биографии Никия. «Не приходится удивляться и тому, что рассказывают о кавнийцах. Они якобы сперва отказывались принять и прогоняли какое-то зашедшее в их гавань судно, преследуемое пиратами. Но затем они стали спрашивать, знают ли приплывшие на этом корабле песни из трагедий Эврипида, и когда те ответили, что знают, оставили у себя и ввели судно в гавань».

Книгами в Афинах торговали и вразнос. Дионисий Галикарнасский в сочинении, посвященном творчеству оратора Исократа, описывает, как афинские торговцы носили целые связки свитков, содержавших судебные речи оратора, продавая их жителям города (Isocr., 18).

В Афинах впервые в мире была создана публичная библиотека. Известие об этом сохранил нам Авл Геллий (N. A., VII, 17, 1–3). «Как говорят, тиран Писистрат предоставил в Афинах для публичного чтения книги, излагающие благородные науки». Позже сами афиняне приложили старания, чтобы увеличить их количество. Но всю эту массу книг увез в Персию Ксеркс, захвативший Афины и сжегший город, кроме Акрополя. Спустя многие годы все эти книги вернул в Афины царь Селевк, получивший прозвище «победителя».

Традиция об афинской библиотеке нашла отражение и у других авторов (ср. Athen. 1, 3). Афинский тиран Писистрат действительно оказывал покровительство наукам и литературе, не случайно именно с его именем предание связывает редактирование гомеровских поэм.

Многие частные лица в Афинах обладали большими собраниями книг. Значительной библиотекой обладал Эврипид, в трагедиях которого особенно заметны следы «книжной» культуры (не случайно в комедии «Лягушки» Аристофан заставляет драматурга гордиться тем, что давал искусству «сок болтовни, настоянный на книгах»). Большая библиотека была у афинянина Эвтидема (Xen. Mem., IV, 2, 8), в которой были широко представлены книги по астрономии, геометрии, медицине — и, конечно, поэмы Гомера.

Афинский гражданин мог выбрать на книжном рынке все, что его интересовало. Ксенофонт в своих «Воспоминаниях о Сократе» упоминает о литературном произведении софиста Продика, которое называлось «Выбор Геракла». Учитель Геракла Лин разложил перед своим учеником ряд книг на выбор — там были произведения Орфея, Гомера, Гесиода, Хойрила, Эпихарма. Но Геракл выбрал… поваренную книгу, сочинение некоего Сима. Такой вариант мифа о Геракле мог появиться только там, где торговля книгами заняла важное место в ряду других товаров. Словарь Поллукса (VII, 211) ссылается на пьесу Аристомена «Обманщики», где выведен книготорговец, и в том же месте на пьесу Кратина, где упоминается писец, изготовляющий книги — «Библиограф». На основании скудных цитат трудно представить себе, в какой связи комедиографы вспомнили об этих профессиях, но само название пьесы Аристомена вызывает ассоциации, не очень лестные для лиц, упоминаемых комедиографом. Торговцы книгами упоминаются в числе прочих Никофроном (Meineke, II, 2852). В Афинах существовало и определенное место, где продавались книги, как можно предположить на основании одного намека у Платона в «Апологии Сократа». С огромной художественной силой рисуя сцены суда над своим учителем, Платон сохранил для потомства ряд важнейших деталей спора между обвинителями и обвиненным. Помимо прочего, один из обвинителей Сократа, Мелет, вменил в вину философу, будто тот высказывал утверждение, что солнце является в действительности не чем иным, как простым камнем, а луна — землей. Отвечая Мелету, Сократ опровергал подобные обвинения, указав, что такие умозаключения высказаны не им, а Анаксагором, и Мелет, обвинив в этом Сократа, только высказал тем самым свое полное презрение к судьям Афин, считая их неосведомленными и малограмотными людьми. Всем известно, что именно книги Анаксагора полны подобных утверждений, и в этом может убедиться всякий, купив эти сочинения за драхму на орхестре.

Что здесь имеется в виду под орхестрой, и можно ли считать, исходя из этого намека, что орхестра афинского театра Диониса была местом, где торговали книгами, когда там не было театральных представлений?

Вряд ли такое предположение допустимо. Театральное представление в те времена было священнодействием, и поэтому сам театр был неким подобием храма. Скорее всего, здесь надо принять точку зрения тех исследователей, которые видят в упомянутой Платоном орхестре юго-западную часть агоры Афин (RE, Hbd. 35, 1939, Sp. 883–885), которая так называлась. Когда-то здесь действительно была орхестра, но культовое назначение этой площадки было забыто после того, как в конце VI века до н. э. на юго-восточном склоне Акрополя в священном участке Диониса появилась новая орхестра, вокруг которой и возник театр. Старая же орхестра, сохранив свое название, стала частью торговых рядов, располагавшихся по всей афинской агоре. Здесь стояли статуи тираноубийц Гармодия и Аристогитона. Именно здесь и продавались книги, о чем говорится в «Апологии Сократа». Это упоминание можно сопоставить и с сообщением Диогена Лаертского (II, 3, 11), что Анаксагор был первым философом, который стал публиковать свои труды.

Нам трудно представить себе, как конкретно выглядели эти первые издания философских книг. Но уже вскоре после издания сочинений Анаксагора на афинском книжном рынке стали довольно часто встречаться книги философского содержания. Из одного места сочинения Диогена Лаертского (IX, 40) мы узнаем, что Платон вознамерился собрать и сжечь все сочинения Демокрита, философа-материалиста, которого Платон особенно ненавидел. Но пифагорейцы Амикл и Критий отговорили его, указав ему на безнадежный характер такой попытки — слишком многие люди хранили у себя сочинения Демокрита. Но тот же автор рассказывает, как в Афинах подобное мероприятие было осуществлено в государственном порядке: сочинения софиста Протагора, обвиненного в безбожии, были собраны в одно место государственными глашатаями Афин (отобравшими эти книги у граждан) и сожжены на городской площади.

Лавка книгопродавца в Афинах была не только местом, где любители изящной словесности и ревнители науки могли приобрести нужные им книги, но одновременно и литературным, а, может быть, и политическим клубом: здесь можно было услышать последние литературные новости, потолковать о книжных новинках. Упоминавшийся уже здесь Диоген Лаертский (VII, 2) рассказывает о Зеноне из Кития, как тот, потерпев кораблекрушение близ афинского порта Пирей, скитался по Пирею, пока не нашел приюта в лавке книготорговца (имя философа могло быть там известно).

Так как издание книг требовало особо высокой квалификации, не все греческие полисы могли наладить у себя это производство. Поэтому книги из Афин и других городов, где они изготовлялись, экспортировались в различные части эллинского культурного мира, иногда очень отдаленные, как, например, в греческие колонии, расположенные по берегам Понта. Мы узнаем об этом из вскользь брошенного замечания Ксенофонта. Автор, сочетавший в себе литератора и солдата, упоминает в «Анабасисе» (VII, 5, 12–14) о Салмидессе, городе и области, расположенной вдоль западного побережья Черного моря. Здесь часто терпели крушение греческие корабли, направлявшиеся в Понт (известие это подтверждает и Страбон — VII, 6, 1), так как пустынная и скалистая береговая полоса была здесь открыта для ветров. «Здесь многие из плывущих в Понт кораблей садятся на мель и их потом прибивает к берегу, так как море в этом месте на большом расстоянии очень мелководно. Фракийцы, живущие в этих местах, отмежевываются друг от друга столбами и грабят корабли, выбрасываемые морем на участок каждого из них. Рассказывают также, что до размежевания многие из них погибали, убивая друг друга во время дележа добычи. Там находили много кроватей, сундуков, книг и других вещей, какие морские торговцы обычно перевозят в деревянных ящиках»[139].

Этот рассказ Ксенофонта является редким свидетельством, подтверждающим предположение о ведущей роли самых развитых государств Эллады в производстве книг и книготорговле.

Одна афинская пословица случайно сохранила нам имя человека, занимавшегося торговлей книгами и возившего их в далекие страны. Она приведена в словаре Суды и у Зеновия (Suda, s. v. ???????; Zenob., V b). По-русски ее можно передать примерно так: «Торгует речами за морем Гермодор». По поводу этой пословицы словарь Суды сообщает нам следующее: «Гермодор был учеником Платона и торговал его сочинениями, вывозя их в Сицилию». Надо заметить, что Гермодор был не только деловым человеком, но и литератором, написавшим целую книгу о своем учителе Платоне (см. Diog. Laert., III, 66). По-видимому, Гермодор был первым издателем сочинений Платона, а издательское дело и книготорговля, как уже говорилось, были тогда тесно связаны. Разумеется, то, что издателем сочинений философа выступает его ученик, тоже не является случайным обстоятельством — близость к автору облегчала ему задачу редактирования сложных по композиции и содержанию философских диалогов Платона.

Далеко не все античные писатели издавали свои труды при жизни. Многие произведения Аристотеля были изданы лишь после его смерти. Историю их издания подробнейшим образом рассказывает Страбон (XIII, 2, 54): «Аристотель передал свою библиотеку Феофрасту, которому он оставил также и свою школу. Аристотель был первым из известных нам людей, который составил собрание книг и подал пример египетским царям, как надо составлять библиотеку. Феофраст передал библиотеку Нелею, который привез ее в Скепсис. Нелей оставил ее своим наследникам, лицам, к науке и образованию непричастным. Те держали эти книги взаперти и не заботились о них. Когда же они проведали о деятельности царей Атталидов (которым Скепсис был подвластен), разыскивавших книги для своей библиотеки в Пергаме, они скрыли эти книги в каком-то погребе под землей. Позже, уже поврежденными от сырости и червей, книги Аристотеля и книги Феофраста были проданы потомками Нелея за большие деньги Апелликону Теосцу. Этот Апелликон был скорее библиофилом, чем ученым. Стараясь восстановить изъеденные червями места, он переписал текст на новые копии (антиграфы), неверно дополняя тексты, и издал эти книги полными ошибок. Так получилось, что перипатетики — как те, которые принадлежали к первому поколению учеников Аристотеля, так и те, кто жили после Феофраста — не имели возможности деятельно заниматься философией, а только провозвещали основные положения учения Аристотеля, вследствие того, что у них вовсе не было книг их учителя, за исключением весьма немногих, и то в основном принадлежавших к эксотерическим сочинениям. Более поздним перипатетикам, с момента, как эти книги вышли в свет, предоставились гораздо большие возможности заниматься философией и следовать учению Аристотеля. Но все же они были вынуждены по многим вопросам высказывать утверждения, основанные на догадках, вследствие множества ошибок[140]. Многое, к этому добавил и Рим. Ведь сразу же после смерти Апелликона Сулла, взяв Афины, увез его библиотеку. После того, как она была привезена в Рим, грамматик Тираннион, будучи приверженцем школы Аристотеля, взял на себя заботы о книгах. Он сумел угодить лицу, поставленному над библиотекой. (Имели дело с ней) и некоторые торговцы книгами, использовавшие плохих писцов и не сверявшие копии с оригиналом — что часто случается и с другими книгами, которые пишутся для продажи, и здесь, и в Александрии»[141].

В этом сообщении Страбона не все сказано с достаточной ясностью. Из него трудно составить себе представление о характере библиотеки Аристотеля — состояла ли она из сочинений самого философа, или же она содержала книги и других авторов. В пользу второго предположения говорит то, что Страбон с похвалой отзывается об искусстве Аристотеля составлять библиотеку, которое у него переняли Птолемеи. Это утверждение имело бы мало смысла, если бы речь шла о сочинениях только самого философа. В пользу того, что подбор книг в библиотеке Аристотеля был разнообразным и включал в себя произведения многих авторов, можно высказать ряд априорных соображений: это, во-первых, любовь к книгам, за которую Аристотель, еще обучаясь в Академии Платона, получил прозвище «книгочея»; во-вторых, особенность его творчества, одним из характерных признаков которого является постоянное внимание к учениям других философов, его предшественников.

Трудно также допустить, что до Апелликона главные сочинения Аристотеля не были известны (существуют достаточно веские соображения, свидетельствующие против такого предположения). Но как бы то ни было, ясно одно — широкое распространение труды Аристотеля получили после того, как они были изданы в Риме Тираннионом и Андроником Родосским. Андроник объединил сочинения Аристотеля в тематические группы, каждая из которых трактовала проблемы одной научной дисциплины. Помимо этого, в качестве приложения к изданию он составил парафразы и пояснения ко многим произведениям Аристотеля и написал введение в изучение философии Аристотеля и Феофраста, в котором, как предполагают, он изложил жизнеописание каждого из них, включив также в это сочинение текст завещаний обоих философов, и дал список их произведений, составленный в соответствии с его систематизацией. Можно догадываться, что там шла речь и о подлинности перечисленных произведений философов. Таким образом, это было одно из первых (если не самое первое) научно-критическое издание сочинений великого мыслителя древности, составленное по принципам, близким к тем, которые существуют в настоящее время.

Сведениям Страбона можно доверять не только потому, что он вообще был ученым, стремившимся к точности сообщаемых им сведений: Страбон был учеником Тиранниона, которого мог слушать в Риме (см. «География», XII, 3, 16). Кроме того, Страбон вообще был близок к перипатетикам, и это видно хотя бы из того, что он слушал Ксенарха, видного философа этой школы (XIV, 5, 4).

Сообщение Страбона о судьбе сочинений Аристотеля позволяет нам получить известные представления об издательской технике того времени. Становится ясно, прежде всего, что в его времена существовали два крупных издательских центра — Александрия и Рим. Издательской деятельностью занимаются книготорговцы, и качество их изданий зависит от квалификации писцов, работающих в их скрипториях. Изданные экземпляры должны сверяться с оригиналом — чего не было сделано при издании сочинений Аристотеля. Представляет интерес и то, что Страбон сообщает об Апелликоне, представлявшем характерный для того времени тип библиофила, охотника за редкими и ценными изданиями, но мало вникавшего в их содержание. Из других источников известно, что когда Апелликон не мог купить приглянувшуюся ему книгу, он ее воровал. Из афинского государственного архива он сумел добыть оригиналы древних постановлений афинского народного собрания. Добывал он редкие памятники письменности и в других городах (Athen., V, 214 E).

Рассказ Страбона содержит ряд характерных терминов, взятых из издательской практики того времени (антиграф — копия, выпущенная в свет издателем, архетип — оригинал, с которого делаются копии).

Ни одна античная книга не дошла до нашего времени в виде архетипа, то есть экземпляра, изготовленного автором собственноручно или рукой его секретаря. Как правило, рукописи античных книг, лежащие в основе современных изданий, отделены от самых древних копий, сделанных с оригинала, большим количеством промежуточных списков. Очень редко встречаются рукописи, которые были бы древнее XIII или XIV века. Следует при этом учитывать, что и алфавит, которым написаны дошедшие до нас рукописи произведений античных писателей, во многих случаях отличается от того алфавита, которым пользовался автор. Здесь имеет место то же самое явление, с которым мы сталкиваемся, читая, например, современные издания поэтов XVIII века. Сравнивая факсимиле оды В. Капниста «На смерть Державина» с современным изданием этой оды, мы видим, как в современном издании исчезли «твердый знак», «ять», «и десятиричное» и некоторые другие буквы; исчезли и знаки, которыми поэт отделял одну строфу от другой[142]. В другом стихотворении этого же поэта, «Судьба», мы с первой же строки замечаем, как современные издатели заменяют старинную орфографию современной — меняя, например, «буйнаго» на «буйного»[143].

Литературный язык никогда не стоял на месте, и писец, переписывающий произведение, сохранившее архаизмы или диалектизмы, невольно приспособлял язык копируемого произведения к общепринятому в его время. Как уже говорилось выше, нечто подобное произошло с пьесами Плавта, написанными на языке, которым говорили на улицах Рима в конце III — начале II века до н. э.

Но Плавту просто не посчастливилось. Совершенно иной предстает перед нами судьба поэм Гомера или произведения Геродота, из которых первые написаны на так называемом «гомеровском диалекте» (происхождение которого по-прежнему остается для нас загадкой[144]), а произведение Геродота — на литературном ионийском диалекте. Сохранившиеся папирусные отрывки этих произведений, как уже говорилось выше, дают нам текст, ничем не отличающийся (по крайней мере, по языку) от того, который сохранили нам рукописи византийской эпохи и которым мы обязаны текстологам александрийской эпохи. Большое значение имело здесь и то, что оба автора, Гомер и Геродот, входили в перечень тех, которые изучались в учебных заведениях Византии и поэтому переписывались особенно часто.

Квалифицированный античный писец должен был обладать не только искусством каллиграфии — необходимым условием была высокая грамотность, позволявшая избегать механического переписывания. В античных скрипториях были выработаны правила копирования книг, которые до нас не дошли, но о существовании которых мы можем догадываться. Известно, например, что писец должен был воспроизвести оригинал так, чтобы и количество строк, и число страниц копии точно совпадали с оригиналом. В одной рукописи мы читаем: «Прототип воспроизведен точно, насколько было возможно». Другие копиисты, закончив работу, писали в конце переписанной ими книги, что просят читателей не осуждать их слишком строго за ошибки, которые они допустили.

Завершив свой труд, копиист иногда указывал дату окончания работы и подписывал свое имя. Этот колофон часто содержал различные благочестивые формулы или выражения радости по поводу окончания работы. Писали, например, так: «Так же, как радуется моряк, возвращаясь в порт, такую же радость испытывает и писец, видя свой труд завершенным». Другие высказывались более прозаично, подобно одному монаху, который написал в конце своего труда: «Дай-ка выпить, брат Франциск!»[145].

Латинское и греческое письмо, которым писались античные книги, прошло ряд стадий своего развития, изучаемых латинской и греческой палеографией. Можно выделить четыре стадии, через которые прошло латинское письмо: капитальное, унциальное, полуунциальное и минускульное. Античные латинские книги писались капитальным письмом и унциалом, но с середины III века н. э. постепенно входит в употребление «примитивный минускул», который называют иногда полуунициалом (это прямой предшественник каролингского минускула).

Греческий минускул, по распространенному мнению, представляет собой нормализацию курсивного письма[146].

Примечания:

1

Форматы были созданы на основании соотношения сторон листа 1: 1,414. Оно было выбрано с той целью, чтобы при сгибании такого листа вдвое, вчетверо или в восемь раз соотношение сторон оставалось неизменным.

13

Гранде Б. М. Введение в сравнительное изучение семитских языков, М., «Наука», 1972, с. 19.

14

Крамер С. Я. История начинается в Шумере, М., «Наука», 1965, с. 246.

134

Lake K. Codex Sinaiticus Petropolitanus, Oxf., 1911, Introduction.

135

M. Valerii Martialis Epigrammaton libri, von L. Friedlander, Leipzig, 1886, S. 78.

136

Там же, с. 70.

137

Dziatzko K. Untersuchungen uber ausgewahlte Kapitel des antiken Buchwesens. Leipzig, 1900, S. 165.

138

А. Дэн предполагает, что значительная часть литературных папирусов из Египта имеет именно такое происхождение (Указ. книга, с. 20).

139

Еще в VII в. до н. э. Архилох знал, что Салмидесс — гибельное место для моряка. Призывая все беды на голову изменившего ему друга, он писал:

Пускай близ Салмидесса ночью темной
Взяли б фракийцы его…

(Античная лирика. М., Худ. лит., 1968, с. 119, перев. В. Вересаева)

140

Имеются в виду ошибки, сделанные при восстановлении поврежденных книг с произведениями Аристотеля.

141

Под словом «здесь» имеется в виду, скорее всего, Рим.

142

Капнист В. В. Избранные произведения. М., 1973, с. 34.

143

Там же, с. 167.

144

Положения не могут спасти изобретение новых терминов вроде «над-диалекта», применяемых к языку Гомера (Ср. Тронский И. М. Вопросы языкового развития в античном обществе. Л., «Наука», 1973, с. 109).

145

Dain A. Op. cit., P. 35.

146

Краткий и очень ясный очерк латинской палеографии дан в книге А. Д. Люблинской (Латинская палеография, М., 1969). См. также Добиаш-Рождественская О. А. История письма в средние века. М., 1936. Фундаментальным руководством по греческой палеографии служит книга Gardthausen U. Griechische Palaographie, 2 Bde. Leipzig, 1911–1913.